(из сборника новелл На обрыве сердца. Год выпуска 1999. Тираж 500 экз.)
НА ОБРЫВЕ СЕРДЦА
Она стояла на обрыве сердца, устремив взгляд в расстилающийся внизу мрак. Колыхающаяся синяя бездна, усыпанная искрами желаний, неотвратимо притягивала к себе.
От ритмичных сокращений могучего Сердца, нежная фигурка слегка покачивалась на самом краю небытия.
Она сдерживала свое тоненькое тело от падения в зыбкий, зовущий окунуться в себя Хаос, в котором пульсировали и горели дьявольскими огоньками далекие жаждущие только Ее желания. Но Она продолжала лишь наблюдать, оставаясь непреклонной перед голосом Безумия.
Изнемогая от бессилия что-либо сделать, Мрак выпустил сизый туман, который медленно, словно нехотя, отделился и стал подниматься над телом, стоящим на острых надколах неприступного Сердца.
Туман, растекаясь по розовому Эфиру, окутал хрупкую фигурку мягким, меняющим свой цвет облаком. Оно становилось то загадочно-смарагдовым, то возвращалось и истинно-эбеновой окраске.
Она, как самое беззащитное создание ощутила тревогу, нахлынувшую мягкими, тягучими волнами. Пытаясь удержаться, Она зашевелилась и почувствовала, как дрогнул под ней маленький выступ.
Облако стало трансформироваться, обволакивая Ее тело. Она стала задыхаться, не в силах освободиться от пут неминуемой Смерти, посланной беспощадным Хаосом.
Бремя безысходности тянуло вниз, где ждали, наблюдая за Ее мучениями. Зная, что в этом мире опасно делать резкие движения, Она все же не задумываясь, собрала все жизненное в себе и дернулась. Маленький выступ, не выдержав давления, обломился. Она потеряла опору и стала падать, увлекаемая облаком-убийцей.
Падение казалось вечным, и все же холодный Мрак поглотил Ее. Синяя гладь покрылась рябью, и потревоженные страсти засверкали цветными искрами.
А Сердце, тяжело вздохнув от сожаления, осталось ждать прихода новых тел Святости, которая бросила вызов порабощающему Хаосу Страстей и Желаний.
ГОРБУН
Стоило ему появиться среди людей, как со всех сторон раздавался смех...
Он старался быть незамеченным, но горб, который был похож на заплечный мешок, выделял Его из обычной толпы.
Горожане и ремесленники, покупающие и продающие товар на базаре, как будто бы специально выискивали того, над кем можно было посмеяться и, увидев Горбуна, отпускали в его адрес всевозможные реплики.
Ему было больно от того, что над ним потешаются поэтому попадая на открытое пространство и не имея возможности спрятаться от насмешливых языков, быстро семеня маленькими ногами, карлик пытался укрыться в своем убежище - старой, заброшенной каморке возле базарной площади.
Порою целыми днями Он просиживал дома, боясь показаться на людях, и лишь наблюдал за суетящейся толпой сквозь маленькое окно, затянутое паутиной. Но голод все же заставлял покидать жилище, и Он вновь появлялся на базаре: читал стихи, пел песни, получая подаяние, состоящее из овощей и фруктов. Горбун снимал широкополую, дырявую шляпу и низко кланялся дающим в знак благодарности.
После унизительных походов Он запирался в каморке и плакал, сознавая, что не может изменить свое положение. Он был еще молод, но иссушенное голодом и жгучими слезами лицо было похоже на лицо старика.
Успокоившись, он принимался за повседневные дела, что-то напевая себе под нос.
Ночами Его мучили кошмары: Он видел толстые свиные рыла, смеющиеся Ему в лицо. Пробуждаясь задолго до рассвета, Он рыдал, а в ушах продолжал звенеть хохот.
Он зажигал лучину, садился за старый кривоногий стол. Дрожащее пламя освещало мрачную каморку, а на стене появлялась ещё более уродливая, чем сам хозяин, тень.
Поздними вечерами, а порой и длинными, бесконечно длинными ночами Он лепил, и это позволяло Ему забывать о горестях и обидах. Мягкая глина, послушная маленьким умелым рукам, превращалась в чудо. Порой даже голод отступал, настолько сильно овладевало карликом желание творить. Но это не могло продолжаться бесконечно, и голод опять гнал Его на базарную площадь.
Пришла зима, принеся с собой метели, ледяной, насквозь пронизывающий ветер. Она была самой суровой из всех зим, которые пришлось пережить нищему.
Днем, безжалостные голод и холод гнали Его в кабаки, таверны и прочие места, где Ему могло что-либо перепасть. А снежными, томительными вечерами, закутавшись в старый шерстяной, изъеденный молью платок, подаренный несколько лет назад одной доброй крестьянкой, Горбун сидел у маленькой, жарко натопленной печи, и рассматривал пожелтевшие картинки старой, замусоленной книги. Горел огонь, потрескивали поленья...
Он садился за стол и продолжал работать. У него не получалось, Он ломал, начинал вновь...
Шло время. Подходила к концу зима. Перед тем, как уступить права весне, она неистово лютовала, наверное, чтобы оставить о себе память.
Завсегдатаи прилегающих к базару кабаков давно уже привыкли к маленькому Горбуну, появлявшемуся то там то здесь, в неизменной большой шляпе и огромном рваном кафтане из серого грубого сукна, перетянутом теплым платком.
Случилось так, что несколько дней Он не появлялся, но любители выпить и повеселиться этого не заметили. Уже вовсю хозяйничала весна, сильнее грело солнце, и в один из таких дней кто-то случайно вспомнил о маленьком калеке. Без него на базарной площади было скучно.
Но Горбуна не нашли ни в одном из кабачков, куда Он часто заходил. Хозяева только пожимали в недоумении плечами. Но хотелось повеселиться, и несколько человек, бесцельно слонявшихся по базару, решили пойти к Горбуну. Никто и никогда не посещал каморки нищего. Дверь и маленькие окна, затянутые паутиной, навеяли страх на пришедших. И все же людское любопытство взяло верх:
в двери долго стучали, заглядывали в окна, но там, внутри мрачной каморки, по-прежнему было тихо. И тогда они вышибли дверь.
Вломившись как стадо, они остановились на пороге от внезапно представшей перед ними картины: их встречал молодой парень с вьющимися волосами. Наконец они опомнились и поняли, что видят перед собой глиняную скульптуру, и только тогда решились войти в каморку...
Тяжелый, спертый воздух ударил им в лица. На топчане, под грязной циновкой лежал карлик. Казалось, Он спал... Кто-то подошёл и толкнул Горбуна, и тут же прозвучал крик:
"Он мертв!" Все как будто оборвалось, наступило молчание...
Его похоронили скромно: просто закутали в холст, положили в ящик и, заколотив досками, маленькой процессией отнесли на кладбище. Как истинно-добрые христиане они помянули усопшего.
А через девять дней, посреди базарной площади, появился постамент, на котором установили скульптуру молодого красивого человека с ясным счастливым лицом, удивительно похожим на лицо Горбуна. Он протягивал вперед руку, сжимая в ней цветок, подобный сердцу. А внизу, у самых ног, была сделана надпись рукою мастера: "Дарую сердце свое людям! пусть оно принесет им Счастье! Талант".
УЗНИК
Крадучись шло Время, пытаясь спрятаться за бесформенными валунами событий. Оно старалось проскользнуть незамеченным, дабы не встретиться с всевидящим оком могущественной Жизни.
И несмотря на этот великий страх, Время пришло...
Оно никогда не приходило одно, а приводило с собой еще кого-нибудь, как река, воды которой выносят на берег тину, щепки, всю грязь и мусор, оскорбляющие ее. На этот раз Время принесло отвратительное существо, покрытое липкой, зеленой слизью - Ложь.
...Он вдруг ощутил, что стал никому не нужен. Многие покинули его, забыв о клятве верности общей идее. Невыносимы были предчувствия страданий. Он уходил, спасаясь от них. Но Его нашли и, оклеветав, бросили в подземелье.
Ложь продолжала творить свои черные дела, картинно рисуясь белыми одеждами, опутывая липкой, тонкой сетью всех, кто к ней приближался. Люди жили, не замечая этих оков, и от их глаз уходил свет.
Теперь у Него не было имени, вечного, как Мир. И звали Его просто Узник.
Его подвергали чудовищным пыткам, пытаясь достичь одной цели - вырвать из стонущих уст признание того, чего никогда не было. Но все усилия палачей были тщетны, и Узника оставили, заковав в цепи и замуровав выход на свободу.
Шли десятилетия... За ним никто не приходил, как будто Его вообще не существовало.
Сидя в кромешной тьме холодного, сырого подземелья, он думал о тех, кто жил там, наверху и когда-то поступил с ним жестоко. Мысли медленно текли сами по себе...
"Я не понимаю, как люди могут жить в таком ужасном мире? Хотя, чему я удивляюсь? Ведь они его сами построили. Я не держу зла на тех, кто еще вчера верил мне, а сегодня предал. Жаль их! Они слепцы, попавшие в тенета Лжи оттого, что не любят прямого, самого трудного пути.
Тяжела ноша Жизни, и они верят в посулы, облегчающие этот груз, избирают кривую тропку и отвратительно-мерзкого провожатого. Они лгут друг другу и даже сами себе, отравляя ядом свои и чужие души. Они купаются в море Лжи, которая одурманивает их Ум, раздувает Тщеславие и убивает Совесть. Воздают Ей хвалу, поют в Ее честь Аллилуйю!
Но невозможно убить Надежду и Веру! И я жду, что когда-нибудь люди распознают чужака. Страшным будет разоблачение!
Лишь после этого, мерзкое существо утонет в реке Времени. Но темны будут души людские до тех пор, пока не выпустят они меня на свободу. Вместе со мной придут Свет и Прозрение. И не буду я больше называться Узником - этим мрачным, мученическим словом. Они вспомнят мое настоящее имя, и в этом будет их спасение.