Петраков Игорь Александрович : другие произведения.

Роман без кокаина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть, написанная осенью 2023 года.


   Игорь Петраков
  
   РОМАН БЕЗ КОКАИНА
  
   Повесть - фантазия по мотивам произведения Агеева "Роман с кокаином".
  
  
   Введение
  
   Что такое "Роман с кокаином"? Небольшая, в общем-то, повесть, вышедшая в Париже в 1934 году за подписью некоего М.Агеева. Исследователи долго спорили о том, кто скрывается за этим псевдонимом, кто является автором "Романа". Высказывалось даже предположение, согласно которому "Роман с кокаином" мог написать Владимир Набоков. В конце 80-х, кажется, документально было подтверждено, что прозведение написал Леви.
   Были обнаружены:
   - переписка по поводу публикации,
   - черновые фрагменты романа,
   - совпадения между именами героев романа и именами однокашников Леви.
   В чем сюжет "Романа"? Вот как пишет об этом один из критиков: "Повесть (так первоначально назывался роман) рисует нам накануне первой мировой войны развращенного гимназиста (затем студента) -- барчука, маменькиного сынка, безчеловечно-грубо относящегося к матери, обедневшей вдове, от которой материально зависит.
   Заболевший венерической болезнью, заразивший ею невинную жертву, утоляющий свою чувственность случайными встречами, Вадим Масленников познает возможность настоящей любви, но от полной раздвоенности чувственности и духовности любовь не удается. От неудачи герой прибегает к кокаину, под влиянием которого в нем рождаются убийственные мысли о равнозначности добра и зла, и гибнет.
   Раздвоение, опустошение, помешательство, гибель главного героя, от имени которого прямо или косвенно ведется рассказ, -- такова ось и большинства романов Набокова".
   Замечено, что наибольшее тематическое сходство роднит "Роман с кокаином" с "Подвигом" Набокова. Главный герой "Подвига", Мартын, тоже гимназист, затем студент, повествование целиком вертится вокруг его судьбы: он -- барчук, живет вначале с матерью-вдовой (она выходит вторично замуж, и Мартын будет материально зависеть от богатого отчима, которому грубит); в первой части, как и в "Романе с кокаином", описывается гимназия (в Крыму), затем, следуя жизненному пути автора, эмиграция, учеба в Кембридже, и тут, как Вадим, Мартын переживает большую, но не осуществляющуюся любовь, ради которой идет на безсмысленный подвиг -- переход советской границы -- и гибнет.
   В "Подвиге", как и в "Романе с кокаином", ядро повествования -- неисполненная любовь.
   В своей снисходительной рецензии на "Роман с кокаином" с точки зрения всезнающего мастера Ходасевич так резюмировал вторую часть романа Агеева: "Покуда герой любит Соню, он не в силах стать ее любовником, а когда разлюбляет, то становится любовником, но роман тогда принимает грязный оттенок, отвращающий Соню".
   Кажется, Н.Струве заявлял, что "Роман с кокаином" мог быть написан не подражателем Набокова, а самим Набоковым.
   В подтверждение этого были приведены десятки текстовых перекличек - с ними Вы можете ознакомиться, прочитав мою книгу "Набоков. Осень жизни".
   Затем исследователь спорит с самой Верой Набоковой, которая утверждала, что писатель в жизни своей ни разу не касался кокаина.
   По словам Струве, "тема кокаина занимала Набокова с самого начала его творческого пути". Кокаин, считает исследователь, присутствует в 4 романах Набокова - "КДВ", "Камере обсуре", "Отчаянии", "Смотри на арлекинов!"
   "Не только главная мысль, общая структура, объем роднят агеевское произведение с романами Набокова: в "Романе с кокаином" рассыпан ряд побочных тем, отдельных описаний, мелких штрихов, которые носят явно набоковский отпечаток". Струве приводит отрывки из "Смотри на арлекинов", "Подвига", размышляет о теме спорта в повести и в творчестве Набокова в целом.
   Гоголь в "Романе.." упоминается дважды, оба раза по-набоковски. "Сначала московский памятник Гоголю, что как раз характерно для набоковского письма: почти во всех его городских пейзажах стоит какой-нибудь памятник, который своим несоответствием живой жизни привлекает внимание героя. "Гигантские канделябры по бокам гранитного Гоголя тихо жужжали <...>А когда мы проходили мимо, -- с острого, с каменного носа отпала дождевая капля, в падении зацепила фонарный свет, сине зажглась и тут же потухла". Ср. в "Подвиге": "Мартын отметил, что у каменного льва Геракла отремонтированная часть хвоста все еще слишком светлая..." В конце своих записок Вадим Масленников сравнивает свое душевное состояние кокаиномана "с состоянием Гоголя. Как Гоголь знал, что радостные силы его ранних писательских дней совершенно исчерпаны, и все-таки каждодневно возвращался к попыткам творчества, каждый раз убеждался в том, что оно ему недоступно, и все же (гонимый сознанием, что без этого радостного горения -- жизнь теряет для него смысл) эти попытки, несмотря на причиняемое ими мучительство, не только не прекращал, а даже, напротив, их учащал, - - так и он, Масленников, продолжает прибегать к кокаину..."
   "Роман с кокаином": "Мы зашли за угол. Здесь было темнее. Только одно нижнее окно было очень ярко освещено. А под ним, на мокрых и круглых булыжниках, светился квадрат, словно на земле стоял поднос с абрикосами. Соня сказала -- ах -- и выронила сумочку.. шагнул к ней и обнял ее. Я склонился и прикоснулся к ее губам. И может быть, именно так, с такой же нечеловеческой чистотой, с такой же, причиняющей драгоценную боль, радостной готовностью все отдать, и сердце и душу и жизнь, -- когда-то, очень давно, сухие и страшные и безполые мученики прикасались к иконам. -- Милый, -- жалобно говорила Соня, отодвигая свои губы и снова придвигая их, -- детка, -- родной мой, -- любишь, да -- скажи же"
   Совпадает не только то, что героиня закрывает веки, но и то, что поцелуй происходит в слабо освещенном месте. ( "Подвиг" )
   В журнале "Вестник русского христианского движения" Никита Струве в статье "К разгадке одной литературной тайны" утверждает, что "Агеев сверхгениальный подражатель Набокова, наперед знавший все дальнейшее его творчество, его совершеннейший alter ego, то есть попросту сам Набоков, приучивший нас к псевдонимам и мистификациям". Однако Б. Бойд резонно сомневается в набоковском авторстве "Романа с кокаином"
  
   От себя замечу, что совпадения набоковских произведений с "Романом" впечатляют. Так, тождественен вид на солнечный вечер с воображаемого балкона.
   В романе "Соглядатай": "Балкон был совсем маленький, с пустыми зелеными ящиками для цветом и с разбитым горшком в углу.. И было тепло, хоть и не очень солнечно, а так, мутное, с ы р о е, разбавленное с о л н ц е".
   В "Романе с кокаином": "На балконе от заходящего, выпуклого как желток с ы р о г о яйца, с о л н ц а, хоть и зацепившегося за крышу, однако видимого целиком, словно оно прожигало эту крышу насквозь, - лица стали махрово-красными".
  
   С наступлением темноты картина меняется: пространство напоминает лабиринт, освещенный луной, заставленный ящиками, в которых невесть что содержится. В рассказе "Катастрофа": "Крыши под луной лоснились: серебряные у г л ы, косые провалы мрака.. и в темных домах по той стороне улицы хлопало ночное эхо. А за черным забором, в провале между домов был квадратный пустырь - там, что громадные гроба, стояли мебельные фургоны. Бог весть что было навалено в них". В "Романе с кокаином": "Я поднимался теперь по этой темной, пахнущей котами лестнице, держался за узкие перила, и мне вспомнилось время, когда этих мусорных ящиков не было. Мне вспомнился день, это было летом.. уже к вечеру их пронзительно сколачивали. Когда это случилось?"
   Отдельная тема - это темнота в театре, во время которой возникает шум, - и это сочетание темноты и звука человеческого голоса в театральной темноте запоминается герою.
  
   В настоящей повести я предлагаю Вам, уважаемый читатель, эксперимент - фантазию на темы "Романа с кокаином". Перед Вами предстанет история любви, которая также заканчивается весьма печально. Время действия - современная Россия. Герои тоже взяты из действительной жизни. Правда, вместо кокаина упоминается его заменитель - алкоголь, впрочем, тема алкоголя отступает на второй план сюжета и не играет в нем важной роли.
  
  
   часть первая
  
   Лена.
  
   Слабее все память о прошлом, а мне бы
   вернуться в тот вечер, когда ты была
   так близко.. Но тает надежда
   как мартовский снег..
  
   Из стихотворения "У дороги" одного омского непризнанного поэта.
  
   Приближалась зима. "Зима близко", - говорили мне облетающие листья на асфальте, нахохлившиеся воробьи посреди газона. Люди кутались в теплые куртки и осенние пальто, ежились от холода.
   В ту памятную осень я работал вместе с Леной в редакции популярного еженедельника "Житье-бытье" ( известного также как "Губернские ведомости" ). Нас взяли туда после пятого курса университета. К нам на курс приходила главная редакторша и ее заместитель. Они живописали заманчивые перспективы работы в такой замечательной газете. И вот, мы с Леной клюнули на это предложение, и уже летом ( еще не сдав госы ), начали работать в этом издании.
   Работа была для меня приятной. Не нужно было целыми днями сидеть в офисе. Можно было неспешно прогуляться по летнему городу, отправляясь на то или иное задание ( обычно требовалось побеседовать с тем или иным политиком или приезжей знаменитостью ). Зимой, конечно, работа была менее комфортной. Я в основном отсиживался в редакции, а вечером провожал Лену до дому. Постепенно прогулки по уже зимнему городу с Леной стали регулярными. Кроме того, наши столы в редакции стояли напротив.
   Постепенно я привыкал к Лене: к ее внешности, характеру, речи, образу мышления, поведению. "Что ты! Я к тебе совсем уже привык!" - как говорил домовенок Кузька из известного советского мультфильма. Или, если вспомнить киноэпопею "Любовь и голуби" и слова героини Людмилы Гурченко:
   - А привычка? Элементарно - привычка! Поэтому я и спрашиваю Вас - любите ли Вы этого человека?
   Посещая различные политические мероприятия местного разлива, сидя на пресс-конференциях, вылавливая оппозиционных политиков в центре города, я всегда думал о том, что буду рассказывать Лене вечером того же дня. Какими впечатлениями буду с ней делиться. Мне всегда было необходимо время, чтобы собраться с мыслями в ее присутствии.
   Лена, напротив, была словоохотливой девушкой. Если она начинала говорить, ее трудно бывало остановить. Мысли представительницы противоположного пола ( и другого направления в газете ) были мне интересны, и я с удовольствием выслушивал ее речи.
   Был у Лены и муж. Муж как муж. Корректный на вид господин, но в общем-то совершенно лишний, ненужный проходной персонаж. Я и внимания на него особого не обращал. Мы встречались с ним пару-тройку раз в доме Лены. Помнится, был он перманентно рассерженным и недовольным чем-то молодым человеком.
   Постепенно я влюблялся в Лену. Мне были приятно внимание, которое она уделяла мне. Лена не жалела для меня времени, - видимо, ее отношения с мужем не фонтанировали.. Часто я стал думать о том, как бы объясниться с Леной, сказать ей о том, что я хотел бы быть ей не просто другом. Но все как-то не подворачивалось удобного случая.
   По вечернему городу мы шли в дом Лены. Вокруг меня витала какая-то безумная надежда. А также - птицы, грязь, мусор, посторонние голоса людей и сигналы машин. Город словно жил своей, параллельной мне жизнью. В которую у меня не было никакого желания вмешиваться. В отличие от жизни Лены.
   Теперь я вспоминаю эту зиму с ностальгией. Разорванные страницы календаря горят. От огня - тепло. Согреваются руки. Согревается душа. Как долго.. Ветер, запах костра, протянутые руки, молчание. Небо такое чистое, голубое, такое осеннее. Где-то на севере - асфальтовая лента, близкий лес. Трехцветный рисунок за окном. Боже мой, Боже мой..
   Остатки сна, ветер, обрывки газет. Небесное солнце в вышине, молчание, смех. Кажется, так давно это было. Так давно, словно в глубоком детстве, на дне полноводной реки памяти. Перебираю осколки льда: автобусы, сбившиеся в кучу. Как много может вспомнить человек; как все это умещается в его маленьком, грустном сердце. Боже милосердный, Боже, только ты сможешь это простить.
   И земля кажется теплой. Никто никого не гонит. Ветреная зола, птицы в зените. Безыскусные, детские, не знавшие зла руки. Падает, падает снег на мои поля. Падает облако.
   Где-то на изнанке серого полотна, я верю, все это окажется прекрасным. Ведь в жизни я не видел ничего более прекрасного.
   Мы выходили из небольшого здания редакции, занимавшего первый этаж двухэтажного старинного особняка. Дворник на углу методично подметал опавшие листья. Трамвай преодолевал поворот со скрипом. Все было так тихо, так мирно в моем городе. Лена переступала через рельсы, стараясь не угодить своими сапожками в лужи. Я плелся за ней следом, отчасти любуясь ее ладной фигурой.
   Зима приближалась. На улице было промозгло, машины ехали, брызгая в стороны растаявшим снегом. А мы с Леной стояли на обочине, она обнимала меня, и, казалось, весь мир суживался до размеров того пятачка, на котором стояли мы с Леной. Или, как написал я в одном из стихотворений -
  
   И, верно, сегодня ты вспомнишь о встрече,
   о том, как мы были одни,
   одни в этом мире, огромном и мглистом,
   и как холодел ноябрь,
   огни проносились в сумерках быстрых,
   вокруг было тихо, и жаль
   нам было огней и дождя, и снега,
   что падали в этот мир,
   ты видишь - я помню осеннее небо,
   как помнишь, наверное, ты
   кресты колоколен, огни на почтамте,
   ступеньки и лужи, и свет
   в прозрачных витринах, хотелось остаться
   нам в этой стране или нет -
   неважно, года все проходят глухие,
   нам встретиться вновь должно..
  
   _ _ _
  
   В редакции журнала работа была не скучной, даже если проходила она без совместного моего и Лены участия.
   Каждую неделю редакция организовывала так называемые "Акции". Корреспонденты газеты "Житье-бытье" выходили на улицы и устраивала мероприятия. Например, мыли памятник Ленину ( в одну из апрельских суббот ).
   Помню, как я участвовал в одном из таких мероприятий - акций. В этот день на небе происходило солнечное затмение. И вот корреспонденты "Губведомостей" вышли на улицу с плакатом, предупреждающим о "конце света" и предлагающем всем желающимся покаяться. "птицы, покайтесь в своих грехах публично", - как говорил один из персонажей романа Ильфа и Петрова.
   Люди, мирно шедшие по центральным улицам города, смотрели на нас с удивлением. Видно было, что некоторые из них так и хотят задать нашей процессии вопрос:
   - А родители не сумасшедши ли?
   Особенно недовольны были милиционеры, они предпринимали попытки пресечь наше шествие. И надо сказать, им это отчасти удалось. Правда, им тоже ( как и другим согражданам - омичам ) пришлось высказаться на тему - "Боитесь ли вы конца света?" - чего, собственно, и добивались молодые журналисты нашей газеты. Помню, что в этой акции участвовала и Лена, объяснявшаяся с одним из стражей порядка.
   По завершении прогулки по центральным улицам города уставшие, но довольные журналисты возвращались в редакцию. Теперь надо было обработать и привести в удобочитаемый вид написанное в блокнотах. Мы располагались все вокруг одного из столов в редакционной комнате, и приступали к коллективному творчеству - написанию большой статьи на две трети газетной страницы. Руководил процессом опытный журналист Саша, подсказывающий нам реплики персонажей репортажа.
   Я, признаться, мало участвовал в написании заветной статьи, а все больше поглядывал на Лену.
   Итак, по вечерам мы шли в дом Лены - по легкому ноябрьскому морозцу. Я смотрел на Лену почти зачарованно. Я удивлялся тому, как она здорова ( в отличие от меня - в то время у меня болела голова ), как от морозца покрываются краской ее щеки.
   Как больной человек всегда втайне завидует здоровякам, так и я испытывал подобное чувство к Лене. Она казалась мне сопричастной к сонму здоровых счастливцев - людей, которым улыбнулась судьба. Мы шли и разговаривали о разных вещах - начиная с темы работы в редакции и заканчивая литературой Серебряного века.
   Кроме того, Лена рассказывала мне о своем прошлом, о молодом человеке, в которого была когда-то влюблена и с которым вынуждена была расстаться. Рассказ Лены был печальным в высшей степени - но в нем я находил странное успокоение для себя. Выходило, что не один я страдал на этом свете, не один переживал разлуку с любимой ( Лена, замечу, была не первой моей любовью ).
   Итак, начинается моя "лав стори" в обычный ноябрьский холодный день. Как "Алиса в зазеркалье" Льюиса Кэрролла -
  
   Итак, был обычный ноябрьский день ( "I was watching the boys getting in sticks for the bonfire" - Из этого замечания мы узнаем время действия "Алисы в Зазеркалье". В Англии ежегодно 5 ноября отмечается раскрытие неудавшегося "Порохового заговора" (1605 г.), участники которого собирались взорвать здание парламента вместе с находившимся там королем Джеймсом и членами обеих палат. В память об этом событии принято разводить костры и сжигать на них чучело лидера заговора Гая Фокса ).
   В нашем переводе время действия также - ноябрь. В нем "обыгрывается" ставшая знаменитой фраза Ларисы Репях - "Мы в Пушкинке целую зиму сидели, особенно ноябрь". И в самом деле, сказка начинается с описания Пушкинской библиотеки и того, что делала в ней Лариса.
   По мнению Н. Демуровой, именно 4 ноября 1859 года - "этим днем начинается "Сквозь зеркало" - идет снег, и мальчишки собирают щепки для традиционного костра, на котором ежегодно 5 ноября сжигают соломенное чучело Гая Фокса в память о раскрытом в 1605 году Пороховом заговоре" ( Н. Демурова, "Доктор Доджсон в Стране Чудес и что он там увидел" ).
   ( "Аннотированная Алиса" ).
  
   Приятно было вернуться в теплый дом Лены с холодной улицы, согреться перед натопленной недавно печкой. За улицей выл ветер - напоминая о ноябрьской непогоде 1945 года, когда происходило действие одной из глав "Лолиты".
   Или о туманном вечере в конце ноября на Бейкер-стрит, в который завершается рассказ о "Собаке Баскервилей".
   В этот момент я пытался приказать себе видеть в Лене только друга. Тщетно - мысли устремлялись вперед, в область фантазий. И что такое любовь как не фантазия, трепет, восторг фантазии ( см. рассказ Набокова "Сказка" ).
   Мир дома Лены был отличен от мира редакции. Мы с ней почти никогда о редакционных делах здесь и не разговаривали, словно на них было наложено табу.
   Предусмотрительная Лена дома держала дистанцию. Так - словно наша дружба действительно могла перерасти в нечто большее. В такие минуты мне самому начинало казаться, что моя влюбленность в Лену - всего лишь наваждение, страстное умопомешательство, которое вскоре должно уступить место под солнцем самой обыкновенной и в чем-то банальной дружбе.
   "Ведь жил же я до этого без слез, без чувств, без любви, - говорил мне мой разум, - зачем кидаться, очертя голову, в новые отношения, не сулящие ничего хорошего?" Но доводы разума отходили на второй план, стоило мне только внимательно посмотреть на предмет моей любви. Лена была порою до слез очаровательна, - той прелестью, о которой писал герой "Соглядатая".
  
   _ _ _
  
   В Пушкинской библиотеке было непривычно тихо и спокойно. Я прошел в один из небольших залов, в котором я всегда читал "Комментарий к роману Пушкина "Евгений Онегин"".
   Теперь пространство зала как бы раздвинулось вширь и ввысь. Странные метаморфозы с хронотопом были, очевидно, следствием моего влюбленного состояния. Я хотел было отрезвиться мыслью о временности моей влюбленности, но ленивая моя душа отвергла эту мысль, купаясь в столь ожидаемом для нее чувстве.
   Даже сотрудники библиотеки, прежде казавшиеся банальными типами из скучной книжки, теперь выглядели как одухотворенные личности, полные загадок.
   Итак, я открыл "Комментарий к "Евгению Онегину"" там, где оставил его в предыдущий раз. На этой странице все было полно призраками ( я читал о сне Татьяны ) - виднелись ярко-зеленые аспиды, вроде тех, что прячутся в ивовых пнях, какие-то другие пресмыкающиеся, гораздо более отвратительные, с человеческими лицами; безформенные гиганты непомерной величины; недавно срубленные головы.. и ты как будто тоже стояла посреди них - как волшебница.
  
   О, не знай сих страшных снов
   ты, моя Светлана..
  
   Down in the valley, the sun setting clearly. Lilly o lille, Lilly o lee - в королевстве у края земли. Там, где, перед тем, как отойти ко сну, девушка произносит: "Кто мой суженый, кто мой ряженый, тот переведет меня через мост". И Мефистофель ведет Маргариту к ведьме, которая командует зверями, наполовину обезьянами и наполовину котами; и уже не разобрать, кто с медвежьей, кто с мышиной, кто с ослиной головой, и смешались в этом пространстве крысьи лапки, ястребиные носы и красные глаза, - и дальше еще страшней и еще чудесней - and feet that ran, and doors that clapt, and barking dogs, and crowing cocks, крысы, филины, кроты. Маргарита возвращается дрожащая, чуть живая. Потом она попросит истолковать ей этот сон.
   Здесь же помещалась история дуэли Пушкина с Дантесом ( красивое слово - "дуэль", как писал Набоков! ).
   Летом 1936 года Пушкины снимали дачу в пригороде, неподалеку от Черной речки ( я где-то читал, что название "черная речка" происходит от специфического темного оттенка воды, - корни ольшаника, растущего на берегах, уходят в воду и придают ей темно-коричневую окраску ), и Наталья с Екатериной часто видели Дантеса. В июле Екатерина Гончарова забеременела. К началу осени 1836 года стали распространяться слухи о ее возможном браке с Дантесом. Однако Дантес, как и раньше, продолжал ухаживать за Натальей. Один из весельчаков высшего света, кривоногий Петр Долгорукий состряпал анонимное письмо, которое было получено Пушкиным и его друзьями по почте ( только что открытой в городе ) 4 ноября 1936 года:
  
   "Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного Д.Л.Нарышкина, единогласно избрали г-на Пушкина коадъютером великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И.Борх".
  
   "Диплом" намекал на то, что рогоносцем сделал Пушкина царь. Но это не так - хотя самодержец и приметил Наталью еще до замужества, скорее всего, она стала его любовницей очень ненадолго, да и то после смерти поэта.
   Пушкин счел, что письмо написано Геккереном и 7 ноября вызвал Дантеса на дуэль; правда, ему пришлось забрать назад свой вызов, так как Дантес сватается к Екатерине Гончаровой ( к тому времени она находилась на пятом месяце беременности ), они поженились 10 января 1837-го, но и после свадьбы Дантес продолжал оказывать Наталье Пушкиной все доступные ему знаки внимания.
   Была среда, 27 января. Пока секунданты и Дантес вытаптывали в снегу дорожку, Пушкин сидел на сугробе, завернувшись в медвежью шубу, ждал. Секунданты отметили барьер сброшенными шинелями. Пушкин сразу сделал пять шагов и подошел к барьеру. Дантес сделал четыре шага и выстрелил. Пушкин повалился на шинель Данзаса, но через несколько секунд приподнялся и, опираясь на руку, заявил, что у него достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел. Его пистолет упал дулом в снег, ему подали другой. Пушкин прицелился в своего противника, ударная сила пули, попавшей Дантесу в руку, повалила его, и Пушкин воскликнул: "Браво!" Он решил, что убил Дантеса.
   Такова была история поединка Пушкина, рассказанная комментатором. Я сразу вспомнил о дуэли набоковского героя - Антона Петровича из рассказа "Подлец". Правда, Антон Петрович со своей дуэли позорно бежал, а жена ему в самом деле изменила с Бергом. Еще мне вспомнились строки из набоковского "Петербурга" и "Вечера русской поэзии" -
  
   И слышу я, как Пушкин вспоминает
   все мелочи крылатые, оттенки
   и отзвуки: "Я помню, - говорит, -
   летучий снег, и Летний сад, и лепет
   Олениной...
   Но, веришь ли, всего живее помню
   тот легкий мост, где встретил я Данзаса
   в январский день пред самою дуэлью.
  
   и, кроме того, -
  
   так Пушкин мчался в карете,
   так был одинок его путь: дремал, просыпался,
   расстегивал ветром развеиваемый воротник плаща,
   и зевал, верно, и прислушивался к песне ямщика.
   громадные облака наверху неслись
   безконечной равниной,
   лучи пронизали их то и дело,
   запах травы и мокрых ремней,
   и эти рыдания, эти синкопы,
   и силлабические облака поднимались и поднимались..
  
   Казалось, я проникся этим состоянием поэта, жившего от меня на приличном временном расстоянии. Душа застыла в ожидании - чего-то, еще мне неизвестного, но непременно чудесного и волнующего.
  
   _ _ _
  
   Я взял еще одну книгу - под одной коричневой обложкой помещались "Король, дама, валет" Набокова и "Роман с кокаином" Агеева. Заинтригованный названием, я начал чтение со второго произведения.
   Несколько страниц спустя после начала "Романа.." выяснилось, что Вадим Масленников ( его герой ) не прочь был рассказать о своих половых эксцессах. Любовная жизнь Вадима, по всей видимости, "била ключом"..
   Прежде чем со вздохом отложить книжку в сторону, я успел прочитать пару страниц.
  
   "Я не успел пройти и половины короткого бульвара, когда заслышал, как кто-то поспешными мелкими шажками и тяжело дыша настигает меня.
   - Ух, насилу догнала, - сказал голос с противной профессиональной игривостью.
   Я оглянулся, увидел желтый свет, в нем - бегом шагавшую на меня женщину. Я посторонился, но она круто повернула на меня, столкнулась со мной и обняла меня. И сразу же тесно прилипшее ко мне и шибко греющее тело затолкало меня в нижнюю часть живота, ее губы придвинулись, прижались и выпустили мне в рот мокрый, холодный и дергающийся язык. Было чувство, что земля вся обвалилась и остался только тот кусочек, на котором стоишь, - я, вероятно, чтобы не сверзиться вниз, чтобы держаться, тоже ее обнял.
   Дальше все было просто. Пролетка, звездное небо, ворота, коридор, отбитая штукатурка с обнажившимися деревянными сплетениями, и клеенчатая дверь с ободками пыли во впадинах туго вбитых в кленку гвоздей, каморка, одеяло из цветных лоскутков, сырое и тяжелое, и вяло свалившаяся набок женская грудь с расплывшимся каштановым соском и белыми вокруг пупырышками. И, наконец, остановка, точка всему и уверенность, что распаляющие чувственность женские телесные прелести - только кухонные запахи: дразнят, когда голоден - отвращают, когда сыт.
   Когда я вышел, было уже утро. Труба с соседнего дома выпускала прозрачный жар, в котором трясся кусочек неба. На улицах было пусто, светло и безсолнечно.
   Я шел и чувствовал себя изумительно хорошо. "Это измена", - говорил я себе, вспоминая ночь, но слово теперь решительно нигде не удерживалось, соскальзывало, отпадало от меня. Получалось странное: если мужчина делает то, что он делает, - так он мужчина. А если женщина делает то, что мужчина - она проститутка. И выходило еще, что раздвоение духовности и чувственности в мужчине - признак мужественности, что ли? - а раздвоение духовности и чувственности в женщине есть признак проституционности.
   Вот я, будущий юрист и, как утверждают многие, полезный и уважаемый член общества. А между тем, - где бы я ни был, в трамвае ли, в кафе, в театре, на улице - всюду! - достаточно мне посмотреть на фигуру женщины, даже не видя ее лица, прельститься выпуклостью или худобой ее бедер, - и, свершись все по моему желанию, я, не сказав бы этой женщине и двух слов, потащил бы ее на постель, на скамейку, а то и в подворотню".
  
   Здесь я вспомнил рассказ Аркадия Аверченко "Неизлечимые", в котором героя манили "высокая волнующаяся грудь" и "выпуклые упругие бедра" Лидии.
  
   "И я бы, несомненно, так бы и поступил, если бы женщины позволяли мне этакое проделывать. Для влюбленного мужчины все женщины - это только женщины, за исключением той, в которую он влюблен: она для него человек.
   Соня была для меня первым человеком, перед которым мне не нужно было утруждать себя собственным бытием. Встречаясь с Соней ежедневно, оставаясь с нею безпрерывно много часов, я, как умел, развлекал ее, говорил какие-то слова, - но слова только заполняли время, не использовали его. Поцелуи заместили слова, переняв на себя роль нашего сближения и совершенно так же, как и слова, становясь все откровеннее и откровеннее.
   Целуя Соню, я от одного сознания, что она любит меня, испытывал слишком нежное обожание, слишком глубокую душевную растроганность, чтобы испытывать чувственность".
  
   Прочитав этот фрагмент, я удивился. Непонятно было, что мешало герою видеть в каждой женщине человека? Неужели для того, чтобы разглядеть в представительнице противоположного пола человека, необходимо в нее основательно влюбиться? Неужели банальная похоть ( как говорят герои сериала "Иванько" ) застилала глаза Вадиму?
   И потом - если потакать своим прихотям, можно ведь дойти до высшей степени самозабвения. Как, например, мой сосед по палате в психиатрической больнице, насмотревшийся порнографических фильмов до состояния прострации. Он со страстью пересказывал нам, его соседям, сюжет и портреты героев порнофильмов. Было видно, что они, эти порнофильмы, - самое его серьезное и глубокое его впечатление от жизни.
   Нужно ли говорить, что выглядел соседушка при этом личностью, достойной сожаления.
   Читая этот фрагмент "Романа.." я вспомнил еще и о том, как Лена обнимала меня. При этом если влечение к представительнице противоположного пола и присутствовало в моей душе в тот момент, то оно явно уходило на второй план. Почти как у Вадима в случае с Соней. Это обстоятельство, как мне казалось, опровергало теорию Дарвина об эволюции и естественном отборе. Теорию, согласно которой весь путь человечества можно объяснить банальной борьбой за выживание и размножение.
   Наши отношения с Леной были словно опровержением популярных в научной среде теорий о взаимоотношениях полов. И в этом обстоятельстве я находил странное удовлетворение.
   История эротических приключений одолеваемого любовной страстью Вадима Масленникова, впрочем, не ограничилась случайными встречами с доступными женщинами. Он увлек в свои сети и влюбчивую Соню. О чем повествовал в следующей главе. В завершение же главы он приводил письмо, полученное им от Сони.
  
   _ _ _
  
   Наступала зима в нашем городе. Я никогда не любил зиму, считал ее опасным пережитком косной цикличности природы. Но в этот раз мне стало казаться, что зима принесет мне чудное, дрожащее счастье ( так ждал счастья герой рассказа "Облако, озеро, башня" ).
   Помните, как герой "Романа с кокаином" восхищался первым снегом, падавшим на Москву. Такое же романтическое настроение приносил в мою жизнь снег декабря. "Снежным" настроением были пропитаны даже страницы моей повести "Предпоследний Дозор", героиню которой, правда, звали Ольгой:
  
   На улице шел снег, редкие фонари освещали пространство перед подъездами.
   - Отличная погода, - раздался справа голос Ольги, - как нельзя лучше подходит для подобного путешествия.
   - Такого бурного начала еще не было, - заметил я.
   - Да. Все только начинается, - обнадежила меня Ольга. Она принялась сбивать снежные заносы на сапожках, изредка поглядывая на меня.
  
   На улице у дома Лены кто-то из детей слепил солидного снеговика. В голове его, как и положено, торчала веточка дерева вместо носа. Все это было так мило, так по-семейному..
   Я любил зимнюю тишайшую погоду - без ветра, без мороза. В это время приятно было гулять с Леной по улицам города. Но зима не всегда бывала ко мне благосклонна. Помню колючий летящий снег, порывистый сильный ветер, встретившие меня однажды на ледяной дороге, ведущей мимо дома Лены. Об этой дороге, проходившей недалеко от ее дома, я написал как-то такие строки:
  
   И белая как снег дорога,
   и жаркая как жизнь слеза,
   я шел, и было мне немного
   до дома и дождя, весна
  
   в мой город вовсе не спешила,
   и был он белым занесен,
   и ветер выл, как бы кадилом,
   нас орошая снегом, он
  
   лишь только здесь нашел отраду,
   летел, и с ног сбивал, с пути..
   Я видел странную ограду,
   такую малую, почти
  
   я был у дома, незнакомым
   тогда мне показался дом
   и мир, и вечность, с ветром споря,
   там кто-то шел под снегом, сном
  
   весь был овеянный как будто,
   кружилась колдовская смесь
   из ветра, снега, поминутно
   все опрокидывая здесь.
  
   И белая дорога, ветер -
   каким же стало все чужим!
  
   Именно зимой происходило действие и моей сказки "Искатель безсмертия", где тоже ветром и стужей орудовали представители злых сил. В этой сказке тоже был свой "роман" - между Принцем и Принцессой. Подоплека сказки - история действительных отношений, так что неудивительно, что она стала популярной среди читающего народа.
   Тишина опускалась на мой город зимой. Редкие прохожие, редкие машины в переулке.. Казалось, никакой крик, никакой вопль не может нарушить моего доброго, романтического настроения. Как будто природа была заодно со мной. Ничто не могло нарушить моей сосредоточенности, сконцентрированности души на одном сюжете - сюжете, как это банально ни звучит, моей любви.
   Так герой рассказа Набокова "Ужас" весь обращен к своей возлюбленной в роковые минуты ее жизни:
  
   "Я, как оказалось, стоял посредине широкой прихожей. Прошел господин с трубкой, в клетчатом картузе, толкнул меня и важно извинился. Я чувствовал удивление и большую, но - человеческую - боль. В телеграмме сообщалось, что она находится при смерти.
   Пока я ехал к ней
   ( помню, первая наша разлука, она встречала меня на вокзале, на перроне, в клетке желтого света, с нею было легко и покойно, только однажды - мы были одни в комнате, - я пишу, она штопает на ложке шелковый чулок, розовеет ухо, трогательно блестит жемчуг вокруг шеи, и нежная щека кажется впалой оттого, что она так старательно пучит губы - и вдруг мне ни с того ни с сего делается страшно от ее присутствия, страшно, что в комнате другой человек.. но она поднимает голову, быстро, всеми чертами лица, улыбается мне - и вот от странного страха нет и следа, - прожили мы вместе около трех лет, многие недоумевали, чем могла привлечь меня эта простенькая женщина, но, Боже мой, как я любил ее неприметную миловидность, ее тихая простота меня охраняла - все в мире было ей по-житейски ясно, даже иногда казалось, что она совершенно точно знает, что ждет нас после смерти, - и мы о смерти никогда не говорили ),
   и пока сидел у ее кровати, мне и в голову не приходило рассуждать, что есть жизнь. Женщина, которую я любил из всего мира, умирала. Я чувствовал только это.
   Она меня не узнала. Я толкнулся коленом о край постели, на которой она лежала, под огромными одеялами, на огромных подушках, - сама маленькая, с волосами, откинутыми со лба. Она меня не узнала, но я чувствовал - по улыбке, раза два легко приподнявшей уголок ее губ, что она в своем тихом бреду, в воображении предсмертном видит меня".
  
   Все казалось сказочным и значительным в это декабрьское время - следы, оставляемые Леной в снегу ( я шел за ней ), иней на ее одежде, серебрящийся в лучах солнца, частные дома в белых шапках, бегающие по улице дети, играющие в те же снежки..
   Все казалось сопричастным моему тонкому чувству, которое я и любовью-то назвать как-то боялся. Неимоверным, сказочным был каждый день бытия с Леной.
   Я просыпался почти каждый день с мыслью о нашей будущей встрече. Эта мысль была утешением в моей, в общем-то, грустной и скучной повседневной жизни. Мысль о встрече с Леной соединялась с тихой грустью о том, что мое чувство не получало разрешения. Я понимал, что надо решиться на объяснение с Леной. Но как это сделать, я еще не осознавал.
  
   _ _ _
  
   Мне не хочется думать,
   не хочется знать,
   как могли мы с тобой
   свое счастье проспать.
   Уничтожить любовь,
   превратить ее в хлам -
   и бросить к ногам
   как разрушенный храм.
  
   Из популярной песенки рубежа 2000-х.
  
   В небольшой кухоньке от яркого заходящего солнца, выпуклого как желток сырого яйца, хоть и зацепившего за крышу, однако видимого целиком, словно оно прожигало эту крышу насквозь, обои на стенах стали махрово-красными.
   Я доел кусок аппетитного вида сладкого рулета, запив его чаем, и теперь уставился на Лену, думая, как начать речь о моей новой статье в газете ( на политическую, разумеется, тему - ведь я был ответственным за политику, за политику-у ).
   - Что смотришь? - спросила моя собеседница, - Понравился рулет?
   - Угу, - лаконично ответил я, - Послушай, Лена. Мы знакомы уже довольно продолжительное время. И я начинаю питать к тебе определенные чувства..
   - Уж не набиваешься ли ты мне в любовники? - поинтересовалась хозяйка дома.
   - Может быть, - мечтательно произнес я
   ( и как тут не вспомнить таракана - лирического героя стихотворения А.Липина, который
  
   ползет, мечтательно
   глазки закатив..
   Трудная работа -
   частный детектив! )
  
   Позже я не мог без стыда вспоминать игривую жеманность моего тона ( почти как герой "Соглядатая" ). Перспектива более тесных любовных отношений, как видно, не устроила Лену, потому что она сказала:
   - Я всегда думала, что ты будешь для меня другом. Но не более того.
   - Понятно, - грустно произнес я ( так говорил "Понятно" Альф, когда ему отказала Линн - впрочем, и неудивительно, ведь они были разных видов ).
   - Давай я тебе лучше расскажу, как мне объяснялся в любви Роман Михайлович, - поспешила переменить тему Лена.
   - При чем здесь этот шут? Послушай, я знаю, что мы были бы счастливы вместе. Может, тебя не устраивает мой характер? Я изменюсь, как ты захочешь, изменюсь..
   - Что ты! Меня все в тебе устраивает. И то, что ты такой добрый и милый. Но все же прекращай говорить об этом, не то я просто уйду в другую комнату.
   - Но все-таки есть какая-то надежда?
   - Никакой. И ты сам это отлично знаешь.
   Как будто стена выросла между мной и Леной в тот вечер. Как будто я ненароком ранил ее, подняв тему нашего сближения. Жизнь, казалось, повернулась ко мне не самой приятной стороной. И надо было это еще как-то осмыслить, пережить.
   Я направился в мою знакомую библиотеку. Торопился я, спешил чрезвычайно, как будто в облачке ландышевой сырости. Жизнь, лишенная надежды на счастье, жизнь, жаркая и тяжелая, полная знакомого страдания, собиралась опять навалиться на меня, грубо опровергнуть мою легкость.
   Надо было это пресечь, и я знал, как это сделать. Я быстро миновал площадь, подземный переход. Не слушая, прошел мимо оживленно болтающих друг с другом подростков.
   В библиотеке я сделал заказ, чуть позже поднялся на третий этаж и раскрыл знакомую книжку под коричневой обложкой. Описание любовных страданий незадачливого героя странно утешали меня. Я читал письмо от Сони Вадиму:
  
   "Ты знаешь, что было дальше. Я продолжала встречаться с тобой тайком от мужа, но эти наши новые встречи были уже не те, что раньше. Каждый раз ты приводил меня в какую-то трущобу, срывал с меня и с себя платье и брал меня с каждым разом грубее, безжалостней, циничней. Не упрекай меня за то, что я позволяла это делать. Не говори, что это доставляло мне хоть минуту радости.
   Я переносила этот разврат как больной переносит лекарство: он думает спасти свою жизнь, - я думала спасти свою любовь. На что-то надеялась, чего-то ждала. Но вчера я поняла, что ты сыт, что я лишняя. Ты помнишь, как ты даже не обнял меня, не поцеловал, не сказал даже слова привета, и молча, со спокойствием чиновника, пришедшего на службу, начал раздеваться.
   Я смотрела на тебя, на то, как ты, стоя передо мною в нижнем и, прости, не очень чистом белье, заботливо складывал брюки, потом подошел к умывальнику, снял полотенце, предусмотрительно положил его на подушку, и потом, - после всего ты, не стесняясь, даже не отворачиваясь от меня, вытерся и предложил мне сделать то же самое. Нет, это не любовь, это грязь, мутная, мерзкая. Такая грязь имеется в моем доме в таком достатке, что..
   Прощай, Вадим. Прощай, мой милый, дорогой мальчик. Прощай, моя мечта, моя сказка, мой сон. Ты еще молод, вся жизнь твоя впереди, ты еще будешь счастлив".
  
   В какой-то степени Вадим был удачливым любовником, но только на короткое время. Крушение его надежд приободрило меня. "Не все коту масленица, - саркастически подумал я, - бывает и великий пост". Одновременно, что не удивительно, я сочувствовал герою, оказавшемуся так же, как я, обделенным.
   Вторая часть повести называлась - "Кокаин". Вадим, будучи отвержен Соней, принялся за употребление наркотика. Я подумал, что мне тоже пора принимать решительные меры. Выход из ситуации, как мне казалось, я видел единственный..
   Вся жизнь моя, казалось бы - все мои мечты, надежды на будущее - рушились. Так рушится земля на обрыве в момент оползня. В то же время я сохранял трезвый и ясный ум, способность делать умозаключения и выводы. Конечно, в этой ситуации мне могла бы помочь сама Лена, - но, обожженный ее словами, я не осмеливался больше разговаривать с ней на эту тему.
  
  
   часть вторая
  
   Алкоголь.
  
   Ты раздавлен, всеми членами и всею душой ты раздавлен, и на перроне мокро и пусто, и никто тебя не встретил, и никто никогда не встретит.
   В.Ерофеев. Москва - Петушки.
  
   С головой было труднее всего, но тут помог алкоголь. Ежедневный трехкратный прием алкоголя - и ты очищаешь свою башку от ненужных знаний и мыслей. Первый год я с трудом забывал все то, что усвоил в академии, затем пошло легче. За месяц я забыл колледж, за неделю - гимназию. На забывание философии ушло три дня, на историю - сутки. Потом на эту.. как ее.. В общем, ее забыл почти без напряжения часа за два. Одним словом, постепенно превратился в нормального господина средних размеров.
   Гр.Горин. Дом, который построил Свифт.
  
   Не только расставался я с Леной в это время. С работой было тоже все неладно. Причем "неладно" - это еще мягко сказано.
   Как раз в это время редакторша "Житья-бытья" обложила меня такой отборной русской нецензурной бранью ( по матери ), что мне не оставалось ничего другого, как уволиться по собственному желанию. Обрывалась еще одна нить, связывавшая меня с Леной.
   Зато теперь я мог практически без остатка предаться моему новому любимому занятию - алкогольным возлияниям. Учеба в аспирантуре в счет не шла. У научного руководителя и на кафедре я появлялся редко.
   Алкоголь казался мне в то время желанной пристанью, спокойным островком посреди волн моря житейского, как любят говорить наши православные товарищи. Я знал, что алкоголь всегда принесет мне облегчение, согреет, оттеплит душу ( пускай и искусственно ).
   "Алкоголь не предаст, не обманет, он всегда рядом, готовый помочь", - думал я, оставшись без возлюбленной и без работы. В общем, получилось у меня почти как у героя одной стихотворной пародии из интернета -
  
   Пусть подругу трахает другой,
   пусть вчера уволили с работы,
   вмажусь я рифмованной строкой -
   и отпустит где-то до субботы.
  
   Уже первые глотки согревали, и проблемы, заботы уходили куда-то вдаль - или казались надуманными, незначительными. Прошлое и будущее с их туманными перспективами как бы отваливались от меня, не задерживаясь в сознании. Оставалось одно настоящее ( как в песне поется - "Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь" ). Я чуствовал себя сильным, могучим, могущим ответить на любую обиду, на любую несправедливость. Поэтому, очевидно, со мной в состоянии опьянения никто, как правило, не связывался.
   О Лене я теперь думал все меньше. Я был как бы охлажден действием алкоголя, невосприимчив к боли, которая терзала меня до этого.
  
   "Я старался не морщиться. Обычно грязно-голубые глаза Нелли были теперь совсем черны, и только узенькая голубая полоска огибала этот черный, страшно расширенный и огневой зрачок. Губы же, как у Олега, ходили в безпрерывной облизывающем движении.
   Горечь во рту у меня почти совсем прошла и осталась только та промерзлость гортани, когда на морозе дышишь широко раскрытым ртом, и когда потом, закрыв его, он кажется еще холоднее от теплой слюны. Зубы же были заморожены совершенно.
   - Я думаю, что кокаин на меня не подействовал, - вдруг сказал я, совсем неожиданно для себя, и испытывая при этом от очищенного звука своего голоса, такое удовольствие и подъем, будто сказал что-то ужасно умное. Олег нарочно перешел через всю комнату, чтобы снисходительно похлопать меня по плечу:
   - Это можешь рассказать своей бабушке, - сказал он и, улыбнувшись мне нехорошей улыбкой, снова пошел к двери, отворил и вышел.
   Теперь в комнате никого нет. Я подхожу и сажусь у камина. Я напрягаю все свое сознание, заставляя его наблюдать за изменениями в своих ощущениях.
   Вот Олег, Нелли и Зандер возвращаются в комнату. Я развертываю на ручке кресла свой порошок, прошу у Зандера зубочистку, вынюхиваю еще две понюшки.
   Я разваливаюсь в кресле. Мне хорошо. Никакого взрыва, никаких молний. И от сознания безсилия передо мной такого яда радость моя - а вместе с ней сознание исключительности моей личности все больше крепнет и растет.
   Зандер хлопает по карманам, находит спички, зажигает в высоком подсвечнике свечу. Любовно я смотрю, с какой бережностью он закругленной ладонью закрывает свечу, несет ее пламя на своем лице. А мне становится все лучше, все радостнее. Мое тело захолодало, застыло, словно отпало от головы: чтобы почувствовать руку или ногу, я должен двинуть ими.
   Вокруг меня люди, много людей. Но это не галлюцинация: я вижу этих людей не вне, а внутри себя. Здесь студенты, учащиеся женщины и другие, все какие-то странные: косые, кривые, безносые, волосатые.
   - Ах профессор, - восторженно кричит курсистка ( профессор это я ), - Ах, профессор, пожалуйста, сегодня о спорте.
   Она об одном глазу и протягивает мне руки. Все кривые, косые, бородатые, волосатые, все такие, которым нельзя и страшно раздеться, - вопят - да, профессор, о спорте, да, про спорт, - дайте определение, что такое спорт.
   Я небрежно улыбаюсь, и кривые, косые, бородатые, волосатые круто стихают. - Спорт, господа, это есть затрата физической энергии в непременных условиях взаимного соревнования и совершенной непроизводительности".
  
   Алкоголь никогда не вызывал у меня галлюцинаций. Однако я начинал видить действительный мир более детально, замечать мелочи во взглядах, словах, поведении людей. Алкоголь как бы ускорял деятельность моего мозга, облегчал ее. И постепенно мозг начинал привыкать к этому тонизирующему действию алкоголя.
  
   _ _ _
  
   К алкоголю относилось и универсальное правило - "хорошо с тобой, да плохо без тебя". Постепенно я начинал привыкать к алкоголю, - и соответственно отвыкать от Лены.
  
   "Сквозь щели портьер я вижу рассвет. Под глазами и в скулах пустота и тяжесть. Все как-то грузно остановилось. Тоска наваливается страшная, небывалая.
   На улице было сумеречно. Небо, грязно-малиновое, висело низко. Меня обогнал трамвай, - сквозь его заснеженные стекла расплющенными апельсинами просвечивало горевшее в вагоне электричество. Люди.. Что-то случилось с людьми. Никогда прежде не думалось мне, что люди ( человек ) могут вызывать такое непомерное отвращение, которое я чувствовал в то утро.
   На углу ветер трепыхал афишей на театральном столбе. Когда я вошел в его полосу, то мимо грохочущего цепями грузовика - через улицу перебежала девочка. На другой стороне тротуара мать видимо закаменела в страхе, но когда ребенок невредимо добежал до нее, то она больно схватила его за руку и тут же побила. Ребенок ревел. Все было ясно: мать скверно мстит своему ребенку за тот страх, который она перечувствовала. Но если таково лучшее, чем хвастаются гуманисты, - мать, то каковы же остальные люди.
   Отперев дверь, я со странным чувством вошел в свое новое жилище. Меня гадко мутило. В комнате был безпорядок, какая-то покинутость и тоска отъезда. На столе стояли грязные тарелки, остатки ужина и куски хлеба. Я стал жадно есть, обморочно дрожа рукой и шеей, напихивая рот, проглатывая снова, набивал, испытывая желание рычать и в то же время чувствуя нервный хохоток над этим желанием. А когда, съев и сонно отяжелев, хотя мог еще съесть много, доплелся до дивана и лег, то тотчас в протянутых ногах что-то мягко, недвижно задергало.
   И приснилось мне как моя бедная старая мать, в рваной шубенке шагает по городу и мутными и страшными глазами ищет меня".
  
   Как ни странно, алкоголь в какой-то мере способствовал формированию ровного взгляда на мир. Я понял, например, что тосковал по идеальному образу Лены, который сам создал в своем сознании. Так Набоков тосковал по идеальной России.
   Реальная ( вспомним: реальность - самое опасное слово из тех, что имеются ) же Лена имела немного точек соприкосновения с моим идеальным образом. Она была и грубее, и приземленней.
   И это немудрено. Ведь Лена выросла не в райском безвоздушном пространстве. Она жила в человеческом обществе, в современном российском обществе, которое я так не любил и так критиковал в своих статьях.
   Я пытался совместить этот идеальный образ с "суровой действительностью" - и у меня ничего не получалось.
   Когда же я начал принимать алкоголь, я понял, что мое поклонение идеальному образу было, мягко говоря, не соответствующим истине. Впрочем, "что есть истина?" - как вопрошал Понтий Пилат. "Что верно, а что неверно?" - как говорил Набоков. И когда я понял, что идеальная Лена всецело создана мной, я успокоился в своих попытках достигнуть этого образа и овладеть им.
   Все мое воспитание, все мои представления о девушках - как об идеальных существах - алкоголь подверг строгой критике. Он не оставлял в моем сознании место для такого идеала, который не соответствовал бы действительности.
   Фантазия моя направлялась в критическое русло, я видел недостатки, а не только достоинства в окружающих меня людях, в том числе - девушках.
   И последние перестали мне казаться кем-то вроде ангелов, архангелов и небожителей ( так раскритикованных Задорновым в его рассказе про журналиста Бодягина, попавшего в рай ). Разум проделывал работу подобную мозгу персонажа рассказа Набокова "Хват", который разбирал свою будущую жертву "по статьям". Алкоголь при этом не позволял очаровываться девушкой, строить большие, грандиозные планы - и, как следствие, не позволял разочаровываться в ней.
   Девушки перестали быть для меня сверхценностью, за которую можно отдать все, что ты имеешь - желания, деньги, слова.
   Я понял, что они - не персонажи лучшего, иного мира, временно пребывающие в мире сем, нет - они плоть от плоти, кровь от крови мира сего - мира несовершенного и порой жестокого.
   С другой стороны, приходилось признать, что некоторые девушки - парадоксально, но факт - были более тонко чувствующими существами, чем знакомые мне молодые люди. Но не недостижимыми, не внелогичными. Логика и разум теперь позволяли постичь их поведение. И даже на Лену я перестал глядеть восторженно, с открытым ртом, жадно ловя каждое ее слово.
   Мне становилось почему-то радостно оттого, что ни с одной из девушек я не связан какими-либо обязетельствами. Странная радость, абсурдная радость, идущая вразрез с теорией эволюции. Теперь между мной и этими тонко чувствующими существами пролегала дистанция. Эту-то дистанцию и поддерживал алкоголь.
   Алкоголь убирал и остатки последней критики по отношению к себе. Раньше мои поступки могли казаться мне достойными осуждения или некрасивыми. Алкоголь убирал эту критику. Теперь я сам себе часто казался красавцем, достойным человеком, чьи дела достойны подражания. Даже банальное чревоугодие теперь не воспринималось как грех, а рассматривалось мною как необходимое насыщение моего молодого и растущего организма энергией.
   Я открывал страницы "Романа с кокаином" - и с удовлетворением убеждался в том, что есть, оказывается, люди, упавшие гораздо ниже меня. На фоне Вадима Масленникова сознание достоинства моей собственной личности возрастало необыкновенно. Может, это и называется гордостью - одним из семи главных грехов ( впрочем, Альф считал, что семь грехов - это ребята, которые жили вместе с Белоснежкой в известной сказке ).
  
   _ _ _
  
   В его текстах ни силы, ни света - одно нытье..
   Из опуса Н.Семеновой.
  
   Долгие, однообразные дни под алкоголем. За это время ко мне пришла одна мысль. Я задавался вопросом: что люди и уважают, и ценят в других людях? Разум подсказывал мне разные варианты. Например:
   - Верность Православию? - Не смешите мою бабушку. Православие в том обществе, в котором я вращался, давно считается пережитком прошлого.
   - Интеллектуальные способности? - Но над ними в лучшем случае потешались, в худшем - встречали ударом в лицо.
   - Любовь? - Но она встречалась презрением, как нечто недостойное современного человека.
   И вот, рассуждая над темой того, чему же поклоняются мои знакомые и товарищи, я пришел к такому выводу: больше всего в других людях они ценят силу и решимость ее применить.
   Я искал и, казалось, находил живой пример. Вот я, аспирант педагогического университета, ходил себе спокойно на работу - преподавал русскую и зарубежную литературу в педучилище.
   И что же? Обладающий большей силой и "званиями" доцент по фамилии Химиков просто и нагло отобрал у меня эту работу - мою последнюю работу, быть может. Теперь сила у Химикова уже не та. Он не так проворен ( состарился ). Но вряд ли его по ночам мучает совесть. Вряд ли он рассуждает о том, что отобрал средства к существованию у молодого ученого.
   Конечно, это было просто обидно, тем более, что начальство педучилища клятвенно обещало мне эту работу. Но чего стоят их слова, я узнал на практике.
   Что говорить о Химикове, когда даже известный отечественный деятель, почитаемый в нашей стране, не гнушается возможностью решить те или другие вопросы и проблемы силой ( в том числе военной ). Он, очевидно, полагает, что такой метод ведения политической борьбы его очень украшает.
   А ведь сила может быть разного происхождения. Она может быть как светлой, так и темной. И не всегда она стоит на стороне добра.
  
   "Началось с того, что я дурно спал три ночи сряду и четвертую не спал вовсе. В первую ночь я видел ее во сне: было много солнца, и она сидела на постели в одной кружевной сорочке и до упаду хохотала, не могла остановиться. И вспомнил я этот сон случайно, когда проходил мимо бельевого магазина - и когда вспомнил, то почувствовал, что все, что было во сне весело - ее кружева, закинутое лицо, смех, - теперь, наяву, страшно, и никак не могу объяснить себе, почему мне так неприятен этот кружевной, хохочущий сон. Я много работал и много курил, и все было у меня чувство, что мне нужно, как говорится, держать себя в руках. Ночью я нарочно насвистывал и напевал, но вдруг, как трусливый ребенок, вздрагивал от легкого шума за спиной, от шума пиджака, соскользнувшего со стула.
   На пятый день, рано утром, после безсонной ночи, я решил пройтись. То, что буду рассказывать дальше, надо бы напечатать курсивом, - даже нет, не курсивом, а каким-то новым, невиданным шрифтом. Оттого, что я ночью не спал, была во мне какая-то необыкновенно восприимчивая пустота. Мне казалось, голова у меня стеклянная, и легкая ломота в ногах тоже казалась стеклянной. И сразу, как только я вышел на улицу.. Да, вот теперь я нашел слова. Спешу записать, пока они не потускнели. Когда я вышел на улицу, я внезапно увидел мир таким, каков он есть на самом деле. Ведь мы утешаем себя тем, что мир существует, поскольку мы существуем, поскольку мы можем себе представить его. И вот в тот страшный день, когда, опустошенный безсонницей, я вышел на улицу, я внезапно увидел мир таким..
   Я увидел дома, деревья, автомобили, людей, - но душа моя отказалась воспринимать их как нечто привычное и человеческое. Моя связь с миром порвалась. Я был сам по себе, и мир был сам по себе - и в этом мире смысла не было. Я увидел его таким, каков он есть на самом деле. Дома утратили для меня привычный смысл; все то, о чем мы думаем, глядя на дом.. архитектура.. такой-то стиль.. внутри комнаты такие-то.. некрасивый дом.. удобный дом.. - все это скользнуло прочь - как сон, и остался только безсмысленный облик. Так получается безсмысленный звук, если долго повторять одно слово.
   И с деревьями было то же самое, что и с людьми. Я понял, как страшно человеческое лицо. Передо мной было нечто, даже не существо, ибо существо тоже человеческое понятие, а именно нечто, движущееся мимо. Охваченный ужасом, я искал точки опоры, начав с которой можно было бы построить естественный, привычный мир, который я когда-то знал. Я, кажется, сидел на скамейке в каком-то парке. Действий моих в точности не помню. Как человеку, с которым сердечный припадок, нет дела до прохожих, до красоты старинного собора, а есть только всепоглощающее желание дышать, - так и у меня тогда было одно желание: не сойти с ума".
  
   Увлечение алкоголем позволило мне более подробно разработать ту экзистенциальную фрустрацию и одиночество, которыми меня наградило человеческое общество. Алкоголь вносил новые краски в жизнь, гарантировал необходимые мне свежие переживания, впечатления.
   Алкоголь утолял печали и был лекарством от одиночества. Лекарством от непонимания другими людьми, которые просто не знали, не ведали тех переживаний и страданий, которые выпали мне.
   Я открыл для себя еще вот что: как разрозненны, как разобщены люди. Они не хотят знать проблемы другого человека, другой личности. Как говорил герой фильма "Москва слезам не верит" - "Этим она доказала, что для нее мой социальный статус важнее, чем мой собственный, личный, статус". Именно социальный статус затмевал глаза людям, оценивающим автора этих строк..
  
   _ _ _
  
   Человек должен отдавать себя людям, даже если его и брать не хотят.
   В.Ерофеев. Москва - Петушки.
  
   В состоянии алкогольного опьянения я немало путешествовал по городу. В центре как-то раз мне пришлось давать объяснения милиционеру, отлавливающему алконавтов. А потом - отправляться на Сенную.. Впрочем, эти маленькие неудобства ничего не значили в сравнении с той отрадой, что давал мне алкоголь.
   Я начинал видеть мир по-новому. Вот долгая дорога, молнии и облака.. Пустырь, поля под солнцем. Равнина, грязь на дорогах, - днем проступала назойливая реальность. Остатки сна на вершинах домов, на снегу, на дорогах. И маленький огонек воли внутри. Я сегодня.. алмазы на снегу сегодня потухли. Солнце греется где-то за.. Память расколота, она устала. Я обрываю утром листок календаря: что? понедельник, новая неделя, иррациональное, неразгаданное как вымученный разговор. Те, кто уже навалентинился, им тоже все равно. Они не знают такой скользкой материи, как философия. Так мало постоянного в видимом мире. Мне всегда хотелось большего. Но постоянство не ночует у меня. Каждый день - повтор одних и тех же событий. Я как будто завяз в этом дне, - что-то нужно сделать, - но я боюсь ошибиться. Солнце грелось где-то за домами, на западе.
   Март. На желтых полях ждущей огня бумаги. Снег, отдельные личности, люди. Вчера я снова был там. Но это все повторение, иллюзия повторения времени, холод и ветер.
   Замело дороги, буксуют машины, буксует время. Весна придет скоро.
   А пока - белый, зимний, снежный город с просветами охристой боли. Массы одиноких людей. Массы снега. Искрится снег.
   Человек загружает в багажник булки хлеба. Высятся трубы на северо-востоке.
   Я не хочу жить в серой мгле. Терпение! Снег скоро начнет таять. Ручей побежит. И я убегаю. Хотя.. Куда мне бежать? От себя не убежать, не спрятаться, не забыться.
   После того, как меня задержали в центре города, я предпочитал путешествовать по городским окраинам. Особенно любил Левый берег, где жил во времена детства.
   Мне казалось, что в мои детских годах спрятана какая-то загадка, какой-то секрет, который мне предстоит разгадать. Для этого я и посещал Левый берег. Алкоголь унимал душевную боль, терзавшую меня. Душа успокаивалась, умиротворялась, как будто я побывал в церкви.
   Я проходил мимо моего дома, где я жил в детстве, мимо соседних домов. Было раннее утро. Те, кому надо было идти на работу, ушли, а пенсионеры - еще не выходили на улицы. В этой солнечной пустоте раннего часа особенно была отрадна тишина, заливавшая город. Солнце искрилось в окнах домов, играло в струнах проводов.
   Я "цокал каблуком через пустыню города", как сказал бы Набоков. В то время я еще писал диссертацию - и мои мысли иногда переходили с примет окружающего мира на содержание моей работы. Если бы я тогда знал, что научное сообщество просто не способно оценить "души прекрасные порывы" автора исследования! Что оно ценит наукообразное словоблудие гораздо сильнее искренних чувств и порывов, идущих от сердца. Не так ли было и с Леной, не ценившей мои чувства к ней?
   Алкоголь был для меня своеобразной анестезией, примирявшей меня и с несовершенством мира, и с самой жизнью. Посредником между мной и представителями общества.
   Удивительно, но люди в нашем городе относились к пьяному человеку с гораздо большим уважением и пиететом, нежели к трезвому. Может быть, чувствовали за ним силу, может быть, элементарно побаивались его. Относилось это правило и ко мне. Помните, как Петя Васечкин в фильме "Каникулы Петрова и Васечкина. Обыкновенные и невероятные. Хулиган" просил своего друга хотя бы немного побыть в роли хулиганов, потому что его "никто не боялся" и он был "самым маленьким" в классе? Так вот, прием алкоголя приносил автоматически некое уважение со стороны окружающих людей, потребность в котором я испытывал давно.
   Алкоголь, видимо, подстегивал работу мозга, потому что в состоянии опьянения ко мне приходили неожиданные поэтические образы, сравнения и обобщения. Я начинал чувствовать себе поэтом, и от этого сознание ценности моей личности также возрастало. Вот, например, фрагмент одного из стихотворений, написанных мною в пасмурный мартовский день под впечатлением от вида центра города:
  
   Все прекрасно, но страшно, и таять начнет
   непременно с утра у развилки,
   больше времени нет, и автобус идет
   так неспешно, как будто он видит
  
   всех иных, и на улице слишком свежо,
   и летят путевые приметы,
   небо нам улыбается, значит, еще
   обещания помнятся где-то.
  
   В своих поэтических опытах и свершениях мне больше не надо было походить на наших скучных областных поэтов, которых ставили всем в пример в средствах массовой информации ( и произведения которых отличались бездарностью и зашоренностью ). Я мог спокойно творить, зная, что не ограничен чужими представлениями о действительности.
   Таким образом, алкоголь - парадоксально, но факт - помогал мне открыть дверь в мир творческой мысли, в пространство фантазий, в божественный мир тонких чувств.
   Однако после приема алкоголя, после чувств высоких, тонких, наступала некая депрессия, если можно так сказать. Как будто "маятник" души качался в противоположную сторону. Когда действие алкоголя заканчивалось, мне становилось скучно, тоскливо, одиноко. Видимо, потому что в моей "реальной" ( как любят говорить подонки ) жизни ничего не менялось. Я оставался все тем же безработным, безсемейным молодым человеком, не признанным обществом. Хотя, впрочем, этот факт меня больше не расстраивал. Общественное мнение было мне теперь как-то "по барабану".
  
   _ _ _
  
   Только вот про тексты-то
   помолчи пока:
   как бы не сорваться мне,
   ох, как бы мне не завыть..
  
   Перефразируя Олега Митяева.
  
   Как говорила моя однокурсница Марина Пономарева, "Душа требует раскрепощения. Ну, у нас это, как правило, алкоголь, сигареты, наркотики". Насчет наркотиков - не знаю, а алкоголь действительно помогает достичь требуемого раскрепощения.
   Из моей работы "Сюжеты и темы ранних песен Земфиры".
  
   - Я затрудняюсь поставить вам диагноз. - говорит врач, - по всей вероятности, это алкоголь..
   - Хорошо, доктор. Надеюсь, когда я приду в следующий раз, вы будете трезвым!
   "Анекдоты от филолога".
  
   Алкоголь отчасти помог и некоторой переоценке ценностей, случившейся у меня в это время. Я еще изредка посещал Пушкинскую библиотеку - и в ее недрах находил "Роман с кокаином". Размышления автора "Романа.." о ценности внешних событий и их роли в сознании человека я впитывал как губка.
  
   "Долгие ночи и долгие дни под кокаином, за это время ко мне пришла одна мысль. Вот она: для человека важны не события в окружающем мире, а лишь отражаемость этих событий в его сознании. Пусть события изменились, рухнул банк, умер ребенок - пока мы ничего не знаем об этом, мы продолжаем чувствовать себя богачами. Человек живет, таким образом, не событиями внешнего мира, а лишь отражаемостью их внутри себя, внутри своего сознания.
   Вся жизнь человека, вся его работа, его поступки, воля, силы - физические и интеллектуальные - все это тратится без меры на то, чтобы совершить во внешнем мире некое событие, но не ради этого события как такового, а единственно чтобы ощутить его отражение в своем сознании.
   Один человек стремится свергнуть царское правительство. Другой стремится свергнуть революционное правительство. Все это очень мило, но не более того.
   Так было и в моей маленькой жизни. Я желал стать богачом и знаменитым адвокатом. Многое, как мне казалось, благоприятствовало мне. Но странно. Все ближе и ближе я подбирался к заветной цели - и все чаще, приходя в темную комнату, я ложился на диван и, воображая себя тем, кем я хотел стать, инстинктом лени познавал, что осуществление всех этих внешних событий не стоит такого громадного количества времени и труда.
   Но такова уж была сила привычки, что даже в мечтах о счастье я думал прежде всего о таком событии, которое вызовет во мне ощущение счастья, не в силах отделить эти два элемента одно от другого.
   И только тогда, когда я впервые попробовал кокаин, мне стало ясно, что то внешнее событие, о достижении которого я мечтаю, тружусь, трачу всю мою жизнь, и, в результате, может быть, его не достигну, - это событие необходимо мне лишь постольку, поскольку оно, отражаясь в моем сознании, возбудит во мне ощущение счастья. И если - как я в этом убедился - крохотная цепочка кокаина могуче и в единый миг возбуждает в моем организме это ощущение счастья в никогда не испытанной ранее огромности, то тем самым совершенно отпадает необходимость в каком бы то ни было внешнем событии".
  
   Теперь я понимаю, что эти размышления Вадима Масленникова свидетельствовали о его непомерном эгоизме и желании отгородиться от окружающего мира, на котором наш герой, видимо, поставил крест. Именно к внешнему миру герой постулировал это свое основное, радикальное безразличие. Мир как будто уже не способен был его радовать или удивлять.
   Всю радость полноценного бытия ему заменил один источник удовольствия - кокаин. Соблазнительные мысли Масленникова увлекали меня некоторое время. Я так же хотел отгородиться от окружающего мира. Так же махнул на него рукой, посчитав безнадежным и неперспективным образованием. На месте кокаина у меня стоял алкоголь. Употребление алкоголя вызывало во мне самолюбование, наслаждение ценностью моей собственной личности, которая казалась предельно отличной от мира других людей.
   Вадим Масленников не хотел участвовать в жизни внешнего мира. Так же дистанцировался от мироздания и "вселенной" и я. Душа моя словно отторгала "естественнонаучную" картину мира, нарисованную нашими учеными.
   О чем я мечтал в те времена? Я хотел получить постоянную работу, где меня бы уважали. Хотел ощущения уверенности в завтрашнем дне. Хотел создать семью, наконец.
   Но с началом употребления алкоголя все эти устремления отошли на второй план. Я стал считать их, подобно Вадиму, "внешними событиями", которые не стоят тех усилий, которые я прилагал к их достижению.
   Сконцентрировавшись на употреблении алкоголя, я не замечал, что мой внутренний мир, лишенный точек соприкосновения с миром других людей, беднеет. Я словно затвердел в неком своем изначальном состоянии. Я не развивался, не обогащался опытом других людей.
   Впоследствии этот опыт употребления алкоголя ( и связанной с ним бедности души ) стал для меня своеобразной прививкой от тяги к спиртному, да так что из почитателя водочки я превратился в трезвенника - его полную противоположность.
   Что даже отразилось в моих "Полезных советах" -
  
   Пусть непринужденно гости
   Чувствуют себя, играют,
   Пусть разбрызгивают супчик,
   Маринад и специи, как дети,
   Главное - без алкоголя
   Этот вечер проведите,
   Чтобы гости безобразий
   Не устраивали Вам.
  
   Позже, значительно позже я стал ценить трезвость ума как величайшую ценность, дарованную человеку Создателем. Именно она помогала мне адекватно оценивать дела и поступки других людей. Видеть их истинную мотивацию, их подлинные цели в жизни.
   Но это было позже. А пока я продолжал наслаждаться сомнительными благами, дарованными алкогольными напитками.
  
   _ _ _
  
   И действительно потом все вздыхается,
   вспоминается опять, что - живой.
   И вот тут-то человек напивается
   и не хочет возвращаться домой.
   Он печаль свою как йод всем на раны льет
   И настойчиво зовет на вокзал,
   но, конечно же, под утро домой идет
   и все шепчет, как он верно сказал.
  
   Олег Митяев. Непраздничные вещи.
  
   Каких только алкоголесодержащих напитков я не пробовал, каких экспериментов не вытворял с моим молодым желудком.. Все радостные моменты, связанные с употреблением алкоголя, имели, впрочем, и оборотную сторону.
   Если выпить слишком много, то результат был предсказуемым. Тело недомогало, душа томилась. Помню, однажды я попробовал даже 70-процентный спирт. На короткое время принятая доза вызвала во мне чувство радости и даже эйфории. Однако последствия были печальными.
   Мне пришлось вернуть природе выпитое, вернуть "природе ее богатства" - как выразился бы В.Ерофеев в своей знаменитой повести. И процесс этот был мучительным. Так что я зарекся в будущем экспериментировать со спиртом.
   После радостных минут, связанных с употреблением алкоголя, наступали минуты тоски и печали. Я удивлялся, как чувства души зависят от ощущений тела. Видимо, моя душа тесно срослась с ним. Или, как говорил Набоков, "привыкла к своим тесным пеленам" ( "Приглашение.. " ). "Холодно, холодно будет вылезать из теплого тела", - печалился Цинциннат Ц в знаменитой повести Набокова.
  
   "После многочасового действия кокаина наступала реакция ( депрессия, как называют ее медики ). Она продолжалась долго, часа три - четыре. Это была мрачная и такая смертная тоска, что хоть разум и знал, что через несколько часов это пройдет, в это как-то не верилось. Как только кончался кокаин, начинался ужас. Я начинал видеть себя таким, каким я был под кокаином. Тоска, такая тоска, я вспоминал все - весь срам - до мельчайших подробностей, до невыносимых подробностей. Тошнота, безчисленные позывы мочи - приходилось тут же, в комнате, ходить на горшок, замороженные зубы, зловонный пот.
   Каждый раз, как только кончался кокаин, возникали видения - воспоминания, и вместе с этими видениями снежным комом росла уверенность, что не завтра, так через месяц точно я кончу в сумасшедшем доме. С каждым разом я увеличивал дозу, довел ее до 3,5 грамм, тянувших действие наркоза в течение около 27 часов.
   Однажды глубокой ночью в доме все спали. Я, приложив ухо к щели, сторожил дверь. В коридоре вдруг что-то гулко по-ночному ухнуло, одновременно в мраке моей комнаты возник протяжный вой. Только спустя мгновение я понял, что вою-то это я сам, и что моя же рука зажимает мне рот.
   После кокаина, после чувств лучших, человеческих, неотвратимо вылезали во мне низменнейшие, звериные. Я спрашивал себя: может быть, таково универсальное свойство души человеческой, может, она нечто наподобие качелей, которые, получив толчок в сторону человечности, уже тем самым подвергаются предрасположению откачнутся в сторону зверства.
   Я пробовал подыскать жизненно простой пример и, как мне казалось, находил его.
   Вот добрый и впечатлительный юноша Иванов сидит в театре. Кругом темно. Идет третий акт сентиментальной пьески. Злодеи торжествуют, но ясно, что они на краю гибели. Добродетельные герои почти гибнут и потому, как полагается, на пороге к счастью. Все близится к благополучному и справедливому концу, которого жаждет благородный зритель. Добрый юноша Иванов сидит в ненарушимой тишине зала с пылающим лицом, радостно предвкушая победу театральной морали и, вероятно, сладостно изнывая над потребностью тут же, в театре, радостно пожетвовать собой во имя наивысших человеческих идеалов.
   Но вот в этой насыщенной дрожанием человеческих переживаний темноте сосед Иванова начинает громко, по-собачьему, кашлять. Назойливый, харкающий звук лезет в ухо. И вот уже чувствует Иванов, как что-то страшное, звериное, мутное поднимается в нем, захлестывает его. И вот он уже окончательно пьян от ярости и остервенения.
   - Эрнст бы вас взял с вашим кашлем, - ядовитым, змеиным шепотом, наконец не выдержав, говорит Иванов.
   И вот в итоге спрашивается: постоянно наступающее в конце спектакля во имя торжества добродетели кровавое и жесточайшее карание злодеев прямо на сцене, - не оно ли съедает возникшие в нас хищнические инстинкты, и не выходим ли мы из театра кроткими и довольными не потому вовсе, что в наших душах не возникало никаких низменных чувств, а потому лишь, что эти чувства получили удовлетворение".
  
   Оставленное без алкоголя тело диктовало душе свои ощущения, навязывало свои мысли. Постепенно эта оборотная сторона алкогольных возлияний стала мне надоедать. Приятно, конечно, выпить алкоголесодержащий напиток, если ты не думаешь о последствия возлияния. Но если мысль о реакции организма на, скажем, водочку - становится неотвязной - то градус удовольствия от ее употребления существенно снижается
   ( кстати, о водочке. Будучи корреспондентом "Губернских ведомостей", я с удивлением убедился, что ее предпочитают и КВН-щики. Например, одна посещавшая наш город с дружественным визитом команда КВН ( ставшая чемпионом, кажется, в 2000-м году и впоследствии выпустившая свое шоу на ТВ ) утверждала ( в лице своих актеров ), что не прочь принять алкоголь под хорошую закуску ).
   Если для других алкоголь был средством коммуникации и способствовал общению, то для меня он больше был способом скрасить свое одиночество. Одиночество теперь не терзало меня, и появлявшееся ранее чувство безысходности улетучивалось с первым глотками.
  
   _ _ _
  
   Выпьешь море - видишь сразу
   небо в звездах и алмазах.
  
   "Агата Кристи", "Выпить море".
  
   Я мог бы выпить море,
   я мог бы стать другим,
   вечно молодым, вечно пьяным.
  
   "Смысловые галлюцинации", "Вечно молодой".
  
   - У меня "Смысловые галлюцинации"!
   - Я сейчас не про диагноз твой спрашиваю..
   - У меня Бобунец!
   - Ну я не знаю. Ты его не расчесывай, что ли.
  
   Из выступления команды КВН "СОК" ( Самара ).
  
   Постепенно я стал понимать, что есть смешная, комичная сторона в употреблении алкоголя. Ведь употребляющий впадает в измененное, неистинное состояние сознания - и поэтому подчас ведет себя в ситуациях нелепо, так, как трезвому бы и в голову не пришло.
   При этом лукавый, видимо, наблюдающий за подвыпившим гражданином, довольно потирает руки.
   И главное - выпивоха не способен действовать, принимать решения и проводить их в жизнь. А если он и действует, то такое действия приводят его лишь в места лишения свободы, где ой как не сладко российскому гражданину приходится.
   Выпитое не влияет на жизнь других людей, а только изменяет состояние сознания самого выпивающего. Таким образом, выпивка становится способом для того, чтобы отгородиться от человеческого общества, замкнуться в своей скорлупе. Спору нет, иногда это полезно, но выпивоха ( как сказал бы Альф ) злоупотребляет этой возможностью, и в конце концов сооружает между собой и людьми каменную стену взаимного непонимания.
   Здесь я вспомню, как Солоухин приводил в своих "Камешках на ладони" два образа мышления - человека, бегающего, занимающегося спортом и своим здоровьем, голодающего по системе Брегга - и алконавтов, собирающихся утром у ларька за заветной дозой. Трудно представить себе, пишет Солоухин, двух более непонимающих друг друга личностей чем спортсмен и такой алконавт.
   Постепенно также я стал понимать, что употребление алкоголя не дает мне никакой перспективы в плане простом, житейском. Кроме превращения в дурно пахнущего, больного алконавта, человека, чьи интересы и потребности узки.
   Алкоголь потерял для меня свою прелесть и загадочность. Последствения употребления алкоголя стали представляться мне предельно ясными и предсказуемыми.
  
   "На сцене - палата, стулья, торжественные от непомерно высоких спинок, низкие своды и над всем этим какой-то мрачный гнет. Собирались гости, все очень торжественно разодетые и рассаживались вокруг стола, крытого красным бархатом, на котором стояло золотое блюдо с неощипанным лебедем. Рядом со мной опять была Соня, и я знал, что мы справляем нашу свадьбу.
   Все расселись, и в палату вошла моя мать. Она была в затасканном платье, в туфлях, жалко улыбаясь, маленькая, ссохшаяся, она бочком села к столу. Между тем блюдо с лебедем убрали, и лакеи в красных ливреях и белых перчатках расставляли, разносили блюда с какими-то кушаниями. Мать уже захватила лопатку с блюда и стала накладывать себе в тарелку. В ней вдруг все как-то низменно изменилось.
   Она начала глотать не по силам, быстро, жадно. Глаза ее нехорошо бегали, старушечий подбородок летал вверх и вниз, жадно всасывая пищу, она в скверном наслаждении повторяла - ах, как фкусне, ах, вкусне. Я начал испытывать новое чувство к матери.. Тут на меня навалилась такая тоска, такое одиночество жизни.. Мне захотелось стонать. Между тем мать, съев все, стала безпокойно поерзывать на стуле. Все сразу поняли, что у нее испортился желудок, и ей нужно выйти. Мать приподнялась, с трудом опираясь на стол.
   Все обратили на нее внимание. Все смеялись, указывая, крадучись, на нее.
   Больше я не мог выдержать. Я рванулся из последних сил, что-то внутри дернулось неприятно, и я проснулся. Была глухая ночь. Я лежал одетым на диване. На столе под зеленым колпаком горела лампа. Я слез, спустил ноги, и мне вдруг стало страшно. Стало страшно так, как бывает страшно взрослым, несчастным людям, когда внезапно, среди ночи проснувшись, обнаруживаешь, что сейчас проснулся не только от виденного сна, но и от всей жизни.
   Что творится со мною здесь, в этом ужасном заброшенном доме?
   Зачем я здесь живу?
   Чем я бредил здесь, в этой комнате?
   Я сижу на диване, трясусь от холода много дней нетопленной комнаты. Я сижу уже долго. За окном брезжит поздний зимний рассвет. Я встаю, трясу головой:
   - Я б о л ь ш е н е м о г у. Не - могу - больше".
  
   Песни, в которых пропагандировались и воспевались алкогольные напитки ( "Сплина", "Агаты Кристи", "Смысловых галлюцинаций", например ) потеряли для меня ту же прелесть. Как выяснилось, фронтмены популярных рок-групп тоже могут ошибаться, и ошибаться на параллакс.
   Проверив на себе их советы, я убедился в том, что алкоголь дает лишь временное забвение забот и проблем, при этом сами проблемы никуда не исчезают. Еще алкоголь создает иллюзию счастья - но эта иллюзия рассыпается - стоит только алкоголю прекратить свое действие.
   Постепенно я перестал считать алкоголь божественным нектаром, пищей богов, даром создателя грешным людям. Я знал теперь, что алкоголь может привести к неблаговидным поступкам, даже к преступлениям. Что вино не настолько верно, как мне бы хотелось, и порой застилает разум человека, толкая на опрометчивое.
   Страстное увлечение алкоголем для меня осталось в прошлом. Я вновь стал возвращаться мыслями к Лене, но думал о ней уже спокойно, без истерики. Она тоже из небожительницы превратилась для меня в обыкновенного человека со своими недостатками ( как говорил герой фильма "Где находится нофелет?" -
   - Ну-ка, поцелуй тетю!
   - Нельзя же просто так взять и поцеловать незнакомого человека!!
   - Не человека. Человека и я бы не поцеловал ).
  
   _ _ _
  
   Я словно продолжал существовать по инерции - как пароход "Титаник" после столкновения с айсбергом. В одно из утр я вышел на улицу, и бодрый весенний ветерок и теплое солнце, казалось, придали смысл моему существованию.
   С моей любовью творилось Эрнст знает что. Казалось, я максимально отдалился от Лены - как какая-нибудь планета в перигее. Мой научный руководитель отправился в лучший мир ( как принято говорить ). Меня в ту пору консультировала заведующая кафедрой. Диссертация продвигалась ни шатко, ни валко.
   Итак, в теплое утро с внутренним солнцем, скрывающемся за пасмурной пеленой облаков, я вышел из автобуса на остановке около библиотеки, и уже собрался направить свои стопы к Пушкинке, как вдруг, выходя из подземного перехода, услышал обращенный к небесам вопль:
   - Х..!!!!
   А может быть, подумал я, этот вопль обращен ко мне? Злое существо, обладающее хорошо поставленным голосом, так доводило до моего сведения, что ничего мне не светит в плане диссертации и моей любви. Предсказывало полный крах моих начинаний во всех делах.
   Существо, безусловно, хулило Бога, но это оскорбление я поневоле отнес и к себе. Неожиданно было услышать такое, с позволения сказать, откровение в это теплое светлое утро. Но существо было уже не остановить. Идя рядом с какой-то девицей оно, воодушевившись, еще раз воскликнуло:
   - Х..!!!!!!!
   Сколько же у него было сил, сколько воздуха в легких. Он собрал, казалось бы, все свои силы для этого крика. Мощной бранью огласил не только пространство вокруг себя, но и всю площадь. Нарушая закон Божеский и человеческий.
   Мне поневоле пришли на ум слова Александра Глебыча Невзорова ( ведущего программы "600 секунд", ныне признанного властями РФ иноагентом ), сказанные им об "озверевшем всенародноизбранном" в сентябре 1993 года: "Редакция же "Секунд" вынуждена заявить, что не может заявить о своей поддержке ни карманным ворам, ни растлителям детей, ни другим нарушителям закона, в том числе нарушителям Закона Основного".
   И тут существо в третий раз заорало:
   - Х..!!!!
   У меня появилась мысль о том, что следует как-нибудь наказать орущего. Попирающее закон существо просто должно было получить по заслугам. Недолго думая ( и мало что соображая ), я немедленно слегка даю ему в морду. Зверю лютому. Волку ярому.
   Что тут началось! Реакция последовала незамедлительно. Зверь нанес два мощных удара мне в челюсть. Повалил с ног. А затем встал надо мною, видимо, наслаждаясь своим небольшим триумфом. При этом он не нашел ничего лучшего, как восклицать ( уже на человечьем языке ):
   - Ты попал! Ты попал!
   И действительно, зверь отчасти был прав. Я ему попал. В морду.
   Продолжая говорить по-человечески, зверь предложил вызвать милицию. Как слово "милиция" уместилось в его односложном мозгу, до сих пор мне непонятно.
   Приехали милиционеры, переименованные в полицейских. Далее происшествие покрывается туманом. Известно лишь, что через некоторое время я обнаружил себя в палате психиатрической больницы, куда то ли по воле властей, то ли по прихоти судьбы, то ли происками моего воображения были помещены еще шесть пациентов.
   Каждое утро нас посещали врачи, совершая обход. Выслушивали разнообразные жалобы, что-то отмечали в своих блокнотах. Посешение врачей вносило приятное разнообразие в тягучее, медленное время больничного существования.
   Среди больных выделялся один новоначальный верующий, прославившийся в нашей палате тем, что много раз подряд, гнусавя, читал "Отче наш" вслух, сидя на своей кровати. Молитва, что и говорить, нужная, но не до такой же степени, чтобы систематически донимать ею своих соседей по дому скорби!
   Были в палате и два наркомана. Они быстро наши друг с другом общий язык, перемигнулись, и общались в своем узком кругу. Один из них был особенно крут, и вспоминал времена употребления им наркотиков ( ласково называя героин - "Герыч" ). Он любил орлить свою речь тем или иным бранным словом, козыряя последним по поводу и без повода.
   Однажды он что-то оживленно рассказывал, его сосед ( тоже наркоман и сквернослов ), возражая, перебил его, но тот, обозленный, забыв о том, что находится в человеческом обществе, выругался матерно.
   Здесь я опять не выдержал.
   - Как тебе не стыдно, детка, - задушевно начал я, - ведь ты - почти что полноправный гражданин великой России. А эти ужасные словечки.. А ведь ты наверняка учился в школе, изучал музыку Пушкина и Лермонтова, и именно этой-то музыки ждет от тебя несчастная Россия - этой и никакой другой.
   - Ты, брат, - ответил наркоман, - знаком, вероятно, с господами Лермонтовым и Пушкиным только по казенным хрестоматиям.
   - И для тебя считаю излишним дальнейшее знакомство с этими поэтами, как считаю необходимым, прежде чем подарить ребенку розу, срезать с нее шипы.
   Наркоман тихо ругнулся, отвернувшись в угол. Однако с тех пор они с другом уже стеснялись бурно выражать свои эмоции при мне.
   Больше всего из времени, проведенном в психиатрическом стационаре, мне запомнилась моя болезнь - с температурой ( типичное ОРВИ ) и весьма скудное питание, которым нам снабжали в этом кефирном заведении. Как говорил домовенок Кузька - "До весны? На таких-то харчах до весны?".
   Пациенты стационара были людьми разношерстными - кто-то тупо молчал, отвернувшись к стенке. Кто-то, напротив, оживленно болтал по сотовому телефону ( вообще-то здесь запрещенному ). Но, несмотря на это, скучно мне было в этой больнице, скучно до опупения.
   _ _ _
  
   Ты перестанешь мне сниться
   скоро совсем, а потом
   новой мечтой озарится
   остывший мой дом..
   Несвоевременность - вечная драма,
   где есть он и она.
  
   Игорь Тальков. Летний дождь.
  
   Были, безусловно, и романтико-фантазийные моменты во время моего пребывания в психиатрической больнице. Некоторые молчаливые соседи по палате представлялись мне подчас противниками существующего режима, невзначай выразившими свой протест или восставшими против него.
   Вот такой "героический" ореол вокруг их голов фантазировался мне. Впрочем, я не забывал о том, что наш народ в большинстве своем, как говорил Александр Глебыч Невзоров ( власти РФ считают иноагентом ), "безмерно труслив" и это "сказка о храбром народе". Однако тот же Невзоров был вынужден признать смелость восставшего 3-4 октября 93 года народа.
   Но как только иные из них открывали рты, ореол героизма и загадочности развеивался. На поверку мои соседи отнюдь не оказывались героями. Поговорить можно было лишь с наркоманами - да и то я считал ниже своего достоинства.
   Помните, как Варлам Шаламов писал о том, что лагерь для него - отрицательная школа от начала до конца. Ничего полезного для души, ничего хорошего не находил в лагере наш легендарный писатель. То же самое я мог бы сказать о психиатрической больнице. Это был отрицательный опыт с первого дня до последнего.
   Я был словно вырван из относительного здорового человеческого общества и помещен в искусственную среду, где некоторые безумцы чувствовали себя в своей вотчине, в своей тарелке. И вот приходилось выслушивать их рассуждения, сдобренные дозой сквернословия.
   Слушая вполуха моих соседей по палате, я невольно вспоминал безсмертные строки из стихотворения Алексея Липина "В подражание Фету" -
  
   На койке узкой, в психбольнице,
   Слюной забрызган, я лежал,
   И хор дебилов очень дружный
   Над ухом тоненько брюзжал.
   .. Земля, как смутный сон сестрицы,
   Безвестно уносилась вниз.
   И я как хмырь из психбольницы
   Один в лицо увидел крыс.
   Я ль несся к бездне полуночной,
   Или несли меня слоны,
   Не знаю точно, но за сутки
   Мы добежали до луны.
   И с замираньем и смятеньем
   Я взором шарил в тишине,
   В которой с каждым я мгновеньем
   Мечтал о собственном слоне.
  
   Или такие строки современного поэта и прозаика:
  
   Если вы пошли в разведку,
   Да еще - в разведку боем,
   В сапогах и маскхалате,
   С толстой сумкой на ремне,
   То советуем очнуться -
   Той войны давно уж нету, -
   Вы не в поле, а в палате
   Психбольницы номер пять.
  
   Я понял всю несостоятельность моих прежних представлений о психиатрической больнице ( навеянных эпизодом из "Золотого теленка", что ли ). Настоящие обитатели больницы оказались суровыми, лишенными фантазии и чувства юмора существа, сконцентрированными лишь на своих проблемах и равнодушными к заботам другого человека.
   Психиатрическая больница была местом, где было "тяжело в лечении". Ты был извлечен из привычного круга людей и забот и помещен в среду, где действовали свои скупые правила и законы.
   Кормили в психиатрической лечебнице, как я уже говорил, весьма скудно. Так что постепенно пациенты привыкали к спартанскому питанию без каких бы то ни было радостей и деликатесов ( было одно приятное исключение - моя матушка почти ежедневно передавала мне поджаренные куриные ножки, на которые мои соседи смотрели, сглатывая слюну ).
   Я утешал себя во время моего предывания в этом заведении тем, что ведь и Гумберт Гумберт ( герой Набокова ) был пациентом подобного заведения. Вот что об этом пишет автор книги "Ключи к Лолите":
  
   1950
   Гумберт посылает велосипед, год назад подаренный им Лолите, и другие ее вещи в приют для сироток у канадской границы. Вскоре после этого он попадает в психбольницу, где остается до мая.
  
   Из развлечений в больнице были совместные чаепития мужского и женского отделений, на которые наведывались мои знакомые - лютые наркоманы. И, очевидно, находили отдохновение души в этих мероприятиях.
   Еще был телевизор, по которому почему-то не показывали Первый канал. Вместо этого чаще всего шла программа "Муз ТВ" с песенками зарубежных и отечественных исполнителей, репертуар которых, видимо, наиболее полно соответствовал специфике нашей больницы.
   Время тянулось долго, медленно, безрезультатно. Была в отделении небольшая библиотека. Но книги там были очень старые и неактуальные для меня в моем положении. Впрочем, одну интересную книгу я для себя нашел.
   Это были "Сочинения Козьмы Пруткова", читанные мною еще в школьном возрасте. Приятно было освежить в памяти сатирические строки этой книги, вспомнить шутки старых авторов, некоторые из которых не потеряли своей значимости и сегодня.
   Также мое пребывание в больнице, как я уже заметил, скрашивали беседы с лечащим врачом - вернее, врачицей. Впрочем, мне они казались какими-то отвлеченными, не имеющими отношения к моим подлинным заботам.
   Однажды меня отпустили под присмотром родственников на МРТ головного мозга. Но органических изменений в моем мозгу не нашли. Чему я был рад. А больше того - был рад опять повидаться с моими родителями, по которым уже успел изрядно соскучиться.
   Когда закончился срок моего лечения, я, признаться, вздохнул с облегчением. Общение с грубыми и недалекими насельниками моей палаты мне изрядно надоело.
  
   _ _ _
  
   Тема употребления алкоголя у Земфиры идет рука об руку с темой любви. Любовь сравнивается с опьянением. Вспоминаются строки:
  
   А девушка пьяна уже который день,
   по уши влюблена в чужие прелести...
  
   "Сюжеты и темы ранних песен Земфиры".
  
   Завершая алкогольный сюжет моей повести, хочется вспомнить, как я посещал в это время Пушкинскую библиотеку. Где я с радостью - и не в первый раз - перечитывал поэму Венички Ерофеева "Москва - Петушки". В ней я находил кладезь сермяжной мудрости ( она же - посконная ), ряд выдающихся по глубине мысли афоризмов автора.
   Меня удивляло, как человек, находящийся под воздействием алкоголя, может так образно и смело мыслить ( как говорил Альф: "Смело мыслишь, Вилли! Во главе стола тебе точно не сидеть" ). Легкий стиль Венички было приятно воспринимать. О самых серьезных вещах он говорил с улыбкой.
   Я завел себе записную книжку ( с видами городских зданий на обложке ), куда записывал самые яркие высказывания автора повести "Москва - Петушки". В завершение этой части моей повести спешу привести наиболее примечательные из них:
  
   - "Если даже ты пойдешь налево - попадешь на Курский вокзал, если прямо - все равно на Курский вокзал" ( не правда ли, Веничка здесь напоминает Чеширского кота из саги "Алиса в стране чудес"? )
   - " - Хересу нет. А вымя есть" ( из диалогов в вокзальном ресторане ),
   - "Я уважаю природу. Было бы некрасиво возвращать природе ее дары",
   - лирический герой - "вдумчивый принц-аналитик",
   - "совесть и вкус - это уже так много, что мозги становятся прямо излишними",
   - "С тех пор, как я помню себя, я только и делаю, что симулирую душевное здоровье",
   - Из бесед с ангелами:
   - Какие вы глупые-глупые!
   - Нет, мы не глупые, мы прото боимся, что ты опять не доедешь.
   - "Там, за Петушками, где сливаются небо и земля и волчица воет на звезды",
   - "Она, как я, - смотрит только в небо, а что у нее под ногами - не видит и видеть не хочет",
   - "Они зарезали Марата перочинным ножичком, а Марат был неподкупен, и резать его не следовало",
   - "Он непостижим уму, а следовательно, он есть" ( похоже на одно из доказательств Канта ),
   - "Надо чтить потемки чужой души",
   - "Другие-то что, хуже тебя? Другие - ведь тоже едут и не спрашивают, почему так долго и так темно",
   - "Богини мщения, остановитесь!"
   - "В мире нет виноватых",
   - "Жизнь человеческая - затмение души. Мы все как бы пьяны.. Доехать до младенца",
   - "И ангелы - рассмеялись. Вы знаете, как смеются ангелы?"
   - "Дай мне силы, Боже, пройти завтра мимо него и не плюнуть в лицо ему" ( эту сентенцию я применял к уже поименованному доценту, отобравшему у меня работу ),
   - "О благородстве спорить нечего. У Матфея уже изложены все нормы благородства",
   - "Философские камни в печени",
   - "Любите безмолвные игры",
   - "Научитесь скорбеть, а блаженствовать - это и дурак умеет",
   - "Грустная песня США - "Отец небесный, заря угасает"",
   - "Бонапарт рекомендовал почаще оперировать понятиями, ничего не выражающими, но все объясняющими, например, "судьба"",
   - "Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак" ( Гитлер, чье мнение мы, конечно, не разделяем ),
   - "Все слова сходны, молчания всегда различны" ( Метерлинк ),
   - "Это, можно сказать, не просто проза, а вкусная и здоровая пища",
   - "В этом есть, конечно, своя правда. Это - Комсомольская правда",
   - "И в запой отправился парень молодой",
   - "Гроза мелкая-мелкая. Гроза Николая Островского",
   - "Надпись "Комитет борьбы с окружающей средой" заменена на: "Охрана загрязнения окружающей среды"",
   - "Декадентщина - увлечение декадами ( как-то: искусства и др. )",
   - "Мир - результат самоограничения Бога" ( Л.Карсавин ),
   - "Мои познания в альпинизме ограничены только тем, что "народному вождю Красной армии" в сказочно далекой Мексике раскроили череп альпийским ледорубом",
   - "Красота моя меня с ума свела",
   - "Человек - это звучит горько",
   - " - Ах, зачем я не птица, не синяя птица?
   - Помолчал бы уж, старый вахлак".
   - "Потустота",
   - "Мне не до сук",
   - "Женщину красит заурядность",
   - "Дебаркадер - еврейская фамилия",
   - "В британском энциклопедическом словаре: ""Kak zakalalas stal" - история успеха молодого калеки"",
   - "Мне скучно обыкновенное, а по сравнению с Христом - все обыкновенное",
   - "Солнечное сплетение обстоятельств",
   - Г.П.Федотов: "Русская интеллигенция есть группа, движение, традиция, объединяемые идейностью своих задач и безпочвенностью своих идей",
   - "Мое сердце не говорит этой музыке "нет", но и "да" оно не говорит. Оно пожимает плечами, когда слушает ее",
   - "Способности, которые отличают человека от всей фауны:
   1 ) способность смеяться,
   2 ) пить спиртные напитки,
   3 ) совершать безпричинные поступки,
   4 ) поступать наперекор своей выгоде,
   5 ) решиться поднять на себя руки ( к чему автор повести отнюдь не призывает - ИП ).
   - "Несовращеннолетний возраст",
   - "Еврейская фамилия - Пропеллер",
   - "Перевести в умственную сферу понятия "ультра" и "инфра", то есть выше понимания и ниже понимания",
   - "Жизнь вполне терпима, но вряд ли стоит родовых мук" ( А.Шопенгауэр ),
   - "Девушки должны собирать цветы, ибо это вырабатывает у них навык низко нагибаться",
   - "Уже на третьем курсе спрашиваю - а на каком я учусь факультете?"
   - "От Достоевского у экзистенциалистов - концепция абсурдности бытия и трагизма человеческого существования".
  
   часть третья
  
   Свобода.
  
   Не помню, что сподвигло меня на решительный отказ от алкоголя. Видимо, мне просто приелись наслаждения и сомнительные удовольствия, которые следовали за его употреблением.
   Я сделал простое усилие - и освободился от этой своей зависимости, как любят говорить психиатры. "Есть в одиночестве свобода",- говорил русский поэт. Именно такую свободу начинал я познавать в момент отказа от алкоголя.
   Раньше для меня, почти по Набокову, по сравнению со счастьем "совместного Бытия" даже такая ценность как свобода - казалась второстепенной.
   "...музыка, вначале казавшаяся тесной тюрьмой, в которой они оба, связанные звуками, должны были сидеть друг против друга на расстоянии трех-четырех саженей, - была в действительности невероятным счастьем, волшебной стеклянной выпуклостью, обогнувшей и заключившей его и ее, давшей ему возможность дышать с нею одним воздухом.. прекрасный плен" ( цит. по: Т.Г. Галкина, 2007, 37 ).
   Итак, и плен, и тюрьма в этом фрагменте текста - лишь метафоры, которые оттеняют счастье героя.
   "Шелестящее, влажное слово "счастье", плещущее слово, такое живое, ручное, само улыбается, само плачет".
   Если выделить три основных ценности у Набокова, то получится так: счастье, любовь, свобода.
   Я понял, что начинать строить свое собственное счастье надо именно на основе дарованной дне Создателем свободы. Конечно, это была не абсолютная вседозволенность, свобода была ограничена некоторыми нормами морали и закона, но все же ее ощущение в душе - было непередаваемой радостью.
   Как и в повести Крапивина "Гуси-гуси, га-га-га" главным, так сказать, вопросом моим был - вопрос свободы, личной свободы. Такой, о которой думает Цинциннат Ц в "Приглашении на казнь".
   Ее "ограничителями" у Крапивина являлись архаичные, порой смешные, порой страшные, второстепенные персонажи повести. Один из них - Альбин, которого Корнелий просто побеждает в поединке. Причем итог этого поединка подчеркнуто юмористический: Корнелий сообщает охраннику, что в комнате, где он запер Альбина, находится буйный пациент..
   ( К слову, произведение связано с другими повестями цикла " В глубине Великого кристалла". Финал повести "Гуси-гуси, га-га-га" интерпретируется в "Сказках о рыбаках и рыбках". Где речь идет о том, что Корнелий Глас продолжает жить ).
   Но что сделало меня свободным? Освобождение от зависимости, - конечно, да. Но не только это обстоятельство. Как сказано в Евангелии, "и познаете истину, и истина сделает вас свободными". Личную свободу давала мне вера в Бога. Она была твердой опорой в моей жизни. Теперь я был не один в бушующем подлунном мире. Ничто не могло меня смутить, ничто не могло сбить с намеченного курса.
   Свобода стала для меня определенной ценностью. Это была - "самая простая, вещественная, вещественно-осуществимая свобода". Я был создан для того, чтобы чувствовать ее.
   Так о свободе мечтал тот же Цинциннат Ц, томившийся в тюрьме, и конце повести вышедший к существам, похожим на него ( сойдя с эшафота ).
   Она чем-то напоминала свободу, которуя я чувствовал в мире теней - во снах. Такая свобода учитывала, впрочем, требования разума и уважение к свободе других людей.
   Чем-то она была похожа на свободу по Сартру, который считал, что человек - это "свободный проект", и сам выбирает свой путь в жизни.
   Я считал, что образ Божий состоит прежде всего в моей собственной, личной свободе. Свободе человека.
   Моя свобода подразумевала под собой трезвый разум, трезвый расчет элементарных последствий своих поступков. Таким образом, мною в расчет принимался тот внешний мир, который был склонен отвергать Вадим Масленников в "Романе с кокаином". Внешний мир при этом мне уже не казался нагромождением абсурдных, имеющих волю ко злу, непонятных существ. Внешний мир, как выяснилось, в подавляющем большинстве своем был населен людьми, каждый из которых имел свой разум, воспитание, моральные установки.
   Таким образом, моя свобода соединялась с уважением к свободе всех этих людей - представителей "внешнего мира". Думая о них, я вспоминал такой диалог героев фильма "Любовь и голуби":
   - Василий! Почему люди так жестоки, Василий! ( говорила героиня Людмилы Гурченко ).
   - Ну так, Раиса Захаровна, люди-то - они разные.
   Моя свобода была почти невероятным откровением, "невероятной свободой", как говорил герой рассказа Набокова. Я вновь стал думать о Лене в эту весеннюю пору. Вот бы ( думалось мне ) она разделила вместе со мной это чудесное ощущение, этот вкус свободы. Свободы от условностей внешнего мира, от мифов, придуманных людьми в свое оправдание.
   Лена была душой, ищущей истины и безсмертия, - в этом я не сомневался. Моя версия человеческой свободы - истинной свободы - наверняка пришлась бы ей по нраву.
   Конечно, я скучал по нашему общению в это время. По человеческому общению двух равноправных свободных личностей. Личностей, наделенных разумом. Но, очевидно, у моей свободы тоже были свои границы. Которых я пока не мог преодолеть.
   Я стал постоянно ходить в церковь. Посещал три разные церкви в разных районах города. Больше всего мне нравилось бывать в Казачьем соборе - прихожане его были крайне серьезными людьми. Приятно было вместе с ними молиться.
   Слова молитв, провозглашаемые священником, несмотря на свою древность ( а может, благодаря ей ), находили отклик в моей душе. Душа "растепливалась", как сказал один автор православной книжки ( да, я покупал и читал православную литературу в это время ).
   В Православии я находил слова о подлинной истине и свободе - не выдуманной людьми, а самой что ни на есть настоящей.
   И слова о подлинной любви - не эгоистичной, а пропитанной уважением к личности другого человека.
  
   _ _ _
  
   Как отлична от многих, как непохожа на других девушек была Лена.
   От многих - тех, кто любит вообще все "в форме". Хотят чувствовать себя защищенными. Так спокойней. Хотят "жить полной жизнью". Любят настойчивость, характерность. Им надо "выживать". Им безразлично, если при этом пострадают слабые, уроды. Думаю, это даже вызовет немного удовлетворения. Но как мне скучно при сем присутствовать! Каждый день одно и то же. Предсказуемость. Я не люблю предсказуемость, эту вечную няньку рядом со взрослыми детьми. Но как их много. Как удобно им жить. Цивилизация работает на них. Вино, коньяк, шампанское, танцы, подъезды, машины со спертым воздухом, время, когда все принцы бродят, бредят, и им тоже вы безразличны. Какие разные жизни. Какие разные судьбы. Они не знают, что такое счастье. Я - знаю. Я знаю, где мое счастье. Оно совсем близко: волшебное, нежное, теплое. Моя любовь..
   Впрочем, сама Лена не похвалила бы это мое откровение. Она так любила разум и ту же предсказуемость, что все иррациональное ( включая тонкие чувства ) была склонна отвергать.
   Моя же любовь как подлинное тонкое чувство всегда шла по краю рационального. Когда мы перестали встречаться с Леной, она не только не угасла, побежденная разлукой, но - напротив - расцвела.
   Какие просветы были по ночам! Вот высшее достижение любви. У нас с ней по ночам стали происходить душераздирающие свидания - и ее муж никогда не узнает этих моих снов о ней.
   Но счастье, обыкновенное, банальное человеческое счастье - спокойное, как огонек горящей свечи перед иконой - все еще было мне недоступно. Мое счастье было непостоянным, ветреным, вхватывающим жадно из темноты то одну, то другую панораму жизни. Фрагментарным как те же сны.
   Я ощущал только спокойную, тихую боль от нашей разлуки. И находил в этом чувстве особое удовлетворение. Иногда мне хотелось, чтобы Лена тоже почувствовала эту боль. Разделила ее со мной. Иногда, в минуты отчаяния, мне казалось, что Лена не способна ее прочувствовать по определению, что душа ее очерствела без моего общества.
   Вот такие, в общем-то, эгоистичные чувства и мысли одолевали мой разум. Как поется в песне группы "Агата Кристи", герой которой переживал разлуку с любимой -
  
   Когда бы нас не встретила любовь,
   мы будем к ней готовы всесторонне.
   Я буду знать, за что я полюблю
   такую же, как ты, когда найду.
  
   А я ее найду наверняка,
   любовь меня достанет повсеместно,
   клянусь тебе, что никогда нигде
   ты больше не услышишь обо мне.
  
   Лишь в сне. Во сне. В кошмарном сне.
   На дне, майн либер, на самом дне.
  
   Когда бы нас не встретила любовь,
   я буду знать, на что она похожа.
   Она во всем похожа на тебя.
   Она уже с рождения моя.
  
   Она меня полюбит, как и ты,
   она сама взойдет ко мне на ложе,
   возьму ее и в море утоплю -
   за то, что я еще тебя люблю!
  
   Вот такая "эффектная" концовка немудреной, в принципе, песенки.
   Я не хотел поражать свою любимую подобными "эффектами". Как мне хотелось, чтобы моя любовь обрела качество постоянства, чтобы вошла в спокойное русло. Такую возможность могли дать мне не случайные сны - а только дневной мир, в котором Лена, увы, все отдалялась и отдалялась от меня. И была страшно далека - как "из приснившихся стихов последняя строка".
   Осознание неотвратимости, неизбежности разлуки, пришедшее после нашей с Леной размолвки, которое так терзало меня в первые дни, ушло. Проглядывала в пестрой пустоте весенних дней какая-то безумная надежда. Я вспоминал диалог из Набокова:
   - Значит, есть все-таки надежда?
   - Никакой. И вы сами это отлично знаете.
   "А что, если я вас люблю?" - хотелось мне спросить тогда у своей избранницы, отдалившейся от меня по своей собственной воле на необыкновенное расстояние.
   Среди пестрых мыслей одиночества и отчаяния мелькала еще и такая: когда-нибудь, но только не сейчас, я все это опишу, все приведу в порядок, и слова о моей любви, выстроившись в ряд на белой бумаге, примирят меня с суровой действительностью.
   Было ранее утро. Стекла моей комнаты еще дрожали от недавно проехавшего грузовика. Необыкновенная тишина.. Те, кто поздно ложится, уже уснули, а те, кто рано встает, вели себя тихо и дисциплинированно в это утро.
   Особенно остро я почувствовал в эту пору всю неустроенность своей судьбы. У других людей были законные возлюбленные, работа, постоянное общение, стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Всей этой роскоши я был лишен. Как сказал однажды один провинциальный поэт,
  
   Одиночество приходит утром,
   Как надежная и верная сестра..
   Обо всем она заботится, но чудо
   Подарить мне не смогла..
  
   А ведь, знаете, нужна надежда,
   Человек всегда, наверно, ждет,
   Что его признают люди те же,
   Тот же город, и придет
  
   Как подобье музы жизнь другая,
   Та, что не предсказана судьбой.
   И тогда как первый житель края,
   Будет он хозяином.. Постой,
  
   Погоди еще одну минуту,
   Видишь - не обидел я тебя..
  
   Милые, странные, безсильные стихи. Безсильные что-либо изменить в моей жизни. Безсильные вернуть мне встречи с Леной.
   Незаметно прошел день. Вечерние сумерки и тишина кольцеобразно рифмовались с утренней беззаботной порой. В такой час в тихой церкви, что на окраине города, у конечной остановки трамвая, проходит спокойная вечерняя служба.
   Как любил я ходить на нее, - мое сердце словно оттаивало, а мир наполнялся смыслом.. Еще я любил сидеть на скамейке в углу церкви, и поднимать голову к иконам, вспоминая слова молитвы. И просто будто беседуя с Богом своими словами.
   Где взять теперь силы, чтобы подняться, идти в церковь?
  
   _ _ _
  
   Необыкновенная тишина, звенящая тишина вывела меня из себя. Предметы, приподнятые волной сумерек, плавали как мебель во время наводнения.
   Что было со мной в эти несколько часов, куда провалился этот день, почему наступила темнота? - вопросы возникали и меркли, пропадая, поскольку и они не имели смысла. Гроза усиливалась. По стеклам проходил гул.
   Я ощутил заметную слабость. Жизнь показалась прекрасной, воздух - упоительным.
   По улице шлось легко. Я быстро дошел до станции, ловко минуя стариков, попадавшихся мне по дороге. Лил дождь, солнце садилось. В городе играла музыка, звеневшая в голове привкусом абсурда. Справа за пустырем театральной декорацией чернели валкие тополя.
   Я не жалел о случившимся. Жалость к себе переполняла меня - но это было лже-воспоминание, сфабрикованное воспоминание, бледное по сравнению с той действительностью, которая все еще окружала меня. Мне казалось, что я потерял последнюю волю - человеческую волю. Что я - определенно существо, которое не знает, что случится с ним в следующую секунду.
   На перроне было пустынно - вещь, обычная в прорехах истории, на terrains vagues времени. Всего - навсего одна живая душа встретилась мне - молодой человек, возвращавшийся домой с неприлично, по-видимому, затянувшейся вечеринки. Приближался поезд. Он не замедлял ход. Он не будет останавливаться.
   И вдруг я вижу - люди, люди, люди - появились на пошатнувшейся платформе, - как уже однажды виденный сон, как усилие неимоверное. Город поплыл. Я попытался убедить себя, что это не настоящие люди, а кукольное представление, фантазия избалованного литературой мозга, пытающегося оттянуть свой безславный конец.
   Я сел на скамейку ( подробностей того, что было, не помню ). Я размышлял над афоризмом: "Другие люди умирают, но я - не другой, следовательно, я не умру". В такие минуты отчаяния смерть представлялась мне нестерпимым соблазном. Кто знает, какие возможности, какое могущество открывается в неведомом мне посмертном существовании? Я видел смерть только извне, в моей душе застыли воспоминания об уходе близких мне людей. В моем личном опыте смерти не было, и, по здравом рассуждении, я не жаждал его получить. Ибо, с другой стороны, от самого понятия смерти веяло какой-то устойчивой пошлостью. "Пошлое равенство смерти", - говорил о ней один русский классик. "Для чего души ваши устремляются в вышняя, когда вы вроде как бы несовершенные насекомые, - говорил один обличающий православный товарищ, - вроде червяка необразованного?" И правда - для чего?
   Я смотрел искоса на солнце. А, может быть, солнце смотрело на меня. А ведь что-то за этим есть, что-то есть, что скрывается за всем этим, за игрой света и тени, за жирным зеленым гримом листвы.. Не зря, видно, живут на свете человеческие души, существа, похожие на меня. Меня больше не тяготил тщательно сконструированный муляж мира - атомы, молекулы, инфузории и так далее - до высших обезьян. Это наваждение осталось в прошлом, как фантазия, необходимая для того, чтобы компенсировать страх, одиночество, гордость. Но так ли уж необходимо лгать себе? Ведь мир был устроен Создателем наверняка с разумными целями.
   Я вспомнил, что не я начал эту игру. Магическая власть знания надо мной рухнула. Теперь ты свободен - и один перед Богом.
   Это и есть свобода.
   Правда, она сильно отдает одиночеством. Как у французских экзистенциалистов середины прошлого века - Сартра и Камю. Недаром их произведения что-то были нерадостны.
   Экзистенциальная свобода, воспетая западными авторами.. Вспомним хотя бы Стивена Кинга ( высказавшегося, кстати, против "спецоперации" и за это, по всей видимости, признанного в РФ иноагентом ). Вот что писал "король ужаса" в романе "Лангольеры":
  
   В пустыне
   желто - пастельной
   увидел я некий миг
   его, в чешуе змея,
   косматого, грязного, грозного.
   Сжался, нелеп и наг,
   от боли зверея,
   сердце в ладонях стискивал.
   Грыз его.
   Выл с тоски.
  
   Спросил я: "Вкусно ли, друг?"
   Дернулся он - вздрогнул.
   "Горько, - ответил, - горько.
   Жжет - гарью да горем,
   огненным привкусом перца.
   Да мне - по вкусу,
   горько оно - гордо.
   Ведь это ж - мое сердце"
   ( перевод Н. Эристави ).
  
   Есть в таком одиночестве и гордость, и самолюбование - чувства, которые стали теперь до известной степени противны мне.
   Страшно ясно, точно душа озарилась безшумным взрывом, мелькнуло будущее воспоминание.
   Тогда я, словно герой Набокова, почувствовал глубокую нежность мира, благость всего, что окружало меня. Как будто я был не один, как будто наладилась связь между мной и сущим. И тогда я понял, что радость, которую искал в тебе, Лена, не только в тебе таится, но живет и дышит вокруг меня повсюду - в пролетающих звуках электровоза, в нежном гудении утреннего ветра, в подоле смешно подтянутой юбки, в весенних тучах, набухающих грозой. "Я понял, что мир вовсе не борьба, не череда нелепых и хищных случайностей, а радость, подарок, еще не оцененный нами".
   Выдуманный город остался за спинами станционных зданий. Чем-то он был мне дорог. Я исходил его вдоль и поперек, думая о тебе. Теперь он грелся как кошка на солнце после дождя, подставляя небесному светилу облупленные бока своих зданий.
   И в этот миг, наконец, ты пришла. Вернее, не ты, а чета местных жителей: он в непромокаемом плаще, она - худая, высокая, в пантеровом пальто. И тут я заметил, как она на тебя похожа.
   Мне незачем было больше ждать.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"