Аннотация: Глава из книги "Онтологические сюжеты романа В.Набокова "Защита Лужина"".
Игорь Петраков
Шахматные прототипы Лужина.
Отрывок из книги "Онтологические сюжеты романа В.Набокова "Защита Лужина"".
О герое романа так говорил Набоков в одном из интервью: " .. чтобы написать Лужина, пришлось очень много заниматься шахматами. К слову сказать, Алехин утверждал, что я имел в виду изобразить Тартаковера. Но я его совсем не знаю. Мой Лужин, -- чистейший плод воображения".
По замечанию О.Сконечной, тень Тартаковера, возможно, возникает в романе при появлении Лужина, которое сопровождается бормотанием Турати: "Тар, тар, третар"
Кроме того, по ее мнению, электрическая тема ключевой партии Лужина повторяет картину игры Алехина, воссозданную Е.А.Зноско-Боровским в его книге "Капабланка и Алехин", которую Набоков назвал в рецензии "мастерской". О Лужине: "Движение фигуры представлялось ему, как разряд, как удар, как молния, и все шахматное поле трепетало от напряжения, и над этим напряжением он властвовал, тут собирая, там освобождая, электрическую силу..." (Защита Лужина. С.51); и об Алехине: "...все насыщено электричеством, каждая клетка дрожит в нервном напряжении <...> Кажется, миллиарды электрических волн излучает из себя всякая фигура, которой касается Алехин. Каждая клетка, в которую он метит" (Зноско-Боровский Евг. А. Капабланка и Алехин. Борьба за мировое первенство в шахматах. Париж: 1927. С.83). (Ср. версию Норы Букс, согласно которой электрическая тема Лужина восходит к другому возможному прототипу героя -- В.Стейницу. Стейницу, страдавшему нервным расстройством, казалось, "что из него выходит электрический ток, который передвигает фигуры на доске". ( Букс Н. Двое игроков за одной доской. Вл.Набоков и Я.Кавабата / Владимир Набоков: Pro et сontra. С.531-532).
Среди прототипов Лужина следует выделить шахматиста Барделебена.
"Мы с женой, тогда еще без ребенка, сняли жилую и спальную комнаты на Луитпольдштрассе в Западном Берлине, в громадном и мрачном жилище одноногого генерала фон Барделебена, - пишет Набоков, - пожилого господина, который занимался исключительно составлением своего генеалогического дерева; его высокий лоб чем-то напоминал Набокова, и он действительно был в родстве со знаменитым шахматистом Барделебеном, который погиб таким же образом, как и мой Лужин" ( цит. по Т. Урбан ).
Нужно заметить, что этот немецкий шахматист; шахматный теоретик и литератор, участник шахматных турниров в Гастингсе, Лондоне, Берлине, других городах Германии многими признается прототипом набоковского Лужина - ведь он выпрыгнул из окна в 1924 году.
Барделебен был одним из сильнейших шахматистов своего времени, и тоже был "социально неустроен". Его партия против Стейница, игранная в Гастингсе в 1895 году, рассматривается как прообраз партии Лужина против Турати.
Когда дочь говорит матери, что очень подружилась со знаменитым шахматистом Лужиным, мать говорит, что Лужин - это, наверное, псевдоним "какого-нибудь Рубинштейна или Абрамсона". Здесь, несомненно, имеется в виду один из самых сильных шаматистов начала двадцатого века Акиба Кивелевич Рубинштейн, победитель Всероссийского шахматного турнира (1912), международных турниров в Сан-Себастьяне и Варшаве (1912), и ряда матчей Всемирной шахматной олимпиады (1930) в составе сборной Польши.
Говоря о своем романе, Набоков вспомнил шахматиста Рубинштейна ( "Набоков о Набокове и прочем" ).
Известно, как именно познакомился А. Рубинштейн с шахматами. В четырнадцатилетнем возрасте он впервые наблюдает, как в шахматы играют двое одноклассников. Похожий эпизод есть в "Защите Лужина".
После 1932 года "психическое заболевание вынудило Рубинштейна отказаться от продолжения шахматной карьеры".
Что касается внешнего облика, здесь Лужин напоминает гроссмейстера Акибу Рубинштейна. Юность Лужина напоминает юность самого Набокова. Ряд исследователей считают, что основным прототипом Лужина послужил русский шахматист Александр Алехин. "Прозрачность и легкость" лужинской мысли соответствуют манере игры Алехина.
Некоторые проводят сравнение со Стивеном Дедалусом Джойса ( "Портрет художника в юности" ).
Лужин - крупный шахматист во всех смыслах этого слова; Набоков упоминает, что он был кандидатом "среди пяти - шести других" на звание чемпиона мира. Если искать прототипа среди действительных шахматистов, то как нельзя лучше к этому определению подходит Алехин.
Набоков, по словам С.И. Кормилова, избирает героя, который станет единомышленником своего создателя. Именно здесь "совпадает воля писателя и гениального гроссмейстера Лужина (прототипом которого был великий Алехин)".
В пользу сравнения с Алехиным - некоторые факты биографии последнего.
Так, Александр Алехин был сыном предводителя дворянства Воронежской губернии Александра Ивановича Алехина, - его отец занимал также видное положение в обществе. Алехин учился классической гимназии Л. И. Поливанова (Москва, 1901-10) и Императорском училище правоведения в Петербурге ( в 1911-1914 годах ). В 16 лет победил на Всероссийском турнире памяти М. И. Чигорина (Петербург, 1909), - возможно, эта победа отзовется во фразе Лужина " .. худшии ход, Чигорин советует брать пешку".
Был одним из претендентов на мировое первенство. Был награжден двумя Георгиевскими медалями и орденом Святого Святослава с мечами ( в "Защите Лужина" "тихоня" получает Георгиевский крест ). Так же, как Лужин, Алехин играл в шахматы "вслепую", причем в 1924-1925 годах установил несколько мировых рекордов в сеансах одновременной игры вслепую: в Нью-Йорке (1924) -- сыграл 26 партий, из которых выиграл 16 и 5 завершил вничью (+16, -5, =5); Париж (1925) -- 27 партий, из которых победил в 22 и в трех проиграл (+22, -3, =2).
По словам авторов "БЭКМ", внес ценный вклад в развитие дебютной теории, одним из первых применив шахматное начало 1. e4 Kf6, получившее название "Защита Алехина".
"Осенью в среде эмигрантских любителей шахмат царило необычайное волнение: Алехин послал вызов чемпиону мира Капабланке, - свидетельствует Б. Носик, - Набоков пишет в эту пору стихотворение "Шахматный конь" ... появляется рецензия Набокова на книгу русского шахматиста Зноско-Боровского "Капабланка и Алехин"". По мнению Б. Носика, осенью 1927 года "уже зарождался в мозгу Набокова новый замечательный роман - роман о шахматисте".
А. Алехин писал: "Еще маленьким мальчиком я почувствовал в себе шахматное дарование, в 16 лет - будучи гимназистом - стал маэстро. Я играю с семилетнего возраста, но серьезно начал играть с двенадцати лет. И уже тогда я почувствовал внутреннее стремление, непреодолимое влечение к шахматам". Примечательно, что Лужин тоже начинает чувствовать "влечение к шахматам" именно в двенадцать лет.
Кроме всего прочего, подобно персонажу "Защиты Лужина", Алехин получает "Георгия". Есть черты сходства и в портрете: у Алехина был чуб, который он крутил, когда обдумывал ход, - у Лужина тоже есть свисающий на лоб клок волос, который делает его похожим на.. коня. Они касаются и того, что обычно называют "психологическим портретом". "Почти все время он пребывал в своем собственном мире, не проявляя никакого интереса к соученикам, словно между ним и классом стояла какая-то преграда, не допускающая обычных товарищеских отношений, - пишет Б. Туров об А. Алехине, - Этой преградой были шахматы. То же самое повторится, когда он будет студентом Петербургского Императорского училища правоведения - привилегированного учебного заведения закрытого типа.. Здесь в основном "золотая" молодежь, соблюдавшая неписанные традиции: вечеринки, содержанки; некотрые имели даже выезд. Ко всему этому Алехин был безразличен, в сборищах и кутежах сокурсников не участвовал. Таким он останется навсегда - без друзей, замкнутый, рассматривающий все через призму (?) шахматной карьеры" ( А. Алехин, 11 ).
Вот что писал о психологических качествах шахматиста Алехина С. Тартаковер:
"1. Прежде всего, беззаветная любовь к шахматам, которые были для Алехина подлинным искусством.
2. Мощный интеллект и всестороннее образование.
3. Неистощимость идей.
4. Непрерывная работа над собой, над самосовершенствованием. работа не в смысле сухой компиляции вариантов, а творческая переработка планов, комбинаций.
5. Лозунг: ставить противнику задачи почти на каждом шагу"
( А. Алехин, с. 15 ).
Таков и герой романа "Защита Лужина". Он наблюдает за каждым ходом в комбинации противника, и стремится разгадать ее. С детских двенадцати лет он заметно увлечен шахматами - увлечение, которое граничит с любовью. Лужин трудоспособен, постоянно занят размышлениями о шахматных вариантах.
Алехин тоже, как и герой романа Набокова, учился на партиях Чигорина. Сохранилась тетрадь юного Александра с вырезками "Шахматного отдела" Чигорина в петербургском журнале "Нива".
Не зря Ласкер писал: "Я приветствую блестящую победу Алехина, осуществившего горячую мечту Чигорина, прямым наследником которого он является, как по пылкой своей гениальности, так и по темпераменту своей игры".
Так же, как Лужин, Алехин не спешил становиться "гипермодернистом" и в своих высказываниях постоянно и настойчиво открещивался от чести быть причисленным к представителям неоромантизма. "Как и Ласкер, он понимал зыбкость ряда их позиций и установок, не учитывающих подчас специфичность шахматного искусства и одной из его важнейших составных частей - спортивной состязательности" ( В. Линдер, И. Линдер ).
Алехин выступал в журнале "Шахматный вестник" в январе 1914 года в защиту Пола Морфи, также шахматиста, чей рассудок был помрачен.
"Сила, непобедимая сила Морфи - вот причина успеха его и залог безсмертия! - писал Алехин, - А сущность этой силы и заключается в том, что Морфи играл всегда позиционно".
Так же, как Лужин, Алехин обладает даром видеть комбинации на несколько ходов вперед: "Главной его силой, развивающейся год от года, было комбинационное "зрение", - писал об Алехине Ботвинник, - он видел комбинации, рассчитывал форсированные варианты с жертвами с большой легкостью и точностью".
Так же, как Лужин, Алехин много работал дома. "Целый ряд известных партий он выиграл, прямо с дебюта беря противника в заготовленные дома тиски. А хватка у него была крепкая" ( А. Карпов ).
Так же, как Лужин, Алехин обладает удивительными способностями к игре вслепую и дает сеансы одновременной игры вслепую.
По словам автора шахматной энциклопедии, в девять лет Алехин впервые стал очевидцем игры вслепую приезжавшего на гастроли в Москву Г. Н. Пильсбери. Это, вспоминал он позднее, "подействовало на меня ошеломляюще... В возрасте около 12 лет я сам пробовал играть не глядя на доску". А в 16 лет "играть одновременно 4 или 5 партий вслепую не представляло для меня уже никаких трудностей".
В игре не глядя на доску Алехин создавал иногда красивейшие комбинации.
"В начале 20-х годов Алехин особенно часто выступал с сеансами игры вслепую, стремясь в одних случаях повысить интерес к своим гастролям, в других - установить рекорды, превышающие показатели Пильсбери (на 22 досках) и затем венгерского мастера Брейера (на 25 досках). Еще в 1923 году, во время гастрольного турне по Америке, 1 декабря 1923 года он дает в Монреале сеанс игры вслепую на двадцать одной доске".
В 1924 году, после международного турнира Алехин "подарил" американцам очередной рекорд игры вслепую: 28 апреля в Нью-Йорке за 12 часов сыграл 26 партий .
1 февраля 1925 года он провел в Париже в зале "Petit Parisien" сеанс вслепую против 27 соперников. Вот как описал это зрелище "Шахматный листок": "Алехин сидел в кресле напротив окна, выходящего на улицу. В течение дня ему подали к завтраку и обеду несколько горячих блюд, но он ни к чему не прикоснулся. Несколько чашек кофе и 29 сигарет были его единственным подкреплением в течение тринадцати часов игры".
В 1931 году Алехин, уже чемпион мира, выступил с пространной статьей об игре вслепую и поделился "секретом" запоминания столь большого числа партий, который "заключается в прирожденной остроте памяти, которую соответствующим образом развивают основательное знание шахматной доски и глубокое проникновение в сущность шахматной игры. Кроме того, большую роль играет так называемая техника дебюта и эндшпиля".
Заметим, что Набоков написал восторженную рецензию на книгу Зноско-Боровского "Капабланка и Алехин" -- рецензию, которая, по мнению Б. Бойда, служит предтечей "Защиты Лужина". О популярности Алехина в среде русских эмигрантов говорит и такое письмо друга Набокова Георгия Гессена: "Прочитал "Дар" и хочу тебе сказать, что ты -- гений. Ах, если бы ты отдаленно играл бы так в шахматы, как пишешь, подлец, то мог бы дать пешку Алехину". Св. Чекалова указывает на то, что "Защита Лужина" задумана в разгар шахматного противостояния Алехина и Капабланки.
Еще одним прототипом героя романа называют А.И. Нимцовича.
По словам С.В. Сакуна, знакомство героев происходит в субботу - воскресенье 11--12 августа 1928 года. "А тремя днями раньше, в четверг 9 августа, когда она только увидела Лужина, отдыхавший там же фабрикант сообщает ей, что Лужин "приехал из Франции на турнир. Турнир будет в Берлине, через два месяца", то есть в первой половине октября. Открыв "Историю шахматных состязаний" Н. И. Грекова, мы обнаружим, что в тот год в Берлине состоялось 3 шахматных турнира, последний из которых проходил с 10 по 29 октября, что говорит о замечательной точности сообщения фабриканта и самого Набокова".
Победителем на этом турнире стал Капабланка, второе же место занял шахматист из России А.И. Нимцович.
Нимцович, которому однажды на сеансе одновременной игры "Набоков проиграл, но совсем не позорно". Заметим, что инициалы одного из ведущих шаматистов двадцатых - тридцатых годов совпадают с инициалами героя романа.
Именно в двадцатых - начале тридцатых годов Нимцович завоевал девять первых призов, в том числе в таких супертурнирах, как Мариенбад (1925), Дрезден (1926), Лондон (1927), Берлин (1928).
В 1926 году Нимцович выпускает книгу с характерным названием "Моя система". В 1930 году - книгу "Моя система на практике". Нимцович, так же, как Алехин является автором защиты черными, названной по его имени, - защиты Нимцовича.
А. Нимцович, по словам Г. Штальберга, Намцович отличался безпокойствием и подозрительностью, "граничащими с болезнью", его нервозность в разгар борьбы производила тяжелое впечатление.
Э. Ласкер писал, что "в Нимцовиче было нечто необычное; оно проявлялось в его своеобразном поведении. Он не мог вполне сравниться с алехиным и Капабланкой, которые сочетали в себе сильное практическое чутье с прекрасным пониманием позиции. У Нимцовича не было такого практического чутья. как. впрочем. и физической выносливости.. Нимцович был очень нервным человеком, чувствительным к малейшему шуму".
Кроме того, шахматный король замечает: "Те, кто знал Нимцовича поверхностно могли испытывать к нему неприязнь из-за его ненормально нервного поведения. Не те, кому довелось вступить с ним в беседу, не могли не почувствовать его интеллектуальную честность и могучий ум".
Так же, как Лужин, Нимцович отдает предпочтение защите перед атакой, имеет осторожный стиль игры черными: "Любопытно, что партии мастеров атакующего стиля, напр., Шпильмана, Маршалла или Леонгардта, я вовсе не разбирал. Также и партии Тарраша казались мне совершенно непригодными для совершенствования стиля. Результатом окзалось следующее:
а ) у меня оказался детально разработанный план защиты ( по стопам Чигорина );
б ) я наловчился играть в выжидательном стиле, и мне уж казалось совершенно непостижимым, как я мог раньше жертвовать без точного расчета;
в ) я стал понимать стратегию замкнутых построений..
По мнению Ю. Святослава, писатель придал герою некоторые портретные черты и добавил "детали" судьбы первого чемпиона мира В. Стейница.
Нора Букс также находит в образе Лужина некоторые черты портрета и судьбы бывшего чемпиона мира Вильгельма Стейница. Причины таковы:
- Стейниц страдал нервным расстройством, ему казалось, что из него выходит электрический ток, который передвигает фигуры на доске.
Среди прототипов Лужина выделяли и кубинского гроссмейстера Хосе Рауля Капабланку, и американца Пола Морфи.
Известно, что Пол Морфи страдал душевным недугом с середины шестидесятых годов девятнадцатого века. По одной из версий, причиной болезни послужило то обстоятельство, что Морфи не мог найти работу по своей юридической специальности, ибо его соотечественники не могли представить, что "хороший шахматист может быть и хорошим юристом" ( такое же пренебрежительное отношение к шахматному мастерству Лужина со стороны его будущей тещи прослеживается в романе ). По другой версии, на Морфи сильно повлиял отказ в руке любимой девушки со стороны ее родителей на том основании, что, занимаясь только шахматами, он не сможет обезпечить ее будущее ( знакомый мотив, не раз повторяющийся в "Защите Лужина" ). Постепенно болезнь Морфи из меланхолии перешла в стадию мании преследования.
Возможно, прототипом героя стал персонаж фильма "Шахматная горячка", снятого в середине двадцатых годов ( фильма Всеволода Пудовкина ). Герой, "преследуемый шахматными образами", почти забывает о своей невесте. Герой думает о шахматах постоянно, видит шахматные комбинации на скатертях, на полу, даже проходя по улицам столицы. По словам писателя, в фильме мотивы шахматной доски появляясь не только там, где разумно было ожидать их, но также почти везде: как образец носков героя и свитера, на скатерти, в обледенении торта, на размещении темных и светлых объектов на фасаде магазина окна, и даже в черных и белых квадратах плит двора. И само намерение Валентинова снять героя в фильме о шахматисте соответствует сюжету "Шахматной горячки".
""Шахматная горячка" -- комедийная история о незадачливом женихе, который одержим шахматами. Сюжетная основа фильма -- возникшее противоречие между его страстью к шахматам и его любовью к невесте, - пишет Анна Изакар, - Увлечение шахматами у главного героя фильма носит несколько маниакальный характер: он постоянно играет какую-то бесконечную партию -- на клетчатой скатерти за столом, мысленно на улице по дороге к невесте, на носовом платке в клетку, сидя у ног обиженной на него возлюбленной.
Если отбросить установку на комедийность этого сюжета, то возникает устойчивое дежавю. В пыльных коридорах памяти тут же находится ответ: ну да, "Защита Лужина", Владимир Набоков. Вдогонку понимаешь, что и художник-постановщик фильма постарался на славу, по-набоковски наполнив картину навязчивыми шахматными мотивами, которые вдруг обнаруживаются в самых неожиданных вещах: в рисунке носков главного героя, на скатерти, в глазури торта (для сравнения у Набокова: "...но шахматы исчезли не сразу. Сквозь скатерть проступали ровные квадраты, и такие же квадраты, шоколадные и кремовые, были на пироге"), в расстановке темных и светлых фигур в витрине магазина, в черно-белых квадратах выложенной плитами мостовой (те самые плиты, которые овладевают умом одержимого шахматами Лужина). Кадр, кстати, где герой фильма стоит на этом шахматном поле плит и смотрит на свою тень, -- это же просто иллюстрация к сцене из седьмой главы романа: Лужин смотрит на собственную тень, которая попала в огромный квадрат лунного света".
По мнению исследовательницы, оправной "точкой" для создания романа послужил именно фильм "Шахматная горячка". О справедливости этого предположения свидетельствует якобы побочная линия романа, связанная с Валентиновым. "В последней главе романа Валентинов, сменивший род деятельности, став сценаристом, предлагает Лужину сниматься в своем новом фильме (в сцене шахматного турнира) в роли себя самого, т. е. известного шахматиста Лужина. Аналогия здесь с фильмом Пудовкина -- прямая: в "Шахматной горячке" есть эпизод с шахматным турниром, а главное -- в этом турнире участвует знаменитый шахматист Капабланка, роль которого исполняет, собственно, сам шахматист".
В первом из трех шахматных сонетов писателя М. Пироговская называет прототипы героев этого стихотворения Набокова - бровастый злой испанец и гном в очках, по ее мнению, созданы по образу Капабланки ( испанец ) и Э.Ласкера, отличавшегося небольшим ростом ( гном ). "В описании игроков из первого сонета легко увидеть проекции Ласкера и Капабланки; Набоков вполне мог рассчитывать на узнаваемость прототипов, тем более что их имена были на слуху.. "
Высказывались и другие мнения, касающиеся возможных соотношений Лужина и шахматного мира. На вопрос интервьюера, - не угадываются ли в набоковском герое черты Бобби Фишера. писатель ответил так: "Не вижу ни малейшего сходства между Фишером и моим Лужиным, человеком обрюзглым, кротким, угрюмым и трогательным" ( "Набоков о Набокове и прочем" ). Набоков как бы подразумевает здесь, что Фишер, в отличие от Лужина, - человек энергичный, оптимистичный, смелый и вовсе не трогательный.