Сегодня мне исполнилось четыре года! Сколько рождений тому назад я дорастал до этих лет? Давным-давно, но было, конечно. И не раз. Но тогда мне не закатывали такой праздник, как сегодня. А сегодня было здорово! Позвали в кафешку трёх соседских мальчиков и девочку, какую-то "юродную" сестричку, там были забавные клоуны, один даже фокусы показывал... Угощали разными сладостями, мне-то наплевать, а ребятишки торчали, конфетами объедались... Как же я люблю Мою, это всё она придумала. У меня самая добрая мама на свете! Я называю её не 'мама', а "моЯ", и она не против, ей даже нравится. Она тоже очень любит меня, но как раз это и неудивительно. Большинство меня любило, ведь я симпатичный, ласковый, спокойный, умненький. Хотя многие до самой смерти не успели восхититься присущей мне смышленостью, но здесь моей вины нет! Понятно, в годовалом ребенке трудно разглядеть глубину разума. Любая имела возможность познакомиться со мною поближе, подольше оставшись со мною, - а захотели не все.
Ладно об этом! Сегодня, после такого дня рождения, я ещё сильнее полюбил Мою, а утром она подарила мне огромный конструктор. На упаковке написано: "5+", значит, для тех, кому больше пяти лет. Поторопилась, ну и правильно: до моих пяти ей не дотянуть. Соответственно, и мне - как я без нее? Никак. А завтра, наверно, поиграю в эти детальки, это уж точно, что впервые вижу такую игрушку. Очень, очень интересно! А Моя сегодня просто сияет. Я знаю, в какую сумму обошёлся ей банкетик с артистами, но виду не подам, воспринимаю всё, как должное. А как хочется сейчас подойти к ней, обнять и сказать:
- Дорогая Моя, не жалей о деньгах. Не купишь новые сапоги на зиму, ну и что? Поверь, они не понадобятся тебе! Живи сегодняшним днем, наслаждайся славным сынишкой и весенней оттепелью.
Нет-нет, зачем мне её пугать? Обниму молча.
- Ты, наверное, устал. Малыш, почему ты грустный? - удивляется Моя.
- Я весёлый, просто кушать хочу.
- Дать яблочко? Или 'растишку'?
- Не-е-е, надо сисю...
- Ты же уже совсем большой! Давай почищу апельсинчик?
- Не-е-е, потом, сисю...
Добрая Моя, как я тебя люблю! Изображаю смущение, Моя расстегивает верхние пуговички блузки и достает из лифчика белоснежную грудь. Я очень, очень осторожно обхватываю губами сосок, закрываю глаза. Вместе с серебристым ручейком теплого молока в меня вливается жизнь... Хочу, чтобы так было всегда, всегда, всег...да... Вдруг воспомнилось. Моя делает вид, что ищет меня, а я прячусь за печкой. Не эта Моя, другая. Она дивным голосом пела колыбельные, а её молоко всегда чуть-чуть горчило, потому что по ночам она плакала из-за своего мужчины, который ушёл на войну. Тогда я тоже довольно долго пожил. Но когда Моя получила на мужа похоронку, молоко у неё враз пропало! Мне было очень, очень жалко её, поэтому той же ночью прямо на наш дом упал подбитый самолёт, и никто, кроме меня, не увидел, как ужас исказил её прекрасное лицо.
Иногда мне кажется, что все несчастья в мире случаются от мужчин. Сколько раз, когда я рождался в жарких странах, Моя по их вине вдруг опять становилась беременной и против своей воли переставала источать молоко! Чем я, маленькое существо, мог наказать нашего убийцу? Правда, иногда удавалось вложить в руку мужчины холодное оружие, затуманить его сознание и заставить в приступе безумия зарезать бедную женщину, а заодно и меня. Но бывали неприятные случаи, когда мужчина, потрясенный содеянным, меня, ещё живого, прижимал к груди и тащил спасать к знахарке или какой-нибудь родственнице. Я ненавижу, ненавижу умирать на мужских руках!
Но, с другой стороны, совсем отказаться от мужчин нельзя, они помогают мне возродиться. Ну не знаю. Возможно, когда-нибудь я осознаю необходимую меру полезности мужчин, пока же не получается. Скажем, теперь, Моя - настоящая мать-одиночка, родила меня в тридцать пять 'для себя', и никто не мешает нашему счастью. Правда, содержит нас сама, зарабатывает надомными переводами... В этом мне особенно повезло, особенно когда я вовремя подсунул ей 'Effects of Breastfeeding on Infant Health'... А как попробуешь вспомнить, что хорошего было у меня, когда рядом с Моей постоянно находился мужчина? Некоторые в первые недели меня, изнемогающего от голода, носили на руках. Таким я, отрываясь от жизни, мстил: Моя погибала у них на глазах. Съедалась хищником, попадала под машину, тонула... Неизбежную потерю ребёнка они не оплакивали.
Попадались мне и такие мужчины, которые ни на меня, ни на Мою внимания не обращали. Обеспечивали нам безбедное существование и жили своими заботами. Этих я старался пощадить. Мало ли на свете неизлечимых болезней, стремительно уносящих в небытие женщин и детей? Начиная от банальных ядовитых укусов и заканчивая острой сердечной недостаточностью.
Мало, мало молочка у Моей... Приложив меня ко второй груди, она, кажется, задремала. Хочу, чтобы так было всегда...да... Что это? Моя вздрагивает. Звонок. Телефон. Прижимает ухо к трубке.
- Мамочка? Да, мы уже дома, отдыхаем... Малыш здоровенький, весёлый, ему всё понравилось... Да, смешные клоуны. А подарки ещё не разглядывали... Покормила... Ну мама, я же тебе обещала, как договаривались... Нет, таблетку ещё не приняла... Ничего я не боюсь, да... да... я понимаю. Ну в последний раз-то можно? Не волнуйся, мамочка, как решили, так и будет, пока!
В последний раз? Что же ты собираешься делать, родная Моя? Хочешь оторвать меня от жизни? Я живо спрыгиваю с дивана и тащу Мою к коробке с конструктором. Может быть, игра отвлечет тебя от дурных мыслей?
- Знаешь, малыш, пойдем купаться, уже поздно. Завтра встанем пораньше и рассмотрим все подарки. И в конструктор поиграем!
- Нет, надо откыть костуктой... Не хочу спать!
- Ладно, погоди минутку, я должна кое-что сделать...
Бегу за нею на кухню, висну на руках, канючу, топаю ногой, слёзы текут по моим щекам. Не-е-ет! Но Моя достает из пакетика пилюлю и глотает, запивая водой прямо из носика чайника...
Всё. Точка. Наши часы сочтены. Мне уже не успеть вдоволь наиграться с конструктором, ну и плевать, не в этот раз. Не стоит тянуть. Успокоившись, я зеваю.
- Видишь, малыш, ты хочешь спать, пошли купаться.
Стоя под теплым душем, я в последний раз смотрю на Мою. А ведь она не так молода и красива, как мне казалось прежде. Сейчас она положит меня в кровать, прочтёт очередную главу из 'Волшебника Изумрудного города', поцелует меня в лоб и уйдет на кухню. Потом поставит на плиту чайник со свистком и включит газ. Она не заметит, что невесть откуда взявшийся сквозняк потушит огонь. Проверит, хорошо ли закрыта форточка и приляжет рядом со мною, дожидаясь, когда закипит вода и засвистит чайник. И нечаянно заснет.
А меня рядом с нею уже не будет. Я найду себе приют под сердцем молоденькой балерины кордебалета. Она станет лелеять меня и холить, откажется от заграничных гастролей, она будет с нетерпением и нежностью ждать моего появления, Она улыбнётся счастливой улыбкой, впервые увидев меня. Жаль, жаль, это рождение будет коротким, Моя уже теперь знает, что не будет меня кормить грудью, она хочет поскорее вернуться на сцену, но это желание не исполнится: в "тайоту" мужчины, увозящего нас из роддома домой, врежется КАМАЗ.