Сегодня мамин день рождения. Точнее, день рождения был на неделе, и свои подарки маме мы уже подарили, но сегодня придут гости! Пахнет только что испеченным тортом- запах такой праздничный и вкусный, что спать уже совсем не хочется, но так сладко поваляться, зная, что не нужно никуда спешить. Майское солнце ярко бьет сквозь занавеску, и его блики весело танцуют на ковре с нарисованными улицами, машинками и светофорами. Ванька еще спит, смешно посапывая, но скоро запах разбудит и его. Бабуся гремит кастрюлями, готовит нам завтрак, хоть бы были блинчики! Масляные, горячие, с неровными кружевными краями и пятнистой серединкой.... Я сладко потягиваюсь. Сегодня суббота, а субботняя жизнь- это одни сплошные радости, да еще и в праздник! Мама пекла всю ночь, она говорит, что бисквит любит тишину и покой, а в нашем 'сумасшедшем доме' это бывает только ночью, значит, сейчас она еще тоже спит. Папа прошел в ванную. Сейчас он выйдет, позавтракает и пойдет на базар. Все основные продукты куплены еще вчера, но все самое вкусное папа пойдет покупать сегодня- большущие жёлтые яблоки, апельсины с толстой корочкой, с которой так вкусно выгрызать белую прослойку, волшебно пахнущие груши и, если повезет, то лакомство, которое мы едим только несколько раз в год- 'Киш-миш'. А еще сок, конфеты, и громадный букет цветов маме. Завтракать! Иначе от всех этих вкусных мыслей голова пойдет кругом, а надо еще продумать, что я возьму с собой к Вале, ведь нас с Ваньком отправляют к ней с ночевой, чтобы не мешали взрослым праздновать. Вероничка еще маленькая, так что она останется дома, а нас ждет масса приключений, ведь наша Валя- это о-го-го какая бабушка!

- А кто у нас самый большой пирожок съест? Смотри, на кораблик похож.

- Де?

- Ну вот же, вот, смотри: и парус, и мачта...

Пока Вероничка пытается разглядеть мачту, Бабуся ловко закидывает 'пирожок' в полуоткрытый ротик.

- А это на что похоже? По-моему, на трубу.

- Не, на шалик...

Веронике уже три, она прекрасно может есть сама, но очень любит, когда ее кормят. Бабуся нарезает кусок мягкого белого хлеба на маленькие кусочки и втыкает эти кусочки в картофельное пюре, а потом каждый такой кусочек с картошкой превращается в 'пирожок' и исчезает в ротике моей младшей сестренки. Иногда она цапает 'пирожки' сама, но чаще только открывает рот и они волшебным образом приплывают к ней сами. Всю эту увлекательнейшую игру наблюдает Чарли, он уже почти не помещается под кухонным столом, но больше ему деться некуда, а так есть хоть какая-то надежда, что его лучшая подружка Вероника скормит кусочек и ему. Его смешной обрубленный хвост мечется в сумасшедшем темпе и вся немаленькая фигура годовалого добермана выражает радость и нетерпение. Я присоединяюсь к веселой компании.

- А где блинчики?

- Какие блинчики?

- Ну пахнет же! Я думала ты блинчиков напекла...

- Нет, это наверное от маминой готовки запахи остались. Хочешь гренок сделаю?

- Ну давай, только из белого хлеба.

Раз уж нет блинчиков, пусть будут гренки, с сыром и колбасой они тают во рту не хуже блинчиков, особенно когда прихлебываешь крепкий сладкий чай. Бабуся отвлеклась на приготовление гренок, и пара 'пирожков' тут же исчезли в пасти Чарли. И Вероника, и пёс жутко довольны: одной осталось осилить меньше, другому досталось чуть больше, чем он ожидал. В коридоре послышались папины шаги, Чарли, сшибая табуретки, стол и бабусю, мчится к хозяину. 'Пирожки' забыты, впереди занятие намного более увлекательное- прогулка! Папе спокойно позавтракать не удасться, на нашей кухоньке одновременно разместиться четверым совершенно невозможно, пусть даже мне всего 10, а Веронии 3, поэтому, пока мы завтракаем, папа прогуляет Чарли, а потом уже сможет перекусить и сам. Чарли настолько горд и счастлив, что сегодня пойдет гулять с самим хозяином, что не находит себе места. Пока папа неспешно обувается, пёс сделал несколько кругов по прихожей, подергал поводок, царапнул дверь и облизал папины руки, всем своим видом как бы говоря: ' Я не верю собственному счатью!'. Я не вижу эту сценку, т к сижу на своем любимом месте за холодильником, но слышу нетерпеливое клацанье когтей по линолеуму, бряцанье поводка, папин окрик на не в меру разнежившегося пса и скреб когтей по обшивке двери. Наконец, слышен поворот ключа, и все затихает, кроме радостно сообщающего радио о том, что 'Даже если вас съели, у вас есть два выхода'.

Остаток завтрака проходит в относительном спокойствии, не считая бабусиных присказок к каждому съеденному Вероникой кусочку, и оживленной болтовни той на своем немножко смешном, но вполне понятном языке. В дверном проеме появляется заспанный Ванек, его светло-русые волосы взъерошены, одна штанина пижамки задралась выше колена, он еще не до конца проснулся, но очень торопится:

-А где папа? А папа еще не ушел?

В глазах застыли вопрос, тревога и надежда. Вчера папа обещал Ваньке взять его с собой, но сказал, чтобы тот не проспал, иначе он уйдет без него, потому что на базар нужно ходить утром, а в середине дня там уже полно народу.

- Во-первых, с добрым утром - ворчит Бабуся- а во-вторых, с Чарли он пошел гулять, давай быстро умывайся и завтракать.

Братик успокаивается и неспешно идет умываться. Вероника уже закончила завтракать и побежала играть, а я допиваю чай и ем варенье, бабуся моет посуду. Я стараюсь все делать неспешно, как мама: набираю в ложку варенья с горкой и отъедаю из ложки по-немножку, прихлебывая чаем, но варенье такое вкусное, а впереди столько интересного, что моя неспешность не удается, чай выпит, варенье съедено, и я иду в ванную сполоснуть липкие руки. Там застаю картину: Ванька стоит с зубной щеткой в руке над ванной, паста со щетки уже давно упала на пол, вода бежит, а он полностью погрузился в созерцание тонущей мухи.

- Ты чего застыл?

- А вон, смотри, смотри, а они плавать умеют?

- Мухи вообще-то летают, а ты что, хочешь ее научить?

Ванек не понимает сарказма и отвечает вполне искренно:

- Да нет, я ее сбил, а она не тонет.

- Ванька, еще пять минут, и папа никуда тебя не возьмет.

- Ой!

Моё напоминание придает братику реактивное ускорение. Поход с папой- это событие важное и ответственное, и его пропустить никак нельзя. Папа большой и сильный, он умный, важный и красивый, он столько всего знает, что даже непонятно, как такое возможно, он начальник на работе и хозяин дома, а еще он здорово сочиняет стихи, замечательно рисует и играет на гитаре, так шутит, что у всей семьи болит живот от смеха, и очень здорово катает на плечах детвору. Жалко, что я для этого уже слишком большая, а вот Ванька с Вероникой катаются вволю. Но папа все время занят, поэтому время с ним на вес золота, особенно для Ваньки, ведь у них общие, мужские дела. К приходу папы Иван уже готов, позавтракал и даже обулся, вот только причесаться забыл. Такого неряшливого отношения к своей внешности папа не терпит, он сам причесывает Ваньку и мужчины отправляются по своим важным делам. Я прикидываю, что у меня есть часа два до их возвращения, а значит, прежде чем собираться в поход, я могу почитать! В этом году к нам в класс пришла новая учительница по русскому языку, Елена Георгиевна. Сначала я ее боялась, уж очень она казалась строгой и требовательной, а еще у нее на лбу - большая бородавка. Но потом Елена Георгиевна оказалась не такой страшной, она очень много знала помимо скучных правил, рассказывала нам о чудесном городе Санкт-Петербурге, о войне, о блокаде Ленинграда, о книгах и искустве, читала отрывки из разных интересных книг, если мы справлялись с заданием быстро, и на уроке оставалось время. А самое главное, она научила нас вести читательский дневник. Сколько я себя помню, я всегда читала: читала сама, слушала, как читают бабушки и мама, теперь читаю и себе, и Ваньке с Вероникой. Но книги прочитывались и уходили от меня, какие-то оставались в памяти, какие-то забывались. А с читателским дневником книги остаются со мной все время. Там мы записываем название книги, имя и годы жизни автора, страну, из которой он родом, и если книга взволновала, то свои мысли и впечатления о ней. И потом, перечитывая дневник, я как будто опять встречаюсь с любимыми героями, погружаюсь в волшебный мир, заново переживаю приключения.

Сейчас я читаю 'Динку' Валентины Осеевой и оторваться от этой книги для меня всегда усилие, переход из одного мира в другой! Вместе с Динкой я прибегаю на утес Стеньки Разина к лучшему другу Лёньке, месте с ней я подбрасываю бублики рабочим, вместе с ней и Лёнькой я пускаюсь в рискованые приключения, пью кипяченую воду из реки Волги с сахаром. Я никогда не видела Волги, в нашей уральской местности очень много озер, но я никогда не была на реке, и все же я прекрасно представляю себе и Волгу, и ее простор, и берега, и величавый холодный утес. Время с 'Динкой' летит незаметно и возвращаюсь в реальность я только, когда слышу, как мама зовет меня помогать. С усилием оторвавшись от книги, иду на кухню.

- Ты что будешь делать, 'Оливье' или крем? - мама стоит вНуполоборота, держа руки как хирург перед операцией, они у нее все в муке и тесте.

- А что делать нужно?

- На 'Оливье' нарезать овощи и колбасу, а на крем смешать масло со сгущенкой

- Нуу, крем, наверное, он вкуснее.

- Смотри не перестарайся, а то гостям ничего не останется - смеется мама- не забудь только, что мешать можно только в одну сторону.

Масло нужно мешать всегда в одну сторону, иначе оно расслоится, тугая вареная скущенка плохо размешивается в теплом подтаявшем масле и я добавляю ее постепенно, по одной столовой ложке. От каждой ложки можно чуть-чуть отъесть, и работа спорится быстрее. Торт мама сделала ореховый, поэтому в крем еще нужно добавить молотых орехов- и все готово! Мама раскатывает тесто на пироги, будут мои любимые: один с капустой, другой с курицей. Пока работаем, я рассказываю маме про контрольную по математике, которую писали вчера, это была последняя контрольная, год почти кончился и осталось только дождаться финальных оценок. Скорее всего, закончу как всегда: три четверки, остальные пятерки, хотя по математике тоже может получиться пятерка... Строим планы, что взять с собой на базу отдыха, еще неясно дадут ли папе путевки, но я знаю, что мы все равно поедем, это же моё самое любимое место на земле, и там меня ждут друзья!

Время уже к часу, скоро придет Валя нас забирать. Я выкладываю смену одежды для Ивана, наши пижамы, выбираю наряд себе. Еще нужно уложить зубные щетки, расческу для волос и любимую книжку. Все это прекрасно размещается в моем школьном рюкзаке. Достаю с балкона велосипеды, мой 'Школьник' и Ванькин 'Олимпик', проверяю колеса после зимы, беру с собой насос. Чарли шарахается от велосипедов, беспокоится и нервничает, особенно, когда крутятся колеса. Вероника рассекает по дому на своем трехколесном, она тоже хочет поехать с нами. Наконец, звонок в дверь- это вернулись папа с Ванькой, в руках у папы куча пакетов, Ванька тоже тащит поклажу, они обсуждают принцип работы двигателя внутреннего сгорания, Чарли вмешивается в разговор радостным приветственным лаем. Он любопытно сует свой мокрый черный нос в пакеты, но его обгоняет бабуся, спешащая забрать сумки и помочь разуться Ивану, и как раз, когда папа вопрошает, кто так гениально перегородил проход велосипедами, раздается еще один звонок- пришла Валя.

Две бабушки одновременно- это единственное, что пугает нашего папу. Он быстро ретируется с опасной территории и скрывается в кабинете. Мама принимает сумки и цветы, раскладывает продукты, а мы налетам на Валину сумку. Там всегда припасено что-нибудь вкусненькое для нас, и всегда всем поровну. Если шоколадки, то три, если пироженки, то тоже три, и еще обязательно от каждой нужно по кусочку отрезать маме, папе и бабусе. В этот раз нам досталось по шоколадке 'Сникерс', мама их не любит, бабусины зубы не разгрызут орехи, папа сбежал, так что можно со спокойной совестью съесть всю шоколадку целиком. Пока мы лопаем шоколад, между бабушками происходит традиционный разговор:

- Здравствуйте, Валентина Иванна, хотите пюре?

- Ой, нет, Валентина Иосифовна, я сыта, только что из дома.

- Ну, может быть чаю тогда?

- Нет-нет, что Вы, спасибо, мне ничего не надо.

Валя никогда у нас не ест. Даже кусочек хлеба, даже тарелку супа. За исключением больших застолий, максимум, что она может проглотить у нас дома- это стакан воды. Ей все время кажется, что если она что-нибудь съест, то она объесть семью с тремя детьми, отнимет кусок хлеба у семьи дочери. Валя потеряла родителей, когда ей было три года, она не помнит своего дня рождения, не помнит своих родных, только дедушку, который навещал ее в детском доме. Она даже не знает, родной ли это был дедушка. Всю войну она провела в эвакуации с детским домом и выжила почти чудом. Она иногда вспоминает это время, и тогда лицо у нее делается грусное-грусное, а на глазах всегда появляются слезы при упоминании о тех, кто не выжил. Поэтому Вале все время кажется, что нам чего-то может не хватить, что нужно максимально помочь родителям нас врастить здоровымы, сытыми и счастливыми. Иногда она заразительно хохочет, когда вспоминает, как уже в мирное время они ходили с подружками собирать ягоды или купаться в реке. Валя- это кладезь рассказов, у нее всегда припасена история из жизни или анекдот, и с ней не бывает скучно. Еще и поэтому я так люблю у нее бывать.

Итак, шоколад слопан, руки помыты, мы с Ваньком готовы к походу, но конспирируемся. Вале принесли табуретку, она как бы никуда не уходит, сидит в коридоре, мы возимся с велосипедами, мама хлопочет на кухне, в между бабусей и Вероничкой происходит такой разговор:

-А что у меня есть! Иди-ка что-то покажу!

Вероника смотрит подозрительно, но не идет. Что-то тут не так. Явно что-то затевается, и это что-то затевается без нее. Бабуся настаивает:

- А у меня есть секретик. Ване не покажу, Соне не покажу, только моей любимой Вероничке покажу.

- Не хочу секлетик! Хочу виисипет!

- Велосипед никуда не денется, потом покатаешься, а вот секретик потом не покажу. Пойдем-пойдем, вот какая умница!

Бабуся заманивает Веронику в свою комнату, а мы быстро и по возможности бесшумно выбираемся из квартиры. Потом будут крик и слёзы, Вероника тоже хочет поехать с нами, мне жалко сестренку, но долгого пути она не выдержит, и спать ей пора, да и скучно ей будет у Вали без ее игрушек. А бабуся займет ее сказкой, потом уложит спать, а вечером гости обязательно принесут ей какие-нибудь подарочки, как самой маленькой.

Приключение наше начинается с заезда в булочную. Там продаются большущие картофельные чипсы на развес. Мама нам это лакомство почти не покупает, никогда нет лишних денег, а вот Валя периодически балует. Ехать на велосипеде и грызть чипсину величиной с три твои ладони очень вкусно. Валя несет пакет, а мы едем по обе стороны от нее и поочередно таскаем лакомсто. Подкрепившись, пускаемся наперегонки. Ваньке всего шесть, и колеса его 'Олимпика' намного меньше, чем у моего 'Школьника', но идет он со мной наравне.

- А я быстрее, я быстрее! Попробуй обгони!- подзадоривает братишка

- Ну, мелочь пузатая, держись!

Мы изо всех сил налегаем на педали, но идем также вровень. Ваньку очень важно обогнать старшую сестру, ведь он уже взрослый, и нечего: 'Всяким там задавакам думать о себе невесть что', но в этом состязании победителей нет. Потом ему надоедают гонки и он начинает исследовать окрестности, заезжая во все попутные подворотни и дворы, чем доводит Валю почти до инфаркта, особенно, если поблизости есть машины. Дорога наша лежит через городской сад. На кустах, которые растут вдоль дорожек, уже созрели белые крупные горошины, если их сорвать и бросить под ноги, то они издают громкий хлопок. Чем крупнее горошина, тем громче хлопок, а уж если сорвать целую горсть, и наехать на нее со всего маху велосипедом, то ба-бах получается что надо. У Ваньки под широкими колесами горошины взрываются более эффектно, и я уступаю ему пальму первенства.

Мне очень нравится проезжать мимо витрин магазинов, в их зеркальной поверхности можно полюбоваться собственной стройной фигуркой на железном коне, прямой осанкой и длинной каштановой косой, главное, не сшибить при этом прохожих, но я все-таки урываю несколько взглядов и остаюсь полностью довольна своим внешним видом. Перед тем, как свернуть на Валину улицу, мы заезжаем на 'Алое поле', по его красным широким дорожкам здорово наворачивать круги, ездить наперегонки, соревноваться в виртуозности очерченых колесами фигур . Наконец, уставшие и голодные мы направляемся к бабушкиному дому. Это типичная пятиэтажка, с остатками деревянного комплекса для детей и обилием припаркованных под окнами машин, но практически у каждого подъезда Валиного дома и соседних домов цветут кусты сирени, и воздух напоен волшебным ароматом. Кое-как уместив велосипеды в узкой прихожей, мы бежим мыть руки, а Валя спешит на кухню.

У Вали все по-другому, не так, как дома, и потому все безумно нравится. В ванной комнате, например, имеется отдельная раковина (у нас только ванная), и потому, руки можно мыть одновременно: одному над ванной, другому- над раковиной. Вместо двери, проход из коридорчика в гостиную перегорожен шторами, он очень широкий, и напоминает занавес сцены, между кухней и ванной высоко под потолком располагается окошко, не очень понятно для чего предназначеное, на кухне громко ворчит старенький пузатый холодильник, к нему нельзя прикасаться, так как у него сварливый характер и своенравная ручка. Закончив с умыванием, я включаю проигрыватель, ставлю пластинку Андрея Миронова и ныряю в кладовку. Чего только там нет! Мамино выпускное платье, наряды 60-х, 70-х и 80-х годов, старые туфли и сумочки! И всё это пахнет временем и немножко нафталином. Пока Валя готовит нам обед, я устраиваю показ мод, а Ванька разбирет старый сломаный телефон. По середине комнаты стоит трюмо, и мне очень нравиться вертеться и танцевать в новых нарядах перед большим зеркалом. То я важно вышагиваю на каблуках, которые грохочут по деревянному полу, то изображаю балетные па, недавно увиденные по телевизору, то изображаю персонажей песен Миронова. Ванек сосредоточено ковыряется во внутренностях телефона, он вытащил весь инструмент, который смог найти, и самозабвенно (и очень похоже на папу) то крутит что-то отверткой, то зажимает плоскогубцами. Наша игра продолжается до тех пор, пока из кухни не раздается умопомрачительный аромат Валиной жареной картошки, именно Валиной, потому что никто больше так жарить картошку не умеет. Она получается хрустящая, пахнущая сливочным маслом и чем-то очень родным и домашним. К картошке Валя подает салат из помидорок и огурцов со сметаной, собствнноручно собранные и засоленные грузди и мягкий свежий белый хлеб. А еще сладкий чай и конфеты.

После обеда хочется полежать. Валя раскладывает диван, мы с Иваном забираемся под плед и просим бабушку что-нибудь нам рассказать. После минутного раздумья, Валя начинает: 'Здание нашего детдома в Дебальцево, двух- или трехэтажное, окнами выходило на станцию. Перед самым началом войны было какое-то страшное напряжение, взрослые шептались, дети с тревогой посматривали на них. Приехал дедушка, привез мне какой-то очень жирной и твердой колбасы, я на нее смотреть не могла, и не взяла ее. Повел меня в какой-то очень красивый ресторан, заказал тоже жирный борщ, еще что-то, но я пила только ситро.

22 июня часов в 10 нас построили на линейку и объявили, что началась война. Девочка, Вера Угрюмова, упала в обморок, напугала нас сильно. Вскоре пошли составы с беженцами. Из окон мы все хорошо видели- картина ужасная. Вагоны до отказа забиты, взрослые и дети примостились на крышах вагонов, на буферах. Окна нашего детдома заклеили крест- накрест бумагой. Вскоре начались бомбежки, ночью нас уводили в подвал. Дети вели себя очень тихо, даже 2х-3х летние покорно вставали и шли. Город почти не бомбили, бомбили узловую станцию, т.е. куда выходили наши окна. Потом стали поступать к нам тяжело раненые. Очень недолго мы побыли с ранеными, помню, стирали бинты, ошпаривали их кипятком от вшей. В отдельной палате лежала раненая немка, летчица (так говорили взрослые), она не хотела принимать лечение и срывала бинты. Раненых стало поступать все больше и больше, они располагались на нижних этажах и в подвале, а мы занимали верхние, но когда начиналась тревога (этот ужасный вой!) нас уводили в подвал. А беженцы все ехали и ехали. Сильно участились тревоги, все время слышались взрывы. В один из дней нас посадили в поезд и вывезли за город в бывший пионерский лагерь. Ночные тревоги, гул самолетов, орудийные выстрелы были слышны, но не так оглушительно, как в Дебальцево, здесь стены уже не дрожали. Вокруг- очень красивые дубовые леса, дикие груши, яблоки, очень крупный шиповник. Мы собирали его и мыли в ручье. Собирали в наволочки и отдавали взрослым, говорили- для раненых.

В пионерском лагере под Дебальцевом мы спокойно и не жили. Эти гулы тяжелых бомбардировщиков: вначале глухо, а потом все ближе и громче каннонада. Идешь по лесу, думаешь, вот сейчас выйдешь на опушку, и там уже фронт. Очень скоро в наш лагерь приехали военные, стало поступать какое-то вооружение, дети на зенитках иногда кружились, очень смутно помню генерала. Он был невысокого роста и слегка полноват. Среди детей пошел слух, что если пройдешь мимо генерала, он даст конфету. Я как-то не могла себя пересилить пройти мимо него, казалось, он насквозь видит зачем дети стараются мимо него пробежать, но многие пользовались. Светомаскировка началась сразу с началом войны, свет мог допустить только шпион или диверсант, соблюдали это еще в Дебальцево, а здесь в лагере было еще строже. Все машины, орудия были замаскированы ветками, они часто менялись, и нам сказали, что по приказу Гитлера, если летчик заметит хотя бы одного военного, сбросит бомбу. Самолеты летали над нами и днем, и ночью, этот гул тяжелых бомбардировщиков не забыть никогда. Очень редко я слышу такой гул над нашим городом и на душе делается очень скверно, а окружающие и не замечают ничего.

В один из дней в начале октября, нас собрали и сказали, что нам выдадут обмундирование, и мы пойдем на станцию на поезд. Из каких-то мешков мы сделали рюкзачки (по углам мешка камушки и концы веревок завязали за камушки), выдали нам по взрослой телогрейке, ботинки взрослые, шапки- ушанки, видно, обмундирование оставили военные, и дня через два после выдачи одежды, сказали, что мы должны идти на станцию и садиться на поезд. И мы пошли, и маленькие, и большие, и взрослые.

Единственная дорога на вокзал- сплошное мессиво, такое впечатление, что грязь выше колен. Старшие еще кое-как продвигаются вперед, а малыши на первых шагах стали утопать в грязи. Может быть взрослые остались с малышами, а может быть, у взрослых были свои дети и им нужно было добраться до них, но я не помню во время пути ни одного сопровождающего нас взрослого. Я помню, что у меня не было никаких сил передвигаться по этой грязи еще и с мешком за плечами. Со мной шла Валя Верина, когда у меня уже не было никакого страха и тем более сил, она через очень прерывистое дыхание говорила мне: 'Сиди, сиди, придет Гитлер и выколет тебе глаза вилочкой'. Посидев в грязи, мы двигались дальше. Дорога, по которой мы брели, разбита тяжелой военной техникой, справа - стена огромных подсолнухов, слева- стена выше человеческого роста кукурузы. Все это богатство убирать было некому. Не помню, как мы дотащились до поезда, не было ни одного малыша... Пришли на станцию дети только 9-14-15 лет. Нас сразу посадили в вагон, дали нам 4 или 5 человек взрослых из какой-то школы учителей. Что творилось на вокзале- не описать! Люди в панике, лезли к нам в вагон, нас охраняли военные, иначе нас всех повыбрасывали бы из вагона. Начались сильнейшие взрывы: дым, темно, что-то по крыше стучит. Как потом оказалось, взорвали склад с боеприпасами. Очень хорошо помню, как корпуса от гранат и такие желтенькие штучки усыпали землю возле вагона. Какая-то женщина сильно кричала, что погиб ее муж, который взрывал склад, и что она это узнала по кусочку голубой рубашки. Вблизи нашего вагона стали выкатывать бочки с килькой, помидорами, огурцами. Наши мальчишки повзрослее одну бочку с килькой занесли в вагон. Остальное все разбивалось и потоком с рассолом катилось по земле. Стало темнеть. С подножки вагона виднелась линия огня, гомон и крики отчаяния слышались до тех пор, пока поезд не тронулся...'

Валя на секунду задумывается, тяжело вздыхает, а потом со словами: 'Страшно это все. Не нужно вам знать', уходит на кухню. Ванек задремал, а я думаю о детях, которым приходилось бороться за свое существование, думаю о том, как живут сейчас мои сверстники, о друзьях и одноклассниках, о том, как бы мы себя повели в условиях войны без мамы и папы. Мне становится страшно, и я начинаю думать о приятном: о лете, озере, каникулах... Спать мне не хочется, поэтому я тихонько выбираюсь из под пледа и перебираюсь в кресло. Пока Ванька спит, мы с Валей читаем, я - 'Динку', она - какой-то журнал или газету.

По програмке, в пять тридцать должны быть мультики. Я тихонько включаю Валин черно-белый телевизор, на нем всего четыре канала и нет пульта, так что переключать каналы приходится вручную. Ура-ура! Показывают мои любимые 'Трое из Простоквашино'. Ваня проснулся и тоже прилип к экрану. Валя собирает чай. К уже отведанным конфетам есть еще и малинове варенье и варенье из лесной земляники- с белым хлебом, просто мечта! Потом телевизор начинает болтать что-то взрослое и скучное и мы идем гулять.

Велосипеды оставляем дома, а сами топаем на детскую площадку в соседний двор, там есть металическая машина- автобус.

- Пассажиров просим занять свои места! Автобус отправляется! - Иван устраивается за руль, а мы с Валей пассажиры.

- Следующая остановка 'Детский Мир', двери закрываются. - Ванек издает совершенно невыносимые звуки, изображая клаксон, и конечно лихо заворачивает руль вправо и влево. На очередном вираже мне это действо надоедает, и я выхожу из машины. Ванек в гневе, как же так возможно, на полном ходу взять и выйти, всю игру ему испортила. Рассерженный, он пускается за мной вдогонку и мы еще носимся друг за другом с полчаса, попутно объезжая все горки.

Вечером, после ужина Валя задергивает красноватые шторы, включает торшер и в комнате становится как-то по-особенному тепло и уютно. Она садится в кресле с книжкой. Сегодня это 'Карлсон'. Я знаю эту книжку почти наизусть, но с большим удовольствием могу слушать еще и еще, а Ванька ее слышит в первый раз. Каждый из нас занят своим любимым делом. Я сижу за столом и что-то рисую карандашом. Я очень люблю рисовать, но краски вечно растекаются, с ними не всегда получается управиться, фломастеры не дают промежуточные цвета, они все неестественно яркие, а простым карандашом можно создать и свет и тень, и наметить общий план и прорисовать мельчайшие детали. Когда слушаешь, рисуя, то концентрация получается какая-то двойная, ни слова не пропускаешь из текста, и все мелкие детали рисунка получаются особенно хорошо. Ванька занялся своим любимым делом- поджигательством. Ванек обожает огонь и спички, но естестенно, 'спички-это не игрушки', так что свободно предаваться созерцанию огня он может только на базе отдыха, в лесу, или у Вали дома. Она всегда запасает для него несколько свечей, большой подсвечник и дает целый коробок спичек. Ванька заворожено смотрит на пламя, эксперементирует с 'факелом' из спичек, придает растаявшему воску невиданные формы, пускает горящие спички-кораблики в растаявшем воске. Он знает, что в следующий раз такая возможность ему выдастся нескоро и упивается действом вовсю.

Вечерний душ- это тоже особая процедура, так как дома у нас душ гибкий, а у Вали только 'стоячий', то есть вода льется сразу сверху. Это очень необычно и немножко страшно, но всегда жутко интересно. Полотенца у бабушки жесткие, очень большие и душистые. Мы с Ваньком укладываемся спать на большой тахте, на которой когда-то спала еще наша мама. Валя обязательно читает нам на ночь. Она уже немножко устала, на некоторых словах начинает делать ошибки и часто останавливается прокашляться, но в полудреме мы этого почти не замечаем. Перед глазами проплывают образы прошедшего дня, герои прочитаных книг и всё существо наполняется умиротворением и счастьем. Ведь завтра когда мы придем домой, Чарли нас встретит с такой радостью, будто нас не было год, вместе с мамой мы рассмотрим и обсудим ее подарки, а в холодильнике нас ждет масса всего вусного, бережно отложенного для нас с праздничного стола, включая именинный торт! И я засыпаю с ощущением того, что жизнь- это очень счастливая штука...