- Стоп машина! Боцман, бросаем якорь! - крикнул прокуренным и пропитым голосом старпом Коля Бастрыкин. Коля Бастрыкин - бывший капитан рыболовного сейнера "Сиг", последнего сейнера, который он утопил, будучи капитаном.
Коля в детстве закончил мореходку. Был прожженным пижоном, читал только порнографические журналы, курил трубку с табаком "Капитанский", был женат на красавице, с которой познакомился в ресторане.
Алла Бастрыкина, жена Коли Бастрыкина, имела прекрасную фигуру и характер Эллочки - Людоедочки. По приходу Коли в любой порт мира она срочным рейсом вылетала в этот порт, чтобы, не дай Бог, ее Коленька не заразился какой-нибудь экзотическо-эротической болезнью. От эротических болезней Колю спасала только водка.
По этой причине, то есть от чрезмерного употребления зеленого змия, Коля умудрился утопить 3 сейнера и был разжалован из капитанов в старшие помощники.
Будучи капитаном рыболовного сейнера "Сиг", в тяжелых ледовых условиях, он посадил его на камни. Заделав пробоину, установив цементный ящик, они двинулись в порт вроде бы как бы на ремонт. По прибытию в родной порт экипаж неделю с великой радостью отмечал свое возвращение целыми и невредимыми. На вторую неделю, после очередного возлияния, все в бодром настроении решили пойти на лов, напрочь забыв про дырку в борту. Вечером рыболовный сейнер взял отход в район лова. И ночью они вышли за ворота порта, где у них удачно отвалился цементный ящик и пароход, который японцы дразнили "Сигомару" вместе с героическим экипажем затонул прямо на входе в бухту. Но так как был глубокий отлив, то сейнер затонул только по самую рубку, в которой собрался героический экипаж, продолжая пить, справляя поминки по своему славному пароходу. Диспетчер порта по трансляции запросил Колю о месте нахождения. На что Коля, стоя по колено в воде, на капитанском мостике, невозмутимо бодреньким голосом сообщил диспетчеру: "Все хорошо. Идем первым тралом в районе лова!"
Наступило утро. Начался прилив. Коля вызвал буксир, который снял экипаж с сейнера. Диспетчер проснулся, посмотрел в окно и увидел торчащие мачты доблестного парохода "Сигомару". На этом и закончилась карьера парохода "Сигомару" и капитанская карьера Коли Бастрыкина. Но наш рассказ не о Коле Бастрыкине, а о Голубоглазом Минтае.
Голубоглазый Минтай - это Вова Миронов, представляющий собой верзилу 2,15 м ростом с огромным волосатым животом, на который водолазный свитер никогда не натягивался по причине непомерного размера, в смысле не свитера, а живота.
У Вовы были большие красивые голубые глаза, длинный нос и американская улыбка. Американская улыбка никогда не сходила с его лица по той причине, что каждые 30 минут он употреблял розовый портвейн "Абусимбл", на огромной черной бутылке которого был изображен черный негр с такой же улыбкой.
Голубоглазый Минтай вообще-то был не матросом, а кандеем - так называют поваров на малых рыболовных сейнерах.
Раньше Вова служил на атомной подводной лодке, и когда он первый раз пришел к нам на сейнер, то матросы, увидев его волосатый живот, лысую голову и отсутствие бровей, поинтересовались: " А внизу живота у тебя что-нибудь растет?" на что Вова, совершенно не смущаясь, оттопырил свое, надутое в коленях трико, показал густую "бороду" вместе с огромным достоинством, после чего все матросы его сильно зауважали. Но когда он первый раз сварил им обед, все уважение куда-то испарилось. И они ему засунули два пожарных шланга в болотные сапоги и включили пожарный насос. Вова даже не обиделся. Он резонно им сказал: "Вы всегда жаловались, что на трале работаете, мокнете, а я ничего не делаю, вечно сухой. А теперь мы вроде бы и побратались".
Итак, начнем. Был месяц август. На Сахалинском побережье стояла небывалая жара. Горбуша шла валом. Сдачи на переработку нигде не было. Малый рыболовный сейнер 5007, груженный под заливку протухшей горбушей, искал, куда бы ее пристроить.
Диспетчер сообщил капитану Вите Винивитину, что протухшую горбушу можно сдать в порту "Яблочный" для переработки на муку. Витя Винивитин, молодой капитан, огромного роста - кандидат в мастера спорта по боксу в тяжелом весе, никогда ни в чем не сомневался, приказал Коле Бастрыкину рулить из пролива Лаперуза на западное побережье Сахалина в направление города Холмска, где и находится, забытый Богом порт-пункт "Яблочный".
К западному побережью Сахалина подошли глубокой ночью. Осветили прожектором берег и увидели перекошенный бревенчатый причал времен российско-японской войны. Вокруг угрюмые скалы и в центре огромная морская яма, видно природного происхождения. Это и был порт-пункт "Яблочный".
- Ладно, я уже три парохода утопил. Будем заходить утром, - дал команду боцману кидать якорь. Заглушили двигатель и легли спать до утра.
Ранним утром, как только рассвело, запустили двигатель, снялись с якоря и самым малым ходом прокрались между двух скал в бухту "Ябочная". У причала места для нас не оказалось, так как к нему были пришвартованы три ржавых сейнера. У рыбонасоса стоял сейнер "Попов" Сахалинского института рыбного хозяйства. Он был похож на летучего голландца. Его не красили со времен капитана Флинта. А палубу не мыли вообще с мезозойской эры. Мы самым малым ходом подкрались к нему. И пришвартовались. На палубе "Попова" лежал в дым пьяный вахтенный матрос и во сне сосал потухшую трубку.
Капитан Винивитин сказал:
- Наверное, у них чума, кандей, иди, проверь у них носовой тамбур.
На что Вова сказал:
- А почему всегда я?
Винивитин ему ответил:
- Таких, как ты, проспиртованных, никакая чума не берет.
Вова, траурно попрощавшись со всеми взглядом, открыл дверцу камбуза, вытащил из-за нее полбутылки своего любимого "Абусимбла", одним махом осушил ее, бутылку выбросил за борт, потер руки и бодрым шагом направился на "летучий голландец".
Подошел к валяющемуся на палубе вахтенному матросу, с удовольствием пнул его в зад, чтобы хоть на ком-то возместить свое недовольство. На что, лежащий вахтенный матрос, с еще большим удовольствием стал сосать потухшую трубку. Тогда Вова направился к носовому тамбуру, где находится спуск в каюты экипажа. Открыв дверь тамбура, Вова почувствовал "родной" запах и, повернув голову к своему экипажу, расцвел своей неотразимой американской улыбкой. И счастливо закричал:
- Это не чума! Это - бражка!
И тут на сцене появляется новый персонаж, одетый в китель на голое тело, в брюках клеш с красными клиньями, с животом чуть меньшего размера, чем у Голубоглазого Минтая, в кривой мичманке и заросшей рыжей мордой, как у африканского орангутанга.
- Слышь, браток, ты че делаешь на моем пароходе? - рявкнула Рыжая Морда Минтаю Голубоглазому. На что Вова спокойно ответил:
- Дядя, а ты кто?
- Я - боцман этого парохода, - гордо ответила Рыжая Морда. Вова мгновенно смекнул, с кем он имеет дело. И миролюбиво предложил отметить встречу двух адмиралов рыболовного флота в более комфортных условиях. И они, обнявшись, отправились в ближайшую пивную, отмечать встречу. Капитан Винивитин орал вслед Вове благим матом:
- Мерзавец, вернись, я тебе приказываю!
Но Вову развезло от выпитого и пережитого нервного потрясения так, что он уже никого и ничего не слышал.
Мы оттащили своими лебедками сейнер "Попов" от причала, сами пришвартовались к рыбонасосу для сдачи рыбы. На причале собралась местная публика, а именно - пожилая, миловидная рыбоприемщица, в новой телогрейке - наряд у нее такой, и группа студенток - рыбообработчиц, в зеленых, обклеенных различными значками, курточках - "парадный мундир".
- Дедушка, дай нам ракушку, - крикнула Борису Андреевичу самая озорная из них.
Борис Андреевич - добродушный дедушка лет 45 с торчащими усами как у Сирано де Бержерака, по - морскому - старший механик. Он на спор поднимал 200 литровую бочку масла на свой огромный живот и по трапу тащил ее на пароход.
Так как кроме тухлой рыбы у нас на палубе ничего не было, да и в трюме тоже, на просьбу девушки дедушка развел руками и жалостливо ответил:
- Деточка, если бы я бы мог, я бы соскрёб тебе ракушку со своего зада, так как он похож на корму старого обросшего ракушками парохода.
Прошло буквально полчаса. На причале нарисовались Рыжая Морда и Минтай Голубоглазый. Оба индивида были огромного роста, ноги их уже не держали и они стояли в коленно-локтевой позе и пели в разнобой "Бригантину".
Капитан Винивитин приказал матросам вскрыть крышку трюма. Когда ее вскрыли, из трюма вверх пошел дым зловонного запаха тухлой рыбы. Капитан бодренько надел перчатки, схватил огромную четырехметровую ложку, при помощи которой выбирают рыбу из трюма и вываливают в садок рыбонасоса. Старший механик Борис Андреевич включил пожарный насос и подал забортную воду в трюм, чтобы разжижить содержимое трюма. Получился протухший "супчик" в количестве 12 тонн. При помощи стрел и лебедок и огромной ложки экипаж черпал этот "супчик" в садок рыбонасоса. Все это время Минтай Голубоглазый с боцманом сейнера "Попов" исполняли на причале "романсы". Несколько раз всплакнули. И начали флиртовать с пожилой приемщицей рыбцеха.
Когда выбрали больше половины трюма тухлой рыбы, нужно было спуститься матросам с вилами и переталкивать вилами из карманов трюма в центр эту рыбу. Матросы, из-за невыносимой вони наотрез отказались лезть в трюм. Тогда капитан Винивитин сказал:
- Тому, кто первый прыгнет, ставлю три бутылки водки.
- Я первый!!!- заорал с причала Минтай Голубоглазый. И с разбегу прыгнул в трюм. Но не рассчитал и, споткнувшись о кромку трюма, нырнул рыбкой в зеленовато-серую пульпу. Весь экипаж застыл в ожидании, когда Вова вынырнет из "супа".
Вдруг раздалось громкое фырканье и Вова из Минтая Голубоглазого "превратился" в моржа Дальневосточного. Стоя по пояс в зловонной пульпе, выплюнув остатки тухлой рыбы, он гаркнул:
-Капитан, кидай вилы!!
Капитан, испугавшись, что Вова может там захлебнуться, заорал на него матом:
- Ты, мудила, вылазь оттуда!!!
На что Вова, со свойственным ему спокойствием, ответил:
- Ты мне обещал три бутылки водки. - Тогда капитан сказал тралмастеру:
- Видишь, на причале стоит маленький кран, которым поднимают шланг рыбонасоса? Стропите кандея стропами и вытаскивайте его из трюма этим краном.
Матрос по кличке "Дядя" сел за рычаги крана, завел стрелу над трюмом и опустил крюк в руки тралмастера, который уже застропил Вову стропами от трала. И они медленно, при помощи крана, начали поднимать его из трюма. Когда Минтай Голубоглазый показался над палубой, пожилая рыбоприемщица громко охнула. Группа молодых студенток - рыбообработчиц завизжали от восторга. Сначала показалась лысая голова Вовы, потом его водолазный свитер, облепленный костями разложившейся рыбы, потом его огромный волосатый живот - что интересно, чистый - потом, чем-то неизвестным облепленная, курчавая "бородка" внизу живота и, наконец, "огромная палка" с такой же огромной лысой и, отливающей синевой, блестящей, головкой, как голова самого Вовы. Эта штуковина безмятежно раскачивалась как маятник в такт качающейся стреле крана. Непомерное темно-синее трико мокрым парусом висело на его болотных сапогах.
Матросы нежно положили Вову на палубу, спрятав от чужого глаза за лебедкой, и накрыли брезентом.
После всей этой истории с Вовой матросы уже принюхались к неприятному запаху, и мы быстро выбрали рыбу из трюма. Два матроса спустились в трюм со шлангом пожарного насоса и начали замывать его от остатков.
Когда трюм замыли, Борис Андреевич включил осушительный насос, который качает грязную воду из трюма за борт. Но так как рыболовная инспекция запрещает откачку любых нечистот за борт, то обычно на выпускной патрубок осушительного насоса надевается резиновый сапог с отрезанным носком и грязная вода течет не прямо за борт, а на палубу. А уже с палубы через бортик незаметно стекает за борт. Как только Борис Андреевич включил осушительный насос, раздались странные звуки, похожие на удары ласт о палубу большого сивуча (тюлень такой). Борис Андреевич заволновался, подумал, что сломался насос. Он быстро его выключил. Но хлопанье продолжалось. А потом затихло. Борис Андреевич послушал и снова включил насос. Хлопанье возобновилось с еще большей интенсивностью, а тралмастер закричал благим матом:
- Борис Андреевич, кандея утопишь!
Кандей лежал на спине, лицом напротив злосчастного сапога, откуда пульпа огромной струей била ему прямо в рот. Ему казалось, что он упал за борт, и он брассом на спине по палубе пытался отплыть от патрубка осушительного насоса. Но палуба была вся в рыбьей слизи и ему это никак не удавалось. Борис Андреевич запричитал бабьим голосом:
-Бедненький ты мой, что ж это делается?! - и побежал выключать насос.
Через два часа мы снялись домой. На переходе попали в сильный шторм. Минтай Голубоглазый выпустил в душе всю пресную воду, отмывая свои чресла, и нам пришлось готовить чай из воды, которую Борис Андреевич извлек из системы охлаждения вспомогательного двигателя.
Три бутылки водки остались у капитана.
Дон Хуан.
- Ну и что ты будешь делать осенью в этом Хабаровске. Там в октябре уже такой дубак. Мухин набирает дикую бригаду, будем закидным неводом ловить корюшку и пеленгаса. Заодно и поохотимся там на всю катушку, - сказал мне Сашка Тарасов.
Сашка Тарасов - бывший бандит, сидел за вооруженное нападение на инкассаторскую машину. Стрелял в инкассатора, но тот на свое и его счастье выжил и Сашку не расстреляли. Сейчас он жил в нашей деревне на поселении и работал вместе со мной на малом рыболовном сейнере.
-- Возьми мой аппарат и дуй в агентство сдавать билет на самолет, - сказал он со своей улыбочкой, похожей на оскал гиены.
-- И что в этой образине женщины находят, - подумал я - у него такая миловидная жена Леля, а он по приходу в любой порт сразу находит себе новую особу.
Как -то раз стояли под разгрузкой в Охотске. На причале стояла приемщица с прекрасной фигурой, как говорят моряки: Не фигура - гитара.
-- Ну что милашка сношаться будем, - крикнул ей Сашка.
Она покраснела, отвернулась и отошла от нашего борта. А на утро, она со слезами на глазах, провожала его в море.
Мне кажется, он их гипнотизирует как удав свою добычу.
Я сел на Сашкин кроссовый мотоцикл и поехал в гараж заправить его бензином, что бы завтра с утра поехать в город сдавать билет на самолет. Возле гаража меня догнал, воя сиреной, милицейский уазик. Из уазика вышел местный Анискин.
-- Чей мотоцикл, - спросил он, будто не зная, что такой мотоцикл только у Тарасова в единственном экземпляре.
-- Тарасова, - ответил я.
-- А ты знаешь, что он налетчик и убийца, - сказал Анискин
-- Знаю.
-- Ты смотри поосторожней с ним общайся.
Он сел в свой желто-синий автомобиль и поехал ловить других бандитов.
На следующий день я сдал билет и приехал к Тарасову отдать ему мотоцикл.
-- Сашка дома? - спросил я его жену.
-- Он здесь уже не живет, - со слезами на глазах ответила она.
-- А где он?
-- Тебе лучше знать.
-- Вот гад, уже успел, - подумал я.
-- Езжай к его брату в город он знает, где он, - крикнула она мне вдогонку.
Я развернулся и поехал опять в город к его младшему брату.
Сашкин брат - не его брат, это совсем другой человек. Он мастер спорта по тяжелой атлетике, живет по расписанию. Мы его приглашали как-то на рыбалку, так он нам сказал: Мне нельзя, я колю себе витамины по программе.
-- Он у той девахи, со столовой, за которой год ходил Лешка блондин, а это мерзавец за один вечер ее уломал, - открыв дверь, сказал мне Сашкин брат.
-- А где она живет? - спросил я.
-- Сейчас позвоню Лешке, - ответил он и через несколько минут сказал мне адрес.
***
- Такой я ублюдок, ну дай мне по морде, - прогнувшись как шакал, прошипел Сашка, когда я его застал на квартире Лешкиного страдания.
-- Если я дам тебе по твоей противной харе никому на душе легче не станет, тем более твоей гнилой душонке. - ответил я, - и на хрена я спрашивается, сдавал билет, что бы с твоими блуднями разбираться.
-- Моя душонка осталась в лагере, - пустил слезу Сашка.
-- Ладно, давай собирайся поехали в деревню, - сказал я.
-- Ты лучше отвези меня сразу на рыбачий стан, я там оклемаюсь, Лелька за это время мне простит.
На полпути к рыбачьему стану, Сашка мне сказал: Давай заедем к моему корешу, на обкомовскую дачу, передохнем маленько, я же всю ночь не спал.
- Уголь грузил, - хихикая, добавил он.
На даче нас встретил солидный мужчина пожилого возраста.
-- Здравствуй Саша, я очень рад, что ты приехал, я всегда помню что обязан тебе жизнью, - сказал он.
-- Ладно, похавать у тебя что-нибудь найдется? - спросил Сашка.
-- У меня всегда все есть, и выпить и закусить, члены в любую минуту могут на отдых приехать, - ответил он.
Мы сели за длинный дубовый стол в охотничьем зале, на стенах которого висели головы убиенных партийными боссами животных. Сашка со своим корешком пили пятизвездный коньяк, я ел рагу из рябчика.
- До свидания Саша, я всегда помню, что обязан тебе жизнью, - повторил на прощанье солидный дядя.
- Хороший мужик, - сказал я.
-- Ублюдок, по сто тридцать четвертой шел, его в лагере опустить хотели, так я его заточкой из сварочного электрода отбил у педерастов.
-- А, сто тридцать четвертая за что, - спросил я.
-- Малолеток насиловал гад, - ответил он.
-- Не вся Сашкина душонка осталась в лагере, - подумал я.
Приехав на рыбачий стан, мы встретили бригадира Мухина, который вместе с вновь созданной бригадой занимался ремонтом барака, который на три месяца должен стать нам домом.
- Вливайтесь, - коротко сказал он нам.
Вечером, после работы, Сашка угощал, прихваченным у своего корешка, коньяком бригадира и своего посидельника по зоне Борю, который сидел за то, что стрелял из охотничьего ружья в соседа, приревновав его к своей жене.
-- Снова каша пригорела, с поварихой, наверное опять придется ругаться, - проворчал бригадир.
-- Сейчас я с ней разберусь, - фальшиво прорычал Боря.
-- Эй ты жирная шлюха, - крикнул он полной женщине средних лет, стоящей у армейской полевой кухни.
-- Ты что, козел, бабе сказал, - прошипел Сашка, и схватив стоявший на столе водолазный фонарь ударил им Борю в глаз.
Боря заплакал. Он плакал и пел заунывные блатные песни всю ночь. Сначала он пел лежа на нарах в бараке, пока мужикам из бригады не надоело бодрствовать от его вокала и они его вынесли петь на улицу. Утром глаз у него заплыл, и из рассеченной брови видна была кость глазницы его низколобого черепа.
- Отвези его в больницу на разрез Новиковский, - сказал мне бригадир.
Я завел Сашкин мотоцикл, посадил Борю на заднее сиденье и мы тронулись.
Когда поднялись на перевал, там был уже снег. Дорога была скользкой, мотоцикл бросало из стороны в сторону. С лева была стенка отвесной скалы, а справа бездонный обрыв с еле слышным гулом морского прибоя. Ограждений никаких не существовало.
-- Ой, я сейчас описаюсь, - визжал как поросенок Боря.
-- Даже ему человеческое ничто не чуждо, - подумал я, занятый удержанием на трассе мотоцикла. Отвечать не хотелось.
***
За дверью медпункта слышались маты Бори и нежный голос местной фельдшерицы зашивающей Борину рану.
-- Потерпи маленько миленький, - уговаривала она его. А он крыл ее, на чем свет стоит.
-- Сейчас войду и дам Боре в другой глаз, чтобы замолчал, - подумал я.
Но вопли уже кончились, экзекуция завершилась, мы сели на мотоцикл и отправились в обратный путь.
Когда мы вернулись на рыбачий стан, Сашки там уже не было.
-- Где он? - спросил я бригадира,
-- За ним приехала на Жигулях директриса рыбозавода и они уехали к ней крутить любовь, - хмуро сказал он.
-- Да, веселая у нас компания собралась, - ответил я.
Вранье
Посвящается друзьям моего детства
- Вранье, - сказал Борода.
Борода, - это Вова Бардин, мой школьный друг. С ним мы сидели вместе за одной партой, на первой, так как Вова постоянно травил, мне на уроке, охотничьи байки и при этом дико размахивал руками, мешая учителю вести урок.
Сейчас Вове тридцать пять. Но он все такой же сказочник. Все так же, в свободное от работы время ходит со своим браунингом по тайге, набираясь фольклора. А в рабочее время, он ныряет в пучину морскую зимой и летом, днем и ночью, при любых метеорологических условиях.
Он фанат-ихтиандр. Есть такие люди, которые постоянно помнят, откуда вышел человек в этот мир.
Один у Вовы недостаток - он не любит, когда врут, больше его.
- Вранье, - повторил он, - мы с Пономарем облазили все подводные гроты на Тарнае, и кроме пугливых мурен там ничего не видели.
Паша Пономарь - подводная тень Вовы Бардина и друг детства моего. Он обладает двумя странностями. Он амбал. Когда к нам в деревню приезжал цирк, цирковой силач вытащил его на арену и попросил, для убеждения публики, попробовать оторвать от пола 10 пудовую шаровую штангу. Он, к расстройству этого силача, легко поднял ее. А вторая странность его - он никогда не врет. Он любит слушать вранье Вовы, но не любит злое вранье. Учась в мореходке, он сломал челюсть старшине роты, за то, что тот врал ему, что у него нет на него форменного бушлата большого размера, и ударил Пашу по румпелю, когда бушлат малого размера разошелся по швам на Пашиной фигуре прямо на парадном построении.
-- Мы там вели подводную съемку дна, - гордо сказал Вова, - если хочешь факты, - можешь посмотреть наше кино.
-- Включай, - сказал я.
Он нашел кассету и включил видеомагнитофон.
На экране появился аквалангист с подводным ружьем, плывущий в стае горбуши. Видимо это Пономарь, так как снимал Вова. Стало темно, наверное, забыли включить подсветку. Ага, вот включили - аквалангист плывет по подводному гроту, тупые зубастые морды мурен поспешно прячутся в расщелинах грота. Видимость отличная, вдруг на Пономаря движется огромная акула-молот.
-- Вова, а это чудо, откуда? - спросил я.
-- Из кино, Зуб акулы называется, - как профессиональный кинорежиссер ответил он, - вставили для остроты сюжета.
Далее на экране происходили события, больше похожие на фильм ужасов, чем на фильмы клуба путешественников. Пономарь и Вовина правая рука, левая видимо держала камеру, вооруженные большими водолазными ножами, кромсали акул разных мастей и калибров на право и на лево.
Акулы грызли их на части, все море было в крови и частях тел моих друзей детства. Я даже чуть не
всплакнул.
-- Ну и где ты видел касаток, - оторвал меня от сентиментальных мыслей голос Вовы.
-- Да, в документальных и остросюжетных кадрах касаток не было, - съязвил я,- думаю, они остались за кадром.
Прошло пять лет. Я уже не ловил рыбу в рыболовецком колхозе, а занимался искусственным интеллектом в одном из институтов академии наук. Прилетев на родной остров в свой очередной отпуск, я конечно первым делом отправился к Вове домой. Дома никого не было.
Я зашел в магазин одежды и купил себе черную шляпу с обрезанными полями, похожую на форменную фуражку японских самураев квантунской армии. Выйдя из магазина, я увидел сверкающую на солнце ' Волгу', самого первого выпуска.
- Петров где-то рядом, - подумал я, - кто кроме него может так отполировать такую древнюю
колымагу.
-- Ладно, хватит глазеть на мой аппарат, давай садись, поехали, Бардин уже ждет на водолазной станции, - раздался сзади голос Валеры Петрова, с которым мы учились вместе в автошколе. И судя по его реплике, только что смылись с занятий по гражданской обороне на автомобильном транспорте.
-- Ты к магазину подъехал лично за мной? - спросил я
-- Да, как же, ты у нас стал такой важной персоной. Моя Надежда видела тебя в аэропорту, говорит: Совсем не изменился, такой же франт в черном плаще и шляпе.
-- Как она могла видеть меня в шляпе, если я ее только что купил? - удивленно спросил я.
-- А ты ее с младенчества носишь, вот у нее образ твой в шляпе и остался, - философски сказал он.
-- Да и шляпа точно такая же, как ты в школе носил, - оценивающе посмотрев на мое новое приобретение, изрек Валера.
-- Только на родине можно купить такую шляпу, - с теплотой в голосе сказал я.
-- Да, не говори, - ответил он.
***
Надежда, его жена, любит меня материнской любовью, хотя мы с ней ровесники. У них трое детей и все девочки блондиночки. Наверное, я ей заменяю сына, которого она очень хотела иметь.
-- Что будешь делать через двадцать лет? - как-то спросила она меня, когда я, наконец, женился.
-- Мемуары писать, - ответил я.
-- Я не про это, тебе будет пятьдесят, а ей сорок, понял к чему я клоню.
-- Понял, - беззаботно сказал я, - помнишь мою бабушку Анастасию, она была из ханской семьи с горячей восточной кровью, я, наверное в нее.
-- Помню, знатная дама была, верила сразу в две веры и в православную и в мусульманскую, всем могла отпустить грехи.
-- Так по мусульманской вере женщина не имеет право выходить замуж за православного, а дед мой был из донских казаков, вот она и верила и в свою веру и в его.
-- Петров, похоже, то же решил создать себе горем - две ночи дома не ночевал. Но я к этому отношусь спокойно, раз бог его покарал и отдал в руки еще одной, то это неизбежно, все равно он без меня в этой жизни уже не выживет. Я даже не спросила его, где он был, хоть он и пытался мне что-то соврать. А насчет горячей крови, то мне его хватает даже с избытком, я ему всегда говорила, что его хватит на двоих, и чтобы он влюбился в кого-нибудь еще. Вот и договорилась, - спокойно сказала Надежда.
-- Хотя, когда он влюбляется, я чувствую, что он еще сильнее любит меня, - добавила она.
-- Обманывает она сама себя, потому что любит своего Петрова, - подумал я, а сам спросил:
-- Знаешь, что было написано на обратной стороне перстня Ивана Грозного?
-- Нет.
-- И это пройдет, - ответил я, зная о том, что это, не проходит а остается в нашей памяти на всю жизнь.
***
Подъехали к воротам базы торпедных катеров. Вышли из машины, и пошли вдоль ограды территории базы к берегу моря. На берегу стоял строительный вагончик и пятитонный контейнер.
-- Это водолазная станция Бардин и Компания, - объяснил мне Валера.
-- А в контейнере у него офис? - пошутил я.
-- Да нет, компрессорная для зарядки аквалангов, - ответил он.
У двери вагончика сидел Бардин и собирал подвесной мотор.
-- Давай снимай с себя этот маскарад, одевай сухой водолазный костюм, собирай двигатель, пойдешь пилотом, - хмуро сказал Вова.
-- Слушай, Борода я тебя не видел пять лет, может поздороваемся, - обиделся я.
-- Может обнимемся и расцелуемся, - буркнул он, - тебя еще утром вычислили в аэропорту, а ты все лазаешь по гостям, а я тут двигатель разобрал, а собрать не могу, вот себя уже завел вместо мотора супротив тебя.
Я переоделся, и довольно быстро собрал мотор. Вова зарядил баллоны от аквалангов.
Подъехал джип с кузовом.
-- Витя Медведев приехал, - сказал Вова, - ты на него не смотри пристально, он стесняется своего лица, ты его все равно не узнаешь, но это наш Витек. Он в своем автосервисе работал, автомобиль сорвало с домкрата, он в это время лежал под ним, а голова находилась под двигателем, так поддон двигателя попал ему прямо на лицо.
Из джипа вышел парень с красивой атлетической фигурой, черными вьющимися волосами.
-- Здрасте, - сказал он, и отвернул изуродованное шрамами лицо в сторону моря.
Я понял по его глазам, что он узнал меня, но не хочет, что бы я узнал его.
- Привет Мишка, - так я звал его в школе, по причине его медвежьей фамилии.
-- Узнал? - спросил он.
-- Как не узнать любителя нежных женских сердец, - ответил я.
-- Был любитель, стал профессионал.
-- Хорош болтать, давайте грузите все на джип, а то скоро солнце зайдет, - рявкнул Вова, внеся разрядку в натянутый разговор.
-- Случай расплющил ему душу больше чем лицо, - подумал я, - он врет себе, стараясь всем доказать, что он остался неотразимым Мишкой футболистом, хотя прекрасно понимает, что им нужно его неотразимое тело, а не его расплющенная душа.
-- Куда едем, - спросил я Бардина, что бы уйти от неловкого разговора.
-- На Тарнай.
Подъехали, уже вечерело. Накачали от баллона акваланга резиновую лодку, установили подвесной мотор. Бардин сказал:
-- Мы пойдем на дно за крабами, а ты будешь сегодня пилотом, соберешь нас в море, когда у нас кончится воздух.
Я вывез всех на рейд и разбросал их в разных районах синего моря. Когда Вова уходил на дно, он мне сказал:
- Помнишь какие ты нам страсти рассказывал о касатке, которая здесь живет, если кого-нибудь из нас не досчитаешься, то считай, что она сытно сегодня поужинала.
Я вернулся на лодке под берег и бросил якорь недалеко от подводного утеса, от которого пахло морской капустой, когда он показывался из воды. Места эти мне были хорошо знакомы. Я лег на дно лодки и стал вспоминать, как я рассказывал Бардину историю, произошедшую со мной именно в этом месте.
***
Было также как сейчас спокойно и тихо. Вечерело. Я стоял у руля на корме моторного бота и держал минимально возможные обороты двигателя, для того чтобы, груженный тушами нерпы мотобот не черпал воду своими бортами. С океана шел довольно сильный накат. Когда мотобот проваливался между огромными волнами, мне казалось что он ударится о мель и сломается гребной винт. На этот раз, кроме того что был гружен под завязку сам мотобот, три туши мы тащили на буксире.
-- Я же тебе говорил Яша, давай оставим половину нерпы на базе не выходя в открытое море, - сказал я Яше-японцу.
Яша-японец - местный абориген, он из старых японцев, оставшихся после войны на острове. Когда я спрашиваю этого бронзового бога, сколько ему лет, он отвечает: Если я тебе скажу, ты меня спишешь на пенсию, будешь жалеть и никогда не возьмешь с собой на промысел.
Он не любит, когда его жалеют. Но мне кажется, он сам никого никогда не пожалел, как судьба его самого никогда не жалела. Когда мы подходим к нерпичьей ловушке, он хладнокровно расстреливает не задохнувшихся нерп из своего карабина. И с холодным равнодушным спокойствием вытаскивает их трясущиеся мелкой дрожью тела на борт. Хотя перед этим они жалобно кричали младенческим криком.
-- Маро, маро быро, - прохрипел Яша.
В переводе с японского это значило, что когда мы находились в лагуне Буссе, то нерпы в мотоботе еще было мало и мы не стали заходить на базу разгружаться, а вышли через пролив в открытое море. Где у нас ловушек было больше чем в лагуне.
Когда проходили пролив, Яша, многозначно посмотрев за борт на огромные водяные воронки, уходящие в темень глубины пролива, сказал: Есри мотор загрохнет нам хана.
Сейчас я вспомнил его пророческие слова и решал в уме задачу о трех неизвестных: оставить весь груз до утра на буе, подойти к ловушке и оставить половину там, или добавить обороты двигателю, и идти галсами носом на волну средним ходом.
Что-то шаркнуло о скулу мотобота, оторвав меня от логических размышлений. Я инстинктивно сбросил обороты двигателя до холостых. По правому борту зашипела вода, и огромное черное крыло разрезало полутемье поверхности моря. Гигантская туша показалась прямо перед правой скулой мотобота.
-- Подводная лодка!? - откуда, на такой глубине, - мелькнуло у меня в голове
-- Сакки но о ханасино тори дес нэ, - заорал Яша, забыв русский язык.
Потом, изучая японский, я вспомню эту фразу: Я не хочу что бы со мной произошло несчастье, - кричал бедный старый японец, подумав наверное, что нам пришел, как он говорит, хана. Интересно, что кричали нерпы, пытаясь схватить из последних сил воздух через щели ловушки, не боясь получить пулю в лоб из Яшиного карабина. Потом я понял, что Яша врет, что ему никого не жалко, боясь просто не выжить в этом жестоком мире. Я же видел, как ему было жаль себя.
- Касатка, - крикнул я.
- Там второй, - вспомнил русский язык Яша.
Я схватил топор и обрубил буксир с тремя тушами за кормой, запах крови, которых привлек этих корсаров.
Резко добавил обороты и развернул бот носом на волну.
Но наше жертвоприношение их не интересовало. Они решили поиграть с нашим ботом в догонялки, а заодно и поиграть на наших натянутых как струны нервах.
Это им удалось. Они били своими тушами по деревянным скулам мотобота, примерно также как дельфины играют в носовых бурунах, идущего полным ходом судна. С той разницей, что эта игра больше напоминала игру гангстеров на автомагистрали, настигающих и берущих в тиски свою жертву.
В животе у меня стало холодно. Я сообразил, что нужно сбросить ход. И крикнул Яше:
- Бросай нерпу за борт!
Потерявший ход мотобот развернуло бортом к волне и стало захлестывать водой. Зато касатки отвязались от нас и кружили поблизости, кромсая брошенные нами туши нерп.
Я добавил самые малые обороты и крадущемся ходом повернул в сторону пролива. Почему-то подумав при этом: Хорошо, что мы все выбросили, теперь спокойно пройдем пролив.
***
- Эй, на барже, проснись, - оторвал меня от воспоминаний, а может быть и ото сна, крик с берега.
На берегу стояла Нива, рядом стоял Пономарь уже в акваланге, ластах и с маской в руке.
Я стал заводить двигатель, пусковой шнур несколько раз соскользнул с маховика.
- Совсем интеллигентом заделался, даже мотор завести не можешь, - крикнул Пономарь, - ладно, я сам до тебя доплыву.
Он залез в лодку и я, в отместку за интеллигента, произнес фразу, которая обидела его до конца вечера:
- Паша, что -то ты постарел.
- А ты, как был пижоном так им и остался, я, как увидел на водолазной станции шляпу, так сразу понял, что ты приехал, - обиженно ответил он, - ладно, отвези меня в район, где оставил Бардина.
Перед тем как уйти в воду Пономарь сказал:
-- У меня воздуха всего на два часа, они уже час в воде, думаю, через час можешь нас забирать.
И надев маску, перекинулся спиной за борт.
Я завел двигатель и направился под берег досматривать свои сны.
Солнце уже скрылось за теменью сопок мыса Анива. На море наступило время, когда на поверхности уже ничего нельзя отличить, видны только крупные силуэты кораблей на горизонте.
Зато звук распространяется на далекие расстояния, свет маяка с мыса Крылион не так заметен, как
слышен звук его ревуна.
Я уже собирался бросить якорь под берегом, как вдруг где-то издалека раздался человеческий голос. Мне показалось, что он доносится сверху, со звезд находящихся над моей головой.
Я с первого раза завел двигатель и пошел в открытое море, предполагая, что голос доносится оттуда. Но как я не всматривался в темную поверхность волн, никого не видел. Тогда я заглушил мотор и прислушался. Голос раздался совсем рядом. Я оглянулся и увидел черное лицо Пономаря.
Он держал маску в руке и махал мне. Я быстро завел мотор, подошел к нему, и на ходу, двумя руками, перевалившись через борт, вытянул его, набрав пол лодки воды. Откуда только силы взялись вытащить из воды такого верзилу, - подумал я, - наверное от стресса.
Пономарь был весь синий от холода, потом я понял - больше от страха.
- Здесь рядом две касатки, наши с Бардиным прячутся в гроте под нами. Зажги фальшфейер и опусти в воду, они попытаются выйти на нас, - клацая зубами, сказал он.
Я достал из ящика, на котором сидел, фальшфейер, отвинтил крышку и чиркнул теркой. Фальшфейер зашипел и заискрился, ничего не стало видно от яркого света, я опустил его в воду,
он немного пригас, но освещал воду довольно хорошо. Через некоторое время показались три черные тени.