Насколько себя помню, меня всегда привлекали наемные убийцы. Это немудрено, ведь их роду занятий присущи интригующая романтика и искусство, почти что граничащее с живописью: опытные ассасины являются такими же мастерами композиции, как и великие художники прошлого - журналистам-фотографам не приходится ничего переставлять на месте преступления, совершенного профессионалом, настолько все идеально и фотогенично оформлено, включая так обожаемую публикой расчлененку. Подозреваю, что среди наемных убийц попадаются и музыканты, способные извлечь из глоток своих жертв воистину неповторимые звуки. К сожалению, они не продают билетов на свои концерты, предпочитая наслаждаться душераздирающими воплями в одиночестве - какой чудовищный эгоизм с их стороны, могли хотя бы распространять записи!
По вполне объяснимым причинам, мои прошлые попытки взять интервью у ассасина натыкались на глухую стену настороженности и, зачастую, враждебности. Выявленные мною путем внимательного наблюдения за окружающими профессиональные убийцы, как правило, были вполне компанейскими ребятами, но стоило мне завести разговор на интересующую меня тему, как они замыкались в себе, делая дальнейшее общение с ними затруднительным или вообще невозможным. Несколько раз испытав удручающее разочарование, я перестал поднимать в их присутствии любые темы, касающиеся лишения жизни за вознаграждение, и ограничил свой интерес простым наблюдением за их повадками.
В тот раз я путешествовал по делам фирмы на небольшом круизном судне, и судьба наградила меня неожиданной встречей. В течение недели наш корабль не заходил ни в какие порты, так что мне предоставилась замечательная возможность лицезреть целых двух представителей интересующей меня профессии по шестнадцать часов на дню. Какое невероятное стечение обстоятельств!
Первый из них представился как Гарретт Басси. Это был очень утонченный молодой человек с прекрасными манерами, носящий свои легкие костюмы в синих или кремовых тонах с беспримерным изяществом. По-женски красивые руки отличались точностью движений, а их владелец, видимо, чтобы оправдать бросавшуюся в глаза чрезмерную развитость пальцев, уведомил пассажиров, что он зубной врач, причем путешествующий с полным набором зубодробительных инструментов и приспособлений, включая миниатюрную бормашинку, работавшую от аккумуляторов. Надо сказать, что прикрытие, на мой взгляд, он выбрал крайне неудачное. Где вы видели зубного врача с серьгой в ухе, выполненной в виде знака клановой принадлежности самураев Тайра, сплошь состоящего из крупных бриллиантов? Кроме того, его желтоватые кривые зубы оставляли желать лучшего и вовсе не являлись хорошей рекламой его умений дантиста, хоть всем и должно было быть понятно, что его рот являлся предметом заботы коллеги, а не его собственной. В любом случае, он не заполучил ни одного клиента за весь рейс.
Второго, как я выяснил из его же паспорта (об этом ниже), звали Марк Килфойл, но он откликался на имя Бобби, почему-то предварительно отрекомендовавшись этим именем всем пассажирам. Это был низкорослый крепыш с никогда не сходившей с лица довольной улыбкой, делавшей его похожей на кота, только что полакомившегося очередной глупой, но упитанной мышкой. Марк-Бобби выразил большое удовлетворение, узнав, что я зимбабвиец, и тут же осчастливил меня известием о том, что является моим соотечественником. Он достал из саквояжа упаковку пива "Замбези", а затем вытащил из кармана и раскрыл зеленокожий паспорт с фотографией. Надо сказать, что это доказательство было не лишним, поскольку, судя по светлому цвету волос и кожи, Марк родился под куда менее лазурным небом, чем зимбабвийское. Я отношусь с большим почтением к двум винторогим козлам и орлу на гербе моей страны и считаю, что предоставление зимбабвийского гражданства выходцам из Европы или Северной Америки - а последним особенно - очень умаляет достоинство моей великой Родины.
Бобби - буду звать его так, раз уж он сам на этом настаивал - изображал из себя преуспевающего бухгалтера. Его карманы были полны наличности и, чтобы расслабиться и помедитировать, он любовно пересчитывал и погаживал крупные купюры, извлеченные из толстого портмоне кожи страуса. Надо отметить, что Бобби в целом лучше справлялся со своей ролью, чем его товарищ, и мне понадобилось некоторое время (примерно, три часа непрерывных за ним наблюдений) и вся моя недюжинная прозорливость, чтобы догадаться, какова его истинная профессия.
Благодаря газетным публикациям я знал, что среди наемных убийц встречаются парочки, работающие в тандеме, так что не был удивлен встречей сразу с двумя ассасинами. Однако, в виду того, что наш круизный кораблик являлся, по сути, старой калошей, я, признаться, вначале подумал, что мои новые знакомые отправились в рейс исключительно ради того, чтобы отдохнуть и развеяться после успешно проведенного покушения на какого-нибудь богатого банкира или влиятельного политика. Слишком уж мелковаты были имевшиеся на судне потенциальные жертвы для таких профессионалов, каковыми несомненно являлись Гарретт и Бобби. Последние очень рьяно изображали из себя путешествующих туристов и небезуспешно - надо отдать им должное, их никогда не видели на палубе трезвыми после девяти часов утра, а из бара они всегда уходили на бровях в районе полуночи.
Все же, скорее по привычке, я не терял надежды и внимательно приглядывался к остальным пассажирам, надеясь найти среди них достойный "объект", способный заинтересовать моих новых знакомцев. На третий день плавания я, по своему обыкновению, в восемь утра опорожнил бутылку виски "Белая лошадь", настойчиво рекомендованного мне еще в четырехлетнем возрасте господином Даррелом, находившемся тогда в процессе поимки своего сотого носорога для личного зоопарка, как известно, размещавшегося в его личном багаже. Благодушно взирая на вторую бутылку, я готовился забросать Бобби вопросами о тяготах бухгалтерии (я втайне посмеивался над ним, заставляя объяснять мне где у дебита находится кредит, почему акции "Тростниковой компании" внезапно поднялись в цене на основании отчета аудиторов, а президент банка "Моргана Морена", наоборот, выбросился из окна, предварительно утопив в офисном туалете помощника по финансам, получив заключение от тех же самых аудиторов). Надо отметить, что ответы Бобби звучали очень правдоподобно, он моментально находил виртуозные объяснения всех без исключения мировых событий с точки зрения бухгалтеркого учета, из-за чего не раз сорвал мои аплодисменты. Он на удивление хорошо вжился в роль, даже внешне наемный убийца казался простоватым малым с всего двумя извилинами в мозгу, которых ему хватало на все случаи жизни (на одной помещался дебит, а на другой - кредит). Для сравнения, у карточных шулеров четыре извилины - по числу мастей в колоде.
Итак, оглядываясь по сторонам в поисках "соотечественника", я обнаружил его пьяную физию в тени рубки. Непостижимым образом, его лицо лишилось извечной ухмылки, а взгляд оказался прикован к одному джентльмену в широкополом сомбреро, спешно покидавшему палубу в этот момент. Пока я следил за бегством джентльмена, Бобби исчез, как будто растворившись в воздухе. Я внутренне подобрался и отправился к стюарду выяснить всю подноготную об этом пассажире, прихватив с собой три бутылки "Белой лошади" - у стюарда, как я успел выяснить, были луженый желудок и закалка старого пьянчужки.
Очень скрытный это оказался пассажир. Стюард - для меня он уже стал Максик - божился, что под рубашкой пассажир хранит усыпанный стразами медальон "цены немалой" и явно выдает себя за кого-то другого. Он единственный, кто при подъеме на борт не предъявил документов, а сунул матросу миллиардную купюру зимбабвийских долларов. Тот, дурачок, польстившись на высокий номинал, не понял, как его обманули - те доллары уже давно вышли из обращения, а мы на родине вовсю пользуемся чужими деньгами, чтобы сэкономить на эмиссии. Пока я выяснял все эти подробности в перерыве между изрядными глотками превосходного виски, приобретенного перед отплытием по смешной цене у одного очень честного китайца, на судне началась какая-то суета. Не обращая на нее внимания, расчувствовавшись, я предложил произвести посвящение Максика в настоящие мужчины по якобы существующей у нас в стране древней традиции, которую сам изобрел несколько лет назад, пообещав выдать стюарду сертификат, дающий право на получение гражданства. Мы избавились от одежды и переместились на пол - койка была слишком узкой для двоих.
- А мне точно дадут гражданство на этом основании? - переспросил, все еще пытавшийся выглядеть стыдливо-невинным, Максик.
- Точнее не бывает. Честное слово урожденного зимбабвийца! Стоит только показать эту бумагу с Зимбабвийской Птичкой любому консулу моей страны, и ты не пожалеешь потраченных сегодня усилий по ее добыче! - успокоил я его. - Ты вот в цирке смеешься? А я уже нет, также как и консулы. - Окончание последней фразы я произнес про себя.
- Убийство, убийство! - донесшийся из коридора вопль заставил стюарда бодро вскочить, несмотря на немалую степень опьянения, и голышом вприпрыжку выскочить из каюты, унося в руках нижнее белье и (хитрец какой!) выданную мною бумагу на получение зимбабвийского подданства.
Я перед выходом из каюты оделся со всей тщательностью, присущей моему положению, и пришел на место происшествия с вполне респектабельным видом, длинной сигарой в зубах и тростью в руке. Гарретт был уже там и невозмутимо курил тонкую папироску, в то время как его товарищ с живым интересом рассматривал останки того самого скрытного пассажира.
- Блестящая работа, - вместо приветствия восторженно произнес Бобби, Гарретт же просто поклонился, сверкнув золотом запонки на обшлаге рукава - его рука поднесла ко рту дымящуюся бумажную палочку.
- Уже известно, кто убийца? - ехидно поинтересовался я, поразившись недальновидному поведению парочки, ведь только простофили устраняют "объект" на корабле, где нет и не может быть посторонних, а следовательно, под подозрение попадают все немногочисленные пассажиры и экипаж.
- Да, Гарретт его поймал, им оказался боцман. Он, наслушавшись россказней стюарда про немалой цены медальон, напал на беднягу с целью поживиться. Но я вам скажу, все это враки, я сам все утро приглядывался к медальону - камни поддельные.
- Где сейчас боцман?
- Кормит акул.
- Что?
- Боюсь, что в процессе борьбы я случайно сломал ему шею, а тот в расстройстве выбросился за борт. Сожалею, сэр. - Гарретт развел в стороны свои изящные руки. - И мы никогда не узнаем правду про медальон - убийца забрал его с собой в пучину.
Эти двое определенно мне нравились. Как ловко они устранили жертву, подставив при этом невиновного члена экипажа и тут же избавились от него остроумным и радикальным способом! Заговорщески улыбнувшись наемным убийцам, я отправился за выпивкой, бросив на ходу, что знаю отличный способ снять стресс. Приятели потопали за мной. Гарретт немного отстал, принимая поздравления от пассажиров за свой героизм. Я же размышлял о том, как ювелирно точно и эстетически красиво лезвие ножа вошло в гортань жертвы. Конечно же, тупица боцман был не способен устроить такое, тут была явственно видна рука профессионала.
Примерно через две недели после описанных выше событий я в одиночестве завтракал в лучшем ресторане городка Генерал Сантос. Только я успел расправиться со стейком и полудюжиной яиц, запив еду литром превосходной кашасы марки "Президенче", когда раздались громкие крики. Привлеченный шумом, я вышел на задний дворик, последовав за другими едоками. Чтобы не терять время, я слямзил по дороге кусок тоста с уже намазанным на него джемом.
На земле возлежало бездыханное тело некого господина, живописно раскинув конечности. Белая манишка была заляпана кровью, как белок яичницы клюквенным сиропом. Непомерное удивление в глазах и слегка сжатая в кулачок пухлая рука с ухоженными и покрытыми бесцветным лаком ногтями. Последние меня заинтересовали - я бы дорого дал, чтобы узнать марку лака, настолько мне приглянулся его блеск в свете лампочек. К сожалению, у покойника уже не спросишь. Дожевывая кусок жареного хлеба, я уже было развернулся, чтобы вернуться за столик и продолжить трапезу, когда заметил отсутствие запонок на рукавах трупа. Тут на меня снизошло озарение. Гарретт! Здесь был Гарретт, это его рук дело. То-то мне показался смутно знакомым силуэт в глубине едального зала. Мое воображение живо нарисовало картину, как Гарретт, подряжаясь на задание и изучая свою жертву, довольно потирал руки, заранее рассчитывая заполучить новые запонки в свою коллекцию.
Еще через десять дней я наконец вернулся домой из своей продолжительной командировки.
- Дорогой, как же я рада тебя видеть! - бросилась мне на шею моя Миллисента, едва я успел переступить порог.
- Милли, как я по тебе соскучился! - темпераментно взревел я, готовый наброситься на нее прямо в прихожей.
- У нас гости, - лукаво улыбнулась моя жена. - Пойдем, я тебя представлю.
За время пути в гостиную Миллисента, мило щебеча, рассказала какие, оказывается, высокоуровневые специалисты приехали на днях в Хараре и какое счастье, что тетушка Бетси познакомила их с другой ее тетушкой, Нозибеле, а та, в свою очередь, довольная их работой на ниве инвентаризации овец в ее загонах и зубов в ее столетнем рту, порекомендовала специалистов моей супруге...
Гарретт и Бобби, всамделишные дантист и бухгалтер, одновременно поднялись мне навстречу с кресел, обтянутых изрядно потертой шкурой любимой львицы Джой Адамсон.
Гнев застлал мне глаза, но я достаточно быстро овладел собой, и мне даже удалось сохранить бесстрастное выражение лица и, из уважения к супруге, удержать уже готовые вырваться наружу грязные ругательства, надо отметить, вполне справедливые. Ледяным тоном, сделавшем бы честь послу, объявлявшему войну от имени моей могучей страны, я произнес:
- Вы жалкие паяцы и неумехи, выдающие себя за профессионалов. Вон из моего дома! - расстроенный в лучших чувствах, я перешел на визг. - Немедленно вон, пока я не убил вас на месте, самозванцы!