Песков Евгений Дмитриевич. Poule

Будем знакомы

Меня зовут Жак Пуле. Я живу в самом романтичном городе мира и у меня самая романтичная профессия из всех, что пришли в голову человеку разумному для удовлетворения физиологических потребностей человека потребляющего.

Я свободный человек в мире рабов и, как это ни удивительно, не скрываю, что счастлив. У меня есть все что нужно молодому и не очень молодому человеку. У меня есть мотоцикл Дукатти и машина Пежо. У меня большая квартира в центре с высокими потолками и мило улыбающемся консьержем. На выходные я езжу на побережье, где снимаю небольшой дом и устраиваю себе отдых в компании старой подруги Ами. Мы с ней настоящие друзья. Она влюблена в меня по уши, но моя работа пугает ее и она не лезет в мою личную жизнь. Я же не протестую против такого расклада вещей. Даже больше, я рад, что она держится на расстоянии, это позволяет сохранить романтичность наших еженедельных перепихов. С ней я сплю, пожалуй даже не ради удовольствия, а для того чтобы показать себе что я все еще живой человек и могу доставлять кому-то удовольствие не за деньги. Да, вы правы. Я - проститутка. Альфонс, жиголо, путана, ночная бабочка. Я полностью оправдываю свою фамилию.

Я работаю с понедельника по пятницу и иногда по выходным, если у клиентки пухлый кошелек, или же ее нужно подмаслить ради моей сутенерши. А уж если и то и другое, то я готов работать сутками. Жаль, только клиентки не всегда способны выдержать такой долгий оргазм.

Красота восходящего солнца

Сегодня я проснулся пораньше на пару часов. Солнце только-только начало освещать улицу Сюффрен. Она прекрасна утром. Я налил себе чашку кофе. Я всегда пью кофе раньше чем делаю что либо еще. Я присаживаюсь на мягкое кресло на балконе, с которого открывается вид, не перестающий услаждать мой взор вот уже восемь лет. Я вижу Эйфелеву башню и парк перед ней. Под моими окнами бежит трусцой красотка. Она единственная на всей улице. Никто еще не проснулся и это меня радует. Я знаю, что через час здесь будет столпотворение. Туристы будут шнырять на каждом углу, идти по каждой улице. Местные будут продавать им круасаны в бумажных конвертах по цене в два-три раза дороже чем в соседнем кафе Шамад или Сейбл Руж. Я же закурил сигарету и отпил из своей чашки маленький глоток. Прекрасное утро для занятий спортом. Красотка уже достаточно далеко убежала и теперь виден лишь ее синий маленький силуэт в дали улицы. Я обещал встретиться с мадам Барбо к полудню, значит время еще есть. Я могу не торопясь наслаждаться прохладой летнего Парижского утра. Я спокойно докуриваю свою сигарету, допиваю свой кофе и захожу обратно в квартиру. Но я чувствую некую незавершенность и вскоре наливаю себе еще чашку, и беру из пачки еще одну сигарету.

Красотка в синем теперь заходит на второй круг. Я приподнимаюсь в кресле и аккуратно выглядываю из-за балкона. Вот она посмотрела в мою сторону. Я машу ей рукой, но понимаю что во рту у меня сигарета. Я быстро убираю окурок и небрежно бросаю его в пепельницу. Красотка притормозила возле моего балкона. Вот она вытаскивает из уха наушник, и я могу сказать свои первые слова ей, но не успеваю. Она говорит:

- Как бросишь курить, познакомимся. - И этими словами ранит меня прямо в сердце.

Но я отвечаю:

- Министерство здравоохранения находится в другом районе. - Я опираюсь плечом о колонну и скрещиваю ноги и руки подобно Джеймсу Бонду. Не самый элегантный жест, но я и не собирался совершать с самого утра подвигов.

Красотка стоит и смотрит на меня. У нее длинные светлые волосы и вздернутый носик. Она мила, но сейчас похожа на кусок льда в бокале с коктейлем "Синее небо". Не желая мириться с мыслью о том что мне не с кем завтракать, я спрашиваю:

- Шамад или Сейбл Руж?

- Шамад.

Хороший выбор. Обожаю завтракать в Шамаде.

- Жди меня там.

И она убегает в даль. Мне вдруг пришла в голову одна странная мысль: Она бежала, а значит потела, а значит может испортить мне завтрак. Я снова выглядываю из окна, но она уже достаточно далеко. Ладно, думаю, как-нибудь справлюсь со своей брезгливостью.

Я не люблю три запаха в этом мире. Запах американского виски, запах старых носков, и запах пота. К сожалению, моя работа к середине активного действия доставляет немало хлопот, бьющих по моему тонкому обонянию. Раньше я пытался отправлять клиенток в душ, но они были на столько обессилены что не могли даже пошевелить пальцами и валялись мотая головой что ваш зажравшийся кот после обеда. Даже тонким намеком, что я тоже буду присутствовать в этом же душе, не вытащишь этих дам из своей нирваны. Но я нашел отличный способ справится с этой напастью. Я начал курить сигареты с запахом винограда.

Я допил свой кофе без сахара и молока одним глотком и отправил свое бодрое тело в душ. Разумом я был уже в кафе. Мое сердце билось как у школьника на первом свидании, предвкушая хорошее утро. Я помылся под холодной водой и почистил зубы своей любимой зубной пастой. Я побрил свою идеальную мордашку и надел свою любимую футболку. Я достал свежие джинсы за триста евро из шкафа и надел их. Я достал из нижней полки свои шелковые носки и надел их. Я взял в руки свои часы за три сотни и надел их на левое запястье. Я взял ювелирное стальное кольцо и надел его на указательный палец левой руки. Я надел свой приталенный пиджак классического покроя за тысячу, положил ключи от квартиры и кошелек в правый карман и вышел, закрыв за собой титаническую дверь в два раза выше меня. Я спускаюсь по длинной лестнице, отделявшей мой второй этаж от фойе. И тут приветливый консьерж улыбается мне и говорит:

- Здравствуйте, мсье Пуле. Вам пришла почта. Хотите, отнесу ее к вашей квартире?

- Нет, Эслав, спасибо. И хватит фамильярничать. Быть столь вежливым с обычной проституткой не к добру. Попрошу тебя об одолжении, дай мне любое письмо на выбор из пачки.

Он протянул мне яркий синий конверт с искусно выведенной черной подписью "Blue". Мне приходит в голову мысль о том, что Эслав все-таки гей. Кажется, в ближайшем будущем стоит ожидать от него приглашения на свидание в какой-нибудь красивый ночной ресторан и прогулку по ночному парку де Монсю. Что за дурные мысли лезут в голову? Может, это от утренней красотки? Эстетическое вдохновение плюс предвосхищенное биение сердца пробуждают в голове гомосексуальные образы. Включаем гетеро настрой и идем в сторону любимого кафе, зажимая в руках подходящее письмо. Не важно, что, "Blue" - это название места моей работы, а в конверте очередной чек за неделю. В понедельник утром нужно использовать все что есть в арсенале для произведения должного впечатления.

Я выхожу на улицу и вдыхаю запах свежевыпеченных булочек. Этот запах колышется во мне романтическим трепетом. Я делаю еще пару глубоких вдохов, и, заряженный аппетитом стремлюсь всеми клетками своего голодного тела в Шамад.

Звенит колокольчик на входе, и приветливая официантка по имени Лауф мило мне улыбается и произносит:

- Здравствуйте, мсье Пуле. Вам как обычно?

Я оглядываю маленький выполненный в уютных темно-коричневых тонах зал и нахожу взглядом свою утреннюю незнакомку, киваю ей в знак приветствия и получаю блаженную тонкую улыбку в ответ. Она уже переоделась в строгий черный костюм, что дает мне еще два козырных туза в мой рукав. Я отвечаю Лауф:

- Да, и моей знакомой то же самое. - Меня одаривают уже излишним игривым взглядом и коротким кивком, от чего я, немного смущенный, начинаю тоже улыбаться как идиот. Но мне это даже приятно, я никогда не боялся показаться глупцом.

Я прохожу поперек весь зал и замечаю старую проститутку, пьющую кофе, сидя за столиком у окна. У нее под глазами мешки, выдающие тяжелую ночь, проведенную в одном из номеров бесконечных гостиниц в седьмом округе Парижа. Возможно, она ненавидит свою работу. Мне, в какой-то степени, ее жаль, но, в общем, мне наплевать. Ее слишком сильно выдают глаза. Уставшие глаза стареющей жертвы, наполненные горечью страданий и, судя по всему, парой граммов кокаина, от чего она и не может уснуть столь прекрасным летним утром.

Я сажусь напротив своей пассии и не говорю ни слова. Она должна первая начать разговор, таков трюк. Я открываю конверт и поворачиваю его надписью к ней. Я достаю свой чек лишь на половину, так чтобы она не поняла что это. Она смотрит на меня и не отводит взгляда. Нам приносят горячий зеленый чай в чайничке и омлет приправленный зеленью. Два абсолютно одинаковых набора. Это должно сыграть для моей дамы как что-то объединяющее нас. Я прячу письмо обратно в конверт и ложу на край стола. Она нарушает молчание самыми приятными словами для меня:

- Меня зовут Аргути.

Я молча беру двумя пальцами свою чашку и делаю небольшой жест, будто хочу чокнуться с ней. Она берет свою, а я делаю маленький глоток и ставлю чашку обратно на стол. Преисполненный гордости за столь тонкий жест, я говорю:

- Меня зовут Жак. В каком банке ты работаешь?

Она смотрит на меня удивленными глазами и спрашивает:

- Почему ты думаешь, что я работаю в банке?

Я смотрю на часы и засекаю время: 06.04

- Не важно. Просто скажи.

- Я работаю в БДФ на Рио Де Валоис.

- И от чего же спиться столь раним утром банковским служащим?

- От того же от чего и не спится богатым бездельникам.

- Так значит, банковские служащие пьют всю ночь вино и принимают кислоту, а после утраивают оргии и не могут уснуть от того что действие таблеток еще не отпустило их задурманенные мозги?

Она смеется немного скромно, немного похабно. Это прекрасная черта европейских женщин вот так смеяться, одновременно показывая, что перед вами недотрога, к которой залезть в трусы сложнее, чем в пентагон, и одновременно нимфоманкой, что умеет делать минет шестью разными способами.

Мы молча едим наш завтрак, пока сексуальное напряжение непоколебимо растет в нас, достигая невыносимых высот похоти. В наших головах уже зреют мысли о страсти, и немного, о содомии. Мой нефритовый стержень уже подпирает столешницу, а мой идеальные во всех отношениях уши, кажется, уже слышат, как капают с ее ноги, нежно потирающей мою голень, вагинальные выделения. Прошу прощения за столь гадкое описание действительности, но что поделать, проза жизни.

Мы доедаем и тут мне приходит в голову еще один, безусловно, апофеозный трюк. Я молча смотрю на нее пару секунд и достаю свой бумажник. Она не шевелится, но ее пальцы еле заметно подрагивают. Я выжидаю еще пару секунд и произношу, положив кошелек на стол:

- Не хочешь заплатить за нас обоих?

Я с удовольствием наблюдаю, как ее глаза лезут на ее милый лоб. Она открыла свой соблазнительный ротик и смотрит на меня, как будто я только что оглушительно испортил воздух. Я не могу скрыть улыбки и смотрю на нее все так же грациозно. Она, немного помедлив, достает свой крошечный ридикюль и двумя пальцами открывает его. Ее руки немного дрожат, но она выуживает купюру в двадцать евро и кладет ее на стол. Я просто растекаюсь на своем стуле от такого великолепного жеста. Я не хочу показаться жадным, поэтому открываю свой бумажник и ложу еще двадцатку поверх. Хочу заметить, наш заказ стоил, максимум, пятнадцать евро. Она мне улыбается, а я говорю ей, наслаждаясь щекотливым моментом:

- Спасибо тебе. Ты чудесна. - И вот я наблюдаю как она расслабляется, ее ноги, облаченные в узкие строгие брюки, расходятся. Я, честное слово, не супермен, и не могу видеть, что происходит под столом, но я это почувствовал. Вы бы тоже почувствовали, будь вы в моем положении.

Я встаю и беру ее за руку. Она без сопротивлений идет за мной, и мы вместе выходим из кафе. И тут начинается настоящая вакханалия гормонов. Она прижимает меня к витрине и целует. Наши языки переплетаются и, готов поклясться на моем водительском удостоверении, нас сфотографировал турист в возрасте лет двадцати пяти, возвращающийся из Вип Рум в свой номер в отеле Пулман, скорее всего он решил пройтись вдоль улицы, выйдя из такси, и посмотреть на красоты окружающей действительности. Мы в полной мере олицетворяли предрассудки по поводу этого города, где по слухам, половые акты происходят прямо на скамейках рядом со зданием суда, где пара совокупляющихся только что была оштрафована за публичное занятие половым актом.

Я снова беру ее за руку и веду в свою квартиру. Пытаясь не смотреть на ехидно улыбающегося консьержа, веду Аргути на свой второй этаж, но не успеваю преодолеть даже половины лестничного пролета, как она останавливается и, тяжело дыша, снова накидывается на меня, осыпая страстными поцелуями, размазывая свою красную помаду по моей гладко выбритой щеке. Но я снова беру ее за руку и тащу вдоль коридора к своей двери, где пытаюсь отбиться от посягательств на мой столб. Но, проявив завидную сноровку, я открываю дверь, и мы вваливаемся в мою прихожую размером с поле для мини-футбола. Я бегу и тяну ее за собой по коридору, где она задевает на ходу очень дорогую вазу из венецианского стекла. Под звук разбивающегося в коридоре шедевра европейского искусства, мы влетаем как ураган любви в мою спальню, где происходит нечто подобное сражению на мечах. Я даю снять с себя пиджак и футболку, но за штаны веду отчаянную борьбу. Она уже скинула с себя почти всю одежду. Осталось только нижнее белье. Я же все еще борюсь за свои штаны, но заметно проигрываю позиции, так как все пуговицы, заменявшие ширинку, уже расстегнуты. Мне кажется, я вот-вот сломаюсь под сексуальным напором. И вот мои штаны улетают в сторону и виснут на статуе мыслителя, стоящей в углу. Должен заметить, этот мыслитель - превосходный шедевр современного искусства, учитывая, что он сидит не на камне, а на унитазе, этакий юмористический модернизм. Я твердо решил умерить ее пыл, и поэтому потихоньку делаю ноги из комнаты со словами:

- Прости, милая. Мне нужно в отхожее место.

Это расслабит ее, и она обдумает свое поведение. Надеюсь, в ее голове проснется женское благоразумие. Я запираюсь в ванной комнате и включаю воду. Мой аппарат выпирает из трусов подобно железному изваянию, что виднеется из моего окна. Я твердо решил не поддаваться искушению, ведь сегодня всего лишь понедельник, а мне нужно быть в форме. Я же деловой человек. Я привожу себя в порядок мыслями о тумане, стелящемся над бесконечно зеленными полями Швейцарии. Я мысленно беру руками образ голой Аргути и отталкиваю его от себя, застилая белым покрывалом холодного тумана. Помогает. Давление в моих чреслах сходит на нет. И вот, окончательно успокоившись, я выхожу из ванной и застаю свою красотку уже одетой, стоящую у входной двери. Я спрашиваю:

- Ты уже уходишь?

- Да, я опаздываю на работу.

- Давай я тебя подвезу.

Она явно расстроена. Я знаю, почему и сейчас я еще раз поражу ее своей проницательностью:

- Не расстраивайся. Я хочу с тобой видеться почаще. Я не занимаюсь сексом в день знакомства только тогда, когда девушка мне по-настоящему нравится. Тем более сексуальное напряжение сохранится. А это прекрасно.

Я заслужил еще один страстный поцелуй на прощание, от чего мой член снова выпрыгнул из трусов. Но Аргути не растерялась. Она погладила его своим тонким пальчиком и прошептала наклонившись к нему поближе:

- Дождись меня, малыш. Жак, не нужно меня подвозить, у меня есть свои колеса.

Я молча киваю и улыбаюсь как последний дурак. Мое сердце все еще странно колотиться в груди, сотрясая каждую клетку моего тела. Отличное утро как начало отличного дня.

Я закрываю дверь за Аргути и слышу ее шаги в коридоре. Как жаль что я не стану очередным экспонатом в ее коллекции. Но, в общем-то, наплевать.

Я возвращаюсь к своей кофеварке, и мне в голову приходит мысль о времени, что заставляет меня взглянуть на часы: 8.04. У меня еще есть время до полудня. Я ставлю завариваться кофе и отправляюсь в самую большую из своих семи комнат. Здесь по центру у меня стоит оборудованная стенка, облепленная, словно дерево грибами, каменными зацепами. Я надеваю свои шорты-стрейч и белую футболку. Я приседаю тридцать раз и отжимаюсь еще пятьдесят. После я делаю вращательные движения руками, чтобы размять суставы и одеваю специальные туфли на два размера меньше моих ног, от чего мои пальцы в них сжимаются, и будь каждый из них живым существо, начинают скулить и ныть. Но мне приятна эта боль. Это тот самый редкий случай, когда боль идет во благо.

Я беру несколько зацепов и, аккуратно не торопясь распределяю свой вес. Мои руки потеют и я макаю их в мешочек с магнезией у себя на поясе за спиной.

Я лажу до тех пор пока мои руки не начинают болеть в предплечьях, а мышцы не наливаются кровью до состояния подобного плотной закаменелой массе. Мне приходит в голову мысль, что нужно поменять расположения зацепов так чтобы лазить было сложней и интересней.

Когда я чувствую что больше не смогу сжать пальцами ни одного зацепа, я спрыгиваю на мягкие маты, настеленные внизу. Я сажусь на шпагат, сначала на поперечный, затем на продольный. Я благодарю свою сутенершу за то что познакомила меня с этим видом спорта. Я одинаково хорошо тренирую силу и гибкость, что мне так необходимо в работе. Тем более это отличный способ отвлечения от повседневных тягот бытия, если такие, конечно, появляются в моей жизни.

Я отправляю свое подуставшее тело в ванную комнату, где тщательно смываю с себя пот и остатки магнезии, норовящей залезть в каждую пору и складку на моей коже. Я мажу руки смягчающим кремом и смотрю на настенные часы. 10.22. Прекрасное утро. Отличный восход над красивейшим городом мира. Я не перестаю вдохновляться его узким улочкам, по которым снуют наркоманы, способные сходу процитировать любой отрывок из Божественной Комедии. Здесь у вас может не быть дома и работы, но слух здесь обостряется до невообразимого предела, и песни King Of Konvenience вы можете разобрать по нотам. Мало того, здесь людям важнее не деньги или стремление выживать, а чувства и эмоции. Но в этом вы, наверное, сами убедились.

Слабость беспечности пред безграничными взглядами разума и благоразумия

Я пью свою третью чашку. Теперь уже с сахаром и сливками. Надоело мучить себя гадким кофе, лишь бы выдержать эстетичность. Я же человек и тоже хочу мягкой сладости во рту. Но вот чашка допивается, часы показывают 10.45, а я все еще сижу в одних трусах держу в левой руке пустую чашку и думается мне, что мне лень куда-либо идти. Но я применяю неимоверные усилия и одеваюсь. Сегодня мне нужно встретиться в мадам Борбо в двенадцать в ресторане Миллесимес 62. Меня радует, что не придется продираться по узким улицам. Путь от Сюффрен до Плейс де Каталони идет почти полностью по прямым дорогам.

Я выхожу в коридор и что я вижу? Я вижу осколки венецианского шедевра на своем деревянном полу. Двоякое ощущение наполняет мое сердце. Мне жаль вазу за три тысячи, но одновременно я счастлив избавиться от этого безвкусного благолепия. Я, видимо, поддался всепоглощающему эффекту чрезмерной популярности, когда покупал эту нелепость. Ну что же, теперь необходимо убрать ее остатки с моего пола.

Я аккуратно собираю каждый осколок, представляя что это кусочки моего сердца. Очень умилительная картинка в моем мозгу не дает мне покоя: Я стою на своей полке в коридоре и смотрю на свое великолепное отражение в огромном зеркале без рамок. У меня очень сильное чувство собственного величия. Я - очень дорогое украшение любой квартиры светского человека. Я стою на своем месте вот уже пол года. Меня хотели купить за семь, а то и за восемь тысяч евро. За эти деньги можно было приобрести неплохой мотоцикл. Но я стою и больше, ведь я - ваза из венецианского стекла. Безбожно красив и могущественно обворожителен, я заставляю смотреть на себя на отводя взгляда. Но я достался никому другому как элитному жиголо. И я полюбил его как самого себя. И тут, раним утром, я встречаю его, всей своей пустой душой обращаюсь к нему, а он тащит за собой новую вазу. Эта ваза живая, тонкая, красивая и умеет издавать звуки, подобные музыке арфы. Я понимаю, что стал бесполезен моему хозяину и хватаюсь своей тонкой ручкой за край блузки своей соперницы. Я падаю вниз и разбиваюсь вдребезги. Мои осколки отражают свет плафонов, и подобно слезам, каплями катятся по полу, ударяясь о стенки. Я выпускаю свою душу из тела, созданного из смеси соды, кварцевого песка и извести нагретого и выдуваемого четыреста лет назад на острове Мурано в Италии. Я любил, и меня любили но теперь мое сердце разбито.

Я чувствую, что вдохновлен странным наваждением. Я выбрасываю в урну осколки и смотрю на часы: 11.12

Я беру свой мотоциклетный шлем с тумбочки и выхожу из дверей своей коморки. Я проскакиваю мимо консьержа, который все так же заговорщически улыбается и кивает мне. Я киваю ему в ответ и стремлюсь к подземному гаражу. Там у меня заплачено на год вперед место на машину где стоит еще и мой дукатти. Я сажусь на мотоцикл и надеваю на голову шлем. Улыбаюсь, как представляю свой вид. Представьте и вы: Вы стоите в пробке, мимо вас проносится на скорости в сто километров в час красный дукатти, а за рулем у него парень в вельветовом деловом костюме и в красном шлеме на совсем очумевшей голове. Во Франции такие вещи происходят не часто, и поэтому вы можете подумать, что перегрелись на утреннем солнышке, которое, кстати сказать, жарит сегодня особенно сильно, будто собралось устроить барбекю на заднем дворе своей солнечной системы.

Мой мотоцикл громко рычит как молодая домашняя кошка во время течки, и подземный гараж разносит этот сотрясающий звук по всей своей территории, после отражает его от своих бетонных стен и бросает обратно ко мне, из-за чего шумовой фон набирает несколько десятков лишних децибел. Я вывожу своего коня из стоила, и преодолеваю тормозной барьер на выезде из гаража, машу рукой на прощание охраннику, и выруливаю на проезжую часть, поворачиваю налево. Я набираю скорость, но не большую. Солнце очень красиво отражается, словно десятками зеркал, окнами соседних домов. Я проезжаю всю улицу Сюффрен с одинаковой скоростью около семидесяти. Я не гоню, хоть и очень хочу. Но сильнее желания получить адреналиновую дозу, во мне все же играет инстинкт самосохранения, а, судя по статистике аварий с участием мотоциклистов, этот инстинкт стремительно покидает их по всему миру. Я же езжу на своем байке скорее не из-за скорости, хотя этого невозможно исключать из уравнения популярности сего вида транспорта. Представьте себе узкие улицы Парижа, забитые четырехколесными гробами, где из пункта А в пункт Б можно проехать либо на машине но за три-четыре часа, либо на метро за десять минут под пристальным взглядом местных воняющих бомжей и хитчхакеров. Я же продвигаю альтернативный вариант: Ездить на мотоцикле. Жаль только, что на байке не покатаешься в дождь или, когда высыпает снег в середине зимы. А этот противный засранец сыпет с дождем, от чего тает не долетая до земли и создает ужасающую обстановку на дороге. А если ночью после всей этой природной автокатастрофы случается понижение температуры, то пиши, пропало, милый байкер, встречать тебе следующие семь-восемь рассветов в больничной койке. Так что, как и везде, в преодолении на скорость больших расстояний есть свои подводные камни. Одно хорошо: летом мотоциклист - король дороги. Летом у него есть только один враг - это тот идиот, который второй день сидит за рулем своего огромного джипа из-за капота, которого не видит ничего ниже двух метровой ватерлинии прочерченной на его приборной панели. Эти любители Бронетранспортеров вообще считают, что раз у них такой большой красивый авианосец, то они единственные достойны жизни на этом свете.

Под эти яростные душевные метания дерьмом я проезжаю под станцией метро Сервес и поворачиваю направо. Пересекая вдоль бульвар Пастур, немного притормаживаю возле памятника человеческой гигантомании: титаническому железнодорожному вокзалу, напоминающему огромный свадебный торт, половину которого уже съели, а остальную даже не тронули из-за полных желудков. Это творение архитекторского желания выпендриться носит гордое название вокзал Монтпарнасс. Насмотревшись, я выкручиваю ручку газа и мой дукатти выдает протяжный жужжащий звук, уносит меня в даль. Впереди уже виднеется каталонская площадь. Я поворачиваю направо и проезжаю по ней, как рыцарь на своем коне, только что победивший в турнире, делает круг почета. Я паркую свой байк возле ресторана и включаю сигнализацию. Мой мотоцикл мило пропищал, как бы пожелав хорошего дня.

Я захожу внутрь, благодарю вежливо улыбающегося официанта, придерживающего мне дверь. Я смотрю на эту уютную атмосферу, на этот нежный свет, пробивающийся через матовые бежевые шторы, которые слегка колышет ветерок. Все здесь выполнено в этом немного приторном умилительном деревянном стиле, наполняющим мое сердце почти домашним уютом. Мне хочется позвонить маме и сказать, что я скоро буду в Марселе.

Я применяю одну из запасенных мною техник по настрою на рабочий лад и направляюсь уверенной походкой к столу в углу возле бара недалеко от огромных настенных часов. Завидя эти часы, мне пришла в голову мысль, что в скором времени их украдет какой-нибудь гангста-репер, чтобы повесить себе на шею. Я бы мог использовать это круглое чудо в виде щита или, если нарисовать на них круги и сделать разметку, можно было бы заиметь неплохую мишень. Но я, мне кажется, поддался под состояние преувеличивающего инфантильного мышления, от чего радиус циферблата стал немного больше в моем воображении, чем на самом деле. Но я отгоняю мысли о кругах, которые, кстати сказать, теперь, роятся в моей голове словно муравьи, превращая почти каждый объект в произведение циклического искусства.

Я прохожу вдоль бара в глубину заведения, где стоит столик за которым сидит моя сутенерша и какой-то молодой шкед. Я подсаживаюсь к ним и приветствую:

- Здравствуйте, мадам Борбо. Привет, не знаю кто ты. - И мы вдвоем сидя на диване смотрим на молодого как на наше блюдо. Вот-вот подойдет повар и мы покажем пальцем на него и в унисон произнесем: "Пожалуйста, вот этого, немножко с кровью, поджарить и пару отбивных. На гарнир горошек и вареная цветная капуста." Фу, какая гадость... Не могу терпеть ни то не другое. Возможно, мне представились именно эти овощи, так как передо мной сейчас сидит именно тот тип людей, которых я ненавижу и презираю больше всего. Конкуренты. Они способны испортить любое настроение, даже если оно и так гадкое. Они способны заставить вас чувствовать себя прекрасно только тогда когда вы либо сдадитесь и отдадите им место под маминым крылом, либо только когда вы смешаете его с дерьмом, что я обычно и делаю. Именно поэтому я пользуюсь столькими благами из нежных кормящих мамашиных рук. За восемь лет я смог загнуть и развернуть, думается, десятка три или четыре конкурента-шлюхи. А этот смазливый пацан с взрослыми глазами, что сидит напротив, для меня как миндалина. Будет уничтожен и переварен. Не буду повторять смысловую ошибку и говорить что я его с дерьмом съем, я лучше скажу, что просто не глубоко закопаю его немного покусанное тело. Он теперь в моих руках, и мы с мадам Борбо сотрем этого младенца с лица моего любимого города.

Возле нас, как будто из-под земли образовывается официант, что открывал мне дверь. Я смотрю на него, он смотрит на меня и олицетворяет яркий пример деградации личности в официанта, когда вдруг спрашивает:

- Могу я предложить вам меню? - Я молча киваю, моя сутенерша качает головой, а этот идиот что сидит напротив, даже не шевельнулся, так и сидит, не издав ни звука, ни жеста. Мне даже захотелось потыкать в него вилкой, убедиться, что он настоящий. Но шкед через пару секунд оцепенения вдруг поднимает голову и устремляет свой ясный взор в официанта, как будто прожигает его насквозь. Официант же, похоже, удрученный опытом по поводу таких мудаков, молча кладет на стол два экземпляра меню. Я открываю свой, и, прикрываясь им как импровизированной шторой, спрашиваю у мамаши:

- Ты где нашла это чудо?

- Не поверишь...

- Мне кажется он под кислотой. Ты что его в районе красных фонарей выхватила в Амстердаме?

- Сначала он вел себя более адекватно.

- Не важно. Что мы вообще хотим от этого имбицила?

- Мы хотим дать ему работу.

- У нас что, во Франции, не осталось нормальных парней, умеющих под правильным углом вставить свой шланг? Это же просто ахтунг. Прошу прощения за фашистский настрой, но, если бы Гитлер победил в войне, он бы точно сделал из этого урода раба для мадам Диты Фот Тис.

- Марк, прекращай словесный фонтан, он на тебя смотрит.

Я чуть слегка опускаю свое меню и вижу пристальный синий взгляд, направленный немного выше и левее моей переносицы. Наверное, он думает, что у меня там глаз. Сейчас он заговорит с моим лбом, и я стукну его или оболью водой. Но нет. Этот блаженный все так же пялится на мой лоб, от чего мне кажется, что сквозь меня видно, а за мной телевизор и показывают Шоу Фрая и Лори. Я оборачиваюсь и вижу бежевую стенку. Странно, хотя, что только не покажется под кислотой, нужно быть более снисходительным с наркоманами-идиотами. Это же больные люди, им нужна помощь. Нужно бы сказать мадам Борбо что я засек в нем педерастические нотки и его нужно выдать геям на растерзание. Они быстро выдолбят, причем это в прямом смысле этого слова, из него всю дурь.

Я внимательно смотрю на свою жертву и понимаю, что рядом со мной опять появился из неоткуда официант. Он спрашивает:

- Вы готовы сделать заказ?

- Мне кофе. - Резко произносит мадам Борбо, от чего в глазах официанта появляется некий блеск и ладони задергались в попытках прижаться друг к другу. Казалось, сейчас он упадет на колени и начнет в диком темпе читать отче наш, и умолять простить его, грешника. Но тут в защиту обсуживающего персонала встаю я и говорю:

- Мне ризотто, будьте добры. А этому - Я тычу пальцем в окаменелое изваяние напротив меня. - Минералку и таблетку аспирина, пожалуйста.

- Ризотто вам с мясом или морепродуктами?

- С говядиной. Спасибо.

Официант с завидной скоростью собирает все меню и исчезает, так же как и появился, я начинаю обследовать полы в поисках потайных люков но ничего не нахожу. И тут мне в голову приходит серьезный настрой. Вся игривость вдруг пропадает. А все это чудесное преображение, не удивляйтесь, происходит из-за яростного прожигающего на сквозь взгляда моей сутенерши. От этого взгляда я становлюсь как шелковый. Я думаю, у вас тоже есть человек, крепко держащий ваши яйца в своих сильных руках, чьего вот такого взгляда вы так же как я, боитесь.

- Знакомьтесь. Это Жак, мой лучший работник. - Мне всегда льстило, когда меня называли лучшим, хотя я всегда понимал, что говорят комплименты только тогда когда от меня что-либо нужно. Но я снисходителен и прощаю людям их лицемерие, все-таки я тоже человек не без греха. - А это Мутон. Он приехал из далекого города... Откуда ты? Не говори, не важно.

Вы сейчас могли заметить парочку из стандартных приемов мадам Борбо. Она отличный манипулятор и гениальный провокатор. Она будет трахать вас в мозг так искусно, что вы почувствуете это только тогда, когда она кончит вам на лицо.

- И что же господин Мутон забыл в нашем прекрасном городке?

А господин Мутон изрядно вспотел и сейчас, похоже, упадет в обморок. Я уже готовлюсь позвать официанта чтобы он принес промоченное холодной водой полотенце.

- Я приехал сюда жить.

Я наиграно делаю круглые глаза и произношу:

- Очень мило. А что вы думаете приобрести у мадам Борбо?

- Работу. Я знаю, чем вы занимаетесь, и это меня вполне устраивает.

- А мне кажется, молодой человек не очень понимает, как ты думаешь, Жак?

Мне очень нравится резвиться и танцевать на самолюбии людей. Особенно на самолюбии людей низшего для меня класса. Я нарекаю себя союзником кого-нибудь циничного, и мы вместе начинаем промывать косточки бедному доходяге. Я начинаю моментально ощущать свою значимость, и мне кажется, что я сейчас провожу кастинг на роль в новом фильме Вуди Аллена.

- Да, мадам Борбо, мне кажется, этот молодой человек еще не отпущен изрядной долей наркотиков, которой накачался с утра. Могу предположить, что он старый наркоман, раз заправляется в такую рань. - Я говорю эти страшные для моего оппонента слова, и с удовольствием смотрю, как его лицо багровеет, а в глазах читается неподдельная ярость.

Официант снова неожиданно появляется и ставит на стол мой ризотто, а моей сутенерше чашку кофе. И тут, неожиданно, проделывает просто сумасшедший финт: Он ставит на стол стакан воды и кладет таблетку аспирина перед нашим инфантом, за что удостаивается от него испепеляющего взгляда.

Я спрашиваю у официанта, пока тот не успел снова исчезнуть:

- Скажите, пожалуйста, рис арборио или карнароли?

- Карнароли, мсье.

- Следовательно, могу предположить, обжарен на сливочном масле?

- Вы не ошиблись, мсье.

- Передайте мои похвалы повару.

- Благодарю, мсье.

Я начинаю чувствовать свою неподдельную грациозную интеллигентность. Даже моя мамаша начала смотреть на меня как то по-другому. Кажется, я произвел правильное впечатление. Официант снова пропадает, а мы продолжаем наше наступление. Пока я отправляю в рот первую ложку рисового деликатеса, моя сутенерша спрашивает у Мутона:

- Ты любишь секс?

Тут она совсем не удивляет и не пытается удивить никого, пожалуй, кроме среднего возраста бизнесмена, попивающего кофе в ожидании своего лукового супа. Мужик так посмотрел на нас, что мне пришла в голову мысль о том, что жена не подпускает его к своей вагине со дня брачной ночи вот уже пару лет, и он удовлетворяет себя лишь редкими походами к моим коллегам и целым видеорядом жесткого порно.

А вот, как не удивительно, Мутон, стал стонать нечто нечленораздельное и допустил отчаянную оплошность: Он выпил воды из своего стакана, чем показал свою явную слабость и вызвал у меня приступ хохота, да такой что я чуть не выплюнул ему в лицо, ризотто, наполнявший мой рот.

И тут его нервы не выдерживают. Он, уже приобретая свекольный цвет, произносит фразу, достойную высечения в камне:

- Ты, мудило, не представляешь, через что я прошел, чтобы попасть сюда. Ты не представляешь, сколько членов я пересосал, чтобы только говорить с вами, двумя ублюдками, которые вынимают сейчас мои органы и рассматривают их перед продажей. - Я продолжаю, как идиот, хихикать, пока он отпивает из своего стакана еще пару глотков и продолжает, постепенно повышая голос: - А ты что ржешь, козлина? У тебя, небось, никогда болт не был заляпан говном. - Последнее предложение повергло меня в такой шок, что я прорвался и истошно захохотал. Даже постучал по столешнице для пущей убедительности.

Мне показалось, что идиот превысил тональность своих дифирамб, и обсуживающий персонал, похоже, разделял мое мнение. Вот два амбала уже подошли к нему сзади и наклонились рядом с его ухом, что-то прошептали. Могу с девяносто процентной уверенностью сказать, что это было:

- Вынужден попросить вас покинуть заведение, мсье.

Мутон поднимается и молча уходит, оставив свой стакан недопитым. Я борюсь с желанием догнать его и выплеснуть воду ему на голову, так, чтобы остудился.

Мадам Борбо смотрим ему вслед, и еле заметно улыбается. Я же успокаиваю себя туманом над бесконечными болотами Шотландии, и мне приходит в голову фраза, которая как раз подходит для подобного прощания:

- Благодарен парню за столь яркий образ, теперь я не смогу доесть свой ризотто.

И тут мамаша просто лопается от смеха, и я слышу ее, подобный кудахтанью, сумасшедший хохот.

Бизнесмен, о котором я уже и позабыл, смотрит на нас, как на идиотов, и произносит:

- Мне кажется, вы бы могли себя вести потише, пожалуйста.

Мы извиняемся и продолжаем тихо похихикивать. Я отправляю в рот ложку за ложкой, пока не съедаю все до конца. А моя сутенерша допивает свой кофе в два глотка. Я набираюсь смелости и спрашиваю:

- Кто тебе его подсунул?

- Мне думается, конкуренты.

- А мне думается, правительство.

- А я о чем. - Улыбается она и взглядом намекает, что мне следовало бы повторить ее мимический припадок. Я, как порядочный жополиз, тоже растягиваю свои губы в подобии ухмылки.

Я сдерживаю себя и поэтому просто улыбаюсь, а не ржу что есть мочи, и не тревожу обед бедолаги-соседа.

- На самом деле мне его представил Энтреметур.

- Давно он ничего нам не подавал. Наверное, ситуация на рынке труда тяжелая.

Мамаша столь не тактично опускает меня:

- Просто ты не обо всем знаешь, Жак.

Всеоблемъющее желание живых существ

Я вышел вслед за своей сутенершей из ресторана. Я был весел и казался себе немного пьяным. Смех окутал мое сознание непробиваемой пеленой туманной дымки хорошего настроения. Это чувство, как если бы в моей голове вдруг появилось что-то чужеродное, но не доставляющее особых хлопот кроме необычно повышенного давления.

Я сел за руль своего байка и взял в руки шлем. Мамаша открыла дверь стоящего в пяти метрах передо мной Мерседеса и, посмотрев на меня, сказала:

- Сегодня прошу тебя прийти в шесть часов в клуб. Будет интересная для тебя работенка.

Задумавшись над тем, какая же работенка для меня особенно интересна, я изобразил языком недвусмысленный жест, чем вызвал улыбку на лице мадам Борбо. Она махнула мне рукой и скрылась в своем черном танке за пятьдесят тысяч.

Я же завел свой мотоцикл, и пару раз слегка выкрутив газ, заставил его издать неплохой рычащий звук. Ну, если сделать скидку на то, что рычал полугодовалый котенок, и ему наступили на его короткий хвост.

Я надел на голову шлем и включил первую скорость. Я проехал обратно по бульвару, но свернул не налево, как уже ехал сегодня, а направо, к улице Бретул, проехал по кольцевой вокруг прекрасного памятника архитектуры, постаменту Луи Пастеру, великому отцу пастеризации, которой так хвалится современная реклама подсолнечного масла, которое я, к слову сказать, заслужено презираю, хоть изредка употребляю в пищу, не в чистом виде, разумеется.

Я не люблю езды по одинаковым дорогам. Они сбивают мой эстетический образ мышления. Они убивают во мне творца, хоть и творения мои весьма не эстетичны.

В конце улицы передо мной открывается просто ошеломляющих для всех, кто не был в Париже, вид, несущий в себе бурю ощущений граничащих с реальностью. Когда видишь это творение семнадцатого века, твое сердце становится по-настоящему трепетным, ты превращаешься в явление из прошлого. Этакий солдат без ноги, что пришел получить призрения и последний дом от государя. Честно, я не столь сведущ в истории своей родины, что меня изрядно огорчило, когда я нелепо ляпнул про этот архитектурный шедевр на одной пьяной вечеринке, что это музей медицины, за что был в скором времени обсмеян всеми знакомыми и не знакомыми и тут же рванул домой, искать любую информацию, что смог бы найти про этот островок старины. Да, Либераль Брюан и Жюль Ардуэн-Мансар, искренне снимаю перед вами шляпу и падаю на одно колено, так как второго у меня просто нет.

Я погружаюсь в прошлое, наблюдая эти величественные колонны и огромный прекрасный позолоченный купол собора. Я бы жил здесь, если бы не боялся служить в армии.

Но меня вдруг посещает мысль о времени. Я смотрю на часы: Солнце бликами не дает мне узнать, который час, намекая что я, возможно, не должен выходить из столь элегантного исторического наваждения. Но я поднимаю левую руку повыше, и вот небольшая тень позволяет мне узнать, сколько я был в оцепенении: 13:40. Удивительно. Я простоял здесь сорок минут, а для меня это было как отречение от мира длиною в пару мгновений.

Я выжимаю ручку газа и несусь по улице Турвиль, сворачиваю на де ля Бурдуна, а за тем налево, пересекаю парк перед Эйфелевой башней и вот я вижу свой родной дом. Я заезжаю в подземный гараж и киваю охраннику, он отвечает мне тем же жестом.

Поставив мотоцикл на парковочное место, я снимаю шлем и зажав его между правой рукой и торсом, я поднимаюсь в фойе. Там меня окликает консьерж, чем доставляем мне некоторое беспокойство, ведь он предпоследний с кем я хочу говорить сразу перед богом.

- Мсье Пуле, можно вас на секунду.

Я уже хотел сказать "нет", но подумал, что, возможно, он хочет скачать мне что-то важное.

- Хватит называть меня по фамилии. Мне уже думается, что ты мне льстишь.

- Мсье Пуле, я всего лишь выполняю свою работу. - И когда только мы французы стали чопорными англичанами? Хотя Европа же, все рядом.

- Что ты хотел от меня, Эслав?

- Я хотел отдать вам вашу почту. - И протягивает мне здоровенный брикет, по весу килограмма на два. Я без лишних слов забираю его и отправляюсь вверх по лестнице к своей квартире. Я захожу внутрь и вижу пустой постамент, оставшийся от моей вазы. Я вновь жалею потраченные на нее три тысячи. Я бы мог на эти деньги... Не знаю что, но что-нибудь точно мог бы. Я ложу на этот постамент конверт и любуюсь в свое отражение в зеркале на противоположной стене.

И вновь мною одолевает наваждение. Мне кажется, что я бизнесмен, который вернулся домой из продолжительной командировки и принял для себя очень важное решение. От этих мыслей и образов у меня растет и без того гиперувеличенная самооценка. Я отгоняю сие явление и отправляюсь в спальню.

Сегодня я должен быть в форме, и поэтому мне необходимо вздремнуть. Я ставлю будильник на пять часов и снимаю с себя лишнюю одежду. Я ложусь на кровать и тут же засыпаю.

Я беру в руки конверт из коричневой оберточной бумаги... Я беру шесть патронов из коробки с надписью Fetter и вкладываю их в магазин от маленького пистолета. Я...

Бешено и непрерывно орет мой телефон, напевая столь модные нынче мотивы группы Inwhite. Странный сон мне приснился, если учесть что я даже не знаю что такое... Так, я забыл, что было написано на коробке с патронами. Вот так всегда с этими снами. Вы точно запомните общее, но забудете детали. Да, кстати сказать, в реальном мире тоже самое. Только избранным дано видеть общее и разглядеть детали.

Я одеваюсь в тот же костюм и выхожу из спальни. Времени, чтобы попить кофе и поесть у меня нет, поэтому я просто напросто беру ключи от машины и выхожу из дверей своей квартиры.

Не обращая внимания на Эслава, я несу свое тело в гараж.

Мне нравятся маленькие машины. Не из-за их размера, хотя это мне тоже нравится, но главное - они эстетически прекрасны. Они прыткие и спокойные. В любой момент такая машинка может рвануть до шестидесяти миль за четыре секунды, и ваши зубы уйдут далеко назад, из-за чего вы почувствуете их где-то в желудке. Но я не гоняю быстро, я не люблю большую скорость в черте города. Здесь вам не дадут насладиться скоростью полиция, дети и их бешеные мамаши, которые завидев опасность для своего чада, прыгнут к вам на капот и, прогрызая лобовое стекло, будут успевать говорить разные табуированные слова, удивляя вас разнообразием и многоэтажностью, и даже целые предложения, перемешанные с угрозами. Честное слово, сам в таких ситуациях не бывал, но начальник охраны "Blue", тоже ,кстати, большой любитель малолитражек, хоть они и не подходят к его имиджу, рассказывал очень очаровательную историю о том как он однажды чуть на задавил малыша, сиганувшего на красный через дорогу, и как его, малыша, мамаша, разбила его, начальника охраны, лобовое стекло, чем повергла в ужас даже представителей властей, которые наблюдали за столь сюрреалистичной картиной, цепенея от леденящего страха в десяти метрах от места происшествия в своей патрульной машине.

После наш громила судился с безумной мамашей и ее оправдали по всем пунктам обвинения. Вот такой пример подают подрастающему поколению их предки и тем более авторитетные органы управления страной.

Пока я вспоминал эту историю, я уже завел машину, включил первую и выехал из гаража.

Прошу меня великодушно простить, но я не могу рассказывать, как доехать до места моей работы. Поверьте мне, причины к этому вполне адекватны. Но, я хочу вас уверовать, в соседнем кафе Le Sud готовят отличный Карпаччо.

Я ставлю свою машину на стоянке для персонала. Здесь уже стоит Мерседес мадам Борбо и крошечный Ситроен мсье Воью. Я захожу в здание с заднего хода и вижу очень стильный пустой бар, в котором через сорок-пятьдесят минут будет толпа, и люди будут сидеть за круглыми толиками и возле вытянутой вдоль стены в виде дуги барной стойки, подсвеченной синим цветом. Да, вы не ошибаетесь, это обычный бар. Но мало кто в этом баре знает, что здесь на верхних этажах есть еще и комнаты на манер гостиничных номеров, где каждую ночь твориться что-либо невообразимое и возмутительное.

Я приветствую мадам Борбо, которая исследует бар и консультирует нового бармена, которого наняла по старому знакомству. Она уже одета в синее платье, которое, я уверен, купила в Лакост сегодня же. Эта дама знает, как за собой ухаживать и носит каждый день новое платье, хотя мне думается, что она их выкидывает, когда они пропитаются ее природными запахами из-за ее чрезмерной потливости. По той же причине она злоупотребляет духами, и оттого я стараюсь не подходить к ней близко, но если этого не избежать, то дышать больше ртом, дабы обойтись без отравлений или рвотных позывов.

- Привет, Жак. Сегодня у тебя отличная работенка. Через час у тебя в триста тридцатом две прелестные дамы. Буду тебе очень признательна, если ты их отработаешь по полной программе, так чтобы у них ноги не сходились еще пару недель.

- Пухлые кошелечки?

- Ты, как всегда, чрезмерно проницателен.

- Смотрю новый бармен. Не собирается составлять конкуренцию?

- Он твою работу презирает побольше своей, так что расслабь сфинктер. - Хочу заметить, большое количество неуместных шуток про мои цикличные мышцы тут как раз к месту. Мадам Борбо так разряжает обстановку. Она очень тактичный человек, и поэтому шутит так, чтобы понял только я. А я, уж поверьте, понял.

Пока не началось театральное представление с удовлетворением всех потребностей людской похоти, я заказываю себе в баре бутылку минералки и кусок хорошо прожаренного бифштекса. Я всегда хорошо ем перед такими экстремальными нагрузками как две женщины в одной постели. Тем более по тону, который избрала мадам Борбо для брифинга, можно было понять, что дамы эти будут меня терзать всю ночь и скорее всего следующее утро, а на это мне нужны силы, а дамам, как минимум, кокаин.

Хочу поделиться с вами одним откровением, которое я понял только что. Мадам Борбо не плохой бизнесмен, но еще лучший друг. Ведь весь ее бизнес держится только на старых связях иначе она бы уже давно сидела за организацию борделя и уклонение от уплаты налогов.

В мои одинокие мысли нагло вторгается какой-то грузный мужик и лопочет мне, плохо скрывая итальянский акцент:

- Вы мистер Пуле? - И мистером меня назвал, можно быть уверенным, иностранец или эмигрант, что не меняет моего предвзято презренного отношения к нему.

Я киваю и вновь утыкаюсь в свой огромный бифштекс, от которого я только что начал отрезать кусок побольше. Я делаю это специально, по привычке, показывая, что передо мной сидит тот самый человек, на которого мне плевать прямо с самой высокой точки Парижа, ну вы поняли о каком железном изваянии я только что имел неосторожность обмолвиться.

- Вы здесь работаете альфонсом, я не ошибся?

Мне сразу приходит в голову неприятная мысль, которую я тут же отгоняю, дабы не испортить себе аппетит.

- Я не продаюсь мужикам.

- Я здесь не для того чтобы вас нанимать. Я здесь для того чтобы предложить вам неплохой заработок.

- Все вопросы по поводу моего заработка, пожалуйста, к моей сутенерше. - При этом я ни взглядом ни жестом не указываю на мадам Борбо, хоть и так сильно меня тянет избавиться от этого принеприятнейшего типа, от чего мысль сплавить его мамаше горит во мне ну просто дьявольским пламенем.

- А для чего же вы тогда здесь сидите и обдаете меня своим отвратным одеколоном. - Хочу заметить, одеколон был не настолько уж и гадким, но я все равно уставился в упор на подонка, чем изрядно его смутил. Но он не отставал от меня и продолжил:

- К вам сегодня придет моя жена с подругой, мне нужно, чтобы вы сфотографировали ее в вашей компании и предоставили фото мне. Я вам дам неплохие деньги. - Он наиграно хватает с барной стойки салфетку и начинает в диком темпе рисовать на ней нули. Я подивился их количеству, но вида не подал, лишь сказал:

- Я не приму ваше предложение даже если вы здесь все нулями изрисуете. Профессиональная этика важнее.

Он берет салфетку и кладет к себе в карман.

Я же отрезаю этот злосчастный кусочек мяса, и ликуя, что не испортил себе аппетит, и что важнее не дал этому упырю проделать тоже самое, отправляю его себе в рот и тщательно пережевав, глотаю, наслаждаясь моментом. Я вдруг замечаю, что итальянец на меня все еще смотрит. Я, применив весь свой арсенал пафоса и актерского таланта, смотрю на него, как будто только что его заметил и спрашиваю:

- Вам что-нибудь от меня нужно?

Мужик незамедлительно поднимается и покидает мою компанию. Я же обращаюсь в свои мысли пожевывая кусок мяса.

А что, если бы я принял заказ? Что, если бы я подошел к нему и согласился, я бы, наверное, получил бы штук тридцать или пятьдесят. А что, раз он уже обо всем знает, наверное, жена попалась за обсуждением будущего приключения в борделе с подругой. Мне в общем-то деньги не нужны, но я все же подивился и даже похвалил себя за такую сдержанность и профессиональную сноровку. Я заметил, что мое отражение в зеркале мне улыбнулось. Наверное, я просто подустал. Сегодня очень насыщенный день. Я присмотрелся, но ничего не заметил.

Подозвав бармена, я попросил дать мне кружечку кофе и пачку хороших сигарет с ароматным запахом.

Я доел свой бифштекс и, подав знак бармену принести мне пепельницу, закурил. Вокруг меня тут же создалась аура виноградного запаха. Эти сигареты доставляют удовольствия почти столько же сколько и моя работа. Мерно отпивая маленькими глотками свой кофе, я делаю затяжку и наполняю легкие ароматным дымом.

Ко мне подходит мадам Борбо и говорит:

- Поднимайся, дамы в комнате, помылись и ждут тебя.

Я проглатываю последние капли кофе и, затянувшись напоследок, небрежно утыкаю окурок в пепельницу, выбив несколько маленьких искорок.

Поднимаюсь со своего стула и, подхватив бутылку минералки, пересекаю бар вдоль и вызываю лифт.

Лифт, наполненный бесконечными отражениями моего величественного профиля, устремляется вверх и довозит меня аж до третьего этажа, где я мерно отшагиваю по коридору до двери с номером триста тридцать.

Я открываю его своей магнитной карточкой и вхожу внутрь. Там на кровати с нежной синей подсветкой сидят две очаровательные девушки, от которых мое эмоциональное и физическое возбуждение приходит в восторг, и я уже подключаю воображение и выстраиваю в хронологическом порядке все позы и разные виды интеллигентных извращений, что приходят мне в голову.

Я молча подхожу к их кровати. Они соблазнительно смотрят на меня и манят своими телами. Но я все так же молча возношу указательный палец вверх в просьбе подождать и захожу в ванную комнату где ставлю на стол свою бутылку с водой и раздеваюсь до нага. Я отпиваю глоток минералки и закручиваю крышку. Все, я готов. Теперь работа и только удовольствие.

Мы сливаемся в экстазе, подобно трем китам мироздания. Мы держим на своих плечах наш маленький мирок, где нет воздуха, а мы дышим лишь любовью. Мы стираем грани разумного и растворяемся в гормональном безумии. Мы отрицаем все существование любого целого в этом мире и держим за ценность только лишь наши тела. Мы раз за разом возносимся к небесам и вновь падаем в глубокие каньоны. Мы сильны в нашем стремлении доставить и получить как можно больше друг от друга, и поэтому мы вечны, мы передаем энергию друг другу.

Я оставляю всю циничность за пределами нашего мира, я люблю этих женщин и получаю от них все. Все что у них ценно теперь мое. Я влюбляю и влюбляюсь. Я - Мефистофель, и я же - жертва. Я архангел Михаил и я же грешник. Я созерцатель и созерцаемый. Я все и я ничего. Я теряю всего себя с каждой каплей своего пота, капающего на пол, когда вновь и вновь доставляю удовольствие своим возлюбленным. Я нахожу себя каждый раз когда целую их нежные губы. Я вновь и вновь обращаюсь в огонь и пепел. Я - феникс.

Она требует от меня забрать ее душу. Она любит и любима, и терзаема и терзает. Она стонет от удовольствия и смеется от боли. Она пахнет розами и потом, стирает свои воспоминания губкой невероятной реальности. Ее воспоминания улетучиваются, когда она касается своим нежным языком цветка своей любви. Она готова пожертвовать всем лишь бы этот момент продлился вечность. Она целует меня и целует ее. Она влюблена в меня и любит ее. Она исполняет мечты, и страдает от неизбежности конца. Но она яростно отбивается от страшных мыслей и целует свою подругу и меня вновь и вновь. Раз за разом.

Ее подруга отвечает ей тем же. В ее теле бурлит бешеная кровь. Она влюблена в свою подругу не меньше и жаждет поглотить каждую ее каплю. Она растворяет смысл своего существования в соках любви.

Мы вновь живем и вновь умираем. С каждым наплывом адреналинового экстаза, мы вновь готовы продолжить наше рандеву.

Я ложусь на спину и закуриваю сразу три сигареты с запахом винограда и передаю две из них своим возлюбленным дамам. За окном только что стемнело, и это значит, что ночь любви только началась.

Многогранность содомии пред человеческим взором

Я раз за разом влюбляюсь в своих дам на одну ночь. Я вновь и вновь рождаюсь и умираю у них на руках. Мы пьем уже третью бутылку шампанского и курим мои сигареты в перерывах между моментами любви. Каждый такой переход между мирами дается нам очень тяжело. Ожидание тянется годами. Любовь проходит секундами. Вечность для нас наполнена дымом и игристым вином. Краткий миг наполнен страстью и сладострастным дыханием.

Но вот время прошло, и мир снова стал таким, каким был до нашей встречи. Он стал обыденным, мирским. Все синее снова стало синим, красное - красным, а черное - черным.

Я одеваюсь и не говоря ни слова выхожу из комнаты. Во мне горит огнем желание вернуться и остаться в сладком молчании и прикосновениях наших тел. Но я не могу. Я возвращаюсь в серый скучный мир из мира яркого и острого словно Бхут-джолокиа. И вот я спускаюсь вниз по лестнице для персонала, дабы как можно дольше сохранять расстояние покороче между нами. Я до сих пор ощущаю внутри себя связь. Я уже в баре, а мыслями до сих пор внутри комнаты триста тридцать. Я сожалею, я подавлен, я смят и втоптан в грязь. Моя сутенерша вновь поставила меня на колени. Теперь я буду молить ее, чтобы она вновь дала мне ощутить этот отрыв от мира, познать еще грани этой неразумной реальности, в которой я только что побывал.

Я сажусь за барную стойку и заказываю тебе чашку кофе у бармена, который выглядит чрезвычайно уставшим. Мне жаль его, но его муки не сравнятся с моими.

Я выпиваю кофе одним глотком и обжигаю горло. Я чувствую облегчение. Я начинаю вырываться из своей эмоциональной клетки.

Я выхожу из борделя и сажусь за руль своего Пежо. На стоянке уже не осталось ни одной машины. Я завожу двигатель и давлю на акселератор.

Я проезжаю домой по пути, который я не могу вам рассказать. Я ставлю машину на привычное место, и поднимаюсь к своей квартире. Я открываю дверь ключом и захожу внутрь. Я прохожу по коридору и, войдя в спальню, валюсь в одежде на кровать. Я отключаюсь от мира.

Кровь течет по мостовой. Я стою над трупом, рядом со мной человек... Он смотрит на меня... Я спрашиваю:

-Кто ты?- Но я знаю ответ. Он говорит:

- Я - Жак Салуд.

Кровь течет по мостовой. Я стою над телом мадам Борбо.

Я открываю глаза от того что солнце начинает светить мне в лицо. Я лежу на спине и удивляюсь страной картинкой столь четко отпечатанной в моей голове.

Сегодня мне нечем заняться, кроме как весь день провести в каких-нибудь раздумьях перед большим экраном телевизора. Но я, включив телевизор, вдруг вижу странное: Сцену анального секса... Судя по всему, я наткнулся на какой-то из фильмов Тинто Брасса. Не поймите меня превратно, я не мастурбирую на такую чушь уже лет десять, просто меня поразило с какой натуралистичностью и фанатизмом Тинто показывает нам такие весьма пикантные образы.

Я вообще не большой любитель анала, но иногда этот процесс способен доставить удивительное удовольствие. Опять-таки не поймите не правильно, я против того чтобы в мою любимую прямую кишку что-либо запихивали, кроме, пожалуй, намазанного смазкой женского пальчика, если, разумеется, у нее коротко подстрижены ногти, и она заплатила по прейскуранту.

Я не столь часто участвовал в анальных играх, чтобы рассуждать о них на правах эстета. Но с высоты моего скудного опыта могу высказать пару умозаключений. Первым из многих, конечно, будет фраза: Это удовольствие не для каждого. Тем более, это удовольствие на любителя. Вы можете подумать, что я сейчас говорю, как будто я заумный социолог-сексолог, но будете не правы. Сколько людей гораздо умнее меня могут сказать, что им не по душе столь извращенные утехи. Для меня извращенными утехами являются гораздо более жестокие и, прямо говоря, кровавые вещи. Но сейчас не об этом. А сейчас об анальном сексе, но вы, мне кажется, уже заметили, к чему я клоню. Да, если вам не по душе такие разговоры, прошу пропустить мою тираду.

Я хочу сказать всем, кто хочет попробовать этот вид коитуса, чтобы они обязательно его попробовали. Даже одного раза хватит для определения своего отношения к нестандартной, даже говоря словами брутальных парней, задней любви. Да, я не зря упомянул именно это слово. Это именно любовь. Как вы думаете, как к вам должна относиться женщина, чтобы позволять своему мужчине такие забавы? Да и вы сами, как думаете, должны к ней относиться? Так что это не одностороннее удовольствие, а вполне даже совместное.

Сначала, думаю, стоит указать дамам о том какой опыт они могут приобрести. Тут совсем кстати подойдет такой элемент массовой культуры, как реклама.

Представим себе на мгновение, что мы находимся на песчаном пляже, на котором нет ни единой души кроме двух влюбленных мерно и размерено спаривающихся друг с другом в позе миссионеров. Вот мы видим, как со лба молодого человека стекает капля пота. Она одна единственная, для того чтобы не испортить эстетически красивый момент. Они дышат страстно, и тут леди говорит примерно следующее, преодолевая одышку:

- Милый, я давно не девственница, но так хочу, чтобы ты меня лишил невинности.

Парень отлипает от нее на секунду которую использует ради того чтобы посмотреть в камеру и произнести:

- Как вы думаете? Я в безвыходном положении? Мне придется отказать любимой женщине? Нет, - он не многозначно поднимает указательный палец вверх. - Я знаю, что мне нужно сделать. Я знаю, как мне порадовать свою любовь. Я подарю ей... анальный секс.

Он ставит свою леди в позу Пеггинг и смазывает этот же самый указательный палец смазкой на водной основе.

Черный экран, на котором белыми буквами написано "Анал - подари любимой второй момент", и на заднем плане слышится сладострастный стон.

Вот вам и первая причина, дамы, чтобы не отказывать своим мсье в удовольствии. Тем более, основываясь на личном опыте, пара секунд такой боли способна заставить женщину по уши влюбится в парня.

Теперь для парней все в том же духе.

Кровать. Простыни помяты, яркий нежный солнечный свет наполняет комнату с белыми обоями. В этой кровати спит молодая красивая девушка, прикрыв помятым одеялом свою молодую красивую задницу, и открыв обворожительную все столь же молодую и красивую спинку. К ней подходит парень и садится на край кровати. Он обнажен и так же молод и красив. Он говорит ей, поглаживая ее нежную ножку, выглядывающую из-под одеяла:

- Милая, мне надоел наш банальный секс. Я не знаю что предложить, ведь у нас уже было почти все. И групповушки и садо-мазо. Может, пришло время расстаться?

Тут она подскакивает, обнажив свое прекрасное тело и говорит:

- Я тоже над этим думала, милый, и мне пришла в голову одна мысль. - Тут она поднимает вверх указательный палец. - Нам нужен анал. - И сходу засовывает себе этот палец в анус, слегка подсев от наслаждения.

Черный экран, на котором белыми буквами появляется надпись "Анал. Подари возлюбленному продолжение". И на фоне всего этого бреда слышится столь же сладострастный, но уже мужской стон.

Так вот о чем я. Опуская все яростные намеки ученых о, якобы тяжелых заболеваниях, которые могут быть вызваны сим чудесным процессом, анальный секс был, остается, и думаю еще будет все тем же запретным плодом, который будет желать вкусить каждая пара, пусть даже знакомая пару минут, и в конце концов, откусившая каждый по своей половинке.

Но как бы я не был вдохновлен свободомыслием этих волшебных людей, в основном люди, которые занимаются анальным сексом это особи мужского пола. Весьма политкорректно вышло, хочу заметить. От того что большинство любителей нестандартных плотских утех - геи, возможно и пошло такое поверие, что анальный секс - тема запретная и весьма пикантная.

Однажды я имел неосторожность сказать тост во славу подобных развлечений, после чего был незамедлительно пристыжен испепеляющими взглядами милых дам, хотя мужская половина компании смеялась до упада, награждая меня одобрительными возгласами. Я вообще человек не очень тактичный, но иногда, мне все же лучше держать свой язык за зубами.

Мой знакомец, большой любитель анального секса, да и вообще секса во всех его проявлениях, высказал такую мысль:

- Возможно, люди, которые говорят, что все содомиты, просто больные идиоты, сами такими и являются.

Я поспешил незамедлительно с ним согласиться, страшась продолжения его речи и провокации полемики.

Анальный секс, не смотря на широкое распространение коего еще в античном мире, является темой запретной. Но пусть хоть один человек, которому уже исполнилось семнадцать лет, скажет мне, что не задумывался об этом, будет смело назван мною лжецом. Как человек может отрицать такие явления, когда они у него перед глазами?

Прошу прощения за такое резкое отступление от главного контекста, но прошу обратить внимание. Замените все слова, характеризующие анальные секс на слово, к примеру, "реклама", и суть рассказа ни на йоту не изменится в корне, чего не могу сказать о деталях, но это уже не важно.

Еще хочу сказать напоследок, что я сейчас говорил о именно введении мужского полового члена в женское не совсем половое анальное отверстие, а не о, к примеру, фистинге или аналингусе, хочу заметить, ко второму особенно имею слабость.

Скромное обаяние городских улиц

Я открываю глаза и понимаю что спал. Мне не снилось снов. Я проснулся бодрым и отдохнувшим, и уже готовился к новым вечерним похождениям. Я выудил из кармана брюк мобильный телефон и немало изумился отсутствию сообщений или пропущенных звонков. Мадам Борбо только однажды не присылала мне ни одного сообщения за день. И это было тогда, когда наш бордель стоял на краю перед закрытием. Полиция обложила нас со всех сторон, но к концу дня мы уже открыли двери для всех посетителей и посетительниц, лишь бы ублажить их получше. Я не стал вникать в подробности, лишь подивился умению моей сутенерши решать проблемы.

Мне приходит в голову хорошая мысль, чем можно занять себя на ближайшие несколько часов. Я смотрю на часы, которые все еще надеты на мое левое запястье. 19:40. Думается мне, стоит съездить в Банк де Франц, убить, так сказать, двух зайцев одним выстрелом глушителя. Хочу заметить, я уже давно не езжу на машинах, которые умеют такое гадкое свойство: стрелять.

Я переодеваюсь в новенький, купленный на той неделе пиджак и джинсы от Дольче. Чувствую себя немного нелепо, но это от вычурности моего вида, не более того. Я кладу в карман ключи от машины. Сегодня стоит ехать на машине, не хочу впилиться в какой-нибудь проезжающий на встречу джип, когда у меня за спиной будет сидеть девушка. Хотя, возможно, мне страшнее за себя, чем за нее.

Я спускаюсь по пожарной лестнице в гараж. Как же удачно, что она проходит не через фойе, и я не вижу этого приторно улыбающегося консьержа. Меня каждый раз одолевает желание врезать ему в переносицу канделябром, стоящим недалеко от его ресепшона, когда чувствую, как он раздевает меня взглядом. Пожалуй, он все-таки гей.

Я Веду свою машину ровно и уверено, однако в моей голове творится что-то невероятное. Я продумываю десятки вариантов, что могло случиться, из-за чего мадам Борбо вдруг решила не сообщать мне о таких кардинальных изменениях в клубе. Я прогоняю одну мысль за другой пока еду по набережной вдоль Сены. Моя фантазия не унимается, но разум уже подставил тот самый адекватный и актуальный. Мне кажется, нас просто напросто решила закрыть полиция. Я верю в мадам Борбо и надеюсь, она сделает все что нужно и я не потеряю свою работу.

Ну, раз я так уверен в своей сутенерше, можно заняться своей личной жизнью. Странно лишь то, что мадам Борбо ничего мне не сообщила. Но будем надеяться, на это были причины.

Я стою на красном сигнале светофора и вижу на той стороне от реки стеклянный треугольник Лувра. Я никогда там не был, хоть и так давно мечтал туда сходить. Ну что же, если у меня будет возможность, посещу его.

Я сворачиваю на мост Понт До Карусел, и вижу внизу набережной возле самой зеленоватой воды как ходят парочки и студенты Пантеона Ассас или Дуфина учат лекции. Могу даже предположить, что среди них есть даже те кто учится в Сорбонне, но это мало вероятно, все таки от набережной до Рю Виктор Кусин далековато, а у них рядом много парков, где они могут вдоволь поломать зубы о гранит науки.

Как только я пересек мост, я тут же попал на территорию Лувра. Самого прекрасного и величественного творения человека для содержания в себе еще не менее прекрасных творений. Скажу без преувеличений, этих творений там сотни тысяч. Диву даешься, когда думаешь, сколько людей потратили свои жизни только лишь на поиски едва ли десяти процентов из всех произведений искусства, что хранятся там.

Я объезжаю вокруг этого здоровенного, созданного из треугольников музея вдоль величественной стены старинного королевского дворца и качу спокойно дальше, ощущая прикосновение прекрасного. Я проезжаю дальше, и музейный дух выходит из моих фантазий. Я так сильно захотел вернуться и купить билет на выставку что чуть не пропустил свой поворот, выезжая из-под арки дворца. Но я свернул направо и, проехав один квартал, выкрутив руль в левую сторону, поехал по улице Де Валоис. Здесь я притормозил возле банка Франции и, поставив машину на сигнализацию, зашел в просторный холл здания. Там я без труда нашел окно, где обналичивают чеки, и протянул свой чек даме за сорок с серьезным видом. Она мне наиграно улыбнулась, от чего мне стало немного не уютно, и спросила, в какой валюте я хочу получить свои деньги. Получив внятный ответ что видеть свою валюту я хочу в евро, она мне все с той же улыбкой отдает мои деньги, которые я прячу во внутренний карман пиджака.

Я спрашиваю у дамы за столом:

- Мадам, подскажите, пожалуйста, здесь работает некто Аргути?

И получаю незамедлительный ответ:

- Да, мсье. Мадам Аргути работает здесь менеджером. Вы хотите с ней поговорить?

- Нет, спасибо.

Я, окрыленный неожиданной идеей, разворачиваюсь и выхожу из здания. На табличке справа от двери я вижу расписание: Во вторник банк закрывается в семь часов. Я смотрю на часы: 18:30. Не успею придумать хоть что-нибудь оригинальное за пол часа. Ну ладно, просто удивим ее своим неожиданным появлением.

Все эти пол часа я сижу в своей машине и смотрю на дверь банка. В моей голове проносятся скорым поездом странные мысли о пропаже мадам Борбо и я впадаю в некую форму наваждения.

Я вновь иду в банк и прошу проверить свой счет. Я неожиданно обнаруживаю себя весьма богатым человеком.

Удивляюсь своим феноменальным воображением, способным рисовать такие впечатляюще натуралистичные картины.

Я замечаю как из дверей банка легкой походкой, почти бегом торопится моя вчерашняя принцесса, на ходу доставая ключи от своей машины. Я сигналю ей, но она не оборачивается. Приняв ее временную глухоту за музыку, играющую в ее плейере, я завожу мотор и подъезжаю к ее машине. Наконец, она обращает внимание на меня. Я выхожу из-за руля и машу ей рукой. Но не вижу и тени улыбки на ее лице. Я раздосадован, и удивлен.

- Жак, ты не вовремя. Я тороплюсь. Давай встретимся позже.

И после всего, что между нами было, моя берберочка изъясняется со мной таким сухим и холодным языком? Я удивлен вдвойне.

Она молча садится в свой форд и укатывает вдоль улицы, проезжая мимо меня, даже не взглянула в мою сторону. Это означает лишь одно: Мы больше с ней никогда не свидимся.

Я двигаю свой Пежо по направлению к дому, и размышляю о своем поступке.

Ах, Париж, ах пристанище романтиков. Посмотреть на здешних экстремалов: Сплошь фаталисты и инфантильные фанаты Гамлета. Один только Ален Робер чего стоит, а Дэвид Бель, это воистину романтичная страна. Ведь что может быть романтичней, чем просто так убиться, сорвавшись со здания высотой в пару сотен метров, или вылетев с тройного сальто на магистраль и быть сбитым туристическим автобусом. Родись они пару сотен лет назад, точно были бы застрелены на дуэли с каким-нибудь Марсельским денди, не поделивши даму. Даже если учесть тот факт, что дамы там, скорее всего вообще не было, идея была в простой бесполезной смерти... зато помнить будут.

И вот я уже дома. Стою в своей прихожей и в руках у меня мобильный телефон, нервно вибрирующий и яростно орущий мне мотивы Пиано-рока.

- Ало.

- Жак? - Наш вышибала.

- Да.

- Мадам Борбо найдена пять минут назад мертвой на мостовой Сан-Перри. Нам с тобой вопросов задавать не будут. Доказать нашу причастность никто не сможет. Быть добр, найду себе работу получше, мы с тобой никогда больше не увидимся. Прощай.

Перед моими глазами все поплыло. Озарение настало так же неожиданно, что я даже не поверил сам себе. Я решал проверить кое-что.

И действительно, на тумбочке к коридоре не было коричневого пакета, такого веса, сколько мог бы весить пистолет с коробкой патронов. Я хватаю телефон и звоню в Банк Франции.

Мне отвечает диспетчер:

- Банк Франции, чем вам помочь?

- Хотелось бы проверить счет?

- Ваше имя, фамилию, и секретный код, будьте добры?

- Жак Пуле, триста тридцать, сорок два.

- Вы пол часа назад закрыли ваш счет и сняли все деньги.

Не дослушав, я бросил трубку. Я не заметил, как оказался возле своей машины. Я открыл багажник и выудил оттуда впервые мною увиденный в сознании кейс. Я знал номер от кодового замка, хоть и не помню откуда. Внутри меня ждала целая куча ровно уложенных пачек по пять тысяч в каждой, сложенные в один миллион триста десять тысяч, восемьдесят шесть евро. Я уже знал что заработал эти деньги когда участвовал в оргии с женой того итальянца и ее подругой. Я уже знал, что именно я выстрелил в свою сутенершу и малокалиберного пистолета, который сейчас покоится на дне Сены. В кейсе я увидел небольшой конверт. Я открыл его и вытащил оттуда небольшой лист, на котором моим почерком было написано:

"Жак, извини, но мне пришлось воспользоваться твоим разумом. Я отплатил тебе этими деньгами. Больше я тебя не побеспокою."

Я достаю мобильный телефон и звоню единственному человеку, с которым хочу общаться сегодня, завтра и остальные дни в нашем маленьком мире на острове Фиджи или на Гавайях.

- Ами? Ты все еще хочешь быть со мной в богатстве и бедности?

Оставить комментарий © Copyright Песков Евгений Дмитриевич (ipocrena@mail.ru) Размещен: 17/01/2011, изменен: 17/01/2011. 73k. Статистика. Глава: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: История о человеке с интересной судьбой и любимой работой.

Песков Евгений Дмитриевич : другие произведения.

Poule