Петри Николай Захарович : другие произведения.

Судороги Земли

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "...Зодчий приподнялся и посмотрел сквозь бойницу. Видимая часть Зокона утратила глубину и контрастность, затянувшись лёгкой белёсой дымкой. Откуда-то издалека, словно из-под земли, послышался слабый гул. Он медленно нарастал, постепенно и неотвратимо захватывая сознание, бесцеремонно внедряясь в каждую клеточку тела. Ощутимо росла вибрация. Зодчий продолжал всматриваться в клубы мутного тумана, пенными валами наползающего на "стартовую площадку". Скоро низкий гул превратился в грохот и начал ощутимо давить на голову, словно гигантская ладонь разбушевавшегося исполина. Далеко впереди с трудом удалось разглядеть что-то чёрное и массивное, выдавливающее самоё себя из туманного хаоса, в который превратилась вся зона конфликта. На границе непроницаемо-чёрного антрацитового тела, возникающего словно из ниоткуда, клокотали безумные вихри. Непрерывно срываясь с многометровой высоты, они яростно ударялись о землю и рассыпались во все стороны, словно горошины из лопнувшего пакета. Угольный колосс продолжал разбрызгивать вокруг себя бушующие фонтанчики, с всё возрастающей скоростью ударяя их о землю. Зодчий напрягся. И не напрасно: из лопающихся, словно скорлупки орехов вихрей, начали появляться "недовыходцы". Зодчий без особого труда определил двух "арлекинов" и нескольких "ходульников". Потом всё завертелось с такой бешеной скоростью, что стало некогда рассматривать и классифицировать порождения "громового" Перехода - нужно было давать отпор всей этой орде, срок акклиматизации которой в местных условиях не превышал нескольких минут..." Жанры: фантастический боевик, приключения, научная фантастика. Сюжет: "провалившийся в...", выживание, тайна. Герои: обычный человек. Расы: люди, "верцы", "недовыходцы" из Зоны Конфликта. Место действия: Россия, "Мир Амвросия". Профессия: исследователь. Дислокация: локальный укрепрайон. Оборудование: артефакт. Оружие: огнестрельное, холодное, метательное. Слоган: "Не плюй в колодец из которого придётся пить".
  
[]
  
  
  

СУДОРОГИ ЗЕМЛИ

  
  
  
фантастический роман
  
  
  
Земля есть торжественный дар, который природа
  сделала человеку; рождение каждого есть право
  на владение.
  Ж.-Ф. МАРМОНТЕЛЬ
  
  
  

ТРЕТЬЯ СТЕПЕНЬ ДОСТОВЕРНОСТИ

  
  
  
Природа покоряется лишь тому, кто сам покоряется ей.
  Природу легче всего подчинить, повинуясь ей.
  Ф. БЭКОН
  
  
  1.
  
  Ранний звонок в воскресное утро прозвучал для Дениса неожиданно. Подыскивая самые нелестные эпитеты для преждевременного гостя, Денис натянул шорты и поплёлся в прихожую. Спрашивать через дверь, кого там принесла нелёгкая, не хотелось. А зря! Денис это понял, едва металлическое полотно отворилось, потому что перед собой он увидел две почти одинаковые фигуры, каждая из которых в отдельности едва ли могла целиком поместиться в дверном проёме.
  Сонливая заторможенность мгновенно пропала.
  Денис непроизвольно потянул ручку на себя, однако одна из молчаливых фигур неспешно выдвинула ногу вперёд. Теперь сдвинуть ботинок сорок шестого размера можно было только с помощью домкрата.
  - Денис Витальевич? - густым баритоном спросил обладатель второй могучей фигуры.
  - Денис... - недоумённо пробурчал молодой человек. - Только не рановато ли для официального визита? Да и вообще, кто вы такие?..
  - Доброжелатели.
  Мягкий голос прозвучал из-за спин атлетов.
  Две фигуры расступились - так расходятся створки шлюза, - и навстречу Денису шагнул третий посетитель. Был он не так могуч и крепок, как первые двое, но обладал приятным лицом с утончёнными чертами потомственного аристократа.
  - Мы можем поговорить где-нибудь ещё, кроме лестничной площадки? - спросил он, прислушиваясь к детским голосам, доносившимся с верхнего этажа.
  - Вы не ответили на мой вопрос... - после секундного раздумья напомнил Денис.
  - Хорошо, - мягко произнёс "аристократ", - моя фамилия Вальтман.
  - Это мало что объясняет... - Денис всё ещё колебался.
  - Если вы разрешите мне войти, я скажу вам значительно больше.
  Спокойный голос Вальтмана отрицательных эмоций не вызвал.
  Денис отступил вглубь узкой прихожей, впуская незнакомца.
  - Они останутся здесь!
  Молодой человек указал на молчаливых атлетов.
  - Хорошо, - легко согласился Вальтман, закрывая за собой дверь.
  - Идите за мной... - попросил Денис.
  Они прошли в зал. Предложив гостю кресло, хозяин квартиры расположился напротив.
  - Я вас слушаю.
  Денис сразу обратил внимание на пальцы Вальтмана: тонкие, изящные, они плавно двигались, будто перебирали что-то невидимое и неосязаемое. Их грациозная пластичность завораживала.
  Денис торопливо отвёл глаза. Нагло буравя переносицу "аристократа", излишне резко спросил:
  - Итак?
  - Я не отниму у вас много времени. - Вальтман положил на колени небольшой портфель из крокодиловой кожи, неспеша достал малиновую папку, небрежно раскрыл её на середине и заговорил: - Мне вас рекомендовали как специалиста очень высокого класса.
  - Кто рекомендовал?.. - невольно напрягся Денис.
  Вальтман сделал холёными пальцами отметающий жест и продолжил:
  - Два ваших последних дела, я имею в виду забавную историю с деревенскими русалками и мумию лилипута-гоминида, наделали в известных кругах много шума.
  - Я печатался под псевдонимом. Откуда у вас эта информация?
  По губам Вальтмана скользнула тень улыбки.
  - Меня не волнуют ваши литературные опусы! - сказал он, сделав непонятный жест рукой. - Я пришёл к вам исключительно как к частному лицу, занимающемуся нетривиальным поиском.
  - Что вы имеете в виду?
  Вальтман помолчал.
  - Ваш неординарный подход при решении сложных проблем... - не сразу ответил он со странным выражением лица. - Именно поэтому я здесь.
  - Вас ввели в заблуждение. - Денис начинал догадываться, кто из его друзей мог прислать раннего посетителя. - Я не занимаюсь частным сыском.
  - Вы меня неправильно поняли, - попытался объяснить Вальтман, торопливо листать свою папку. - Здесь сказано, что вы первым выдвинули гипотезу... одну минутку, я зачитаю дословно: "...о метастазировании [см. "ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ" ] отдельных зон на некоторых узловых пересечениях невидимого излучения геобиологической сети Хартмана" . Это так?
  - Я отвечу на вопрос, когда узнаю причину вашего появления в моём доме.
  - Извольте, - покорно согласился Вальтман, откладывая папку в сторону. - Я занимаюсь поставкой высокосортной древесины во многие страны Европы.
  - Завидую широте ваших деловых контактов!
  - Помимо этого, - невозмутимо продолжил Вальтман, - наша компания недавно выиграла тендер на поставку пиломатериала в Японию и Китай.
  - Я не совсем понимаю... - начал Денис.
  - Однако поставки могут быть сорваны, - невозмутимым тоном продолжал Вальтман, - и нам придётся платить огромную неустойку, потому что в восьми из двенадцати лесхозов рабочие отказываются выходить на делянки.
  - Вам не ко мне, а в профсоюз! - попытался сострить Денис.
  - Мы обращались, - серьёзно ответил Вальтман. - Регион прислал восемьдесят человек для работы вахтовым методом, но через пять дней все они уехали обратно.
  - И что вы хотите от меня? - в недоумении воскликнул Денис. - Чтобы я заменил ваших лесорубов?!
  - Нет, - сдержанно ответил Вальтман. - Я хочу, чтобы вы объяснили, по какой именно причине за последние три месяца в восьми лесхозах пропало восемнадцать человек.
  Удивлённый Денис развёл руками:
  - Разве этим не должна заниматься милиция?
  - Должна. Она и занимается. Заведено больше десятка уголовных дел, опрошена почти сотня свидетелей, построено множество версий.
  - И?..
  - Ничего. Из пропавших никого не нашли, сотрудники лесхоза по-прежнему отказываются выходить на работу. По деревням ползут нехорошие слухи...
  - Слухи?
  - Видите ли, когда человек не в состоянии найти разумного объяснения случившемуся, он нередко ударяется в крайность: рациональное становится иррациональным, разумное - безумным. Ситуация с исчезновением людей зашла так далеко, что ею заинтересовались на федеральном уровне...
  - Так пусть приезжают спецы из центра и разбираются!
  - Расширенная следственная группа прибудет через шесть дней. Но все они из ведомства МВД, а там едва ли найдётся смельчак, готовый выдвинуть гипотезу, связанную с "геобиологической сетью".
  - Вы полагаете, этим храбрецом должен стать я?
  - Разве вы сами не хотите этого?
  Денис задумался.
  - Деньги не проблема, - подал голос Вальтман. - Я знаю, этой осенью вы собирались организовать экспедицию на Оркиору. После получения письменного согласия деньги тут же поступят на ваш счёт.
  - Но речь идёт о сумме...
  - Неважно! - нетерпеливо перебил Вальтман. - На карту поставлена репутация всего нашего холдинга.
  - Могу я подумать?
  - Конечно. Но у вас не больше пяти минут.
  - Этого времени будет вполне достаточно. - Денис недолго помолчал. - У меня остался последний вопрос.
  - Говорите.
  - Для работы потребуется некоторое специальное оборудование...
  - Только напишите список.
  - И ещё...
  - Я слушаю.
  - Кто вам меня рекомендовал?
  Улыбка озарила неподвижное лицо Вальтмана.
  - Извините, не в моих правилах раскрывать источник информации.
  - Что ж, и на том спасибо. - Денис встал. - Я так понимаю, вам нужны некоторые гарантии?
  - Всего лишь формальность. - Вальтман вновь раскрыл свой портфель, извлекая заранее приготовленные листы.
  - Вы не сомневались в моём согласии? - удивился Денис.
  - Всего лишь предусмотрительность. - Вальтман показал, где нужно поставить подпись, потом убрал бумаги в портфель. Поднялся. - Кстати, о гарантиях: у подъезда стоит машина. Ваши сборы не должны занять более получаса.
  - Это приказ?
  - Подписав договор, вы взяли на себя единственное обязательство: оказаться в указанном месте в строго определённое время. И всё. Дальнейшая ваша работа - сплошная импровизация. Если вопросов больше нет, я хотел бы попрощаться.
  - А как насчёт бытовых удобств там, на месте?
  - Прекрасный норвежский балок с интернетом и спутниковым телевидением.
  - Недурно у вас живут лесорубы!
  - Это не для них. Балок доставили сегодня утром специально для вас. До свидания.
  - До свидания... - растерянно пробормотал Денис.
  Проводив гостя, Денис присел на угол кухонного диванчика, соображая, что может понадобиться в поездке. Автоматически налил воды в чайник, включил его. Булькающий звук мобильного телефона прервал ход мыслей. Бросив взгляд на определившийся номер, поднёс трубку к уху.
  - У тебя хорошие новости? - спросил он с иронией в голосе.
  - Конечно! - голос Валерки Ловсина - товарища по многочисленным экспедициям - звенел от радости. - Я тебе такого клиента нашёл! Только ты до обеда из дома никуда!
  - Через полчаса меня в городе не будет.
  - Ты что?! - начал закипать Валерка. - Да ты знаешь...
  - Знаю. Он только что ушёл.
  - Извини, старик...
  - Не извиняйся. В течение дня свяжись с Карасяном и Олдином, скажи - осенью идём на Оркиору полным составом.
  - Не может быть!
  - Может. А теперь извини - мне, действительно, некогда...
  
  2.
  
  Хозяйство Вальтмана оказалось обширным. Добравшись вертолётом до областного центра, Денис потратил почти сутки только на то, чтобы посетить все места исчезновения людей.
  Из оставленного Вальтману списка необходимого оборудования у Дениса пока не было только рентгеновского интроскопа, но и без него удалось собрать немало ценной информации.
  Ксерокопии материалов из милицейских протоколов помогли мало. Криминалисты искали на месте исчезновения работников лесхоза материальные улики, связанные с присутствием на делянке посторонних. Таковых же, по сообщениям опрошенных, замечено не было. Мелкие находки - окурки, пластиковые бутылки, целлофановые пакеты - не в счёт: их мог оставить любой грибник или турист. Правда, в некоторых свидетельских показаниях Денис выделил несколько моментов, напрямую касавшихся предмета его поиска. Следователю мало что скажет фраза типа: "...в совершенно безветренную погоду крона сосны вдруг задрожала, послышался хруст дерева, посыпались сучья...", или "...ствол клёна ещё стоял, когда по земле прокатилась волна, словно рухнул столетний великан..." А вот для Дениса...
  На исходе вторых суток, когда вся предварительная информация была собрана, Денис обложился картами, схемами, сводками и засел за компьютер. Начал с хронологии событий, отмечая время и место возможного исчезновения, а также погоду, атмосферное давление, наличие или отсутствие солнечной активности в данный отрезок времени, краткую геологию почвы под делянкой, данные по составу воздуха и ещё с десяток параметров, которые превратили карту владений Вальтмана в стелу из причудливой микроскопической вязи "письменного" гранита.
  Для непосвящённого две сотни условных значков на мониторе могли показаться абракадаброй чистой воды, но для Дениса они были понятнее букваря. Выявив некоторые закономерности на всех восемнадцати делянках, Денис продолжил ввод новых параметров, заранее зная, что они покажут. Ещё через час он с помощью веб-камеры связался с головным офисом.
  На экране Вальтман выглядел усталым, однако звонку Дениса заметно обрадовался.
  - Что скажете плохого?..
  - Начну с хорошего! - улыбнулся Денис.
  Не вдаваясь в подробности, он объяснил, что из восемнадцати случаев исчезновения три можно считать мистификацией с долей вероятности около девяноста пяти процентов.
  - Что вы подразумеваете под словом "мистификация"? - не понял Вальтман.
  - Это значит, - принялся объяснять Денис, - что трое из восемнадцати никуда не пропадали.
  - То есть как?! - изумился Вальтман. - А заявления родственников!..
  - Либо сговор, либо обман, - пожал плечами Денис. - Точных причин назвать не могу, однако уверен, что у Виталия Моргуна, Отара Кахави и Петра Торопова были помощники. Объясните ситуацию следователю. Он профессионал и без труда найдёт способ выяснить у знакомых или родственников их местонахождение. При разговоре с ними пусть оперативник считает факт мистификации полностью доказанным.
  - Хорошо, я займусь этим прямо сейчас. - На секунду Вальтман замялся. - А как же с остальными?..
  Денис потёр красные от переутомления глаза и честно признался:
  - Пока не знаю...
  Заметив поникшее лицо Вальтмана, добавил:
  - Если вы завтра вернёте на работу троих "исчезновенцев", то всю эту историю можно будет преподнести как розыгрыш. Пока люди разберутся, что к чему, у меня обязательно появится новая информация...
  Вальтман коротко вздохнул и выключил камеру.
  ...На следующее утро, сидя в балке-столовой, Денис узнал новости последней ночи. Вместе с присутствующими рабочими он искренне возмущался поведению Отара Кахави, который воспользовался шумихой с пропажей людей и отъехал на недельку-другую в Кахетию на свадьбу к родственнику. Посочувствовал Петру Торопову, напуганному событиями в лесхозе и решившему отсидеться на заимке деда-охотника. Осудил ловеласа Виталия Моргуна, потратившего премию на вояж по Крыму с городской зазнобой.
  Как Денис и предполагал, счастливое обнаружение пропавших лесорубов сразу изменило настроение рабочих. Погалдев с полчаса, они спокойно разошлись, оставив Дениса в недоумении: никто из них даже не вспомнил об оставшихся пятнадцати... Впрочем, приезд Олега Рашнова (одного из памятных воскресных визитёров) с рентгеновским и инфракрасным интроскопами заставил его позабыть о переживаниях, и с головой окунуться в работу.
  Ещё сутки ушли на дополнительные замеры и составление "сети Хартмана" для района поиска. Геологические карты оказались неполными, однако сведений о разломах в коре хватило для идентификации узлов невидимого геомагнитного излучения. А потом начался самый сложный этап: вся возможная информация была получена, морфологические ящики - таблицы, где на одной оси записаны основные параметры места, а на другой - возможные причины исчезновения - составлены. Базис будущего решения заложен. К тому же метод направленной интуиции позволял видеть не только то, что лежало прямо перед глазами, но и все боковые ответвления, все возможные варианты. Выходит, анализ закончен, пора переходить к синтезу?
  Но Денис знал: именно в этот момент стоит быть особенно осторожным и внимательным, чтобы не оказаться в коварной петле психологической инерции, преодолеть которую удаётся далеко не всегда. Для этого нужно изо всех сил рваться из мира привычных понятий и представлений в мир, где алогичность доминирует над строгой логикой науки, в мир, где рушатся оковы здравого смысла, открывая невиданной широты горизонты, на которых правит интуиция.
  К сожалению, Денису редко удавалось перехитрить невидимого стража собственного рассудка. Но если это случалось, решение приходило мгновенно - изящное, стройное, отточенное самой природой до полного совершенства. Вот и сегодня, знаменитый "демон Сократа" не подсказал правильного решения. Однако шаткие мостки логических связей в цепочке исчезновений уже укладывались в дорогу, ведущую к истине. Ответ был где-то рядом. Совсем близко...
  Олег Рашнов, приставленный к Денису Вальтманом "для связей с общественностью", помог погрузить увесистое оборудование в багажник старенького "уазика", и они медленно покатили по дороге, основательно изрытой тяжёлой техникой.
  До делянки, намеченной молодым учёным в качестве первого опыта, было километров двадцать - времени достаточно, чтобы ещё раз, во всех деталях, обдумать предстоящий эксперимент. Из оставшихся пятнадцати случаев исчезновений, три Денис отметил для себя как спорные. То есть, они несколько выпадали из общей схемы, портя стройность и логичность составленного морфологического ящика. Однако причислить их к сегодняшним "обнаруженцам" Денис не мог - мешала какая-то червоточинка в его рассуждениях, допускавшая возможную ошибку.
  Оставшиеся двенадцать эпизодов складывались в стройную схему с чётким алгоритмом: удалённая делянка - ненадолго отлучившийся напарник - звук работающей бензопилы - возвращение напарника, находящего пилу либо заглушенной, либо работающей на холостых оборотах. А лесоруба уже нет! Ни криков о помощи, ни шума возможной драки. Хотя, при работающей "Дружбе" не так-то просто услышать посторонние звуки.
  И ещё: во всех эпизодах присутствует обязательная деталь - незаконченный рез на стволе дерева. Глубина его разная: от нескольких сантиметров до половины диаметра ствола, но обнаружен он в каждом из двенадцати случаев. (Именно по отсутствию реза Денис вычислил "бегунов".) Это, что называется, поверхностный открытый слой информации. Глубинная составляющая гораздо сложнее и менее очевидна.
  Например, все случаи исчезновения имели место именно в узловых точках "сети Хартмана", делящей землю на "больные" и "здоровые" зоны. Однако сама по себе геопатия ответа на поставленные вопросы не даёт - таких точек немало вокруг, и далеко не в каждой из них происходят исчезновения людей. Но и отметать её Денис не собирался - уж больно подозрительно калька "чёрных" делянок совпадала с невидимыми пучками геомагнитного излучения, идущего из земных недр, при этом характер самого излучения оставался до сих пор невыясненным.
  Денис покосился на водителя. Олег, улыбаясь, смотрел на дорогу и казался абсолютно счастливым человеком. Ему были глубоко безразличны и немец Хартман, с его гипотетическими сетями, и излучение, которое, к тому же, никто не видит. Его мир был прост и понятен: яркое солнце над головой, лес, приветственно помахивающий ветками-руками, небо, нежной голубизной раскинувшееся до самого горизонта.
  На секунду Денис позавидовал Олегу: хороший человек, открытый, словно ребёнок, и надёжный, будто неприступная крепость. С таким напарником только на Оркиору ходить. Но, покосившись на его массивную фигуру, с сожалением вздохнул: ничего не выйдет - для такого гиганта нужны не верёвки, а стальные тросы!
  - Ты чего вздыхаешь? - Олег повернул голову, блеснул чистыми голубыми глазами и дружески хлопнул Дениса по плечу. - Всё идёт отлично! Шеф, когда звонил сегодня утром, просто светился от радости. Говорит, дело сдвинулось. К вечеру прибудут вахтовики, да соседи помогут рабочей силой. Так что план будет! А если будет план, то и премиальные купюры пощекочут наши карманы! Ты не думай, шеф у нас - мужик правильный. Зарплатой не обижает, а условия работы - лучшие во всём крае. Было бы обидно, если его рвачи местные с японским контрактом подсидели.
  Денис не ответил. Вальтман ему понравился ещё при первой встрече. С его-то капиталами и связями, он мог вести себя совершенно иначе. И всё же Вальтман обратился к Денису не для того, чтобы найти пропавших работников (своих работников!), а чтобы не прогорел выгодный контракт. Так-то...
  Ещё несколько минут по невероятно разбитой дороге, и они оказались на месте. Олег заглушил мотор, с шумом выбрался из машины, потянулся. Денис достал карту, стал сверяться по выставленным у дороги маркерам. Вроде всё правильно. Они находились в одной из точек, калькирующих геобиологическую сеть. Денис огляделся по сторонам, выбирая подходящее дерево. Нашёл огромную лиственницу, стоящую метрах в ста от дороги. Взяв камеру со штативом, побрёл по высокой траве.
  - Всё брать? - спросил Олег.
  - Погоди... - обронил Денис через плечо. - Я посмотрю, есть ли на дереве метка. - Через секунду добавил: - Зачем нам лишние объяснения с лесничим?
  Олег загремел открываемым задним бортом. Денис поднял штатив повыше, чтобы не цепляться треногой за высокие стебли, и осторожно перебрался через неглубокую канаву.
  Дерево оказалось помеченным.
  Денис обошёл вокруг, приминая высокую траву. Выбрав ровную площадку в десяти шагах от ствола, принялся устанавливать штатив.
  - Ну что? - подал голос Олег.
  - Можешь нести, - ответил Денис, настраивая визир.
  Роль цифровой камеры заключалось в бесстрастном фиксировании всего происходящего. Что именно могло попасть в окуляр, Денис не знал, но цифра тем и хороша, что впоследствии, на компьютере, можно "вытянуть" из картинки многое.
  Подошёл Олег, обвешанный тубами регистрирующих приборов как солдат - трофейным оружием.
  - Ноша сегодня тяжеловата... - сказал он, осторожно опуская приборы в примятую траву.
  - Будет много работы, - ответил Денис, заканчивая возиться с камерой и переходя к интроскопам.
  Олег вернулся к машине за аккумуляторной батареей. Денис быстро завершил установку следящей аппаратуры, после чего приступил к сборке эмиттера. Жаль, что прибор небольшой и маломощный - едва ли такой излучатель поможет воспользоваться законом Вина, чтобы по температуре нагретого тела определить длину излучаемой волны. Конечно, рентгеновский интроскоп не панацея, но и с его помощью можно получить ёмкую картинку при облучении выбранного объекта.
  Опять вернулся Олег. Теперь уже с бензопилой на плече.
  - Приступим? - спросил он голосом Франкенштейна.
  - Погоди... - задумчиво произнёс Денис.
  Эксперимент откладывался, потому что энергии двух батарей не хватало для питания всех приборов. Как же он об этом не подумал?
  По его хмурому лицу Олег догадался: работа с "Дружбой" переносится на неопределённый срок.
  - Возвращаемся? - спросил он.
  - Нет... - не сразу отозвался Денис, - съездишь один. Привезёшь переносную электростанцию - она у меня в балке в кладовке стоит.
  Олег недолго размышлял, потом отрицательно помотал головой.
  - Не могу. Я за твою безопасность перед шефом отвечаю. Поехали вместе.
  Денис посмотрел на часы. На сборы минут десять, дорога в оба конца - часа полтора, да опять подготовка приборов. Итого - больше двух часов, а все аномалии с лесорубами происходили до полудня. Выходит, эксперимент придётся отложить до завтра, и целый день тасовать уже известные факты в надежде обнаружить новую закономерность. Нет, уж лучше воспользоваться тем, что есть.
  Денис отсоединил несколько приборов от общей сети.
  - Уноси... - с сожалением вздохнул он.
  Олег понимающе кивнул головой, собрал ненужное, и по примятой траве зашагал к машине. Через несколько минут вернулся, каменным истуканом застыл за спиной Дениса. Денис не возражал - под такой охраной работалось спокойнее, да и мозг не отвлекался на всякие мелочи, всецело доверившись профессионализму Олега.
  Ещё пять минут тонкой настройки, и всё было готово. Денис включил камеру: эксперимент начался. Пробежав глазами по схеме с увеличенными рисунками всех двенадцати резов, он запустил "Дружбу".
  Тишина дремавшего леса раскололась громким инородным звуком.
  Поморщившись от возникшего дискомфорта, Денис осторожно подошёл к дереву. Секунду размышлял, приноравливаясь к эбонитовой рукоятке управления, потом поднял пильную шину на уровень коленей и провёл сверкающей цепью по толстой коре.
  Оглянулся на Олега, делавшего какие-то непонятные знаки рукой. Денис отрицательно покачал головой, думая, что Олег сам хочет поработать вальщиком леса. Прорезав кору, Денис на секунду замер, потом углубился пильной цепью ещё на несколько сантиметров, после чего осторожно высвободил шину и заглушил двигатель.
  Тишина неприятно полосонула по ушам. Поставил пилу возле ног, начал оборачиваться, чтобы узнать, чего хотел Олег. Боковым зрением заметил опалесцирующее мерцание воздуха за спиной. Рывком повернулся - лицо мгновенно обдало нестерпимым жаром.
  Не понимая, что происходит, шагнул вперёд и почувствовал сокрушительный удар в грудь, от которого отлетел назад, больно ударившись спиной о ствол дерева. Попытался кричать, но в загустевшем воздухе звуки глохли как шаги в высоком ворсе ковра. Стало трудно дышать. Денис крутил головой, пытаясь отыскать Олега, которого, почему-то, нигде не было видно. Из горла вырывались только хрипы - воздуха катастрофически не хватало.
  На миг Денису удалось отлепить онемевшее тело от ствола и даже сделать шаг вперёд, но его тут же со всех сторон обтекли белёсые нити, с силой стальных растяжек притянув обратно. Теряя сознание от нехватки кислорода, Денис принялся торопливо шарить по карманам, пытаясь отыскать складной нож, которым несколько минут назад зачищал концы проводов. Окунаясь в омут беспамятства, он отыскал его и даже успел открыть лезвие, полосонув при этом по нитям, больно перетянувшим грудь.
  На миг стало легче дышать. Воодушевлённый первым успехом, Денис принялся кромсать нити, не замечая, как прямо на него с бешеной скоростью несётся вращающаяся воронка. Деревья, кустарники, трава - всё втягивалось в широкий раструб и мгновенно растекалось по его глянцевой внутренней поверхности.
  Денис заметил новую опасность слишком поздно - наружный край воронки уже коснулся его ног и с такой силой рванул вперёд, что заныли мышцы и затрещали берцовые кости. Но даже теперь Денис пытался сопротивляться чудовищной центробежной силе. Извиваясь всем телом, он цеплялся ногтями за кору дерева, упирался носками ботинок в грунт - лишь бы не оказаться во вращающемся с бешеной скоростью конусном чреве. А потом неведомо откуда пришла глубокая абсолютная тишина, смявшая, сковавшая, спеленавшая его в непроницаемый кокон, и превратившая цветущего молодого человека в имаго - конечную стадию индивидуального развития насекомого...
  
  3.
  
  ...Воздуха здесь не было - только жидкий свинец, заполнивший лёгкие и медленно сжигающий внутренности. Боли тоже не оказалось. Вместо неё пришло неприятное ощущение, будто здоровым тело никогда не было, и что все хвори, недуги, болезни, которыми страдает человеческий организм, разом обрушились на его плоть. Фоновые, ни к чему не обязывающие мысли, и те куда-то пропали. Наверное, они остались там, за гранью...
  Какой гранью?.. ранью... бранью...
  Наконец, Денис понял: кто-то осыпает его забористой бранью!
  ...Камень больно ударил по правой руке. Денис тут же открыл глаза и увидел свою ладонь с зажатым в ней складным ножом. Ещё один камень угодил в его руку с такой силой, что Денис выронил нож. Резкая боль кипятком обожгла кисть, но она не смогла заглушить чей-то громкий требовательный голос:
  - Брось нож! Слышишь, брось нож!..
  К этому времени зрение почти полностью вернулось. В нескольких метрах от себя Денис увидел нелепое сооружение в виде щита из коротких брёвен. В щите имелись два небольших отверстия, из которых торчали наконечники стрел. Рядом со щитом стоял человек в грязной одежде и размахивал над головой пращёй. Денис ещё не успел сопоставить крутящуюся пращу и боль в руке, а из-за щита до него донеслась следующая странная фраза:
  - Какой год?.. Если ты меня понимаешь, подними правую руку!
  Совершенно ничего не понимая, Денис решил судьбу не испытывать и поднял правую руку вверх. Однако это простое, на первый взгляд, движение доставило мучительную боль, от которой все мышцы скрутило словно в мясорубке. Неожиданно перед глазами он увидел траву и понял, что лежит лицом вниз. Повернув голову влево, заметил чёрные ботинки. Отрешённо подумал: "Армейские..."
  Уши заложило, поэтому смысл сказанного доходил до него с большим трудом.
  - Постпереходный шок.
  Голос показался смутно знакомым.
  - И как долго он продолжается?
  Этот голос Денис никогда раньше не слышал.
  - Не знаю... Я первый раз вижу выходца сразу после перехода.
  - Тогда давай уберём его подальше от зоны конфликта...
  Слова больше не доносились до Дениса, однако скоро он уловил слабое покачивание своего тела и понял: его несут. Куда?..
  Ответить на этот вопрос, имея совершенно расстроенное сознание и кипящую лаву боли вместо тела, было нелегко.
  Монотонное покачивание действовало усыпляюще. Денис задремал. Открыв глаза, с удивлением обнаружил, что лежит на чём-то жестком. Всё тело горело, будто его долго "охаживали" в парной крапивным веником: любое, даже самое слабое движение век доставляло мучительные страдания. Пришла дикая мысль, что засосавшая его воронка была вовсе не воронкой, а фантастическим локомотивом, на полном ходу протаранившим злополучную делянку...
  Сколько времени он пробыл без сознания, Денис оценить не мог. Очнувшись, он долго лежал с закрытыми глазами, отдыхая и стараясь ни о чём не думать. Когда ему удалось после нескольких безуспешных попыток приоткрыть опухшие веки, испытал лёгкое удивление. Оказалось, он лежал на чём-то жёстком и прохладном.
  Рассмотреть своё "ложе" подробнее Денис не смог - руки и ноги были крепко связаны и растянуты в стороны с такой силой, что ныло в паху. Но не это больше всего поразило Дениса, а то, что лежал он... в клетке! В прочной металлической конуре, в которой удобно держать небольшого медведя или прятать стеклотару от пронырливых бомжей. Ни к одной из этих категорий живых существ, до сегодняшнего утра, Денис себя не относил.
  "Что за бред!.." - подумал он и крикнул в пустоту:
  - Эй! Кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит?!
  Похоже, сказать было некому - никто не откликнулся.
  Денис попытался успокоиться, припоминая всё, что с ним случилось за последние... Трудно сказать, какими единицами следует измерять время, в течение которого он находился в беспамятстве: мгновенья, минуты, часы?.. Сутки едва ли, иначе голод давно бы напомнил о себе. Пока же Денис чувствует лишь острую боль в правой руке и непонятную ломоту во всём теле. (Определённо, его обо что-то сильно ударило...)
  Денис вздохнул и принялся скрупулёзно восстанавливать в памяти события, приведшие его к столь нелепому результату. До того момента, пока он не коснулся пильной цепью ствола дерева, всё шло нормально. Эмиттер включён не был, работала только регистрирующая аппаратура. Затем он сделал неглубокий рез и выключил пилу. Да! Перед этим Олег делал ему какие-то знаки, но Денис не отреагировал на них. А потом наступила тишина, и в лесу произошло нечто непонятное - откуда-то появилась вращающаяся воронка, и... совершенно ненормальные люди стали браниться, едва не покалечив камнями правую руку! При этом они задавали вопросы, из которых запомнился только один, но совершенно абсурдный: "Какой год?.." Дальше провал в памяти и... вот он здесь!
  Фактологический материал просто несуразен. С таким базисом теории не построить. Нужно либо ждать прихода тех, кто столь профессионально его "упаковал", либо попытаться припомнить что-либо ещё. Последнее едва ли: в голове полная сумятица, потому что происходящее с точки зрения здравого смысла выглядит дико и нелепо. Если же предположить, что его похитили (кто? зачем?), то способ похищения чрезвычайно оригинален. К тому же эта клетка! И связанное тело!.. Создаётся впечатление, будто они чего-то боятся! Да и одеты местные обитатели своеобразно - смесь бомжа с отставным офицером.
  Денис тяжело вздохнул - очень хотелось пить. Однако не жажда больше всего угнетала: с каждой минутой в паху болело всё сильнее. Попробовал повернуть голову. Это удалось, хотя шею мгновенно "прострелило". Денис поморщился, но положения тела не изменил. Боль медленно затихла, растворившись в закостеневшем от долгой неподвижности теле. Теперь Денис мог видеть не только мутно-голубое небо над головой, расчерченное на ровные квадратики металлической арматурой, но и часть того, что окружало клетку с правой стороны. Сумел разглядеть даже заросший низким кустарником искорёженный остов кого-то фургона, и узенькую тропинку, почти скрытую травой.
  "Не густо! - усмехнулся Денис. - Можно подумать, клетка стоит где-то на заднем дворе заурядной мехколонны..."
  Время тянулось медленно. Солнца Денис не видел, и это удивляло: утро было ясным, на весь день синоптики обещали солнечную погоду без осадков. А сейчас над головой сплошная облачность. Того и гляди дождь пойдёт!
  В какой-то момент Денису удалось сдвинуть тело так, что боль в паху стала менее острой, а поґтом и совсем погасла, словно её потушил ещё не начавшийся ливень. Видимо, Денис ненадолго заґдремал, потому что не услышал, как к нему кто-то подошёл.
  Он проснулся от громкого разговора.
  Беседовали двое. Они стояли в нескольких шагах от головы Дениса и разговаривали так, словно здесь, кроме них никого не было.
  - Я не вижу никаких признаков разложения! - сказал знакомый голос.
  - Не торопись, прошло всего несколько часов.
  - Я слышал, большинство выходцев разлагаются в первые минуты проникновеґния...
  - А я слышал, что были исключения до двадцати часов и больше!
  - Ладно, пусть лежит до утра...
  Хрустнула ветка.
  Денис понял: говорившие уходят. Он дёрнулся в своих путах и громко закричал:
  - Эй! Не знаю, что вам от меня нужно, но я хочу пить! Слышите?..
  Шаги замерли, чей-то голос произнёс:
  - Может, дать ему воды?
  - Если не лень - напои. Только не смотри в глаза! Если он арлекин - будешь неделю кошмарами мучиться!
  - Я возьму ковш с длинной ручкой.
  - Дело твоё. Я бы подождал до завтра...
  Шаги прошуршали по траве и затихли.
  Денис, поражённый, молчал.
  "Выходцы"... "Арлекин"... Где, чёрт побери, я оказался?!"
  Через несколько минут кто-то вернулся. Денис попытался повернуть голову так, чтобы увидеть пришедшего, но грубый окрик заставил его замереть в неудобной позе.
  - Не крути головой, а то воды не получишь!
  Денис почувствовал, как к губам прикоснулась холодная металлическая кружка. Он открыл рот и, захлёбываясь, выпил всё её содержимое до дна, попутно поперхнувшись и облившись - вода попала в нос. Пришлось долго чихать, но это была сущая безделица по сравнению с отступившей дикой жаждой, едва не высушившей все внутренности.
  Кружка коротко звякнула о прутья, и Денис услышал неторопливые шаги - "водонос" уходил.
  - Подождите! - закричал Денис. - Скажите, наконец, что здесь творится?..
  Никто не ответил.
  "Дела-а... - грустно подумал Денис. - Одно хорошо: ни на бандитов, ни на извращенцев они не похожи. Что ж, придётся ждать до утра..."
  Ночью пошёл дождь. Денис безмолвно покоился на своём "ложе", оказавшемся, по-видимому, куском какого-то металла, потому что, едва зашло солнце, "ложе" превратилось в противень, который перед этим на несколько часов поместили в морозильную камеру. Пришлось срочно изобретать доступные в его распятом состоянии гимнастические упражнения, чтобы не замёрзнуть окончательно.
  Денис лежал, растянутый за руки и за ноги, словно шкура убитого животного, и думал о том, что вокруг не только погода необычная, но и небо тоже. Когда зашло солнце (которое до заката так и не показалось из-за молочно-голубой пелены), Денис ожидал увидеть звёзды и Луну (вчера наступило полнолуние), однако на небе они так и не появились. Но самое поразительное - ночь оказалась настолько светлой, что даже знаменитые "белые ночи" "северной столицы" не шли ни в какое сравнение с местными!
  Этот факт окончательно убедил Дениса в том, что с ним произошло нечто поразительное. (В самом деле, не мог же он за какие-то мгновения переместиться на широту Санкт-Петербурга?) Единственное, что приходило в голову - у него не всё в порядке с рассудком. Быть может, он неудачно упал там, в лесу и травмировался? Теперь лежит в больнице, и его лечат?.. Другого объяснения случившемуся он не находил. Во всяком случае - пока...
  Скованному по рукам и ногам Денису ночь показалась необыкновенно долгой. Он несколько раз ненадолго засыпал, но быстро просыпался от холода и сырости. Утра он ждал с таким чувстґвом, словно долгие месяцы не видел благодатного солнца. Но светило - как будто мало выпало страґданий на долю Дениса - так и не появилось. О том, что утро наступило, он догадался по голосам.
  Говорили вчерашние "посетители":
  - Дела у парня идут замечательно!
  "Я бы этого не сказал..." - хмуро подумал Денис.
  Шаги приблизились к самой клетке, но Денис головой крутить не стал, помня о вчерашнем недвусмысленном предупреждении "водоноса".
  - Смотри! Вокруг нет ни слизи, ни аммиачного запаха!
  - Похоже, нам повезло!
  - Пойдём, Гоблину скажем. Представляю, как он обрадуется!..
  "Кто это - Гоблин, который должен обрадоваться тому, что моё тело не начало разлагаться и смердеть аммиаком? - со злорадством подумал Денис. - Похоже, в этом чудном месте не у меня одного проблемы с головой... А может, они из какой-нибудь новой секты извращенцев-людоедов? Тогда хоть перестаёт быть загадкой моя "гастрономическая" поза!"
  Новых предположений Денис строить не стал (к чему забивать голову?). Сейчас его больше занимал другой вопрос: если эти парни, действительно, имеют на его счёт собственный корыстный интерес, то следует заранее позаботиться о том, как он будет выпутываться из непростой ситуации. После многочасового лежания в позе "цыплёнка табака", у него не хватит сил не то чтобы оказать какое-то подобие сопротивления, он едва ли сможет подняться без посторонней помощи!
  И всё-таки лежать безучастным бревном Денис не собирался. Он начал понемногу шевелить руками и ногами, испытывая боль и покалывание во всём теле. Особенно скверно дела обстояли с правой рукой - камень угодил прямо в кисть, и она распухла так, что Денис с трудом мог шевелить пальцами.
  "Лишь бы перелома не было... - с тревогой подумал он, осторожно двигая распухшими фалангами, попутно воскрешая в памяти вчерашние обрывочные видения. - Что за нелепую баррикаду я видел в первый момент своего появления?.. А этот "стрелок" с пращей? Он бы ещё рогатку взял!"
  Стало совсем светло, но солнце из-за облачной мути так и не выглянуло. Денис, продолжая нехитрые упражнения, с тревогой ожидал посетителей. Судя по тому, что "пел" его голодный желудок, прошло не менее суток с того момента, как он заглушил бензопилу.
  Скоро послышались громкие возбуждённые голоса:
  - Представляешь, он мог говорить сразу после перехода! А теперь вспомни, сколько дней ты сам мычал, как телёнок!
  - Сейчас поглядим, кого мы вчера выловили!
  Голоса сместились вправо. Денис, скосив глаза, увидел двоих подходивших к клетке мужчин. Один из них долго возился с замком. Наконец, дверца скрипнула, оба вошли внутрь.
  Денис напрягся. Один из мужчин заметил это и попробовал его успокоить:
  - Не волнуйтесь. Скоро вы обо всём узнаете...
  Денис промолчал. Мужчина присел на корточки возле его головы и сказал:
  - Мы сейчас вас развяжем. Пообещайте, что будете вести себя благоразумно.
  - Благоразумно - это как?.. - с трудом разлепил спёкшиеся губы Денис.
  Мужчина широко улыбнулся.
  - Благоразумно - это значит, что вы не броситесь душить кого-нибудь из нас или не захотите сбежать.
  - Это я точно могу гарантировать... - не раздумывая, пролепетал Денис.
  Мужчина, похлопав его по плечу, принялся развязывать верёвки. Сделать это оказалось непросто - ночной дождь основательно намочил их, и мужчина, в конце концов, просто перерезал путы ножом. Денису помогли подняться и выйти из клетки. Ноги дрожали, перед глазами плыли круги, к самому горлу подступила тошнота.
  Денис покрутил головой, пытаясь разом охватить окружавшую его картину, однако добился лишь того, что едва не упал от слабости. Мужчины, осторожно поддерживая его трясущееся тело под руки, внимательно наблюдали за реакцией Дениса. По их сосредоточенным лицам нельзя было прочесть, что они думают о своём госте.
  Непонятная настороженность висела в сыром воздухе.
  Поддерживаемый незнакомцами с двух сторон, Денис прошёл не более двадцати шагов, когда до его слуха долетел встревоженный голос вчерашнего "водоноса":
  - Ребята! Эруптивники на подходе!
  
  4.
  
  - Не вовремя! - сквозь зубы выдавил мужчина, несколько минут назад освободивший Дениса от верёвок.
  - Выходит, эрупция носила скрытый характер... - предположил второй и так рванул Дениса за локоть, что последний застонал от резкой боли в спине. - Извини, - буркнул он, не поворачиваясь, - красивого приёма не получится...
  Они почти бегом преодолели метров тридцать заросшего травой пустыря, обогнули неказистое приземистое строение, и нос к сносу столкнулись с "водоносом". Разглядеть его Денис не успел - боль в ногах поднялась выше, сковав металлическим обручем грудь и почти затопив сознание.
  Между тремя мужчинами завязался быстрый разговор. Фонетические структуры речи оказались Денису знакомы, однако смысл, заключавшийся в них, ускользал от понимания:
  - Ты же сказал, что переход был скользящим?
  - Конечно. Три-четыре холостых выброса, несколько биологических лапиллей и всё!
  - Откуда взялись эруптивники?
  - А я знаю?! Мы же вместе с тобой после выходца всю территорию обошли - Переход закончился!
  - Оказывается, не закончился, а всего лишь сменил фазу...
  - Сколько их?
  - Думаю, больше сотни...
  - Так чего мы стоим?
  - А этого куда?
  - Оставим здесь...
  - Опасно, он же не прошёл акклиматизацию...
  - Метаморфозы тоже не исключены...
  - Да не должно...
  - Рисковать не будем - берём с собой.
  - Куда я его дену?!
  - Привяжешь стропами ко второму щиту.
  - Ко второму нельзя - он ближе всех к зоне конфликта. Не заметим, как его эруптивники слизнут!
  - Ладно, ставь рядом с нами...
  - Тогда я беру зажигалки, Фархад метательное, а ты тащи нашего гостя на банкет!
  - Однако ты шутник...
  - Есть немного!..
  Дениса вновь бесцеремонно куда-то поволокли. Он успел заметить немногое: поле, усеянное различным хламом, небо, впитавшее в себя весь серый цвет осенней распутицы, траву ненатурального фиолетового оттенка. Потом он очутился возле бревенчатого частокола с небольшими прямоугольными прорезями. Ноги дрожать перестали, но с адекватным восприятием действительности дела обстояли не так хорошо: отдалённый лес то внезапно оказывался перед глазами, то через миг уползал к самому горизонту, превращаясь в тёмную узкую полоску. При этом, человеческие голоса, словно змеи во время своей свадьбы, сплетались в сплошной клубок, из которого абсолютно произвольным образом неожиданно выпадала короткая ниточка осмысленной речи:
  - У парня галлюцинации...
  - Ты не на него, ты вперёд смотри...
  - Что я, "отверженных" не видел?..
  - Думаю, таких ты ещё не встречал!..
  Осмысленные ниточки закончились, пошли сплошные фонемные причуды:
  - Длинноногих п и т ь будем, или возьмёмся за коротколапых?..
  - Давай долгоногих, - они уже в ы т ь землю начали...
  - Эге! в о л о с нынче у них писклявый, не то что в прошлый раз...
  Денис пытался впитать всю информацию, бурным потоком льющуюся на него со всех сторон. Прошло некоторое время, прежде чем он осознал себя стоящим рядом с бревенчатым щитом. С приятным удивлением обнаружил, что может сносно владеть своим телом: ноги больше не подгибались, голова перестала кружиться, лишь иногда заставляя слабые руки искать дополнительную опору, чтобы не упасть. Скоро выяснилось, что опора ему теперь не нужна - он стоял в гротескной конструкции, отдалённо напоминавшей детские "ходунки". Отпусти он сейчас руки, подогни ноги, - и с ним бы ничего не случилось!
  Откуда-то справа выплыло чумазое ощерившееся кривой улыбкой лицо.
  - Как дела, парень? - спросило лицо, швыряя высоко в воздух длинную бутылку из зелёного стекла.
  - Ни... че... го... - промямлил Денис, вздрогнув не столько от близкой вспышки пламени, сколько от последовавшего за хлопком тонкого пронзительного визга.
  - Ты не дрейфь! - улыбнулось грязное лицо. - Длинноногие - это тебе не ходульники. С ним мы за час управимся!
  Лицо скользнуло в сторону, обнажив сюрреалистическую картину: по всему полю, от края и до края, прямо на него - Дениса - брели уродливые создания, каждое из которых в отдельности не выглядело отвратительным или безобразным, но все вместе они являли собой зрелище омерзительное - словно миллионы копошащихся в одной канаве крыс. Денис запаниковал. Он стал дёргаться в своих путах, секунду назад казавшихся столь же необходимыми, как его собственные ноги.
  Освободиться не удалось, зато опять появилось знакомое лицо и с участием поинтересовалось:
  - Кидать сможешь?
  - Что... кидать?.. - не понял Денис.
  Улыбчивый парень помахал бутылкой с длинным горлом.
  - Вот это...
  - А куда? - Денису на мгновение показалось, что он разговаривает сам с собой.
  - Не куда, а в кого, - поправило Дениса довольное лицо. - В них, сердешных, в них! - весёлый парень махнул в сторону изломанной шеренги странных противоестественных существ.
  - А кто... они?..
  - Паразиты...
  Обронив последнее слово, чумазый парень вновь улизнул по своим делам. Через секунду откуда-то сбоку долетел его звонкий радостный голос: "Фархад, ты чего зеваешь? Мыльники тебя справа обходят!" Ответа Денис не услышал, потому что его внимание привлекло диковинное создание, возникшее из шара опадающего жёлтого пламени. Создание сделало несколько осторожных шагов по направлению к бревенчатому щиту и вдруг замерло.
  Денис за последние сутки видел много необычных вещей, но этот экземпляр стоил их всех! Чудовищная помесь собаки, жирафа и жука-скарабея плавно покачивалась на невозможно длинных ногах. Казалось, гравитация ничего не значит для этого существа, потому что спичечной толщины конечности не имели ни грамма мышечной ткани и, соответственно, никак не могли удержать распухшую тубу коричневого сегментированного тела. Но они держали!
  Неожиданно создание перестало бесцельно покачиваться бочковидным телом и почти осмысленно оглядело Дениса с ног до головы.
  Крик сам вырвался из горла:
  - Эй, помогите!..
  Наверное, он кричал громко, потому что тут же появилось знакомое улыбчивое лицо:
  - Чего шумишь?
  Вместо ответа Денис ткнул пальцем вперёд. Парень обернулся, пренебрежительно оттопырил нижнюю губу и беззаботно изрёк:
  - Не волнуйся - это "отверженный". Его ни свои, ни чужие не принимают. Одним словом - "немат".
  - Немат?.. - эхом повторил Денис.
  - Не материальный... - охотно пояснил парень.
  В доказательство своих слов он поднял с земли небольшой камень, размахнувшись, швырнул его в длинноногое создание. Камень прошёл сквозь тело и со звоном упал на металлическую пластину позади.
  Денис вздрогнул, с трудом выговорив длинное слово:
  - Гал... люци... нация...
  - Не-е-ет! - вновь ощерился парень. - Это не галлюцинация, а всего лишь немат.
  Парень коротко хохотнул и тут же умчался по своим делам.
  Денис решил: всё! с него хватит! Он закрыл глаза, надеясь, что когда откроет их вновь, то увидит перед собой ствол обыкновенной сосны, а длинноногие "нематы" станут блёклыми воспоминаниями тревожного сна на открытом воздухе. И он, действительно, задремал. Однако пробуждение не было радостным: над ухом загудел уже успевший порядком надоесть голос весельчака "водоноса":
  - Ну, ты, парень, даёшь! Первый раз вижу, чтобы выходец спал на боевом рубеже во время Перехода!
  - Я не спал... - мотнул головой Денис.
  - А что, медитировал? - засмеялся парень.
  - Может быть... - пробурчал Денис, пытаясь непослушными пальцами освободиться от ремней.
  Парень-весельчак помог, потом, не обращая внимания на слабые протесты, подхватил Дениса под руку и повёл на голоса. Обойдя несколько коротких частоколов из врытых в землю массивных брёвен, они вышли на небольшую земляную насыпь, в центре которой находился длинный стол из неструганых досок. На столе валялось множество разных предметов, назначения большинства из которых Денис не знал. Парень усадил Дениса на массивную чурку рядом со столом, а сам присоединился к двум мужчинами. Теперь все трое молча разглядывали его - так изучают диковинку из заморских стран, волей случая оказавшуюся в глухой таёжной деревне, где и телефона-то отродясь не было.
  Первым молчание нарушил высокий мужчина с белой шевелюрой:
  - Скажите, вас головные боли не беспокоят?
  - До сегодняшнего утра не замечал... - осторожно ответил Денис.
  "Белоголовый" улыбнулся:
  - Это хорошо.
  "Для кого?" - в свою очередь подумал Денис.
  - Наверное, у вас накопилась масса вопросов?
  - Вообще-то, вопрос всего один... - Денис медленно поднялся. - Где я?..
  - Здесь! - "Белоголовый" сделал широкий жест разведёнными в стороны руками.
  - А точнее вы не могли бы сказать?..
  Возможно, вопрос Дениса прозвучал излишне требовательно, но "белоголовый" не обиделся. Пожав плечами, он вдруг погрустневшим голосом произнёс:
  - Хочется надеяться, что на этот непростой вопрос ответите вы сами ...
  
  Часа через два Денис сидел под навесом рядом с домом, словно сошедшим с картин о последних днях мира - невероятная смесь из железа, алюминия, гофрированной стали и лоскутов толи и рубероида.
  То, что Денис услышал, повергло его в эмоциональную прострацию. Со слов Агути - так представился "белоголовый", и, судя по возрасту самый старший из присутствующих - Денис попал в некую ограниченную область пространства, где привычные представления об окружающем мире буквально рассыпаются в пыль. Область эта достаточно обширна, но её замкнутость не позволяет никому покинуть строго очерченные пределы. На вопрос Дениса, каким образом люди попадают внутрь, новый знакомый повёл его куда-то в сторону от странного сооружения в стиле "киберпанк", которое Агути назвал их домом.
  Скоро они вышли на большую поляну, слева от которой Денис узнал знакомый частокол из брёвен. Мутная утренняя серость развеялась, не то унесённая слабыми порывами ветра, не то высушенная блёклым солнцем, так и не показавшимся из-за сплошной облачности. Посмотрев прямо перед собой, Денис в нерешительности замер.
  Полоса далёкого леса резко обрывалась. В этом месте чудовищным фурункулом выпирало нечто, отдалённо напоминающее одновременно и небоскрёб и многосотметґровую телевизионную башню, брошенные на землю неким великаном. При этом и то и другое было невероятным образом переплетено с взаґимным проникновением друг в друга. Помимо всего прочего, вся эта архитектурная какофония росла не только ввысь, но и в стороны - в виде небольших наростов из металлических конструкций, ферм, эстакад и других элементов с многочисленными вкраплениями самой разнообразной растительности. С такого большого расстояния было трудно определить, к каким видам относятся растения, но Деґнис, неизвестно почему, нисколько не сомневался, что виды эти в местных лесах не произраґстают.
  Прикинув расстояние до колоссального металлического нароста на теле смешанного леса, а также ориентировочную высоту рядом растущих деревьев, Денис смог приблизительно оценить размеры сооружения. Получалось, что высота его не менее ста метров, ширина - более километра, а глубину не удалось оценить даже приблизительно. Вся местность впереди оказалась завалена самыми разнообразными обломками, среди которых с большим трудом можно было узнать что-либо знакомое: оторванный нос красивого прогулочного катера, смятые и раздавленные локомотивы самых разных эпох, части домов, фрагменты лётной и морской техники, какие-то механизмы, которые могли быть и комбайнами и тракторами или же деталями буровой установки. Причём, по мере удаления от чудовищного фурункула, величина обломков уменьшалась. В километре от него валялся всевозможный мелкий мусор: банки, железки, деревяшки, провода и прочие отходы цивилизации, которые без труда можно обнаружить на любой городской свалке. Складывалось впечатление, будто всё это было с разной скоростью вытолкнуто (выдавлено, выброшено, выплюнуто, вышвырнуто, исторгнуто) из фантасмагорического объекта, и всё нашло успокоение на обширном поле. Почему-то на память пришло одно-единственное слово - "эруптивники", то есть - "изверженцы"...
  Денис ненадолго прикрыл глаза, пытаясь отыскать хотя бы слабые контуры, очертания, намёки слов для логического объяснения увиденного. Безумные предположения, словно рой назойливых комаров, крутились вокруг вещей, не имеющих к происходящему никакого отношения, почему-то особенно ярко высвечивая картину вращающегося конуса, ставшего последним воспоминанием из ТОГО мира. (Денис отчётливо вспомнил, как на границе непонятной трансформации деревья и кусты плавно перетекали в разноцветные спирали, закручивающиеся по телу бешено вращающейся воронки.) Подобная настойчивость собственной памяти показалась Денису не случайной. Он постарался запомнить картинку со всеми возможными подробностями - хотелось верить, что это ему когда-нибудь пригодится...
  Денис очнулся, когда кто-то осторожно тронул его за рукав.
  Посмотрев на Агути, хрипло спросил:
  - Как вы называете всё это?..
  - Зокон.
  - Закон? Почему, закон?
  - Не закон, а - З о к о н, - с ударением на первом слоге. Это - ЗОна КОНфликта.
  Денис оказался не готов поддерживать беседу. Мысли роились в голове, словно эталон броуновского движения - очень быстро и одновременно в разные стороны. Агути понимал состояние новичка, потому что все они - выходцы - когда-то прошли через это - каждый в своё время...
  Денис попытался что-то сказать, но Агути жестом остановил его:
  - Ничего не говори, ни о чём не спрашивай. Твой мозг уже переполнен информацией. Чтобы ты сегодня не узнал сверх увиденного - всё пройдёт мимо. Поверь, завтра тебе будет немного легче, и мы продолжим. Тем более что всё это, - Агути показал рукой на Зокон, - только верхушка айсґберга...
  
  
  
ПЕРВЫЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ СРЕЗ ИНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
  В балке, ещё хранившем любимый аромат Дениса - туалетной воды "Вавилон" - сидели пяґтеро. Валерка Ловсин - друг детства и постоянный спутник во всех рискованных начинаниях, Амик Карасян - опытный биоэнергооператор, и Мэд Олдин - координатор общества нетривиальґных исследований "Неоника". Все трое расположились на аккуратно заправленной кровати Деґниса. Сидели молча, время от времени поглядывая то на Олега Рашнова, несокрушимой глыбой заґстывшего у входа и имевшего вид самого несчастного человека на свете, то на Вальтмана, заканчиґвавшего нервный монолог по сотовому телефону.
  За стеной громко заработал дизель. Вальтман поморщился, убрал плаґстинку телефона во внутренний карман пиджака, после чего обвёл усталыми глазами присутстґвующих.
  - Итак, - произнёс он, потирая виски ладонями, - предварительная информация вам уже изґвестна, поэтому коснусь лишь некоторых деталей. По моей просьбе прокуратура провела проверку факта исчезновения вашего товарища. По известным вам причинам я не стал сообщать следователю, чем именно занимался Денис за несколько минут до того, как... - Вальтман неожиданно замолчал. Поґвертев пальцами правой руки в воздухе, словно подыскивая нужные слова, он продолжил: - Одґнако в его профессионализме я нисколько не сомневаюсь, поэтому абсолютно доверяю ему в той части докладной записки, где он сообщает, что Дениса ни на железнодорожной станции, ни на авґтовокзале никто не видел. Впрочем, водителям лесовозов я доверяю больше, а все они в один голос заявили, что не встречали Дениса после планёрки в столовой. Конечно, теоретически Денис мог покинуть делянку пешком, однако в подобных допущениях нет нужды, потому что мы располагаем видеосъёмкой момента его исчезновения...
  Вальтман прервался, нашёл глазами Ловсина, спросил его:
  - Что вы можете сказать, просмотрев её.
  Валерка встал, подошёл к компьютеру, нажал несколько кнопок, запуская короткий видеоролик. По мере того, как на экране мелькали кадры, принялся комментировать:
  - Денис при подготовке научного эксперимента всегда отличался педантичностью. Часто эта черта его характера вызывала недовольство окружающих. К счастью, не в данном случае. Жаль, что из-за маломощности аккумулятора он задействовал не всю цепь приборов - в этом случае картина была бы более понятной. Однако и имеющейся информации вполне достаточно, чтобы утверждать: Деґнис так и остался возле выбранного для эксперимента дерева.
  Вальтман удивлённо посмотрел на говорившего.
  - Поясните, - попросил он.
  - Лавры Дэвида Копперфильда никогда не прельщали Дениса. - Ловсин повторно запустил видеоролик. - Его всегда интересовала только наука в чистом виде. Он бы и пальцем не пошевеґлил, чтобы разыграть кого-нибудь, либо ввести в заблуждение. Его кредо - абсолютная чистота эксперимента.
  Ловсин указал на гору схем, карт, сводок с множеством пометок, сделанных аккуратным, биґсерным почерком Дениса.
  - Чтобы разобраться во всём этом, нам нужно два-три дня. Только после этого мы сможем предґложить вам алгоритм оптимальных действий.
  - Но... - начав фразу, Вальтман с большим трудом сумел её закончить: - вы думаете, он жив?..
  Вместо Ловсина ответил Мэд Олдин:
  - Денис жив, и мы найдём его. Обязательно найдём!
  
  5.
  
  В эту ночь Денис не спал. Покрутившись несколько долгих часов на жёсткой скрипучей койке и почувствовав, что его мозг вот-вот взорвётся от тяжёлых раздумий, он вышел из дома. Постоял некоторое время недалеко от двери, осмотрелся. Перед ним чернела двухсотлитровая железная бочка, наполненная дождевой водой, стекавшей в неё по изломанному во многих местах водостоку. Денис с наслаждением окунулся в пахнущее ржавчиной нутро, чувствуя, как живительная влага уносит боль и остужает раскалённую голову. Он проделывал эту процедуру ещё и ещё, пока не понял, что теперь может дышать, думать, жить...
  Недалеко от бочки нашлось хромое кресло-качалка. Денис осторожно опустился в него, боясь нарушить спокойствие и лёгкость, возникшие в его голове после прохладного "душа". Качалка тонко поскрипывала полозьями по песку, отвлекая от надоевших за ночь мыслей. Денису показалось, он задремал...
  Во сне к нему опять пришло яркое видение лесного вихря. Подсознательно готовый к его появлению, Денис сумел обнаружить новые подробности. Удалось это благодаря тому, что он наблюдал за происходящим не своими глазами, а так, если бы следил за всем со стороны. Именно по этой причине сумел уловить момент зарождения вихря-воронки. Он возник в тот короткий миг, пока Денис аккуратно прорезал кору сосны блестящим эллипсом пильной цепи. Удивительным было другое: вихрь возник не за спиной человека, а прямо перед ним, словно вырвавшись из неглубокого реза, и лишь затем мгновенно переместился за спину.
  ...Его разбудил Агути. Мужчина гремел кухонной посудой под навесом, примостившимся рядом с домом, недалеко от входной двери. Денис умылся в той же бочке, где принял ночной душ, вытерся длинной тряпкой непонятного цвета, после чего прошёл под навес.
  Агути готовил нехитрый завтрак. Денис с удивлением смотрел на то, чем мужчина "сервирует" стол. Здесь были преимущественно консервы, но какие!
  Денис взял в руки тушёнку, с изумлением прочитав год выпуска - банку изготовили в СССР задолго до его рождения!
  Денис сглотнул комок, подступивший к горлу, и поймал ироничный взгляд Агути.
  - За своё здоровье можешь не волноваться! - успокоил он.
  Денис продолжал вопросительно смотреть на улыбающегося мужчину.
  - Независимо от того, в каком году консервы изготовлены, - принялся объяснять Агути, - здесь они не больше года...
  Скоро к ним присоединился Гоблин - худой, высокий парень лет двадцати пяти, "водонос", обладатель смешливой физиономии и большой знаток "нематов". Последним появился хмурый мужчина, имени которого Денис ещё не знал, но не сомневался, что именно он вчера от души "приложил" его камнем из пращи.
  Завтракали в полном молчании. Потом также молча разошлись. Денис остался под навесом вместе с Агути, который, согласно графику, вывешенному здесь же на листе голубого пластика, дежурил на кухне. Денис помог убрать немудрёную посуду, по-прежнему ничем не выдавая своего нетерпения подробнее узнать историю каждого обитателя своего нового дома.
  Агути не спеша вытер стол огромной тряпкой, которая больше походила на маскировочный халат, чем на полотенце. Потом прошёл к ободранному дивану, помнившему, наверное, ещё барона Врангеля. После чего не торопясь закурил.
  - Спрашивай... - великодушно разрешил он.
  Дым струился из его ноздрей, плавно уплывая вверх.
  Денис задумался. Вопросов накопилось столько, что было страшно задавать первый. Казалось, стоит его сформулировать, как остальные, не менее важные и злободневные, тут же обрушатся лавиной сведений и навсегда похоронят сознание под многотонной тяжестью новых знаний. Впрочем, страхи были мнимыми, потому что Денису уже неоднократно доводилось работать с пластами информации подобной ёмкости.
  - Почему вы так странно называете друг друга: Агути, Гоблин, а третий ваш товарищ так и не представился? - наконец, заговорил Денис.
  - Не обращайте внимания, он... своеобразный человек. Что же касается прозвищ, то... - Агути ненадолго задумался, продолжая увлечённо пускать струйки дыма. - Видите ли, каждый из нас пришёл в этот мир, когда здесь уже были свои обитатели. Они задолго до нас создали стереотип поведения, и нам оставалось лишь воспользоваться сложившимися правилами. Запомните: здесь никто и никогда не называет своего настоящего имени! Только прозвище, которое выходец получает, прожив некоторое время на заставе.
  - Я считал, что прозвище должно хоть в какой-то мере отражать либо облик, либо поведение человека... - задумчиво произнёс Денис.
  - Так и есть.
  - Но почему Агути?
  - Видимо, вы малознакомы с биологией?
  Денис не согласился:
  - Отчего же...
  - Агути, - с улыбкой на губах заговорил мужчина, - это грызун из Центральноамериканских тропиков. Его другое название - горбатый заяц... К сожалению, за пять десятков лет я так и не избавился от недостатка сильно сутулиться при ходьбе.
  - Хорошо. С вашим прозвищем как будто понятно. А Гоблин?
  - Когда парень попал в Зокон, он месяц не мог ничего говорить, кроме слога "го". Потом ему удалось освоить ещё кое-какие звуки, но они мало походили на человеческую речь. Он страшно сердился по этому поводу, и даже ругался. Однако ругательство было безобидным - "блин". Так он и ходил несколько недель, надоедая всем одной и той же фразой: "Го..." "Блин!".
  - Я думал, его назвали по имени сказочного персонажа.
  - Сказочного персонажа? Я о таком не читал...
  - Ну, а третий ваш товарищ?
  - Его зовут Фархад. Только не спрашивайте, откуда "южное" прозвище у чистокровного славянина - я не знаю. Когда я попал сюда, встречал меня Фархад.
  Денис долго молчал. Агути не мешал ему. Докурив, он пошевелился, аккуратно затоптал сигарету, посмотрел на Дениса долгим пронзительным взглядом и сказал:
  - Прежде, чем вы зададите следующий вопрос, я хочу, чтобы вы знали: здесь три Зокона и перед каждым находится небольшая колония выходцев. Мы по счёту Вторые. Теперь нас с вами - четверо. Первых - трое. Третьих - пятеро.
  - Вся ваша специфическая терминология - это местный сленг?
  - Простите, не понял?
  - Ну, сленг - жаргон...
  - Слово какое-то не наше... но, в общем-то, понятно... - Агути несколько секунд молчал, потом посмотрел на Дениса задумчивым взглядом и продолжил: - Нет, большинство понятий придумано не нами.
  - А кем же?
  - Теми, кто живёт здесь уже несколько веков...
  Денис почувствовал, что у него перехватило дыхание.
  - Значит... - сказал он, с трудом подыскивая слова, - здесь есть свои... коренные обитатели?!
  - Есть.
  - И кто они?
  Агути ответил не сразу. Он долго ворошил свою шевелюру совершенно невозможного золотистого оттенка, при этом странно поглядывая на Дениса.
  - Вы как насчёт истории?
  Вопрос был, мягко говоря, странным.
  - По роду своей деятельности мне ближе физика и химия, - уклончиво ответил Денис.
  - То есть знания в рамках школьной программы? - подытожил Агути. - Тогда вам будет непросто понять.
  - Понять что?
  - Примерно в центре замкнутой области, - принялся объяснять Агути, - находится поселение тех, кто живёт здесь почти три века.
  - Триста лет?!
  - Когда я впервые оказался у них, то подумал, что попал в далёкое прошлое нашей истории - какая-то невероятная смесь времён Ивана Грозного и Петра Великого. Но... - Агути сделал многозначительную паузу, - они, в отличие от персонажей из учебника по истории, совершенно реальные люди. Причём, весьма импульсивные по отношению к чужакам, то есть к нам, выходцам. На всякий случай хочу предупредить: если вы когда-нибудь окажетесь у них в гостях - будьте осторожны. Внимательно следите за своими словами, а особенно - за взглядами и жестами. Поселенцы крайне обидчивы. Если не сказать большего...
  - Вы меня заинтриговали! - Денис был не просто удивлён, его по-настоящему ошеломили новые обстоятельства, открывшиеся в отношении странного мира, в котором он, волею судьбы, рока, проведения, фатума, оказался так неожиданно.
  Агути откинулся на спинку дивана и устремил свой взор вдаль. Но не на Зокон, а в противоположную от него сторону. Потом тихо заговорил, неожиданно переходя на "ты":
  - Это только в первые дни окружающий мир кажется диким, нелепым, нереальным, невозможным, а порой откровенно абсурдным... - задумчиво произнёс он. - Но пройдёт всего несколько недель, и ты привыкнешь. А через год, как это ни грустно, тебе будет уже всё равно...
  Денис встрепенулся:
  - Вы сказали год?..
  Агути посмотрел на него печальными глазами:
  - Наверное, ты так до конца и не понял: отсюда уйти невозможно! - Он встал, показал на жуткий хаос Зокона и медленно проговорил: - Тебе придётся видеть это до конца своей жизни!..
  Денис побледнел.
  Невозмутимый Агути "успокоил" его:
  - Не волнуйся, век у выходцев, то есть у нас, - короткий! Весьма короткий...
  
  6.
  
  Следующие несколько дней Денис запомнил плохо. Иногда он чувствовал недомогание, причины которого понять не мог: выворачивало внутренности, болели мышцы, ломило кости, выкручивало суставы. Но приступы эти проходили быстро, оставляя мозг один на один с мыслью о неотвратимости дальнейшей жизни в мире, где над всем довлеет чудовищный фурункул на теле земли, названным кем-то Зоконом.
  Когда боль отпускала, Денис уходил в поле и подолгу стоял там, разглядывая изорванный металлом лес. Денис ещё не был готов начать настоящую научную атаку на это чудовище, потому что не хватало самого необходимого: на заставе не оказалось ни одного элементарного прибора, с помощью которого можно было дистанционно изучать Зокон, а подойти ближе Денис не мог, помня о категорическом запрете Агути.
  Когда вид металлического хаоса начинал тяготить, Денис уходил в ближайший лес и там просиживал долгие часы, раз за разом анализируя последние события. Он не строил версий, не выдвигал гипотез. Он просто думал, потому что только таким образом мог успокоить мятущееся в огромной клетке Зокона собственное сознание.
  В такие минуты он с теплотой вспоминал медвежью фигуру Олега Рашнова, с лёгким сожалением - "аристократа" Вальтмана, с надеждой на возвращение - Валерку Ловсина. Денис нисколько не сомневался, что о его пропаже Вальтман первым делом сообщит Валерке, а не в прокуратуру. А уж Ловсин, с его настырностью и педантичностью, вытрясет всё возможное и невозможное из приборов, оставшихся у злополучного дерева. Однако Денис старался не злоупотреблять зыбкой надеждой на быстрый способ выбраться отсюда. Суммируя всю небогатую информацию, собранную за последние дни, он понял одно: Зокон не является статичной мембраной, спокойно впускающей и выпускающей биологические объекты. Всё гораздо, гораздо сложнее...
  Несколько раз к нему подходили неизменно весёлый Гоблин и задумчиво-равнодушный Агути. Даже молчаливый и всегда чем-то недовольный Фархад принимал своеобразное участие в судьбе новичка. Но Денис намеренно избегал общения, ссылаясь на мнимое недомогание или иную, совершенно надуманную причину. Заставники не обижались. Во время Перехода человек неизбежно что-то теряет: кто-то - веру, кто-то - здоровье, кто-то - и то и другое. При этом человек претерпевает сложнейшую метаморфозу, и торопить его во время восстановительного этапа не стоит.
  Так прошло две недели.
  Всё изменило одно событие.
  Денис уже знал, что раз в месяц к ним приезжает из поселения повозка и привозит кое-какую провизию: муку, яйца, сметану, сыр. В общем то, что не в состоянии подарить выходцам щедрый на прочие неожиданности Зокон.
  ...Повозка приехала в полдень. Ею управляли двое: юноша лет восемнадцати и мальчик - почти ребёнок. Выглядели они не то чтобы странно, а - непривычно: широкие штаны, каких Денис никогда не видел, яркая, с вышивкой на отвороте рубаха, красивые сапоги, густые русые волосы тщательно расчёсаны па пробор. Приехавшие никак не соответствовал тому облику, который Денис мысленно себе рисовал. Он ожидал увидеть кого-нибудь в рубище или лохмотьях, или, на худой конец, того, чьи волоса полны соломы, а тело никогда не знало бани. В действительности всё оказалось наоборот: он, Агути, Гоблин и Фархад, выглядели по сравнению с приезжими как опустившиеся бомжи, обитающие в непотребном месте, которое и домом-то можно было назвать только потому, что оно имело стены и крышу.
  Быть может, Агути, Гоблин и Фархад, проведшие здесь достаточно много времени, привыкли ко всему и не собирались менять устоявшегося уклада жизни. Но у Дениса был свежий, "незамыленный" бытовой рутиной глаз, и он с чувством глубоко стыда заметил брезгливые взгляды, которые бросал юноша на выходцев и на то, в каких условиях они жили.
  За всё время, пока выходцы разгружали повозку, юноша не сказал ни слова. Он так и уехал - не попрощавшись. Гадливость и презрение в глазах молодых поселенцев так задели самолюбие Дениса, что он не выдержал, подошёл к Агути и резко спросил:
  - Да кто они такие, что позволяют с таким пренебрежением относиться к нам?!
  Агути удивлённо посмотрел на Дениса.
  - Эк, тебя разобрало!
  - А что тут странного? - запальчиво произнёс Денис. - Да я в жизни не видел, чтобы к кому-либо относились с подобной брезгливостью и неуважением. Кем они себя возомнили?..
  Агути криво улыбнулся.
  - Они хозяева на этой земле, а мы - всего лишь непрошеные гости. К тому же - весьма скандальные...
  Денис, не понимая, переспросил:
  - "Скандальные"?..
  Агути по своей обычной манере сразу отвечать не стал. Они здесь все страдали какой-то замедленной созерцательностью, словно у них с утра до самого вечера длилась сплошная сиеста.
  - Дело в том, что выходцы - не космонавты. Их не отбирают, как самых-самых по всему Союзу. ("Союзу!.." - Денис не ослышался?) Так что среди выходцев встречаются и такие представители рода человеческого, что...
  Свою мысль Агути не закончил. Непонятно было, то ли вспоминать ему слишком тяжело, то ли нежелание говорить имело другие, более глубинные причины. Денис настаивать на продолжении рассказа не стал. За время, проведённое здесь, он успел достаточно хорошо изучить своих товарищей, а также их своеобразную манеру ведения беседы: говорят, говорят, потом вдруг замолкают и следующую "серию" можно ожидать как через час, так и через неделю!
  ...Всю ночь Денис не спал. Ему не давало покоя воспоминание о брезгливом превосходстве юноши, шагнувшего, казалось, прямиком из петровской эпохи. Денис не стал зацикливаться на чувстве обиды и оскорблённого самолюбия (как же так - я, с двумя техническими дипломами должен терпеть подобное от мальчишки, который и имени-то своего, наверное, написать не может!). Денис попытался трезво взглянуть на вещи и понять, почему юноша смотрел на них именно так, а не иначе? Если опустить недоговорённость Агути о каком-то неприятном инциденте, произошедшем между выходцами и местными жителями, что остаётся?
  Первое: одеты все четверо просто ужасно. (Денис не смог вспомнить, стирал ли он свою одежду с тех пор, как попал в Зокон?) Остальные выглядели не лучше. (Только Агути носил опрятный одноцветный комбинезон, но и он, похоже, видел мыльный раствор последний раз неизвестное число дней назад!) Второе: то место, где они живут. Денис ещё не узнал, сколько лет постройке, которую они называют тёплым словом "дом", но нет никаких сомнений, что его соорудили парни, у которых были, как бы помягче выразиться, небольшие проблемы с головой! И третье: видимо, не зря к выходцам местные обитатели относятся с таким предубеждением, считая их, ко всему прочему, ещё и нахлебниками. Вокруг столько всего: грибы, ягоды, дикие фрукты, в речке полно рыбы, а они сидят, словно клуши на насесте и дожидаются, когда им привезут чего-нибудь от щедрот великих. (Да и откуда они берутся эти "щедроты"?)
  У Дениса в жизни были две страсти - наука и строительство. И там и там он преуспел, имея профильные образования. Если он не трудился над созданием очередного прибора в институтской лаборатории или не рылся в узкоспециальных справочниках, то с великим удовольствием занимался перепланировкой своего дачного домика, превратившегося за последние годы в достопримечательность садового общества. На шести сотках земли и в ста квадратных метрах жилой площади воплотилась его мечта об идеальном "экологическом" доме. Имея доступ к патентному бюро, он отыскивал в старых пожелтевших папках такие перлы изобретательской мысли, что соседи по участку только диву давались.
  Когда наступило утро, Денис уже знал, чем займёт свой ум и тело на ближайшие месяцы...
  После завтрака, к слову, весьма питательного и разнообразного по случаю вчерашней "гуманитарной помощи", он попросил Агути, Гоблина и Фархада уделить ему немного времени. Агути удивился подобной церемонности, но от имени всех заявил, что они готовы его выслушать.
  Денис говорил долго. Выходцы слушали не перебивая, но чересчур вяло, точно всё, что говорилось, их как бы не касалось.
  Первым затянувшееся молчание нарушил Агути. В их компании он оказался самым старшим по возрасту, было естественно, что за ним закрепилось негласное руководство заставой.
  - Ты нашёл очень хороший способ наполнить нашу жизнь смыслом. Возможно, это даже изменит нашу судьбу... Я буду помогать тебе.
  - Я тоже! - с неизменной улыбкой воскликнул всегда весёлый Гоблин.
  Фархад молчал.
  - А ты? - спросил его Денис.
  - Мне это не нужно. Да и к чему вся эта суета? Месяцем раньше, месяцем позже, но все мы окажемся там... - он с безразличным видом махнул головой в сторону небольшого кладбища, на котором находили приют все выходцы, когда приходило их время.
  Денис уговаривать Фархада не стал. Зачем? Каждый имел право выбирать: стремиться изменить что-либо, в надежде повлиять на судьбу в будущем, или оставить всё как есть и радоваться, что ещё один день прошёл, а ты, по прежнему, жив... Но спустя три дня Фархад молча присоединился к ним, и никто не стал спрашивать, почему он вдруг изменил своё мнение - здесь это не приветствовалось. Людей было так мало, что каждый имел право на свой личный мир, наглухо закрытый от посторонних.
  Реализацию своего плана они начали с того, что провели "инспекцию" Зокона на предмет поиска строительных материалов, избежавших ярко выраженного "мыльного эффекта", то есть таких материалов, которые не превратились в белёсую вспененную массу в первые минуты после Перехода. Выходцам удалось найти целые горы пиломатериалов недалеко от полуразложившегося железнодорожного состава. Денис крайне удивился подобной сохранности всякого рода древесины, на что Агути заметил:
  - Любой природный материал: песок, глина, уголь, камень, дерево практически не изменяются при Переходе, если только их предварительно не обработали каким-либо многокомпонентным химическим составом. И наоборот, то, что является наиболее сложной структурой: электроника, любая техника, большинство синтезированных продуктов почти всегда очень быстро разрушаются по мере проникновения в Зокон. Оттого мы и живём здесь как в каменном веке...
  Как бы то ни было, но с материалами для строительства им повезло. Неделю они возили брёвна, доски, брус к тому месту, где на фундаменте из массивных камней собирались построить нормальное человеческое жильё. Для почти километровой перевозки приспособили несколько тележек, собранных из "подручного материала".
  Скоро рядом с их прежним неказистым обиталищем стал расти дом не дом, но - терем. В основании имевший квадрат в пятнадцать метров, внутри он делился на ряд функциональных помещений - кухня, кладовая, столовая, спальни, большой холл. Рядом с входом рубили смотровую башню высотой в девять и в основании - три на три метра. Брус, из которого велось строительство, оказался качественным: без гнили, без свилеватости. И, что самое важное, - сухой.
  Терем рос на глазах.
  Когда через месяц приехала повозка с прежним возницей, то Денис не без удовлетворения заметил в глазах юноши изумление, граничившее с лёгким потрясением. Возница два часа бродил по их стройке. Больше всего юношу удивил материал, из которого выходцы возводили терем. Вопросов он не задавал, только смотрел, трогал пальцами и изредка качал головой. Впрочем, в этом жесте не было непонимания - только удивление.
  Он уехал молча, как и в прошлый раз.
  - Похоже, ты озадачил его... - сказал Агути, когда на дороге осела пыль от повозки.
  - Почему я? - удивился Денис.
  - Здесь новости быстро разносятся. Уже всем известно, что на Второй - новенький. Знаешь, как местные тебя окрестили?
  Денис пожал плечами.
  - Едва ли я смогу угадать...
  - Они назвали тебя Зодчий!
  
  7.
  
  Ещё через месяц основной сруб был закончен, приступили к сооружению смотровой башни.
  На этот раз вместе с молчаливым юношей приехали двое незнакомых мужчин. Они глубоким поклоном поприветствовали обитателей Второй заставы, после чего Агути, на правах радушного хозяина, предложил им осмотреть почти законченный дом. Мужчины пробыли у выходцев до самого вечера, внимательно наблюдая за тем, как и чем они работают.
  Перед отъездом один из них подошёл к Зодчему и сказал:
  - Глава рода - Амвросий - просит тебя через месяц посетить его.
  Он не стал ждать ответа, просто повернулся и ушёл.
  Агути, стоявший рядом с Зодчим, долго смотрел вслед удаляющейся повозке. Взгляд его был печален.
  - Не знаю, радоваться нам или горевать... - не сразу заговорил он. - Поселенцы уже несколько лет никого из выходцев к себе не приглашали. А этого Амвросия никто из нас даже не видел...
  Ночью Зодчему снился сон. Долгий, как полярная ночь, он носил человека по трубам, колодцам, тоннелям и, в конце концов, выбросил в середину странного озера, вода в котором оказалась густой и маслянистой на вид. Зодчий долго бултыхался в мёртвой воде, пока не заметил, что озеро начало мелеть на глазах. Сначала он увидел дальний берег, жирно блестевший глянцевой плёнкой, потом вокруг начали обнажаться вершины подводных скал, за одной из которых что-то шевелилось. Зодчий собирался подойти поближе, но в этот миг всё вокруг задрожало, вода заволновалась, и... мужчина проснулся.
  Он находился в своей комнате. Внутреннюю отделку здесь ещё не закончили, поэтому сладко пахло свежей сосновой стружкой. Наступал рассвет... Понимая, что заснуть не сможет, Зодчий сел на кровати. Сон обеспокоил его. Внутреннее содержание неясных тревожных образов никак не соответствовало повседневным рутинным волнениям и переживаниям. Выбросив сон из головы, Зодчий постарался отмахнуться от странных видений, тем более что впереди их ожидало множество неотложных дел: целых стёкол в Зоконе не нашлось, а многочисленные стрельчатые окна необходимо закончить в ближайшие дни. Да и о камине пришло время подумать. Хотя в Зоконе нет зимы в привычном понимании этого слова, зато приближается так называемый "сезон ветров", когда погода за одни сутки меняется до десяти раз - от жаркого изнурительного безветрия до затяжного ледяного дождя.
  Все эти месяцы Зодчий занимался со своими товарищами не только строительством нового дома, он интересовался всем, что происходило вокруг. Каждую свободную минуту (а вечернее время полностью) он тратил на сбор информации. Не надеясь на собственную память, всё услышанное и увиденное записывал в толстую тетрадь, которая сейчас лежала перед ним на свежеструганных досках большого стола. Теперь Зодчий знал о Зоконе столько, что порой сам Агути обращался к нему за некоторыми разъяснениями. Особый интерес у Зодчего вызывала очень щепетильная тема: каким образом каждый из выходцев оказался здесь.
  Со скрупулёзностью археолога Зодчий стремился узнать все мельчайшие подробности того загадочного события, следствием которого явилось неожиданное появление человека в анормальном пространстве Зокона. Это был совсем не праздный интерес. Если Зодчему посчастливится отыскать определённую закономерность в том, что именно заставляет разных людей попадать в закапсулированный Зоконом мир, то у выходцев может появиться надежда найти способ вернуться обратно...
  Дважды у них гостили представители Первой заставы и один раз - выходцы с Третьей. Всех заинтересовала неожиданная активность Второй в деле благоустройства их общего дома. Зодчий охотно отвечал на все вопросы, попутно не забывая и о собственном жгучем интересе. На сегодняшний день в его тетради накопилось шесть разных историй о том, как абсолютно незнакомые люди против своей воли в один миг оказались в абсурдном с точки зрения здравомыслящего человека мире.
  По вечерам Зодчий любил просматривать свои записи, анализируя то немногое, что с таким трудом удалось собрать. (К сожалению, все без исключения выходцы с большой неохотой вспоминали о причине, приведшей их сюда, поэтому Зодчему приходилось прибегать к хитростям и уловкам, чтобы разговорить собеседника и составить более полную "предпереходную" картину.)
  Все шесть историй Зодчий знал почти наизусть, потому что перечитывал их по несколько раз на дню, однако никакой закономерности в них пока не находил. Самой первой по списку шла история Агути. Быть может, он так подробно рассказал её только для того, чтобы отвлечь Зодчего от собственных тревожных мыслей. (Едва ли старейший выходец верил, будто Зодчий в состоянии отыскать некую таинственную закономерность появления людей в мире Зокона.)
  Как бы там ни было, но история Агути была самой подробной, и на её основе, а также на основе собственной истории (которая была записана в тетради под номером один) Зодчий построил методику опроса всех выходцев.
  
   История вторая - Агути (Вторая застава):
  "...Агути (своего настоящего имени он так и не назвал) уже пятый год работал на одном крупном карьере. Начинал помощником машиниста буровой установки, но, проработав всего год, уже замещал пожилого машиниста во время его многочисленных отлучек. Сменный мастер отметил сообразительность Агути и порекомендовал его на место машиниста, который к этому времени окончательно подружился с "зелёным змием" и был вынужден перейти на горно-обогатительную фабрику разнорабочим. Агути дали нового помощника (молодого весёлого парня). Дружным тандемом они проработали почти три года.
  Однажды перед выходом в ночную смену Агути позвонил его помощник и сказал, что задержится на час-полтора (поедет в аэропорт встречать жену с курсов повышения квалификации). Ничего неожиданного в этом не было, да и работы на ночь ожидалось немного: они почти закончили обуривать блок для массового взрыва, осталось всего несколько десятиметровых скважин, а потом - переезд на новую площадку. Но это будет только утром, когда придут электрики, чтобы подсоединить буровую установку к новому силовому щитку.
  Агути было не привыкать трудиться одному, поэтому на работу он пошёл со спокойным сердцем, ещё не догадываясь, что заурядная восьмичасовая смена может растянуться на долгие годы одиночества... Ночь выдалась звёздной. Вахтовка подвезла Агути к чёрной громаде СБШ-320 и оставила одного наслаждаться недолгими тишиной и покоем перед тем, как заработают электромоторы и окрестности огласятся шумом работающего бурового агрегата. Агути первым делом вскипятил воду в электрочайнике, потом посмотрел на часы: до начала смены ещё пятнадцать минут. Не торопясь, выпил большую кружку крепкого цейлонского чая (что-то сегодня в сон клонит - к чему бы это?..). Оставалось ещё десять минут. Агути провёл стандартную проверку узлов и агрегатов, прислушался к тишине, затем включил рубильник.
  Ночная смена началась.
  Первую скважину он пробурил быстро. Потом переехал на новую точку, присматривая за тем, чтобы силовой кабель тянулся за буровым станком ровно, без петель. Быстро забурился, вполглаза следя за тем, как мачта на глазах уходит вниз. Вдруг натренированный слух уловил непривычный натужный гул силового агрегата. Агути уменьшил нагрузку и собрался поднять мачту с буровой шарошкой, но в этот миг что-то вспыхнуло перед глазами. "Пожар!" - первым делом подумал Агути и выскочил из кабины.
  Едва он открыл узкую металлическую дверцу, как почувствовал, что многотонная махина бурового станка дрогнула и закачалась. В голове пронеслись бредовые мысли, будто каменный блок, который он обуривал в последние дни, по неизвестной причине скользит вниз - в тёмную пропасть нижележащих горизонтов. Агути попытался спрыгнуть, но непонятная сила удерживала его перед кабиной машиниста, не давая возможности спуститься на каменную подошву. А потом пришла жуткая тишина, и он смог услышать не только стук собственного сердца, но и шум бегущей по венам крови...
  Страха почему-то не было. Он пришёл гораздо позже - в тот миг, когда необычно одетые и возбужденно орущие люди так приложили буровика деревянной дубиной за хаотичные попытки подняться на ноги, что Агути больше недели провалялся в кровати с серьёзными ушибами головы..."
  
  Зодчий полистал тетрадь, глубоко задумался. Несомненно, причиной Перехода послужило бурение скважины. Но какой именно из этапов сложного процесса инициировал переброс тела? По словам Агути перед катастрофой электродвигатель заработал с удвоенной нагрузкой, словно наскочил там, в каменной глубине, на нечто, послужившее толчком к Переходу. На что же наткнулась буровая шарошка в недрах карьера, добывающего руду с большим содержанием галенита - главного минерала для получения свинца? И что может быть общего между резом от бензопилы на дереве в сибирской тайге и скважиной для массового взрыва в одном из карьеров Казахстана?
  Зодчий потёр виски, закрыл тетрадь. Некоторое время сидел тихо, словно изваяние, прислушиваясь к звукам, доносившимся со стороны кухни (сегодня очередь Гоблина готовить "трапезу" для их немногочисленного "гарнизона"). Потом встал, осмотрел комнату, вдохнул полной грудью аромат смоляной стружки и вдруг понял: каким бы невероятным, запутанным и абсурдным не казалось всё происходящее, он обязательно отыщет тот единственный стерженёк, на который неумолимым образом нанизываются судьбы всех, кто попадает сюда...
  За завтраком Зодчий был задумчив, но не настолько, чтобы не участвовать в обсуждении планов на сегодняшний день. Гоблин предложил весьма оригинальный способ остеклить их дом: если на основу из декоративной мелкоячеистой решётки аккуратно уложить всевозможные кусочки разноцветного боя, в изобилии разбросанного перед Зоконом, а затем залить их природной смолой, получится неплохой витраж. За неимением других предложений все согласились, и тут же поручили Гоблину заняться творческой работой. Гоблин не возражал.
  Агути по этому поводу даже пошутил:
  - Если сделаешь всё красиво - переименуем тебя в Стеклодува!
  - Не смешно! - огрызнулся Гоблин, впрочем, весьма миролюбиво.
  Агути с Зодчим занялись камином, а Фархад отправился на мелкие работы внутрь смотровой башни.
  День пролетел стремительно. Казалось, только-только разохотился на работу, а Гоблин уже всех на картошечку со сметаной и солёными грибочками приглашает.
  После ужина Зодчий не стал задерживаться в столовой, а поторопился к себе в комнату, сославшись на неотложные дела: во время дневной работы где-то глубоко в подсознании мелькнула призрачная тень догадки, и Зодчий боялся упустить даже такую эфемерную возможность раскрыть тайну их спонтанного появления в Зоконе.
  
  8.
  
  Зодчий открыл тетрадь на той странице, где был записан рассказ недавнего гостя с Первой заставы. Именно о нём Зодчий думал весь сегодняшний день, пока руки автоматически выполняли привычную работу каменщика.
  
   История третья - Карачун (Первая застава):
  "...Карачун - механизатор широкого профиля, мог управлять любой техникой, к тому же слыл мастером на все руки. Поэтому, когда колхоз приобрёл новенький "Беларусь", в руководстве не возникло разногласий по поводу того, кому доверить трактор. Через день Карачун уже заправски орудовал рычагами, копая дренажные канавы. Работа была новой, а главное - приятной. Карачун любил трудиться в поле, особенно во время уборки зерновых. Но до страды оставалось больше месяца, а привычная работа на току и в колхозном гараже успела порядком наскучить, поэтому шутливую должность "канавокопателя" принял с радостью.
  За неделю выполнил десятидневный объём работ, чем заслужил похвалу председателя и недовольное бурчание знакомых механизаторов: "Из кожи вон лезешь, чтобы выслужиться!" Карачун на подобные шпильки своих коллег по цеху внимания не обращал (тот, кто всё время "слегка под шафе" - едва ли может дать полезный совет), продолжая работать с удовольствием и даже каким-то азартом.
  На пятый или шестой день он выкопал что-то интересное и во время обеда долго изучал свою находку. После внимательного осмотра и получасового скобления перочинным ножом, пришёл к выводу, что неожиданная находка - трёхгранный штык времён Первой Мировой. Карачун несколько дней таскал штык по самым старым жителям колхоза, выясняя их мнение по поводу находки. Мнения звучали разные, но всегда очень лестные для Карачуна.
  ...Где-то в конце второй недели он трудился на одном из самых дальних полей. Работы подвалило много, и Карачун старался на всякие мелочи не отвлекаться. Однако на лес, вплотную подступивший к пашне, внимание обратил. Почему лес показался ему странным, Карачун объяснить не мог. Время шло, а первое неприятное впечатление, по-прежнему, не отпускало. Поработав часа два, Карачун заглушил двигатель и решил пройтись по лесу, в надежде подтвердить или развеять неприятные ощущения. Прогулка ничего не дала: малинник оказался самым обычным, а то, что берёзы выглядели больными и чахлыми, объяснялось заболоченностью почвы. Карачун вернулся к трактору, запустил двигатель и вновь принялся за работу, продолжая ощущать непонятную тревогу.
  Приблизительно через полчаса ковш за что-то зацепился. Под ворохом земли ничего не было видно, поэтому Карачун решил спуститься в канаву и лично проверить, что же там такое. Механизатор достал штыковую лопату, спрыгнул вниз. Пройдя по дну, принялся откапывать ковш. Копнул не больше десяти раз, когда стенки канавы внезапно зашевелились, а влажный воздух завибрировал. Карачун испугался, что земля в траншее "поплыла" и, бросив лопату, кинулся наверх. Он полз долго. Очень долго - гораздо дольше того времени, которое необходимо для преодоления полутора метров земли. Затратив неимоверные усилия, он всё-таки выбрался из канавы, но... вокруг лежало совсем другое поле!
  Прежде, чем Карачун смог хоть что-нибудь понять, стрела вонзилась в его бок, опрокинув на спину..."
  
  Вот такая она - третья история. Ни тебе деревьев, ни карьера. (Едва ли рытьё канав можно приравнять к горнодобывающей деятельности.) Хотя есть в этой истории одна зацепка - канава. Ведь при желании и карьер можно рассматривать как гигантскую канаву округлой формы! Если сделать такое допущение, то какая-то схема вырисовывается.
  
   История четвёртая - Глоток (Третья застава):
  "...Глоток слыл большим любителем "шабашек", "халтур", "леваков" и прочих подработок. Получив диплом радиоинженера, он проводил в своём ателье ровно столько времени, чтобы его не выгнали с работы, а все остальные часы посвящал поиску стороннего заработка. Для Глотка было совсем неважно, где "калымить", главное - за сколько.
  За десять лет своей "халтурной" жизни он кем только не трудился. Список приобретённых профессий мог бы занять добрую страницу. Но со временем Глоток стал более разборчив и предпочитал труд "интеллектуальный". Так он оказался в паре со стариком - известным специалистом в деле бурения скважин на дачных участках у добропорядочных граждан.
  Прочитав две первые главы "Гидрогеологии", Глоток стал считать себя настоящим знатоком по водоёмам всех мастей, а особенно - по способам поиска подземных линз с питьевой водой. Добрую половину времени, что они проводили со стариком на очередном дачном участке, Глоток посвящал развитию своего ораторского искусства. И добился определённых успехов: он умудрялся получить деньги (и не малые) даже в том случае, если вода из пробуренной ими скважины так и не поступала! Как бы там ни было, но известность их тандема росла, и недостатка в заказах не было.
  Однажды они работали на одном из участков только что открывшегося общества садоводов. Хозяев не было (впрочем, как и посадок, да и самой дачи тоже). Старик-напарник, который слегка перегрузил свою печень чрезмерными возлияниями на вчерашнем дне рождения, сейчас тихо дремал на солнышке, растянувшись во весь свой "донкихотовский" рост и подставив седую растрёпанную бороду жаркому июльскому солнцу.
  Глоток, не торопясь, возился возле наполовину пробуренной скважины. Вчерашний день они почти не работали (нашлось несколько случайных слушателей, и Глоток заливался соловьём, в то время как старик-напарник крутил ворот, впрочем, весьма и весьма вяло). Спать Глотку под аккомпанемент сладкого посапывания старика не хотелось. Поглядывая на выцветшее от жары небо, он решил наверстать упущенное время. Но работал недолго.
  Внезапно что-то с силой ударило из скважины, и Глоток понял, что летит! Он успел заметить, как далеко внизу медленно поднимается старик-напарник, удивлённо огладываясь по сторонам. А потом пришёл шум подающей воды, и Глоток нежданно-негаданно оказался в грязной луже...
  Сверху стеной лил дождь. Уродливые люди в нескольких десятках шагов перед ним исполняли немыслимый танец под сполохи ревущей грозы..."
  
  Получается противоречивая картина: две канавы, две скважины, хотя размеры их несопоставимы. Однако не всё так просто, потому что следующая история не попадает ни в первую, ни во вторую категорию.
  
   История пятая - Гоблин (Вторая застава):
  "...Июль в этом году выдался дождливым и самым подлым образом рушил планы, лелеемые всю долгую сибирскую зиму. Гоблин каждый вечер с надеждой слушал прогноз погоды на ближайшую неделю, ожидая, что вот-вот милая барышня с экрана телевизора улыбнётся именно ему и скажет... Нет, пусть лучше ничего не говорит, потому что "холодные" слова "...дожди, грозы..." буквально прилипла к её очаровательным пухлым губкам!
  Но Гоблин умел ждать. И когда в последних числах июля знакомая "экранная" девушка (ну, что за красавица!) объявила о "продолжительной, жаркой и сухой погоде", он готов был расцеловать кинескоп. Наконец-то!
  Гоблин собрался быстро. Обзвонил друзей, у которых могла оказаться пара-тройка свободных дней, и назавтра кортеж из трёх автомашин уже покинул родные, но порядком надоевшие пыльные улицы сибирской столицы. Впереди лежало полторы сотни километров хорошего шоссе, а потом - много-много часов долгожданного отдыха!
  Обское водохранилище встретило отдыхающих стрёкотом кузнечиков, карканьем любопытствующих ворон и вальяжной поступью местного коровьего стада. Народ высыпал из машин и сразу принялся обживаться: кто-то собирал мусор, оставленный нерадивыми предшественниками, кто-то успел разжечь костёр и великий огонь-очиститель принимал в свои жаркие объятья отходы времяпровождения "любителей природы".
  Гоблин помог установить палатки, после чего отправился в лес - искать длинную сухостоину для главного тента. Ни топора, ни ножовки с собой не взял - не в его правилах рубить живое дерево, чтобы потом, за одну ночь скормить его прожорливому огню. Обходя многочисленные коровьи "мины", Гоблин углубился в лес и, подобрав берёзовую ветку с засохшими листьями, стал отгонять комаров, напористых и злобных словно пираньи.
  Минут пятнадцать пробирался по высокой траве, чувствуя, что количество комаров начинает увеличиваться в геометрической прогрессии. Следовало торопиться, иначе весь последующий отдых он рисковал провести, яростно расчёсывая места укусов. Оглядывая светлый смешанный лес, заметил невдалеке тонкий длинный ствол берёзы - голый, без листьев и веток.
  "В самый раз! - обрадовался Гоблин. - Метров шесть в высоту и толщина подходящая".
  Он приблизился к берёзе, внимательно её осмотрел. Ствол на высоте трёх метров упирался в слабенькую ветку соседнего дерева. Если хорошо раскачать сухостоину, она сорвётся и упадёт. Гоблин прикинул, куда будет падать ствол и принялся за дело. Он начал раскачивать его, медленно увеличивая амплитуду. В какой-то момент послышался хруст. Гоблин отскочил в сторону, продолжая следить за тем, как стремительно понеслась берёза к земле. При ударе о землю ствол раскололся пополам. Гоблин тяжело вздохнул - придётся искать новую.
  В этот момент в том месте, где находилось корневище высохшей берёзы, поднялось облако пыли, больше похожее на аэрозольную взвесь. Гоблин перевёл взгляд на это место, попутно удивившись: "Странно, вроде ни кочки, ни муравейника здесь не было..." Взвесь не опала, а стала стремительно распространяться во все стороны. Гоблин ещё не чувствовал во всём происходящем непосредственной угрозы, но внутренне насторожился.
  Взвесь нахлынула на него со стремительностью урагана и мгновенно поглотила весь окружающий мир. Гоблин заволновался - стало трудно дышать. Лишь теперь он сообразил, что ему следует немедленно выбираться из опасного места. Шагнул наугад в сторону предполагаемого выхода из леса и...
  ...и испытал ужасную боль во всём теле. Он не мог понять, откуда пришла эта боль, и что её породило, но муки были адскими. Гоблин катался по траве, кусал губы и стонал, пытаясь протолкнуть в наглухо закупоренные лёгкие хоть мизерную толику воздуха...
  А потом пришла тишина, и он с ужасом понял, что не может произнести ни одного слова, кроме гортанного звука "го"..."
  
  Зодчий закрыл тетрадь.
  "А теперь - спать..." - устало подумал он.
  
  9.
  
  Следующий день был днём дежурства Зодчего. Проснувшись пораньше, он приготовил нехитрый завтрак и, пока его товарищи приводили себя в порядок у крыльца дома (где они устроили довольно оригинальный сборник дождевой воды), вернулся к своим записям.
  
   История шестая - Кучум (Третья застава):
  "..."Не стоило племянника одного на реку отпускать. Говорил же его матери - мал ещё! Нет у него ни силы в руках, ни ума в голове. Но разве переубедишь женщину?.. Вот и получилось - опрокинул лодку посреди реки! Самому-то племяшу что будет - плавает как щука, а вот новенький "Вихрь" утопил..." - грустно рассуждал Кучум, поглядывая на низкие тучи, обещающие холодный затяжной дождь.
  Мужчина неторопливо проверил прочность длинной верёвки, на конце которой блестела стальная "кошка", сел в старенькую лодку и оттолкнулся веслом от мостков. Слабое течение потянуло его к противоположному берегу. Кучум плавными движениями направил лодку в нужное место и приготовился "тралить фарватер" (как выразился неунывающий виновник событий, поджидавший дядю на берегу). Минут через десять начал накрапывать дождик. Кучум пожалел о том, что не попросил свою старуху-мать затопить баньку - после такой "рыбалки" хорошо бы в парилке посидеть! Эхма-кутерьма!..
  Кучум монотонно бросал в воду "кошку", потом наматывал на локоть мокрую верёвку. Опять бросал "кошку", опять наматывал, иногда поправляя коротким веслом дрейф лодки. Время текло незаметно. Кое-что Кучум успел поймать - старую фуфайку, несколько непонятных железок, да целый ворох веток. Всё это он аккуратно складывал на корме.
  Где-то за излучиной реки прозвучали выстрелы. Кучум с завистью посмотрел в ту сторону. Тяжело вздохнул и вновь принялся орудовать "кошкой". Два раза стальной крюк приходил пустым, а на третий...
  Кучум сразу понял: зацепил что-то крупное! Улыбнувшись в прокуренные усы, он осторожно потянул верёвку, подводя лодку к находке на дне. Настроение сразу улучшилось (может, не придётся торчать на реке до самого вечера?). "Кошка" зацепилась за находку прочно. Кучум потянул верёвку на себя, чувствуя возрастающее сопротивление на другом конце. Мужчина перестал улыбаться - находка мало походила на утопленный мотор... Несколько минут Кучум сидел задумавшись, продолжая удерживать в руках натянутую верёвку. Потом, решившись, резко рванул "кошку" на себя...
  В первый момент ничего не произошло. Кучуму показалось, будто тяжёлая донная находка поплыла к нему, влекомая прочной верёвкой. Мужчина принялся всматриваться в зеленоватую воду, пытаясь разглядеть неведомый "улов". Для удобства пришлось перегнуться через борт.
  В воде что-то блеснуло...
  Кучум не успел и глазом моргнуть, как его тело от неожиданного рывка вылетело из лодки, при этом пальцы продолжали сжимать верёвку с непонятной для самого Кучума силой. Он попытался разжать их, но добился лишь того, что правая ладонь будто окаменела. К этому времени он находился в воде больше минуты и совершенно потерял представление, где верх, а где низ. Воздух в лёгких заканчивался. Кучум запаниковал. Он стал рваться во все стороны, пытаясь разжать пальцы, попутно удивившись тому, что в реке, глубина которой не превышает трёх метров, он столько времени погружается в водную пучину...
  Потом наступила апатия, и он понял: всё! - пальцев ему не разжать, а воздух в лёгких уже закончился. Тогда, страшно выпучив глаза, он широко раскрыл рот, и все воды Мирового Океана хлынула в его лёгкие...
  Ещё через миг где-то впереди заиграли яркие разноцветные огоньки. Кучум из последних сил устремился на их весёлый танец. Истекла бесконечная секунда, и он оказался в крепких объятьях мрачных заросших людей, которые бесцеремонно скрутили ему руки и ноги, и точно мешок с картошкой швырнули в телегу, устланную полусгнившей соломой..."
  
  Завтрак прошёл в молчании.
  В конце его Агути сказал:
  - Предлагаю сегодня и завтра объявить выходными. У каждого накопились личные дела.
  Агути говорил как бы от своего имени, но Зодчий понял - он сделал это специально для него, потому что рассеянности Зодчего в последние дни не заметил бы только слепой.
  Все охотно согласились.
  Зодчий с благодарностью посмотрел на Агути, в уголках губ которого пряталась едва заметная улыбка, после чего принялся торопливо убирать со стола. Ему хотелось как можно скорее оказаться одному в своей комнате и думать, думать, думать...
  Однако, закончив кухонные дела, он не пошёл к себе. Захватив все собранные за последние месяцы материалы, он решительным шагом направился в сторону Зокона. Шёл не наугад. Его вело предчувствие скорого открытия, и он знал, где думаться будет лучше всего.
  Зодчий подошёл к щиту, недалеко от которого стоял врытый в землю длинный стол с памятным массивным чурбаком. Огляделся. Скрывающееся за слоями перисто-кучевых облаков солнце, заливало огромное поле приглушённым таинственным светом. Осадков на ближайшие часы вроде не ожидалось.
  Зодчий удобно устроился на импровизированном стуле, аккуратной стопкой положил перед собой разномастные тетрадки и раскрыл одну из них на чистой странице. Машинально извлёк из кармана куртки несколько карандашей. Через минуту его рука уже порхала по разлинованной в клетку странице, стремительно нанося строку за строкой.
  Предварительную систематизацию данных он закончил несколько дней назад. Тщательно заполнил морфологический ящик, но метод направленной интуиции не сработал - не хватало данных. Сегодня он решил воспользоваться другим методом.
  Эх! если бы здесь были Валерка Ловсин и Мэд Олдин - все вместе они бы устроили мощный мозговой штурм с дебатами и дружеской потасовкой в конце. Но их нет, и всё, чем может воспользоваться Зодчий, - это синектика. К сожалению, генерировать сумасшедшие идеи ему придётся в скорбном одиночестве, оставляя как крайний вариант создание фокальных объектов - любимое занятие Ловсина. Самому Зодчему синектика была ближе. Выполнение её четырёх законов иногда приводило к совершенно немыслимому результату, но именно это сейчас и требовалось.
  С первым законом (вспомнить, как решаются задачи, похожие на данную) особых сложностей не возникло. Для Зодчего Зокон давно ассоциировался с некой гигантской мембраной, избирательно работающей исключительно в одном направлении. Поэтому аналогия с клеткой - единицей строения и жизнедеятельности всех организмов - возникла сама собой. Ведь клетка, по сути, - это сложнейшая организация с полужёстким скелетом из структурных белков, с множеством "каналов", по которым циркулируют потоки жидкостей. И по этим же каналам осуществляется как вещественно-энергетические, так и информационные связи. К тому же оболочка клетки не пассивная полунепроницаемая мембрана, а сложнейшая структура с управляемыми из "центра" порами, избирательно пропускающая и даже активно захватывающая вещества извне.
  Последнюю часть фразы "избирательно пропускающая и даже активно захватывающая вещества извне" Зодчий подчеркнул красным карандашом - она идеально соответствовала его пониманию Зокона.
  Второй закон синектики тоже каких-либо трудностей не вызывал - дать образное определение сути задачи. Правда, возникла небольшая сложность: сознание вновь капсулировалось психологической инерцией, подменяя суть проблемы. Зодчему стоило некоторых усилий отодвинуть на второй план желание как можно скорее выбраться из Зокона в прежний мир, поэтому нужная формулировка звучала так: не вырваться из мира Зокона, а - как попасть в него?
  Третий закон формулировался просто: каким образом данную задачу могли бы решить сказочные персонажи. Ну, здесь полёт фантазии не ограничивался ничем, за исключением жёстких рамок "предпереходной" ситуации. Зодчий почему-то склонялся к странному симбиозу Карлсона с надетой на голову шапкой-невидимкой.
  Самым сложным всегда оказывался последний, четвёртый закон синектики: попытаться войти в образ объекта, и попробовать рассуждать с его точки зрения. Ассоциировать себя с Зоконом?.. Задача, действительно, непростая. Хотя, почему бы нет?
  По опыту Зодчий знал: первые впечатления зачастую самые верные. Трудно сказать почему. Быть может, причина кроется в "аксионах" - биофизических структурах, экстериоризирующихся за пределы человеческого организма и вызывающих предощущение будущего взаимодействия? Так вот, первое впечатление при взгляде на Зокон - это чудовищный фурункул, чирей, гнойник, раковая опухоль на чистом теле земли.
  Если "войти" в Зокон и начать думать как он, то очень скоро выстраивается следующая цепочка: в тело (земли, человека - не важно) внедряется нечто инородное (заноза - у человека, скважина - у земли). Если продолжать череду аналогий, возникает вопрос: как поведёт себя в данной ситуации, например, человеческий (и не только) организм?
  Способ существования организма в окружающей среде и способ защиты от агрессивных факторов определяют две фундаментальные категории: метаболизм и резистентность. Метаболизм понятно - построение, развитие и нормальное функционирование организма в заданных пределах. Но в нашем случае важнее резистентность, потому что именно она противодействует агрессивным факторам окружающей среды, являясь комплексом механизмов, обеспечивающих устойчивость организма и его жизнеспособность в неблагоприятных условиях. Так как же поведёт себя живой организм, если в него проникнет чужеродное тело?
  Будучи стопроцентно совершенной системой, он учитывает всё и имеет колоссальный опыт борьбы с "чужаками" всех мастей. При появлении инородной клетки, она немедленно уничтожается Т-лимфоцитами цитостатического ряда. Т-лимфоциты, как солдаты-смертники, как бесстрашные камикадзе бросаются на врага и гибнут тысячами, миллионами. Именно их "трупы" и становятся гноем, свидетельствующим о том, что борьба идёт нешуточная. Это - у человека. А как же Земля? Ведь она неизмеримо старше любой биологической системы, а значит, имеет средства защиты тела-геоида намного совершеннее наших. Получается, что для матушки-земли именно мы - люди - стали "патогенным фактором", от которого она ищет защиту?!
  Зодчий отложил карандаш, задумался. Похоже, он нашёл тот стержень, на который нанизывались судьбы всех выходцев. А что дальше?.. Да, Переход всегда происходит при воздействии человека на землю. Но с другой стороны, если бы это было не так, ситуация могла быть просто абсурдной. Мы все живём на планете Земля, твердь которой называется тем же словом, только со строчной буквы. Разумно предположить, что любое наше действие (активное или пассивное) в той или иной мере касается нашей кормилицы и поилицы - Земли. И здесь встаёт другой вопрос: почему Переход происходит именно в этой ситуации, а не в какой-либо другой? Ведь нельзя же поверить в то, что любое срубленное дерево, выкопанная канава или пробуренная скважина каждый раз приводят к Переходу?! Если бы это было так, то на Земле давным-давно не осталось бы ни одного лесоруба, бурильщика, шахтёра и так далее. Что провоцирует Переход: человек или его действие?..
  Систематизировать всех выходцев, даже в рамках морфологического ящика, довольно трудно, потому что среди них есть люди с докторской степенью, а есть чабан, который даже читать не умеет. Что касается воздействия, то здесь тоже ничего конкретного - рытьё канавы, пробуренная скважина, поваленное дерево...
  Зодчий потёр виски, чувствуя как буквально на глазах голова начала набухать, будто мысли, роящиеся в голове, стремительно увеличились, приобретя вещественно-ощутимый объём.
  Посидев ещё несколько минут, он аккуратно собрал все записи и, задумчиво оглядевшись по сторонам, медленно направился в сторону дома.
  Агути находился на своём обычном месте - на диване. Он курил и смотрел на приближающегося Зодчего спокойным, абсолютно безмятежным взглядом.
   "Интересно, - неожиданно подумал Зодчий, - сколько лет он здесь живёт?.."
  Агути указал взглядом на затёртую подушку рядом с собой.
  Внимательно посмотрев на Зодчего, философски изрёк:
  - Утром твой взор горел как у молодой пантеры, теперь он похож на угли умирающего костра...
  Это был ни вопрос, ни утверждение. Просто Агути внимательно и пытливо вглядывался в гримасы жизни, называя вещи своими именами.
  Зодчий коротко рассказал о своих сопоставлениях. Однако сейчас, по мере того как его мысли облачались в одежды из слов, он понял, что слишком поторопился с выводами. Возможно, истина действительно лежит где-то рядом, быть может, настолько близко, что пальцы каждый день трогают её, а волосы касаются её призрачных одеяний...
  Агути внимательно выслушал Зодчего, затем пустил струю дыма вверх.
  Улыбнувшись широко и открыто, отчего сразу помолодел лет на двадцать, сказал:
  - Ты слишком серьёзно воспринимаешь жизнь. Это плохо. Попробуй отвлечься. А ещё лучше - займись чем-нибудь другим...
  - Это чем же? - мрачно спросил Зодчий.
  - Например, ты мало знаком с такими понятиями как "арлекин", "скачёк", "мыльный эффект". Ну и прочие "интересности", сопровождающие Переход.
  Зодчий хотел возразить, но не решился - он действительно почти ничего не знал о том, как именно происходит Переход. Зодчий посмотрел на Агути, собираясь поблагодарить, но тот смешно оттопырил губу и всецело был занят неспешным созиданием колец из дыма самых невероятных форм.
  Зодчий не стал ему мешать...
  
  10.
  
  В следующие три недели заметно распухшая тетрадь Зодчего пополнилась многими новыми страницами убористого почерка. Помимо раздела "Личные истории выходцев", появился новый - "Переход и его составляющие".
  Здесь Зодчий собирал и систематизировал всё, что касалось непосредственно Перехода, постпереходного состояния и явлений, их сопровождающих. Особое место отводилось классификации живых организмов, подвергшихся Переходу, нарушившему гомеостазис биологической системы.
  При заполнении этого раздела Зодчий полагался в основном на рассказы своих товарищей и на сведения, которые удалось почерпнуть у Луня с Первой заставы (в далёком прошлом - доктора биологических наук). Лунь рассказал Зодчему много интересного, особенно в той области, которая касалась изменений живых организмов при Переходе. Именно благодаря Луню записки Зодчего приобрели научный, почти академический характер.
  Работая над ними по вечерам, Зодчий смог узнать о жизни в Зоконе много больше тех, кто принимал непосредственное участие во всех описываемых событиях. В этом не было ничего странного, потому что только Зодчий владел информацией со всех трёх застав.
  Постепенно полученное знание начало медленно выкристаллизовываться в одну очень интересную идею, над которой хорошо думалось долгими светлыми ночами. Теперь круг знаний был много шире, чем три месяца назад, и одно это уже вселяло определённую веру в будущее, которое пока что виделось таким же блёкло-белёсым и туманно-размытым, как небо над головой.
  ...Количество исписанных листов росло, но Зодчий не боялся переизбытка информации. С некоторых пор он начал воспринимать окружающий мир как частичку собственного "Я", что было абсолютно невозможным всего два или три месяца назад.
  Позволив Зокону войти в себя, он, в свою очередь, хотел знать о нём всё. Отсюда и желание изучить мельчайшие детали явлений, пока что заключённых в оболочку абстрактных слов, но которые, со временем, обязательно должны стать вполне конкретными материальными объектами.
  Ведя многочисленные беседы с гостями с других застав, Зодчий сумел выяснить, что одни и те же процессы и явления протекают в разных местах по-разному, а также, что одни и те же определения могут носить едва ли не взаимоисключающий характер.
  Это обнаружилось случайно, когда Зодчий решил узнать у Луня дополнительные сведения о "скачках". Постепенно в беседу втянулись все члены Второй заставы, в результате чего Зодчему пришлось вечером дописывать в свою тетрадь несколько новых страниц. Зато спустя три недели его записи могли без преувеличения считаться энциклопедией Зокона.
  По вечерам Зодчий подолгу листал тетрадь, в которой совсем недавно появились первые рисунки (оказалось, Фархад прекрасно рисует!), внимательно перечитывая то, что записал накануне или неделю назад.
  Сегодня его интересовал так называемый Неполный Переход, в результате которого в Зокон попадали "арлекины", "скачки" и "ходульники".
  
   "А р л е к и н - особь мужского пола (слово "человек" по отношению к выходцам даже сами выходцы никогда не употребляют). После Перехода имеет вид нормального здорового мужчины. Очень быстро акклиматизируется и адаптируется. Не имеет явно выраженной агрессивности. В первые несколько часов выглядит подавленным и растерянным. Вызывает жалость и сочувствие. Часто скулит и плачет. Срок биологического существования до полного разложения - в среднем 12 часов (известны случаи - до 40 часов). Представляет угрозу для того, кто посмотрит ему прямо в глаза - головные боли, галлюцинации в течение нескольких дней. Известен один летальный исход.
  Категория опасности по 10-бальной шкале - 03".
  
  "С к а ч о к - особь неявно выраженного мужского пола. Известны случаи гермафродитизма. После Перехода ведёт себя в меру агрессивно. Нападает исключительно редко. В первые часы стремится куда-то бежать. Если не лишить скачка подвижности - его очень трубно поймать (известны прыжки до 10 метров в длину и до 3 метров в высоту). Очень силён. Это касается, прежде всего, особей с явно выраженными мужскими признаками. Нападает редко, но при случаях нападения летальный исход - 80%. Обладает нечленораздельной речью, однако способен с абсолютной точностью воспроизводить ранее услышанные слова и даже целые фразы.
  Категория опасности по 10-бальной шкале - 06".
  
  "Х о д у л ь н и к - особь с отсутствием явно выраженных признаков пола. Часто имеет нетрадиционные для других видов длинные волосы и тонкий женский голос. Сразу после Перехода способен передвигаться на неестественно длинных конечностях, за что и получил своё прозвище. Агрессивен. Коварен. Разговаривает вполне осознанно (известны случаи чтения детских стишков). При нападении шансов спастись нет. Всегда нападает первым. Необычайно живуч. Известны случаи продолжения агрессивного поведения с отсечёнными конечностями. Срок биологического существования до полного разложения - не более 10 часов. Известны случаи метаморфоз - превращения в непонятный аморфный объект.
  Категория опасности по 10-бальной шкале - 08".
  
  Зодчий закрыл тетрадь. Подумал о том, что в его классификации почти нет информации о самом свирепом и опасном представителе Неполного Перехода - "зывуне". Но это оттого, что в последний раз "зывун" попадал в Зокон лет тридцать или сорок назад. Среди обитателей трёх застав не нашлось никого, кто встречался бы с ним лицом к лицу.
  Тем не менее, Зодчий внёс "зывуна" в свой реестр под номером четыре:
  
   "З ы в у н (информация крайне скудная по причине долгого отсутствия особей в Зоконе). Необычайно опасен (есть противоречивые сведения, что один зывун уничтожил заставу из шести выходцев). О происхождении термина "зывун" ничего не известно; считается, что перед атакой зывун издаёт низкочастотный звук, от которого выкрашиваются зубы. Облик зывуна не известен.
  Категория опасности по 10-бальной шкале - 10".
  
  Вот такие они - "недовыходцы"...
  Некоторое время Зодчий ходил по комнате, напряжённо размышляя. С некоторых пор его стал занимать очень любопытный факт: никто никогда не говорил о том, чтобы в Зокон попала хотя бы одна женщина! Таких прецедентов просто не было. Почему? Едва ли Зодчий сейчас был готов ответить на трудный вопрос - ни Агути, ни словоохотливый Лунь на эту тему говорить не желали. Единственное, что мог предположить Зодчий - физиология женского организма спасает слабую половину человечества от участи выходцев. Видимо, в этом и кроется разгадка попадания людей (конкретно - мужчин) в мир Зокона.
  ...Было уже поздно. Зодчий разделся и лёг в кровать, непроизвольно прислушиваясь к тому, как за тонкой щитовой перегородкой ворочается Агути. Холодная серо-молочная муть ночи вливалась сквозь разноцветные витражи большого окна.
  Не спалось.
  Зодчий лежал и размышлял о целых поколениях выходцев, приходивших в этот непонятный мир только для того, чтобы страдать бесконечно-долгие пятнадцать-двадцать лет, а потом пасть под натиском каких-нибудь "зывунов" или "ходульников".
  К сожалению, никто и никогда не вёл жизнеописания выходцев, поэтому теперь, даже приблизительно, нельзя сказать, сколько искалеченных судеб перемолол Зокон, словно неумолимый Молох Куприна. Можно только догадываться, что счёт идёт на сотни и даже тысячи...
  Думать о том, что недовыходцы тоже могли быть в прежней жизни обыкновенными людьми, не хотелось. (Как странно звучат теперь слова "люди", "человек"...) Своеобразное табу распространялось на всех без исключения обитателей трёх застав. Причина была одна - начав думать о них как о людях, при очередном Переходе ты не сможешь воспользоваться луком, пращёй или дубиной, и тогда одиноких холмиков недалеко от их нового дома станет больше...
  Мысли, лишь краешком задев запретную тему, устремились в новом направлении. Последнюю неделю Зодчий был занят выяснением статистики Переходов. Поговорив с представителями трёх застав, он пришёл к выводу, что Переходы никогда не случались на трёх или даже двух заставах одновременно, и это было самой хорошей новостью, потому что "массированный" Переход сразу в трёх местах почти наверняка закончился бы печально для многих выходцев. Зодчему удалось выяснить, что за последние десять месяцев случилось всего три Перехода (в результате последнего он и попал в Зокон). Первые два оказались "холостыми".
  Зодчий пошевелился, воскрешая в памяти часы, проведённые с жизнерадостным Лунем за составлением оценочной классификации возможных Переходов.
  
   "Вариант первый - "х о л о с т о й".
  В результате "холостого" Перехода в Зокон попадают материальные объекты небольшой величины: ящики, незначительные металлические детали, строительный мусор, большое количество воды в виде взвеси и обильных грязевых ручьёв. "Холостой" Переход сопровождается проникновением в Зокон большого количества мелких животных, которые не представляют для выходцев никакой опасности, потому что распадаются в первые 15 минут с образованием небольшого облака, названного (видимо местными остряками) "последним выдохом". "Последний выдох" не токсичен, но способен вызвать лёгкое галлюциногенное состояние (выходцы прибегают к нему из-за отсутствия в Зоконе алкоголя).
  Если принять общее (приблизительное) количество Переходов в последние 50 лет за 100%, то доля "холостых" Переходов составляет более 80%.
  Продолжительность одного Перехода - около 2-3 часов".
  
  "Вариант второй - "з а с т а в н ы й".
  "Заставный" Переход - единственный, в результате которого в Зокон попадают выходцы, способные прожить более суток и в последствие пополнить ряды членов трёх застав. При "заставном" Переходе наблюдается проникновение более крупных животных (в том числе и летающие организмы). Срок биологического существования до полного разложения может колебаться от нескольких часов до нескольких суток. Вместе с агрессивной фауной возможно проникновение и агрессивной флоры: "арбалетный одуванчик", "бесконечный хмель", "ядовитый лопух" и др.
  При "заставном" Переходе наблюдается проникновение в Зокон более крупных материальных объектов - некоторые агрегаты различной техники, легковые машины, отдельные части более крупных образований (части катеров, локомотивов, самолётов). Отмечена закономерность: чем дольше длится Переход, тем меньше шансов у биологической системы под названием "человек" для нормального функционирования при дальнейшей жизни в Зоконе.
  Доля "заставных" Переходов от общего количества - около 15%.
  Продолжительность одного Перехода - не более 15 часов".
  
  "Вариант третий - "г р о м о в о й".
  Сопровождается треском и грохотом невероятной силы. При "громовом" Переходе в Зокон попадает основная масса "арлекинов", "скачков", "ходульников" и "зывунов". А также наиболее крупные материальные объекты - целые железнодорожные составы, корабли, самолёты, пролёты мостов, тоннелей и др. Только при "громовом" Переходе в Зокон попадают элементы военного вооружения (танки, самоходные установки, военные вертолёты и различные виды стрелкового оружия). Это самый сложный и опасный для выходцев Переход: изменение внутренней структуры оружия ведёт к самопроизвольным взрывам и выстрелам, и всё это происходит на фоне массированной атаки "недовыходцев".
  Доля "громовых" Переходов - около 5% от общего количества.
  Продолжительность - до 18 часов".
  
  Как-то раз Зодчий слышал о том, что много лет назад случился Переход, в результате которого изменилась вся география Зокона. Но документальных подтверждений этому он не нашёл, поэтому не стал включать данный случай в общую классификацию, хотя кое-какие заметки в своей тетради всё-таки сделал.
  ...Судя по тому, что свет за окном из мутно-серого превратился в молочно-серый - наступало утро. Зодчий заставил себя не думать о тетради и о том, что в ней написано - очень хотелось спать...
  
  11.
  
  Весь следующий день Зодчий, Агути и Гоблин был заняты тем, что расчищали между их новым домом и Зоконом площадку десять на тридцать метров. Зодчий решил устроить здесь "сортировочный пункт" для всех вещей, оказавшихся после Перехода в их новом мире и в которых у выходцев могла иметься хоть какая-то потребность. (Это касалось, прежде всего, продуктов питания и предметов первой необходимости.)
  По давно сложившейся традиции в пищу и в личное пользование можно было употреблять только те продукты и те вещи, которые пробыли в Зоконе не менее тридцати дней.
  Раньше приходилось всё необходимое специально маркировать, каждый день внося поправочные пометки. Это было неудобно и довольно утомительно. Зодчий предложил процесс сортировки "автоматизировать".
  Очищенную площадку разделили длинными металлическим полосами на тридцать частей (по количеству дней в месяце), и теперь достаточно было выложить на "нулевую" отметку нужные выходцам "подарки" Зокона, а потом каждое утро передвигать металлические контейнеры с вещами и продуктами на одно деление вперёд. Никакой путаницы и времени это экономило массу.
  А время им было необходимо. Закончив основные работы по дому, Вторая застава готовилась к "зиме". Здесь же подошло время отправиться к легендарному главе рода - Амвросию. У Зодчего оставалась всего пара дней на то, чтобы закончить классификацию флоры и фауны, проникавшей при Переходе в Зокон.
  Приехавший по своим делам с Первой заставы Лунь с удовольствием помог ему. Почти сутки они просидели в комнате Зодчего, занятые нелёгким трудом описания того, чего никто из них (за редким исключением) не видел! В результате появился десятистраничный реестр всех животных и растений, когда-либо проникавших в Зокон (естественно, в рамках того, что каждый из выходцев смог вспомнить по этому поводу).
  Всю массу "нелегалов" условно разделили на четыре основные группы:
  
   "Первая группа - условное название "м ы ш и".
  В группу входят все насекомые, земноводные, амфибии, мелкие грызуны, а также летучие мыши. Эта группа наиболее безобидна и никакой опасности для выходцев не представляет. Из-за крайне малых размеров животные этой группы не могут стабилизировать своё тело сразу после Перехода, поэтому разрушаются в течение получаса.
  Чаще всего "мыши" наблюдаются при "холостом" Переходе".
  
  "Вторая группа - условное название "л и с ы".
  В данную группу входят отдельные виды млекопитающих и хищников (ласки, дикобразы, волки, лисы, гиены, крупные птицы, некоторые сумчатые). Отдельные представители являются очень опасными в случае контакта с ними кого-либо из выходцев (сумчатый дьявол, гиена, корсак, красный волк, койот). Чаще всего нападают первыми. Срок биологического существования до полного разложения варьируется от одного-двух часов до суток. Отмечено: чем дольше находится "лис" в Зоконе, тем более он изощрён и опасен (известен случай нападения на выходца через четыре дня после Перехода).
  Чаще всего "лисы" наблюдаются при "заставном" Переходе".
  
  "Третья группа - условное название "т и г р ы".
  Это наиболее опасные и свирепые хищники. Всегда нападают первыми. К "тиграм" относятся: пантеры, львы, медведи, ягуары, барсы и др. Следует отметить, что деление животных на "лис" и "тигров" весьма условно, потому что при определённых условиях "лис" может достаточно быстро эволюционировать в "тигра", а "тигра" инволюция может низвести до категории "лиса". В любом случае, появление "тигров" наблюдается исключительно при "громовом" Переходе. Срок биологического существования "тигра" до полного разложения - около суток".
  
  "Четвёртая группа - "ф л о р а".
  К данной группе относятся все растения когда-либо проникавшие в Зокон. Класс этот весьма многочислен и содержит как опасные и ядовитые растения (уже упоминавшиеся "арбалетный одуванчик", "ядовитый лопух" и другие виды: "ожоговая трава", "люминесцентная пыльца", "ивняк-стрелочник" и пр.), так и вполне безобидные, но обладающие гипертрофированными признаками (фасоль, со стручками метровой длины и фасолинами, размером с бильярдный шар; розы, имеющие бутон величиной с лошадиную голову и шипы длиной до полуметра)..."
  
  Находились и такие виды, которые нельзя было отнести ни к одной из групп. Зодчий с Лунем записали их в раздел "Исключения". (А куда ещё отнести розовый аморфный студень, за полчаса уничтоживший огромную ржавую баржу, попавшую в Зокон в прошлом году?)
  Последний день перед приездом "послов" Зодчий потратил на сбор сведений о самом главном в Зоконе - о "прогнозировании" Переходов. К сожалению, систематизировать эти сведения ему не удалось по причине полной субъективности восприятия начала Перехода каждым из выходцев.
  Зодчего это несколько обескуражило. Особенно после ответа Агути.
  Зодчий тогда спросил:
  - Как вы узнаёте о приближении Перехода?
  Агути ответил на удивление быстро, но, мягко говоря, не по существу:
  - Сколько в Зоконе выходцев - столько и способов.
  - И это всё?!
  - А чего ты хотел?
  - Ну, хотя бы твоего личного предчувствия приближения процесса...
  - За себя я ответить могу, - Агути указал на фантасмагорическую картину Зокона и добавил: - Не менее чем за сутки я точно знаю, что Переход будет, потому что всё тело наполняется нестерпимым зудом и коликами, похожими на электрические микроразряды. Складывается впечатление, будто каждую клеточку моего тела какая-то неведомая сила стремится вернуть внутрь Зокона. Иногда это состояние бывает настолько непереносимым и навязчивым, что приходится просить кого-нибудь привязать тебя к кровати...
  У Зодчего вдруг мелькнула сумасшедшая идея.
  Агути заметил, как заблестели его глаза, потому что с лёгкой иронией произнёс:
  - Знаю, о чём ты подумал...
  Зодчий не удивился.
  - О чём же?
  - О том, что если Зокон так настойчиво зовёт выходца вернуться в своё лоно, то это не случайно.
  - Разве не так?
  - Не знаю... Я никогда не позволял зову одержать верх над разумом. Но мне известна пара случаев, когда выходцы не сопротивлялись...
  - И что?
  - Ничего. Их больше никто никогда не видел, и рассказать о том, можно ли воспользоваться Переходом, чтобы вернуться в прежнюю жизнь - просто некому...
  Зодчий некоторое время молчал.
  - А остальные?.. - спросил он, когда заметил, что Агути собирается уходить. - Как они предчувствуют Переход?
  Агути пожал плечами.
  - Не знаю. До тебя мы эту тему не обсуждали.
  - Напрасно...
  - Может быть, - легко согласился Агути. - Ты у нас человек новый, интересующийся. Дерзай!
  Зодчий решил воспользоваться советом и сразу же отправился на поиски Гоблина (Фархада решил расспросить в последнюю очередь). Гоблин жеманиться не стал и на вопрос о его субъективном чувстве в отношении начала Перехода откликнулся живо, с привычной эмоциональностью:
  - Я, конечно, не Агути, который может предсказать начало едва ли не за сутки, зато я почти со стопроцентной гарантией могу сказать, каким именно будет Переход!
  - То есть? - не понял Зодчий.
  - Я могу предугадывать, какой будет Переход до того, как он начнётся: "холостой", "заставный" или "громовой"!
  - Разве это возможно?
  - Я тоже сначала сомневался, а потом, спустя пару Переходов, решил делать заметки на видном месте. Рассказал об этом Фархаду. Он и следил за моими предсказаниями в качестве третейского судьи. За четыре года было девятнадцать Переходов, и только два я предсказал неправильно. Да и то в обоих случаях форма Перехода была настолько неявной, что мы сами путались в его классификации.
  - А Фархад?
  - Что Фархад?
  - Как он узнаёт о начале процесса?
  Гоблин на секунду смешался.
  - Мой тебе совет - не спрашивай его об этом...
  - Почему? - удивился Зодчий.
  Гоблин изобразил в воздухе некую замысловатую фигуру и с явной неохотой пояснил:
  - Он очень болезненно реагирует на всё, что касается попадания выходцев в Зокон... Особенно на вопрос о том, каким образом он сам здесь оказался.
  Действительно, Зодчий вспомнил, что на все его безобидные просьбы рассказать свою историю, Фархад всегда отвечал холодным и категоричным "Нет!"
  "Пожалуй, Гоблин прав, - подумал Зодчий, - будет лучше, если я не стану тревожить Фархада... Пока не стану..."
  Имелся у Зодчего ещё один вопрос, на который он хотел получить ответ до своего отбытия во владения Амвросия. Вопрос был непростым, скорее - щекотливым. Зодчий думал о том, что почти все выходцы выглядели крепкими здоровыми мужчинами, способными иметь семью и детей. И было странным, что ни один из них не нашёл себе невесты из числа молодых женщин или девушек рода Амвросия. Мало того, Зодчий не слышал ни от одного из обитателей всех трёх застав, чтобы они хотя бы раз встречались с таинственным стариком. Прямых вопросов на эту тему Зодчий не задавал, но, будучи человеком наблюдательным, довольно часто отмечал недоговорённость во время бесед, если тема касалась местных обитателей, называвших себя "верцами". (Впрочем, в этом самоназвании нетрудно было вычленить глагол "верить", а значит, и проследить этимологию слова.)
  Вечером в комнату к Зодчему пришёл Агути. Он сел на широкую лавку, посмотрел на раскрытую тетрадь. Долго молчал, потом спросил:
  - Помнишь, о чём я тебе говорил почти месяц назад?
  - Ты об Амвросии?
  - Не только...
  - Конечно, помню, - охотно откликнулся Зодчий. - Разговор шёл об осторожности. Но я, честно говоря, не совсем понял, о чём ты пытался меня предупредить.
  Агути долго царапал ногтём струганную поверхность доски, потом заговорил:
  - Лет десять назад Амвросий пригласил по одному выходцу с каждой заставы.
  - И что?
  - Через два дня мы всех троих похоронили на кладбище Первой - она ближняя к поселению...
  Зодчий почувствовал, как ёкнуло сердце, и холодный игольчатый ком страха скользнул по гортани вниз.
  - Никто из вас об этом ничего не говорил... - после долгой паузы проговорил он.
  - Не говорил, - согласился Агути, - потому что в этом не было нужды - верцы уже много лет никого из нас не приглашали. Теперь - другое дело.
  - А... как они погибли?
  Агути облизнул сухие губы.
  - Верцы передали нам только урны с прахом. Они сожгли трупы...
  - Причина их смерти неизвестна?
  - Эх! - не то засопел, не то заскрежетал зубами Агути (Зодчий никогда не видел его в таком возбуждённом состоянии). - Если б мы знали! Но... ходят слухи, что они... Тьфу ты, пропасть!..
  Он вскочил с лавки и стремительно направился к двери.
  Поражённый Зодчий в одиночестве остался стоять посреди комнаты.
  
  12.
  
  Ночью ему снился тяжёлый сон. Ничего яркого или запоминающегося - только обрывки видений, от которых вздрагивали пальцы рук, учащалось дыхание, а на висках выступали бисеринки холодного пота. Ничего красочного или конкретного - только отдельные лоскутки некоего громадного полотна, сотканного из боли и страданий. Из всего калейдоскопа уродливых видений запомнилось только одно.
  ...Мрачное ущелье, освещаемое хмурым холодным солнцем. Никакой растительности - ни травы, ни кустарников, ни деревьев. Угрюмые скалы, серый песок, тусклый рассеянный свет. Неожиданно дно ущелья упирается в вертикальную каменную стену. Базальт: чёрный, холодный, неприступный. Где-то у подножья скалы высится каменный бык, на котором без труда можно разглядеть огромное гнездо. Соломинки, веточки, прутики образуют множество галерей-тоннелей. Из их холодной глубины льётся неживой зеленоватый свет.
  Ноги сами несут Зодчего вперёд - туда, где в недостроенной части гнезда шумно ворочается длинноклювая птица. Размеры её поражают: из блестящего эбенового клюва можно изготовить целый саркофаг! Птица тяжело вздыхает, приподнимается, и Зодчий видит, чем она так увлечена: её клюв удерживает червя-колосса. Просунув конвульсивно извивающееся тело в одну из готовых галерей, птица вдавливает несчастного в пластичный глиняный шар, некоторое время выглаживает клювом мягкую глину, потом убирает голову. Зодчий поражён - в низкой галерее засветился новый зелёный огонёк в глиняном "канделябре"!..
  Проснулся с предощущением беды. Появилось острое желание немедленно пойти к Агути и отказаться от поездки. Он не осудит, он поймёт. Однако Зодчий тут же устыдился собственного малодушия и заставил себя немедленно подняться с кровати.
  Сделал несколько торопливых упражнений, прогоняя не столько сон, сколько восстанавливая подвижность онемевших мышц. Выглянул в окно и окончательно успокоился: небо, трава, лес, были прежними. Цветовая гамма, геометрия мира, его запахи - не изменились. Выходит, гигантская чёрная птица в его видении оказалась всего лишь ночным кошмаром...
  Когда после долгого умывания Зодчий сел завтракать, то внимательный взгляд Агути едва ли смог заметить на его лице следы тревожной и почти бессонной ночи.
  Завтрак прошёл в обычных разговорах. Потом все вместе распланировали текущий день, ни словом не обмолвившись о прибытии верцев на заставу. (Либо Фархад и Гоблин не видели в посещении Зодчим таинственного старца ничего опасного, либо за их спокойствием скрывалось что-то ещё...)
  До обеда Зодчий в паре с Агути занимался отделочными работами внутри сторожевой башни. Монотонная физическая работа увлекла, поэтому неожиданно раздавшееся лошадиное ржание у основания башни заставило его вздрогнуть. Зодчий почувствовал, как тревожно забилось сердце, но сумел быстро подавить постыдное малодушие и вышел к гостям с радушной улыбкой на лице.
  Верцев было трое: юноша, который приезжал к ним в последние месяцы, крупный мужчина (в прошлый приезд именно он пригласил Зодчего к Амвросию), и старик, которого Зодчий до сегодняшнего дня не видел. Пока Гоблин и Фархад занимались разгрузкой повозки (в ней оказалось на удивление много "гостинцев"), Агути предложил гостям осмотреть дом. Зодчий присоединился к ним, по ходу давая пояснения. Спрашивал один мужчина. Старик и юноша молчали, словно всё происходящее их не касалось.
  Экскурсия продолжалась около часа. В конце её, когда все пятеро оказались на "сортировочной" площадке между домом и Зоконом, старик впервые заговорил:
  - Могу я посмотреть на оружие, которым вы встречаете выходцев?
  Старик использовал слово "выходцы" совсем не в том контексте, в каком сами обитатели заставы привыкли его употреблять. Для заставников выходцем являлся человек из прежней, навсегда ушедшей жизни. Старик же, по-видимому, считал выходцем любой биологический объект, проникший в Зокон. Зодчий уловил в словах старика противоречие, но поправить его не решился, провожая гостей к тому месту, где под навесом хранилось всё их вооружение, включая неказистый передвижной щит на берёзовых полозьях, за которым прятались заставники в момент наибольшей активности Перехода. Старик несколько минут разглядывал "арсенал". На его высохшем лице не шевельнулся ни один мускул. Узнать мысли старика было невозможно. Однако в глазах юноши и мужчины без труда читалось снисхождение, граничившее с лёгким презрением.
  Действительно, "арсенал" Второй заставы выглядел не просто бедно, скорее - убого. Зодчий и Агути почувствовали это именно в ту минуту, когда молчаливый старик взял в руки самодельный лук.
  - Скольких заставников вы потеряли за последние пять лет? - спросил старик.
  После недолгого раздумья Агути ответил:
  - Четверых...
  "Почему он мне ничего об этом не говорил?.." - удивился Зодчий.
  Старик положил лук на широкий стол и направился к дому. Все последовали за ним.
  Повозка была пуста, Фархад и Гоблин сидели в тени навеса, молча наблюдая за приближающейся процессией.
  Остановившись у повозки, старик обратился к Зодчему:
  - Ты не передумал посетить Амвросия?
  Зодчий внутренне вздрогнул, но ровным голосом спросил:
  - А почему я должен передумать?
  Старик не ответил, не улыбнулся, не изменил выражения лица. Он тонкой сухой рукой указал на повозку, затем первым устроился на подстилке из грубой ткани. Юноша сел впереди, мужчина - рядом с ним.
  Зодчий оглянулся на Агути, тот сделал успокаивающий жест. Зодчий кивнул головой и последним запрыгнул на невысокий бортик. Колёса скрипнули, лошадь флегматично фыркнула, повозка медленно покатилась по дороге.
  Впереди лежало несколько часов однообразного пути...
  От заставников Зодчий уже знал примерную географию Зокона. На плане его можно было изобразить как эллипс, в длинной части составлявший не более пятидесяти километров, а в короткой - чуть менее тридцати. Поселение верцев находилось приблизительно посередине (несколько ближе к Первой заставе). Простая арифметика говорила, что от Второй до поселения около двадцати километров, которые в обществе такой славной лошадки можно преодолеть за три-четыре часа - времени вполне достаточно, чтобы спокойно подумать о многих вещах.
  Спутники болтливостью не страдали. За всё время пути они перекинулись едва ли десятком фраз. Зодчему это было только на руку. Он спокойно предавался размышлениям, не забывая посматривать по сторонам, всё подмечая и анализируя.
  В поселение прибыли под вечер. Зодчий увидел его издалека и по мере приближения с интересом вглядывался в раскрывающуюся картину.
  Посёлок верцев представлял собой почти правильный прямоугольник. (С вершины одного из холмов, по которым петляла просёлочная дорога, удалось рассмотреть поселение во всех деталях.) Прямоугольник выглядел огромным: более трёх километров в длину и около полутора - в ширину. Все постройки огорожены высоким (до пяти метров) частоколом из толстых брёвен с обожжёнными на конус вершинами. С внутренней стороны частокола шла хорошо утоптанная тропа-дорога шириной метров пять. Дальше начиналась сплошная линия из строений, тыльными частями образующая вторую внутреннюю стену. Посередине пятиметровой дороги лежали высокие деревянные мостки (наверное, от дождя, потому что крыши домов имели скат как раз в эту сторону).
  Приглядевшись, Зодчий заметил неторопливую процессию из трёх верцев, уверенным шагом шествующих по мосткам. Зодчий крайне удивился такому необычному расположению домов. Получалось, что все постройки (жилые дома, хлева, амбары, овины) располагались по квадрату, при этом стена одного дома служила стеной другому. Крыши всех построек были односкатными и имели скат в одну сторону. Наклон крыш выглядел небольшим (в Зоконе не было зимы и можно было не опасаться, что пологие крыши рухнут под тяжестью весеннего снега). Построек оказалось очень много.
  В центре огромного прямоугольника располагалось большое хлебное поле. Это выглядело невероятным: чтобы в русской деревне хлебная нива находилась внутри поселения, да ещё так охраняемая в месте, где кроме выходцев и верцев никого нет! Зодчий даже привстал со своего места, чтобы подробнее разглядеть поразившую его картину. Старик заметил интерес гостя, но ничего не сказал. Зодчий так и простоял в повозке, пока они не подъехали к воротам.
  После увиденного с вершины холма, Зодчий ожидал чего угодно - вплоть до высоких рвов, подъёмных мостов и рыцарей в блестящих доспехах. Но ни первого, ни второго, ни третьего не увидел. Повозка остановилась перед массивными воротами, сплочёнными из цельных брёвен, по цвету напоминающих лиственницу. Створки без скрипа и на удивление легко распахнулись. Телега въехала внутрь...
  Теперь у Зодчего появилась возможность изучить поселение изнутри. Чем больше он смотрел вокруг, тем больше недоумевал. В прежней жизни ему была не чужда строительная деятельность, поэтому он мог отличить строение семнадцатого века от постройки девятнадцатого. Судя по словам Агути, верцы жили в Зоконе около трёх веков. Однако ни один из домов в поселении не мог быть старше шестидесяти-восьмидесяти лет!
  Это казалось странным (едва ли крестьяне стали "откочёвывать" в другое место, тем более что в Зоконе удобных для проживания мест не так много). К тому же повсюду встречались постройки совсем свежие. При этом внимательный глаз Зодчего не находил в рядом стоящих домах признаков огненной стихии. Спрашивается, зачем строить новый дом между двумя такими же, если ни пожар, ни гниль не разрушали предыдущего?
  Вопросов было много. Зодчий надеялся, что таинственный Амвросий ответит хотя бы на некоторые из них.
  Повозка остановилась недалеко от ворот. Зодчий последовал за своими спутниками и оказался перед высоким крыльцом. Количество широких ступенек, указывало на то, что дома вокруг могли иметь нижние этажи с подвалами и погребами.
  Старик шагнул на крыльцо и лишь теперь обратился к Зодчему:
  - Иди за мной.
  Его голос ничуть не потеплел за те несколько часов, что они провели в дороге.
  Пройдя через холодные сени и широкий коридор, неожиданно оказались в большом светлом помещении. Сквозь четыре окна в комнату попадало так много света, что Зодчему на секунду показалось, будто за окном не беспросветная рассеянная световая муть Зокона, а яркий солнечный день где-нибудь на Алтае. Он хотел подойти ближе и рассмотреть, что за таинственное стекло (да и стекло ли?) вставлено в оконные рамы. Однако присутствие молчаливого старика его смущало.
  Зодчий без приглашения сел на широкую скамью, тянувшуюся вдоль всей стены, в которой были прорублены высокие окна, и принялся с интересом изучать убранство комнаты. Подсознательно он ожидал увидеть что-нибудь такое - из времён трёхсотлетней давности. Однако его окружали вполне обычные и знакомые предметы: лавки, длинный широкий стол, домотканые дорожки на полу, несколько почерневших икон в красном углу. Но лампадка у икон не горела.
  "Может, они какие-нибудь раскольники?.." - подумал Зодчий, продолжая изучать обстановку.
  В доме было тихо. Лишь прислушавшись, можно было уловить мычание коров и блеянье коз, доносившиеся откуда-то справа. Старик по-прежнему молчал. Зодчий почувствовал в груди нарастающую тревогу. Тяжёлые ночные мысли вновь всколыхнули сознание. Именно в эту секунду послышались громкие уверенные шаги. Старик поднялся на ноги, медленно приблизился к широкому арочному проёму, ведущему вглубь дома.
  Прошло несколько томительных мгновений, и в комнату вошёл...
  
  13.
  
  - Извините, что заставил вас ждать.
  Высокий мужчина приблизился к Зодчему. Словно оценивая, осмотрел его с ног до головы.
  "Похоже, здесь не знакомы с правилами хорошего тона..." - с лёгкой неприязнью подумал Зодчий.
  - Меня зовут Легонт. А вас? - Мужчина бесцеремонно буравил выходца серыми колючими глазами.
  - Теперь моё имя Зодчий...
  - Вы не догадываетесь, почему Амвросий пригласил именно вас?
  - А я должен?..
  На подчёркнутую холодность хозяина Зодчий ответил тем же.
  За всё время их разговора Легонт впервые позволил своим глазам вспыхнуть искрой веселья.
  - Значит, не догадываетесь. Тогда я хочу пригласить вас взглянуть на один предмет. Идёмте.
  Зодчий шагал за Легонтом и никак не мог избавиться от чувства острого дискомфорта. По дороге сюда он настроился на непростую беседу со своими далёкими-далёкими пращурами, и внутренне готов был к диалогу со словами, которые он помнил ещё со школьной скамьи: "барин", "ворог", "тать" и прочими архаизмами. А в действительности первым его собеседником у верцев оказался человек одного с ним круга знаний! Что это: неправильная информированность обитателей застав о жизни верцев? Или что-то другое, имеющее своей основой вещи пока недоступные никому из выходцев?..
  Скоро они оказались в комнате, всю центральную часть которой занимал огромный стол с макетом Зокона, обладающего невероятной детализацией не только самого поселения верцев, но также всех трёх застав, и даже почти законченного их нового дома!
  Зодчий внутренне ахнул. Он приблизился к макету и принялся с придирчивым интересом разглядывать настоящее произведение искусства. По мере того, как он впитывал информацию, стремительно раскрывавшуюся перед ним, выходец всё больше утверждался в мысли - в макете что-то не так! Зодчий долго всматривался и, наконец, понял: макет изображал не только сегодняшний Зокон. Многие части его замысловатого рельефа были перенесены из прошлого.
  Зодчий вопросительно посмотрел на Легонта.
  - Я правильно понял вот эту тонкую линию по периметру Зокона?
  - Да, это граница сегодняшнего мира. - Легонт сделал ударение на слово "сегодняшнего". - Всё, что находится за ней, перестало для нас существовать.
  - Давно?
  - Это зависит от единиц измерения... - загадочно ответил Легонт.
  - Судя по тому, что вашему поселению не больше восьмидесяти лет, изменение Зокона произошло примерно в то же время? - спросил Зодчий, продолжая разглядывать макет.
  - Вы наблюдательны. - Легонт встал рядом с выходцем.
  - Но если ваше нынешнее поселение новое, где же предыдущее? - спросил Зодчий. - Его нет на макете.
  - Нет, - согласился Легонт. - Потому что его уже нет в этом мире...
  Зодчий оценил площадь потерянной верцами земли, а также близость этой земли к зонам конфликта и с сомнением произнёс:
  - Едва ли ваше старое поселение находилось в такой близости от границы зоны.
  - Оно находилось здесь. - Легонт указал на голубое блюдце круглого водоёма.
  - Вы построили крепость на Гнилом Озере?! - изумился Зодчий.
  - Нет, мы построили его на естественном каменистом холме, который после одного из Переходов стал уходить под землю. Озеро на его месте образовалось позднее - через несколько лет.
  - Странно... - задумчиво произнёс Зодчий. - Заставники об этом ничего не говорили.
  - Они не знали.
  - Действительно, - согласился Зодчий, - за последние десятилетия на заставах сменилось не одно поколение, и память об этом событии просто исчезла. К сожалению, выходцы никогда не вели хроник...
  - На заставах не вели... - сказал Легонт таким тоном, словно выговаривал нерадивому ученику за его неподготовленность.
  Зодчий не обратил на колкость Легонта внимания, продолжая с интересом рассматривать макет. Его заинтересовала новая деталь: глубоких линий, урезавших площадь обитаемого мира, было несколько. Зодчий указал на них рукой и спросил:
  - Уменьшение происходило не один раз?
  - Мы выделяем шесть случаев. Последний произошёл полгода назад.
  - Почему на заставах об этом ничего не знают?
  - Знают, но не все... - туманно ответил Легонт. - Мало кто из заставников утруждает себя размышлениями о судьбе нашего мира. Большинство из вас живут одним днём. - Голос Легонта прозвучал укоризненно.
  Зодчий внимательно посмотрел на поселенца.
  - Вы считаете, что на выходцах, простите, я хотел сказать, на заставниках лежит какая-то вина?
  - Вина лежит на всех нас! - неожиданно резко проговорил Легонт. - Но мы пригласили вас не для чтения нотаций.
  - Надеюсь... - сказал Зодчий, которому не понравилась несдержанность верца.
  Легонт указал рукой на макет и уже спокойно заговорил:
  - Если вы внимательно посмотрите сюда и проведёте в уме несложные расчёты, то сможете легко подсчитать, что площадь потерянных нами земель лишь немногим меньше площади оставшегося мира...
  Зодчий недоверчиво взглянул на макет. Ему хватило одной минуты, чтобы убедиться в справедливости сказанных слов.
  - В последние годы "ужимание" мира происходит по длинной части эллипса, - опять заговорил Легонт, - поэтому заставы остаются от этого процесса как бы в стороне. Но так было не всегда. Наши записи хранят сведения о том, что Переход около ста лет назад за одну ночь уничтожил четыре заставы из пяти...
  Зодчий внимательно слушал Легонта, но мысленно соглашался с ним не во всём. За месяцы, проведённые в Зоконе, он настолько свыкся с реальностью и незыблемостью этого мира, что тревожную информацию собеседника воспринимал с явным недоверием.
  - Судя по вашим словам, - задумчиво произнёс Зодчий, - "ужимание" мира происходит на протяжении многих лет?
  - Это так.
  - Тогда мне не понятно, почему вы всполошились именно сейчас? Неужели ещё триста лет в вашем мире - такой маленький срок?
  - Наверное, вы не до конца поняли, что я пытаюсь сказать. - Тембр голос Легонта мгновенно изменился. Приятные мягкие обертоны опытного ритора быстро сменились жёсткой категоричностью отрывистой командирской речи. - Из той половины земли, что мы потеряли за все три века, три четверти исчезли за последние двадцать лет!..
  Цифра была ошеломляющей, но не верить Легонту оснований не было.
  - Мир исчезает?.. - тихо спросил Зодчий.
  Легонт не ответил. Подойдя к окну, он долго смотрел вдаль. Потом резко повернулся и сказал фразу, не относящуюся к предмету их разговора:
  - Я догадываюсь, с какими мыслями вы ехали к нам... Чтобы напрасно не волновать ваших товарищей, хочу попросить вас сейчас же вернуться на заставу. Не беспокойтесь, очень скоро у нас появится возможность поговорить более содержательно. Вы не против новой встречи?
  - Не против, - без раздумий ответил Зодчий.
  Он уже выходил из комнаты, когда Легонт окликнул его:
  - Вас повезёт Енор - юноша, который на Вторую заставу привозит продукты. Так вот, не отпускайте его одного в ночь.
  - Он переночует в моей комнате, - ответил Зодчий.
  - Хорошо. Тогда до встречи.
  Легонт, повернувшись на каблуках, вышел в низкую дверь. Откуда-то возник знакомый старик и молча повёл заставника за собой. Зодчий находился в состоянии лёгкой растерянности. Информация, которую вылил на него Легонт, словно ушат ледяной воды, выбила его из равновесия.
  Зодчий не заметил, как оказался возле знакомой повозки. Он уже устраивался в ней, когда услышал торопливый разговор:
  - Что же вы гостя не накормили? Разве так можно!
  Рядом с повозкой появилась молодая девушка. Невысокого роста, с густыми волосами цвета спелой пшеницы, она держала в руках узелок и открыто смотрела на выходца.
  - Это вам! - сказала она и протянула узелок.
  Зодчий принял подарок, поблагодарил девушку и прыгнул в повозку. Лошадь резво взяла с места - пришлось ухватиться за борт, чтобы не выпасть.
  Лошадка почти всё время бежала рысью. Через полчаса выходец пересел к вознице. Юноша потеснился. Зодчий развязал узелок, с наслаждением вдыхая запах только что испечённого хлеба. Осторожно разломил краюху.
  Одну половину протянул соседу:
  - Держи!
  Потом достал твёрдый сыр. Енор жеманиться не стал. Приняв свою долю и, весело поглядывая на Зодчего своими индиговыми глазами, принялся уплетать хлеб с завидным аппетитом, не забывая при этом слегка похлёстывать лошадку - время было позднее.
  ...Когда они добрались до заставы, там ещё никто не ложился спать. Зодчий издалека заметил керосиновый фонарь и, указав на него рукой, легонько толкнул Енора в бок.
  - Сейчас горячего чаю сообразим, а там и вздремнуть не грех!
  Енор так зыркнул на Зодчего своими пронзительно-синими глазами, что тот поперхнулся.
  "А что я сказал не так! - удивился выходец. - Может, они вообще не верующие?.."
  После лёгкого ужина и горячего чая (от кофе и шоколада Енор наотрез отказался) Зодчий проводил юношу в свою комнату. Затем вернулся в гостиную, где в выжидательных позах сидели его товарищи. Зодчий некоторое время молчал, собираясь с мыслями и решая, что можно сказать друзьям прямо сейчас, а о чём стоит умолчать до лучших времён. В итоге большая керосиновая лампа горела в гостиной едва ли не до утра - Зодчему было что рассказать, а каждому из его товарищей было, что добавить к нерадостной картине, нарисованной Легонтом...
  
  14.
  
  Енор уехал сразу после завтрака, пообещав вернуться через неделю.
  Когда повозка юноши исчезла из виду, все вновь собрались в гостиной. После тревожной информации, поведанной Легонтом, заниматься обычными строительными делами никому не хотелось. Печальная новость особенно сильно подействовала на Фархада. И без того немногословный, за последние часы он не сказал ни слова, окончательно замкнувшись в себе. Сидел за общим столом с отрешённым видом, изредка поднимая на кого-нибудь из присутствующих свои тёмные печальные глаза.
  Зодчий хотел поинтересоваться причиной подавленного состояния Фархада, но, заметив предостерегающий жест Агути, решил повременить. Гоблин к сообщению отнёсся спокойно, посетовав лишь на то, что они, действительно, очень плохо вооружены. Поэтому всё оставшееся до обеда время провели в обсуждении чисто технических вопросов.
  Импульсивный Гоблин предлагал демонтировать авиационную турель с военного самолёта, лежавшего у подножия Зокона уже много лет. Агути категорически возражал. Он рассказал случай на Первой заставе, когда во время "громового" Перехода один из выходцев решил воспользоваться вооружением наполовину сплющенного БТРа.
  - И что?.. - Гоблин подался всем корпусом навстречу говорившему Агути.
  - А ничего! После третьей очереди началось самопроизвольное детонирование боекомплекта.
  - И?..
  - И теперь на Первой не четверо выходцев, а только трое...
  - Этот парень с Первой сделал правильный выбор... - неожиданно для всех проговорил Фархад. Голос его был спокойным и ровным, словно речь шла о прогулке к колодцу за водой.
  - Ты серьёзно? - недоумённо спросил Агути.
  - Абсолютно. - Фархад криво усмехнулся. - Знаете, мне иногда кажется, что все мы в этом проклятом мире медленно превращаемся в стадо баранов, у которых в жизни осталась единственная цель: просуществовать ещё один тусклый, бесполезный, никчёмный день в мерзкой белёсой мути без солнца и свежего воздуха...
  - А разве этого мало? - осторожно спросил Агути.
  - Кому - как... - Фархад поднялся. - Мне - недостаточно.
  Он спокойно прошёл мимо стола и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
  Гоблин и Зодчий вопросительно посмотрели на Агути, словно тот мог знать причину странного поведения их товарища. Агути смущённо потёр лоб.
  - Выходцы долго не живут... - сказал он, размышляя вслух. - И не потому, что здесь плохие условия (скорее наоборот). Дело в другом... Частичка каждого из нас осталась не только в том мире, откуда мы пришли, но и где-то в недрах Перехода. У кого-то такая частичка его "Я" может быть крохотной и никак не влиять на жизнь в Зоконе. А у кого-то Переход мог отнять не только прошлое, но и смысл всей нынешней жизни... Видимо, Фархад подошёл к своему Рубикону, и едва ли мы сможем повлиять на его выбор.
  - Но ведь он не был таким раньше? - спросил Гоблин. - Я знаю его уже четыре года!
  - А я - девять... - негромко сказал Агути. - Думаю, он просто устал.
  - Я не устал...
  Дверь тихо отворилась - на пороге стоял Фархад. Он склонил голову набок и рассеянно смотрел перед собой.
  Прошла минута...
  Вторая...
  Фархад повторил:
  - Я не устал. Я просто... с г о р е л...
  
   История седьмая - Фархад (Вторая застава):
  "...Три долгих, почти бесконечных года службы на флоте, Фархад ждал этого дня. Он писал по три письма каждую неделю и получал почти столько же, за что заработал шутливое прозвище "почтальон". Не было случая, чтобы почта пришла в часть, а ему не нашлось в ней заветного конвертика. Сослуживцы завидовали. Но завидовали по-хорошему, радуясь, что есть ещё на свете такие любящие сердца.
  Каждую неделю Фархад отсылал своей возлюбленной Лоле выстраданное за неделю стихотворение, с тихой радостью и светлым восторгом ожидая ответа. Стихи были наивными, но писались от всего сердца, и Фархад продолжал играть на своих сердечных струнах, извлекая наполненные чувством строки.
  Так родилось одно из любимых Лолиных четверостиший:
  
Играют "SMOKY", - музыка прекрасна!
  А я подумал почему-то о тебе...
  Быть может, слог мой лился не напрасно?
  Быть может, ты в моей, а я - в твоей судьбе?..
  К концу службы Фархад так "поднаторел", что писал коротенькие стишки для всех, кто к нему обращался. И даже для офицеров - на всякие торжественные мероприятия. Однако самыми сокровенными и идущими из глубины сердца оставались те, которые он посвящал своей девушке.
  Так прошли три года. Служба закончилась, он поехал домой.
  Путь к родным местам пролегал почти через весь Союз (и кому из военных начальников пришла в голову "гениальная" идея отправлять молодого парня служить не менее чем за тысячу километров от родного дома?..). За все пять дней и четыре ночи, в течение которых плацкартный вагон вёз счастливого "дембеля", Фархад спал едва ли больше десяти часов. Движение скорого поезда казалось ему настолько медленным, что порой он готов был выскочить из вагона и самолично толкать локомотив!
  ...В родной город приехал рано утром. На перроне его встречало множество народу: родные, близкие, друзья, знакомые и - Л О Л А! Фархад чувствовал, что его обнимают, целуют, тискают многочисленные руки, но он видел перед собой только одно лицо. Всё происходящее походило на сон, и королевой этого дивного сна являлась ОНА.
  Потом было обильное застолье, крики, тосты, поцелуи, поздравления. Во всём этом суматошном гаме Фархаду светила единственная путеводная звезда - его Лола. Когда родня "нагрузилась" так, что некоторые забыли, зачем пришли, у Фархада появилась первая возможность остаться с Лолой наедине.
  Они сидели в саду на скамейке и держались за руки. Час... Два... Три... Они не разговаривали (зачем? - их сердца беседовали столь красноречиво, что самые слабые движения губ могли разрушить любовную нирвану). После полуночи гости начали расходиться. Ушла и Лола в сопровождении подруги и старшего брата.
  В эту ночь Фархад спал крепко, без снов, зная, что завтра с утра они отправятся на своё любимое место - "базальтовые столбы". Там они познакомились четыре года назад и только этому месту могли доверить общую радость встречи.
  ...До "столбов" добрались на "попутке". Ещё полтора часа шли по едва заметной тропинке, пока не оказались на огромной поляне, где спелеологи-любители разбивали базовый лагерь перед тем, как отправиться в мрачные глубины Змеиной Пещеры.
  Но сегодня Лола и Фархад не собирались покидать благодатного солнечного лона, чтобы подменить его магическим хитросплетением узких ходов с вычурными сосульками сталактитов. Молодые люди хотели провести этот день в воспоминаниях и в построении планов на будущее, которое рисовалось радужным и счастливым.
  Так и было.
  Но только до обеда.
  ...Где- то над головой раздался свистящий звук, и они увидели, как по самой кромке каменных столбов, почти касаясь их серебристым фюзеляжем, скользит небольшой самолёт. То, как он летел, а также надрывный режущий звук говорили о разыгрывающейся у них на глазах трагедии.
  Фархад вскочил на ноги, продолжая следить за неуверенными конвульсивными движениями самолёта. Лола схватила Фархада за руку - он почувствовал, как дрожат её тонкие пальцы. Самолёт успел пролететь над ними и, цепляясь за вершины деревьев, скользнул вниз по склону.
  Фархад прямо перед собой увидел огромные глаза девушки, наполненные ужасом.
  - Подожди меня здесь!.. - пересохшими губами приказал он и бросился в ту сторону, откуда донеслись звуки падения.
  Он нёсся вниз по склону огромными скачками, а в спину больно давил режущий уши крик:
  - Фарха-а-ад...
  Долго искать самолёт не пришлось - впереди уже бушевало пламя. Фархад побежал быстрее, надеясь успеть до того, как произойдёт взрыв. Подойти ближе десяти метров не смог - мешало пламя. Фархад метался из стороны в сторону, пытаясь под поваленными деревьями разглядеть уцелевших. В какой-то миг ему показалось, будто под одним из стволов что-то зашевелилось. Фархад бросился туда и почувствовал, как неведомая сила принялась закручивать его тело в тугую спираль. Через короткий миг юноша уже не мог ни дышать, ни говорить...
  Когда угасающее сознание показало фигурку бегущей Лолы, он не смог ничего сделать. Понимая, что жизнь оставляет его, а он не в состоянии предупредить любимую об опасности, Фархад так заскрежетал зубами, что посыпалась эмаль, а из правого глаза выкатилась багровая слеза... Слеза обожгла лицо сильнее, чем ревущее за спиной пламя...
  ...Потом он очутился в Зоконе.
  Много часов провалялся в какой-то вонючей телеге, а затем, едва встав на ноги, оказался плечом к плечу со своими новыми товарищами. Это был единственный случай, когда двое суток подряд продолжался "громовой" Переход. Фархад утратил чувство реальности, чувство времени. Он продолжал стоять рядом с выходцами за огромным щитом, бездумно посылая стрелу за стрелой в живую копошащуюся массу впереди.
  В какой-то момент щит - их единственная защита и убежище - не выдержал и рухнул. Фархад оказался лицом к лицу с "ходульником". Они сцепились мёртвой хваткой, понимая, что встать с земли сможет только один...
  Фархад победил. Сломав два ребра, разбив о камни голову, потеряв половину зубов, выплюнутых вместе с кровью рассечённых губ, он победил...
  К этому времени безумное буйство Перехода улеглось, и Фархад смог внимательнее рассмотреть "ходульника", пришедшего за тем, чтобы забрать его жизнь.
  Когда на длинных уродливых пальцах Фархад увидел знакомое колечко, подаренное Лоле перед уходом в армию, ему показалось, что он сошёл с ума...
  ...Больше года он думал только о том, что его Лола последовала за ним в надежде помочь ему, спасти его, уберечь его... А он?.."
  
  15.
  
  ...Фархад по-прежнему смотрел перед собой пустым погасшим взором.
  В комнате висела гробовая тишина. Всё вокруг выглядело обычным и даже будничным, но Зодчий почувствовал - что-то изменилось. Что-то очень-очень важное. То, что напрямую касалось каждого из них. То, что определяло их жизнь в Зоконе...
  Когда взгляд Зодчего вернулся к двери, там уже никого не было. Дверь осталась открытой, словно приглашая: идите за мной и ничего не бойтесь...
  Агути усталым жестом провёл по глазам.
  Гоблин едва слышно произнёс:
  - Как он мог столько времени прожить с этим?..
  - А разве он жил? - в свою очередь спросил Зодчий.
  - А разве все мы живём?.. - вздохнул Агути.
  Одна-единственная фраза мгновенно превратила сильного крепкого мужчину в дряхлого немощного и бесконечно усталого старика...
  
  - Возьми! - Агути протянул Зодчему длинную узкую саблю.
  - Зачем? - удивился Зодчий.
  Заметив, как вспыхнули глаза Агути, поспешно проговорил:
  - Хорошо, давай её сюда...
  Агути вслед за саблей протянул самодельные деревянные ножны.
  - Не обессудь! - смутился он, - Не мастер я по этим штукам...
  Зодчий молча принял ножны и пристроил их к своему рюкзаку таким образом, чтобы, надев его на спину, можно было правой рукой быстро достать саблю.
  "Интересно, для чего она мне?.." - спросил он самого себя.
  Агути словно прочитал его мысли.
  - Только дураки ничего не боятся! - сказал он с осуждением. - И только глупцы не учатся на чужих ошибках!
  - Хочется верить, что ни к тем, ни к другим ты меня не относишь?
  - Не знаю, не знаю... - покачал головой Агути. - Иногда я в этом сильно сомневаюсь. Особенно, если принять во внимание твою сегодняшнюю затею!
  Подошёл Гоблин - принёс спальный мешок и прорезиненную накидку.
  - Действительно, зачем тебе это? - спросил он.
  - Пока не знаю... - откровенно признался Зодчий. - Надеюсь, прогулка по Зокону мне что-нибудь даст.
  - Ага! - ехидно заметил Гоблин. - Догонит и ещё раз даст!
  Зодчий щёлкнул Гоблина по носу и, надев рюкзак на плечи, зашагал к лесу. Попытку обойти всю территорию Зокона по периметру он решил начать с собственной заставы. Отойдя шагов на триста, оглянулся. Агути и Гоблин стояли на прежнем месте. На секунду Зодчему показалось, что за их спинами он видит Фархада. Внимательно приглядевшись, понял, что ошибся. Зодчий поправил рюкзак, помахал друзьям и, круто повернувшись, уверенно зашагал в сторону Зокона.
  Идея исследовать весь обитаемый мир пришла в голову совершенно неожиданно после того, как он услышал историю Фархада. Зодчий вдруг понял, что больше не в состоянии заниматься привычным рутинным делом, а просто так сидеть и ждать, когда Легонт пригласит его на новую беседу, было утомительно. К тому же у Зодчего накопилось множество вопросов, ответить на которые мог обычный эксперимент.
  В самой возможности пешего похода по периметру обитаемого мира не было ничего невероятного: едва ли протяжённость границы составляет более ста пятидесяти километров. Делая в день тридцатикилометровые переходы (что совсем не утомительно для тренированного человека), можно через пять-шесть дней вернуться к исходной точке.
  Об этом Зодчий сказал Агути при расставании:
  - Пять суток - нормальный срок. Ну, и два дня резерва. Так что, если через неделю не появлюсь, то... - но тут же оборвал себя: - Да нет, появлюсь, конечно!
  Зодчий вспомнил произнесённую фразу, когда, миновав последние остатки "жизнедеятельности" Зокона, решительно углубился в лес, непосредственно примыкавший к зоне конфликта - хотелось собственными глазами увидеть пресловутый Барьер. (В своих записках он отметил, что лишь двое из двенадцати выходцев отважились когда-либо оказаться вблизи Барьера.)
  Окружающий лес выглядел обычным и мало чем отличался от того, в который попал Зодчий несколько месяцев назад. (Неужели прошло всего три месяца?!) Подойдя вплотную к зелёной массе, Зодчий смог рассмотреть то, что издалека казалось хаотичным переплетением ветвей и стволов.
  Впереди, не далее чем в двадцати метрах, из невидимого источника изливался слоистый голубоватый туман. Но туман этот не был результатом конденсации водяных паров при изменении температуры, потому что его цвет и почти осязаемая плотность свидетельствовали о крайне необычном происхождении.
  Зодчий огляделся по сторонам и с секундной задержкой шагнул вперёд.
  Метров десять прошёл спокойно, чувствуя лишь слабое сопротивление высокой травы, которая путалась в ногах, мешая идти. Потом возникло необычное, никогда ранее не испытанное чувство, будто отдельные части его организма получили возможность самостоятельного функционирования: в то время как тело (в виде кожистой оболочки и скелетного каркаса) продолжало двигаться вперёд, внутренние органы (печень, сердце, лёгкие) стремились вернуться назад на безопасное расстояние. Это было ненормально, странно и... страшно.
  В какой-то момент Зодчий почувствовал: стало трудно дышать. Неведомая сила стальным захватом сжала грудную клетку, и кислород перестал поступать в лёгкие. Задержав дыхание, чтобы избежать колющей боли в груди, Зодчий сделал ещё несколько осторожных шагов вперёд. И... случилось то, о чём говорили Лунь с Первой заставы и Седой с Третьей, - он коснулся Барьера!
  Определить точку пространства, в которой Барьер начинался, не представлялось возможным. Но Зодчий знал: Барьер здесь, потому что вытянутая вперёд рука неожиданно потеряла чёткость, и стала таять. Зодчий ощутил в груди парализующий холод страха. Подчиняясь чувству самосохранения, моментально отдёрнул руку. Однако через мгновение, с большим трудом пересилив себя, вновь протянул её. На этот раз контур руки таял значительно медленнее. Зодчий решил предпринять последнюю отчаянную попытку и... решительно шагнул вперёд.
  Мгновенно на тело нахлынуло непередаваемое чувство катастрофической скорби и горя, затопившие сознание. Из глаз самопроизвольно потекли слёзы, сквозь хрустальную прозрачность которых Зодчий увидел людей. Их было двое. Они находились примерно в двадцати метрах от Барьера, держали на плечах бензопилы и о чём-то спокойно беседовали.
  Зодчий, не понимая что делает и к каким непредсказуемым последствиям это может привести, шагнул вперёд, одновременно пытаясь крикнуть во всю силу сдавленных лёгких. Крик не успел вырваться из горла, когда выходец почувствовал невероятную режущую боль в правой руке, и боль эта, словно удар пневматического молота, отшвырнула тело прочь от Барьера.
  Зодчий упал на спину. Понимая, что задыхается, торопливо пополз назад.
  ...В мир медленно возвращались звуки, цвета, запахи. Зодчий осторожно поднялся на ноги, чувствуя головокружение и тошноту. Правая рука нестерпимо горела. Зодчий посмотрел на неё и побледнел: рука до самого локтя приняла синюшный оттенок с серебристыми проблесками.
  "Доигрался! - укорил он себя. - Почему же ни Лунь, ни Седой, ни о чём подобном не говорили? Может быть, они вообще не касались Барьера?.."
  Зодчий на всякий случай отошёл на двадцать метров и принялся внимательно вглядываться в завораживающую плавность клубящегося тумана в надежде вновь увидеть людей с той стороны. Но сколько бы он не смотрел, сколько бы ни напрягал зрение, ничего кроме пугающего голубоватого тумана разглядеть не смог. Только удивительные турбулентные завихрения кобальтовых прожилок на фоне бледно-голубого несмешивающегося потока...
  Оцепенение прошло, выходец принялся действовать: сорвал сочный лопух и старательно обмотал им правую руку. Оставаться здесь дольше не имело смысла. Поправив левой рукой сбившийся рюкзак, зашагал краем леса, выбирая места, где трава казалась ниже. Шагомера у него не было. Ориентируясь по часам, Зодчий через каждые тридцать минут предпринимал попытки углубиться в лес. Правда, не настолько глубоко, как в прошлый раз (рука гореть перестала, зато появилась ноющая боль в предплечье).
  Зодчий пытался отогнать тревожные мысли о возможном заражении (кто знает, что за субстанция окружает Барьер?), поэтому, когда на глаза попался каланхоэ, не стал долго раздумывать, сорвал несколько листьев, тщательно разжевал их и полученную кашицу ровным слоем нанёс на руку. Потом нарвал пучок лечебных листьев про запас и неторопливо продолжил путь. Скоро боль прошла совсем, хотя синева до конца не исчезла. Зодчий перестал думать о руке, заинтересовавшись лесом, тянувшимся по левую руку и скрывавшим нечто такое, отчего зависела судьба не только десятка выходцев, но и всего этого странного мира.
  Пройдя около двадцати километров, Зодчий остановился на ночлег в небольшом колке, одиноко расположившимся в полукилометре от Барьера. Костёр разжигать не стал, перекусив всухомятку и запив нехитрый ужин водой из армейской фляжки. Достал спальный мешок, прорезиненный коврик и, раздевшись до трусов, залез в мягкое нутро, пахнущее новой тканью и машинным маслом. После недолгих сомнений положил подарок Агути с правой стороны (мало ли что). С наслаждением вытянув ноги, завернулся в чистую простыню и уснул сразу, словно прикрыв веки, закрыл за собой дверь...
  Проспал почти десять часов. Проснулся в хорошем настроении. Ожидаемой ломоты в теле не было, лишь немного болели ступни. Выбравшись из спальника, первым делом осмотрел руку (перед сном Зодчий тщательно растёр оставшиеся листья лечебной травы и наложил их на повреждённое место, перевязав большим носовым платком). При прощупывании никакой боли не почувствовал. Поблёкшие за ночь синеватые отливы выглядели как следы обычного ушиба.
  Зодчий быстро соорудил костерок, достал небольшую алюминиевую кастрюлю, сходил к ручью за водой и принялся готовить походный завтрак. Недостатка в продуктах у него не было, особенно в консервах - Зокон щедро "дарил" их выходцам. Чай пил долго, с удовольствием "ныряя" в банку со сгущённым молоком невероятного года выпуска. Где-то поблизости щебетали невидимые за листвой птицы, из-за спины доносилось звонкое журчание ручейка.
  "Интересно, - подумал Зодчий, - когда вода вытекает из Зокона, её структура меняется?.."
  Через полчаса он собрал вещи и направился дальше, иногда внося в планшет, висевший на боку, пометки и замечания. Вчера он предпринял с десяток попыток приблизиться к Барьеру. Все они оказались аналогичны первой, хотя и не имели столь бурных последствий.
  К обеду Зодчий достиг участка, запомнившегося по макету в поселении верцев. Если его не подвела память, то сейчас он находился недалеко от того места, где когда-то стояло первое поселение, ставшее впоследствии Гнилым Озером. Упустить такой шанс, и не осмотреть загадочное место, заставник не мог.
  Зодчий с лёгким сердцем решил пожертвовать парой часов (час туда, час обратно) и зашагал в сторону видневшегося на горизонте сухостоя. Минут через сорок увидел остатки древней постройки и понял, что не ошибся. Пройдя ещё несколько сот шагов, оказался на берегу Озера.
  Одного взгляда хватило, чтобы понять: с водоёмом что-то не так - в природе не может быть естественных озёр с геометрически правильными формами! К тому же мельчайший, почти микроскопический песок, десятиметровой полосой окружавший Озеро, скорее походил на пульпу в "хвостах" металлургического комбината, чем на берег таёжного водоёма. Имелась ещё одна странность, сразу бросавшаяся в глаза - ни в самом озере, ни на его берегах не росло ни травинки!
  Зодчий долго вглядывался в идеально-гладкую поверхность, испытывая внутренний дискомфорт оттого, что озеро казалось чужеродным телом, неведомым образом оказавшимся здесь. Инородность подчёркивалась неестественной прозрачностью воды.
  "Ничего себе, Гнилое Озеро!" - подумал Зодчий и тут же осёкся: гнилым его назвали вовсе не заставники, а верцы - коренные обитатели этих мест...
  Зодчий решил немного побродить у кромки воды, в надежде обнаружить что-нибудь интересное. Пройдя по берегу почти половину окружности, понял, что напрасно затеял прогулку: берег в любой точке был таким же, как в начале обхода. Чтобы не возвращаться по своим следам, решил осмотреть ближайшие кусты и решительно углубился в жидкую поросль смородины и боярышника.
  Минут через двадцать наткнулся на поляну, при взгляде на которую у него, заядлого грибника, сердце заколотилось от радости - вся площадь огромной поляны оказалась усеяна шляпками груздей. Зодчий сковырнул с ближайшего бугорка прошлогоднюю листву.
  "Эх, грузди-то - сырые!.." - мечтательно подумал он, представляя, сколько банок можно насолить с этой чудной полянки.
  Внезапно за спиной хрустнула ветка...
  
  16.
  
  Зодчий оглянулся.
  Перед ним стоял "лис" - животное, порождённое Переходом. Оно выглядело как забавная помесь чёрно-бурой лисицы (с её метровым телом и длинным пышным хвостом), и красного волка (с его рыжеватыми подпалинами по бокам).
  "Что за бред? - удивился Зодчий. - Последний Переход был почти сто дней назад!.."
  Новых мыслей не возникло, потому что "лис" прыгнул. Зодчий торопливо отскочил в сторону и помчался в направлении Озера. Краем глаза успел заметить, что "лис", вытянув вперёд гротескные, непропорционально длинные конечности, устремился следом за ним. Зодчий выбежал на берег Гнилого Озера и только теперь сообразил - прятаться негде! Вспомнив о подарке Агути, торопливо потянулся правой рукой за саблей.
  В тот же миг почувствовал, как на него обрушился смердящий зловонным запахом зверь. Зодчий оказался не готов к резкому удару. Не удержавшись на ногах, он боком полетел в спокойные воды Озера. Вынырнул почти сразу, пробыв под водой не дольше нескольких секунд. Сабля лежала в руке, но "лиса" нигде не было.
  "Мистика какая-то... - удивился выходец. - Не мог он так быстро вернуться в заросли!.."
  Зодчий осторожно выбрался на песок, с интересом наблюдая за тем, как по его одежде струится вода. Выглядела жидкость крайне необычно - она скорее не текла, а тянулась тонкими струйками, не смешиваясь и почти не оставляя после себя влаги. Зодчему даже не пришлось раздеваться, чтобы выжать намокшие вещи - через несколько минут одежда выглядела совершенно сухой!
  Заинтересовавшись неестественными свойствами воды, Зодчий хотел набрать немного жидкости в качестве образца, но вспомнил, что из "лабораторного оборудования" у него в наличии имеется лишь половинка карандаша, да потрёпанный блокнот. Герметичной посуды, кроме единственной фляги с питьевой водой, под рукой тоже не оказалось.
  Бросив последний взгляд на загадочное Озеро, Зодчий прежней дорогой вернулся к Барьеру. Из головы не шла встреча с "лисом". Либо выходцы знали далеко не всё о мутировавших в результате Перехода животных, либо в Зоконе идут необратимые изменения, затронувшие не только территорию этого мира, но и его обитателей животного ряда.
  ...Вечером Зодчий долго выбирал место для бивака. За весь остаток дня ему не встретилось ни одно животное крупнее зайца, однако к ночёвке под открытым небом заставник отнёсся серьёзно, решив спать одетым и накрывшись спальником. Подарок Агути предусмотрительно положил рядом с собой...
  
  На свою заставу вернулся не через пять, а только через шесть дней (нельзя было отказать выходцам с Первой и Третьей, которые оказались искренне рады приходу Зодчего). Но шесть дней не входили в "тревожную" цифру, поэтому Зодчий не особенно торопился в последний день, наслаждаясь тишиной и покоем.
  Первая фраза, произнесённая Агути при встрече, не столько насторожила Зодчего, сколько удивила:
  - Ну, ты просто метеор!
  - О чём это ты? - не понял Зодчий.
  - Сказал, чтобы мы тебя через пять дней ждали, а сам за три обернулся!
  - За три? - переспросил поражённый Зодчий. - Почему за три?..
  Агути на секунду задумался, потом подвёл Зодчего к огромному, в четверть стены календарю.
  - Сам посмотри...
  Действительно, последние три дня оказались обведены красными чернилами - так Агути следил за "контрольным" сроком. Зодчий ничего не понимал. Он осторожно снял со спины рюкзак и аккуратно поставил его у двери. Только сейчас Зодчий обратил внимание: когда он уходил, календаря на стене не было!
  - Где Фархад?.. - спросил он.
  Голос подвёл, до фальцета сорвавшись на последнем слоге.
  Агути пожал плечами:
  - В оружейной комнате, где же ему ещё быть?
  Зодчему показалось, что он ослышался - у них не было оружейной комнаты!
  Мысли заметались, задёргались. Ледяная волна прокатилась от ступней до затылка.
  Агути продолжал внимательно изучать Зодчего.
  - Что-то не так? - спросил он. - Ты выглядишь растерянным...
  - Всё нормально! - подчёркнуто весёлым тоном сказал Зодчий. - Пойдем, посмотрим, чем он занимается...
  - Чем он может заниматься, кроме вашей последней разработки?! - ответил Агути, откровенно изучая Зодчего.
  В его широко открытых глазах весёлый интерес быстро сменился молчаливым подозрением.
  На выходе из дома Зодчий приотстал, сделав вид, будто копается в рюкзаке. На самом деле он хотел пропустить Агути вперёд, потому что не имел ни малейшего представления, где находится оружейная комната!
  Хитрость удалась. Агути уверенным шагом завернул за угол дома, и они неожиданно оказались перед входом в подвал, которого шесть дней назад здесь тоже не было!
  Зодчий остановился, с тревогой прислушиваясь к себе. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, в ногах появилась слабость. С трудом заставив себя сдвинуться с места, он медленно последовал за Агути...
  Фархада они обнаружили у длинного обитого металлом верстака, на котором ровными рядами лежали стрелы с зазубренными наконечниками из голубоватой стали.
  - Сплав, который ты предложил, оказался слишком хрупким, - сказал Фархад, заметив приближение Зодчего. - Я кое-что изменил в химическом составе и добавил катализаторы. Посмотри, какие красавицы получились! - Фархад взял стрелу, вложил в лук и, почти не целясь, выпустил её в дальний конец комнаты - там белыми пятнами светились несколько мишеней.
  Тренькнула тетива, прошелестела стрела, и в тёмном углу сверкнула искра.
  - Видал?! - восторженно произнёс Фархад. - Мишени наклеены на металлические листы. Так эти красавицы, - он любовно погладил ровный ряд стрел, - пробивают листы насквозь!
  - Впечатляет... - Зодчий попытался своим голосом изобразить невероятную радость и воодушевление.
  По-видимому, ему это плохо удалось, потому что Фархад обронил:
  - Только ты не обижайся, что я твою методику изменил. Для нас ведь главное результат.
  - Разумеется... - быстро согласился Зодчий.
  - С новым сплавом мы будем изготавливать по десять-двенадцать тысяч стрел в день!
  Испарина покрыла лоб Зодчего.
  - Фархад, ты определённо молодец... - сказал он почти правдоподобно-радостным тоном. - Извини, сейчас я немного не в форме. Мы потом об этом поговорим...
  - Конечно! - согласился Фархад. - Но ты не забудь: с изготовлением усиленных арбалетов нам следует поторопиться. Время-то уходит!
  - Время уходит... - эхом повторил Зодчий, внутренне содрогаясь - короткая фраза всколыхнула в его памяти что-то очень-очень страшное...
  Вслед за Агути он вышел на воздух. Здесь, прямо у дверей, опустился на траву. Сердце работало тяжело, с перебоями. Пальцы рук, которыми он попытался застегнуть пуговицы куртку, противно дрожали. В голове звенела пустота...
  - Что с тобой?.. - встревожился Агути.
  - Не знаю... - ответил Зодчий. Слова прозвучали невнятно, словно голову обложили толстым слоем ваты. - Мне что-то нездоровится...
  - Пошли! - решительно произнёс Агути. - Полежишь в постели, а я тебе свой фирменный грог приготовлю. Завтра как огурчик проснёшься!
  Про "огурчик" Зодчий часть фразы пропустил, но вот грог! - во всём Зоконе никогда не было спиртного!
  Когда Агути ушёл, Зодчий встал с кровати, подошёл к полке, достал знакомую тетрадь. Переплёт, рисунок, тиснение были прежними. С облегчением вздохнув, Зодчий начал неторопливо листать исписанные убористым почерком страницы. Скоро понял - ему лучше присесть. Он так и сделал, после чего положил тетрадь перед собой и стал внимательно читать:
  
   "...отмечено много случаев членения "ходульников" на две и даже три особи, способные к агрессивному поведению на третью-четвёртую минуту после деления. Кроме того, всё чаще встречаются симбионты, с доминированием передних конечностей, которыми они способны как нападать, так и передвигаться с их помощью. Зарегистрированы случаи появления хитиновых панцирей у, так называемых, "летающих гну". Эти организмы отличаются крупными размерами и более изощрённы в нападении. Следует также учитывать, что "летающие гну" не являются продуктом Перехода, а лишь калькируют информационную матрицу во время "лучистого" извержения..."
  
  Зодчий отшвырнул тетрадь в сторону.
  "Бред! Бред! Бред!" - подумал он, стискивая голову в ладонях.
  Вошёл Агути. Сделав вид, будто не заметил валявшейся на полу тетради, поставил перед Зодчим высокий бокал из цветного стекла и требовательно произнёс:
  - Пей! Полегчает.
  Зодчий одним глотком опорожнил содержимое, прислушиваясь к тому, как огненный ком напитка скользнул по гортани, заставив запылать пищевод. Сначала загорелись уши, словно Зодчего уличили в постыдно-омерзительном поступке, потом огонь проник в голову, и она сделалась невероятно тяжёлой.
  - Пожалуй, я лучше лягу... - с трудом выдавил из себя Зодчий, направляясь к кровати.
  "Чего он намешал в свой коктейль?.." - вяло подумал Зодчий, испытывая непреодолимое желание закрыть глаза и спать, спать, спать...
  Агути поднял тетрадь, аккуратно поставил её на полку. Потом подошёл к кровати, чтобы поправить сползшее на пол одеяло. Зодчий уже спал, смешно шевеля губами во сне. Агути заботливо поправил сбившуюся постель. Собираясь уходить, случайно бросил взгляд на руку, высвободившуюся из мягкого плена.
  Секунду смотрел на неё, не отрываясь, потом выпрямился, тяжело вздохнул.
  Горестно покачав головой, прошептал:
  - Зря ты ходил туда, парень...
  
  17.
  
  Зодчий проснулся задолго до рассвета бодрым и полным сил. Неприятное чувство раздвоенности и моральной ущербности, накануне воспринимавшееся им едва ли не коллапсом личности, по-прежнему продолжало жить где-то в глубине его естества, но рассвет привнёс в это тягостное чувство свет надежды, - как в памятный день появления в Зоконе.
  Работая в прошлом мире на грани физики и метафизики, Зодчий много раз встречался с подобными явлениями. Человек, к сожалению, так устроен, что, сталкиваясь с неизведанным, либо замечая в себе отклонения от рационального мышления или поведения, приходит в состояние испуганной беспомощности. Немногие способны адекватно воспринимать неприятные перемены, обращаясь, прежде всего, к разуму - единственному неоспоримому превосходству над царством животных. Только с его помощью пытливый человек способен бороться с эмоциональным недугом: исследовать, размышлять, строить гипотезы в поисках правильного решения. А найти это решение непросто, потому что на пути к истине встают препятствия, которые без специального научного оборудования преодолеть практически невозможно.
  Предварительно оценивая вчерашние события, задаёшься вопросом: визуальные изменения коснулись всего материального мира, или же исключительно личности по имени Зодчий? За весь Зокон говорить сложно, потому что необходимы, как минимум, десятки сопоставлений. Если же вырвать из контекста событий отдельно выходца Зодчего, то первым что приходит на ум в качестве возможного объяснения - это эмоциональная аберрация или психосоматическое воздействие. В прежней жизни Зодчий никогда не страдал неврозами и предположение о том, что именно разум делает его тело больным, и что вчерашние физические травмы происходят из-за отклонений в работе мозга, отмёл сразу. Скорее он согласится на аберрацию: реальность невероятно сложна, и в состоянии поставить в тупик любого исследователя. К тому же отклонение от рационального мышления не всегда является критерием неадекватного поведения.
  Хорошо, пусть будет аберрация, она - всего лишь искажение реалий окружающего мира, но, к сожалению, она никак не объясняет последних событий. В таком случае, что он может предположить, не имея возможности исследовать явление в лабораторных условиях? Пожалуй, многое, ведь к его услугам все виды собственного воображения: осязательное, обонятельное, ритмическое, температурное, органическое, которые в сумме способны рекомбинировать любые мысли, ощущения, визуальные формы, и даже то, что не обязательно существует на самом деле. Всё вкупе обязательно поможет нащупать контуры решения, и начнёт он его поиски прямо сейчас...
   Зодчий поднялся с кровати, аккуратно заправил постель. Сделал несколько упражнений, возвращая телу гибкость и подвижность. Вынул из планшета блокнот, в котором находились взятые им в дорогу выписки из заветной тетради. Долго и тщательно сличал их с "оригиналом", и пришёл к неутешительному выводу, что находившиеся с ним в походе записи не соответствовали тем, что оставались на заставе! Значит, с Зоконом, в его отсутствие что-то случилось...
  Зодчий взглянул на часы - скоро рассвет. Остаётся не так много времени, чтобы в одиночестве обойти заставу и оценить изменения.
  Осмотр начал с собственной комнаты. Сейчас, когда внутренняя готовность позволяла видеть все мельчайшие отклонения, они обнаруживались без особого труда. Большинство из них оказались малозначительными (ещё сутки назад подобный пустяк выходец просто не заметил бы). Однако несоответствия постепенно складывались в общую картину, позволявшую судить о глобальных изменениях, произошедших с миром за время его отсутствия. То здесь, то там в глаза бросались мелкие несовпадения: стол немного другой формы, кровать не в том месте, стулья вместо лавки...
  Зодчий не стал акцентироваться на мелочах, сейчас его интересовали несоответствия более значительные. Он вышел из комнаты, прошёл по коридору, который стал шире и длиннее. Остановился в гостиной. Здесь он обнаружил самые масштабные трансформации - гостиная оказалась намного больше и в два света. (Раньше у них не было второго этажа...) Зодчий осмотрел меблировку, с удовольствием отмечая, что теперь здесь стало намного уютнее. Потом настала очередь кухни, кладовых, подвала...
  Через час он имел о доме полное представление. Затем подошёл черёд прилегающей территории. Она полностью не соответствовала предыдущему облику. Земляные дорожки оказались вымощены трёхцветной каменной брусчаткой, под окнами столовой появился цветник с ажурными многоярусными перголами для вьющихся растений, в отдалении выросли разномастные строения с непонятными Зодчему механизмами. Повсюду под временными навесами стояли странные агрегаты футуристического вида. Но больше всего Зодчего поразил вольер с огромными собаками. Судя по окрасу и размерам, это могли быть либо кавказские овчарки, либо московские сторожевые (в Зоконе нельзя быть наверняка уверенным в любых животных).
  При осторожном приближении к вольеру, собаки радостно залаяли, игриво виляя пушистыми хвостами. Поведение собак озадачило.
  "Они меня знают!" - удивился Зодчий, присев перед крупноячеистой решёткой. Искренняя радость огромных животных, как ни странно, заметно успокоила.
  Когда он вернулся к дому, то застал у входа Агути, сидящего на изящной, с высоким изголовьем кушетке.
  Зодчий молча сел рядом.
  Агути флегматично поинтересовался:
  - Всё осмотрел?
  Зодчий не ответил.
  - Как тебе наш дом... теперь ? - вновь спросил Агути.
  - Ты о чём?..
  - Об этом! - Агути указал пальцем на правую руку Зодчего.
  - Ты хочешь знать, касался ли я Барьера?
  - Нет, я хочу знать, зачем тебя понесло к Гнилому Озеру?
  Зодчий удивлённо вскинул брови:
  - Откуда ты знаешь?..
  - От верблюда! - огрызнулся Агути. - Видишь эти блестящие точки? - Он взял руку Зодчего. - Видишь?
  - Ну, вижу...
  - Это эффект остаточной металлизации! Он возможен в одном-единственном случае: если биологический объект, облучённый в результате контакта с Барьером, попадает в субстанцию Гнилого Озера. Как ты мог узнать об этом?
  Зодчий изумлённо посмотрел на Агути.
  - Узнать о чём?..
  Идиотский у них получался разговор!
  В глазах Агути загорелась искорка недоумения.
  - Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знал?..
  - Да о чём, "об этом"?! - вспылил Зодчий и проговорился: - Меня не было всего шесть дней, а за это время здесь произошло чёрт знает что!..
  Агути внимательно посмотрел на собеседника. Спокойным голосом напомнил:
  - Это у тебя прошло шесть дней, у нас - только три.
  - Я уже понял... - устало произнёс Зодчий. - Хотелось бы узнать другое: почему это случилось?
  - Узнаешь... - пообещал Агути и пошёл готовить завтрак.
  Весь день Зодчий как бы случайно заходил то к Фархаду, то к Гоблину, внимательно присматриваясь к тому, чем они заняты. Однажды он столкнулся с Агути, который сделал вид, будто не понимает уловок своего товарища.
  Зодчего это разозлило. Он грубо спросил:
  - Чего скалишься? Думаешь, легко изображать всезнайку, если первый раз в жизни видишь эти железки?!
  - А ты им признайся! - посоветовал Агути.
  Зодчий нахмурился.
  - Признаюсь... Но не сегодня...
  
  Через три дня он, к своему удивлению, настолько освоился и с "железками", и с изменениями вокруг, что не стал ничего говорить ни Фархаду, ни Гоблину, а на язвительные ухмылки Агути только кулаком грозил.
  Ещё через день приехал Енор. Появление молодого поселенца взволновало Зодчего. Прошлое посещение верцев оставило после себя немало вопросов, однако нынешние дискретные изменения реальности могли сделать предстоящий диалог попросту невозможным. Зодчий испытывал непонятное волнение перед новой встречей с Легонтом, но в повозку юноши сел с уверенным видом, мимоходом отметив, что теперь колёса у неё "на резиновом ходу". В дороге выяснилось, что Енор привёз не только приглашение Легонта, но и устную просьбу Наиты о коротенькой встрече.
  "Знать бы ещё, кто такая эта Наита?.." - невесело подумал Зодчий.
  С возницей ему повезло. На этот раз юноша оказался многословен, словно они давно являлись близкими друзьями. Зодчему удалось узнать массу интересных новостей, одна из которых приподняла завесу неизвестности: Наита оказалась сестрой Енора и той самой девушкой, которая угостила его хлебом и сыром в предыдущий приезд. Неожиданная новость показалась выходцу не столько приятной, сколько тревожной.
  Подъезжая к поселению, Зодчий смотрел по сторонам с большим вниманием, чем прошлый раз. Причина была понятна: он пытался визуально определить, насколько изменения затронули форпост верцев. Придирчивый взгляд заставника не обнаружил заметных отличий в деревянных сооружениях. Однако едва он пересёк линию ворот, в глаза бросилось обилие оружия, висевшего прямо на стенах каждого дома в специально устроенных нишах. В остальном же всё выглядело как обычно.
  Енор сам проводил гостя по смутно знакомым коридорам. Зодчий оказался в комнате, где в прошлый раз беседовал с Легонтом. Сегодня здесь не было ни самого макета, ни огромного стола, на котором тот когда-то стоял.
  Легонт вошёл в сопровождении знакомого старика.
  - Познакомьтесь, - сказал Легонт, - Это Лекарий - наш библиотекарь.
  Зодчий едва не брякнул, что они уже знакомы, но в последнюю секунду сдержался, с заметным напряжением проговорив:
  - Я много о вас слышал...
  Легонт без предисловий заговорил:
  - В прошлый раз вы просили о возможности ознакомиться с нашей историей на примере письменных источников. Лекарий подобрал нужные книги. Но читать их необходимо в специальной комнате - рукописи за последние годы сильно пострадали. Мы никогда не выносим их из хранилища.
  - Куда я должен идти?
  - Лекарий проводит вас.
  Зодчий последовал за молчаливым стариком.
  Остановила выходца многообещающая фраза Легонта:
  - Надеюсь, вы к нам не на пару часов пожаловали? Нам предстоит многое обсудить...
  - Суток хватит? - спросил Зодчий.
  - Вполне, - улыбнулся Легонт и вышел из комнаты.
  Старик жестом пригласил Зодчего следовать за ним.
  Шли долго. Складывалось впечатление, будто они ходят по кругу, специальными проходами пересекая многочисленные полуподвальные постройки. Наконец, старик толкнул массивную дверь, и они оказались в большой комнате, внутреннее убранство которой ошеломило Зодчего. Это была библиотека. Но какая! Сотни, тысячи томов теснились на дубовых полках, прогибавшихся под тяжестью знаний, сконденсированных на миллионах печатных страниц. Зодчий смотрел и не верил своим глазам - такого множества книг просто не могло быть триста лет назад в каком-то захолустном таёжном поселении!..
  Зодчий приблизился к стеллажам. Корешки книг открыто насмехались над ним: Набоков, Есенин, Пушкин, Достоевский, Лондон, Дюма - титаны мысли, чьи даты рождения никак не совпадали с первой половиной семнадцатого века!..
  - Садитесь за этот стол. - Глухой, надтреснутый голос старика прозвучал в тишине неестественно громко.
  Зодчий от неожиданности вздрогнул и опустился на предложенное Лекарием место.
  - От первой рукописи остались только фрагменты, - заговорил старик, с благоговением раскладывая перед Зодчим желтоватые листочки. - Почти всё сгорело при... Впрочем, об этом вы с Легонтом поговорите. А сейчас можете приступать. Я буду там, - он указал рукой в дальний конец комнаты, после чего отошёл, тяжело припадая на правую ногу.
  Зодчий аккуратно подвинул к себе первый лист и погрузился в чтение...
  
  18.
  
   "...вновь пришли бирючи на дворы тяглых людей и кричали: "Всем людишкам накрепко заказано избы и мыльни не топить, поздним вечером с огнём никому не ходить и не сидеть!" И возроптали людишки тягловые: "А кормиться-то как?" И отвечали бирючи: "Для хлебного печенья и чтобы было где варить, наделайте печей в огородах да в местах, где голь земельная, подале от хором. От ветру и другой напасти огородите и лубьём ущитите гораздо". А далее воевода своим указом и вовсе в притеснении нас оставил, приказал избы и бани запечатать, сказав, чтоб жили все в клети, аль в подклети. А как жить-то, коли холода заворачивают уже в сентябрь-хмурень? Вот и трясётся народишко от холода, а согреться горячим нельзя, печь-то в огороде совсем в разор пришла, а мастеровые да печники знатные все в Москву выгнаны на работы городовые и царские. Вот и порешил сход идти от домов своих, да места промышлять новые, и много люда..."
  
  Далее шли сплошные разводы и пятна, указывающие на то, что листок и горел сильно, и поливался водой неоднократно. Зодчий потянулся к другой странице, начиная испытывать уважение не столько к бумаге, по которой бежали ровные ряды каллиграфического письма, сколько к тому, кто составил интересный артефакт много десятилетий назад.
  
   "...Воевода Зарьег челом бил, дабы получить в кормление городок наш. И отказа ему не было. Рад Зарьег, ибо получить город на воеводство - и честь большая для дворянина, да и кормление сытное. Рады в семье воеводы. И не только в семье - радуются и дети, и племянники, и дядюшки, и тётушки. Дворня радуется - ключники, подклетные, ибо сыты будут не только сами, но и детушки их малые. Злее и пуще прежнего от радости несёт вздорные речи юродивый - ему подачи богатые будут. А с кого они изымутся..."
  
  Далее половина листа сильно обожжена и только внизу остался небольшой кусочек, который ещё можно прочесть:
  
   "...и бражничает безобразно. Зело охоч в зернь, да карты играть, а случается, что и жену свою законную бьёт и мучит, и принародно всякие слова поносные говорит. Вот и бьём челом мы, чтобы выслали его вон, чтоб нам в пене и опале не быти..."
  
  Зодчий читал страницу за страницей, постепенно понимая причину, некогда толкнувшую верцев уйти всей общиной в новые, не обжитые места. Однако не только от притеснения дворянского бежали люди в тайгу...
  
   "...И до того дошло, что иностранцы пишут своим государям: "Не ведома нам другая такая страна, где бы пьянство было таким общим пороком, как в Московии - пьют водку во всякий час, прежде, после и во время обеда. И питие это всем любо, какого бы пола, сана и звания не был человек". А в московских, в ближних и в дальних, степных и не степных монастырях архимандриты, игумены, келари, казначеи и священники, и братья на монастырских погребах, а также по своим кельям держат хмельное питьё, вино, пиво и мёд и не знают меры в его питии. Отчего церковная служба в упадке и запустении. А чёрные и белые попы..."
  
  Чем занимались "чёрные и белые попы" три века тому назад, Зодчий узнать не смог - листочки закончились. Он ещё раз пробежал их глазами, запоминая слог и стилистику того времени. Потом встал. Старик сразу же, словно караулил Зодчего, приблизился к нему. Аккуратно собрал листы в тряпицу, пропитанную каким-то ароматным составом, и сказал:
  - Что не сохранилось в рукописи, мы восстановили по памяти. Но это большая книга - вам потребуется несколько часов. К тому же Легонт хотел побеседовать с вами до того, как вы её прочтёте.
  - Хорошо. Продолжим завтра.
  Они вышли из библиотеки и вернулись в комнату, где когда-то стоял макет Зокона. Старик указал на широкую лавку, а сам неслышно исчез за дверью. Несколько минут Зодчий сидел один в полной тишине, потом услышал лёгкие шаги. Не торопясь, поднялся им навстречу.
  Дверь распахнулась, в комнату впорхнула девушка - та самая, что когда-то угостила его ароматным хлебом. Зодчий собрался сказать какую-нибудь банальную глупость, но девушка сама подбежала к нему, поцеловала в щёку и произнесла с обидой в голосе:
  - Обещал через день приехать, а прошла почти неделя!
  Несколько секунд Зодчий безуспешно боролся с нахлынувшими чувствами: отправляясь в поселение, он был готов ко многому, но к подобному развитию событий - едва ли...
  - Ну, чего молчишь? - требовательно спросила Наита.
  - Я Легонта жду... - осторожно произнёс Зодчий.
  - Отец в кузнице задержался. У нас есть несколько минут!
  - Отец?.. - осипшим голосом спросил Зодчий.
  Девушка удивлённо посмотрела на него.
  - Странный ты какой-то... - сказала она тихо.
  - Да я...
  В этот момент где-то недалеко послышался громкий разговор, спасший Зодчего от необходимости лгать и изворачиваться. Девушка молча выпорхнула из комнаты, успев на прощанье стрельнуть на Зодчего игриво-озорными глазками. Дверь широко распахнулась, в комнату стремительной походкой вошёл Легонт. Он приблизился к Зодчему и заключил его в объятия.
  - Ты не представляешь, как помог нам! Тот сплав, состав которого ты предложил, - мы смогли получить его!
  Зодчий собрался возразить, но в это мгновение словно пелена спала с его глаз - он вспомнил слова, произнесённые им всего несколько дней назад именно в этой комнате:
  
   "...Есть документальное свидетельство того, что в жестокой битве на реке Гидаспу воинами Александра Македонского был взят в плен индийский царь Пор, получивший ранение в правое плечо, оказавшееся незащищённым дорогим панцирем. Что же касается самого панциря, на который градом сыпались стрелы и тяжёлые дротики, то к величайшему изумлению македонцев, он не имел ни царапин, ни вмятин и выглядел так, словно его только что изготовили великие мастера кузнечного искусства. Поразились греческие воины и индусским мечам, способным рубить камни, не оставляя на теле меча зазубрин.
  Это первые документально подтверждённые свидетельства того, как европейцы встретились с необыкновенным по твёрдости индийским железом. Именно после этого оно стало широко известно странам Ближнего Востока и Европы под названием "булат". Хотя само слово произошло от персидского "пулад", что означает - "сталь". Больше всего европейцев поражало то, что булатный клинок можно согнуть в кольцо и носить в качестве пояса, и что тончайшая газовая шаль - новая забава богатых дам, - падая на лезвие булатной сабли, рассекалась пополам..."
  
  Что-то прояснилось, однако самое главное - откуда он всё это знает, оставалось загадкой...
  Легонт, приняв молчание Зодчего за выражение его скромности, продолжал сотрясать стены хвалебной речью:
  - Честно признаюсь, сначала я тебе не поверил! Но состав был убедителен, и мы решили попробовать, опираясь на предыдущий опыт в этой области. Единственное, что нас смущало, - где найти самородное метеоритное железо. Помог Лекарий. Он отыскал в летописях свидетельство того, что наши предки шли в тайгу не просто в поисках вольницы, - они шли по знамению, которым оказался упавший метеорит! Ладно, не буду утомлять тебя историческими выкладками. Пойдём в кузницу - сам всё увидишь. А потом... - Легонт сделал торжественную паузу, - с тобой хочет поговорить Амвросий!
  Кузница находилась недалеко. Внутрь заходить не стали, потому что у самого входа стояли широкие лавки, на которых лежали мечи, копья, панцири, наручи. У Зодчего от восторга глаза разбежались. Однако сияющее и отливающее стальным блеском изобилие не помешало его глазам мгновенно выделить меч с характерным, только одному булату свойственным узором. Он взял меч в руки и почувствовал неожиданную лёгкую дрожь во всём теле, словно прикоснулся к чему-то бесконечно дорогому и удивительно знакомому.
  - Ну, как? - спросил Легонт.
  - Необыкновенное чувство! - с радостью признался Зодчий.
  - То-то! А теперь нам пора к Амвросию. Отец не любит, когда опаздывают. Идём!
  "И здесь - отец!.." - невесело подумал Зодчий, с неохотой выпуская меч из рук.
  Легонт успел уйти вперёд, и Зодчему следовало поторопиться, чтобы не отстать. Он шагнул за немногочисленной процессией, но с удивлением понял, что кто-то бесцеремонно схватил его за воротник и притянул спиной к бревенчатой стене.
  Тихий злобный голос прошипел в самое ухо:
  - Оставь Наиту в покое, грязный выродок! Понял?.. Она не для тебя!
  Закипевшее внутри негодование придало сил.
  - Ты лицо-то своё покажи, герой! - Зодчий рванулся вперёд и быстро обернулся.
  За спиной никого не было - только зиял чёрный вход в опустевшую кузню. Зодчий собирался броситься внутрь и найти "шутника", но в этот момент услышал весёлый голос Легонта:
  - Что, никак с мечём не можешь расстаться? Забирай - он твой!
  Зодчий торопливо осмотрел кузню и поспешил к Легонту.
  Быстрым шагом мужчины вернулись в прежнюю комнату. Здесь Легонт неожиданно для Зодчего стал необыкновенно серьёзен. Он внимательно оглядел выходца с ног до головы, поправил что-то в его одежде, после чего торжественно произнёс загадочную фразу:
  - Веди себя естественно. Если что-то будет непонятно или неприятно - делай вид, будто тебе всё равно...
  Озадаченный Зодчий машинально кивнул.
  - И ещё... - Легонт приблизился вплотную, - у отца больные глаза, поэтому он не любит яркий свет.
  Легонт увлёк Зодчего за собой, указав коридор, по которому следовало идти.
  - Я подожду здесь! - Высокий чистый голос поселенца дрогнул...
  После секундного колебания Зодчий шагнул вперёд.
  Пройдя метров двадцать по широкому слабо освещённому коридору, он замер перед резной дубовой дверью. Сделав несколько глубоких вдохов, без стука распахнул её...
  
  19.
  
  В комнате было темно.
  Зодчий закрыл за собой дверь и замер на пороге - глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к слабому освещению. Прошла минута или две, прежде чем он увидели впереди, метрах в шести от себя, высокое массивное кресло. В нём сидела тёмная фигура, издалека казавшаяся неподвижным каменным истуканом.
  - Подойди. Я тебя плохо вижу...
  Голос резко контрастировал с застывшей фигурой: в нём не просто жила, в нём кипела, бурлила, фонтанировала жизненная сила!
  Зодчий приблизился, остановившись в двух шагах от кресла. Спокойно встретил взгляд Амвросия, сверкнувший из-под тёмного капюшона.
  - Ты - Зодчий. - Амвросий не спрашивал, он утверждал. - Мне интересна твоя судьба. Я хочу поговорить о ней, но меня отвлекают вопросы в твоей голове.
  - Я ещё ничего не успел сказать... - деликатно напомнил Зодчий, до конца не решив, как вести себя с главой верцев.
  Амвросий улыбнулся.
  - Мне нравится твоя манера разговора.
  Зодчий промолчал.
  - Не стесняйся - спрашивай. - Голос Амвросия сделался мягким и ласковым.
  - Прежде чем задавать вопросы, я бы хотел по возможности изучить ваши летописи.
  Амвросий покачал головой.
  - Я не это имел в виду. Спрашивай то, что волнует тебя сейчас.
  Зодчий задумался. Совсем не такой беседы он ожидал от главы рода.
  - Могу я узнать причину, по которой несколько лет назад погибли три выходца, приглашённые вами в поселение?
  После его слов гулкая тишина в комнате наполнилась совсем другим содержанием.
  - Я отвечу тебе... - бесцветным голосом произнёс глава верцев. - Но сначала ты должен познакомиться с моей внучкой.
  Амвросий повернул голову в сторону и ласково позвал:
  - Арина!
  Из темноты вышла девочка небольшого роста. Тихо приблизившись к Амвросию, она замерла у массивного кресла. Зодчий с любопытством посмотрел на девочку, обратив внимание, что голова её тоже закрыта капюшоном - не видно ни глаз, ни половины лица.
  - Мы пригласили выходцев с определённой целью, - не торопясь, заговорил Амвросий. - В нашем мире с некоторых пор стали происходить вещи, которые прежде не случались. Мнение людей, живущих на пограничных заставах, и раньше вызывало у нас интерес, а теперь стало жизненно необходимым. Беседовали долго, узнали много нового. Разговор затянулся до позднего вечера. Мы предложили гостям остаться на ночь... - Амвросий сделал паузу. - Утром выяснилось, что выходцы осквернили наше гостеприимство. С помощью средства, привезённого с заставы, они воспользовались беспомощностью двух девушек...
  Амвросий замолчал. Зодчий вспомнил фразу, сказанную когда-то Агути не столько с негодованием, сколько с отвращением: "Эх!.. Если б мы знали. Но... ходят слухи, что они..." Теперь Зодчий понял гнев своего товарища.
  - Приглашённые поступили подло, - согласился он. - Но ведь можно было сообщить об этом на заставы?
  - Нет! - резко сказал Амвросий. - Выходцы не всё знают о воздействии Перехода на человеческий организм. Они не могли об этом знать, потому что у них нет женщин. А мы столкнулись с этим много лет назад. - Амвросий ненадолго замолчал. - Едва ли не с первых лет жизни моего рода в этом мире Переход приводил к нам новых людей, и мы встречали их как братьев. Не сразу, а только через поколения выяснилось - браки между нашими девушками и выходцами стали всё чаще приносить ужасные плоды... В какой-то момент мы перестали принимать выходцев в свой род, а их потомкам навсегда запретили иметь детей. Так возникли первые заставы. Те, кого мы пригласили впервые за многие годы, нарушили этот запрет в одностороннем порядке. Они должны были умереть!
  - И всё же... - попытался возразить Зодчий.
  - Смотри! - взбешённо воскликнул Амвросий, сдёргивая с головы девочки капюшон.
  За время беседы Зодчий успел привыкнуть к слабому освещению в комнате, поэтому без труда разглядел причину гнева и боли Амвросия - у девочки на лице не было глаз! Совсем... Лоб, нос, щёки, - всё как у её сверстниц, но глаз не было...
  Зодчему показалось, что у него остановилось сердце. Теперь он не осуждал верцев...
  - Мы знали, что такое обязательно случится, поэтому казнили ослушников и ничего не стали объяснять выходцам.
  - Что изменилось теперь? - после долгой паузы спросил Зодчий.
  - Мне кажется, ты сам можешь ответить на этот вопрос, если вспомнишь о случившемся на Гнилом Озере.
  - Откуда вы...
  Амвросий жестом остановил его.
  - Арина никогда не имела глаз. Вместо них она получила удивительную способность читать в душах людей также легко и свободно, как ты читал наши летописи.
  - Значит она...
  - Бедная девочка не может долго находиться на улице, отсутствие глаз сделало её очень восприимчивой к солнечному свету. Но, сидя здесь, в темноте моей комнаты, своим особым даром она видит жизнь не только в поселении, но и то, что происходит на каждой из трёх застав. Это она посоветовала пригласить тебя. Надеюсь, не напрасно...
  Зодчий по-новому посмотрел на Арину.
  - А она... разговаривает? - спросил он, опасаясь, что вопрос может обидеть девочку.
  - Разговариваю! - ответила Арина неожиданно высоким и сильным голосом. - Но слова звучат неискренне и грубо. Я люблю думать...
  Амвросий заботливо набросил капюшон на голову девочки и сказал ей:
  - Ступай к себе, нам поговорить нужно.
  - Не успеете! - возразила Арина.
  - Почему? - удивился Амвросий.
  - Скоро на Второй заставе начнётся "Громовой" Переход.
  - Когда? - выдохнул Зодчий.
  Девочка неопределённо пожала плечами:
  - Часа через три-четыре...
  Выходец посмотрел на Амвросия. Старик понял его тревожный взгляд и сказал:
  - Иди. Это твой второй Переход...
  Зодчий буркнул в ответ что-то невразумительное и почти бегом кинулся к Легонту, который уже был в курсе событий. Он сказал, что повозка готова, и что успеют они вовремя.
  Сидя на подстилке пахучего сена, Зодчий вдруг почувствовал чьи-то нежные пальцы на своей руке, а затем - холодную сталь меча. Обернулся. У сеней мелькнул белый платок.
  В этот момент кони рванули с места, и Зодчий понял: спокойная жизнь закончилась...
  
  
  
  

ВТОРАЯ СТЕПЕНЬ ДОСТОВЕРНОСТИ

  
  
  
Земля - обширный театр, на котором одна и та же
  трагедия даётся под разными названиями.
  ВОЛЬТЕР
  
  
  20.
  
  Они успели вовремя.
  Когда повозка подлетела к заставе, там приготовления шли полным ходом. Над землёй плыл заунывный вой сирены. Фархад, Агути и Гоблин находились на "стартовой площадке" - месте, наиболее удобном для Перехода. Зодчий впервые наблюдал момент "инициации" - пробного извержения из тела Зокона, поэтому смутно представлял себе, чем придётся заниматься ему и его товарищам в ближайшее время.
  За суетой и тревогой не обратил внимания, что его тело бьёт слабая дрожь. Спросил об этом у Гоблина. Тот по своей привычке усмехнулся, но ответил обстоятельно:
  - Это своеобразная реакция организма на повышение энергонасыщенности Зокона. Только не забывай почаще прислушиваться к своим ощущениям, потому что каждый воспринимает Переход сугубо индивидуально, и сказать заранее, каким будет именно твоё поведение, никто не возьмётся. Да ты не волнуйся - мы за тобой присмотрим!
  Енор крутился рядом.
  Гоблин, понизив голос, спросил:
  - А он что здесь делает?
  Зодчий посмотрел на юношу, глаза которого горели возбуждением и восторгом.
  - Мне Легонт на его счёт ничего не сказал, - пожал плечами Зодчий. - Пусть пока здесь постоит. Он тоже Переход видит впервые.
  - Здесь цирк что ли... - пробурчал Гоблин недовольным тоном, но сказал это так тихо, чтобы Енор не услышал. - Хорошо, пусть стоит...
  - Я ему передам, - пообещал Зодчий, похлопав Гоблина по плечу.
  Подошёл Агути. С интересом посмотрел на Енора и понимающе улыбнулся.
  - Нашего полку прибыло? - спросил он, внимательно оглядывая Зодчего. - Ты как?
  - Трясёт немного...
  - Сегодня твоя задача простая - смотреть и запоминать. Переход ожидается "громовой", но не продолжительный. А это что у тебя? - спросил он, показывая на инкрустированные медью ножны.
  Зодчий сконфузился.
  - Да это...
  - Началось! - крикнул Фархад, и Зодчий вздохнул с облегчением - не пришлось объяснять, каким образом у него оказалось оружие.
  Все торопливо заняли места. Агути с массивным арбалетом в руках встал перед небольшим окном, прорубленным в массиве из цельных брёвен. Рядом с ним, на широкой полке лежала целая гора стрел. Гоблин стоял слева от него, почти у самого края пятиметрового щита. В руках он держал странной формы лук, охапка стрел гигантским ежом топорщилась у самых ног. Фархад застыл у левого края, вооружившись луком, стрелы которого пробивали тонкие стальные пластины насквозь. Зодчий выбрал место у небольшого окна между Агути и Фархадом. Енор остался стоять за их спинами.
  Зодчий приподнялся и посмотрел сквозь бойницу. Видимая часть Зокона утратила глубину и контрастность, затянувшись лёгкой белёсой дымкой. Откуда-то издалека, словно из-под земли, послышался слабый гул. Он медленно нарастал, постепенно и неотвратимо захватывая сознание, бесцеремонно внедряясь в каждую клеточку тела. Ощутимо росла вибрация. Зодчий продолжал всматриваться в клубы мутного тумана, пенными валами наползающего на "стартовую площадку". Скоро низкий гул превратился в грохот и начал ощутимо давить на голову, словно гигантская ладонь разбушевавшегося исполина.
  Зодчий посмотрел на Агути. Выходец стоял с безмятежным видом, спокойно облокотясь о массивную полку, совершенно не обращая внимания на непрекращающийся грохот. Фархад вёл себя также. Гоблина видно не было. Неожиданно раздался хлопок такой силы, что массивный щит задрожал, затрясся, приняв на себя всю силу ударной волны. Зодчий от неожиданности присел.
  - Пошё-ё-ёл! - громко завопил Гоблин.
  Зодчий глянул в бойницу, пытаясь определить, кто и куда "пошёл".
  Далеко впереди с трудом разглядел что-то чёрное и массивное, выдавливающее самоё себя из туманного хаоса, в который превратилась вся зона конфликта. На границе непроницаемо-чёрного антрацитового тела, возникающего словно из ниоткуда, клокотали вихри. Непрерывно срываясь с многометровой высоты, они яростно ударялись о землю и рассыпались во все стороны, словно горошины из лопнувшего пакета.
  - Сейчас начнётся!.. - предупредил Агути.
  Голос выходца звучал без искажений - грохот первичного извержения почти угас.
  Зодчий прильнул к бойнице, приготовившись впервые увидеть тех, о ком исписал не один десяток страниц...
  Угольный колосс продолжал разбрызгивать вокруг себя бушующие фонтанчики, с всё возрастающей скоростью ударяя их о землю. Зодчий напрягся. И не напрасно: из лопающихся, словно скорлупки орехов вихрей стали появляться "недовыходцы". Зодчий без особого труда определил двух "арлекинов" и нескольких "ходульников". Потом всё завертелось с такой бешеной скоростью, что стало некогда рассматривать и классифицировать порождения "громового" Перехода - нужно было давать отпор всей этой орде, срок акклиматизации которой в местных условиях не превышал нескольких минут.
  Фархад, Агути и Гоблин уже выпустили по несколько стрел, "набивая" руку.
  Внезапно со стороны Зокона послышались свист и шипение.
  - Возьми! - крикнул Агути и бросил Зодчему полутораметровый лук. - Стрелы на полу.
  Зодчий поймал лук, примерился. Оружие показалось ему великовато, да и владел он им на уровне... В общем, ни на каком уровне!
  Енор неожиданно оказался рядом и неназойливо оттёр Зодчего от бойницы, коротко обронив:
  - Готовь стрелы!
  Зодчий хмыкнул про себя и стал послушно подавать стрелы молодому поселенцу. Когда в следующий раз он посмотрел в сторону Зокона, то обратил внимание, что группа "ходульников" из десятка особей приблизилась к черте, за которую их пускать не стоило: с такого расстояния они могли в два прыжка оказаться возле защитного барьера, либо - что ещё хуже - с его внутренней стороны между выходцами.
  За особенно ретивыми "ходульниками" следил Фархад. Его стрелы с голубовато-сиреневыми наконечниками каждый раз находили свою жертву. Момент попадания стрелы в любую точку тела "ходульника" сопровождался пронзительным визгом последнего. Потом слышался хлопок, и на том месте, где только что стояло воющее, стенающее создание, быстро оседало облако пыли, тонким слоем покрывая останки того, кто ещё минуту назад так яростно рвался к заставе.
  "Арлекины" вели себя иначе. Они стояли на безопасном расстоянии, раскачиваясь из стороны в сторону, при этом они настолько жалостно и печально скулили, что их было невыносимо слушать. Отдельные особи мелкими шажками передвигались из стороны в сторону, искоса поглядывая на заставников. "Скачки" действовали почти разумно: группировались в стороне от "арлекинов" и явно замышляли что-то серьёзное.
  - Зодчий, следи за "скачками"! - крикнул Агути, не отрываясь от своей бойницы.
  В течение получаса ничего нового не происходило. Большинство "ходульников" так и остались за чертой, навсегда успокоенные стрелами Фархада. Остальные отошли вглубь, угрожая оттуда не только нелепо-длинными руками, но и произнося вполне осмысленные фразы. Некоторые из фраз выглядели довольно реалистичными и настолько соответствовали сегодняшнему бою, что их невозможно было слушать без внутреннего содрогания:
   - Дайте нам пройти, и мы никого не тронем...
  - Что вы делаете?.. Мы - такие же, как вы...
  - Каждый из вас мог оказаться на нашем месте...
  Зодчий заметил, как сильно побледнел Енор.
  Придвинувшись к Агути, выходец тихо проговорил:
  - Я не думал, что это выглядит так... натурально!
  - Не бери в голову! - Агути специально говорил громко, чтобы его мог слышать молодой поселенец. - Это не люди и не выходцы, это...
  Тонкий детский голосок прервал речь Агути:
   - Мама, мама! Почему они такие злые?..
  Зодчий выглянул из бойницы - к ним приближалось несколько "арлекинов". Шли они плотной стаей, держась за руки, словно испуганные дети. Весь их вид казался настолько мирным и безобидным, что Зодчий, позабыв все страхи и опасения, почти по пояс высунулся из бойницы, с трепетным волнением наблюдая необычную процессию.
  - Куда?! - во всё горло заорал Агути и бросился к Зодчему, чтобы оттащить его.
  Но он опоздал...
  ...Что-то с хрустом врезалось в брёвна рядом с Зодчим, а мгновение спустя он почувствовал удар в лицо. Удар оказался такой силы, что вытолкнул тело Зодчего из бойницы, словно пробку из бутылки с шампанским.
  Отлетев метра на три и пару раз перевернувшись в воздухе, Зодчий нашёл успокоение па вытоптанной траве, успев заметить, что в бойницу, которую он только что освободил, тянутся членистые, словно у паука, отвратительно-тонкие руки "ходульника".
  Енор сделал два шага назад и выпустил стрелу прямо в лоб назойливому гостю.
  Потом в памяти Зодчего образовался провал...
  Осознал он себя некоторое время спустя стоящим рядом с Агути, с мечом в правой руке и остатками боли в раскалывающейся на части голове. Агути что-то пытался ему объяснить, но Зодчий ничего не понимал - нудный звон в ушах глушил все звуки. Зато краски, напротив, приобрели необыкновенную яркость и насыщенность.
  Зодчий пытался понять, что говорит ему Агути, но видел перед собой лишь красноречивые жесты - заставник показывал в сторону Гоблина. Зодчий проследил направление руки и вздрогнул: в том месте, где минуту назад стоял выходец-весельчак, теперь зияла огромная дыра, а сам Гоблин лежал в стороне в неестественной позе.
  Зодчий, пошатываясь, побрёл к нему, по ходу пытаясь понять причину образования кошмарной дыры. Добравшись до отверстия в щите, перевёл дух и посмотрел в сторону Зокона. Переход прекратился. Оставшиеся недовыходцы утратили активность, продолжая вяло передвигаться в непосредственной близости от "стартовой площадки".
  - Следи за "скачками", иначе нам полдня придётся их ловить! - крикнул Агути Енору, а сам побежал к Гоблину.
  Зодчий с радостью обнаружил, что может слышать. Он прислонился к тёплой деревянной стене, с удивлением рассматривая десятисантиметровые брёвна, срезанные словно ножом.
  Кто-то тронул его за плечо. Зодчий поднял глаза и прямо перед собой увидел лицо Фархада.
  - Ну, ты даёшь! - воскликнул тот. - Исписал про Зокон толстенную тетрадь, а так и не усвоил, что "ходульники" лягаются лучше любой лошади!
  - Лягаются?.. - переспросил Зодчий. - Я ничего об этом не знал...
  - Однако он тебя славно приложил, если ты даже собственные записи позабыл!
  - Как... Гоблин?.. - спросил Зодчий, с трудом ворочая распухшим языком.
  - А что ему будет? - воскликнул Фархад. - Он у нас акробат - успел отскочить за мгновение до того, как Переход выплюнул последнюю посылку!
  - Какую посылку?.. - Зодчему казалось, что к его языку привязали двухпудовую гирю - так тяжело давалось каждое слово.
  - Э-э, да ты совсем расклеился. Ну-ка, вставай! - Фархад сгрёб Зодчего и потащил в сторону дома.
  Потом остановился и крикнул Енору:
  - Покарауль здесь немного! Я скоро тебя сменю...
  
  21.
  
  Часа через два Зодчий почувствовал себя настолько хорошо, что присоединился к Фархаду и Енору, караулившим последних "арлекинов". Недовыходцы вели себя спокойно. Они нетвёрдой походкой передвигались в непосредственной близости от Зокона, словно подпитываясь его истощавшейся на глазах энергией.
  Время от времени то один, то другой вдруг замирал на месте, издавал громкий тоскливый стон, слышимый за десятки метров, затем падал на землю, совершив перед этим множество ломаных телодвижений, совсем не похожих на пластику человеческого тела. Минуту-другую распадающийся организм били судороги, заставлявшие несчастное создание корчиться не всем телом, а отдельными, не успевшими разложиться частями.
  Продолжалась агония недолго. Очень скоро биологический объект, кодируемый термином "арлекин", и который в своей прежней жизни мог быть кем угодно, трансформировавшись в процессе Перехода в жалкого недовыходца, превращался в аморфную массу, не имеющую ничего общего с совершенным сосудом человеческого тела...
  Зрелище было неприятным. Зодчий отвернулся. Енор тоже не горел желанием наблюдать процесс распада недовыходцев, поэтому сидел к Зокону спиной, делая вид, будто внимательно изучает что-то далеко впереди. Фархад без иронии посмотрел сначала на одного, потом на другого, продолжая следить за двумя "арлекинами". На лице заставника лежала печать сосредоточенности. Ему, как и всем, хотелось как можно быстрее покончить с неприятными обязанностями и вернуться домой. Мысль о прохладном душе и незатейливом ужине показалась настолько приятной, что Фархад закрыл глаза, позволив счастливой улыбке скользнуть по губам.
  Мечтал он не больше минуты, а когда открыл глаза...
  Прямо перед ним стоял последний "арлекин"! Его взгляд горел такой уничтожающей ненавистью, что даже Зодчий, сидевший спиной к Зокону, почувствовал этот убивающий взор и стал поворачиваться. Медленного движения своего товарища Фархад не видел. Обнаружив перед собой "арлекина", заставник плотно зажмурился, на ощупь пытаясь наложить стрелу, чтобы выпустить её в недовыходца. Как назло стрела попалась с обломанным оперением. Пока Фархад нащупывал следующую, Зодчий испытал на себе всёсокрушающую мощь взгляда "арлекина".
  Взгляд оказался неимоверно-тяжёлым и невыносимо-болезненным, на долю секунды парализовав Зодчего. Понимая, что пропасть без дна уже раскрыла свои ледяные объятья, неумолимо втягивая его в непроницаемо-чёрное лоно, Зодчий с неожиданной радостью обнаружил в призывно распахнувшейся пустоте слабенькую опору, позволившую прекратить молчаливое падение в никуда.
  Пересилив себя, он сумел опустить глаза...
  Пугаясь стремительно разрастающейся головной боли, Зодчий выхватил меч и в прыжке рубанул "арлекина" сверху вниз, успев почувствовать сквозь закрытые веки яркую вспышку. Мгновение спустя по воздуху прокатился слабый, едва уловимый хрип умирающего тела...
  Услышав странный звук, Енор вскочил на ноги, сжимая в руках оружие. Фархад, наконец-то, нашёл нужную стрелу, но надобность в ней отпала: последний "арлекин" покрылся беловатым налётом разложения - "мыльный эффект", как его называли заставники, полностью разрушил биологическую оболочку недовыходца.
  Полминуты висело молчание, потом Фархад тяжело проговорил:
  - Пошли. На сегодня представление окончено...
  Енора упрашивать не пришлось. Он сразу рванулся к дому, словно что-то жуткое и омерзительное одновременно гнало его с этого места. Зодчий ненадолго задержался. Он с печалью в глазах посмотрел на останки "арлекина", чувствуя в душе нарастающее тревожное томление.
  Фархад внимательно посмотрел на товарища.
  - С тобой всё в порядке?.. - с участием спросил он.
  - Вполне! - нарочито бодро ответил Зодчий.
  В глазах Фархада застыли льдинки недоверия.
  Когда они, умывшись на улице, вошли в дом, в гостиной их ждал роскошный ужин. У стола суетился Гоблин. О случившемся у щита напоминали перебинтованная кисть руки и множество ссадин на лице, но выглядел он при этом весёлым и беззаботным.
  - По какому поводу пир? - спросил Зодчий, оглядывая множество тарелок.
  - Как же! - удивился Гоблин. - В один день два боевых крещения. Такое у нас редко бывает!
  - Если так... - согласился Зодчий, усаживаясь за стол.
  Енор пристроился рядом.
  Вошли Агути и Фархад. Агути сразу бросил на Зодчего внимательный изучающий взгляд.
  "Фархад догадался и рассказал обо всём Агути..." - с непонятной неприязнью подумал Зодчий.
  Ужин прошёл в приподнятой обстановке. Сказалось и нервное напряжение (за последние месяцы выходцы успели отвыкнуть от треволнений, связанных с Переходом), и присутствие гостя-поселенца за их столом.
  Расходились поздно. Енор согласился спать в гостиной, поэтому сразу же после ужина Зодчий отправился в свою комнату - в голове творилось что-то невообразимое. Едва он лёг, в комнату вошёл Агути. Он молча поставил на стол высокий медный кувшин, рядом положил чепчик странной формы. Потом сел на кровать и принялся методично смачивать чепчик жидкостью из кувшина.
  Зодчий непонимающе следил за его руками.
  - Чем занимаешься?.. - спросил он хриплым голосом.
  Агути странно посмотрел на Зодчего и вдруг резко заговорил:
  - Ты что себе позволяешь! Словил взгляд "арлекина" и закрылся в себя, как улитка в раковине! Если бы не Фархад, ты к утру с головой как у головастика ходил! Понял, дурья твоя башка?!
  - П-п-понял... - выдохнул Зодчий, озадаченный не столько перспективой превратиться в мегацефала, сколько непривычной для Агути резкостью и раздражительностью.
  Однако сил, чтобы возмутиться грубости Агути или обидеться на его справедливые слова, у Зодчего не осталось - с его головой, действительно, происходили странные и непонятные вещи. Он безропотно позволил Агути заняться лечением распадающегося на части мозга, попутно улавливая отдельные слова и фразы:
  - ...пишешь-пишешь, а для кого? Тебе же говорили, что взгляд "арлекина" - это как десятисантиметровое пчелиное жало, которое загоняют прямо в мозг! Если вовремя не принять нужных мер, загнёшься от интоксикации или, что ещё страшнее, - "съедет" крыша! Где другую-то искать будешь?..
  Зодчий смотрел слезящимися глазами в потолок. Ничего не говорил, только мысленно изумлялся: "Зачем Гоблин сделал волосатые стены?.. Это же так не эстетично!.. И почему окна в комнате треугольные, а кровать круглая?..".
  Он не услышал, как в комнату тихо вошли Фархад и Гоблин.
  - Как он? - спросил Фархад.
  - Плохо... - печально произнёс Агути. - Мне ещё не приходилось сталкивался с подобной реакцией организма на вещественную структуру взгляда "арлекина".
  - Знаешь, а ведь "арлекин" был какой-то странный... - задумчиво проговорил Фархад. - Я следил за ним до самого распада. В нём и жизни-то никакой уже не было... Не мог он так быстро пройти расстояние до нас и при этом сохранить всю силу в умирающем взгляде!
  - Будем надеяться, Зодчему к утру станет лучше, - вздохнул Агути. - Если нет - придётся везти его в поселение...
  Ничего из сказанного Зодчий не слышал. Взгляд давно рассыпавшегося в прах "арлекина" продолжал в его мозгу разрушительную работу, которой молодой организм выходца мог противопоставить только сон: долгий, исцеляющий, благотворный...
  Зодчий проспал тридцать пять часов, а когда проснулся, то почувствовал себя почти здоровым... "Почти", потому что где-то глубоко-глубоко внутри него продолжал жить "арлекин", успевший по каналу горящего ненавистью взора передать выходцу частичку собственного "Я".
  Едва проснувшись, Зодчий ощутил в себе его присутствие в виде неприятного дискомфорт. А ещё через некоторое время ему стало казаться, что за ним всё время кто-то пристально наблюдает. Но не со стороны. Этот "кто-то" находился внутри: он смотрел глазами Зодчего, слушал его ушами, дышал его грудью, чутко осязал окружающий мир эпидермисом его тонких чутких пальцев...
  
  Легонт встретил повозку у ворот. Выглядел он встревоженным.
  - Что случилось? - спросил поселенец. - Арина предупреждала, что Переход будет кипучим, но недолгим...
  Зодчий соскочил на землю, подмигнул Енору и сказал:
  - Это точно - короткий, но бурный...
  В последнее слово он вложил скрытый, только ему понятный смысл.
  Легонт терпеливо ждал продолжения.
  Зодчий с неохотой добавил:
  - Один из "арлекинов" оказался очень проворным. Прежде, чем испустить дух, он обменялся со мной взглядом...
  Легонт некоторое время всматривался в лицо выходца, видимо решая, пускать его в поселение или нет. Зодчий терпеливо ждал. Вдруг за бревенчатыми стенами пронзительно завизжала свинья. Неожиданный звук разрядил обстановку. Легонт приобнял Зодчего за плечи, увлекая за собой. Повозка не спеша поскрипывала сзади.
  - К отцу не пойдём, - сказал Легонт, - недомогает он. Но наказал, как только появишься, сразу дать тебе все книги о нашем прошлом.
  Зодчий остановился.
  - Я благодарен Амвросию, однако, я не историк. Едва ли мои прежние знания помогут вам.
  - Не знаю, почему он выбрал именно тебя... - признался Легонт. - Отец доверяет Арине, а девочка увидела в тебе... Впрочем, я не могу об этом говорить. Если хочешь, сам спроси у Амвросия, когда он пригласит тебя. А сейчас, если ты не слишком устал с дороги, идём со мной в кузницу. Возникли некоторые вопросы...
  Зодчий не успел ничего ответить, а Легонт уже бесцеремонно тянул его в распахнутые ворота кузни. Пришлось подчиниться. Скоро выяснилось, что волновался Зодчий напрасно. Легонт не стал расспрашивать выходца о новых добавках и ингредиентах для приготовления сплава, о которых он не имел ни малейшего предтсавления. Он пригласил его исключительно для демонстрации чудесных возможностей нового оружия.
  Зодчий слушал невнимательно. Стоя в полутёмном углу, он всё время спиной ощущал холодный ненавидящий взгляд. Взор этот казался ощутимым, почти осязаемым. От него по спине пробегали мурашки, а где-то под левой лопаткой возникла и стала стремительно разрастаться боль, будто не взгляд, а холодная сталь вонзилась в незащищённую спину...
  Заставник с большим трудом сдерживался, чтобы не обернуться, потому что Легонт во время импровизированной лекции смотрел ему прямо в глаза, ища в них поддержку и согласие. Когда поселенец ненадолго отвернулся, извлекая из горна очередной образец, Зодчий улучил короткий миг и оглянулся.
  За спиной было пусто...
  
  22.
  
  Библиотекарь проводил Зодчего на прежнее место, с благоговением положив перед ним три рукописные книги.
  - Вот эта книга повествует о начальных временах Первого Изгнания, - принялся пояснять старик. - Некоторые страницы сохранились в подлиннике, ты уже читал их. Вторая книга рассказывает о нашей жизни до Второго Изгнания. Ну а третья... - Лекарий замер на полуслове. - Даже не знаю, почему Амвросий именно тебе разрешил прочитать её... - Старик целую минуту молчал, потом закончил свою мысль: - Большинство людей в поселении даже не подозревают о её существовании...
  Последние слова Лекария заинтриговали Зодчего. У него возникло непреодолимое желание начать сразу с третьей книги. Но старик продолжал стоять рядом, поэтому Зодчему пришлось напустить на себя вид знатного историографа и заняться первой книгой.
  Текст сразу захватил его. Когда Зодчий оторвался от рукописи и поднял глаза, библиотекаря рядом не оказалось. Старик сидел в углу за своим столом и, казалось, дремал над раскрытой страницей. Зодчий с удовольствием вернулся к прерванному чтению.
  Через два часа подошла очередь второй книги, а потом и третьей...
  Едва начав читать третью рукопись, Зодчий испытал странное чувство раздвоенности. Казалось, события, описанные в книге, каким-то мистическим образом связаны с его, Зодчего, судьбой!
  Он прочитал первую главу и остановился. Но не потому, что ему стало не интересно, а потому, что всё прочитанное казалось настолько ошеломляюще-нереальным, что требовалось некоторое время на осмысление.
  В тексте всё было ново и непривычно: литературный стиль, завуалировано скрывавший истинную суть описываемого в хитросплетении обычных, казалось бы, слов; множество мельчайших подробностей, знать которые мог только участник тех событий; и, наконец, шокирующее по своей реалистичности ощущение собственного присутствия на месте гибели множества людей. К тому же кустод, помещённый в правом нижнем углу каждой страницы своим багровым вензелем повторял один и тот же слог, настойчиво акцентируя внимание читателя на чём-то очень-очень важном.
  Зодчий вновь потянулся к рукописи, чтобы перечитать поразившую его главу...
  
   Отрывок из первой главы книги "Второе Изгнание".
  (автор неизвестен)
  Название главы: "Ночная волна".
  
  "...Баба Марфа не стала спорить с молодыми на Совете.
  - Я знаю, что это случится! - упрямо твердила она.
  Молодые позволили себе шутливые замечания, но глава рода одёрнул их:
  - То, что ты говоришь, Марфа, не может быть правдой, потому что означает конец Света. Мне трудно с этим согласиться, но и не верить тебе я не могу. Поэтому сделаем так...
  Почти десять часов Совет думал, как им следует поступить. Решили ждать рассвета. Но до утра ещё нужно дожить, а суждено это было далеко не всем из тех, кто поздним вечером возвращался к своим семьям.
  В эту ночь в домах, гудящих словно потревоженные ульи, долго не гасли лучины. Когда усталость сморила самых говорливых и беспокойных, пришли ОНИ... Было ИХ много. Значительно больше, чем самих поселенцев.
  ...Первыми загорелись крайние избы. На крики прибежали соседи, готовые потушить пожар. Но ОНИ встретили поселенцев ровным молчаливым строем и не пропускали к мятущимся в пламени людям. Когда пришли воины, врагов было уже так много, что за мечи пришлось браться всем. Глава рода возглавил атаку, ещё не зная, что за противник находится перед ним. Это стоило жизни многим молодым воинам, потому что такого врага они никогда не видели. У НЕГО можно было отрубить руку, но рука эта продолжала царапать землю и ползти, цепляясь за траву длинным скрученными ногтями. У НЕГО можно было отсечь ногу, но она самостоятельно продолжала двигаться, облитая багровым светом пожарища. У НЕГО можно было отсечь голову, но и без неё ОН продолжал теснить поселенцев, пиная собственную голову длинными ногами... Глава рода приказал женщинам разводить костры, и в эти бушующие жаром горнила трое кузнецов большими щипцами бросали отрубленные части тел.
  ...Бой продолжался больше двух часов. Поселенцы стали уставать, и не заметили, как ОНИ обошли воинов с тыла. Пришлось делить рать на две части, чтобы не позволить ИМ добраться до женщин и детей, собравшихся в центре поселения. Ночь на удивление выдалась пасмурной, поэтому глава рода приказал поджечь несколько домов, чтобы осветить поле боя. При свете яркого пламени всем стало ясно, что ИХ слишком много. Тогда за оружие взялись старики и подростки, а на долю женщин выпала страшная обязанность собирать разрубленные тела и бросать их в гигантские костры, в которые превратились дома поселенцев.
  ...Перед рассветом пошёл дождь. Это оказалось благом, ибо от нестерпимого жара, в кольце которого оказались поселенцы, у многих на лицах лопалась кожа, скручивались волосы, вспыхивала одежда. Но и на НИХ огонь действовал столь же уничтожающе...
  Когда рассвело, люди с ужасом осознали, что потеряли третью часть воинов, нескольких женщин, двух стариков. Четыре семьи сгорели в своих домах. Но самое страшное было то, что от поселения остались лишь головни. Из всего множества построек уцелело пять домов, в которых разместили детей и женщин.
  В течение всего дня люди добивали ИХ, так до конца и не разобравшись, кто ОНИ, откуда пришли и почему так озверело напали на поселение?.. Многие потом утверждали, будто во время ночного боя слышали голоса своих родных и близких, в разное время нашедших последний приют на погосте за рекой. Страшным рассказам не верили, но очевидцев оказалось так много, что пренебрегать ими стало невозможно.
  Тогда Совет постановил извлечь из земли все трупы и сжечь их на погребальном костре. Старики были против кощунства и наотрез отказывались принимать участие в святотатстве, однако дальнейшие события повлияли и на них. При вскрытии одной из могил пострадали двое молодых воинов: они получили рваные раны в тот момент, когда, не вскрывая гроба, поместили его на горящие брёвна.
  ...Несколько дней горел погребальный костёр, а потом все стали замечать, что земля под избами начала проседать. Совет посчитал это место проклятым и решил искать для поселения новое. Баба Марфа две недели бродила по окрестностям и нашла..."
  
  Зодчий оторвался от чтения. "Не удивительно, что своим детям они об этом ничего не говорят..." - подумал он.
  Старик библиотекарь по-прежнему сидел, склонившись над книгой, и издали казался огромной нахохлившейся птицей. Зодчий потёр глаза - на улице наступал вечер, становилось трудно разбирать мелкий ажурный текст. Зодчий слегка пошевелился. Старик тут же расправил согнутую спину, вопросительно взглянув на заставника.
  - Лампу можно? - попросил Зодчий. Ему хотелось закончить книгу сегодня. Что-то внутри подсказывало: читай сейчас, другого раза может и не быть...
  Библиотекарь принёс зажжённую керосиновую лампу. Немного постоял рядом, через плечо заглядывая в рукопись. Но Зодчий не видел старика - он читал...
  
   Отрывок из главы "Новые люди?"
  
  "...Его принесли под вечер. Говорить он не мог, только смотрел на всех безумным взглядом и тряс головой.
  - Сильно его во время Перехода помяло, - сказал Клим. - Наверное, умрёт...
  Повитуха баба Аноха не согласилась:
  - Пустое говоришь! В глазах ещё не потух огонь жизни. Выживет. Обещаю...
  А потом за один месяц в поселение принесли сразу пятерых и н о м и р я н. Один умер через неделю - его не смогли освободить от странной вещи, росшей прямо из груди. Остальные четверо скоро поправились и были приняты Советом, как члены рода...
  К концу года в поселении проживало уже девять иномирян. Именно тогда открылась страшная правда: потомство, на которое так рассчитывал род после Второго Изгнания, оказалось ущербным. Дети от брака с пришлыми рождались уродцами, и повитуха Аноха наотрез отказывалась давать им имена. Иномирянам запретили иметь детей. Но запрет оказался нарушен, и тогда Совет изгнал иномирян из поселения. Отныне они должны были жить отдельно - на границе мира. И называли их теперь иначе - в ы х о д ц ы...
  Две женщины, связавшие свою судьбу с иномирянами, захотели уйти вместе с мужьями. Род разрешил. Так образовались Первая и Вторая заставы. Но Совет не мог оставить своих женщин без поддержки и стал один раз в месяц отправлять им продукты.
  Первая женщина прожила со своим мужем 17 лет и вернулась в поселение, после того, как мужчина погиб во время "громового" Перехода. Вторая женщина погибла вместе со всеми обитателями заставы, когда в мир впервые пришли зывуны..."
  
  Зодчий закрыл глаза, с хрустом потянулся. "Пожалуй, на сегодня хватит...", - подумал он и встал. Старика на прежнем месте не оказалось. Выходец решил воспользоваться его отсутствием. Подойдя к ближайшему стеллажу, он осторожно провёл кончиками пальцев по разноцветным корешкам. С шумом втянул в себя воздух, насыщенный запахами пыли, кожи, дерева и ещё чего-то неуловимого, но приятно-знакомого. Так может пахнуть только здесь - в библиотеке. Только здесь - в каждом томе, в каждой странице квинтэссенция мысли, способная одной фразой, одним словом перевернуть душу пытливого читателя.
  Чего стоят одни лишь имена: Декарт, Сенека, Дидро, Шопенгауэр... Зодчий прошёл к следующему стеллажу. Снова удивился - никакой систематизации. Рядом с гностиками стоят книги по медицине, сонеты Шекспира мирно соседствуют с письмами Луциана, а раритетное издание Карамзина тихо пылится в обществе нескольких книг, судя по переплёту, изданным не позднее двух десятков лет назад...
  Была во всём этом какая-то загадка, интригующая, почти завораживающая: каким образом столь разные книги оказались в одном месте? Что свело их? Что соединило?..
  За спиной послышались тихие шаги.
  Зодчий обернулся...
  
  23.
  
  К нему приближалась Арина - внучка Амвросия. Девочка шла спокойно, твердо ступая маленькими ножками по деревянному полу. Было трудно, почти невозможно поверить в то, что она совершенно ничего не видит.
  В голове Зодчего промелькнуло предположение: Амвросий говорил (как бы парадоксально это не звучало), что Арина крайне восприимчива к солнечному свету, хотя является слепой от рождения. Наверное, причина в том, что природа, лишив девочку глаз, наделила её другим органом восприятия. Возможно, этих органов несколько. Если допустить, что за кожной плёнкой на месте глаз находится именно такой орган, то становится понятна её гиперчувствительность: человеку тоже не дано, имея глаза, видеть в других спектрах электромагнитного излучения. Возможно, я тоже испытывал бы дискомфорт, если бы мне прямо в лицо направили гамма-излучатель или эмиттер рентгеновских лучей...
  - Здравствуй, Арина... - сказал Зодчий, испытав неловкость оттого, что позволил себе рассматривать несчастную девочку в качестве источника гипотез-однодневок.
  - Я не несчастная! - Забавно растягивая слова на гласных, произнесла Арина.
  Зодчий вздрогнул, потом смутился - в словах девочки прозвучала откровенная насмешка.
  - Ты... читаешь мысли?!
  - Я не читаю. Я их в и ж у.
  Зодчий вторично испытал неловкость. Но сейчас причина было в другом - он не знал о чём говорить. Опасаясь пугающего дара Арины и того, что она легко, без напряжения видит всё, что он думает, подобрать тему для беседы оказалось невероятно трудно.
  - Не волнуйтесь! - открыто улыбнулась девочка. - Мысли - они как картинки. У одних - цветные и яркие, у других - блёклые и серые. А третьи вообще думают обрывками, густо забрызганными грязными пятнами. - Арина ненадолго замолчала. Подошла к столу, села на место Зодчего и задумчиво продолжила: - С некоторыми мне легко и приятно, потому что их мысли светлые и чистые - от них пахнет лесной свежестью. Вы не подумайте, будто я специально разглядываю чужие мысли... Это происходит само собой. Но иногда я всё же... подглядываю, потому что мне очень-очень хочется увидеть настоящий живой мир...
  - Наверное, это трудно?.. - после недолгой паузы произнёс Зодчий. - Ведь каждый человек воспринимает мир по-своему. Ты не боишься заблудиться в таких несоответствиях?
  - Не боюсь! - ответила Арина. - В поселении все видят мир одинаково. А вот заставники...
  - Но ты никогда не была на заставах! Откуда ты можешь знать наши мысли?..
  На губах девочки появилась улыбка.
  - Иногда вы, взрослые, такие наивные! Я же сказала, мысли - это картинки, нарисованные разными цветами. Они разлетаются во все стороны далеко-далеко. А чем ярче картинка, тем дальше она может улететь... Так я узнала о вас!
  Поражённый Зодчий молчал.
  - Я знаю всех выходцев! - неожиданно похвасталась Арина. - Например, на вашей заставе есть такой смешной парень - Гоблин.
  - Почему смешной? - не понял Зодчий.
  - Потому что его мысли забавные. Иногда я подолгу разглядываю их, и мне становится очень весело. Они у него яркие и всё время меняются, будто стёкла в калейдоскопе!
  - Скажи, а как ты узнаёшь о приближении Перехода?
  Улыбка сразу исчезла с губ девочки. На лице появилась гримаса отвращения.
  - Видеть мысли хорошо, но иногда можно узнать такое... - Арина несколько секунд молчала. Зодчий пожалел, что задал неприятный вопрос. Он собирался извиниться, но девочка заговорила: - Это похоже на тёмное облако... Оно приближается издалека, по пути втягивая в себя всякий хлам и мусор. Когда оно проникает к нам, то больше походит на огромный гнойник, готовый вот-вот лопнуть... Это очень неприятно...
  - Хорошо, не будем больше говорить об этом. Лучше расскажи о своих увлечениях.
  - Зачем?
  - Ну, не знаю... Может, я тоже хочу научиться видеть мысли как ты!
  - У вас не получится.
  - Почему?
  - Вы уже большой!
  - Вообще-то, не такой я большой... - сказал Зодчий, имея в виду свой рост.
  В комнате неслышно появился Лекарий. Он молча завернул все три книги в холстину и отнёс их в темноту. Вернулся, подволакивая ногу. С уважением проговорил:
  - Амвросий просит вас отужинать. Разговор состоится после трапезы.
  Арина спрыгнула со стула и схватила Зодчего за руку.
  - Пойдём! - сказала она требовательно.
  Зодчий с удовольствием подчинился.
  
  Амвросий сидел в той же комнате. Зодчему даже показалось, будто старик так и не поменял позы со времени их последнего разговора. Арина в комнату не вошла.
  - Садись, - негромко произнёс Амвросий.
  Зодчий сел.
  - В прошлый раз нас прервали. У тебя остались ещё вопросы, на которые ты хотел бы получить ответ?
  Зодчий неопределённо хмыкнул.
  - Понимаю... - В голосе старика слышалась ирония. - После общения с Ариной непросто задавать вопросы. Но ты попробуй.
  - Я хотел бы понять, что случилось на Гнилом Озере... - Тщательно подбирая слова, заговорил Зодчий.
  - Ты уже думал об этом?
  - Думал. Но...
  - Но тебе страшно поверить в своё предположение?
  - У меня ещё нет предположения... - неуверенно возразил Зодчий.
  - Так ли? - усомнился Амвросий.
  Зодчий промолчал.
  - Хорошо, - задумчиво проговорил старик. - Я скажу тебе то, чего нет ни в одной книге. Истинной причиной Второго Изгнания послужило случайное падение поселенца в Гнилое Озеро.
  Зодчий недоверчиво посмотрел на Амвросия.
  - Но ведь Озеро образовалось на месте первого поселения?! - воскликнул он.
  - Так все думают, - ответил старик. - На самом деле Гнилое Озеро существовало в этом мире задолго до прихода наших предков. Но! - Амвросий сделал паузу. - Тогда оно было мало и не могло поглотить человека. Однако со временем, особенно с увеличением числа Переходов, Озеро стало расти. Перед Вторым Изгнанием, оно оказалось достаточным, чтобы поглотить человека с лошадью. С этого всё началось...
  - Что началось? - Зодчий уже догадывался, чем закончатся откровения Амвросия. - Началось что? - настойчиво повторил он.
  - И з м е н е н и е...
  Страшное слово прозвучало.
  - Значит, это правда... - тусклым голосом сказал Зодчий. - А я надеялся, что всё случившееся - только моя фантазия...
  - Отчасти так оно и есть, - негромко сказал Амвросий.
  Зодчий молчал.
  - И всё же в это трудно поверить... - наконец заговорил он. - Получается, стоит кому-то окунуться в озеро, уйти, так сказать, с горизонта событий этой действительности, чтобы, вынырнув, оказаться в новой?
  - А разве Переход не то же самое? - спросил Амвросий. - Подумай сам: ты стоишь на той стороны, потом вокруг что-то меняется, тебя накрывает с головой, и ты оказываешься здесь...
  Зодчий не ответил. Амвросий тоже молчал, откинувшись на спинку кресла.
  Где-то далеко-далеко замычала корова.
  - В поселении знают об Изменении? - спросил Зодчий, когда молчать стало невыносимо.
  - Немногие.
  - И как вы восприняли последнее Изменение?
  - Как часть закономерной деградации нашего мира...
  Подобная терминология никак не вязалась с образом убелённого сединами старца.
  Зодчий спросил об этом, но Амвросий заговорил о другом:
  - Думаю, для тебя не секрет, что ежесекундно любой из нас понемногу умирает. Это происходит из-за необратимых изменений в организме. Мы меняемся, и это изменение неизбежно ведёт к смерти. Примерно то же самое происходит со всем окружающим миром, только в неизмеримо больших масштабах. Используя вашу научную терминологию можно сказать, что в природе возникает "бионекротическая" цепочка: мы меняемся - меняется мир - мир медленно умирает...
  - Вы имеете в виду уменьшение площади Зокона?
  - Не только... - Зодчему показалось, что голос старика дрогнул. - Мы слишком долго жили обособленно. Понадеявшись на иномирян, мы верили, что выходцы вольют новую кровь в чахнущее родовое дерево. К сожалению, мы ошиблись. Мы изгнали их на окраины, но это не решило проблемы. Скорее - наоборот...
  Старик замолчал. Зодчий не торопил его.
  Прошло несколько долгих минут, прежде чем Амвросий продолжил:
  - За последние два года в поселении не родился ни один ребёнок...
  Он опять замолчал. Молчал и Зодчий, прекрасно понимая, что это могло значить для рода Амвросия - через три четверти века последние поселенцы оставят мир, так и не родив нового поколения...
  - И что вы намерены делать? - осторожно спросил Зодчий.
  - Может быть, Изменение даст хоть какой-то шанс выжить нашему роду...
  - А если нет?
  - А что мы теряем?..
  Возразить было нечего.
  - Тогда другой вопрос, - сказал Зодчий. - Вы сами, то есть поселенцы, пытались вызвать Изменение?
  - Нет.
  - Почему?
  - Наши предки пришли на эти земли до того, как мир стал Зоконом. Мы не можем вызвать Изменение.
  - Вы хотите сказать, что Второе Изгнание спровоцировал иномирянин?
  - Да.
  - И вы хотите, чтобы я снова...
  - Нет! - резко перебил Зодчего Амвросий. - Последнее Изменение подарило нам надежду. Мы хотим, чтобы всё оставалось, как есть. Во всяком случае, - пока...
  - Это следует понимать таким образом, что я могу возвращаться на заставу и заниматься своим делом?
  - Разумеется. Ты волен в своём выборе.
  Фраза старца прозвучала двусмысленно. Зодчему показалось, что Амвросий хотел сказать больше, чем сказал.
  Заставник поднялся, попрощался и направился к выходу.
  Когда он был у самой двери, его догнал вопрос:
  - Что у тебя с Наитой?..
  Зодчий насторожился. Несколько секунд обдумывал ответ, а когда обернулся, чтобы сказать правду, Амвросия в кресле уже не было...
  
  24.
  
  Ночь выдалась ужасная. За мощными бревенчатыми стенами, способными выдержать любой напор стихии, свирепствовала редкая в этих местах буря. В душе Зодчего бушевал ураган не меньшей силы. Выходец стонал, метался, вздрагивал во сне, конвульсивно выгибаясь на смятой постели, но не просыпался. Какая-то незримая неведомая сила продолжала филигранно удерживать его на грани сна и яви, не выпуская из паутины сновидений. Молчаливая борьба двух извечных начал продолжалась до того мгновения, пока, повинуясь внезапному порыву, выходец окончательно не проснулся и рывком сел на кровати.
  В комнате кто-то находился...
  Зодчий не видел его, но знал - он здесь. Секунду продолжался немой диалог с ночным гостем, а потом Зодчий увидел тень. Она метнулась к нему от двери, и полёт её оказался стремительным, словно молния. В голове пронеслась короткая мысль, что ему ни за что не суметь перехватить эту коварную тень в её исчезающе-быстром полёте.
  Однако пока разум сомневался, руки уже выполняли привычную работу. Они встретили тень на лету и с лёгкостью, будто это был не взрослый человек, а котёнок, отшвырнули его к стене. Послышался чавкающий глухой звук. Вслед за этим тень невероятно быстро вскочила на ноги, и Зодчий увидел блеснувшую полоску стали. И опять, прежде чем мозг успел испугаться, руки сумели выбить нож, а нападавшего швырнуть с такой силой, что, врезавшись в окно, ночной визитёр вместе с рамой вывалился под стенающие от непогоды небеса.
  Через минуту в комнату вбежал встревоженный Легонт. Он внимательно осмотрел беспорядок в комнате: смятую постель, перевёрнутые табуреты, сломанное окно. Потом поднял короткий нож, валявшийся на полу в разноцветном крошеве битого стекла.
  - Знакомая, штучка, - сказал он, подбрасывая нож на ладони. - А куда его владелец подевался?
  Зодчий указал на окно. Легонт понимающе хмыкнул.
  - Странные у тебя гости... - сказал он с улыбкой.
  - Какие есть, - развёл руками заставник.
  - Ладно, пошли в мою комнату.
  - Нет, мне с открытой "форточкой" будет приятнее думать...
  - Как знаешь... - проговорил Легонт, зябко поёживаясь под порывами холодного ветра.
  Оставшись один, Зодчий присел на кровати, привыкая к пугающей лёгкости внутри. Он ещё раз попытался прокрутить в памяти последние минуты, и был немало удивлён тому, что может с хронологической последовательностью восстановить каждую секунду этого отрезка времени. Ему не пришлось напрягать память, в тщетных усилиях морща лоб и чесать голову, в надежде, что раздражение височной доли "подстегнёт" "застрявшие" мысли, и они резвее побегут по извилинам. Достаточно было подумать, как перед мысленным взором встала ясная картина нужного события с полной сенсорикой - смотри кино внутри себя и детально анализируй отдельные фрагменты ночной схватки.
  Явление это оказалось для Зодчего новым. Конечно, он всегда хотел иметь память, похожую на идеальный каталог: потянул ящичек с нужным названием и окунайся в мир, который навсегда исчез с арены истории. Чтобы приблизиться к подобному эталону, Зодчий в своё время изучил массу литературы и опробовал на себе множество методик.
  Метод "возвращения" покорил его своей доступностью: ум любого человека обладает нормальной функцией вспоминания, то есть может "посылать" часть сознания в определённый период прошлого на умственной либо одновременно на умственной и физической основах. Однако данная методика так и осталась для Зодчего недосягаемой мечтой - он попал в Зокон...
  И вот теперь, проведя несколько часов в непрестанном борении с ночными кошмарами, он просыпается в полной уверенности, что для него не осталось "тёмных пятен" в прошлом... Его прошлом. Теперь он может легко "возвратить" часть сознания в минувшее и пережить во всех деталях любые события. При этом его память способна заставить органы вновь почувствовать раздражители, воздействие которых было испытано в далёком прошлом. Для включения механизма нужен лишь стимул, стрекало, и этим стимулом является запах. Всё просто: запах - обонятельные нервы - таламус - образная картинка из прошлого...
  "Прокрутив" в памяти скоротечную схватку, Зодчий принялся с придирчивостью строгого судьи разбирать поведение собственного тела. И оказался им недоволен: "...захват следовало провести иначе, тогда ночной визитёр не выпал бы из окна, а врезался в дубовый шкаф, откуда едва ли смог выбраться..." Зодчий тут же осёкся, поймав себя на мысли, что его волнует вовсе не главный вопрос: где и когда тело приобрело смертоносные навыки, а всего лишь какие-то мелкие несущественные просчёты в короткой стычке.
  Он прислушался к себе и понял - в нём что-то изменилось. Это было трудно объяснить словами, однако тяжёлый, оценивающий взгляд, который жил в нём с момента встречи с "арлекином", теперь не следил за ним изнутри - он смотрел на мир глазами самого Зодчего...
  
  
  
ВТОРОЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ СРЕЗ ИНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
  На этот раз Вальтман пригласил их в вагончик для ИТР-овцев, потому что разговор предстоял долгий и непростой. Демонстрировать своё высокое положение Вальтман не стал, сев рядом с Олегом Рашновым. Напротив разместились Валерка Ловсин и Мэд Олдин. Амик Карасян не успел вернуться из Верхоянска из-за нелётной погоды, поэтому отсутствовал.
  Первым заговорил Ловсин, раскрывая ноутбук и раскладывая на длинном столе испещрённые непонятной вязью цифр и букв таблицы.
  - На сегодняшний день нам удалось с точностью до одного-двух метров локализовать область, которою мы назвали "деномом". Пространственно она представляет собой идеальную полусферу диаметром в два и высотой - в один километр с вкраплениями странных деформационных участков, общим числом - три. По периметру, на удалении сорока-пятидесяти метров мы установили детекторы движения и камеры круглосуточного слежения. На расстоянии десяти метров от границы полусферы сапёры из соседней воинской части проложили МЗП - малозаметное препятствие, чтобы больше никто из людей или животных не смог подойти к границе.
  Вальтман слегка наклонил голову.
  - Это дало свои результаты, - сказал он. - За месяц - ни одного нового исчезновения.
  - Мониторинг за объектом ведётся двадцать четыре часа в сутки, что позволило выявить некоторые закономерности в его поведении.
  - Вы имеете в виду увеличение количества домашних животных, по непонятной причине стремящихся к... как вы сказали, "деному"?
  - Аномалию с поведением животных мы считаем флуктуацией - случайным отклонением, хотя и не отбрасываем полностью её связи с деномом. Однако я хотел сказать о другом.
  Ловсин бросил короткий взгляд на Мэда Олдина. Тот развернул экран компьютера к Вальтману, и стал объяснять, время от времени показывая ручкой-указкой на многочисленные разноцветные линии диаграмм, вдоль и поперёк изрезавших голубоватый прямоугольник монитора.
   - Заранее прошу извинить, если в моём объяснении вам не всё покажется понятным. Дело в том, что теория относительности, изучающая универсальные физические закономерности во Вселенной, и квантовая механика, раскрывающая законы микромира, нелегки для понимания даже профессионалам, и, тем не менее, они имеют дело всего лишь с системами, которые, с точки зрения современного естествознания, считаются простыми в том смысле, что в них входит ограниченное число переменных. Только поэтому взаимоотношения между ними поддаются математической обработке и подчиняются универсальным физическим законам. Однако, кроме простых, существуют и сложные системы, которые состоят из значительного числа переменных и, соответственно, большего количества связей между ними. Чем оно больше, тем труднее исследование объекта. Невероятная трудность изучения таких систем заключается в том, что чем сложнее система, тем больше у неё так называемых эмерджентных свойств, то есть свойств, которых нет у её частей, и которые являются следствием эффекта целостности системы...
   - Простите... - перебил Олдина Вальтман, - я, действительно, совершенно ничего не понимаю. Не могли бы вы объяснить всё это более... приземленным, что ли, языком?
  - Собственно, сложности уже закончились! - улыбнулся Олдин. - Чем глубже мы изучаем деном, тем больше вышеупомянутых эмерджентных свойств он нам демонстрирует. Объясню на конкретном примере. Возьмём гравитационный градиент, который в районе денома ставит нас, порой, в тупик. Само по себе колебание гравитационного фона ещё ничего не значит, тем более что встречается оно повсеместно, однако применительно к деному приобретает совершенное иные свойства.
  - Что вы имеете в виду? - заинтересованно спросил Вальтман.
  - Спонтанное левитирование биологических объектов, оказавшихся в непосредственной близости от границы полусферы.
  - И как вы можете прокомментировать данный феномен?
  - Пока никак, - развёл руками Олдин. - Сейчас мы всё ещё находимся на стадии статистического накопления материала.
  Вальтман покачал головой.
  - Не хочу давить на вас, но не кажется ли вам, что уже хватит статистики? - Он быстро посмотрел на Ловсина. - Не пора ли перейти к делу?
  - Вы говорите о силовом проникновении в деном? - Ловсин задержал взгляд на нервных пальцах Вальтмана.
  - Именно.
  - Пока что подобный вариант мы не рассматривали.
  - Почему?
  Ловсин ответил не сразу.
  - Потому что мы не знаем, к каким последствиям это может привести... - задумчиво проговорил он.
  - Но вы не исключаете подобного развития событий?
  - С некоторых пор - нет...
  
  
  Сразу после завтрака его пригласил к себе Амвросий.
  В комнате вместе с главой рода находилось ещё несколько человек, которых Зодчий не знал. Был здесь и Легонт. Он в двух словах рассказал Амвросию о ночном инциденте, после чего старик вопросительно посмотрел на заставника.
  - Кто это был?
  Голос старца не предвещал ничего хорошего тому, кто окажется виновником ночного события.
  - Я его не видел, - ответил Зодчий. - Но найти его будет несложно - разбившееся стекло оставило на теле следы...
  - Мы найдём его, - пообещал Амвросий. - А теперь, - он сделал быстрый жест, по которому двое поселенцев неожиданно набросились на Зодчего сзади.
  Бездействовал заставник ничтожно короткий миг - время, потребовавшееся ему, чтобы справиться с удивлением (за что?!), после чего ответил на агрессию единственно верным способом, при этом разум участия в бое не принимал. Руки сами делали то, что умели, тело - то, что могло.
  Один из поселенцев отлетел в сторону, свалив по дороге ещё двоих, второй оказался проворнее и успел вывернуться из захвата, но руки Зодчего нашли его в тот миг, когда верец выхватил короткий меч и... меч оказался в руках Зодчего, которым он тут же придавил бьющееся молодое тело, слегка проколов ткань одежды.
  - Остановись! - загремел голос Амвросия, и старик вскочил с кресла.
  Зодчий ослабил нажим, продолжая осматриваться по сторонам - нет ли где постороннего движения, которое могло угрожать его жизни. Но поселенцы стояли в немом изумлении, не делая попыток прийти своему сородичу на выручку. Теперь и сам Зодчий испытал чувство безмерного удивления.
  Он посмотрел на меч, которым продолжал прижимать молодого воина к полу и который совершенно непостижимым образом оказался у него в руке. Зодчий нашёл глазами Легонта - тот был бледен.
  "Похоже, я немного перестарался..." - невесело подумал Зодчий, вставая. Помог подняться поселенцу, и с извинениями протягивая ему оружие. Лишь после этого медленно повернулся к Амвросию.
  С трудом подавив растущее раздражение, спросил:
  - Что всё это значит?..
  Амвросий уже сидел в кресле и выглядел спокойным. Он сделал движение рукой - в комнате остались трое: он, Зодчий и Легонт.
  - Как ты сумел пробудить в себе родовую память?.. - Вместо ответа спросил Амвросий.
  Несколько секунд Зодчий раздумывал, потом сказал:
  - Я не совсем понимаю, о чём идёт речь...
  Амвросий изогнул правую бровь и сказал:
  - Каким-то образом тебе удалось всколыхнуть родовую память и вернуть навыки одного из твоих далёких предков. Некоторая неуверенность в движениях тела говорит о том, что в этой жизни ты не занимался ни русбоем, ни рубкой, ни боевой акробатикой. Это так?
  - Так. Ничем подобным я не занимался...
  - Но как тебе удалось активизировать родовую память?
  - Да не знаю я! - начал горячиться Зодчий. - Какой-то молодчик забрался ко мне ночью явно не с целью дружеской беседы, а потом... Руки работали сами, мозг только следил за происходящим... - Зодчий прервал запальчивую тираду, чтобы спросить: - А что произошло в этой комнате несколько минут назад?
  Амвросий ответил не сразу.
  - Небольшая проверка.
  - Проверка, значит... - В звонком голосе заставника слышался сарказм. - Вашему гостеприимству можно позавидовать!
  - Мы готовы извиниться... - произнёс Амвросий суровым тоном.
  - Я не девушка, - холодно ответил Зодчий. - Как-нибудь переживу!
  Он резко повернулся и направился к выходу.
  - Ты хочешь уехать? - спросил Амвросий.
  - Да.
  - Енор отвезёт тебя.
  Зодчий не ответил. Он был уже за дверью.
  
  - Не стоило устраивать это испытание... - вздохнул Легонт, когда они остались одни.
  - Воин не должен быть таким впечатлительным, - возразил Амвросий.
  - Он не воин. Он инженер, не по своей воле оказавшийся в нашем мире!
  - Мы не можем ждать, когда он почувствует в себе силу многих поколений. Мы должны подтолкнуть его.
  - Кажется, мы слишком сильно толкнули - он едва не упал...
  - Но не упал же!
  - К сожалению, это не наша заслуга...
  
  - Ты уезжаешь? - Арина поймала Зодчего за руку в тот момент, когда он выбегал на крыльцо.
  - Да вот... - Зодчий не нашёлся, что ответить.
  - А когда снова приедешь?
  - Наверное, нескоро... - Он неопределённо пожал плечами.
  Арина погладила его руку и сказала:
  - Ты не обижайся на деда, хорошо?
  - Я не обижаюсь...
  - Если хочешь, я могу назвать того, кто приходил к тебе ночью... - девочка опустила голову, словно ей было невыносимо стыдно за своего сородича.
  - Не нужно... - торопливо проговорил заставник. - Это касается только меня!
  - Но ты приедешь?
  - Конечно. Обещаю...
  
  Енор уехал сразу, как только высадил Зодчего у заставы.
  В доме оказался один Агути.
  - Что-то не очень весёлым ты вернулся из гостей, - обронил он, внимательно присмотревшись к товарищу.
  - В гостях хорошо, а дома лучше... - попытался отшутиться Зодчий.
  Агути настаивать не стал.
  - Захочешь - расскажешь, - философски заявил он, отправляясь по своим делам.
  
  25.
  
  Неделя пролетела как один день - на заставе накопилось множество дел, требующих безотлагательного решения. Последний Переход показал, что заставники, мягко говоря, слабо подготовлены к массированному проникновению в Зокон недовыходцев. По этому поводу вся четвёрка собиралась по вечерам на "мозговой штурм". Предлагались самые невероятные и даже абсурдные способы борьбы с "фильтратами" (любил весёлый Гоблин ввернуть при случае что-нибудь этакое!).
  В результате долгих обсуждений родилась идея изготовить своеобразный "многострелный" лук, способный выпускать в единицу времени от нескольких штук, до нескольких десятков стрел. Идея настолько увлекла всегда хмурого и молчаливого Фархада, что он всё свободное время посвящал разработке специальной съёмной кассеты, в которую можно было вставлять различные виды стрел: от специализированных, с утяжелённым наконечником и микрозарядом (для возможного отпора "зывунов"), до простеньких деревянных, основное назначение которых - не дать "скачкам" и "арлекинам" покинуть "место высадки".
  Зодчий в подобные хитрости не вникал, позволив Фархаду самому искать решение проблемы. Для себя он нашёл другое занятие - изготовление нового оборонительного щита. На созидательной ниве у Зодчего разыгралось творческое воображение, и он решил взять за основу иную конструкцию, нежели та, которой они пользовались до сегодняшнего дня, изменив сам статус щита, как пассивного убежища.
  Теперь он должен стать достаточно мобильным для быстрого передвижения в условиях скоротечного боя. Естественно, на какой-либо привод от двигателя рассчитывать не приходилось (если только не на паровой котёл!). Поэтому конструкция должна быть максимально прочной и по возможности лёгкой. Мысли на этот счёт у Зодчего имелись, а присоединившийся к нему неугомонный Гоблин, сразу привнёс атмосферу творческого азарта.
  Агути тихо трудился в подвале, занимаясь чем-то "секретным". В общем, работы хватало всем, скучать не приходилось. Да и когда скучать, если с раннего утра все расходились по своим укромным местам и творили, творили, творили. А вечером, после короткого отчёта каждого о проделанном за день, наступало время расслабленного мечтания, в результате которого Зодчий к концу второй недели смог установить ментальный контакт с Ариной.
  Произошло это неожиданно. Однажды он лежал в гостиной на широком диване и о чём-то думал. Вдруг в голове возникли образы, не имеющие никакого отношения к предмету его раздумий. Зодчий с интересом принялся следить за тем, как играют и меняются картинки, несмотря на всю кажущуюся цветовую сложность и разнообразие неестественных форм, объединённые неким внутренним единством. Внезапно он понял: "Арина!" Только её мозг в состоянии генерировать фигуры, краски и образы, которых не было и не могло быть в реальной жизни... В тот вечер Зодчий долго любовался необычными панорамами, с поразительной лёгкостью создаваемыми детским воображением.
  Его настолько увлекла "игра в образы", что на следующий день он сам попробовал "проецировать" собственные полотна. Сначала это было трудно: не столько из-за самого процесса необычного "диалога", сколько от неприятной мысли, что принимаемые изображения могут оказаться инородным продуктом - инграммой "арлекина". Но сомнения быстро рассеялись, и однажды он каким-то шестым чувством догадался: "посылка" до адресата дошла. А потом канал образной связи настолько окреп, что Зодчий стал получать по несколько "писем" в день, не забывая "писать" ответ.
  Однажды пришло изображение плачущей Наиты. Оно выглядело необыкновенно реалистичным. Зодчий увидел не только мельчайшие оттенки длинного трёхцветного платья, но сумел почувствовать запах, источаемый ароматной свечкой, и услышать слабое блеянье коз за стенами комнаты... Зодчий решил немедленно отправиться в поселение, но его задержала просьба Фархада принять участие в испытаниях новой установки. Зодчему пришлось отложить встречу с девушкой ещё на одни сутки.
  На следующий день испытание провести не удалось - рано утром прискакал Енор с сообщением, что на Первой начинается "громовой" Переход, и в Зокон должны проникнуть "зывуны". Известие встревожило всех. До сегодняшнего дня заставники считали "зывунов" едва ли не фольклорными персонажами, придуманными поселенцами специально для острастки непослушных детей. И вдруг самые опасные и безжалостные недовыходцы объявляются на соседней заставе...
  Времени на обсуждение не было. Все принялись торопливо грузить в телегу самое необходимое - оружие, исправно послужившее прошлый раз, а также кое-что из новинок. На заставе решили оставить наиболее опытного - Фархада, а сами умчались в предутреннюю серость, подгоняемые волнением за судьбу Первой.
  В дороге у Зодчего появилась возможность расспросить Енора подробнее.
  - Когда начался Переход?
  - Арина предупредила нас часа за четыре.
  - А почему мы ничего не почувствовали? - спросил Зодчий.
  Вместо Енора ответил Агути.
  - У выходцев нет чувствительности Арины. Мы можем предугадывать Переход только на своей заставе.
  - А девочка не могла ошибиться по поводу "зывунов"?
  - Не могла.
  - Дрянь дело! - вздохнул Гоблин. - Мы можем не успеть - "зывуны" сомнут заставу...
  - Не сомнут! - уверенно заявил Енор и пояснил: - Когда я отправился к вам, в сторону Первой выехало больше тридцати воинов.
  Гоблин с сомнением покачал головой. Зодчий тоже не питал иллюзий, вспомнив, что написано в его тетради об этой разновидности недовыходцев...
  
  Застава горела.
  Это было видно издалека: черный дым стелился по верхушкам деревьев, заставляя чертыхаться и кашлять.
  - Нефть горит... - принюхавшись, сказал Агути.
  - Опоздаем!.. - стонал Гоблин, не находя себе места.
  - Сядь! - одёрнул его Агути. - Лучше проверь оружие и приготовься. Будет жарко...
  Зодчий увидел, как жилистая рука Агути сдавила пучок стрел - мягко зашелестело оперение, побелели костяшки пальцев. Зодчий ещё раз осмотрел себя, чувствуя, как уходят волнение и страх. Гоблин тоже успокоился - только ноздри продолжали широко раздуваться, словно ему не хватало воздуха.
  Скоро услышали звуки. Не было ни криков, ни свиста пуль, ни разрывов снарядов. Бой здесь протекал иначе - над землёй струился гул, меняя силу и тональность. Он давил на мозг с такой силой, что непроизвольно хотелось отгородиться от него, спрятать голову в солому, обхватить её руками, заткнуть уши пальцами - всё что угодно, лишь бы не слышать этот жуткий звук, буравящий воздух, проникающий в уши, втекающий в глаза, постепенно обволакивающий мозг ватной оболочкой, делая его неспособным к сопротивлению. Казалось, от него не было спасения...
  Когда повозка миновала полуразрушенное здание заставы, стало ясно - гул всего лишь детский лепет по сравнению с тем, что ожидало их впереди.
  Всё пространство обширного поля оказалось завалено обломками разной величины: от маленьких картонных коробок, до огромных металлических контейнеров. В этом хаосе отдельными группами стояли воины из поселения и выходцы с Первой.
  Переход начался не больше часа назад, успев проэволюционировать до "фазы извержения", когда спонтанное фонтанирование обломков сменяется фазой "посева", предшествующего появлению бионтов-недовыходцев. Обычно эта фаза непродолжительна - не более двух часов. Но сегодня случай особый: никто из выходцев не помнит Перехода с "зывунами", поэтому, сколько продлится фонтанирование, не мог сказать никто.
  Зодчий нашёл Карачуна и Луня недалеко от того места, где буквально за минуту до их появления Переход "выплюнул" странный объект, похожий на металлоконструкцию недостроенного дома.
  - Вовремя прибыли, - приветствовал Зодчего Карачун. - Выбросы почти прекратились. Скоро гости пожалуют...
  - А ты чего такой радостный? - спросил подошедший Гоблин.
  - Я не радостный, - осклабился Карачун, - я - окрылённый. В кои-то веки к нам "зывуны" пожаловали!
  - Такие гости хороши на погосте... - неодобрительно пробурчал Лунь.
  - Брось ворчать, старый Лунь, на печали свои плюнь! - пропел неугомонный Карачун, за что тут же получил от старика подзатыльник.
  - А где Торол? - поинтересовался Зодчий, не видя рядом третьего выходца.
  - Там, - Карачун махнул рукой в сторону ближайшей группы поселенцев.
  - Кто у них за старшего? - спросил Зодчий.
  - Иктим, ты его не знаешь. - Карачун рукой указал на мужчину, стоящего рядом с Торолом.
  Зодчий присмотрелся и узнал в Иктиме того поселенца, которого он на глазах у его сородичей едва не пригвоздил к плахам пола. "Свиделись!" - вздохнул Зодчий и отправил Гоблина к повозке за оружием.
  Над полем повисла неожиданная давящая тишина. Появление недовыходцев ожидалось в ближайшие минуты. Это понял не только Зодчий, но и все, кто стояли за импровизированными баррикадами. Повсюду слышались громкие крики. Кто не успел выбрать удобную позицию, стремился побыстрее занять её. Некоторые поспешно сооружали из ящиков удобные укрытия. Кто-то торопливо проверял оружие.
  Зодчий, Гоблин, Агути и Енор заняли место за нагромождением разноцветных пластиковых ящиков. Енор последний раз отлучился к повозке, чтобы принести ещё одну охапку стрел. Гоблин вызвался ему помочь.
  Зодчий, осмотрев неровный строй поселенцев, сказал:
  - Я на минутку подскочу к Иктиму.
  - Зачем? - поинтересовался Агути.
  - Надо узнать, каким арсеналом они располагают.
  Агути ухмыльнулся и махнул рукой - делай, как знаешь.
  Зодчий короткими перебежками преодолел расстояние до баррикады Иктима, спокойно встал рядом с ним. Иктим сделал вид, будто не заметил выходца. Зодчий спрятал улыбку в уголках губ, чтобы напрасно не дразнить вспыльчивого поселенца, после чего осторожно тронул его за плечо. Иктим повернулся, кивком головы поприветствовал Зодчего:
  - Быстро вы добрались.
  - Енор помог, - ответил Зодчий и спросил: - Какие планы на вечер?
  Иктим шутки не принял, только холодно посмотрел на выходца.
  - До вечера ещё надо дожить...
  - А есть сомнения на этот счёт?
  Вместо ответа Иктим демонстративно отвернулся.
  Зодчий не обиделся. Похлопав поселенца по плечу, он стремительным броском вернулся к своей тройке.
  - Побеседовали? - с улыбкой поинтересовался Агути.
  - Ага.
  - И?..
  - Договорились вечером продолжить...
  Агути понимающе кивнул и отвернулся, однако Зодчий успел заметить на его губах усмешку. "Сейчас я ему отвечу!" - с азартом подумал Зодчий, но осёкся, увидев, что в Зокон проникли первые "зывуны"...
  
  26.
  
  Зодчий следил за полем внимательно, но зафиксировать момент появления "зывунов" не смог. Секунду назад перед ним клубился только туман, расцвеченный изнутри радужными сполохами, а через миг, в том месте, где металлический многометровый хаос резко понижался, перетекая в захламлённую землю, появились они...
  Трудно было понять, чего в "зывунах" больше: рук, ног или заунывного, непередаваемого словами воя, от которого организм выворачивало наизнанку, а в голову впивались сотни раскалённых игл.
  Зодчий продолжал наблюдать, пытаясь запечатлеть образ "зывуна" во всех подробностях, мысленно препарируя его для обнаружения наиболее незащищённых и уязвимых мест. Но скоро стало невозможно о чём-либо думать, потому что в теле начала стремительно нарастать вибрация. Зодчий с удивлением обнаружил, что его зубы дрожат с частотой и амплитудой, способными лишить его языка!
  Поискав глазами вокруг, он увидел связанные в небольшие пучки стрелы. Торопливо схватив один из них, разорвал бечёвку и сунул в рот столько стрел, сколько смог запихнуть. Плотно сжал их зубами, отрешённо подумав: "Будут неприкосновенным запасом..."
  Рядом стонал Гоблин. Зодчий посмотрел в его сторону и резко толкнул локтём, потом дико зыркнул глазами, изуродовав лицо страшным оскалом и промычав что-то нечленораздельное. Гоблин сразу понял, чего добивается Зодчий. Он, в свою очередь, ткнул Агути в бок и показал на Зодчего. Затем очередь дошла до Енора, сползшего к самой земле и успевшего до крови искусать руки.
  Скоро все они, "вооружившись" подобно Зодчему, стали походить на помесь пирата с обладателем самых невероятных усов. За соседней баррикадой успели заметить чудные лица выходцев со Второй, и задумка Зодчего быстро распространилась по всей цепочке.
  Нападать "зывуны" не торопились. Поведение их напоминало знакомую всем картину: незнакомец входит в дом, в котором ни разу до этого не был, и начинает внимательно оглядываться, составляя первое впечатление о жилище... Вели себя "зывуны" на удивление разумно. Они не толпились как "скачки" и не стенали жалобными голосами как "арлекины". Появляясь словно из ниоткуда они молча занимали места перед линией баррикад, повинуясь командам неведомого руководителя. В неподвижном воздухе стала физически ощущаться ненависть, волнами исходящая от них.
  - Пора! - громко крикнул Агути.
  Зодчий ощутил в теле приятное спокойствие и поднял лук - подарок изобретательного Фархада. Лук лежал в руке, будто влитой. Зодчий испытал непривычное чувство единения с оружием, от которого сейчас зависела не только его собственная жизнь, но и жизни его товарищей. Стрела легла в руку, передав телу уверенность, а сердцу надежду, что сегодняшний день будет не последним в череде восходов и заходов.
  Стрела оказалась "фархадовская" - с утяжелённым наконечником и микрозарядом (других стрел они с собой не привезли). Зодчий целился спокойно, словно в тире. Неожиданно ему стала доступна информация другого плана. Он абсолютно точно знал, в каком направлении и с какой силой дует ветер, или в какую сторону шагнёт "зывун", нечеловеческая жизнь которого зависела от слабого движения пальцев. А ещё Зодчий знал, что сегодня всем придётся тяжело... очень тяжело...
  Стрела ушла в цель.
  Протекли томительные мгновения, и привычный мир разлетелся на куски - стрела Зодчего, пробив уродливое тело "зывуна", детонировала внутри него. С расстояния в сотню шагов взрыв выглядел эффектно и даже красиво - тонкие иглы яркого света пробили сегментированное тело, потом окутали всю фигуру лёгкой искрящейся дымкой, через миг превратившейся в сферу ревущего пламени, сквозь призрачные границы которого во все стороны полетели немногие уцелевшие части жуткой фигуры... Ещё через секунду все "зывуны" как по команде бросились на баррикады.
  Посылая стрелу за стрелой, Зодчий не забывал анализировать происходящее. Он с радостью обнаружил, что "зывуны" не обладают такими длинными и крепкими ногами как "ходульники". При ином раскладе сдержать лавину недовыходцев заставники ни за что бы ни смогли. "Зывуны" шли медленно, и в их показной неторопливости скрывалась полная уверенность в том, что всё пространство вокруг очень скоро будет безраздельно принадлежать им одним...
  Продолжая методичную работу по шаблону: одна стрела - один "зывун", Зодчий обратил внимание, что на левом фланге количество недовыходцев быстро растёт. Там поселенцы оборонялись обыкновенными деревянными стрелами с длинным зазубренным наконечником, которые почти не причиняли нападавшим вреда. Именно на этом участке "зывуны" резво перегруппировались, ближе всего подобравшись к линии баррикад.
  Зодчий бросил взгляд в сторону Иктима - видит ли он, что его левый фланг вот-вот сомнут? Но Иктим был занят. С лихорадочной скоростью посылая стрелу за стрелой, он видел перед собой только узкий участок поляны, позабыв, что он не простой лучник, а старший в группе поселенцев.
  "Начальничек..." - вздохнул Зодчий и, схватив Енора за плечо, потянул за собой. Юноша всё понял без слов.
  Они понеслись вдоль баррикад как два ягуара, жаждущих долгожданной добычи.
  Подоспели вовремя. "Зывуны" приблизились настолько, что можно было без труда рассмотреть их мутные глаза, прячущиеся под массивными надбровными дугами. По стечению обстоятельств за баррикадой оказались трое юнцов, старший из которых был одногодком Енором. Не теряя ни минуты, Зодчий "фархадовским" стрелами расчистил пространство перед баррикадой, всё время поглядывая направо, - туда, где недовыходцы успели опасно приблизиться к поселенцам. Потом Зодчий принялся за дальние подступы, но в этот момент специальные стрелы закончились. Достал изо рта "неприкосновенный запас", однако и его хватило ненадолго. Пришлось за новыми посылать Енора.
  Поселенец тут же умчался, а Зодчему пришлось вести отстрел особо наглых "зывунов" тем арсеналом, который имелся в наличии. Но стрелы верцев оказались малоэффективными. Зодчий с тревогой следил за тем, как всё ближе подходят недовыходцы к двум баррикадам справа. Зодчий вздохнул с облегчением лишь, когда вернулся Енор с целой охапкой стрел.
  - Живём! - весело крикнул юноша.
  Воодушевлённый Зодчий в течение двух минут выбил наиболее наглых недовыходцев, приблизившихся на критическое расстояние. Неожиданно в бое произошла заминка, причину которой заставник понял не сразу. Оказалось, "зывуны" разом, точно по команде, остановились. А потом и вовсе попятились назад! Это показалось странным - так не должно быть... Насколько мог судить Зодчий по своим записям, "зывуны" никогда не уходили с поля боя! То, что он сейчас видел, никак не вязалось с представлением о "зывунах", как о живых машинах смерти.
  Поселенцы справа восприняли отход "зывунов" как победу, и над баррикадами раздались радостные крики. Но Зодчий не разделял их оптимизма, с тревогой ожидая коварного подвоха.
  Долго ждать не пришлось...
  Когда самые беспечные поселенцы стали выходить из-за укрытий, воинственно потрясая в воздухе оружием, Зодчий обратил внимание на опалесцирующее свечение слева от себя. Неживое холодное сияние исходило от светлячков чудовищного размера.
  Некоторое время Зодчий не мог оторвать глаз от завораживающего круговорота цветов, оттенков, красок, поэтому не сразу заметил "лис". А когда обнаружил их внезапное появление, то едва успел прокричать ближайшим баррикадам, предупреждая поселенцев о новой опасности. Лишь после этого с лихорадочной поспешностью принялся посылать стрелу за стрелой в ту сторону, откуда лавиной шли "лисы".
  "Лисами" сегодня оказались гиены, по внешнему виду отдалённо напоминающие обыкновенного серого волка. Животные большими скачками приближались к баррикадам, плавно обтекая изуродованные остовы металлических конструкций.
  Боковым зрением Зодчий отметил, что не все поселенцы увидели стремительно надвигающуюся волну метаморфизованной плоти.
  Огромные, до двух метров в длину, с неестественно длинными передними конечностями, отчего в холке они казались выше, гиены уже находились у критической черты. При желании можно было рассмотреть их толстую шею, массивную голову и даже угрожающе-крупные зубы.
  В памяти неожиданно всплыла информация, что гиены способны разгрызать кости, недоступные другим хищникам! Досадный факт радости не принёс, зато заставил действовать, потому что гиены в эту минуту стали для людей намного опаснее "зывунов", замерших на безопасном расстоянии и ожидающих, по-видимому, итога атаки "лис".
  Зодчий работал как машина. Енор тоже неплохо управлялся со своим луком. А вот поселенцы в стрельбы оказались слабоваты. В какой-то момент Зодчий заметил, что их стало больше - подошли выходцы с Третьей заставы. Зодчий успел приветственно кивнуть Кучуму и Глотку, с которыми был хорошо знаком, а потом стало некогда отвлекаться на мелочи - "лисы" пересекли критический рубеж, и все поняли: смертельной рубки не избежать...
  Мысль работала чётко и ясно. Зодчий образно представил, как через минуту гиены захлестнут их баррикаду, и начнётся настоящее месиво, в котором луки окажутся бесполезной обузой. Едва ли в подобной обстановке несмышлёные юнцы смогут существенно помочь выходцам. Зодчий принял решение: он приказал поселенцам отходить к соседней баррикаде, продолжая стрелять из луков. Юнцы заспорили, но Зодчий так зыркнул на них, что они бегом покинули укрепление.
  Сразу сделалось просторнее, и Зодчий смог всё внимание переключить на гиен, самые ретивые из которых подошли так близко, что можно было без труда увидеть грубую бурую шерсть на шее и спине, похожую на гриву пони (при этом их длинные лохматые хвосты развивались как бунчуки татарских кочевников). Стрелы продолжали выкашивать передние ряды, но число "лис" не уменьшалось. Откуда-то появились Агути с Гоблином. Зодчий, с замиранием сердца, понял - сейчас начнётся!..
  Прежде, чем первые гиены смогли вплотную приблизиться к их укрытию, Зодчий успел положить с десяток хищников. Почти каждый из выходцев сумел сделать то же самое. А потом совсем некстати пришла мысль: "Сколько живут "лисы"?.."
  Услужливая память мгновенно принесла ответ, окативший мозг крутым кипятком - от одного часа до суток!..
  
  27.
  
  Их оказалось всего семеро против лавины из живых тел, алчущих одного: убить, растерзать, загрызть, изувечить, разодрать и снова убить...
  Зодчий успел заметить, что "зывуны" вновь двинулись на баррикады, видимо, рассчитывая, что "лисы" без труда сомнут слабый заслон из горстки человеческих тел. Это означало одно: выходцы не могли, не имели права пропустить гиен в тыл поселенцев, приготовившихся отразить новую атаку "зывунов".
  Волна гиен разбилась о нагромождение, за которым укрылись выходцы, затем принялась стремительным потоком обтекать его с двух сторон. Выпустив несколько стрел, Зодчий отбросил бесполезный теперь лук и выхватил меч - подарок Легонта. Кто-то продолжал стрелять (наверное, юнцы-поселенцы), кто-то уже звенел сталью, с хрустом разрубая летящие тела.
  Первую гиену Зодчий встретил во время её длинного прыжка и так рубанул слева направо, что на землю вернулись две половинки вместо единого тела. Вторая хищница хотела избежать столкновения, попытавшись резко свернуть в сторону. Зодчий достал её в прыжке, успев по ходу срубить голову ещё одной. А потом стало невозможно вычленить какой-либо отдельный эпизод из кровавого месива, в которое превратилась безумная рубка.
  ...Кто-то громко и пронзительно закричал, но Зодчий не мог отвлечься ни на секунду - гиены ломились вперёд неостановимым потоком, и нужно было контролировать всё пространство вокруг, стараясь не подпустить смертельно-опасного хищника на расстояние захвата огромных клыков. Зодчий работал автоматически, сожалея лишь о том, что нет на нём самых простеньких защитных доспехов (одна из гиен успела прокусить мякоть правой ноги, а другая когтями порвала бок).
  Слева опять раздался душераздирающий вопль. Зодчий метнулся туда, по дороге прорубая широкий коридор в копошащемся гиеновом клубке. Через несколько шагов наткнулся на тело Кучума. Выходец катался по траве, намертво сцепившись с гиеной громадных размеров. Зодчий как на шампур надел тело хищника, затем отшвырнул его в сторону.
  - Жив? - хрипло спросил он.
  - Жи-жи-жив!.. - заикаясь, ответил Кучум и попытался встать. Ноги подломились. Зодчий посмотрел вниз и увидел вместо щиколотки правой ноги кровавое месиво с вкраплениями осколков белоснежных костей.
  - Ч-чёрт! - ругнулся он и закричал: - Енор!
  Не дождавшись ответа, потащил Кучума мимо Агути и Гоблина, работавших мечами, словно одержимые. Скоро Зодчий заметил юнцов-поселенцев, продолжавших дождём из стрел поливать гиен. Он помахал им, показывая рукой на Кучума, затем огромными прыжками кинулся обратно, на бегу услышав матерную скорострельность Агути. Встав рядом с товарищами, почувствовал под ногой обронённый Кучумом меч. В голове что-то щёлкнуло...
  Анализировать ощущения было некогда, Зодчий просто поднял массивный клинок, повинуясь неосознанному внутреннему порыву. Едва второй меч оказался в его левой руке, Зодчий словно преобразился. Он испытал невиданный прилив сил, требующий немедленного выброса. Не задумываясь, он бросился в самую гущу гиен, успев услышать гневный окрик Агути:
  - Куда-а-а?!
  Зодчий не обратил на него внимания, продолжая с остервенением перемалывать всё, что попадалось под руку, всё, что оказывалось в радиусе досягаемости двух мечей, совершенно не замечая резкого, тошнотворного запаха, продуцируемого кожными анальными железами гиен.
  Если бы перед ним находились противники-люди, они бы не стали сопротивляться безумной напористости и бесшабашной храбрости бойца-одиночки, посчитав его сумасшедшим, однако гиенам подобные чувства были чужды, и они продолжали идти вперёд, умирая десятками.
  Яростный бросок Зодчего подействовал на всех словно вид целого отряда, пришедшего на помощь. Поселенцы, ещё минуту назад едва сдерживавшие натиск "лис" и медленно отходившие к соседним баррикадам, с неожиданным воодушевлением ринулись вперёд.
  Стремительная атака гиен превратилась в бессмысленное топтание на месте, а потом - в паническое бегство под защиту тумана, продолжавшего опалесцировать вдалеке. Скоро заставники оказались под прикрытием баррикады. В ход опять пошли луки. Но теперь выходцев было не семеро, а трое: Зодчий, Енор и Агути. Где остальные Зодчий не знал, а думать об этом было некогда. Сейчас нужно было окончательно деморализовать "лис" и браться за "зывунов", сумевших прорваться на левом фланге.
  Подошли юнцы-поселенцы, успевшие оттащить Кучума на безопасное расстояние. Зодчий приказал им отстреливать оставшихся гиен. Сам же, взяв Агути и Енора, поспешил к соседям. Дела там складывались неважно...
  Прорвавшихся "зывунов" оказалось немного, может, пять или шесть, однако дел они успели натворить немало... Зодчий похолодел, увидев двух поселенцев, лежащих у подножия баррикады со страшными ранами на груди и спине. Оставшиеся трое, сомкнувшись, едва сдерживали беснующихся недовыходцев. Было ясно, что продержатся они недолго.
  Зодчий, Енор и Агути навалились на "зывунов" сзади и, прежде чем недовыходцы смогли что-либо предпринять, изрубили троих из шести. Остальных прикончили поселенцы...
  Зодчий окинул взглядом поле боя, отметив множество деталей одновременно. Юнцы добивали последних гиен, не успевших исчезнуть в спасительном тумане. На левом крыле всё шло неплохо ("зывуны" не смогли преодолеть критический рубеж и теперь с воем и пронзительными воплями умирали от стрел и дротиков). Лишь на самом краю правого фланга дела обстояли неважно. Там активно действовал всего один защитник, продолжая с остервенением выпускать стрелы в приближающихся недовыходцев.
  Зодчий оглянулся, чтобы оценить своё "войско". За спиной стоял один Агути. Выглядел он скорее истерзанной жертвой хищников, чем неустрашимым ратником. Зодчий махнул рукой в сторону правого фланга, Агути согласно кивнул головой, и они побежали.
  Но добраться до баррикады не удалось.
  Прямо перед ними, словно из-под земли, поднялись стебли колючего растения и стали стремительно оплетать ноги, тело, руки... Зодчий исхитрился отсечь стебли у земли до того, как они обездвижили руки. Агути не успел. Его правая рука, оказалась плотно прижата к телу, и выбраться самостоятельно он уже не мог. Зодчий потратил несколько драгоценных минут, чтобы освободить товарища и вернуть ему оружие. Только убедившись, что тот в безопасности, Зодчий продолжил спринтерский забег.
  Прибежал заставник вовремя - единственный защитник баррикады был так увлечён стрельбой из лука, что не заметил двух "зывунов", обошедших его укрытие с левой стороны. Он бы, наверное, так и умер с луком в руках и стрелой, прижатой к правой щеке, если бы Зодчий не срубил недовыходцев, приготовившихся прыгнуть на спину ничего не подозревавшей жертве.
  Поселенец оглянулся на шум падающих тел. Зодчий узнал Иктима.
  "Как он здесь оказался?.." - с недоумением подумал заставник, но тут же позабыл о нём - впереди вновь показались "зывуны". Ещё через секунду Иктима с силой отшвырнуло назад. Подбежавший Зодчий увидел в его левом плече толстую ершистую стрелу.
  - "Арбалетный одуванчик"... - простонал Иктим и, запрокинув голову, откинулся на спину.
  Зодчий действовал быстро, но без суеты. Рванул стрелу на себя с такой силой, что Иктима подбросило на земле, и он потерял сознание. Потом схватил "фархадовскую" стрелу, отломил наконечник, разжал тонкие металлические усики и высыпал содержимое в рваную рану на плече поселенца. После чего поджёг зажигалкой серый порошок и рывком убрал голову, чтобы не опалило лицо.
  Иктим издал вопль, открыл глаза и очумело уставился на Зодчего.
  - Лежи! - приказал выходец. - Теперь заражения не будет!
  Затем вскочил, подбежал к завалу. Выглянул. "Зывунов" поблизости не было.
  Зодчий внимательно осмотрел пространство перед собой, оценивая возможности оставшихся недовыходцев. Шансов у них не было. Поселенцы и заставники, кто оказался в состоянии стоять на ногах и вести прицельную стрельбу, вышли из-за баррикад и нестройной цепочкой продвигались вперёд, отстреливая по пути любое шевелящееся порождение Зокона. Зодчий присоединился к общей цепи.
  Через полчаса всё было кончено...
  Оставив нескольких верцев для наблюдения, остальные подсчитывали погибших. Поселенцы потеряли троих убитыми и шестеро получили серьёзные ранения. У выходцев статистика оказалось иной - погиб Тульчи с Третьей заставы (Зодчий так и не успел записать его историю), трое - ранены.
  Когда раненых отнесли под навес дома и оказали первую помощь, все расположились на широком дворе заставы, оставив в охранении у Зокона пятерых молодых поселенцев.
  Зодчий, устало прикрыв глаза, привалился спиной к нагретой древесине дома. По его внутренним биологическим часам бой длился не более двух часов, но вымотал невероятно...
  Кто-то опустился на траву у самых его ног. Зодчий открыл глаза. Енор располагался рядом с ним, с гримасой боли поглаживая левую щёку, залитую иссиня-чёрной гематомой.
  - Где это тебя так? - вяло поинтересовался Зодчий.
  - Бежал за тобой, - принялся торопливо объяснять Енор, - а потом что-то мелькнуло перед глазами и - бац! - лежу на земле и ничего не помню...
  - Может, это лошадь, которую ты забыл привязать? - подал голос Гоблин, распластавшийся на траве.
  "Неужели у него остались силы, чтобы шутить..." - удивился Зодчий.
  Енор ничего не сказал, продолжая баюкать распухшую щеку.
  Пришёл Агути, помогавший Глотку с Третьей заставы упаковать тело погибшего Тульчи в прочную холстину, найденную в прихожей дома. За ним приковылял Кучум, опираясь на самодельные костыли. Весь лоб Кучума был покрыт испариной, в глазах стояли слёзы. Но вовсе не от боли...
  Кучум с кряхтеньем опустился на скамью и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
  - Тульчи вчера баню с утра затопил. Мы ему говорим, с чего это вдруг - сегодня же только вторник. А он ничего не ответил, только посмотрел как-то грустно... Разве могли мы подумать...
  Зодчий почувствовал, как защипало в горле, и предательски затрепетали ресницы. Он поспешил закрыть глаза, чтобы никто не успел увидеть в них боли с солёным привкусом слёз...
  
  28.
  
  На заставу вернулись поздним вечером. В поселение заезжать не стали: своей боли хватало, а у них - три савана...
  Фархад встретил их молча, определив по хмурым лицам, что новости печальные. Енор порывался сразу же повернуть домой, но Зодчий его не отпустил. Юноша выглядел усталым, а щёку разнесло так, что левый глаз почти заплыл. Проводив его в свою комнату и напоив напитком, который неунывающий Гоблин назвал "двойным ершом с тройным винтом", Зодчий вернулся в гостиную.
  Фархад уже убрал посуду и теперь сидел за столом, сложив руки и посматривая то на Агути, то на Гоблина, засыпавших на ходу от усталости. Зодчий сел рядом с ним. Говорить не хотелось, но и молчать было невыносимо.
  - Тульчи жалко... - сказал Фархад, глядя перед собой.
  - Всех жалко! - немного резко бросил Зодчий. - По глупости, считай, погибли!
  - Так уж и по глупости?! - встрепенулся задремавший было Гоблин.
  - Конечно, по глупости! - продолжал настаивать Зодчий. - Поселенцы выставили против "зывунов" юнцов несмышлёных, у которых ни навыка боя на мечах, ни силы, чтобы бить недовыходцев на большом расстоянии. А взрослые воины от долгого бездействия вели себя не намного лучше!
  - Кто же знал, что Переход будет таким? - не сдавался Гоблин.
  - В том-то и дело - никто не знал! А следовало... - Зодчий ненадолго замолчал. - Если бы не предупреждение Арины, от Первой заставы одни руины остались, а "зывуны" сейчас шагали бы победным маршем в сторону поселения! Не факт, что срок их биологического существования менее суток. И за это время можно многое натворить ...
  - Что предлагаешь? - тусклым голосом спросил Агути.
  - Соображения такие, - подался вперёд Зодчий. - Первое: сегодняшний бой показал, что заставники своими силами с Переходом типа "громовой" уже не справляются, значит, на каждой из трёх застав должны круглосуточно дежурить от пяти до десяти поселенцев. Это полезно обеим сторонам - можно на месте отработать слаженность сводной команды. К тому же шансов уцелеть в составе такой группы намного больше. Второе: необходимо в самое ближайшее время изготовить специальное защитное облачение для каждого воина. Третье: твои стрелы, Фархад, спасли сегодня нас всех, поэтому следует приложить максимум усилий, чтобы вооружить ими и поселенцев, и выходцев. Четвёртое: нужно изменить стандартную схему обороны заставы. Сегодняшний случай показал, что обыкновенные баррикады и укрытия малоэффективны при подобном Переходе.
  Зодчий оглядел товарищей, пытаясь угадать их реакцию.
  - Соображения дельные, - первым заговорил Агути. - Одно смущает: ты взял на себя смелость решать за поселенцев. Согласятся ли они?
  - Не знаю... - откровенно признался Зодчий.
  - То-то и оно... - грустно произнёс Фархад.
  Но Зодчий сдаваться не собирался.
  - Я завтра же поеду к Амвросию и постараюсь его убедить! - горячо заговорил он. - Если патриарх верцев не согласится, мы проведём небольшую военную реформу в одностороннем порядке.
  - И подключим к ней Первую и Третью! - с энтузиазмом добавил Гоблин.
  Агути развёл руками.
  - Попробуем... - задумчиво сказал он.
  
  Амвросий принял Зодчего в обстановке привычной тишины и загадочного полумрака. В комнате они находились одни, и это обстоятельство значительно облегчало стоящую перед заставником задачу (неизвестно, как воспримут поселенцы известие о предложенной Зодчим "обязательной воинской повинности").
  Амвросий слушал молча. Зодчего это расстроило. Исчерпав все аргументы, он вопросительно посмотрел на старика. Амвросий ответил не сразу.
  - Хорошее дело предлагаешь. Жаль, что раньше этого не случилось, могли бы уберечь много жизней... За поселенцев не волнуйся. Теперь всем стало ясно - мир изменился. Если не устоим на границе, то погибнем все. Возвращайся на заставу и готовься принять постояльцев. - Заметив нерешительность Зодчего, требовательно сказал: - Говори, мне с родичами проститься нужно.
  - У меня появились вопросы. Могу я с Легонтом или Лекарием побеседовать?
  - Нам нечего скрывать. Спрашивай, они ответят на любой вопрос. Это всё?
  - Да.
  - Тогда мне пора. Не хочешь присоединиться ко мне?
  - Нет. Думаю, моё появление будет неприятно родным погибших...
  - Наверное, ты прав...
  Старец поднялся и мелкими шажками засеменил к двери. Только теперь Зодчий понял: Амвросий стар, невероятно стар...
  Легонта он нашёл на улице, но поговорить с ним не смог, потому что все печальные обязанности по организации похорон легли на его плечи.
  Лекария Зодчий встретил в библиотеке. Однако старик, почему-то, беседовать не захотел.
  - Не ко времени ты... - пробурчал он с явным недовольством в голосе.
  Обескураженный холодностью старика, Зодчий побрёл на улицу. В длинном переходе наткнулся на Арину. Девочке заставник искренне обрадовался.
  - Только не смотри мои мысли, - попросил он. - В них нет ничего весёлого...
  - Я знаю... - грустно произнесла девочка.
  - Лучше помоги мне в одном деле, - попросил Зодчий. - Не откажешь?
  - Не откажу! - сразу согласилась девочка и добавила, понизив голос до шёпота: - Я лучше с тобой побуду, потому что... я очень боюсь покойников... Вам, зрячим, это трудно понять, но... - Девочка замолчала. Прижавшись к заставнику, она свистящим шёпотом проговорила: - Они уже не живые, а картинки мыслей всё ещё кружатся вокруг них...
  Зодчий погладил дрожащую девочку по голове.
  - Не думай об этом... Лучше расскажи мне про вашу библиотеку.
  - Это всё Лекарий! - охотно принялась объяснять Арина. - Ты же знаешь, сама я видеть не могу, но его глазами много книг прочитала. Лекарий читает совсем не так, как остальные. Он неторопливо водит по строчкам пальцем, после чего долго-долго сидит с закрытыми глазами, превращая слова в картинки и образы. Потом опять думает, складывая из множества разных картинок большую мозаику... С ним очень интересно!
  - Но откуда берутся книги? - спросил Зодчий.
  - Разве ты не знаешь?! - искренне удивилась девочка.
  - Стал бы я спрашивать...
  - Тогда пошли!
  Арина решительно взяла заставника за руку и повела за собой. Шли долго. По мнению Зодчего, они спустились значительно ниже уровня земли. Здесь было прохладно, остро пахло пряностями. "Наверное, погреба..." - подумал Зодчий.
  Девочка уверенно шла по полутёмному ходу, освещённому редкими тусклыми лампами. Длинный прямой коридор кончился. Арина свернула в сторону, и они неожиданно оказались в просторном зале, слабо освещённом бледным светом, льющимся откуда-то сверху. Едва ступив на вымощенный каменными плитками пол, Зодчий почувствовал - здесь кто-то есть.
  Он непроизвольно напрягся, но Арина успокоила:
  - Не волнуйся! Они только на вид страшные, а в душе - добрые-добрые, как котята. Идём!
  Она подбежала к дальней стене, жестом приглашая следовать за собой. Зодчий повиновался. Приблизившись, он смог подробно рассмотреть обитателей полутёмного подвала.
  В длинном вольере, собранном из прочных жердей, сидели огромные собаки. Было их не больше пяти, но места они занимали много. Приглядевшись, Зодчий охарактеризовал их как невероятную помесь кавказской овчарки, московской сторожевой, и водолаза (из-за чёрных подпалин по бокам). Большие живые кучи рыже-коричневой шерсти вызывали уважение.
  - Интересные собачки... - сказал он, не понимая, зачем Арина привела его сюда.
  - Они очень умные, - улыбнулась девочка, протягивая руку сквозь жерди. - Я их всех люблю!
  Одна из собак встала, подошла к прутьям и ткнулась головой в руку девочки.
  - Они обожают, когда я чешу им за ушами. Они тогда начинают подрагивать всем телом и поскуливать от удовольствия!
  - Знаешь, я бы, наверное, тоже скулил от удовольствия, если бы меня чесали за ухом! - серьёзным тоном проговорил Зодчий.
  Девочка засмеялась, продолжая ерошить маленькой ладошкой огромный собачий лоб. Зодчий отважился напомнить Арине, зачем они спустились в подвал. Девочка не ответила. Молча открыла вольер, выпуская одну из затворниц, потом достала откуда-то сбоку кожаную сумку и повесила её на шею собаке. Теперь огромная обитательница вольера стала похожа на сенбернара, отправляющегося в горы на поиски людей, попавших под лавину.
  - И как это понимать?.. - не понял Зодчий.
  - Мага - собака-почтальон, - пояснила девочка. - На следующий день после Перехода мы отправляем её на нужную заставу, и она приносит книги.
  - Сама?!
  - Сама.
  - И ей не нужен инструктор?
  - Ей никто не нужен. Она по запаху находит книгу, не разрушенную "мыльным эффектом", зубами кладёт её в сумку и ищет следующую. И так, пока не наберёт штук восемь-десять. После этого возвращается домой.
  Зодчий не нашёлся что сказать.
  - Странно... - пробормотал он, - никто из выходцев о ваших собаках не говорил ни слова.
  - Конечно, мы же посылаем собак только ночью! Днём выходцы могут принять их за порождение Перехода и тогда...
  Зодчий понял, что она имела в виду, и всё же не до конца поверил девочке. Арина догадалась о мыслях заставника, но не обиделась. Она подвела его к столу, на котором было разложено несколько книг.
  - Вчерашние... - сказала она и грустно вздохнула.
  Зодчий потрогал одну из них, даже понюхал повреждённый влагой ледериновый переплёт. Сомнений не осталось - книги действительно были с Первой заставы, потому что пахли лесом, горящей нефтью и ещё чем-то трудноуловимым, но мгновенно ассоциировавшимся с последним Переходом...
  - Невероятно!.. - пробормотал Зодчий. - Знаешь, расскажи ещё что-нибудь про своих собак!
  - Нет.
  - Почему? - удивился Зодчий.
  - Переход на вашей заставе. Часов через пять.
  - Какой?
  Девочка ответила почти сразу:
  - "Холостой". И очень короткий...
  
  29.
  
  Фархад с удовольствием демонстрировал возможности нового изобретения, с лёгкой иронией поглядывая на удивлённые глаза заставников. Установка представляла собой нечто отдалённо напоминающее крупнокалиберный пулемёт, способный вращаться с удивительной быстротой и лёгкостью как в вертикальной так и в горизонтальной плоскости. Своеобразная лента-кассета змеилась в специальном углублении. На отдельных подставках, вынесенных за габариты поворотного круга, располагались дополнительные ярко-красные кассеты со стрелами "специального" назначения.
  - В красных коробках стрелы особые, - пояснил Фархад, - на тот случай, если недовыходцы повалят сплошной массой. В подобной ситуации отстреливать их поодиночке - только время терять, а с моими стрелами всё просто: выпускаешь её в центр небольшой группы и - готово!
  - Послушай, Кулибин, - съязвил Гоблин. - А твои штучки не ахнут раньше времени?
  - Не ахнут, - успокоил Фархад. - Для детонации нужны определённые условия.
  - А если я на них случайно камень уроню? - не унимался Гоблин.
  - Всё равно ничего не случится: микрозаряд покрыт специальной плёнкой, разрушающейся только при движении в воздушной среде с определённой скоростью.
  - Не знаю, не знаю... - скептически пробормотал Гоблин. - Всё это выглядит ненадёжно...
  - А ты-то чего страдаешь? - возмутился Фархад недоверчивости Гоблина. - Я не заставляю тебя управлять установкой.
  - Вот ещё! Я лучше по старинке - луком.
  Фархад усмехнулся:
  - Стрелы у тебя тоже "по старинке"?
  - Эти стрелы уже проверены. А новые...
  - Да хватит вам! - не вытерпел Агути. - Установка и в самом деле впечатляет. Посмотрим, как она покажет себя в деле.
  - Отлично покажет! - уверенно заявил Фархад и полез что-то подкручивать на механизме горизонтального вращения.
  Агути, Гоблин и Зодчий отошли к старому, изрядно потрёпанному многочисленными схватками щиту. Лёгкое покалывание в затылке подсказывало: Переход вот-вот начнётся. Зодчий удобно расположился напротив огромной пробоины, разложив рядом с собой всё, что могло понадобиться. Агути и Гоблин тоже выбрали себе местечко и теперь скучали, томно поглядывая сквозь бойницы.
  - Как на курорте! - подал голос Гоблин, оглядывая спокойное небо.
  - Ничего, вот пожалуют "курортники"... - недовольным голосом пообещал Агути.
  - Видали мы эти "холостые" Переходы, - беззаботно произнёс Гоблин, - одна грязная вода и мелкая живность. Скукота!
  Агути подмигнул Зодчему и сказал:
  - Если тебе скучно, иди к Фархаду. И товарищу поможешь, а заодно и установку освоишь.
  - Как-нибудь в другой раз, - отмахнулся Гоблин. - Переход начинается...
  Зодчий выглянул из пробоины и увидел, как далеко впереди начала фонтанировать исковерканная металлическая конструкция. Первые толчки густой бурой жидкости были слабыми, с длинными промежутками между пульсациями. Но прошло всего несколько минут, и тоненькая струйка превратилась в мощнейший гейзер, выплёвывавший в воздух не только воду...
  - А вода там горячая или холодная? - вдруг спросил Зодчий.
  - Не знаю, - пожал плечами Гоблин. - Я руку в фонтан не совал!
  Постепенно над зоной конфликта стал густеть туман.
  - Сейчас поползут! - уверенно заявил Гоблин.
  - Почему именно сейчас? - спросил Зодчий.
  - Туман делается плотным. Они всегда в это время выползают... А вот и первый гость. - Гоблин указал рукой куда-то влево.
  Зодчий присмотрелся. Действительно, там, где потоки воды с шумом устремились в сторону естественного оврага, появились "мыши". С большого расстояния было непросто определить, кого сегодня дарит выходцам Переход. Это могли быть любые грызуны или даже мелкие хищники. Главное, ни те, ни другие опасности для заставников не представляли.
  - Я же говорил - курорт! - подал голос Гоблин. - Из-за своих небольших размеров, "мыши" не могут стабилизировать тело в новых условиях. Они разрушаются в первые минуты существования. Обычно, большинство из них даже до контрольной черты не доходит. А для самых неугомонных у Фархада припасён новоиспечённый сюрприз!
  Свой монолог Гоблин произнёс, сидя спиной к Зокону, чем выражал полное пренебрежение происходящим. Зодчий беззаботности своего товарища не разделял, потому что именно в этот момент из поредевшего тумана прямо на заставников густым облаком повалили летучие мыши. Их были сотни или даже тысячи. Шелест крыльев покрыл собой все остальные звуки. Неслышно стало ни свиста вырывающейся под большим давлением воды, ни хруста металла, раздираемого неведомыми силами, - и то и другое поглотил неприятный сухой звук вспарывающих воздух крыльев.
  Очень быстро небольшое серое облако превратилось в огромную веретенообразную тучу, остриё которой оказалось направлено на охранный щит. Через минуту в однородной плотной массе стали различимы не только отдельные части тел невероятно крупных летучих мышей: большой бугор плечевой кости, крупные ушные раковины с незамкнутым снизу краем, кожистый выступ - козелок - перед слуховым проходом, но и другие рукокрылые - крыланы. Летучие собаки и лисицы, выглядели менее устрашающе, хотя отдельные экземпляры имели размах крыльев до одного метра.
  - Тебе стоит на это взглянуть... - посоветовал Зодчий Гоблину.
  - Да что я там не видел! - отмахнулся Гоблин, продолжая смотреть в другую сторону.
  В этот момент стаю атаковал Фархад. Его установка начала вращаться, принимая наиболее удобное для стрельбы положение. Затем одна за другой в сторону стаи ушли десять "специальных" стрел. Прошло несколько томительных секунд, и начавший надоедать шелест раскололся чередой громкий взрывов. Гоблин вскочил на ноги, с тревогой озираясь по сторонам, но быстро успокоился, вместе со всеми продолжая следить за происходящим.
  Мыши летели плотным облаком, и все стрелы, выпущенные Фархадом, нашли своих жертв. Сами взрывы проделали в стае большие бреши, после чего на землю пролился настоящий дождь из отдельных фрагментов: когти, фаланги пальцев, хвосты, жёсткие перепончатые крылья... Оставшиеся рукокрылы оказались дезорганизованы, словно в результате одного из взрывов потеряли вожака. Летучие мыши хаотично заметались из стороны в сторону, сбивая друг друга. Их совершенная эхолокация либо не помогала, либо животные, по какой-то причине, больше не могли генерировать ультразвуковые сигналы.
  В результате до щита долетело всего несколько десятков мышей, да тройка ночных крыланов. Все они оказались настолько истощены недолгим перелётом, что подвергались распаду прямо в воздухе, опадая на землю грязными мыльными хлопьями.
  - Все бы они так! - мечтательно изрёк Гоблин, разглядывая белёсые хлопья.
  - Странный в Зоконе снег... - неожиданно сказал Агути.
  Гоблин удивлённо посмотрел на него.
  - Чего это тебя на лирику потянуло? - спросил он.
  - Да так... - отмахнулся Агути. И почти сразу добавил: - Пошли к Фархаду.
  Они нашли его копающимся в поворотном механизме.
  - Вот тебе и техника! - скривился Гоблин. - Сбил трёх мышат и уже ремонтом занялся!
  - Отстань... - огрызнулся Фархад и обратился к Агути: - Ну, как?
  - Впечатляет! - ответил он. - Эх! Нам бы вчера твою машинку!..
  - Ничего, - уверенно пообещал Фархад, - мы на ней и на "тигров" успеем поохотиться, и на "зывунов"!
  - Лично я могу и без охоты обойтись, - философски изрёк Гоблин.
  - Теперь это едва ли получится... - задумчиво произнёс Агути.
  Все посмотрели в сторону успокоившегося Зокона. Фонтаны, истощив свои ресурсы, исчезли. Туман почти рассеялся. Последние грязные струи торопились присоединиться к обильному потоку на дне оврага.
  "Холостой" Переход закончился...
  
  - Нет, такой вариант не пойдёт! - горячился Зодчий, когда они вчетвером сели обдумывать новую модель охранного щита. - Опасность "громового" Перехода заключается в том, что ограниченное число заставников - допустим, пятнадцать - не смогут сдержать одновременно и "зывунов", и "лис", и "тигров".
  - Что ты предлагаешь? - спросил Фархад, продолжая рисовать что-то на листе ватмана, лежащего перед ним.
  - У заставников должна быть возможность отсидеться в укрытии, пока силы не уравняются.
  - Ну, ты даешь! - воскликнул импульсивный Гоблин. - Значит, заставники храбро отсиживаются, пока "зывуны" в поселение поспешают! Так что ли?!
  - Не так, - спокойно ответил Зодчий. - Какая польза в том, что лавина зверья сомнёт нас и спокойно потечёт дальше? Наша главная задача в любом случае, понимаете - в любом! - сохранить заставников. Для этого нам необходимо мобильное укрытие, способное в критическую минуту защитить всех. При этом, находясь в укрытии, мы должны иметь возможность активно атаковать.
  - Кажется, я понимаю, о чём ты говоришь, - сказал Фархад. - Нам нужен своеобразный "троянский конь"?
  - В некотором роде... - согласился Зодчий.
  - Тогда посмотри на этот рисунок.
  Фархад повернул к Зодчему альбомный лист, и все принялись внимательно изучать торопливый набросок.
  - Гениально! - выдохнул Гоблин.
  - Есть немного... - скромно потупил взор Фархад.
  - Интересное решение, - медленно произнёс Агути.
  - Ничего особенного, - притворно равнодушно вздохнул Зодчий, - но... с хреном пойдёт!
  Все громко расхохотались.
  
  30.
  
  Через пять дней на заставу прибыл отряд из десяти поселенцев. Троих Зодчий знал (юнцы, которым он помог при последнем Переходе). Ещё с двумя сталкивался, когда бывал в поселении. Оставшихся пятерых видел впервые, хотя взгляд одного из них - рослого зеленоглазого юноши - показался знакомым. Зодчий покопался в памяти, но вспомнить юношу не смог, зато его имя сразу врезалось в память - Сиф.
  Старшего над поселенцами звали Рабус. Словно оправдывая звучное имя, Рабус носил густые рыжие усы, скрывавшие и губы, и редкую улыбку, отчего десятник казался не в меру строгим и даже хмурым. Рабуса Зодчий знал хорошо, поэтому не волновался по поводу возможных трений, которые неизбежно могли возникнуть при постоянном проживании бок о бок столь разных социальных групп.
  Весь первый день занимались бытовыми проблемами: где устроить поселенцев, как накормить, каким образом распределить дежурство и так далее. Каптенармусом пришлось выступить самому Зодчему, и он с этим нелёгким делом справился на удивление быстро.
  К вечеру всё было закончено. В гостиной, спешно переоборудованной из-за многочисленности новых постояльцев, собрались все четырнадцать заставников. Зодчий предложил разделить отряд на две равные части - по семь в каждой: пять поселенцев и два выходца. Предложение понравилось всем, за исключением Сифа, требовавшего, чтобы поселенцы держались своей группой, а выходцы - своей. Он так разошёлся, что Рабусу пришлось повысить голос и поставить юношу на место. После недолгих споров бросили жребий, в результате которого в одной из групп оказались Агути, Зодчий, Сиф и ещё четверо поселенцев (из них двое юнцов), а во второй - все остальные.
  Естественно встал вопрос о главенстве в группах. Одну возглавил Рабус (Гоблин и Фархад не возражали), второй группой Рабус предложил руководить Зодчему. Сиф и на этот раз высказался против, но его мнение не играло теперь никакой роли.
  Спать разошлись поздно с грандиозными планами на завтра.
  
  В течение недели по эскизу Фархада строили "ТРОянского Коня" - ТРОКа. Уже в самом начале работ стало ясно, что трок на четырнадцать человек, это слишком громоздкое и неуклюжее сооружение, поэтому остановились на новом варианте, при котором каждая группа будет иметь свой собственный форпост защиты.
  Занимаясь созданием трока, Зодчий не забывал о главном - о боевой подготовке небольшого гарнизона. Здесь десятник Рабус полностью положился на опыт Зодчего (успел в нём убедиться и в поселении, и во время последнего Перехода), выполняя все упражнения в общем строю.
  Ещё через неделю первый трок был готов. По этому случаю все собрались на большом поле перед домом, чтобы поучаствовать в "игрищах". Одна группа должна была изображать заставников, засевших в троке, а второй пришлось на время стать недовыходцами, жаждущими, во что бы то ни стало прорваться на заставу.
  Быть "заставниками" выпало группе Зодчего. По сигналу рефери, в роли которого выступил Агути, специально забравшийся на вершину огромной сосны, росшей недалеко от дома, "недовыходцы" со страшными криками (и где они слышали, чтобы "зывуны" так кричали?..) бросились на штурм.
  "Недовыходцы" стремительно понеслись вперёд, стараясь как можно быстрее достичь заветной черты, но опоздали: "заставники" успели закрыть "бутон" - такое состояние трока, при котором боковые "лепестки", с которых ещё минуту назад вёлся интенсивный "обстрел", вдруг поднялись вверх, захлопнув внутри себя семерых смельчаков.
  Однако и в "захлопнутом" состоянии трок продолжал осыпать "противника" стрелами с тупым концом, оставляя на теле многих нападавших болезненные синяки. Даже прорвавшись к самым стенам трока "недовыходцы" ничего не смогли сделать - "лепестки" открывались только изнутри. Мнимому противнику так и пришлось отступить, иначе "заставники" грозились основательно отделать их палками - имитацией копий и дротиков.
  Победа оказалась полной, заставив даже самых закоренелых скептиков поверить в то, что с подобной системой защиты они могут полутора десятками воинов противостоять целой лавине недовыходцев.
  Работу над вторым троком максимально ускорили, параллельно пригласив на Вторую заставу представителей с Первой и Третьей. Когда обширная делегация собралась (прибыли и поселенцы во главе с Легонтом), второй трок был уже готов, и гостеприимные хозяева предложили гостям поучаствовать в коллективном штурме. Многие с энтузиазмом согласились. Даже Легонт вызвался изобразить из себя ярого человеконенавистника, за что в итоге и поплатился, получив два синяка и лёгкую контузию, когда с обречённой отчаянностью настоящего "скачка" пытался проникнуть внутрь защитного сооружения.
  Трок конструкции Фархада получил высшую оценку всех "нападавших", после чего было решено организовать их производство на каждой заставе. Легонт, в свою очередь, попросил изготовить несколько защитных сооружений для поселения. На недоумённый взгляд Зодчего коротко пояснил: "Бережёного - Бог бережёт!" Зодчий возражать не стал, потому что изготовить новые троки должны были кузнецы-верцы, а на заставника возлагалось лишь общее управление всем процессом.
  После отъезда делегации, работы на Второй заставе только прибавилось. Пришлось срочно соорудить рядом с домом небольшую временную пристройку - для вновь прибывших поселенцев.
  
  Дни текли незаметно...
  К концу четвёртого месяца все заказы были готовы, и троки разошлись по местам. Транспортировка их до пункта назначения заняла ещё несколько дней. А потом наступило долгожданное спокойствие. Никуда не нужно было торопиться, планируя на день по десять мероприятий и отводя на сон не более пяти часов.
  К этому времени искусные кузнецы-поселенцы изготовили специальное облачение для каждого заставника, поместив на внутренней стороне грудной пластины имя владельца: при полной похожести всех элементов облачения, перепутать их стало невозможно.
  Подытожив количество работ, проделанных за четыре месяца, Зодчий пришёл к выводу, что они успели всё... Почти всё, потому что за созидательной лихорадкой позабыли о самом главном. Главным же для всех трёх застав были профессиональные защитники, а их-то, из общего числа вновь прибывших, оказалось менее половины.
  Когда Зодчий заговорил об этом с Агути, тот его не понял. Только сам Зодчий, с пробудившимся тысячелетним опытом бесконечных родовых войн мог знать потенциал того или иного заставника, и нередко результат этого знания оказывался прямо противоположным тому, что видели перед собой все остальные.
  Например, один из юнцов в его группе - Завор - физически выглядел слабее и тщедушнее любого заставника не только у них, но и во всём Зоконе. Однако Зодчий разглядел в нём такой потенциал, такую несгибаемую волю, что даже многоопытный Рабус, при всей его физической силе и накопленных знаниях, проигрывал по всем пунктам. В Заворе был стержень, сломать или согнуть который было невозможно. Зодчий иногда ловил себя на мысли, что завидует юному Завору, потому что в себе самом он такого стержня не чувствовал...
  Имелся и другой пример - прямо противоположный - Сиф. Второго такого гиганта не было ни в поселении, ни среди выходцев. При этом Сиф производил впечатление не столько негативное, сколько отталкивающее. Ему всё время что-то не нравилось: еда на заставе, койка в общей комнате, команды Зодчего (это многим не нравилось). Он постоянно участвовал во всех мелких конфликтах и неурядицах, неизбежно возникавших в подобной среде, при этом, каждый раз ухитряясь оставаться в стороне, не понеся заслуженного наказания от Рабуса. Однако главным в предубеждённости Зодчего было другое: при всей видимой физической силе, Сиф казался ущербным, скорее даже - убогим, словно в тело молодого красавца-полубога по ошибке поместили душу злобного, ожесточённого на весь мир карлика...
  Однажды Зодчий выбрал удобный момент и решил поговорить с Сифом, пытаясь найти причину его непонятной озлобленности. Но разговора не получилось. Сиф наговорил Зодчему кучу гадостей. Зодчий сдержался, прекрасно понимая, что многие из поселенцев относятся к выходцам с предубеждением. Сиф расценил спокойную сдержанность Зодчего по-своему - он назвал его трусом.
  В другое время Зодчий обязательно полез бы в драку, даже в заранее проигрышном варианте (Сиф был в полтора раза тяжелее выходца). Но Зодчий сдержался, решив наказать его другим способом: он предложил самонадеянному юноше спарринг на учебных мечах.
  Посмотреть на тренировочный бой собралась почти вся застава, криками поддерживая Зодчего и Сифа. Зодчий несколько минут играл со своим соперником, позволив ему пару раз коснуться себя деревянным мечом. Потом, заметив в глазах Сифа блеск физического превосходства, перешёл в яростную и стремительную атаку, за несколько секунд излупил ошеломлённого здоровяка плоской частью меча. После чего наклонился к поверженному противнику и сказал тихо, чтобы никто кроме них не слышал:
  - Я запомнил все оскорбления. Теперь ты ответишь за каждое!
  Протянув руку, он, словно ничего не произошло, помог Сифу подняться.
  За боем, который больше походил на завуалированное избиение, наблюдал Агути.
  Когда Зодчий проходил мимо него, направляясь в душ, Агути строгим голосом спросил:
  - Что это было?..
  Сделав изумлённые глаза, Зодчий спокойно ответил:
  - Тренировочный бой.
  - А мне показалось - это примитивное сведение счётов.
  - Каких счётов?! - искренне удивился Зодчий.
  Агути игры не принял.
  - Смотри, - сказал он, с осуждением качая головой, - не я один внимательно следил за поединком...
  Зодчий оглянулся по сторонам.
  - О ком ты говоришь? - спросил он, поворачиваясь к товарищу.
  Агути рядом не оказалось...
  
  31.
  
  В поселение Зодчий ехал со смешанными чувствами. Уже который раз Арина передавала ему образ Наиты, молча тоскующей в небольшой комнате, интерьер которой показался Зодчему смутно знакомым. Печальные трансляции особенно участились в последнюю неделю. Игнорировать их Зодчий уже не мог. Как только выдался свободный день, он собрал половину поселенцев, и вместе с ними на повозке Енора отправился во владения Амвросия.
  Всю дорогу Зодчий тщательно анализировал свои чувства и пришёл к выводу, что Наита интересует его не больше, чем все остальные девушки в поселении. Хотя нет, отчасти он всё же лукавил перед самим собой, - Наита ему нравилась. Но лишь тем, что глаза её казались ярче, чем у других, одухотворённее, а стройное гибкое тело притягивало взгляд, заставляя непроизвольным образом трепетать что-то в его душе.
  В то же время Зодчий сознавал, что волшебный внутренний трепет может вызвать в нём любая другая девушка или женщина, непроизвольным образом затронувшая своим запахом, взглядом, движением, голосом невидимую струнку, колебания которой всколыхнут гормоны, и они заиграют великую сонату любви... Во всяком случае, именно так было в той, прошлой жизни. В этой он мало, что понимал.
  До контакта с Гнилым Озером, Зодчий почти не выделял Наиту из общей массы девушек, но, попав в поселение после Изменения, оказался непостижимым образом связан с ней. Чем?.. На этот вопрос ответа не было. Прояснить ситуацию мог тот, другой Зодчий, оставшийся в прошлой реальности, но не было в мире силы, способной свести их вместе...
  Зодчий попал в сложное положение. С одной стороны у него (точнее - у прежнего Зодчего) что-то было с Наитой, и это "что-то" распространилось и на Зодчего нынешнего, вернувшегося из озёрной субстанции. С другой стороны его чувства к Наите нельзя охарактеризовать любовным томлением или каким-либо другим чувственным пожаром, а обманывать девушки ему не хотелось.
  Но была ещё одна причина, которую Зодчий гнал от себя каждый раз, едва она назойливо проникала в сознание - он не мог забыть слов Амвросия о том, какие дети рождаются от брака выходца и поселянки... Всё вместе завязывалось в тугой клубок противоречий, грозивших сковать Зодчего по рукам и ногам, если он не сумеет найти достойного выхода из непростой ситуации.
  Пока что ему с большим трудом удавалось балансировать на тонкой грани, умудряясь и отношения не развивать, и избегать неприятных объяснений. А объяснения предстояли непростые. Наита о произошедшем Изменении могла ничего не знать. В этом случае становились нелепыми будущие аргументы Зодчего в свою защиту. Но кроме спорных доводов, была ещё чудовищная правда слов Амвросия о запретной связи поселянок с выходцами, и недвусмысленное требование голоса в кузнице оставить Наиту в покое.
  Выходит, отказавшись от благосклонности девушки, он будет выглядеть как трус и слюнтяй, испугавшийся голоса анонима и визита ночного гостя, а, ответив на них, станет для всех новоявленным Казановой, "положившим глаз" на внучку главы рода. Зодчий понял, что попал в ту редкую ситуацию, когда слово правды может принести страданий и боли много больше, чем целый год изощрённой лжи.
  ...Повозка уже въехала в распахнутые ворота поселения, а погружённый в глубокую задумчивость Зодчий так и не пришёл к окончательному выводу, каким образом ему следует поступить.
  Помог случай.
  Их встретил Легонт, немедленно пригласивший гостя к себе. Разговор растянулся на весь вечер и половину ночи. Речь шла о троках. В поселении их стояло пять - новеньких, холодно мерцавших в свете неполной луны, пахнущих нагретым металлом и смазкой. Все они находились в полной боевой готовности. Не хватало главного - научить поселенцев правильно пользоваться защитными сооружениями.
  На следующий день Зодчий с головой окунулся в привычный для него процесс обучения. Он отобрал пятьдесят поселенцев, половина из которых были женщины, а половина мужчины и, разбив их на пять групп по десять человек (пять мужчин и пять женщин в каждой), принялся обучать их искусству управления троком.
  В одной из групп оказалась Наита. Опять Зодчий балансировал на бритвенно-тонкой грани: вроде бы и день провели вместе, и, в то же время, не успели сказать друг другу более десяти слов.
  Тренировки продолжались до тех пор, пока защитники каждого трока не научились "схлопывать" охранные лепестки за время, необходимое Зодчему, чтобы пробежать стометровку с максимальной скоростью. К тому времени, когда поселенцы стали укладываться в установленный заставником "норматив", Зодчий так вымотался, что мог думать только об одном: как бы поскорее дотащить свои многострадальные ноги до любой постели и уложить их в горизонтальное положение.
  Поздно вечером он так и сделал. Оказавшись в небольшой комнате, он торопливо разделся и упал на мягкую постель, успев заснуть до того, как голова коснулась подушки. Когда в комнату вошла Наита, чтобы пожелать Зодчему спокойной ночи, он уже спал. Спал так крепко и безмятежно, словно неумолимое время неожиданно сжалилось над ним и, повинуясь своим внутренним, непостижимым человеческому разуму законам, перенесло Зодчего в пору далёкого безмятежно-счастливого детства.
  Наита долго сидела на кровати, разглядывая спящего выходца. Потом её взгляд случайно упал на правую руку Зодчего. Девушка поднесла свечу, и мягкие черты лица исказились болью, а в наполнившихся слезами глазах поплыл, дробясь, рубиновый огонёк свечи. Она стремительно вскочила и бросилась вон из комнаты, забыв закрыть за собой дверь...
  
   ...Ему показалось, он знает этого человека. Приглядевшись, Зодчий убедился: определённо, он с ним где-то встречался. Человек - мужчина средних лет - сидел напротив, вальяжно положив ногу на ногу, и делал вид, будто внимательно слушает. Зодчий с удивлением поймал себя на мысли, что волнуется перед незнакомцем, как много лет назад, в пору сдачи вступительных экзаменов в университет. Неожиданное открытие обескуражило, но гораздо сильнее его задели апломб и ирония в словах смутно-знакомого собеседника.
  - Я правильно вас понял, - сказал тот тихим вкрадчивым голосом, - Гнилое Озеро, по сути, являясь квинтэссенцией всех возможных изменений в Зоконе, послужило инициатором данных процессов?
  - Нет. Я бы сформулировал иначе. - Зодчий с трудом узнавал свой голос... - Субстанция Озера, не имеющая ничего общего с молекулами воды, действительно является средоточием всего спектра изменений, затронувшего "мир Амвросия". Но она никоим образом не может послужить толчком к глобальному Изменению, потому что является всего лишь следствием. Причина происходящего лежит вне пределов "мира Амвросия".
  - Мне непонятна ваша логика. - В голосе незнакомца появились обертоны раздражения. - Вы сами несколько минут назад рассказали о следующей логической цепочке: касание рукой Барьера - недолгая дорога к Гнилому Озеру - "лис" - падение в Озеро - Изменение. Разве не так?
  - Так. Но выводы, сделанные вами, неверны. Всё происходящее внутри "мира Амвросия" берёт начало за его пределами.
  - Поясните.
  - Попытаюсь. Гомеостаз закрытой экзосоматической системы, типа "мир Амвросия" оказался нарушен именно вследствие проникновения в него посредством Перехода неких материальных объектов из реальности, именуемой для простоты "наша". Эти материальные объекты, являющиеся в нашем мире тривиальностью, под воздействием непонятных пока причин, попадают в такие условия, когда становится возможным Переход, который в данном случае можно рассматривать, как перепрограммирование объекта для того, чтобы он мог функционировать в условиях "мира Амвросия" более или менее длительное время.
  - Звучит неубедительно, но... продолжайте.
  - В процессе перепрограммирования происходит подгонка структуры объекта для максимального уменьшения периода постпереходной стабилизации. Дело в том, что на границе двух сред - в данном случае, двух миров - наиболее ярко проявляются негативные аспекты как "нашего" мира, так и "мира Амвросия". Если материальный объект оказывается достаточно стабильным, и его структура успешно выдержала перепрограммирование, он может функционировать сколь угодно долго. Ограничением в сроках биологического существования могут быть исключительно его внутренние противоречия, не позволяющие объекту выбирать степени свободы, а также невозможность самой системы к быстрой адаптации в новых условиях.
  - Знаете, милейший, краткость уж точно не является вашим достоинством, потому что последние сто слов монолога ни на йоту не приблизили меня к пониманию причин возникновения Перехода! - с неприкрытым сарказмом заметил мужчина.
  - Разумеется, ведь мы говорили о другом! Разве вы этого не заметили?..
  
  Ошеломлённый Зодчий сел на кровати.
  "Что это было?..." - спрашивал он себя, с изумлением оглядываясь по сторонам...
  В открытую дверь неслышно вошла Арина. Она легко преодолела расстояние от двери до кровати и села рядом с Зодчим. Едва ли в мире нашёлся бы другой человек, которому Зодчий оказался в эту минуту так рад.
  - Ты заболел? - тихо спросила девочка.
  - Почему... С чего ты взяла?.. - Зодчий осторожно отодвинул руку, блестевшую крупными бусинками пота.
  - Мысли вокруг тебя - они не твои...
  - Не мои?!
  - Ты никогда не рисовал в своём сознании таких страшных картин: жуткой глубины пропасти, бездонные чёрные озёра, пустые бесконечные переходы...
  - А сейчас?.. - Кажется, голос не дрожал, когда Зодчий задавал вопрос.
  - Сейчас? - девочка задумалась. - Сейчас ты такой, как всегда. Только...
  - Только?..
  - Почему ты мысленно называешь меня Арина. Ведь меня зовут АРИАНА!
  Зодчему показалось, что его сердце остановилось...
  Надолго...
  Может быть, - навсегда...
  
  32.
  
  - Бледный ты сегодня, - сказал Легонт за завтраком.
  - Лёгкое переутомление... - неохотно отозвался Зодчий. - Не обращайте внимания.
  - А где Наита? - спросил Легонт через минуту.
  Зодчий поднял удивлённые глаза.
  - Я сегодня её не видел.
  Теперь брови Легонта полезли вверх - настал его черёд удивляться.
  - Как не видел?!
  Ложка в руке Зодчего застыла в воздухе.
  - Вот так и не видел! - Раздражение поползло из всех щелей, заставив собрать всю волю в кулак. - Как вчера вечером мы с ней у трока расстались, так я её и не видел!
  Легонт с открытым ртом уставился на него.
  "Что-то сейчас будет..." - без энтузиазма подумал Зодчий.
  - Какой трок?! - слова застыли на губах Легонта. - Вчера была ваша свадьба!..
  Дальше в памяти Зодчего образовался провал...
  Сколько он продолжался, Зодчий не помнил. Первая целостная и вполне осознанная картина запечатлелась во всех мельчайших подробностях: он опрокидывает стол с яствами на глазах у остолбеневших поселенцев... Дальше изображение смазывается и... Трое крепких воинов пытаются удержать Зодчего, но это не так-то просто сделать, потому что в одном из них Зодчий узнаёт Рабуса, которого он оставлял за старшего на Второй заставе.
  Зодчий смотрит на него бешеными глазами и хрипит, булькая словами-выдохами:
  - Ты!.. Почему ты здесь?!
  Рабус оглядывается вокруг, словно ищет ответа на нелепый вопрос, а Зодчий продолжает бесноваться осипшим от гнева голосом:
  - Ты почему бросил заставу?! А если Переход?..
  Дальше опять провал... мутные пятна вместо изображений... новые тревожные запахи... громкие голоса...
  Один из них, с трудом пробившись к исковерканному сознанию, оказывается необыкновенно приятным. Мускулы, секунду назад скованные оцепенением и парализованные душевными судорогами, мгновенно расслабляются. Зодчий открывает глаза.
  Перед ним на коленях стоит Наита, в её глазах - слёзы. В горле Зодчего режущий бритвами ком. Он не может ни говорить, ни дышать. Он смотрит на Наиту и понимает, что уже умер, потому что только в мире теней любые грёзы становятся реальностью, а реальность оборачивается сладкими грёзами...
  Откуда-то издалека приходят голоса. Все они Зодчему хорошо знакомы. От их слабого гула на душе становится легко и приятно. Зодчий с радостью понимает: он может говорить, дышать, слышать...
  - Уже второй приступ за неделю... - Встревоженный голос Легонта лёгкой бабочкой кружит над ухом, не попадая в сознание.
  - В прошлый раз у него был лёгкий обморок. Откуда теперь в нём столько ярости? - Громкий рокочущий голос Рабуса заставляет Зодчего собраться.
  - Он мне показался таким чужим!.. - Этот голос может принадлежать только одной женщине в мире, и она почему-то плачет.
  Зодчий открыл глаза...
  Он лежал в той же комнате, где совсем недавно беседовал с Ариной (или Арианой?). Кровать, на которую его положили, оказалась двуспальной... Зодчий опустил ноги на пол. Перед ним у двери стояли трое: Легонт, Рабус и Наита. За окном вызвенился новый день: чистый, светлый, но по-осеннему печально-тоскливо-грустный.
  В душе Зодчего, не переставая, хлестал ледяной дождь...
  Он встал. Ноги держали уверенно.
  Твёрдо шагнул к троице у порога.
  - Извини, Рабус!
  И сжал запястье десятника.
  - Мне уже легче.
  И похлопал Легонта по плечу.
  - Всё пройдёт, милая...
  И поцеловал Наиту в горячий висок.
  Потом вышел в коридор. Обернувшись, спросил:
  - Я хочу поговорить с Амвросием. Он у себя?
  "Опять попал пальцем в небо..." - невесело подумал Зодчий, заметив в глазах поселенцев не удивление, а тревогу.
  Ответ Легонта всё объяснил:
  - Отец умер два месяца назад...
  - Да-да, конечно... - торопливо проговорил Зодчий. - Это у меня всё от приступа. Пройдёт... Всё пройдёт...
  В глазах Легонта такой уверенности не было.
  
  Увидев Зодчего, Агути развёл руками:
  - Опять приступ?
  - Откуда такая проницательность? - попытался отмахнуться Зодчий.
  - Ты на свою физиономию посмотри! - отозвался Агути. - Когда мы тебя из Гнилого Озера выловили, ты выглядел намного лучше... Или тебя молодая жена довела?!
  - Иди ты!.. - обиделся Зодчий, направляясь в свою комнату, по дороге отмечая "нестыковки" ЭТОГО и ТОГО дома. Тот выглядел не таким роскошным, но казался самым милым жилищем на свете.
  Первым делом, Зодчий направился к полке, на которой... и когда он успел столько написать?! Вместо одной-единственной заветной тетрадки, на полке их теснилось больше десятка!
  Зодчий достал одну. Открыл наугад, стал торопливо просматривать:
  
   "...Орчил люминофорный - разновидность зывуна стерильного; наказан Зоконом за то, что позволил первой доминанте биотела вступить в запретную связь с псевдобионтом - ильписсой объёмной. Связь носила продолжительный характер и закончилась распадом второй доминанты биотела. В результате распада псевдобионт ильписса объёмная по кличке "Тренога" принесла помёт из шести зверёнышей. Трёх удалось обнаружить сразу, на одного вывела охотников сама ильписса, вступившая в фазу спонтанного деления, двоих продолжают искать Свободные Охотники..."
  
  Зодчий аккуратно закрыл тетрадь. Подумал, что его специально посадили в этот театр абсурда для имбецилов, чтобы выяснить, на каком этапе Изменения его мозг не выдержит и лопнет словно грецкий орех, разметав в пространстве вещество, некогда составлявшее его "Я"...
  Остаток дня он провёл в своей комнате, отказавшись от ужина и продолжая читать строки, записанные в тетради его собственной рукой (в этом Зодчий нисколько не сомневался).
  Поздно вечером пришёл Агути. Он молча сел напротив Зодчего, продолжавшего со скоростью машины поглощать страницу за страницей. Долго молчал. Первым не выдержал Зодчий. Он с выражением отчаяния на лице отшвырнул от себя недочитанную тетрадь и зло посмотрел на товарища.
  - Что с тобой?.. - мягко спросил Агути.
  Голос его показался настолько близким и дорогим, в нём звучало столько заботы и участия, что Зодчий, секунду назад готовый с криками выставить заставника за дверь, сразу сник. Равнодушно, без боли и сожаления отметил: внутри него что-то перегорело... Наверное, стержень - основа и каркас его жизни - вдруг вспыхнул ярким пламенем и, подобно бенгальскому огню, сгорел до неприглядного обугленного столбика, оставив в пространстве лишь горьковатый запах полного разочарования...
  - Мне кажется, я схожу с ума... - тихо сказал Зодчий, с трудом ворочая непослушным языком.
  Зодчий глядел прямо на Агути, но не видел его. В том месте, где сидел заставник, мелькали картины первой реальности, потом второй. На третью Зодчий смотреть уже не мог...
  - Твоё состояние как-то связано с тем, в каком виде тебя нашли Свободные Охотники? - с участием поинтересовался Агути.
  Зодчий поднял глаза. Они казались безумными.
  - Агути! - выдохнул Зодчий. - А ведь я даже не знаю, кто они - Свободные Охотники!..
  Агути нисколько не удивился.
  - И что с того? - спокойно спросил он. - Открой тетрадь и прочитай.
  - Я... прочитаю... - медленно выговаривая слова, произнёс Зодчий. - Я обязательно прочитаю...
  Агути ещё некоторое время сидел за столом, потом встал.
  - Я лягу в коридоре на кушетке возле твоей двери, - выходя, сказал он.
  - Зачем? - спросил Зодчий, не поворачивая головы.
  - В этом крыле думается лучше...
  - Ду-ма-ет-ся... - по слогам повторил Зодчий и потянулся к новой тетради.
  Часа через три в комнату без стука вошёл Агути и молча поставил перед Зодчим большой фужер из голубого стекла, наполненный рубиново поблёскивающей жидкостью.
  - Выпей!
  Зодчий, оторвавшись от чтения, пристально посмотрел на Агути, почему-то обратив внимание на некоторые, казалось бы, несущественные детали. В глаза бросился необычный комбинезон, будто светившийся изнутри холодным матовым светом. Зодчий с удивлением потрогал ткань.
  - Откуда это у нас?
  Агути вопросу не удивился.
  - Полгода назад ты открыл способ синтеза люминофорной одежды. Мы его потом симбионтам предложили.
  - Да-да, помню... как же... - Зодчий повертел в пальцах стакан. - Что это?
  - Биотоник. Разработан в лаборатории алийцев.
  Зодчий одним глотком выпил содержимое, затем торопливо вернул стакан Агути.
  - Спасибо. Я ещё немного почитаю...
  Агути вышел, блеснув висевшим на поясе пистолетом необычной формы. Зодчий сглотнул ком в горле и продолжил чтение, иногда отрываясь для того, чтобы прислушаться к непонятным звукам под ногами. Закрыв глаза, он начинал ощущать вибрацию пола, которая затем быстро гасла, а ей на смену приходило далёкое глухое уханье - словно филин-колосс, пролетая над заставой, решил размять своё циклопическое горло.
  Течения времени Зодчий не замечал. Когда в следующий раз невозмутимый Агути поставил перед ним знакомый стакан, Зодчий поинтересовался:
  - Который час?
  - Шестой. Раннее утро. Скоро сивцы петь начнут: у них брачный период совпадает со второй фазой дуплицирования...
  Зодчий бросил взгляд в окно, пытаясь представить себе неведомых сивцев, но тут же отогнал от себя ненужные мысли.
  - У меня в тетрадях мало сведений об охотниках, - обратился он к Агути. - Где ещё можно получить информацию?
  Агути подошёл к стенному шкафу и раскрыл дверцы. Внутри Зодчий увидел просторную нишу, заполненную разнообразным оборудованием. В центре блестело хромированными деталями высокое кресло, напоминающее ложемент космонавта.
  Зодчий вопросительно посмотрел на Агути.
  - Подарок из лаборатории алийцев, - пояснил Агути. - Исключительное средство в случае частичной или полной амнезии.
  - А поможет?.. - с сомнением спросил Зодчий.
  - Когда Гоблина прямо в темечко клюнул кайорот, он даже имя своё позабыл. А полежал в этом кресле пару часов и вспомнил такие подробности своей жизни, которые с удовольствием позабыл бы снова!
  - Ну, если так... - Зодчий храбро шагнул вперёд...
  
  33.
  
   ...- Знаете, последние сто слов вашей речи ни на йоту не приблизили меня к пониманию причин возникновения Перехода.
  - Разумеется, ведь мы говорили о другом! Разве вы этого не заметили?..
  - Отчего же! Мне даже понятна ваша ирония. - Незнакомец позволил себе улыбнуться. - Вы думаете, что являетесь исключительным человеком только потому, что смогли дважды осуществить Изменение в "мире Амвросия"?
  - Почему дважды? - удивился Зодчий. - Я только один раз оказался в Гнилом Озере?
  - Странно, неужели вы так и не поняли, что каждый "Громовой" Переход - это уже изменение! Право, вы меня удивляете: не заметить такой очевидной вещи!
  - Что вы имеете в виду? - спросил Зодчий.
  - Любой Переход возникает только в том случае, если в "мире Амвросия" есть предпосылки к нему.
  - Вы хотите сказать...
  - Разумеется! Система "наш" мир - "мир Амвросия" связаны друг с другом настолько тесно, что их взаимопроникновение достигло стадии, при которой они начинают влиять друг на друга!
  - Я не согласен с вами, - начал горячиться Зодчий. - Я убеждён - "мир Амвросия" является следствием нарушений, постигших "наш" мир. И я настаиваю именно на слове "нарушения", а не "изменения", которым вы пытаетесь прикрываться!
  - Наивный юноша, меня трогает ваша горячность, но мне искренне жаль вас. Ваши мысли ведут в никуда.
  - Нет! - крикнул Зодчий. - Это ваши мысли ведут всех нас к пропасти! Слышите!
  ...лышите...
  ...ышите...
  
  - Дышите!..
  Кто-то с силой надавил на грудь Зодчему, и он зашёлся в судорожном кашле, выворачивающем тело наизнанку.
  - Кажется, оклемался!
  Глаза ничего не видят, но Зодчий уверен - рядом с ним друзья. Он пытается приподнять веки, но они слиплись от слизи, в которую превратилась субстанция Гнилого Озера. Кто-то торопливо промывает ему глаза чистой родниковой водой - муть растворяется, бледнеет...
  Зодчий начинает различать контуры человеческих тел, а потом - размытые пятна лиц. Зодчий приветливо улыбается этим лицам, со многими из которых он хорошо знаком. Рядом стоящий юноша, рот которого никогда не закрывается, - Тольтег из лаборатории алийцев. А вон тот крепыш в зелёном комбинезоне - Свинг из одиннадцатого бункера. У них на прошлой неделе оползень завалил главный вход, пришлось откапывать бедолаг всем миром. А вот это крепыш, с фляжкой в руках - Розовый Дюк - самый добрый и безобидный во всём порубежьи.
  - Ребята, - торопливо бормочет Зодчий, - я чертовски рад вас видеть!..
  В горле булькает противная слизь, нос тоже заполнен ею до самых пазух, но можно говорить, а значит, можно жить... Ему помогают отойти подальше от зеркальной глади Озера. Кто-то заботливо суёт в руки ароматическую пластинку.
  - Пожуй! Синдром внутренней дрожи, как рукой снимет!
  Зодчий бездумно начинает жевать, ощущая во рту фруктовый аромат. Откуда-то слева раздаются несколько торопливых выстрелов. Зодчий узнаёт хлёсткий звук снайперской винтовки. Голоса справа объясняют причину пальбы:
  - Третья ильписса за неделю!
  - Что-то расплодились они в последнее время!
  - Ничего, период деления закончился. Они теперь в спячку впадут лет на пять...
  Кажется, он задремал. Проснулся от осторожного прикосновения чьих-то рук, пытавшихся бережно поднять его тело. Зодчий открывает глаза. Прямо перед ним знакомая до последнего прыщика счастливая физиономия. Гоблин! Его губы растянуты счастливой улыбкой до самых ушей, а глаза лучатся восторгом, интенсивность которого делает Гоблина небезопасным для окружающих, - а вдруг он вспыхнет как факел!.. Гоблин стискивает Зодчего в объятьях - хрустит позвоночник, громко взывая к милосердию. Зодчий морщится, но Гоблин страданий друга не замечает.
  - Ты чего надумал?! - вопит он во всё горло, продолжая нещадно тормошить Зодчего. - Уйти захотел! А мы как же?! Ты, значит, в ящик, а мы - целоваться с последним выводком рогульника! Ну, уж нет!
  От лавины новой информации у Зодчего голова идёт кругом, но он всё равно невероятно рад видеть старого товарища, потому что это тот самый Гоблин! И не важно, что под его крепкими пальцами рёбра Зодчего претерпели конструктивные изменения, а позвоночник давно готов высыпаться в трусы, главное - Зодчий среди своих!
  Хватка Гоблина слабеет, но фонтан радости продолжает обильно поливать всех вокруг положительными эмоциями. Брызги неуёмной радости постепенно переплавляются в слова, слова складываются в предложения, а предложения составляют рассказа о том, как угораздило Зодчего оказаться в Гнилом Озере.
  - ...ты больше свои рейды в одиночку не проводи! - нравоучительным тоном вещает Гоблин. - Если тебе захочется выследить одного-другого зверёныша, дай нам знать. Мы в такой забаве вместе поучаствуем. А то некрасиво получается: отправился без снаряжения, без подстраховки, один, да ещё на тэгу-шатуна нарвался!
  - Тэгу?.. - Зодчий с трудом узнаёт свой голос.
  - А ты удивлённое лицо не делай! - продолжает хохотать Гоблин. - У нас тоже глаза не на затылке и уши не к пятке приросли! Мы по предсмертному рёву тэгу на тебя и вышли. Ума не приложу, как ты умудрился в одиночку завалить такого монстра?.. В нём весу, наверное, больше тонны!
  - Так уж получилось... - разводит руками Зодчий, пытаясь отыскать в затопленном сознании какие-нибудь обрывки информации о том, кто такой "тэгу". В памяти подобных сведений нет. Тут неугомонный Гоблин вдруг выхватывает из-за спины джэт-карабин и начинает палить куда-то над головой Зодчего. Зодчий падает на землю и слышит пронзительный визг. Глухо звучат ещё два выстрела. Затем наступает тишина.
  Зодчий поднимет голову. Гоблина рядом нет. Через мгновение его весёлый голос льётся откуда-то сверху. Зодчий поворачивается на звук и видит Гоблина с чем-то змееподобным в вытянутой руке. Гоблин улыбается во все тридцать два зуба и тычет шевелящимся трофеем прямо в нос Зодчему:
  - Чёрт! Метаморфозы затронули даже струйного тью. Чудеса, да и только!
  Зодчий смотрит на трофей Гоблина. В его памяти неожиданно всплывают слова...
  
   "...струйный тью обладает фантастической способностью заживлять раны, особенно - ожоги. Вырабатывая с помощью желез внутренней секреции вещество, имеющее тождественную с хитозаном структуру, он почти мгновенно строит прочнейшие хитозановые нити, которыми и оплетает тело жертвы. Хитозан не отторгается чужой плотью, а срастается с ней с поразительной скоростью, что приводит к появлению так называемого "эффекта натёчного малахита", когда одна особь в течение короткого времени срастается с другой, образуя биоконгломерат, способный к функционированию в совершенно невозможных с точки зрения отдельного биообъекта условиях..."
  
  Зодчий трясёт головой, пытаясь избавиться от наваждения. Струйный тью по-прежнему висит перед его носом. Зодчий с уважением говорит:
  - У этого экземпляра отличный репродуктивный орган. Посмотри, Гоблин, какую хитозановую нить он генерировал...
  Потом туман заволакивает всё вокруг. Звуки становятся глуше, пока совсем не умирают во влажном бледно-молочном тумане. Зодчий осторожно шарит вокруг мгновенно вспотевшей от волнения рукой, иногда посылая в пространство одинокий вопль:
  - Гоблин, ты где-е?..
  Слова, едва сорвавшись с губ, холодными каплями падают под ноги и там, внизу, тихо умирают. Зодчий повторяет попытку - эффект тот же. Тогда он встаёт, неуверенно шагает вперёд и натыкается на что-то твёрдое. Рука опускается в туманное молоко - Зодчий видит джэт-карабин Гоблина. Он поднимает ствол вверх и нажимает на курок...
  - Ты что, ошалел?!
  Резкий окрик бьёт по ушам. Зодчий морщится, но оружия не отпускает. Гоблину приходится применить силу, чтобы отцепить побелевшие пальцы Зодчего от гладкого цевья... Потом наступает короткая передышка в массированной звуковой атаке, и участливый голос Гоблина мягко втекает в уши:
  - Не сердись, Зодчий, но мне придётся тебя связать...
  - За... за... за... - Губы свело холодом, горло забито колючими иглами тупой боли. С трудом Зодчий выдыхает одно слово: - Зачем?..
  Ответ товарища ласкает слух мягкими интонациями:
  - Непредсказуемый ты сегодня... Как бы чего не натворил...
  Зодчий не согласен. Он недовольно мычит, но это не помогает - сильные руки поднимают его в воздух, и он оказывается лежащим на мягкой подстилке.
  - Потерпи, - говорит Гоблин, - через полчаса будем на месте. Там тебе Фархад мозги быстро вправит!
  Зодчий глубоко вдыхает насыщенный новыми запахами воздух, пытаясь уловить сладковатый аромат свежего сена. Но сырой воздух остро пахнет нагретой соляркой и горелой резиной.
  - А где повозка?.. - повернув голову к Гоблину, спрашивает Зодчий.
  Гоблин оглядывается.
  - Какая повозка?! - изумляется он. - Мы за тобой на БТРе приехали...
  С грохотом заводится двигатель, запах солярки кулаком бьёт в широко раскрытые ноздри. Зодчий начинает задыхаться. Двигатель ревёт всё сильнее. Зодчему плохо. Ему кажется, что дизель затолкали прямо в мозг, и в голове теперь хозяйничает выворачивающий тело и душу дьявольский грохот. Зодчего начинает немилосердно трясти.
  Голос Гоблина не сразу проникает в сознание:
  - Синдром внутренней дрожи не мог поразить его так быстро! Ребята, гоните на всю катушку, иначе мы его потеряем!..
  Зодчий с удивлением замечает, что его тело приобрело способность вибрировать с частотой и амплитудой, делающими мягкую подстилку на броне не нужной, потому что заполненное непрерывным грохотом тело почти перестаёт её касаться... Понимая, что сознание вот-вот навсегда оторвётся от истерзанного вибрацией тела, он успевает задать вопрос, мучивший его с первой минуты пробуждения:
  - С-ск-ка-а-жи, Г-о-об-ли-н, А-ам-мв-р-ро-ос-ий е-ещ-щё ж-ж-ив?..
  Гоблин с удивлением смотрит на Зодчего:
  - А кто это?..
  
  34.
  
  - Ну, как?.. - Агути склонился к самому лицу Зодчего. - Вспомнил?..
  Зодчий, в глазах которого ещё стояла удивлённая физиономия Гоблина, а на уши ураганом давил рёв двигателя, спросил:
  - Ты знаешь Тольтега из лаборатории алийцев или Свинга из одиннадцатого бункера?
  Агути заморгал золотистыми ресницами и отрицательно покачал головой.
  - А Розового Дюка? - умоляюще простонал Зодчий.
  - Пожалуй, стоит взглянуть на твои воспоминания поближе... - скороговоркой проговорил Агути и принялся с поспешностью крутить многочисленные верньеры в изголовье ложемента.
  - Агути, - подал голос Зодчий, - могу я выбраться из этого жуткого кресла?
  - Пока нет, - отрывисто бросил заставник. - Система всё ещё настроена на тебя. Процесс не закончен.
  - Какой процесс?
  - Восстановления памяти.
  - Но мне обязательно нужно отлучиться на пару минут!
  - Зачем? - Агути продолжал лихорадочно работать пальцами
  - Зачем, зачем, - огрызнулся Зодчий. - Надо!
  - Глупости, - безапелляционно заявил Агути. - Сейчас ты должен хотеть только одного - ликвидировать провалы в памяти.
  - Но я должен!.. - простонал Зодчий.
  - Потом объяснишь...
  - А вдруг...
  ...в друг...
  
  - В другой раз я тебе обязательно отстрелю хвост! - пообещал Зодчий вслед гигантскому варану, едва не подмявшему заставника своим многокилограммовым неуклюжим телом. - Слышишь?
  Варан не слышал. Вильнув длинным хвостом, он неторопливо проследовал в направлении просвета в густых зарослях и плюхнулся в какую-то зловонную лужу. Брызги долетели до ног Зодчего. В воздухе резко запахло аммиаком.
  "Пора выбираться из этих дебрей", - подумал Зодчий, направляясь в сторону, противоположную "купальни" варана.
  Пройдя полсотни шагов, он услышал тонкий, на пределе слышимости звук. Едва-едва уловимый, он казался почти нереальным, но Зодчий не стал игнорировать даже саму мысль о нём. Застыв на полушаге, Зодчий настроил все активные рецепторы на распознавание направления, с которого мог прийти повторный звук.
  Прошла секунда. Истекла другая...
  Нога всё ещё находилась в воздухе. Это спасло его. Что-то яркое блеснуло перед глазами, и из-под ног вырвался столб ржавой воды. Зодчего отшвырнуло назад, сильно ударив о берёзу. Продолжая ощущать в груди давящую боль, Зодчий рванул из-за спины арбалет и, расставив ноги, замер.
  Сейчас...
  Сейчас о н а покажется!
  За спиной росло несколько берёз с подлеском из молодой поросли проломника и толокнянки с подушками белых цветов купыря. Справа густые заросли дикой малины, а о н а обладает очень чувствительной кожей и никогда не полезет в эти дебри. Значит, - спереди или слева.
  Спереди или слева?
  Спереди?
  Или слева?..
  Короткий миг атаки он всё-таки проморгал. Слева направо скользнул веер игл, три из которых застряли в бедре. Чувствуя рвущую тело боль, Зодчий успел послать в сторону мутного контура две стрелы - одна за другой. Боль стала затапливать сознание, но Зодчий крепился - он должен услышать звук, иначе о н а вернётся и тогда...
  - У-й-д-и-и-и-и...
  Каждый раз, когда слух одаривал Зодчего невообразимо-жалостливым стоном, душа переворачивалась, и он начинал плакать как ребёнок, потерявший любимого ванька-встаньку. Слёзы текли из глаз и мешали видеть то, чем в эту минуту занимались дрожащие от возбуждения пальцы. А пальцы дело знали: из широкого кожаного пояса уже извлечена аптечка, и три стеклянные капсулы с ярко-красными навершиями лежат в потной ладони.
  Пульсирующее сознание деревенеющими губами продолжает отсчёт вытекающей из тела жизни:
  - Девятнадцать... восемнадцать...
  Одна ампула разбита и её содержимое - двуединое существо (и животное и растение) церрис - помещено в первую рану.
  - Тринадцать... двенадцать...
  Вторая ампула выпускает церриса вглубь кровоточащей раны.
  - Семь... шесть...
  Третья ампула уже раздавлена, но зрение изменяет - свет меркнет. Зодчий ощупью находит третью зияющую рану и отправляет содержимое ампулы в неё.
  - Два... один... ноль...
  Вслед за чертой-зеро приходит холодная, как вечный лёд мысль: "Успел или не успел?.."
  ...Успел или не успел?..
  ...успел...
  ...спел...
  
  - Спел бы ты что-нибудь, - просит Агути. - А то лежишь как бревно, и глаза в потолок пялишь!
  Зодчий трясущимися пальцами ощупывает левое бедро.
  Агути внимательно следит за его неуверенными движениями и спрашивает:
  - Почему у тебя руки трясутся?
  Зодчий, не моргая, смотрит на Агути. Конвульсивно сглотнув, интересуется:
  - Здесь вараны поблизости не водятся?..
  Агути с ответом не торопится, он чешет затылок и задумчиво произносит:
  - Насчёт варанов не знаю, но с этой машиной, определённо что-то не так... А ну-ка, вылезай!
  - Зачем? - Зодчий немного заторможен, и не успевает реагировать на стремительно меняющуюся обстановку.
  - Позвоним в лабораторию, пусть алийцы сами со своей заумной техникой разбираются!
  - Подожди... - поднимает руку Зодчий.
  - Ты чего?
  - Давай ещё разок попробуем? Последний...
  Агути с сомнением качает головой.
  - Смотри! Можешь совсем без воспоминаний остаться!
  "В моей ситуации это было бы самое лучшее..."
  Мысль гаснет, словно выключенная экономным хозяином электрическая лампочка.
  
   - Наивный юноша, меня трогает ваша горячность, но мне искренне жаль вас. Ваши мысли ведут в никуда.
  - Нет! - крикнул Зодчий. - Это ваши мысли ведут всех нас к пропасти! Слышите!
  - Боже! К чему такая экспрессия! - поморщился незнакомец. - Мы с вами беседуем, и в процессе дружеской, заметьте - дружеской! - беседы пытаемся докопаться до истины. Разве не так?
  Голос незнакомца бархатисто-ласковыми интонациями обволакивал Зодчего, нейтрализуя его горячность. Зодчий быстро успокоился.
  - Извините, я погорячился... - хмуро признался он. - Излишняя импульсивность, конечно, не добродетель, но я не могу сдержаться, видя, как все свои дурные поступки человек пытается свалить на кого угодно, лишь бы не нести ответственности.
  - Вы обо мне?
  - Нет. Я имел в виду всех людей. И себя в том числе.
  - И в чём же вы обвиняете всё человечество, - после короткой паузы мужчина с сарказмом добавил: - и себя в том числе?
  - В том, что люди переполнили чашу терпения природы!
  - Даже так?
  - Именно! Согласитесь, в сосуд невозможно налить жидкости больше, чем позволяет его объём. Любя капля сверх этого объёма обязательно прольётся. И куда она упадёт?
  - Не знаю, - развёл руками незнакомец, - мне ваша метафора не совсем понятна.
  - Всё, что переполняет чашу терпения, бумерангом возвращается к тому, кто уронил в чашу последнюю каплю.
  - И кто это сказал? Сократ? Платон? Или Вася Пупкин?
  - Знаете, ваша язвительность в данном случае неуместна. - Холодно ответил Зодчий. - К сожалению, никто подобных слов не говорил, потому что исключительное право заявлять об этом, принадлежит природе...
  
  Странные ощущения испытал Зодчий, неожиданно открыв глаза. Ноющая боль в ногах (наверное, потянул связки, пока бегал от одного трока к другому?) не могла быть причиной внезапного пробуждения. Подобное недомогание ничто по сравнению со странным чувством тоскливой обречённости, проникшим в его сознание в тот миг, когда он открыл глаза. Тоска - невыносимая, словно вопль "зывуна" и холодная, будто ледяная могила - напомнила об утрате чего-то очень-очень близкого и дорогого. Томительное чувство пришло и осталось. Зодчий понял: теперь не уснуть...
  Лёжа в сумраке льющейся из окна белёсой мути, он смотрел прямо перед собой, мысленно "отматывая" время назад. Он увидел, как в комнату, где он спал, вошла Наита. Девушка долго с любовью смотрела на него, потом её взгляд упал на правую руку, девушка поднесла свечу, и лицо её исказилось болью, она вскочила и бросилась вон из комнаты, забыв закрыть дверь...
  Зодчий рывком сел на кровати. Долго не решался опустить взгляд, чтобы посмотреть на свою руку. А когда смог себя пересилить, ему стало страшно...
  
  35.
  
  Возвращаясь на заставу, Зодчий был молчалив и даже угрюм. Время от времени Енор пытался завести разговор, но каждый раз натыкался на молчаливую неприступную холодность заставника. В конце концов, юноша отказался от своих попыток, лишь иногда с тревогой посматривая на выходца.
  Зодчий всё это видел, но нарушать добровольно наложенный на себя "обет молчания" не хотел. За последние часы он успел настолько запутаться и в себе и в окружающей реальности, что боялся любого действия своего тела и даже любого случайного слова, сорвавшегося с искусанных от волнения губ...
  Сегодня утром, из-за многочисленных наслоений ночных "воспоминаний", он оказался в неприятной ситуации. Случилось это, когда он и Легонт стояли возле широкого крыльца. Непринуждённо поддерживая беседу, Зодчий натренированным слухом уловил характерное, едва слышное пение крыльев цеза-стервятника - самого свирепого летающего хищника в одном из ночных видений. Зодчий сработал на уровне рефлексов. Ни мысль, ни его воля не участвовали в процессе мгновенного извлечения у ближайшего поселенца тяжёлого арбалета и наложении "фархадовской" стрелы.
  ...Он осознал себя в тот момент, когда напуганные его поведением поселенцы расступились, оставив в центре пустого круга его одинокую фигуру. Именно в этот миг в голове Зодчего прозвучало рвуще-терзающее слово - изгой... Выдавив на лицо вымученную улыбку, которая больше походила на оскал умирающего зверя, Зодчий вернул арбалет остолбеневшему поселенцу, пожал плечами и поспешил к повозке Енора, к счастью, не заметившего его странной выходки.
  Зодчий усилием воли заставил себя не думать о сегодняшней ночи, её неожиданных и неприятных последствиях. Выходец понимал, что отправившись в нелёгкое плавание на утлом челне психоанализа, он может не выдержать очередного шквала информационных наслоений, и тогда непременно произойдёт срыв.
  В собственном рассудке он не сомневался. Что с ним случится за непробиваемой бронёй знаний учёного-материалиста? Боялся за веру... Несколько месяцев назад он уже испытал её на прочность и опасался, что повторного экзамена она не выдержит. А без веры в Зоконе делать нечего. Без веры ты здесь - никто...
  Оглядевшись по сторонам, Зодчий с наслаждением втянул лесной воздух. Неожиданно пришла мысль: они живут в таком чудесном, благодатном месте, каждый день видят перед собой красоту, от совершенства которой захватывает дух, и сердце стремится вырваться из груди, чтобы продолжить счастливую жизнь на воле, но при этом все они остаются совершенно глухи к любым её проявлениям... Новый день приносит новые тревоги, волнения, заботы, и мир, который, по сути, должен составлять основу бытия любого живого существа (разумного или нет - второстепенно), остаётся где-то там, в стороне. И уходит человек от самого себя, потому что природа - это не просто слово из семи букв, это то, чем живёт человек, это то, что наполняет его, это то, что делает его человеком. Можно, конечно, плюнуть на подобные рассуждения, но кто хоть раз из чувства внутреннего противоречия смачно плевал против ветра, может представить себе последствия такого "героического" поступка...
  
  - Тебя в поселение хоть не отпускай... - недовольно пробурчал Агути, встретив Зодчего у порога дома.
  - Почему? - хмуро поинтересовался он.
  - Ты оттуда всегда потерянным возвращаешься... Тебя там что, на дыбу сажают или пеньковые верёвки из тебя вьют?
  - Пока, нет...
  - А откуда такой вид?
  - Это у меня переходный возраст, - развёл руками Зодчий.
  - И куда переходишь?
  Зодчий ничего не сказал, но внимательный Агути заметил короткий взгляд, брошенный в сторону далёкого погоста.
  Агути рывком остановил Зодчего.
  - Ты это брось! - грубо сказал он. - Таким образом даже зверь дикий свои проблемы не решает!
  - О чём ты?.. - не понял Зодчий.
  - Всё ты прекрасно понял... - продолжал напирать Агути. - Только запомни: если что - я к тебе на могилку не приду, и слёз ты моих не увидишь!
  Зодчий отшатнулся, с тревогой посмотрев на Агути.
  - Ты в самом деле поверил, что я способен на такое?! - Зодчий указал на кладбище.
  Агути ничего не ответил. Он был зол - глаза сверкали, ноздри с шумом рвали воздух.
  Зодчий неожиданно улыбнулся, обнял товарища за плечи и сказал:
  - Не-е-ет, для меня это слишком просто. Я привык проблему наизнанку выворачивать, чтобы не я, а она меня боялась! Что же касается хождения на могилку, то... возможно потом, когда-нибудь, я и позволю своим косточкам остановить там свой бег, но случится это нескоро. Обещаю!
  Агути с недоверием посмотрел на Зодчего, сомневаясь, стоит ли полагаться на его слова. Их взгляды встретились. Агути первым не выдержал повисшего в воздухе напряжения и хлопнул Зодчего по плечу с такой силой, что еда не сбросил с крыльца.
  Енор с удивлением наблюдал за происходящим издалека.
  Зодчий приветственно помахал ему и весело крикнул:
  - Пойдём, перекусим чего-нибудь. Заодно бездельников проверим: чем они без нас всё это время занимались!
  
  Ночью Зодчего разбудил необычный звук. Полежав минуту в уверенности, что происходящее является продолжением сна, он с тревогой осознал - в доме чужак. В ближайшие часы Переход не предвиделся, поэтому дежурных в доме или около него не было. Все заставники спали, и Зодчий, находясь в своей комнате, мог слышать дыхание многих из них. На фоне спокойного безмятежного сна, присутствие чужака в доме выглядело неправдоподобным.
  Зодчий опустил ноги на холодный пол. Прислушался. Тревожное ожидание усилилась. Тихо сняв со стены меч, не одеваясь, в одних плавках, он с приятной тяжестью клинка в руке, осторожно выглянул в коридор.
  На дворе стояла осень. В это время ночной рассеянный свет становится тусклым и бледным, не столько освещая предметы, сколько искажая их. Зодчий сделал несколько шагов по коридору, погружённому в густой сумрак. Везде было тихо, лишь редкий скрип кроватей и невнятное сонное бормотание говорило о присутствии в доме десятка мужчин. Зодчий вошёл в гостиную.
  За окном мелькнула тень. Зодчий торопливо подбежал к входной двери, с удивлением отметив, что массивный засов отодвинут. Это было странно - застава есть застава, и беспечность здесь не в почёте. Зодчий без скрипа открыл дверь, выглянул. Прохладный ночной воздух окутал тело леденящим саваном. Зодчий мгновенно покрылся гусиной кожей и пожалел, что второпях ничего не надел. Однако возвращаться не стал, услышав за углом слабый звон железа.
  Зодчий задумался, не позвать ли кого из заставников, но тут же отбросил эту мысль: за углом мог резвиться грызун, дверь могли не запереть по ошибке, а тень могла принадлежать любой ночной птице (недалеко есть болото - там пернатых обитателей, как в заповеднике).
  Вдохнув бодрящий ночной воздух, Зодчий осторожно повернул за угол. Зверьков-шалунов не обнаружил, зато нашёл кое-что другое: на примятой траве лежало несколько стрел с микрокумулятивным зарядом к самым тяжёлым арбалетам последней модели. Удивление переросло в тревогу: такие стрелы хранились в специальном шкафу в подвале, и распоряжался ими один Фархад. Если стрелы валяются на улице, как мусор, значит, в подвале кто-то побывал. И этот "кто-то" прекрасно разбирается в том, что и где лежит у заставников. А это мог быть только...
  Что-то зашуршало за спиной.
  Зодчий стремительно обернулся, каждый миг ожидая предательского удара в спину. Но перед ним никого не было. Шагнул вперёд, уверенный, что виновник шума где-то рядом. Ночной ветер уже не казался пронзительно-холодным. Нервное напряжение разогрело молодое сильное тело, и Зодчий крался вдоль стены, не замечая ни обильной росы на траве, ни обжигающего ветра, ни шершавых, занозистых стен дома. В лесу закричала сойка, через секунду ей ответила другая. Лес просыпался...
  Зодчий вернулся к тому месту, откуда начал обход дома. Возникла неприятная мысль, что его последовательно завлекают в западню. Чувство досады усилилось, когда он приблизился к сторожевой башне. Внутри отчётливо слышались шаги, но Зодчий знал, что с улицы в башню попасть нельзя - только через общую гостиную или из подвала. Выходит, кто-то специально заманивает его внутрь?..
  "Ладно, - подумал Зодчий, - сыграем по вашим правилам..."
  Он устремился к подвалу, однако негромкий скрип двери за углом заставил его резко повернуть в сторону террасы. Преодолев небольшое расстояние в два длинных прыжка, Зодчий рванул приоткрытую дверь на себя, готовый к возможному нападению. Беда пришла с другой стороны - что-то острое глубоко вонзилось в шею. Падая на землю, Зодчий смог рукой дотянуться до инородного тела и выдернуть его прежде, чем судороги скрутили тело, а сознание соскользнуло глубоко-глубоко, торопливо спасаясь от неведомого преследователя...
  
  36.
  
  Гоблин появился за общим столом позже всех. Демонстрируя мускулистый безволосый торс, он незаметным движением обрызгал нескольких поселенцев. На Агути брызги не попали, но чтобы направить беспокойную энергию Гоблина в нужное русло, строго сказал:
  - Позови Зодчего. Все уже собрались.
  Гоблин с живость понёсся выполнять поручение, по дороге незаметно вытерев лицо и руки о чью-то одежду. Вернулся почти сразу, удивлённо разводя руками:
  - Комната пуста...
  - А где Зодчий?
  Гоблин пожал плечами:
  - Кровать холодная - он проснулся раньше всех...
  Агути замер, внимательно оглядывая присутствующих.
  Поймав встревоженный взгляд Фархада, спросил:
  - А его одежда?
  - Всё на месте. Только меча на стене нет...
  Агути нашёл глазами Рабуса. Поселенец всё понял и без слов поднялся из-за стола. Остальные молча последовали за ним.
  Через полчаса усиленных поисков ситуация не прояснилась, поставив перед заставниками массу новых вопросов. У входа в подвал они обнаружили несколько поломанных "фархадовских" стрел. Недалеко от них нашли брошенный меч.
  Последняя находка огорчила больше всего. Всем стало ясно, что Зодчий зачем-то проснулся ночью или перед рассветом и отправился на улицу почти голый, захватив только меч; теперь оружие одиноко лежит на траве и ничего не может сказать о том, куда подевался его хозяин.
  Рабус долго ползал на коленях по траве и нашёл шип, длиной более десяти сантиметров и очень тонкий на конце. Поселенец осторожно зажал его в пальцах, показывая присутствующим.
  - Что это? - поинтересовался Агути.
  Рабус пожал плечами, продолжая разглядывать находку.
  - Напоминает иглу дикобраза... - задумчиво проговорил он.
  - Откуда они здесь! - удивился Гоблин.
  - Вот именно, откуда?.. - задумчиво произнёс Агути.
  Ещё через час, обойдя все постройки, навесы, погреба и даже приблизившись к зоне конфликта, поняли: Зодчего на заставе нет. Сразу отправили Енора с двумя верцами в поселение. Агути наказал Енору, если Зодчего там не окажется, поднимать воинов на его поиски. Медлить нельзя, потому что исчезновение выходца в Зоконе не в момент Перехода - вещь абсолютно невозможная.
  Повозка умчалась. Агути спешно организовал из оставшихся заставников три поисковых команды и отправил их в разные стороны. Сам же в одиночестве остался дома, с тревогой ожидая первых новостей.
  
  ...Глаза не открывались, руки не шевелились. Сердце работало аритмично, будто после каждого удара долго раздумывало, стоит ли пульсировать дальше... Но постепенно ритм выровнялся, и липкое чувство страха отступило. Ненадолго. Почти сразу Зодчий почувствовал холод. Появился он не вдруг. Сначала захватил ступни ног, сделав их нечувствительными ко всем попыткам воскресить былую подвижность. Потом проник в голени и бёдра, медленно замораживая лениво текущую кровь. Когда волна нечувствительности поднялась до уровня живота, Зодчий бояться перестал...
  Некоторое время лежал, готовясь к самому худшему. Мыслей в голове не было. Только предчувствие - слабенькое, едва-едва уловимое, но оттого ещё более дорогое и желанное. Предчувствие обещало скорую свободу. Зодчий поверил. Он снова попытался открыть глаза, но веки приоткрылись ровно настолько, чтобы бросить на хрусталик узенькую полоску света, а потом мгновенно захлопнулись. Повторять попытку не стал, решив активировать память, чтобы в недавнем прошлом отыскать объяснение ледяному оцепенению тела.
  К изумлению Зодчего, хорошо отработанная схема "возвращения" на этот раз не сработала. Вместо чётких и ясных картин минувшего, он увидел смазанные обрывки, плохо сочетающиеся друг с другом. Они грязными лоскутами мелькали перед мысленным взором, складываясь в многослойный непроницаемый занавес. Но сдаваться Зодчий не собирался. Предчувствие скорого освобождения росло и требовало немедленных действий.
  Шевелиться или двигаться Зодчий не мог, поэтому все оставшиеся силы бросил на то, чтобы мысленной рукой дотянуться до грязного полотнища и сорвать его, обнажив сверкающее живыми красками прошлое... Удалось это не сразу. Когда холод подступил к самому сердцу, а кровь уже не могла его согреть, Зодчий вспомнил...
  ...Дверь скрипнула, он рванулся на звук, в надежде схватить шутника и... почувствовал укол в шею. Всё. Больше никаких воспоминаний за грязным занавесом не было. Попытался припомнить что-либо ещё, но в сознании царила пустота, готовившая его... К чему? Зодчий постарался отогнать неприятную мысль, с удивлением обнаружив слабое подобие мышечной активности в пальцах рук.
  Маленькая победа мгновенно воодушевило, и он попробовал приоткрыть веки. Узенькая полоска света дольше, чем в первый раз играла в зрачках, но быстро потухла, не успев оставить отпечаток окружающего мира. Зодчий не стал отчаиваться, переключив внимание на слух...
  Монотонный рокот, отдалённо напоминающий шум прибоя, доминировал в сознании и не желал впускать иные звуки... Тогда заставник вспомнил про обоняние. Зодчий представил, как он широко-широко раскрывает ноздри и вдыхает, вдыхает, вдыхает густой влажный воздух. Акцентировав внимание на рецепторах запаха, он приготовился к долгожданному прорыву, но обонятельный мозг молчал. Лимбическая система оказалась также глуха к беззвучным мольбам Зодчего, как и височная доля конечного мозга, отвечающая за восприятие слуховых ощущений.
  Тактильность проверять не стал, дав неподвижному телу непродолжительный отдых, после которого вновь вернулся к пальцам рук, одновременно пытаясь удержать веки в открытом положении. Раз за разом повторяя почти безуспешные попытки, ему удалось впустить в мозг небольшой фрагмент действительности. Победа над собой принесла больше тревоги, чем радости, ибо он понял, что лежит на берегу Гнилого Озера!
  Зодчий рванулся изо всех сил, с восторгом осознав - в руках появилась чувствительность! Он постарался закрепить неожиданный успех, неимоверными усилиями пытаясь заставить пальцы шевелиться, а веки трепетать. Скоро вернулся слух. Откуда-то издалека прилетел первый, настоящий, живой звук - под чьей-то тяжёлой ногой захрустел валежник.
  Зодчий задумался. Виновником долгожданного звука с одинаковой вероятностью мог быть как лесной зверь, так и тот, кто доставил его сюда. И в том и в другом случае, Зодчий в опасности. Нужно немедленно что-то предпринять, пока шаги не приблизились вплотную... Но тело, по-прежнему, не слушалось, рассчитывать приходилось только на слух. Слух не подвёл, с невозмутимостью стороннего наблюдателя информируя уставший мозг: шаги хорошо слышны... шаги приближаются... шаги совсем близко...
  Ни человеческого голоса. Ни птичьего клёкота. Ни звериного рыка...
  Шаги замерли.
  Зодчий напряжённо ждал. У самого уха пронзительно захрустел песок. Через секунду возникло почти забытое телом ощущение движения - его поднимают. Удивления не было. Рваная цепочка догадок мгновенно превратилась в уверенность: боль в шее - пустота - "Гнилое Озеро"...
  Зодчий принялся лихорадочно дёргать руками, ногами, телом в надежде, что хаотичные, конвульсивные движения помогут. Скоро он сумел увидеть размытую полоску берега, почему-то становившуюся всё уже и уже - его неторопливо несли к воде...
  У Зодчего оставалось всего несколько минут, а потом...
  Не желая думать об очередном Изменении, он всё внимание сосредоточил на собственном оцепеневшем теле. Полоска песка медленно уменьшалась, пока не исчезла совсем - они оказались в воде. Слух уловил слабый плеск, глаза различили медленно бредущие ноги. В этот миг Зодчий с ужасом понял: он уже ничего не успеет сделать...
  В сознании назойливо звенел колокольчик смертельной опасности, требуя незамедлительных действий. Зодчий слушал его равнодушно, пока в уши не ворвался новый звук - громкое рычание. Скоро звук повторился, а потом заполнил собой всё пространство: зверь был большой и невероятно злобный...
  Зодчий успел подумать, что умереть от клыков хищника ему будет легче, чем от человеческой руки. Потом на уши надавил близкий победный рёв, неожиданно прервавшийся глухим человеческим стоном.
  Протекла секунда-вечность, и то, чего Зодчий хотел избежать больше всего на свете, случилось - Озеро приняло его. Оно равнодушно раскрыло глянцевое пугающее нутро, и позволило Зодчему скользить вниз, вниз, вниз...
  
  
  
  

ПЕРВАЯ СТЕПЕНЬ ДОСТОВЕРНОСТИ

  
  
Юноша откидывает иллюзии детства, муж
  откидывает незнание и бурные страсти
  юношества, старец откидывает эгоизм
  мужа и становится всё более и более
  всемирною душою. Он поднимается
  на высшую и на более реальную
  ступень жизни.
  Р. ЭМЕРСОН
  
  37.
  
  - О-о...
  - О-о-д-д...
  - О-о-д-д-ы-ы...
  - Воды! Скорее дайте чистой воды!
  Глаза ничего не видят, однако сознание затоплено половодьем звуков. Неожиданно Зодчий понимает, что он может слышать весь звукоряд одновременно, с лёгкостью вычленяя из бурного потока любую деталь. При этом - удивительное дело! - различные информационные потоки не смешиваются. Особое удовольствие доставляет способность пальцев царапать песок и без усилий слышать тихий, неуловимый для остальных сухой шорох кварцевых песчинок.
  Слабое шуршание умиротворяет, но ненадолго...
  - Что с его глазами?
  - Трудно сказать. Возможно, вещество, вызвавшее каталепсию, не позволило векам закрыться.
  - И что?..
  - Субстанция попала на хрусталик...
  - Я понял это. Меня интересует, сможет он видеть или нет?
  - Не знаю...
  Голоса искажаются и уносятся прочь. На смену им приходят видения. Зодчему кажется, это Арина расшалилась и забрасывает его сознание "почтовыми открытками", смысл которых, неуловимым образом ускользает. Зодчий пытается разобраться в потоке видений, но неожиданно натыкается на стену. Он топчется перед ней, не в силах понять, откуда взялась неожиданная преграда.
  Постепенно в нём закипает раздражение. Зодчий с удивлением обнаруживает в себе силу, способную разрушить досадное препятствие. Он оглядывается вокруг в поисках орудия. На глаза попадается массивный узловатый корень. Зодчий наклоняется, чтобы поднять его, но корень начинает вздрагивать, извиваться, вырываясь из скользких рук. Зодчий с трудом ловит его. Скоро глухие монотонные удары разносятся по округе. Стена не выдерживает и падает...
  Сразу становится тихо...
  - Мне показалось, его веки дрогнули.
  - Не торопись. Полей ещё воды...
  Звуки вновь окружают Зодчего, и он с упоением купается в них...
  - Кажется, зрачки начинают реагировать на свет.
  - Ещё воды?
  - Нет, теперь всё будет хорошо...
  Зодчий с восторгом осознаёт, что может сквозь полуприкрытые веки видеть небо - узкую полоску далёкого горизонта...
  - Зодчий, ты меня узнаёшь?..
  Тишина.
  - Он уже оттаял?..
  - Сейчас проверим.
  Зодчий чувствует боль во всём теле, но она быстро проходит. Он открывает глаза, долго моргает, счищая мутную плёнку, и видит перед собой улыбающееся лицо Гоблина.
  "Всегда - Гоблин..." - удивляется Зодчий, делая попытку подняться.
  - Ожил, родной!
  Чьи-то руки осторожно трясут его.
  - Тише... - слабым голосом просит Зодчий, - а то голову... оторвёте...
  Заботливые пальцы начинают массировать грудь и спину. Зодчий осознанно смотрит вокруг. Сил для удивления нет, хотя находится он на своей заставе. Рядом суетятся поселенцы. О Гнилом Озере напоминает только боль в слезящихся глазах...
  
  - Значит, ты его не видел?
  Разговор происходил вечером, когда Зодчий пришёл в себя настолько, что оказался в состоянии вспомнить утреннее происшествие, и осознанно отвечать на вопросы.
  Расспрашивал в основном Агути.
  - Нет, - ответил Зодчий. - Единственная деталь, которую я заметил - чёрные штаны.
  - А голос?.. Ты слышал его голос?
  - Он не разговаривал. Правда, когда я стал погружаться в воду, мне показалось... - Зодчий вдруг запнулся.
  - Говори, - настойчиво потребовал Агути.
  - Мне показалось, будто залаяли собаки... - неуверенно проговорил Зодчий. - Чушь, конечно, откуда им взяться? - Секунду он помолчал, а потом закончил: - Но почти сразу после этого я услышал стон того, кто тащил меня.
  - Только стон?
  - Только стон. Да и то... - Зодчий замялся. - Сомневаюсь, что это происходило на самом деле. Всё-таки - собаки, лай...
  Агути выпрямил напряжённую спину.
  - Собаки тебе не привиделись... - проговорил он.
  Зодчий насторожился.
  - Ты хочешь сказать...
  - Из Озера тебя вытащили именно они.
  - Но как?!
  - Как они тебя тащили я не знаю, - Агути развёл руками, - нас в тот момент у Озера ещё не было. Но каким образом собаки оказались рядом с тобой, ответить могу.
  - Не тяни!
  - Арина...
  Зодчий начал припоминать неясные образы...
  - Как она узнала? - спросил Зодчий.
  - Все вопросы к нему, - Агути указал на Енора.
  Юноша под пристальным взглядом Зодчего немного смутился, но заговорил уверенно:
  - Арина нас встретила у ворот поселения и сообщила, где ты находишься. Мы отправили одну повозку на заставу, а сами поехали к Гнилому Озеру.
  - И не расспросили её?
  Енор пожал плечами.
  - Зачем? Арина никогда не ошибается. К тому же, она всё время нас торопила. Когда мы приехали на Озеро, собаки - их было две - уже вытащили тебя на берег и облизывали лицо - ты задыхался. Недалеко мы нашли родник с чистой водой и стали промывать глаза, потому что вещество озера загустело - ты мог ослепнуть...
  - Никого поблизости не видели? - спросил Зодчий.
  - Собаки убежали почти сразу, остались только мы. Это всё... - Енор говорил виновато, будто в чём-то оправдывался.
  Зодчий перевёл взгляд на Агути.
  - Если бы мы прочесали местность сразу, то обязательно нашли бы твоего похитителя. Но эта мысль нам в голову не пришла - мы же не знали, по какой причине ты оказался возле Озера...
  
  38.
  
  Неделя началась с печального известия: на Третьей погиб Седой. Новость ошеломила всех, потому что Переход ожидался "заставный" и недолгий. Никто не предполагал, что могут произойти спонтанные фазовые изменения и неожиданно сместится вектор начального выброса, а зародыш Перехода возникнет там, где его никто не ожидал - за спинами заставников. Всё произошло так быстро, что охранный трок, в котором находился в это время Седой со своей командой, захлопнуться не успел, и весь первичный фонтан Перехода пришёлся по защитникам.
  Ювенальный Переход фонтанировал в основном камнегрязевым потоком, но с обильными включениями отходов человеческой деятельности: куски труб, арматура, проволока и прочий строительный мусор, в обилии зарываемый на многочисленных свалках. К тому моменту, когда "лепестки" трока захлопнулись, отрезав смертоносный дождь, трое поселенцев получили сильные ушибы, один - контузию, а в голову Седому вонзился короткий обрезок ржавой арматуры...
  Выслушав сообщение, Зодчий с Агути сразу отправились на Третью заставу. Прибыли к концу первичного фонтанирования. Постояв несколько минут около тела Седого, отправились к зоне конфликта, чтобы своими глазами увидеть происходящее. Глоток и Кучум понуро шли следом. Поселенцы держались в отдалении.
  - Сколько продолжается Переход? - спросил Агути у Кучума.
  - Часов пятнадцать.
  - А по первоначальной оценке?
  - Не больше пяти.
  - Выходит, рост продолжительности почти триста процентов... - нерадостно подытожил Зодчий.
  - И что с того? - не понял Глоток.
  Зодчий быстро нарисовал носком ботинка на песке простую диаграмму.
  - В течение последних шести месяцев продолжительность активной фазы Перехода всё время возрастала, но никогда не превышала двукратного увеличения. Теперь ясно?
  - Не очень... - замялся Глоток.
  - Произошёл качественный скачёк, - пояснил Зодчий. - Если судить по остаточной активности, ювенальный Переход ещё не менее трёх часов будет находиться в фазе затухания, а это уже двукратное превышение максимального увеличения длительности Перехода за последние шесть месяцев!
  - Это опасно? - поинтересовался Кучум.
  - Как посмотреть, - развёл руками Зодчий. - Само по себе увеличение продолжительности ещё ничего не означает. Но есть два неприятных момента. Первое - мы можем утратить прежнюю достоверность прогнозов, и второе - изменение продолжительности может затронуть качественную составляющую Перехода, а это...
  Впрочем, Зодчий мог свою мысль не развивать. Все поняли, о какой "качественной составляющей" он говорил - теперь все предварительные прогнозы и предсказания летели в тартарары, и любой "холостой" Переход мог открыть дорогу в Зокон и "тиграм", и "зывунам".
  ...Ювенальный Переход фонтанировал ещё пять часов, а потом тихо прекратился, оставив после себя горы камней и грязи.
  Зодчий вместе с Агути задержались на Третьей до следующего дня - проводить товарища в последний путь.
  Возвращались домой поздно ночью, отказавшись от предложения Глотка переночевать. Агути почти всё время молчал, тяжело переживая потерю ещё одного заставника.
  - Ты заметил, - сказал он вдруг, - к нам больше не попадают выходцы?
  - Заметил, - невесело откликнулся Зодчий. - Думаю, этому есть причины.
  - Какие?
  - В Зоконе начались глобальные перемены. Масштаб грядущих изменений нас не обрадует.
  - А выходцы? - напомнил Агути.
  - Зокону они больше не нужны...
  - Ты говоришь о Зоконе, как о живом существе. - Негромко произнёс Агути.
  - Разве это не так?..
  - Не знаю... - голос Агути понизился до шёпота, - теперь я ни в чём не уверен...
  
  
  
ТРЕТИЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ СРЕЗ ИНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
  Вертолёт опустился на большой поляне, которую специально расчистили ещё два месяца назад. Вальтман появился в сопровождении Олега Рашнова и двух молчаливых мужчин, время от времени бросавших вокруг себя удивлённые взгляды.
  Вальтман быстрым шагом подошёл к Ловсину. Заметив недоумение по поводу незнакомцев, неохотно пояснил:
  - Сооружение кордона изоляции обошлось в полмиллиона долларов. Я был вынужден взять с собой двух членов из совета директоров. А что у вас?
  - Идёмте, - обронил Ловсин, быстро шагая по широкой тропинке, засыпанной и основательно утрамбованной мелкой галькой.
  Шагов через сорок они оказались возле Мэда Олдина и Амика Карасяна, склонившихся над распластанным телом.
  Едва Вальтман взглянул на него, как гримаса отвращения скользнула по лицу, тут же уступив место испугу.
  - Это... Денис?.. - хрипло спросил Вальтман.
  - Нет, - быстро ответил Ловсин. - По возрасту он значительно старше Дениса. К тому же это не человек...
  - Как?! - Вальтману показалось, что он ослышался. - Не человек?.. А кто же?!
  - Мы пытаемся это выяснить.
  Ловсин присел на корточки рядом с телом, подождал, пока Вальтман, переселив себя, приблизится, после чего заговорил:
  - Тело появилось сегодня в пять сорок утра. Его заметил дежурный оператор, и немедленно разбудил нас. Сразу приблизиться мы не рискнули, опасаясь повторения событий месячной давности, когда, бросившись изучать странный бирюзовый туман, неожиданно окутавший полусферу, мы едва не задохнулись, испытав приступ удушья. За телом долго следили с помощью видеокамер, параллельно прощупывая его биосканером. В первые минуты после проникновения он ещё подавал признаки жизни, а потом затих, сдувшись, точно воздушный шарик. Уже больше пяти часов он мёртв.
  Вальтман на миг выглянул из-за плеча Ловсина, но тут же отшатнулся, успев заметить, что тело, распластанное на траве, действительно, совсем не напоминает человеческое.
  - А... почему он в таком состоянии?.. Его словно вывернули наизнанку!
  - Так и есть, - поднимаясь, сказал Ловсин.
  - Но кто это сделал?!
  - Деном...
  Вальтман тряхнул головой, словно прогоняя наваждение. Медленно, с расстановкой проговорил:
  - Я допускаю, что таинственная полусфера может заставить человека левитировать, я также могу допустить, что она в состоянии вывернуть тело наизнанку, но ведь вы сказали, что это не человек!.. Кто он?!
  - Продукт перехода...
  Олдин лезвием ножа отрезал окровавленную полоску ткани, медленно поднял её на вытянутой руке. Скоро все увидели, как съёжилась, скрутилась полоска, через миг превратившись в невесомые грязно-белые хлопья.
  Глядя куда-то вверх, Ловсин задумчиво проговорил:
  - Деном предельно близок к необратимым изменениям. Вероятную точку бифуркации мы установили с погрешностью в три процента...
  Вальтман заглянул в глаза Ловсину.
  - Так ли я понял, что вы готовы к силовому проникновению внутрь?
  Валерка взгляда не отвёл.
  - Необходимые приготовления мы закончим через две недели...
  
  
  - Зодчий! - кто-то осторожно тронул его за руку.
  - Ты чего?.. - выходец открыл глаза и вопросительно посмотрел на Завора, ночью дежурившего на вершине сторожевой башни.
  - Тебе стоит на это взглянуть... - Голос юноши дрогнул.
  Волнение поселенца мгновенно прогнало сон. Через минуту Зодчий уже следовал за ним, попутно поздоровавшись с Агути, молча присоединившимся к их группе. На вершине сторожевой башни Зодчий сразу прильнул к окуляру самодельной подзорной трубы. Агути остановился у деревянного парапета. Зодчему не потребовалось долго искать причину волнения Завора. Повернув трубу в нужную сторону, он увидел невероятную картину: вся громада Зокона за одну ночь покрылась растениями.
  - Как всё началось? - спросил Зодчий, на минуту оторвавшись от окуляра.
  - Сейчас ночи самые тёмные в году, - принялся объяснять Завор. - Я заступил в двенадцать - видимость была минимальная. Где-то около трёх-четырёх часов я первый раз услышал шум: в той стороне что-то тихо-тихо потрескивало. Сначала подумал - это металл остывает, но шум становился всё громче. Я посмотрел в сторону Зокона через трубу, однако ничего разглядеть не смог. Ближе к утру, когда немного рассвело, по всей поверхности Зокона медленно поползла зелёная масса. Я не решился сразу будить тебя. Думал, может, туман такой необычный. Но через полчаса стало достаточно светло, чтобы разглядеть - это не туман, это - растения, и они невероятно быстро покрывают собой весь периметр Зокона.
  Завор замолчал. Зодчий спросил:
  - А что за растения?
  Юноша покачал головой.
  - Я не знаю...
  Через минуту на башню поднялись Фархад и Гоблин. Все по очереди рассматривали через оптику необычное растение, но сказать, что это такое, не решился никто. Фархад тут же развернул альбом и принялся торопливо зарисовывать панораму. Зодчий смотрел то в оптику, то на рождающийся рисунок, по ходу делая небольшие замечания:
  - Вид у него необычный. От земли поднимаются толстые лохматые ростки бело-розового и бледно-сиреневого цветов. Похоже, они не содержат хлорофилла. На стебле видны интересные прицветные листочки, в виде широких розоватых чешуек. Настоящих зелёных листьев нет. И...
  - Что?.. - вытянул шею Фархад.
  - Странное дело, - продолжил Зодчий, - прямо на глазах появляются цветки - яркие малиновые кисточки! Они так быстро растут!
  Зодчий оторвался от трубы и попросил Завора взять с собой двоих поселенцев, чтобы выкопать растение.
  - Только будьте осторожны! - крикнул он вдогонку юноше, торопливо сбегающему по ступенькам.
  Через полчаса в гостиной собрались все заставники - Завор принёс два экземпляра таинственного растения. Зодчий расстелил на столе целлофан, Завор положил на него свой трофей. Все принялись изучать "гостя".
  - Странные у него корни, - сказал Фархад, заканчивая рисунок, - посмотрите, как необычно они разветвляются - почти под прямым углом. Это походит на стилизованный крест...
  Неожиданно что-то толкнуло Зодчего изнутри. Он ещё раз вгляделся в необычное растение, ощутив повторный внутренний толчок. Сосредоточившись, не без труда увидел "посылку" Арины. Но - странное дело - девочка передавала ему точную копию того растения, которое сейчас лежало перед ним на столе!
  Неприятное и тревожное чувство поселилось в душе Зодчего. Никто из заставников необычное растение никогда раньше не встречал, а вот слепая девочка, почему-то, знала о нём всё, включая детали, которых Зодчий при первом осмотре не заметил - например, того, что корневища растения покрыты наростами в виде мясистых сочных ковшичков.
  Ближе к обеду, неожиданно для заставников, из поселения прибыла целая делегация - Легонт и с ним три старика. Ещё больше удивился Зодчий, когда Легонт после обычных слов приветствия, торопливо проговорил:
  - Где она?
  - Кто? - не понял Зодчий.
  - Царь-трава?..
  Зодчий не сразу понял, о чём идёт речь.
  - Вы о том растении, которое мы выкопали утром? - спросил он.
  - Именно о нём! - Легонт находился в состоянии несвойственного ему возбуждения.
  - Пойдёмте... - позвал гостей удивлённый Зодчий.
  Когда все вошли в комнату, первым к растению подошёл старец, поразивший Зодчего своими преклонными летами. Старик изучал растение всего несколько секунд, потом его голова затряслась, не то от плача, не то от смеха. Зодчий с тревогой следил за происходящим. Старик повернулся.
  Он действительно плакал...
  - Петров крест! - выдохнул он скорбно. - Потаённица, будь она проклята!..
  Зодчий ничего не понял. Легонт тяжело вздохнул и стал объяснять:
  - В первый же год, когда наши предки оказались в этом мире, в поселении появилась Эркатога. Никто не знал, откуда она взялась: все думали, что старуха жила в этом месте уже тогда, когда пришли мы. Старуха была странной - она никогда ни с кем, ни о чём не говорила. Все решили - она немая. Ей много раз предлагали и кров, и пищу, но Эркатога каждый раз отказывалась. Она приходила, когда хотела, а потом, так же незаметно и таинственно покидала селение. Никто не знал, где живёт старуха. Да и знать не хотели - боялись её все, потому что взгляда Эркатоги выдержать не мог никто, даже первый глава рода. А потом она надолго пропала. Может год, может больше о ней не было ни слуху, ни духу. Все решили - преставилась. Но старуха появилась в поселении снова. Седая, молчаливая, страшная она прошла прямо к главе рода и говорила с ним в течение нескольких часов. Потом ушла. Теперь уже - навсегда. Глава рода с того времени сильно изменился - стал чахнуть на глазах и буквально за полгода истаял, как восковая свеча. Умирая, он передал своему старшему сыну пророчество, поведанное ему старухой Эркатогой перед тем, как она навсегда ушла в лесную чащу. С тех пор пророчество передаётся от главы рода к старшему сыну. А суть пророчества такова: когда придёт в этот мир царь-трава по прозвищу Петров крест и ночью, тайно оплетёт Дорогу Разрушения, останется у обитателей времени не больше, чем остаётся времени у путника, идущего на зов предков...
  Теперь Зодчий понял, почему Легонт попросил всех заставников выйти на улицу, оставив в комнате только стариков и самого Зодчего.
  - Что означает фраза: "...останется у обитателей времени не больше, чем остаётся времени у путника, идущего на зов предков..."? - спросил выходец.
  - Это срок, который Зокон отпустил для всех нас...
  - И каков он - этот срок?
  - Я не знаю... - вздохнул Легонт.
  Повисла тишина, которую отважился нарушить только древний старец.
  Он с печалью в голосе произнёс:
  - Думаю, это время, понадобившееся Эркатоге, чтобы обрести успокоение...
  - И в чём оно измеряется? - повернулся Зодчий к старику. - В годах, в месяцах, в сутках?..
  Старик горестно покачал головой.
  - Это только мы, люди, пытаемся измерить время. ТАМ это не нужно... Обо всём скажет душа. Если она готова - избавление наступит быстро, если нет - нам дадут возможность подумать. А сколько дадут - неведомо никому...
  
  39.
  
  Зодчий ничего не сказал ни выходцам, ни поселенцам, однако к вечеру все на заставе уже знали о пророчестве. Известие произвело разное впечатление. Поселенцы выглядели откровенно подавленными, чего нельзя было сказать о выходцах. Для них жизнь на заставе воспринималась как долгая служебная командировка, к которой ты настолько привык, что свыкся и даже смирился с ней, но которая когда-нибудь обязательно закончится, и тогда ты вернёшься если не домой, то под одну из берёзок, в изобилии росших на небольшом погосте...
  Внешне всё выглядело как обычно: тренировки, работа, совместная трапеза, дежурства, непринуждённые разговоры по вечерам, однако в воздухе физически ощущалось напряжение, становившееся с каждой минутой всё явственнее. Все чего-то ждали. Не важно - плохого или хорошего, но всем хотелось развязки...
  На следующее утро их разбудил вой сирены. Заставники, давно готовые к чему-либо подобному, собрались быстро. Они выбежали из дома и стремительно понеслись к трокам, удивлённые тем, что никто из них не почувствовал начала Перехода.
  Но Перехода и не было...
  Царь-трава больше не главенствовала в первобытном хаосе Зокона. Сейчас там происходило что-то ещё более поразительное. В абсолютной тишине по всей ширине зоны конфликта в сторону заставы, шевелясь и извиваясь, ползла сплошная зелёная масса...
  Заставники заняли места, продолжая с тревогой следить за приближением малахитовой волны. Это было что-то новое, и никто не знал, как с ним бороться.
  Зодчий напряжённо думал, вспоминая всё, что когда-либо слышал о растениях, попадавших в Зокон. Между тем, вал, переливающийся всеми оттенками зелёного, замер словно мяч, свободно катившийся по полю и неожиданно наткнувшийся на преграду.
  Минуты текли, а впереди ничего не менялось.
  Только через полчаса стало заметно: сплошной изумрудный ковёр кое-где начал рваться и вспучиваться. Заставники по-прежнему не покидали своих троков, ожидая завершения растительной феерии. Ещё через полчаса пришли к выводу, что сидеть под защитой троков смысла нет. Там, впереди, действительно, что-то происходило, но настолько медленно, что изменения становились заметны лишь после десятков минут напряжённого наблюдения.
  Зодчий и Рабус оставили в каждом троке по два заставника, а с остальными отправились заниматься обычным делом - изготовлением новых стрел на собранном Фархадом станке.
  Дежурившие в троках менялись каждые два часа. Вновь прибывшим на смену сразу же бросалась в глаза невероятная скорость роста того, что лежало впереди и что манило и пугало одновременно. К вечеру всем стало ясно: Зокон претерпевает кардинальные изменения, потому что от прежних ажурных переплетений ферм, эстакад, пролётов мостов, искорёженных виадуков, почти ничего не осталось. Теперь зона конфликта выглядела как сплошное малахитовое море, лишь при детальном рассмотрении распадавшееся на отдельные элементы.
  На следующее утро картина несколько прояснилась, и заставники смогли позволить себе радость гадания, в попытках найти название странному феномену. К этому времени зелёный ковёр заметно приподнялся над землёй, открыв для обозрения нечто новое: вся многокилометровая площадь зелёного шатра не просто парила в воздухе, нарушая закон всемирного тяготения, а вполне прозаически опиралась на сотни и тысячи тонких корней, медленно превращавшихся в настоящие стволы.
  По всему выходило - впереди росло одно-единственное дерево! И только одно дерево могло иметь столь необычную форму - баньян. Однако найденное подходящее название ещё не давало ответа на главный вопрос: каким образом дерево-роща смогло проникнуть в Зокон, не будучи транспортировано сюда Переходом? Если только... Мысль обожгла Зодчего. "А что если "баньян" - это новая форма Перехода?!"
  Своей догадкой он поделился с Агути и Гоблином, вызвав ожесточённый спор между ними. Гоблин с присущей ему легкомысленностью заявил, что лично ему абсолютно всё равно, что произрастает впереди: "бадан", "баньян" или "бурьян", лишь бы эта треклятая сельва не касалась его лично. На что Агути горячо возразил:
  - Нельзя быть таким инертным! Если предположение Зодчего верно, то мы лишаемся единственного преимущества перед вторгающимися в Зокон животными формами. Мы не сможем заранее узнать время и место их появления, и всё наше прогнозирование Переходов теперь яйца выеденного не стоит!
  Гоблин глянул на Агути неожиданно погрустневшими глазами и спросил:
  - От нас в данной ситуации что-нибудь зависит?
  Агути не нашёлся, что ответить.
  - Тогда к чему столько эмоций?..
  Фархад присоединился к разговору в последнюю минуту, но суть спора уловил.
  - Уважаемые участники диспута, есть возможность вас примирить, - заявил он, указав рукой в сторону Зокона. - Там что-то назревает...
  Последняя реплика быстро успокоила спорщиков. Прошла минута и каждый почувствовал и з м е н е н и я: все запахи трансмутировались, обретя сладковато-приторный вкус, видоизменились звуки, словно сколлапсировавшиеся в самих себя, поменялось освещение, на миг разорвав многолетнюю пелену облаков и одарив изумлённых поселенцев слабым подобием прямого солнечного света. А потом пришёл звук. Новый, томительный, тягучий, он струился по общей кроне "баньяна" и выплёскивался на заставников режущими осколками нечеловеческих эмоций. В происходящем было нечто мистическое, нечто запредельное, и оно намеревалось подчинить себе и поселенцев, и выходцев.
  Зодчий ощутил внутри себя нарастающую сосущую пустоту, источник которой таился где-то под километровой кроной дерева-рощи. Пустота начала расползаться по всему телу, стремительно завоёвывая один орган за другим. Но Зодчего происходящее почему-то не пугало, наоборот, ему даже нравилось, что его многострадальное "Я" наконец-то избавится от невыносимо тяжёлого бремени ежесекундно решать за десятки чужих судеб... Он без колебаний отдался в ласковые объятия чужой воли, и воля эта тут же овладела его телом, незаметно подбираясь к беззащитному сознанию...
  А потом налетел ветер. Подобного ветра Зодчий в Зоконе никогда не видел, потому что он принёс с собой тончайшие эманации давнего, навсегда утраченного прежнего мира. Сразу всё вокруг вернулось на круги своя: запахи вновь стали прежними, звуки приобрели привычное звучание, свет вернулся к привычной рассеянной тусклости. Всё стало на свои места кроме одного - ветра!
  Он продолжал лить на заставников мелодию, затрагивавшую в душе каждого самое потаённое, самое сокровенное - то, что в течение всей жизни лежало где-то под спудом, ожидая благословенного мига освобождения. Это не было наваждением, но и реальностью быть не могло - в настоящей жизни человек не в состоянии испытать подобное непередаваемое чувство абсолютного космического блаженства...
  Ветер резко изменил тональность. Новые обертоны отрезвили Зодчего, заставив торопливо оглядеться по сторонам - его товарищи буквально приросли к земле и раскачивались, точно сомнамбулы. Зодчий метнулся в трок, рванул из ящика механический ревун, названный Гоблином "сепаратором смерти", ухватился за эбонитовую рукоятку и принялся крутить её с такой силой, что едва не оторвал. Усилия не пропали даром. Звук, исторгнутый разваливающимся "сепаратором", оказался что надо - он выворачивал наизнанку окостеневшее тело, заставлял вибрировать зубы и слезиться глаза...
  Минуту заставники приходили в себя, а потом на них обрушился голос Зодчего:
  - Группам занять места в троках!
  Долгая минута истекла. Все стояли по заранее расписанным местам, с чувством неловкости поглядывая друг на друга и беззвучно спрашивая: "Что с нами было?.."
  Ветер вновь изменился. Но теперь он не завораживал, не околдовывал. Сейчас он откровенно пугал людей, жутко завывая в натянутых тросовых растяжках и сильно раскачивая поднятые "лепестки" троков. Прошло несколько долгих минут, и ветер неожиданно стих. В наступившей неестественной тишине все услышали нежный мелодичный напев, доносившийся со стороны покрытого деревом-рощей Зокона. Голос ошеломил выходцев, никогда не слышавших его на своей заставе, потому что он мог принадлежать только женщине...
  
  40.
  
  Зодчий поймал испуганный взгляд Агути. Справа стоял Енор. Вытянув шею, он пытался рассмотреть источник чарующего пения. Остальные заставники тоже, словно под действием гипноза, принялись выглядывать из-за укрытия. Зодчий собрался одёрнуть их, но не сделал этого - он и сам был поражён не меньше их.
  Сладкозвучный напев медленно приближался. Скоро между стволами "баньяна" стали различимы плавные движения тел - одного, второго, третьего...
   - Да сколько их!.. - выдохнул потрясённый Енор.
  Ему никто не ответил. Все изумлённо смотрели на то, как из-под дерева-рощи выходят девушки. Их было много: может быть, двадцать, а может, пятьдесят. По всей площади "баньяна" отмечалось ритмичное движение; отследить появление каждой новой незнакомки стало трудно.
  Когда одна из новоявленных "амазонок" приблизилась на расстояние, с которого любой мог разглядеть гостью без помощи оптики, все оцепенели - она оказалась обнажённой... При дальнейшем пристальном изучении точёного женского тела стало заметно некое подобие одежды - что-то отдалённо напоминающее металлические стринги. Отливающие холодным металлом бикини в глаза не бросались, поэтому заставники воспринимали незваных наяд так, как им подсказывало их собственное воображение.
  Девушек становилось всё больше. Они ломаной линией медленно приближались; расстояние между заставниками и "амазонками" незаметно сократилось до ста метров.
  В соседнем троке произошло непонятное движение, после которого один из молодых поселенцев неожиданно рванулся навстречу "амазонкам". Кто-то попытался удержать юношу, но тот вырывался, страшно выпучив глаза и издавая неестественные звуки - он икал, выл, плакал, кричал, брызгая слюной на того, кто не хотел отпускать безумца.
  Сцена продолжалась не больше десяти секунд, а когда взгляд Зодчего вернулся к незнакомкам, он вскрикнул от удивления - "амазонки" непостижимым образом оказались в непосредственной близости от трока соседей. При их грациозно-царственной поступи это казалось совершенно невозможным!
  Зодчий подал команду на схлопывание троков, но понял, что опоздал.
  Мужчина, пытавшийся удержать разбушевавшегося юношу, тоже заметил опасность и потащил поселенца обратно, что-то прокричав на ходу в сторону своего трока. Боковые лепестки дрогнули и невероятно медленно поползли вверх. Мужчина - Зодчий узнал в нём Рабуса - поспешил к схлопывающемуся троку, но бьющийся в истерике юнец сдерживал его. Всем наблюдавшим стало ясно: Рабус не успеет вовремя добежать до укрытия.
  Не раздумывая, Зодчий спрыгнул с платформы и помчался к Рабусу, оказавшемуся в одиночестве против массы стремительно приближавшихся красавиц.
  Совершая немыслимые прыжки, Зодчий с радостью заметил, как быстро поднимаются боковые лепестки второго трока, стремясь соединиться в верхней точке специальным замком и изолировать находившихся внутри заставников.
  В десяти шагах от Рабуса в воздух взвились две смертоносные тени. Они смазанной чертой мелькнули по гладкому телу трока и оказались на его вершине за мгновение до того, как механизм замка намертво сцепил лепестки. Одна тень скользнула внутрь, вторая последовала за ней, но мощные противовесы уже заканчивали работу, и тонкое девичье тело застряло в замке. Через мгновение Зодчий услышал жуткий хруст - совершенное женское тело безжалостно раздирали острые закраины пластинчатого замка. Зодчий приготовился услышать вопль, крик, рёв невероятной силы и боли, но ничего не произошло - тело осталось висеть вверху, словно нераскрывшийся бутон чудовищного по своему содержанию цветка. В абсолютной тишине, хрустя поломанными костями и скрепя разорванными мышцами, верхняя часть тела "амазонки" пыталась освободиться из мёртвого захвата...
  Сюрреализм происходящего лишь скользнул по сознанию Зодчего и, не задержавшись, растворился в загустевшем от напряжённого ожидания воздухе. Зодчий почти добежал до двух поселенцев, когда внутри трока раздался вопль ужаса и боли. Принадлежал он, к сожалению, ни женщине...
  Крик подхлестнул Зодчего. Через секунду он оказался рядом с Рабусом, а ещё через миг перед замершими воинами возникли сразу три незнакомки. Они уже не пели чарующими голосами, завлекая в сладкие тенёта губительного очарования, да и выглядели они вблизи далеко не "афродитами".
  "Амазонки" молча окружили поселенцев, медленно, шаг за шагом, сжимая смертельное кольцо. Зодчий лихорадочно соображал, как им вырваться из круга. В этот момент одна из незнакомок сделала волнообразное движение осиной талией, и что-то длинное и невероятно подвижное со свистом рассекло воздух.
  Послышался неприятный хруст, от которого дрожь пробежала по телу, а юноша-поселенец, так и не успевший до конца освободиться от временного безумия, стал заваливаться на спину. В его груди торчало нечто, похожее одновременно на змею (подрагивая, оно плавно извивалось) и на остро отточенное копьё (только оно могло в долю секунды насквозь пробить грудную клетку).
  Зодчий ногами сбил одну незнакомку, успев удивиться, что юноша оказался без нагрудного панциря. Потом выходцу стало не до анализа - за их спинами внутри трока происходила непонятная возня, а прямо перед ними появились ещё две "амазонки". Когда одна из них повернулась боком, чтобы обойти заставников, Зодчий увидел то, что секунду назад молниеносно расправилось с молодым поселенцем.
  Там, где девичье тело плавно перетекало из спины в тугие ягодицы, на позвоночном столбе имелся массивный нарост, дробящийся на несколько отростков разной длины. Непонятные рудименты больше всего походили на сросшиеся в пучок длинные хвосты, но Зодчий назвал их для себя иначе - "сюрприз павлина". Отростки, действительно, чем-то напоминали раскрытые веером и поставленные почти вертикально перья надхвостья, которые часто путают, называя хвостом. Зодчий склонился к Рабусу, шепнув ему, что любоваться аномалиями женского тела смертельно опасно - "сюрприз павлина" невероятно быстр...
  Возня в троке стихла. Хотелось верить, что причина наступившей тишины одна - незнакомку постигла та же участь, что и её подругу наверху. Скоро внутри зашевелились, а секунду спустя в узкие амбразуры полетели дротики. Но отчего-то стрельба велась вяло и неточно.
  Второй трок времени даром не терял. Заставники привели в действие механизм движения, и лавина стрел с близкого расстояния за минуту выкосила добрую треть "амазонок". В другое время это обрадовало бы выходца, но не сейчас, потому что оставшиеся незнакомки, распушив "сюрприз павлина", словно безумные гарпии обрушились на Рабуса и Зодчего.
  Отразив с десяток молниеносных выпадов и получив в грудь несколько чувствительных ударов, Зодчий прокричал Рабусу:
  - Нам не продержаться! Они продырявят нас, как дуршлаг!
  - Што предлагаеш-шь? - Рабус "слегка" шепелявил - "павлиний сюрприз" вскользь прошёлся по его лицу, "отшлифовав" неровности и выбив два зуба.
  - Будем уходить по очереди в аварийный люк под днищем!
  - Не полущитша... - ответил Рабус. - Одному и тридшати шекунд не выштоять!
  - Ничего, - ответил Зодчий, - управлюсь. Иди первым!
  - Пошему я?
  - Потому что если тебя здесь оставить, ты последние зубы потеряешь... - Видя, что поселенец застыл в нерешительности, Зодчий рявкнул: - Давай!
  Рабус пригнулся. Перед тем, как ужом скользнуть под днище, он дважды постучал по металлическому корпусу, давая специальный сигнал. Внутри догадались (Зодчий услышал негромкий скрип открываемого люка). Вслед ускользающему телу Рабуса метнулось сразу несколько живых стрел, но Зодчий был начеку и в два приёма отсёк три из пяти. Это взбесило "амазонок". Они с такой яростью атаковали выходца, что уже через минуту всё тело под панцирем болело от страшных ударов в грудную клетку.
  Зодчий работал на пределе возможностей, но и такие сверхусилия позволяли лишь сдерживать незнакомок на расстоянии вытянутой с мечом руки. Чтобы нырнуть под днище и забраться в трок, заставнику были нужны всего несколько коротких секунд. Однако нападавшие не собирались дарить их ему.
  Положение становилось отчаянным.
  В этот момент за стенами трока послышались гортанные крики Рабуса, после которых Зодчий увидел быстро редеющую толпу перед собой. Потом в дело пошли "фархадовские" стрелы, и Зодчий стал молиться, чтобы какая-нибудь из них случайно не задела его.
  В толпе незнакомок произошло замешательство. Зодчий не стал упускать своего шанса. Он скользнул вниз, послав на прощание воздушный поцелуй одной из наиболее воинственных "амазонок", и едва не поплатился за глупую шалость - длинное, изящно-тонкое тело "павлиньего сюрприза" ударила в то место, где мгновение назад находилась его голова. Зодчий ящерицей пополз вперёд. Оказавшись у люка, поднял голову. Тут же чьи-то сильные руки рванули его вверх, ободрав локти о шершавые стенки. Зодчий без сил рухнул на металлический пол, дрожащей рукой захлопнув люк, тут же загремевший под натиском непрошеных гостей.
  
  41.
  
  - Отвести трок на двадцать метров! - крикнул Зодчий, первым устремляясь к механизму передвижения.
  Трок закачался на неровностях. Рядом возник Рабус. Он успел выплюнуть изо рта кашу из крови и остатков зубов и теперь говорил почти нормально.
  - Хитрые бестии! - ощерился поселенец. - Они поняли, что мы не можем достать их под днищем!
  - Как бы не так! - осклабился Зодчий. - Мы выставим трок на три домкрата, втянем шасси, а потом сделаем один большой блин из их плоти!
  - Но мы потеряем мобильность! - возразил Рабус.
  - Не беда! - отозвался Зодчий. - Второй трок поливает их стрелами, как вода редиску на грядке! Зови помощника...
  Под несмолкающий аккомпанемент ударов в люк и днище, Зодчий, Рабус и третий поселенец - им оказался Сиф - в течение двух минут установили трок на домкраты, потом втянули шасси внутрь. Зодчий подал команду:
  - Давай!
  Трок вздрогнул, заваливаясь на правый бок (что-то у Рабуса с гидравликой не заладилось), потом резко опустился на землю. Но не до конца - под днищем что-то захрипело, захрустело, заскрежетало; никому не хотелось думать об истинной причине тошнотворных звуков.
  Зодчий бросился к свободной амбразуре и принялся выпускать стрелу за стрелой, пока кто-то не тронул его за руку. Зодчий оторвался от прицела массивного арбалета и уставился на Гоблина, с тревогой смотревшего на выходца.
  До Зодчего не сразу дошёл смысл его слов:
  - Там никого нет!..
  - А... где они?..
  - Сейчас узнаем... - Фархад взвалил на плечо нечто массивное, с раструбом на конце и медленно пошёл в сторону сегмента с опускающимися лепестками.
  Зодчий огляделся по сторонам. Сознание яркими пятнами выхватывало детали недавнего боя: кровь на полу, кровь на стенах, два тела возле тыльных лепестков - незнакомка и кто-то из поселенцев (из-за страшного оскала лица, Зодчий не смог узнать верца).
  Лепестки уже лежали на стопорных укосах. Заставники, держа оружие наготове, осторожно спускались на землю. Зодчий последовал за ними. Чувствовал он себя скверно. Пройдя мимо располовиненного тела "амазонки", продолжавшего висеть на одном из раскрывшихся лепестков, Зодчий старался на него не смотреть. Но глаза сами, непроизвольным образом, во всех подробностях зафиксировали картину раздавленных органов. Выходец испытал лёгкое головокружение.
  Подбежал Агути, принялся торопливо осматривать Зодчего.
  - Живой! - голос его звенел.
  Зодчий ответить не смог.
  Продолжая глядеть по сторонам, он отворачивался, если видел на земле распластанные тела незнакомок. И только на юношу-поселенца, которого спасти не удалось, глядел долго, не отрываясь.
  Подошёл Фархад. Сняв с плеча тяжёлую бандуру, устало произнёс:
  - Плохие новости - тела девиц не распадаются.
  Зодчий медленно поднял на Фархада взгляд, успев поймать в тёмных зрачках товарища мелкую пульсацию страха.
  - Не распадаются?..
  - Совсем!
  Мимо прошли двое поселенцев - они несли тело первой жертвы сегодняшнего боя. Зодчий проводил их взглядом.
  В сердце змеёй втекала пустота...
  - Что будем с ними делать?.. - подошедший Рабус головой кивнул в сторону многочисленных женских тел.
  Зодчий отвернулся.
  - Да что с тобой?! - вспылил Фархад. - Ты эти сопли брось! Если бы мы поддались чарам красоток и полезли к ним в объятья, то не мы, а они решали бы сейчас вопрос, куда складировать наши тела!
  Зодчий провёл кончиками пальцев по измочаленному панцирю и тихо ответил:
  - Если они не распадаются, их нужно сжечь... Костёр устроим прямо здесь. Ещё вопросы будут?
  - А погибшие поселенцы?
  - Готовьте повозку. Я повезу их сам...
  
  Через три дня на Вторую заставу приехал Лунь, в прошлом известный в своём круге учёный, доктор биологических наук. Сопровождал его молоденький поселенец, по поводу которого Лунь пошутил:
  - Эрад у меня и лаборант, и ассистент, и ученик в одном лице. Прошу любить и жаловать!
  Молодой поселенец серьёзно, без тени смущения поклонился.
  - Ну-с, милостивые государи, показывайте священное дерево Будды! - Лунь с нетерпением потёр сухие сморщенные ручки.
  - Священное дерево? - тут же встрял в разговор весёлый Гоблин. - У нас ничего такого нет. Только странная штуковина, у которой одна крона и тысяча стволов!
  Лунь, продолжая улыбаться, укоризненно покачал головой:
  - Похоже, молодой человек был нерадивым учеником в школе?
  Не ответив, Гоблин мгновенно исчез из поля зрения профессора, а Зодчий повёл старика в сторону Зокона. За прошедшие дни дерево-роща разрослось ещё больше, поглотив и "фильтрационное" поле, на котором выходцы "тестировали" продукцию Перехода, и нулевую отметку, дальше которой, в целях безопасности, нельзя было пускать недовыходцев.
  Лунь осторожно ступал по траве, внимательно оглядываясь по сторонам. Скоро достигли "предлесья" - места, где "баньян" только-только пытался отвоевать новую порцию земли. Многочисленные ветки-корни тянулись к влажной земле в неистребимом желании жить. Лунь терять времени не стал, немедленно приступив к их изучению.
  Минут через двадцать он подошёл к Зодчему и, понизив голос, сообщил:
  - Должен вас разочаровать. Это не баньян, хотя все признаки указывают именно на фикус бенгальский - таково его второе название. И дело не в том, что настоящий баньян растёт в предгорьях Гималаев и почти повсеместно на территории Индии, а в том, что это вовсе не дерево...
  Зодчему показалось, он ослышался.
  - Не дерево? - переспросил он. - А что же?..
  Лунь долго думал, прежде чем ответить. Наконец, вытерев вспотевший лоб, заговорил:
  - Представьте себе, что вы работаете автомехаником, и к вам на ремонт доставили оригинальное авто, собранное из десятков разных машин. Как будет называться его марка?
  Зодчий в затруднении пожал плечами:
  - Я бы назвал его собирательным словом "автомобиль"...
  - Ну так вот, я могу назвать это, - Лунь похлопал ладонью по ближайшему стволу, - собирательным словом "флора"!
  - Вы хотите сказать...
  - Именно! Это ни дерево, ни кустарник, ни трава, это просто - "флора". С точки зрения биологии, я могу найти признаки, связывающие все три категории в единое целое. Отличительное свойство дерева - это многолетний, в различной степени одревесневающий, разветвлённый или неветвящийся главный стебель - ствол, сохраняющийся в течение всей жизни растения, а также его крона. Кустарник тоже многолетнее древесное растение, но, в отличие от дерева, дающее наиболее мощные боковые побеги у самой поверхности почвы. Считается, что в ходе эволюции кустарники возникли из деревьев в результате приспособления к неблагоприятным условиям: засуха, низкие температуры и прочее. И те, и другие - фанерофиты. Что же касается травы, то часто основным её признаком считают мягкий или сочный надземный стебель, либо некоторые черты его внутреннего строения, а с другой, стороны, именно по внутренним признакам границу между травой и мягкоствольными деревьями и кустарниками провести довольно трудно. Вероятно, большинство трав сезонного климата возникло от деревьев, кустарников или лиан. Ваш феномен содержит все перечисленные признаки. Но это не всё, - Лунь загадочно подмигнул Зодчему, - сей колоссальный мегафанерофит не только "флора", - он является одновременно и "фауной"!
  Зодчий с сомнением посмотрел на выходца.
  Лунь спокойно продолжал:
  - Вы что-нибудь слышали о кордицепсе? Нет? Очень жаль! Это настоящее биологическое чудо, потому что кордицепс китайский можно отнести как к группе флоры, так и к группе фауны, он - двуединое существо! Одну часть своего биологического цикла существует как растение, другую - как насекомое!
  - Вы меня извините, доктор, но причём здесь насекомые?!
  - Выходит, вы меня слушали, но не слышали! - обиженно проговорил Лунь. - Парадокс этого биологического образования, которое вы окрестили "баньяном", в том, что его не может быть на Земле!
  Зодчий вздохнул.
  - После ваших слов мне стало значительно легче...
  Лунь шутки не принял и обиженно замолчал.
  ...К вечеру старик оттаял.
  Перед отъездом он отозвал Зодчего в сторону от гомонящей толпы заставников.
  - Скажите... - негромко заговорил Лунь, - в первый день появления дерева-рощи вы не обратили внимания на высоту новообразований, называемых стволами?
  - Обратили. Их высота не превышала роста взрослого волка. - Зодчий внимательно смотрел на Луня, ожидая продолжения.
  - Я так и думал... - коротко вздохнул выходец.
  - О чём вы? - не понял Зодчий.
  - Видите ли, некоторые признаки говорят о том, что дерево-роща это не только "баньян", как вы справедливо назвали его, это ещё и секвойядендрон! Вам что-нибудь говорит такое название?
  - По-моему это что-то древнее и очень-очень высокое?
  - Совершенно верно. Другое название секвойядендрона - мамонтово дерево. Если завтра у вас найдётся свободное время, посмотрите, пожалуйста, на свисающие ветви, напоминающие бивни мамонта. И ещё: на коре стволов я не нашёл ни одного грибка-паразита или вредного насекомого.
  - Что это значит?
  - Секвойя в т о м мире ценится не только за красоту древесины, имеющую приятный красноватый тон и не только за необычайную лёгкость, но ещё за то, что она не гниёт, потому что вырабатывает особые вещества, отпугивающие вредителей.
  Зодчий смущённо проговорил:
  - Извините, я не совсем понимаю...
  Лунь потёр воспалённые глаза, погладил короткую бородку клинышком и ответил:
  - Настоящая секвойя живёт до пяти тысяч лет и достигает высоты ста двадцати метров. Если я не ошибаюсь насчёт вашего "баньяна", то здесь он растёт в тысячу раз быстрее...
  Повозка давно скрылась из виду, а Зодчий продолжал стоять на дороге, обдумывая слова Луня. Если доктор биологии прав, то дерево-роща скоро поглотит весь Зокон, накрыв его сплошной вечнозелёной кроной, сквозь которую к земле сможет пробиться ничтожное количества света. Тогда весь этот мир, и без того не знающий прямых солнечных лучей, погрузится в сырой туман тропического леса. И кто знает, какую форму примут мутирующие биологические формы?..
  
  42.
  
  Перед сном к Зодчему заглянул Гоблин.
  - Какие успехи на ниве биологических исследований? - спросил он.
  - Похоже, Лунь за нашу рощу может получить Нобелевскую премию.
  - А кто её будет вручать: Амвросий или Легонт?
  - Как ты думаешь, какая рука выкинет тебя отсюда: левая или правая?
  - Некорректная постановка вопроса - я сам уйду!
  Зодчий лёг на кровать не раздеваясь. Не спалось. Полежав несколько минут с открытыми глазами, он встал, достал тетрадь и, добавив в лампе света, стал читать. Открыв главу "Переход и его составляющие", он уже на второй странице наткнулся на текст, которого раньше не было, и быть не могло по той простой причине, что его содержание совершенно выпадало из контекста главы...
  
   "...следует отметить тот факт, что древесина, являясь, по сути своей, слепком биоструктуры, практически не подвержена метаморфозу при Переходе. Это подводит меня к мысли о возможности использования оболочки типа "саркофаг" для переброски биологического объекта, используя приливные силы зоны контакта. Кажущаяся простота подобной транспортировки складывается из точных расчётов, а также неоднократных опытов, проведённых не нами, но нами изученных в достаточной степени. В первую очередь это касается так называемого "феномена оцилиндрованного бревна", когда древоточцы и жуки-короеды пройдя сквозь активную фазу Перехода, не претерпевают никаких изменений. Длительное изучение жуков позволяет утверждать: они не только не изменились внешне, но и не получили сколько-нибудь заметных внутренних трансформаций. Более того, я готов утверждать, что случайные "зайцы" активности Перехода даже не заметили..."
  
  Зодчий долго вглядывался в страницу, нисколько не сомневаясь, что ровные, бисерной величины буквы, писал именно он. На миг ему показалось, что он вспомнил момент написания этих строк, весь антураж того события: запахи, звуки, освещённость и даже настроение, с каким он водил карандашом по листу разлинованной бумаги. Одно оставалось загадкой: когда он успел это сделать?..
  Часа два Зодчий потратил на то, чтобы пронумеровать страницы тетради и составить краткое оглавление (что-то подсказывало - сегодняшняя запись далеко не последняя в череде непонятных событий).
  Уснул он поздно и спал плохо.
  На следующее утро вместе с Агути отправился в дерево-рощу замерять высоту стволов и попутно осмотреть ветки, названные Лунем "бивнями мамонта". "Бивни" впечатления не произвели, замеры - напротив... Агути пришлось трижды карабкаться по корявому стволу, потому что цифра каждый раз оказывалась другой. После очередного замера Зодчему пришла сумасшедшая мысль. Он торопливо записал цифры в хронологическом порядке и позвал товарища.
  Агути долго изучал каракули, потом с лёгкой дрожью в голосе спросил:
  - Это то, что я думаю?..
  - Это то, о чём даже подумать страшно...
  Возвращались молча.
  - Расскажем? - спросил Агути на подходе к дому.
  - Скоро они сами обо всём узнают. Пусть оставшиеся дни поживут спокойно...
  Свою тетрадь Зодчий открывал с замиранием сердца...
  
   "...не важно, сколько они находились в состоянии латентной мезопаузы, важно, что их врождённые способности остались на прежнем уровне, хотя в отдельных случаях наблюдалось бурное развитие новообразований. Статистика позволяет утверждать: Переход является катализатором не только биологических функций организма, но и усиливает процессы так называемого "околобиологического" состояния, характеризующегося подавлением первоосновы объекта или жизненной доминанты. Именно благодаря ослаблению данной доминанты, мы имеем возможность изучать новые биоформы не только в постпереходный период, но и во время активной фазы, что свидетельствует об интенсификации процессов, протекающих..."
  
  Зодчий осторожно закрыл тетрадь, словно внутри неё на одной из страниц увидел ядовитого скорпиона. Посидел некоторое время, бездумно глядя перед собой. Потом раскрыл тетрадь на странице с оглавлением и долго вглядывался в чернила, пытаясь визуально отличить одну запись от другой. Попытка оказалась тщетной - всё оглавление было написано одним цветом, и ручка с этим стержнем лежала сейчас в нагрудном кармане его куртки. Дела-а...
  Зодчий раскрыл тетрадь на прежней странице, но продолжать чтение не стал - всё равно он почти ничего не понимал в написанном. Его интересовали дата и заголовок. То и другое привело в недоумение. Дата стояла сегодняшняя, а заголовок: "Доклад на международную конференцию по вопросу глобального метастазирования поверхности Земли". Уж в чём и был Зодчий специалистом, но только не в вопросах "глобального метастазирования"! Ситуация складывалась анекдотичная: находясь с Агути в дереве-роще, он, в то же самое время, умудрился "состряпать" недурную статейку на международную конференцию...
  ...На следующее утро Зодчий снова решил отправиться под сень "баньяна", чтобы измерить вчерашний ствол в течение более продолжительного срока (нужно было максимально точно установить скорость роста "мегафанерофита").
  Агути пойти не смог, Гоблина поблизости не оказалось, тогда Зодчий взял с собой Сифа. Опасаясь новой встречи с "амазонками", экипировались по полной программе. Сразу после завтрака двинулись в сторону Зокона, который за истекшую ночь приобрёл ещё более странную форму. Зодчий сразу погрузился в размышления, с интересом поглядывая на приближающийся "баньян".
  Сами собой в памяти всплыли слова Луня. Зодчий без труда смог вычленить в единой массе зелёного покрова отдельные элементы, свидетельствовавшие о невероятно сложном строении всего комплекса: водозапасающие камеры "бутылочного" ствола, розеточные веера пальм, суккулентно-стебельные тела кактусов. Чёткого деления на ярусы заметно не было; "баньян" позаимствовал у Зокона его главную отличительную черту - невероятное смешение и переплетение абсолютно несовместимых друг с другом элементов.
  Идти пришлось недалеко, потому что дерево-роща за ночь "съела" ещё несколько десятков метров и, судя по словам Луня, это было только начало.
  Вчерашнее дерево нашли не сразу (метаморфозы с "баньяном" происходили прямо на глазах). Лишь по круговым зарубкам на стволах, сделанным Агути у самой почвы, и жирным стрелам, процарапанным Зодчим прямо на грунте, удалось отыскать нужный ствол с чередой глубоких засечек.
  Уверенно шагая по указателям на земле, они быстро продвигались вперёд ощущая присутствие скрытой угрозы, исходящей, казалось, одновременно со всех сторон. Внимательно огладываясь по сторонам, Зодчий ничего подозрительного не увидел. Повсюду теснились голые шершавые стволы, выглядевшие неестественно на фоне ровной, гладкой, без единого кустика и травинки, земли. Лишь где-то высоко-высоко начиналось сплошное полотно сросшегося зелёного свода.
  В немногочисленные разрывы, по непонятной причине не заполненные безумствующей флорой, вливались удивительно правильные конусы света, словно некий великан просверлил в зелёной шапке геометрически ровные круги. Это походило одновременно и на следящие объективы камер, и на вентиляционные отверстия. Правда, светлых пятен на земле было немного, к тому же располагались они довольно далеко друг от друга, поэтому вокруг стоял полумрак, делавший ощущение возможной опасности почти физически осязаемым.
  Добравшись до знакомого ствола, решили немного отдохнуть. Говорить было особенно не о чем, поэтому сидели молча, продолжая оглядывать пространство за спинами друг друга. Зодчий сразу обратил внимание, что под сенью странного леса нет ни червей, ни насекомых, ни земноводных (в этом он мог полностью положиться на авторитет Луня), но вокруг не оказалось даже птиц!
  Лес выглядел застывшим, безжизненным. На фоне мертвенной тишины вызывающая сочность изумрудной зелени казалась особенно ненатуральной. Немой, но вычурно-яркий "мегафанерофит" напоминал громадное, чудовищное по своим размерам растение-хищника, пытающегося броской окраской привлечь к себе... нет, не насекомых (их в лесу не было), - похоже, "баньян" искал совсем другие жертвы...
  Неожиданная аналогия успокоения не принесла. Словно в подтверждение коварных замыслов растительного колосса недалеко от двух заставников (в стороне погребённого зелёным океаном Зокона) раздались тягучие звуки. Они медленно плыли, словно туман над уснувшим ночным лугом, бесшумно поглощая встречающиеся на пути немногочисленные предметы.
  Зодчий заметил торопливое движение Сифа, достающего оружие.
  - Не волнуйся, - спокойно сказал он, - сегодня с нами ничего не случится.
  - Сегодня? - переспросил поселенец.
  Зодчий пожал плечами. Сиф пробормотал что-то и, сдвинув перевязь меча, стал карабкаться по стволу. Минуты через три сверху раздался его голос:
  - Как долго мы здесь пробудем?
  - Десять замеров с интервалом в тридцать минут, - ответил Зодчий.
  - Значит, пять часов... - невесело подытожил Сиф.
  - Может, чуть меньше, - после недолгого раздумья проговорил выходец.
  - Послушай, Зодчий, - на голову выходца посыпалась кора - поселенец удобно устраивался в ветвях, - а что если скорость роста увеличится скачком! Я так и останусь здесь сидеть?..
  - Разве ты не взял с собой верёвки? - притворно изумился Зодчий.
  - Н-нет!.. - голос Сифа дрогнул.
  - Напрасно... - Зодчий умышленно затягивал паузу. - Тогда будешь сидеть, пока мы не соорудим лестницу.
  Сиф несколько секунд думал над ответом, а потом громко гоготнул и спросил:
  - Мерить будем?
  - Кидай ленту.
  Что-то зашуршало, и к ногам Зодчего упала металлическая змейка.
  - Нулевое деление ставь на Агутину отметку, - крикнул Зодчий.
  Мерная лента зазвенела, зашевелилась и замерла.
  - Есть!
  - Хорошо. Первая отметка готова.
  Зодчий развернул блокнот, записал время и цифру. По сравнению со вчерашними значениями сегодняшний замер выглядел внушительно - полтора метра за ночь!
  - Ничего не хочешь сказать? - донеслось сверху.
  - Тебя интересует прирост?
  - Разумеется!
  - Тогда реши простую задачку: если ты просидишь там как добрый кочет на насесте недельки три, то высота ствола увеличится в пять раз. Спрашивается, как ты спустишься на землю?
  - Да иди ты!
  - Уйти не могу - следующий замер через двадцать три минуты. Ты готов?
  - Готов, готов...
  - Вот и славно. - Зодчий привалился спиной стволу и задумался.
  
  43.
  
  ...Прогнозировать Переходы становится всё труднее. Вчера, например, приезжал Карачун с Первой заставы. У них ситуация аналогичная. Только вместо "амазонок" Зокон одарил их созданиями неизмеримо меньших размеров, но не уступающих "амазонкам" в ярости - на заставу обрушились мириады комаров. Да не просто комаров, а каких-то монстров комариного царства - одного укуса такого насекомого хватало, чтобы рука в течение получаса опухла до состояния выдолбленной под скворечник колодины!
  Обратились за разъяснениями к Луню. Биолог исследовал несколько экземпляров и пришёл к выводу, что они имеют дело с хирономидами - комарами-звонцами, правда, не совсем обычными. Классические хирономиды имеют тело не более шести миллиметров и относятся к семейству двукрылых; в пику им незваные гости имели по несколько пар крыльев и обладали тельцем до двух сантиметров!
  Но особенно поразил Луня орган чувств у насекомых - так называемый Джонстонов орган, - выполняющий функцию восприятия направления воздуха, а в качестве механорецептора - контакт с твёрдым субстратом. Внимательно изучив комара под самодельным микроскопом, он пришёл к неутешительному выводу: видоизменился не только жгутик антенны, превратившись в микрогарпун китобоя, трансформировались обе сенсиллы, что качественно изменило комара.
  Лунь посоветовал отсидеться внутри заставы, пока хирономиды не погибнут естественной смертью, а живут они "недолго" - от нескольких часов, до семи суток. Естественно, никто из заставников не собирался целую неделю бродить в четырёх стенах. Лунь на долгой изоляции настаивать не стал, предположив, что комары больше суток не проживут, потому что имаго хирономид не питаются - ротовой аппарат редуцирован, а появиться новому поколению неоткуда: водные личинки предпочитают стоячие и медленно текучие воды, которых поблизости, к счастью, нет. Биологу поверили не все, но безропотно просидели внутри заставы почти двадцать часов. А потом комары-звонцы пропали также неожиданно, как и появились.
  На Третьей заставе события развивались иначе. Но и здесь выходцам и поселенцам пришлось поволноваться: Зокон больше недели продолжал бомбардировать их странными энергетическим капсулами, которые при соприкосновении с землёй взрывались фонтаном спор. Споры оказались необычайно активны и были готовы к интенсивному росту уже в первые часы.
  Обратились к Луню. Старый профессор немедленно примчался на "праздник жизни" - именно так он охарактеризовал происходящее на заставе. Вместе с ним приехал Эрад. Таская повсюду за биологом вместительную корзину с множеством мелких склянок, папок с гербариями и малопонятных приборов, он торопливо записывал пространные монологи учёного в пухлый фолиант и был, по-видимому, единственным, кто радовался обилию малопонятных слов в речи Луня.
  Зодчий виделся с биологом один раз, но хорошо запомнил тот недолгий разговор. Больше всего Лунь переживал, что у него нет возможности увидеть образцы в электронный сканирующий микроскоп, потому что споры, даже самые крупные - нитевидные - слишком малы, чтобы изучить их при помощи подручных средств. Самодельный микроскоп позволил узнать немного.
  Оказалось, энергетические капсулы содержали споры строго определённых видов: одни "фонтанировали" спорами низших растений, обитающих в воде, другие - спорами грибов, третьи - спорами бактерий. Больше всего биолога огорчил невероятно быстрый финал всех выбросов: в течение суток, не успев оформиться в самостоятельное растение, они погибли по непонятным причинам.
  Разочарование Луня для всех остальных явилось спасением, иначе за неделю Третья застава могла оказаться погребённой под многометровым слоем сотен видов растений и грибов...
  - Время не подошло? - Голос Сифа вывел Зодчего из задумчивости.
  - Через три минуты, - отозвался выходец.
  - Ноги совсем затекли... - пожаловался Сиф.
  - После замера можешь спуститься.
  - Буду я лазить каждый раз... - недовольно пробурчал Сиф.
  Зодчий зашевелился.
  - Ладно, - сказал он, - держи ленту. Да не тяни сильно!
  - Я не специально, нога запуталась...
  Зодчий сделал очередную запись.
  - Что нового? - Сиф изнывал от безделья.
  - Тебе голые цифры или вместе с математическими выкладками?
  - А что понятнее?
  - Рост за двадцать восемь минут составил пять сантиметров...
  - Ничего себе!
  Помолчали.
  - Скажи, а четырёх замеров нам не хватит? - снова подал голос Сиф. - И вообще, разве не всё равно, с какой скоростью роща стремится в небо?
  - Лунь сделал предварительные расчёты, - отозвался Зодчий. - Я должен их проверить.
  - Жаль, что Лунь уехал. Он бы на этом дереве не скучал!
  Зодчий не ответил. Поменяв позу, он продолжил невесёлые раздумья... Наверное, он задремал, потому что появившееся внутри ощущение лёгкости никак не вязалось с холодной угрюмостью "баньяна". В какой-то момент томная слабость сменилась настоящим гнётом. Неприятное чувство тяжести во всём теле заставило Зодчего открыть глаза.
  Вокруг всё было по-прежнему: стволы, стволы, стволы... и совсем мало света. Однако его хватило, чтобы рассмотреть недалеко от себя необычной формы грибы. Их было много, очень много... Это показалось странным, потому что ещё несколько минут назад их здесь не было.
  Тяжесть в теле становилась невыносимой.
  Зодчий попробовал поднять руку, но не смог пошевелить даже пальцем. Он попытался крикнуть, однако звук, не родившись, острым камнем запечатал горло.
  Грибы, между тем, вели себя забавно. Белой округлой шляпкой (не более десяти сантиметров в диаметре) они с тихим, едва уловимым шорохом плавно поднимали конус серо-коричневого грунта, одновременно совершая толстой ножкой сложное спиралевидное движение; подобное происходило со всеми "грибами" одновременно.
  Зодчий скосил глаза, в попытке обнаружить мерную ленту, но ничего не увидел - предметы ближе метра расплывались, дробились, смазывались. Он подумал, что виной всему грибы - они могли отравить его. Некстати вспомнил Луня, с восторгом рассказывавшего о невероятной живучести грибов и их удивительном умении приспосабливаться к изменяющимся условиям: споры отдельных видов могут сохраняться живыми до четверти века, притом, что суточная продуцируемость некоторых достигает многих миллиардов специализированных клеток!..
  С непонятным безразличием Зодчий подумал о бледной поганке, способной токсичными веществами возбуждающе действовать на нервную систему, вызывая галлюцинации и даже смерть. Мысль о смерти тоже оставила заставника абсолютно равнодушным. Зодчий хотел удивиться, но не смог. Он мысленно разбил слово на фонемы: "у-див-ле-ни-е", но и к ним остался безучастным, не в состоянии понять смысла, скрывающегося за набором букв.
  - Ир тар бобо? Ри ка туко?
  Зодчий глупо захихикал, пытаясь представить физиономию создания, способного задавать столь глупые вопросы. Он покрутил головой и неожиданно увидел перед собой нахмуренные брови Сифа. Глухой голос поселенца, искажённый до неузнаваемости, снова пробасил:
   - Ир тар бобо? Ри ка туко?!
  Зодчий не сдержался, расхохотавшись прямо в распахнутые от удивления глаза поселенца.
  Дальше события развивались не менее забавно. Сиф, высоко задирая ноги, прыгал вокруг ствола и с непонятным ожесточением топтал землю, издавая при этом звуки, заставлявшие Зодчего надрываться в хохоте.
   - Си мися ко то я ко!
  Зодчий уже не мог смеяться. Уткнувшись носом в землю, он надрывно хрюкал, вздрагивая всем телом. Потом повернул голову, чтобы впустить в измученные лёгкие несколько глотков воздуха. Открыв глаза, увидел, что Сиф скакать перестал. Как в замедленной съёмке Зодчий проследил движение руки поселенца, опустившейся на ножны. Рука неспешно достала меч, неторопливо взмахнула им над головой, и с грациозной плавностью принялась срубать многочисленные шляпки, покрывшие, казалось, уже всю землю вокруг.
  ...Тяжесть медленно вытекал из тела. Наклонившись головой вперёд, Зодчий со страхом следил, как невидимый пресс гнёта всё выше подступает к голове, через нос, глаза, уши выплёскивая на землю крохотные порции невыносимого душевного бремени. На смену им в голове тут же начинали бить крошечные фонтанчики боли, порция за порцией заполняя сознание выходца. Когда боль немного утихла, он понял, что полностью утратил контроль над телом. Хотел найти глазами Сифа, но любое движение век вновь возвращало его в кратер боли, концентрация которой могла растворить его "Я" без остатка...
   - Си мо ти?
  Зодчему давно было не до смеха. Голова продолжала наливаться болью. Понимать происходящее становилось всё труднее.
   - Си можо ти?
  Фраза никак не желала расшифровываться, но Сиф продолжал настаивать:
   - Тыа можаа иттыы?
  Наконец, Зодчему удалось сложить абракадабру в нечто осмысленное:
  - Ты можешь идти?..
  - Мо-мо-гу-гу-у... - Собственный голос звучал странно и неестественно. Ни смеха, ни радости это открытие не вызвало. - Мо-могу...
  Он попытался встать. Ноги слушаться не хотели, и вели себя как строптивые вассалы - левая пыталась заступить правую, а правой было не до ходьбы...
  Сиф грубо встряхнул Зодчего.
  - Как голова? - спросил он.
  - Чья?.. - Зодчий преданно смотрел в глаза поселенцу.
  Сиф неопределённо хмыкнул, собрал вещи Зодчего, разбросанные у подножья ствола и, обхватив его за талию, торопливо потащил в сторону далёкого просвета.
  - А мы... куда мы?.. - не сразу поинтересовался Зодчий.
  Ноги по-прежнему шли в разные стороны: одна навстречу Зокону, другая - в направлении заставы; усреднял странную поступь Сиф, локомотивом тащивший выходца за собой. Когда ноги обрели некоторую уверенность, Зодчий отцепился от рукава Сифа.
  Поселенец остановился, с интересом поглядывая на выходца.
  - А про какие нарывы ты бормотал? - вдруг спросил он.
  - Нарывы?..
  - Сидя под деревом, ты всё время повторял три слова: "Угорь, фурункул, чирей... угорь, фурункул, чирей..."
  Зодчий попытался изобразить на своём лице напряжённую работу мысли. Видимо, изобразил настолько жалко, что Сиф махнул рукой:
  - Ладно, пойдём. Может, потом что-нибудь вспомнишь...
  Зодчий поплёлся следом.
  Оказавшись за пределами "баньяна", он с удивлением заметил, что монотонно, будто заклинание, повторяет одни и те же слова: "Угорь, фурункул, чирей..." Зодчий попытался думать о чём-нибудь другом, но мысль с непонятной и пугающей настойчивостью возвращалась к злополучной фразе. Когда она вернулась в очередной раз, Зодчий не стал её прогонять.
  Возможно, под действием алкалоидов загадочных грибов, ему приоткрылась некая информация, закодированная тремя "нарывными" словами? В этом не было ничего странного, потому что состояние эйфории, в которое он ненадолго впал, могло отворить запечатанные шлюзы в его сознании, чтобы выпустить на свободу мысль, долго томившуюся в заточении.
  В том, что непонятная фраза не случайно выплыла из глубин подсознания, Зодчий ни минуты не сомневался, ибо успел убедиться: в Зоконе ничего "просто так" не происходит.
  Дело оставалось за малым - связать три слова с последними событиями...
  
  44.
  
  "Так недолго и параноиком стать!.." - с возмущением подумал Зодчий в тот момент, когда, открывая заветную тетрадь, заметил дрожание своих пальцев.
  Тетрадь с хрустом раскрылась. Зодчий принялся торопливо её перелистывать, отыскивая главу, относящуюся к "амазонкам". По логике эта информация должна была находиться в разделе "Переход и его составляющие", но там нужных сведений не оказалось. Зодчий заглянул в оглавление. К своему изумлению обнаружил новый раздел: "Возможные последствия интенсивного роста структуры типа "Баньян" в приграничном районе "мира Амвросия". Длинное название обещало не менее интригующее содержание. Зодчий хмыкнул про себя и стал искать нужную страницу...
  
   "...Считаю закономерным, что на смену обычному Переходу, с его жёсткой временной градацией, пришёл Переход-максима с неограниченным действием активной фазы. Данный факт позволяет утверждать: "мир Амвросия" находится на грани качественного изменения, потому что действие Перехода-максимы должно затронуть все стороны жизни в гомеостазе. Насколько серьёзными окажутся эти изменения, судить трудно. Но не вызывает сомнения то, что все они носят не разрушительный, а созидательный характер, как бы парадоксально это не звучало.
  В связи с этим хочу упомянуть так называемый "эффект материализации чувственных идей", нашедший реализацию во время последнего Перехода-максимы (не стоит забывать о том, что под словосочетанием "время Перехода", я имею в виду наиболее активную его фазу, в продолжение которой наблюдается пробой континуума). Во время данного Перехода произошло событие, которое я не могу назвать иначе, как "галлюцинирующее фонтанирование", приведшее к тому, что отдельные биотоки мозга коренных обитателей "мира Амвросия" оказались наложенными на матрицу стандартного пробоя континуума, вследствие чего произошло спонтанное генерирование псевдоматериальных структур, кодируемых термином "амазонки".
  В силу несовместимости статичной матрицы и дискретных импульсов биотоков мозга отдельных поселенцев наблюдалось хаотическое развитие псевдоматериальных структур, стремящихся доминировать в новом мире в стандартном для них ключе, - то есть с помощью агрессии. Это не является чем-то необычным, потому что в основе выживания любого вида лежит принцип захвата территории для нормального развития популяции. То, что "амазонки" оказались агрессивны выше обычного уровня, может объясняться наличием у кого-либо из "трансляторов" патологии мозговой деятельности..."
  
  Вот даже как! Выходит, из-за опухоли в голове какого-то поселенца, они потеряли двоих товарищей?..
  Однако, к своему удивлению, Зодчий с предложенной трактовкой недавних событий согласился на удивление быстро. Человек - природный телепат и психокинетик. Он, сам того не сознавая, ежеминутно, ежесекундно творит новый мир - собственную Вселенную. Базируясь на спорной гипотезе о суперсильном принципе антропности, можно перефразировать формулу греческих философов "ничего нельзя измыслить сверх сущего" в новое предположение: измысленное может стать сущим. Крайнее напряжение устремлённого, системно мыслящего, верящего в измысленное ума способно породить физическую картину Вселенной, в которой найдётся место для любого образа.
  Конечно, продолжая невероятное путешествие вглубь подобного мира можно дойти до утверждения, что физика и строение окружающего мира могли действительно меняться в соответствии с образовательным уровнем "транслятора". Но ничего подобного вокруг не наблюдается, значит, практическая реализация всех мыслимых конструкций каким-то образом ограничивается системой физических законов, определяющих стабильность отдельной модели. Скорее всего, объяснение феномену следует искать в интуитивном знании - логика пасует, когда ограниченными средствами пытается постичь Мироздание...
  Зодчий долго ходил по комнате, потирая виски и кусая от волнения ногти. Если согласиться с той частью написанного, где речь идёт о созидательном характере всех изменений в Зоконе, то возникает предположение, что сохранение окружающего мира в стабильно-равновесном состоянии должно обеспечиваться поступлением информации извне, и эта информация может проявляться исключительно дискурсивным способом - в виде спонтанных вспышек озарения, похожих на ту, что произошла под сенью "баньяна". В этом случае три непонятных слова должны явиться своеобразным паролем, ключом, способным открыть потаённую калитку в его сознании, за которой...
  А что, собственно, Зодчий собирается там увидеть? Истину во всём её великолепии и совершенстве? Книгу ответов на все мыслимые и немыслимые вопросы? Что?.. К сожалению, характер объективных физических законов таков, что процессы организации требуют значительно больших затрат, чем процессы деструкции. Выходит, всегда легче и проще разрушать, чем кропотливо трудиться над созиданием идеального храма истины...
  Зодчий выбежал из комнаты, не в силах найти выход из лабиринта гипотез и предположений. Чтобы немного развеяться, он решил съездить в поселение. Охотников отправиться вместе с ним набралось немало.
  Спустя три часа повозка с семью седоками въехала в ворота поселения.
  Зодчий сразу отправился к Амвросию (за последнюю неделю здоровье патриарха заметно ухудшилось).
  В своей комнате старик находился один. Ни Легонта, ни Арины рядом с ним не было. Неожиданному гостю старец обрадовался.
  - С какими новостями пожаловал? - спросил он после приветствия.
  - Новости?.. - не сразу отозвался Зодчий, и некоторое время молчал, изучая лицо Амвросия.
  Старец, в свою очередь, спокойно глядел на выходца, неспешно поглаживая осанистую бороду.
  Заговорил первым:
  - Вижу вопросы в твоих глазах.
  - Без них теперь нельзя... - попытался улыбнуться Зодчий. - Утром просыпаешься, подходишь к зеркалу и гадаешь: там, в зазеркалье - это ты сегодняшний или ты вчерашний?..
  - Вопросы... - задумчиво произнёс Амвросий. - Они и боль и благо - смотря какой ответ ты получаешь... Так что ты хотел узнать?
  Зодчий на секунду замялся.
  - Легонт рассказал о пророчестве Эркатоги... - медленно заговорил он.
  Амвросий поднял руку, Зодчий остановился.
  - Об этом пророчестве знают немногие, - произнёс старец неприятным трескучим голосом.
  - Легонт говорил. Но я готов дать слово...
  - Что ты хочешь знать?
  - Есть письменные свидетельства того времени?
  - Есть.
  - Я могу с ними ознакомиться?
  Амвросий нервно зашевелился в массивном кресле. Долго гладил бороду, сморщенными узловатыми пальцами перебирая седые волоски, словно горошины на чётках.
  Зодчий решил, что старик откажет.
  - Зачем тебе пророчество?
  - Ещё не знаю... - признался Зодчий.
  Амвросий вздохнул и сказал:
  - Когда прочитаешь, я хотел бы узнать твои мысли...
  Зодчий поспешно кивнул головой.
  
  Лекарий встретил Зодчего как самого дорогого гостя. Он суетливо усадил его за собственный стол, для чего пришлось в спешном порядке уносить на стеллажи целые горы книг. Очистив столешницу, Лекарий ненадолго исчез и появился с толстой книгой в руках. Судя по выделки кожи, конгревному тиснению, а также по знакам, которые оставило на переплёте неумолимое время, фолиант был значительно старше библиотекаря.
  - Последний раз мы открывали эту книгу, - заговорил Лекарий с благоговением в голосе, - когда Легонту исполнилось десять лет. А для чужаков её страницы не раскрывались никогда!
  Зодчего неприятно задела последняя фраза старика.
  - Выходцы не чужаки!
  - Может быть... - поспешно согласился Лекарий и развернул книгу примерно на середине. - Ты прочтёшь только эти страницы.
  - А остальное? - Зодчий покосился на внушительную толщину закрытых листов.
  - Об этом Амвросий ничего не говорил. Да и не к чему они тебе... - добавил он после недолгого молчания.
  Зодчий возражать не стал.
  - Текст заново переписан всего несколько лет назад. Тебе будет несложно понять содержание...
  Зодчий снизу вверх глянул на Лекария.
  - А почему его переписали? - спросил он.
  Библиотекарь похлопал седыми ресницами, скорбно вздохнул и отвернулся. Установив по одной керосиновой лампе справа и слева от массивного фолианта, он незаметно исчез. Зодчий огляделся. Полумрак большой комнаты, наполненной особой атмосферой запечатлённой на бумаге вечности, принёс ощущение покоя и долгожданного умиротворения для мятущейся в поисках ответов души.
  Секунду Зодчий вслушивался в слабые, едва уловимые звуки, доносившиеся с залитой рассеянным светом улицы, потом опустил взор на раскрытую книгу и прочитал заголовок: "Написано по воспоминаниям Церапа в память о благословенной Эркатоге". Кончиками пальцев Зодчий погладил страницу, в которой сразу заметил несоответствие: страницы были почти новыми, а слог письма говорил о противоположном...
  
   "...Зачем люди говорят неправду?..
  С самого детства я слышал одно и то же - Эркатога ведьма и чёрная колдунья. С чего они это взяли? Только потому, что одна старуха, плюнувшая вслед Эркатоге, на следующий день сломала ногу? Или потому, что Рэкьяр - сын главы рода - отказался поклониться старушке, и через неделю его заломал медведь? Но неужели все забыли о том, что именно Эркатога за неделю поставила вредную старуху на ноги, и почти два месяца выхаживала строптивого Рэкьяра! Сын главы рода навсегда остался хромым и слепым на один глаз, но с тех пор никогда не позволял своей гордыне неуважительно относиться к старости, в каком бы обличии эта старость перед ним не предстала.
  Эркатогу я помню столько же, сколько себя. Потому что, едва осознав себя Божьим творением, я слышал это имя, и в начале воспринимал его, как нечто потустороннее, ибо приход Эркатоги в поселение всегда обставлялся, словно приход страшного Морока - повсюду закрывались ставни, матери прятали детей по погребам, опасаясь, что даже бревенчатые стены не смогут уберечь их дитяток от страшного сглаза.
  Вначале я так же, как и все, боялся Эркатоги до спазмов в груди и онемения в ногах. Не один раз, после того как Эркатога проходила мимо нашего дома, я замечал, что стою в луже. Сейчас мне стыдно об этом говорить, но правда такова, какова она есть. И, собравшись написать о последних минутах жизни благословенной Эркатоги, я поклялся говорить только правду, какой бы постыдной, горькой или страшной она не казалась.
  До восьми лет я воспринимал Эркатогу как все, - то есть посланцем Люцифера на нашу погибель. Но однажды на меня снизошло прозрение.
  Случилось это следующим образом.
  В тот раз о приходе Эркатоги никто не знал, потому что пришла она не от главных ворот, а со стороны северной охранной стены, где плотники меняли сгнившие брёвна. Неожиданное появление старухи на улице как громом поразило всех: дети с визгом бросились по домам. Выбежавшие на крики матери торопливо подгоняли детей. Даже степенные старики не захотели оставаться на улице, когда по ней шла в своём обычном тёмном облачении Эркатога.
  Суматоха, крики, визг взбудоражили лошадей, привязанных недалеко от моего дома. Лошади встали на дыбы, и двум из них удалось оборвать уздечки. Стремглав кони понеслись вдоль пыльной улицы. Но не в сторону открытых главных ворот, а в направлении невозмутимо шагавшей Эркатоги. Приблизившись к ней на расстояние десяти саженей, лошади словно обезумели - они страшно вытаращили глаза, захрипели, пена появилась на их влажных, вздрагивающих губах. В этот миг Эркатога заметила меня.
  Я не стал убегать как все дети, а - не знаю, почему так вышло - остался стоять посреди улицы как вкопанный. В тот миг я был уверен, что обязательно погибну под копытами беснующихся лошадей..."
  
  45.
  
  ...Зодчий вздрогнул - кто-то коснулся его плеча. Он торопливо обернулся - Арина стояла возле стола.
  - Ты читаешь о пророчестве Эркатоги? - спросила она, склонив голову набок.
  - Откуда ты знаешь? - удивился Зодчий.
  Девочка улыбнулась.
  - Твои мысленные образы нельзя спутать с другими.
  - Всё так плохо?
  - Совсем нет. - Девочка подошла к столу, нащупала лежащую книгу, словно играя, провела по ней тонким пальчиком. - Ты представляешь написанное по особенному.
  - Хуже или лучше?
  - В твоём восприятии Эркатога не выглядит злобной страшной колдуньей.
  - Я ещё не всё прочитал... - напомнил Зодчий.
  - Знаю, - махнула рукой девочка и неожиданно спросила: - Можно я посижу рядом?
  - А ты не будешь мешать?
  Арина покачала головой и, шагнув за спинку стула, растворилась в голубоватом сумраке большой комнаты.
  Зодчий вернулся к прерванному чтению.
  Едва он опустил глаза, из темноты раздался задорный голос:
  - Я больше не буду тебя отвлекать.
  - Это хорошо, - кивнул головой Зодчий.
  - Я больше не буду тебя отвлекать, потому что... - девочка неожиданно замолчала.
  Удивлённый Зодчий быстро обернулся.
  - Продолжай... - попросил он.
  В полумраке что-то шевельнулось. Арина, понизив голос до шёпота, сказала:
  - Нельзя прерываться, читая пророчество Эркатоги!
  - Почему? - не понял Зодчий.
  - Потому что... Ой! Да читай скорее, а то ничего не поймёшь!..
  Зодчий пожал плечами и вновь склонился над рукописью.
  Попытавшись отыскать место, на котором остановился несколько минут назад, он долго водил взглядом по раскрытой странице, но нужного абзаца не нашёл! Он решил заново перечитать текст, надеясь в процессе неторопливого последовательного чтения обнаружить потерянные строчки.
  Зодчий испытал настоящее потрясение, когда понял, что читает совсем другую историю! Нет, смысл повествования, фабула, герои оставались прежними, но слова, стиль, атмосфера письма оказались совершенно другими...
  
   "...я не мог об этом знать, потому что глаза перестали воспринимать мир в обычной плоскости. Это было тем более странно, что боли я не чувствовал. В теле росло ощущение тепла, струившегося от раскалённой головы к ледяным ступням. Подсознательно я был готов к своему уходу. Но очень скоро пришла радостная уверенность - я жив! Вслед за этим мир вновь распахнулся передо мной, и я увидел...
  Обезумевшие от страха лошади сбили меня с ног, но ни одно копыто не коснулось моей головы. Лишь немного помяло грудь и раздавило три пальца на левой руке. Боли не было. Вместо неё в меня вошло бесконечное удивление при виде Эркатоги, замершей в двух шагах от меня.
  Только теперь я до конца сознаю, что произошло в тот день. Тогда же я видел перед собой только немощную старуху и двух беснующихся жеребцов, которых она удерживала вытянутыми вперёд руками. Я видел, как бешено хрипели кони, как вздымались и опадали их взмыленные бока. Не было сомнения в том, что необузданная первобытная сила рвётся из них наружу, и что сила эта вот-вот выплеснется, сея вокруг смерть и разрушение.
  Но произошло невероятное! Кони вдруг перестали биться, затихли, а потом медленно повалились на землю, закатив глаза. Эркатога величественно прошагала между телами лошадей и приблизилась ко мне. Я помню только её глаза - огромные, пронзительно-зелёные. Раньше мне доводилось заглядывать в глаза наших стариков, и я видел в них лишь усталость и мутную пелену, подёрнувшую далёкую-далёкую юность. Глаза Эркатоги были другими. Она не просто смотрела - она ВИДЕЛА! Для моего несмышлёного разума её взгляд показался сказочным...
  - Тебе больно? - спросила она, и меня поразил её голос: тёплый, ласковый, он мгновенно усыпил и убаюкал тупую давящую боль в груди.
  В ответ я с трудом сказал одно слово:
  - Нет...
  Эркатога медленно кивнула головой. В этот момент к нам подбежали люди. Они кричали, шумели, суетились, а я видел перед собой только изумрудную зелень глаз Эркатоги, и ни на что больше смотреть не мог.
  Прибежала моя мать. Она стала громко причитать, обвиняя Эркатогу в случившемся. Я пытался сказать, что старушка не только не виновата, а что именно она спасла меня от смерти. Но слов моих никто слушать не захотел. Скоро меня унесли в дом.
  Эркатога, не сказав в своё оправдание ни слова, величественной походкой удалилась через главные ворота.
  Болел я долго - около года. Ведун Антип - мой дедушка - перепробовал все средства, но поставить меня на ноги не мог. Я слабел с каждым днём...
  Из этой тяжёлой поры мне запомнился один разговор.
  Отца дома не было. Разговаривали дед Антип и моя мать.
  - Это всё колдунья проклятая, Эркатога, виновата! - мать прижимала маленькие кулачки к груди и с тоской смотрела на меня. Слёзы катились по её ввалившимся от горя щекам.
  - Пустое говоришь! - укоризненно покачал головой Антип. - Эркатога так же виновата в болезни Церапа как я или ты!
  - Ты защищаешь колдунью?! - от удивления мать перестала плакать.
  Дед Антип пожал плечами.
  - Раздавленные пальцы давным-давно зажили, - сказал он. - Ушибы тоже. Но болезнь осталась внутри...
  - Ну, так сделай же что-нибудь! Ведь ты ведун - знахарь!..
  - Ведун от слова "ведать", то есть знать, - скорбно покачал головой старик, - а я не знаю, что с нашим мальчиком. Вот если бы Эркатога...
  - Нет! - мать вскинулась и заметалась по комнате точно птица. - Только не она!.. Только не она!..
  Дед Антип ушёл, не сказав ни слова.
  С каждым днём мне становилось всё хуже. Тело во многих местах покрылось язвами и гнойниками. Я уже не вставал и внутренне приготовился к встрече со своим старшим братом, погибшим год назад на Южной заставе.
  Однажды ко мне подошла мать. Она встала на колени и, уткнувшись в подушку, зарыдала. Потом подняла на меня глаза, полные слёз и обречённо проговорила:
  - Я не хочу, чтобы ты умер, но, позволив Эркатоге прийти, я навсегда потеряю тебя!..
  Тогда я не понимал, о чём она говорит.
  На следующий день я увидел у своей кровати Эркатогу. Мне до сих пор не понятно, каким образом она узнала о решении матери, ведь никто в поселении не знал, где живёт старуха...
  Эркатога разглядывала меня очень долго. Уже начали слезиться глаза, но я не мог моргнуть, пока она что-то искала на дне моих глаз. А потом я услышал её голос. Он звучал иначе, чем при нашей первой встрече: сейчас в нём чувствовались и боль и душевная надорванность.
  - Я вылечу вашего сына, - заговорила она, не глядя на мою мать. - Но я должна его взять с собой.
  - Я знаю... - голос матери сделался тусклым и мёртвым.
  - Он пробудет у меня долго.
  - Я знаю...
  - Но потом он вернётся к вам.
  - Я знаю...
  Больше я ничего не запомнил из того далёкого дня.
  Следующее моё яркое воспоминание - это необычное коническое строение со свисающими со стропил пучками сухой травы; стены, сложенные из толстых жердей и сплошь завешанные неизвестными мне предметами; открытый очаг, горящий ярким фиолетовым пламенем. Возле очага фигура Эркатоги, склонившейся над закопчённым котлом. Она стоит ко мне спиной и не может видеть, что я очнулся. Но едва мои веки дрогнули, она спросила:
  - Жжение в груди есть?
  Я прислушался к себе - никаких болей!
  - Я уже здоров?..
  Мой голос вырвался из горла и зримой бабочкой затрепетал над пламенем очага. Мне стало не по себе.
  - Ты можешь ходить, но до выздоровления ещё далеко. Встань и отведай моего отвара.
  Она перестала помешивать содержимое котла. Медленно повернулась ко мне. Я не узнал её! Быть может, если бы я проспал лет двадцать или тридцать, то за этот срок Эркатога могла состариться и выглядеть именно таким образом. Но едва ли я спал больше двух дней!
  Эркатога заметила моё изумление и сказала:
  - Не смотри на то, к а к я выглажу, смотри на то, что в н у т р и меня!..
  Её слова были для меня загадкой, но я послушно поднялся и пошёл к костру.
  - Сядь здесь. - Эркатога указала на место возле очага. - Пусть огонь познакомится с тобой.
  Я послушно сел на округлый камень. В тот же миг пламя костра, словно услышав слова Эркатоги, потянулось ко мне. Я вздрогнул и попытался вскочить.
  - Не бойся огня... - голос Эркатоги остановил меня, заставив послушно вернуться на место.
  Огонь осторожно лизнул мой живот, и... я ничего не почувствовал! Было немного щекотно и необыкновенно приятно. Я протянул руки навстречу огню - он принялся осторожно лизать их, словно маленький ласковый щенок.
  Мне показалось, что я задремал. Когда вновь открыл глаза, то увидел ужасную, отвратительную картину: всё моё тело сочилось гнойной кровью. Я раскрыл рот, чтобы закричать, но захлебнулся не родившимся криком, потому что Эркатога, поливая моё тело пахучей бурой жидкостью из котла, медленно нараспев произносила одну-единственную фразу:
  - Угорь - на угорье, фурункул - до фурии, чирей - к чиркам очарованным!.."
  
  46.
  
  Зодчий неожиданно для себя захлопнул книгу.
  - Зачем!.. - Вопрос девочки взорвал тишину библиотеки. - Зачем ты это сделал?!
  Зодчий в растерянности молчал, с удивлением посматривая на свои руки, только что совершившие непоправимое. Закрыв книгу - сейчас это стало совершенно ясно - он уже не мог вернуться к недочитанным страницам!
  Зодчий продолжал глядеть перед собой, чувствуя спиной приближение девочки.
  - Теперь ты никогда не узнаешь, что случилось с Эркатогой... - Немым укором Арина замерла рядом с ним.
  Зодчий дёрнул плечом, неуверенно произнёс:
  - Но ведь я могу снова раскрыть книгу и прочитать...
  Девочка печально вздохнула.
  Зодчий долго ждал её слов, но вместо них услышал скрипучий голос Лекария.
  - Ты внимательный человек, - сказал старик громко. - Разве ты не заметил, что первая половина книги имеет более истёртые страницы?
  - Заметил, - ответил Зодчий, ещё не понимая, куда клонит библиотекарь.
  - Истёрты они по той причине, что их чаще открывали.
  - Этот факт в пояснении не нуждается, - пожал плечами Зодчий.
  Лекарий подошёл к столу, остановился.
  - В пояснении нуждается другое, - сказал он с горечью. - На этих страницах когда-то была написана исповедь Церапа.
  - Как понимать фразу "когда-то была написана"?
  - Так и понимай - теперь её там нет...
  - Что же, по-вашему, я читал?!
  - Сегодня исповедь называлась: "Написано по воспоминаниям Церапа в память о благословенной Эркатоге"...
  Зодчий с трудом владел собой.
  - Простите, - пробормотал он, - я не совсем понимаю...
  Лекарий взял со стола книгу, бережно завернул её в тряпицу, пахнущую не то ладаном, не то горьковатым ароматом коммифоры, потом с лёгкой горечью проговорил:
  - Откровение Эркатоги, записанное Церапом, нельзя прочитать более двух раз...
  - Почему?!
  - Со дня его написания никто из людей нашего мира не смог понять причины, по который текст откровения меняется каждый раз, когда его кто-нибудь читает. Откровение позволяет лишь дважды прервать себя, а потом навсегда исчезает со страниц книги, и мы не знаем, каким оно явится к нам в следующий раз.
  - Почему вы не сказали об этом раньше?! - с негодованием воскликнул Зодчий.
  - Это ничего бы не изменило... - скорбно произнёс старик.
  - Но как же так?..
  - Предупреждённому человеку откровение не является вовсе!
  Зодчий не нашёлся, что сказать. Он долго смотрел на застывшую фигуру библиотекаря.
  - Я вам не верю. Вы разыгрываете меня! - сказал он с обидой в голосе.
  Лекарий молча вернул книгу на стол и развернул тряпицу.
  - Можешь убедиться сам.
  Легко сказать - "убедиться"! Непостижимая книга оба раза, когда он её касался, обжигала кончики пальцев, заставляя Зодчего теряться в догадках: тактильные рецепторы на поверхности кожи представлены свободными нервными окончаниями вокруг волосяных фолликулов, которые являются быстро адаптирующимися рецепторами и возбуждаются при прикосновении и вибрации, однако Зодчий испытывал воздействие книги до того, как прикасался к ней!..
  Лекарий спокойно ждал. Где-то за его спиной стояла Арина. Зодчий отчётливо слышал её немой крик: "Попробуй! У тебя получится!"
  - На какой странице я должен открыть книгу? - спросил Зодчий.
  - Книга раскроется сама...
  Зодчий задержал дыхание, как перед прыжком в воду, затем открыл книгу.
  Он ждал чуда. Но чуда не произошло - страницы остались девственно чисты. Зодчий торопливо пролистал несколько страниц, потом, с коротким вздохом разочарования, закрыл книгу.
  Лекарий завернул фолиант в тряпицу и молча унёс его в темноту.
  Тёплая мягкая ладонь легла на плечо Зодчему.
  - Не переживай, - сказала Арина. - Никому ещё не удавалось прочитать откровение так далеко!
  - Слабое утешение... - покачал головой Зодчий. - Что я скажу Амвросию?
  - А ты его спроси, до какого места он сам дочитал?
  Зодчий уловил в совете девочки скрытую иронию и решил с огнём не играть.
  - Пошли, - вздохнул он, - по дороге что-нибудь придумаем...
  
  Амвросий по растерянному виду Зодчего сразу определил "глубину погружения" в текст, поэтому спокойно ждал слов выходца. По собственному опыту он знал, что книга Церапа способна развязать язык даже немому. Оттого и не торопил заставника.
  - Знаете, - вздохнул Зодчий после продолжительного молчания, - я ожидал совсем не этого...
  - Разумеется! - с ироничной улыбкой на губах произнёс Амвросий. - До мгновения соприкосновения с книгой ничего нельзя знать заранее.
  - И всё же... - Зодчий с трудом подбирал слова. - Легонт говорил об откровении несколько иначе.
  - Это устное предание. Мы его никогда не записывали.
  - Почему?
  - Долгая история. Корни её уходят ко времени написания книги Церапа. К сожалению, письменных подтверждений у нас нет.
  - А... - Зодчий на секунду замялся. - Вы сами... сколько смогли прочитать?
  Амвросий сделал вид, что не заметил смущения выходца.
  - Ты, действительно, хочешь узнать?
  - Вообще-то...
  - Я отвечу: у меня была всего одна попытка. Дальше взбесившихся коней я ничего не узнал.
  - Вы не пробовали записать собственное прочтение книги, а потом сравнить его с другими?
  - Пробовали.
  - И что?
  - В книге Церапа каждый раз появлялись новые пустые страницы...
  
  Едва он вышел от Амвросия, как столкнулся с взволнованным Легонтом. Поселенец ничего объяснять не стал, попросив заставника следовать за собой. Зодчий покорно побрёл по извилистым переходам, стараясь не отставать. Оказавшись на месте, Зодчий сразу узнал помещение - вольер для собак-почтальонов. Не понимая, для чего потребовалось его присутствие в этой комнате, он спокойно ждал разъяснений.
  Легонт явно находился в затруднительном положении. Поселенец несколько раз подходил к столу, на котором были разложены последние "трофеи" собак, но каждый раз отходил в сторону, нервно потирая ладони.
  Наконец, справившись с волнением, он заговорил:
  - Мы никогда не спрашивали выходцев ни о чём подобном. Но сегодняшние события вынуждают меня сделать это, потому что ты последний, кто попал в наш мир...
  - Что ты хочешь узнать? - мягко спросил Зодчий, удивлённый не столько вопросом, сколько необычным поведением всегда выдержанного поселенца.
  - Из какого года ты попал к нам?
  Вопрос странным не казался. Зодчий ответил сразу:
  - Сентябрь двухтысячного.
  - Ух, ты!.. - Легонт присел на скамью и как-то странно посмотрел на Зодчего.
  - Твоё удивление относится ко мне или ко всему этому? - Зодчий указал рукой на заваленный книгами стол.
  Легонт наморщил лоб, потом встал, протянул Зодчему одну книгу из числа тех, что были аккуратной стопкой сдвинуты на самый край. Зодчий принял том, повертел в руках, недоумённо пожал плечами - книга как книга, таких тысячи у Лекария.
  - Чему я должен удивляться?
  - Посмотри год издания... - тихо попросил Легонт.
  Зодчий раскрыл книгу на первой странице и громко прочитал:
  - Москва. Издательство "Эдельвейс". 2063 год.
  Не сразу до него дошёл смысл прочитанного. Пришлось дважды вслух повторить три коротенькие строчки, прежде чем он осознал цифру "2063"!
  Книга с исчезающими страницами сразу отошла на второй план, заставив Зодчего искать объяснение тому, чему объяснения не было... Вот он, Зодчий, из 2000 года, вот Легонт из "мира Амвросия", а вот книга, которую только издадут через 63 года, но которая сейчас лежит в руках заставника и словно насмехается над ним всеми красками яркой обложки и каждой буковкой многостраничного тома...
  Теперь Зодчий понял взволнованность Легонта.
  - Откуда?.. - выдохнул Зодчий.
  Легонт развёл руками, указав на спящих в вольере собак.
  - А это не ошибка?.. - со слабой надеждой в голосе спросил Зодчий.
  - Здесь ещё несколько книг, только год издания другой. - Легонт похлопал рукой по разложенным томам.
  - Раньше подобное случалось? - спросил Зодчий.
  - Иногда случались опережения на год или два. Но не больше.
  - Год или два... - задумчиво повторил Зодчий, продолжая с интересом вертеть в руках книгу, будто в ней мог заключаться ответ.
  
  47.
  
  Возвращаясь в свою комнату, Зодчий случайно столкнулся с Наитой. Девушка не ожидала встречи, поэтому не успела скрыться за ближайшей дверью. Зодчий попросил её остаться. Девушка покорно замерла возле стены.
  - Наита, что происходит?.. - спросил Зодчий, пытаясь заглянуть девушке в глаза.
  Наита блеснула в полумраке влажными очами и сказала с обидой в голосе:
  - Ты... - Возможно, девушка хотела добавить слово, имеющее негативную эмоциональную окраску, но что-то её удержало. - Ты теперь не тот, кого я когда-то встретила...
  - С чего ты взяла? - удивился выходец.
  - Прошу тебя, не надо лжи... - Голос Наиты блёк и выцветал на глазах. - Я видела...
  - Что ты видела?! - вспылил Зодчий.
  События сегодняшнего дня достаточно взвинтили заставника, поэтому любая новая тайна или даже намёк на неё, воспринимался им как личное оскорбление.
  - Что ты видела? - повторил он злым голосом.
  - Я видела... - тихо повторила девушка. - Твоя рука!..
  Зодчий стал догадываться. Он рванул рукав рубахи, одним движением оголив руку до локтя.
  - Ты про это? - спросил он, поднимая ладонь вверх.
  В свете керосиновой лампы металлом блеснуло запястье. Девушка в ужасе подняла на него глаза и выдохнула одними губами:
  - Да...
  - И что с того?! - почти крикнул Зодчий.
  Наита отшатнулась.
  - Ты... ты не понимаешь?!
  - Я в этом сумасшедшем мире ничего не понимаю! - грубо крикнул он.
  Прошла секунда. Девушка продолжала смотреть на Зодчего полными ужаса глазами; слёзы тихо ползли по её бледным щекам.
  - Ты не выходец... - Голос, с трудом родившийся в трепетно бьющейся груди, умирал на её дрожащих губах.
  - А кто же я?!
  - Меченый...
  Лёгкие расширились, заняв весь объём грудной клетки, однако воздуха всё равно не хватало. Зодчий смотрел перед собой - потолок... стены... пол... но ничего этого не видел.
  Он очнулся, когда низкая дверь уже захлопнулась, и в полной тишине торопливой дробью простучали шаги Наиты. Каждый звонкий удар её каблучков по лиственничным плахам острыми иглами впивался в незащищённое сердце...
  Зодчий остался в коридоре один.
  Да разве только в коридоре?..
  
  О сне оставалось лишь мечтать.
  Зодчий уткнулся горячим лбом в прохладное стекло и бездумно глядел перед собой. Мыслей в голове не было. Она была пуста, как коридор на цокольном этаже, когда в нём затихли стремительные шаги девушки. Чего она испугалась? Почему убежала с такой поспешностью?.. Слово... Одно-единственное слово, произнесённое трепетными губами Наиты, свирепым ураганом разметало всё, что он кропотливо, шаг за шагом, строил в своей душе все эти долгие месяцы... Слово прозвучало, вызвав реакцию самоуничтожения, самоликвидации того мира, в который Зодчий с таким трудом заставил себя поверить... Слово горело в его сердце раскалённым шаром, и на этот всё уничтожающий пламень, словно бабочки на свет костра, слетались мысли. Подобно всё тем же бабочками, они окунались в пылающие языки и сгорали, так и не поняв, что надежда увидеть свет привела их прямо к гибели...
  Мысли в агонии умирали - они не хотели жить в этом жестоком мире...
  Зодчий смотрел в ночной сумрак ничего не видя, не слыша, с нетерпением ожидая прихода утра, чтобы вернуться на заставу, где всё кажется таким простым и понятным: впереди Зокон - потенциальный враг, позади поселение - потенциальные друзья, а посередине они - выходцы, которых заносчивые поселенцы между собой зачастую называют "выродками"...
  В комнату кто-то тихо вошёл.
  Зодчий не хотел оборачиваться. Он привык к тому, что все события в поселении так или иначе всегда несут ему только боль и страдание. Шаги за спиной замерли. Зодчий заставил себя обернуться.
  Арина стояла перед ним и взволнованно теребила оборки сарафана.
  - Ты принесла мне много хороших новостей? - попытался пошутить Зодчий.
  - Если бы... - вздохнула девочка.
  - Тогда отбросим глупые условности. Что случилось?
  - Я не уверена, но на Третьей заставе что-то происходит...
  - Ночью?
  - Это у нас - ночь, а с той стороны может быть любое время.
  - Наверное, ты права... Так что на Третьей?
  - Мои ощущения странные. На Переход не похоже... Это что-то другое.
  - Опасное?
  - Сейчас всё опасно...
  Зодчий раздумывал недолго.
  - Поеду один, - решительно сказал он. - Утром моим заставникам скажешь, пусть отправляются обратно, а я осмотрюсь на Третьей и к вечеру вернусь.
  - К нам не заедешь? - в голосе девочки слышались просительные нотки.
  - Не знаю...
  
   - Зодчий, ты видел, какие ловушки наш профессор для недовыходцев придумал? - Глоток всё время забегал вперёд и мешал идти.
  - Не видел! - попытался отмахнуться Зодчий.
  Но Глоток так просто сдаваться не собирался. Он катился рядом с шагавшими в ногу Зодчим и Кучумом и продолжал тараторить:
  - Мне кажется, Лунь специально всё это изобрёл. Он рассказывал, что очень любил устраивать всякие фокусы, когда был студентом!
  Зодчий резко остановился. Глоток вопросительно посмотрел на него.
  - Чего ты?..
  Зодчий придвинулся к самому лицу Глотка и негромко проговорил:
  - Я попрошу Луня специально для тебя изготовить парочку этих ловушек.
  - Зачем? - не понял Глоток.
  - Чтобы снизить твою болтливость до безопасного для окружающих уровня!
  Глоток обиженно фыркнул и отстал. Дальше шли молча. Через несколько десятков метров они увидели то, что ещё сегодня утром было Третьей заставой, а теперь лежало в руинах.
  Кучум неторопливо стал объяснять:
  - В последнюю неделю мы ведём наблюдения за зоной конфликта круглосуточно. Первые три дня Зокон бомбардировал нас энергетическими капсулами. Лопались они с жутким грохотом, но особых волнений не доставляли. Споры сами по себе безобидны, потому что в полноценные растения развиться не успевают. Но три дня назад всё кардинально изменилось: капсул стало намного меньше, зато содержимое в них начало беспокоить. Самостоятельно определить структуру новообразований мы не смогли, поэтому послали за Лунем - надеялись с его помощью разгадать этот ребус. Но Лунь, простояв полдня с биноклем (подойти ближе было нельзя из-за мелкой энергетической "шрапнели"), заявил: "Я биолог, а не физик!" Потом добавил, что процессы, происходящие вокруг лопнувших капсул, никакого отношения к растениям не имеют. И уехал.
  - Узнаю старину Луня! - с теплотой в голосе сказал Зодчий.
  - А со вчерашнего утра, - продолжал Кучум, - бомбардировки полностью прекратились. Мы обрадовались - похоже, осадное положение позади и можно немного расслабиться. Но после двухчасового затишья Зокон неожиданно активизировался по всей ширине. Такого мы ещё не видели! Обычно при "громовом" Переходе в Зокон попадали достаточно крупные объекты. Однако подобное случалось довольно редко и носило единичный характер. Теперь же вся масса Зокона - все эти миллионы тонн металла, дерева, песка, камней - устремились вперёд, словно салазки по обледенелой горке. В начале скорость движения была небольшой и составляла метры или даже сантиметры. Но постепенно скорость увеличивалась. Вчера вечером мы поняли - заставе конец. Пришлось в спешном порядке вывозить самое необходимое.
  - Почему в поселение за помощью не послали? - спросил Зодчий.
  - У нас пятеро на "побывке", поэтому каждая пара рук на вес золота.
  - А сейчас как?
  - Сам посмотри... - Кучум указал в сторону развалин заставы.
  Утро давно наступило. Света оказалось достаточно, чтобы рассмотреть удручающую картину тотального разрушения. Зокон всей своей невообразимой массой наполз на постройки заставы, местами подмяв их под себя, а местами перемешав чудовищным миксером с собственными мелкими деталями, плывущими по его гребню словно пена. Теперь уже невозможно было понять, где, собственно, сам Зокон, а где фрагменты разгромленной застава...
  - Скорость движения отслеживаете?
  - Отслеживаем. Да только и без замеров видно - Зокон ускоряется.
  - Прогнозы не делали?
  - Предварительные... - развёл руками Кучум. - Мы же не знаем, как изменится его скорость, если местность станет понижаться. Дело в том, что едва ли не от самой заставы в сторону поселения идёт многокилометровый уклон.
  - Уклон здесь ни при чём, - задумчиво проговорил Зодчий. - Судя по всему, Зокон и в гору с такой же скоростью полезет...
  Некоторое время они молча стояли перед напиравшей на них громадой.
  - Надо что-то решать... - подал голос Глоток. - Заставы теперь нет, а на дворе не лето...
  Вопрос оказался непростым. Без заставы жить невозможно, но и уходить отсюда нельзя: обстановка меняется каждый день, и никто не возьмётся предугадать, чем завтра "осчастливит" их Зокон.
  Зодчий предложил собрать всех заставников - пусть решают сами.
  Говорили долго. Высказали множество идей от нереально-фантастических, до откровенно абсурдных, однако все они содержали одну мысль: Зокон должен круглосуточно находиться под наблюдением. В итоге пришли к общему мнению, которое звучало следующим образом: учитывая непредсказуемость поведения Зокона, необходимо постоянно находиться в непосредственной близости от него, для чего в срочном порядке переоборудовать оба трока в "дома на колёсах", обладающих достаточной мобильностью, чтобы успеть вовремя уйти от опасности. Помимо этого, решили по всей длине дороги, ведущей в поселение, устроить лабазы для хранения продовольствия, оружия, одежды. Всё это предполагалось на тот экстренный случай, если с защитными троками что-либо случится.
  
  48.
  
  Зодчий пробыл на Третьей заставе до следующего утра. Вместе с вернувшимися из поселения заставниками он занимался переброской на безопасное расстояние спасённого имущества и как мог помогал в переоборудовании троков. Задача эта оказалась настолько сложной и трудновыполнимой, что Зодчий решил для дальнейших работ откомандировать Фархада.
  Отправившись за ним на свою заставу, он по дороге заехал в поселение. (Где-то глубоко в душе заставник надеялся, что сказанное Наитой обжигающее слово не сыграет роковой роли при их новой встрече.)
  Первой, кого он увидел в доме Легонта, оказалась Арина. Она выглядела возбуждённой, и Зодчий сразу насторожился, предчувствуя новые неприятности. Он спросил девочку, что случилось, но Арина только загадочно улыбалась. Зодчий не настаивал, позволив девочке играть в "молчанку".
  Терпения непоседливой поселянки надолго не хватило. Не прошло и минуты, как она выпалила:
  - Пойдём! Тебя Лекарий ждёт! Уже истомился весь.
  Зодчий позволил маленькой детской ручке увлечь себя в темноту переходов.
  - Что случилось?.. - спрашивал он на ходу.
  Но девочка в ответ лишь загадочно улыбалась.
  Скоро они оказались в библиотеке. Зодчий сразу обратил внимание на обилие горящих ламп - так светло здесь никогда не было.
  - В честь какого события праздничная иллюминация? - спросил он Лекария, стоявшего у стола.
  Библиотекарь шагнул навстречу Зодчему - выходец увидел за спиной старика на просторном столе знакомую книгу.
  - Небывалый случай! - с волнением в голосе заговорил Лекарий. - В книге снова появился текст!
  - И что?
  Лекарий поперхнулся, поразившись недогадливости выходца.
  - До сегодняшнего дня новый текст появлялся не раньше, чем через год или два! - торжественно произнёс он.
  - Мир меняется...
  Стоявшая рядом Арина тихо сказала:
  - Теперь ты сможешь дочитать пророчество!
  Зодчий недоверчиво посмотрел на Лекария.
  - Разве не вы говорили, что больше двух раз прерывать чтение нельзя?
  Библиотекарь к вопросу оказался готов.
  - Я не берусь судить о вещах, которых не понимаю, - сказал он, - но книга захотела продолжить разговор только с тобой.
  - Почему вы решили, что именно со мной?
  Вместо ответа Лекарий развернул книгу и Зодчий, подойдя к столу, увидел в центре разворота своё имя, которое он так давно не произносил даже мысленно! Он уже готов был окончательно поверить, но что-то мешало, удерживая от простого, казалось бы, движения наклониться и перевернуть нужную страницу.
  - Ну? Чего ты ждёшь! - взволнованно спросила Арина.
  - Я боюсь, что мне опять помешают...
  - Я буду стоять у дверей, пока ты не закончишь, - сказал Лекарий и направился к выходу.
  Прошло несколько секунд - Зодчий услышал звук запираемого замка.
  Выходец перевёл взгляд на Арину. Девочка каким-то образом угадала, что Зодчий смотрит на неё, и торопливо сказала:
  - Я не помешаю. Клянусь!
  Зодчий, повинуясь внезапному порыву, шагнул к девочке и сжал её горячие ладони. Потом вернулся к столу, сел.
  Сердце забилось тревожно, словно выходец собирался открыть дверь, за которой пряталось нечто таинственное, нечто непостижимое...
  Глубоко вдохнув, он опустил голову и осторожно перевернул страницу со своим именем.
  
   "...- Угорь - на угорье, фурункул - до фурии, чирей - к чиркам очарованным!..
  Монотонный речитатив усыплял. Я перестал обращать внимание на жуткие вещи, происходящие с моим телом, потому что, безоговорочно доверял Эркатоге.
  Старуха, закончив поливать кровоточащее тело, легко подняла меня на руки и понесла куда-то вон из хижины. Я увидел странные деревья, тянувшиеся ко мне длинными ветками-руками; опустив глаза, увидел зайцев, мирно лежащих рядом с огромным волком; склонив голову набок, смог заметить свирепого изюбра, рвущего копытами упругий мох. А потом стало необыкновенно тепло, и зрение ненадолго оставило меня.
  Обратившись в слух, я смог услышать недалёкое пение, проливавшееся на мои многочисленные язвы целительным бальзамом. Пение становилось всё ближе и ближе. В какой-то момент я понял - это звук льющейся воды. Прошло ещё несколько секунд, и моё тело испытало нежнейшее прикосновение субстанции, не похожей на обыкновенную воду.
  В этот момент до моего слуха долетели слова Эркатоги:
  - Вода-водица, в ворожбе мастерица, возьми хвори страшные и ни о чем не спрашивай!..
  Мне показалось, будто моё тело взорвалось. Боль была ужасной. Я не смог сдержать себя и закричал.
  Когда боль утихла, вновь услышал голос Эркатоги:
  - Огня напьёшься - в небо взовьёшься! Болям, недугам не быть тебе другом!..
  Старуха ещё что-то говорила, но я уже ничего не слышал: боль вытекала из тела через голову, унося с собой все мысли...
  ...Пришёл в себя дома в поселении. Эркатоги рядом не оказалось - только мать и дед Антип, смотревшие на меня, как на приведение. Тогда я был ещё слишком слаб, чтобы осмыслить их немое изумление.
  Понять их взгляды я смог много позже, когда окреп настолько, что начал самостоятельно ходить. Всё дело было в волосах - мои брови, ресницы, волосы стали необыкновенного бело-голубого цвета. Нет, это не было сединой, как сначала предположил мой дед. Это было что-то совсем другое. Помимо странного цвета волос во мне неожиданно обнаружилась необыкновенная сила.
  Когда на строительстве дома я оказался свидетелем того, как огромный кряж столетней лиственницы съехал с верхнего венца и по направляющим заскользил вниз на замерших от неожиданности плотников, я рванулся вперёд и сумел удерживать огромное бревно до того момента, пока опомнившиеся работники не отбежали в сторону. Случались и другие примеры моей необычности. Всё это привело к тому, что я остался один. Меня даже собственная мать и дед начали сторониться.
  И тогда я понял - моё время пришло...
  Я ушёл из поселения в зиму. Неведомым мне образом я по звериной тропке отыскал хижину Эркатоги. Хижина оказалась пустой. Но по тому, что на столе лежали грубые лепёшки, а в котле булькала похлёбка, я понял: Эркатога меня ждала. Я остался. Дни проходили за днями. Я привык к одиночеству и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Я научился доить коз, искать диких пчёл и брать у них мёд, ловить в реке рыбу, вести нехитрое хозяйство Эркатоги.
  Долгими вечерами я сидел у открытого очага и любовался огнём. Пламя всегда выглядело по-разному. Можно было часами наблюдать за его завораживающей пляской и ни разу не поймать игривое пламя на самоповторении. Я научился понимать язык огня. И он научил меня многому.
  Когда в хижину вернулась Эркатога, ей ничему не потребовалось учить меня. Да она бы и не смогла. Годы, которые протекли через её душу и изрубцевали её настолько, что она кровоточила так же, как моё тело много месяцев назад, просили её об успокоении. Мудрая Эркатога понимала всё и желала этого. Но она не могла пойти навстречу своей измученной плоти: ветер-стригунок, роса-умывальница, земля-кормилица просили её ещё од одном одолжении. И хотя Эркатога ни словом, ни взглядом не упоминала о последнем деле в мире живых людей, я знал, чего от неё хотят.
  Время летело стремительно. Когда осень-подружка попрощалась с летом-красной-девицей, я стал замечать, что Эркатога сторонится меня. Я не испугался, а только удивился. В один из холодных осенних дней, когда на улице стало зябко, неуютно, промозгло и бесконечно одиноко, Эркатога заговорила со мной. Я никогда не видел её в таком подавленном состоянии. Я думал, что всему виной предчувствие скорой смерти, но ошибался. Разговор пошёл о другом.
  Мы проговорили до рассвета, а потом она встала и молча вышла из хижины. Я знал, куда она отправляется..."
  
  Продолжая читать, Зодчий уловил далёкий шум. Источником звука могло быть что угодно: стук топора, бряцанье коровьего ботала или просто громкие крики поселенцев, но Зодчий сразу понял - это за ним. Осознав ничтожность отрезка времени, отпущенного ему, он поторопился закончить чтение...
  
   "...Эркатога вернулась через сутки. Она выглядела измождённой, словно ей пришлось многие и многие километров пробираться по непроходимой тайге. От пищи и воды она отказалась. Я приготовил для неё любимый малиновый чай, но она даже не взглянула на него..."
  
  Непонятный шум всё ближе. Зодчий с замиранием сердца понимает, что не успеет дочитать. Однако пока есть время, от книги его не оторвать!
  
   "...Я сидел рядом с ней и смотрел на то, как яркая изумрудность ласковых глаз бледнеет, уступая место тусклости мутного взора. Она попросила меня о последнем одолжении: она хотела проститься с огнём. Я положил в жаровню несколько ярко горевших головней и поднёс жаровню к её кровати. Такого я никогда раньше не видел и не увижу впредь - головни вдруг вспыхнули ярким фиолетовым пламенем и потянулись к Эркатоге. Онемев от восхищения, я зачарованно наблюдал за тем, как тонкие огненные ручки обняли тело старухи, и я услышал радостный счастливый смех Эркатоги. Её глаза на миг прояснились, она посмотрела на меня..."
  
  Шум всё ближе. Зодчий ясно уловил торопливый разговор за дверью, и даже смог вычленить недовольный голос Лекария.
  За спиной тяжело дышала Арина.
  Времени у Зодчего почти не осталось...
  
   "...Это были глаза прежней Эркатоги - сильной, властной, неукротимой. Она долго смотрела на меня, стараясь запечатлеть мой образ в своей памяти. Потом заговорила:
  - Я счастлива, что смогла дожить до сегодняшнего дня! Дыхание Долгого Пути витает вокруг меня, и я хочу успеть сказать тебе самое главное. Ты готов слушать?
  - Готов!
  - Мои слова содержат страшную правду, с которой тебе придётся жить. Это нелегко. Знание такого плана смертельнее любого недуга. Ты готов к этому?
  - Готов!
  - Тогда слушай..."
  
  Дверь в библиотеку с грохотом распахнулась.
  Строчки скачком истаяли - перед Зодчим лежала немая девственно-чистая страница.
  "Не успел!.." - горько вздохнул он и обернулся.
  В раскрытых настежь дверях стоял Глоток.
  Оборванный и окровавленный, спёкшимися от жара губами он выдохнул единственное обжигающее слово:
  - Беда!!!
  
  49.
  
  Во время бешеной скачки по просёлочной дороге, Зодчий успел узнать от Глотка самое главное: в какой-то момент поступательное движение громады Зокона прекратилось. Заставники посчитали это хорошим знаком, но потом началось непрерывное фонтанирование Переходов. Они возникали спонтанно по всему периметру Зокона, и было невозможно уследить за всеми. Пока результатом активности Переходов оставались систематические выбросы воды и грязи, заставники не особенно волновались. Но по мере увеличения числа Переходов "начинка" приобретала всё более угрожающий характер: "мыши", "лисы", "тигры", а также флора во всех своих ужасных проявлениях.
  Заставников спасало то, что активная непрекращающаяся фаза, исторгая из своего чрева одни формы, тут же погребала их под слоем последующих. В итоге за несколько часов пришлось отвести троки почти на полкилометра. К этому времени число и активность Переходов заметно упали. Заставники собирались устраиваться на ночлег, когда случилось самое страшное: в Зокон проникло нечто, никогда ранее не встречавшееся.
  Глоток, с трудом подбирая слова, охарактеризовал его как "танк" невероятных размеров. После минутной акклиматизации к условиям Зокона внутри "танка" что-то с громким хлопком взорвалось - оттуда повалил густой чёрный дым.
  Дальше Глоток не мог рассказывать без дрожи в голосе:
  - Мы посчитали это хорошим знаком. Ты же знаешь, если у системы, проникшей в Зокон, не наступает стабилизации в первые минуты, начинается ступенчатый процесс распада - явление безобидное и довольно банальное. Но на этот раз случилось по-другому. Дым прекратился на удивление быстро. Поселенец Клим (он у нас лучший слухач) сообщил о многочисленных шумах внутри "танка". Это было необычно, ведь сразу за процессом распада следует фаза "мыльного эффекта", а на такой стадии ни одна система эффективно функционировать уже не может. Тем более, так энергично, чтобы это заметил слухач с расстояния в две-три сотни метров! Ещё Клим-слухач сообщил о монотонных металлических стуках, раздающихся внутри. Потом он услышал голос. После этого сообщения мы решили отвести троки на пару сотен метров назад, потому что не представляли, чего следует ожидать от неожиданно замолчавшего "танка". Первый трок мы отвели достаточно быстро и вернулись за вторым. В этот момент началось... Я не могу себе вообразить, чтобы наземный объект, пусть даже и больших размеров, мог обладать такой огневой мощью! За минуту он превратил трок в решето! Огонь оказался таким плотным, что двое поселенцев погибли мгновенно - пули рвали трёхслойную сталь трока, словно бумагу! Остальных спасло то, что несколько очередей угодило в уложенные в ящики "фархадовские" стрелы. Взрывом перевернуло трок и его нижняя часть, собранная из бронелистов, спасла всех нас. Но ещё полчаса мы не могли выбраться из-под обломков, потому что ураганный огонь буквально вспахивал пространство вокруг нашего убежища. А потом всё стихло. Минут десять мы продолжали лежать в укрытии, опасаясь, что молчание - всего лишь хитрость со стороны обитателей "танка". Но минуты шли, а "танк" молчал. Тогда самый отважный из нас решился выглянуть. Он сообщил, что "танк" молчит, но странным образом фосфоресцирует. Теперь уже и остальные позволили себе рассмотреть страшного противника. Пока мы приходили в себя, подошли заставники, оставшиеся в первом троке. Пули достали и их. Но не столь серьёзно как нас - всего два лёгких ранения. Кучум сразу отправил меня за тобой, наказав привезти даже в том случае, если ты уже успел вернуться на Вторую заставу. Отъезжая, я слышал усиливающийся грохот. Опасаясь новой выходки Зокона, я гнал коня, что было сил...
  К тому времени, когда Глоток всё подробно рассказал, они оказались рядом с уцелевшим троком. Непрерывное громыхание, водопадом катившееся со стороны Зокона, мешало разговаривать. Приходилось кричать в самое ухо собеседнику, чтобы он мог что-то слышать. Зодчий обратил внимание, что большинство заставников закупорили уши подручными средствами; некоторым это не помогло, либо они опоздали с мерой защиты - у двоих из ушей текла кровь.
  Для разговора с Кучумом пришлось отойти метров на двести в противоположную от Зокона сторону. Кучум выглядел изрядно потрёпанным. Он, как и Глоток, в момент первой атаки взбесившегося "танка", оказался во втором троке и видел, как кинжальный огонь крупнокалиберных пулемётов буквально разрезал пополам тела двух поселенцев, стоявших рядом с ним у механизма передвижения. Веер пуль не дошёл до тела Кучума всего несколько сантиметров. А потом был взрыв и глухие удары в бронелисты, за которые нужно в ноги поклониться Фархаду.
  Едва заговорили, Зодчий понял, что Кучум контужен - слова он произносил неуверенно, растягивая их на гласных звуках.
  - Уровень шума не измеряли? - спросил Зодчий.
  Кучум покачал головой.
  - За-ачем?
  - Если грохот не стихнет - мы все оглохнем!
  - Что-о предлага-аешь?
  - Оставить здесь двух выходцев, а всех остальных - вглубь!
  - Не-е пойдут...
  - Да что мы, будем их спрашивать, что ли?! - взвился Зодчий. - Кто у них старший?
  - Был Ста-ас... Те-еперь не зна-аю...
  - А слухач этот, Клим? Он жив?
  - Жи-ив...
  - Давай его сюда!
  - По-ошли вместе... Ка-ажется немно-ого сти-ихло...
  Они поспешили к изувеченному троку, удивляясь внезапно наступившей тишине. В ушах тихо звенело, отвлекая сознание от невиданного зрелища, распахнувшегося перед ними.
  Зокон величественно возлежал на истерзанной им земле, блаженно купаясь в прямых лучах солнечного света. Зодчий зажмурился. Он уже столько месяцев прожил в мире, который почти не отбрасывал теней, что позабыл, как выглядит настоящее солнце. Зодчий с восторгом вглядывался в калейдоскоп солнечных зайчиков, неожиданно заигравших по всему телу Зокона. Любой осколок стекла, стальная полоска или покрытая отражающим слоем пластмасса спешили напомнить о своём существовании краткими вспышками многоцветных бликов...
  Зодчий подумал о поселенцах, и ему стало стыдно: пока он любовался позабытым зрелищем, верцы сбились в плотную группу и тихо обсуждали небывалое явление. Они озирались по сторонам, испуганно поглядывая на непривычное для них небо.
  Кто-то тихо произнёс страшную фразу:
  - Настал конец света...
  Зодчий хотел возразить, но не отважился нарушить звуком своего голоса пугающей тишины, залитой ярким солнечным светом, не виденным "миром Амвросия" много-много лет...
  
  - Поселенцы бо-оятся... - обронил Кучум, когда они вдвоём с Зодчим пошли осмотреть место недавней трагедии.
  - А ты? - Зодчий внимательно посмотрел на выходца.
  - Я?.. Я тоже мно-ого лет не видел со-олнца и мне... не по-о себе.
  Тела убитых поселенцев успели унести, однако внутри и вокруг разрушенного трока стояла тяжёлая эманация горя. Пахло сгоревшим порохом, разогретым металлом, свежей кровью. Зодчий долго всматривался в том направлении, где должен был находиться "танк-убийца", но смог разглядеть только оплывшую белёсую копну - "мыльный эффект" похоронил под собой виновника трагедии.
  Обходя глубокие ямы, Зодчий прошёл вдоль продавленного бока с оторванными у основания "лепестками"; дно трока оказалось смято, исцарапано, обожжено, до такой степени, что в общем месиве исковерканного металла стало невозможно выделить отдельные элементы конструкции - трансмиссию, шасси, аварийный люк.
  - Поселенцы боятся... - повторил Кучум, чётче выговаривая слова. - Ду-умаю, они не захотят о-остаться...
  - Что их так напугало? "Танк"?
  - О-они никогда не сталкивались с огнестрельным о-оружием, во всяком случае, насколько я мо-огу судить об этом. А здесь ещё со-олнце... В общем, может так о-обернуться, что от Третьей заставы останется один-единственный тро-ок и трое его защитников, один из которых хро-омой (он покосился на свою ногу), другой совсем мальчишка, а третий только сло-овесно может уничтожить с десяток таких "танков"!
  - Не волнуйся, одни вы не останетесь... - пообещал выходец.
  Зодчий знал, что говорил. Как бы ни были напуганы поселенцы, они не смогут вернуться под защиту надёжных стен и сделать вид, будто ничего не происходит, потому что понимают: с каждой минутой, с каждой секундой Зокон всё ближе подбирается к их поселению. Рано или поздно наступит минута, когда...
  Зодчий вздрогнул. В его сознание ворвалось видение возможного конца "мира Амвросия". Оно выглядело настолько реалистичным, что Зодчий почувствовал на губах брызги воды, летящей с высоты колоссального вала, и запах смерти, исходящий от торжествующей громады Зокона. Усилием воли выходец постарался прогнать наваждение, хотя понимал: однажды возникнув в его сознании, видение уже не отпустит его...
  Кучум заметил перемену в лице собеседника.
  - Что-о, и тебя за-адело за живо-ое?
  - Это совсем другое...
  - Да нет, - печально возразил Кучум, - всё-о взаимосвязано... Если со-олнце выглянуло через столько лет, это зна-ачит...
  
  50.
  
  Узнав о случившемся на Третьей заставе, Фархад торопливо собрал необходимые инструменты. Перед отъездом он в течение нескольких часов с упрямой настойчивостью обучал остающихся выходцев умению управлять "зенитно-арбалетным" комплексом, в результате чего услышал множество нелестных эпитетов, касающихся его личных качеств. В ответ Фархад только хитро щурился и требовал в сотый раз повторить последовательность операций.
  Лучше всех управлять установкой получалось у Гоблина. Его-то Фархад, в конце концов, и оставил за "стреломётчика".
  - А как же мы? - обиженно спросил Зодчий.
  - Вам ещё рано такую технику доверять. Недоросли, отцы-командиры! - безапелляционно заявил Фархад, после чего добавил специально для Зодчего: - Это тебе не бездумно двумя мечами махать. Здесь особое искусство требуется!
  Как только Фархад уехал с двумя поселенцами, Зодчий отправился в "баньян". За его отсутствие с деревом-рощей произошли поразительные изменения. Продолжая с потрясающей скоростью расти ввысь, "баньян" по периметру своего тела, в непосредственной близости от заставы, вдруг уменьшил величину стволов таким образом, что крона сомкнулась с землёй.
  Попасть внутрь растительного комплекса теперь стало невозможно - пришлось довольствоваться визуальными наблюдениями со значительного расстояния. (Подходить ближе оказалось рискованно из-за зыбкого муарового тумана, вытекающего изнутри и делающего очертания предметов колеблющимися и самопроизвольно распадающимися на полоски-фрагменты.)
  За "баньяном" велось пристальное наблюдение со сторожевой башни. Результаты наблюдений тщательно записывались в особый блокнот. Имелось в нём и несколько торопливых зарисовок, сделанных рукой Фархада. На них были изображены наиболее интересные моменты развития "баньяна". Зодчий их все внимательно изучил и пришёл к выводу, что Зокон замер ненадолго. Он готовится к качественному скачку с новыми трансформациями, которые могут иметь такие же катастрофические последствия, как на Третьей заставе.
  Пригласили для консультации Луня.
  Биолог в сопровождении двух поселенцев и верного "лаборанта" Эрада несколько раз приближался к "баньяну" (насколько позволяла бдительная "охрана"). Профессор собрал множество образцов флоры, по неизвестной пока причине отторгнутой "мегафанерофитом", при этом долго сокрушался, что не раздобыл ни одного образца фауны - млекопитающие, птицы, насекомые, черви пропали не только из самого "баньяна", их биолог не обнаружил даже вблизи заставы...
  Несмотря на скудный материал, биолог сумел сделать предположение, поставившее Зодчего в тупик. Лунь долго и туманно говорил о гиперметаморфозе, на секунду представив Зокон в виде чудовищной по размерам куколки. При подобном способе развития её строение и образ жизни разных возрастов резко меняются. В первом из них личинка активно передвигается, расселяется, но не питается (и первое, и второе, и третье для "баньяна" верно: ещё несколько дней назад, он энергично наступал на заставу (передвижение), занимая всё больше места (расселение), при этом вёл себя на удивление неагрессивно (отсутствие питания), случай с галлюциногенными грибами можно не учитывать). Питающаяся личинка старшего возраста обитает в специфической среде (в теле насекомого-хозяина при паразитизме), и стремительно потребляют имеющиеся запасы пищи. Иногда переход от одной активной формы существования к следующей требует перестройки, при которой личинка не питается и неподвижна. С этим предположением профессора было трудно не согласиться: "личинка"-"баньян", "окуклившись" по периметру зоны конфликта слиянием растительности с грунтом, продолжает активно питаться (шапка в центре "баньяна" растёт с невероятной быстротой!), что может происходить лишь при подпитывании из запасов родительского тела (Зокона), и, наконец, последнее: неподвижность на периметре "баньяна" может означать только одно - он готовится к новой активной фазе.
  Но Лунь не остановился на одной гипотезе, выдвинув ещё одну, предложив рассматривать изменения в структуре "баньяна" как сверхспециализацию или гиперморфоз - путь исторического развития организмов, связанный с нарушением их отношений со средой обитания вследствие быстрого её изменения, и переразвития самого организма в каком-то одном направлении.
  Конечно, подобное утверждение биолога имело немало уязвимых мест, хотя в целом походило на правду: когда-то давным-давно из-за быстрого изменения среды обитания в "мире Амвросия" появились три Зокона (вполне вероятно, число их в разные годы варьировалось); по внутреннему содержанию являясь природным явлением (гейзер, наводнение, ураган...), они, в то же время, содержали в себе биологическую основу (выходцы, "ходульники", "тигры"...).
  Закончил Лунь на весьма оптимистической ноте, заявив, что гиперморфоз является следствием крайней специализации организма к весьма узким условиям существования, при этом самое незначительное изменение среды может привести к вымиранию данного организма.
  Оптимизма учёного Зодчий не разделял. Даже если жизнерадостный старик прав, и все происходящие изменения ведут Зокон к неминуемой гибели, то положение выходцев и поселенцев от этого не улучшается. Ведь очевидно, что Зокон связан с "миром Амвросия" тысячами невидимых нитей. По большому счёту "мир Амвросия" - это и есть Зокон...
  Поделившись своими соображениями с Рабусом и Агути, Зодчий предложил сегодня же, не теряя ни минуты, приготовиться к возможной эвакуации.
  Работы продолжались без перерыва трое суток. За это время из обширных подвалов заставы (и когда только они успели всё это построить?!) при помощи поселенцев удалось вывезти основную массу оборудования. Промежуточных лабазов ставить не стали, а везли всё прямо в поселение и там, на месте, вернувшийся с Третьей заставы Фархад развернул новое производство. Упор делался на его знаменитые стрелы. Только теперь Зодчий, помня о трагедии на Третьей, заказал ему специальные стрелы с кумулятивным зарядом.
  Мир вокруг сжимался, словно шагреневая кожа. Но ни выходцы, ни поселенцы не собирались отдавать его без боя, в то же время понимая, что никакие сверхчеловеческие усилия не смогут остановить всесокрушающей поступи Зокона.
  За истекшие дни "баньян" претерпел ряд изменений. Теперь цвет кроны утратил радующую глаз изумрудность, став тусклым и невзрачным.
  - Гнойник вот-вот лопнет... - невесело сказал по этому поводу Агути.
  Зодчий не ответил.
  Прошло ещё два дня. Теперь комнаты их общего дома, на постройку которого ушло столько сил, выглядели пустыми, почти брошенными.
  Троки в спешном порядке оборудовали дополнительными приводами. Наиболее уязвимые места усилили бронелистами, сделавшими охранный комплекс значительно тяжелее, но одновременно придавшими троку дополнительную устойчивость. "Фархадовские" стрелы, классифицируемые по трём категориям, поместили в специальные разноцветные ящики. (В случае детонации такой "пороховой погреб" мог отнести трок едва ли не до поселения!)
  Для арбалетной установки изготовили минитрок с узкими высокими лепестками. Разыгравшаяся фантазия позволила Фархаду оборудовать поднимающиеся лепестки дополнительной системой защиты в виде форсунок для распыления напалма. (Воссоздать знаменитый "греческий огонь" не удалось; обладая всеми необходимыми ингредиентами: сера, сосновая смола, селитра, Фархад не смог узнать нужной составляющей из ряда нефтепродуктов, а без последнего компонента вся смесь лишь слабо горела, нещадно источая чёрный дым, закрывавший всю панораму боя.)
  На следующее утро приехал Легонт. Выглядел он уставшим и сильно постаревшим.
  - На Третьей и Первой наблюдается повышенная активность, - сказал он. - Мы думаем, и у вас она скоро наступит.
  - Судя по поведению "баньяна", ждать осталось недолго, - согласился Зодчий.
  - Мы сравнили текущие изменения со старыми картами нашего мира. Выводы неутешительные.
  - Вы судите только по изменениям ландшафта на Третьей и Первой заставах?
  - Нет. Мы посылали знающих людей в разные стороны. Из пятидесяти реперов, служивших нам пограничными столбами, не удалось найти ни одного! По многим направлениям утрачены реперы второй и даже третьей линии! А это уже потери, сопоставимые с первым глобальным изменением...
  Легонт замолчал.
  - Поселенцы, которых вы отправляли, заметили что-нибудь необычное? - спросил Зодчий.
  - На границе всё стало необычным... - вздохнул Легонт.
  - То есть подобные инциденты были?
  - Трое подверглись нападению белых медведей! Откуда они здесь?!
  Зодчий сделал мысленную пометку.
  - Ещё двое, - продолжал Легонт, - случайно наткнулись на зародыши Гнилых Озёр.
  - В какой стороне? - быстро спросил Зодчий.
  - Километров пять к югу от вашей заставы и на севере, километрах в трёх.
  - Обкладывают, значит... - едва слышно проговорил Зодчий.
  - Что ты сказал? - не расслышал Легонт.
  - Это я так, рассуждаю, - торопливо произнёс Зодчий.
  - Ещё один поселенец случайно попал в болото, кишащее какими-то мелкими, но невероятно злобными созданиями. По виду они напоминают кузнечиков, потому что могут далеко и высоко прыгать, но если позволить такому "кузнечику" сесть на тело, он мгновенно впивается в мягкие ткани своим хоботком с такой силой, что приходится делать надрез, чтобы извлечь его. - Легонт ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Потом продолжил: - Потеря на сегодня составляет больше десяти процентов всей площади. Это первое. Второе ещё печальнее: если принять во внимание события на Третьей заставе, необычную активизацию на Первой, и то, что наблюдается у вас в последние дни, происходит одновременное выравнивание формы Зокона с превращением его в идеально круглое тело.
  - Что вы об этом думаете?
  - Трудно сказать... - устало произнёс Легонт. - Расчёты показывают - Зокон очерчивает окружность, в центре которой находится точка, совпадающая с местоположением нынешнего поселения...
  - Ошибки быть не может?
  - Я бы хотел на это надеяться...
  - Значит, начало активизации на Третьей и Первой автоматически повлечёт за собой подвижки и нашего Зокона?
  - Без сомнения, - согласился Легонт. - Мы составили прогноз и можем заранее сказать, в каком месте будет находиться очередная граница нашего мира в тот или иной конкретный день.
  - Если вы провели такие расчёты, то, видимо, узнали и... нулевой день?
  - Узнали... - глухо произнёс Легонт.
  - И сколько нам осталось?..
  - Всё здесь! - ответил Легонт, кладя перед Зодчим исписанные листки. - Будет время, можешь проверить. - Он раздумывал несколько секунд, внимательно разглядывая осунувшееся лицо Зодчего, потом добавил: - А если не будет - поверь на слово...
  Ещё один день прошёл в тревожном ожидании.
  От соседей приходили неутешительные сообщения: Зокон за два часа поглотил все постройки на Первой заставе, а Третью завалил метровым слоем рыхлого пемзообразного "снега". Снова приехал Легонт. На этот раз с грустными вестями - слёг Амвросий. Легонт больше ничего не сказал, но Зодчий правильно понял его молчание.
  - Я поеду с тобой, - сказал он и пошёл собираться.
  - А если Переход?
  - Переходов много, а жизнь у Амвросия одна...
  
  - Спасибо, что приехал, - Амвросий возлежал на широкой дубовой кровати, опираясь головой и предплечьями на высоко взбитые подушки. В комнате было светло от многочисленных свечей. Поймав взгляд Зодчего, с удивлением оглядывавшего такое изобилие светильников, старец пояснил: - Это всё Арина. Боится дедушку потерять. Вот и выдумала, что чем больше света, тем труднее смерти отыскать меня! Глупышка!..
  - Не так уж она не права... - задумчиво проговорил Зодчий.
  - Дети... - с теплотой в голосе произнёс Амвросий, - они видят мир не так как мы... Всё воспринимают иначе. Они даже любят по-другому. Я стал понимать это только сейчас, прожив едва ли не в десять раз больше Арины...
  Зодчий молчал. Амвросий не выглядел ни измождённым внутренним недугом, ни морально уставшим от жизни, тем не менее, заставник понимал: Амвросий очень плох. Трудно сказать, что именно подорвало здоровье несгибаемого главы рода - трагедия его внучки или события последних месяцев. При этом Зодчего поразили глаза Амвросия. В них он видел непоколебимый дух мудрого старца. Болезнь могла в дугу согнуть его большое сильное тело, могла разбить параличом его члены, могла сжечь органы лихорадкой, но она была бессильна сломить дух этого человека, его несокрушимую волю. На лице, состарившемся в бесконечной борьбе за выживание немногочисленного рода, огнём горели живые глаза свидетеля целой эпохи.
  - Что приуныл? - вдруг спросил Амвросий. - Или меня пожалел немощного?..
  - В жалости нет ничего оскорбительного, - сказал Зодчий. - Но думал я о другом.
  - О том, что не дочитал книгу Церапа?
  - И об этом тоже...
  - А ты не спрашивал себя, почему тебе не удалось дочитать книгу до конца?
  - Обстоятельства... - пожал плечами Зодчий.
  - Обстоятельства мы создаём сами! - резко возразил Амвросий.
  - Если отбросить обстоятельства, - медленно заговорил Зодчий, о чём-то напряжённо думая, - то получается, что я и не должен был дочитать её до конца!
  - А почему не должен?
  - Наверное, я ещё не готов...
  - Такое хорошее начало и такой скверный конец! - Глаза Амвросия таинственно улыбались.
  Зодчий не понял его слов.
  Тихо скрипнула дверь. Амвросий поднял глаза.
  - Входи, Арина, - сказал старик, - с нами посидишь, послушаешь умные речи.
  Девочка не ответила. Амвросий, нахмурившись, спросил:
  - Переход?
  - Да.
  - Где?
  Девочка не ответила. Зодчий правильно истолковал её грустное молчание.
  - Жаль, - вставая сказал он, - мы опять не успели договорить...
  - Уж не хоронишь ли ты меня раньше времени?! - воскликнул старик.
  - Да я... - смутился Зодчий.
  - Иди! Слово даю: не умру, не повидавшись с тобой!
  Зодчий поклонился и вышел.
  Торопливо шагая по коридору, с волнением уловил знакомый запах. Быстро обернулся, но взгляд успел поймать только край бирюзового сарафана...
  
  51.
  
  На смотровой башне их было трое: Зодчий, Агути и Рабус. Зодчий рассматривал сильно выцветшую за последние дни крону "баньяна", Рабус молчал, Агути давал пояснения:
  - Видишь малиновые образования слева от торчащей фермы?
  - Вижу, - Зодчий подкрутил резкость.
  - Теперь в течение минуты внимательно следить за ним.
  - Зачем?
  - Ты следи, а не спрашивай!
  Зодчий недовольно хмыкнул, но к окуляру приник. Последовав совету Агути, он внимательно всмотрелся в малиновую полусферу. Через секунду поспешно отшатнулся от объектива, когда прямо на него из лопнувшей полусферы что-то выпрыгнуло.
  - Что это?! - воскликнул Зодчий. Сам он рассмотреть метнувшееся вниз тело не успел.
  - Гоблин назвал их - т л и к и.
  - И как он аргументировал своё предложение? - поинтересовался Зодчий.
  - А никак. Что ты, Гоблина не знаешь? Назвал, хохотнул и всё!
  - Тлики, так тлики, - с безразличным видом проговорил Зодчий. - А можно их получше рассмотреть?
  - Ты у Рабуса спроси, он за ними несколько часов наблюдал.
  Зодчий вопросительно посмотрел на поселенца. Рабус заговорил не сразу:
  - Малиновая полусфера выпускает за один раз не больше пяти таких особей. Они мгновенно исчезают в листве, поэтому рассмотреть их подробно мне не удалось. Следующие по времени появления тлики ведут себя не столь быстро, но тоже весьма проворны. Последние появляются очень вялыми. Некоторые из них не успевают выбраться наружу... Я видел, как полусфера пошла трещинами, потом во все стороны брызнула жидкость.
  - Как они выглядят? - Зодчий повторил свой вопрос.
  - Я с оказией отправил Луню зарисовки и краткое описание. Ответ доставили часа полтора назад, - Рабус стал шарить по карманам в поисках записки, потом с виноватым видом развёл руками: - Подевалась куда-то!..
  Зодчий терпеливо ждал.
  - Ты её прочитал? - спокойно спросил он.
  - Конечно!.. - почему-то смутился поселенец.
  - Тогда говори...
  - Профессор писал - это либо многоножки, либо сколопендры. Хотя я с ним не согласен. Кто такая сколопендра я не знаю, но многоножки в наших местах водятся, - мы их мизгрями называем. Так вот, то, что выползает из полусфер, на мизгрей не похоже. Скорее они напоминают метровых варанов с очень тонким подвижным телом...
  - А как часто они появляются?
  - За сорок минут я насчитал несколько сотен полусфер. Умножьте это число на десять...
  - Впечатляет! - произнёс Зодчий. - С агрессивной стороны они как-нибудь себя проявили?
  - Пока случая проверить не представилось, - сказал Агути. - Но скорость размножения тликов настораживает.
  - Наших старых знакомых: "арлекинов", "ходульников" кто-нибудь видел?
  - Ты уже соскучился по ним? - Агути без иронии посмотрел на Зодчего.
  - Вовсе нет. Но хотелось бы знать, что они задумали.
  Агути после недолгой паузы ответил:
  - Уже часов пять по всей кроне проходят ритмичные волны - словно ветер невероятной силы поднимает её, как простыню на кровати. Иногда оттуда доносится гул. Сказать что это, мы не можем. Как не можем утверждать, что имеем дело с совершенно новой формой Перехода. Одно не вызывает сомнений - Зокон балансирует на грани равновесия, медленно приближаясь к критической точке. Думаю, он в ближайшее время продемонстрирует нам свой гнев...
  - На каком удалении стоят троки? - спросил Зодчий у Рабуса.
  - Около полукилометра.
  - Не мало?
  - Смотря для чего. Если "баньян" выплюнет стандартный набор: фауна, флора, недовыходцы, то этого расстояния более чем достаточно, а если случится что-то похожее на Третью заставу, - сказать не берусь. Я в огнестрельном оружии ничего не смыслю.
  - Будем надеяться, всё пойдёт как обычно. Хотя не стоит забывать о тликах - мы ещё не сталкивались с ними.
  Спустившись с башни, Зодчий и Агути встретили Гоблина.
  - Ты не поделишься этимологией "смачного" термина? - спросил Зодчий.
  - Запросто! - охотно откликнулся Гоблин. - Тлик - это что-то тонкое, скользкое, вертлявое и невероятно мерзкое одновременно.
  - Знаешь, - глубокомысленно изрёк Агути, - а ведь ты только что нарисовал свой собственный словесный портрет!
  - Да ну вас... - обиделся Гоблин.
  Фархада они нашли в арбалетной установке. Выходец попросил себе в помощники двух поселенцев для управления механизмом передвижения и теперь обучал их всем хитростям сложного устройства. Судя по довольному лицу выходца, обучение шло успешно, обещая хорошие плоды в ближайшем будущем. О своём детище Фархад готов был говорить часами, поэтому, едва завидев Зодчего с товарищами, пустился в пространные объяснения:
  - Я несколько видоизменил схему подачи стрел на выпускной механизм, чем увеличил скорострельность на двенадцать процентов! Хотел заменить оптический прицел на лазерный, но деталей не хватает, да и времени тоже. Мне бы ещё месяца два-три - я бы такую конфетку сделал!
  - А ты в Зокон прошение отправь, - встрял Гоблин, - может, они его там и рассмотрят!
  Фархад пропустил шпильку мимо ушей, продолжая расписывать достоинства установки:
  - Кассеты со стрелами теперь имеют специальное покрытие, устраняющее заедание в люнете, а сами стрелы снабжены внутренним упрочняющим стержнем. Вынесенные за пределы установки кассеты с тремя видами стрел позволяют за сорок секунд менять один тип на другой.
  - Не боишься, что при подобной расточительности тебе не хватит никакого "боекомплекта"? - поинтересовался Агути.
  - Нисколько! - уверенно заявил Фархад. - Под полом уложено сорок кассет по четыреста стрел, а специальная повозка стоит в километре отсюда, - там ещё столько же!
  Гоблин и здесь нашёлся что сказать:
  - Тогда мы все в поселение на пикник отправляемся, потому как здесь осталась работа для тебя одного!
  Фархад задумался, потом с серьёзным видом произнёс:
  - Если у меня кончится смазка для кассет, я обязательно попрошу тебя поработать языком - хоть какая-то польза!
  Гоблин не растерялся и приготовил в ответ достойную тираду, однако обрушить её на Фархада не успел - в уши ударил ревун и пронзительный голос Агути резанул по ушам:
  - Во-о-оздух!
  Зодчий оглядел горизонт: со стороны "баньяна" приближалось несколько тёмных точек.
  - Что это? - обратился он к Фархаду.
  Выходец посмотрел в оптический прицел и спокойно доложил:
  - Драконы.
  - Фархад, брось свои шутки! - поморщился Зодчий.
  - Я не шучу... - пожал плечами Фархад. - Эти твари имеют узкое тело, длинный хвост, совсем не птичий, и крылья как у "кукурузника"!
  - Расстояние до них?
  - Метров пятьсот...
  - Сможешь "снять" одного?
  - А то!
  Фархад принялся неторопливо вращать штурвал горизонтального перемещения. Прильнув к окуляру, замер. Потом что-то тихо-тихо тренькнуло, и наступила странная тишина.
  - Ты собрался одной-единственной стрелой завалить летающего монстра? - Гоблин не скрывал разочарования.
  - Помолчи... - сжатыми губами обронил Фархад. - Стрела имеет титановый стержень и снабжена кумулятивным зарядом. Такой стрелой БТР пробить можно!
  Гоблин не успел излить остатки скепсиса на замершего у прицела Фархада, как в небе распустился красочный огненный цветок. Через несколько мгновений до заставников долетел гортанный крик умирающей твари.
  - Вот это да!.. - восхищённо выдохнул Гоблин.
  Фархад к восторгам товарищей остался равнодушен, продолжая следить за оставшимися особями небольшой стаи "драконов". Снова тренькнула тетива. Потом ещё раз. И ещё. А дальше считать количество выпущенных стрел стало бессмысленно - всё небо расцветилось фейерверком одинаковых багровых шаров, и в неясный гул отдалённых взрывов вплелись многочисленные пронзительные крики...
  До заставников долетели немногие из оставшихся в живых, но лишь потому, что Фархад сам позволил им это сделать, продолжая внимательно следить за особо ретивыми особями. Одного "дракона" он подпустил совсем близко. Об этом Фархада попросили сами выходцы - им хотелось взглянуть на "новичка". "Новичок" нездорового интереса собравшихся внизу к собственной персоне не одобрил, с высоты пятнадцати метров резко спикировав на головы заставников. Паники неожиданный манёвр "дракона" не вызвал, потому что вблизи он выглядел совсем нестрашно - этакий худосочный крокодильчик с перепончатыми крыльями и вечно улыбающейся физиономией дельфина.
  Фархад продолжал внимательно следить за гостем через прицел. Выпустить стрелу с такого расстояния он не решался - "дракон" планировал над самыми головами заставников. Непрошеный гость сделал несколько кругов, после чего спокойно повернул в обратную сторону. Все посчитали это дурным знаком: Зокон никогда не позволял себе заигрывать с выходцами...
  - Надо было и остальных угробить!.. - с недовольством в голосе обронил Гоблин.
  Зодчий вспомнил короткую строку "...настанет день, настанет час - Судьба придёт, чтоб выбрать нас..." и стал рефреном повторять её, пытаясь отогнать неприятные мысли. Уходят, навсегда уходят последние спокойные минуты, обрекая и выходцев и поселенцев на бесконечную борьбу, в которой победителей не будет... Всё просто: победа человека над природой - это всегда стопроцентное его поражение, а победа природы над человеком - это нарушение законов космической гармонии, допускающей только поступательное движение снизу вверх, от простого к сложному, от хаоса к порядку...
  Победителей не будет...
  Но человек, понимая это, не собирался позволить раздавить себя, словно муху на лабораторном стекле истории...
  
  52.
  
  - Дистанция сто метров! Расстояние до Зокона пятисот метров! Командирам троков действовать самостоятельно, рассчитывать только на себя! - таков был последний приказ, который отдал Зодчий Рабусу и Фархаду незадолго до того, как началось светопреставление.
  Зокон не стал раскачиваться, оплёвывая заставников всякой мелочью, типа "мышей" или "лис". Нет, он сразу обрушил на троки всю мощь, которой обладал в эту минуту. "Баньян" вдруг распахнулся по всей ширине, выпуская из-под своей сени целые толпы недовыходцев. Судя по их количеству, сегодня Зокон не намерен был давать заставникам ни единого шанса на спасение.
  В троке Зодчего все находились на своих местах. Лепестки подняты, стопоры из-под шасси убраны, механизм движения смазан. Справа от Зодчего - малышок-минитрок Фархада, обладающий мощью пограничного корабля, за ним - трок Рабуса. Позади, в километре - с десяток подвод со всем необходимым и десятью поселенцами разного возраста в качестве ополченцев. А впереди...
  - Вижу "арлекинов"! - взволнованный голос молодого поселенца, впервые участвующего в стычке.
  - Слева десятка три "скачков". Здоровые, черти! - густой бас Сифа.
  - "Ходульники" идут вместе с "зывунами"! - спокойный голос Агути.
  - А что это за черное месиво перед ними шевелится? - Взволнованный голос Енора. (Он стоит справа от Зодчего, горящими глазами глядя в амбразуру.)
  - Это тлики, - медленно произносит Зодчий.
  - Да сколько же их там?!
  - Сколько бы ни было - все наши! - улыбается Сиф, с хрустом разминая мышцы спины.
  Зодчий внимательно следит за первой линией "арлекинов", которых быстро настигают "ходульники". "Скачки" почему-то не торопятся, позволяя "зывунам" выходить на оперативный простор.
  - До линии атаки три десятка метров! - громко говорит Зодчий, дрожащими пальцами поглаживая измятый панцирь.
  На ум неожиданно приходят слова из прочитанного недавно старинного манускрипта: "...не бойся, друже, смертушки, ибо она есть избавительница великая, а не собирательница тел мёртвых..."
  - До линии атаки два десятка метров!
  "Кто из нас навеки успокоится, не дожив до нового рассвета?.."
  - Первый "ходульник" на линии! Фронт триста метров! Ого-о-онь!!!
  Суеты не было - в троке единственный новичок, все остальные уже успели "понюхать пороху"; многочасовые тренировки в течение последнего времени тоже не прошли даром. Трок функционировал как хорошо отлаженный механизм. Без спешки заставники находили цель, в зависимости от того, какая стрела наложена на тетиву, и методично, как на учениях, "выбивали" недовыходцев, пересекших линию терминатора.
  Зодчий, не забывая поглядывать на минитрок Фархада, отстреливал исключительно "зывунов", оставляя "арлекинов" естественным путём распадаться. В какой-то момент Зодчий отметил, что расстояние между троками и Зоконом сократилось.
  Он сказал об этом Агути. Выходец подтвердил его предположение:
  - "Баньян" движется на нас...
  Зодчий подал ревуном короткий сигнал, означающий: "Отойти на сто метров", и первым оказался у механизма передвижения. Помогал ему Агути. Третьим присоединился Сиф.
  Несколько минут напряжённой работы, и трок оказался на новом месте. Зодчий вернулся к своей бойнице. Сиф спросил:
  - Здесь мы ещё можем отходить широким фронтом, а как быть на просёлочной дороге?
  - Пойдём в затылок друг другу...
  Договорить Зодчий не успел - десятка два "ходульников" приблизились на расстояние в полсотни метров. Пришлось спешно ими заняться.
  Через пару минут внимание всех привлекло громкое восклицание Енора:
  - Посмотрите на тликов!
  Увлёкшись недовыходцами, Зодчий упустил из виду последний сюрприз Зокона - тлики успели окружить его трок. Через бойницу они выглядели совсем безобидными - пухлые, неповоротливые, добродушные ящерицы. Однако стоило одному из них приблизиться вплотную к стене трока, как он мгновенно преобразился: бесследно исчезли вальяжность и показная леность в каждом движении, заставив истончившееся до состояния живого веретена тело действовать со скоростью метеора. Тлик поднялся на короткие задние лапки, напружинился и буквально выстрелил вперёд собственным телом. Зодчий едва успел отшатнуться от бойницы, как в ней возникла конусовидная головка. Вращая маленькими бусинками-глазками, тлик широко раскрыл пасть и...
  Зодчий ожидал увидеть длинный змееподобный язык, жалящий всё живое. Но вместо него из раскрытой пасти брызнула тонкая струя жидкости ярко-жёлтого цвета. Что-то внутри подсказало - это не парфюм и не прохладительный душ. Зодчий рванулся в сторону, но, видимо, недостаточно быстро - струя задела левое плечо, закрытое надкрыльями панциря. Послышалось шипение, потом сухой треск и дикая боль пронзила сустав.
  - Чёрт! - ругнулся Зодчий, дважды рубанув мечом по раскрытой пасти.
  Тлик вывалился наружу.
  Превозмогая пляшущие перед глазами огни, Зодчий крикнул, чтобы слышали все:
  - В первую очередь бейте тликов - они плюются кислотой!
  Когда боль в плече ослабла, Зодчий смог охватить картину боя. В его троке больше никто нападению не подвергся. Что происходило у соседей, сказать было сложно. Но, судя по многочисленным микровспышкам вокруг установки Фархада, выходец раскусил коварных тликов и не позволял им приблизиться к своему малышу. У Рабуса дела тоже шли неплохо - там кто-то додумался угостить тликов несколькими струями из огнемёта.
  Тревогу Зодчего вызывало другое: Зокон продолжал ломиться вперёд, миллионотонным катком сметая всё на своём пути. Гадать, что остаётся позади него было бессмысленно - кто сможет это увидеть?..
  Неожиданное появление "зывунов" перед бойницей Зодчего, заставило его позабыть обо всём, кроме врагов. Хотя "зывуны" не плевались как тлики, они продолжали оставаться самыми страшными и свирепыми врагами. Сосредоточившись исключительно на них, Зодчий обратил внимание, что число "зывунов" заметно уменьшилось: Фархад, вычистив перед собой пространство, кишащее тликами, переключился на правый фланг.
  Пока всё складывалось удачно. Если бы не стремительное продвижение Зокона, сегодняшний бой можно смело считать самым успешным за последние месяцы. Но радости почему-то не было. Особенно, когда пришлось с болью и горечью наблюдать за тем, как в течение всего нескольких минут многочисленные постройки Второй заставы превратились в ничто, завёрнутые в колоссальный рулет Зоконом-катком...
  - Быстро нас лишили прописки... - невесело пошутил Агути, вглядываясь в пыльную муть.
  
  До вечера прошли больше трёх километров. Вымотались ужасно.
  Пропустив оба трока по дороге, Зодчий со своей группой замыкал печальное шествие. Активность Зокона упала почти до нуля. Вылазки немногочисленных недовыходцев носили редкий и хаотичный характер. Основную угрозу по-прежнему представлял Зокон, ни на минуту не прекращавший своего поступательного движения.
  Все девять заставников по очереди управляли механизмом движения. Остальные в это время шагали по дороге рядом с троком, вдыхая холодный воздух, со страхом прислушиваясь к шуму за спиной; поломка шасси в подобный обстановке почти наверняка повлекла бы за собой потерю трока. Понимая это, Зодчий распорядился, чтобы оставшиеся на повозках поселенцы по возможности очистили дорогу от камней и срубили выступающие корневища деревьев.
  К утру у Зодчего появилось ощущение, что его отправили на галеры - десять километров перевозки защитного комплекса отняли все силы. Он с тревогой думал о предстоящем дне: заставники устали и едва ли способны ещё на одни сутки каторжной работы. Зодчий внимательно прислушивался к монотонному хрусту Зокона, пытаясь по изменению тональности определить, уменьшилась его скорость или нет.
  Хорошая новость пришла только к обеду. Её принёс неугомонный Гоблин, у которого нашлись силы после своей "смены" сбегать за поворот и проверить предположение Зодчего (шум почти полностью прекратился, но висящая в воздухе пыльная взвесь мешала что-либо рассмотреть).
  - Остановился! - прокричал он издалека. - И хрюкает от удовольствия!
  - Кто хрюкает? - не понял Зодчий.
  - Да Зокон! Кто же ещё! - Гоблин приблизился и стал с азартом рассказывать: - Пылища там ужасная, но движения никакого нет. Только вздохи раздаются, больше похожие на поросячье хрюканье.
  - А почему мы ничего не слышим? - спросил подошедший Рабус.
  - Звуки глухие и приходят оттуда, - Гоблин рукой показал в ту сторону, где ещё вчера стояла их застава.
  - Сделаем так, - сказал Зодчий, - отведём троки ещё метров на пятьсот и встанем на отдых. А ты, Гоблин, возьми ещё кого-нибудь и на двух лошадях верхами сторожить Зокон. Только смотри! Без твоего любимого сумасбродства!
  - Обижаешь, начальник! - воскликнул Гоблин и вприпрыжку побежал вперёд.
  - Доверил мужик лисе кур сторожить! - усмехнулся Агути.
  - Справится, - уверенно заявил Зодчий. - А если накуролесит, то будет бессменным дневальным в своём троке!
  Пятьсот метров прошли на удивление быстро. Все знали: впереди их ждёт долгожданный отдых, поэтому каждый старался изо всех сил.
  С Гоблином к Зокону отправился Енор. Зодчий в этот момент был занят делами, и удержать поселенца не успел. А когда освободился, то молодых уже и след простыл...
  
  53.
  
  Ночью посменно дежурили шесть заставников: четверо у Зокона и двое в самом лагере. Спать легли в повозках, полных свежего душистого сена (ночевать в троке было и холодно и жёстко).
  Утром приехал посыльный. Вести привёз невесёлые: Первая застава потеряла около трёх километров земли и один трок. Из заставников никто не пострадал - трок пришлось бросить из-за поломки. На Третьей результаты ещё хуже - девять километров!
  - И как им только сил хватило на девять километров?.. - удивился кто-то из поселенцев.
  - Их двенадцать на один трок...
  - При атаке "зывунов" такой массой в троке не отсидишься...
  - То-то и оно...
  Зодчий был задумчив и участия в разговоре не принимал.
  - Ты чего? - поинтересовался Агути.
  - Наша тактика себя не оправдывает, - заговорил Зодчий. - Мы бессмысленно растрачиваем силы, пытаясь убежать от Зокона.
  - Что предлагаешь?
  - Нужно стянуть все троки к поселению, пока у нас есть такая возможность. Вспомни вчерашний день. Если скорость Зокона возрастёт всего на несколько сот метров - мы обречены!
  - А если Зокон больше не двинется? - спросил Рабус.
  - Тогда мы вернёмся.
  - Как быть с недовыходцами?
  - Оставим здесь мобильную группу с минитроком Фархада.
  - Что оставят вместо прикрытия Первая и Третья?
  - Надо подумать...
  Больше часа Зодчий, Фархад, Агути, Рабус и поселенец-посыльный пытались найти выход из затруднительного положения. Решили поступить следующим образом: ровно половину из имеющихся у них заставников вместе с троком Рабуса сейчас же отправить в поселение; посыльному вернуться на Первую и Третью с предложением так же отправить в крепость половину своего состава, а оставшимся продолжать медленно двигаться в сторону от Зокона, выставив арьергард в виде мобильной конной группы из пяти-шести воинов.
  К выполнению плана приступили немедленно. Посыльный умчался по дороге, подняв облако пыли. Рабус спешно собрал свою команду. Через полчаса его трок уже скрылся из виду.
  - Не поторопились ли мы? - с сомнением в голосе спросил Агути, глядя на рассеивающийся пыльный шлейф.
  - Время покажет... - неопределённо ответил Зодчий.
  Гоблин, относившийся к команде Рабуса, покинуть выходцев наотрез отказался. Зодчий "из благодарности" определил его к механизму передвижения. Гоблин в ответ пожаловался на вопиющую дискриминацию, взывая к общественному мнению. Всё кончилось тем, что Фархад взял его к себе в качестве второго "стреломётчика"...
  Вторую ночь пришлось спать в троке (повозок на всех не хватило). К утру все так замёрзли, что вылезли к костру задолго до назначенного для побудки часа. Сидели у ярко полыхающего костра, пили обжигающий чай и думали. Молча. Сосредоточенно.
  Зодчий вглядывался в знакомые лица, посеревшие и похудевшие, и с болью думал о том, что для кого-то из них сегодняшний рассвет может оказаться последним, а кому-то придётся испить чашу страданий до дна, чтобы, осушив её, подавиться болью и обидой оттого, что Судьба выбрала именно его в качестве последнего наблюдателя ужасной драмы...
  Кажется, Зодчий задремал, потому что звук ревуна подбросил его на месте. Вскочив на ноги и опрокинув на себя кипяток из алюминиевой кружки, он в первое мгновение ничего не понял: земля дрожала и вибрировала под ногами, произвольным образом фонтанируя молочно-белой жидкостью. Стволы деревьев в непосредственной близости от дороги выглядели смазанными - вокруг что-то происходило...
  - По местам! - собственный звонкий голос Зодчий воспринял, как чужой приказ и стремглав кинулся к троку.
  Оказавшись внутри защитного комплекса, он первым делом оглядел ту часть дороги, которая вела к Зокону. Там было удивительно тихо. Вся суматоха происходила тут, вокруг него.
  По настилу торопливо застучали ноги бегущих. Зодчий подгонял:
  - Быстрее! Быстрее!..
  Рядом промелькнул Агути. Зодчий поймал его за рукав.
  - Как дела у Фархада?
  - Все уже внутри!
  - Что с дозором?
  - Не знаю...
  - А кто использовал ревун?
  - Наверное, дозорные...
  Трок качнулся - это правые лепестки начали закрываться. Зодчий быстро оглядел находящихся внутри заставников - двоих не хватало.
  - Кто был в дозоре? - спросил он у Агути.
  Выходец пожал плечами. И тут Зодчий заметил, что бойница Енора пуста.
  - Вот, Гоблин, бестия! - в сердцах воскликнул он.
  Правая половина захлопнулась, дрогнула левая.
  - Приподнимите лепестки и ждите меня! - крикнул Зодчий, прыгая с края платформы.
  Через мгновение за его спиной что-то брякнуло. Недовольный голос пробурчал:
  - Опять в героя-одиночку решил сыграть?
  Зодчий, не оборачиваясь, хлопнул Агути по бедру и побежал по дороге навстречу Зокону. Земля, словно живая шевелилась под ногами, мешая правильно рассчитывать свой бег. Дважды Зодчий едва не упал - вздыбившиеся травяные горбы больно били в стопу.
  - За изгибом дороги удобное место для засады! - прокричал за спиной Агути.
  - Засады на кого?.. - не понял Зодчий.
  - На нас!
  Обогнув поворот, Зодчий понял - Агути прав.
  Прямо перед ними, на протяжении пятнадцати метров вся дорога оказалась изрыта, словно здесь проводились соревнования на самого продуктивного крота! В центре разрытого круга, на холме из свежей земли, разворачивалось главное действо: прикрывшись телами двух мёртвых лошадей, Гоблин и Енор отбивались от наседавших на них...
  Таких безобразных существ Зодчий в "мире Амвросия" ещё не видел! Высокие, невероятно худые, они походили одновременно и на "скачка" и на "ходульника". Но орудовали в отличие от своих собратьев не столько руками, издалека казавшимися короткими как у кенгуру и явно недоразвитыми, сколько длинными ногами, способными сгибаться в самых неожиданных местах. Каждый взмах ноги сопровождался неприятным сухим щелчком. Зодчий тут же окрестил их "щелкунами".
  Приблизившись настолько, что их заметили не только Гоблин с Енором, издавшие радостный крик, но и "щелкуны", Зодчий обратил внимание на массивные костные наросты на пальцах безобразных созданий. Ещё через секунду эти пальцы так проскрипели по его нагрудному панцирю, что выходец едва удержался на ногах. Располовинив двух ближайших "щелкунов" и встретив грудью удар третьего, Зодчий крикнул укрывшимся за конскими телами заставникам:
  - Бегом за нами!
  Но заставники не только не отозвались на его призыв, они почему-то поползли в противоположную сторону!
  - Гоблин, ты что делаешь?! - заревел Зодчий с такой силой, что запершило в горле.
  Он шагнул вперёд, как бык прокладывая себе дорогу не столько мечом, сколько телом-тараном. Оказавшись на полуметровом гребне, он собрался шагнуть в изрытый круг, но замер, остановленный диким воплем Гоблина:
  - Не-е-ет!
  Вслед за этим ближайший к Гоблину "щелкун" получил от выходца удар такой силы, что, взмахнув в воздухе нелепыми конечностями, упал у ног Зодчего. Мгновенно земля забурлила, выдавливая из себя жидкость, похожую на гной, и тело бьющегося в агонии "щелкуна" исчезло в глубине.
  Зодчий в страхе отступил назад, продолжая ощущать ногами неприятную пугающую дрожь. Он лихорадочно думал, как помочь Гоблину и Енору? Молодые воины сами нашли выход из положения. Сначала один, а потом другой с разбега перепрыгнули через кипящую землю, оказавшись рядом с Зодчим.
  Гоблин дико ощерился. Отсвечивая голой ягодицей в разорванной штанине, хрипло выдохнул:
  - Хор-р-рошо!..
  Зодчий покосился на товарища, не забывая время от времени наносить удары - кольцо "щелкунов" вокруг них начинало сжиматься.
  - Надо уходить! - крикнул Агути, поддерживая Енора, получившего удар в грудь и согнувшегося пополам.
  - Хватай Енора под руки! - сказал Зодчий Гоблину. - И вперёд! Я прикрою!..
  Гоблин крутанулся, вновь показав лоскут белой кожи. Подхватив хрипевшего Енора под руки и, припадая на левую ногу, по которой струилась кровь, побежал по дороге вперёд. Зодчий пятился вслед за ним, без труда отсекая ноги особенно агрессивных "щелкунов", при этом с тревогой прислушиваясь к нарастающему гулу под ногами.
  Вынырнув из-за поворота, Зодчий услышал громкие радостные крики. Но звучали они недолго. Скоро Зодчий понял, почему: до спасительного трока оставалось всего метров пятнадцать, когда почва перед ними вдруг вспучилась, выдавливая из себя густую маслянистую жидкость отвратительного жёлто-белого цвета.
  Агути, Гоблин и Енор, висящий у них на руках, замерли перед неожиданной преградой. Зодчий услышал торопливый сухой стук за спиной - "щелкуны" торопились не опоздать на праздник обезумевшей плоти. Зодчий заскрипел зубами, обрушиваясь на противника со всей накопившей злобой. И хотя количество "щелкунов" вокруг стремительно увеличивалось, Зодчий понял, что ряды врагов тают удивительно быстро. Оказалось, Фархад вывел свою установку из-за трока и принялся методично выбивать опасное окружение Зодчего.
  Постепенно гора тел перед ним, слева и справа, стала расти. Это навело Зодчего на мысль...
  - Валите их в разжиженную землю! - крикнул Зодчий. - Пройдём по ним как по мосту!..
  Гоблин с Агути сразу же поспешили выполнять приказ. А сам Зодчий, ощущая нарастающую тяжесть в руках и теле, думал об одном: лишь бы Фархад не промахнулся (дважды его стрелы едва не коснулись тела выходца).
  В какой-то момент он почувствовал сокрушительный удар в голову, успев удивиться: "А где же шлём?.." Далее память выхватывала из потока реальности лишь отдельные фрагменты, не всегда понятные, а порой откровенно противоречивые.
  ...Длинный, загибающийся внутрь коготь мелькает перед глазами и уплывает вбок, оставив радостное ощущение не прерванной смертельным касанием жизни...
  ...Оскаленное лицо Гоблина медленно отодвигается в бирюзовый туман, уступая место чьей-то мерзкой физиономии; Зодчий тычет в эту гадкую физиономию мечом и получает в лицо струю жидкости, от запаха которой внутренности выворачивает наизнанку, а глаза ничего не видят от слёз...
  ...Кто-то помогает ему подняться, поддерживая под руки, потому что ноги дрожат как после продолжительной и изнурительной болезни...
  ...Громкий крик бьётся в мозгу словно сердечный пульс:
  - Скорей!
  - Скоре-ей!
  - Скоре-е-е-ей!
  
  54.
  
  - Вроде очнулся...
  Зодчий оглядывается по сторонам. Он лежит на меховой подстилке, вокруг - улыбающиеся лица заставников. Трок шевелится и поскрипывает - они едут.
  Зодчий с трудом поднимается с пола.
  - Да полежи ты, неугомонный! - голос Агути больно ударяет по ушам.
  - Как... всё... прошло?.. - хрипит Зодчий, оглядывая присутствующих.
  - Всё прошло замечательно! - словесная скорострельность Гоблина заставляет Зодчего поморщиться, но она же вызывает в нём тёплые чувства: "Жив, курилка!"
  Несколько минут Зодчий приходит в себя, потом осмысленно начинает задавать вопросы. Очень болит горло. Зодчий не может понять, почему.
  - Давно я здесь? - он кивнул на подстилку.
  - Около часа... - Агути выглядит изрядно потрёпанным, но довольным.
  - А что произошло?.. Я ничего не помню...
  - Дай я скажу! - Гоблин не может спокойно сидеть на месте.
  У Зодчего нет сил бороться с бурлящей энергией выходца. Он согласно кивает головой:
  - Говори...
  - Ха! Ну и дали мы прикурить всем этим выродкам!
  - А если по существу? - Зодчий видит улыбающуюся физиономию Агути и понимает, что поправлять Гоблина бессмысленно.
  - Здрасьте! - восклицает Гоблин. - Я и говорю по существу! Как только мы десятка три вонючих созданий в болотину сбросили, с другой стороны из земли полезло тако-о-ое!.. В общем, пока Фархад заливал всю эту нечисть напалмом, мы смогли перетащить Енора к троку. Вернулись за тобой, а у тебя под ногами земля кипит как вода в котле! Мы тебя тащим из неё, а ты продолжаешь махать мечом как одержимый! Едва и нам вместо головы одни кочерыжки не оставил!
  Зодчий вопросительно смотрит на Агути.
  - Приврал?
  - Конечно! Хотя выглядел ты в тот миг, действительно, как настоящий демон! Мы уж думали, ты совсем обезумел.
  - А потом... Что было потом?..
  - Фархад минут десять "стерилизовал" землю напалмом, чтобы поджарить этих тварей, устраивающих на дороге ловушки. Только через полчаса смогли тронуться в путь.
  - Никто не пострадал?
  - Нет.
  - А Енор?..
  - Не знаю, чем его так ударило, только три ребра у него сломаны и боль внутри. Сейчас он спит. Дал я ему кое-что из медицинских запасов...
  ...Пройдя четыре километра, решили остановиться на ночёвку.
  Чтобы не рисковать людьми и обезопасить себя от неожиданного появления неведомых созданий подземных глубин, Фархад предложил расставить на дороге и по бокам сигнальные вешки с десятком-другим "погремушек", которые тут же сам и изготовил из повреждённой алюминиевой кассеты.
  Выставив обязательное охранение, Зодчий вызвался дежурить первым - хотелось в тишине и одиночестве о многом подумать. Гоблин пожелал составить ему компанию. Поворчав для видимости, Зодчий согласился: нравился ему Гоблин своей бесшабашностью и лёгким отношением к жизни. Казалось, Гоблин раз и навсегда решил для себя непростой философский вопрос: "Для чего я живу?.." Всё поведение Гоблина говорило, что живёт он ради удовольствия, ради веселья. Всегда. Даже - когда страшно. Потому что в этом случае должно быть страшно весело! А ещё из Гоблина так и выпирало смачное словечко "кураж". Только Гоблин ухитрялся обставлять свои поступки так, что все вокруг только удивлялись: каким образом этот выходец умудряется привлечь на свою голову все несчастья "мира Амвросия"?! Но хитрый Гоблин своего секрета не выдавал. Поэтому с ним было хорошо. Тревожно, но хорошо!
  Прислушиваясь к сонному шуршанию за стеной трока, Зодчий спросил:
  - А почему вы оказались в конном разъезде? Очередь-то была не ваша?..
  Гоблин только плечом дёрнул - дескать, пустяки. Зодчий настаивать не стал. Помешивая длинной палкой рубиновые угли, он вдруг вспомнил историю прорицательницы. Как там было написано у Церапа: "...головни вдруг вспыхнули ярким фиолетовым пламенем и потянулись к Эркатоге. Онемев от происходящего, я зачарованно наблюдал за тем, как тонкие огненные ручки обняли тело старухи, и я услышал радостный счастливый смех Эркатоги..."
  "Огонь обладает магической, завораживающей силой... Я бы тоже не отказался искупаться в его пламенной купели..." - мечтательно подумал Зодчий.
  Гоблин, услышав тяжкий вздох товарища, принял его на свой счёт.
  - Зодчий, ты не сердись! - виновато проговорил он. - Я, конечно, понимаю, что веду себя порой довольно глупо. Но рассудительность и в прежней жизни никогда не была лучшей чертой моего характера, а уж здесь...
  - Я не сержусь, - отозвался Зодчий, продолжая купать свой взор в околдовывающей игре муарового пламени. - Я даже рад, что ты такой... К сожалению, зачастую мы излишне серьёзны и видим жизнь не в радужном свете, как ты, а через закопчённую на огне стекляшку, сквозь которую в далёком детстве смотрели на солнце. Помнишь?..
  - Помню... - вздохнул Гоблин. И вдруг со смущённой улыбкой добавил: - В школе говорили о каких-то пятнах на солнце. Мне безумно захотелось на них посмотреть. Поэтому я закоптил своё стекло совсем чуть-чуть...
  - И что?..
  - Едва без глаза не остался!
  - Значит, ты уже тогда был таким...
  - Горбатого могила исправит! - хохотнул Гоблин и пошёл в сторону от дороги, чтобы принести хворост для костра.
  Зодчий проводил его взглядом, прислушиваясь к тонкому мелодичному звону - это лёгкие порывы ветра шевелили самодельные колокольчики, заставляя их "разговаривать". Вернулся Гоблин, бросил в костёр целую охапку сухих веток. Пламя рванулось вверх, осветив его лицо. Было оно совсем не таким беззаботным, каким казалось ещё минуту назад.
  - Я всё хотел спросить... - голос Гоблина резко контрастировал с его всегда весёлыми глазами; сейчас он был растерянным и грустным. - Что нас ждёт там?.. - он махнул сухой веткой в сторону невидимой громады Зокона.
  - Ты имеешь в виду уменьшение площади "мира Амвросия"?
  - Нет... Что нас ждёт после того, как всё здесь окажется под пятой Зокона?..
  Зодчий ответил не сразу. Его удивило, что такой вопрос задал именно Гоблин - всегда весёлый, неунывающий, жизнерадостный Гоблин. Сам Зодчий старался об этом не думать, как любой человек пытается не думать о смерти, в то же время осознавая внутри себя неизбежность данного печального события, но в тщетных попытках отсрочить его, избегающий даже случайных мыслей на эту пугающую тему...
  - Надеюсь, когда-нибудь потом, - с трудом проговорил Зодчий, - в новом мире и в новой реальности мы обязательно встретимся с тобой... Тогда я смогу вспомнить и этот вечер, и этот костёр, и то, что твоя бесшабашность сегодня спасла мне жизнь!..
  Хрустнула ветка. Тихий голос Гоблина мотыльком вспорхнул над костром:
  - Спасибо, Зодчий...
  
  
  
ЧЕТВЁРТЫЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ СРЕЗ ИНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
  Вальтман прилететь не смог, однако при первой же возможности связался с Ловсиным с помощью веб-камеры. Выглядел Вальтман на экране бледным, хотя в глазах время от времени вспыхивал задорный огонёк.
  - Видеоотчёт о неудачных попытках проникнуть внутрь, я получил. Хочу вас успокоить - на чудо я и не надеялся.
  Ловсин изогнул бровь.
  - Между прочим, при подготовке эксперимента мы тоже не рассчитывали на чудо, потому что подобное понятие довольно трудно вплести в канву научной парадигмы...
  - Ну-ну! - улыбнулся Вальтман. - Я вовсе не хотел вас обидеть. Тем более что присланные видеоматериалы могут шокировать кого угодно! Кстати, а где сейчас находятся те объекты, которые удалось доставить с той стороны?
  - Мы поместили их в магнитную ловушку.
  - Не могли бы вы несколько образцов отправить в Москву? В научных кругах столицы у меня есть обширные связи...
  - Мы это сделаем сразу же, как только установим причину, по которой одни живые объекты при извлечении выворачивает наизнанку, словно чулок, а другие подобного "путешествия" даже не замечают.
  - Что ж, вам виднее. Так о чём вы хотели со мной поговорить?
  - Деном стремительно уменьшается...
  - Что вы сказали? - встрепенулся Вальтман.
  - Полусфера за пять дней потеряла тридцать процентов своего объёма.
  - Как?! Но это же...
  - Да... Деном медленно стягивается в точку...
  - Разве ничего нельзя сделать?..
  - Мы пытаемся. К сожалению, времени почти не осталось...
  
  
   Рано утром всех разбудила многоголосая трель колокольчиков. Заставники вскакивали в ожидании самого худшего. Но причина перезвона заключалась в другом. Зодчий приложил руку к металлическому корпусу и ощутил лёгкую дрожь - Зокон-каток продолжал утюжить "мир Амвросия". Ещё через несколько минут стала понятна громкая переливчатость многочисленных "погремушек": звери и птицы старались побыстрее покинуть страшные для них места и сплошной массой текли в сторону поселения, сбивая по дороге сторожевые вешки Фархада.
  - Похоже, с нашего корабля бегут не только крысы...
  Тихая фраза Агути повисла в воздухе.
  Собрав оставшиеся "погремушки" и удостоверившись, что Зокон не далее, чем в километре, троки, вздрагивая на ухабах и поскрипывая сегментными корпусами, поползли по дороге.
  Несколько часов, сменяя друг друга, заставники трудились у механизма передвижения, с тревогой прислушиваясь к отдалённому грохоту.
  - Сердится старик! - воскликнул Гоблин, указав в сторону Зокона.
  - Ещё бы! - сощурился Агути. - Вчера ты в течение целого часа отсвечивал ему в лицо своими ягодицами. Кто же выдержит такое оскорбление?!
  Заставники дружно загоготали. Гоблин не растерялся, с достоинством ответив:
  - Мои прелести теперь в музее выставлять можно! А ты чем похвастаешься?
  - Боже упаси меня похваляться подобными частями тела! - Агути поднял руки и засмеялся громче всех.
  Гоблин обиженно нахмурился, но связываться с Агути не стал.
  Енор, с туго перетянутой грудью тоже засмеялся, но тут же сморщился от боли.
  Постепенно смех стих - все напряжённо прислушивались к приближающемуся рокоту.
  - А ну, ребята, навались! - крикнул Зодчий, сменяя уставших заставников. - Похоже, нас догоняют...
  По нарастающему дрожанию пола и стен все поняли: Зокон приготовил для них новую гадость.
  Справляться с механизмом движения становилось всё сложнее. Шасси надрывно скрипели, грозя вот-вот рассыпаться от невообразимых нагрузок. К тому же плавное покачивание земли мешало правильно рассчитывать свои усилия, однако заставники продолжали упираться, вынуждая трок двигаться всё быстрее и быстрее.
  В какой-то момент показалось - всё! - они оторвались от преследования, но именно в этот миг под днищем трока прогремел взрыв. Защитный комплекс подбросило в воздух, а потом с удвоенной силой ударило о вспучившуюся землю. Раздался пронзительный вой лопнувшей трансмиссии, несколько лепестков с хрустом отломились в шарнирном основании и с противным обречённым скрежетом вывалились наружу, открыв за стеной кипящий ад...
  
  55.
  
  ...Где верх, а где низ?..
  Зодчий отшвырнул от себя кусок изломанного лепестка и тут же оказался нос к носу с удлинённой мордой "зывуна". Инстинкт самосохранения сработал прежде, чем мозг отдал команду рукам на действие - меч со змеиным шипением вошёл в птичью грудь недовыходца. Глаза Зодчего в эту минуту продолжали бегать по троку, выискивая новых гостей.
  Один из них оказался слева над телом поселенца, которому уже ничто не могло помочь - "зывун" пробил ему грудную клетку и теперь никак не мог освободить хватательную конечность. Зодчий помог ему - голова с вытянутыми по вертикали глазами покатилась под ноги погибшему поселенцу.
  Справа послышался стон. Зодчий метнулся в ту сторону, по дороге вонзив меч в спину "ходульнуку", пытавшемуся выпрыгнуть наружу. Отбросив опрокинутую стойку с ячейками для стрел, Зодчий поднял Агути, а в следующую секунду, издав жуткий гортанный звук, снизу вверх ударил летящего по воздуху "скачка". Оболочка недовыходца брызнула во все стороны розоватой пульпой, оглушив сухим треском взрыва. Агути поднял выпавший при падении меч, нырнул куда-то за спину Зодчему - послышался звук падающего тела.
  Удивительно спокойный голос Енора нараспев продекламировал:
  - Не ходите дети в Африку гулять...
  Зодчий обернулся: Енор, лёжа на полу, перезаряжал арбалет. Агути рыскал по всему троку, отыскивая спрятавшихся недовыходцев.
  - Сверху! - крикнул Енор.
  Зодчий, не меняя положения тела, рывком поднял меч вертикально вверх, почувствовав толчок, затем - визг, затем - неприятно пахнущая жидкость оросила его лицо. Выходец улыбнулся Енору правой половиной рта и шагнул к проёму. Агути, обежав трок по кругу, оказался рядом.
  - Двое убитых. Остальные в порядке, - доложил он.
  Зодчий хотел спросить о судьбе фархадовского минитрока, но в этот момент что-то с грохотом вонзилось в целые лепестки справа от выходцев.
  - Ничего себе! - сказал Агути. - У них там что, тяжёла артиллерия завелась?
  От удара лепестки прогнулись, но выдержали.
  Стоя у самого края изуродованной платформы, Зодчий не видел, что творится даже в метре от трока - повсюду клубился непонятный розоватый туман.
  Тренькнула тетива. Быстро обернувшийся Зодчий заметил "скачка" со стрелой во лбу - Енор с улыбкой пожал плечами, указав на огромную дыру наверху.
  Где-то недалеко раздался тоскливый звук ревуна.
  - Это Фархад даёт нам знать, что у него всё в порядке! - предположил Агути.
  Рядом с собой Зодчий заметил двух поселенцев. Они настороженно выглядывали из укрытия.
  - Пока туман не рассеется, за стены никто не выйдет! - приказал он.
  Повторно завыл ревун.
  - У нас есть, чем ответить? - спросил Зодчий у Агути.
  - Сейчас найдём. - Агути шагнул вглубь, торопливо загремел железками. Через минуту вернулся, держа в руках ревуна. Спросил: - Один сигнал?
  - Один. Короткий.
  Агути крутанул ручку. Зодчий с удовлетворением сказал:
  - Теперь порядок...
  В туманной глуби что-то ухнуло, трок качнулся, едва не сбив заставников с ног. По металлу громко процокали звериные когти. Справа и слева жутко завыли недовыходцы. Зодчий отодвинул поселенцев вглубь и спросил у Агути:
  - Как у нас с игрушками Фархада?
  - Ты про фосфорные гранаты?
  - Про них.
  - С ящик наберётся...
  - Тащи их. Устроим для местных пакостников маленький фейерверк!
  Агути с одним поселенцем ненадолго отлучился. Вернулся обвешанный удлинёнными пакетами, словно новогодняя ёлка - игрушками.
  - Помнишь, как Фархад нас учил? - спросил Зодчий. - Снимаешь колпачок, выдёргиваешь запальник, размахиваешься и...
  - Вы направление броска не перепутайте! - подал голос Енор.
  - Да уж как-нибудь... - пообещал Агути.
  Две зажженные гранаты улетели в туман как в пустоту. После падения третьей раздался ужасный рёв, вслед за которым на разрушенных лепестках оказалось около дюжины недовыходцев. Они вели себя непонятно: две особи сцепились друг с другом, дико заревели, подпрыгнули и упали в розовое молоко тумана, сбив по дороге ещё троих. Зодчий их разнимать, разумеется, не стал, а "жалостливый" Агути бросил им вслед ещё две гранаты, чем окончательно деморализовал оставшихся недовыходцев. Троих прикончили стрелы поселенцев. Остальные просто разбежались.
  - Странно они себя ведут, ты не находишь? - спросил Агути, пересчитывая гранаты.
  - Надо осмотреть трок, - обронил Зодчий. - Туман, кажется, поредел...
  Осмотр обескуражил выходцев - восстановить трок не было никакой возможности. Но даже если бы они и справились с этой непосильной задачей, защитный комплекс не смог бы проехать и ничтожного расстояния, потому что земля на десятки метров вокруг оказалась перепахана, изрыта, вспенена до такой степени, что ноги заставников проваливалась в неё едва ли не по колено! Чтобы вытащить трок на ровный участок дороги потребовался бы грузовой вертолёт.
  Минитроку Фархада повезло больше. Его лишь опрокинуло, не причинив серьёзных повреждений. Но самым главным было то, что дорога перед ним оказалась пригодной для движения.
  Совместными усилиями заставники поставили установку на колёса. После чего погрузили тела погибших поселенцев на повозку, собрали в разрушенном троке всё, что могло пригодиться и, подгоняемые нарастающим шумом Зокона, заторопились в сторону поселения.
  Никто не сказал ни слова. Никто не обернулся. Никто не бросил последний взгляд на место недавнего боя, потому что впереди лежала полная неизвестность: она манила и притягивала гораздо сильнее, чем недавнее прошлое...
  
  Ожидая очередной пакости подземных обитателей, Зодчий выслал вперёд четверых поселенцев, приказав любой подозрительный бугор на дороге "проверять" фосфорной гранатой или бутылкой с зажжённой сырой нефтью. Эта предосторожность позволила заставникам пройти без происшествий ещё около семи километров.
  Монотонный устрашающий гул за спиной постепенно стих. Наступило тревожное затишье. Шагавшие рядом Зодчий и Агути физически ощущали вокруг себя присутствие злобного до самопожирания врага.
  - Чего они ждут? - спросил Агути, указывая на скрывающие опасность заросли по обеим сторонам дороги.
  - Если бы я знал...
  Первым неладное заподозрил Гоблин. Отработав в троке получасовую "вахту", он успевал оглядеть ближайшие окрестности, со всеми поговорить, дать совет, пошутить, позлословить и вернуться к троку, когда подходило его время.
  На этот раз он ёрничать не стал, подошёл к Зодчему и указал пальцем вперёд:
  - Видишь вон те высокие кусты, подступившие к самой дороге?
  - Справа? - спросил Зодчий.
  - Они и справа и слева, - пояснил Гоблин. - Только справа они находятся у самой бровки, а слева ещё осталась двухметровая полоса.
  - Ну и что? - не понял Зодчий.
  - Полчаса назад их там не было!
  Зодчий недоверчиво посмотрел на выходца.
  - Кусты, как кусты. Ты не ошибся?
  - Я болтал с возницей на первой повозке. На примере деревьев он объяснял мне, как правильно определять стороны горизонта. Деревья, на которые он показывал, стояли именно за теми кустами. Но кустов тогда там не было...
  Зодчий колебался всего секунду, потом громко постучал по металлическому боку минитрока, медленно поскрипывающему в двух шагах перед ним. Трок остановился, из него выглянул Фархад.
  - Что случилось? - спросил он.
  - Спускайся, поговорить нужно.
  К этому времени Гоблин добежал до первой повозки и остановил её. В течение нескольких минут заставники изменили схему движения, поставив трок впереди, а за ним - четыре повозки. Колонну замыкали Зодчий, Агути и Гоблин, отказавшийся, как он образно выразился, "отсиживаться за крепостными стенами".
  Заминка в движении оказалась короткой и не должна была насторожить потенциального противника (если, конечно, он был, и Гоблин не переусердствовал со своей наблюдательностью).
  Колонна медленно продвигалась вперёд. Казалось, всё предусмотрено, но Зодчего не отпускало чувство неудовлетворённости. Оно росло, ширилось, заставляя мозг напрягаться в поисках источника тревоги. Когда до подозрительных кустов оставалось не больше двадцати метров, он понял, что именно не давало ему покоя: они построили колонну из расчёта скрывающихся за кустами недовыходцев, а что если это не так, и кусты - всего лишь кусты из печально известной группы "флора"? Тогда их колонна по-прежнему остаётся весьма и весьма уязвимой.
  Зодчий торопливо сказал Гоблину несколько слов - тот вновь побежал вперёд. Повозки замерли. Трок, напротив, значительно увеличил скорость.
  Через пять минут на придорожные кусты обрушилась лавина стрел.
  Все, кто в этот миг смотрел в ту сторону, увидели невероятную метаморфозу, произошедшую с обыкновенными, казалось бы, растениями...
  
  56.
  
  Озаряемый непрерывными вспышками микровзрывов кустарник, в котором угадывался боярышник, вдруг скачком изменил свою форму: ветки стали толстыми и ощетинились множеством иглоподобных наростов, объём листвы увеличился многократно. Через секунду на минитрок Фархада хлынул настоящий поток двадцатисантиметровых игл, обладавших невероятной прочностью - некоторые из иголок смогли оставить в корпусе трока глубокие отметины!
  Зодчий с содроганием представил, что произошло бы с их колонной, если бы не последняя задержка. Мало того, что иглы несли в себе вещество, парализующее нервную систему, они обладали немыслимой пробивной способностью. Едва ли нагрудный панцирь мог спасти заставника от прямого попадания с расстояния в десять-двадцать шагов.
  Фархад прекратил поливать кусты стрелами, сочтя их малоэффективными против такого "разряжённого" противника. Он использовал напалм, превратив злобствующую флору в большой факел.
  Всё это время заставники оставались в крайнем напряжении - не верилось, что их подстерегал только кустарник-иглострел.
  Боярышник догорал... Теперь он снова превратился в знакомое с детства растение, у которого не титановые стрелы-убийцы, а обыкновенные пятисантиметровые колючки; на обглоданных огнём ветках во множестве висели яркие оранжево-жёлтые плоды...
  Вокруг всё оставалось спокойным. Выждав ещё несколько минут, Зодчий отдал команду продолжить движение. Проходя мимо съёжившихся и скрученных в пламени побегов, Зодчий подобрал иглу, валявшуюся на земле. Долго рассматривал её зазубренный конец, потом достал носовой платок, аккуратно обернул сочившийся клейким веществом наконечник и обрывком бечёвки примотал иглу к ножнам.
  Агути, внимательно наблюдавший за манипуляциями, спросил:
  - Зачем она тебе?
  - Последний патрон...
  - Ну и дурак!
  Зодчий в ответ только улыбнулся:
  - Патрон-то не для меня!..
  Шли без остановок всю ночь. На ходу жевали галеты, дремали, повесив голову на грудь и вздрагивая каждый раз, как только ноги пытались унести тело с накатанной дороги на заросшую репейником обочину.
  Останавливаться на ночлег не стали. После напряжённого дня никому не хотелось оказаться в новой хитроумной западне. Короткую передышку позволили себе единственный раз, когда вдалеке, в просвете деревьев, показался форпост верцев.
  Чем ближе подходили заставники к поселению, тем меньше его узнавали. Теперь оно выглядело как укреплённый замок: ворота наглухо закрыты, перед ними, ощерившись многочисленными выступами, замер трок Рабуса; по всему периметру стоящих по эллипсу домов на крышах видны многочисленные следы торопливой плотницкой работы - там строят башни и дополнительную охранную стену из двойного ряда брёвен. Несмотря на ранний час по всему поселению снуют люди.
  - Вот мы и дома... - с грустью сказал Гоблин.
  Агути медленно повернул к нему голову.
  - Наш дом там... - он указал рукой в сторону Зокона.
  Зодчий лишь тяжело вздохнул...
  
  На следующий день в доме Легонта состоялось большое собрание. Присутствовало до восьмидесяти человек - выходцев и поселенцев. Вопрос обсуждался один: как выстоять? Амвросий по причине усилившейся болезни не присутствовал, поэтому вёл собрание Легонт.
  - На сегодняшний день положение следующее, - заговорил он, подождав пока уляжется гомон возбуждённых голосов. - Зокон остановился в шести километрах на севере, в четырёх на востоке, в семи на юге и в шести на западе. Таким образом, наше поселение оказалось в центре эллипса, вытянутого по линии север - юг. Размышляя стратегически, мы ничего кроме площади нашего мира не утратили. Пастбища для скота, поля льна, гороха и гречихи целы. Водоём, питающий пресной водой поселение, оказался нетронутым. Правда, мы потеряли немалую часть охотничьих угодий, а также больше половины рыбных промыслов, однако это не может серьёзно сказаться на продовольственном положении. Но есть один особенно тревожный момент: Зокон остановился в непосредственной близости от самого большого Гнилого Озера на юге и трёх новообразованных озёр в других сторонах соответственно. Следопыты, принёсшие эти вести склонны считать, что географическое положение всех четырёх озёр и определило момент и место остановки Зокона.
  По звенящей тишине Легонт понял, что его сообщение затронуло каждого из присутствующих. Выдержав долгую паузу, чтобы усилить эффект от своих слов, он продолжил:
  - За последнюю неделю мы потеряли двенадцать заставников и три трока. Оставшиеся охранные комплексы позволяют не опасаться за судьбу тех, кто по разным причинам должен покидать стены убежища. Однако слухачи и следопыты сообщают о постоянных передвижениях недовыходцев на километровом расстоянии от поселения. Пока нам не понятно, почему они ведут себя таким образом. И это настораживает. К тому же эксперт по Переходам - Зодчий, высказал ряд соображений, которыми он сейчас поделится со всеми.
  Легонт опустился на своё место у дальней стены. Зодчий вышел на середину комнаты, чтобы его было слышно одинаково хорошо со всех сторон.
  Глухим от усталости голосом заговорил:
  - Много месяцев я скрупулёзно изучал все виды Переходов и процессы им сопутствующие. Полученные знания позволяют мне с известной долей уверенности утверждать: события последних трёх недель можно отнести к совершенно новому типу Перехода. Я объясню почему. До недавнего времени любой Переход мог генерировать биологические объекты с ограниченным сроком существования. Срок этот был индивидуальным для каждого вида, но никогда не превышал нескольких суток. Теперь картина поменялась радикально. Недавно я встретился с "ходульником", которого семь дней назад "пометил" мой меч! Получается, недовыходцы обрели способность эффективно функционировать в нашем мире достаточно продолжительный срок. Это не просто предположение, а факт, потому что некоторые из здесь присутствующих сами лицом к лицу встречались с особями, которые давным-давно должны были распасться с образованием "мыльного эффекта". Всё это позволяет мне высказать весьма тревожное догадку: недовыходцы получили право жить в этом мире, также как и мы с вами!
  Последняя фраза Зодчего шокировала всех. Поселенцы считали своим единственным противником неумолимый Зокон, и его остановка вселила в них надежду на скорый мир. Недовыходцев они вообще в расчёт не брали, считая их достаточной серьёзной, но быстропроходящей помехой. Слова Зодчего перевернули их представления с ног на голову.
  Гулкая тишина весела в комнате целую минуту, а потом мгновенно взорвалась десятками взбудораженных голосов:
  - Сообщения о недовыходцах-долгожителях нужно ещё проверить!..
  - Лично я ни с чем таким не встречался!..
  - Да всё это бредни выходцев!..
  - Вот увидите, через неделю ни одной твари вокруг поселения не останется!..
  - А кто-нибудь из поселенцев может подтвердить слова Зодчего?..
  В общем бестолковом гвалте раздался зычный голос Рабуса:
  - Тише!
  Постепенно гомон прекратился. Лишь самые горячие продолжали что-то недовольно выкрикивать.
  - Я хочу обратиться к присутствующим здесь коренным поселенцам, - Рабус сделал ударение на слове "коренным". - Я для вас достаточно авторитетный человек?
  - Конечно, Рабус!..
  - Мы доверяем тебе!..
  - Твоему слову можно верить!..
  Рабус поднял руку, чтобы успокоить говоривших и произнёс:
  - Тогда послушайте, что я скажу. Я дольше кого бы то ни было из вас находился в рядах Второй, теперь уже бывшей, заставы, и я говорю вам: ни один поселенец не смог бы сделать для своего ближнего то, что сделали выходцы для всех нас за последние дни. Поэтому не нужно оскорблять недоверием наших боевых товарищей! Это первое. Второе: "ходульник", про которого упомянул Зодчий, носил не только его отметину от меча, но и наконечник моей стрелы в брюшине. Я смог убедиться в этом сегодня утром, когда на вылазке к Гнилому Озеру мы с Зодчим натолкнулись на него и ещё некоторых его собратьев. Разумеется, третьей встречи с ним у меня уже не будет. Это так же верно, как и то, что он успел оставить мне на память вот эту отметину! - Рабус отодвинул нагрудную пластину, демонстрируя всем иссиня-чёрное пятно.
  После спокойной речи Рабуса разговор пошёл в ином направлении. Теперь поселенцы не бросали на выходцев косых, а подчас и откровенно-недружелюбных взглядов, безмолвно обвиняя их во всех своих бедах. Выступления стали коротким и по существу.
  Расходились поздно вечером.
  Зодчего, собиравшегося отправиться в трок Фархада, остановил Легонт.
  - Отец просил тебя зайти, как только здесь всё закончится.
  Зодчий кивнул головой, после чего знакомой дорогой поспешил к главе рода.
  Амвросию за последние дни стало хуже. Щёки ввалились, обрисовав острые скулы, дыхание сделалось частым, прерывистым. И только глаза продолжали сверкать на угасающем лице.
  Зодчий поздоровался, вежливо поинтересовался здоровьем старца. Амвросий ответил с вымученной улыбкой на обмётанных от внутреннего жара губах:
  - О здоровье нужно у девушек молодых спрашивать - им ещё только предстоит подарить миру новую жизнь, а у стариков надо о душе интересоваться: готов ли он к дороге дальней, успел ли собороваться как положено.
  Зодчий молчал, с грустью наблюдая трагические перемены в теле Амвросия.
  - Но я позвал тебя не для того, чтобы причаститься - ты ведь даже не верующий! - хриплый голос Амвросия в продолжение короткой речи несколько раз прерывался.
  - Верить можно по-разному... - тихо возразил Зодчий.
  - Верно, - согласился Амвросий. - Но всегда на первом месте стоит вопрос - в кого верить. И уже потом - как.
  - Я верю в человека.
  - Разве можно верить в абстрактного человека?
  - Абстрактный человек не существует сам по себе. Он складывается из многих отдельных личностей. Для меня это, прежде всего, моё окружение.
  - И поселенцы?
  - Поселенцы в первую очередь.
  - Даже после сегодняшних обвинений?
  - Именно по этой причине.
  - Странный ты, Зодчий. Теперь я понимаю, почему Арина к тебе так привязалась...
  
  57.
  
  Прошло несколько дней.
  Однажды на сторожевую башню, возвышавшуюся справа от трока Рабуса, и где сегодня дежурил Зодчий в паре с Гоблином, поднялась Наита. Хитрый Гоблин срочно обнаружил массу дел, которые отчего-то ждали его именно внизу. Не смотря на протестующие жесты Зодчего, он поспешно удалился.
  Наита облокотилась о массивный парапет, окаймляющий навершие башни, молча протянула Зодчему книгу в яркой малиновой обложке.
  - Из последних? - поинтересовался Зодчий.
  - Собаки не могут долго сидеть в вольере. Пришлось выпустить... - пояснила девушка.
  Зодчий взял книгу.
  - Почему именно эта? - спросил он.
  - Она из твоего года... - задумчиво сказала Наита. - Из двухтысячного...
  - А почему стихи? - не понял Зодчий.
  - Арина сказала, иногда ты стихами думаешь...
  - Вот уж не замечал! - удивился Зодчий, раскрывая книгу.
  Страницы замелькали перед глазами, пока сознание спонтанно не выхватило несколько строчек:
  
...Кто ты?! Что ты?.. Где твоя дорога?
  Где тот дом, что помнит твои сны?..
  Ты забыл о нём, как позабыл про Бога,
  вымолив отсрочку до весны...
  Зодчий оторвался от книги, посмотрел на девушку. Наита за ним не следила, устремив взор в сторону невидимого отсюда Зокона. Выходец перелистнул ещё несколько страниц, пытаясь отыскать строки, созвучные с его душевными переживаниями.
  
...Глотки надрывая, выпучив глаза
  пошла штрафная рота, петляя как лоза.
  Пока их сотня с гаком, но жизнь - пустой тростник.
  Снег взвихрила пуля, и друг Серёга сник...
  Зодчий аккуратно закрыл книгу. Сейчас бы что-нибудь из Омара Хайяма, но и великий узбек любил поиграть с темой смерти...
  - Не понравилась? - оборачиваясь, спросила Наита.
  - Отчего же! - возразил Зодчий. - Но здесь слишком много...
  - Грусти?
  - Какая же это грусть? Это даже не печаль, а полная безысходность!
  - Найди что-нибудь лирическое, - посоветовала Наита, - с налётом лёгкой-лёгкой грусти. - И добавила прежде, чем Зодчий успел что-либо сказать: - Печаль должна быть светлой...
  Зодчий наугад развернул книгу, тихо прочитал:
  
В этой жизни я только гость,
  Как и все я уйду и растаю,
  Как и всех отнесут на погост:
  Тело - в землю, а душу - в стаю.
  Как и все - превращусь в золу,
  Разнесёт меня буйный ветер...
  ...Я удобрю собою луг,
  На котором резвятся дети...
  - Я, конечно, дико извиняюсь! - В люке появилась смущённая физиономия Гоблина. - Но литературный вечер придётся прервать - у нас гости!
  
  - Оказывается, слизняки успели изрыть всё пространство вокруг поселения! - с возмущением говорил Гоблин. - Если бы лошадь случайно не провалилась в прорытый ход, мы бы так ничего и не узнали...
  Они прошли в противоположный от центральных ворот конец поселения. Здесь тоже имелись небольшие ворота, рассчитанные только на одного всадника. Ворота были раскрыты настежь. Возле них стояло несколько поселенцев. Пройдя мимо них, Зодчий вышел за стену, где сразу же столкнулся с Легонтом.
  - Плохие новости, - мрачно сказал он. - Огромные полупрозрачные твари, Гоблин назвал их слизняками, за последнюю неделю успели основательно изрыть подземными ходами всё пространство вокруг поселения. Мы-то надеялись, что недовыходцы успокоились, но оказалось, всё это время они весьма изощрённо подбирались к внешней охранной стене!
  - Я не совсем понимаю, - подал голос Гоблин, - к чему такая сложность: тайные ходы и прочая мишура?
  - Они стали жить дольше, значит, и времени на адаптацию у них прибавилось, - сказал Зодчий. - В отличие от тебя, Гоблин, они учатся на своих ошибках.
  - А почему сразу я?! - обиделся Гоблин.
  - И всё же, мне непонятно, для чего им понадобились эти ходы... - проговорил Легонт.
  Зодчий произнёс всего одно слово:
  - Тлики.
  Легонт не понял - с этими "новинками" он ещё не был знаком.
  Зодчий в двух словах объяснил, сказав в заключении:
  - Тлики имеют железы, вырабатывающие кислоту. Если связать их воедино со слизняками, вырисовывается следующая картинка: слизняки роют ходы для того, чтобы тлики незаметно смогли подобраться к охранному частоколу.
  - Но для чего? - не понял Гоблин.
  - Тлики кислотой разрушат основания брёвен, частокол рухнет, после чего недовыходцы морским приливом хлынут на штурм поселения.
  - Думаю, картина ещё более удручающая, - тихо сказал Легонт, вплотную приблизившись к Зодчему. - Слизняки роют ходы для того, что бы пропустить недовыходцев внутрь поселения...
  
  Уже через полчаса после разговора Легонта и Зодчего не менее полусотни поселенцев высыпали за стены, сантиметр за сантиметром исследуя пространство вокруг частокола. Обнаруженные ходы тут же поступали в распоряжение Фархада, устраивавшего в них хитроумные ловушки.
  За двенадцать часов удалось обнаружить более тридцати ходов. Некоторые оказались прорыты глубоко внутрь поселения, о чём сообщили храбрецы, отважившиеся исследовать тоннели изнутри.
  Три раза поисковые группы натыкались на "копателей" прямо во время их работы. В этих случаях на слизняков просто выливали канистру керосина, бросали зажжённый факел и отправлялись дальше.
  Работы закончили глубоко заполночь. А ранним утром зазвучали первые взрывы - методика Фархада начала работать. Однако взрывов прогремело всего шесть, и это обескуражило Фархада, который вместе со всеми членами бывшей Второй заставы, подсчитывал "пиротехническую статистику", сидя в троке Рабуса.
  Так и не дождавшись седьмого взрыва, Зодчий с грустью констатировал:
  - Они быстро учатся. Даже слишком быстро...
  Гоблин начал горячо возражать:
  - Неужели ты вправду думаешь, что недовыходцы так умны?!
  - А ты сходи, спроси у них! - Фархад даже не улыбнулся.
  - Потерпев фиаско сегодня, они обязательно придумают что-нибудь новенькое. - Агути в задумчивости поскрёб заросший подбородок (в последние дни всем было не до бритья).
  - Новенькое - это хорошо забытое старенькое! - неожиданно громко произнёс Зодчий, и не понятно было, что он имел в виду...
  
  Во второй половине дня Зодчего пригласил к себе Легонт.
  Выходец думал, что речь пойдёт о слизняках, но ошибся.
  - Арина третий день наблюдает в районе Гнилого Озера непонятную активность, - торопливо заговорил Легонт. - Как она ни старалась, но ясной картинки получить не смогла. - Поселенец на секунду замер. - Мы её интуиции доверяем, поэтому я хотел попросить тебя...
  - Наведаться к Озеру?
  - Да...
  - Хорошо. Я пойду сегодня же.
  - Одному нельзя. Возьми кого-нибудь из своих. И Донго.
  - Кто это - Донго?
  Легонт тихо свистнул. Тут же скрипнула дверь, и в комнату ворвалась копна шерсти, в которой Зодчий не сразу узнал одну из поисковых собак Наиты. Донго свою громкую кличку оправдывал полностью. Когда он подскочил к Зодчему и от избытка чувств лизнул его в подбородок, Зодчий смог оценить размеры пса: стоя на четырёх лапах Донго доставал поселенцу до пояса! Если бы собака решила подурачиться и встала на задние лапы - её рост намного превысил бы рост Зодчего!
  - Зачем нам собака? - не понял заставник.
  - Это не собака - это лучший следопыт в поселении. Старше его поисковых собак у нас нет. К тому же Донго никогда не ошибается.
  Зодчий потрепал пса за ушами - Донго сомлел и задрожал правой лапой.
  - Мне бы такую непогрешимую репутацию как у тебя! - вздохнул Зодчий и добавил, глядя в хитрые глаза Донго: - Ну, пошли!
  Донго скосил голову в сторону Легонта, как бы спрашивая его разрешения.
  - Иди... - сказал поселенец. - Теперь твой хозяин - он.
  Зодчий был уже в дверях, когда Легонт спросил:
  - Кого возьмёшь с собой?
  Зодчий ответил не задумываясь:
  - Агути.
  - Возьми Фархада, - настойчиво посоветовал Легонт.
  - Почему? - не понял Зодчий.
  - Возьми. - Твёрдо сказал Легонт и, не проронив больше ни слова, вышел в другую дверь.
  "Странный был голос у Легонта, когда он давал совет, - подумал Зодчий. - Но с другой стороны, Легонт не тот человек, чтобы тень на плетень наводить! Ладно, поступим, как он советует..."
  
  - Зодчий, возьми меня! - взмолился Гоблин, когда выходец сообщил товарищам о своём намерении идти к Гнилому Озеру с Фархадом.
  - Извини, распоряжение начальства - сомнительные элементы не брать!
  - Это я-то сомнительный?! - взвился Гоблин. - Эх, вы...
  - Не сердись, - примирительным тоном сказал Зодчий, - Легонт, действительно, направил нас двоих. - Через секунду добавил: - Вернёмся к утру! Чтобы к этому времени нас ждал горячий завтрак!
  - Вот завтра завтрак и получите!.. - пробурчал Гоблин недовольным голосом и с обиженным видом оставил выходцев.
  Зодчий, не торопясь, упаковал походный рюкзак: стрелы трёх видов, арбалет конструкции Фархада, тёплый свитер, сухой паёк - так, на всякий случай. С мечом - подарком Наиты - он никогда не расставался, второй меч вместе с ножнами прикрепил сбоку. Фархад при сборах отдавал предпочтение всяким хитроумные штучки из своего богатого арсенала. В итоге его рюкзак стал весить вдвое больше, чем у Зодчего.
  Агути с недовольством заметил:
  - Собираетесь, как в месячную экспедицию...
  - Бережёного - Бог бережёт, - нравоучительно произнёс Фархад, - а не бережёного...
  - Да знаю я твою конвойную шуточку! - поморщился Агути.
  - И поспешил с выводами, - покачал головой выходец. - Я хотел сказать совсем другое: "...а не бережёного - Фархад сбережёт!".
  - Однако и самомнение у тебя!
  - Что есть, то есть!
  
  58.
  
  Выпуская их за ворота, Агути сказал Зодчему:
  - Тульчи с Третьей заставы помнишь?
  - Конечно.
  - Предчувствие у меня нехорошее...
  Зодчий внимательно посмотрел в глаза Агути. Что-то мелькнуло в них, - там глубоко-глубоко...
  - Мы вернёмся. - Твёрдым голосом пообещал Зодчий. - Завтра утром.
  - Я знаю...
  - Тогда - до встречи!
  - До встречи...
  ...Шли быстро - подгоняла и холодная погода, и ощущение постоянного присутствия неведомого наблюдателя за спиной.
  Легонт вкратце обрисовал Зодчему схему поведения Донго в случае обнаружения недовыходцев, заставнику оставалось лишь внимательно следить за своим лохматым другом, чтобы вовремя заметить опасность.
  В первый раз Донго забеспокоился, когда заставники отошли от поселения не более чем на километр. Чем-то встревоженный пёс стал оглядываться по сторонам, а потом лёг на землю, вытянув морду в одном направлении. Фархад и Зодчий присели рядом, полностью доверяя чутью своего четвероногого друга. На корточках они просидели около пяти минут. Потом Донго тихо фыркнул, мягко поднялся на массивные лапы и осторожно двинулся вперёд. Заставники не отставали.
  Ещё через несколько минут Донго повёл себя игриво и раскованно, словно они находились не в "мире Амвросия" возле осаждённого недовыходцами поселения, а где-нибудь на зелёной лужайке мегаполиса. Зодчий сделал вывод, что они вырвались из кольца, и теперь дорога будет более или менее спокойной.
  Шли в общей сложности около трёх часов, постоянно петляя и выискивая менее открытые места.
  К Гнилому Озеру подошли заполночь.
  Зодчий ожидал встречи с чем-нибудь неожиданным (что именно видела Арина своим особым зрением?..), но Донго вёл себя совершенно спокойно, не выказывая и тени беспокойства. Именно это обстоятельство настораживало больше всего.
  Когда Гнилое Озеро оказалось в прямой видимости, Зодчий предложил остановиться и понаблюдать. Фархад согласился. Он сам почувствовал во всём происходящем что-то ненатуральное, поддельное, а оттого - особенно тревожное.
  Они следили за Озером около получаса. Безрезультатно.
  Небо постепенно светлело, предвещая наступление утра. Донго лежал у ног заставников, чутко прислушиваясь к редким звукам, видимо, тревожное ожидание выходцев передалось и ему.
  Наконец, Фархад не выдержал:
  - Да нет там никого! - сказал он шёпотом.
  Зодчий не ответил. Он ещё раз осмотрел окрестности Озера, отмечая его необычную серебристость, отсвечивающую словно рыбья чешуя. Выходец сделал знак Фархаду, и они двинулись вперёд с такой осторожностью, что ни лист опавший не зашуршал под их ногами, ни сухая ветка, сорванная с дерева порывом ветра, не хрустнула. Огромный Донго шёл так, словно вовсе не касался лапами земли - плывет гора шерсти к озеру водицы испить, ну, и пусть себе плывёт...
  Пройдя по песку и вплотную приблизившись к воде, Зодчий понял, что именно смущало его всё время: вода (точнее субстанция, наполнявшая Озеро) не была спокойной и идеально-гладкой, как привык её видеть выходец. Сейчас она кипела и бурлила, однако процесс этот протекал почти незаметно для глаза. Создавалось впечатление, будто неведомые глубины Озера до краёв наполнены не то рыбами, не то ящерами, ленивыми бурунами бороздящими поверхность в разных направлениях.
  Фархад поднял гальку и собрался бросить её в Озеро.
  Зодчий резко схватил его за руку.
  - Ты что?! - удивился Фархад.
  - А ты представляешь себе, что там внутри?..
  Фархад замялся.
  - Вообще-то нет...
  Зодчий сделал несколько шагов назад, выдернул из песка узловатую палку и вернулся к Фархаду. Потом наклонился, положил палку на песок и стал миллиметр за миллиметром продвигать её навстречу маслянистой жидкости. Фархад стоял рядом, молча наблюдая за происходящим. Даже Донго перестал бегать по песку, поглядывая на выходца большими умными глазами.
  Когда до границы жидкости оставалось не больше двух сантиметров, Зодчий остановил поступательное движение палки, встал, негромко произнёс:
  - Смотри!
  Несколько секунд ничего не происходило. Потом жидкость напротив палки шевельнулась, вспучилась и, нарушая закон гравитации, потекла вверх. Через минуту она коснулась палки и стала стремительно обволакивать её до тех пор, пока вся древесина не покрылась тягучей, липкой на вид субстанцией. После чего палка шевельнулась и медленно поплыла вглубь Озера.
  - Что... что это?! - Фархад смотрел на Зодчего испуганными глазами.
  - То, о чём предупреждала Арина...
  - А ты... - Фархад на секунду замялся, - ты знал об этом? - Он указал на Озеро.
  - Нет. Но догадывался.
  Зодчий быстро огляделся по сторонам.
  - Пошли.
  - Уже уходим?
  - Мы узнали всё, что нужно.
  Зодчий поднимался вверх по склону, когда Фархад неуверенно предложил:
  - Может, всё-таки бултыхнем один камешек?.. Да побольше!
  Зодчий покачал головой.
  - Нам ещё возвращаться, - напомнил он.
  Фархад громко вздохнул, потрогал руками свой увесистый рюкзак, сказал с явным сожалением:
  - Выходит, я напрасно тащил на себе всё это добро?
  - Почему напрасно? - Зодчий оглянулся. - На обратном пути мы обязательно устроим небольшой фейерверк. Ты готов?
  - Спрашиваешь!
  
  Груз в рюкзаках не уменьшился ни на грамм, но обратная дорога почему-то показалась намного легче. Наверное, свою роль сыграло Гнилое Озеро, обладавшее сильнейшей негативной энергетикой, концентрация которой была настолько велика, что долго находиться рядом с ним было выше человеческих возможностей. Поэтому каждый шаг в сторону поселения облегчал увесистую ношу, прибавляя заставникам сил. Даже Донго испытал на себе тяжёлое воздействие озёрной субстанции. Если на пустынном берегу он вёл себя вяло, апатично, не проявляя своей обычной игривой активности, то, отойдя от него километра на два, пёс ожил, с радостным повизгиванием бросаясь то на Фархада, то на Зодчего.
  Они преодолели две трети расстояния, когда Зодчий остановился.
  Фархад, не спрашивая, замер рядом с ним.
  - Слышишь? - шёпотом спросил Зодчий.
  Фархад прислушался и кивнул головой.
  - Шум... - Сказал он. - Со стороны поселения.
  - Слишком громкий для такого раннего часа, - согласился Зодчий. - Что бы это могло быть?..
  - Может, слизняки по ошибке полезли в тоннели с ловушками? - предположил Фархад.
  - Нет, шум монотонный, без всплесков. Это похоже...
  Он не договорил, но Фархад понял: такой шум возможен только при штурме поселения!
  - Ч-чёрт! - ругнулся Зодчий и понёсся вперёд со скоростью лани.
  Фархад отставал от него не больше, чем на три-четыре шага. Резкий старт заставников Донго воспринял как новую игру, однако тревога выходцев быстро передалась и ему. Пёс уже не требовал к себе внимания, понимая своим особым звериным чутьём, что с их общим домом случилось что-то страшное...
  ...Подобраться к самому поселению они не смогли: всё обширное пространство перед охранным частоколом кипело тысячами "арлекинов", "скачков", "ходульников", "зывунов", "щелкунов", тликов, слизняков и прочей мерзости, до срока хоронившейся в густых лесах вокруг поселения.
  Фархад и Зодчий замерли на краю леса, поражённые открывшейся панорамой битвы. Всюду, куда только мог упасть их взгляд, были недовыходцы. Всё пространство перед поселением они покрыли сплошным ковром - вздрагивающим, шевелящимся, траурно-угрюмо-чёрным. Судя по тому, сколько взрывов вспыхивало в разных частях этого живого ковра, - поселенцы были на стенах и успешно отражали атаки. Наиболее часто фонтаны взрывов вскипали в стороне главных ворот - это минитрок Фархада буквально засыпал первые ряды нападавших кумулятивными стрелами.
  - Молодец, Гоблин! - обрадовано вскрикнул Фархад, но осёкся, увидев свирепый взгляд Зодчего.
  - Будь я проклят! - воскликнул Зодчий с гневом в голосе. Потом зашипел будто змея: - Легонт знал о возможном штурме, когда отправлял нас на Озеро!..
  
  59.
  
  Фархад едва поспевал за взбешённым Зодчим. Наконец, не выдержал и схватил выходца за руку.
  - Куда ты так несёшься?!
  Зодчий вырвал руку, обернулся, чтобы ответить Фархаду. Вместо выходца увидел перед собой гротескную фигуру "арлекина". Был он высок ростом, необыкновенно худ и говорил тонким писклявым голосом:
  - Куда ты так несёшься?!
  Зодчий почувствовал, как волосы на голове зашевелились, потому что Фархада нигде не было, а голос "арлекина" был точь-в-точь фархадовский! Зодчий огрел "арлекина" рукоятью меча и, переступив через костлявое тело, облачённое в блузу ядовито-зелёного цвета, шагнул назад, озираясь по сторонам: он не мог понять, куда подевался его товарищ. Секунд двадцать напряжённо прислушивался и, наконец, уловил приглушённые звуки, идущие... из-под земли!
  Внимательно глядя под ноги, начал мелкими шажками продвигаться вперёд. В какой-то момент опора ушла из-под ног, и он оказался в воронке, стенки которой блестели в утреннем свете множеством серебристых волокон. Фархад был здесь же в трёх шагах перед ним. Он только что управился с огромной тушей слизняка и теперь пытался выбраться из потоков слизи, вытекавшей из распахнутой пасти подземного монстра.
  - Чем ты его? - спросил Зодчий равнодушно, точно речь шла о прихлопнутой мухе.
  - Пусть не лезет! - буркнул Фархад, с отвращением вытирая испачканные руки о землю.
  Помогая друг другу, они выбрались на поверхность, где сразу оказались в лохматых "объятьях" радостно повизгивающего Донго. Огромный пёс ликовал недолго. Громко зарычав, он вдруг присел на задние лапы. В эту минуту Зодчий увидел перед собой "ходульников". Выглядели они жалко, особенно - их неестественно изломанные колени. Зодчий быстро огляделся, заметив ещё трёх "скачков" недалеко от Фархада. Донго сидел на прежнем месте, нервно подрагивая хвостом. Сейчас он больше напоминал излишне заросшего льва, готовившегося отобедать глупой ланью.
  Зодчий шагнул к Донго и замер, через секунду почувствовав, как его спины коснулся рюкзак Фархада.
  - Нас трое, - тихо сказал тот, - а их всего семеро. У них нет шансов!
  "Интересно, - отвлечённо подумал Зодчий, - поселенцы натаскивали своих собак на недовыходцев?.."
  Что-то подсказало - натаскивали.
  - Фас! - выдохнул он и первым ударил в хламиду, укрывавшую худое тело ближайшего "ходульника".
  В тот же миг Донго бросился вперёд, с хрустом вонзившись зубами в колено другого. Фархад в это время уже рубил третьего.
  Ощущение тяжести рюкзака Фархада пропало - выходец сражался сразу с двумя "скачками". Зодчий достал четвёртого "ходульника", пытавшегося спастись бегством. После чего поспешил на помощь Фархаду, но не успел - с ним уже "разобрался" Донго.
  - Хорошая собачка! - проговорил Зодчий, поглаживая тяжело дышащего пса, в то время как глаза внимательно бегали по кругу.
  Врагов поблизости не оказалось.
  Они присели за невысокий земельный холм. Глядя в глаза друг другу, заговорили:
  - Что будем делать?
  - Надо пробраться в поселение...
  - Как? По воздуху!
  - Зачем по воздуху? Можно под землёй.
  Фархад на мгновение о чём-то задумался.
  - Мысль неплохая, но вот Донго...
  - А что "Донго"?
  - От слизняков исходит такое зловоние... Собака с её обонянием вряд ли полезет в эту клоаку!
  - Полезет! - уверенно заявил Зодчий. - Не забывай, Донго не просто пёс - он лучший следопыт поселения!
  Донго взвизгнул, сообразив, что речь идёт о нём.
  - По какому тоннелю пойдём? - спросил Зодчий, выпрямляясь во весь рост.
  Фархад тоже поднялся, оглядывая широкое поле.
  - Ближе нам не подойти - могут заметить, - с сомнением сказал он. - Нужно попытаться прямо здесь.
  Зодчий возражать не стал.
  Подозвав к себе Донго, он указал на конусное углубление в земле и приказал:
  - Донго, домой! Это дорога домой! Надо!
  Фархад за спиной хмыкнул.
  - Кинолог из тебя никудышный!
  Зодчий не ответил. Он шагнул к воронке, спрыгнул вниз, призывно протянул руки навстречу повизгивающему от нерешительности псу. Просительно позвал:
  - Прыгай! Донго! Домой!
  Не известно, сколько бы ещё собаке пришлось топтаться на краю воронки, если бы Фархад не решил проблему кардинально - он ногой столкнул опешившего от подобный наглости пса вниз и прыгнул следом.
  Пройдя метров пятьдесят в кромешной тьме, Зодчий забеспокоился.
  - Фархад!.. - шёпотом позвал он.
  - Да здесь я... Ты по моим ногам топчешься!
  - Слушай, а мы не поспешили с ходом? Вдруг он ведёт совсем в другую сторону?
  - Едва ли. Слизняки такие ленивые, что лишний метр тоннеля для них - роскошь непозволительная! Я уверен - ход прямой, как полёт стрелы. Вопрос в другом: насколько далеко слизняк успел его прокопать.
  Где-то впереди залаял Донго.
  - Пошли, - позвал Фархад, - наш поводырь начал беспокоиться... И как только он в такой темени дорогу находит?!
  - Носом, Фархад, носом!
  - Ещё бы! Если бы у меня был такой обонятельный аппарат, я бы наверняка знал, что сегодня в поселении на обед!
  - Если бы у тебя был такой нос, ты был бы ленивым коалой!
  - Шагай, зоолог-недоучка! И вовсе коалы не ленивые, они - степенные...
  ...Донго громко зарычал в тот миг, когда земляной свод над головой неожиданно рухнул. Глаза на миг ослепли от пыли и грязи, а уши оглохли от визга, криков, воплей, стенаний, одновременно несущихся со всех сторон.
  Зодчий торопливо протирал глаза, ежесекундно ожидая нападения. Но упругое тело Донго преданно тёрлось о его ногу, успокаивая и вселяя уверенность. Проморгавшись, Зодчий увидел перед собой Фархада, молча делавшего ему какие-то знаки. Зодчий присел, обняв Донго за шею. По краю ямы, в глубине которой они сидели, с костяным стуком пронеслось несколько "ходульников".
  - Странно, - негромко произнёс Зодчий, - они нас не заметили! Почему?
  - Мы провоняли слизью так, что они теперь и собаку недовыходцем считают!
  - Ты не заметил, где мы находимся?
  - Метров в двухстах от охранного частокола. Только...
  - Что?
  - Боюсь, нам это ничего не даёт. Слизь быстро высыхает, и рано или поздно твари догадаются, кто мы на самом деле. Даже если мы добежим до частокола, то каким образом перелезем через него? Едва ли у поселенцев хватит фантазии предположить, что со стороны врага в толпе с "зывунами" к ним пробираются два ненормальных выходца!
  Над головой просвистело, раздался громкий взрыв. Мгновение спустя в яму скатилась нижняя часть тела "арлекина". Зодчий с гримасой отвращения пнул измочаленные конечности.
  - Пожалуй, нам стоит поторопиться, - пробормотал Фархад. Посмотрев на Зодчего, спросил: - Есть мысли?
  - Одна, но совершенно безумная!
  - Выкладывай! Для нас сейчас чем хуже - тем лучше!
  - Как я сам-то не догадался! - воскликнул Фархад после того, как Зодчий изложил ему своё предложение стремительным броском преодолеть расстояние до охранного частокола, а затем нырнуть в тоннель с "нереализованной" ловушкой.
  - Главное, чтобы нас по дороге свои же не угробили! - вздохнул Зодчий, рывком выбрасывая тело из ямы. - Эхма!..
  Следом выпрыгнул Донго. За ним - Фархад.
  Зодчий смутно запомнил, что происходило вокруг него в тот момент, потому что всё смешалось в один исступлённый, дико-несуразный ком событий.
  Наиболее отчётливо в памяти запечатлелось несколько эпизодов:
  ...прямо перед ним, взмахнув узловатыми руками, падает "скачёк" - в его шее торчит стрела, которая через миг взрывается, осыпав Зодчего кровавыми ошмётками и опалив лицо нестерпимым жаром...
  ..."зывун-бого" раскрывает третий глаз, занявший всю лобную часть, и с удивлением смотрит на выходца, несущегося на него со скоростью локомотива; Зодчий несокрушимым тараном сбивает его с ног, успев услышать за спиной жуткий хруст - Донго не любит не оплаченных долгов...
  ...Зодчего настигает матерная брань Фархада; выходец разворачивается, разметав каблуками землю и видит, как три "зывуна" наседают на заставника (с четвёртым "беседует" Донго, оскалив пасть с чудовищными клыками); Зодчий врубается в спины противников, рывком выдёргивает Фархада из увеличивающегося круга "зывунов" и, пронзительно свистнув Донго, устремляется вперёд...
  Спасительная оранжевая вешка уже близко, но в этот миг земля встаёт на дыбы и больно бьёт в лицо. Во рту горьковатый вкус крови (чьей?..) и искалеченная мысль: "...не успели..." Краем глаза Зодчий видит хромающего Фархада, а кошмарная пасть Донго почему-то раскрывается прямо над ним.
  "Наверное, в шальной круговерти боя несчастный пёс окончательно обезумел, если перестал отличать своих от чужих..." - отрешённо думает Зодчий.
  Но со звериными мозгами у Донго всё в порядке - пёс, рыча от натуги, тащит Зодчего в спасительное нутро "засюрпризенного" тоннеля. Фархад помогает ему, подволакивая раненую ногу.
  Вот и овальная чернота входа в нору слизняка...
  Дзрынь!
  Чмяк!
  Бултых! - и страшный шёпот Фархада испуганной летучей мышью бьётся под сводами тоннеля:
  - Не шевелись! Она где-то здесь!..
  Размазывая по лицу кровь вперемешку с липкой грязью, Зодчий дрожащими пальцами гладит тело меча, пытаясь понять, о чём или о ком говорит Фархад.
  Секунды текут долго, словно каждая из них возомнила себя вечностью...
  Скоро раздаётся едва слышный шёпот Фархада:
  - Пролезай. Только осторожно!
  Зодчий ползком пробирается вперёд, прижимая к себе дрожащего пса.
  - Осторожнее!.. - голос Фархада лезвием царапает по сердцу.
  Зодчий почти замирает, чувствуя на спине пальцы товарища.
  - Давай! - приказывает Фархад и легонько подталкивает выходца в мягкое место.
  Зодчий лезет дальше. Донго начинает поскуливать - видимо что-то почуял...
  Скоро их догоняет Фархад.
  - Кажется, добрались! Погони можно не опасаться - я там кое-что из своего заплечного арсенала к старенькой ловушке присовокупил!..
  Неожиданно Донго вырывается из рук Зодчего, с громким радостным лаем устремляясь в темноту тоннеля...
  
  60.
  
  - Куда?! - закричал Зодчий, но собаки и след простыл.
  - Не волнуйся, догоним, - сказал Фархад, подталкивая Зодчего в спину. - Пошли...
  В тоннеле посветлело. Зодчему это не понравилось: поселенцы все прорытые внутрь укрепления ходы завалили землёй и камнями. Через полсотни шагов стало настолько светло, что Зодчий без труда разглядел в конце полутёмного хода чью-то тень, рельефно обрисовавшуюся на фоне светлого круга.
  - Донго! - негромко позвал Зодчий, хотя фигура, лучившаяся ярким ореолом по контуру тела, мало напоминала поисковую собаку.
  Несколько мгновений протекли в томительном ожидании, а потом раздался звук выпущенной стрелы. Прежде чем Зодчий успел что-либо предпринять, стрела тараном ударила его в грудь. Нагрудный панцирь выдержал, но сильный толчок опрокинул выходца на спину. Падая, Зодчий увидел поднимающуюся фигуру Фархада с усиленным арбалетом в руках.
  - Не-е-ет! - закричал Зодчий, опасаясь, что какой-то поселенец принял их за пробравшихся в крепость недовыходцев.
  Звука выстрела он не услышал, однако шорох упавшего тела набатом ударил по ушам. Зодчий торопливо вскочил на ноги и кинулся к поверженному. Он бежал и молился...
  Добежав, в нерешительности замер...
  Этого не может быть!
  В конусе света, раскидав многосуставчатые руки, лежал "зывун-бого". Зодчий смотрел на него и никак не мог оцепеневшим сознанием связать два факта: недовыходца и арбалет повышенной дальности, зажатый в его гротескных, узловатых пальцах!
  Подошёл Фархад, пнул "зывуна" носком ботинка в тощий бок.
  - Эти твари эволюционируют слишком быстро, - сказал он. - Видишь, даже серого пепла вокруг раны нет!
  Зодчий ответить не смог. В голове билась единственная мысль: "Зывуны внутри поселения... зывуны внутри поселения..."
  Когда заставники выбрались из обрушившегося тоннеля, то увидели удручающую картину - недовыходцам удалось занять значительную часть поселения. Это был северный участок с узкими воротами для одного всадника. Теперь этих ворот, как и самого частокола, не было. Обугленные брёвна были разбросаны на большом расстоянии. Судя по отсутствию дыма, брёвна испепелили вовсе не огнём.
  "Тлики!.." - мелькнула мысль, но она показалась настолько неправдоподобной, что Зодчий поспешил её отбросить.
  Большая часть укрепления по-прежнему находилась в руках поселенцев. Перегородив внутренний двор пятью троками, верцы разобрали стены, за которыми уже хозяйничали недовыходцы, продолжая методично осыпать их стрелами, копьями, бутылками с сырой нефтью...
  По иронии судьбы Фархад и Зодчий вновь оказались на территории врага!
  - Не понятно, как они смогли пробраться внутрь? - вслух размышлял Фархад, внимательно поглядывая по сторонам.
  Они сидели недалеко от главного колодца. Обилие растительности в этом месте скрывало их от недовыходцев, занятых безуспешными атаками на оборонительные троки.
  - Гоблина среди них нет... - сказал Фархад, в очередной раз выглянув из кустов. - Наверное, он остался у главных ворот.
  Зодчий промолчал. Он был занят тем, что пытался воскресить в памяти схему расположения многочисленных переходов, надеясь отыскать способ попасть внутрь сохранившегося укрепления. Но коридоры были так извилисты, а Зодчий так невнимателен в тот миг, когда проходил по ним, что едва ли мог сейчас вспомнить необходимую информацию.
  - И Донго как назло убежал... - вздохнул Зодчий.
  - Донго не пропадёт, - ухмыльнулся Фархад. - С его-то чутьём!..
  - Эх! Нам бы сейчас ревун! - мечтательно произнёс Зодчий.
  Фархад хлопнул себя по колену.
  - У нас есть средство получше ревуна! - он потряс своим рюкзаком.
  Секунду они смотрели в глаза друг другу. Потом Зодчий воскликнул:
  - А почему бы не попробовать!
  Следующие несколько минут они посвятили детальной проработке стремительного броска к трокам. Спор возник из-за направления.
  - Надо идти влево, - предлагал Фархад, - там плотность "зывунов" меньше.
  - С "зывунами" нам вдвоём не справиться, - возражал Зодчий. - Предлагаю прорываться прямо - там почти сплошь "арлекины" и "скачки". Да и в троке Рабуса нас быстрее признают, чем в других!
  В конце концов, Зодчий убедил Фархада.
  Последний раз уточнив детали, они стали выжидать удобного момента.
  - Ты вот что, Зодчий... - осипшим голосом проговорил Фархад, - если что-то пойдёт не так...
  - О чём ты? - встрепенулся выходец.
  - Хромаю я... Так вот, если что - ты из-за меня не тормози! Лети вперед, словно тебе петарду в одно интересное место вставили! Понял?..
  - Понял! - Зодчий ткнул Фархада в бок. - Поэтому ты пойдёшь первым. Давай! - И он вытолкнул изумлённого товарища из укрытия.
  Расчёт заставников был следующим: привлечь внимание поселенцев множественными разрывами гранат в тылу недовыходцев, и с помощью этих же гранат прорубить небольшой "коридорчик" в массе "скачков" и "арлекинов". Если всё пойдёт гладко, и судьба окажется к ним благосклонна, то они смогут пробиться к охранным трокам. А там... А там как кривая вывезет...
  Фархад, подволакивая ногу и скрипя зубами не то от боли, не то от ярости, поспешал навстречу троку Рабуса. Обвешанный гранатами как игрушками новогодняя ёлка, он больше походил на отчаянного камикадзе, чем на добропорядочного выходца, с многолетним стажем жизни в "мире Амвросия". Зодчий бежал за ним след в след, стреляя глазами по сторонам. Недовыходцы, занятые атакой на троки, ещё не успели их заметить. Но это ненадолго - ровно до тех пор, пока Фархад не начнёт свой безумный фейерверк!
  Первого взрыва Зодчий не увидел - его заслонило тело Фархада. Потом прогремел второй... третий... четвёртый. После пятого заставников обнаружили. Узнали их не только в поселении, откуда долетели одобрительные крики, но - а это было страшнее всего - их заметили "зывуны". Сориентировавшись много быстрее заторможенных "арлекинов" и флегматичных "скачков", они начали продвигаться вдоль линии троков, намереваясь отрезать выходцев-наглецов от спасительного прикрытия охранного комплекса.
  Всё это Зодчий понял не сразу, ибо в данную минуту его интересовало другое: граната, которую нужно успеть бросить в группу из трёх "ходульников", галопирующих в их направлении; "скачёк", которого пришлось походя ткнуть остриём меча в перекошенное лицо с дрожащим во рту раздвоенным языком; Фархад, всё больше припадающий на раненую ногу, но не прекращающий сеять вокруг себя огненные султаны взрывов...
  Потом неожиданно пришло горькое понимание: они не успевают! Они отчаянно, катастрофически не успевают!
  До трока Рабуса остаётся не более пятидесяти метров, но пройти эти метры так же тяжело, как преодолеть Каракумы без воды в самое жаркое время года. А всё потому, что с десяток "зывунов-бого" уже поравнялись с выходцами и теперь медленно берут их в кольцо, стягивающееся вокруг заставников так же неумолимо, как петля на шее приговорённого к повешенью.
  Меткие стрелы из трока кладут трёх "зывунов" и десяток "арлекинов", но на их место приходят новые, и кольцо продолжает неумолимо сжиматься.
  У Фархада остаётся всего несколько гранат. Он бросает их вперёд и почти падает. Боковым зрением Зодчий видит, как из разорванной штанины Фархада фонтаном бьёт кровь.
  А "зывуны" уже близко...
  Пытаясь поднять товарища, Зодчий успевает срубить двух "арлекинов" и одного "зывуна", а потом уши закладывает "четырехэтажный" мат Фархада, настолько витиевато закрученный, что выбраться из него без душевных потерь не представляется возможным...
  Орудуя мечом, Зодчий подставляет Фархаду свою спину и, приняв на себя тяжесть тела друга, успевает вонзить меч прямо в раззявленную пасть "ходульника". Слышится хрип, затем стон. Зодчий уже занят другим противником, по частому вздрагиванию спину с радостью понимая: Фархад жив, и у них ещё есть шанс - маленький, как песчинка в сравнении с Гималаями и одинокий, как молекула кислорода в межзвёздном пространстве. Но он есть! И пока Надежда окончательно и бесповоротно не оставила двух одиноких выходцев, Зодчий будет зубами цепляться за её благословенный подол!
  ...Мир вокруг окончательно сошёл с ума, потому что прямо перед собой сквозь туман боли и отчаяния Зодчий видит фигуру Амвросия с огромным двуручным мечом в руках. Он идёт во главе клина из десятка поселенцев, и каждый взмах жуткого меча выкашивает свободное пространство вокруг него. Звуков Зодчий почему-то не слышит: в какой-то момент когтистая лапа "зывуна-бого" достаёт Зодчего, и за миг до того, как выходец отсекает безобразную голову, "зывун" успевает срезать когтями правое ухо заставника.
  Боль, не появившись, куда-то сразу ушла...
  Она оставила Зодчего вместе с последней надеждой в тот миг, когда его спина вдруг стала необыкновенно легкой, и он понял - Фархада с ним больше нет...
  Поняв это, Зодчий успокоился, пожелав товарищу быстрой и лёгкой дороги туда, откуда уже никто и никогда не возвращается, чтобы сказать самые святые в этой жизни слова: "Спасибо друг! И да хранит тебя Бог!.."
  Медленно спадает пелена с затопленных горем глаз...
  Теперь Зодчий больше не видит впереди фигуры Амвросия в багряном развевающемся плаще. Это окончательно убеждает его в том, что виденное им было всего лишь фата-морганой, галлюцинацией, сладкой грёзой осчастливившей гаснущее сознание в момент наибольшего душевного переживания.
  Сейчас Зодчий видит вокруг себя только "арлекинов", "ходульников", "зывунов" и, с ожесточением перемалывая воздух вместе с костями и мышцами недовыходцев, и ждёт того заветного мига, когда вся жизнь промелькнёт перед его глазами в скоротечном видеоролике, на миллиардную долю секунды вернув его в ту далёкую, невообразимо далёкую жизнь, когда...
  Но заветный миг не наступает. Значит, не готов Зодчий к встрече с Фархадом, Тульчи, Седым и многими другими знакомыми и не знакомыми поселенцами. Значит, Зодчий сделал не всё, что должен был сделать в этой жизни. А раз так...
  
  Заставники потом рассказывали поразительные вещи: Зодчий разметал с десяток недовыходцев и прорвался к троку Рабуса, вытащив на себе с поля боя тело главы рода верцев - Амвросия. (Выходит, видение карающего вселенское зло удивительного старца, оказалось вовсе не видением?..)
  
  61.
  
  ...Беспамятство продолжалось недолго. Сердобольный Енор не успел перевязать ужасную рану на голове Зодчего, а выходец уже поднялся на ноги, мгновенно впитал картину боя, одновременно успевая отдавать приказы и выпускать по противнику массу стрел.
  Недовыходцы не дали заставникам ни минуты передышки. Озверевшие оттого, что не смогли удержать одного-единственного заставника, они волна за волной обрушивались на троки, теряя убитыми десятки и даже сотни, но, продолжая изматывать поселенцев и методично разрушать защитные комплексы.
  Через полчаса поселенцы потеряли два трока, рухнувших в огромные полости в земле, незаметно прорытые слизняками. Оставшиеся троки пришлось спешно отводить, оставив на растерзание недовыходцам ещё одну треть укрепления.
  После этого положение поселенцев стало почти безнадёжным. И хотя количество активных "зывунов" и "ходульников" снизилось более чем наполовину, "арлекинов" и "скачков" меньше не становилось.
  В итоге к вечеру в руках выходцев и поселенцев осталась только пятая часть всего укрепления. В эту часть входили главные ворота, сторожевые башни справа и слева от них и несколько двухэтажных строений, основное назначение которых - хранение фуража и продовольствия.
  Количество уцелевших защитников во время нашествия недовыходцев исчислению не поддавалось, потому что многие жители продолжали отсиживаться в погребах, подклетях, тайных переходах.
  Троков осталось всего три: Рабуса со Второй заставы, Эразма с Первой и минитрок Гоблина, который все эти долгие часы сдерживал натиск "зывунов" на главные ворота.
  Обо всём этом Зодчий узнал во время небольших пауз между атаками. Узнал Зодчий и том, что ни Глотка, ни Кучума, ни Луня с ними больше нет. Подозревая, что Енор, сообщивший выходцу печальные новости, что-то скрывает, Зодчий поднял на него тяжелый, словно молот Ёзерхельда взгляд и сказал:
  - Говори, мне уже ничего не страшно...
  Енор замялся, но подгоняемый суровым взглядом Зодчего заговорил:
  - Агути погиб во время первого штурма. Он с Легонтом у северной стены находился - слухачи сообщили, что там хорошо прослушивается подземная возня. Трёх слизняков они нашли быстро, а потом... Что-то пошло не так - взрывом разнесло всю стену. Мы даже не успели понять, в чём дело. Пока подвели троки, развернули цепь... В общем, спасти никого не смогли. А "зывуны" к этому времени уже по домам хозяйничали, поэтому пришлось спешно разбирать стены, чтобы они по внутренним переходам всем поселением не овладели...
  - Кроме Гоблина кто-нибудь ещё из выходцев остался? - Зодчий задавал вопрос, а сам никак не мог поверить: что? Агути больше нет!.. Славного, доброго Агути, который вчера вечером едва смог выдавить из себя пророческую фразу: "Тульчи с Третьей заставы помнишь?.. Предчувствие у меня нехорошее..."
  Выходит, не обмануло предчувствие...
  "А меня? - вдруг спросил Зодчий самого себя. - Почему моё предчувствие промолчало?.. Легонт... Ведь он не случайно послал меня на Гнилое Озеро именно с Фархадом? Потому что знал - без него я бы погиб ещё там, за стенами... А теперь я здесь один и мне непонятно, ради чего погиб Фархад? Только лишь для того, чтобы я сидел в троке Рабуса и пускал слюни!.. Едва ли. Так в чём моё назначение? Зачем Легонт отправил меня на Озеро именно в канун штурма? Что он хотел этим сказать?.."
  Что-то мягкое ткнулось в ногу Зодчего.
  Выходец опустил глаза. Донго, дрожащий, покрытый кровью, слизью и засохшей грязью тихо скулил на полу трока. Зодчий нагнулся, погладил пса за ушами. Донго закрыл глаза, выронив на пол что-то, что бережно держал в разбитой окровавленной пасти. Зодчий поднял предмет, рассмотрел его. Это был ошейник - точно такой же, как на самом Донго.
  Зодчий вопросительно посмотрел на Енора.
  Юноша сглотнул ком в горле и пояснил:
  - Это ошейник Тильды - подружки Донго...
  Зодчий погладил собачий бок, развороченный когтями "зывуна-бого" и тихо сказал, наклонившись к самому уху пса:
  - Так вот куда ты сбежал от нас, глупыш!..
  Донго заскулил, словно извинялся.
  Зодчий успокоил его:
  - Прости, дружище, что подумал о тебе плохо. Видно и твои быстрые ноги не успели донести клыки вовремя...
  Передышка кончилась.
  Зодчий встал к бойнице и в течение двух часов стрелу за стрелой выпускал в орущую, ревущую, плачущую, стенающую совершенно невозможными голосами толпу недовыходцев. Руки работали, глаза работали, а мысли были не здесь. Зодчему не давал покоя вопрос: "Для чего Легонт отправил меня на Озеро?.." Легонт уже ничего не скажет. Вот если только Арина!
  Зодчий решил во время ближайшего затишья найти девочку и расспросить о её видениях, касающихся Гнилого Озера. Но искать Арину не пришлось. Она сама пришла на трок вместе с Наитой - поселянки принесли ужин. Зодчий случайно поймал взор Наиты, полный слёз и боли. Она что-то тихо сказала, но Зодчий отрицательно покачал головой - он почти ничего не слышал. Правая половина лица онемела, а в левом ухе появился нудный, всё усиливающийся шум. Наита погладила его слипшиеся от пота и крови волосы. Зодчий, словно телок-переросток ткнулся лбом в мягкую ладошку, пахнущую хлебом. Медленно подошла Арина. Присела рядом с Зодчим.
  Сказала, опалив ухо горячим дыханием:
  - Дедушка... я не успела с ним проститься...
  Зодчий молчал.
  - И дяди Легонта больше нет...
  Зодчий молчал.
  - Агути... он перед смертью послал мне эту картинку. Забери её...
  Девочка спроецировала в мозг выходца последнюю весточку Агути: море - синее-синее, небо - голубое-голубое и солнце - его так много, что в нём можно купаться, как в океане...
  Зодчий, заскрежетав зубами, промолчал.
  - И ты... ты тоже уйдёшь?.. - едва слышно спросила Арина.
  Зодчий промолчать не смог.
  - Я уйду... - хрипло выдавил он из себя, - но только для того, чтобы вернуться!
  Девочка не поняла его. Сжав на прощанье горячую ладонь Зодчего, она поднялась и медленно побрела за Наитой.
  День, глядя на защитников поселения, умирал в муках и страданиях...
  
  - Зодчий, к тебе Лекарий! - Енор осторожно коснулся плеча выходца.
  Зодчий встрепенулся, поднял голову.
  Библиотекарь стоял перед ним в развевающейся хламиде: старый, как египетские пирамиды и кроткий, как агнец перед закланием. В руках Лекария - Зодчий сразу узнал её - была книга Церапа. Старик открывал и закрывал рот, но Зодчий ничего не слышал - кровь, прихлынув к голове, унесла все звуки. Пришлось заставить тело встать и наклониться к самым губам Лекария.
  - ...книга опять заговорила... - дрожащим голосом произнёс библиотекарь. - Но там... там всего одно слово!
  - Я знаю...
  Лекарий отшатнулся.
  - Откуда ты можешь знать пророчество Эркатоги?! - воскликнул он.
  - Потому что она беседовала со мной!..
  Старик смотрел на Зодчего как на безумного.
  - Если не веришь, я могу назвать тебе это слово! - проговорил Зодчий, глядя прямо в глаза библиотекарю.
  Лекарий колебался. Не верить Зодчему он не мог, потому что сам был свидетелем тому, как выходец прошёл сквозь живую толпу "зывунов", и тело Амвросия смог на себе вынести. Но с другой стороны - никто не может знать текста тайной книги, кроме Эркатоги и того, кто её написал!..
  - Тебе назвать это слово? - Глаза выходца сквозь зрачки старика заглянули в его душу.
  - Да... - выдохнул Лекарий и закачался - силы окончательно оставили его.
  Зодчий набрал полную грудь воздуха и сказал:
  - Это слово...
  
   Ж ивот скрутила боль...
   И тут же отпустила...
   В олосы на голове зашевелились...
   И мороз сковал мышцы...
   Т ело развалилось на куски...
   Е нор издал громкий крик:
  
  - ..."Зывуны" прорвались!
  Зодчий оттолкнул старика, крикнув в его расширенные от ужаса глаза:
  - Кто ранен и слаб - в погреб под башню! Прощай, старик, через пять минут здесь будет ад!
  Потом наклонился, перевернул контейнер с оружием, достал второй меч. Вставая, заметил остекленевшие глаза Донго.
  Метеором скользнула мысль: "Будет, кому составить мне компанию, когда..."
  Рядом выросла фигура Рабуса:
  - Мне было легко с тобой, брат!..
  Енор, отбросив бесполезный арбалет, вздохнул:
  - Жаль, не погуляю на вашей свадьбе!..
  Сиф захрустел мышцами спины и глухо произнёс:
  - Если можешь, - прости меня за Гнилое Озеро...
  С рёвом взвилось над воротами яркое пламя - это Гоблин отсалютовал Зодчему прежде, чем с головой окунуться в последнюю в своей недолгой, но весёлой жизни авантюру.
  Метр за метром, шаг за шагом отступали заставники, оставляя за собой горы тел. Сначала заставников было девять. Но три "зывуна-бого" неожиданно вынырнули за их спинами, и защитников осталось шестеро. Потом перевернулся трок Эразма, впустив новую волну скрюченных, сегментированных тел, и защитников осталось пятеро. Потом "ходульники" пронеслись мимо как саранча, и заставников осталось всего трое: Зодчий, Енор и Рабус. А потом было открытое пространство перед входом в правую сторожевую башню, в которой продолжали обороняться около десятка поселенцев. Пространство они преодолели. И даже смогли пробиться в саму башню. Но на последних метрах Рабус вдруг сник. Зодчий, рыча и ругаясь, сумел втащить безвольное тело заставника внутрь башни прежде, чем дубовый засов отделил их от беснующейся толпы за стеной.
  ...Рабус уже не дышал - трудно дышать, оставив ещё бьющееся сердце в узловатой когтистой лапе "зывуна-бого"...
  
  62.
  
  Зодчий, понимая, что засыпает, а спать ему сейчас никак нельзя, с силой надавил на забинтованное ухо. Дикая боль пронеслась по телу, едва не погасив сознание.
  Енор со страхом наблюдал за выходцем.
  - Как там... Гоблин? - тусклым голосом спросил Зодчий.
  - Держится пока... - перегнувшись через парапет, доложил юноша. - "Ходульники" у минитрока все шасси отгрызли, так он их теперь напалмом поливает!
  - Что со второй башней?
  - Тлики пытались подобраться к стене, но Гоблин их в клочки разнёс.
  - А сам-то ты как?..
  - Да что мне будет! - воскликнул юноша, но внимательный взгляд Зодчего отметил и лихорадочный нездоровый блеск в глазах и мертвенную бледность лица - сломанные рёбра и три глубоких рваных раны на левом боку не прошли для поселенца бесследно.
  - Сколько нас осталось?..
  - Мы с тобой наверху, трое - на среднем горизонте и четверо - внизу.
  - Не густо... - вздохнул Зодчий.
  - Наита приходила, - сказал Енор после секундного колебания.
  - Разве я... спал?
  - Ты сидел с открытыми глазами, но... как мёртвый. Наита попросила не тревожить тебя.
  - Она не сказала, сколько поселенцев в подвалах и погребах?
  - Около сорока...
  Пронзительно завыл ревун.
  Зодчий, морщась от боли во всем теле, рванулся к парапету. Выглянул.
  Минитрок Гоблина медленно погружался в пучину клокочущей земли. Зодчий застыл, молясь всем богам, чтобы случилось чудо. И оно случилось - трок замер, слегка накренившись на правый бок. Сразу же вокруг него загудело пламя - Гоблин не жалел "боекомплекта" понимая, что фортуне рано или поздно надоест помогать такому задире как он.
  - Молодец, Гоблин! - восхищённо воскликнул Зодчий, и в этот миг его словно током ударило - он понял, зачем Легонт отправил его на Гнилое Озеро...
  "Он хотел, что бы я вызвал Г л о б а л ь н о е И з м е н е н и е!"
  Оглушённый этим открытием, Зодчий опустился на бревенчатый пол. Мысли неслись в голове, словно кони на скачках - вперёд и всё быстрее и быстрее...
  Несколько секунд он сидел без движений, позволяя бредовой мысли овладеть сознанием. Через минуту открыл глаза, но теперь это был уже не прежний Зодчий - теперь он знал, что должен делать...
  - Енор!
  - Да.
  - Ты не помнишь, катапульта Фархада установлена в нашей башне или у соседей?
  - В нашей. На среднем ярусе. А тебе зачем?
  - Есть идея...
  Полчаса Зодчий потратил на то, чтобы уговорить молодого поселенца. Сначала, услышав о затее выходца, юноша наотрез отказался. Но Зодчий был настойчив, а его слова убедительны. В конце концов, Енор сдался.
  - Наита меня убьёт! - бормотал он, помогая Зодчему экипироваться в последний путь.
  - "Зывуны" это сделают много быстрее, если ты не будешь мне помогать!
  Енор только вздыхал, безропотно выполняя все указания Зодчего. Время от времени юноша бросал быстрые тревожные взгляды на выходца, опасаясь за его рассудок. Зодчий косых взглядов не замечал, хотя в его душе тоже бродили сомнения, но совсем по другому поводу: Фархад сконструировал свою катапульту вовсе не для того, чтобы из неё выстреливали безумных выходцев!
  Минут через двадцать всё было готово.
  Зодчий последний раз осмотрел себя, уселся в приёмную чашу и торопливо скомандовал:
  - Давай!
  Широко раскрыв от ужаса глаза, одним ударом массивной кувалды Енор выбил стопорный клин, отправляя Зодчего в свободный полёт.
  Оказавшись в воздухе, выходец услышал тонкий печальный женский крик:
  - Куда-а-а...
  Или ему показалось?..
  
  Зодчий рассчитывал упасть на огромный стог сена, находившийся метрах в сорока от сторожевой башни, однако уже в полёте понял: то ли Фархад не успел пристрелять катапульту, то ли они с Енором что-то напутали, только в стог он не попал. Чиркнув по самой макушке высокой копны, и этим немного погасив скорость, выходец угодил в заросли ивняка.
  За миг до столкновения, Зодчий раскинул руки и выпустил оба меча, чтобы самому не стать жертвой собственного оружия.
  Кустарник принял выходца в свои объятья равнодушно: десяток раз хлестнул по телу, порвал одежду, исцарапал лицо и лишь потом упокоил избитое тело на длинных пружинистых ветках.
  Едва почувствовав под ногами твердь, Зодчий вскочил, метнулся назад за оружием. Глаза помогли отыскать не только мечи, спокойно лежащие на отаве, но и обнаружить нечто другое: его недолгий полёт, пусть и не такой впечатляющий, как хотелось бы, не остался для недовыходцев незамеченным. Самые скоростные из них - "скачки" - уже находились на полдороги от сторожевой башни к стогу сена.
  Зодчему следовало торопиться. Подняв оружие, он бросил последний взгляд на поселение, в надежде увидеть Енора. Однако близость врагов не дала ему такой возможности. Выходец что есть мочи бросился в лес - впереди лежал самый трудный и непредсказуемый марафон в его жизни...
  Петляя по лесу словно заяц, Зодчий в душе надеялся, что недовыходцы не станут его преследовать. Но он ошибся - "скачки" уже наступали ему на пятки, и отставать уж точно не собирались.
  Зодчему пришла в голову безумная мысль дождаться преследователей и из засады накинуться на них. Но, бросив всего один взгляд назад, от затеи отказался: по его следу шло не менее дюжины "скачков" и "ходульников". А нарастающий шум далеко за спиной говорил, что это - лишь передовая часть недовыходцев, жаждущих личной встречи с Зодчим.
  Затея с катапультой теперь показалась не просто авантюрной, а по-настоящему безумной. Сознавая, что он не сможет бежать три часа с такой же скоростью, Зодчий принялся искать выход. Но чем больше он его искал, тем очевиднее для него становился факт полного проигрыша при любом раскладе.
  Зодчий смог на упорстве продержаться ещё полчаса, после чего понял: если он немедленно не остановится, то сердце в его груди просто разорвётся...
  Он перешёл на быстрый шаг, а потом остановился совсем. До цели - Гнилого Озера - оставалось около часа пути. Но это уже не имело никакого значения - Зодчий оказался на пределе.
  Он раздумывал недолго и сделал свой выбор...
  Целую минуту Зодчий вдыхал полной грудью живительный воздух, наслаждаясь ароматом сосновой хвои, потом внимательно огляделся по сторонам, запоминая краски ликующего мира...
  
  Д еревья-друзья встряхнулись-поклонились...
  Е ль-сестричка уронила смолку-слезинку...
  Н ебо-подружка печально вздохнуло грудью-облаком...
  И ва-плакунья прощально взмахнула веткой-ручкой...
  С тон-ревун прокатился по затаившемуся от страха лесу...
  
  Зодчий обернулся.
  Широко расставил ноги.
  Приготовил оружие.
  И стал ждать.
  В эти последние минуты время изменило скорость своего полёта, позволив выходцу во всех подробностях рассмотреть происходящее вокруг. Неожиданно для себя Зодчий оказался втянут в напряжённую жизнь леса, не менее драматичную, чем события, происходившие со всем "миром Амвросия".
  Словно не своим зрением он увидел...
  ...лесной паук, быстро перебирая лапками по колеблющейся паутине, подбирается к своей жертве - маленькой мушке с зелёными крылышками; мушка умирать не хочет, поэтому изо всех своих крошечных сил пытается освободиться, однако закон леса против неё...
  ...стрекоза с поломанным крылом ещё пытается взлететь, но множество коричневых муравьёв уже считают её своей добычей, и сколько бы стрекоза ни билась в агонии, давя противников десятками - участь её решена...
  ...длинный дождевой червь, набравшись жизненной энергии в жирной, пропитанной влагой земле тоже не рисовал себе печальной участи, но едва его остроконечное тельце показалось из земли, как сильный клюв синицы навсегда изменил его дальнейшую судьбу...
  Время вернулось к своему нормальному течению.
  В десяти шагах от себя Зодчий увидел длинную шеренгу "скачков". Их было много - гораздо больше, чем требуется для того, чтобы одолеть одинокого заставника, в течение бесконечных сорока часов пытавшегося спасти себя и тех, кто ему доверился. Но теперь это уже не имело никакого значения. Теперь он был похож на муху, стрекозу и дождевого червя в одном лице. С той лишь разницей, что все они погибли во славу эволюции. А во славу чего должен умереть он - Зодчий?..
  Восемь шагов до молчаливой шеренги недовыходцев.
  У Зодчего ещё есть время хотя бы для самого себя найти разумное объяснение своей смерти. Но, похоже, придётся это сделать в другой жизни...
  Пять шагов.
  Пальцы сжимают рукояти мечей и...
  
  63.
  
  ...и Зодчий понимает - "скачки" больше не двигаются!
  Второй линией выстраиваются "ходульники". Они, как и первая линия, замирают на месте. Недовыходцы стоят так близко, что Зодчий без труда может рассмотреть сине-зелёные, вытянутые по вертикали глаза "скачков", их широкие носы с огромными ноздрями, рты, которых почти не видно на лицах, мало напоминающих человеческие. Зодчий может почувствовать даже терпкий, горьковатый запах, исходящий от изломанных многими суставами тел "ходульников". Одно остаётся за гранью понимания: почему они остановились?..
  Зодчий сделал шаг назад - шеренги сделали шаг вперёд. Выходец подумал секунду и шагнул вперёд. Недовыходцы не шевельнулись.
  "Что это может значить?.."
  Зодчий сделал два шага назад - "скачки" сделали два шага вперёд. Зодчий сделал три шага назад - "скачки" сделали три шага вперёд! Тогда Зодчий повернулся к недовыходцам спиной и безмятежно зашагал в направлении Гнилого Озера.
  Теперь он всё понял - они тоже хотят Изменения!
  Поразительная по своей сути мысль не ошеломила. Наверное, подсознательно Зодчий давно был к ней готов. Он спокойно шагал по узкой звериной тропинке, спиной ощущая десятки настороженных глаз. Глядя под ноги, чтобы не запнуться о многочисленные корни, Зодчий не сразу обратил внимание, что листья, корни, ветки, обрывки мха, мелькавшие перед глазами, постепенно складываются во что-то определённое, упорядоченное, осмысленное...
  Зодчий смотрел, смотрел...
  И увидел!
  
   "...Глаза Эркатоги увлажнились. Она спросила:
  - Ты дрожишь? Тебе страшно?..
  - Нет. Мне обидно за людей. За тех, кто столько лет живёт в этом мире и за тех, кто ещё не родился, но кому уже предначертано жить и умереть здесь!..
  - Я тебя предупреждала - правда будет жестокой...
  - Но неужели ничего нельзя сделать?!
  - Можно... - Эркатога тяжело вздохнула и внимательно посмотрела в мои глаза. - Но ни тебе, ни мне это не дано...
  - А кому дано?! Кто он - этот избранный?..
  Эркатога как-то мягко и даже нежно улыбнулась:
  - Не бывает избранных, мой мальчик! Любой человек, родившись, уже избран провидением для того, чтобы сделать свою жизнь такой, какой он хочет её видеть. Всё зависит только от самого человека...
  - Могу я это записать в своей книге?
  - Пиши, только помни: читая, человек видит лишь то, что хочет увидеть его сердце..."
  
  ...И вновь на тропе лежали только листья, мох, корни.
  Зодчий бросил взгляд через плечо - страшный в своей молчаливости эскорт не отставал.
  Что гнилое Озеро совсем близко, Зодчий определил не только по приметам, навсегда запавшим в память, но и по изменившемуся поведению недовыходцев. "Скачки" и "ходульники" по-прежнему безмолвно следовали за ним, позабыв о своём вечном антагонизме к обитателям "мира Амвросия". И всё-таки что-то в них переменилось. Они выглядели встревоженными, взволнованными, нетерпеливо поглядывая на Зодчего своими звериными глазами, за которыми стоял совсем не звериный разум...
  ...На берег Озера Зодчий ступил с противоречивыми чувствами. С одной стороны он был бесконечно рад, что дошёл до цели, и у него появился шанс вызвать Изменение. А с другой - он уже сталкивался с обрывками изменённого мира, некоторые фрагменты которого были не намного лучше тревожной действительности. Но сомнения прожили в его сердце недолго. Едва он вспомнил оставленное за спиной разрушенное поселение, как ноги понесли его к воде...
  У самой кромки Зодчий остановился. Неожиданно в память ворвались слова из прошлой, невероятно далёкой жизни: "...существует три степени достоверности: высшая, данная божественным откровением, вторая, доказанная наукой, и третья, низшая, полученная из личного опыта..." Выходец печально вздохнул. Всё так. Сначала он смотрел, трогал, нюхал, пробовал, что называется "мир Амвросия" на вкус. Потом появилось знание. Разобщённое и раздробленное на тысячи осколков, оно отовсюду приходило крохотными порциями, постепенно складываясь в целостную картину. Но в многоцветной панораме не хватало главного - высшей степени достоверности, то есть ключа к пониманию сути происходящего. А ключ, по-видимому, покоится здесь - в глубине странной, пугающей, но невероятно притягательной субстанции...
  ...Озеро лежало в низине. По краям естественного амфитеатра толпились десятки, сотни "скачков", "ходульников", "арлекинов", "зывунов"... Все они чего-то с нетерпением ждали.
  Зодчий посмотрел на свои руки, по-прежнему сжимавшие рукояти мечей. Усмехнулся половиной лица, и с силой вонзил оба клинка в песок. Мгновенно по песку пробежала дрожь, передавшаяся не только Зодчему, но и всем недовыходцам, внимательно наблюдавшим за ним. Дрожь, больше похожая на судороги земли, быстро распространялась всё дальше и дальше, стремительно перекинувшись с высокого берега на траву, кустарники, деревья...
  Тогда Зодчий понял - его время пришло.
  Он быстро повернулся и почти бегом кинулся в глянцевые воды Гнилого Озера. Озёрная субстанция сопротивлялась, не желая принимать его. Тогда Зодчий напряг все мускулы, приложил все оставшиеся силы, чтобы прорваться, пробиться, протолкнуться внутрь неведомого мира.
  Озеро нехотя подчинилось...
  ...Он погружался всё глубже и глубже, с каждым новым взмахом рук отмечая усиливающееся впереди свечение. И в этом ярком, почти живом кипении света, он сумел разглядеть знакомую фигуру... потом ещё одну... А потом вокруг него закружился настоящий хоровод дорогих сердцу лиц, и Зодчий уже не мог из него выбраться. Да и не хотел...
  
  
  
ПЯТЫЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ СРЕЗ ИНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
  Вокруг творилось что-то невероятное!
  Ловсин соскочил с кровати, сунул ноги в кроссовки. На бегу схватил шорты и в тамбуре столкнулся с таким же ошалевшим от неожиданности Олдином.
  - Что происходит? - спросил тот.
  Ловсин ответить не успел - сильный удар сбил его с ног.
  За спиной посыпалась посуда, с улицы долетали встревоженные крики.
  - Землетрясение?.. - одними губами выдохнул Мэд.
  - Здесь?! - Валерка отрицательно помотал головой, надел шорты и торопливо сбежал по ступенькам.
  Очутившись на земле, замер, глядя вперёд и не веря своим глазам.
  Там, где в течение долгих месяцев колебалось подсвеченное лампами дневного света муаровое полотнище - видимая часть таинственного денома - теперь всеми цветами радуги переливалось изумительной красоты северное сияние, закапсулированное двухсотметровым куполом.
  Валерка огляделся по сторонам.
  Ни один прожектор не горел. Повсюду валялись смятые и искорёженные стойки для дистанционного мониторинга, под ногами хрустели стёкла, ноги путались в петлях разноцветных проводов.
  Неожиданно кто-то схватил его за руку.
  Ловсин оглянулся, с трудом разглядев лицо Мэда с огромными - в пол лица - глазами. Олдин, не отрываясь, глядел на что-то, находившееся за спиной Валерки. Ловсин обернулся, и увидел странный продолговатый предмет, вылетевший из клубящегося серебристого тумана. Предмет этот с сумасшедшей скоростью нёсся прямо на него - Валерку!
  - Ложись! - заорал Олдин, толкая Ловсина в правый бок и вместе с ним падая на траву...
  
  ...Зодчий, понимая, что засыпает, а спать ему сейчас никак нельзя, с силой надавил на забинтованное ухо. Дикая боль пронеслась по телу, едва не погасив сознание.
  С изумлением огляделся по сторонам, устало подумал: "Дежавю..."
  Енора нигде не было видно. Попытался позвать поселенца, но из горла вырвался только хрип. Предчувствуя недоброе, заставил себя подняться и шагнуть к парапету. Ожидал увидеть что угодно, однако реальность оказалась в тысячу раз горше - впереди, всего в полукилометре, высилась громада Зокона. Она широким полукольцом охватывала то, что осталось от поселения после многочасового боя. Не понимая, как такое может быть, и почему он ничего не услышал, Зодчий посмотрел на минитрок Гоблина, ушедший в землю до шарнирных соединений лепестков. Сам Гоблин вместе с помощником - молодым верцем - с трудом тащил по разжиженной земле единственный рабочий ствол для скорострельной арбалетной установки. Зодчий собрался закричать и обозвать безрассудного заставника последними словами, но не сделал этого, потому что в этот миг до его сознания достучались первые робкие звуки: отдалённые голоса людей, разноголосица брошенной на произвол судьбы живности, монотонный шум чудовищного катка Зокона...
  Только теперь Зодчий понял: перед воротами недовыходцев нет! Все они - и "ходульники", и "скачки", и "арлекины", и "зывуны", - кто ещё был в состоянии двигаться после обрушенной на них Гоблином настоящей огненной лавины, - отошли в глубину поселения и там, в полной тишине, группировались. Наверное, - для последнего броска. Было их немного - не более полутысячи. Однако и защитников поселения почти не осталось. Зодчий поискал глазами вокруг, но никого кроме Гоблина и прихрамывающего на левую ногу верца не увидел.
  Ещё раз взглянув на чудовищную волну Зокона, буквально на глазах приближающегося к единственной уцелевшей башне, Зодчий решил спуститься на средний ярус.
  Не дойдя двух ступенек до настила из широких сосновых плах, неожиданно столкнулся с Ариной. Девочка не отшатнулась в испуге, не ушла с дороги, она протянула свою горячую ладонь, нашла руку Зодчего и настойчиво потянула влево.
  - Куда мы? - спросил удивлённый заставник.
  - Сейчас увидишь...
  Девочка толкнула низкую дверь, и они оказались в странном помещении, больше похожем на двухметровой ширины коридор, вкруговую тянувшийся вдоль всей высокой постройки. Зодчий напряг память и сумел вспомнить, что неоднократно замечал на главной башне подобный пояс, но почему-то так и не спросил у Легонта о его назначении.
  - Зачем мы пришли сюда?.. - Зодчий погладил худые лопатки девочки, чувствуя, как под его пальцами дрожит её тело. - Ты боишься?
  - Зокон скоро будет здесь... Я вижу, как чёрные спирали закручиваются над башней...
  Зодчий прижал девочку к себе.
  - Прости... Я, правда, думал, что сумею спасти вас. Не вышло...
  - Разве не ты говорил, что бороться нужно до последней секунды, потому что поражение выбирает именно того, кто за миг до победы усомнился в своих силах?
  Зодчий удивлённо посмотрел на девочку.
  - И разве не ты говорил, что из любой ситуации можно найти выход, если очень-очень захотеть?
  - Да. Но...
  - Тогда я побегу за остальными!
  Не дав Зодчему опомниться, девочка поспешила обратно. Зодчий собирался окликнуть её, остановить, объяснить, что незачем проводить последние минуты в бесплодных метаниях в поисках выхода там, где его попросту не может быть. Но не окликнул, не остановил, потому что его взгляд случайно упал на то, что в первую минуту пребывания в необычном коридоре он принял за хорошо обработанную поверхность горбыля. Что-то заставило его сделать шаг вперёд и дрожащими от волнения пальцами коснуться блестевшего в свете вечерней зари дерева. Микросекундный тактильный контакт вызвал в мозгу яркую вспышку озарения...
  Зодчий смотрел прямо перед собой и не верил. Возможно ли такое?..
  Не приложив особых усилий, заставник потянул сладко пахнущий сосновой смолой овальный сегмент на себя, уже зная, что он должен увидеть. Понимание пришло в тот миг, когда заскорузлые пальцы тронули полированную поверхность живого дерева, вызвав из небытия небольшой абзац в многостраничных записках о "мире Амвросия"...
  
   "...следует отметить тот факт, что древесина, являясь, по сути своей, слепком биоструктуры, практически не подвержена метаморфозу при Переходе. Это подводит меня к мысли о возможности использования оболочки типа "саркофаг" для переброски биологического объекта, используя приливные силы зоны контакта. Кажущаяся простота подобной транспортировки складывается из точных расчётов, а также неоднократных опытов, проведённых не нами, но нами изученных в достаточной степени. В первую очередь это касается так называемого "феномена оцилиндрованного бревна", когда древоточцы и жуки-короеды пройдя сквозь активную фазу Перехода, не претерпевают никаких изменений. Длительное изучение жуков позволяет утверждать, что они не только не изменились внешне, но и не получили сколько-нибудь заметных внутренних трансформаций. Более того, я готов утверждать, что случайные "зайцы" активности Перехода даже не заметили..."
  
   - Саркофаг... - одними губами повторил Зодчий, осторожно вынимая изящное изделие из ниши. - Так вот для чего понадобился дополнительный пояс на главной башне! Оказывается, это вовсе не архитектурное украшение - это хранилище деревянных саркофагов!..
  Зодчий спиной прижался к брёвнам наружной обвязки. Медленно обвёл изумлённым взглядом вереницу одинаковых торпедообразных предметов. Впрочем, одинаковыми они не были. При более детальном рассмотрении выяснилось, что они отличаются друг от друга не только по ширине, но и по высоте. Примерив на себя тот, что он сейчас держал в руках, Зодчий понял - он будет ему мал. "Вот если только Наите..."
  Бесконечно долгую минуту Зодчий глядел перед собой, но ничего не видел. Сознание отстранилось от рушащегося на глазах мира, протягивая в разветвлённое прошлое ниточку за ниточкой, пытаясь воедино связать множество реальностей, оставивших неисчезающие следы в душе...
  Ещё несколько минут назад (до встречи с Ариной) Зодчий готов был поклясться, что картина погружения в бездонную пропасть Гнилого Озера - всего лишь безумная фантазия, однако сейчас он не был так уверен, потому что не сумел найти воспоминаний о том, кто именно и для какой цели изготовил девятнадцать саркофагов.
  - Девятнадцать... - шёпотом повторил цифру Зодчий и почему-то нисколько не удивился, хотя, не обойдя всего коридора, он не мог знать точного количества "спасательных капсул".
  На ступеньках послышались торопливые шаги.
  Зодчий поставил саркофаг на место и медленно оглянулся. Он знал, кого сейчас увидит...
  
  
  
[]
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"