В этой статье я подробно рассмотрю вопрос о соотношении образа набоковского героя с представлениями об общественной норме. Итак, помолясь, приступим.
Читая Набокова, невозможно отвлечься от мысли, что большинство его героев так или иначе выходят за пределы обозначенной мною нормы. Именно такие герои интересны Набокову как писателю и человеку. Герой Набокова - прежде всего яркая личность, индивидуум, часто не попадающий в ногу с обществом и временем.
Отклонения от нормы могут быть как со знаком плюс, так и со знаком минус. Набоков обозначает два полюса, находящихся за пределами нормы - сумасшествие и гениальность. Сумасшедшим, например, можно назвать героя романа "Отчаяние" Германа, задумавшего преступление против своего воображаемого двойника. И допустившего просчет, и пойманного полицией. Герой романа "Лолита" Гумберт Гумберт - эротоман, влюбившийся в 14-летнюю девочку ( а это запрещено даже в Соединенных Штатах ). С другой стороны, герой романа "Дар" - гениальный писатель, наделенный даром сопрягать разные времена в одной точке пространства, живым воображением и несомненным литературным талантом. Герой романа "Защита Лужина" - гениальный шахматист, сделавший карьеру в шахматном мире, который словно забирает у него, в свою очередь, его рассудок.
к самому понятию общественной нормы Набоков относился, впрочем, скептически. Писатель считал, что так называемый нормальный "средний человек" - в действительности не существует, это лишь ход хитросплетений лукавой статистики. За понятием нормы зачастую скрывается тот самый "здравый смысл", который писатель обличал в своей лекции "Искусство литературы и здравый смысл". Вот что он писал об этом явлении: " Читать биографию здравого смысла нельзя без отвращения. Здравый смысл растоптал множество нежных гениев.. По наущению здравого смысла уродливое, но могучее государство крушило привлекательных, но хрупких соседей, как только история предоставляла шанс" ( Лекции по зарубежной литературе, СПб, 2014, с. 522 ). Нет ни единого человека, считал Набоков, которого здравомыслящее большинство в его "праведном" гневе, в удачно выбранной точке исторического процесса не осудило бы на смерть.
Набоков, по-моему, изобразил преступника как героя только однажды - в "Отчаянии" ( не считая "Лолиты", разумеется ). Его изощренный ум - желанный предмет для изображения писателем. Впрочем, в той же лекции отмечено, что "преступники обычно люди без воображения, поскольку его развитие, даже по убогим законам здравого смысла, отвратило бы их от зла, изобразив гравюру с реальными наручниками". Вывод: преступление - настоящее торжество пошлости, и чем оно удачнее, тем глупее выглядит.
Образ героя - сумасшедшего, который существует в своей особой логике, - это тоже случай отклонения от нормы. "Сумасшедший, - писал Набоков, - его личность обезглавлена; а личность художника увеличена. Сумасшествие - всего лишь больной остаток здравого смысла, а гениальность - величайшее духовное здоровье, и криминолог Ломброзо все перепутал, когда пытался установить их родство. Бузумцы потому и безумны, что, тщательно и опрометчиво расчленив привычный мир, лишены - или лишились - власти создать новый, столь же гармоничный как и прежде" ( ЛПЗЛ, 532 ). Набоков в финале лекции предлагает нам уверенно столкнуть "монстра здравого смысла" с крыльца.
Итак, далее нужно рассмотреть мнения о соотношении образа героя с общественной нормой в критике и набоковедении. Поэтому статья будет разбита на ряд глав, в каждой из которой будет рассмотрено мнение одного ученого или критика.
1. ПАВЕЛ КУЗНЕЦОВ. УТОПИЯ ОДИНОЧЕСТВА. ВЛАДИМИР НАБОКОВ И МЕТАФИЗИКА. 1992
Автор статьи говорит о презрении писателя к "общим" понятиям в жизни и литературе. И о том, как Набоков понимал действительность как таковую. "Реальность, - говорит Набоков, - безконечная вереница шагов, уровней понимания и, следовательно, она недостижима. Поэтому мы и живем, окруженные более или менее таинственными предметами" ( 1992, 244 ). Набоков прямо говорит о том, что не может использовать это слово, не взяв его в кавычки. Помнится, другой исследователь по этому поводу замечал, что для писателя не сушествовало "усредненной реальности". Набоков восхищался именно единичным, считает Кузнецов. Отсюда - его конфликт с эпохой, с историей, "где всеобщее, соборное, коллективное всегда доминировало над единичным, где философия, идеология, религия, общественное мнение, как правило, терроризируют все уникальное, навязывая несчастному индивидууму свои универсальные и безличные законы" ( там же ).
В подтверждение этого тезиса приводятся слова из рассказа ( или повести? ) "Соглядатай", герой которой утверждает, что глупо искать закона и еще глупее - его найти. "Надумает нищий духом, что весь путь человечества можно объяснить игрою планет или борьбой пустого с туго набитым желудком, пригласит к богине Клио аккуратного секретарчика из мещан, откроет оптовую торговлю эпохами, народными массами, и тогда несдобровать отдельному индивидууму с его двумя бедными "у", безнадежно аукающимися в чащобе экономических причин".
Автор статьи утверждает, что пошлость в понимании Набокова - есть обобщение, переведение единичного во всеобщее. Так, общественные заслуги персонажа романа "Подвиг" Иоголевича переплавляются в форму пошлого некролога, который состоит из общих мест: "пламенел любовью к России", "всегда держал высоко перо". Эти характеристики подходят слишком для многих. Мартыну же больше всего было жаль своеобразия покойного, "действительно незаменимого, - его жестов, бороды, лепных морщин, неожиданной застенчивой улыбки, и пиджачной пуговицы, висевшей на нитке.. Это было в каком-то смысле ценнее его общественных заслуг, для которых был такой удобный шаблончик" ( 1992, 245 ).
В своем дистанцировании от общественного Набоков будто отодвигается даже от церкви. В романе "Пнин", например, говорится о Православной Церкви как о "благостной общине, так мало требующей от совести по сравнению с теми утешениями, которые она сулит".
Норма и тайна существования у Набокова противостоят друг другу, считает Кузнецов. "Объясняя Набокова и используя язык в транзитивном смысле, я тут же отдаю себе отчет, что нелепо объяснять того, кто считал этот мир принципиально необъяснимым: всякое объяснение убивает тайну - то, что автор "ПнК" ценил превыше всего; когда исчезает тайна, мир становится прозрачным".
Еще одно замечание: чувство уникальности собственного мира у Набокова - родом из детства. У обычного человека оно с годами стирается. Но Набоков сохранил его до конца, сопротивляясь безчисленным способам "обобщения", "благодаря которым существует любое общество".
Противники Набокова полагают, что у писателя маловато метафизической глубины, религиозных откровений. Они видят в нем, как заметил Кузнецов, стилиста, эстета, "талантливого пустопляса", порвавшего с традициями русской литературы. Почитатели Набокова, напротив, в этом видят его достоинства.
Завершая свою статью, Кузнецов приводит в качестве примера гениальности, почитаемой Набоковым, фигуру Шекспира. Набоков восхищается им потому, считает автор статьи, что тайна личности Шекспира скрыта от потомков. Так и Набоков, считает Кузнецов, хотел скрыть свою личность от современников и потомков.
2. Вл. АЛЕКСАНДРОВ. НАБОКОВ и ПОТУСТОРОННОСТЬ. 1999 год.
Название книги говорит само за себя. Исследователь берется изучать такую тонкую и неуловимую материю как "потусторонний мир" у Набокова. Исследуется ряд произведений писателя, в которых поднимается тема иного мира, иного существования.
Много говорится в книге о романе "Приглашение на казнь". О противопоставлении материального и ментального мира в этом произведении. Кстати, об этом развернуто написал и Ваш "покорный слуга" в сочинении "Онтологические сюжеты романа Набокова "Приглашение на казнь".
По мнению автора книги, материальный мир "ПнК" - это мир тюремщиков. В нем они пребывают и им они наслаждаются ( вспомним хотя бы проповедь земных наслаждений мсье Пьера - палача ). Для Цинцинната этот мир всего лишь фальшивка, по сравнению с ментальным миром - миром, который он прозревает и о котором догадывается.
Но вернемся к теме собственно нашей статьи. У Набокова герой противостоит "обществу" ( в том числе обществу тюремщиков в "ПнК" ) так же как человеческое сознание противостоит миру, скажем, у экзистенциалистов ( см. роман Сартра "Тошнота" ). Человеческая мысль бьет поверх смерти ( "Соглядатай" ) - и Бог знает, сколько еще будет бить. Это мысль героя набоковского произведения. А герой, в свою очередь, - часто поэт, писатель, автор дневника, исповеди. Вот что пишет по этому поводу Набоков в мемуарах: "Не там и не тогда, не в этих косматых снах, дается редкий случай заглянуть за свои пределы, а дается нам этот случай наяву, когда мы в полном блеске сознания, в минуты радости, силы и удачи - на мачте, на перевале, за рабочим столом.. И хоть мало различаешь во мгле, все же блаженно верится, что смотришь туда, куда нужно" ( 1999, 43 ).
Итак, герой - художник, писатель, творческий человек. И к Богу он относится как к Творцу, Создателю мира как художественного произведения, носителю творческого потенциала. Вот что говорит Набоков: "Писателю следует внимательно изучать труды своих конкурентов, в том числе и Всемогущего.. художник должен знать данный ему мир. Воображение без знания ведет лишь на задворки примитивного искусства" ( там же, 45 ).
Речь идет, разумеется, и о "так называемой "реальности"". Александров пишет, что это словцо Набоков часто окружает кавычками, тем самым подчеркивая ее зависимость от познающей индивидуальности.
К церковным правилам Набоков, боюсь, также относился как к разновидности житейской, посюсторонней нормы. Часто он, по наблюдению Александрова, говорил, что его не интересует религия. Точнее, религия утрачивает для него смысл за пределами "литературной стилизации". "Однажды Набоков с некоторой гордостью припомнил, как шокировал он одного русского критика-эмигранта утверждением своего "совершенного равнодушия к организованному мистицизму, религии, церкви - любой церкви"" ( 1999, 48 ). Продолжая эту мысль, Набоков утверждал, что ценность для него имеет лишь личный собственный опыт и опыт семьи - как источник мировоззрения. Так, Набоков говорит о материнской вере - "Ее проникновенная и невинная вера одинаково принимала и существование вечного, и невозможность осмыслить его в условиях временного. Она верила, что единственно доступное земной душе, это ловить далеко впереди.. проблеск чего-то настоящего" ( 1999, 48-49 ).
Итак, личный опыт ставится во главу угла. Как не вспомнить слова героя "Отчаяния" о том, что "сказку" о Боге он не принимает потому, что это - не его, а всеобщая сказка. Впрочем, для читателя Герман - конечно, не авторитет в области религиоведения. Вот что пишет Александров, продолжая тему влияния матери на сына применительно к Набокову - "В духовной жизни матери и сына есть переклички, которые заставляют думать, что в потусторонность он входит через двери, приоткрытые ею. Набоков вспоминает, что стоило ему в детстве поделиться "тем или другим необычайным чувством", как сразу она "с жутковатой простотой" заговаривала о собственных снах и оккультном опыте" ( там же ).
Исследователь пишет, что Набоков хочет, чтобы "читатели прямо, без всякого посредничества переживали плодотворный жизненный опыт" ( 1999, 51 ). То есть его личный опыт. Для писателя важнее личный статус героя в его глазах, нежели его социальный статус ( если воспользоваться выражением Гоши из фильма "Москва слезам не верит" ).
В романе "Приглашение на казнь" люди, окружающие героя, больше похожи на кукол, а сам материальный мир отдает фальшивкой. Александров в своей книги приводит мнение С.Давыдова, который полагает, что роман соответствует гностическим идеям, согласно которым человек "попадает в западню порочного материального мира, а тело его - тюрьма души" ( 1999, 106 ). В финале романа материальный мир, пестуемый второстепенными персонажами, распадается. Это соответствует идее гностиков - о том, что с возвращение духовных сущностей к их божественному источнику материальный мир будет разрушен.
Речь идет, в общем-то, о православной теме человеческой души и тела. "Подобно тому, как Лужин знает, что полное погружение в мир шахмат ( что в здешней жизни ведет к безумию ) есть путь к прекрасной нематериальности, Цинциннат угадывает, что .. освободит его от бремени телесности. Но поскольку оба персонажа состоят не только из духа, но также из плоти и крови, их не может не страшить утрата части самого себя, каковой грозит полное растворение в потусторонности" ( 1999. 109 ).
Об обществе в "ПнК" я уже писал в "Онтологических сюжетах романа..". Второстепенные персонажи этого романа, еще раз повторюсь, напоминают кукол. Не зря Цинциннат говорит, что он окружен призраками - не настоящими людьми. Они для героя ирреальны, считает Александров. Цинциннат как герой романа обладает целостностью - в отличие от них. "Бездушные куклы", - так аттестует их исследователь. Как не вспомнить слова одного критика, который утверждал, что персонажам Набокова не хватает "чего-то неуловимо важного, может быть, души". "Например, директор тюрьмы носит "идеальный парик", у него "без любви выбранное лицо" с "несколько устарелой системой морщин". Перед нами, стало быть, старомодный и довольно небрежно выполненный муляж человеческого существа. Директор - участник шарады, разыгрываемой для Цинцинната; видно это, между прочим, из того, что, войдя, директор тут же исчезает, словно растворяясь в воздухе, а затем, через минуту, появляется вновь. В отличие от Цинцинната, который растворяется, освободившись от телесной оболочки, - акт, символизирующий наличие духовной сущности, - директор напоминает куклу, чье первое появление не удовлетворило невидимого кукловода. Другие тюремщики описаны в том же стиле - на них костюмы и парики, они играют, часто переигрывая, определенные роли" ( 1999, 113 ).
Материальный мир, в котором вольготно чувствуют себя эти персонажи - искусственный, перекошенный. Герой выделяется среди ряда "бездушных" ( а это их знаменатель, считает Александров ) персонажей. Не зря Цинциннат обращается к своему окружению так: "призраки, оборотни, пародии". Герой на фоне кукол выглядит "одним живым на всю страну большую гражданином" ( как писал Набоков в стихотворении "Для странствия ночного мне не надо.." ). "Я не простой.. я тот, который жив среди вас.. Не только мои глаза другие, и слух, и вкус, - не только обоняние, как у оленя, а осязание, как у нетопыря, - но главное: дар сочетать это в одной точке.. Нет, тайна еще не раскрыта, - даже это - только огниво, - и я не заикнулся еще о зарождении огня, о нем самом" ( 1999, 115 ).
Материальный мир в романе символизирует тупое твердое "ТУТ", "тесная тюрьма", где две буквы "т" напоминают двух рослых широкоплечих стражников, среди которых находится несчастный индивидуум с его двумя "бедными "у"". Ментальный мир - тоническое-опорное-трезвучие "ТАМ". Это Тамарины сады и шире - весь иной мир, где находится оригинал этих садов. "Там" - образ воли, "с которой ассоциируется лесной пейзаж" и образ "потустороннего мира", считает Александров.
Александров исследует проблему соотношения героя и автора у Набокова. По его предположению, Цинциннат и есть скрытый автор романа. А повествовательное пространство зависит якобы от сознания героя. "Такую же зависимость выстраивает Набоков в повести "Соглядатай" ( 1930 ), где действительность, в которой пребывает персонаж, похоже, порождается его мыслью. И все же подобное прочтение "ПнК" представляется слишком вольным" ( 1999, 120 ).
По словам ученого, в романе есть система деталей, указывающая на то, что человеческая жизнь подобна книге, созданной в "мире трансцедентного".
А Цинциннат - говорит о своей зависти к поэтам, способным "пронестись по странице и прямо со страницы, где остается бежать только тень - сняться - и в синеву". Александров пишет об "образе тени", которая продолжает передвигаться, в то время как предмет, ее отбрасывающий, удаляется. По его мнению, это ясное предвестие того, что Цинциннат поднимется с плахи.
Александров невольно, сам того не желая, поднимает тему одиночества героя в человеческом обществе. В чем причина? "В своем мире он одинок, ибо, как он сам говорит, в мире нет человека, который бы умел разговаривать на его языке".
Цинциннату ближе иной мир, иная норма. Он "связан" с инобытием, которое, по мысли Александрова, радикально отличается от мира здешнего. "Такое различие вообще лежит в основе набоковского мировоззрения".
В зеркалах иного мира обретают смысл особые предметы - "нетки", безсмысленные в мире материальном. В "кривых" зеркалах они обретают форму, гармонию. "Нетки" становятся, по словам Александрова, чем-то вроде примеров, к которым Цецелия Ц обращается, дабы понять сыну, что "окружающие его в тюрьме абсурд и страдания.. обнаружат, стоит их только увидеть в адекватном контексте мира духовности, свой истинный смысл" ( 1999, 125 ). Герой - постулирует Александров - временно находится в материальном мире, и он существо тоже материальное, хотя и говорит о "невидимой пуповине", связывающей его жизнь с потусторонностью. Его окружает в романе не иной мир, а коловращение тюремной рутинвы. "Не случайно коридор, как замечает Цинциннат, закругляется, чтобы вернуться к его камере, а тоннель, прорытый мсье Пьером, ведет к кабинету директора" ( там же ).
Среди второстепенных персонажей романа выделяется мать Цинцинната. По словам Александрова, именно Цецилии назначена роль более "развитой", с позиций агностицизма, личности, чем ее сын. "В ее душу заронена божественная искра, больше того, она в любой момент готова обнаружить этот дар; ей ведомо, что отец Цинцинната - это личность "пневматическая", или духовная; а рассказывая о "нетках", она как бы намекает, что ей открыты тайны бытия". Цинциннат, считает Александров, совершенно не прав, говоря, что она - всего лишь "пародия". На это обстоятельство намекал в одном из интервью и сам Набоков. Цинциннат видит мать в ложном свете. Особо он отмечает, что башмаки ее, в отличие от макинтоша, сухи, и просит передать это "бутафору" - мол, недосмотр, накладка.
Отношение Цинцинната Ц к обществу и материальному миру - не 100%-но враждебное, заявляет Александров. Герой наделен способностью пронизать взглядом этот "тусклый, рукотворный, людьми населенный мир" - но он все равно любит свою неверную и сластолюбивую жену ( "Женка у вас тишь да гладь, а кусачая", как говорил один из ее любовников ), тоскует по Тамариным садам, где блуждал в молодости, скучает даже по городским улицам с их незатейливой жизнью. Цинциннат - не гностик - теоретик, который принимает материальный мир в штыки. Такой вывод делает исследователь.
Мать и Цинциннат - два персонажа романа, которые прозревают "трасцедентные дали" и обнаруживают духовное родство с потусторонностью, считает Александров. Они оба трезво оценивают возможности материального мира. Единственный, кто будет спасен в романе - это Цинциннат ( и возможно, его мать - "не исключено, что за двусмысленной фигурой, возникающей в самом конце романа - "последней промчалась в черной шали женщина, неся на руках маленького палача, как личинку" - скрывается Цецилия Ц" ).
3. Н.АНАСТАСЬЕВ. ВЛАДИМИР НАБОКОВ, 2002.
Н.Анастасьев рассматривает тему общества и героя у Набокова также на примере "Приглашения на казнь". По его словам, человечское общество в романе напоминает искусственный, обезчеловеченный мир. Тема двойничества достигает здесь апофеоза, доходит до абсурда. "Адвокат - дублер прокурора: по закону они вообще должны быть единокровными братьями, но найти таковых удается не всегда, и в этих случаях приходится прибегать к гриму". Абсурдный мир "ПнК" напоминает Зазеркалье Льюиса Кэрролла, правда, со зловещим уклоном. "Паук, повисший на стене тюремной камеры, сделан из латуни. На часах - циферблат без стрелок. Судьбу Эммочки, дочери директора, предсказывает фотогороскоп. Слезы, которые прливает Марфинька, похотливая жена Цинцинната, дама с "медальонным лицом", не солоны и не сладки - "просто капля комнатной воды". Афиши, приглашающие на казнь, оповещают: "Талоны циркового представления действительны"" ( 2002, 258 ).
Абсурд взаимного присутствия человека и материального мира ( по Сартру! ) иллюстрировался Набоковым на примере Кафки. По словам Набокова, у Кафки ( как и у Гоголя ), "герой обитает в абсурдном мире, но трогательно и трагически бьется, пытаясь выбраться из него в мир человеческих существ".
Цинциннат как герой раздвоен, перед нами пример двойничества в глубине души, считает Анастасьев. "Система поработала и в немалой степени поработила Цинцинната. Но помимо сил внешнего воздействия, сказывается еще и двойственность человеческой натуры". Говорится, что у Набокова есть герои безупречные в нравственном отношении ( как Годунов-Чердынцев ) и негодяи ( как Падук из "Под знаком незаконнорожденных" ). Но в основном они "мучительно нецельны". Так, Цинциннат являет собой пример "расщепленности души" ( ?? - ИП ). Однако в Цинциннате, как и во многих героях писателя, есть "искра Божия", талант художника, писателя. Он - творец и "гарант мирового равновесия".
Цинциннат - автор тюремного дневника. Как известно, послание потомкам сочинял и герой Оруэлла в "1984". Но если в "1984" это отчасти всего лишь прием, то дневник Цинцинната - "литература, опыт самопознания, поиск слов, а также точки опоры в мире, отвергнувшем тайну и все расставившем по 64 клеткам шахматной доски" ( 2002, 263 ).
Набоков строит дневник героя в осознанно незавершенных, "неправильных" формах. "О, мне кажется, что я все-таки выскажу все - о сновидении, соединении, распаде, - нет, опять соскользнуло, - у меня лучшая часть слов в бегах и не откликается на трубу, а другие - калеки". Тут уж героя явно подменяет автор, недаром в точности такая же фраза повторена в предисловии к английскому переводу: "а слова между тем без присмотра пустились в бега". "Звучит живая речь" ( 2002, 264-265 ).
Говорит Анастасьев и о символике имени героя. предшественник Цинцинната - сын Луция Квинкция Цинцинната, который обладал красноречием "на форуме", "так что никто в Риме не мог считаться ни более храбрым, ни более речистым". Предшественник набоковского героя из "реального" мира - "выступил против трибунов, был предан суду, отпущен на поруки и удалился в изгнание".
4. Т.ГАЛКИНА, 2010.
Произведения Набокова героецентричны, считает Галкина. Центр изображаемого - не норма общества, не общественные идеи, движения, стереотипы, а герой. "Основной характеристикой сюжетов рассказов ( Набокова ) является описание одной ситуации, в которой оказывается персонаж". Пример - СС ( сюжетная ситуация ) рассказа "Оповещение", состоящая, по мнению Галкиной, из 7 эпизодов.
Т.Галкина также пришет о противопоставлении двух миров у Набокова - мира ментального и мира "реального". На этом противопоставлении, по ее словам, построено содержание значительной части рассказов писателя. Это противопоставление фиксируется на уровне сюжета, композиции, персонажей, образности. Например, в рассказе "Соглядатай" противопоставление осуществляется на уровне сюжета. "Главный герой оказывается в неприятной ситуации, его избивает муж его любовницы, и это наблюдают его ученики. Он совершает самоубийство. На этом его жизнь в реальном мире заканчивается. Далее он живет в ментальном мире, где наблюдает сам за собой со стороны. Здесь он бывает доволен собой, горд за свою вымышленную натуру. Именно здесь он находит любовь и счастье" ( 2010, 108-109 ).
Исследуется смысл "одиночество" - личностный смысл, связанный с "реальным" миром. Приводится такая цитата из "Соглядатая":
И когда я возвращался один среди чмоканья и ртутного блеска безжалостной ночи, мне было холодно, холодно до омерзения.
( там же )
Семантический компонент "холод", который связан со смыслом "одиночество", очевиден и в рассказе "Совершенство".
Кроме того, "противопоставление концептов "мир реальный" - "мир ментальный" актуализируется в рассказе "Соглядатай" в доминантном смысле "противопоставление безсонной пестроты жизни и бархатного сна.."" ( 2010, 110 ).
В так называемом "реальном" мире герой несчастлив. Он постоянно наблюдает за собой, "ничего в своем бытии не понимая" - и шалея от мысли, что не может забыться. Лексема "сон" здесь в метафорическом значении положительно окрашена.
Герой выделяется среди его современников, среди общества - еще и своей бедностью. Ее он пытается скрыть. Характерны следующие фразы из рассказов Набокова:
1. "Его костюм был потрепан и пятнист, галстучек, обычно завязанный так, чтобы в узле скрыть потертое место, показывал сегодня зазубрину" ( "Соглядатай" ).
2. "Он носил гетры, чтобы скрыть дырки в носках" ( "Встреча" ).
3. "Перчатка была с дырочкой" ( "Оповещение" ).
4. "Единственные башмаки.. она заставляла себя не думать об их подошвах" ( "Красавица" ).
( цит. по: 2010, 111 ).
Также набоковский герой в "реальном" мире чувствителен к неприятностям, остро реагирует на них ( "Соглядатай" - самоубийство, "Случай из жизни" - попытки убийства, "Лебеда", "Красавица" - истерика и отчужденность ). Выход, который видит для себя герой, - уход в мир ментальный. Он может осуществляться и посредством воспоминаний, фантазий, видений.
Переход в ментальный мир - освобождение. Так, в "Соглядатае" герой чувствует "вдруг невероятную свободу". Концепт "ментальный мир" положительно чувственно-эмоционально окрашен. Во сне, в мечте - герой счастлив. "Ваня всецело создана мною, я успокоился, привыкнув к своему волнению и отыскав в нем всю некоторую сладость, которую вообще может человек взять от любви", - приводится цитата из "Соглядатая".
Доминирующие эмоции, связанные с "реальным миром" - стыд, уныние, тоска, мука, боль. В ментальном же мире актуализируется состояние счастья - "И все же я счастлив. Да, я счастлив. Я клянусь, клянусь, что счастлив".
Усредненное общество обычно представлено через фигуры второстепенных персонажей, напоминающих куклы. Примеры:
1. "Нищая старуха.. Луч фонаря скользнул по ее впалой щеке, под ноздрей дрожала яркая капелька".
2. "Отец каждое утро фехтовал с мсье Маскара, маленьким, пожилым французом, сделанным из гуттаперчи и черной щетины".
4. "В Париже, почуя беду, таращит глаза, скрипит зубами и сильно дышит через нос ( телесная стихия второстепенного персонажа, - ИП ) ревнивый изверг".
Выводы, касающиеся противоставления двух миров в рассказах Набокова, таковы:
1. Компоненты семантической организации рассказов, актуализирующие концепт "ментальный мир", описаны с доминирование визуальной репрезентативной системы.
2. Компоненты, репрезентуающие концепт "реальный мир", обрисованы с частым использованием кинестетической репрезентативной системы.
5. Г.САВЕЛЬЕВА. КУКОЛЬНЫЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ НАБОКОВА. В.НАБОКОВ: PRO ET CONTRA. 2001
Тема кукольного царства у Набокова, считает автор статьи, отвечает представлпению о сказочности, театральности и фальшивости описываемого мира. Так, в "Приглашении на казнь" писатель "рисует картину ненастоящего, пародируемого, театрально-фальшивого кукольного мира, в котором существует главный герой - Цинциннат". Герой живет в наскоро сколоченном и свежепокрашенном мире, где луна - "то абрикосовая, то светит "серым сальным отблеском"", а на дворе разыгрывается "просто, но со вкусом поставленная летняя гроза".
Все остальные персонажи романа ( кроме героя ) - куклы. По ходу развития действия их кукольность усиливается.
В начале это лишь намеки: восковой пробор или тряпица на парике, стражник "в песьей маске с марлевой пастью", кукольный румянец на медальонном лице Марфиньки, жены героя, которой он говорит: "Пойми, что мы окружены куклами и что ты кукла сама" и особенно - блестящий, бодренький, кругленький, в желтеньком паричке, сахарный толстячок-палач Пьер с фарфоровым взглядом и наливным, как восковое яблочко, личиком.
( Г.Савельева, 2001, 347 ).
Общественные проявления в романе подвергаются абсурдизации. В роли суженого выступает палач, раздаются крики "Горько" и "На брудершафт" во время визитов к "отцам города". По случаю казни устраивается иллюминация. Издается программка казни, сопровождаемой премьерой оперы-фарса "Сократись, Сократик".
6. С.КОЗЛОВА. ГНОСЕОЛОГИЯ ОТРЕЗАННОЙ ГОЛОВЫ И УТОПИЯ ИСТИНЫ. ТАМ ЖЕ, 2001.
С.Козлова рассматривает финал романа "Приглашение на казнь". И подвергает сомнению истинность открывающейся в финале перспективы для героя. Что такое образы еще вращающегося палача и расплывающихся зрителей? Что такое винтовой вихрь, поглощающий людей и вещи? Оказывается, объяснение просто - и ларчик просто открывается - все это лишь "симптомы гаснущего сознания разрушающего мозга".
Они не могут свидетельствовать об истинности ментального мира, считает критик. Виной всему - мозг, в "темных и сырых" извилинах которого роятся сновиденческие образы, "рожденные Эросом и Танатосом". Итак, существование "метафизического мира" объявляется проблематичным. Соответственно, подвергается сомнению существенность нового Цинцинната. "Последний "пошел по зыбкому сору", "пошел среди пыли и падших вещей, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему". Что это, вопрошает исследовательница, как не "последние моторные и слуховые галлюцинации аптутированного мозга"? и значит - "обманный ход".
В статье также содержится ряд размышлений о "реальном" мире, который напоминает "мастерскую игрушек". Но и в этом крашеном, кукольном мире, считает исследовательница, когда-то было время, то есть движение и развитие.
7. Вадим ЛИНЕЦКИЙ. ЗА ЧТО ВСЕ-ТАКИ КАЗНИЛИ ЦИНЦИННАТА Ц? 1993.
Линецкий считает, что в романе "Приглашение на казнь" есть критика традиционного литературного дискурса ( и следовательно, видимо, общества ). "Используя формулировку из "Истинной жизни Себастьяна Найта", можно сказать, что персонажи "ПнК" суть "методы повествования", а его пространство - пространство традиционного литературного дискурса - важнейшим признаком которого оставалась "прозрачность"" ( 1993, 176 ). Именно в рамках этого дискурса непроницаемый Цинциннат кажется персоной нон-грата.
Есть размышления и о ментальном и материальном мирах, в которых существуют герои Набокова. Цинциннат сравнивается, между прочим, с Персоном из "Просвечивающих предметов". Для последнего "приглашением на казнь" якобы становятся сны, которые, по его словам, "суть анаграммы дневной реальности". Всю жизнь Персон чувствует "соседство другой", более мудрой и спокойной персоны, нежели он сам. Такое ощущение, по мнению Линецкого, знакомо и Цинциннату. "Прозрачная тень" Персона соответствует образу "другого, добавочного Цинцинната".
Для характеристики ментального мира как нельзя лучше подходят слова героя романа -
Не тут! Тупое "тут", подпертое и запертое четою "твердо". Но какие просветы по ночам, какое.. Он есть, мой сонный мир, его не может не быть, ибо должен же существовать образец, если существует корявая копия.
( с. 178 )
Тюремщики в романе не контролируют сны. А это для них обидно - и они издают такие правила для заключенных: "Желательно, чтобы заключенный не видел вовсе, а противном случае тотчас сам пресекал ночные сны, могущие по своему содержанию быть несовместимыми с положением и званием узника, каковы: роскошные пейзажи, прогулки со знакомыми, семейные обеды, а также половое общение с особами, в виде реальном и в состоянии бодрствования не подпускающими данного лица, которое посему будет рассматриваться законом как насильник".
Набокову не нравилось, когда писатели ( особенно советские ) включали в свои произведения социальные обобщения. Набоков хорошего писателя называл сказочником. Он должен создать такое произведение, которое бы подталкивало воображение читателя.
8. МАРИНА ГРИШАКОВА, 2002.
Вот что пишет исследовательница о зависимости героя Набокова от других, от общества, цитируя самого писателя:
"Бедный Смуров существует лишь постольку, поскольку он отражается в сознании других людей, которые, в свою очередь, пребывают в том же странном, зеркальном состоянии, что и он" ( Предисловие, 1997, 58 ). "Где тип, где подлинник, где первообраз?" ( Набоков, 2000, 3: 69 ).
Метасюжет романа - поиск своего зеркального отражения. В предисловии к английскому изданию романа Набоков описывает этот поиск как проведение расследования, где разыскиваемый - Смуров.
( 2002, с. 218 ).
При этом силы воображения, которые, по Набокову, и есть силы добра - неизменно на стороне Смурова.
Герой - автор этой истории, он группирует "этих людей", делает "из них разные узоры". Они для него - только экран, утверждает автор статьи. "Он наблюдает происходящее извне, проникает призраком в мир рассказа ( "мое безплотное порхание по комнате" ), "вербует" героев, сливается со Смуровым или отделяется от него, а может вовсе прекратить наблюдать за ним".
9. ЛИНА ЦЕЛКОВА, 2001.
Л.Целкова в своей главе, посвященной роману "Приглашение на казнь", приводит высказывание Набокова об обществе и государстве, перекликающееся тематически с романом: "Воинствующие болваны полицейского государства постепенно истребили по-настоящему талантливых авторовЮ особую, наделенную хрупким даром разновидность человека. Эта скотская и тупая власть подвергла гонениям Мандельштама и в конце концов загубила в одном из далеких концентрационных лагерей.. И когда я читаю его стихи, я испытываю подобие безпомощного стыда за то, что волен жить, думать, писать и говорить в свободной части мира. Вот те единственные минуты, в которые свобода становится горькой" ( с. 65 - 66 ).
Героя Набокова - Цинцинната Ц - Лина Целкова рассматривает ( наряду с Раскольниковым ) как изгоя общества. Как и Раскольников, он находится в конфликте с окружающим миром. Но если Раскольников агрессивен и эгоистичен и борется за свою жизнь, отчаянно сопротивляясь, то Цинциннат - "личность благородная, безобидная, не противопоставляющая себя другим, а до поры до времени скрывающая свою непохожесть и затем почти безропотно принимающая свое изгнание из общего "муравейника". Цинциннат не может уподобиться толпе".
Продолжая сравнивать Раскольникова и Цинцинната, автор книги говорит о материальном мире, который она называет уродливым и ненастоящим.
Раскольников - не принимает этот мир. В нем он окружен любовью - матери, сестры, Сони, Разумихина. но ему нужно "все", "весь капитал" и сразу.
Цинциннат - не держит зла на своих мучителей, прощает и любит Марфиньку. Обстоятельства его жизни доведены до гротеска - он не понят и не любим женой, которая рожает ему двух не его детей, которые к тому же калеки, вдобавок девочка тупа, а мальчик зол. "Принятие жизни, несмотря на абсурд - пожалуй, это главный полемический ответ Достоевскому".
Герой Набокова, считает Целкова, противопоставляет миру свою сугубую индивидуальность. "В изображении жизни города, которая представляется в мечтах Цинциннату, Набоков не забывает упомянуть о том, что "все в этом городе на самом деле было всегда мертво и ужасно по сравнению с тайной жизнью Цинцинната"" ( с. 68 ).
Общество представляет в "Приглашении" тюремщик Родион. Он "бережно снимает" Цинцинната со стула, приносит ему вкусную еду и "неотступно наблюдает за ним в глазок камеры". Эти отношения напоминают отношения Родиона Раскольникова с Порфирием Петровичем. "Заботясь внешне о Раскольникове, о его душе, судьбе, Порфирий все же заставляет его признаться" ( 69 ).
Отличие Цинцинната от прочих персонажей романа в том, что он - писатель. Настоящий писатель. "Один из многих, гонимых, непонятых, мучающихся своей странной непохожестью на прочих творцов. Это полностью подтверждает его последняя просьба.. "сохраните эти листы!" Другие персонажи "ПнК" - условны, взаимозаменяемы. Например, "тюремщик Родион Иванович и директор тюрьмы Родриг Иванович время от времени соединяются и превращаются в одно и то же лицо. Родион снимает рыжий парик и становится Родригом. Родриг Иванович надевает фартук и становится Родионом".
Размышляя о герое Набокова и окружающем его мире, Целкова приходит к такому выводу: "Герой оказывается перед открытием, что из жизни выброшено все ценное, достойное любви и памяти. Все подвергается абсурдистскому преломлению и издевательскому осмеянию, все превращается в болезненный фарс и приносит страдания". А палач, показанный в "Приглашении..."? Приятный на вид господин - он "спасает" свою жертву, гуляет с ним по крыше тюрьмы и по пустынным улицам, "дает ему насладиться воспоминаниями прошлого, ужинает с ним в присутствии отцов города и публики, демонстрируя установившиеся "братские" отношения" ( с. 72 ).
Вывод: отношения мсье Пьера и Цинцинната - отношения кошки с мышкой, повторение отношений Порфирия Петровича и Раскольникова. "Ласковый хищник мсье Пьер говорит о "сюрпризе", который недооценил Цинциннат. Вся жуткая "игра" следователя с преступником, когда они оба знают правду, спародирована в "ПнК"" ( 73 ).
При этом, что любопытно, Палач похож на Ильича, главу Советского государства. "Эта напускная доброта, это закатывание глаз "с прищуринкой", этот мальчишеский смех и т.д. представляют собой что-то особенно отвратительное для меня. Именно эту атмосферу "веселости", этот кувшин молока человеческой доброты с дохлой крысой на дне я использовал в своем "Приглашении на казнь". "Приглашение" делается так добро, все будет так прекрасно и приятно, если Вы только не будете суетиться ( говорит палач своему пациенту )".
Окружающий Цинцинната мир Целкова называет воинственным, абсурдным, пошлым, безчеловечным; впрочем, все эти картины низводятся автором до уровня "мира ненастоящего, картонного". Настоящим оказывается один Цинциннат. Герой "ни разу не становится смешным и кукольным, даже тогда, когда рассыпается на части. Мучения его кажутся подлинными и вызывают у читателя глубокое сострадание. Весь мир вокруг Цинцинната - это "ложная логика вещей", и только он один - подлинный".
10. М.МАЛИКОВА, 2002.
Мир писателя и, следовательно, мир его героя, считает Маликова, отличен от среднестатистического мирка. Набоков "выбирает привелигированную наблюдательную позицию "вне дьявольского времени, но очень даже внутри божественного пространства", "на мачте, на перевале, за рабочим столом", "на почти необитаемой гряде времени". Перед дальнозоркими глазами памяти открывается уже не "чаша жизни", а "детальная", хотя и "несколько несбыточная" карта, украшенная "мифологическими виньетками"". Писательская Россия - вот его ориентир в этом бушующем мире. Так, кембриждская реставрация России, по словам Маликовой, заканчивается конструкцией "может быть, искусственной, но восхитительной России"". В "Память, говорит" искусственность не противоречит точности - "мой искусственный, но прекрасно точный русский мир" ( с. 144 ).
Отношения автора с героем, впрочем, сложны, наблюдается даже ревность к герою - "В одной из моих книг я одолжил детству моего героя учительницу, которой я обязан удовольствием понимать французский язык. Я сказал "одолжил", но, наверное, правильнее сказать иначе: "Мои герои ее у меня отняли". Грустно наблюдать, как эти бледные существа, вышедшие из черного лунного света чернильницы, злоупотребляют прекрасными вещами и дорогими образами, которые им даны, пока не уничтожают, мало-помалу, наше подлинное прошлое".
Герой, на порядок выше, нежели окружающие его представители общества - и второстепенные персонажи - обладает памятью и зрением ( о чем смотрите в моей статье о мотивах зрения в творчестве Набокова ). По словам Маликовой, память у Набокова уподобляется зрению. Набоков говорит о "глазах Мнемозины", "взгляде памяти". "Вспоминаю" у него значит "вижу". Мать, говоря "Запомни" - привлекает его внимание к "визуальным деталям". А их автор может соотносить с..
1. Фотографией ( "вспышки ночных зарниц, снимающих в разных положениях далекую рощу" );
3. Каллиграфией ( "клинопись птичьей прогулки на свежем снегу" )
( цит. по: Маликова, 2002, 176 ).
Маликова также отмечает, что доминирование зрительных образов у Набокова отмечали Альтер ( 1991 ), Штюррок ( 1993 ), Морару ( 1999 ), Шапиро ( 2000 ), Хансен-Леве ( 2000 ), Ямпольский и Созина ( 2001 ). Даже эмигрантские критики уже отмечали "ВИДЕНИЕ" как основное чувство и "зрячесть и зоркость" как доминанты мира писателя ( напр., Струве, 1930 ).
11. НИКОЛАЙ ПЕРЕЯСЛОВ. ЗАГАДКИ ЛИТЕРАТУРЫ, 1996.
Уже было сказано, что герой Набокова - писатель, поэт. Продолжая размышлять на эту тему, Переяслов цитирует стихотворения Набокова, в частности, - "Когда я по лестнице алмазной". В этом стихотворении "поэт оказывается перед дверью в рай с предусмотрительно захваченным с земли дорожным узелком, который, будучи по требованию апостола Петра развязанным, обнаруживает перед ним и перед нами "два-три заката, женское имя и горсточку земли родной".
Перед нами - лирический герой предстает как русский поэт. В другом стихотворении ( "В раю" ) Переяслов находит строки:
Буду снова земным поэтом:
на столе открыта тетрадь..
Если Богу расскажут об этом,
Он не станет меня укорять.
Образец общественного и государственного устройства при этом для лирического героя - дореволюционная Россия. Она идеализируется у Набокова. По мнению Переяслова, рая как трансцедентной области "для Набокова в общем-то не существует". Его рай - это не что иное, как комплекс "символов", отождествляющихся в его сознании с Россией и родительским домом.
Образ рая - это не нечто неизвестное, но привычный земной дом, только "уже не временный, а постоянный", не подверженный никаким мирским катаклизмам:
В нем даже пахнет точно так же, "как, знаешь ли, на даче, - в первый день", а вокруг раскинулся сад - "давным-давно знакомый и любимый"
( 1996, с. 41 ).
12. М.ШРАЕР, 2000.
В своей работе М.Шраер аттестует Набокова как врага всяких общественных "объединений". И приводит такую цитату: "Так как в метафизических вопросах я враг всяких объединений и не желаю участвовать в организованных экскурсиях по антропоморфическим парадизам, мне приходится полагаться на собственные свои не столь уж слабые силы, когда думаю о лучших своих переживаниях" ( 74 - 75 ).
Выходом к другому для Набокова может быть .. любовь. Именно любовь, по словам Элен Пайфер, открывает ему миры других людей и даже область мира "потустороннего". По мнению Шраера, иномирная потусторонность - "это область идеализированной вечной любви, которая невозможна в обыденном мире и к которой все же стремится весь сонм персонажей Набокова от Никитина в раннем рассказе "Порт" до Васеньки из позднего рассказа "Весна в Фиальте"".
Здесь же утверждается, что потусторонность - это якобы "антимир" по отношению к "реальности".
М. Шраер "анализирует" в своей книге сексуальные мотивы в произведениях Набокова. и замечает, между прочим, что с точки зрения других персонажей герой нередко рассматривается как случай отклонения от сексуальной нормы. Пример - Гумберт Гумберт из "Лолиты" ( полюбивший 14-летнюю, что "ненормально" с точки зрения американского общества ), Смуров из "соглядатая" ( которого один из второстепенных персонажей окрестил "сексуальным левшой", то бишь гомосексуалистом ). Да и "теща Лужина полагает, что ее зять - половой извращенец, в то время как на самом деле у Лужина и его супруги нет сексуальных отношений" ( Шраер, с. 286 ).
Итак, Шраер предпринимает обзор "сексуальных отношений" в прозе и поэзии Набокова. Замечено, в частности, что слова "секс" Набоков не любил. А в романе "Дар" молчание о сексе вообще "возведено в крайнюю степень". Шраер ведает нам о том, что повествование в "Даре", оказывается, заканчивается "как раз в ту ночь, когда Годунов-Чердынцев и его возлюбленная Зина Мерц предполагают вступить в сексуальные отношения". Шраер приводит и такую цитату из Набокова: "Натурально, я не могу касаться интимной стороны их отношений, во-первых, потому что смешно было бы рассуждать о том, о чем ничего определенного сказать невозможно, а во-вторых, потому что самый звук слова "секс" с его вульгарным присвистом и "кс-кс" на конце, каким прриманивают кошку, представляется мне до того пустым, что я волей-неволей сомневаюсь, -есть ли у этого слова сущностное содержание. Я действительно полагаю, что наделять "секс" неким особым значением в человеческой жизни, или, того хуже, позволять "сексуальной идее", когда таковая вообще существует, пронизывать и объяснять все остальное - это серьезное заблуждение разума" ( "Изнанка Луны" ).
В жизни героев Набокова зачастую отсутствует "сексуальная гармония", считает Шраер. А ведь это тоже отклонение от нормы. "Как же могут русские литературные представители Набокова жить без сексуальной гармонии? Как это ни парадоксально, секс или вообще отсутствует в их жизни ( Лужин, Годунов-Чердынцев ), или они состоят в сексуальных отношениях с людьми, которых не любят, продолжая безнадежно желать идеализированную Прекрасную Даму ( Ганин и Людмила против Ганина и Машеньки; Мартын и Роза против Мартына и Сони ).. Герои Набокова.. ищут сексуальную гармонию вне института брака". Среди таких героев Шраер называет Горна и Магду, Кречмара ( "КО" ), Франца и Марту ( "КДВ" ), Аллу ( "Подвиг" ), Марфиньку ( "ПнК" ).
Далее Шраер размышляет о секусальной патологии и норме у Набокова. "В предвоенных произведениях Набокова уже заложены ростки "Лолиты". В нескольких русских вещах переданы фантазии нимфолептов ( Кречмар в "Камере обскуре"; Щеголев в "Даре" ). "Волшебник", написанный перед войной.., уже содержит патологическую сюжетную пружину, хотя в новелле недостает метаэстетических и метафизических высот "Исповеди светлокожего вдовца"" ( с. 297 )
И еще: в "Лолите" и "Аде", оказывается, идеалы главных героев и их стремления к сексуальной гармонии "противоположны буржуазным институтам брака". Сексуальные отношения между Ван Вином и Адой и даже между Гумбертом и Лолитой автор книги называет инцестуальными. Они нарушают "этические нормы" и законы современного общества. Хотя Гумберт, например, признает, что "во сне имел так называемые нормальные сношения с земнородными женщинами, у которых груди тыквами или грушами". Ван Вин тоже вступает с женщинами в "нормальные отношения", которые соответствуют нормам буржуазного брака. Но при этом оба мечтают, как выражается Шраер, об "антиземной любви".
13. С.СЕМЕНОВА. ДВА ПОЛЮСА РУССКОГО ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ, 1999.
Герой Набокова лишен общественных опор, считает автор статьи. Так, в "Соглядатае" прямо высказывается смысл существования "экзистенциального человека", "лишенного онтологических опор, религиозных или общественно-сакральных". И этот смысл якобы несет ему счастье. В подтверждение приводятся слова героя романа - о том, что он счастлив и неуязвим. Его счастье - "смотреть на мир", на людей. А писатель еще бы добавил - смотреть и описывать ( считает критик ).
Героя не интересует общество и его обычаи. Яркий пример этому - Лужин из "Защиты Лужина". "С детства его душа и ум маниакально замкнуты на шахматах: он мог мыслить только шахматными образами, воспринимая мир как шахматную доску, - вот этой липой "взять.. телеграфный столб", а в символическом сне он видит себя голым на гигантской шахматной доске. Лужина, по существу, не интересует больше ничто и никто: ни люди, ни общество, ни родители, ни любовь, - только такая онтологическая игра, и в этом смысле он один из самых метафизических героев Сирина".
Герой Набокова чувствительнее, чем так называемый "нормальный человек". "Нормальные люди, то есть нормально подслеповатые и глуховатые, не замечают или сразу же спасительно отводят глаза и отвлекают уши, как только промелькнет скелетная тень или взвизгнет коса зловещего режиссера их судьбы, проглянут.. ходы рока. Тихое, внутреннее сумасшествие Лужина - в необычайно остром чувстве этой судьбы, ее тяжелого дыхания за спиной, ее душащей обнимки, - одним словом, экзистенциальной истины человеческой жизни" ( 1999, 199 ). Замечания о мрачном характере судьбы набоковского героя приходится оставить целиком на совести автора статьи..
К слову, в статье речь идет и об иллюзорности "материального мира". Пример - искусственный мир из романа "Приглашение на казнь". Он иллюзорен, куколен, считает Семенова. Время на циферблате рисуется, паук - искусственный - висит на ниточке, по небу плывут "бутафорские облака". Ближе к финалу убирается луна, разрушаются - камера, тюрьма, здания, мимо которых едет коляска с осужденным. И все это читается, как считает Семенова, в экзистенциальном ключе.
Речь идет и о противопоставлении героя и "других" - погрязших в неистинном существовании. Такие персонажи рисуются, по словам автора статьи, иронически, брезгливо, с отвращением - они пошлые и противные. В "ПнК" антитеза "я" - "другие" "реализована" предельно буквально. Только "я" жив и действителен среди плотных на ощупь привидений, среди крашеных кукол и пародий.
Семенова критикует современное общество. По ее словам, любой социум готовит детей "к благополучному небытию взрослых истуканов". Большинство и существует потом в таком заведенном, автоматическом режиме, не терзаясь тайнами бытия, зато зная толк в веере земных удовольствий - от "блаженства отправления естественных надобностей", гастрономических и любовных до "наслаждения искусством".
Среди окружающих героя людей, впрочем. есть те, кто составляет исключение. Это "малый круг", по выражению Семеновой. К нему относятся отец, мать, родные, духовно близкие одиночки ( как Кончеев в "Даре" ), любимая женщина. Но и они - всего лишь "из окрестностей единственного центрального "я"" ( с. 202 ).