Долгий эон1, разбитый на эры и периоды, проносится в голове, прежде чем срабатывает таймер сверхточного хронометра. Быстро закидываю в рот две последние из оставшихся таблеток катализатора2 (все необходимые вещества уже присутствуют в организме в правильных количествах и нужных стадиях распада) и, ощущая начало бурной химической реакции в крови, прохожу 20 шагов до угла дома, а потом еще 84 вдоль фасада. Ручка двери в виде мантикоры туго, но поддается напору, средний палец пронзает боль укола, но я не обращаю внимания. Ликование наполняет меня от кончиков волос на голове до кончиков ногтей на пальцах рук и ног (мои расчеты были верны!), когда резная массивная дверь бесшумно отворяется.
Внушительных размеров гостиная вмещает десятки гостей.
- Фрай Альфонсо Руиз де Веруиз, - представляюсь вымышленным именем, мне в ответ кивает большинство присутствующих, но никто не возвращает любезность. Как я прочитал у N, это нормально, также как и то, что у всех придуманные специально на этот вечер имена.
Служка протягивает мешок, куда опускаю хронометр, как самую ценную из имеющихся у меня при себе вещей. Идет игра в фанты.
Прохаживаюсь вдоль высоких шкафов с книгами. Едва успеваю удивиться некоторым названиям, в частности, достаточно современной книге про стреляющего мишку коала3, когда владельца хронометра вызывают исполнить музыкальный номер. Подхожу к роялю, кто-то подает электронную планшетку, где нахожу имена всевозможных композиторов, под которыми скрываются обширные нотные каталоги.
Следуя своему пониманию выпавшего на мою долю фанта, исполняю Бетховена, затем Свиридова (делаю это неплохо). Отхожу от инструмента и удовлетворенно отмечаю двух очаровательных созданий, расположившихся ошую и одесную. Включаюсь в непринужденный разговор-беседу обо всем на свете и ни о чем конкретно. Вежливые комплименты, милые похвалы, приятная компания задевают тайные струны души.
Смотрю в глаза одесной: глубокая зелень морских пучин, огоньки отраженного света свечей в самых уголках, пушистые волоски густых ресниц под тонкой линией золотистых бровей.
Осторожное касание слева: обтянутое шелковистым чулком соблазнительное колено, изумительные очертания миниатюрной ступни в открытой туфельке, пленительный холод голубых глаз. Последний довод перевешивает все остальное - сосредоточиваю свое остроумие только на ней. Атака следует за атакой: слова растянутыми цепями отправляются в самоубийственные броски-выпады (мне их не жалко), неизбитые суждения о композиторах и писателях подобны меткому огню артиллерии, умелые жесты пальцев вкупе с мимикой лица усиливают натиск в качестве приданной кавалерийской поддержки. Хранимые в подсознании знания выплескиваются наружу, подобно гейзерам, неся с собой высказывания и мнения на любые темы, от предметов философских споров при дворе Тиглат-Палассара Третьего4 до количества мелодий-голосов в расхожих фугах Баха.
Север все так же холоден, вьюга иногда проносится там клубами белых мух, но температура поднимается (она явственно поднимается!). Я вижу это хотя бы по тому, что мое дыхание больше не сопровождают пары замерзшей влаги. Мне кажется, где-то в синеве плотно спрессованного льда слышатся чем-то похожие на стаккато звуки трескающихся айсбергов и журчание вешних вод. Не спешу обольщаться, но, вполне возможно, именно я стал причиной этих явлений.
Теплая ладонь мимолетным движением касается предплечья, улыбка впервые озаряет луноликий облик собеседницы: четыре ямочки на щеках неимоверно милы, ямочка на подбородке довершает параболу странной формы, построенную через пять упомянутых точек, блеск глаз по-прежнему походит на голубоватые отливы бликов на стальном клинке.
Анфилады залов представляются нескончаемыми. Рябь в глазах от открывающихся дверей. Тишина и безлюдье повсюду.
Обитые бархатом стены альковов, задрапированные шелком стены будуаров, увешанные картинами стены салонов мелькают в калейдоскопе, сопутствующем нашему перемещению.
Нежно-зеленые тона разлиты по всей спальне, от пола до потолка. Прозерпина парит в вышине в центре фрески рядом с похитителем, уже охватившем ее тонкий стан заскорузлой рукой.
Сползшее платье обнажает узкую спину, такую уязвимую, что спешу ее прикрыть своей грудью. Вопреки ожиданию, белокурая головка не откидывается мне на плечо, но все равно целую шею: по-лебединому грациозную, матово сверкающую, пульсирующую током жизни.
Отстраняюсь, оглаживаю плечи: прямые, непокатые, точеные. Резкий разворот фигурки и голубые глаза пристально заглядывают внутрь меня: разящие наповал, проникающие до сокровенной сути, внимательно-напряженные.
Губы расслаблены, но неманящи, они не спешат прильнуть к моим - приходится проделать весь путь к ним самому. После ангажирования они оказываются очень умелы. Льдистые глаза все время остаются открытыми - необычно, но мне это скорее нравится. Они видят: мое плечо и ухо (девушка оказывается вознесена над полом); Прозерпину и Плутона на потолке (беззащитная спина опускается на простыню высокого ложа); вновь мое лицо с приоткрытыми устами (тянусь к ланитам, затем к губам).
Прекрасная плоть под руками, неземная красота лица перед взором, неимоверно обостренные чувства от соприкосновения с чудом практически всей поверхностью тела - все это разгоняет кровь по жилам в бешеном ритме, живой мотор сердца функционирует на пределе, лихорадка насылает судороги трепетными волнами. Но я держусь, сдерживаю себя на грани тонкого лезвия горного хребта, за которым, я знаю, головокружительное падение в пропасть, откуда мне, быть может, уже не суждено будет вернуться, чтобы вновь совершить подъем.
Моя несостоявшаяся любовница вдруг откидывает меня, без слов встает и, подняв на ходу платье с пола, удаляется босиком, оставив туфельки. Зачарованно оглядываю ее манящие формы, не веря, что все это роскошное богатство почти что принадлежало мне еще совсем недавно.
Вскакиваю с обнаженным торсом, быстро собираю свои вещи (сорочку, запонки и шейный платок), мне следует покинуть этот дом как можно скорее. Однако пространственный кретинизм играет со мной дурную шутку: я не способен вспомнить, как я попал в спальню и каким образом могу теперь выбраться на улицу. Бестолковые метания по пустым анфиладам комнат, тоскливые взгляды на ручной хронометр, животный ужас при мысли о том, что может случиться вот уже совсем скоро.
Зеленоглазка открывает двери зала одновременно со мной - мы входим в него с двух разных сторон. Облегчение слегка омрачено суровой отповедью, устроенной мне недавней знакомой.
- Вы, глупый мальчишка, как вы сюда проникли? - спрашивает зеленоглазка, вовсе не возмущенно, а сочувствующе. Похоже, ее подруга раскрыла мой секрет, поэтому и покинула меня так внезапно.
Бормочу свой ответ, полный... Нет, вовсе не раскаяния, а смущения, что меня поймали за руку, ведь я так стремился этого избежать, хотел убежать или же хотя бы спрятаться там, где никто меня не найдет. Мне стыдно, щеки покрывает яркий румянец.
- Кровь... Нужна была особая кровь, чтобы быть допущенным, ведь вы все совсем не такие, как мы... Химические реактивы помогли изменить состав... Я биолог.
- Что за гадость вы себе ввели? - я тону в морских глубинах ее взора и, готов поклясться, мне видно много дальше, чем на 200 метров, которые способны преодолеть в толще воды световые лучи. Там вовсе не страшно!
Искажающая пространство тень пробегает вокруг, и передо мной оказывается темноволосая девушка с понимающим взглядом серых глаз. От нее веет удивительным спокойствием, потрясающим всезнанием, необъяснимой притягательностью. Я внезапно осознаю, что именно ее ищу всю жизнь, мне никто и никогда не был нужен, кроме нее. Пьянящий восторг заполняет душу, блаженство разливается по чреслам, ребяческое восхищение ударяет в голову.
Она первой протягивает мне руку. От прикосновения, вопреки ожиданию, в нейронах вступает в действие реакция торможения, а не усиливается возбуждение. Я снова обретаю способность мыслить и понимать. Ее лик говорит: эти тонкие губы будут принадлежать мне вечно; через эти уста мне откроются все тайны мироздания; мы никогда не расстанемся. Умиротворение охватывает мое существо и, отбросив стеснение, жадно оглядываю ее: стройное, почти хрупкое сложение, плоская грудь под черным платьем с серебристыми окантовками вдоль швов, чуть смуглая кожа открытых взору изящных лодыжек.
На периферии зрения возникает силуэт зеленоглазки. Она что-то говорит, но я не слышу, не хочу слышать, я постигаю полноту счастья: неотторжимого, нескончаемого и незаслуженного, но от этого еще более сладостного. Я сам слегка подталкиваю свою новую подругу, веду ее за руку по какой-то едва различимой дорожке (мы с ней находимся на открытой местности). Хоть впереди у нас и вечность, я не хочу ждать. Вы понимаете, она - самое прекрасное существо на свете, и я искренне не понимаю, как я мог обходиться раньше без нее!
Наигранный замогильный голос произносит, почти что речитативом: "Из отчета полиции: неизвестный мужчина без всяких документов обнаружен перед заброшенным домом в квартале N... Сильная интоксикация... Смертельная доза... Отмеченные при осмотре места происшествия странности: правая ладонь неизвестного крепко стиснула ручку двери в виде мантикоры, на третьей фаланге среднего пальца обнаружена свежая микроскопическая ранка."
Зеленоглазка одаряет меня чарующей улыбкой, мой ответ лучезарен на пределе возможностей (губы ломит от напряжения). Но все мои помыслы сосредоточены на темноволосой девушке. Мне нелегко выйти из образа, возможно, в этом вся причина.
Делаю нарочитый вид, что глотаю таблетки ингибитора5 и все еще ощущаю боль от укола в среднем пальце (дую на него). Рассматриваю темноволосую во всех подробностях: скрытая мудрость во взоре, контрастирующая с юностью лица (почему никто другой этого не замечает?); вежливая, но очень похожая на искреннюю, внимательность к окружающим; непримечательная внешность, полная скрытой привлекательности. Мне кажется, я внезапно разглядел и постиг ее, когда она неосознанно предстала передо мной в каком-то необычном ракурсе. Такое бывает при взгляде на заурядный и ничем не выдающийся пейзаж, пока его таинственность не осветит вспышка молнии или чувственное приключение, пережитое на его фоне. Меня необъяснимо влечет к ней, смело подхожу сбоку и беру ее за руку, она совсем не удивляется. Ее глаза полны ласковой насмешливости, лучистой нежности и непонятного обещания чего-то непознанного.
Зеленоглазка как будто что-то говорит, но я ее не слушаю, хоть это и очень бестактно с моей стороны. Я мысленно веду темноволосую за собой по неведомой дорожке, что возникла в моем воображении. Я уже говорил вам - она самое прекрасное существо в подлунном мире, и я не могу обходиться без нее.
Примечания:
1 Эон: в геологии длительный период времени, состоящий из нескольких эр (каждая эра состоит из периодов).
2 Катализатор: химическое вещество, ускоряющее реакцию, но не входящее в состав продуктов реакции.
3 Имеется в виду книга Линн Трасс (Koala) 'Eats, Shoots & Leaves: The Zero Tolerance Approach to Punctuation'. В названии заключена игра слов (смысл меняется из-за запятой). Фраза "koala eats, shoots and leaves" означает "коала ест, стреляет и уходит", в то время как фраза "koala eats shoots and leaves" означает "коала питается побегами и листьями".
4 Тиглат-Палассар III (Тиглатпаласар III): царь Ассирии, правил приблизительно в 745 - 727 годах до н. э.
5 Ингибитор: вещество, замедляющее или предотвращающее течение какой-либо химической реакции.