Аннотация: Монография об отношении Аверченко к революционным преобразованиям в России после 1917 года.
Игорь Александрович Петраков
Аркадий Аверченко как зеркало русской революции
Исследование выполнено в июне - июле 2021 года
Омск 2021
СОДЕРЖАНИЕ:
ВВЕДЕНИЕ
1. КРИТИКИ ОБ АВЕРЧЕНКО
2. ЖИЗНЬ ДО РЕВОЛЮЦИИ
3. 1917-ЫЙ КАК ПОВОРОТНЫЙ ГОД
4. СБОРНИК "ДЮЖИНА НОЖЕЙ В СПИНУ РЕВОЛЮЦИИ"
5. СБОРНИК "нЕЧИСТАЯ СИЛА"
6. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ГЛАЗАМИ АВЕРЧЕНКО
7. ЖИЗНЬ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ
7.1. СЕВАСТОПОЛЬ
7.2. КОНСТАНТИНОПОЛЬ
7.3. ПРАГА, ЧЕХИЯ
БИБЛИОГРАФИЯ
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СПИСКИ ЛИТЕРАТУРЫ
Введение
В последние годы среди отечественных литературоведов все чаще возникает интерес к теме "Аркадий Аверченко и русская революция". Действительно, взгляды писателя, его отношение к Октябрьской революции 1917 года весьма оригинальны, отличаются своей категоричностью. Рассказы, посвященные этой теме, ярки и написаны весьма талантливо.
Тема социального общества, справедливости ( в том числе и социальной ) интересовала Аверченко задолго до начала революционных событий. В его рассказах 1900 - 1910 годов можно обнаружить интерес к темам бедности и богатства, неравномерного распределения денежных средств среди населения. Также Аверченко предлагает нам колоритные, убедительные сатирические портреты тогдашних хозяев жизни. В "Сатириконовских" вещах писателя продергиваются помещики, богатые торговцы, обыватели, чиновники. Достается и бедным слоям населения, вина которых - в недостатке образования и невежественности, "темноте". Достаточно вспомнить по этому поводу рассказ "Русская история" - про студента, который "гербаризацией баловался" и по ходу развития сюжета рассказа просвещал толпу поселян из Нижней Гоголевки. Понятно, что финал рассказа оказался печален - студента за его проповеди сначала избили, а потом утопили в реке. "Почему газеты умолчали об этом, - неизвестно", - замечает Аверченко.
Множество дореволюционных рассказов писателя посвящены бичеванию недостатков современного ему буржуазного общества. Речь идет и о бытовых отношениях - например, между мужем и женой ( рассказ "Жена" ), отношениям в семье ( рассказ "Отец" ).
Таким образом, Аверченко вряд ли мог консолидироваться с Владимиром Набоковым, написавшим своему иностранному визави:
Вы спрашиваете у меня, есть ли у писателя социальная ответственность?
Нет.
С Вас десять центов, сэр.
Аверченко выступает в своих рассказах не столько как индивидуалист ( что свойственно Набокову ), сколько как писатель, болеющий душой за судьбу России. Сколько чувств, сколько экспрессии в его "революционных" и "постреволюционных" рассказах!
Однако, несмотря на это обстоятельство, весьма распространенной была точка зрения, согласно которой политическая сатира была не самым сильным местом Аверченко.
Как замечает Ланин, обычно А. отказывались признавать "более чем юмористом". Такую точку зрения сформулировал Не-Буква (Василевский И.М.): "Но выдумка и фантазия до странного резко изменяют Аверченко, когда он старается делать политику. И тогда остаются только "осколки разбитого вдребезги" (He-Буква. Картонный меч // ПН. 1921. 4 янв.). А Тэффи в нескольких словах выразила наиболее распространенное в эмиграции мнение о месте А. в истории литературы: "Многие считали Аверченко русским Твеном, некоторые в свое время предсказывали ему путь Чехова. Но не Твен и не Чехов. Он русский чистокровный юморист, без надрывов и смеха сквозь слезы. Место его в русской литературе свое собственное, я бы сказала -- единственного русского юмориста. Место, оставленное им, наверное, долгие годы будет пустым" (НРС. 1949. 9 янв., цит. по: Ланин ).
Аверченко известен как мастер юмористического рассказа, но разве его сатира была безпомощной? Нет, сатирический отклик Аверченко на события русской революции имел свою силу.
1. Критики об Аверченко.
Критическое отношение Аверченко к русской революции, его жизнь за рубежом Советской России в качестве эмигранта были причиной того, что в советское время литературоведы о писателе особенно не распространялись.
"Исключение могут составить ряд статей О.Н. Михайлова, посвященные дореволюционным рассказам А. Т. Аверченко, и книга Л. А. Евстигнеевой "Журнал "Сатирикон" и поэты-сатириконцы" (1968), в которой (во многом с сохранением идеологических воззрений того времени) дается характеристика литературного и журналистского творчества ведущих сотрудников популярнейшего юмористического журнала" ( Кузьмина О.А. Рассказы А.Т.Аверченко, автореферат дисс. ).
Оживление в исследованиях, посвященных творчеству Аверченко, наступило в 80-е годы прошлого века, с началом перестройки и приходом к власти Горбачева.
Позже проза Аверченко, по словам Кузьминой, стала предметом диссертационных исследований Л Д. Николаева "Творчество Н. А. Тэффи и Л. Т. Аверченко": (Две тенденции развития русской юмористики)" (МГУ. 1993) и Е.К. Гуровой "Особенности сатирического дискурса (на материале рассказов и фельетонов'А.Аверченко ) (МГУ, 2001).
В исследовании Кузьминой, по словам самого автора, предпринимается попытка анализа поэтики всех рассказов сборника "Дюжина ножей..". Также выявляются сходство и различие между симферопольским (1920) и парижским (1921) изданиями "Дюжины ножей...".
Е.К.Гурова в своем диссертационном исследовании дает краткий обзор критики Аверченко в советский период:
Первые работы, посвященные журналу "Сатирикон" и его редактору Аркадию Аверченко, появились только в середине 60-х годов. Это прежде всего книги Л. Евстигнеевой (Спиридоновой) "Журнал "Сатирикон" и поэты-сатириконцы" и "Русская сатирическая литература начала XX века" (где журналу отведено значительное место), статья О. Михайлова "Аркадий Аверченко. 1881 - 1925", ставшая предисловием к сборнику рассказов писателя, вышедшему в 1964 году, некоторые другие. Только в 1999 году у российского читателя появилась возможность познакомиться с единственным монографическим исследованием жизни и деятельности Аркадия Аверченко - книгой Д.А. Левицкого, которая представляет собой воспроизведение докторской диссертации 1969 года на соискание ученой степени доктора философии.
В отличие от "литературоведческого анализа" Гурова предлагает нам анализ "индивидуального стиля". В последние годы, в связи со столетием русской революции ( или, как модно говорить, "октябрьского переворота" ) появился ряд статей, посвященных отношению Аверченко к событиям постреволюционной и революционной действительности, его отношению к вождям большевизма. Большинство из них мы рассмотрим на страницах данного исследования.
2. Жизнь до революции.
Автор работы "Сатирическое творчество А. Аверченко и М. Зощенко. А. Аверченко и журнал "Сатирикон"" приводит слова об Аверченко поэта Василия Князева:
Он нас пьянил, врываясь к нам в оконце,
И ослеплял, блестя меж нас звездой .
Горя в огне безмерного успеха,
Очаровательно дурачась и шаля,
Он хохотал, и вся страна как эхо,
Ликуя, вторила веселью короля .
О, как он был в те дни России дорог!
О, как мы верили, что он наш светлый Феб!
Мы, изглодавшие мильоны черствых корок,
Давно забывшие, что значит свежий хлеб.
Эта выпускная квалификационная работа посвящена в основном дореволюционному периоду творчества Аверченко. Из чтения работы можно сделать вывод: Аверченко был, без сомнения, популярен в дореволюционной России.
Несколько слов касается судьбы "Сатирикона" после революции -
Журнал "Сатирикон" успешно просуществовал до революционного переворота 1917 года, ставшим судьбоносным для журнала. В июле 1918 года был закрыт большевиками как оппозиционное советской власти издание. Аркадий Аверченко уезжает в Крым, занятый белогвардейцами, и в городе Севастополе работает в газете "Юг".
Однако и дореволюционная жизнь была не безоблачна, о чем свидетельствуют многие рассказы Аверченко. Например, герой рассказа "Широкая масленица" Кулаков весьма стеснен в средствах, и на свой малый доход может себе позволить только взять черную икру напрокат. Он обещает вернуть в магазин то, что не съест его гость. Возникает "конфликт" между гостем, стремящемся съесть как можно больше икры, и рачительным Кулаковым. Он приводит нашего героя к финальной истерике.
А в рассказе "История болезни Иванова" угадываются очертания будущих пертурбаций политической системы России. Сюжет рассказа состоит в том, что безпартийный петербуржец Иванов начинает стремительно "леветь" ( как впоследствии - и вся Россия ).
- ... А вчера как вы себя чувствовали?
- Октябристом, -- вздохнул Иванов. -- До обеда - правым крылом, а после обеда - левым...
Утверждается, что в основе рассказов Аверченко лежат подчас абсурдные анекдотические ситуации. Это наблюдение заставляет нас вспомнить о моем исследовании "Сюжет и герои в романах Ильфа и Петрова "12 стульев" и "Золотой теленок"".
О том, что жизнь в России до революции воспринималась Аверченко критически, говорит его расссказ "Русская история".
Рассказу предпослано посвящение: "Министерству народного просвещения". Рассказ, ярко сатирически окрашенный, повествует о встрече одного незадачливого студента, собиравшего на лугу гербарий, с поселянами и поселянками из села Нижняя Гоголевка. Толпа поселян, предводительствуемая стариком по фамилии Неуважай-Корыто ( "авторитет стариков белых как лунь и глупых как колода всегда высоко стоял в среде поселян" ) обвиняет студента в том, что он "холеру пущает".
Оправдываясь, студент вынужден заглотать зубной порошок, который нашли при нем, и запить его гуммиарабиком. Тогда студента хотят отпустить. Но вместо того, чтобы ругнуть мужиков и откланяться, студент начинает им рассказывать о том, что холера бывает вовсе не от порошков, а от маленьких палочек. "Толкуй!" - бросает реплику старик Неуважай-Корыто. Но кое-кто делает вид, что поверил. Глухой ропот поднимается лишь после того неслыханного факта, что луна сама не светит, а светит отраженным светом. После этого студента начинают бить. "Били долго, а потом утопили в реке. Почему газеты промолчали об этом, неизвестно".
В рассказе, т.о., обнаруживается сатира на дремучесть и необразованность крестьян при царской власти.
Не сладко приходилось до революции и близоруким людям, к которым относился сам Аверченко. Они были лишены некоторых социальных благ. Н.Ю. Желтова в статье А.Т. АВЕРЧЕНКО О "ЛЮДЯХ С ПРИЩУРЕННЫМИ ГЛАЗАМИ" рассматривает тему "социализации" близоруких людей в творчестве "короля юмора" А.Т. Аверченко сквозь "призму" фактов его собственной биографии.
Аверченко был настолько близорук, что не смог поступить в реальное училище - "Девяти лет отец пытался отдать меня в реальное училище, но оказалось, что я был настолько в то время слаб глазами и вообще болезнен, что поступить в училище не мог. Поэтому и пришлось учиться дома".
По одной легенде Аверченко лишился левого глаза после того, как заступился за женщину, с которой был знаком 5 минут. Один этот факт говорит о том, что нравы в дореволюционной России были неидеальными, мягко говоря.
Положение близоруких людей в дореволюционном обществе не раз становилось темой рассказов Аверченко. Он говорил так: "Постараюсь не хихикать, не подсмеиваться над несчастными, обиженными природой людьми, тем более что сам я близорук очень сильно и сам я перенес из-за этого много неприятностей и огорчений, о которой дальнозоркие люди и не слыхивали".
"Аверченко откровенно пишет о постоянной опасности, враждебности, которые могут исходить от мира для близорукого человека. Писатель с присущим ему юмором описывает ситуации в театре, где, автобиографический герой, он стал жертвой жестоких розыгрышей: "Я часто замечал, что дальнозоркие люди презирают нас и не прочь, если подвернется случай, подшутить, посмеяться над нами. Один знакомый потащил меня в театр и там сделал меня целью самых недостойных шуток и мистификаций... А я даже и не замечал этого"".
В статье СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ОРГАНИЗАЦИИ ИРОНИЧЕСКОЙ ОЦЕОНОЧНОСТИ И ЕЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ В ПРОЗЕ А.Т. АВЕРЧЕНКО Кучерявых Юлия Николаевна рассмтривает и комментирует рассказ "История болезни Иванова", приводя из него такую цитату:
- Кaк вы себя сейчaс чувствуете?
- Мирнообновленцем!
- А вчерa кaк вы себя чувствовaли?
- Октябристом, - вздохнул Ивaнов. - До обедa - прaвым крылом, a после обедa левым..." [9,
с. 40].
Утверждается, что "своеобразие самопрезентации, от непонимания происходящего до полного "мирнообновления", создается с помощью пресуппозиции и фонда фоновых знаний читателя: "мирнообновленцы" - "монархическая партия крупной буржуазии и помещиков в России. Создана в июле 1906 бывшими левыми октябристам и бывшими правыми кадетами на основе фракции "мирного обновления"".
Из рассказа ясно, что еще до революции Аверченко следил за политической жизнью страны, за борьбой партий внутри России. И при этом ощущал тенденцию к "полевению" российского обывателя. Стремительное "полевение" Иванова словно предвосхищает события революционной поры в России.
САТИРИКОН
Гурова Е.К. в диссертационном исследовании "Особенности сатирического дискурса: На материале рассказов и фельетонов А. Т. Аверченко" говорит об особом дискурсе у писателя. Это, конечно, еще не "Смысл и дискурс" Вашего автора, но тоже достойное внимания исследование.
Здесь прослеживается развитие таланта Аверченко начиная с харьковского периода. Упоминается, кстати, и первая русская революция - "Харьков - период самоопределения Аверченко как профессионального литератора и журналиста. По справедливому замечанию О. Михайлова, в этом ему помогла первая русская революция, которая "вызвала небывалый доселе в стране спрос на обличительную и сатирическую литературу" [Михайлов, 1985; 7]."
Уже в 1906 году Аверченко редактирует сатирический журнал "Штык". Последний вскоре оштрафовывается и закрывается. На смену ему приходит "Меч".
Исследовательница отмечает: "Аверченко не был политическим сатириком. Но среди его произведений встречаются талантливые, острые общественно-социальные произведения, где .. высмеиваются страхи обывателя, взяточничество чиновников, эпидемия шпиономании, литературная бездарность и ее дешевые штампы. Мишенью для его сатиры становится и все уродливое, антиэстетическое, "больное" в искусстве".
В статье КОМИЧЕСКИЕ ЭФФЕКТЫ В ПОВЕСТИ А. Т. АВЕРЧЕНКО "ПОДХОДЦЕВ И ДВОЕ ДРУГИХ" ( Гуманитарная парадигма, 2019, номер 1 ) Людмила Икитян утверждает, что в редакции "Сатирикона" до революции Аверченко нашел себе хороших друзей - "сотрудники "Сатирикона" <...> одно время были неразлучны друг с другом и всюду ходили гурьбой. Завидев одного, можно было заранее сказать, что сейчас увидишь остальных.
Впереди выступал круглолицый Аркадий Аверченко, крупный, дородный мужчина, очень плодовитый писатель, неистощимый остряк... Рядом шагал Радаков, художник, хохотун и богема, живописно лохматый, с широкими, пушистыми баками, похожими на петушиные перья. ...и над всеми возвышался Ре-Ми (или попросту Ремизов), замечательный карикатурист -- с милым, нелепым, курносым лицом. <...> Аверченко, в преувеличенно модном костюме, с брильянтом в сногсшибательном галстуке, производил впечатление моветонного щёголя. Ре-Ми не отставал от него" ( Икитян, с. 58 ).
В "Сатириконе" царила "самая товарищеская" атмосфера, и Аверченко чувствовал себя среди верных сотрудников как рыба в воде. Позднее революция отберет у него "Сатирикон" и возможность влять на сотни тысяч русских умов.
Статья Икитян рассказывает о комических эффектах в повести о Подходцеве - в том числе о "вывертах", нередко построенных на омонимии или полисемии. Это очевидно, напр., в таких фрагментах:
1 ) "- У меня порядочная дыра на локте.
- У такого порядочного человека даже дыра на локте должна быть
порядочная..." (318);
2 ) "Офицер рассмеялся:
- А вы, видно, рубаха-парень?!
- Совершенно верно. Многие до вас тоже находили у меня сходство с этой частью туалета" (362-363);
3 ) "-А где же больная?
Все онемели от изумления.
- Какая больная?
-Да ведь я специалист по женским болезням.
<...>
- Здесь есть двое больных. И оба они больны хронической женской болезнью --
глупостью..." (366).
Приводятся и примеры т.н. "сдвига в логике", позволяющего показать предмет с новой стороны:
- Что вы говорите! Никогда бы не сказал по первому впечатлению!"
2 ) "Да у меня всё сделано, -- подхватил энергичный Подходцев, похлопывая рукой
по свёрткам.
- Пистолеты?
- Они самые.
- Странно, что они имеют бутылочную форму.
- Новая система. Казённого образца!"
В статье ПРОБЛЕМА ЖАНРОВОГО СВОЕОБРАЗИЯ "ЭКСПЕДИЦИИ В ЗАПАДНУЮ ЕВРОПУ САТИРИКОНЦЕВ: ЮЖАКИНА, САНДЕРСА, МИФАСОВА И КРЫСАКОВА" А. Т. АВЕРЧЕНКО ( Гуманитарная парадигма, март 2019, номер 1 ) Караваева Евгения Сергеевна, определяя жанр "Экспедиции" как комические путевые очерки и путевой дневник, говорит о дружном заграничном путешествии сатириконовцев, совершенном летом 1911 года.
Интересно, что популярность книги о путешествиях сатириконовцев в Европе, была велика ( напр., прозвище Крысаков "навсегда пристало" к художнику Радакову ).
Аверченко настолько ценил своих друзей по "Сатирикону", что в книге изобразил их едва ли не под настоящими именами. И "современники без труда их узнавали, тем более что Аверченко изменил только фамилии, а имена-отчества оставил подлинными. Южакин -- это он сам, Крысаков -- Радаков, Мифасов -- Ремизов, Сандерс -- Ландау. Первая фамилия совершенно объяснима, вторая явно основана на комическом созвучии, третья, вероятно, "нотно-музыкальная": Ре-Ми(зов)/Ми-фа(сов)" ( Караваева, с.50 ). Даже слуга Василий вошел в книгу под именем слуги Мити.
Южакин повторяет поведение Аверченко. Он использует в речи шутки, хохмы.
Когда один соотечественник просил по-русски у итальянского лакея вермута, а тот не понимал, Южакин посоветовал:
"-- Скажите ему по-итальянски...
-- Да я не умею.
-- Как-нибудь... "прего, синьоре камерьере, дате мио гляччио вермуто..." Только ударение на "у" ставьте. А то не поймёт.
-- Ага! Мерси. Эй ты, смейся паяччио! Дате мио, как говорится, вермуто. Да живо!
-- Субито, синьоре, -- обрадовался итальянец.
-- То-то, брат. Морген фри"
( Караваева, с. 52 ).
Щербакова А.В. ( Кострома ) в статье СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ СОЗДАНИЯ ЛЮДИЧЕСКОЙ ФУНКЦИИ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ (ПО ПРОИЗВЕДЕНИЯМ А. АВЕРЧЕНКО, Н. ТЭФФИ И С. ЧЕРНОГО) рассматривает Яи ( языковую игру ) у Аверченко на примере "Экспедиции в Западную Европу сатириконцев" (1913). При этом можно заметить, что русские туристы в Европе были небогатыми людьми, что также свидетельствовало о невысоком статусе русских в Европе во время царской власти.
В статье "Аркадий Аверченко - король русского юмора" Любовь Лайба предпринимает экскурс в дореволюционное бытие Аверченко. Успех АВерченко, замечает критик, был напрямую связан с успехом "Сатирикона". Неудивительно, - Аверченко здесь "был и редактором, и основным автором, и душой редакционной семьи".
Л.Лайба рассматривает рассказы Аверченко как хорошо рассказанные анекдоты. И приводит его рекомендации по написанию анекдотов.
1. Анекдот должен быть краток.
2. Блестящ по передаче.
3. В конце неожидан.
"Блестящий" характер рассказов Аверченко обезпечивался благодаря колоритному языку писателя и его героев. За феноменом этого языка, стоит, безусловно богатый жизненный и писательский опыт самого Аверченко. Например, в рассказе "Старческое" мы встречаем героя - самого писателя, который в 1954, кажется, гду рассказывает своим внукам о том, как весело проводили время его современники в различных застольях и праздниках. Все они были связаны с употреблением алкогольных напитков, в частности, водки ( "молодостью повеяло на меня от этого слова - водка" ). Убедительно писатель описывает то, как его маленькие внуки не могут понять смысла алкогольных возлияний. Напр.,
- Пью этот бокал за Веру Семеновну.
- За Веру Семеновну? Что она, значит, сама не пила?
- Какое там! Иногда пила как лошадь.
Не только язык обезпечивает неповторимость и уникальность произведений Аверченко, считает исследовательница. Причина их успеха - еще и в "динамичном сюжете", который доводит "ненормальную" ситуацию до абсурда, до комизма, до алогизма. Так, в рассказе "Рыцарь индустрии" обнаруживаются следующие сюжетные "приемы":
1.Кольцевая композиция.
2.Повторение ситуаций, которые с каждым разом становятся все абсурднее.
3.Неожиданный финал.
Важно и то, что героем произведения чаще всего является эрудированный и образованный автор. Иногда появляются и другие повествователи. В рассказе "Функельман и сын" - это еврейская мать. В этом произведении узнаются политические реалии 1910-х годов: сын героини читает Кропоткина. "Призвала на помощь мужа. Тот стал Мотю водить в кино, в цирк. Не помогло: юноша продолжал читать Кропоткина. Тогда отец повел сына в бильярдную и кафешантан. Сработало. Про книги юноша забыл, но у обоих мужчин в карманах появились ажурные чулки. От греха подальше мама подложила под подушку сыну все того же Кропоткина. Кольцо сюжета замкнулось".
В.В. Лебедев ( студент Института истории и политики МПГУ ) в статье ПОЛИТИЧЕСКАЯ САТИРА А.Т. АВЕРЧЕНКО В ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ ЛЕТНЕ-ОСЕННЕГО КРИЗИСА 1915 г. касается отдельных аспектов дореволюционной сатиры "короля смеха".
Речь идет о картикатурах и рассказах, опубликованных в "Новом Сатириконе" во время войны с Германией. Представители немецкой военщины представлены здесь с подлинным сарказмом. Наоборот, русские герои - ничиная с образа "пробужденной" девицы - России - и заканчивая рисунком Рябушинского - представлены без всякой иронии.
Вывод, который делает Лебедев: во время политического кризиса лета-осени 1915 г. "Новый Сатирикон" выступил на стороне либерально-буржуазной оппозиции, в лице которой видел наилучшую альтернативу действующей власти. Думских правых, других одиозных сторонников правительства А.Т. Аверченко безжалостно клеймил и высмеивал. Неудача, постигшая тогда либеральную оппозицию, лишь укрепила решимость сатириконцев продолжать борьбу с "канцелярским Петроградом" (т.е. с царизмом) до полной победы.
Аверченко, как видим, вовсе не был заскорузлым реакционером и сторонником царизма. В своих рассказах он обличал недостатки существовавшего тогда общественного строя. Под сатирическое перо Аверченко попадали и самодуры-учителя, и творцы-авангардисты ( рассказ "Крыса на подносе" ), и журналисты, восхищающиеся абстрактными полотнами, смысл которых был неведом ни им самим, ни собственно их авторам ( рассказ "Ихневмоны" ). Сатирически изображались незадачливые бизнесмены, которые торговали всем подряд ( рассказ "Рыцарь индустрии" ).
О жизни Аверченко до революции так писала Тэффи: "Сам Аверченко производил очень приятное впечатление. В начале своей петербургской карьеры был он немножко провинциален -- завивался барашком. Как все настоящие остряки, был всегда серьезен. Говорил особенно, как-то скандируя слова, будто кого-то передразнивал. Вокруг него скоро образовалась целая свита. Все подделывались под его манеру говорить и все не переставая острили".
"Аверченко любил свою работу и любил петербургскую угарную жизнь, ресторан "Вена", веселые компании, интересных актрис. В каждом большом ресторане на стене около телефонного аппарата можно было увидеть нацарапанный номер его телефона. Это записывали на всякий случаи его друзья, которым часто приходило в голову вызвать его, если подбиралась подходящая компания".
Неудивительно, что к советской власти, отобравшей у него большую часть названных радостей жизни, писатель относился отрицательно.
Наталья Дремова в статье "Ножи в спину революции: как писателя Аверченко Ленин похвалил" замечает, что Аверченко критически относился к успехам армии во времена Первой мировой.
Так, в 1915 году главнокомандующий армией "наложил арест в пределах армии и Петроградского военного округа на книгу Аркадия Аверченко "Рассказы для выздоравливающих" с помещенным в ней рассказом "Война". Особенное возмущение, как вспоминали, современники, вызвали идея братания с противником и эпизод с описанием военных действий: "Потом кто-то от кого-то побежал. Мы ли от немцев, немцы ли от нас -- неизвестно. Вообще, я того мнения, что в настоящей битве никогда не разберешь -- кто кого поколотил, и кто от кого бежал... Это уж потом разбирают опытные люди в главном штабе"".
САЛОЖЕНКИНА Татьяна Борисовна -- учитель лицея N 18 г. Новочебоксарска, Республика Чувашия - в статье ГРАНИ КОМИЧЕСКОГО В РАССКАЗЕ А.АВЕРЧЕНКО "ВЕСЕЛЬЕ" И РАССКАЗЕ М.ВЕЛЛЕРА "ХОЧУ БЫТЬ ДВОРНИКОМ" - сравнивает рассказ Аверченко с произведением современного автора.
При этом из приведенного рассказа видно, что в дореволюционной семейной жизни далеко не все было так гладко, как хотелось бы писателю. Умная барышня раскрывает герою рассказа глаза на суть семейных взаимоотношений "при царе":
- Сколько здесь вас, барышень?
Она посмотрела на меня смеющимся взглядом:
-- Шесть штук.
-- И все хотят замуж?
-- Безумно.
-- И все в разговоре заявляют, что никогда, никогда не выйдут замуж?
-- А то как же... Все.
-- И обирать будут мужей и изменять им -- все?
-- Если есть темперамент -- изменят, нет его -- только обдерут мужа.
-- И вы тоже такая?
-- И я.
В комнате никого, кроме нас, не было.
Я обнял милую барышню крепко, и благодарно поцеловал её, и ушёл от Кармалеевых немного успокоенный.
Переднее Ольга в дипломной работе "Сатира и юмор в творчестве А. Т. Аверченко", вернее, в его первой главе, останавливается на деятельности Аверченко до революции, которая, безусловно, была связана с журналом "Сатирикон" ( как у меня - с журналом "Бузовик", см. сайт petrak-igor.narod.ru ).
Подробно останавливается исследовательница, например, на авторах "Сатирикона", среди которых было немало ныне хрестоматийных авторов. Замечено, что символом журнала стал сатир, созданный художником Радаковым. Кроме того, отмечено, что еще в 1905 году Горький выступил с призывом издавать орган, напоминающий "Симплициссимус" - журнал, в котором подвергались осмеянию все устои немецкого общества.
""Сатирикон", по замыслу редакции, должен был соединить олимпийское спокойствие, жизнестойкость, ясность и здравый смысл с критическим изображением современных событий и общественных нравов. Это была довольно сложная задача в момент, когда существовала разветвленная система "принудительного молчания". Борясь за свое существование, редакция "Сатирикона" старательно укутывала колкие остроты толстым слоем ваты", - пишет Переднее.
Во второй главе дипломной работы речь идет о сатирических рассказах Аверченко, написанных им до 1917 года. Мишенью сатирика здесь становилось несколько типов людей. Во-первых, это "средний" человек-обыватель, считает автор работы ( как известно, Набоков полагал, что этот выдуманный среднестатистический гражданин - всего лишь плод хитросплетений статистики ).
Рассматриваются несколько рассказов Аверченко ( напр., "Рыцарь индустрии", "Широкая масленица", "Волчья шуба" ). Рассмотрение рассказов переложено обильными цитатами ( почти как у меня ).
Утверждается, что и до революции Аверченко писал не только на бытовые, но и на социально-политические темы. В качестве примера приводится рассказ "Виктор Поликарпович" - о портовом сборе в городе, где нет моря. В этом рассказе имя столичного чиновника наводит трепет на ревизионную комиссию:
-- Очень странно: проект морского сбора разрабатывало нас двое, а арестовывают меня одного.
Руки ревизора замелькали, как две юрких белых мыши.
-- Ага! Так, так... Вместе разрабатывали?! С кем?
Его превосходительство улыбнулся.
-- С одним человеком. Не здешний. Питерский, чиновник.
-- Д-а-а? Кто же этот человек?
Его превосходительство помолчал и потом внятно сказал, прищурившись в потолок:
-- Виктор Поликарпович.
Была тишина. Семь минут нахмурив брови, ревизор разглядывал с пытливостью и интересом свои руки...
И нарушил молчание:
-- Так, так... А какие были деньги получены: золотом или бумажками?
-- Бумажками
-- Ну, раз бумажками - тогда ничего. Извиняюсь за безпокойство, ваше превосходительство. Гм... гм...
( цит. по: Переднее ).
Исследовательница вспоминает в связи с этим гоголевских "борзых щенков".
Еще один пример неравнодушия Аверченко к социальным проблемам - рассказ "История болезни Иванова".
Из этого рассказа делается вывод, что обыватель Иванов боится перемен в жизни до такой степени, что "доносит сам на себя".
Также интересен рассказ "Робинзоны", который рассматривает автор дипломной работы. По сюжету рассказа на необитаемом острове оказываются интеллигент Павел Нарымский и бывший шпик Пров Иванов Акациев. Бывший шпик требует предъявить ему паспорт ( прямо как булгаковский кот Бегемот ), пристает с вопросами к деятельному интеллигенту:
-- А вы строительный устав знаете?...
-- Разрешение строительной комиссии в рассуждении пожара у вас имеется?...
-- Вы имеете разрешение на право ношение оружия?...
-- Потрудитесь сдать мне оружие под расписку хранения впредь до разбора дела...
Вывод: Аверченко издевался над жандармами и околоточными, чиновниками - взяточниками и либералами - говорунами, высмеивал лицемерие, ханжество, людские пороки.
Иллюстрацией к этому выводу может служить рассказ Аверченко, в котором шпик так часто навещает героя, что тот уже и кормит, и поит его, и подвозит по его делам.
Другой рассказ - "День человеческий" ( о нем пишет исследовательница ). В нем спешащий на службу чиновник на ходу сует герою руку, бросая: "-- Как поживаете, что поделываете? -- а он задерживает его руку в своей и с серьезным лицом говорит: -- Как поживаю? Да вот я вам сейчас расскажу... Хотя особенного в моей жизни за это время ничего не случилось, но есть все же некоторые факты, которые вас должны заинтересовать... Позавчера я простудился, думал, что-нибудь серьезное - оказывается, пустяки... Поставил термометр, а он..."
Этот сюжет напоминает нам солоухинскую заметку из "Камешков на ладони", в которой герой тоже пытается подробно рассказать о своей жизни спросившему у него формально - "Как дела?"
В статье ОСОБЕННОСТИ КОМИЧЕСКОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ "МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА" В РАССКАЗАХ-АНЕКДОТАХ А. Т. АВЕРЧЕНКО ( Вестник ТвГУ. Серия "Филология". 2014. N 3 ) Н. П. Чиж ( Российский университет дружбы народов ), анализируя жанр рассказа-анекдота у Аверченко, рассматривает такое его творение как рассказ "Грозное местоимение", где некто Его Превосходительство становится одержим мыслью, что все должны обращаться к нему на "вы", при том что за ним самим сохраняется право на обращенное к каждому "ты". И это касается не только местоимений, но и самого сочетания букв. Его Превосходительство, считая унизительным произнести "вы", просит кучера подготовить ему "тыезд", потому что, что солнце "тысоко", ругает швейцара, что тот разостлал "нотый" ковер, советует кучеру приобрести шапку из "тыдры" или "тыхухоли".
Этот образец языковой игры подтверждает большую разницу между сословиями в царской России. В рассказе она проявляется на уровне лексики.
Отдельная тема Аверченко - проблемы и беды редакторов и сотрудников печатных изданий в царской России. Им посвящен рассказ "Последний экипаж", где главный герой, Редактор, обещает своей жене подарить экипаж: лошадок, затем автомобиль, потом моноплан, "но всякий раз вынужден тратить деньги не на подарок возлюбленной, а на оплату штрафа за нарушения закона о печати. И уже в глубокой старости, когда жена, умирая, робко просит о последнем экипаже - катафалке, муж обещает обезпечить ей похороны на деньги, сэкономленные на сигаретах. И в этот момент является околоточный, с постановлением на триста рублей: "Привычным жестом полез Редактор в боковой карман и вынул три сотенных бумажки"" ( с. 475-476 ).
Особое место в дореволюционных рассказах Аверченко занимают доморощенные и зачастую бездарные служители искусства, "опошляющие саму идею творчества". Утверждается, что редакторские будни Аверченко нашли отражение в рассказах "Поэт", "Аполлон", "Неизлечимые", "Аргонавты" ( добавим - и "Ихневмоны" ). Герой в этих рассказах сталкивается с многоликой стихией графоманства, безталанного бумагомарания.
При этом графоманы бывают удивительно назойливы, как в рассказе "Поэт" -
Я терпеливо выслушал эти стихи еще раз, но потом твердо и сухо сказал:
-- Стихи не подходят.
-- Удивительно. Знаете что: я вам оставлю рукопись, а вы после вчитайтесь в нее. Вдруг да подойдет.
-- Нет, зачем же оставлять?!
-- Право, оставлю. Вы бы посоветовались с кем-нибудь, а?
-- Не надо. Оставьте их у себя.
Кучерявых Юлия Николаевна в статье ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ А. Т. АВЕРЧЕНКО ( Филологические науки, Вопросы теории и практики, Тамбов: Грамота, 2017. N 6(72) ) приводит такую цитату: "но русский человек хитер: они взяли да цензуре эзопов язык показали!". Цитата свидетельствует об особом отношении Аверченко к цензуре. Действительно, с цензурными ограничениями ( порой нелепыми ) в царской России приходилось отважно бороться сатириконовцам.
Также Кучерявых анализирует ( а ведь по другому не скажешь! ) фррагменты повести Аверченко "Подходцев и двое других". Она выявляет случаи языковой игры в повести ( например, со словами "порядочный ( челоовек - дыра )" и "жрица - жрать".
В рассказе "Фокус великого кино" Аверченко выступает не только как критик революционных преобразований, затеянных большевиками, но и как порицатель всего косного, дурного, что было в царской России.
Так, "вылетел из царского дворца Распутин и покатил к себе в Тюмень. Лента-то ведь обратная". Не только русского чуда - Распутина - не поддерживает Аверченко, но и русских же погромщиков, произведших в свое время знаменитые еврейские погромы -
..и вот уже на экране четко вырисовываются жуткие подробности октябрьских погромов.
Но, однако, тут это не страшно. Громилы выдергивают свои ножи из груди убитых, те шевелятся, встают и убегают, летающий в воздухе пух аккуратно сам слетается в еврейские перины, и все принимает прежний вид.
( Дюжина ножей )
Единственная отрадная новость во всей этой свистопляске - царский манифест 17 октября, данный Николаем II свободной России. Это "самый счастливый" момент всей жизни, по мнению Аверченко.
3. 1917-ый как поворотный год
После семнадцатого года, по словам О.А. Кузьминой, качество аверченковского юмора меняется. "Веселый, безмятежный" юмор уступает место едкой сатире. Пример - рассказ "Пролетарское искусство (Лекция, прочитанная Никандром Храповым на собрании Колпинской комячейки)".
Предмет осмеяния автора - речь Никандра Храпова. Она испещрена направильностями, ошибками, просторечными словами, жаргонизмами и вульгаризмами. Аверченко предоставляет своему герою возможность "выговориться". Этот персонаж, назначенный на должность "спеца по культуре" на том простом основании, что он проработал 4 года сторожем при консерватории, обнаруживает свою безграмотность - несмотря на свои амбиции.