Был ли он когда-нибудь счастлив? Он не знал, да и не задумывался. Жизнь текла своим чередом, он своим... То окунала в омут, то кидала в огонь, то солила старые раны, а иногда вовсе оставляла в покое. Невзрачное рождение, ясли, средняя школа, драмкружок, неудачные попытки в спорте, музыке, "несчастная" любовь, два курса филфака, стройбат, бесконечная череда работы грузчиком, слесарем, сторожем, сантехником, маникюрщиком, продавцом детских игрушек, поваром, кондуктором, дворником, пекарем, даже крысоловом. Наконец двадцать лет хронического алкоголизма. Пил Веничка помногу и всё: от тормозной жидкости до "шерле руа" сорока лет выдержки. Отраву жизни подслащивал сахар выпитой влаги.
Друзья приходили и уходили, умирали и рождались и каждый раз представали перед ним со стаканом в руке, и неописуемым восторгом на мятой роже. Нет, Веничка не проклинал себя за вечные пьянки. Он гордился собой и дорожил своей жизнью. Он никого ни о чём не просил, не перед кем не унижался. Его мир был полон, хотя и замутнён до тошноты. И когда его бывшая жена встречала его на улице и задавала традиционный вопрос: " - Всё пьёшь?", он с грустью отвечал, - "Пью". И довольно улыбался, чувствуя прохладу "малька" у груди. Тоскливо становилось только в долгие предрассветные часы, после месячного запоя, когда голова разрывалась, в пищеводе кто-то жёг костёр, а денежная перспектива издыхалась на ноль. Тогда то Веничка и думал о жестоких поворотах судьбы, понося собственную жизнь недобрыми словами и жестами.
Новый, случившийся день предвещал именно это. Веселье кончилось, деньги тоже. Веничка долго елозился на грязном топчане, открывая рот, как выброшенная на сушу рыба. Вставать не хотелось, лежать - ещё страшнее. Улицу улюлюкала сигнализация, мозг заполнил гомон мерзкого горна, - пепел пионерского прошлого. Жить оставалось восемь секунд.
Веничка попытался разлепить склеенные глаза, но это оказалось невозможным - слишком долго они находились в сжатом состоянии. Внутренний голос загоготал, обнажая желтые, прокуренные зубы.
- Пшол вон! - рявкнул Веничка и тяжело поднялся со скользкой, мокрой койки. Было ещё очень темно и Веничка, долго стоял, щурясь в безжизненную черноту. Он стал настойчиво дёргать за верёвку лампочки, но та отвечала, лишь глухими щелчками.
- Да будет тьма! - крикнул Веничка и на ощупь направился в сторону своего старинного телевизора, который никто не хотел брать, даже за червонец. На пол пути он упал и увяз в куче мусора, разлагающегося в центре комнаты. На четвереньках, падая, путаясь, он всё же добрался до заветной цели. Телевизор загудел, стал нагреваться. Но изображение так и осталось где- то там, на другом конце провода. Веничка насупился и столкнул телевизор с ящика на пол. Раздался резкий хлопок и трубка, хрустя и трескаясь, жалобно задышала, впуская в себя беспощадный воздух.
- Ну и хорошо, - довольно подумал Веничка, - Не продал, так хоть разбил.
Болезненно потёр уставшие глаза и снова упал на грязную койку спать.
Когда он проснулся, было уже темно, гомон в голове поутих. Страшная жажда подняла его с кровати и потащила в поисках воды. У окна он чудом нащупал полупустой чайник, громко заглотнул содержимое и, немного опомнившись, стал соображать, что же такое пил последнее, что стало так плохо.
- Федькина водка, самогон... сивуха хренова, - забормотал Веничка, -спиртяга невнятная.... А, шапка красная, - стал припоминать он, - Серёга ещё посинел весь и его скорая зашухерила. Хотя Пётр - ничего бодрячком. Мне вот худо было...
Мысли запутались, разбрелись, приняли жуткие формы. Веничка вновь согнулся под тяжестью своих многотонных плит и обессиленный рухнул на топчан.
Там где должен был стоять Ефим, зияла густая пустота. Он прищурился, зажмурился, вновь разлепил веки, но светлее не стало.
- Включи свет, - простонал Веничка и закрыл уставшие глаза ладонью.
- Так день же, удивлённо протянул Ефим, но подчинился глупой прихоти друга и дёрнул за болтающуюся у носа верёвку.
- Как день? - окончательно проснувшись, проговорил Веничка.
- Так, - безразлично ответил Ефим и заковырял в носу. Придури друга были ему ясны и знакомы. Он сам, нередко, после продолжительных запоев не мог определить не то что время суток, а год и даже столетие. Время дружит с алкоголем и любит играть с ним в прятки, водя за нос несчастного обитателя.
В памяти Венички стали всплывать его ночные бдения по комнате.... Шум за окном, этот обычный дневной шум за окном, как сейчас.... Веничка испугался и заплакал:
- Включите свет.
Ефим недоумённо взглянул на очумевшего друга, догрыз козявку и задумчиво помахал ладонью перед, глядящими в никуда глазами Венички. Показал, даже, дулю - Веничка никак не реагировал, лишь жалобно посапывал и тянул носом.
Время закрутилось, зарыдало, выскользнуло из потных рук и покатилось под стол. Веничка испугался и долго не вставал с постели, спал, скулил и тыкался немигающим взглядом в бездонное чрево потолка. Друзья приносили несчастные останки еды и пили на руинах, поминая ещё живого Веничку. Звуки в его чувствительных ушах по сатанински смеялись. Он, вновь, почувствовал себя маленьким мальчиком, скинутым на дно оврага злыми людьми под неунемающиеся удары дождя.
В одно пасмурное, тяжёлое утро Веничка встал и, щупая руками воздух, побрел в поисках жизни. У стены сидел всё тот же Ефим и медленно мотал неустойчивой головой. Он проснулся от слепых мыканий Венички и теперь, удивлённо наблюдал за ним.
- Веня, - позвал Ефим, вяло шевельнув языком.
- А? Кто...? - испуганно прошептал Веничка, шагнул назад и споткнулся о топчан.
- Я это.., - медленно протянул пьяный дружок Венички.
Веничка растерялся, сел на краешек кровати и заплакал:
- Что же это, Ефим...? Как же так..?
Ефим ответил просто, со знанием дела:
- Такое бывает. Вон Сашка Козлов, с седьмого, ногу потерял...
- Как? - не понял Веничка.
- Так, перепил, - пояснил Ефим, - "Гретты" накирялся - почки отказали. Ну трубочек ему наставляли, так он каждые десять минут в сортир.... Спешил, спешил в сортир, да под трамвай...ежбанулся.
Рассказ Ефима не воодушевил Веничку. Он ссутулился в немой позе, закрыв лицо ладонями. Мир наполнили запахи, грязные и злые.
- Пропил я свои глаза, - с горечью проговорил Веничка и тихо заскулил.
- Брось, - отрезал Ефим, - Нет в мире счастья.
- Небо, такое чистое, голубое небо, дышащее свежестью и влажной листвой....
- Какое небо? - с отвращением проговорил Ефим и бросил свой взгляд сквозь грязное окно на серую, зимнюю муть.
- Пропил я своё счастье, - вновь процедил Веничка и быстрым, неуловимым движением оказался возле полуживого Ефима. Схватил его за грудки, прижал к стене и злобно повторил:
- Пропил!
- Нет в счастье жизни, - промямлил Ефим и, отпущенный Веничкой тихо стёк на пол, - Давай лучше выпьем....
Веничка, широко раскрыв глаза, безликим, мёртвым взглядом "посмотрел" в сторону окна, развернулся к Ефиму и слепыми, белыми руками потянулся к стакану.