Пекальчук Владимир : другие произведения.

Легенда о черной паладинке (фэнтези, попаданство)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

  Легенда о черной паладинке
  
  Не для меня проложены дороги,
  Лишь цепляют кусты за рукав.
  Не встречайте меня на пороге -
  Я изгой. Отщепенец. Пэ-Ка.
  
  Пусть невесела будет судьбина,
  Пусть извилисты будут пути.
  Всё равно мастерство я шлифую:
  Подобраться, убить - и уйти!
  
  Только смерть мой попутчик бессменный,
  Да кричит за спиной вороньё,
  Каждый раз ожидая паденья
  Так пусть будет оно не моё.
  
  По лесам и болотам бегу,
  Сотый раз уходя от погони,
  Помогает мне ветер в пути
  И туман-брат следы мои скроет.
  
  Ухожу от врагов вдоль реки я,
  Кусок мяса жуя на ходу.
  Не гонитесь за мной, не ищите,
  Будет нужно - сама вас найду.
  
  Вновь бреду меж столетних деревьев,
  Злого блеска в глазах не тая.
  Справедливости нет в этом мире,
  А раз так - справедливость тут я!
  
  Лишь тоска иногда донимает,
  В груди сердце болит - просто жуть.
  Средь людей никогда я не буду...
  ...Я сама выбирала свой путь.
  
  Не подарит подруга улыбку,
  Не помашет мне друга рука.
  У меня - ни подруги, ни друга.
  Я изгой. Отщепенец. Пэ-Ка.
  
  ***
  
  Эта поэма, найденная мною на просторах интернета, довольно точно описывает нехитрое житье-бытье изгоя-плейеркиллера, охотника-одиночки, добровольно или вынужденно поставившего себя вне общества обычных игроков. Вот прямо сейчас я делаю именно то, что описано во второй и третьей строфах, то есть - пекашничаю в лучших традициях жанра.
  Первым я зарезала жреца-целителя: удар в спину правым кинжалом, затем левым, он еще пытается исцелить сам себя, но я бью снова двумя руками одновременно - и он падает на траву с застрявшим в горле заклинанием. Враги только поняли, что их атакуют - а я уже за спиной у целителя-эльфа. Их десять, я одна, и обычно мои единственные козыри - внезапность и скорость.
  И два бритвенно-острых кинжала.
  Эльф продержался не дольше жреца - второй готов. Я улыбаюсь, мои неприятели в растерянности, шоке и возмущении моей подлостью: ведь я атаковала их в самый критический момент, когда у них в разгаре бой с драконом, и уложила двух самых ключевых бойцов их отряда.
  В следующий миг на меня набрасываются варвар с огромным топором и храмовник-эльф. У меня нет ни малейших шансов ни против берсеркера, ни против рыцаря, а вдвоем они порубят меня в считанные секунды. К тому же на меня обращают свое внимание маг и лучник.
  Поворачиваюсь и бегу прочь: главное сделано. Мне вслед летят стрелы, огненные шары и отборнейшие проклятия: дракон уже разобрался с отвлекавшим его паладином и принялся за остальной отряд.
  Со всех ног несусь, огибая древние руины, варвар медлителен, быстроногий эльф, напялив рыцарские доспехи, сильно проиграл в подвижности и потому не ровня мне тем более. Тридцать секунд спустя я выбегаю обратно на полянку, где дракон, воспользовавшись форой, которую я ему обеспечила, как раз догрызал воина с двумя мечами. И вовремя: маг читает заклинание воскрешения, пытаясь вернуть в строй целителя, а жрец-дроу изо всех сил помогает остаться в живых воину, наводя морок и самые страшные заклятия на дракона.
  Я на бегу бросаю кунай в мага. Убить, конечно же, не смогла, но от неожиданности он запнулся - и все, заклятие воскрешения тю-тю. Не останавливаясь, бросаюсь на темного эльфа.
  Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза. Правда, у него не нож, а волшебный посох, но я прекрасно знаю, что в ближнем бою он даже смертоноснее меня. Расчет прост: время играет на моей стороне, потому что ноги воина уже торчат из драконьей пасти, а само чудовище отыскивает взглядом лучника.
  Однако стремительной смертельной схватке с магом-эльфом не суждено было сбыться: дроу прекрасно просчитал расклад и мгновенно телепортировался в ближайший город, оставив свою команду на погибель, теперь уже совершенно неизбежную.
  На самом деле, в том, чтобы в одиночку угробить целую команду, нет ничего сложного, если иметь в союзниках дракона, которого самозабвенно шинкуют вражины. Роли в команде четко разделены: маги, лучники и воины наносят урон, чернокнижники наводят на дракона проклятия, иллюзии и мороки, рыцари отвлекают чудовище на себя и 'танкуют', принимая щитом и броней ужасные удары, а целители лечат рыцарей. Стоит убить целителя - и рыцарь не жилец, а затем дракон принимается за остальной отряд.
  Бегу прочь, попутно узнавая много нового о себе, своей семье и своей родословной: многоэтажный русский мат живых и мертвых - моя награда. Точнее, уже только мертвых: вражеский отряд, оставшись без помощи целителей, полег под яростным напором дракона.
  В живых остался лишь быстроногий эльф-мечник, он, понимая неизбежность конца, полон решительности забрать меня с собой и уже дышит мне в затылок: увы, человеку с эльфами в скорости не тягаться, да и мои кинжалы против его парных сабель, мягко говоря, не аргумент. И вообще, я - разбойница-авантюристка, моя стихия - коварные атаки, подлые трюки и удары в спину, в открытом бою против вышколенного воина с мечами шансов маловато. Однако следом за нами несется разозленный дракон, так что вопрос в том, кто кого догонит быстрее: эльф меня или дракон - эльфа.
  Внезапно прямо из земли поднимаются, словно змеи, живые корни, хватая за ноги: эльфы, мать их в бога душу, все как один маги, даже ставшие на путь клинка. Мои амулеты, далеко не лучшего качества, меня не спасли, отрывать ноги от земли все труднее, остается только повернуться и встретить врага лицом к лицу.
  Разворачиваюсь, крутанув в пальцах кинжалы, и успеваю увидеть тридцатисантиметровые зубы в полутораметровой пасти.
  Клац - и от эльфа остаются только ботинки.
  Пару секунд мы смотрим друг на друга в упор: я на дракона, дракон на меня. Затем он разворачивается и неспешно топает обратно на свое место: всех своих обидчиков ящер-переросток наказал, а ко мне у него претензий нет, ведь я его не трогала.
  С улыбкой просматриваю строчки онлайн-чата. Если бы я сделала снимок экрана и отправила игровому мастеру, вся 'бригада' схлопотала бы 'молчанку' недели на две, но я этого делать не стану, потому что тогда в следующий раз, когда я снова всех их положу, они не смогут наградить меня отборным матом. Нет, я не мазохистка, и когда меня кроют самыми последними словами - кайфа не ловлю, однако оскорбления - моя награда, потому что, как сказал один мудрый человек, чем сильнее матерится твой враг - тем сильнее, стало быть, ты его допек.
  Я - плейеркиллер, игрок, убивающий других игроков. Почему я это делаю? Хороший вопрос, и одной фразой на него не ответить.
  В многопользовательских ролевых играх игровой процесс почти всегда основан на противостоянии между игроками. То есть, всякий новичок должен вначале прокачаться, охотясь на монстров и получая за это очки опыта, изучить навыки, умения, заклинания, получая очки умений за убийство монстров, должным образом экипироваться, получая деньги и компоненты для создания оружия и брони опять же за убийство монстров. И когда игровой персонаж достигает высокого уровня - к его услугам массовые побоища целых кланов и альянсов на осадах замков, рыцарские турниры, сражения с самыми ужасными чудовищами и доступ в самые 'вкусные' подземелья, где можно добыть особо мощную экипировку и прокачаться еще сильнее. В общем, когда игрок на вершине - множество развлечений в его распоряжении, но все они так или иначе содержат элемент противостояния между игроками. Потому что удобных мест для охоты на 'жирных' монстров меньше, чем желающих там качаться, а перед тем, как убить эпического дракона, надо вначале разгромить одну или несколько армий конкурентов, желающих сделать то же самое.
  И процесс прокачки от новичка до грандмастера - занятие довольно долгое, в процессе которого надо не только убить сотни тысяч монстров, но и периодически защищать свои 'охотничьи угодья' от конкурентов. Надо торговать, договариваться, кооперироваться... Само собой, что все это трудно провернуть, не нажив себе врагов, при том, что нередко для того, чтобы обзавестись врагами, даже делать ничего не надо.
  Одним словом, социально-многопользовательские игры подобного типа довольно неплохо копируют человеческий социум. А убийство себе подобных - увы и ах, любимое и почти самое древнее занятие человеческого рода, старше его - только охота на мамонтов.
  Убийство других игроков в многопользовательских ролевухах - это и развлечение, и суровая необходимость, возникающая в процессе отвоевывания чужих угодий или обороны своих, и элемент межклановых войн. И потому нет ничего удивительного в том, что некоторые игроки по той или иной причине, коих множество, выбрали для себя игровой процесс, состоящий почти полностью из убийств других игроков.
  В этот момент в чате появились оранжевые строчки приватного сообщения: это, конечно же, Алекс.
  - Привет! Все пекашничаешь?
  - А то. У тебя в клановом чате небось буря эмоций?
  - Если б только в клановом. Ребята, которым ты поход на дракона сорвал, плачутся и умоляют устроить тебе травлю всем альянсом. Говорят - достала ты их, мочи нет, качаться совсем не даешь. Серьезно, чего ты пристала к ним?
  Я криво улыбаюсь, хотя собеседник этого не видит.
  - Алекс, как бы тебе это объяснить... Ты же давно меня знаешь. Я агрессивный человек? Нет. Мне не свойственно просто так приставать к кому-либо. Зато я злопамятная и мстительная - это факт.
  Ответ пришел только через пару минут.
  - Они утверждают, что понятия не имеют, с чего вдруг ты на них сезон охоты открыла.
  - Значит, память у них короткая. Зато я хорошо помню, как меня, когда я еще была новичком, пришли и толпой шлепнули прокачанные ребята. Просто потому, что моя полянка, где я на серных чертей охотилась, им приглянулась, вот они в две подачи меня оттуда и вышвырнули, воскресать в ближайшем городе, чтобы не мешала. Видать, слишком многих 'малышей' обидели, раз меня даже не упомнят. Смешно, право слово, особенно с учетом того, что любой из них и сейчас прокачан и экипирован куда лучше меня. И передай им, что я только начала.
  - Понятно, - подытожил Алекс, - в таком случае, я - сторона. Пусть пожинают, что посеяли.
  Я протянула руку, взяла кружку и отхлебнула. Пока шла охота, чай успел остыть, зато сейчас меня греет чувство глубокого морального удовлетворения. Интересно, каково моим недругам, когда они узнали, что от своего лидера клана защиты могут не ждать?
   Мы с Алексом давно знакомы: работаем в одной компании. Он менеджер отдела кадров, я дизайнер. И в игре у нас роли соответствующие: Алекс, как менеджер, организовал один из сильнейших кланов на сервере, а я творю всякие художества.
  А познакомились на сборе ролевиков совершенно случайно, иначе так бы и работали на разных этажах большого здания, не зная друг о друге. Алекс - парень моей крови, так сказать, он, как и я, находит наш мир скучным и сожалеет, что белых пятен на карте нет, драконы давно кончились, да и принцесс на всех не хватает. Увы, мы живем в эру потребления в обществе потребителей, когда жизнь комфортна, но довольно предсказуема и скучна. Впрочем, я реалистка и принимаю это, куда деваться, а вот Алекс - мечтатель, несколько оторванный от реального восприятия вещей и явлений.
  - Ты пойми, - сказала я ему однажды за обедом в корпоративной забегаловке, - даже если сейчас появится, скажем, божество из Забытых Королевств и предложит тебе любую роль в его мире...
  - Паладином, чемпионом Кореллона Лорретиана! - сразу же оживился Алекс.
  - Ладно, ты паладин, одаренный Кореллоном. Только радоваться будешь недолго. Пойми, что убивать гоблинов не особо весело, любое поле боя всегда пахнет потрохами и дерьмом. Я как бы однажды присутствовала при разделке свежеубиенной свиньи - вонь еще та. Ну ладно, убьешь дракона, спасешь принцессу, к которой страшно притронуться багром, потому что она моется раз в месяц и потребляет духи ведрами, чтобы перебивать свой неприятный запах. Женишься на ней, заделаешься королем и будешь жить во дворце, где нет душа, кондиционера и противомоскитной сетки.
  - Мыться я ее научу, - ухмыльнулся Алекс, - главное, чтобы не страшная была. Душ велю сделать и сетки противомоскитные связать.
  - А она будет страшная. Маринка твоя - стройная и грудастенькая, так вот, этот тип женщин только во второй половине двадцатого века появился. А принцесса запросто может оказаться с широкими бедрами, толстым целлюлитным задом и обвисшей грудью, потому как лифчики тоже изобретение довольно новое...
  - Что-то ты мрачную картинку нарисовала, - вздохнул он.
  - Я реалистка, Алекс. Ты пойми, что героические будни паладина классно выглядят только на экране или в книге. А в реальном средневековье ты в сорок лет станешь беззубым дедом, потому что стоматологов там нет, зубной пасты и щеток нет, и метод лечения при кариесе один - выдрать зуб. Без анестезии. А еще ты можешь помереть в тридцать от простуды. Воспаление легких в жизни хватал?
  - Хм... два раза слегонца.
  - А там это 'слегонца' тебя прикончит, потому что волшебных антибиотиков, которые справляются с воспалением в три пилюльки, тогда не было. Ты в курсе, что элементарное воспаление легких еще сто лет назад по проценту смертности обгоняло в разы любую современную болезнь? Это сейчас даже у бубонной чумы смертность пять-десять процентов, а тогда - извольте сдохнуть-с... Да, а развлекать тебя в твоем дворце будут шуты, которым далеко до твоего любимого Джимми Карра, точнее, юмор у них будет не смешной для человека двадцать первого века. И музыканты, у которых из твоих любимых инструментов будет в лучшем случае гитара, да и та не бас, а акустическая. Играть 'Раммштейн' ты их научишь? Ни телика, ни интернета, ни твоей любимой 'Игры престолов'. Пойми, что тебя попросту заест быт и скука смертная. Ты - человек двадцать первого века, дитя общества потребления. Мы можем ненавидеть наш мир и презирать наш способ жизни, но только тут нам с тобой комфортно. А если сильно неймется... Ну, войны у нас там и тут. Диктаторов свергают, перевороты устраивают... Записывайся в псы войны: посмотришь мир, встретишь интересных людей, убьешь их...
  - Это, мягко говоря, далеко от идеалов паладина... Нынче такие войны пошли, что и не понять, а кто там прав и кто виноват... Да еще и вместо героической битвы тебя шлепнет ракетой какой-то чувак, сидящий в двадцати километрах...
  Я кивнула:
  - Точняк. Но открою секрет насчет идеалов: так всегда и было. Черное и белое, свет и тьма, добро и зло - они только в кино и книгах есть. Реальный мир соткан из почти черного, темно-серого, серого и светло-серого, а если видишь где-то белое - то это обязательно ложь. И такое понятие, как 'война за правое дело' - редчайшая штука. В средние века, да и во все времена вообще, дела обстояли так же. Кто победил, тот свою историю и написал, и сам себя приукрасил. Александр Македонский был великий полководец, но вел захватнические войны из тщеславия. Спартак был великий лидер и боролся за правое дело, но толпы безмозглых рабов - а мозгастым хватало ума и так хорошо устроиться - проиграли, потому что были слишком тупыми и не смогли договориться друг с другом, их разбили по частям. Кортес? Типичный завоеватель, значит плохой. Ацтеки, на первый взгляд, хорошие, ведь их дело правое - но приносили человеческие жертвы, и Кортес, плохиш-завоеватель, хотя бы принес им зачатки цивилизации. Господарь Дракула против турков превосходящих освободительные войны вел - но своих солдат за трусость на кол сажал...
  - Граф Дракула, что ли?
  - Господарь он был, в Валахии правитель именно так назывался...
  Алекс хмыкнул:
  - Недаром его Колосажателем прозвали...
  - После смерти. Это типичный пример, когда история искажается. Владу Дракуле приписывали страшные злодеяния и массовые казни, но он не мог бы их осуществить чисто математически: у него подданных было слишком мало. Нескольких солдат, посаженных на кол, превратили в сонмища невинно убиенных кровожадным 'сыном Дракона'. А все потому, что письменные источники о нем написаны исключительно его врагами. Или древняя Спарта. Спартиаты, снискавшие славу тираноборцев, сами тиранили илотов, для чего им каждый год устраивалась криптия, во время которой спартиаты убивали всех илотов без разбору. А чтобы иметь оправдание, илотам ежегодно перед криптией объявлялась война. Кстати, их обычай бросать в пропасть слабых младенцев - тоже плод враждебной пропаганды: скала и пропасть были на самом деле, да только внизу археологи нашли останки взрослых. Там преступников казнили, а малышей никто не убивал. Увы, как я уже говорила, мир соткан из серого разных оттенков. Борьба Добра и Зла - идеальный случай, а идеальных случаев, как мы знаем из школьного курса физики, не бывает. Черное и белое не может разделиться идеально, всякое зло имеет в себе что-то хорошее, а всякое добро - что-то плохое. И потому борьба добра со злом невозможна по определению: меньшее зло борется с большим и наоборот, такие вот дела.
  Я допила чай и пошла на кухню.
  Надо бы себе сварганить чего-то, пельменей сварить или пиццу в микроволновке разогреть. Или есть вариант получше: заглянуть к соседям. Кристинка варит такие супчики, что пальчики оближешь, я сама так не могу, а ведь мелкой всего семь лет.
  С соседями мне крупно повезло во всех смыслах: на редкость порядочные, интеллигентные и культурные люди, и у нас с ними сложились замечательные отношения. Пару раз Петр Степанович давал мне взаймы, пока я сидела без работы. Нормальный по всем параметрам мужик, только с одним недостатком: женатый. А когда однажды я слегла с тяжелейшей ангиной и температурой под сорок - навещали меня и приносили отвары чего-то там его жена Жанна Ивановна и мелкая - Кристинка. В то же самое время мой Костик-котик, в котором я души не чаяла, за целую неделю навестил меня аж один раз, а так только звонил. Работа, котенок, завал, котик, ну ты же понимаешь, котик...
  'Котик' только слушала - выговорить слово при такой ангине задача не из легких - и все отлично-преотлично понимала. Неделей спустя я поднялась на ноги и сделала оргвыводы: раз для него карьера - это все... что ж, мешать не смею. Он пытался оправдываться, но был послан далеко и навсегда.
  В общем, соседи попались чуткие и доброжелательные, ну а я за добро отплатить добром всяко рада. Так уж вышло, что Петр Степанович и Жанна Ивановна часто работают в ночную смену, причем только вместе. Он - хирург, она - ассистент, и не где-нибудь, а в реанимации и травматологии, и работать порознь им совсем не вариант. Там счет часто идет на минуты, и от того, насколько хорошо врач сработался с помощниками - тут секунда на понимании с полуслова выиграна, там несколько на предугадывании без слов - зависит здоровье, а иногда и жизнь человека. Счет вытащенных из хватки смерти у Петра Степановича и его супруги давно уже идет на десятки, они попадали в газеты и на местный телеканал, и я сама искренне не понимала, почему эти превосходные специалисты все еще не в США или Германии.
  А ответ оказался прост: Кристинка очень боится двух вещей: оставаться дома ночью одна и чужих людей. А в тех же Штатах маленького ребенка оставить одного - по закону запрещено, у них даже специальная профессия имеется - бэбиситтеры. Хочешь с мужем на пару часиков в ресторан пойти? Даже днем? Звони бэбиситтеру, который посидит с твоим ребенком, пока взрослых дома нет. Но как быть, если мелкая этих самых бэбиситтеров боится?!
  И тут на сцене появилась я. Соседка по лестничной площадке - уже не чужая, особенно с учетом того, что Кристинка вхожа в мою квартиру, носила мне лекарства и видела меня в весьма жалком, едва ли не полумертвом состоянии. А соседка и пациентка - уж никак не чужая.
  В общем, поскольку по вечерам я всегда дома, то соседи доверили мне приглядывать за Кристинкой, пока они на ночной смене. Да и то, приглядывать - сильно сказано. В свои семь мелкая в плане самостоятельности даст фору кому угодно, включая очень многих вдвое старших, а в плане готовки - уделает и меня. Так что я в лучшем случае разок загляну, особенно если супца хочется.
  Вообще, я часто ловлю себя на мысли, что если бы бог предложил бы мне пожелать чего угодно - я пожелала бы родиться Кристинкой. Так что лет через пятнадцать мелкое чудо станет чьим-то счастьем, и я за нее чисто по-женски рада - и точно так же по-женски завидую.
  Практически ни одна знакомая мне девушка, включая, правду некуда девать, и меня, не выдерживает ни малейшего сравнения с Кристинкой. Не по годам умная, не по годам самостоятельная, милая, веселая, добрая, трудолюбивая - это только малая толика ее добродетелей. Вечером она варит родителям суп, чтобы те, вернувшись под утро со смены, поели горяченького, причем такую здоровенную кастрюлю, и не забывает мне позвонить, чтобы я зашла отведать. И это такие супы, которые мне сварить просто не судьба. Дизайнер я отличный, а вот в готовку не смогла.
  Еще она, приходя из школы, успевает выучить уроки, убраться по дому - даром что пылесос побольше нее будет - собрать ранец на следующий день и выбежать на улицу покормить бездомных кошек и птиц, которые уже на память заучили расписание кормежек. Когда Кристинка умудряется шить и стирать армии своих кукол - я просто без понятия.
  В общем, 'ангелочек' - как ни странно, прозвище прилипло к Кристинке не за ангельскую доброту, а за кулончик в виде ангелочка - вполне себе такой идеал женщины. Только пока маленький. И я искренне рада за того, чьей женой она станет. И этому кому-то стоит соответствовать, если он не хочет себе проблем в моем лице.
  И это не пустая угроза.
  Моя главная 'бэбиситтерская' обязанность - быть на связи. Кристинка ложится спать с телефоном под подушкой, чтобы, чуть что, звонить 'тете Сабрине'. Эксцессы случаются редко, обычно днем и вечером, и, как правило, поводом звонков становятся почтальоны, люди, ошибившиеся адресом, а как-то раз - и участковый.
  Но как-то Кристинка позвонила ночью - часа в два - и дрожащим голосом сообщила, что в квартиру ломятся чужие. Беру фонарик, такой, какой у американских полицейских, длинный и с тяжелой ручкой, иду поглядеть. Фонарь несу именно так, как его носят в фильмах копы: дело в том, что если держать его у самой лампы в поднятой полусогнутой руке, то его длинная прочная ручка с батарейками внутри - по сути, уже занесенная для удара дубинка.
  Ба, и правда, у двери два каких-то типчика, стоят и трезвонят, стремные причем: рожи сволочные, сразу видно. Вообще у мразей порой бывают лица приличных людей, но вот приличного человека с лицом подонка я в жизни еще не встречала.
  Немая сцена - они щурятся на свет фонаря, я гляжу на них - длится одну секунду, ровно столько надо ручке фонаря, чтобы долететь до ближайшей головы. Ее владелец, получив неслабый такой удар, сползает по стенке на пол. Второй пытается высказать свое возмущение трехэтажным матом, но я переключаюсь на него.
  Взмах и удар!
  Я слышу хруст руки, которой он пытался закрыть голову, и вой, полный боли. Уронив на пол нечто, смахивающее на нераскрытую выкидуху, паскуда то ли бежит, то ли катится вниз по ступенькам. Решаю за ним не гнаться: первый начинает ворочаться на полу, а поле боя и так за мной.
  Достаю мобилку, не спуская глаз с лежащего.
  - Кристинка, это тетя Сабрина. Я тут разобралась, спи дальше спокойно.
  - Тетя Сабрина, а кто это кричал?
  - Нехороший человек кричал, после того, как я ему всыпала. Спи ложись, он больше не вернется.
  Сама перевожу взгляд на свой фонарик: тут уместнее, пожалуй, не 'всыпала', а 'вломила'. И надо бы ментам позвонить, пойманный - наверняка их 'клиент'.
  Пока наряд ехал, оглушенный пришел в себя достаточно, чтобы рассказать мне много нового про меня и мою родню, особенно мать, бешеную суку, породившую бешеную суку.
  - Я не бешеная, - сказала я ему, - просто детдомовская. Ну а если ты таким образом пытаешься напроситься на лишний перелом - нормальным русским языком попроси, сломаю что-нибудь, мне не трудно.
  Затем на лестничную клетку начали потихоньку выглядывать соседи.
  - Запоздали вы, - ухмыльнулась я, - самое интересное уже кончилось.
  Потом приехал наряд, и я сдала им и пленного, и предмет, который действительно оказался выкидухой. А еще у него прямо на месте нашли вторую выкидуху, его собственную, и пару вещичек, которые я видела первый раз в жизни, но сразу поняла, что это арсенал домушника.
  А опосля, два дня спустя, ко мне даже наведался участковый, поблагодарить за помощь: второго тоже поймали, со сломанным предплечьем он подался в травмопункт, ну а там уже были о вероятном облике 'пациента' оповещены. Оба - в розыске за многочисленные квартирные кражи. Как оказалось, на квартиру соседскую они наводку получили, что добра хватает и родители в ночную смену работают, но не знали, что мелкая остается дома, думали - у бабушки ночует. Так что я могу собой гордиться: вор должен сидеть в тюрьме.
  - А вы теперь думайте, кто из ваших знакомых или сотрудников мог слить информацию о вас и вашем расписании, - сказала я Петру Степановичу наутро.
  Само собой, что из доброй соседки я сразу перебралась в разряд друзей семьи. В общем, и мне с ними повезло, и им со мной. Ну а что, элементарная человеческая взаимовыручка и взаимопомощь.
  Я открыла холодильник, размышляя, что бы тут такого скушать, что бы тут такого оставить на ужин и утро, а также когда наведаться к соседям, сейчас или вечером.
  И в этот момент рвануло так, что дом вздрогнул и стекла моего окна осыпались с жалобным звоном. Словно авиабомба среднего калибра взорвалась... Хотя я, в общем-то, без понятия, как взрываются бомбы, не приходилось видеть, но екарный же бабай!
  - Хренасе! - сказала я вслух и выглянула в окно.
  Моему взору предстал соседний дом, зияющий выбитыми к чертям собачьим окнами. Что ж так долбануло-то? Газ? Похоже на то...
  И в этот миг за окном показался черный-черный дым. Ведь горим же!
  Документы и скромные сбережения я храню в небольшой папочке, собранной специально на случай, когда квартиру надо покидать в экстренном порядке. Реальных ценностей у меня - только документы, деньги да мой компьютер, причем не столько само железо, сколько многие мои дизайнерские наработки. Но компьютер не унести, времени вынимать жесткий диск нет, остается только папка. Выскакиваю в коридор - и первая мысль о Кристинке. У ее родителей сегодня дневная смена, она дома одна.
  Выскакиваю на лестничную площадку - да мать же его в бога душу, а тут дыма - ад тихонько отдыхает в сторонке, дышать нечем, жара - ужас.
  Судя по всему, рвануло аккурат на третьем этаже. Беглый взгляд вниз, через перила - и я вижу дверь одиннадцатой квартиры, лежащую на лестничной площадке, а из дверного проема сифонит на всю катушку пламя и дым.
  Я сразу же вспомнила соседа из одиннадцатой - очкарик, типа студент, но постарше, пару раз пытался ко мне подкатывать, но был отшит, так как точно не мой тип - периодически я видела в его руках какие-то бутылки и канистрочки, все думала, что он такое мутит... А оказалось - бомбу, террорист чертов, мутил... Взорвался-то, поди, не газ. На кой ляд? Выживу - узнаю, а пока надо выжить.
  Колочу в дверь, ору - не-а, ноль эмоций. Кристинка ведь знает, что в дверь стучат и звонят только чужие люди, а тетя Сабрина всегда звонит по телефону вначале. Да и не исключено, что она сидит сейчас в шкафу или под кроватью, испуганная взрывом, пожаром и всей этой катавасией. До моего слуха долетает откуда-то истошный вопль. Кто и где вопит - не знаю, но разделять судьбу вопящего совсем не хочется... Ключи!
  У меня есть ключи от соседской квартиры, на всякий случай, как и у соседей - от моей. Коридор, комната, тумбочка - вот и ключи.
  Бегу обратно, трясущимися руками вставляю ключ в скважину, поворачиваю. Замок щелкает и впускает меня.
  В квартире уже пахнет дымом.
  - Кристинка! Кристинка!!!
  Я нашла ее, как и думала, под кроватью. В слезах, трясется и прижимает к себе пару любимых кукол. Хватаю ее вместе с куклами - и со всех ног на лестничную клетку. Пылающий третий этаж проскочить - не проблема.
  Только не получилось. Стоило мне выскочить из квартиры, как в одиннадцатой рвануло так, что у меня бетонный пол ушел из-под ног, на миг показалось даже, что дом рассыпается. Снизу ударил мощнейший поток раскаленного воздуха, вся лестничная клетка на третьем этаже превратилась в натуральное пекло.
  И следом за этим из двери показалась человеческая фигура, с головы до ног охваченная огнем. Судя по росту и комплекции - сосед-очкарик. Видать, не террористом он оказался, а жертвой своих химических экспериментов. С момента первого взрыва прошло всего секунд шестьдесят, хотя для него, очкарика - не 'всего', а 'аж целых шестьдесят немыслимых секунд'. Потому что я не понимаю, как можно пережить первый взрыв в своей квартире, затем минуту пожара, потом еще один взрыв, мощнее первого - и он все еще жив и двигается, хотя это уже ненадолго. Вот объятая пламенем фигура идет, шатаясь, вперед, к ступенькам, падает и замирает. Все это - в жутчайшем молчании, словно я немое кино смотрела. Почему не кричал? Наверно, легкие сгорели. Почему еще двигался после этого? Ну, человек тварь живучая, и не такое бывает...
  И в тот момент, когда я, полупарализованная кошмарным зрелищем, собираюсь с силами и открываю рот, чтобы велеть Кристинке закрыть глаза, вдохнуть и не дышать, пока я буду прорываться сквозь ад третьей лестничной площадки на вторую, что-то рвануло снова, и теперь уже ниже. На первом или втором, точнее не определить, и весь лестничный колодец превращается в жерло вулкана. Вот это, видимо, уже газ начинает рваться, хотя ведь не должен, по идее...
  Кристинку колотит дрожь, она от ужаса мычит, не открывая рта, да и мне тоже впервые стало по-настоящему страшно: теперь уже ясно, что прорваться по лестнице вниз и не сгореть не получится.
  Две мысли в голове вспыхивают в голове почти мгновенно. Первая - чердак. Вторая - черта с два. Еще пару лет назад, зимой, на чердачный люк повесили колодку, потому что чердак наш бомжи облюбовали. И я понятия не имею, у кого из соседей ключ, знаю точно, что не у Петра Степановича. То есть, вернейший путь из этой западни - на чердак, а с чердака - в соседний подъезд. Или даже в самый дальний подъезд, а оттуда уже вниз, вон из горящего дома. Но чтобы вынести плечом массивный люк, да еще и снизу вверх, да еще и без разгона, стоя на приставной лестнице - мне просто не хватит силы. Знай я, у кого из соседей ключ и где он лежит - можно было бы еще попытаться высадить дверь, но я не знаю, не интересовалась никогда чердаком. И, по правде, выбить дверь я не смогу своими шестьюдесятью килограммами.
  Деваться некуда, я возвращаюсь в соседскую квартиру и закрываю дверь. Пожарным звонить резона нет, и так уже позвонили, но их часть - на другом конце города. Связать веревку из простыней? Времени нет, не мастачка я по веревкам, к тому же сама, может быть, спущусь, а вот Кристинка - вряд ли.
  Не отпуская мелкую, выглядываю на балкон, чтобы оценить ситуацию. Моя квартира и мой балкон - угловые, затем окна этой квартиры, дальше - окна и балкон последней квартиры на лестничной площадке, а за ними уже квартира второго подъезда!
  И главное - между третьим и четвертым этажами - карниз. Он узкий, по нему мог бы пройти один человек, но Кристинка трясется от ужаса, даже дар речи утратила. Она не пройдет. А с ней на спине не пройду я, потому что мой центр тяжести будет за пределами карниза, и...
  Плющ! Плющ, мать его в бога душу, плющ, порой донимающий комарами, плющ, который давно собирались подрубить под корень в самом низу, да не успели! Он цепляется за стену непрочной, но густой сетью, а за нее уцеплюсь я, и этого хватит, чтобы компенсировать вынесенный центр тяжести!! Точнее, я очень надеюсь, что хватит...
  Гляжу с балкона вниз. Да, стебли плюща придется очень аккуратно переступать, он будет мешать идти по карнизу, но мест, чтобы ногу поставить - полно. В квартире уже трудно дышать из-за дыма, и оставаться тут, надеясь, что пожарные вот-вот приедут, что у них не заглохнет машина - а ведь такое было два года назад в нашем Мухосранске! - и что они первым делом спасут именно нас... Что-то не верится. Так что других вариантов нет, вот был бы у нас дом такой, как напротив - там еще реально выбраться с балкона последнего этажа на крышу, а у нас - увы, стены гладкие, не уцепишься. Я задумалась всего на пару секунд: веревку связать из простыней еще смогу, но вот крюк из чего сделать - не представляю.
  Увы, остается только карниз.
  - Кристинка, слушай меня внимательно, - говорю я и стараюсь, чтобы она 'поймала' мой взгляд. - Сейчас мы выберемся через балкон в квартиру соседнего подъезда. Я привяжу тебя к себе на спину, ты, главное, крепко держись за меня, не дергайся и не открывай глаза. Просто держись крепко за шею и не бойся.
  Возникла проблема с куклами: мелкая категорически не хотела их оставлять, поэтому пришлось пойти на хитрость. Я взяла на кухне кастрюлю и накрыла ею кукол на дне ванны, закрыла слив и пустила воду.
  - В ванне под водой им никакой пожар не страшен!
  - Они утонут!!
  - Под кастрюлей - воздух! Не утонут!!
  На этот спор ушла драгоценная минута.
  Я использовала в качестве импровизированной 'портупеи' свернутую в жгут и завязанную кольцом простыню, сложив ее так, чтобы образовались петли для моих рук и кристинкиных ног, так, чтобы основной вес девочки пришелся на них. Затем дополнительно привязала ее к себе второй импровизированной веревкой, благо, мы обе худые. Немного 'потрусила' - вроде держится, ненадежно, но выбора нет: под входную дверь вползают языки пламени. Мелькает мысль: да что в жилом доме может так гореть?!
  Ну, боже помоги, и не взыщи, что я в тебя не верю.
  - Главное - крепко держись и не открывай глаза, - в последний раз напутствовала я Кристинку.
  Сама сглотнула: страшно. Мне предстоит пройти над пропастью по краю, причем с грузом и критически смещенным центром тяжести. Это у Маршака 'парень какой-то лет двадцати со значком ГТО' преспокойно прогулялся по карнизу с девочкой на руках. Я бывала в 'нашей столице', вот покажите мне там кто-нибудь хоть один на весь многомиллионный город карниз, достаточно широкий для такой прогулки!!
  Перелезаю через балконные перила, пытаюсь нащупать ногой чертов карниз, а сердце в груди аж екнуло. Маршак фантазер, сука, стихоплет хренов, если свалюсь - найду тебя в аду и в рожу плюну...
  Левой рукой цепляюсь за плющ, правой еще держусь за перила. Ненадежная опора эти стебли, тонкие, и за стену цепляются не так прочно, как я думала! Хотя, если держаться двумя руками, цепляясь широко растопыренными пальцами, чтобы распределить нагрузку на большую площадь... К тому же я, видимо, неверно оценила соотношение масс наших тел, вроде бы Кристинка не так сильно тянет назад, как я опасалась. Ну, была не была, отступать один хрен некуда, потому что из балконной двери уже жирненько так валит дым.
  И холодно, черт бы взял, а я в рубашке. Поздняя осень, но хотя бы не зима, потому что обледеневший карниз - это полный абзац, да и на высохший плющ надежды вообще б не было. Кристинка трясется то мелкой дрожью, то крупной, хотя она и раньше так тряслась. Неудивительно, самой тоже страшно - нет слов, одни эмоции. А еще приходится очень внимательно смотреть, куда ногу ставить, потому что дело к вечеру, а поздней осенью темнеет рано.
  Пришлось сделать волевое усилие, чтобы отпустить правой рукой перила и схватиться за плющ. Вроде держит - ну, была не была. Гляжу, куда бы ногу поставить, под ложечкой пустота, потому что вроде смотрю на карниз, а глаза словно сами косятся в сторону и вниз, в бездну. На самом деле, четвертый этаж - это метров примерно тринадцать-четырнадцать, но для меня все равно что бездна.
  Ноги начинают дрожать от напряжения почти сразу: когда я делаю один осторожный, медленный шажок, весь вес - мой и Кристинки - ложится только на одну ногу, а я ни разу не гимнастка, и не скалолазка, и даже не бегунья. Сердце проваливается куда-то вниз каждый раз, когда под руками предательски трещит плющ, меня треплет холодный ветер, словно нарочно сбросить пытается.
  И вот я добираюсь до кухонного окна. Достижение так себе, всего лишь от балкона к окну, но ноги уже начинает сводить, а мне ведь предстоит еще добраться до соседского кухонного окна, потом до окна меньшей комнаты, затем - до их балкона, и, судя по отблескам красного за стеклом, на балкончике отдохнуть не получится. А дальше - первое комнатное окно квартиры второго подъезда, но мне вряд ли удастся, цепляясь за плющ, разбить стекло и забраться внутрь, так что придется добираться до балкона, то есть еще один пролет... Кошмар наяву. Эх, Владимир Семенович, что ты там в своих горах вообще знал о дрожащих от напряжения коленях?!
  Надо идти дальше. Прижимаюсь к стене так, как ни к одному мужчине не прижималась, цепляюсь за плющ и с замиранием сердца молю его не оборваться.
  На кухне крайней на лестничной площадке квартиры тоже уже пожар, стекло горячее, что твоя сковорода, того и гляди потечет. Мне удается кое-как его миновать, хотя был один момент, когда я едва не сорвалась. Четыре метра - и окно комнаты, за ним бушует огонь и клубится дым. Черт-черт-черт!
  Вот и балкон. Я прикидываю, что, может быть, мне удастся на нем передохнуть, и в этот момент из балконного окна вываливается, вынеся стекла, вал огня. Серьезно, вашу мать?! Соседушки, да у вас дома пороховой склад или вы вертолетную беспосадочную заправку открыть собирались?!!
  Уж не знаю, что там такого у них было на балконе, но и на нем самом вспыхнуло пламя, и я с ужасом осознала, что дальше пути нет.
  Лихорадочно пытаюсь сообразить, что делать, но тут под руками начинает подаваться плющ. Вперед пути нет, возвращаться некуда, хотя... У меня появляется светлая мысль, что если вернуться на балкон кристинкиной квартиры, да прижаться к стене ниже окна и в стороне от двери... В принципе, есть шанс выжить, потому что на самом балконе гореть нечему. Да, огонь и дым над головой и сбоку, задохнуться раз плюнуть, но если ветер не утихнет внезапно - можно будет как-то продержаться до приезда пожарной команды или пока в квартире все не выгорит. Вариант не ахти какой, но других-то нет.
  Кристинка за спиной начинает всхлипывать сильнее. Она послушная, глаз не открывает, я думаю, но знает, что висит над пропастью и наверняка по моей остановке поняла, что дело совсем дрянь. Надо двигаться обратно, я переношу руку правее, чтобы взяться за 'свежий', не надорванный плющ...
  И в этот момент что-то с резким хлопком бабахает на кухне, которую я только что миновала. Вылетает стекло, потоком пламени и дыма наружу выдувает пылающие занавески, из кухонного окна появляются уже даже не языки пламени, а чуть ли не целые струи огня, причем с характерным таким синим оттенком.
  Я начинаю понимать, что причиной столь разрушительного пожара стали два обстоятельства, усилившие друг друга: сосед-говнохимик и старый дом со старой газопроводной системой. Правда, от этого мне не легче: я в западне. Теперь мне даже не вернуться, огонь спереди, огонь сзади, а пробраться под окном, пригнувшись, мне не позволит ширина карниза. Я не смогла бы сделать это даже без Кристинки на спине.
  И тут плющ снова начинает потрескивать. Сирена воет где-то ну очень далеко, я не дождалась бы пожарных и так, потому что ноги сводит судорогами, руки онемели, все тело дрожит от напряжения и холода. Что ж, в этой ситуации оборванный плющ - скорее хорошо, будь он крепче, мне пришлось бы мучиться от напряжения и ужаса дольше, потому что прекратить все одним махом не позволяет инстинкт самосохранения. А так хотя бы моя агония будет короткой.
  - Все нормально, мелкая, - шепчу вполголоса я, - слышишь, пожарные едут, скоро они нас снимут отсюда...
  Плющ трещит сильнее и подается под руками, я судорожно пытаюсь хвататься за другие стебли, но вот уже трещат и они, больше держаться не за что. На балконе пылает огонь, так что за перила подержаться долго не получится.
  Глубокий вдох, выдох. Это конец, но бывает так, что где не выжить двоим, там есть шансы у одного, если ему поможет второй. Лично я для себя предпочту мгновенную смерть вместо гарантированной инвалидности в стране, которой плевать не то что на инвалидов, а на людей вообще. Но у Кристинки будут шансы сравнительно легко отделаться, ее любящие родители - отличные врачи, к тому же.
  Оторвать руки от плюща, борясь с обезумевшим инстинктом самосохранения, ужасно трудно, непослушные пальцы цепляются за стебли, словно чужие, даром, что так и так скоро падать вниз, и им дела нет, что оттягивать смерть на пару лишь секунд бессмысленно и мучительно.
  Но я все же разжала руки и в тот момент, когда начала отваливаться от стены, сумела переставить ноги и развернуться лицом вперед.
  - Все нормально, Кристинка, держись крепче! - успеваю крикнуть я и распластываюсь в воздухе так, как это делают парашютисты, чтобы максимально замедлить скорость падения.
  Внизу асфальт, стремительно приближающийся. В эти последние мгновения у меня есть повод гордиться собой, потому что я лечу молча, без вопля, с крепко сжатыми зубами. Какой-то писатель заметил, что понять чувства камикадзе в его последнем пике можно только сидя без парашюта в кабине набитого взрывчаткой самолета... Он ошибался: у меня самолета нет, но я уже знаю. Умереть, чтобы жили другие, можно и без самолета.
  Я еще успеваю позавидовать камикадзе: они верили, что станут ками и вернутся домой, превратившись в светлячка... А меня ждет асфальт, удар и Ничто, потому что в далекую Нангиялу по ту сторону звезд я не верю, и только лишь надеюсь, что Кристинка туда, в Ничто, со мной не попадет...
  Удар.
  
  ***
  
  Темнота.
  Странно. Ничто - это ничто, а тьма есть отсутствие света и при этом предполагает существование оного. Нет света - не может быть и тьмы, а она есть. Хотя в Ничто не должно быть ничего, ни темноты, ни меня. А я, как ни странно, тоже есть. Вокруг меня черным-черно, нет ни света, ни звука, ни запаха, ни тепла, ни холода. Это, вроде бы, нормально, мертвые всего этого не могут ощущать.
  Ненормально лишь то, что мертвые не могут также и думать, а я думаю. Меня не должно быть в этом Ничто, но, как говаривал старина Декарт, мыслю - следовательно, существую.
  Тихий странный шелест... Звук? Да, впереди светлое пятно, звук доносится оттуда. Его не было раньше, только что появилось... Вот теперь я спокойна: все на своих местах. Люди, испытавшие клиническую смерть, часто упоминают свет и звуки, но свет есть не что иное, как электрический импульс умирающего мозга, шум и голоса - это то, что умирающий еще слышит, однако речевой центр мозга вырубается раньше, чем слуховой, и потому человек в состоянии клинической смерти слышит голоса, но не понимает их. И картины из жизни - тоже из этой же оперы, мозг 'проматывает' образы, начиная с самых ранних...
  То есть, все теперь понятно: моя голова при ударе не превратилась в кашу, мозг не растекся по асфальту, а медленно умирает в черепной коробке... Хотя стоп. Если мой речевой центр уже вырубился, почему я продолжаю абстрактно размышлять?
  И этот свет - почему он нарастает, усиливается, увеличивается? Почему он надвигается на меня? Или это я к нему приближаюсь? Врач скорой светит мне в глаз фонариком, чтобы проверить реакцию зрачка? Серьезно, чувак, какая реакция, я с четвертого этажа навернулась. И если ты попытаешься меня 'вытащить' - скорее всего, первое, о чем я попрошу, как только смогу - это выключить к едрене фене мой аппарат искусственного жизнеобеспечения, я не хочу жить калекой... Хотя нет, не сразу. Вначале спрошу о Кристинке...
  И тут все это налетело на меня. Или, может, я провалилась в этот свет, словно в колодец, я лечу по нему, или падаю - фиг поймешь, тут же нет верха и низа - и мой полет все убыстряется, я слышу шум, свист, грохот, влагу на лице... Какое лицо, черт возьми, если я в Нигде? А если не в Нигде - я как бы плашмя упала, лицом вниз, я не могу ощущать им брызги влаги, и...
  Вспышка и боль. Боль и вспышка.
  Я не знаю, что было раньше, боль или свет, но мне показалось, что меня рвут на части. Боль, неописуемая, ни с чем не сравнимая, она пришла со всех сторон и пронзила меня всю, точнее, все, что от меня осталось, забралась под кожу, в голову, вывернула руки и ноги. Боль - или свет, возможно, свет и есть боль, или боль и есть свет, я не знаю - заполнила всю мою сущность, вытеснила мысли, в голове пустота и боль, боль, боль.
  Мои глаза широко раскрыты, но я ничего не вижу, должно быть, из-за влаги в глазах, передо мною лишь странный мрак и отблески света... в дыму? В тумане?
  Боль сгибает мое тело в дугу, и вот оно, упираясь в землю лишь макушкой и пятками, опрокидывается набок. Я вижу чье-то лицо, совсем рядом с моим...
  Вода стекает по лицу, вытекает из глаз, теперь я вижу яснее...
  О, ужас! Передо мною не лицо, а целая голова. Просто голова, и она лежит в ложбинке, образованной рукой и спиной, причем эти рука и спина принадлежат разным людям... принадлежали. А голова, отрубленная у основания черепа, пялится на меня широко открытыми остекленевшими глазами, и длинные тонкие усы пропитаны кровью.
  То ли с рыданиями, то ли с воем проклятой души я пытаюсь убраться от этой головы подальше, неуклюже двигая внезапно ставшими относительно послушными руками и ногами, но скольжу на месте, барахтаясь в луже красной воды. Хватаюсь за что-то левой рукой, пытаюсь выбраться, но только стягиваю на себя то, за что ухватилась.
  Еще один труп.
  Нет, в ад я не верила, и даже если допускала, что он все-таки может быть, то понимала, что на деле ад далек от представлений о кипящей в котлах смоле. Но вот я барахтаюсь в луже из грязи и крови, дико, затравленно озираюсь, все еще страдая от страшной боли, и вокруг себя, сколько хватает глаз, вижу только кучи трупов.
  Обессиленная, сползаю обратно, на дно этой лужи, тяжело, хрипя, втягиваю воздух, и вместе с ним - смрадный запах крови и смерти. Я уже близка к тому, чтобы истерически захохотать, если только смогу...
  - Тять, тять! Тут живой!!
  Голос? Человеческий голос? Вроде бы детский. У чертей детские голоса? Больше похоже на ангельский, но откуда взяться ангелам на усеянном телами поле? Почему бы и нет, в конце концов...
  Я пытаюсь сползти на самый низ ямы, образованной трупами, закрыть глаза и вернуться в то странное, темное Ничто. Там не сказать, чтоб было уютно - но хотя бы было Никак. Там - ни боли, ни смрада, а значит, все равно что было хорошо.
  Но мне не дают этого сделать чьи-то руки. Они тащат меня наверх, одни большие и сильные, другие поменьше. Потом куда-то волокут, куда-то укладывают.
  Я вижу над собой черное ночное небо, затянутое грозовыми тучами, вижу вспышку молнии и слышу раскат грома. Влага на лице - это капли дождя. А потом меня чем-то укрывают.
  Снова темно, и я еще успеваю порадоваться этому.
  
  ***
  
  Я плохо помню два последующих дня. Меня страшно мучили тошнота и головокружение, типичные спутники сотрясения мозга, а также донимала саднящая боль, потому я предпочитала глаз без нужды не открывать. И уж тем более, меня мало волновало, что в больнице, где я нахожусь, стены бревенчатые, а медперсонал не в белых халатах.
  Однако утром третьего дня я проснулась в гораздо лучшем состоянии и незамедлительно об этом пожалела, потому как открытия меня не порадовали.
  То есть, одно было безусловно положительным, а именно - что я живая, кое-как двигаюсь и вроде бы не безнадежная калека.
  А вот все остальное - хреновей просто некуда.
  'Больница' оказалась избой, как я представляла себе жилище российского крестьянина где-то так двенадцатого-тринадцатого века. Правда, с кое-какими отличиями: печей было аж три, но очень низенькие, высотой с кровать, чем они, собственно, и служили. Кровати с подогревом, так сказать. И три дымохода. А также - разделение внутреннего помещения перегородкой на две части, чего, как я понимаю, в тринадцатом веке не делалось обычно. Ну а в целом - примерно тот же быт. Даже оконца затянуты бычьим пузырем или чем-то похожим. У потолка развешаны пучки высушенных трав и сушеная рыба. И вонь, причем неслабая такая.
  От этого открытия я еще не ужаснулась, потому что оно было слишком уж сюрреалистическим, и мне на полном серьезе казалось, что я все еще в бреду.
  Я медленно приняла сидячее положение, посмотрела налево, направо, коснулась пальцами головы... Чем-то обмотана. Ну лады, черепно-мозговая травма может и не такие глюки в виде последствий вызывать...
  Тут у двери движение и удаляющийся крик:
  - Тять, тять, они проснулись!
  Они? Вроде бы, я тут одна, хотя за перегородкой может быть кто-то еще.
  Однако тут снаружи притопал, как оказалось, хозяин избы, приземистый бородатый мужик лет так пятидесяти на вид, хотя, может быть, это борода его так старит...
  - Доброго утречка, леди рыцарь, - сказал он. - Как вы себя чувствуете-то?
  Некоторое время я смотрела на него, а он - на меня, и понемногу менялся в лице, когда начал понимать, что со мной все, мягко говоря, нехорошо. А у меня в голове роилась сотня вопросов, из которых 'что за нафиг?!' был наиболее цензурным.
  - Это я-то рыцарь? - осторожно спросила я, как только мне удалось извлечь из кучи матерных слов несколько обычных.
  - Ну-у-у, я так подумал, понеже у вас в руке-то меч зажат был, причем так, что я и вынуть едва смог... А мечи - они же только рыцарям по карману... Ну и кольчуга...
  И тут я сделала новое открытие: мужик этот говорит не по-русски. И почти самое странное, что и я отвечаю ему не по-русски. А самое странное - я вообще без понятия, что это за язык. Я знаю русский, украинский, пару слов по-белорусски и почти свободно, если не считать акцента, владею английским - но сейчас говорю ни на одном из этих языков.
  - Меч? Кольчуга? - растерянно переспрашиваю я, пытаясь между тем как-то осмыслить происходящее.
  - А то, - кивает мужик, - да и сами вы лицом на эйдельгартскую дворянку похожи. Мужики в Эйдельгарте - вот как я, а дворяне - вот как вы. А что, я... ошибся?
  - А Эйдельгарт - это... страна?
  - Ага, - кивает он, и тут до него доходит: - погодите, вы что же... ничего не помните?
  Я качаю головой:
  - Не-а. Помню только кучи трупов и грозу, и не помню, как вообще туда попала.
  - Эк вас по голове-то огрели, что даже память отшибли, - посетовал хозяин дома.
  Я попыталась устало спрятать лицо в ладонях, но внезапно с недоумением обнаружила, что руки-то не мои! Крепче и массивней моих, с довольно заметными мозолями, особенно на правой руке. И на левой ладони - поперечный шрам, на внутренней стороне фаланг - еще один, такие могли бы образоваться, если схватиться за обоюдоострый клинок.
   Несколько секунд я разглядывала руки, словно какого-то невиданного зверя, а потом, снедаемая страшными подозрениями, посмотрела на мужика:
  - А это... есть зеркало?
  - У дочки есть, маленькое, заморский купец привез, - ответил он и пошел наружу.
  Вскоре я услышала, как он зовет по имени дочь, которую звали Зафинка, и спрашивает за зеркальце. Затем он вернулся вместе с нею, Зафинка, не поднимая глаз, скрылась за перегородкой и принесла маленькое круглое зеркальце в оловянной оправе.
  Мои бредовейшие опасения, разумеется, сбылись: в зеркале я увидела абсолютно незнакомое лицо.
  
  ***
  
  После первого шока я устроила хозяину дома - звали его Зекхан - натуральный допрос и выяснила крайне неприятные вещи. Причем не только для одной себя неприятные, а откровенно паскудные для всех местных жителей.
  Насчет конкретно меня, то новость, что я теперь обладательница чужого тела, была еще куда ни шло, и если бы в тот момент, когда я летела на асфальт, мне кто-то шепнул на ухо, что за гранью жизни меня ожидает нечто большее, чем небытие - я бы, наверное, очень обрадовалась тогда. Всю малину портил лишь тот факт, что моя 'Нангияла' оказалась варварским средневековым миром, раздираемым войнами, и я как раз и оказалась в самом центре одной из них.
  Судя по всему, устеленное трупами поле боя образовалось, когда эйдельгартский военный отряд, посланный, чтобы защитить Долину - так именовался здешний край - от отряда налетчиков-кочевников, умудрился темной ночью этот самый отряд подстеречь и вырезать. Да только на этот раз налетчики оказались авангардом наступающей орды, и эйдельгартцы, видимо, погибли почти в полном составе, дорого продав свои жизни. По крайней мере, Зекхан уверял, что на каждого эйдельгартского воина там было по три-четыре трупа налетчиков-ханнайцев.
  После чего орда беспрепятственно прошла через всю Долину и вторглась в сам Эйдельгарт, оставив здесь свой гарнизон. Правитель Долины, а точнее, князь единственного города Дарбука, ничего не смог поделать: вся его дружина насчитывала меньше ста человек, да и вообще моряне - так называют себя местные жители - не располагали ничем, похожим на войско или ополчение.
  Вот это меня поразило.
  - Как так-то, Зекхан? У вас буквально за горным перевалом ханнайские степи, а у князя солдат меньше сотни?!! Кочевые разбойники к вам как к себе домой хаживают, а тут, я посмотрю, деревня даже частоколом не огорожена?!!
  Тот только развел руками:
  - А от кого городиться было? Раньше ведь не хаживали. Оттого и дружина маленькая, что незачем больше... Просто когда колдун два года назад взял да и помер - нас это застало врасплох. Никто и представить не мог, что колдуна однажды не станет, что он тоже может помереть, как и все мы.
  Как оказалось, неподалеку стоит старая башня, в которой не то триста, не то четыреста лет жил ужасный колдун. Ну не то чтоб очень, крестьян он не обижал, но как только появлялись разбойники, налетчики или даже просто крупный хищный зверь - шли на поклон к колдуну, колдун приказывал, чтобы никто ночью из дому выйти не смел - и выпускал на охоту что-то ужасное, способное оставить от большой разбойничьей ватаги только залитую кровью поляну. Чаще же от разбойников или хищников не оставалось совсем ничего, и больше их никто никогда не видел.
  По этой же причине в том числе, Долину не пытались завоевать крупные соседи. Не стоила узкая лесная территория, зажатая в долине между двумя горными хребтами, не только ссоры с могущественным чародеем, но даже военной кампании, потому как моряне - народ на деньги крайне небогатый. Зекхан рассказал мне забавную историю, как крестьянин из соседнего села повез всякого добра в Эйдельгарт две телеги и неожиданно даже для себя выторговал аж целый золотой ойран. Однако по возвращении он радовался недолго, потому что ничего не мог купить: золотой оказался настолько большой суммой, что при любой покупке продавец был не в состоянии дать сдачу.
  В целом же морян - девять прибрежных деревень и не то пятнадцать, не то шестнадцать лесных, да город Дарбук. Лесные кормятся подсечно-огневым и паровым земледелием, две или три живут с рудников. Прибрежные, в одной из которых я и очутился - рыбаки. Город - тысяч на десять народу, не считая купцов, и там изготавливается инструмент и предметы обихода. Вот, собственно, и вся 'страна', и смысла завоевывать ее, тем самым вступая в конфликт с Эйдельгартом, нет.
  А Эйдельгарт, как оказалось, королевство посильнее, и Долина исторически стала его вроде как 'особой' провинцией. В том смысле, что формально Долина со столицей в Дарбуке - независимое княжество, но дворяне и сам князь происходят из Эйдельгарта, говорят между собой не на морянском, а на варианте эйдельгартского, детей образование получать отправляют в Эйдельгарт, и в целом даже князья Дарбука издавна чтили королей Эйдельгарта как своих. И единственный признак независимости Долины - отсутствие налогов в пользу 'большого соседа'. Хотя грузы самых деликатесных сортов рыбы королю-соседу отсылались регулярно как дар, ну а больше с Долины взять и так нечего.
  У Зекхана, впрочем, имелась своя, более приглядная версия причин почти альтруистического патронажа Эйдельгарта над Долиной.
  - Так дело в том, что король ихний - он же единоверец наш. А Ярин, бог над богами, строго-строго запрещает на единоверцев оружие поднять. Ну, правда, мы больше Невила чтим, потому как Ярин хоть и верховный бог - но он на небе, а небо-то где? Высоко оно. А Невил, его младший брат - хозяин моря, а море - вот, сто шагов от порога моего, и благополучие наше больше от милости Невила зависит, понеже Ярин лик свой светлый на небе покажет или не покажет - а если Невил добрый, то мы в море всяко идем, он там владыка.
  Несколько наивная, версия Зекхана все же имела под собой основание: когда в Долине ханнайские налетчики появились, король Эйдельгарта действительно отправил на защиту единоверцев хорошо вооруженный отряд, не имея в том никакого меркантильного интереса. Да и сам Зекхан, узнав о гибели отряда, все же отважился, невзирая на риск навлечь на себя гнев новых хозяев Долины, темной ночью отправиться к полю боя в надежде отыскать кого живого, и нашел там меня.
   Однако вторжение целой орды, не иначе как по всем степям Ханная собранной, перевернуло привычный уклад мирной жизни в Долине. А причины нападения оказались предельно просты: Долина - кратчайший путь к сердцу Эйдельгарта, с которым у ханнайцев давняя смертельная вражда. Да и потом, Эйдельгарт - страна богатая, что даже поважней вражды будет.
  На это весьма незавидное положение накладывался еще один животрепещущий вопрос: война войной, а мне-то что делать? И, к слову, 'я' - это кто?
  То есть, я не задавалась вопросами самоидентификации, мне-то вполне понятно, что я - это я, пережившая - или переумершая? - такое явление, как переселение души, которая мало того, что сменила план бытия, так сказать, так еще и не потрудилась сберечь в черепушке нового тела хоть какую-то память, помимо языка. Вот и что мне дальше делать, спрашивается?
  Я - совершенно потерянный человек, можно сказать. Человек без памяти, потому что моя память из прошлой жизни тут ничего не стоит и вообще бесполезна. Я по-прежнему помню, как в три клика и четыре секунды заменить фон фотографии в 'фотошопе' - ну и толку мне с этого?
  Потому я решила дедуктивным методом установить о новой себе все, что можно. Имя, происхождение, родня, профессия, чин, ранг - словом, все, что имеет хоть какое-то значение.
  Перво-наперво я проанализировала свои внешние данные.
  Лицо - широкие скулы, европейские или нордические черты, однако нижняя часть лица узкая и длинная, нос прямой и тонкий. Нижняя челюсть необычная, потому что с верхней частью лица гармонично смотрелся бы волевой подбородок, но у меня он длинный, в чем-то даже элегантный. Цвет кожи белый, волосы, судя по словам Зекхана - сама посмотреть не могу, голова перевязана - черные, глаза серые, вполне обычные. И взгляд - тяжелый какой-то, недобрый. Если у предыдущей хозяйки тела список грехов длиннее моей руки - не удивлюсь. Не верится мне, что у порядочной леди может быть взгляд, словно у душегубки.
  Лицо 'дополняется' коротким узким шрамом, проходящим со лба на щеку по правому глазу, сам глаз не пострадал. Вкупе с рукой, которая хваталась за клинок - получаем человека не самой безопасной профессии. Меч и кольчуга, которые у меня были, указывают на определенный достаток, но возможен вариант казенного вооружения или, как это было у поляков, пахолика, то есть воина, вооружавшегося за счет более богатого товарища.
  Далее, я была - да, я уже начинаю привыкать говорить и думать о предыдущей владелице тела, как о себе - в отряде, посланном выловить налетчиков. Отсюда - довольно короткий список профессий. Либо простой солдат, но хорошо вооруженный, либо наемница, либо даже не исключено, что офицер, рыцарь и дворянка.
  Я бы могла многое прояснить, если б знала, как были экипированы другие трупы. Если преобладает кожаная броня или там линотораксы - то кольчуга непременно дорогой атрибут богатого воина. А если кольчуги у всех - то я могу быть и рядовой. Ну и наличие воинов в качественных ламеллярах и пластинчатых доспехах однозначно определило бы меня как воина низшего ранга. Но спрашивать об этом Зекхана было бесполезно: ночь, гроза, темень и постоянный страх встречи с мародерствующими врагами. Он искал живых, а не пялился на экипировку мертвых.
  В общем, дела мои не аховые. По Долине рыщут фуражиры и просто грабители-степняки, меня если увидят - проблем не оберешься, поскольку Зекхан неоднократно уверил меня, что я благородных кровей, хотя бы частично: хоть в Долине, хоть в Эйдельгарте аристократа легко узнать по лицу. Единственный момент в том, что отряд этот он видел еще при жизни и был уверен, что там таких как я - большинство, а то и все. Зекхан признался, что для него все солдаты были примерно на одно лицо и мало отличались от командиров, при этом и своих, долинских дворян он также различал в лицо плохо, считая, что и они похожи на мне подобных. При этом женщин среди солдат Зекхан не видел вообще.
  - Так, может, в Эйдельгарте вообще все с такими лицами, и знать, и чернь? - предположила я.
  - Не-не-не, леди рыцарь, я же морян, я не раз к вам, значится, в Эйдельгарт морем ходил, рыбу возил продавать. И на рынке стоял, и люд видел. Невил свидетель, я там много знакомых завел, портовые распорядители, грузчики, тамошние рыбаки, чиновники - вот они как мы. Мужики как мужики. Ну то есть, сразу видно, что это эйдельгартские мужики, а не долинские, но я их всех в лицо запомнил, и вот сей же час помню отлично. Мало они от нас, долинских, отличаются, и даже говор у них похожий, хотя язык чутка другой. И бабы тамошние - тоже мало от наших отличаются. А вот дворяне, хоть наши, хоть ваши - лицом другие, высокие, и голосами тоже другие. Вашего брата я вблизи мало видел, оттого, может, не научился хорошо в лицо узнавать, но с мужичкой спутать вас совсем никак нельзя.
  - И ты говоришь, что весь отряд был из дворян? Без мужиков?
  - Да коли не верите - могем же других поспросить. Вся деревня вам то же самое скажет.
  Я забарабанила пальцами по грубой столешнице.
  - Получается, в армии Эйдельгарта даже простые солдаты из дворян?
  - Ну того не ведаю я, но, может статься, благородные в войске рыцари, а солдат набирают из внебрачный детей... Либо же, правду народ в городе гутарил, что прислали отборный отряд.
  Король вряд ли отправит на поимку разбойников своих лучших рыцарей, в этом я не сомневалась. Стало быть, вариант с вербовкой в армию бастардов - самый вероятный.
  - А может, леди рыцарь из заморских, - предположил сын крестьянина, бойкий пацан лет тринадцати по имени Зефин. - Я в городе от конюха одного торговца слыхал, что еще дальше, за морями и королевствами, есть такие края, где мужиков нет, там одни только благородные, и при короле, и в армии, и землю пашут тоже благородные. А понеже не любят они мужичьей работы - то собираются в отряды и нанимаются служить в войско в другие края, где, значит, мужики есть и где им мужичьего дела делать не надобно.
  - Ай, леди рыцарь, не слушайте мальца, - замахал руками Зекхан.
  - Да малец-то твой дело говорит, - вздохнула я.
  Вот теперь картина вырисовалась вполне правдоподобная. Есть некая развитая и обособленная культура, люди которой внешне отличаются от своих соседей. И есть варварская страна Эйдельгарт, населенная примитивным, приземистым народом. Развитая культура захватывает соседнюю страну, причем даже не обязательно путем войны, ее представители становятся вождями, знатью. Получаем Эйдельгарт, в котором чернь - типа мужиков, а знать - вроде нордов, но с узкими элегантными подбородками. А затем история повторяется, и знать Эйдельгарта приходит к власти и в Долине. При этом вполне может быть так, что знать Эйдельгарта, считая местных мужиков ни на что не годными, охотно нанимает солдат со своей исторической родины.
  При таком раскладе я могу быть и дворянкой Эйдельгарта, и обедневшей дворянкой, и ненаследной дочерью дворянина, которая отчего-то выбрала путь оружия, или вообще не дворянкой и не из Эйдельгарта, а обычной чужестранной наемницей. То есть - кем угодно могу быть.
  И я по-прежнему не представляю себе, что делать дальше.
  - Ждать, - посоветовал Зекхан, - все равно сейчас рискованно куда-то подаваться, да еще и без памяти-то. А там всяко может случиться, то ли память вернется, то ли король ваш ханнайских приблуд разобьет и сюда придет. Ну и, конечно, на Ярина надеяться, он вас в беде не бросил - должно быть, благоволит вам и впредь не оставит.
  - С чего ты взял, что он меня не бросил и благоволит? - поинтересовалась я с изрядной долей скепсиса.
  - Так он же вас нам с Зефином и показал. А то могли б и не найти впотьмах.
  - Бог тебе показал, где я лежу? Вот так пальцем указал или что?
  - Ну не пальцем, а молнией. Аккурат в то место, где вас Зефин и нашел.
  Ах вот оно, значит, что за страшная боль была... Прямо в меня шарахнула. Была я себе в темном Ничто - и тут вспышка и боль... Хм... Что, если перенос души именно молнией и осуществляется? Или же, если допустить, что душа не душа, а что-то типа информационной матрицы, получается почти готовая технологическая концепция... Есть мозг, вычислительный прибор на электрических импульсах. Есть информационная матрица. Электросигналом шарах - вот нужная инфа в мозгу и прописана, получаем сознание мое в теле чужом. И в таком случае я - не та я, которая на Земле дизайнером была, а здешняя вояка, только с перезаписанными мозгами. Ну а что, логичная же теория... Есть, правда, одно 'но'.
  Технологии появляются и пускаются в ход ради чьей-то выгоды. Ради какого-то смысла, какой-то пользы. Вот только где смысл перезаписывать мозг воина сознанием дизайнера из другого измерения? Ведь дизайнер в средневековье - самый бесполезный человек, даже бесполезней программиста, потому что у программиста хотя бы мышление специфическое, он под иным углом вещи видит. А я - дизайнер, и более бесполезной профессии в реалиях двенадцатого столетия просто не сыскать. Ведь я же, черт возьми, ничегошеньки не могу!
  Вот работал у нас в проектировочном отделе инженер один, Данила Разумовский - уж он-то развернулся бы. Энтузиаст-оружейник, он работал на досуге над прототипом ружья без отдачи. Я даже как-то сказала ему в шутку, что если он свое супер-пупер-ружье до ума доведет - я ему забацаю убойный футуристический дизайн. Вот Данила тут весь мир перевернул бы. Вначале порох, потом простейшие ружья, потом пушки - вуаля, он уже правитель мира и врио бога войны...
  Данила, правда, закончил плохо: исчез без вести. Уехал с работы на мотоцикле, а потом во дворе его дома только мотоцикл, лежащий на боку, и нашли. Самого Данилу больше никто никогда не видел.
  Или Петр Степанович. Врач и хирург от бога, он бы тут тоже в два счета богом стал. Только не войны, а жизни. Масса ранений, болезней и травм, которые в средние века были смертельны, современному студенту-медику по плечу, а что бы тут смог не студент, а профессионал высочайшего класса?!
  Ну и спрашивается, если я сюда попала по умыслу - зачем?! Вот зачем тут дизайнер?! Что он тут может?! Да ничего не может. На самый крайняк - Алекса бы сюда. С кадровика тут тоже проку мало, средневековые умы новаторские идеи управления персоналом не воспримут, но Алексу это хотя бы было в кайф, он ведь мечтал о такой вот нескучной жизни. Тут тебе и рыцарь, тут тебе и страна в беде, даже две страны - вперед, паладин, действуй...
  Но нет. Вместо того, кто мог бы на что-то повлиять или хотя бы охотно попытался, сюда присылают меня. И моя кандидатура - сильнейший аргумент против умышленного переселения душ. Вот не верю я, что существо божественного порядка, если оно существует, может быть таким идиотом. Где логика, где разум, как говаривал Вовочка, пукнувший в классе и выгнанный из него оставшимися учениками. Инженеры, ученые, военные, или хотя бы завалящий агроном - они могли бы реально изменить этот мир, повернуть историю в другое русло... Но выбор пал на дизайнера, и потому я не верю в сам факт осмысленного выбора.
  Как бы там ни было, Зекхан прав, надо подождать и посмотреть, что будет дальше. Других вариантов у меня нету.
  Дальше началось совершенно безрадостное, донельзя унылое существование. Дни шли за днями, долгие, тягучие, скучные. То, о чем я предупреждала Алекса, сбылось, только не для него, а для меня. Жизнь крестьянина-рыбака в двенадцатом веке - совершенно беспросветна, и я очень быстро убедилась в этом на собственной шкуре.
  Правда, я 'впряглась' добровольно, Зекхану в голову бы не пришло намекнуть дворянке, живущей в его доме, что хлеб-соль надо бы как-то отрабатывать. Он даже возражал, когда я решила помочь ему на рыбалке, но тут уже я на своем настояла. Правда, в лодке с меня пользы было мало - я ничего не смыслю в хождении под парусом, но вот ставить и вытаскивать сети нам с ним было куда сподручнее, чем ему с Зефином, так как пацаненок еще слабоват, а вот я обнаружила в себе изрядную физическую силу, что даже Зекхан поначалу удивился. Правда, с учетом того, что бывшая хозяйка тела была солдатом - ничего удивительного.
  Выходы в море для меня стали в некотором роде отрадой. Любовь к морю и мореходству я 'заочно' переняла у Джека Вэнса, многие его книги ею буквально пропитаны. Вроде бы Вэнс писал фантастику, и вроде бы ключевая тема у него - люди, да только и морю там место нашлось. Неудивительно, в молодости он моряком был.
  Ведь красота-то какая. Лодка, волны, соленый бриз и чистый воздух. Последнее мне казалось особо прекрасным из-за запаха в доме Зекхана. Правда, в запахе частично была и моя вина: стоило ему вернуться с поля брани, везя меня на тачке, как в деревню заявились фуражиры и остались на ночлег, заняв лучшие дома. Зекхан, опасаясь, что враг найдет меня за перегородкой, спрятал там же Зафинку и поставил большой чан с полусгнившими рыбьими потрохами.
  Военная хитрость удалась: фуражиры нос поворотили сразу, потребовав у хозяина только продовольствия, и потому ни меня, ни девчушку не нашли. Вот только в деревне такими смышлеными оказались далеко не все, нескольких девушек кочевники изнасиловали.
  Однако теперь в доме все никак не выветрится противный запах гнилой рыбы. Ладно, как говаривал кот Леопольд, неприятность эту мы переживем.
  Но дни шли за днями, а перемен все не было. Только один раз заехали фуражиры, так что нам с Зафинкой снова пришлось посидеть в компании рыбьих потрохов. Она - в углу, обняв коленки, я - на лежанке, в кольчуге и с мечом на коленях. Про себя решила: жизнь продам так дорого, что кривоногие гниды ужаснутся своей 'покупке'... если, конечно, смогу. Была откуда-то уверенность, впрочем, что смогу: рукоять меча, слегка потертая, из наборной кожи, лежит в руке как-то... привычно. Словно я не первый раз в жизни меч держу.
  Пронесло, и вскоре я об этом уже всерьез жалела.
  В самом деле, какие у меня перспективы? Берем самый лучший вариант. Эйдельгарт отбивает вторжение, затем вышвыривает захватчиков из Долины, я встречаюсь со 'своими', меня узнают, возвращают домой... Допустим, я дворянка и офицер. Допустим, мне даже не придется объяснять, как так вышло, что все погибли, а я осталась. Допустим, я возвращаюсь к мирной и обеспеченной жизни.
  И что, черт возьми, дальше? Да все те неприятности, которые я живописала Алексу. Я люблю рок, 'софт метал', 'симфоник метал' из музыки - тут этого не будет. Фантастические фильмы? Нету, как и телевидения и кинематографа вообще. Интернет? Увы, ни игрушек, ни ММО, и даже мировые новости я буду узнавать в кабаках и с опозданием на год.
  Мужчины? Мне нравятся стройные и сильные, и обязательно умные и образованные к тому же. А тут с этим будет затык. Вот тут в деревне я уже увидела около семидесяти молодых парней и мужчин - мне не нравится ни один. Я замечала, что некоторые молодые крестьяне порой на меня бросают исподтишка заинтересованные взгляды, и их мысли мне понятны. Ну а что, благородных кровей, высока, статна, да еще и рыцарь, правда, без коня, а заодно и без памяти. Последнее обстоятельство - так даже лучше, раз не помню, куда мне идти - значит, не уйду. А че, я же по меркам этой занюханной деревни самая видная невеста. Даром что лицо не сказать, чтоб особо приятно, мне вот я не особо симпатична, а крестьянам, должно быть, кажусь королевой, по сравнению с деревенскими девушками.
  В общем, не аховые перспективы. Не вижу я тут никого, с кем хотелось бы связать свою жизнь. Так что итоги плачевные. Средневековый быт, средневековая скука - ну не ловлю я кайфа от шутов, трубадуров и охоты! - средневековая медицина, средневековые мужики, а в дополнение к ним еще и нравы средневековые... Короче, все очень печально, и это - при самом лучшем развитии событий. Чего, скорее всего, не случится.
  И как-то вечером, уплетая кашу с вареной рыбой - да, еда совершенно невкусная, но я уже привыкла, да и после таскания сетей аппетит все же появляется - я поймала себя на мысли, что размышляю о способе быстро уйти из жизни. Нет, правда, теперь я знаю, что смерть не конец, так почему бы мне не закончить всю эту ерунду? Вдруг в следующий раз мне повезет чуточку больше? Или, на крайняк, я начну жизнь с начала, без памяти о прошлом, и тогда, в какую бы задницу меня не закинуло - я уже не буду человеком двадцать первого века.
  Нет, я не особо горю желанием уйти из этой второй, внезапно выпавшей мне жизни. Другой вопрос, что особых радостей в перспективе не видно. Душ, микроволновка, плеер с наушниками и обычная зубная щетка - как же мне не хватает таких вот мелочей... И дальше будет только хуже, если не привыкну, и грызут меня опасения, что нет, не привыкну, и эта вторая жизнь станет чемоданом без ручки: нести трудно, выкинуть жалко.
  Иногда, в непогоду, когда в море не ходили, я садилась неподалеку от берега на валун и смотрел вдаль. Море - такая штука, долго смотреть можно. В мореплаватели, что ли, податься? Хоть мир этот новый погляжу... Впрочем, стоит вспомнить про цингу и людоедство, а также все то же отсутствие удобств - и как-то испаряется желание. Да и женщина на корабле - к беде, как думают моряки.
  Так что светит мне, прямо скажем, не райская доля. Работа с утра до вечера или сколько надо, невкусная, хоть и здоровая еда, минимум развлечений, если таковые вообще будут. Я вот за неделю или около того вообще не видела, чтобы крестьяне как-то развлекались. Вся их жизнь - добывание хлеба насущного, поедание оного, сон. От рождения до смерти, можно сказать. Конечно, страна врагом захвачена, под игом ханнайцев не повеселишься, но... Вот так мне жить?! Выйти замуж за неотесанного пещерного человека и смотреть, как мои дети растут примитивными индивидуумами, считающими до двадцати на пальцах?!
  Да я в гробу видала такую жизнь, честно говоря. Я еще в той жизни правильно все в теории оценила, а теперь на практике убедилась: нет, средневековье не для меня. Я не могу больше жить таким вот образом, по распорядку, в котором, по большому счету, всего два основных пункта: работа и сон. Еще ладно, допустим, будь я королевой, принцессой, графиней или хотя бы баронессой на худой конец - все было бы не так печально, но в моем положении...
  А с другой стороны - а отчего бы и не рискнуть? Сколько еще я могу сидеть сиднем в этой деревушке? Ну оно как бы и ежу ясно, что далеко я вряд ли уйду, не зная мест и пути, но если удастся добраться до Эйдельгарта и выйти к так называемым 'своим' - я хотя бы узнаю, кто я и каковы мои перспективы. Правда, может статься и такое, что меня и там никто не знает, или я сделаю 'потрясающее' открытие, что являюсь обычной наемницей и в этой жизни мне уже ничего хорошего не светит, то есть, ситуация станет еще хуже, чем сейчас. Увы.
  В общем, еще пару дней я продолжала пассивно плыть по течению. На второй мы - я, Зекхан и Зефин - заночевали на острове, находящемся в паре километров от берега напротив деревни, так как внезапно ветер сменил направление и доплыть обратно до заката мы не успевали, а ночью плавать, не имея особых навыков навигации - занятие так себе. Благо, на острове на подобные оказии моряне построили хибарки и припасли немного провианта. Так что мы развели костер, сигнализируя, что остаемся, дабы Зафинка не беспокоилась, а заодно и рыбу пожарили на палочках. Я, вообще-то, любила рыбалки с ночевками, и жарить рыбку на костре - тоже, хоть и не умела толком этого делать. И мне было почти хорошо. Почти - потому что 'тогда' я ездила на рыбалки с друзьями добровольно, на отдых. А сейчас это, увы, работа, предстоит полночи чистить самую ценную рыбу из улова, чтоб не испортилась за ночь. И самое грустное, что наутро я не вернусь в свою уютную однушку, потому что квартира моя сгорела, а я сама погибла и надежно застряла в чужом мире, в компании пусть неплохих, чисто по-человечески, людей, но больно уж примитивных. Зекхан раньше пару раз ронял, что 'леди рыцарь' чего-то сильно молчалива, но потом привык. Ну а я ведь не могла сказать ему прямо, что мне с ним и поговорить-то не о чем. Нет у нас общих интересных тем, потому что абсолютно все его интересы ограничены хозяйством и пропитанием.
  Наутро мы не стали заново выставлять сети, а поплыли обратно: ночью пошел дождик и слегка похолодало, так что улов пока еще практически не испортился, и теперь придется основательно попотеть, чтобы сохранить его полностью. Вариант выбросить старую рыбу и заново поставить сети, как я давно усвоила, у морян сильно не в почете: Невил может и обидеться, что его дары выбрасываются. За этой религиозной заморочкой, впрочем, скрывается жизненная мудрость: ресурсы моря не безграничны, при хищническом потреблении могут и поредеть... Эх, людям двадцатого века бы такое понимание природы...
  На берегу выяснилось, что пресной воды, дабы напиться и сварить ухи, нет, Зафинка вечером сварила похлебку, нас ожидая, и допила, что было, а родник лесной - в трех сотнях шагов за пределами деревни, куда затемно не ходят даже взрослые, а детям и днем не велено без взрослых в лес пойти. Не то, чтобы там было как-то особенно опасно, зверье к деревне близко не подходит, только моряне к лесу относятся с боязливым уважением, а лесные духи и обитатели их не трогают. Но могут обидеться на наглость, если крестьяне внезапно потеряют страх и начнут ночью в лес хаживать.
  Так что похлебку холодную мы навернули, но к обеду горячего сварить не на чем.
  - Ладно, - сказала я, - Зафинка, давай сюда ведра и коромысло, я принесу.
  - Только идти надо к дальнему, - ответила девочка, - от дождя ближний мутнеет всегда, а ночью дождь был. А дальний - он всегда чистый.
  Зекхан хотел было пойти вместо меня, но я на своем настояла: в лодке да на острове все сидишь да сидишь, а тут хоть прогуляюсь да разомнусь. Километра полтора через лес.
  - Рожон не возьмете? Вдруг зверь...
  Я только хмыкнула в ответ:
  - При встрече с диким зверем самый лучший способ с ним справиться - это избежать боя. В лесу, благо, везде деревья, на кой мне сдался рожон?
  - Странно такое от рыцаря слышать, - заметил Зефин.
  Зафинка немедленно цыкнула на брата, дабы не дерзил.
  - Задача рыцаря - служить королю и отечеству, - назидательно ответила я, - а бездумно переть в драку со зверьем лесным и голову сложить безо всякой на то веской причины - глупо. Рыцарскую службу разорванный медведем рыцарь служить не может, смекаешь?
  Ну и пошла. Хотя какие тут медведи? Волк-одиночка в худшем случае, но от него можно и коромыслом отбиться, при моей-то нынешней силе. И нож рыбацкий у меня на поясе тоже висит, если что.
  Дальний ручей, видимо, брал начало из высоких горных ледников, потому что бил из камней у подножия титанического утеса, на приличной, метров пятнадцать, высоте, причем в таком месте, что еще шагов двадцать - и обрыв высотой со сталинскую высотку. Видок тут открывался такой, что я поневоле сожалела об отсутствии фотоаппарата. Мне случалось один раз быть здесь в непогоду, и дичайшие волны размером с девятый вал сверху выглядели невинными барашками.
  Набрала я воды и села передохнуть неподалеку от края. Не сказать, что прекрасный вид меня очень тешит: в голову хреновые мыслишки закрадываются. Вот тут - минимум пятьдесят метров, а внизу - камни, о которые раскалываются волны. Один шаг решает все мои проблемы. Больше - ни скуки, ни тоски. Один шаг - и вот оно, чувство полета. А в падении, как сказал упавший с крыши кровельщик, нет ничего плохого. Совсем другое дело - приземление, но я-то знаю, что если высота достаточна, то почувствовать удар еще можно, а боль - уже не успеваешь.
  Правда, немного пугает мысль об утрате своей личности, ведь, если я снова реинкарнируюсь где-то еще, то больше уже не буду сама собой. С другой стороны, кто знает, сколько реинкарнаций уже пережила моя душа? Если много, или хотя бы одну - то я этого не помню, что никак не мешало мне жить.
  Ну и главный довод - вдруг мне в следующий раз повезет больше? Ведь может быть, в начальника, душа моя всели-и-тся... Ну правда, вдруг Владимир Семенович Высоцкий все-таки прав?
   Я еще немного посидела, но в итоге приняла другое решение. Я возьму меч и кольчугу и подамся в Эйдельгарт. Терять мне и так нечего, а шансы все же есть. Заодно мир посмотрю, встречу новых людей, и, может быть, они меня не убьют.
  А самое главное, что пока я ходила к источнику, Зекхан и его дети, надо думать, уже разобрались с уловом.
  Радуясь своей хитрожопости, я взяла в руки коромысло. Да, двадцать литров нести удовольствие так себе, но зато теперь вниз по склону.
  
  ***
  
  Подойдя ближе к деревне, я увидела столб дыма, несколько великоватый для костра, а дойдя до нее, услышала какой-то недобрый гомон и чей-то плач.
  Я ускорила шаг и вскоре увидела толпу крестьян, собравшуюся на небольшом пространстве, игравшем роль площади. А чуть дальше еще человек двадцать просто стояли и смотрели, как горит дом Зекхана, и еще несколько парней таскали туда-сюда ведра, но без особого толку.
  - Что случилось?! - спросила я, поставив ведра на землю, - где Зекхан?
  Небольшая группа селян расступилась и я увидела Зекхана и Зефина, оба в луже собственной крови.
  - Господи... Что случилось?! Кто это сделал?!!
  - Собаки кривоногие, - негромко ответил мне один старик, понуро глядя в землю.
  Я схватила его за плечи и встряхнула:
  - Как это произошло?! Отвечай!!
  Двадцать секунд спустя я знала все. Стоило мне отлучиться, как приперся отряд фуражиров: командир на коне, семеро на двух телегах. Они отняли у крестьян рыбу, как обычно, и хотели уже вернуться, откуда пришли, когда заметили Зафинку, неосторожно выглядывавшую из-за угла.
  - Забрали ее и еще одну девочку, - сказал, утирая слезу, старик, - а Зекхану, за то, что вступиться пытался, горло перерезали... Зефин весь в отца был, бросился на них с кулаками... И вот.
  Я оттолкнула его в сторону и бросилась за дом. К старой груше.
  Меч и кольчуга, аккуратно завернутые в ткань, пропитанную рыбьим жиром, прикопаны были неглубоко. Я напялила на себя кольчугу и снова вернулась к крестьянам.
  - Куда они пошли?! - рявкнула я.
  - Я покажу! - вызвался какой-то малый лет пятнадцати.
  - Не лезь, Суреф, - сказал стоящий возле него мужик, - этих тварей злить - только больше беды накликать на деревню, придут и перережут...
  Уж не знаю, какой черт в меня вселился, но секунду спустя мужик покатился по земле, роняя в пыль капли крови и осколки зубов.
  - И хрен моржовый с тобой, червяк! - крикнула я. - Невелика беда, если хоть всех вас тут перережут, потому что таким, как вы, жить незачем! Вас тут, не считая бабья, полторы сотни стоит, и у каждого в доме рожон или острога или топор! И вы восьмерых испугались?! Два мужика на все село было, и тех убили, потому что вы наложили в штаны! Тьфу на вас! Давай, парень, показывай дорогу! А вы все сидите себе дальше на жопе ровно и ждите, пока у вас всех дочерей не позабирают!
  
  ***
  
  У фуражиров было преимущество в час с чем-то, но они потратили его самым гнусным и мерзким образом. Всего пятнадцать минут спустя мы - я и мой проводник - нашли Зафинку и вторую девушку прямо на обочине дороги, нагих, окровавленных и неподвижных: позабавившись, ублюдки убили обеих.
  Паренек с завыванием упал на колени возле той, другой, пытаясь прижать ее к себе, но я схватила его за волосы, подняла на ноги, повернула лицом к себе и залепила от души пощечину.
  - Нечего нюни распускать, сопляк, надо было заступиться за нее, пока у тебя была такая возможность, а теперь слезами горю не помочь. Потом поплачешь, а пока что надо догнать их. Нельзя дать тварям уйти.
  - Но... их восьмеро!
  Я посмотрела на него тяжелым взглядом, доставшимся в наследство от предыдущей хозяйки тела:
  - Да хоть восемьсот, мне плевать.
  А про себя мимоходом удивилась, что мне действительно плевать.
  После ночного дождика лесной большак слегка размок, следы телег и ног отпечатались хорошо, и сами поганцы с него сворачивать и не думали, держа путь на Дарбук, потому мы их вскоре нагнали.
  Когда впереди послышался скрип несмазанных деревянных колес и странный, лающий говор кочевников, я повернулась к пареньку:
  - В общем, слушай сюда. Вернись в деревню, приведи несколько мужиков, чтобы забрать девушек и похоронить, как положено. И Зекхана и сына его тоже похороните, а потом собирайте припасы и перебирайтесь на остров. Если потом сородичи уродцев придут мстить за то, что я с ними сейчас сделаю - на острове они вас не достанут, эти степняки в море ходят не лучше ослов. А там, глядишь, Невил вас не оставит, сетями и лодками прокормитесь какое-то время.
  Он кивнул и припустил обратно, а я свернула с большака в лес и двинулась параллельно, стараясь обогнать фуражиров.
  Мне это удалось, потому что телеги тащили по две клячи, да и у кочевников - кривые и короткие ноги, не особо приспособленные к ходьбе. Я рассмотрела их из кустов, и что занятно - из всех семерых у одного пика, у второго конская щека, у остальных пятерых - алебарды, явно трофейные, и у всех - луки и стрелы в колчанах. И только командир гарцует на коне, при нем легкий щит и сабля, и лук со стрелами. Кочевники спешились и вооружились на манер тех, кого завоевали? С их кривыми ножками явно не лучшая идея. Хотя, может быть, эти просто потеряли своих коней, в Долине лошадьми сильно не разживешься, тут из скота волы в почете.
  План атаки я выработала быстро, потому как и выбирать-то не из чего.
  Одна на восьмерых - верное самоубийство, тут вообще не факт, что я хотя бы с одним справиться смогу. В общем, все как в старые добрые времена, лучшей тактики, чем тактика плейеркиллера, я просто не знаю. Одна разница, что возрождения в ближайшем городе не будет, ни для меня, ни для них.
  Конечно, меня немного обнадеживал тот факт, что удар, которым я сбила с ног крестьянина, был довольно мастерским и очень быстрым. Я так в прошлой жизни не умела, вообще никогда не училась драться на кулаках. Еще со времен детдома предпочитала пускать в ход тяжелые или острые предметы, потому как особых роста и силы не имела, а в такой ситуации оградить себя от произвола сильных, особенно мальчишек, можно только двумя способами: вспомогательными средствами и жестокостью методов боя. Моя манера драться, не думая ни о чем, кроме причинения обидчику максимального вреда, быстро научила всех обходить меня стороной.
  И, может быть, обладай эти варвары даром предвидения - они бы предпочли обойти стороной и эту деревню, потому что я прямо сейчас намерена забрать с собой столько их, сколько удастся.
  Если я атакую внезапно, из засады - как минимум одного я точно зарублю, а потом, скорее всего, зарубят меня, если не растеряются. Если очень постараюсь - может быть, убью двоих. В самом деле, я высока и сильна, и даже поход за водой и преследование меня не очень утомили. А также весьма быстра. Так что, если повезет, и если фактор внезапности сработает как надо... А действительно, отчего бы не сработать? Уродцы чувствуют себя хозяевами, знают, что народец местный малодушен и труслив, если восьмером беспределили в деревне, а потом еще и, не отходя далеко, забавлялись с похищенными девушками, нимало не опасаясь погони. И вот теперь, когда на них нападет пусть даже один человек - они будут в шоке. Читала я книжицу одну, о противостоянии казаков-уходников и отрядов крымских татар, так там татарин, перешедший на сторону казаков, прямо говорил, что татарва только верхом сильна, коня отбери - и все, он беспомощен. Возможно, что и эти кочевники, вынужденные вести непривычный им пеший бой, тоже окажутся не в своей тарелке.
  Скрываясь за кустами, я обогнала их достаточно, чтобы выйти снова к большаку и осмотреться. Вскоре я приглядела подходящее место для засады: у самой дороги многовековое дерево, что обхватить разве вчетвером получится, при нем кусты неплохие, если присесть - не заметят, проходя мимо. Я атакую, убиваю одного, максимум двух, затем со всех ног бегу обратно, чуть дальше, в двадцати шагах от большака - заросли наподобие лесного ореха, я забегаю за них - и все, ищи-свищи. Скорее всего, уродцы бросятся в погоню, потому что их много, а я одна. И тогда, если они попрут толпой - мне удастся от них уйти, бегуны они так себе, а стрелять из лука по цели, петляющей между кустов и деревьев - задача непростая. Скифы, правда, попадали в кольцо, образованное большим и указательным пальцем ребенка, но то скифы. А если побегут, разделившись, полумесяцем, к примеру - тогда я снова атакую кого-то одного. Драться на мечах не умею, одна надежда на силу и скорость... В общем, что гадать? Сейчас все станет ясно, и, видимо, на деле это случится намного быстрее, чем я задумала, потому как драться на мечах я не умею, в чем, увы, самая слабая деталь плана.
  На тропе послышался скрип телег, я облизала пересохшие губы. Подал голос инстинкт самосохранения, но я задушила его на месте: всего пара часов, как я всерьез размышляла о самоубийстве, потому что жизнь моя слишком обременительна. Но теперь, после того, что эти ублюдки сделали с тремя людьми, которые хорошо ко мне отнеслись и которые хоть что-то для меня значили... Теперь я знаю свой путь, которым должна идти. Да, он будет очень коротким, скорей всего, но достойным. Я ушла из прежней жизни с гордостью за себя - и на этот раз тоже лицом в грязь не ударю.
  Вдох, выдох, вдох, выдох, пальцы сжимаются на рукоятке меча. Скрип телег совсем рядом, всего лишь по ту сторону титанического дерева. Поневоле вспоминается стишок: 'В овраге между трех осин лежал убитый паладин. Он, осенив себя знаменьем, на пятерых попер, кретин'. Хе-хе, кто-то, кажется, сейчас разделит его участь... И скорее всего, это буду я.
  Пора!
  По мере того, как маленький обоз движется мимо дерева, я смещаюсь вдоль толстенного ствола и выхожу на тропу позади самого последнего солдата. Рывок и замах!
  Они все оглянулись на звук шагов, как раз чтобы увидеть, как мой меч рассекает череп самого ближнего кочевника, от уха до противоположной щеки. Кожаный шлем с кожаными же нащечниками его никак не спас, не было даже хруста костей черепа, только негромкий удар и хлюпающе-чавкающий звук, когда верхняя часть головы отделилась от нижней.
  А дальше все пошло наперекосяк.
  Я планировала после удара отвести меч дальше по инерции и таким образом обеспечить себе размах для второго удара, если, конечно, успею его нанести. Но вместо этого я увидела неподалеку от своего лица лезвие алебарды, сместилась в сторону быстрым движением, меч пошел наискось вверх из такого положения, что я даже и представить себе не могла возможность подобного удара. Клинок меча разрубает древко алебарды, делает изящную петлю и возвращается, прочертив красную полосу по нагруднику того, чью алебарду перерубил. Минус два.
  Враг наносит удар, сверху вниз. Кажется, меч ожил, обрел собственную волю. Вот он взлетает, парирует полукруговым движением, отводя алебарду вниз и в сторону. Мои ноги тоже двигаются сами по себе: я делаю шаг в сторону и вперед, снова взмахиваю мечом - и еще одна голова, отрубленная у самых плеч, летит в траву.
  Они смотрят на меня, пять ошарашенных рыл. Я смотрю на них, и моя собственная физиономия, надо думать, такая же удивленная. Кривоногие уродцы поражены внезапным нападением, а я - тем, что на тройное убийство, произошедшее как-то помимо моего плана, ушло всего две секунды.
  А потом я, справившись с этим шоком, все же вернулась к первоначальной идее и побежала обратно в чащу.
  Такой план у меня был на тот маловероятный случай, когда я убью первого, затем второго и сразу после этого, исчерпав свой эффект неожиданности, окажусь одна против шестерых относительно умелых бойцов. Ясно, что шансов никаких, но если использовать описанный в книге Рафаэлло Джованьоли 'Спартак' метод - появится возможность забрать с собой еще одного или двух. Спартак, оставшись в Колизее против четверых самнитов, побежал и заставил их растянуться, после чего развернулся и победил всех четверых по одному. Эта же тактика с успехом используется плейеркиллерами, даже теми, кто никогда не читал 'Спартака': от группы преследователей надо убегать до тех пор, пока они не растянутся из-за разной скорости бега у разных воинов разных рас. А затем разворот, убиваем ближайшего и убегаем дальше. И повторяем, пока не кончатся преследователи.
  И вот я со всех ног бегу сквозь чащу, петляя между деревьями, и лихорадочно пытаюсь сообразить, что делать дальше. Беда в том, что у врагов луки и всадник, а у меня только кольчуга. Погонятся или будут стрелять?
  Погнались. Точнее, погнался командир, лошадиный топот прямо за спиной. Оборачиваюсь через плечо на бегу, чтобы не пропустить момент, когда он ударит саблей. Вот конь уже в четырех шагах, я ныряю вперед и в сторону, копыта взрыхляют лесной грунт совсем рядом. Переворачиваюсь на спину и выбрасываю клинок вперед и вверх. Удара распарывает лошади брюхо, она с отчаянным ржанием летит вперед и падает набок.
  Я подоспела к тому моменту, когда кочевник пытался вытащить ногу из-под лежащей и бьющей копытами воздух лошади. Парировать мой выпад он не смог, стальное острие вошло ему в рот и вышло из затылка.
  Четыре. И осталось четыре. У меня появляется безумная уверенность, что я справлюсь со всеми, хоть и не понимаю, как такое возможно.
  Они бегут ко мне, неуклюже и медленно, держа алебарды наперевес. Все-таки кочевники пешком вояки так себе. Над ухом свистит стрела - инстинктивно бросаюсь из стороны в сторону и бегу навстречу врагам.
  Под замах первого я просела, так что алебарда едва не срезала мне часть шевелюры, и полоснула урода по животу, он со сдавленным воплем упал. Метод Спартака сработал наилучшим образом: все трое растянулись, первый уже готов, второй подбегает, третий пыхтит в двадцати шагах. Правда, второй, видя скорую кончину своих товарищей, притормозил, чтобы подождать третьего, но я реализовать численное превосходство им не дала. В два прыжка оказалась возле ближнего, ложный замах, смещение с уворотом и колющий удар, проткнувший варвара насквозь. Он опускается на колени, упираюсь ему в грудь ногой и выдергиваю меч, урод молча падает, окрашивая зеленый мох в красно-бурое.
  Вторая стрела попадает мне в грудь.
  - Твою ж мать!
  Кольчуга, сработанная хорошим мастером, спасла мне жизнь. Повезло. Так, где третий?
  Он уже бежал со всех ног прочь, бросив алебарду.
  Гонка была неожиданно долгой: я бежала за ним добрых три минуты, пока догнала, просто удивительно, какую скорость развили его короткие кривые ноги. Причем бегство с его стороны было не актом паники, а четко продуманным тактическим маневром: кочевник молча, без визга, сосредоточенно месил ногами лежалую листву, при этом явно описывая полукруг. В тот момент, когда я его уже почти догнала, он развернулся, вытащив два кривых ножа, и бросился на меня с яростью отчаявшегося.
  Разумеется, это ему не помогло: я разрубила ему лицевые кости еще до того, как он добрался на расстояние вытянутого ножа. Так, теперь последний, лучник.
  Но лес был тих, только хрипела вдали умирающая лошадь. Перебегая от дерева к дереву, я немного порыскала туда-сюда, но восьмого не нашла, зато увидела под деревом его лук, колчан со стрелами и кожаную куртку: поганец оставил все, что могло его замедлить. Судя по всему, седьмой водил меня по кругу, надеясь на стрелы товарища, но 'товарищ' воспользовался моментом иначе и просто задал стрекача, оставив своего соратника и спасителя на произвол неотвратимого рока в моем лице. Что тут сказать, шакалье оно и есть шакалье. Даже многие звери - и те своих не бросают...
  Я, тяжело дыша, обвела окружающий лес глазами, заметила неподалеку труп одного из алебардистов - и тут меня вывернуло наизнанку.
  Физиологическое отвращение к виду и запаху крови и мяса существа своей породы - это инстинктивный запрет 'не убей своего', заложенный в генах процессом эволюции и присущий очень многим живым существам, не исключая и человека. Правда, у человека этот инстинкт крайне слаб и легко может быть преодолен, но в первый раз он обычно срабатывает сильно. Так что ничего удивительного, что я выблевала весь завтрак.
  Ладно, черт с ним, с завтраком. Утирая рот, я почувствовала, наряду с удивлением, мрачное удовлетворение: расплата свершилась. Ушел от возмездия всего один, но это меньшее из зол: зато он теперь расскажет своим, что посреди леса на них напала мечница из Эйдельгарта. Если Зекхан был прав насчет заметной разницы в облике - беглец поймет, что остальные были убиты не местным жителем. Наверняка меня примут за недобитого воина из уничтоженного отряда, что, к слову, так и есть, и не станут мстить крестьянам.
  А удивительным во всем этом был факт разгрома. Я вышла против восьмерых и победила, проявив мастерство, которого у меня никогда не было. Удары быстрые и сноровистые, выпад, которым я поразила командира - потрясающе точен, ведь я действительно пыталась, даже не отдавая себе отчета, нанести удар в рот, это самый легкий способ достичь мозга, не считая глазницы.
  Я подняла меч на уровень груди и повертела, глядя не столько на оружие, сколько на собственную руку, затем крутанула клинком пару раз для пробы, выписала в воздухе восьмерку. И у меня возникло чувство, словно я всегда так умела, ловко, быстро, сильно и точно. Хм... значит ли это, что я - все же жительница этого мира с памятью человека из параллельной, земной реальности?
  Немного поразмыслив, я подумала, что у переселения душ могут быть разные механизмы. Я сохранила свою память из 'той' жизни, но знаю также и местный язык, к тому же, надо думать, не один. Отчего я, в таком случае, не могу сохранить и навыки этого тела?
  С другой стороны, я не могу быть закаленным воином, потому что меня банально стошнило от вида трупа и крови. Ведь чего-чего, а убивать мне в прошлой жизни не приходилось, равно как и видеть разделанные трупы.
  Хм... И тут меня осенило. Проведу-ка эксперимент! Я владею методом слепого компьютерного набора, набираю текст, не глядя на клавиатуру! Ну-ка!
  Я положила меч в траву, закрыла глаза и вытянула руки перед собой, словно собираюсь печатать... Слово 'идиосинкразия', 'и'... и упс. Я внезапно поняла, что не помню, под каким пальцем эта клавиша. Сама кнопка находится в нижнем буквенном ряду, пятая буквенная клавиша слева, если с 'шифтом', то шестая... Кнопку помню. Каким пальцем ее надо нажать при слепом наборе - нет.
  Что ж, можно подвести кое-какие итоги. Переселение души, если именно это имело место быть, приводит к полной перезаписи личности и памяти, но без навыков. В принципе, этому можно подыскать объяснение, потому что личность - в лобных долях, а навыки - в моторных и некоторых других частях мозга. Также, видимо, языковые способности 'дозаписываются', ведь я помню все свои прошлые языки и знаю здешний... Это тоже объяснимо: человек может знать много языков, причем записаны они, как я поняла, в речевом центре, а не в лобных долях.
  Хе-хе. Может, оно и к лучшему, что лобные доли полностью перезаписываются, мне было бы хреново, если б у меня в голове воевали две разные личности, из которых пришлая считала бы 'местную' варваром.
  Так. Стоп. Хватит праздных размышлений, пора к реальности вернуться.
  Первое: я, видимо, сохранила боевые навыки и рефлексы своего предшественника и являюсь довольно-таки крутой воякой. Второе: меня это не сказать, чтоб особо радует. Нет, приятно чувствовать себя сильной, тут не поспоришь, но эта новость мало что меняет в отдаленной перспективе. Ведь я по-прежнему пленница средневекового мира, в котором мне очень неуютно и тоскливо.
  И третье - пора валить. Неровен час, сбежавший гад приведет подмогу.
  Лошадь мне, к счастью, добивать не пришлось: издохла сама. Животину жалко, она тут единственная, кто ни в чем не виноват, но... а ля гер ком а ля гер, как говорят французы. На войне как на войне.
  Из трофеев я себе взяла лук, несколько колчанов стрел, кривой кинжал и куртку командира: на меху и даже не воняет, остальные кочевники неслабо так отдавали потом и немытым телом, и одежку стирали кто знает когда... если стирали вообще.
  Также я разжилась вяленым мясом, похожим на говядину, которая была в сумке командира. У солдат вместо говядины нашлись лепешки, яблоки и вяленая рыба. Сгодится.
  Обе телеги были гружены вяленой и соленой рыбой, отнятой у крестьян, и ничего интересного я там не нашла. Неказистых коней, впряженных в телеги, освободила, перерезав упряжь: авось найдут путь домой, не подыхать же им посреди леса.
  Нагрузившись припасами, я пошла обратно, чтобы убедиться, что тела девушек уже забрали. Так оно и оказалось.
  Я присела под деревом чуть поодаль от дороги: передохнуть да подумать, как дальше быть и что делать.
  Вариант первый - пробираться в Эйдельгарт. Правда, без проводника это проще сказать, чем сделать. Что меня ждет там, 'дома', которого я не помню? Я без понятия, и не особо хочу узнать. Ладно, если я дворянка с собственным имением или хотя бы с достатком, что маловероятно - может быть, как-то устроюсь. Но если нет - нищета в средневековье это еще печальней, чем нищета в двадцать первом веке.
  В общем, не светит мне ничего хорошего. Буквально этим утром - аж не верится, что с тех пор прошло лишь несколько часов - я размышляла о том, чтобы шагнуть вниз с обрыва и понадеяться, что за гранью меня ждет доля получше этой, будь то рай или другой мир...
  А с другой стороны... Уверена, Алекс сейчас с радостью поменялся бы со мной местами: угнетенный народ, завоеванная кровожадными варварами страна - и героический паладин с весьма приличными боевыми навыками... Точнее, паладинка. Насмешка судьбы в том, что в этой шкуре оказался не тот, кто мечтал стать героем, а тот, кто себе такого не желал.
  Но - имеем, что имеем. Смерти я уже не боюсь - это только первый раз страшно - и жить дальше даже той жизнью, что у меня была, пока ублюдки не убили Зекхана и его детей, не хочу, а перспективы мои теперь еще хуже. Так что - к черту.
  Но не трусость ли это - взять и уйти? Как же жалка я буду, стучащаяся в райские ворота костяшками по кованым скобам... Будь я святым Петром - я бы меня не впустила.
  Действительно, чего трусить? Я смерти не боюсь, а вот кривоногие мрази - боятся. Пусть я не просила того, что получила, но у меня есть сноровка и сила... и желание пустить их в ход, чего греха таить. Повеселюсь под занавес.
  Хотя дело не в веселье, на самом деле. Вот моряне - глупые, примитивные люди, в языке которых максимум полторы тысячи слов, и до двадцати считают на пальцах. Но все же это люди, мирные и смиренные, добывающие хлеб свой насущный в поте лица. Чем они заслужили то, что творят кривоногие демоны? Чем Зафинка заслужила то, что с ней сделали?!!
  В голове поневоле всплывают строчки из баллады: справедливости нет в этом мире, а раз так - справедливость тут я!
  Поднялась на ноги, взвалила на плечи котомку с припасами и стрелами, похрустела шейными позвонками и мрачно ухмыльнулась: я снова в своей стихии.
  Плейеркиллер со стажем вышел на свою последнюю охоту.
  
  ***
  
  Дано: лес. Большой лес, во всю Долину, то есть примерно так двадцать километров в ширину, насколько я смогла на глаз оценить расстояние до гор слева, за которыми раскинулись Ханнайские степи, и справа, за которыми находится редкая лесостепь, за которой уже Эйдельгарт. Горы сами по себе эпически-титанические, такие где попало не пересечешь, а перевалы, надо полагать, охраняются.
  В длину этот лес тянется километров на сорок, может и все шестьдесят: со слов Зекхана я точно представить себе не смогла. В нем встречаются деревни - два десятка с гаком - и болота, а где-то справа - город Дарбук. Такое вот мое поле.
  Имеются дорожки лесные между деревнями, которые большаками не стали из-за очень ограниченного движения: моряне друг к другу в гости ходят редко. Не от замкнутости, просто времени у них на прогулки нет, кормить семьи надо, а теперь - еще и гарнизон захватчиков.
  Гарнизон этот сидит, надо думать, в Дарбуке, а по деревням шастают фуражиры. Численность гарнизона неизвестна, количество и маршруты фуражиров - тоже.
  Требуется: уменьшить количество кривоногих чертей на максимально возможное число. Любыми путями. Для этого требуется жить как можно дольше и убивать как можно больше. Ничего так задачка.
  Поразмыслив как следует, я пришла к выводу, что резать фуражиров - в общем-то, единственный вариант. Да и то, сегодняшний манер действий явно глуп, потому что, невзирая на мое мастерство рукопашного боя, я едва не склеила ласты дважды от каленых стрел, что одна просвистела мимо, а вторая попала в кольчугу - не моя заслуга, чистое везение. Да и трусость восьмого, лучника, тоже сыграла свою роль, не убеги он - мог бы меня и подстрелить. Нужен другой способ, в общем.
  И да, теперь враги, как мне кажется, ходить по восемь рыл не будут.
  Я устроилась на привал посреди леса у родничка, подкрепилась мясом - на вкус так себе, но сойдет - и взялась за лук и стрелы.
  Результаты меня не порадовали. Роб-ин-Худ из меня оказался так себе, в дерево с двадцати шагов попадаю без промаха и не особо целясь, но не более того, к тому же и лук степняцкий - далеко не снайперское оружие. Короткий и с круто выгнутыми дугами, стрелы тоже короткие, дальнобойности никакой. Оно и понятно, для всадника-налетчика - самое то, чтобы на скаку обращаться было удобно и сподручно отстреливаться от другого всадника, преследователя. Поскольку мчаться на лошади во весь опор и метко стрелять на большое расстояние - занятия несовместимые, то конному кочевнику длинный дальнобойный лук вообще не нужен.
  В общем, идею робингудовской герильи я отбросила: выстрелить издали нельзя, стрельба на ближней дистанции чревата ответной стрельбой, что для меня смерти подобно. Мои сильные стороны - физические данные и мастерство рукопашной схватки, вот их-то мне и надо реализовать.
  Словом, план у меня - не план, а смех. Убраться подальше от места схватки, потому что следующий отряд не ввосьмером припрется. В теории, удвоить все отряды фуражиров врагу будет не с руки, надо бы ловить маленькие... Хм...
  Тут я вспомнила, что фуражиры иногда останавливаются в деревнях на ночлег... Если вовремя узнать, где и когда - можно напасть посреди ночи, это даст мне преимущество... Но как узнать?
  Самая большая вероятность ночевки - в самых дальних прибрежных селениях, можно пойти туда. Второй неплохой ход - это если я договорюсь с крестьянами подать мне дымовой сигнал, а сама устроюсь где-то на высоком холме или даже на дереве и буду наблюдать. Тогда можно будет оперативно получать информацию о местонахождении фуражиров.
  План с кострами, впрочем, не лишен недостатков. Во-первых, я одиночка, у меня нет сменщика, если я отдежурю на дереве полдня - а там не получится устроиться с комфортом - и потом еще должна буду чесать в деревню и там драться... Плохо. Во-вторых, дымовой сигнал могут заметить сами кочевники, и у них возникнет к крестьянам очень закономерный вопрос - кому сигналите? После чего я попаду в засаду.
  И в-третьих... Что-то я с некоторых пор высоту недолюбливаю.
  Так что придется смириться с тем, что врага на блюдечке мне никто не подаст, придется искать самой. Ну и ничего страшного, найду. Ну или они меня.
  Правда, есть тут большой минус: если моя последняя охота затянется - придется решать все те же опостылевшие бытовые вопросы: где жить, что кушать, в чем мыться. Шалаши строить я не умею, вот палатку ставила раз пять в жизни, там ничего сложного нет, а шалаши... Впрочем, о чем это я, никто и не обещал, что все будет легко и просто.
  Как бы там ни было, в одном я точно уверена: фуражиры будут чаще посещать прибрежные рыбачьи деревни. У крестьянина-земледельца можно отнять только определенное количество провианта, потому что на все про все - себя прокормить, на следующий год поле засеять, отдать в виде налогов - у него всего лишь один годовой урожай его поля. Другое дело рыбак: сети выставил утром, в обед или вечером собрал, затем на пару дней работы с уловом, ну там засолить, закоптить и так далее. Если забрать у него сегодняшний улов или припасы - он снова пойдет в море и поставит сети. То есть - относительно бесконечное количество ресурсов, которое определяется, в основном, человеческой трудоспособностью в день.
  Потому я решила двигаться к морю: там выше шанс встретить противника.
  Выйдя на побережье, я пошла налево. Занятно, что в этом мире нет востока и запада, солнце может сегодня подняться в одном месте, а завтра примерно там же сесть. Судя по всему, планета вращается не вокруг одной стабильной оси, а имеет их две, или вообще как-то странно кувыркается. И, скорее всего, именно потому моряне никогда не ходят в открытое море: у них всегда в пределах видимости либо земля, либо остров, либо еще какой нерушимый ориентир, при такой нестабильности планеты ни о какой навигации по звездам речи быть не может.
  Дело пошло к вечеру, когда впереди показалась деревушка. Точно такая же, как та, где я жила. Такие же домики, такие же лодки на песке, такие же развешенные для просушки сети. И ограды, естественно, тоже никакой, только между деревней и лесом на травянистой полосе - то ли тотем, то ли божок, что-то вроде указания лесным зверям, лесного бога тварям, что дальше идут владения Невила, вот и вся защита. В прошлой деревне тоже такой указатель стоял, правда, на кочевников почему-то не сработал. Ну оно и понятно, до зверей лесных, в отличие от кривоногих уродцев, доходит, что тут им не рады.
  У крайнего домика я заметила пару подростков лет по тринадцать, мальчика и девочку, которые занимались починкой сети или чем-то вроде. Завидев вооруженного человека, они сразу же побежали в дом. Парой секунд позже из двери высунулась косматая рожа крестьянина, настороженно на меня глядевшего.
  - Здравствуй, добрый человек, - взяла я быка за рога, - в деревне чужие есть?
  Он, услышав свою речь, хоть и с акцентом - я ведь все-таки не местная - но не дико ломаную в исполнении гортанно вопящих кочевников, немного с виду успокоился.
  - Доброго вам вечера, благородная госпожа, - почтительно сказал он, сняв шапку, - ну покамест нету... Но ежели вы это про ханнайцев - то могут и нагрянуть... Так-то они срок поставили ко вчерашнему дню им три воза рыбы наловить и засолить, но пока еще не пришли...
  - Они пешком приходят?
  - На телегах приезжают. А обратно, когда телеги груженые - тогда, бывает, и пешком.
  - Сколько их было в последний раз?
  - Шестеро. Их всегда было шестеро.
  Тут я заметила, что крестьянин как-то странно смотрит на меня, но не в глаза, а ниже. Куда это он пялится?
  - Что-то не так? - спросила я.
  - Нет-нет, - поспешно возразил он.
  Я посмотрела на себя. А, кажется, поняла.
  - Ты на куртку мою смотришь?
  - Нет-нет, - снова ответил крестьянин.
  - Если ты вдруг подумал, с чего эйдельгартский воин в куртке кочевника - с убитого уродца сняла. Холодно в лесу, знаешь ли... Они на ночевку останавливаются или уезжают?
  - Это когда как. Если приезжают в обед и с пустыми телегами - то забирают рыбу и уезжают. А если под вечер и с чем-то, в другой деревне отнятым - ну, тогда занимают дом старосты, пьют, веселятся...
  Тут лицо крестьянина приняло тоскливое выражение. Он не договорил, но я и так его поняла.
  - Знаю, - сказала я, - тут в соседней деревне тоже того... над девками надругались. Кстати, это куртка их командира. В общем, мил человек, приюти меня на денек или пока окаянные ублюдки не припрутся. Недосуг мне за ними по лесам бегать, еще и заблудиться могу.
  Он посмотрел на меня, и в его глазах появилась надежда.
  - А где остальное войско?
  Вот тут я решила приврать слегка, чтобы не усложнять ситуацию.
  - Войско спряталось и ждет сигнала. А я тут поганцев подожду.
  Пока мы беседовали, чуть поближе подтянулись другие крестьяне, и слова о войске вызвали в редкой толпе тихий, но радостный гомон. Мне, должно быть, будет неприятно сообщить им, что войска-то нет... Это, разумеется, если я выживу в бою.
  Тут и староста подоспел с причитаниями, как он рад такой гостье. Проводил меня в свой дом - такой же дом, как и у всех остальных, в общем-то - а затем вся деревня притащила, у кого чего деликатесного завалялось. Не сказать, что и правда яства несказанные, но отношение, конечно, хорошее. Но я не стала наедаться: мне предстоит еще один бой, и я должна приложить все силы, чтобы после был еще один, и еще один - чем больше, тем лучше.
  Ждать пришлось недолго, едва час. Послышался шум и гам, с которым жители деревни разбегались по укромным закоулкам от греха подальше, затем - цоканье копыт и скрип колес.
  - Значит так, веди себя как обычно, - сказала я старосте, - а я за подмогой сбегаю.
  Выбралась я из его дома с мечом в руке, юркнула за длинные вывешенные сети, пригнувшись, обошла еще пару домов и оказалась за крайним, так что меня и фуражиров на площади теперь разделяла почти вся деревня.
  Я огляделась - других варваров не видать, вот и отлично. Затем осторожно двинулась обратно по той же дорожке, по которой приперлись враги: войска нет, и мне приходится думать о том, чтобы за мою вендетту не страдали местные жители.
  А варвары вели себя крайне беспечно: у коней оставили всего одного охранника, да и то, не столько охранять, сколько просто присматривать за животиной, видать, не принято у них такое сокровище без присмотра оставлять.
  Охранник этот даже алебарду свою поставил, к телеге прислонив, потому, когда я появилась рядом, схватить ее он уже не успел. Меч вошел ему в горло, не позволив пикнуть. Правда, слегка всполошились кони, не любят они запаха крови по вполне очевидным причинам.
  Я двинулась быстрым шагом туда, где буянили чужаки, осторожно выглянула из-за угла - трое тут, что-то гогочут старосте в лицо. Где-то в стороне пронзительный женский визг.
  Подкрадываюсь к этим трем. Меня увидел староста и это едва все не испортило: он глазеет на меня, кочевники, видя это, начали оборачиваться - но я уже рядом.
  Первого рубанула наискось справа налево, так, чтобы клинку было удобно, распоров грудную клетку, описать петлю и снова рубануть наискось, но уже слева направо - второго.
  А вот третий стал неожиданно большой проблемой. Он и был больше, чем остальные двое, но стоял дальше, иначе ему достался бы самый первый удар. И той секунды, за которую я убила двоих его товарищей, ему хватило. Я ожидала, что он схватится за кинжал или саблю - но варвар сделал быстрый шаг вперед и схватил меня за запястья, а затем завопил, зовя на помощь остальных. Хреново: он сильнее меня.
  Я резко ударила его головой в рожу, он взвыл, но руки не разжал, сложив дважды два и понимая, что вместо риска боя один на один лучше подержать меня до прихода подмоги. Позади уже слышны поспешные шаги двоих оставшихся - бегут сюда. Плохо дело.
  Разжимаю руку, выпуская рукоять меча, и делаю резкие синхронные повороты кистей изнутри наружу, против его больших пальцев: этот прием, как оказалось, довольно известный, но я выучила его еще в детдоме. Он сработал, мои руки свободны. Правым кулаком - в горло, левой я выхватила у кочевника из-за пояса кинжал и воткнула ему же в живот. Он сложился напополам и упал.
  К тому времени, как двое последних выскочили из-за угла, я уже подняла меч с земли. Они смотрят на меня, я - на них. Варвары удивленно озираются, наверняка в поисках того самого 'войска', в их мелкие умы не укладывается, что я пришла одна.
  Бросаюсь в атаку, не ожидая, пока это сделают они. Кочевники вооружены неплохо, у одного сабля, короткая, изогнутая, но острая, у второго - прямой меч вроде моего, только одноручный, а не полуторный. Явно трофейный.
  Двое на одного - не самый легкий бой. И эти двое вряд ли дадут мне использовать трюк Спартака, к тому же бегать на виду у крестьян... зазорно как-то. Главное - помнить выражение одного мастера-фехтовальщика о том, что фехтуют вначале ногами и только потом шпагой: постоянно смещаясь, я смогу усложнить им реализацию численного перевеса.
  Мы сошлись в центре небольшой площади, и садящееся солнце бросило на землю наши длинные, гротескные тени.
  Я сместилась вправо, чтобы один из врагов находился между мной и его товарищем, и атаковала, энергично и стремительно. Кочевник с саблей едва сумел парировать мой удар и попятился, сразу же поняв, что в одиночку ему со мной не тягаться. Его товарищ неудачно попытался вступить в бой, но я снова сместилась вправо, оставляя противников на одной линии относительно себя.
  Удар, уход, ответный выпад! Я отбила в сторону кривую саблю так, что враг оказался совсем открыт, но не сумела ударить в ответ, так как пришлось отражать атаку мечника. Снова уход, удар, финт, удар!
  Мое преимущество в скорости и рефлексах позволило мне держаться на равных против двоих, но у врагов явно имелся кое-какой опыт рукопашных схваток. В то же время я, 'унаследовав' силу, скорость, рефлексы и навыки своей предшественницы, не получила его опыт, потому что опыт - он, увы, в лобных долях и был перезаписан моим жизненным опытом. Таким образом, я с удивительным даже для себя мастерством выделывала с мечом все, что могла себе представить, но мои представления ограничены историческими фильмами, поставленными людьми, малосведущими в фехтовании, и знакомством с ролевиками, которые тоже, мягко говоря, не доки. И потому, даже если безымянная воительница знала и могла исполнить самые сложные и потрясающие приемы - я не могу их повторить, потому что не знаю о них. Черт.
  В этой ситуации мне оставалось только таким образом использовать силу и скорость, чтобы у врагов не хватило мастерства этому противостоять.
  Я атакую, быстро и точно, но противник парирует. Если б я могла выложиться на полную - ему пришел бы конец, потому что я быстрее его, вот и все. Но каждый раз, когда я вот-вот прищучу одного - ему на помощь успевает второй и я оказываюсь перед выбором: добить одного и стать жертвой другого или защищаться, прекратив атаку.
  К тому же тот, что с мечом - тоже с крепкими руками, на мечах он не мастер, но оружие держит весьма уверенно и мои удары принимает клинком просто и бесхитростно.
  Я бью направо, заставляя саблиста закрыться и попятиться, затем атакую мечника быстрым рубящим ударом. Он не рискует и не выпендривается, блокирует мой меч своим, держа его перпендикулярно моему клинку. Пожалуй, я уже знаю, как его переиграть.
  Саблист пытается обойти меня справа, я стремительно смещаюсь к нему и от мечника, удар - он вновь закрывается и отпрыгивает. И тогда я бросаюсь на мечника и бью его мощно и размашисто, сверху вниз, вкладывая в удар всю силу руки и весь вес меча. Он закрывается, но я еще до удара хватаюсь за рукоять левой рукой.
  Полуторный меч, вопреки расхожему представлению, отличается от обычного не полуторной длиной клинка, а полуторной длиной рукояти, что позволяет держать его двумя руками, со всеми вытекающими отсюда преимуществами. И когда я нанесла удар двумя руками, вложив в него весь вес и всю силу, кочевник парировать его не смог. Его собственный меч ударил его по лицу, перечеркнув перекошенную физиономию красной полосой. Мечник взвыл, словно проклятая душа в аду, и упал, выронив оружие и хватившись за рану, а я ударила в другую сторону, отогнав саблиста, и перешла в наступление.
  Удар, замах, удар! Я тесню его к краю площади, уже почти прижала к стене дома. Замах и мощный удар сверху вниз! Кочевник видел, что случилось с его товарищем, и урок из этого извлек: держа саблю над головой, он уперся также левой рукой в клинок, благо сабля изнутри не заточена. В этот момент я просто двинула его ногой в грудь и сбила с ног, а когда варвар, лежа, все же исхитрился выставить мне навстречу саблю - взмахнула мечом слева направо и проследила, как туда же, направо, улетает его сабля вместе с сомкнутой на рукоятке кистью.
  Кочевник завыл страшным голосом, должно быть, не столько от боли, сколько от понимания, что жить калекой ему предстоит секунды две.
  - Сзади! - крикнул чей-то звонкий голос.
  Я неспешно обернулась. Неспешно - потому что шаги слышала в десятке метров позади. Как я и думала, мечник, пошатываясь, приближается, одной рукой держась за залитое кровью лицо так, что смотрит только одним глазом, в правой - меч. Понимает гад, что, не убив меня, не выживет. Видя, что я обернулась, бросается вперед с криком то ли ярости, то ли отчаяния.
  Выбрасываю ему навстречу меч, клинок входит в глаз и выходит из затылка. Хорошая все-таки в Эйдельгарте сталь. Делаю шаг в сторону, пропуская падающее тело - вот, собственно, и конец боя.
  Я перевела взгляд на однорукого, тот, лежа в пыли и сжимая обрубок, начинает завывать, скулить и причитать на своем языке. Подхожу ближе и присаживаюсь на корточки.
  - Ты меня понимаешь, шакал?
  В ответ - непонятная белиберда, без переводчика не обойтись.
  - Тут кто-нибудь может перевести с этого собачьего языка на человеческий?
  - Я могу, - вызвался староста, - немного... Ну, их требования, сколько какой рыбы предоставить, по крайней мере, понимаю...
  Свои лингвистические способности он крепко приуменьшил: дальнейший допрос кочевника переводил почти без запинки, хотя не очень быстро. И то в кныш.
  Десять минут спустя я уже знала если не все, то очень многое: кривоногий ублюдок, надеясь вымолить себе жизнь, выдавал военные тайны с поспешностью Рокфора, поглощающего одноименный сыр.
  Орда численностью примерно пятьдесят-шестьдесят тысяч под предводительством 'кэг-кагарна' Мадунги - титул вроде верховного хана - вторглась в Долину и захватила ее практически без потерь, лишь сражение с эйдельгартским отрядом отняло около тысячи жизней - втрое больше, чем было эйдельгартцев. Затем Мадунга, как я и предполагала, оставил гарнизоном в Дарбуке примерно триста человек, оставшихся без лошадей - эйдельгартцы перед боем подготовились, выкопав ямки, в которых кони ломали себе ноги - и еще около четырехсот воинов с самыми худшими лошадьми и вооружением, а сам двинулся на Эйдельгарт, который, насколько знал пленник, переживал тяжелое время. Правда, в чем именно заключалась тяжесть, если нашлись силы и деньги на отправку трехсот воинов в Долину, он объяснить не мог.
  А Мадунга, стало быть, не так уж и прост. Не погнал самых нищих воинов на убой, как сделали бы многие другие завоеватели. Стало быть, он обладает определенным талантом и делает ставку на маневренную подвижную войну и мастерство своих воинов.
  В задачи конкретно моего пленника входил сбор провианта для гарнизона, кроме того, маленькие обозы постоянно ходили в Эйдельгарт и обратно, снабжая также и силы вторжения. Командовал гарнизоном кагарн Сайрабаз, очень хороший и грамотный, если верить кочевнику, вождь, чуть ли не один из лучших. Если это правда... Картина получается такая: Мадунга оставляет худших воинов в Дарбуке, потому что лучшие нужны ему в войне и разбрасываться ими он не может, а вот оставить с худшими людьми хорошего командира... Должно быть, Долина является для него стратегически важной территорией как база снабжения и путь к отступлению. Кроме того, городских ремесленников заставили делать стрелы и луки по образцу ханнайских. Ну да, база.
  О судьбе князя Дарбука я тоже узнала: когда его замок, защищенный только деревянными стенами в два человеческих роста, обложили враги - он сдался на милость Мадунги, понимая, что со своей маленькой дружиной ничего не сделает. Вопреки моим ожиданиям, князя не казнили, а заставили принять присягу новому владыке, а дружину разоружили и отправили на рудники. Одно из двух: либо однорукий пес врет, либо Мадунга действительно умен. Впрочем, даже мне, совершенно далекой от военных дел, понятно, что иметь проблемы в тылу во время войны с сильным врагом весьма нежелательно, верховный хан ханнайцев тем более это понимает и потому излишне озлоблять против себя покоренный народ ему совершенно не с руки.
  - Кстати, - спросила я старосту, - а что за девичий визг я слышала?
  - Так вот эти собаки пытались дочку лодочного мастера нашего того, снасильничать, но тут вы появились и им стало уже не до нее... Госпожа рыцарь, так а где войско-то?
  Я пожала плечами:
  - Прямо перед тобой.
  - Вы... одна?!!
  - А что, этого разве мало? Справилась же, как видишь.
  Он смотрит на меня большими круглыми глазами.
  - Так это ж да, но их того... сотни! Семь сотен!
  - Уже на двенадцать меньше. Ладно, переводи дальше.
  Я повернулась к кочевнику и сказал:
  - Значит, слушай сюда. Передай кагарну Сайрабазу, что я приду за ним, и это случится быстрее, чем он думает. Запомнил?
  Пленник радостно закивал: до этого момента он не верил, что я его отпущу, ведь он сам бы не отпустил.
  - Значит так, - сказала я старосте, - перевяжите ему рану, чтобы не издох, отвезите к Дарбуку и там отпустите.
  Он скривился так, словно я предложила ему шелудивую собаку поцеловать:
  - Да пусть околеет, удо Нергала, зачем с ним возиться?
  - Если он околеет до того, как передаст своему вождю мои слова - ублюдки не будут знать, что это я перебила фуражиров. Они подумают на тебя и твою деревню, понимаешь?
  Вот тут до него дошло:
  - Понял, понял, сделаю, как вы велите...
  Я вернулась в дом и как следует подкрепилась, с легким чувством самодовольства наблюдая, как варвара перевязывают и сажают в телегу.
  Конечно, я и не собиралась переть в город, чтобы не облегчать врагу задачу, но пускай теперь кагарн посушит голову, что к чему. К тому же... Как говаривал один веселый поросенок, хороший понт дороже денег.
  
  ***
  
  Следующие два дня мне сильно не везло. Враг тут и там, но я приходила слишком поздно или слишком рано, или же супостатов было чересчур много. Я вполне отдавала себе отчет, что победить двоих сразу еще могу, а вот троих - уже никак. И если попадется мне мастер ближнего боя - то и одному можно проиграть. Правда, пленник говорил, что гарнизон состоит из худших воинов орды, но Мадунга имеет обыкновение оставлять плохих солдат под началом хороших командиров, и кто-то из них может оказаться мне достойным противником. А достойные бои в мои планы не входят: передо мной задача убить побольше уродов, а не воевать с ними. Это немного разные вещи, как мне кажется.
  На вторую ночь я даже повстречалась с самым натуральным саблезубым тигром. Я как раз пробиралась к одной деревушке, надеясь, что застану там ночующих ханнайцев. Темень, конечно, так что идти приходилось по дороге: над ней полоса чистого неба, а в небе - луна, чуток побольше земной, и раза в полтора ярче.
  Ну и вылез он из кустов, здоровый и с хвостом. Строго говоря, название 'саблезубый тигр' некорректно, так как саблезубые кошки с тиграми в родстве не состояли, но прямо передо мною стояла зверюга, против которой самый большой из земных саблезубых, смилодон - котенок. Если смилодон доставал головой человеку до пояса, то сей монстр преспокойно смотрел мне в глаза почти как равный равному: его голова была примерно вровень с моим подбородком. Если вдуматься, против него и лев с тигром - мелковаты.
  Перетрухнула я, мягко говоря, основательно, чуть кирпичей не наложила: сработал инстинктивный страх перед хищником. Однако все началось и закончилось не так, как я думала: саблезубый вышел на тропу, на самом деле, не мне наперехват, а просто ее пересекал курсом, перпендикулярным моему, и наша встреча для него тоже оказалась неожиданной. Мы смотрели друг на друга с десяти метров секунд пять, затем здоровенный кот отвернулся и быстрым шагом скрылся в кустах на другой стороне. Судя по всему, этот хищник людей избегает, потому как моряне никаких мер по защите от него не принимают, если божка перед деревней не считать. Это тигры в Индии в былые времена могли спокойно в деревни забредать, тут, видимо, у зверей свои правила приличия.
  Я проводила его взглядом и перевела дыхание. Фух! Вот против него мне рожон бы не помог, это точно. И вывод из этой встречи я для себя сделала однозначный: моряне правы, лес надо уважать, нефиг по нему ночью шастать.
  Врагов в деревне я не нашла, но узнала от жителей, что они не видели кочевников уже дней шесть, и решила подождать их тут. К тому же староста рассказал мне последние новости: в лесной деревне неподалеку глашатай объявил награду за разбойницу, выдающую себя за эйдельгартского рыцаря, жители той деревни, где жил Зекхан, переселились на остров, и в тот же день деревню сожгли дотла. А во второй деревне, к счастью, никаких карательных мер не последовало, хотя отряд человек на двадцать туда приезжал и их командир допрашивал старосту.
  - Это только в одной деревне глашатай объявился? - уточнила я.
  - Я об одной знаю, мы туда вчерась возили рыбу менять. Но в других, надо думать, тоже, - ответил староста.
  - Это уже хуже.
  - Пф-ф-ф-ф... Да кто ж поверит собакам? Чтобы выдать себя за рыцаря, надобно иметь лицо рыцаря, а Ярин мудрый, людям лица себе по желанию выбирать не дал.
  Похоже, тут ситуация сложилась благоприятно: хоть в Долине и наблюдается слегка отдающая нацизмом тенденция делить людей на 'арийцев'-дворян и мужиков-'унтерменшей', сейчас это играет на меня, поскольку бандитов с благородной родословной тут отродясь не видали, равно как и рыцарей-мужиков. А женщин-разбойниц и подавно. Так что глашатаям Сайрабаза местные жители вряд ли поверят, а когда до них дойдут вести о моих реальных делах - предательства тем более не стоит опасаться. Хотя... Люди несовершенны и порочны по своей природе, потому, хоть моряне и ненавидят захватчиков всеми фибрами души, я все же буду начеку.
  - Кстати, старик, а ты знаешь про здоровенного зверя с вот такенными клыками, который тут по лесу ночью бродит? - спросила я невзначай и описала ему саблезуба.
  У старосты глаза стали большими и круглыми.
  - О, госпожа рыцарь, вы повстречались с Гарамом?! Эта честь редко кому выпадает... - внезапно на его лице промелькнула тень мрачной догадки: - вы ведь поклонились ему до земли?
  Вот теперь уже у меня глаза полезли на лоб:
  - А этот гарам... Ему что, кланяться надо?
  - Конечно! - горестно всплеснул руками старик, - как же не поклониться богу в его-то владениях?! Если кому такая честь выпала - при встрече надобно в пояс Гараму поклониться, а если ночью повстречать - то на колени опуститься и поклониться до земли, дабы не разгневался!
  Мне стало ясно, что я крепко накосячила, хотя знать наперед, что саблезуба тут чтут как бога, не могла никак. Нет, серьезно, кланяться здоровенному хищнику - идея так себе, а с другой стороны, будь этом Гарам кровожаден - его вряд ли чтили бы как божество, здешние боги, верховный Ярин и хозяин моря Невил - строгие, но добрые, требующие, как я успела понять, только уважения и почитания. Ну да ладно, надо как-то исправлять ситуацию, разыграю карту чужака, пожалуй.
  - Так вот кто это был! - протянула я, призвав на помощь все свое актерское мастерство. - Мы в Эйдельгарте его имени не произносим, дабы не поминать всуе, а просто зовем Лесным Владыкой. А я-то его раньше никогда не видела, вот и не признала... Ну да ничего, ведь Владыка на меня не разгневался за мою ошибку, знает, что я его чту и весь мой род тоже.
  - Хорошо если так, а то если обидится - у лесных деревень урожая не будет, а нам в море месяц не выйти, беда-беда!
  Воистину, некоторые ошибки не так ужасны, как последующие попытки все исправить. Мне стоило просто заткнуться и проехать тему, так нет же, забыла наставления поэта, что молчанье - щит от многих бед, а болтовня всегда во вред.
  - А при чем тут море? - удивилась я, - Владыка - он же лесной хозяин, а в море - Невил...
  - Так-то оно так, да только и Невил будет серчать, ежели брата его младшего не уважить!
  Ну да, как же я не сообразила, что у местных богов семейный подряд. В общем, надо остерегаться религиозных тем.
  Я провела в этой деревне еще два дня на правах дорогого гостя: о том, что я пришла защищать их от налетчиков, сражалась в безнадежном бою с ордой, выжила по воле Ярина и отомстила за убитых девушек, Зекхана и его сына, тут все знали. Так что отнеслись ко мне крестьяне очень почтительно и гостеприимно.
  Враг все не появлялся, но в конце концов мое ожидание дало свои результаты: на дороге увидели четверых кочевников при трех телегах, уже частично нагруженных награбленным в других селениях добром.
  - Дайте им все, что потребуют, - велела я старосте и крестьянам, - и ведите себя, как обычно, а я тихо выйду за крайними домами и кустами доберусь до леса. И когда они будут возвращаться - повстречаю на лесной тропинке.
  - Там мы и сделаем, - согласился староста, - пусть вас боги берегут, леди рыцарь!
  Я выбралась из деревни незамеченной и быстро облюбовала место для засады: густой кустарник и двойное дерево достаточно толщины, чтобы за ним спрятаться. И надо будет озаботиться, чтобы один кривоногий варвар остался в живых: отпустить его меньшее зло, а иначе пострадают мирные крестьяне. Благо, проблем возникнуть не должно: их только четверо.
  План боя я в общих чертах продумала: скрываюсь за кустами, пропускаю их мимо себя, стреляю из лука в того, который сидит на самой первой телеге, и незамедлительно набрасываюсь на обоз с хвоста, так сказать. Если мне удастся убить еще одного - хорошо, затем отступаю в лес и пытаюсь действовать методом Спартака, чтобы не драться сразу с двумя: рискованно. Если не удастся - все то же самое, только врагов будет трое. А дальше - обгоняю и устраиваю еще одну засаду, если не клюнут на мое 'бегство'.
  Вскоре послышались звуки приближающихся фуражиров. Лук в руках, колчан со стрелами на земле: я их тут и оставлю, чтобы не отягощали во время беготни по лесу. Стрелок я очень так себе, в медленно движущуюся цель вроде человека на телеге попаду, а когда начнется хаос и неразбериха - уже вряд ли, так что у меня только один выстрел.
  Я выждала, пока обоз тянется мимо, и осторожно выглянула из-за куста. Идут, озираются. Хм... Знают, что на них идет охота, и все равно вышли вчетвером? Тупые идиоты, как же они сейчас за это поплатятся...
  Натягиваю лук и отпускаю тетиву. Стрела впилась вознице первой телеги в левую руку, хотя целилась я в середину спины тому, кто сидел рядом с ним... Никакой из меня Роб-ин-Худ.
  Вопль раненого сыграл мне на руку, так как остальные трое рефлекторно посмотрели в его сторону, то есть от меня, и позволили мне стремительно догнать последнюю телегу. Хватаюсь левой рукой за борт, запрыгиваю на него и в таком положении, сидя на борту и балансируя, вонзаю меч в спину вознице, который так ничего и не понял.
  А потом пришло осознание, что тупые идиоты на самом деле - не они. Крытая мешковиной поклажа телеги вздыбилась и я оказалась лицом к лицу с четырьмя варварами, прятавшимися под мешковиной.
  Последовал мгновенный обмен ударами. Одного я убила сразу же, второго свалила на его товарищей левым кулаком в висок, от летящей в голову сабли увернулась каким-то чудом, а ко мне уже бегут варвары, прятавшиеся в других телегах.
  Рывок обратно, в спасительную чащу, звон меча, которым я проложила себе дорогу, острая боль в боку и мысль 'какого хрена, я же в кольчуге!'
  Засада была не то чтоб мастерской, напротив, просто ловля на блесну, и я на эту наживку клюнула. Никогда не недооценивай противника - первая заповедь любого бойца, воина или полководца, а я вот взяла и недооценила. Впрочем, у меня есть оправдание: я не боец, не воин и не военачальник. Я дизайнер, примерившая шкуру и меч воина, но так им и не ставшая.
  Я оторвалась от погони под свист стрел, используя преимущество в более длинных ногах, перед этим вытащив из своего бока восьмисантиметровое оружие типа шила. Тонкое круглое острие прошло сквозь кольцо кольчуги, и теперь в боку при каждом шаге отдает сильной болью, под одеждой течет теплое.
  В общем, все. Повоевала. Варвары вопят и гогочут позади, но цепочка из красных капель уже не даст мне скрыться. Собственно, мне и скрываться смысла особого нет: пробит кишечник как пить дать. Эта пустячная в двадцать первом веке рана здесь меня прикончит, увы и ах.
  Я остановилась и оглянулась. Бежать нет смысла, хотя инстинкт самосохранения выполз из подкорки и теперь пытается заставить меня сделать то, что уже бесполезно делать. Страшно, черт возьми, но это, видимо, из-за адреналина... Я знала, на что шла, как знала, что вот как-то так все и закончится... Надо прямо сейчас дать последний бой, пока я еще в состоянии это сделать, вот только как это сделать? Они ведь не бросятся на меня толпой, а просто расстреляют из луков... Нужны какие-то густые заросли, что ли... Или вон то дерево, рядом с которым кусты... Спрятаться там, и...
  И тут я увидела что-то блестящее. Маленькое, едва заметное, оно висело на ветке дерева чуть поодаль, раскачиваясь на легком ветерке. Я сделала несколько шагов, чтобы рассмотреть это 'нечто', оно казалось мне очень знакомым, что-то маленькое, серебристое, на... нитке? Нет, это тоже серебристое... Цепочка.
  Я подошла еще ближе и внезапно забыла и о погоне, и о ране.
  На ветке висел ангелочек.
  Маленький серебряный кулончик в виде ангелочка, идентичный тому, который был у Кристинки, он висел на ветке на уровне моих глаз и немного покачивался.
  Как?! Как это может быть?! Как кулончик может оказаться тут, в этом месте?! Я несколько раз моргнула, не веря своим глазам.
  Ангелочек никуда не пропал.
  Я сделала еще несколько шагов. Точно, это он. Тот самый кулон. Или идентичный ему... Какова вероятность, что в этом мире существует точно такой же? Но все намного проще: у Кристинки был с гравировкой на оборотной стороне, так что я сейчас точно узнаю, тот самый или идентичный.
  Протягиваю руку, но мои пальцы внезапно смыкаются на воздухе. На ветке ничего нет, словно и не было никогда. Кажется, у меня начались глюки, так что...
  Я чуть поворачиваю голову и снова вижу кулончик, он висит, как и висел, только не на этом дереве, а чуть дальше. Снова моргаю: да, он там висит. Что за наваждение?
  Иду к нему, протягиваю руку - и все повторяется. На ветке ничего нет, это мираж, иллюзия, глюк моего воображения. Странная реакция на рану в живот, вот если б в голову - то было бы все понятно.
  Так, в топку кулончик, его не существует, точнее, он существует, но не здесь. А мне надо какое-то место, чтобы дать бой и хоть кого-то еще забрать с собой на тот свет.
  Я отворачиваюсь от дерева, на котором мне привиделась цепочка с ангелочком, и замечаю, что в сотне шагов лес кончается, там светлая опушка. А за опушкой что-то массивное и темное.
  Бреду туда, и чем ближе подхожу, тем лучше вижу, что это - башня. Даже не совсем башня, а маяк, заброшенный и очень старый, который, видимо, приспособили под жилье. Ну да, точно маяк, потому что за ним - обрыв, а вдалеке - море синеет.
  Вот, это совсем другой разговор! Вход-то один, и винтовая лестница, надо думать, узкая... на роль моих персональных, одноместных Фермопил - самое то.
  Иду к нему.
  Преследователи появляются на опушке и с гиканьем бегут за мной, но я опережаю их минуты на две. Ступеньки, позеленевшие от моха, дубовая дверь. Тяну ручку на себя и ныряю во мрак.
  Быстрый взгляд вокруг. Башня как башня, первый этаж - прихожая. Ветхий плащ на крючке у двери, туфли с острыми носками, лавочка, сундук, два комода, кладовка и круговые ступени на второй этаж. Еще череп на полу, и все это слегка припало пылью.
  Вытираю правую ладонь от крови о штаны, чтобы рукоять меча не скользила. Ну, сволочи, заходите.
  Тут я сообразила, что можно немного выгадать, если стать у самой двери сбоку. Только она открывается - удар мечом в проем, это сразу минус один. Привалилась плечом к холодному камню, жду, прислушиваясь к звукам снаружи.
  Варвары переговариваются своими скрипучими голосами, в их отрывистой речи звучат сомнения и страх. Ну да, понимают ведь, кто ждет их внутри... Быстрее, мать вашу, а то так недолго и кровью истечь, пока они расчухаются... Хотя, может быть, именно это они и задумали...
  - Они не войдут, - раздался хриплый голос у меня за спиной.
  Я резко обернулась, проигнорировав разлившуюся по телу волну боли, и волосы зашевелились у меня на голове: на ступеньках, ведущих на второй этаж, сидел демон. Я машинально выставила перед собой меч.
  - Ты лучше этой штукой передо мною не размахивай, - спокойно сказал демон, ковыряясь в зубах, - если я от страха обделаюсь - ты утонешь.
  И тут я заржала в голос. Сюрреализм: за дверью два десятка врагов, передо мною демон, в боку смертельная рана - а я смеюсь.
  Демон этот выглядел как демон - красный, с рогами, с порочной физиономией и крючковатым носом - но какой-то был он квелый и доходящий. Метр шестьдесят, килограммов шестьдесят пять, где-то так, из которых пять кило - на рога.
  - Не думаю, что в тебе говна больше пяти литров, - сказала я, - мелковат ты.
  - Извне - да. Но пространство - интересная штука, если уметь пользоваться. Не поверишь - две недели назад я сожрал вот этих крикливых, что за дверью, где-то с дюжину за раз. Ну как сожрал - проглотил. Собственно, именно потому твои дружки сюда больше не сунутся.
  - Прожорливый какой... Так значит, ты сейчас сыт?
  - Ну типа того. Хотя ты бы тоже вполне там уместилась.
  - Так за чем же остановка? - ухмыльнулась я.
  - Ты сюда не как воровка пришла - а мне хозяин, чтоб он сдох, только ворье есть приказал.
  - Хозяин? Колдун, в смысле?
  - Ну да.
  - Так он же и сдох! - удивилась я.
  - Я имел в виду - еще раз. Сейчас ему два года, лет через десять снова припрется... А заклятие, что он меня здесь привязал, развеяться не успеет... Слушай, леди рыцарь, есть идея! Ты меня - я тебя! В смысле, ты меня освободишь, это плевое дело, простой ритуал. А я тебя исцелю.
  Я чуть призадумалась. Во-первых, я вышла на самоубийственную охоту, будучи готовой к неизбежному финалу. Так что исцеление мне, в общем-то, ни к чему, тем более, что за дверью меня все равно ждут. Да, инстинкт самосохранения беснуется - но решение принято. Хватит с меня влачить то существование, что я влачила. И во-вторых - мало ли какую тварь я освобожу... Джинн - такая штука, его только выпустить легко.
  - Не-а, не надейся, - ответила я.
  - Просто между прочим, у тебя пробита кишка, а утром ты покушала на славу. Другими словами - помрешь ты без моей помощи.
  Я кивнула:
  - Знаю, что помру... Постой, а откуда ты знаешь, что пробито и сколько я съела утром?!
  Демон задумчиво подпер подбородок кулаком и стал похож на философа-мыслителя.
  - Видишь ли, у меня в этом мире есть на одно чувство больше, чем у тебя. Называется оно - знание. То есть ты видишь, что яблоко красное - а я это знаю, не глядя. Так и с твоим кушаньем. Я смотрю на тебя и знаю, что делается у тебя внутри.
  - Хм... И что я думаю - тоже знаешь? Как меня зовут?
  - Этого не знаю. Над мыслями твоими у меня нет власти, сокрыты они... Так ты точно готова собачьей смертью сдохнуть, но меня не отпустить? Я ведь просто домой хочу, подальше отсюда, из этого гребаного плана бытия.
  Вот тут я с ним согласна: мне этот 'план бытия' осточертел вплоть до утраты желания жить. Мне бы тоже домой, но увы: там я мертва.
  - Увы - не верю я тебе. Вашему брату верить нельзя. Так что жди своего хозяина и с ним договаривайся.
  Демон печально вздохнул:
  - Жаль... Ну ладно, давай попробуем такой вариант: я дам тебе чего пожелаешь. Нечеловеческую силу, здоровье, заживление ран в десять секунд, магический дар, мудрость, власть над умами смертных...
  - Ты даже над моим умом не властен, шутник, - ухмыльнулась я и тяжело опустилась на скамейку.
  - Верно, потому что я тут гость на птичьих правах. У меня огромные возможности, но нет права воспользоваться ими. Но если мы заключим сделку - я наделю тебя невероятными способностями.
  - А взамен? Ведь не отпущу все равно, ни за какие коврижки.
  - Ну и не надо. Сущую мелочь взамен прошу - твою душу. Да и то не сразу, а только после того, как помрешь. Так что ты совсем ничего не потеряешь.
  Ага, совсем ничего. Кроме последующих жизней, ведь я теперь знаю, что смерть - вовсе не конец.
  - Извини, не пойдет. Моя душа не продается.
  - Тебе жить осталось пару дней, и ты мучиться будешь так, что сама себе срок укоротишь, на меч бросившись, - напомнил демон.
  - Знаю. Потому сейчас пойду наружу и как следует подерусь напоследок, чтобы надолго те гады, что выживут, запомнили. Бывай, демон, счастливо оставаться.
  - Э, погоди-погоди! - забеспокоился он. - В общем, ладно, у меня есть еще одно предложение. Конечно, тебе платить-то почти нечем, раз душу не продашь, но кое-что мы все-таки можем сделать друг для друга. Я могу повысить твои рефлексы, силу, выносливость и заживление ран, сделаю тебя нечувствительной к боли. Ты станешь величайшим бойцом. О тебе легенды слагать будут.
  - А взамен?
  - Ну, ты принесешь мне жертву. Человеческую.
  Я несколько секунд осмысливала его слова, а затем мой рот помимо моей воли начал растягиваться в зловещую ухмылку.
  - А это с радостью! Сделаешь меня великим бойцом - я тебе тех кривоногих уродцев сотнями в жертву приносить буду.
  Демон тяжело вздохнул.
  - Боюсь, ты превратно понимаешь смысл слова 'пожертвовать'. Пожертвовать можно только свое, не чужое. Смерть твоих врагов - это то, что я тебе даю, ты не можешь, к примеру, расплатиться с булочником за булку путем поедания его булки, понимаешь? Принести в жертву ты можешь только того человека, который тебе дорог. Которого ты не хочешь приносить в жертву. Чья смерть от твоих рук причинит тебе страдания, потому что именно эти страдания и будут мне платой.
  - Что-то я не поняла! Души этих варваров тебе что, не подходят? Я их тебе тыщи предлагаю.
  - Ты не можешь предложить мне чужую душу, потому что над чужой душой нет власти ни у меня, ни тем более у тебя.
  По боку снова течет теплое. Не унимается кровотечение, так что пора с разговорами заканчивать.
  - Не пойдет. Хреново у тебя с твоим шестым чувством, если порядочного человека от гниды отличить не можешь.
  Демон снова вздохнул:
  - В том-то и дело, что отличаю. Гниде я бы не предложил эту сделку, потому что человек без совести и сострадания не смог бы заплатить мне, резонно, да? Давай я тебе кое-что объясню, леди рыцарь. Эта крошечная страна, которую тебя послали защитить, уже захвачена кровожадными, алчными кочевниками, а твое небольшое войско почти полностью героически полегло. И сейчас уже твой родной Эйдельгарт в огне войны. Твой король погиб, ты знаешь это? Твоя столица осаждена, на троне - вчерашний принц, ни уха ни рыла не смыслящий в сражениях, и потому скоро и столица, и страна, и принц станут добычей варваров. Каждый день они убивают только тут, в долине, по десять-двадцать человек. Ну ты и сама знаешь, что случилось с людьми, которые тебя приютили, да? А старосту деревни, где ты только что была, зарезали совсем недавно, не поверили, что он ни при чем. Так учти, что здешний народец смиренный и робкий. А вот в твоем королевстве только за сегодняшнее утро одну деревню сожгли, за неповиновение и сопротивление. Сорок семь человек погибли в огне, включая стариков и детей, от стали их куда больше умерло. За одно утро.
  - Откуда ты знаешь?
  - Ну как бы башня-то магу принадлежит. На третьем этаже хрустальный шар имеется, он очень увеличивает расстояние, на котором я могу знать. Пойми, леди рыцарь, что не всегда есть выходы без недостатков. Твой король, отправляя войско, знает, что с войны многие не вернутся. Тысячи не вернутся. Он ими жертвует, пусть и случайным образом - и ничего. Я же прошу у тебя всего одну жертву. Один умирает на костре - ты спасаешь от подобной участи сотни и тысячи.
  - Сжечь живьем?! Не пойдет. Я не изверг!
  - Сегодня сгорели живьем сорок семь человек. И многих еще сожгут изуверы. Я дам тебе возможность спасти сотни, тысячи невинных жизней. Цена - всего одна жизнь. От тебя не требуется быть извергом, чтобы купить много жизней за одну - нужна лишь решительность и сила духа. Любое оправдание - жалкая попытка назвать свою трусость благородством. Ты можешь говорить что угодно, но чего стоят тысячи слов, когда важна лишь крепость руки? Откажешься - будешь жить с осознанием своей никчемности и виной за многие жизни, которые ты могла выкупить за одну, но оказалась слабачкой.
  Демон не знает, что мне, на самом деле, наплевать на Эйдельгарт, погибшего короля и пацана-принца. Мне нет до них дела, пусть выкручиваются сами, как могут. Но вот люди... То, что творят приблудные варвары, слишком сильно напоминает мне одну историю из моего собственного мира. Жители долины - туповатые, примитивные и убогие, но это все же порядочный, добрый и трудолюбивый народ. Я собиралась ради них убить столько мразей, сколько смогу, и теперь, когда внезапно могу получить демонические силы и убить много больше... Демон, гад, прав: отказаться - значит струсить, когда такого права у меня нет. Я не могу уйти за грань жизни, бросив их на произвол кривоногих сволочей, словно это никак меня не касается...
  - И каким же образом я стану героем, демон? Злодейкой я стану.
  - Ха! А ты думала, героизм нужен, чтобы, будучи нечеловечески могучим воином, крошить мелких убогих варваров? Странные у тебя понятия о героизме. Герой - не тот, кто побеждает врагов играючи. Чтобы спасти множество невинных, тебе придется победить не полчища варваров и не вождя Мадунгу, а саму себя. Героический подвиг - он всегда через страдания и усилия, через слезы, пот и кровь, в противном случае это уже развлечение, а не героизм.
  Я несколько секунд смотрела демону в глаза, такие похожие на человеческие, но вместе с тем такие чуждые.
  - Уговорил. И как мы заключим эту сделку? Где кровью подписывать?
  - А не надо ничего подписывать. Мы с тобой договоримся, ударим по рукам, ты получишь свое и у тебя будет один месяц на то, чтобы отдать мне мое. Если нет - неустойкой станет твоя душа.
  - Не годится.
  - Как скажешь, желаю тебе тогда удачи в бою. На сделку без обеспечения я не согласен, иначе что помешает тебе обмануть меня?
  Да, теперь он меня поймал на крючок. Я уже сделала над собой моральное усилие, приняла его условия - что ж, остается только идти до конца.
  - Ты сам-то что предложишь в залог честности?
  Он пожал плечами:
  - А тебе-то что? Ты свое получишь прямо здесь и сейчас, именно это и придаст силу нашему договору.
  Я несколько раз моргнула: что-то голова кружится. Надо бы поспешить.
  - Ну допустим. Мы сейчас договоримся, что и как, и какие гарантии, что мы будем исполнять свою часть как уговорено?
  - Пастырь наша с тобой гарантия, - ответил демон.
  - Какой еще пастырь?
  - Пастыри - они и есть Пастыри. Вы, люди, по глупости называете их богами, молитесь им, все такое... Пастырь - не бог, я не в состоянии тебе даже объяснить, кто он или что, но многие полномочия, приписываемые богам, у него есть. Нам не требуется ничего подписывать или записывать, потому что Пастырь всезнающ и беспристрастен. Мы сейчас оговорим нашу сделку, а он ее обеспечит.
  - Отлично. И что конкретно я получу?
  - Силу, скорость...
  - Сколько? - настойчиво повторила я.
  - Хорошо. Твои сила, скорость движения, скорость реакции вырастут от двух до трех раз...
  - Негусто. Почему так неопределенно?
  - Потому что твое тело имеет свои пределы. Я внесу изменения и улучшу его, но предел совершенствования - примерно в три раза в твоем случае. Я гарантирую два, постараюсь сделать три. Далее, скорость заживления ран станет быстрее во много раз. Твоя рана в боку заживет за пару дней.
  - Я стану устойчива к ранам?
  - Ровно настолько, насколько это обуславливает сверхбыстрое заживание. Способа не дать тебе умереть от отрубания головы или выпущенных кишок нет. Хотя, если быстро засунуть обратно...
  - Что насчет боли? Я перестану ее чувствовать?
  - Нет. Она просто не будет причинять тебе страдания, но ты будешь чувствовать, если с твоим телом что-то не так.
  - Болевой шок? Шок от кровопотери и других причин?
  - Их не будет. Что еще?
  - Прочность костей?
  Демон хмыкнул:
  - Экая ты ушлая... Станут прочнее, но не намного.
  - Хорошо. И ты гарантируешь отсутствие любых дополнительных, скрытых или явных, нежелательных последствий или изменений?
  - Я гарантирую, что произведу только эти изменения. У них будут последствия, обусловленные законами этого мира. Например, у тебя будет зверский аппетит, а ускоренные процессы в твоей голове могут стать причиной бессонницы или слишком глубокого сна. Я не в силах предвидеть все, но гарантирую, что не буду делать тебе никаких подлостей и пакостей, которых вы вечно от нас ожидаете, и выполню свою часть сделки добросовестно.
  - А ускоренные процессы не укоротят ли мне век?
  Демон кивнул:
  - Сами по себе - укоротят. Я это компенсирую, но до определенного предела. Если ты будешь каждое утро тыкать себя кинжалом в живот ради острых ощущений, извиняй за каламбур - тебя хватит лет на десять, не больше.
  - Как насчет хорошего зрения ночью?
  - А не многовато ли ты хочешь за одну жертву?
  - В самый раз.
  - Ладно, - согласился демон, - но на этом - край. Улучшу тебе ночное зрение, но не сильно: сделать это без ущерба для дневного не выйдет, если только ты не хочешь себе кошачьи глаза.
  - Отлично. А какая гарантия, что ты выполнишь все, что наобещал?
  - Мне не улыбается иметь дело с Пастырем. Наша с тобой сделка - разрешенная практика, и посредничество между жителями этого мира и гостями вроде меня - одна из функций Пастыря. Если я попытаюсь вести дела нечестно - он вмешается. На то и Пастырь.
  - И я должна поверить, что Пастырь существует и не даст тебе обмануть меня?
  - Трудно же с тобой дело иметь... Я могу оказаться возле тебя и снести тебе голову быстрее, чем ты глазом моргнешь. Почему я этого не делаю? Первейшая причина - Пастырь. Он окажется тут еще до того, как твоя оторванная голова упадет на пол, и у меня будут большие неприятности. И вторая... Как бы тебе объяснить... Есть некоторые животные, которые должны быть убиты только в момент отдыха. Стоит убить их во время бегства - и их мясо станет несъедобным. Так и твоя душа: ее ценность меняется в зависимости от того, каким образом я ее получу. И если ты провалишь честную сделку - это будет в сто раз прекраснее, чем если бы я сам забрал твою душу. Даже прекраснее, чем если бы ты отдала ее мне сама.
  - Так ты изначально настроен на то, чтобы сделка не была мною выполнена?
  - Для меня это самый желанный вариант. Именно потому я выбираю для сделок только очень благородных людей, которые могут все же не выполнить ее.
  - И если наделить меня чем-то таким, что помешает мне выполнять свою часть...
  - ...То это будет прямое нарушение с моей стороны и в этом случае я не только не получу твою душу, но и буду иметь большие неприятности с Пастырем. Повторюсь, что условия сделки прямо подразумевают мое добросовестное исполнение моей части договора, как и тобой - твоей.
  Я вздохнула.
  - Ладно. А теперь оговорим в точности, что именно должна буду сделать я.
  - Ты должна будешь сжечь заживо любого дорогого тебе человека. Все равно кого, но как минимум лучшего друга или подругу. Родители, жених, братья, сестры - все годятся, главное, чтобы смерть жертвы была мучительной для тебя. Важное условие - жертва должна быть в сознании и понимать, что именно ты ее сжигаешь, а ты не должна рассказывать о нашей сделке. Никому и никогда. И не должна объяснять жертве что-либо.
  - Почему?
  - Твои страдания - моя плата. Если ты объяснишь жертве причину своего поступка - она может понять и простить, а это сильно уменьшит вкус твоих мук. Времени на исполнение твоей части сделки - один месяц. Неустойка...
  - Знаю, знаю. Ты явишься по мою душу.
  - Не явлюсь. Ты в любом случае проживешь, сколько проживешь, но если не выполнишь свою часть - после твоей смерти Пастырь отдаст мне твою душу. Так что у тебя есть альтернатива не выполнять свою часть, прожить жизнь героя и в памяти грядущих поколений остаться светлой легендой. Итак?
  - Договорились, - мрачно сказала я и протянул руку.
  - Да будет так, - ответил демон и сжал мою кисть своей лапой.
  Мне показалось, что я взялась за высоковольтный провод и попала под поезд одновременно. Ощущения такие, что давешняя 'пересадка души' по сравнению с ними - легкая щекотка.
  Я несколько раз моргнула. Темно перед глазами. Ослепла?
  - Какого лешего?! - прохрипела я, - я ничего не вижу!
  - Потому что вечер наступил, - раздался рядом голос демона, - обожди, пока глаза привыкнут.
  Вскоре я начала различать очертания предметов и самого демона, даже трещины на потолке увидела... А сама я, стало быть, лежу на полу. И тело ломит люто.
  - Только что же был день...
  - Для тебя только что. А вообще четыре дня прошло, пока ты валялась.
  - Что произошло, демон?! Такое чувство, будто молния шарахнула...
  - Ничего особенного. Просто ты получила то, что хотела.
  Я села.
  - Через рукопожатие, что ли?
  - А ты чего ожидала? Что я дам тебе флакончик с волшебным снадобьем? - ухмыльнулся мой собеседник.
  - Э-э-э... Ну да, - призналась я.
  - Мои таланты и умения нельзя уместить в сосуд, это ведь не жидкость. Я сделал тебя сильнее, быстрее, выносливее - все то, о чем мы договорились. Так что прямо с этого момента - время пошло. Тридцать дней.
  Я попыталась встать, получилось с трудом.
  - Ты чувствуешь себя слабой и разбитой. Это нормально. Пройдет скоро. В некотором смысле, не совсем прямом, я разорвал тебя на кусочки и слепил заново. Чуть по-другому. Значит, предостерегаю тебя: прежде чем ты начнешь действовать - изучи и пойми себя. Узнай свои возможности. А то как-то раз один рыцарь, который продал мне свою душу примерно за те же возможности, сразу после сделки ломанулся, размахивая мечом, на сотню своих врагов... Так быстро, всего через десять минут, я душу контрактора еще не получал.
  Ноги дрожат. Черт. И в боку болит - но иначе. Ощущения другие. Когда-то мне вскрывали крупный нарыв на ноге под местным наркозом, при этом я чувствовала телом инструменты хирурга, но боли не было. Странно так: как режут - чувствую, а боли нет. Вот и теперь то же самое.
  Я села под окном, опершись на стену.
  - Хм... А на скольких я могу... ломануться?
  Демон принял свою любимую позу мыслителя:
  - Сложный вопрос. Все зависит от того, какими будут твои враги. У меня получилось увеличить твои основные физические качества примерно в два с половиной раза, и сейчас прежняя ты себе теперешней - вообще не противник. Однако ты должна кое-что понимать... Человеческое тело несовершенно и имеет свои ограничения, которые невозможно обойти. Допустим, даже если я дам тебе силу, которой хватит для поднятия горы - ты все равно гору не поднимешь, ибо она тебя раздавит. Если дам силу пробить кулаком каменную стену - ты пробьешь, но рука превратится в фарш. Если дам силу согнуть лом - ты его не согнешь, ибо от напряжения либо кости сломаются, либо сухожилия порвутся. Так вот. Я дал тебе почти предельные возможности. Однако, чисто теоретически, существует шанс, что где-то есть люди, которые от рождения получили силу, скорость, подвижность или реакцию, соизмеримую с твоей. Ты сможешь поднять телегу, но видел я и других людей, закаленных тяжким трудом и способных ее поднять. Ты сможешь на лету поразить стрелой летящую куропатку - но видел я людей, которые тоже так могли, путем тренировок и врожденного таланта. И потому не исключено, что где-то есть кто-то сильнее, быстрее, выносливее тебя. Вероятность того, что все эти качества соберутся в одном человеке - исчезающе малы. Но ты должна учитывать, что однажды, меряясь с кем-то силой или ловкостью, внезапно можешь проиграть.
  - Поняла, - кивнула я, - а как насчет перекусить? Я жутко голодна.
  Демон развел руками:
  - Увы, из съестного тут - только ты. Даже мыши давно удрали, сообразив, что иначе сдохнут от голода. Так что тебе стоит первым делом разжиться где-то провиантом, чтобы заживление твоей раны шло как можно быстрее.
  - А ты не можешь поглядеть в шар колдуна и узнать, где бы мне чего перехватить?
  - Погодь, - сказал демон, исчез и появился снова спустя пять секунд: - ближайшее продовольствие в твоей котомке, которую ты оставила в кустах, сама знаешь где, перед подготовкой к бою. Строго говоря, деревня чуть ближе, но там убили старосту сразу после твоего визита, так что...
  - Понятно, - вздохнула я, поднялась на ноги и взяла в руку меч.
  Он показался мне очень легким, словно из пластмассы, а не из стали.
  Выглянув в окно, я нигде не увидела врагов, зато заметила в сорока метрах на опушке приподнявшегося на задние ноги зайца, так что будь варвары где-то рядом - их бы я тем более заметила. Хорошая штука кошачье зрение.
  Уходя, я помахала демону на прощание.
  - Бывай, - отозвался он и напутствовал: - главное, дни считать не забудь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"