Правильно думать, что история состоит в истолковании прошедшего. В этой нужде мы употребляем настоящее и узнаем о славных деяниях предков. Мысленным взором возвращаемся в былые дни, силясь разгадать великое чудо рождения. Но часы уходят, и вновь уж слышен петушиный крик,- Свет в нашем темном пути, в котором дни лишь разделяют ночи.1 Складываются мгновения, все большее нуждается в объяснении, и кажется, что нечего уже и ждать подвязаться причин, история бесконечна, летопись смертного лишь беспризорная капля в океане, но и та продлится мгновением далее отведенной жизни, чтобы засвидетельствовать пройденный путь, путь оставленный.
Две истории, обе длящиеся эти дороги, подобны сторонам куртины. Усердствующий в труде и благочестии может приблизиться к небесному царству, твердо держась одной ладонью стены,- отыскать выход из лабиринта. Что же стало с моей историей, что похитило ее естественное продолжение? Я словно заперт в дряхлых стенах землистого храма, бессильный проникнуть внутрь и невольный освободиться. Словно суставы и коленца блуждают в старческом теле, - я жду с натугой нервюры, или скольжу, упираясь в черные ребра контрфорсов, обмираю химерой или пинаклем и вновь скатываюсь вдоль арки. В одиночестве совершаю круг. Моя история разделена с миром и повторяет себя, словно заблудившийся путник- куда бы не брел он, всюду тусклый его фонарь выдает лоскут дорожного платья. Такова цена великой лжи, заступившей на место истины.
Отчего не сознаться в нелепейшей моей жизни, скованной на много лет? Быть может так я сброшу иго проклятия и смогу наконец уснуть, расстаться с преданием, способным самостоятельно найти духовника и ученого скептика.
Все началось с моим изысканием в жизни известного рыцаря, возможно русского ордынца2. В 1206 его милостью был доставлен в Безансон Святой Саван, драгоценная находка четвертого крестового похода, но до того сел еще он в Афинах, коими владел вплоть до 1225, оставив наследство фамилии. В продолжение этих двух лет3 о Саване ничего не известно. Находка же эта очень заинтересовала меня. Я писал многим сведущим людям и сам ездил в Безансон и Фивы. В последнем своем путешествии я сторговал чудесную пиксиду с необыкновенным узором- ворон держащий кажется камень. Внутри оказалась копия старинной инвеституры, значение которой однозначно скрывало новую тайну. Выходило, что с нею обретал я право на участие в какой-то утехе, порочной, не иначе, ведь добродетель нетленна и не проходит со временем без следа. Не было и всякого объяснения необходимости, способной побудить к этому занятию, но отмечалось, что составлена грамота в уплату доброй услуги. Касалось дело испытания Святыни Савана в редкой и неясной мне нужде. Бумага составлена в неграмотном смешении языков и прочих знаков и всего разобрать не удалось. Дальнейшие поиски, однако, убедили меня в покровительстве самого де ла Роша и уводили к архивам Нанта.
С тем я отправился далее, где расспрашивал о лампах, производимых в церкви Бонне у Нанта, которым, подобно же Святому Савану, приписывалась чудесная способность помогать изгнанию всякого беса и нечистого из одержимых. Теперь, впервые стали сходиться противные толки, с тем, чтобы подозрения мои обрели форму, когда выяснился опыт с лампами той же срамной девы ***. Стало известно, что привозили ее в Безансон на дознание. Отсюда я заключил попасть по ее пути в Сен-Жермен-де-Пре к могиле св. Мавра4. Нить тянулась далее, в аббатство N.
Как велико было мое удивление, когда беспрепятственно добрался я до N. Здесь не сумели разрешить моих сомнений, но вопросов не отрицали, и видно было, что даже простым братьям известен предмет моего любопытства. Неспособный расстаться с тайною блудницы, причастной к величайшим христианским святыням, остался я в аббатстве. Летели годы, и я совершенствовался в науке и прилежании, находясь однако в атмосфере постоянного биения тайны. Словно огромное сердце глухо толкало из-под земли вязкую тень. С далеким эхом раскатистых голосов она вливалась в коридоры аббатства, клубилась в часовнях и скрипториях. Взбиралась по лестницам и струилась из мглистых крохотных окон верхних покоев, оставляя глубокие подтеки, словно скрученные, изодранные временем простыни неверной жены!
Это наблюдение сперва мне казалось следствием затворничества и долгих часов, отданных изучению книг, но вскоре я понял, что ошибся. Невозможно было поверить, чтобы большое такое число монахов проживали в небольшом N. Приезжие случались редко, но я постоянно различал новые лица, угрюмые и неразговорчивые. В иных мне мерещились видные горожане, все более иностранцы, ученые и мастера изящных искусств.
Туман, появившийся еще в первые дни моего пребывания в аббатстве, сгустился. Мне доводилось слышать, что слова, произнесенные человеком, слагают образ его судьбы. Но сам я сделался нем, беззвучно внимая подземному колоколу, лишился сна и молитвы.
Как-то зимою брел я с близорукой нерешительностью к тому месту, где пар клубится из-под земли, словно бы из колодца св. Патрика. Тогда я встретил нового чернеца и с тех пор поселился в нижних покоях. Они оказались сложной и развитой системой пещер и подземных храмов. Повсюду клубились люди, пахло землей, гнилой кожей и книгами. Здесь начались новые годы моего ученичества. В ходе которых я узнал, что рисунок пещер подобен опрокинутому древу и сам перемещался по ветвям его, каждый год меняя келью. Также преуспел я в изучении иератических языков, чтении и письме, открывая свойства мучительной тайны. Не помышляя уже когда-либо покинуть аббатство, я притерпелся к подземному колоколу и затхлости. Ближе к неведомому центру стали появляться замковые камни с письменами св. Бенедикта, табернакли и альковы с изваяниями неизвестной работы. Позже мне вручили медаль, какие льют в Монте-Кассино, -повинуясь устойчивому внушению, я никогда не расставался с нею, чтобы подготовиться и защититься от зла в дальнем стволе пещеры. Как и все, я верил, что сила, одолевшая демонов Аполлона5, поможет в борьбе с невиданным искушением. Население подземелья владело различными ремеслами. Встречались художники, переписчики, риторы, схоласты, экзорцисты. Все дожидались своего часа и назначения, многие приезжали издалека, другие проводили здесь всю жизнь. Никогда не встречал я тех, кто бы мог поведать о конце этого пути, вероятно такие покидали аббатство, разнося свою тайну по свету и однако не сообщаясь друг с другом.
В глубокой холодности принял я день, которого ждал всю жизнь. Теперь я знал о судьбе великих пожарищ, о древней весталке, обрекшей на гибель Серапеум и собрание в Александрии, то есть об огне, который читает книги и переписывает судьбы. Правда, но не истина! В глубине грота держали гадкую эту старуху, все знаки мира могли переплестись в вековечных ее морщинах, вокруг смыкались ярусами лавки. Целые полчища протыкателей и толмачей высматривали и объясняли видения в изменении ее богопротивного тела. Другие, экзорцисты, говорили к ней, третьи писали. Ладили телеги книг! Правильный порядок университета требовал общего строя процедуры и позволял задать любой вопрос. И она говорила, без покоя и остановки, многие лета. Демон, изловленный в ней, не поддается уже тысячу лет. Тысячу лет он открывает разные свои имена и сбрасывает личины. Каменная эта старуха в проклятиях миру называла его шаром и объясняла естественные опыты, самое солнце называла малой звездой. Огромно чаяние наше в попытке изобличить ее ложь. На мое место заступили иные. Но и выдумка ее бесконечна! Ядовитый этот источник не ведает смерти, и чад его, самый опасный стелется по земле, из-под неё.
Теперь я стар и разрушен речами ее черных уст. Я ослеп от текучего камня и серы подземелья. И вот, сломленный подозрением, неуверенный суммой знания, доживаю где-то отпущенный срок. Наверное, я безобразен и может уже похож на неё. Где же я? В своей ли постели?
"...скажи мне имя твое, день и час своего ухода или передай неким знаком: и заклинаю тебя, чтобы мне, служителю Господа, хотя и недостойному, ты повиновался полностью во всем..."6
...голос, который припоминаю..
"Однажды изгнал Он беса, который был нем... Но Он, зная помышления их, сказал им: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падет; если же сатана разделится сам в себе, то как устоит царство его? А вы говорите, что я силою веельзевула изгоняю бесов; "7
1. Этими строками открывается гимн петушиному крику, воспетому св. Амвросием. Во времена св. Бенедикта заутрени и хвалитны именовались Gallicinium, клич петуха.
2. Имеется в виду Отто де ла Рош
3. 1204-1206 . IV Крестовый поход окончился в 1204 году.
4. св. Мавр - любимый ученик св. Бенедикта, известнейший экзорцист.
5. Аббатство Монте-Кассино было основано на месте разрушенного храма Аполлону в 530 году Бенедиктом Нурсийским. По преданиям, мстительные демоны особенно долго искушали святого, что вполне закалило его дух. Опыт св. Бенендикта лег в основу европейской практики экзорцизма.