Эдмунд Уилсон писал Елене Торнтон 4 октября 1946 года: "Я мило провел время в Кембридже. Зазвал Набоковых на ужин в отеле, а после мы пошли к Левиным. Вера удивительно относится к Володе: пишет за него лекции, перепечатывает рукописи и ведает всеми его издательскими делами. И поддакивает ему во всем, так что в конце концов мне делается даже неловко, хотя самого Набокова все это устраивает. Она запрещает своему четырнадцатилетнему сыну читать "Тома Сойера", поскольку считает, что книга безнравственная, дает пример плохого поведения и внушает мальчикам мысль, что даже в слишком юном возрасте можно проявлять интерес к маленьким девочкам. Вчера днем я пришел проведать их, и у нас была неизбежная беседа о Толстом и Достоевском, которого они презирают".
"Она так сосредоточена на Володе, что обделяет вниманием всех остальных, ей не нравится, что я привожу ему порнографические книги и вино: однажды я прихватил с собой литровую бутылку шампанского, которую мы весело распили у него на крыльце. На следующее утро после ужина, подпорченного моей подагрой, когда я уезжал и Володя вышел со мной проститься, я сделал ему комплимент, сказав, что после утренней ванны выглядит он превосходно. Володя заглянул в машину и буркнул, пародируя "Историю О.".. "Он вернул вам эту пакость?" - спросила меня Вера. По всей вероятности, она тоже заглянула в этот роман. Услыхав, что мы о нем заговорили, она с отвращением заметила, что хихикаем мы точно школьники" ( из дневника Эдмунда Уилсона, цит. по: Н. Мельников, 87 ).
Вера
писала одному из критиков от имени Набокова: " .. мой муж не страдал эдиповым комплексом, мать Федора это не его мать, Зина нисколько не похожа на меня, так как моему мужу хватает вкуса, чтобы не вставлять в свои романы жену.. И абсурдно приравнивать Кончеева к Ходасевичу" ( Н. Мельников, 199 ).
Она же писала Гринбергу: "Относительно "материала" Володя просит передать, что "Доклада о Блоке" он решил не печатать, т.к., просмотрев его с точки зрения журнальной, пришел к выводу, что не меньше двух недель пришлось бы ухлопать на "облизывание" этого решительно устного доклада".
Также Вера пишет и Эдмунду Уилсону:
"Дорогой Эдмунд, огромное спасибо за Ваше рекомендательное письмо. Сегодня наконец-то смогу его переправить В.: до сих пор его местонахождение было не вполне понятным. Из-за изменения в программе он провел лишнюю неделю в "черном Уэллси" в Джорджии с оплатой колледжем только проживания и питания, но, кажется, остался доволен. Вас, вероятно, приятно порадует известие, что "Амфибрахии были с энтузиазмом приняты в "New Yorker" и появятся в ближайшем номере".
В одном из писем также к Эдмунду Набоков замечает, что "Вера перпечатала 130 страниц моего "Гоголя"".
Набоков
был чувствителен к речам относительно евреев, вероятно, потому, что Вера была еврейкой. В одном из писем Эдмунду Уилсону он обрисовывает несколькими штрихами фигуру колоритного старика в комнате отдыха в пульмановком вагоне, который "обрушил поток красноречия на двух предупредительных, вышколенных служителей с непроницаемыми лицами. Основные слова в этом потоке - "мать", "черт" и "сучий", затейливо переплетаемые в конце каждого предложения. Глаза дикие, ногти черные. Напомнил мне чем-то тип воинствующего русского черносотенца. Словно подслушав мои мысли, разразился злобной тирадой об евреях: "Вся эта жидовня с их обоссанными младенцами!" Затем он смачно плюнул в раковину и промахнулся сантиметров на десять".
О Дмитрии и Вере
Набоков иногда писал Эдмунду Уилсону - "Дмитрий обрел отличную сноровку в игре в тенннис благодаря корнелльскому тренеру, а вот в шахматы он играет средненько. Вера купила машину и очень быстро научилась водить ( ! )"