Пекальчук Владимир Мирославович : другие произведения.

Розовый снег (Спящее Солнце)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Солнце гаснет, Земля становится мертвой планетой, и только в подземных убежищах люди еще цепляются за жизнь. На этом фоне с летчиком Кирсаном начинают происходить катастрофические события, настолько невероятные, что впору тронуться умом... Если, конечно, он еще не тронулся и все происходящее - не плод его бреда.
      
  Розовый снег (Спящее солнце).
  
  
  Когда летаешь сотый раз одним и тем же маршрутом - полет превращается в скучную рутину, особенно если тебе тридцать семь и ты налетал почти шестнадцать тысяч часов. И тем более, если за стеклом кабины лишь нагоняющий тоску однотонный розовый пейзаж и ровный, давным-давно ставший привычным гул.
  - Автопилот, метеосводка, - сказал Кирсан и зевнул.
  - Экстренных сообщений нет. Данных об ухудшении погоды нет. Связь с метеоспутником завершена восемь минут назад, - доложил монотонный мужской голос в наушнике.
  - Веди.
  - Контроль принят. Следую заданным курсом. Расчетное время прибытия тридцать минут.
  Кирсан еще раз зевнул и снял руки со штурвала, устало прикрыв глаза. И в тот же момент турболет тряхнуло.
  - Инородное тело в левой турбине, двигатель поврежден, - автопилот заговорил женским голосом, перейдя в аварийный режим, - автоматический сброс боекомплекта.
  - Какого хрена! - процедил Кирсан и вцепился в штурвал, пытаясь выровнять накренившийся штурмовик.
  На бортовой компьютер в таких случаях надежды нет, у электронного пилота на все чрезвычайные случаи два ответа. Экстренный сброс боекомплекта в этот раз не прокатит, ибо контейнеры с овощами прикреплены к пилонам тросами и, в отличие от ракет, сбросить их невозможно - и абсолютно неприемлемо.
  - Отказ системы экстренного сброса. Подготовка к катапультированию.
  - Отставить! Полный контроль! - рявкнул Кирсан, зная, что и вторая типичная мера тоже исключена.
  Рука в термоизоляционной перчатке принялась щелкать переключателями, переводя часть тяги оставшегося двигателя в дюзы отказавшего, а в голове одна безумная мысль: инородное тело? В турбине?! На высоте триста метров?!!
  Штурмовик, на котором Кирсан не раз попадал под обстрел и не раз тянул, оставляя за собой дымный шлейф, до ближайшей базы или хотя бы до своих позиций, проектировался именно для работы над полем боя, по противнику, ведущему шквальный ответный огонь. Однако даже мифические герои вроде Ахилла и Зигфрида имеют свое уязвимое место. Ахиллесовой пятой практически несбиваемой, безотказной 'Пустельги' являлись засосанные в двигатель птицы, порой причинявшие больший ущерб, чем прямое попадание 'стингера'.
  Кирсан лихорадочно пытался посадить штурмовик, недоумевая, откуда может взяться в воздухе птица. А сажать надо бережно: не ракеты под брюхом. В контейнерах не смерть, а жизнь. Жизнь многих людей, ждущих посреди покрытой розовым снегом пустыни. Сесть, вызвать помощь...
  И когда ему все же удалось стабилизировать машину, зависнув в ста метрах над поверхностью, справа за стеклом мелькнула черная тень с раскинутыми крыльями, и правый двигатель взвыл и закашлялся.
  Это была птица, подумалось отстраненно. Теперь уже вторая, появившаяся там, где не могла появиться, и подписавшая, на пару с первой, приговор и Кирсану, и падающему штурмовику, и бесценному грузу.
  - Крушение неизбежно. Катапультирование, - бесстрастно доложил автопилот.
  Фонарь кабины улетел ввысь, отстреленный пиропатроном, Кирсана вышвырнуло вместе с креслом в ледяную бездну, и его отчаянное 'Тваюжмать!!' потонуло в свисте ветра и агонизирующих воплях горящих турбин.
  Еще в воздухе Кирсан почувствовал беспощадную хватку холода и включил обогреватель рефлекторным действием. На самом деле, это бессмысленно: до цели тридцать минут лету. Шестьдесят километров. Спастись практически невозможно.
  Приземлившись, он лежал в опрокинутом кресле и слушал, как полощется на ветру парашют. Стоило всего лишь однажды закрыть глаза, сидя в кабине - и вот результат. Штурмовик разбит, груз потерян, а пилот доживает последние часы, глядя в темное небо. Конечно, это не его вина: даже смотри пилот в оба, от птиц уклониться он бы не смог. Конечно, птиц просто не могло быть, но Кирсан готов поклясться: либо это птицы, либо он свихнулся. Хотя от фразы 'птица в воздухе' тоже неплохо так отдает безумием.
  Вот собственно, и все. Катька не дождется его из полета, а Инга будет расти без отца. Хотя нет, отец у нее появится, Катька ведь завидная невеста. О том, что на самом деле ее отец - летчик Кирсан Паньшин, которого Инга не помнит, а не кто-то другой, девочка просто не узнает. Может, и к лучшему.
  В голове снова замельтешила мысль: невозможно! Да, невозможно. Кирсан поднес к лицу руку и посмотрел на контрольную панель: минус восемьдесят. Восемьдесят гребаных градусов гребаного мороза. Птица в воздухе при минус восемьдесят... Вполне возможно... только если у этой птицы антифриз вместо крови.
  Да черта с два. Вот так просто подохнуть, глядя в черное небо? Ну уж нет. Пусть случилось невозможное, тогда и он, Кирсан, совершит невозможное. Выживет. Или хотя бы попытается.
  Он отстегнул ремни и поднялся с кресла, вынул из спинки наплечный энергоблок. В конце концов, именно на такой вот случай в его экипировку и входит термоизоляционный костюм с электроподогревом и аккумулятором. Вот только на пеший переход в шестьдесят километров его не хватит.
  Подойдя к разбитому турболету, Кирсан заглянул в кабину.
  - Автопилот, рапорт!
  - Все системы вышли из строя. Питание от резервного источника. Навигационная система вышла из строя. Система связи вышла из строя.
  - Последняя отметка на карте! - скомандовал летчик, и автопилот послушно вывел на треснувший экран карту местности.
  - Рассчитать пеший курс до конечной точки маршрута!
  - Курс рассчитан. Ориентировочное время прибытия - пятнадцать часов.
  - Рапорт о причинах аварии!
  - Попадание инородных тел в оба двигателя. Возгорание турбин. Потеря тяги. Автоматическое катапультирование пилота.
  - Записать резервную копию бортжурнала на персональный компьютер. Отключиться, - приказал Кирсан и подумал, что доказательство того, что он боролся за машину до последнего ему вряд ли понадобится.
  - Командир, вашего аккумулятора хватит на три часа, - напомнил автопилот, - используйте пьезозарядники. Отключаюсь по приказу.
  - Спасибо, - мрачно поблагодарил летчик и достал из ниши комплект экстренного выживания: калоши с пьезозарядниками и сумку с неприкосновенным запасом пищи и топлива.
  Дело дрянь. Не дойти ему до Твердыни. Хотя... На контрольной панели мерцала пунктирная линия маршрута с указанием населенных пунктов, существовавших до Сна. Если немного изменить маршрут - может быть, удастся добраться до ближайшего из них, а там уже попытаться как-то выжить. Четыре часа ходу. Должен добраться, должен!
  Кирсан положил на пол кабины ненужный пистолет, повесил сумку на плечо, надел на ноги калоши с зарядниками и воткнул их штекеры в гнезда на штанинах костюма, достал из сумки ручной пьезоэспандер и подключил к разъему в рукаве. Он не привык сдаваться и будет бороться до конца.
  Шагнув прочь от разбитого штурмовика, летчик угрюмо взглянул вверх, на красный карлик, некогда бывший Солнцем.
  'И пускай фонари светят ярче далеких звезд, фонари все погаснут, а звезды будут светить', пел один бард, прозрачно намекая, что звезды, и Солнце в том числе, вечны по сравнению с фонарями и человечеством. Знал бы он, как глубоко его заблуждение! Солнце умирает и уже почти погасло, а люди, спрятавшись под землей, готовятся к наступлению вечной ночи. Человек такая тварь, которая за жизнь цепляется до конца. Солнце сдохнет окончательно, погаснет последний в истории планеты день, а люди все еще будут выживать под землей. Долго ли протянут? Кто знает.
  Кирсан вздохнул и сверился с компасом. Ему стоит поторопиться, если он всерьез собрался остаться в живых.
  
  ***
  
  Макса разбудил настойчивый зуммер рации на столе.
  - Капитан Ковач - экстренный вызов в штаб! Капитан Ковач - экстренный вызов штаб, - донеслось из динамика.
  - Ковач принял, - ответил он, снял с груди женскую руку и сел в постели.
  - Господи, только не опять, - сонно пробормотала Марина.
  - Спи. Это фигня какая-то.
  Поправляя на ходу свитер, Макс вошел в штаб. Полковник Латышевский уже был тут, вместе с несколькими дежурными. И мрачная рожа его не предвещала ничего хорошего.
  - Сергей Иванович?
  - У нас 'чэпэ', капитан. Паньшин пропал вместе с машиной и грузом. Двадцать минут назад над нами проходил спутник, и Твердыня запросила, отправили ли мы им продукты. 'Пустельга' Паньшина к ним не пришла. Последний выход на связь Паньшина - примерно за сорок минут до ориентировочного прибытия.
  Макс быстро прикинул варианты. 'Пустельга', груженая овощами вместо ракет, теоретически, могла бы стать жертвой пары китайских штурмовиков, что, впрочем, при таком пилоте, как Паньшин, маловероятно, а больше она ничего не боится в самом сердце территории 'Уранового альянса'. Да и факт незамеченного прохода китайских боевых турболетов мимо периферийных убежищ сомнителен. Группа легких вертолетов на низкой высоте, теоретически, могла бы и просочиться, но 'Пустельга' хоть и без ракет, зато спаренные пушки при ней, нападение китайских вертолетчиков на почти несбиваемый штурмовик обернулось бы для узкоглазых большим трауром. 'Пустельга' разбита? Вряд ли, машина слишком надежна, пилот слишком опытен. Недосмотр обслуживающего персонала? Вряд ли, тут механики фантастически дотошны, а практика проверки машины перед вылетом двумя независимыми группами весьма эффективна. Вариант, похоже, один остается.
  - Я бы предположил, что пилот дезертировал. Зная прохождение наших спутников и расположение радаров, он мог бы незаметно выйти за периметр альянса. Из-за большого 'окна' в плане связи с вечера до середины ночи, пилот имел несколько часов на это. По-другому потерять 'Пустельгу' вряд ли возможно, если только китайцы не надумали снова оружием побряцать.
  Полковник тяжело вздохнул.
  - Поскольку вы, капитан, у нас человек новый, то могли и не знать, что Кирсан Паньшин женат, имеет дочку и в своей семье души не чает. Я знаком с ним уже почти двадцать лет и могу поручиться, что это человек чести и абсолютно лояльный житель Центра. Я исключаю его предательство: слишком много причин, делающих дезертирство невозможным, хотя хватило бы и одной из них.
  Макс развел руками:
  - Тогда у меня идей больше нет.
  - Отсутствие догадок - не самое страшное, нужны факты. В любом случае, ваш вылет через четверть часа, собирайте группу.
  Ковач покачал головой:
  - Не могу согласиться. Если Паньшин разбил машину несколько часов назад - он уже мертв и к моменту нашего прилета будет еще мертвее, пережить ночь на морозе в минус сто с гаком нельзя. А если, положим, сел на вынужденную - преспокойно доживет до утра в кабине с отоплением и электроснабжением. На крайняк керосин из резервного бака будет жечь для обогрева. Но на самом деле, 'Пустельга' точно разбита, иначе Паньшин связался бы с нами через тот же спутник, что и Твердыня. Возможности рисковать транспортом и жизнями группы ради экстренного выяснения причин смерти одного пилота не вижу.
  Полковник недобро прищурился:
  - Без году неделю у нас, и уже проблемы с субординацией?
  Макс выдержал этот взгляд.
  - Поскольку я у вас без году неделю, то вы могли и не знать, что мой талант избегать потерь среди своих подчиненных, из-за которого вы и договорились о моем переводе сюда, основывается на умении отличать приказы, которые нужно выполнять, от тех, которые выполнять нельзя. Именно потому я жив до сих пор и не потерял ни одного бойца за восемь лет. Мне понятно ваше переживание за своего подчиненного и давнего соратника - и точно так же я переживаю за своих. Ваши эмоции не стоят жизней вверенного мне подразделения, которое, между прочим, тоже состоит из ваших же подчиненных. Если вас что-то не устраивает - я могу вернуться обратно, откуда прибыл, мне там будут только рады. И на будущее: вы, как штабной офицер, вправе ставить передо мной задачи, но решать, как именно их выполнять я, как офицер-оперативник, буду сам. А теперь, если позволите, отправляюсь спать: у меня через четыре часа вылет на задание.
  
  ***
  
  Это был очень жесткий переход. Кирсан, отягощенный тяжелым наплечным ранцем, в громоздком и обременительном термокостюме, с зарядниками на ногах, прошел двенадцать километров за три часа и совершенно выбился из сил, такое и молодым-то не всем по силам, а его расцвет сил уже прошел. Правда, летчик умудрился почти не вспотеть: терморегуляция выставлена на минимум для экономии, так что жарко ему не было, несмотря на очень интенсивную нагрузку. И, тем не менее, положение критическое: наручная приборная панель свидетельствует, что заряда аккумулятора хватит еще максимум на полтора часа, температура воздуха снизилась до минус девяноста, а до полной темноты - считанные минуты. Когда бледное солнце уйдет за горизонт окончательно, станет еще холоднее, плюс придется тратить электроэнергию еще и на фонарь. В общем, либо Кирсан находит убежище, которое сможет обогреть, либо жить ему осталось жалкий час и еще несколько минут, которые он протянет на пьезозарядниках. А потом в этом мертвом городе станет на один замерзший труп больше.
  Две жизненно важные вещи - изоляция и топливо. Любое изолированное помещение, лучше всего в подвале... Хотя нет. Подвал не подойдет, там будут проблемы с вентиляцией. Квартира в доме - тоже дохлый вариант, тонкие стекла тепло не удержат.
  Кирсан, с трудом переставляя ноги, брел по засыпанному снегом городу. Снег за долгие годы слежался так, что по нему можно было идти без лыж, хотя лыжи, конечно, пригодились бы. Взгляд наткнулся на небольшой холмик, из которого торчит рука в варежке. Летчик отвел глаза. Весь этот город - одно большое кладбище, но думать о таком сейчас нельзя, если он сам не хочет остаться здесь навеки.
  Где-то сбоку он периферийным зрением заметил движение и резко повернул голову. Ничего, само собой. Воображение разыгралось, сказал себе Кирсан. Правда, откуда взяться движению в мертвом, присыпанном снегом городе? Даже мусор вроде полиэтиленовых пакетов и прочих легких вещей, которые мог бы гонять ветер, давно унесены им или обрели покой под белым покровом. Мертвый город, город-призрак. Кто и мог бы гулять тут перед самым закатом - так разве что настоящие призраки десятков тысяч замерзших людей. Но в мистику Кирсан, ясное дело, не верил.
  Глаза перебегают с одного здания на другое. На датчиках - показатели катастрофические, снаружи минус девяносто, температура внутри костюма пока что десять тепла, температура воздуха в дыхательно-обогревательной системе уже минусовая. Укрытие, нужно срочно отыскать укрытие. Только где ж его найти? Впереди - супермаркет. Там наверняка можно найти много горючего материала, но огромные стеклянные окна не дадут удержать тепло. В принципе, можно попытаться найти там кладовку какую или... Точно!! Холодильники!!!
  Кирсан, тяжело дыша, из последних сил побрел к супермаркету. Холодильные камеры, в которых хранится мясо, хорошо изолированы, чтобы воспрепятствовать проникновению тепла внутрь, но точно так же они справятся с удержанием тепла. Вот оно, спасение!
  Огромное пустое здание действовало на нервы. Когда-то тут кипела жизнь, теперь это царство ледяной смерти. Кирсан чувствовал примерно то же, что чувствовал бы ангел, ненароком забредший в вотчину Люцифера. Одна-единственная живая душа в безжизненном супермаркете, в безжизненном городе. И то же самое творится везде. Некогда живой мир затих в смертельной хватке холода, и только ветер местами заунывно скорбит о погибшей планете.
  Летчик вздрогнул, приходя в себя. Так недолго и рехнуться... окончательно. Нет. Рефлексировать он будет позже, пока что нужно выжить. Холодильники, найти холодильники. Кирсан пересек торговый зал, направляясь к служебным помещениям, толкнул дверь. Камеры должны быть где-то здесь.
  Вот и дверь. Не открывается, лишь приотворяется, дальше что-то мешает. Летчик посветил фонарем и убедился, что дверной проем изнутри чем-то завешен. Ковер? Да, точно. Кирсан на миг замер, собирая волю в кулак. Там, внутри, он найдет тела людей, замерзших много лет назад, которые вот так вот, с помощью ковров, пытались оттянуть неизбежную смерть. Ужасная картина. Но выбора нет, либо потревожить покой мертвых, либо присоединиться к ним.
  Кирсан приналег плечом, ковер, прибитый к стене гвоздями, затрещал, затем начал отрываться. Минуту спустя ему удалось пробраться в комнату. Как и думал, в углу человек двадцать, прижавшихся друг к другу, да так и умерших. Одна фигура, явно женская, все еще прижимает к груди сверток, замотанный в несколько одеял, словно пытаясь заслонить собой от стужи. Несчастная не добилась ничего, только продлила агонию своего ребенка, но Кирсан ее за это не винил. Материнский инстинкт есть материнский инстинкт.
  Посреди комнаты - кострище, и даже в углу свалена кучка сломанной мебели. Люди, скорее всего, погибли не от холода, а тихо угорели во сне: в комнату всего две двери, обе закрыты коврами. Огонь выжег кислород - и привет.
  Летчик освободил вторую дверь и пошел дальше. Удача ему пусть криво, но улыбнулась: морозильные камеры оказались слишком малы и напрочь лишены вентиляции, но вот сама комната, где эти камеры располагались, тоже была невелика и с двумя дверями одна напротив другой. Кирсан сразу сообразил, что это дает ему возможность устроить вентиляцию для костра. Он на две минуты выкрутил обогрев на максимум, затем отстегнул ранец с аккумулятором и оставил в комнате. Налегке вернулся в торговый зал и побежал вдоль отделов. Сантехника. Он где-то видел что-то похожее.
  Зрительная память не подвела: такая секция действительно нашлась. За шесть минут летчик, напрягая остатки сил, притащил в комнату, где решил устроить свое укрытие, несколько метров металлических труб и пару десятков колен, а также несколько мотков одноразовых пакетов, бечевку - лучше бы скотч, но клейкие ленты пришли в негодность - и несколько газовых бойлеров. Молоток и гвозди, а также топорик он нашел в комнате с мертвецами, оттуда же перенес запас горючего материала и ковры: два с дверей, еще несколько вытащил из-под трупов: им уже ни к чему, а Кирсану пригодятся. Последней ходкой летчик принес несколько душевых шлангов, целую охапку древних, полуистлевших газет и журналов на растопку и ледоруб из туристического отдела.
  Собрав все необходимое в своем укрытии, Кирсан запер двери, поставил на пол один прямоугольный бойлер, сложил на нем четырехугольник из кусков мебели, в центр положил скомканную в виде ванночки газету и достал из ранца комплект выживания. Из колбы с пропаном налил немного жидкости в ванночку и щелкнул электрозажигалкой. Сработало: лужица пропана вспыхнула веселым огоньком. У летчика в запасе имелся и резервный вариант в виде реагента для химического поджога куска бензина, но успешная с первого раза попытка вселила немного оптимизма. Он достал пластиковую емкость с бензином и вынул первый упакованный в целлофан брикетик. Кусочек замерзшего топлива лег в центр лужицы, растаял и вспыхнул. Кирсан поспешил наложить сверху бумаги, а затем и дров. Взялся за топорик, чтобы наколоть еще лучин, и заметил, что дрова, преимущественно, состоят из кусков разделочных досок и качалок для теста. Действительно, подобной кухонной утвари тут должно быть много, наряду с кухонной мебелью. Воистину, этот универсальный супермаркет, в котором нашлось практически все необходимое - земля обетованная.
  Кирсан развел костер посильнее, доложил дровишек, затем обставил импровизированный очаг бойлерами. Килограммы металла послужат своеобразными аккумуляторами тепла, из-за вентиляции теплый воздух будет уходить вместе с дымом, холодный - подсасываться под дверью, но аккумулирование тепла металлом сделает потери оного чуть меньшими. А главное - нагретые бойлеры будут отдавать тепло, если огонь погаснет. Своего рода страховочка.
  Чуть отогревшись, летчик выскочил из комнаты и натаскал дюжину стульев. Выстроенные попарно, они образуют ему приемлемое ложе без контакта с полом и над стелющимся понизу слоем углекислого газа. А поскольку и костер находится чуть выше уровня пола, на бойлере, можно не бояться, что огонь задохнется.
  Начал понемногу подпевать сквозняк. Кирсан собрался с силами: отдыхать ему еще очень и очень рано.
  Для начала он прибил к одной двери ковер так, чтобы оставить щель у самого пола, ко второй - так, чтобы оставить щель сверху. Обе двери прилегали неплотно, горячий воздух с дымом уходил через верхний проем, снизу подсасывался холодный свежий. Правда, помещение начало понемногу задымляться.
  Кирсан проковырял при помощи ледоруба и ножа дыру в одной двери у самого пола, вставил в нее водопроводную трубу, привинтил Т-образное колено, в колено ввинтил вторую трубу, замотав лишнее ответвление полиэтиленом. Ко второй трубе привинтил колено-уголок, ввинтил в нее третью трубу под прямым углом. Полученной конструкции ему хватило, чтобы вторая труба легла на вертикально поставленный бойлер и прошла прямо над огнем.
  Затем Кирсан взялся за душевые шланги и вытащил из металлических обмоток резиновые трубки, отрубил рассеиватели. Металлические гибкие трубки-обмотки соединил между собой, получив длинный шланг, который одним концом вставил, закрепив при помощи полиэтилена и бечевки, в трубу, второй конец воткнул в заборное отверстие дыхательной системы своего термокостюма. Вдохнул - теплее. Зашибись.
  Воздух, холодный и чистый, поступал снаружи по трубам и неплохо нагревался в раскаленном на огне участке второй трубы, после чего попадал в дыхательную систему термокостюма, где, струясь по тонкостенным медным трубкам, нагревался еще больше за счет внутреннего тепла самого костюма, затем вдыхался носителем через впускной клапан. Температура вдыхаемого воздуха в итоге повысилась до плюсовой. Затем теплый выдох попадал внутрь костюма через выпускной клапан, позволяя человеку согревать себя своим же дыханием. Потом воздух выходил наружу по реверсному воздуховоду, отдавая последние остатки тепла трубке впускного воздуховода, проложенной внутри более толстой трубы реверсного, и тем самым нагревая холодный воздух, поступающий снаружи. В конечном итоге отработанный выдохнутый воздух, выходя наружу, имел минусовую температуру, отдав все тепло без остатка. Термокостюм и был создан для этого. Разумеется, конструкция совершенно непосильна для неподготовленного человека, не только и не столько весом, сколько трудностями дыхания через трубки и клапаны, но этот недостаток окупался возможностью сохранять тепло и выживать даже на стоградусном морозе, с аккумулятором, разумеется. Без электроподогрева термокостюм позволял лишь оттянуть неизбежную гибель, использование пьезозарядников отягощало при ходьбе еще сильнее, но позволяло протянуть еще немного дольше.
  Кирсан, отмахав в таком доспехе семь километров за рекордные два часа, просто валился с ног. Обеспечив себе дыхание без опасности угореть, он убедился, что огонь горит хорошо, что под дверью подсасывает хорошо и стабильно и что костер сожрет все положенные дрова не раньше, чем через час-полтора. Термодатчик показал очень обнадеживающие цифры: температура воздуха в комнате повысилась до пятидесяти градусов мороза и продолжала расти. Еще час - и будет сорок, а то и тридцать. Ну а сорок - это та отметка, на которой термокостюм способен обеспечить выживание даже без электричества, на тепле человеческого тела.
  Летчик задержал дыхание, отсоединился от импровизированной воздушной магистрали, пошел в угол комнаты и отлил, моча сразу же превратилась в лед. Вернулся к огню, присоединил трубку к костюму и отдышался, затем съел плитку шоколада из своего запаса, приподнимая лицевую маску, чтобы кусать, и сделал несколько глотков воды из фляги, хранящейся внутри костюма. Подергал слегка свою магистраль, убеждаясь, что все сделано достаточно надежно и он во сне не надышится дыма и не угорит. Вот теперь можно и на боковую. Хотя стоп.
  Чуть подумав, летчик немного приподнял низ ковра 'вытяжной' двери. Теперь через верхнюю щель будет уходить дым, а снизу - утекать углекислый газ, через нижнюю щель противоположной двери подсасывается чистый воздух. Огонь теперь не погаснет из-за накопления углекислоты. Порядок.
  Кирсан настроил свой наручный планшет на побудку через два часа, лег на кровать из составленных вместе стульев и моментально провалился в глубокий сон безумно измученного человека.
  
  ***
  
  Крыша подземного ангара разошлась в стороны, десантный турболет взвыл движками и начал набирать высоту. Ковач выглянул в иллюминатор, охватив взглядом раскинувшееся поле квадратных двустворчатых дверей: восемь на восемь, шестьдесят четыре ангара. Именно благодаря им, а также выгодному расположению убежище 'Центральный Ангар', или просто Центр, живет припеваючи, производя только овощи, грибы и зелень, большей частью для себя и немного на экспорт. Важнейшие статьи дохода общины - сдача своих ангаров в аренду под ударные машины союзников и производство огромного количества человекочасов аэродромной команды и механиков: из десяти тысяч населения шесть - техники, механики, мастера и инженеры. Правда, собственно турболетами занята едва ли половина ангаров, в остальных оборудовали гидропонические фермы да пару дополнительных мастерских, но и этого хватает: помимо семи своих машин, Центр приютил двадцать пять союзных штурмовиков, откуда они могут в течение двух-трех часов нанести сокрушительный удар по любому противнику, атакующему любой объект на территории альянса.
  Ковач, прежде житель убежища 'Ледяная долина', перебрался в Центр не по своей воле: центральщики, потеряв в серии инцидентов трех офицеров спецназа и нескольких солдат, нуждались в компетентной замене. Кандидатура капитана Макса Ковача, который за четыре года дослужился от новобранца до командира спецотряда, а затем за восемь лет не потерял ни единого бойца, умудряясь еще и задачи выполнять, им очень приглянулась. Наверху договорились быстро: Долина получила в бесплатную аренду два ангара и шестьсот человекочасов в неделю, Центру в порядке взаимозачета отдали в аренду лучшего командира. Ковач, конечно, хорошо понимал, что родное убежище, располагаясь в относительно безопасном месте, не очень-то в нем и нуждается, и его служба в месте погорячее пойдет на пользу всему альянсу, но временами он чувствовал себя рабом, проданным за пригоршню медяков.
  На новом месте Макс устроился ничуть не хуже, а может, даже и лучше. В меню - сто граммов мяса минимум раз в два дня и всегда - свежая зелень, комнату ему выделили удобную и на квадратный метр больше, чем раньше, соседи слева и справа тихие, средняя температура в жилом блоке - пятнадцать градусов против четырнадцати дома. Отдельно он был благодарен руководителю Центра, Илье Петровичу Таркову, блестящему медику, но хреновому организатору, за то, что тот, отчитываясь перед своими гражданами за сделку с наймом нового офицера, в целях самовосхваления и повышения авторитета представил Ковача чуть ли не суперменом, причем настолько убедительно, что даже сам Макс едва не поверил. Подобная рекомендация, вкупе с проходящим со лба на щеку ровным ножевым шрамом, ничуть не портящим и так недурственные внешние данные, помогла ему решить наметившуюся из-за переезда проблемку по части личной жизни в первый же день, и новая пассия, Марина, оказалась получше оставшейся в 'Долине' Кристины, особенно в плане выпуклостей: Ковач всегда считал, что потрясающее женское тело - это когда есть чем потрясти, а не погреметь.
  Он окинул взглядом сидящий на скамьях вдоль борта отряд: люди опытные, дополнительно им лично поднатасканные. Каждого отбирал скрупулезно, обязательно с такой деталью в личном деле, как участие в бою, где были потери: боец, воочию видевший гибель товарищей, всегда гораздо серьезнее относится и к своему делу, и к своему командиру. Что ж, вот и первый реальный вылет на задание.
  - Ложусь на курс, - доложил пилот, - время прибытия до точки назначения - два часа.
  - Отлично. Банзай, Кролик - к бортам. Пусковые установки держите наготове, возможна встреча с враждебными аппаратами.
  До места падения они долетели без приключений, потерянный штурмовик нашли быстро. 'Пустельга' действительно разбита, рухнув с высоты точно больше пятидесяти метров, двигатели либо загорелись при падении, либо еще в полете, послужив причиной падения. Груз - всмятку, огурцы, помидоры и капуста в раздавленных контейнерах превратились в кашу и вытекли на снег. К счастью, двигатели штурмовика переоборудованы под водородное топливо, которое, стоило бакам лопнуть от удара, улетучилось, а не растеклось горящей лужей, так что замерзшая каша из овощей все еще может быть собрана, переработана и употреблена в пищу как салат. Жалкое утешение при разбитой бесценной машине.
  Глебов и Супчик осмотрели остов 'Пустельги' и сделали вывод, что причина крушения - не боевые действия. Никаких следов взрывов неприятельских ракет или снарядов.
  - Ну движки же не сами загорелись, да еще и оба? - задал риторический вопрос Макс.
  - Так точно, - кивнул Супчик, - это очень надежная машина. Но такое случалось раньше, если в двигатель попадала птица. Других причин я просто не знаю.
  Кресло-катапульта с полощущимся на ветру куполом парашюта лежало неподалеку, комплект выживания пилота исчез. Капитан заглянул в кабину и нашел на полу пистолет: Паньшин явно решил побороться за свою жизнь, совершив практически нереальный переход. Судя по следам, летчик прошел от места посадки кресла до разбитой машины, немного потоптался у кабины, выложил ненужный пистолет и ушел в сторону Твердыни. Паники нет, только рациональные действия человека, который точно знает, что делает. Может быть, он все еще жив. Одновременно Ковач удовлетворенно отметил, что в очередной раз принял верное решение: даже вылети он на задание ночью, как того хотела штабная кры... точнее полковник, застать Паньшина на месте не получилось бы, и отыскать его ночью - тем более.
  - Глебов, вынь бортовой компьютер и проверь.
  Внутри транспортника они запитали его - устройство размером с магнитолу - от бортовой электросети и подключили к нарукавному компьютеру Глебова.
  - Вот лог полета... Так, ага. Пожар в правом двигателе вследствие попадание инородного тела... Как так-то?!
  - Высота какая? - спросил Ковач.
  - Триста метров. И что могло попасть в движок на такой-то высоте?! Так, машина падает, отказ автоматического сброса груза, пилот берет управление на себя, отменяет катапультирование, выравнивает. Вот, глядите. Ему удается остановить падение и зависнуть на оставшемся движке на высоте сто пять метров. И вот опять попадание инородного тела, теперь уже в воздухозаборник правого двигателя... Это же невозможно!!
  - Еще как возможно, - сухо отрезал капитан, - открываешь фонарь кабины и забрасываешь что-то в двигло, благо от кабины до воздухозаборника всего два с половиной метра.
  - Капитан, ну и нахрена Паньшину это делать? - задал риторический вопрос Банзай.
  - Самому интересно. Других вариантов у меня нет, а у тебя?
  Японец развел руками:
  - И у меня нет.
  - То-то и оно. Если найдем живым - спросим. Что еще в логах, Глебов?
  - После пожара во втором двигателе - принудительное катапультирование. После - запрос от пилота рапортов, первый на состояние систем, второй на причины крушения, затем копирование лога на свой носитель и расчет пешего маршрута до Твердыни. И все.
  Ковач хмыкнул. Зачем летчику, который сам же вывел из строя движки, запрашивать причины аварии, если он и так знает? Рационального объяснения нету.
  - Все, взлет. Держим курс по маршруту из бортового компьютера. Высота двадцать метров, скорость пятьдесят километров, все сканеры на полную мощность. - Он убедился, что спутник как раз над ними и обеспечивает связь, и вызвал диспетчера Твердыни: - Твердыня, это Ковач. Ковач вызывает Твердыню.
  - Твердыня на связи. Слышу вас хорошо.
  - Прошу выслать наземный транспорт с поисковой группой, маршрут передаю. Предположительно, пилот выдвинулся по этому пути еще вечером.
  - Понял вас. Произошло крушение?
  - Да. При невыясненных обстоятельствах. Существует мизерный шанс, что летчик еще жив.
  - Понял вас. Докладываю вышестоящему командиру.
  - Конец связи, Твердыня.
  Затем он связался с Центром и отрапортовал о результатах, сообщив, что причины крушения пока неясны и передав координаты разбитого штурмовика. Наземная бригада, которая прибудет для спасения всего, что еще можно спасти, сама во всем разберется.
  Макс сидел в кресле рядом с пилотом и молча смотрел вперед, на простиравшийся внизу однотонный розовый пейзаж: белый снег, окрашенный красным светом гаснущей звезды.
  
  ***
  
  Движение на экранах наружного наблюдения прекратилось на третий день после того, как главные ворота убежища 'Центральный ангар-12' закрылись навсегда. Кирсан был направлен на дежурство в караульное помещение вместе с парой механиков и еще одним пилотом по той простой причине, что большая часть солдат к тому времени усиленно лечилась от нервных срывов, кто водкой, которой им выдали достаточно, чтобы на неделю утопить чувство любой вины, а кто и чем похуже. К счастью, даже подобный чудовищный поворот был предусмотрен: снабженцы, комплектующие медицинские хранилища, позаботились о наличии колоссальных запасов антидепрессантов.
  - Пацаны, на мониторы смотрите только мельком и только с пяти метров, - предостерег невольных дежурных сержант с дергающимся веком и сильной аурой перегара, - ваше дело следить, нет ли движения. И все. Не вздумайте рассматривать в деталях... то что там на мониторах видно. Поняли? Если еще и вы... того, то мне пилюлек не хватит, ежели и на вас их тратить.
  За грубой, неуклюжей шуткой сержанта Кирсан угадал сочащуюся кровью душевную рану, попытку унять боль, которую тот уже никогда не залечит никакими таблетками. И был благодарен ему и всем тем, кто попал на учет штатных психологов, за то, что чудовищную пытку - три дня наблюдать, как снаружи стучат кулаками в стальные ворота люди, для которых внутри места уже не осталось - они приняли на себя, а на долю молодого летчика осталось только созерцание россыпей мертвых тел.
   Дежурство протекало в почти полном молчании. Холод остался снаружи, но атмосфера смерти, казалось, просачивалась сквозь многометровую толщу стали и железобетона. Вокруг бункера, из которого шахта лифта ведет вниз, в царство тепла и жизни, раскинулось огромное кладбище. Десятки, если не сотни, тысяч трупов. В будущем их уберут и по-человечески похоронят - хотя зачем это тому, кто умер совсем не по-человечески?! - но пока что этим заниматься просто некому. Люди, достаточно сильные духом для такой работы, на данный момент полностью исчерпали резервы своих душ. Кирсан прекрасно знал, что за первые три дня дежурных меняли каждый час, и каждый дежурный взвод состоял из двадцати человек, чтобы полностью исключить нештатные ситуации, когда у кого-то сдадут нервы. Три дня по двадцать четыре часа. Этого хватило, чтобы искалечить психику полутора тысячам бывалых, понюхавшим пороха и крови солдатам, и молодой летчик был безмерно счастлив, что горькая чаша дежурства в первые три дня его самого миновала.
  Он и сам убивал немало во время войны за обладание убежищами. И те караваны беженцев, позже пытавшихся взять убежище штурмом, состояли из военных лишь малой частью. Кирсану приходилось убивать, и чужих, и своих соотечественников. Но - с воздуха. С расстояния. Жмешь гашетки - улетают вдаль ракеты и снаряды. Это милосердное оружие, убивающее, если повезет, мгновенно, и спасающее психику пилота, окутывая места попадания густым дымом. Атаковать на штурмовике - примерно как жечь муравьев линзой. Ум знает, что там внизу - люди, такие же, как и сам летчик, но душа болит меньше, если глаза не видят. К тому же, тогда все было проще. Жизнь для тех людей означала смерть для самого Кирсана, потому что убежища, увы, не безразмерные. Всех не вместить. Всех не спасти. И дальше инстинкт самосохранения запускал защитные механизмы психики.
  Но когда сидишь в тепле и безопасности, а вокруг россыпи людей, умерших на расстоянии чуть ли не вытянутой руки, до последних секунд сотрясающих небеса мольбами впустить их - это совсем другое. Хлебнувшие своей и чужой крови суровые бойцы не выдерживали даже часа, и Кирсан подозревал, что сам он на их месте не продержался бы и пяти минут.
  Время тянулось медленно, делать было нечего. Один из дежурных поневоле, механик, предложил сыграть в подкидного дурака, но игра зачахла уже на второй партии. Мир умер, целиком и полностью, снаружи царят на пару смерть да мороз, а внутри - глубочайшая тоска и уныние. Кирсан пытался читать, но куда там. Под стать настроению подошел бы разве что сборник Бодлера 'Цветы зла', и после такой депрессивной поэзии можно было б и застрелиться. Утешало молодого летчика одно: все самое страшное уже позади, теперь осталось только готовиться к жизни в мире без Солнца и света.
  Однако настоящий кошмар ждал его ближе к вечеру.
  Умирающее светило медленно катилось по небосклону за горизонт, крася снег в розовый цвет, особо интенсивный именно на закате. Кирсан, помня инструкции, каждые несколько минут бросал мельком взгляд на мониторы и сразу же отворачивался, и вот в один момент внезапно увидел движение. Четыре черные точки показались из-за холма в километре от убежища и двинулись к воротам.
  - Господи боже, - выдохнул кто-то, - живые люди!
  Заговорили одновременно все шестеро дежурных, кроме Кирсана.
  - И что делать будем?
  - Ничего...
  - Приказы у нас понятней некуда...
  - Смотреть, что ли?!
  - Я не могу... Это... Это...
  - Отойдите от мониторов! Иначе тоже к психиатру попадем!
  - А если это спецназ другого убежища?! Нас же не просто так сюда посадили!
  - Давайте позовем лейтенанта!
  - Имей совесть! Митягин так свое выстрадал!
  - Я имею! Не имел бы - не было бы проблемы!
  Внезапно воцарилась короткая пауза и кто-то выдал:
  - Мы можем помочь им.
  - Ты что, не в курсах, что у нас и так лишних четыреста человек?! Да мы сами еще неизвестно, выкарабкаемся ли!! О своей семье подумай вначале!
  - Но мы все равно можем. Во имя сострадания, кто-то должен выйти наружу и прекратить их муки.
  Снова стало тихо, но ненадолго.
  - Это бред... И нам нельзя ни открывать дверь, ни тем более выходить. Михаил, ты сам это знаешь.
  Михаил лишь понуро опустил голову.
  Время потянулось еще медленнее, пока несчастные, чудом умудрившиеся все еще жить, брели к убежищу. Путь в три километра занял у них более часа, за это время Кирсан успел вызвать по интеркому дежурного и доложить о происшествии, старлей Митягин, как и ожидалось, глухим, безжизненным голосом запретил предпринимать что-либо и пообещал, что пришлет замену. За миг до того, как связь прервалась, Кирсан услыхал в наушнике что-то, напоминающее всхлип, и обнаружил, что у него самого дрожат руки и подбородок, хотя после гибели младшей сестры год назад он думал, что больше уже заплакать не сможет.
  Люди снаружи, из последних сил доковылявшие до ворот, повели себя совершенно неожиданно. Еще с двадцати метров они увидели присыпанные снегом россыпи замерзших тел и все поняли. Никто не подошел к воротам, не стал стучать. Обреченные просто опустились на розовый лед, обнявшись, самая высокая фигура попыталась накрыть остальных, словно птица - своих птенцов.
  И тогда у Кирсана сдали нервы.
  - Миша, - хрипло позвал он, подойдя к панели управления и взявшись за ключ, - поверни второй.
  На него посыпались возгласы и вопросы, что он задумал, помнит ли приказы и не свихнулся ли, тогда Кирсан просто достал из кобуры пистолет.
  - Всем заткнуться. Миша. Поверни второй ключ и иди за лейтенантом. Всю ответственность я беру на себя.
  Внутренние створки поползли в стороны, открывая доступ к главным воротам и небольшой двери слева от них. Кирсан прошел по низкому коридору к двери, повернул запирающий механизм. Внутрь ворвался разъяренный мороз.
  Летчик закричал, привлекая внимание людей, те отреагировали не сразу, видимо, не веря глазам и ушам, а затем, спотыкаясь и поддерживая друг друга, устремились к спасительному входу.
  - Благослови вас господь, - заикаясь и силясь побороть сильную дрожь, произнес пожилой мужчина в куче одежек, - мы уже не верили, что вы нас впустите...
  Трое других - исхудавшая немолодая женщина, парень лет двадцати и девочка-подросток.
  Кирсан, стараясь, чтобы голос не выдал его, указал рукой вглубь коридора:
  - Идите туда.
  И когда они, шатаясь от слабости, прошли мимо него, вскинул пистолет.
  Три выстрела прозвучали, как один. Мужчина, женщина и парень, получив по пуле в затылок, даже не успели ничего понять. Обернулась только девчушка, глядя на Кирсана расширенными от ужаса и непонимания глазами. Она ничего не сказала, застыв, словно от столбняка, и летчик тоже ничего не сказал. Не было у них слов.
  Стоя у открытой двери, Кирсан увидел, как появились остальные дежурные, глядя на убитых, на девчушку, словно пораженную громом, и на убийцу с дымящимся пистолетом в руке.
  И до того, как хотя бы к одному участнику этой немой сцены вернулся дар речи, Кирсан повернулся, шагнул наружу и закрыл за собой дверь. Все, довольно с него. Он не может больше так жить, выбор сделан. Один уходит, одна остается.
  Кинжалы холода впились в тело сквозь тонкую гимнастерку, слезы на щеках замерзли. Вот и все. Те, которые там, в убежище, как-то будут дальше жить, и может быть, у них получится. Та девчушка никогда не простит, но, может быть, поймет. Кирсан, бредя прочь от бункера на коченеющих ногах, слушал, как вьюга поет ему реквием. Нервы сдали окончательно, и он зашелся в непрерывном, истерическом смехе.
  И проснулся.
  Темно. Включил фонарик, посветил на экран наладонника. Шесть минут до побудки. Костер погас, надо зажечь снова. Температура в комнате - минус сорок три. Ситуация под контролем, если так все пойдет и дальше, Кирсан протянет достаточно, чтобы полностью восстановить силы, зарядить аккумулятор и попытаться дойти до Твердыни. Для этого придется отмахать, ни много ни мало, пятьдесят километров, с учетом обременительного костюма и тяжелого наплечного ранца - задача трудновыполнимая настолько, что граничит с невозможностью. Даже будь Кирсан чемпионом вселенной по марафонскому бегу в термокостюме - аккумулятора хватает на три часа и точка. Ручной генератор позволит прожить чуть дольше. Пьезозарядники - еще немного. Ударные темпы ходьбы - крохотная толика тепла. Все это делает возможным пятичасовый переход, но до Твердыни меньше чем за двенадцать не добраться, и это если поддерживать стабильную скорость все время, что нереально.
  Летчик устало потыкал пальцем в наладонник. Если отклониться на середине маршрута и сделать крюк в четыре километра - там раньше была небольшая деревня. Удастся отыскать похожее убежище и там - проблема выживания значительно упрощается, потому что один нереальный переход в пятьдесят километров разбивается на два по тридцать, что уже несоизмеримо легче, хоть все равно тяжело. Но если не удастся - тогда уже стопроцентная смерть, не выкарабкаться.
  Он встал, снова разжег костер, немного посидел у огня, вертя усталыми руками динамомашинку. Надо поесть, подкрепить силы. И не шоколадом, тут протеина бы перехватить порцию. В супермаркете наверняка есть мясо или хотя бы сосиски. То есть, они наверняка тут были, вопрос в том, осталось ли что-то после бригад поисковиков, которые побывали тут десять-пятнадцать лет назад. Кирсан заглянул в морозильные камеры: так и есть, на крюках пусто, вычистили все. Но в торговых залах еще что-то может остаться.
  Внутри термокостюма стало ощутимо теплее, температура комнаты снова поползла вверх. Действительно, все идет по плану, если удастся найти любую снедь, пригодную к жарке или варке, можно будет побаловать себя горяченьким. Правда, после этого придется сходить в туалет по-большому, а делать это на сорокаградусном морозе - чревато. Значит, надо прогреть комнату получше, благо с топливом нет проблем.
  Похоже, госпожа Удача как раз пребывала в хорошем настроении, потому что Кирсан быстро отыскал в торговом зале и мясо, уже порезанное и расфасованное по пенопластовым тарелкам, забытое поисковиками, и пригоршню рассыпанных пельменей, и даже туристический набор с вилками, ложками, котелком и шампурами, а также минеральную воду - все же лучше, чем топленый снег - и туалетную бумагу.
  Унося все это добро в убежище, летчик заметил что-то, похожее по габаритам на трехлитровую банку. Это действительно была расколотая льдом банка с маринованными огурцами, вмерзшими в кусок рассола. Вообще праздник. Кирсан аккуратно сбил куски стекла, нашел кастрюльку и положил замерзший рассол туда. Когда лед растает, огурцы можно будет выловить вилкой, а мелкие осколки банки останутся на дне.
  Где-то на периферии зрения шевельнулась тьма. Кирсан посветил туда фонарем - ничего, само собой. Кусок полиэтиленовой обертки, торчащий с полки, колышется на ветру. Город мертв, кроме Кирсана, двигать что-либо может только ветер, и даже если тут есть призраки неупокоенных мертвых - они бестелесны.
  Маленькую пирушку летчик закатил с легкой душой: он разбился посреди ледяной пустыни, не имея ни шанса на спасение - и все еще жив, к тому же, есть даже не надежда, а вполне реальные шансы выкарабкаться из этой передряги. Правда, дома по нему уже, небось, панихиду провели, Катька в трауре... Ничего. Он выживет всем смертям назло, выживет и вернется.
  Кирсан отодрал от сковородки последние слегка пригоревшие кусочки мяса и съел, запивая бульоном из пельменей, смешанным с рассолом. Еще остался небольшой запас мороженого мяса, соленые огурцы, пара консервов, шоколад. Если пошарить по супермаркету - наверняка еще что-то найдется, завтра сварит себе бульон на мясе, а если будет чего туда докинуть - так и суп получится.
  Он немного покрутил динамо, пока съеденное переваривалось в желудке, а комната прогревалась как можно сильнее. Температура поднялась до минус восемнадцати, и Кирсан, отойдя как можно дальше от импровизированной кровати, насколько позволял шланг-воздуховод, опорожнил кишечник. Мысль о том, что предстоит спать в трех шагах от отхожего места, причинила определенный дискомфорт, но летчик даже порадовался этому дискомфорту: в экстремальных ситуациях человек, борясь за выживание, теряет чувствительность к подобным вещам, да что там говорить, нередко и саму человечность теряет. И потому сия некомфортность - верный сигнал, что сознание Кирсана достигло полного согласия с подсознанием: кризис отступил, он будет жить.
  Начало клонить в сон: восстановление после того кошмарного забега еще не наступило. Однако Кирсан все же снова взялся за динамо: созерцание того, как стрелка индикатора зарядки медленно ползет направо, позволит спать намного спокойней. В процессе этой монотонной работы его внезапно посетила гениальная идея: вода, мать ее налево, вода!! Аккумулятора хватит на три часа, если экономно и с зарядниками - чуть дольше, но можно сильно выиграть по времени, если взять с собой в поход горячую воду и нести внутри термокостюма! Колоссальная теплоемкость воды, если взять ее литров пять-семь в трех-четырех пластиковых бутылках, позволит выиграть по меньшей мере два часа, это минимум, а то и все три! Конечно, лишние килограммы - это лишняя усталость и потеря во времени, но пользы гораздо больше. А если вместо горячей воды взять горячий бульон - можно выпить его, когда его температура сравняется с температурой тела, а это - лишние, хорошо усваиваемые калории.
  Обрадованный такой отличной идеей, существенно повышающей шансы на выживание, Кирсан лег спать и заснул, как младенец.
  
  ***
  
  Макс вошел в зал для совещаний и положил на стол перед полковником Латышевским бортовой компьютер.
  - Ваш человек чести оказался не очень-то и вашим, не очень-то и честным, - мрачно сказал он, - и я безумно рад, что не рисковал ради него отрядом в ночном вылете.
  - Поясните, - не менее мрачно потребовал полковник, о том, что летчика не нашли ни группа Ковача, ни спасатели из Твердыни, он уже знал.
  - Паньшин умышленно разбил свою машину. Крушение из-за почти одновременного возгорания двигателей. Попадание инородного предмета. В оба. И мы с вами прекрасно знаем, что ни одной долбаной птицы во всем мире не осталось, не считая кур в подземных курятниках.
  - Какие-либо следы присутствия третьей стороны обнаружены?
  Ковач покачал головой:
  - Ни малейших.
  - Тогда версия о дезертирстве и переходе на чужую сторону отпадает, даже если бы я в нее хоть на миг поверил.
  - А кто говорил о дезертирстве? - ухмыльнулся Макс, - да и нахрен он сдался кому-то без своей 'Пустельги'?
  - Вот именно, капитан. Так что даже отбросив любые соображения о лояльности Паньшина нам и его семье, у него все равно нет разумной причины, чтобы...
  Капитан ухмыльнулся еще шире:
  - Истину глаголете. У него нет разумной причины. Подчеркиваю - разумной. Но ваши психиатры, кажется, зазря свой паек хавают, как и некоторые другие так называемые спецы в этом поселении. Господи, куда я попал, где мои вещи...
  Латышевский побагровел и грохнул кулаком по столу:
  - Капитан, ты за языком следи! Вообще охренел?!
  - Нечего на меня лаять, полкан!! - взорвался Макс, - может, это я допустил психа к полетам только потому, что он мой друган еще с войны?! Я за всю карьеру не потерял ни единого человека, так какого хрена я должен видеть молящие глаза вдовы этого Паньшина и, отводя взгляд, лгать, что он, может, еще найдется, а?! Не припоминаю, чтобы это значилось в моих служебных обязанностях! Тебе пусть в глаза заглядывает с немым вопросом! Ты за своими людьми уследить не смог, так что ничего страшного, если я не буду следить за языком, как-нибудь переживешь!!
  Полковник буквально задохнулся от возмущения и вскочил на ноги, сжав кулаки, но Ковач пресек любые выпады в свою сторону:
  - Давай-давай, заори погромче! Пускай все убежище узнает, что ты доверил бесценную машину ненормальному, который еще пятнадцать лет назад с катушек слетал!
  Он резко развернулся на каблуках и внезапно встретился взглядом с круглыми глазами пацаненка-курсанта, исполнявшего в штабе роль адьютанта. Входя в штаб, Макс, погруженный в мрачные мысли, его просто не заметил.
  - Ты ничего не слышал, рядовой, - сказал Ковач, выходя из штаба.
  Но шепоток о том, что Латышевский, командующий 'Центрального', и новенький капитан-оперативник ругались в штабе на максимальных тонах, пошел по убежищу уже к вечеру.
  - Ну блин, Максимка, что ж ты конфликтный-то такой? - упрекнула его за ужином Марина, - Сергей Иванович - мировой мужик, че вы с ним не поделили?
  - Не переношу людей, которые лажают, подводя всех, и начинают съезжать на субординацию, как только укажешь им на их ошибки, - ответил Макс, уплетая кашу, - еще одна такая хрень с его стороны в мой адрес - и на этом его командование закончится. Будет в теплице оросителям гайки закручивать.
  - Вообще-то, на нем очень многое держится, - заступилась за Латышевского Марина, - говорю же, он не раз делом доказал, что стоящий и надежный мужик...
  - Раньше, может, и был, не спорю. Но в моем понимании нормальный мужик тот, кто признает свои косяки. Знаешь, почему я сейчас тут с тобой сейчас сижу и кашу с маслом ем, а не в карцере на водичке и постной овсянке? Потому что я прав, и он это знает. В общем, я сейчас тарелки обратно в столовую отнесу, а ты, зайка, раздевайся и давай постельку грей.
  
  ***
  
  Еще одна ночь прошла без происшествий. Кирсан, просыпаясь от зуммера наладонника каждые три часа, чтобы не дать умереть костру, все же неплохо выспался, под утро покрутил динамозарядник и, убедившись, что стрелка индикатора почти достигла отметки максимума, завалился еще соснуть немного. С самого утра соваться куда-либо смысла нет, слишком холодно. Вот когда бледный день нормально вступит в свои права и температура у земли станет минус семьдесят пять, можно будет выдвигаться. Благо, сейчас июль, продолжительность дня - около пятнадцати часов, а Кирсану требуется на прямой переход где-то двенадцать-тринадцать. Если, конечно, он выдюжит.
  Суммарный стартовый вес, включая пластиковые бутылки с бульоном, будет под стольник, это для человека, разменявшего четвертый десяток, как-то слишком задохрена. По пути он будет попивать бульончик, сливать 'отработанное топливо' и тем самым уменьшит свой вес, избавившись от жидкости, когда та отдаст тепло. С другой стороны, по меньшей мере два, а то и три первых часа Кирсан не будет расходовать электроэнергию. Точнее, будет, но ровно столько, сколько сможет выработать ручным зарядником, и потому протянет даже четыре часа на резерве тепла жидкости. И четыре часа спустя он будет крепко подуставшим, но с полностью заряженным аккумулятором. Дальше... ну, дальше будет жесть как она есть. Вначале будет идти, обогреваясь только ручным зарядником, затем присядет на передышку где-то, наденет пьезозарядники на ноги и перейдет в режим минимального энергопотребления. Главное - работать ручным динамо до полного изнеможения мышц рук, чтобы как можно реже использовать пьезозарядники и тем самым разгрузить ноги. На последних часах Кирсан выбросит ножные зарядники вообще, и если при этом удастся сберечь достаточно заряда батареи... Еще одним важным моментом в стратегии было избавление от аккумулятора. Когда заряд почти иссякнет, летчик прогреет термокостюм как можно сильнее, полностью опустошит запас энергии и выбросит батарею вместе с ранцем. Для изнуренного походом человеческого организма это окажется сильным облегчением, но вот термоэлементы будут давать лишь столько тепла, сколько выработает ручной зарядник. То есть, недостаточно. Но на последнем рывке и этого может хватить.
  Кирсан тяжело вздохнул, отложив ручной динамо. Это будет очень опасное предприятие, ему потребуются все мыслимые резервы его организма, и даже если выложиться на сто десять процентов окажется недостаточно... Ну, значит судьба такая.
  Проснулся летчик по зуммеру. На наладоннике - полдевятого утра. Надо готовиться.
  Он поставил котелок на огонь и бросил туда остатки мяса. Поразмыслив, решил само мясо оставить: отработанную жидкость слить - секундное дело, а вот от остатков переваренной пищи на восьмидесятиградусном морозе не избавишься: сходить по-большому значит не только и не столько отморозить себе все, что можно, потеря тепла из разгерметизированного термокостюма будет критической. Из еды обойдется одним шоколадом: калорий много, весит чуть. Три плитки из неприкосновенного запаса - должно хватить.
  Еще раз испражнился, освобождая кишечник от лишнего веса: каждый грамм на счету. Дождался, пока вода закипит, бросил туда мясо. Так, надо поискать в торговом зале бутылки, пару тряпок... А лучше - грелки! Если удастся найти пару резиновых грелок... Черт. Резина на таком запредельном морозе долго не живет. Придется все же обойтись бутылками, благо термокостюм просторный.
  Кирсан выбрался из своего укрытия и вышел в зал. Бутылки, бутылки... Где там отдел минералки? Проходя мимо давно зачищенных полок, он внезапно заметил что-то круглое. Консерва! Да еще и какая!
  - Боже, благослови того, кто забыл тут эту сгущенку, - пробормотал летчик.
  Круглая банка приятно тяжелит руку. Сгущенное молоко - концентрированные белки и углеводы, высококалорийное топливо. Так, надо будет сейчас срочно найти еще один котелок, закипятить там чистую воду и разбавить сгущенку. Две бутылки с бульоном, одна с разведенным молоком - отличный старт. А банку пустую с собой тащить ни к чему, лишний вес противопоказан.
  Кирсан, подбросив жестянку в руке, обернулся - и застыл, словно громом пораженный.
  Напротив него, в десяти метрах дальше по проходу, между двумя стеллажами стояла собака.
  - Екарный бабай, - прошептал летчик.
  Собаки здесь не было, по этому проходу он сам ходил раза четыре, так что это не замерзший в стоячем положении труп. Словно подтверждая эту мысль, собака, не спуская с Кирсана немигающего взгляда, двинулась к нему, размеренно переставляя лапы.
  Невозможно. Невозможно, этого просто не может быть! Минус восемьдесят пять, никакая собака выжить не способна, а уж вот этот вот короткошерстный ротвейлер - так и подавно!
  Но животное неторопливо приближалось, и его походка... это не была обычная походка собаки, больше похоже на неуклюжее ожившее пугало. Взгляд неподвижный, немигающий, и обрубок хвоста тоже неподвижен.
  - Пошел прочь! - крикнул Кирсан и попятился.
  Ротвейлер, словно почувствовав страх человека, чуть прибавил скорости. Рука будто сама отошла назад, мышцы сократились, запуская в животное банку. Метательный снаряд с глухим ударом угодил прямо в широкий собачий череп, заставив пса остановиться на пару секунд, но затем животное, не издав ни звука, снова возобновило наступление.
  Летчик повернулся и побежал, проклиная себя за то, что оставил пистолет. Он знал, что в ледяной пустыне стрелять не в кого... Как знал и о том, что птиц больше не осталось. А ротвейлер неспешно трусил следом.
  Оружие, нужно оружие! Кирсан не сомневался, что этот неестественно ведущий себя пес идет к нему вовсе не для того, чтобы ему за ухом почесали. Каким бы образом животному ни удалось выжить, оно явно голодное.
  Летчик пробежал до конца ряда и свернул в сторону, опрокинув за собой стеллаж. Это позволило выиграть несколько лишних секунд, псу пришлось проползти под образовавшими 'домик' стеллажами. Кирсан помчался между рядами, отыскивая любой отдел, где есть хоть что-то... Кухонная утварь!
  Здесь тоже все основательно подчистили, но вот сковородка, вот нож. Тонкий, гад, с таким на здоровенного ротвейлера - плохая затея. Кирсан швырнул его, хотя бросать ножи не умел, и попал. Порезал ли - не понять, но пес на попадание в него даже не отреагировал.
  Рука сомкнулась на рукоятке мясницкого секача. Вот это уже другой разговор. Как только собака оказалась на коротком расстоянии, Кирсан сковородой в левой руке отвел морду животного в сторону, а правой нанес свирепый удар секачом. Ужас придал сил, широкое лезвие вошло в спину животного, рассекло хребет и засело в туше. Летчик стремительно разорвал дистанцию и взобрался на прилавок. Все, тут собака с парализованными задними лапами его уже не достанет.
  Тяжело дыша, он смотрел на ротвейлера обезумевшими глазами, а тот смотрел на человека своим жутким неподвижным взглядом. Совершенно спокойно смотрел, без эмоций, даже голоса не подал. Задние лапы разъехались в стороны, в спине - клинок, но пса это, видимо, не беспокоило. По боку стекает тонкая струйка бесцветной сукровицы, крови нет. Чертовщина.
  Секунд через двадцать, наигравшись в гляделки, а точнее - проиграв псу, Кирсан начал подумывать, что надо бы найти еще какое-то оружие и осторожно добить животное, как вдруг произошло очередное невозможное: ротвейлер поднял заднюю часть туловища, магическим образом вернув себе контроль над задними ногами.
  Летчик издал безумный вопль и прыгнул сверху на проклятую псину, придавил ее к полу, накрыл и прижал сковородой голову, не позволяя вцепиться в себя зубами, вырвал из туши секач и принялся, выкрикивая что-то нечленораздельное, наносить удар за ударом, разрубая плоть и кости.
  Ротвейлер оказал минимальное сопротивление, потому меньше чем через минуту превратился в груду изрубленной плоти, сочащейся сукровицей. Крови не было вообще. Кирсан поднялся на ноги и начал истерически хохотать, но долго смеяться ему не довелось: позади послышался скрип снега.
  Летчик рывком повернулся на звук и почувствовал, как противный, липкий, холодный ужас вползает под кожу. У разбитой стеклянной стены супермаркета стоял человек. Обычный посиневший, насмерть замерзший человек в трениках и рубашке навыпуск... Только ходячий.
  Несколько секунд они смотрели друг на друга - да, черт возьми, несчастный ублюдок смотрел прямо на летчика! - а затем замерзший труп неспешно двинулся куда-то в сторону. И Кирсан мгновенно сообразил, что путь мертвого совпадает с кратчайшим маршрутом к живому. То есть к нему. Замерзший подтвердил догадку, свернув у ближайшего стеллажа, никаких сомнений: он идет прямо к летчику.
  - Не приближайся ко мне!! - завопил Кирсан.
  Иллюзия? Мираж? Фантом, порожденный больным мозгом? Вначале птицы. Потом - собака. Теперь вот и человек. И если Паньшин до последнего верил, что птицы ему померещились, то пес - вот он, у ног лежит. И этот тип в трениках, скорее всего, тоже вполне материален, хоть подобное и невозможно.
  Мертвые не ходят. Замерзшие на морозе в восемьдесят градусов до состояния ледышки - тем более не могут. Но и выжить нельзя. Это шагающее посиневшее тело не может быть живым.
  Тут голос еще не окончательно свихнувшегося разума напомнил: важнее понять, что мертвому понадобилось от живого, а выяснять, как он ходит - вопрос второстепенный. Мертвец двигался медленно, неуклюже, но целеустремленно. В книжках и фильмах, сохранившихся в убежище, мертвецы неизменно глупы, но этот кратчайший маршрут просчитал на раз.
  - Я тебя по-хорошему предупреждаю, отвали от меня!! - крикнул, пятясь, Кирсан.
  Без толку. Секач! Вот он! С оружием в руках летчик почувствовал себя увереннее. Бред, конечно. Этого не может быть, он спит, не иначе. Это нельзя объяснить никак... но собака реальна, и этот труп тоже.
  Мертвец приблизился на несколько метров, Кирсан облизал пересохшие губы. Встречи не избежать. Черт. Боже, помоги, если ты есть...
  Покойник приблизился еще на несколько шагов и протянул к летчику руку, словно для рукопожатия. В Кирсане доли секунды боролись панический ужас и мысль о том, что этот человек все-таки каким-то образом живой, ведь ожившие мертвецы - вымысел, они не могут быть правдой!
  Победил компромисс. Вместо удара секачом Паньшин ограничился прямым ударом ноги в грудь. Посиневший отлетел на полтора метра т распластался на полу возле трупа собаки. Кирсан хорошо видел, как тот скосил взгляд на останки, затем перевел взгляд на секач в его руке. А затем начал подниматься.
  Вот же привязался, окаянный! Кирсан перебрался через прилавок и наткнулся на разложенные на полках сковородки и прочую утварь. Сразу же в покойника полетели металлические кастрюли, поварешки, фарфоровые тарелки - словом, все, что можно использовать как метательный снаряд. Тот, не обращая внимания на несколько ощутимых для живого человека попаданий, взобрался на прилавок и перебрался через него. А затем двинулся к летчику, протягивая посиневшие пальцы.
  - Да отвали же ты от меня, сволочь, отвали!!! - не своим голосом завопил Кирсан и рубанул секачом по протянутой руке.
  Покойник даже не заметил рану, потому летчику пришлось сбить его с ног еще раз, а затем несколько раз ударить секачом по голове. Кирсан с трудом сохранил самоконтроль, борясь с накатывающим ужасом. Он не боялся людей, сидящих в зенитных установках и истребителях - но почему этот безоружный мертвый так страшен?! Да потому, что двигался, вопреки законам бога и природы.
  После шестого или седьмого удара, получив по меньшей мере три проникающие в мозг раны, мертвец наконец-то упокоился. Кирсан трясся мелкой дрожью и уже готов был заплакать от горя. Все это - невозможно. А невозможное происходить не может, и значит, все это случилось только в его голове.
  Он, Кирсан Паньшин, сошел с ума. Только это все объясняет. И раз так... стоит ли возвращаться домой? Стоит ли бороться, чтобы стать для своих подземных товарищей, семьи и сослуживцев обузой, свихнувшимся безумцем?!
  Но тут неподалеку раздались шаги, и из-за стеллажа в соседнем отделе вышел еще один замерзший труп, толстый тип в порванном пиджаке.
  - Черт, черт, черт!
  Он больше не выдержит. Валить, валить отсюда, из этого богом проклятого места! Кирсан метнулся к пробитой стеклянной стене, но в пролом уже входил еще один покойник, посиневший солдат в форме НАТО, за ним маячила девчонка в шубе, такая же синяя. А в дальнем конце супермаркета показался дедок в валенках и шапке-ушанке.
  Спотыкаясь и крича благим матом, Кирсан бросился обратно в свое убежище. Спрятаться там, запереться... Хотя какое там, найдут. И на дверную ручку нажать догадаются.
  Он закрыл дверь и замер, силясь что-то расслышать сквозь стук собственного сердца. Идут к нему, приближаются. Неспешно и размеренно. Что делать?! Куда бежать?! Спрятаться можно только в холодильнике, но там, во-первых, тоже нет задвижки с внутренней стороны, а во-вторых, отсидеться не выйдет. В лучшем случае обменять смерть от рук зомби на смерть от холода. Еще вариант - сорвать ковер и выбраться через вторую дверь - но там, вроде бы, тупик.
  Шаги прямо за дверью. Кирсан отпрянул, прижался к противоположной стене. Деваться некуда, защищаться нечем. Конец.
  Дверь отворилась, выпуская прямо в лицо мертвецам порцию дыма, те попятились. Огонь... Огонь и кипяток! Летчик схватил котелок и выплеснул кипящий бульон в лицо толстяку. Тот задергался и затрясся, начал беспорядочно колотить руками по лицу, остальные шарахнулись от него в стороны. Вот он, шанс. Все-таки Кирсан не сдастся без сопротивления, он будет бороться до конца.
  Схватив в руки свой ранец и используя его как щит, летчик метнулся в атаку. В этот момент толстяк замертво упал навзничь, облегчая ему задачу. Кирсан в броске сбил с ног девицу в шубе, поднырнул под руку натовцу и со всех ног помчался наружу, прочь из супермаркета, позволившего пережить две ночи, но теперь превратившегося в западню.
  На бегу он надел ранец на спину и подсоединил электрический кабель. Куда дальше бежать, в какую сторону?!
  Наладонник! Кирсан включил его и сориентировался по сигналу 'джи-пи-эс'. Свернуть направо - и прочь из города! Через несколько кварталов навстречу попался еще один зомби, но его не составило труда обойти, а там уже и до окраины оказалось недалеко.
  Наяривая ногами по снегу, слежавшемуся за много лет почти до состояния асфальта, Кирсан убегал все дальше и дальше в безжизненную ледяную пустыню.
  
  ***
  
  Сирена боевой тревоги взвыла под утро, и Макс подпрыгнул на кровати, словно от электрошока.
  - Боевая тревога! Всему личному составу прибыть к машинам! Боевая тревога! Всему личному составу прибыть к машинам!
  Ковач и Марина принялись в спешке одеваться. Марина - медсестра, и ей может вскоре найтись работа. Ну а место Макса - на передовой.
  Он выскочил из комнаты, на бегу натягивая рубашку и пытаясь не уронить кобуру с пистолетом, и влился в толпу бегущих людей. Коридор налево, прямо, налево - вот и военный отсек. Внутри уже полно людей, надевающих термокостюмы и бронежилеты, магазины с лязгом вставляются в автоматы, из пирамид извлекаются все новые стволы.
  - Всем офицерам и пилотам собраться на брифинг. Всем офицерам и пилотам собраться на брифинг.
  В штабной комнате вокруг стола с расстеленными картами столпилось человек шестьдесят, в том числе и летчики из других убежищ уранового альянса.
  Латышевский наскоро проверил, тут ли основной командный состав, и начал брифинг.
  - Значит так, господа офицеры. Радары обнаружили присутствие врага в районе двадцать восьмого комплекса и в непосредственной близости от твердыни. Спутники подтвердили эти данные, обнаружено несколько, от восьми и больше, легких китайских вертолетов.
  - Вот же едрить налево, - выругался кто-то, и Макс прекрасно его понимал.
  Двадцать восьмой комплекс - урановый завод, построенный прямо над рудником, один из четырех важнейших промышленных объектов альянса, ядерный реактор внутри завода не только обеспечивает энергией самого себя, но может послужить резервным источником трем ближайшим убежищам, включая и 'Ледяную долину', а внешний водяной контур способен обогреть тысячи кубометров теплиц, планы построить которые лелеет весь урановый альянс. Потеря двадцать восьмого комплекса приведет в первую очередь к тому, что альянс, вероятно, больше не сможет экспортировать ядерное топливо. Во вторую - еще вагон и малая тележка катастрофических последствий.
  С другой стороны, самое ценное берегут сильней всего, и это было бы понятно даже ежу, если б на свете остался хоть один еж.
  - Китайцы что, совсем рехнулись? - резонно заметил другой офицер, - двадцать восьмой укреплен отлично, там пятьсот человек, китайцам его нипочем не взять, да и разбомбить тем более не выйдет...
  - Это все знают, включая китайцев, - согласился Латышевский, но сейчас они определенно ведут рекогносцировку. Причем ударными темпами. Мы должны быть готовы к тому, что у них есть коварный секретный план. Из Твердыни и Востока уже отправлены подкрепления, так что два часа спустя двадцать восьмой будут оборонять полторы тысячи лучших солдат. Задача летчиков - прикрыть объект с воздуха в эти два часа, задачей займутся звенья Симонова и Никифорова...
  - А если это отвлекающий маневр и косоглазые нападут на убежища?!
  - Не возражаете, если я продолжу?! Звено Сабурова - прикрыть Восток, Иващенко - Твердыню. Всем остальным звеньям готовиться к боевому вылету, экипажам дежурить в кабинах! Промежуточная дозаправочная станция уже работает, и скоро у нас будут разведданные от вертолетчиков. Авиация - приступать, дополнительные инструкции получите уже непосредственно от своих прямых командиров по ситуации.
  Летчики поспешили в ангары, вокруг стола сгрудились пехотинцы.
  - Расклад такой, - сказал полковник, - атака если будет - то стопроцентно наземный штурм, и возможен дополнительный десант прямо на купол комплекса. Если бы вы должны были сделать это - как бы поступили?
  Офицеры задумчиво изучали карты местности, и так назубок выученные.
  - Если б я был китайцем, то даже не рыпнулся бы, - сказал Уваров, десантник из 'Светлого', - у нас все предусмотрено... Живую силу еще на огневом периметре положат, у них был бы шанс при массированном авианалете, вот к этому надо подготовиться.
  - Авианалета не будет, - отрезал Макс, - если китайцы разрушат комплекс - убьют минимум сто тысяч своих же людей: двадцать процентов нужного им урана они покупают у нас.
  - Они могут высадить большой десант с воздуха прямо нам на головы. Потери будут ужасными, но те, которые выживут, могут иметь при себе особо мощные заряды, вплоть до тактического ядерного боеприпаса...
  - И насрать на них и их заряды, - презрительно фыркнул Макс, - главное, чтобы оборона завода на это не клюнула.
  - Китайцы смогут обрушить купол, если установят взрывчатку грамотно.
  Ковач посмотрел на собеседника, как на идиота:
  - Они не смогут обрушить купол, даже если притащат с собой весь ядерный арсенал мира. Вот угрожать обрушить - это запросто, обрушить - никак. Для них это равносильно гибели от холода минимум пяти крупных убежищ. Я признаю две очевидные истины: у китайцев нет вменяемого плана по захвату двадцать восьмого, это первая. Вторая - мы должны быть готовы к неожиданностям, если такой план у них все-таки сыщется. Кроме того. Чисто теоретически, штурм мог бы быть успешным, если у противника будет десять-пятнадцать тысяч человек, а у нас не будет сильной поддержки с воздуха. Но у китайцев, во-первых, нет достаточного количества транспорта для переброски такой компашки. Во-вторых, в радиусе прямого перелета их десантных турболетов они наскребут от силы три-четыре тысячи солдат, все остальные тупо не долетят, даже если будет транспорт. И в третьих, чтобы обеспечить себе воздушную поддержку, равную нашей авиации, им придется пригнать штурмовики даже с самых дальних баз и убежищ. А для этого им нужны дозаправщики, которых у них нет. И даже если бы они у них были - такие армады мы бы точно заметили со спутников.
  - Действительно, - согласил еще один, незнакомый Максу офицер, - мы как-то упустили из виду, что прилететь к нам влегкую могут только их вертолетики. Возможностей для переброски серьезных сил, причем для переброски незаметной или молниеносной, у китайцев нету. Правда, тогда вопрос, для чего вертолеты пожаловали...
  Китайские вертолеты среди всего летающего транспорта замерзшего мира имели уникальную, неограниченную дальность. Когда водород подходил к концу, экипаж сажал машину и путем нехитрой манипуляции превращал несущий винт в ветровой электрогенератор, питающий компактную электролизную установку и миниатюрный компрессор. Затем летчики могли просто сидеть себе в отапливаемой кабине, выходя наружу только для того, чтобы засыпать в емкость для воды порцию снега. А когда водородный бак заполнялся, вертолет мог продолжать полет. Ценой возможности самозаправки 'подножным кормом' стало все остальное: изменения в конструкции вертолета и дополнительное оборудование - генератор и компрессор - были возможны только путем отказа от любой брони. Китайский легкий вертолет обладал грузоподъемностью в четыре человека, при перегрузке - еще плюс сто килограммов, не более. При наличии только одного пилота представлялось возможным нагрузить летательный аппарат легким вооружением, вроде пулеметов и нескольких неуправляемых ракет, но ни Макс, ни профессиональные летчики, ни сами китайцы не сумели представить себе пользу от легковооруженной боевой машины, не оснащенной системами наведения и управления огнем, без брони и хороших скоростных характеристик. Такой вертолет можно сбить не то что переносным ракетным комплексом, а просто из автомата. А пушки штурмовика типа 'Пустельги' и вовсе вывернут его наизнанку всего парой снарядов.
  Потому использовались легкие вертолеты как разведывательные, поисковые и курьерские машины для перевозки маленьких, но ценных грузов. Что они забыли возле двадцать восьмого, Макс просто не понимал. Разведка? Да китайцы и так прекрасно знают местность. А разведка восемью машинами - и вовсе нелепица. Спасательная операция? Если да, то кого спасают? Как вариант - что-то ищут, но что могли китайцы потерять так далеко от своей территории?!
  
  ***
  
  Кирсан остановился и в изнеможении опустился на снег только полтора часа спустя. Все это время он бежал, бежал прочь из проклятого города, подсознательно понимая, что нельзя сбежать из кошмара, порожденного собственной больной головой. И вот теперь он, на адреналине и ужасе отмахав километров восемь за рекордный для бегуна в термокостюме срок, выбился из сил, оказавшись посреди бескрайней мерзлоты без ничего. Без воды, без пищи, без источника тепла, без сил.
  Без шанса на выживание.
  Проклятые мертвецы, реальные или нет, все пустили наперекосяк. Кирсан в спешке удрал, не запасшись ни горячим бульоном, ни даже водой, а ведь водяной обогрев играл в его плане ключевую, чтобы не сказать важнейшую, роль. Что в активе? Быстро пройденные восемь или восемь с половиной километров, выигрыш во времени, с учетом быстрого бега и более раннего выхода, полтора часа или больше, и пока еще полная батарея. В пассиве - сильная усталость и отсутствие надежды. Еще один вариант, дающий хоть какой-то шанс - поселок на пути, но Кирсан отбросил его, понимая, что где поселок - там и замерзшие трупы, а значит, история может повториться.
   Стало холодать. На бегу тело вырабатывало достаточно тепла, чтобы поддерживать нормальную температуру, но теперь костюм стремительно остывал, пришлось включить обогрев. И, все-таки, надо вставать и идти дальше: он будет бороться до конца, не взирая ни на что, даже понимая всю безнадежность положения. Катька и Инга стоят того, чтобы ради них выложиться на двести процентов.
  И Кирсан пошел дальше, периодически сверяясь с сигналом 'джи-пи-эс'. Помимо всего прочего, есть маленький шанс, что над ним пролетит какой-либо аппарат, а человек в черном костюме на розовом снегу хорошо заметен. А еще есть сигнальный факел, и хотя ярко-красный свет на розовом вряд ли разглядеть, то дым, тоже красного оттенка, будет виден гораздо лучше. Жаль, но по-настоящему полезен факел был бы ночью. Впрочем, он сослужит отличную службу, если Кирсан снова напорется на мертвых: ублюдки боятся высоких температур, значит, и огня боятся.
  Дело медленно шло к полудню. За несколько часов пути летчик покрыл гораздо меньше, чем надеялся: сказалась усталость. В два часа дня стало уже совершенно очевидно, что спасение возможно только чудом: половина светлого времени суток позади, пройдена едва ли половина пути, но заряд батареи на исходе, силы на исходе, и руки уже готовы отвалиться от усердного верчения динамомашинки.
  Кирсан плюхнулся в снег. Без отдыха дальше идти невозможно, к тому же, у него есть одно дело. Он вынул наладонник, включил запись голоса и поднес к мембране лицевой маски.
  - Кирсан Паньшин, летчик из убежища 'Центральный ангар'. Двое суток назад, совершая транспортный перелет из Центрального в Твердыню, потерпел крушение из-за пожара в обоих двигателях по не поддающейся объяснению причине. Совершил переход до ближайшего города, где оборудовал убежище и пережил две ночи, собираясь с силами для перехода до Твердыни. Сегодня утром был вынужден покинуть убежище из-за не укладывающихся в здоровую голову обстоятельств. Не буду говорить об этом, я не хочу, чтобы меня запомнили как психа, хотя сам я и подозреваю у себя помрачение рассудка. Шансов у меня уже почти не осталось, знайте, что я и за машину, и за свою жизнь боролся до конца. Катя, Инга, я безумно люблю вас. Если б не вы, я давно бы сдался. Кирсан Паньшин, конец связи.
  Летчик выключил наладонник, спрятал его и устало поднялся, беря в руки динамо. Он все равно будет идти, пока сможет.
  Изнемогая от усталости, экономя силы и энергию, он прошел, то и дело останавливаясь на передышку, еще километров шесть за три часа. В батарее почти не осталось заряда, потому Кирсан выкрутил обогрев на максимум и пару мину спустя выбросил ранец, рассовав комплект выживания по карманам. Минус почти восемь кило - какое облегчение. Хоть последние свои минуты будет идти налегке.
  Но руки уже не держат динамо, переставлять ноги все труднее, вдыхаемый воздух все холоднее, температура внутри костюма стремительно снижается. Вот и все, жить осталось недолго. Кирсан принялся оглядываться, чтобы найти какую-то возвышенность, где его тело легче будет найти. Давным-давно какой-то тип, исследователь, отправившись за помощью, полз до последнего и замерз с поднятой рукой, и благодаря этому очень быстро был найден, спася тем самым остальную экспедицию. Интересно, получится у Кирсана замерзнуть с поднятой рукой? Как вариант - повесить на что-то высокое свой костюм, как знамя...
  Он повел глазами влево, вправо - и внезапно увидел за ближайшей снежной дюной столб пара. Пар! Где пар - там тепло, где тепло - там люди! Спасен!!
  Из последних сил летчик поковылял на непослушных ногах туда. Его ждало сильнейшее разочарование: на километры вокруг ни души, ни техники. Но в тридцати шагах из воронки в снегу валит пар и дым. Пройдя еще немного вперед, Кирсан просто не поверил своим глазам.
  На земле, покрывшейся коркой от жара, горела термитная шашка авиационного калибра. В радиусе пяти метров ни снега, ни воды, только прожаренный черный грунт да догорающие остатки травы.
  Кирсан подошел поближе к источнику тепла и присел на корточки. Повеяло горячим воздухом, наладонник показал плюс сорок, а еще на метр ближе - плюс шестьдесят. Термокостюм не стоек к жару, но и сорок - это как тропики. Мороз отступил за пределы выжженного круга, лютуя в бессильной злобе: добыча ускользнула прямо из пасти. Жаль лишь, что ненадолго.
  Яркий огонь пошел на убыль, и летчик смог рассмотреть устройство. Нет сомнения, раньше это была кассета зажигательных бомб. Однако непонятно, откуда она тут взялась и почему оказалась на земле целой. Ведь при срабатывании детонатора кассета разваливается в воздухе, рассыпая небольшие термитные чушки по площади. А тут - сработала прямо на земле и не развалилась.
  Кирсан мог бы поклясться, что над ним ничего не пролетало. И потом, кто мог сбросить тут боеприпас, не состоящий на вооружении ни у альянса, ни у китайцев, ни у соседнего, 'металлургического' альянса. Жаль... но ответа он не узнает.
  Огонь догорел, и летчик еще некоторое время грелся от поднимающегося с раскаленной земли жара, постепенно приближаясь к центру выжженного пространства, однако оно стремительно остывало. Кирсан выиграл четверть часа, капельку отдохнул и основательно нагрелся... Что ж, это поможет ему продлить свои мучения еще минут на двадцать, не больше. Дальше ждать смысла нет. Хотя, конечно, можно никуда не идти, остаться тут. Черное пятно хорошо заметно сверху, привлекает внимание. Здесь тело найдут быстрее.
  Но он все-таки встал и пошел, вяло вращая магнето. Шаг за шагом приближался к спасению... Но вот только шагов до цели осталось во много раз больше, чем Кирсан в состоянии сделать.
  Неожиданно для самого себя, ему удалось пройти еще целый километр. И когда летчик присмотрел себе неплохой холмик и взобрался на него, то неподалеку снова увидел столб дыма и пара.
  Кирсан из последних сил двинулся туда. Как бы это ни было невероятно, но он нашел еще одну зажигательную бомбу, горящую на земле. Это могло быть только иллюзией, настоящей бомбе взяться неоткуда - но тепло вполне реальное.
  Летчик опустился на край почерневшего грунта, там, где он был недостаточно горяч, чтобы повредить костюм, и засмеялся. Затем задрал голову к небесам и пробормотал:
  - Боже, прости, что я в тебя не верил.
  На этом чудеса не кончились: еще через полчаса Кирсан нашел третью бомбу.
  Греясь у огня, он сверился с наладонником и прикинул, где именно лежали предыдущие бомбы. Получается, что все три - на одной прямой, примерно градусов на тридцать отклоняющейся от его желаемого маршрута к Твердыне. В этот момент Кирсан всерьез подумал, что когда вернется домой - да, да, 'когда', а не 'если'! - первым делом попросит прощения у отца Прохора за то, что насмехался над ним, и примет крещение. И хотя чудо имеет явно человеческое происхождение, в виде бомбы, а не ангела господнего, никаким образом эти три бомбы не могли оказаться тут случайно. Даже если бы и был летательный аппарат, несущий эти бомбы, то временные и дистанционные интервалы падений попросту невозможны: иначе получится, что аппарат этот летит со скоростью человека, бредущего из последних сил, и бросает 'зажигалки' как раз перед ним. Особая ирония, что жизнь летчика спасена устройством, которое способно только сеять с небес огненную смерть.
  Когда третья бомба догорела, Кирсан пошел дальше, держа курс на Твердыню и посматривая по сторонам. Тут, как назло началась вьюга.
  - Вот же блин, - процедил летчик.
  Он подумал, что теперь может просто не увидеть спасительный столб пара. И час спустя, замерзая в водовороте сплошной снежной массы, понял, что так оно и случилось.
  Накатило отчаяние и обида, только-только зародившаяся вера умерла: тот, кто бросал бомбы, просто издевался над ним.
  Кирсан когда-то читал откровения одного старого нациста, который во время второй мировой развлекался особо садистским образом. В концлагере из очереди на расстрел вытаскивали какого-нибудь человека, говорили ему, что все это ошибка, недоразумение, что его сейчас отпустят. Водили по канцеляриям, по десять-двадцать минут оформляли документы... а затем несчастного, уверовавшего в спасение и уже готового ноги целовать своим палачам, приводили обратно и снова ставили в конец очереди на расстрел.
  Раньше летчик мог только догадываться, что чувствовали те бедолаги, теперь же он почувствовал это на собственной шкуре. Хотелось выть, кричать, посылать в небеса богохульства и проклятия, но сил уже не осталось. Оно и к лучшему: Кирсан Паньшин не порадует мучителя своим отчаянием.
  И когда он уже собрался расстегнуть термокостюм, чтобы поскорее все закончить, спереди послышался рокот вертолетного двигателя и свист лопастей, рассекающих воздух: вертолет либо садился, либо взлетал, потому что звук доносится не сверху.
  Кирсан из последних сил бросился сквозь стену вьюги, оря что-то нечленораздельное. Неужели сейчас улетят без него, когда спасение было так близко?! Молнией мелькнула мысль: шашка!! Красный свет будет хорошо виден сквозь белую вьюгу!!
  Но до того, как летчик успел достать ее, он треснулся головой обо что-то. Ругнувшись и сделав шаг назад, Кирсан внезапно понял, что стоит в метре от вертолета.
  Вот только источником шума он не мог быть. Корпус машины основательно присыпало снегом, вертолет явно стоит тут уже давно, не меньше двух часов. К тому же, вертолет маленький, китайский, он просто не мог бы нести три здоровенные кассетные бомбы.
   Летчик добрался до дверцы и потянул за ручку. Не заперто. Забрался в салон, сверился с наладонником. Минус семьдесят пять, как и снаружи.
  В кресле пилота сидит человек, на боковом стекле кабины - дырка и красные брызги, выстрел в голову с короткого расстояния, изнутри кабины. Кирсан постучал по телу костяшками - словно деревянный. Давно сидит.
  Приборы! Он склонился над приборной доской. Сплошные иероглифы, но пилот-то может разобраться! Пощелкав переключателями, Кирсан быстро обнаружил, что бак пуст, но вот аккумулятор в полном порядке, заряжен на девяносто процентов. Превозмогая сильную дрожь, он принялся искать управление отоплением и почти сразу же нашел. Щелчок тумблером, верньер на максимум - и вот уже в кабину струится горячий воздух.
  Спасен. Невероятно - но спасен.
  Тут мертвый летчик-китаец шевельнулся. А может, просто воображение разыгралось, но Кирсан не стал рисковать. Отстегнул ремни, открыл дверцу со стороны летчика и вытолкнул труп из вертолета. Закрыл дверцу, стал соображать, чем бы заблокировать, и тут взгляд упал на пистолет, лежащий на полу кабины. 'Глок'. У китайцев они в ходу, раньше всемирно популярный пистолет был.
  Кирсан собрался проверить рацию, но в приборной доске обнаружилась еще одна пулевая отметина, попытки включить навигационное оборудование и бортовой компьютер не увенчались успехом. Позвать на помощь не удастся.
  Осмотревшись, летчик нашел запас пищи и сразу же подкрепился. Заряда батареи, судя по всему, хватит на вечер и всю ночь, если поддерживать температуру минус двадцать, а при таком морозе термокостюм превосходно справится на тепле тела. Соображая, как бы получше устроиться, Кирсан нашел ранец пилота, заряженный почти полностью, правда, не такой хороший, как его собственный, но на полтора часа хватит. А это значит, что на следующий день, после хорошего ночного отдыха, понадобится пройти километров пятнадцать-шестнадцать, имея в своем распоряжении электрообогрев на полтора часа и ручной зарядник. Задача сама по себе трудоемкая, но вполне реальная, а после того ада, через который Кирсан прошел только что - вообще забава. Если оборудование вертолета не подведет - пережить ночь труда не составит. И если зомби в кабину не полезут.
  Перед тем, как устроиться в единственном незапачканном кровью и мозгами кресле, летчик подобрал пистолет с пола. С ним спокойнее. Засыпая, он поймал себя на мысли, что безумно хочет знать, откуда взялся шум вертолетного двигателя, если сам вертолет стоял тут с пустым баком и припорошенным снегом винтом. А еще хочет, чтобы мертвый пилот не залез обратно в кабину.
  
  ***
  
  Наутро погода выдалась ясная, вьюга за ночь полностью выдохлась и успокоилась. Кирсан, проснувшись, первым делом выглянул из кабины, чтобы проверить, где пилот. Мертвый китаец никуда не делся, в том месте, куда его столкнул Кирсан - снежный холмик характерных очертаний.
  Паньшин включил наладонник. Одиннадцать утра, однако, он проспал порядка девятнадцати-двадцати часов. Температура в кабине - минус семнадцать. Температура внутри костюма - четырнадцать в плюс. Замечательно.
  Осмотр приборной доски показал, что аккумулятор вертолета все еще не сел. Кирсан выкрутил обогрев кабины на максимум и достал из вертолетного запаса бутылку со льдом, поставил возле печки, потом положил туда же консервную банку.
  Он сверился еще раз с наладонником. До Твердыни какие-то восемнадцать километров, восемнадцать - это не пятьдесят. В активе аккумулятор китайского летчика и возможность хорошо прогреться перед стартом. Руки и ноги ломит после вчерашней запредельной нагрузки, но идти все равно можно. Если дождаться полудня, когда температура поднимается до минус шестидесяти пяти, начальный прогрев можно будет сохранить чуть дольше... Неплохой расклад, по сравнению со вчерашним катастрофическим, да и вообще - неплохой. Если Кирсан не сломает ногу, сердце не откажет и не произойдет еще что-то непредвиденное, то шансы добраться до Твердыни можно оценить как почти стопроцентные.
  Так и вышло. Летчик отправился в путь в два часа, а в восемь вечера на него направили прожектор и по матюгальнику велели остановиться и поднять руки. Добро пожаловать в Твердыню.
  Кирсан показал пистолет, держа его за ствол, и бросил в сторону бункера охраны. Затем достал из нарукавного кармана удостоверение личности и повернул в сторону камер наблюдения титульной стороной с крупной надписью 'Подземный комплекс МО РФ 'Центральный Ангар''.
  Ему открыли дверь, Кирсан прошел по неширокому коридору, на ходу снимая шлем, и оказался перед бойницами внутреннего рубежа, под прицелом нескольких автоматов и крупнокалиберной телеуправляемой турели.
  - Ты кто такой и откуда взялся? - требовательно спросил из-за стены сержант.
  - Капитан Кирсан Паньшин, из Центрального. Вез вам груз три дня назад, потерпел крушение в шестидесяти киломе...
  - Мы знаем, где ты потерпел крушение. Вопрос в том, где ты был эти три дня и три ночи.
  - В городе, если коротко. Оборудовал там убежище и пережил ночь после крушения.
  - Снимай термокостюм.
  Его пропустили в караулку и отвели в стороны стволы, но оружие не убрали.
  - Дружище, ну и несет от тебя, - заметил кто-то.
  Кирсан засмеялся, устало, но счастливо:
  - Поживи в термокостюме три дня, не снимая, пройди за это время шестьдесят с чем-то километров - от тебя будет пахнуть точно так же.
  Послышались негромкие смешки.
  - Разговорчики, - проворчал сержант и потребовал документы.
  - Вот.
  Тот с сомнением принялся их изучать.
  - Так, значит, ты три ночи провел в городе, а затем одолел полсотни километров за один день? - уточнил наконец.
  - Не совсем. Две ночи. Третью я провел в китайском вертолете в девятнадцати километрах отсюда.
  В караулке снова повисла атмосфера напряженности, до того шедшая на убыль.
  - Вот как, - недобро протянул сержант, - и о чем ты с китайцами беседовал?
  - Ни о чем. Китаец был только один, и к тому же мертвый. Ему в голову выстрелили по меньшей мере за два часа до того, как я наткнулся на вертолет.
  - Вот сучка, - ругнулся пожилой седоусый боец, - а говорила, что вертолет улетел обратно!
  - Не понял? - устало приподнял бровь Кирсан.
  - Если тебе надо будет понимать - объяснят, - как-то зло отрезал сержант.
  Тут появился еще один офицер. Сержант доложил ему и передал удостоверение Кирсана.
  Офицер хмуро воззрился на летчика:
  - Итак, давай еще раз. Ты говоришь, что ты Кирсан Паньшин, который пропал трое суток назад, разбив свой штурмовик и наш груз...
  - Я его не разбил. Загорелись оба двигателя, после чего автопилот катапультировал меня. Техники установят при...
  - Они уже ее установили, - мрачно ответил офицер, - мне тут родня из Центра передала, что по Центральному ходит слух, будто Паньшин умышленно разбил турболет, забросив в движки инородные предметы.
  - Что-о-о?!!
  - Может, и врут, но мы же знаем, что птиц нету. И вот теперь появляешься ты, говоришь, что выжил чудом, чудом же нашел китайский вертолет, предъявляешь чужие документы...
  - Это мои документы! - воскликнул Кирсан.
  - Дайте ему зеркало, что ли...
  Все тот же седоусый протянул ему маленькое зеркальце для бритья, и летчик едва узнал на нем себя. Впалые щеки, худое до изнеможения лицо, безумные глаза, местами - просто череп, обтянутый кожей. Ледяная пустыня хоть и не сумела удержать жертву, но метку свою оставила.
  - Да уж, таким меня и дочь может не узнать, - вздохнул Кирсан, - но я бывал у вас десятки раз. Меня знают многие охранники из ангаров и другие пилоты. А вы, видимо, Веньямин Волоков, и ваша жена - Светлана, в девичестве Мохова, из Центрального. Она замужем за здешним офицером безопасности. Вот уже три года как.
  Офицер нахмурился.
  - Да, это я. Но все это данные не секретные, их кто угодно может знать. Сейчас вокруг вьются китайские вертолеты, весь персонал на двадцать восьмом объекте и на боевых местах. И тут внезапно появляешься ты, сам на себя не похожий, когда под рукой нет никого, кто мог бы подтвердить, что ты - это ты. В подобной ситуации у меня нет выбора, кроме как запереть тебя под замок до тех пор, пока ситуация не разрулится и пока твою личность не установят наверняка. Впрочем, если ты тот, кем назвался - то и сам все прекрасно понимаешь.
  - Понимаю. Одна просьба - в душ сводите вначале. Три дня в костюме жил.
  
  ***
  
  Его сводили помыться, выдали чистое белье и комбинезон, точно такие же, как и дома, совместного производства 'Ледяной долины' и еще одного независимого убежища, и Кирсан подумал, что если бы удалось забыть предстоящее объяснение со своими насчет штурмовика и крушения, то он был бы совершенно счастлив и спокоен. Одна беда: раньше это казалось совершенно не имеющим значения, но теперь, когда ему все же удалось выжить, вырвавшись из смертоносной хватки ледяной пустыни, мозг переключился на следующую по величине проблему.
  Штурмовик. Бесценная машина, наладить производство которых если и удастся, то не раньше, чем лет через тридцать, разбита, и оправдываться Кирсану нечем. Птицы в движках? Ха-ха. Никто не поверит. Да и были ли они?
  Об этом летчик думал, пока мылся, вытирался, пока его вели в изолятор.
  В изоляторе возникла заминка.
  - И куда мне его посадить? - задал риторический вопрос невысокий щуплый охранник. - Куда, если в первой камере у меня и так четыре козла на два места?!
  - Как четыре?!
  - Вот так. Братья Никишевы снова нагнали браги и набубенились...
  - А вторая?
  - А там китаеза сидит.
  - Ну вот туда!
  - Э, нет. Непорядок. Нельзя садить в одну камеру мужика и девку, ты что, не знал?
  Конвоир махнул рукой.
  - Семен, ты не врубаешься. Это, - кивнул он на Кирсана, - тебе не мудак пьяный и не быдло какое. Летчик из 'централки', который нам много лет грузы возил.
  Семен посмотрел на собеседника недоумевающе:
  - А в камеру тогда за что?
  - Да он сам на себя в документах не похож, после того как три дня на поверхности хрен знает как выживал. А тут еще вся эта хренотень с китайцами, пока его на сто пудов не опознают - сказано подержать под замком...
  - Блин! Так это ты тот самый, что разбился?! Как же так, а, браток? У меня дочка младшенькая от гиповитаминоза страдает, а ты наши овощи разбил?!!
  - Уймись, - одернул товарища второй конвоир, - овощи он не наши разбил, мы ж за них еще не платили. Другую партию привезут, из 'централки' или еще откуда. Ты лучше вникни, что ему и так перед своими ответ держать еще...
  Семен тяжело вздохнул и полез за ключами. Кирсана впустили в полутемную крохотную камеру на две койки, где уже сидела невысокая женщина с широким, узкоглазым лицом, в очках и комбезе с иероглифами.
  - Короче, браток, сиди тут пока, раз дела такие, и не взыщи, что так не по-братски получилось, - сказал конвоир, - но хотя бы радуйся, что выжил. Ужин сюда принесут попозже. Да, и это, с китаянкой держи ухо востро. Ненормальная она, хоть с виду и интеллигентка.
  Кирсан сел на свободную койку и при этом заметил, что женщина напряженно за ним следит.
  - Доброго вечера, - сказал он по-английски, - это, случайно, не вы оставили тут неподалеку вертолет с мертвым пилотом?
  - Он сам виноват, - устало ответила та, - следовало заправить бак и улететь обратно, а не пытаться отобрать у меня пистолет. А отбирая, не стоило выкручивать мне руку, направив дуло в собственное лицо.
  - Да меня это, по большому счету, не касается. Я должен сказать вам 'спасибо', так как жив лишь благодаря тому, что наткнулся на вертолет.
  Китаянка с любопытством посмотрела на летчика.
  - Я слышала, о вас говорили. Вы потерпели крушение? А то и правда выглядите, словно голодающий с необитаемого острова.
  Кирсан окинул ее ненавязчивым оценивающим взглядом. Лет под сорок, но выглядит моложе. Чуть полновата, привлекательна, глаза под линзами очков цепкие, глубоко посаженные.
  - Так вы понимаете по-русски?
  - Конечно. Я доктор Ань Ли, биолог. Мы раньше поддерживали контакты с вашими коллегами.
  Месяц назад китайцы неожиданно полностью сократили все контакты своих граждан с внешним миром. В 'урановом альянсе' крепко недоумевали по этому поводу, так как обмен научными данными, в основном касающимися медицины, фермерства и животноводства, был взаимно выгодным.
  - А я Кирсан, будем знакомы. Уж извините за прямоту, вы слышали, что про вас охранник сказал. За что вас сюда посадили? Да и вообще, зачем вы сбежали к нам, угнав вертолет и пилота?
  - Я пыталась сообщить кое-что вашему руководству. Меня сочли ненормальной.
  - Что именно?
  - Расскажу - вы тоже будете думать, что я рехнулась.
  - Ну тогда нам двоим тут и место, - хмыкнул Кирсан, ложась на койку, - пара ненормальных.
  - А с вами-то что не так?
  - Если я расскажу, почему потерпел крушение - меня тоже сочтут больным. Какая ирония, правда? Самое хреновое - что у меня действительно что-то не в порядке с головой.
  Доктор Ли чуть изменила позу, подобрав под себя вторую ногу.
  - Почему вы так думаете?
  - Потому что я видел невозможное. Галлюцинации.
  - Галлюцинации случаются у совершенно здоровых людей.
  - Но здоровые люди не пребывают в абсолютной уверенности, что их турболет загорелся из-за попадания галлюцинаций в двигатель.
  Китаянка как-то очень странно посмотрела на него.
  - Так вы видели птиц?
  Кирсан рывком сел.
  - Откуда вы знаете?!
  - Ба, какая ирония, - улыбнулась Ли, - и заодно - какая удача, что нас посадили в одну камеру. В общем, дела обстоят так. Мы с вами в полном порядке, но знаем больше других. Если вытащите меня отсюда - я смогу доказать, что вы невиновны и в ваш двигатель действительно попала птица.
  Кирсан недоверчиво смотрел на нее.
  - Беда в том, что я не только птиц видел.
  - Я тоже видела не только птиц, и не только их исследовала.
  - И... людей? Ходящих по морозу без одежды?
  Доктор Ли сняла очки и протерла.
  - Людей - нет, но это меня не удивляет. Напротив, все закономерно. Я сбежала, чтобы рассказать о том, что скрывает наше правительство, и предупредить все убежища о смертельной угрозе. Здесь мне не поверили. Решили, что я диверсантка. Если меня вернут обратно - мне, скорее всего, прострелят голову, знаю слишком много. Если вы сможете вытащить меня отсюда - ваше убежище получит жизненно важные данные. Само собой, что в вас после этого никто сомневаться не будет.
  - И... что же вы такого знаете?
  Ответ прозвучал страшно и жутко.
  - Я знаю, кто гасит наше солнце.
  
  ***
  
  День и ночь боевого дежурства прошли спокойно. Разведчики, периодически кружащие над местностью, не обнаружили ни толп китайцев, ни тяжелого транспорта, объект двадцать восемь продолжал работу по очистке урановой руды в штатном режиме. А сутки спустя, под утро, пришла команда отбоя.
  Макс к этому времени уже прекрасно знал, что именно искали китайцы. И нутром понимал, что дело нечисто. В самом деле, вот расклад так расклад. Китайская ученая сбегает, угнав вертолет, и прибывает в Твердыню, китайцы отправляются на поиски и при этом нарушают чужие границы, хотя могли бы вернуть беглянку и вертолет по дипломатическим каналам, потому как худой мир, кое-как держащийся, всяко лучше доброй ссоры, в войне 'урановый альянс' совсем не заинтересован.
  Из этого Ковач сделал для себя железный вывод: что-то тут нечисто. Китайцы очень сильно старались что-то скрыть, но что?
  Сразу после отбоя ему пришло сногсшибательное сообщение: некто, назвавшийся Кирсаном Паньшиным, пришел к Твердыне еще с вечера, мол, придите да опознайте.
  - Ни хрена себе живучий сукин сын, - только и сказал Макс.
  Но на этом удивительные вещи не закончились.
  По возвращении в Твердыню он, взяв Банзая, Кролика и Глебова, которые очень хорошо знали Паньшина, и пошел за провожатым в изолятор.
  Перед ним открыли дверь в очень тесную комнатушку, где сидел Паньшин в компании китаянки.
  - Ваш человек? - спросил провожатый.
  Да, это был он. Страшно исхудавший, но он собственной персоной, неизвестно как выживший.
  - Ну здорово, капитан, - сказал Макс, - не ожидал тебя живым увидеть...
  Однако тут летчик выкинул совершенно неожиданный номер.
  - А ты кто вообще такой?
  Провожатый сразу же насторожился: ситуация еще та, когда два вроде бы знакомых человека не узнают друг друга. Макс же несколько секунд пребывал в ступоре. Тут вмешался Глебов.
  - Кир, ты чего?
  Паньшин встал, внимательно посмотрел на Глебова и, повернувшись к провожатому, выдал:
  - Я не знаю этих людей. Они не из 'Центрального'. Позвал бы ты командира...
  Провожатый сразу же бочком стал отходить к дверям.
  - Семен, пригляди за ними, а я за майором!
  В тот момент, когда провожатый отошел настолько, что Макс оказался вне поля зрения, Кирсан быстро сунул Ковачу в руку сложенный лист бумаги.
  Заговор? Становится интересней. Макс развернул записку, написанную мелким почерком. Кирсан просил любой ценой вытащить из камеры китаянку, ссылаясь на важнейшие разведданные и недопустимость возвращения ее китайцам.
  Ковач колебался всего несколько секунд. Дело становилось все интересней на фоне безрадостного существования в обреченном мире. Чем Макс рискует? Ничем. На крайняк вернет ее обратно и извинится, и это ему даже не испортит безукоризненную карьеру.
  К тому же, Макс Ковач очень не любил, когда им играют втемную. Руководство Твердыни проявило неуважение, вырвав его из теплой постельки и не поставив в известность даже о том, для чего. А дело-то наверняка в китаянке.
  Он сделал знак Глебову - 'отвлеки'. Тот понял командира без слов.
  - Крепко же тебе досталось, раз ты меня не узнал, - нарочито громко сказал Макс.
  - Да уж, сам не знаю, почему, - подыграл ему Паньшин.
  Охранник по-прежнему смотрел настороженно, потому Макс притупил его бдительность.
  - Ну теперь вот придется дожидаться ответственного офицера. Ему расскажешь, почему своих не признал.
  - Да ладно, просидел тут всю ночь - лишняя минута не смертельна... Катьке хоть сообщили, что я живой?
  - Ну... Пока нет, вроде.
  Тут подключился Глебов. Он сел, прислонив свой автомат к стенке, напротив охранника, всем своим видом показывая, как устал в проклятом термокостюме.
  - А это у тебя 'Бизон', да? - спросил у него.
  На охранника посыпалась лавина вопросов: а не тяжелый? Сколько патронов в магазине? Бьет точно? Отдача сильная или не очень? А Макс тем временем подал знак Банзаю и внимательно наблюдающей за ними китаянке: 'рокировка'.
  Тут, словно на заказ, расшумелись заключенные в соседней камере, похмельными голосами прося рассола, аспирина и выпустить их из клоповника. Под шумок удалось незаметно протолкнуть в камеру Банзая, где японец, маленький и изворотливый, быстро снял термокостюм и помог облачиться китаянке, после чего занял ее место на койке и накрылся одеялом с головой, отвернувшись к стене. Женщине нахлобучили на голову шлем, спрятав длинные волосы, теперь от того же японца можно и не отличить. Охрана, которая видела, что один из бойцов Макса - азиат, должна прощелкать.
  Так и вышло. Когда появился офицер, Кирсан пожаловался, что ему после ледяной пустыни не по себе, кошмары мучат и галлюцинации, сказал, что полностью всех узнает и поблагодарил за гостеприимство. Охранник, запирая камеру, бросил взгляд на 'китаянку' и ничего не заметил.
  Они погрузились на свой транспорт, подождали, пока Паньшин одел один из запасных термокостюмов, и отбыли домой.
  Стоило транспорту отлететь на триста метров от ангара, как Макс скомандовал пилоту турболета:
  - Сбрось-ка скорость. Неровен час, сейчас надо будет обратно лететь. Вы двое, если сейчас окажется, что весь этот цирк был устроен зря...
  Паньшин сделал приглашающий жест:
  - Давайте, доктор Ли, рассказывайте.
  Китаянка стащила с головы шлем, водрузила на нос очки и сказала:
  - Если совсем коротко - существует форма жизни, способная выживать при температурах ниже минус шестидесяти.
  - И что это за форма жизни такая?
  - Микроорганизм, чья биология основана на фтороводороде вместо воды, он погибает при температуре выше нуля. Не вдаваясь в сугубо научные детали, эта форма жизни никаким образом не могла возникнуть на Земле.
  Макс откинулся на спинку сидения и скрестил руки на груди:
  - Микроб из космоса? Хорошо, и какие сверхважные данные у вас с ним связаны?
  - Это доказательство существования жизни за пределами Земли.
  - Круто. Но нельзя ли перестать тянуть кота за х... простите, хвост и не выложить нормальным языком, что из всего этого следует?
  Китаянка невесело улыбнулась:
  - А я так и сделала там, откуда вы меня забрали. Меня посадили в камеру, сочтя ненормальной. Давайте, офицер, догадайтесь сами. Выводам, которые сделает ваша собственная голова, вы скорее поверите.
  Тут вмешался Паньшин:
  - Просто кстати. Я разбился потому, что у меня в оба движка засосало, мать их за ногу, птиц! Я едва не сдох, потому что из моего убежища меня выкурили, черт возьми, ротвейлер и толпа ходячих трупов!
  Несколько бойцов внезапно засмеялись, но до того, как Макс успел повертеть пальцем у виска, доктор Ли сказала:
   - Это факт. Я лично препарировала и исследовала собаку, которую солдаты подстрелили неподалеку от одного из наших убежищ, а также птиц. И культура микроорганизма мною получена именно из их тел. А чтобы не быть голословной - контейнер с живой культурой я спрятала недалеко от места посадки вертолета, на котором прилетела.
  Ковач недоверчиво посмотрел на нее.
  - Как, черт побери, все это возможно?! Откуда инопланетный микроб взялся в собаке и птицах?!
  - Сложный вопрос в деталях, но очень простой в общих чертах. Микроорганизм занесли сюда те, которые прямо сейчас гасят наше солнце.
  - Бред!!
  - Давайте еще раз прикинем предпосылки. Если вы сделаете посадку в нескольких километрах отсюда, получите в руки культуру бактерии, не похожей ни на одну земную форму жизни, и к тому же основанной на принципиально невозможной на Земле биохимии. Как раз в это же время, ну, плюс-минус пятнадцать лет в космических масштабах - ничто, наше светило начинает гаснуть, и мы так и не поняли, каким образом чудовищных размеров шар с температурой на поверхности в шесть тысяч градусов так внезапно остыл. Поймите, даже если сейчас в солнце по волшебству остановятся все ядерные реакции - оно будет остывать еще миллионы лет. А тут - бац, пятнадцать лет и привет.
  И дополняет картину очень простой факт: занесенная сюда бактерия выживать на Земле не могла бы. Ее естественный температурный диапазон - ниже нуля и до минус восемьдесят, это пределы, определенные свойствами жидкости под названием 'фтороводород'. Это как вода у нас. Любые жизненные процессы ниже нуля невозможны, а выше точки кипения организм и вовсе закипает. А у жизни на фтороводороде диапазон гораздо ниже. Как-то очень уж кстати для бактерии наше солнышко приугасло. Тут только идиот не поймет, что нас, как бы страшно это ни звучало, колонизируют! Внеземная форма жизни приспосабливает нашу планету под свои требования, несовместимые с нашими!
  - И все ваши доказательства - инопланетный микроб?
  - Этого более чем достаточно. Но если желаете углубиться в детали - пожалуйста. Второводород, смешиваясь с водой, образовывает плавиковую кислоту, на редкость едкую. Проще говоря, фтороводородная бактерия не может выжить в водяной среде, которой является тело птицы, собаки или человека. Равно как и птица не может выживать на морозе в минус шестьдесят. Однако, исследуя принесенные образцы, я и мои коллеги обнаружили, что бактерия не только не гибнет в воде, а умудряется выбрасывать в нее вещество, работающее как антифриз. Внимание, вопрос. Если мы предположим, что на одной планете водяная жизнь, а на другой - фтороводородная, то каким, черт возьми, образом может возникнуть фтороводородный организм, паразитирующий на водяном?!
  - Понятия не имею.
  - А я - имею. Есть только одно рациональное объяснение. Микроорганизм имеет искусственное происхождение. Он создан для того, чтобы заражать земные формы жизни. У меня есть еще несколько веских аргументов, почему происходящее носит стопроцентно искусственный характер, но ими я вас утомлять уже не буду, приберегу для ваших ученых. Если вы даже сейчас не поняли - уже и не поймете. А теперь давайте приземлимся вон там. С той стороны горки есть засыпанный снегом автобус, у которого я оставила контейнер с культурой.
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"