Аннотация: Глава из книги "Комментарий к роману М.Булгакова "Мастер и Маргарита"".
ВОПРОС О СООТВЕТСТВИИ РОМАНА ТРАДИЦИИ ПРАВОСЛАВИЯ. "ЕРШАЛАИМСКИЕ" ГЛАВЫ.
Прежде всего нужно заметить, что в современном булгаковедении существуют разные точки зрения на вопрос о соответствии романа православной традиции и на вопрос о необходимости такого соответствия. Так как нас интересует исключительно вопрос соответствия, то в этом разделе мы рассмотрим концепции и гипотезы исследователей, рассматривающих роман в его отношении к вере.
Все исследования этого типа можно разделить на следующие группы:
--
биографические, освещающие историю семьи Булгаковых и отношения к религии в ней, соответственно - воспитания писателя,
--
биографические, отражающие изменение отношения Булгакова к вере в двадцатые - тридцатые годы,
--
литературоведческие, касающиеся концепции романа "Мастер и Маргарита", самой мысли о том, что Христа можно изобразить как героя литературного произведения, изобразить писателю, пусть даже и самому гениальному,
--
литературоведческие, касающиеся критики того, как именно рассказана Евангельская история в романе, - исследования, касающиеся важных исторических деталей в повествовании, важных сюжетных поворотов, по-своему осмысленных писателем.
Все эти исследования, так или иначе, отвечают на два вопроса: "Был ли Михаил Булгаков религиозным, верующим человеком?" и "Каким образом относится роман "Мастер и Маргарита" к Православной традиции, в какой степени соответствует ей?"
Именно в представленном порядке мы попытаемся указанные исследования охарактеризовать и высказать свое отношение к вопросу. Это особенно актуально потому, что ныне ряд литературоведческих гипотез, касающихся романа, поставлен под сомнение, и вопрос, заданный одним из классиков русской литературы двадцатого века, - "Что верно, а что неверно?" - нельзя не принимать во внимание.
В предисловии к "Жизнеописанию Михаила Булгакова" М. Чудакова говорит о наличии исключительно косвенных данных о взглядах писателя, в связи с чем образ Булгакова долгое время был окружен романтическим ореолом, а его биографии "придавали удобные в обращении очертания, мало имевшие отношения к действительным фактам" ( цит. по Ю.Кузнецова, 2004, 6 ).
Достоверно о религиозных чувствах Булгакова известно немногое. Прежде всего в критических исследованиях речь идет о воспитании в семье Булгаковых.
Так, иеромонах Иов ( Гумеров ) охарактеризовал жизненный путь Булгакова не больше и не меньше чем как "духовную трагедию": "Он происходил из священнического рода. Дед по линии отца был священником Иоанном Авраамьевичем Булгаковым. Отец его матери Варвары был протоиереем церкви Казанской иконы Божией матери в Карачеве - Михаил Васильевич Покровский. В честь него, по-видимому, назвали внука. Отец Михаил венчал родителей будущего создателя "Белой гвардии" (авторское название "Белый крест"): Афанасия Ивановича и Варвару Михайловну. Отец писателя священником не стал, но был доцентом (в самом конце жизни - ординарным профессором) кафедры западных исповеданий Киевской духовной академии. Отношения в доме были теплые. Родители и семь детей составляли единую дружную семью. Михаил в детстве и отрочестве имел много радостей. Трудно представить, чтобы детям не подавалось христианское воспитание. Вопрос в другом: было ли оно основательным? Определяло ли оно весь строй жизни семьи? То немногое, что мы знаем, убеждает в обратном. По-видимому, было то, что наблюдалось во многих образованных семьях конца 19-го - начала 20 веков: увлечение чисто светской культурой доминировало над религиозными интересами. По воспоминаниям Ксении Александровны (жены брата Михаила Афанасьевича - Николая): "Семья Булгаковых - большая, дружная, культурная, музыкальная, театральная; могли стоять ночь, чтобы иметь билет на какой-нибудь интересный спектакль. Был домашний оркестр" (Собр. соч. в десяти томах, т. 1, М., 1995, с.13). Легко понять, почему в разнообразных материалах к биографии М. Булгакова (письмах, дневниковых записях, воспоминаниях) совершенно нет никаких признаков религиозной жизни (ни внешней, ни внутренней)" ( цит. по А.Варламов, 2009 ).
В самом деле, уже в юные годы, если младшие в семье - Николай и Иван - пели в гимназическом церковном хоре, то о Михаиле таких сведений нет. Булгаков позже вспоминал, что "будучи в юном возрасте", он "решил, что относиться к окружающему надлежит с иронией". Весьма вероятно, что с подобной иронией он относился и к системе ценностей, в которой воспитывался. В воспоминаниях Евгения Букреева, одноклассника Булгакова: "Вообще студенты в те годы были совершенно .. индифферентны к религии. Еще медики, знаете. Они вообще этим не интересуются" ( цит. по А.Варламов, 2009 ). Однако, по словам А.Варламова, равнодушия к религии в доме Булгакова как раз не было. И мать, и сестры будущего писателя были верующими. И домашние игры, спектакли, шарады не заменяли им прочувствованного отношения к вере. "Так что из булгаковского дома выходили люди с очень разными судьбами и убеждениями".
"Михаил Афанасьевич Булгаков, безусловно, был религиозно образованным человеком, - пишет Ал.Ужанков, - Он окончил Первую киевскую гимназию, где изучал Закон Божий и историю Ветхого и Нового Заветов". Обвинить Булгакова в религиозной безграмотности - вряд ли возможно. Известно, что оба деда писателя были священниками, отец преподавал в духовном училище, потом в духовной академии. К слову, Булгаков и своих персонажей наделял этими биографическими чертами, напр., профессора Преображенского. Безусловно, воспитание Булгаков в детстве получал ортодоксальное.
В.Катаев писал о Булгакове так: "Он принадлежал к тому довольно распространенному типу людей никогда и ни в чем не сомневающихся, которые живут по незыблемым, раз навсегда установленным правилам. Его моральный кодекс как бы безоговорочно включал в себя все заповеди Ветхого и Нового Заветов" ( цит. по А.Варламов, 2009 ).
По замечанию диакона М.Першина, священник, венчавший первый брак Михаила Афанасиевича, был не кто иной, как замечательный протоиерей (впоследствии новомученик) отец Александр Глаголев -- батюшка большой духовной зоркости и глубоких богословских знаний (он, в частности, выступал экспертом по делу Бейлиса; благодаря именно его заключению Бейлис был оправдан), профессор Киевской академии, друг Афанасия Ивановича Булгакова, тот самый, к кому обратилась Варвара Михайловна за поддержкой в трудную минуту и кого позднее Булгаков описал в "Белой гвардии" под именем отца Александра.
Булгаков редко бывал в церкови, по свидетельству Е.С.Булгаковой. Сохранились воспоминания Т.Лаппы - "Мы обвенчались в 1913 году, после Пасхи. Сначала надо было идти в церковь, говеть (Поститься, готовиться к исповеди и причастию. -- Л.П.). И мы последнюю неделю ходили с Михаилом в церковь, причащались, исповедовались" ( цит. по Л.Паршин, 2008 ).
В Киевские годы писатель в церковь не ходил, о чем свидетельствует Т.Лаппа:
"Т.К. Нет, он верил. Только не показывал этого.
Л.П. Молился?
Т.К. Нет, никогда не молился, в церковь не ходил, крестика у него не было, но верил. Суеверный был" ( цит. по Л.Паршин, 2008 ). В другом фрагменте - "Он верил, но не был религиозным".
Любовь Евгеньевна Белозерская рассказывала, что во второй половине двадцатых годов Михаил Афанасьевич вместе с друзьями всегда ходил в Зачатьевский монастырь на Остоженке на Рождественскую и Пасхальную службы. Затем все садились за праздничный стол, как было заведено с детства. Знакомые недоумевали. А Михаил Афанасьевич, разводя гостеприимно руками, говорил: "Мы же русские люди!"
Вывод, который могли бы сделать все названные исследователи: "М.А. Булгаков происходил, как известно, из верующей и богобоязненной семьи, но в своих собственных раздумьях о Боге и Его вмешательстве в жизнь людей, ушел очень далеко от искренней и простодушной веры своего деда Ивана, служившего священником орловской церкви. Разум и душа писателя прошли через горнило великих сомнений и отрицаний, но беремся утверждать, что веры в Бога он не утратил" ( П.Горохов, Е.Южанинова, 2008 ).
Во второй группе исследований речь идет об якобы имевшем место изменении отношения Булгакова к вере в двадцатые годы.
М.О.Чудакова приводит воспоминания заведующего четвертой полосой "Гудка" И.Я.Овчинникова; "Деревня еще бурлила. Крестьяне то подожгут помещичью усадьбу, то учинят расправу на самим помещиком.
Булгаков шутит:
- Ликуйте и радуйтесь! Это же ваш народ-богоносец! Это же ваши Платоны Каратаевы!"
Здесь писатель открыто спорит с Достоевским, утверждавшим в романе "Бесы", что существует "теперь на всей земле единственный народ -- "богоносец", грядущий обновить и спасти мир именем нового Бога и кому единственному даны ключи жизни и нового слова".
Об Андрее Белом Булгаков в это время говорил так: "Всю жизнь, прости Господи, писал дикую ломаную чепуху... В последнее время решил повернуться лицом к коммунизму, но повернулся крайне неудачно..." В этом сопоставлении гения Творца и творческих потуг А.Белого проявляется булгаковская ирония. Может быть, причиной ее было то, что Белый в свое время раскритиковал одну из булгаковских пьес, может - ревность писателя к своему удачливому коллеге. Но несомненно одно - Булгаков не разделял духа смелых экспериментов Белого.
По мнению Б.Соколова, после войны и революции писатель "под тяжестью пережитых испытаний и виденных воочию страданий" людей вернулся к вере. 26 октября 1923 г. писатель признался в дневнике: "Сейчас я посмотрел "Последнего из могикан", которого недавно купил для своей библиотеки. Какое обаяние в этом старом сентиментальном Купере. Там Давид, который все время распевает псалмы, и навел меня на мысль о Боге".
Иеромонах Иов ( Гумеров ) также пишет о том, что в своем дневнике Булгаков возвращается к вере: "19 октября. Пятница.. ...В общем хватает на еду и мелочи. А одеваться не на что. Да, если бы не болезнь, я бы не страшился за будущее. Итак, будем надеяться на Бога и жить. Это единственный и лучший способ". По словам иеромонаха, в 1926 году, по-видимому, произошел духовный надлом писателя и проявлением этого болезненного события явилась пьеса "Бег", которая очень понравилась М. Горькому. В пьесе "Бег" архиерей и монахи изображены карикатурно. Больше того, в романе "Мастер и Маргарита", по словам иеромонаха, главный нерв - это .. Воланд, "князь тьмы", наделенный особой властью и способностями. Завершает свое исследование иеромонах категоричным выводом о якобы имеющемся и несомненном "демонизме" романа Булгакова. Такое обвинение основано на формальных признаках повествования в романе - на том, что историю о Понтие Пилате рассказывает Воланд, на то, чом, что Воланд обладает некой властью над людьми. Но разве мы не видели явные примеры тому и в действительной жизни? Можем ли мы, понимая это, пренебрегать свидетельством писателя, которое появилось не с бухты-барахты, а в результате воплощения замысла романа?
Вернее пишет о Булгакове иеромонах Нектарий ( Лопырев ): " .. он, как ни странно, по-своему верил в Бога и Христа, обращался к Нему и даже возмущался атеистической прессой. Об этом ясно свидетельствуют его собственные дневниковые записи, пометки в рукописях, воспоминания знавших писателя при жизни.
Эта удивительная двойственность, сознаваемая самим писателем, требовала философского и даже богословского (вернее, богоискательского) осмысления и обоснования. Попыткой этого стал последний, самый важный для Булгакова роман "Мастер и Маргарита"
Говоря о пьесе "Бег", А.Варламов замечает: "Можно с большой долей уверенности предположить, что, с точки зрения автора "Белой гвардии" и "Бега", Церковь оказалась в гражданскую войну и в советское время не на высоте, не явила того примера стойкости и мужества, который была призвана явить.. И даже не столько Церковь с ее рядовыми клириками, монахами, мирянами, сколько, как полагал Булгаков, высокое священноначалие: митрополиты и епископы". В "Беге" Булгаков довольно иронически изображает некоторых из них. Позволено ли ему было это делать, решать не нам, наверное. Ибо о стойкости клириков, о мучениках и священномучениках Булгакову неоткуда было узнать, - как замечает А.Варламов. Писатель "общался в Москве преимущественно с людьми, далекими от религиозной жизни", и представление о Церкви у него сложилось в этих непростых условиях. О том, что Булгаков следил за жизнью Церкви, есть свидетельства в его дневниках, напр., такое -
"...патриарх Тихон вдруг написал заявление, в котором отрекается от своего заблуждения по отношению к Соввласти, объявляет, что он больше не враг ей..
Его выпустили из заключения. В Москве бесчисленны<е> толки, а в белых газетах за границей - бунт. Не верили... комментировали и т. д.
На стенах позавчера появилось воззвание патриарха, начинающееся словами: "Мы, Божьей милостью, патриарх московский и всея Руси..." Смысл: Советской власти он друг, белогвардейцев осуждает, но "живую церковь" также осуждает. Никаких реформ в церкви, за исключением новой орфографии и стиля" ( цит. по А.Варламов, 2009 ). Для Булгакова Церковь была неотъемлемой частью устоявшейся традиционной русской иерархии ценностей. Поэтому писателя и приводили в - скажем так - негодование петушиные наскоки на веру окололитературных "безбожников".
Тем не менее не раз отмечалось, что Булгаков в своей пьесе "Бег" был тенденциозен по отношению к Церкви и ее пастырям, "судил поспешно, хлестко, судил о том, чего доподлинно не знал, в чем не разбирался и сложности чего не представлял" ( А.Варламов, 2009 ). Но очевидно, что все произведения отнюдь не проникнуты пафосом обличения. И из романа "Мастер и Маргарита" Булгаков, подумав, удалил эпизод с описанием образа священнослужителя. Вдумайтесь - в романе, в котором иронически изображена современность, автор не говорит ни слова критики по отношению к современной ему Церкви. "Я прошу Советское Правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор" - говорил Булгаков в письме советскому правительству. Так же можно сказать об отношении к Церкви - Булгаков - это не богобоец, не сектант, ловящий наивных читателей в свои сети. Это прежде всего писатель, дающий образы "со своей колокольни".
После 1929 года, по словам Б.Соколова, писателя "отвратили" от Бога. Именно тогда симпатичный Булгакову персонаж "Адама и Евы", Маркизов, пораженный зрелищем гибели Ленинграда, удаляется от веры:
"Маркизов. Гляньте в окно, гражданин, и вы увидите, что тут .. Бога нет. Тут дело верное.
Пончик. Ну кто же, как не грозный Бог, покарал грешную землю?
Маркизов (слабо). Нет, это газ пустили и задавили Союз за коммунизм..."
Речь Пончика-Непобеды в этом случае - возвышенная, одухотворенная, поэтическая, подобная речи верующего человека. Маркизов же объясняет произошедшее прозаически. Такое объяснение удовлетворяло жанру и предназначению указанной пьесы. Но ведь не она, а роман "Мастер и Маргарита" стал итоговым произведением писателя.
Кроме того, в связи с изменением отношения к вере исследователи говорят о произведениях двадцатых - тридцатых годов, предшествовавших роману "Мастер и Маргарита".
О том, что Булгаков вэто время задумывался о вере, говорит хотя бы образ Ивана Русакова - персонажа повести "Белая гвардия", обращавшегося в тяжелую минуту с молитвой к Богу. Возможно, Булгаков так горячо никогда не молился, "но нет сомнения, - пишет А.Варламов, - что отчаяние, тоска, пережитые кокаинистом, морфинистом, в этих словах отразились, и, не имей Булгаков личного опыта, не смог бы об этом писать" ( А.Варламов, 2009 ). Особенно характерная черта - что молится и вспоминает о Боге персонаж "Белой гвардии" ночью. Так же, как и сам писатель. "Иногда же ночью его давили кошмары. Он вскакивал с постели и гнался за призраками", - вспоминал зять Булгакова Леонид Сергеевич Карум.
Булгакову был очень важен сюжет с исцелением, который есть в "Белой гвардии". В этом сюжете именно молитва Елены помогает больному. В воспоминаниях Т.Н.Лаппа: "Помню эпизод, когда Михаил прочел мне то место в романе, где Елена умоляет Божью Матерь исцелить Алексея.. Я возмутилась и сказала, что это совершенно неправдоподобно, так в жизни.. быть не может. На что Михаил возразил мне в резких тонах, заявив, что я просто ничего не понимаю и не разбираюсь в психологии женщины, покинутой своим мужем" ( цит. по А.Варламов, 2009 ).
В пору написания "Белой гвардии" Булгаков верил в Бога. Так утверждает Б.Соколов. Так что мысль о необходимости соединения просвещения с религией была близка Булгакову, "неслучайно именно молитва Елены Турбиной ведет к выздоровлению больного Апексея и олицетворяет собой возможность грядущего выздоровления России" ( Б.Соколов, 2006 ).
В пьесе "Адам и Ева" с молитвой к Богу обращается Пончик-Непобеда: "Самое главное - сохранить ум и не думать и не ломать голову над тем, почему я остался жить один. Господи! Прости меня за то, что я сотрудничал в "Безбожнике". Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но тебе не совру - это был именно я! Я сотрудничал в "Безбожнике" по легкомыслию. Скажу тебе одному, Господи, что я верующий человек до мозга костей и ненавижу коммунизм. Воззри, о Господи, на погибающего раба твоего Пончика-Непобеду, спаси его! Я православный. Господи, и дед мой служил в консистории".
В этой молитве Пончика-Непобеды важно для нас соединение в одной фразе утверждения о предках Пончика-Непобеды ( родословную которого Булгаков мог писать "с себя" ) и его же убежденности в том, что он - православный. И действительно, другой веры для потомка росскийских служителей Церкви придумать было нельзя.
В рассказе "В ночь на 3 - е число" доктор Бакалейников тоже обращается с молитвой - "Доктор продолжал, уставившись в волшебное небо:
- Господи .. сделай так, чтобы большевики сию минуту появились в Слободке. Сию минуту.
Впиваясь в желтые приветливые огоньки в приплюснутых домишках, доктор сделал глубочайший вздох...
- Я монархист по своим убеждениям. Но в данный момент тут требуются большевики. Течет... здорово ободрал. Ах, мерзавцы! Ну и мерзавцы! Господи... Дай так, чтобы большевики сейчас же вот оттуда, из черной тьмы за Слободкой, обрушились на мост.
Доктор сладострастно зашипел, представив себе матросов в черных бушлатах. Они влетают, как ураган, и больничные халаты бегут врассыпную. Остается пан куренный и эта гнусная обезьяна в алой шапке - полковник Мащенко. Оба они падают на колени.
В "Театральном романе" можно увидеть образ писателя, который весьма контрастирует с "внешним" миром, уже редко вспоминающем о Боге.
"- Вот вам бы какую пьесу сочинить... Колоссальные деньги можете заработать в один миг. Глубокая психологическая драма... Судьба артистки. Будто бы в некоем царстве живет артистка, и вот шайка врагов ее травит, преследует и жить не дает... А она только воссылает моления за своих врагов...
"И скандалы устраивает", - вдруг .. подумал я.
- Богу воссылает моления, Иван Васильевич?
Этот вопрос озадачил Ивана Васильевича. Он покряхтел и ответил:
- Богу?.. Гм... гм... Нет, ни в каком случае. Богу вы не пишите... Не Богу, а... искусству, которому она глубочайше предана. А травит ее шайка злодеев, и подзуживает эту шайку некий волшебник Черномор. Вы напишите, что он в Африку уехал и передал свою власть некоей даме Икс" ( цит. по А.Варламов, 2009 ).
А вот страницы булгаковского дневника: "Каждое утро воссылаю моленья о том, чтобы этот надстроенный дом простоял как можно дольше - качество постройки несколько смущает" . "В конце жизни пришлось пережить еще одно разочарование - во врачах-терапевтах... А больше всего да поможет нас всем больным Бог!"
Из рассмотрения произведений писателя, из мнений его знакомых, друзей складываются картины, позволяющие составить представление об особом характере религиозности Булгакова:
" .. позиция М. Булгакова в вопросе веры неоднократно менялась на протяжении его жизни: от веры - к неверию, и наоборот. И в отношении к религии М.Булгакову предстояло пережить сложную эволюцию. Можно сказать, что религиозное чувство М.А. Булгакова не укладывается в рамки церковных канонов. Основываясь на воспоминаниях современников писателя, его родных и друзей, можно сделать вывод, что для М. Булгакова вопрос о вере и Боге так и остался неразрешенным, что и нашло отражение в специфике булгаковского христианства" ( О.Орлова, 2008 ).
"В личной беседе.. в 1968 году Е.С.Булгакова в ответ на вопрос о религиозности и вере мужа сказала, что он не был религиозен в традиционном смысле слова, редко бывал в церкви, однако в Бога верил, и представление о Боге совпадало у него с идеей высшей справедливости" ( И.Белобровцева, С.Кульюс, 2007, 63 ).
По словам Е.С.Булгаковой, за пределами жизни писатель ожидал встречи с теми, кто был близок ему ( это подтверждают слова Маргариты: "Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не потревожит" ).
По мнению ряда исследователей, роман Булгакова противоречит - особенно в его "ершалаимском" сюжете - традиции Православия и христианства. Роман характеризуется при этом как "апокриф", связанный с неканоническим, а потому, по мысли авторов, неверным образом Спасителя.
В апологетических статьях автор "Мастера и Маргариты", как правило, не причисляется к христианской культуре. Его называют сторонником "тайной доктрины" Е.П Блаватской и теософических построений А. Безант.
К.Симонов называл Булгакова "убежденным атеистом по своему мировоззрению", "возможно, из конъюктурных соображений", как замечает К.Атарова. И то же, что характерно, утверждал Б.Соколов: "Для писателя мистическое было не частью мировоззрения, а своеобразным литературным приемом" ( Б.Соколов, цит. по Г.Лесскис, К.Атарова, 2007, 135 ). К этой же мысли приходил американский исследователь Г.Эльбаум, по мнению которого фраза "Имейте в виду, что Иисус существовал" полностью противоречит представлению о вечном и предсущем Боге ( Эльбаум, 1981, 6 )
По мнению автора газеты "Парижская мысль", увидевшему свет в 1985 году, Булгаков в романе использовал прием художественной дискредитации христианской веры ( ! ), "поскольку именно неприятные и комичные персонажи произносят слова и делают жесты, свойственные христианам. Скандалистка Аннушка по прозвищу "Чума" крестится, жадный домоуправ Босой восклицает: "С нами крестная сила!" Именно бес привествует словами: "Мир вам" - и буквально повторяет приветствие, заповеданное Христом апостолам в подлинном Евангелии. Несимпатичный буфетчик Соков оказывается "богобоязненным". И все это, начиная с эпиграфа из "Фауста" Гёте и кончая "балом", подано читателю в веселой и заманчивой упаковке блестящего литературного произведения". Это мнение представляется весьма ценным. Однако, заметим, что роман Булгакова - вовсе не так "весел", как кажется исследователю. Да, второстепенные персонажи, которых можно отнести к разряду "несимпатичных", проявляют в н е ш н и е черты религиозной убежденности. Они пытаются сотворить крестное знамение, воспроизводят уже давно забытие ими формулы, связанные с вероучением.. Но по сути - они далеко не верующие, не богобоязненные, веру они давно заменили суеверием. Таким образом, ироническое изображение в романе касается отнюдь не верующих, но персонажей, которые весьма от веры далеки. А таковых, нужно заметить, в современной Булгакову Москве было немало.
Преподаватель Московской духовной семинарии М.Дунаев замечает, что "булгаковское понимание мира в лучшем случае основано на католическом учении о несовершенстве первозданной природы человека" и полагает, что успех романа обусловлен не художественными достоинствами книги, а оппозиционностью автора по отношению к официальной культуре и трагической судьбой". По словам Дунаева, в романе имеет место "кощунственная подмена, - искажение не только: земной жизни Иисуса Христа; но и обезображивание образа Спасителя" - "своего рода духовное помрачение" автора.
"Ершалаимские" главы, по мнению М.Дунаева, изображены с несомненным талантом, и представляют собой "наваждение правдоподобия", "иллюзию достоверности", которая несовместима якобы с Евангелием.
Но самое главное, о чем пишет М.Дунаев, - это то, что в "ершалаимских" главах перед нами предстает Иной образ Спасителя. Иначе звучит Его имя: Иешуа. У него один верный ученик. Он робок и слаб, "простодушен, непрактичен, наивен до глупости. Он не способен в любопытствующем Иуде из Кириафа распознать заурядного провокатора-стукача" ( М.Дунаев, 99 ). Обвинив Иешуа в глупости и человечности, г-н Дунаев высказывает несколько мыслей о Божественной сущности Христа, образ которого, по его мнению, кардинально отличается от изображенного писателем, мыслей, которые приходится целиком оставить на его совести.
С пафосом пересказывая, перекраивая содержание романа, М.Дунаев упрекает Иешуа в том, что ему не ведома истина. Он не замечает. что в беседе Иешуа с Пилатом герой показывает одну из своих способностей видеть истинное положение вещей, чувствовать боль Пилата. Но, по мнению М.Дунаева, Иешуа "ничего не может дать людям, кроме абстрактных, духовно расслабляющих рассуждений о не вполне вразумительном добре да кроме туманных обещаний грядущего царства истины". По мнению М.Дунаева, роман лишен высокого религиозного смысла. Так, подменяя истину своими небезспорными рассуждениями о ней, М.Дунаев уличает писателя в "десакрализации" основ Православной веры.
"Ершалаимские" главы, по мнению С.С.Аверинцева, представляют собой "квинтэссенцию всех благоглупостей, которые наговорила о Христе буржуазная наука девятнадцатого века" ( а другой ведь в девятнадцатом веке и не было, - И.П. ).
Оксана Смирнова пишет о том, что диакон Андрей Кураев называет ершалаимские главы "кощунственными". .
"И чуть дальше сам объясняет смысл такого изображения: в романе Мастера события показаны с точки зрения Пилата (гордого римлянина и язычника) и заканчиваются до Воскресения. Пилат видел перед собой не Бога, а просто человека, причём с его гордой римской точки зрения этот Человек примерно так и выглядел. "Таким Он казался толпе. И с этой точки зрения роман Булгакова гениален: он показывает видимую, внешнюю сторону великого события -- пришествия Христа Спасителя на Землю" ( О.Смирнова, 2010 )
А.Варламов, с убежденностью, достойной лучшего применения, в своем исследовании, как заклинание, повторяет, что "ершалаимские" главы романа - "не о Том, Кто сказал "не мир, но меч принес Я", Кто отверг три искушения, не о Том, Кто на горе Фавор предстал перед тремя избранными учениками в божественной ипостаси, а - о хорошем, добром человеке из города Гамалы, о душевном, проницательном, чутком, верящем в то, что на свете нет злых людей" ( А.Варламов, 2009 ). И эти рассуждения, намеренно "снижающие" образ Иешуа, выглядят несколько наивными. Если мы рассмотрим эти "обвинения" подробно, то без труда найдем, что они опровергаются в романе. Во-первых, здесь звучит фраза - "не мир пришел принести" - которая почти буквально повторяет евангельские слова. Во-вторых, в ранней редакции Воланд говорит о том. что он присутствовал на одном из искушений ( указано место расположения персонажа ). В-третьих, Иешуа предстает в финале в Свете, хотя писатель не повторяет здесь евангельские слова, но очевидно, что речь идет о сверхъестественном явлении. К слову, здесь же А.Варламов приводит слова А.Кураева, который со свойственным ему максимализмом пишет о "кощунственности" романа, подытоживая свои размышления - "Любой христианин любой конфессии согласится с этой оценкой". "Да, согласится", - вторит ему А.Варламов, который принимает рассуждения А.Кураева как некое откровение. Впрочем, и А.Варламов признает то, что "евангельская история притягивала его ( писателя - И.П. ) к себе .. как точка спасения, как манил пришвинских распуганных птиц порушенный крест, и ответом на вопрос Воланда стала именно эта лихорадочная, непричесанная, со всех христианских точек зрения уязвимая книга о видимом и невидимом, о явном и сокровенном, об их пересечении и взаимодействии" ( А.Варламов, 2009 ). "Булгаков построил книгу так, что советский читатель в "пилатовых главах" узнавал азы атеистической пропаганды. Но автором этой картины оказался.. Воланд. Это и есть "доведение до абсурда", reductio ad absurdum", - пишет А.Кураев. К слову, в романе мнение о том, что "сам человек и управляет" своей жизнью - атеистическое по своему происхождению и высказанное Берлиозом - опровергается самим ходом событий. Берлиоз - апологет безверия - наказан за свои убеждения. "Кто же управляет?" - вопрос похожий на другой, тот, что задает Пилат - "Что такое истина?"
На мнения большинства представителей ортодоксальной критики бросает свет, напр, рассказ режиссера МХАТа В. Г. Сахновского о причинах запрета "Батума": "Пьеса получила резко отрицательный отзыв. Нельзя такое лицо, как Сталин, делать литературным образом, нельзя ставить его в выдуманное положение и вкладывать в его уста выдуманные положения и слова. Пьесу нельзя ни ставить, ни публиковать". Почти то же самое критики говорили об Иешуа - хотя положение его отнюдь не было выдуманным - следовало Евангельскому сюжету.
А.Зеркалов предполагает, что писатель "по-видимому, не был ортодоксальным верующим и относился к канонической христианской этике чрезвычайно скептически" ( ! - И.П. ).
Евгений Блажеев утверждал, что "ершалаимские" главы романа вполне вписываются в рамки богоборческой традиции, насчитывавшей к моменту написания "Мастера и Маргариты" не менее двух столетий, "в течение которых теологи и библеисты принялись очищать канонический текст Библии от искажений, ошибок. переделок и ложных истолкований, стремясь восстановить первоначальный образ Христа.. Но этот путь бесперспективен, убежден Блажеев, поскольку "научный метод познания Христа совершенно бесплоден". Далее Блажеев отождествляет Иешуа Га-Ноцри с самим Булгаковым и с героем романа - Мастером" ( И.Галинская, "Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях" ).
По словам Евгения Блажеева, Иешуа Га-Ноцри "слишком человечен" ( ?! - И.П. ) и "совершает все апостольские грехи".
Н.Гаврюшин категорично и безаппеляционно отказывает писателю в возможности быть прочитаным в связи с традицией Православия - "считать писателя продолжателем той же духовной традиции, к которой принадлежали Ф. М. Достоевский, Н. С. Лесков и автор "Рассуждения о Божественной Литургии", можно только по недоразумению или по причине полного идейного дальтонизма", полагает дальновидный критик.
Булгакова легко и приятно оценивать со своей колокольни. Обличать его так удобно, приводя цитаты, говоря о том, что ученики "все переврали". Что-либо доказывать убежденным критикам, уверенным в своей правоте - безполезно. С таким же жаром Булгакова критиковали с позиций советской идеологии в тридцатые годы. Так, в "Мольере" находили "намеки на советскую действительность" ( ! ), аморального "развязного молодого человека", то, что "рассказчик явно склонен к роялизму" и к тому же любит "альковные истории". Как незадачливые и безграмотные критики ( не все, но значительная их часть ) не оценивали литературной глубины произведений Булгакова, его таланта ( о котором часто писал М.Горький ) в тридцатые годы, так и наши современники, стремясь заработать себе репутацию церковных ортодоксов, но таковыми по сути не являясь, нападают на беззащитного ныне писателя, приводя в своих "исследованиях", насчитывающих не больше нескольких десятков страниц, одни и те же выдержки из романа, которые, будучи вырваны из смысловой обусловленности сюжета, не дают представления об убеждениях писателя в целом. Так, А.Варламов полагал, что религиозность персонажей Булгакова "не решает ничего", она "безплодна", а в картине мира "бесы не трепещут". По мнению А.Варламова, "Мастер и Маргарита" - роман растерявшегося человека, охваченного чувством Богооставленности. Однако истинная религиозность не может быть безплодной по определению. И персонажи Булгакова меняются, когда вспоминают о вере. Меняется их облик, поведение, мысли. А прославляемые А.Варламовым "бесы" - свита Воланда - отнюдь не всесильна, и сама бежит перед представителями власти в "московских" главах.
Однако нужно признать: роман Булгакова действительно отличен от апологетически выверенных сочинений о земной жизни Христа. Попробуем сопоставить его с известной книгой "Свет миру" А.Меня. В обоих случаях в основе повествования лежит Евангельский сюжет. Но Булгаков, в отличие от А.Меня, изображает Христа субъективно.
В сочинении А.Меня автор придерживается Евангельской канвы так, что литературная образность отступает на второе место. В сцене суда Пилата: "Пилат спросил связанного Иисуса: "Ты действительно Царь Иудейский?"
- Царство Мое не от мира сего, - ответил Иисус. - Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине.
- Что такое истина? - усмехнулся Пилат".
Как видим, автор позволяет себе субъективную оценку только действий Пилата. Подобная оценка содержится и в "Мастере и Маргарите". Согласно Евангелию, Иисус во время бичевания и глумления над ним молчал. В романе Булгакова он - с охотой говорит. Даже с Крысобоем. Зовет прокуратора побеседовать о новых мыслях, которые пришли ему в голову.
По мнению В.Лакшина, Булгаков пользуется мотивами Евангельского сюжета в том же роде, как воспользовался ими когда-то Чехов в рассказе "Студент". Рассказ персонажа о Евангельских событиях, время которого совпадает с ними, производит на слушателей такое же необыкновенное впечатление, как и у Чехова.
О том, что роман может прочитываться в свете религиозной традиции, пишет не меньшее количество исследователей.
Одни - с осторожностью, как, напр., А.Варламов:
"Мастер и Маргарита" - роман "о жизни, личных переживаниях .. писателя .. Если бы Булгакову был задан вопрос, который очень любили задавать друг другу герои бессмертного Достоевского, веруете ли вы в Бога буквально, то есть в Новый Иерусалим, в воскрешение Лазаря, в воскресение Христово, - вряд ли бы он твердо ответил "Верую", как отвечал следователю Порфирию Петровичу Родион Романович Раскольников. Мы, впрочем, не знаем и не возьмемся утверждать, что именно Булгаков сказал бы, но мы знаем и будем утверждать, что он ответил бы искренне и честно" ( А.Варламов, 2009 ).
Л. Скорино усматривает в романе Булгакова преобладание "иррационального, мистического". Здесь и мастеру и Иешуа ясна тщета человеческих усилий что-либо изменить в мире. таким образом "единственный, выход для человека - компромисс со "темными". По мнению автора статьи "Лица без карнавальных масок", "роман преисполнен мрачной романтики капитуляции" перед тьмой, воплощенной в образе Воланда. Отсюда - мораль: в произведениях Булгакова "отразился душевный разлом, душевные конфликты тех людей, которые, предощущая грядущие исторические бедствия, не имели внупренних сил им противостоять".
По мнению других авторов, роман "Мастер и Маргарита" нужно рассматривать как "жизнелюбивое и пластичное" ( В.Немцев ) литературное произведение, а не философский или религиозный трактат. Образы романа являются литературными, а не каноническими. Они предоставляют читателю простор для фантазии, размышлений на вечную Евангельскую тему.
Но, по мнению В.Немцева, роман вобрал в себя, кроме прочего, "ощущения религиозного человека". В самом деле, для того, чтобы достигнуть необходимой степени убедительности в описании "ершалаимских" событий, автор должен был проникнуться религиозными представлениями и ощущениями.
М.Першин полагает, что Булгаков от Бога отдалялся, не отрицая при этом христианской суть сюжета романа. Протоирей Лев Лебедев замечает: "... даже по Булгакову Свет сильней тьмы!"
По словам И.Белобровцевой, "на страницах романа выстраивается .. отнюдь не атеистическая модель мира", и выстраивание этой модели обуславливает обращение Булгакова к традициям е в р о п е й с к о й духовности.
В романе Иешуа "предстает провидцем и целителем", то есть образом, который противопоставляется автором штампам атеистической пропаганды. Он:
- предсказывает судьбу Иуды,
- читает мысли прокуратора,
- исцеляет прокуратора чудесным образом.
Все названнные исследователи отмечают, что Булгаков сохраняет "ключевые моменты" Евангелия.
Также существует ряд достаточно известных исследований, в которых вопрос о соответствии романа сути религиозной традиции разрешается однозначно и смело.
По мнению В.Лакшина, в книге М.А. Булгакова не только заявлена, но и воплощена христианская по своей сути нравственно-философская система, выразителем которой является Иешуа Га-Ноцри.
Елена Савина утверждает, что в романе "Мастер и Маргарита" видно, как автор, блестящий сатирик и драматург, окончивший "университет по медицинскому факультету" и получивший "звание лекаря с отличием", поверил в существование сверхъестественного мира, в возможность непосредственного общения с его существами - и убедительно рассказал об этой вере своим читателям.
В.М.Акимов в работе "Свет художника, или Михаил Булгаков против.." уверяет, что "чудовищный мир призраков, оборотней, двойников так остро пережит и с такой судорогой гадливости отринут писателем именно потому, что Булгакову всегда был ясен смысл вечных ценностей" - "Восстановление в себе Бога и тем самым самого себя - вот, опять же символически, главный сюжет булгаковского творчества, с поразительной силой и смелостью развёрнутый в великом романе "Мастер и Маргарита" ( цит. по Е.Савина, 2005, 6 ).
Б.Соколов называет "ершалаимские" главы "Мастера и Маргариты" "эпически стройной и психологически достоверной версией" Евангельских событий. Автор "Мастера и Маргариты", по мнению исследователя, силой поэтического воображения создает историю Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри.
В исследованиях Е.В. Уховои "Философско-этические идеи в творчестве М.А. Булгакова", М.О. Булатова "Нравственно-философская концепция романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"", Ж. Р. Колесниковой "Роман М.А Булгакова "Мастер и Маргарита" и русская религиозная философия начала двадцатого века", по словам И.Урюпина, "обосновывается перспективность изучения книги М.А. Булгакова в связи с русской религиозной мыслью" ( И.Урюпин, 2004, 5 ).
По мнению англоязычной исследовательницы Л.Векс, большинство мотивов романа производны от Русской ортодоксальной традиции. Особенно это касается образа Маргариты. Во-первых, она - "классический пример стойкой женщины девятнадцатого столетия Русской литературы. Она является героиней подобно Елене Тургенева (НАКАНУНЕ) или Наташи Толстого (Война и Мир). Стенбек-Фермор идентифицируетМаргариту как гетевскую героиню, но в ее особом, Русском проявлении. Л.Векс сравнивает Маргариту даже с Богородицей. Маргарита:
- изображена как королева,
- проявляет свое материнское сострадание к "небольшому мальчику",
- дважды она изображена как иконографически красивая,
- ее лицо имеет следы страдания, она молода, ее глаза печальны.
Отсюда - вывод: образ Маргариты сближается с образом Богородицы ( смелость этого вывода приходится оставить на совести Л.Векс, но сама догадка говорит о направлении, в котором прочитывается роман западными исследователями ).
О романе как о части Православной культуры говорит с безапелляционностью Е.Суровцева. "Булгаков в своей книге предстал как христианский писатель, свидетельствующий о Боге .. "Мастер и Маргарита" написан с точки зрения православного человека, который несмотря на свои ошибки и заблуждения шёл к Богу " ( Е.Суровцева )
Е.Суровцева отмечает, что исключительно положительное предисловие к парижскому изданию романа в 1967 году написал архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской), положительной была реакция на роман и православных Анны Ахматовой и Михаила Бахтина
"Мастер и Маргарита" характеризовался и как "роман о спасительности веры" ( В.Маранцман ), по существу произведение христианской литературы ( Ю.Вейр ).
В.Сахаров назвал роман "гениальной творческой догадкой земного человека об Иисусе Христе как о личности" По мнению А.Элочевской, мастер "сумел сохранить убежденность в Божественной природе Иешуа", и в романе "мысль Булгакова христианская по сути своей", - роман "воплотил тоску Булгакова по недостижимой для современного человека близости к Богу".
К.Атарова связывает "мистику" булгаковских произведений с религиозностью их автора, и утверждает, что Булгаков был уверен именно в мистической подоплеке исторических событий. "Некоторые критики, писавшие о Булгакове, утверждали, будто весь смысл иудейских глав "Мастера и Маргариты" состоит в том, чтобы опровергнуть Евангелие .. мнение это совершенно неосновательно и проистекает, с одной стороны, из невнимательного или неглубокого проникновения в произведение, с другой - из предвзятого отношения к предмету повествования. Но книга Булгакова, наряду с поэмой Блока и романом Пастернака, убедительнейшим образом утверждает и с т и н у х р и с т и а н с т в а и убеждает нас в невозможности достойного существования людей вне этой истины" ( Г.Лесскис, К.Атарова, 2007, 137 ).
По словам исследовательницы, читателя "не должны смущать" несоответствия и противоречия в деталях булгаковского романа с Евангелием. Это совершенно естественно, ибо Булгаков создавал литературное, художественное произведение, а не историческое повествование, посвященное целиком образу Христа. И тем не менее в романе речь идет о Боге и "о тех мистических истинах, которые даны в проповеди Христа, забвение которых поставило человечество перед катастрофой".
По словам К.Атаровой, Булгаков именно "в проповеди Христа увидел единственную надежную опору и оправдание нравственному бытию человечества в целом".
Итак, несомненно то, что в романе "Мастер и Маргарита" писатель возвращается к Евангельскому сюжету. Известно, что Булгаков признался своему другу П.С, Попову, что "если мать мне служила стимулом для создания романа "Белая гвардия", то по моим замыслам образ отца должен быть отправным пунктом для другого замышляемого мною произведения". По мнению Л.Яновской, это "другое произведение" - роман "Мастер и Маргарита". Жизненные воззрения и убеждения отца Булгакова - который был верующим, православным человеком - очевидны. Если Булгаков держал перед собой образ отца, то его роман никак не мог получиться "дуалистичным".
Роман "Мастер и Маргарита" - не буквальное переложение событий, описанных в Евангелии. В этом духовно-религиозная неполнота романа, несамодостаточность его. Роман "Мастер и Маргарита" - свидетельство времени. У Булгакова в романе не наблюдается гимнов в честь Православия. Не встретите Вы в нем и описания чудес, - может быть, потому, что в советской повседневности, окружавшей Булгакова, он чудес не видел. Но стиль романа, его слог позволяют говорить о безусловной убежденности автора в том, что он пишет, убежденности, граничащей с верой.
Само отношение к вере становится смыслоразличительным в романе Булгакова. Вспомните, как Маргарита говорит: "Я верю! Я верю!" - и получает то, на что она надеялась.
Не нужно забывать и о времени написания романа. Ибо между литератором западноевропейским и русским писателем есть огромное различие. Оно в том, что западноевропейский литератор опирается на многовековые традиции местной культуры. Он волен в интерпретации традиционных сюжетов, в создании поэтических образов. Русский же писатель, в отличие от западноевропейского, не имеет права на ошибку. Он воспринимается властью как провозвестник, идеолог в какой-то степени, властитель дум. Особенно - если он пишет о вопросах, касающихся веры. Даже если он не высказывает противоположные убеждения, а всего лишь позволяет себе подобно художнику, пишущему картину, изобразить данное в Евангелиях несколько иначе, нежели это принято в традиции. В советской России в вопросах веры власти не были столь щепетильны.. Зато идеология и история советского государства были возведены в ранг культа.
В романе Булгаков позволяет себе возможность выразить свое отрицательное отношение к атеистической кампании, развернутой в советских газетах еще в Страстную неделю 1929 г. Так, в "Вечерней Москве" 29 апреля была помещена статья М. Шеина "Маскарад. Классовый враг под флагом религии". В булгаковском романе можно найти похожую статью "Враг под крылом редактора", направленную против героя и принадлежащую перу критика Аримана. В том же выпуске газеты в статье Э. Гарда "Зарисовки с натуры в бывшем Божьем особняке" рассказывалось о том, как в здании церкви разместилась выставка Наркомздрава. В романе Булгакова "темные" персонажи, заняв нехорошую квартиру, обставляют ее так, как будто подчеркивают свою отстраненность от заветов Церкви, говорят с иронией про Лиходеева, что "он такой же директор, как я а р х и е р е й!"
Подобное отношение писателя очевидно и в том, что он сравнивает Всесоюзный съезд безбожников в первой редакции романа с сеансом черной магии в Театре Варьете. В ранней редакции сеанс приходился на 12 июня, "пародируя", по словам Б.Соколова, съезд безбожников, открывшийся в тот же день.
Булгаков в ранних редакциях писал о храме, который был превращен в аукцион - писал с горечью. А ведь это не было плодом досужей фантазии автора. Известно, например, что в храме на Новослободской, в тридцатые годы помещался Центральный антирелигиозный музей. Вот как рассказывает Г.Андреевский о своем посещении этого музея:
"Здесь, под сводами бывшего храма, девушка-экскурсовод увлеченно рассказывала собравшимся о .. инквизиции, о том, как попы морочили голову бедному, эксплуатируемому народу, как высмеивали церковников прогрессивные писатели и ученые, потом подвела нашу группу к иконам и картинам. "Перед вами, - говорила она, подняв указку, - икона конца XIX века "Явление Христа Апександру III с чадами и домочадцами". На ней мы видим рядом с Александром III его сына Николая, ставшего впоследствии царем Николаем II, которому, как мы теперь знаем, личное знакомство с Христом не помогло". После этих слов девушка попыталась изобразить на своем лице что-то вроде улыбки. "Взгляните на эти иконы. На этой - в образе Богородицы изображена дворянка.. на этой - в окружении ангелов фабрикант Грязнов, а на этой - в образе апостола - курский помещик Нелидов"
По распространенному мнению исследователей, писатель не разделял модного в то время вульгарного атеизма. О вере Булгакова пишет священник Г.Кочетков так: "Булгаков остался верен жизни, выбрав и изобразив на века самый прямой и узкий путь среди соблазнов, пройдя свое поприще до конца по заповеди". По мнению Г.Кочеткова, книга Михаила Афанасьевича Булгакова безусловно входит в мировой фонд христианской культуры.
В итоговой редакции не встречается образ священника, который в ранних редакциях был изображен с присущей автору иронией. Как отец Аркадий Алладов, который во сне Босого предлагал сдавать валюту, так и отец Иван, получивший должность аукциониста. Отсюда - вывод: Булгаков считал тему изображения священнослужителей в сатирическом ключе спорной, и отказался от их изображения в романе наряду с комичными второстепенными персонажами "московских" глав.
Вспомним, как появляется в "Белой гвардии" имя Достоевского, - цитируется его роман "Бесы": "Русскому человеку честь -- одно только лишнее бремя". Современная М.Булгакову эпоха с наглядностью показала до каких степеней безчестия может дойти тот же "русский человек", о котором так много писали Достоевский и Толстой. В какой то мере наблюдения писателя нашли свое воплощение в образе Шарикова, произошедшего от Клима Чугункина. Глядя на такого "человека", автор только и делал, что изумлялся. И это современное состояние русского человека не могло писателя оставить равнодушным. Как замечает В.Сахаров, Булгаков далек от бесстрастия поседелого в государственных делах дьяка из пушкинского "Бориса Годунова", который
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева.
В "Мастере и Маргарите" эмоциональность, неравнодушие к современности автора видны как прямо - в восклицаниях из речи повествователя, так и косвенно - в виде иронических изображений второстепенных персонажей, каждый из которых как будто олицетворяет ту или иную страсть или порок, распространившиеся в Отечестве.
В.Сахаров полагает, что еще в "Белой гвардии" проявилась булгаковская "вера в жизнь, ее победительную силу" - потому эта книга появилась вовремя "во всем богатстве и блеске булгаковского живого слова, ничто в ней не ушло, не потускнело" ( В.Сахаров, 2010 ). В "Мастере и Маргарите" вера в жизнь обретает убедительные и определенные черты. Здесь даже Воланд не страшен, и, как тень из сказки Андерсена, "знает свое место". В финале романа писатель все расставляет на свои места в соответствии с важнейшим принципом "каждому будет дано по вере его". Печальна и незавидна судьба доносчиков и обманщиков - Иуды, Майгеля, Могарыча, Берлиоза.
О том, что время написания романа было далеко небезбурным, говорит А.Варламов: "роман ( Булгакова - И.П. ) о той степени понимания Спасителя, которую сознание человека, пережившего морфий, войну, голод, нищету, славу, травлю могло вместить" ( А.Варламов, 2009 ).
Именно в это время писатель обращается к событиям, происходившим в Ершалаиме.
"Ершалаимские" главы сопоставлялись с Евангельским сюжетом Красновым, Поупом, Иованович, Яновской, Круговым, Эриксоном. Они "содержат повествование только об одном дне ( или двух? - И.П. ), который в церковных календарях обозначается как Великая Пятница" ( Г.Кочетков )
Здесь нет "яростной саркастичности", нет вызывающих улыбку сравнений. Главы, необычные для Булгакова. Тем более - занимало его с детства сатирическое в литературе ( в семилетнем возрасте он написал рассказ "Похождения Светлана", в пятом классе гимназии - фельетон "День главного врача", затем были эпиграммы, сатирические стихи, пьески, "какие разыгрывались любителями в семейном кругу на даче под Киевом": "Поездка Ивана Павловича в Житомир", "С миру по нитке -- голому шиш" ).
Первое, что нужно отметить - то, что все персонажи "ершалаимских" глав написаны без какой бы то ни было иронии ( "в "романтических" главах повествователь избегает иронической интонации" ( Е.Михайлова, 2009, 8 ) ). В этом смысле "ершалаимские" главы отличаются от "московских". Это удивительно, тем более, что булгаковская ирония касалась и Мольера, и персонажей "Белой гвардии", и даже А.В.Суворова ( в одном из сценариев находим - "картина на стене в столовой вдруг оживает, столовая исчезает. Суворов со шпажонкой в руке, растопырив ноги, машет наступающим солдатам" ). Булгаков не мог отказать себе в удовольствии иронически изобразить даже приверженцев революционной теории преобразования мира ( Швондера, Рокка, например ).
"Никаких элементов вымысла, никакой фантастики, мистики не позволяет себе автор внести в повествование о событиях .. И еще при описании этих "трагических" событий автор не позволяет себе и тени комизма, гротеска, сатиры, фарса - ни малейшей разрядки "трагического" напряжения. И так же точно в словах и поступках персонажей нет ничего вульгарного, никакой фамильярности - они ведут себя соответственно значимости события. Мастер как будто не сочиняет, а воссоздает историю буквально такой, какой она была на самом деле .. форма его повествования актуализирует достоверность содержания. И достоверность еще более подчеркнута.." ( Г.Лесскис, К.Атарова, 2007, 451 ).
Г.Лесскис убежден в том, что мастеру здесь "мистически открылась" правда истории. Угаданный творческим воображением Мастера Ершалаим в этих главах выходит на первый план, при этом Москва становится, по мнению Б.Соколова, как бы призрачной, "населенной химерами человеческого сознания".
"Ершалаимские" главы, по мнению И.Бэлзы, трагедийны, в то время как в "московских" имеются элементы сатирического жанра. "Следуя пушкинской традиции развития образов в исторически достоверной обстановке, Булгаков в "Мастере и Маргарите" стремился создать "библейский план" с той тщательностью, которой достиг Пушкин, скажем, в "Полтаве" или "Моцарте и Сальери", - замечает И.Бэлза ( И.Бэлза, 1978 ). Не случайно, думается, исследователь сравнивает талант Булгакова с гением Пушкина, "создавшего блистательные образцы поэтики исторической достоверности".
Л.Векс утверждает достоинство "ершалаимских" глав как прежде всего исторического сочинения - отмечает "феноменальную точность географии и архитектуры древнего Иерусалима".
Как известно, Д.С. Лихачев выделял один из аспектов художественного времени - философскую категорию "вечности". Один из аспектов ее - "вечный смысл единичных, исторических и временных явлений", которые проявляют себя через различные детали, символы, образы и фигуры повествования. "Нравоучение, аллегория, символика находятся до некоторой степени вообще вне времени", - подчеркивал ученый. Образы и детали повествования в "ершалаимских" главах именно такого масштаба ( как сказали бы герои пьесы "Дом, который построил Свифт" ).
Интересно сохранившееся замечание Булгакова к выписке, сделанной им из "Истории евреев" - о "полной недостоверности сообщения о торжественном входе.. в Иерусалим". То есть достоверность события не вызывает сомнений, но именно сообщение о нем автор подвергает сомнению.
"Ершалаимские" главы в итоговой редакции романа разделены на три повествования:
1 ) рассказ Воланда,
2 ) вещий сон Ивана Бездомного,
3 ) прочтенное по рукописи романа Маргаритой.
Исследователи установили, что Булгаков выписывал необходимые для развития сюжета в "ершалаимских" главах сведения - о деревьях, растущих в той местности, людях разных наций, населявших Галилею; дате ареста Иешуа ( в ночь с 13 на 14 нисана; по его мнению, это 3 апреля ); лапидарно - об именах Пилы и Атуса, о легенде о Пилате, острове Капрея.
При их написании Булгаков, как установили исследователи, пользовался следующими книгами: "Жизнь Иисуса" Э.Ренана, "Жизнь Иисуса" Д.Ф.Штрауса и также сочинениями Ф.Фаррара, А.Древса и А.Барбюса.
"Автор "Мастера и Маргариты" был знаком с трудами немецкого историка и философа Артура Древса, - пишет Б.Соколов, - полностью отрицавшего какую-либо историчность Иисуса Христа. Из его работ в булгаковском архиве сохранились выписки этимологии имени Иешуа Га-Ноцри. Булгаков был знаком и с трудами французского историка Эрнеста Ренана" ( Б.Соколов, 2006 ).
Большое количество сведений было взято из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, "Истории евреев от древнейших времен до настоящего" Г.Гретца ( в личной библиотеке писателя была еще одна книга Г.Гретца - "История евреев: от времени заключения Талмуда до эпохи рассвета еврейско-испанской культуры" ). Кроме того, как отмечают исследователи, Булгаков читал Иосифа Флавия и Тацита, биографию Пилата, написанную Мюллером ( G.A.Muller. Pontius Pilatus, der funfte Prokurator von Judaa und Richter Jesu von Nasareth ), "Археологию истории страданий Господа Иисуса Христа" Н.Маккавейского, книгу Гастона Буассье "Римская религия от времени Августа до Антонинов". Была известна писателю и книга С.Чевкина "Иешуа Ганоцри. Безпристрастное открытие истины", изданная в 1922 году. Использовал Булгаков также "Библиографический обзор древнерусских сказаний о флорентийской унии" Ф. И. Делекторского, романы Г. Сенкевича "Камо грядеши", Ж. М. Эсы ди Кейруша "Реликвия", рассказ Анатоля Франса "Прокуратор Иудеи" . А также, добавляет И.Галинская, имелась у писателя и книга немецкого историка и религиеведа Густава Адольфа Мюллера "Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи и судья Иисуса из Назарета" . Или он мог узнать о ней из заметки о Пилате в Большой Энциклопедии С. Н. Южакова.
Чтобы воссоздать Иудею того времени, Булгаков использовал данные из таких книг как "Дневники Порфирия Успенского", "Семь месяцев в Египте и Палестине" С.Фонвизина и записок Д.Мордовцева "Поездка в Иерусалим".
Есть впечатление, что названные главы проникнуты светом Иешуа, о том, что именно он держит в руках нити повествования ( впомним слова о "волоске" ).
Судьба Пилата известна Иешуа заранее, и он пытается изменить ее: "Я .. с удовольствием бы ушел с этого балкона.. так как пребывание на нем принесет тебе, по моему разумению, несчастья впоследствии".
В ранней редакции Иешуа значительно точнее знает будущую судьбу Иуды: "Прямо ужас.. какую беду себе наделал Искариот. Он очень милый мальчик.. А женщина.. А вечером!.." ( цит. по И.Белобровцева, С.Кульюс, 2007, 45 ). Так же он читает и прошлое - в первой редакции он знает, что несчастье случилось с Крысобоем в битве при Идиставизо.
Это качество Иешуа как героя - отнюдь не овеяно ореолом расхожей мистики, оккульного знания ( Пилат ошибочно полагает, что Иешуа научен ему в Египте ). Однако в самом известном комментарии к роману Булгакова этой мистикой буквально насыщено все повествование о героях.
В романе "религиозно-мистические доктрины", по мнению И.Белобровцевой и С.Кульюс, существуют в виде отдельных знаков и в переплетении с другими знаками. Нам представляется, что Булгаков во второй половине тридцатых годов уже не ощущал себя создателем мистического романа. Формулировка "Я - мистический писатель", прозвучавшая в письме Правительству Советского союза от 28 марта 1930 года, устарела. В прошлом осталась проникнутая мистикой культура символизма, "интерес к оккультизму и мистическому авантюризму". Писателя больше интересует Евангельский сюжет и его герои. Он не создает "альтернативное прочтение", но стремится привести своих читателей к Евангельскому сюжету, о котором в то время некоторые стали забывать ( см. в воспоминаниях Маргариты Смирновой ). Он охотно изображает под углом сатиры персонажей "московских" глав романа. Но назвать Булгакова писателем мистическим в связи с рассматриваемым романом ( помните, как В.Набоков говорил о Достоевском - о том, что его ценят как мистика ) вряд ли возможно.
В основе романа - представления автора, которые весьма далеки от декларированного исследователями "магического знания". По мнению И.Белобровцевой, "привлечение архаической социокультурной модели - магии - открывало перед писателем колоссальные возможности художественного моделирования". При этом не объяснялось, каким образом архаическая модель может давать "колоссальные возможности". Если руководствоваться такой "логикой", то можно придти к выводу о том, что магия представляет собой ценность для писателя и интерес для исследователя! ( впрочем, похоже, именно к такому выводу и приходили названные авторы )
Итак, расхожей мистике и вульгарному атеизму не находится места на страницах романа. Писатель размышляет больше об ортодоксальной традиции, и о традиции изображения персонажей своего романа в произведениях классической литературы.
В воспоминаниях Л.Белозерской: "На одной из полок - предупреждение: "Просьба книг не брать"... Мольер, Анатоль Франс, Золя, Стендаль, Гёте, Шиллер... Несколько комплектов "Исторического Вестника" разной датировки. На нижних полках - журналы, газетные вырезки, альбомы с многочисленными .. отзывами, Библия" ( Л.Белозерская, цит. по А.Варламов, 2009 ). Из этих строк видно, что Булгаков держал Библию отдельно от других книг. Вывод - он не воспринимал Библию как художественное произведение. Для него эта Книга была особенной.
Первоначально роман завершался в воскресенье. 6 октября 1933 года Булгаков сделал "Разметку глав романа", и завершалась разметка главой со интересным названием: "Полет. Понтий Пилат. Воскресенье".
Безусловно, роман не выверен в отношении канона, православного жанра, однако - это самостоятельное литературное явление, которое следует рассматривать в свете Евангелия.
Это отдельное литературное произведение не может быть больше Православной традиции, по масштабу своему не может сравниваться с ней.
Вопрос о соответствии романа Православной традиции довольно сложен; для нас очевидно лишь то, что роман, ставший классикой двадцатого века, может представлять интерес для верующего человека.
Роман этот, как видится, освещен светом Евангелия. Образы "ершалаимских" глав просты, безхитростны, но одновременно и глубоки. Они даны с подлинным талантом и почти религиозным чувством, которые, думается, нельзя не оценить.