Клетчатая троица новых носовых платков пролежала без внимания несколько лет; они настолько привыкли к одиночеству и невостребованности, что и вовсе не узнали бы своего хозяина, окажись у них глаза; они не узнали бы и руки хозяина, не случись у последнего перемен в жизни.
***
Гунгель взял троицу в руки, аккуратно приподнял лежащий сверху платок невзрачно-голубого цвета и зашагал взглядом по клеткам из едва заметных бежевых и желтых линий. Упершись в дальний угол, он зажал краешек между пальцев и несколько раз потер в надежде ощутить бархатистую мягкость - мягкости не последовало. Не последовало ее и со следующим платком, и наша история на этом обязательно завершилась, если бы не последний, что гордо возлежал на ладони и отличался от собратьев не только благородной расцветкой, но и вычурной текстурой. Казалось, он был куплен в другом месте и в другое время; его тонкая и, в то же время, жесткая материя темновато-синего цвета невольно выдавала в нем аристократа. Эта была любовь с первого взгляда. С того самого момента темно-синий Аристократ стал фаворитом и каждый раз, будто предчувствуя некий торжественный момент, Гунгель выбирал именно его. Бывало, он оказывался в кармане красной ветровки с большой, вензелем выписанной, буквой "В" на левой стороне; или в кармане утепленной безрукавки, отправляясь в лыжное путешествие, а чаще - в заднем кармане легкой полиэстровой велосипедной куртки. Карманная жизнь изрядно повлияла на характер Аристократа, добавив ему стеснительности и едва не доведя до крайней степени замкнутости, не окажись возле него двух больших голубых глаз. Их внезапно начавшиеся встречи были коротки - лишь на мгновение, выныривая в хозяйской руке из красного Бьерна, они прикасались друг к другу взглядом, но в этом мимолетном свидании всегда было нечто волнующее, что заставляло его подолгу вспоминать и томиться.
***
Свой очередной календарный год Аристократ встречал поездками по заснеженному лесу, иногда игриво выглядывая из кармана и наблюдая за тем, как стремительно меняется пейзаж на спусках, когда массивные стволы столетних елей сливаются в сплошную коричневую стену, а остающаяся сзади лыжня извивается змеей. В подъемах же, что тянулись много дольше, его иногда укачивало, и он от скуки начинал считать лениво проползающие обнаженные кусты или разбросанные ветки деревьев. Бывало, он сбивался со счета, стоило хозяину остановиться и затянуть беседу с энтузиастом-лыжником, но и тогда Аристократ находил себе занятие, с интересом разглядывая потенциального носителя платка в надежде если не познакомиться, то хотя бы увидеть кого-то похожего на себя, чтобы приветственно кивнуть. Ему катастрофически не везло - случайные встречные чаще использовали свои перчатки, пальцы которых круг за кругом покрывались ледяными корками, царапая их обладателям носы.
"Неужели они не знают, что им тоже нужен платок?"
Недоумевал наш герой, забираясь поглубже в карман от обиды и очередного несостоявшегося знакомства.
"А мне нравится зима"
Продолжал рассуждать он, покачиваясь в уютном кармане, когда хозяин, простившись, снова набирал скорость
"Летом засунет меня и еще поплотней прижмет, чтобы я носа не казал"
Надувался Аристократ, вспоминая о летних велосипедных вылазках.
"Нет, разумеется, мы не катаемся, как сейчас - кругами, слово два умалишенных, а бываем в других городах, но позвольте! Ничего же не видно! Стоит мне выглянуть, свесить голову, так сказать, так откуда не возьмись его рука возьмет, да и затолкает обратно! Эх, знал бы он, скольких усилий мне стоит высунуться..."
Аристократ продолжал ворчать и ежиться от залетавших в карман снежинок. Ему грех было жаловаться на жизнь, ведь Гунгель брал его в самые ответственные поездки и чаще других они скакали верхом на Кольнажке, задорно катавшей их по местным дорогам. Когда же ему доводилось ночевать лицом к лицу со своими братьями, он рассказывал захватывающие истории, а те в ответ только удивлено переглядывались и недоверчиво внимали с открытыми ртами.
Близился конец зимы. Хозяин все чаще брал его на пешие прогулки, куда ходил с регулярностью и скоростью курьерского поезда. Под покровом темноты Гунгель отправлял его в карман и вместе, словно пара спевшихся грабителей, они быстрыми шагами настигали дальний лес за железной дорой, где в кромешной тьме, в присоединившихся попутчиках, он едва мог разглядеть четыре пары глаз: пару тех самых голубых и необычную пару карих, торчащих из рыжей головы, что бегала на четырех ножках, ладно прикрученных к поджарому мускулистому телу. Это грациозное создание, по догадке Аристократа, как-то роднило хозяина и те голубые глаза, но как - оставалось для него тайной.
Апрельское солнце выгнало Гунгеля из леса, пройдясь по дорогам матово-черным. Вздохнув от снега, город брызнул ароматом зелени - пришла весна. Уловив ее тонкий аромат, Аристократ оживился и уже грезил предстоящими велосипедными путешествиями. От мыслей о них и вида мелькавшего день изо дня хозяина его не раз охватывала нервная дрожь. Гунгель же обходил компаньона стороной, оставляя один на один с ожиданием и тоской от созерцания уныло стоявшей по центру комнаты Кольнажки. Когда боль, щемившая сердце, проходила, Аристократ обычно тяжело вздыхал, вспоминая, то теплый ветер, что трепал бессовестно выглядывающее матерчатое пузо; то пушистые кучки пара в небе, с которыми невольно соревновался их с Гунгелем дуэт; то густые покрывала тумана, что укрывали поля на закате. За его ожиданиями лето постепенно шло на убыль. Оно не было похоже на предыдущее, а те редкие выезды, что случались, умиротворяющими и вовсе не назовешь. Аристократ отмечал для себя, что уж давно не видел он тех голубых волнующих глаз и, изредка сидя в левом кармане, ощущал напряжение хозяина, который больше напоминал школьную наэлектризованную модель молнии - вот-вот и пробежит по воздуху разряд меж двух блестящих шаров, но вместо электрической дуги иной раз доносилось глухое и короткое: "Сука!".
***
Был август. Лежа на спине, охваченный тревогой за потерянное время, Аристократ не хотел верить, что придется ждать еще год, чтобы вдоволь насмотреться на зеленые деревья и покосившиеся деревенские домики; еще немного, и он пустил бы слезу, позволь ему природа, но вдруг хозяйская рука подхватила его, сложив вдвое, и сунула в новенький хрустящий пакет. Еще мгновенье и воцарился мрак, и с каждой минутой становилось все тесней и тесней, пока его окончательно не расплющило. Вся эта плотная конструкция, внутри которой неожиданно оказался Аристократ, вдруг пришла в движение, а после успокоилась ненадолго и стала плавно раскачиваться под неизвестное ему ровное постукивание.
"Похоже, что везут..." - подумал он,
"Куда-то везут... На платочный эшафот? Но у меня и головы-то нет. М-да... История темная и тревожная, в связи с чем определенно требует разрешения!"
Рассуждал Аристократ с важностью пузатого политика.
"Какая пугающая темнота" - проронил он вслух и кто-то тяжело вздохнул в ответ. Оказалось, что спиной к спине лежал его светло-голубой собрат.
"Вдвоем веселей" - решил Аристократ, обмолвившись коротким приветствием с приятелем. Оба притихли и остаток пути провели молча, погрузившись каждый в свои воспоминания. Второй день принес внезапное пробуждение отсутствием земного притяжения и ярким пучком света. Солнце безжалостно уставилось на Аристократа, нагрев его так, словно кто-то сдвинул лист на календаре, вернув июльскую жару. Аристократ занервничал. Сладкая истома от мыслей о возможных поездках заполнила его доверху, сдавив горло - еще немного и наш герой непременно задохнулся от своих эмоций, как вдруг сквозь пелену пакета скользнул едва заметный силуэт руки и он вновь ощутил приятную невесомость. Послышались незнакомые мужские голоса, жужжание мух и внезапно все будто бы стихло, освобождая коридор для негромкого и ровного рокота шестеренок.
"Как хочется вылезти и посмотреть, что происходит! Странный воздух... Слишком жидкий, что ли. И запах какой-то пряный. Это не похоже на все, чем я дышал раньше. Эх, хоть одним краешком посмотреть, где мы..." - но Гунгель упорно держал своего спутника в тесноте кармана, при этом неровно дышал и изредка вздрагивал с присвистом.
Они куда-то долго и медленно ползли так, что рельеф показался Аристократу необычным, а шелест цепи, что поначалу восхитил, теперь заставил задуматься.
"Это определенно не похоже на шоссейный велосипед. Черт возьми, да это Инвалидка! Ну, конечно! Эти бесконечные щелканья манетками и черепашья скорость. И вовсе это не шелест цепи, а какой-то истошный скрежет. Но, все же лучше, чем дома сидеть" - успокоил он себя.
Тем временем, минула большая часть подъема. Город Туапсе, в котором они сошли с поезда, остался где-то внизу, затерявшись в голубой дымке и серпантине горной дороги. Гунгель, наконец, вытащил Аристократа, явив его взору доселе невиданное и впечатляющее своими исполинскими размерами - это были горы.
А-а, - начал было тот удивленно и тут же проехался по хозяйскому лбу. Горы пару раз мелькнули из-за соленого лба и утонули в скуке кармана, где под впечатлением увиденного Аристократ провел оставшуюся часть пути. Хозяин еще несколько раз доставал его, обнажая красоты природы так, что тот успевал подмечать то островки стройных невысоких сосен, за которыми искрилось бирюзовое море, то очередные связки горной гряды, то исключительно ровное полотно дороги. Наконец они остановились. Аристократ вновь очутился на воле и сейчас ему как следует удалось рассмотреть попутчиков, чьи голоса были уже знакомы по коротким остановкам. В одном из них он разглядел черноволосого и знакомого по чайным церемониям Джо Джонсона, второй же - белокурый импозантный молодой человек лет двадцати пяти с правильными чертами лица оказался тезкой хозяина. Улыбка не сходила с его лица, что тотчас покорило Аристократа. Немного постояв и шумно обменявшись впечатлениями о преодоленном перевале, компания разошлась. Миновав несколько лестничных пролетов, Джо и Гунгель оказались у дверей нового пристанища. Это была довольно-таки милая квартира, готовая приютить наших героев на ближайшие несколько недель. По-холостяцки расположившись и наводнив комнату вещами, Гунгель хорошенько выстирал своего верного друга и повесил в лоджии на тенистой стороне, откуда открывался чудесный вид на ущелье, тянувшееся меж двух горных макушек, что обычно до самого вечера оставались залиты солнцем. Легкий ветерок, доносившийся из открытой створки остекленной лоджии, покачивал Аристократа и тот блаженно день за днем дремал до заката, пока не возвращался хозяин, чтобы захватить его в очередную поездку. Так прошло около двух недель. Несколько раз хозяин не притрагивался к нему, оставляя подвешенным на двух прищепках в одиночестве и холоде ночи. Аристократ не держал обиды за это одиночество, напротив, оно сделало его более чувствительным. Он стал замечать, что Гунгель вновь чем-то обеспокоен; что за последние дни что-то изменилось в его осанке, поведении, ходьбе - будто он в одночасье состарился. Вот и сейчас, как-то натужно и кряхтя, Гунг поднялся с кровати и сообщил Джо, что им пора выдвигаться, иначе добрую часть пути придется провести в потемках. Сборы затянулись на три лишних часа. В воздухе повисло сомнение, Джо и Гунгель переглянулись:
- Ну, что, поедем? - спросил Джонсон, и в его глазах мелькнула тень неуверенности.
- Да, конечно - в противовес и, будто бы преодолевая боль, ответил Гунг, готовый сам отказаться от путешествия.
Так лаконично покончив с сомнениями, они разложили бананы по рюкзакам и, преодолев 4 этажа, тотчас оказались с велосипедами на улице. Еще мгновение, и от недавнего сомнения не осталось следа - друзья воодушевленно двинулись уже по знакомому маршруту в сторону Джубги.
***
Из-за первого перевала выглянуло море. Дорога ломаной линией потянулась по живописному побережью с его незатейливыми пляжами, бухтами и дикарями, расположившимися на пятачках возле самой дороги, с противоположной стороны которой периодически возникали поселки с их неспешной южной жизнью. Миновав металлический мост на окраине Джубги, она неожиданно сузилась, предвещая конец цивилизации, и через пару километров привела компаньонов к заправке со всеми московскими удобствами, подступы к которой охранял "припаркованный" муляж Москвича патрульно-постовой службы. На этот раз путникам улыбнулась удача - они нашли то, чего не было в радиусе 40 км - совсем еще новенький автомат подкачки шин. Жадно осадив его механизм двумя парами колес, под свист сжатого воздуха и нехотя ползущую стрелку манометра, они окинули взглядом пройденный отрезок:
- Не слишком эффективно мы движемся, - сказал Гунгель и колко зыркнул на Джо, - Нам бы стоило взвинтить темп, чтобы не провести большую часть пути во тьме. Попробуй "сесть" мне на колесо.
Сказанное Гунгелем не относилось к разряду доброжелательного, и незамедлительно по лицу Джо скользнула гримаса оскорбления:
- Да все нормально, - парировал он, - Что же, едем вроде, и ладно!
Они вновь двинулись, попробовав взвинтить темп, но искусанный временем и колесами автомобилей край дороги то и дело сбрасывал ездоков на каменистую обочину. Солнце, тем временем, неумолимо приближалось к макушке внушительного горного ансамбля, что остался километрах в шести позади. Небо над ним становилось все прозрачней и глубже, так, что в его синеве уже читалась скорая прохлада. Невдалеке показавшийся развал из разношерстной местной публики с пестрым, но весьма однообразным набором из орехов, меда, чурчхелы и прочего южного, чем изобиловал тот период, остановил шедшего впереди Гунга. Он поторговался, выбрав несколько яблок из ведра, пошутил, подивился цене и, с догнавшим его Джо, откатился в конец базара:
- Что-то я себя неважно чувствую,- прищурившись, сказал Гунгель, натирая красно-зеленое яблоко, и протягивая его попутчику.
- Может, вернемся, пока не поздно? Или, как? Доедешь? - участливо поинтересовался Джонсон.
- Доеду, назад уж дороги нет.
Они вновь двинулись. Аристократ все это время смиренно сидел в кармане, недоумевая, почему хозяин не жалует вниманием. У него даже мелькнула мысль о противоположном кармане, где может тайно прятаться его собрат, на что он ревностно фыркнул.
Их еще немного потрясло, пока дорога не уперлась в шоссе со светофором и указателем на Горячий Ключ-Новороссийск-Геленджик.
- Горячий Ключ,- сказал уверенно Джо и указал рукой вправо, после чего, немного потеснив вереницу машин, они влились в поток. За ровным движением спокойствие Аристократа нарушил начавшийся затяжной подъем. Он стал чаще выныривать и замечать, как под финальный аккорд, залившего песчаную обочину густым красным цветом, солнца, и едва доносящиеся звуки "Transmission IV", пейзаж заиграл марсианскими красками. На этот раз лента машин изрядно замедлила ход: теперь Гунгель уверенно опережал их, победоносно всматриваясь в глаза скучающих пассажиров. Некоторые отвечали взаимностью, некоторые с недоумением смотрели в ответ на одинокого чудака в разноцветной облегающей одежде, затерявшегося где-то вдали от цивилизации и казавшегося беспомощной букашкой среди гор и скорых сумерек.
Гунгель достиг вершины, остановился, смерил глазом уровень воды во фляге, а заодно посчитал оставшееся расстояние - выходило около 90 км пути, а самочувствие при этом только ухудшалось.
"Ничего, доберемся до Краснодара, а там уж отлежусь и, глядишь, отпустит" - решил он.
Завидев знакомый силуэт Джонсона, Гунг нехотя приподнялся на педалях, чтобы сделать несколько оборотов, оставив остальную работу уклону. Спуск оказался непростым. Дорога запестрила огромными ямами, расставленными в шахматном порядке; скорость росла, и все это уже походило на слалом. За суетой маневров возник очередной поселок, небольшая рощица, а сразу за ней, будто плата за причиненные неудобства, открылся великолепный вид на яблоневую долину, рассеченную пополам прямым отрезком черного асфальта, что упирался противоположным концом прямо в гору.
"Аппетитненько" - облизнулся Гунгель и поддал жару, пытаясь за раз проглотить этот кусок дороги. Аристократ мгновенно уловил настроение, поднатужился и выглянул наружу.
"Аппети-и-и-тненько!" - протянул он, расплываясь в широкой улыбке. Наконец-то он был доволен: они неслись так, словно под ними был породистый итальянский скакун.
"И-и-и-ха!" - ликовал Аристократ, мысленно стегая Гунгеля по ляжкам.
Жизнь хороша! И с хозяином мне повезло. Надо же, вроде уже не мальчик у меня, а все на месте не сидится, - саркастично продолжал он, глядя, то на бегущее под ними полотно асфальта, то по-детски щурясь одним глазом на солнце.
"Ничего, поколесим еще! И на лыжах побегаем! Жеребец ты мой... В яблоках!"
За его весельем парочка незаметно нырнула в долину. Теперь дорога напоминала частокол из коротких подъемов и спусков. Где-то вдалеке их еще ждал главный перевал, а пока они купались в свежести зеленого предгорья. Гунг сбросил обороты, ожидая компаньона. Вот уже замелькала впереди автобусная остановка, добротно, по-южному исполненная в камне, по архитектуре больше напоминающая монумент. Ее величавое одиночество было сродни горам, и от этого она казалась совершенно непосещаемой. Притормозив, Гунг тут же провалился в давно забытые детские ощущения, будто опрокинул внутрь волшебный пузырек и уменьшился раз в пять, ощутив некоторую беспомощность. Кто знает, может, он и слюну бы пустил, не окликни его Джо:
- Гунги! Ты там уснул, что ли? Айда на разведку в магаз! Что там у продавщиц-то в глазах? Глянем?!
Гунгель закряхтел и наконец сдвинулся с места. Они пристроили велосипеды и протиснулись в узкое пространство магазина, уставившись на ассортимент. Ассортимент звякнул и с неменьшим интересом уставился на них. Первыми нарушили перемирие продавщицы:
- Это откуда же вы такие красивые?! - прозвучало с изрядной долей удивления и снисхождения, словно к ним в гости пожаловала пара беглых каторжных в лохмотьях.
- Из Москвы,- нашелся Гунгель, поставив часть ассортимента и продавщиц в тупик.
- А нет у нас вещей! Рюкзаки только маленькие,- повернувшись задом, сказал он, и для убедительности несколько раз подпрыгнул,- Там у нас бананье топливо и вода, которая успешно была испита.
Тетки скрипнули мозгом и застыли, будто у них полопались лампочки. Пауза длилась недолго - мгновенье-другое, они встрепенулись и продолжили в привычной манере:
- Вам воды, что ли? - лениво поинтересовалась одна из них,- Сколько брать будете?
"Колорит, однако!" - щелкнуло в голове Гунгеля.
"Живыя!" - отозвался Аристократ.
Магазинные диалоги приблизили сумерки, а те, чуть погодя, закоптили небо так, что глаз коли. За это время компаньоны успели подкатиться к перевалу. Их истерично мигающие фонарики охватывали лишь с десяток метров впереди, так что о начавшемся подъеме друзья узнали лишь по сопротивлению от шатунов. На этот раз Гунг был окутан психоделической смесью из живых барабанов, безладового баса и квакающее-подвывающих гитар. Его клетчатый друг вглядывался в черноту ночи, иной раз, вздрагивая от возникающих машин, или подолгу провожая стоп-сигналы тех, что ускользали в противоположном направлении. Глядя на эти, пожираемые мглой, красные точки, он впервые ощутил страх истинного одиночества. Внезапно пронзившие мысли о зыбкости бытия, о тонкой грани, отделяющей жизнь от смерти, о том, наконец, что они, черт знает, где - за полторы тысячи километров от дома и их жизнь висит на волоске, заставили его сжаться в комок.
Серпантин дороги все больше закручивался. Пытаясь прочесть показания альтиметра, Гунгель то и дело сдвигал велокомпьютер на руле, но тот упрямо скрипел и норовил вернуться обратно, будто уворачиваясь от света фар и без того редких машин. Один из обгонявших автомобилей притормозил, пойдя вровень. Его оконный проем целиком заполнил свесившийся джигит; сквозь струящийся "Polytown" до Гунгеля донесся ободряющий вопль:
- Давай, давай! Хорошо идешь! Хоп-хоп! На рекорд идешь!
Бросив кроткий взгляд, благодарно кивнув в ответ, Гунгель снова улыбнулся открытому нраву южан.
"Это, в конце концов, приятно! Вот так, запросто, вместо маргинального, чем изобилует средняя полоса, порадоваться и подбодрить незнакомого человека"
Следующая пара витков обезоружила подъем. Альтиметр, потоптавшись на отметке в 372 метра, пополз в обратную сторону. Аристократ встрепенулся от нарастающей скорости; его философские рассуждения развеяло под методичные раскачивания на виражах. Гунг мчал, что есть мочи, крепко вцепившись в руль. При коротких вспышках фонаря время сгущенкой растягивалось, оставляя кадр изображения в памяти, в промежутках же между ними черной повязкой ложилось на глаза. От этого воображаемая траектория дороги то и дело ускользала; тут же холодело где-то в темечке. Аристократ все это время смотрел вверх, наблюдая, как залитое многочисленными бриллиантами небо, вращалось подобно диску, то влево, то вправо, пока виражи не закончились. Какое-то время друзья еще неслись по инерции вниз, пока горы вокруг не начали таять, а дорога не расширилась, превратившись в широкий продуваемый хайвэй. До Горячего Ключа оставались считанные километры. Легкий ветерок, игриво подгонявший их в спину, стал усиливаться. Вдалеке заискрил разноцветными огнями железнодорожный вокзал. Гунгель отчетливо помнил их остановку в Горячем Ключе по дороге в Туапсе, поэтому, сравнявшись с вокзалом, он притормозил и оглянулся: в темноте силуэты гор казались более зловещими, но узнаваемыми, будто над экспозицией хорошенько поработал фотограф. Он переводил взгляд то на горы, то на дорогу, пока не забрезжил и не мелькнул мимо фонарик Джо. Гунг какое-то время заворожено смотрел ему вслед, словно ожидая выстрела стартового пистолета - им овладело странное оцепенение: тело было обесточено, а мозг циклически повторял настойчивую комбинацию: он стартует, проезжает с десяток метров и основа возвращается на исходную. Напарник почти исчез из виду, когда Гунгель, разорвав эту круговерть, выдохнув, опустился в седло.
Выскочив за пределы Горячего Ключа, дорога зачудила: она расширялась и сужалась, теснила их на встречную полосу, сопровождая неудобства ленивыми фонарями, наспех измазанными краской, и возвращала обратно, оставляя позади огромные кучи песка, что они объезжали. От этой кутерьмы Гунгеля охватили странные видения: теперь ему казалось, что едет он один, что никакой это вовсе не Юг, а Ленинградское шоссе, которое замкнулось в кольцо небольшим отрезком возле развязки с Шерметьево-1; сквозь эти галлюцинации прорывалась мечта о спокойном ночлеге в Краснодаре, о каких-нибудь оставшихся 40-50 км, о том, что он провалится в уютную постель и проснется обновленным, как вдруг острым ножом вонзились в него голубые глаза, полоснули по ране разлуки - тяжело хоронить заживо. Аристократ мгновенно уловил состояние - то ли по незримым вибрациям, то ли по тому, что сроднился с ним настолько, что казалось, и по его венам теперь течет кровь Гунгеля. Ему нестерпимо захотелось лечь в теплую ладонь, крепко прижаться ко лбу, впитав соль сотни километров, но Гунг не спешил разделить их единый организм.
Издалека потянуло чем-то неприятно сырым и неприветливым:
- Искусственное море,- бросил Джо,- Здесь выращивают рис. Специально выкопали!
Черная гладь воды подступала к самой дороге; у этого рукотворного, казалось, не было ни толщи, ни берегов - жидкость небрежно разлили по земле. Они двигались по краю, описывая огромную многокилометровую дугу вокруг воды, пока, наконец, ее блеск не сменили редко посаженные вдоль дороги деревья. Куцые, они больше напоминали бесполезные фонарные столбы. Их стволы были достаточно толсты, чтобы не стоять в одиночестве, к ним невольно напрашивалась рощица или лес, но лишь пустынное поле было их соседом. Стоило только светилу скрыться за горизонтом, как два воздушных потока - холодный с моря и теплый с суши, сталкиваясь лбами и закручиваясь штопором, пускались в лезгинку, поднимая пыль с обочины и безжалостно срывая, потерявшую силу, листву. Плотной стеной встретил грузинский дуэт усталых путников. Аристократ почувствовал, как их скорость заметно упала.
"Неужели подъезжаем?"
С удовольствием потянувшись, он едва успел закончить мысль, как черной кошкой скользнула в карман хозяйская рука. Аристократ вздрогнул. Пальцы Гунгеля нервно и беспорядочно рылись в кармане, пытаясь его зацепить, тот сжался в ответ. Одно движение - другое, Аристократа перевернуло и с силой вырвало из кармана. Гунгель привычным движением собрался было встряхнуть друга, занеся руку вверх, но, неожиданно пробежавший, короткий импульс расслабил кисть. Подхваченный сильным потоком ветра, Аристократ беспомощно взмыл в воздух. В глазах все замелькало: дорога, небо, поле - его беспорядочно переворачивало и несло в сторону встречной полосы. В этой неразберихе несколько раз красной трассирующей линией отпечатался фонарь, поначалу хозяйского велосипеда, а следом и, проскочившего мимо Джо. Аристократ задыхался от безмолвного крика, какой обычно бывает во сне. Он уже катился по асфальту в сотне метров позади, еле различая силуэты; видел, как остановился Джо и, как развернулся Гунгель, вероятно, в надежде найти его, но уж слишком сильна и неприступна была стихия, навсегда разлучившая их.
Андрей Петрикин.
BjЬrn DФhlie - торговая марка производителя одежды, названная в честь одного из самых успешных норвежских лыжников Бьерна Дэли.
Кольнажка - нарицательное имя шоссейного велосипеда, произведенного итальянской фирмой Colnago
Инвалидка - нарицательное имя горного велосипеда
Манетка (англ. shifter) --устройство дистанционного управления переключателем передач
"сесть на колесо" - термин, часто употребляемый профессиональными велогонщиками. Гонщики выстраиваются друг за другом, тем самым экономя силы в отсутствие сопротивления ветра, что берет на себя идущий в голове группы.
"Transmission IV" - альбом британской прогрессив-рок группы Porcupine Tree, выпущенный в декабре 2001 года
"Бананье топливо" - бананы - один из источников быстрых углеводов, что предпочитают велосипедисты
"Polytown" - альбом одноименного проекта Polytown, образованного музыкантами Terry Bozzio, David Torn и Mick Karn, и выпущенный в 1994 году.