Песок плавился, испарялся, дышал. Гибкая змея танцоров, двигая в такт головами, плечами, бёдрами, скользила между пальм, гигантских ракушек, северных отдыхающий, не утруждавших себя одеждой. Между мотоциклов и пивных банок, шахматами и волейболом Руки - талия, руки - талия, руки - талия...
И цепочка крабов следовала за ними - ждала.
Думать ему не давали. Что ни говори, тяжела участь капитана, да ещё вратаря. И плевать, что эрудиции через край. Никому никакого дела! Это князь знал не понаслышке.
А петля стягивалась, давила, пёстрой лентой ползла; и всё не сбивалась. Среди скелетов китов, среди остовов кораблей. И нет там уже никаких винных баров, и не снимешь ничего на фоне волны. И корабли - такие разные, не суда - эклектика! Всё смешалось, Долли. Облом. Всё смешалось, но - хэллоу, Долли. Смотри: клоны роботов - черепах падают капелью на шестую капитель. Расползаются нанолитрами, хвастаясь приёмами нанайской борьбы.
Я взялся за вёсла.
Два злодея - Квазимофель и Мефизмодо - возникли на его пути. Но князь не остался в долгу. Он был предупреждён. Да и сам капитан Блэйд находился неподалёку
- Ступай отравленная ртуть по назначенью! - с эти криком Блэйд выпустил стрелу с горящим опереньем, которая вонзилась Квазимофелю прямо в горло. Но тому не было суждено умереть пронзённому стрелой. Он не растерялся, вытащил её и, вскочив на Мефизмодо, в клубе дыма скрылся за ближайшим поворотом. А князь поскакал дальше по широкой степи.
Скоро я остановил субмарину, спешился и прилёг поспать.
Он знал, что, засыпая - просыпался. Давно перепутав сон с явью, самогипноз и галлюцинации, он забывал простые обычаи жизни. И лишь печаль держала его на свете. И ещё - месть. Потому что он помнил: если его убьют - кто отомстит Джамдету? Вынырнув из потока, я огляделся. Стая голодных муравьёв неотступно следовала за крабами.
Вокруг князя высились скалы, багровый закат освещал поляну, подбрасывал поленья в мерцающее пламя костра. Подле огня сидело трое мужчин, один из которых был женщиной.
- Фёдор Иванович, - обратился он к мужчине с зеркалом, - звери съели все наши зимние запасы.
С этими словами он посмотрел на первого мужчину, с которым был слуга. Вот такой ☺.
Первый мужчина (откидываясь на спинку кресла):
- Я не ел ваших зимних запасов. Их съел не я.
Конечно, Фёдор прекрасно знал, что все запасы были давно съедены сообщником князя - человеком со шрамом.
Жёлтый призрачный свет лился на её бронзовое лицо; подбрасывал капли в реку. По цвету кожи, по чёрным слегка раскосым глазам и пряди синих волос в ней вполне можно было узнать секретаршу человека со шрамом его хозяина. Но кроме умирающего мужа никто не мог опознать её по шраму на лице хозяина человека.
Они редко собирались все вместе - секретарша с человеком хозяина шрама, человек со шрамом хозяина, хозяин со шрамом и шрам секретарши с хозяином человека.
Однако ничего этого я не знал.
И поэтому пока князь лежал, вымаливая себе свободу, и смотрел в высокое серое небо, я, в тайне от всех встретился с Роландом и споткнулся. Но мир вовсе не стал от этого короче. Более того, он воспрял, и Роланд наконец встретился со своей возлюбленной Изольдой. Приметив его, девушка пять раз ударилась головой об стенку, а после - от радости - упала в обморок.
- Ах ты, тварь! - в умилении воскликнул рыцарь.
И бесполезно выстрелил в потолок.
- Стреляли? - с ленцой поинтересовался двойной Нельсон. Одноглазый брюнет.
- Помоги привести её в чувство, - вместо ответа прошипел неистовый.
- Не могу. Ведь если со мной что-нибудь случится - кому отомстит Джамдет?
Следом за муравьями двигалась, плыла, кипела густая масса амёб. Псевдоподии расширяли пространство и время, хищный оскал ласкал взор князя.
Роланд увидел, как Нельсон выплыл за сто ярдов от места падения в реку и, продвигаясь со скоростью экраноплана, скрылся в клубах пыли, погоняя своего вороного.
Но что такое движенье по сравнению с мечтой? Я бы лично выбрал второе.
И когда наступило утро, мы были уже далеко.
Сольвейг легко бежала впереди. Я держался взглядом за её талию. В наушниках Эдгар и Николай играли на скрипках, белой ночью искрилось шампанское. А снег под нашими лыжами скрипел, пел свой вечный звон лунного степа. Сыпал на нас радостью. Не задумываясь ни о чём, он дышал, испарялся, таял.