Аннотация: "Неформальный роман", из первой части "Блоха"
Новогодние блуждания
Одна мама, увидев за окном в пять минут первого ночи первого января маленькую девочку, которая в полном одиночестве брела по заснеженной улице, удивлённо и риторически сказала своей дочке: "наверно её родители пьют..." На что дочка ответила, что знает эту девочку, и её родители вовсе не пьяницы...
Новый год. Совсем не хотелось этого праздника. Тем более, что Ника во все праздничные дни решила избавить меня от нашего общения, она задумала всерьёз заняться подготовкой к сессии, а сам Новый год просто отсыпаться. Но она обещала быть хотя бы на связи.
Я не знал, как буду праздновать, тем более что мне и видеть-то в этот Новый год никого особенно не хотелось. И вот в магазине, где я зачем-то приобрёл плакат с волком, которой вдруг понравился моему настроению, и ещё маленький значок "Анархия" у меня появился смутный, бредовый, но всё-таки план. Я взял килограмм фисташек, три плитки шоколада, бутылку шампанского и две бутылки коньяка.
Отключившись от всего мира, приехал на станцию метро "Озерки", где больше двух часов прождал автобуса. На улице, между тем, холодало. В момент прибытия автобуса вся очередь в миг рассыпалась, и все погрузились в салон абы как.
Везёт меня автобус в ночи неизвестно куда вместе с пассажирами, в лицах которых не было заметно ничего новогоднего. Как ни соглашались подсказать мне, когда выходить в Коробицине, свою остановку я чуть ни проехал, если бы ни женщина, которую я встретил чуть позже ещё раз.
Выйдя из автобуса, я оказался перед развилкой вместе с парой, которая тоже была здесь в первый раз. Вместе с ними поднялись в гору и, путаясь, постепенно набрели на горнолыжную базу, куда их пригласили на празднование Нового года. Меня же никто не приглашал. Я спрашивал у редких людей, которые мне попадались, где находится инструкторская. Достаточно долго её проискал, а когда нашёл, в ней никого не оказалось. Ничего больше делать не оставалось, как побежать по скользкой дороге обратно к автобусу.
Весь вечер я звонил Нике, но на длинные гудки никто не отвечал. И вот, когда я спешил обратно к остановке, трубка неожиданно ответила. Голос сказал, что Ника поссорилась здесь с начальством, всё бросила вместе с телефоном, который был на зарядке, и куда-то уехала.
В темноте на остановке громко смеялись три парня со сноубордами, и им, похоже, было всё равно, куда ехать, они лишь были немного разочарованы тем, что сегодня не удалось покататься из-за отсутствия нормального снега. И вот они мне сказали, что автобус в Питер недавно прошёл. Автобус ушёл на десять минут раньше. Парни сели на обратный автобус, на котором намеревались добраться через Мичуринское в Сосново, где у них был кто-то знакомый. А я водилы автобуса узнал, что автобусов больше не будет до шести утра. Решил поймать какую-нибудь машину.
Но машин почти не было. Опаздывали только в другую сторону - на курорты в свои компании. Я решил, что всё-таки лучше куда-нибудь идти, чем стоять на месте и побрёл в сторону Питера, хотя дойти скоро совершенно не представлялось возможным. Понемногу заправлялся коньяком, который был у меня в рюкзаке. Вокруг была только тишина и заснеженный местами лес. Я уже смирился с мыслью встретить с этими деревьями Новый год. И даже, может, распластаться где-нибудь здесь немного поспать.
Пара машин всё-таки проехало. И даже пронёсся в сторону Питера пустой автобус. Но никто не пожелал остановиться. Вот и думай: встречаются ли хорошие люди, случаются ли чудеса - хотя бы в Новый год.
Один микроавтобус остановился, его водитель довёз меня до посёлка. Он позвонил своим друзьям, которые подтвердили, что в город уже ничего сегодня не пойдёт и что из посёлка в Питер тоже никто больше не собирается. Он посоветовал мне местную дискотеку и сказал, как туда дойти, с меня не взял ни копейки. Знаю я эти сельские дискотеки. Поблагодарил мужика, поздравил с Новым годом, а сам пошёл дальше в бескрайнюю темноту.
Откуда ни возьмись появилась иномарка с рыжей лампочкой на крыше. Как-то настороженно остановилась. Таксист вёз в Мичуринское гастарбайтеров, а сейчас спешил обратно домой к новогоднему столу.
- У них карманы набиты деньгами, а они жмутся за каждый полтинник; я всё равно на них хорошо заработал, а то бы не поехал.
С меня он взял гораздо меньше, но довёз только до Зеленогорска. Всё-таки это ближе к дому.
В Зеленогорске на вокзале был, как и я опоздавший, мужчина пропитого вида. Он предложил мне водки, но я подовольствовался своим коньяком.
К нам подошёл гастарбайтер и предложил скинуться на троих на такси до Питера, а узнав, что денег у нас мало, готов был заплатить большую часть. Сели в такси. Но водила, увидев не одного, а троих, назначил цену выше. Испитый стал объяснять водиле вежливо, но матом, что денег вообще-то больше нет и что всё-таки ж Новый год на дворе. Водила стал грубить и гнуть пальцы. Испитый не сговорился с таксистом, и нам пришлось выйти из машины. Гастарбайтер всё-таки поехал, но водила взял с него столько, сколько хотел с нас троих.
Кто-то из редких прохожих предложил нам не сидеть здесь, а идти в Центр, где у них ёлка. Мы туда и поплелись. Новый год я встретил на скамейке в компании этого испитого, где он из своей сумки достал бутылку шампанского.
К нам с интересным вопросом, как доехать до Питера, подошла странная женщина. В ответ мы, конечно, посмеялись и предложили шампанского. Я предложил ещё шоколаду, которого у меня было полсумки. Испитый, будучи уже довольно пьяным, стал открыто приставать к женщине. Она говорила про своего мужа и сопротивлялась - только больше для вида. Про меня этот товарищ скоро совсем забыл, а я этому был только и рад.
Я думал дождаться, когда на улице после полуночи начнётся какое-то движение, поймать кого-нибудь и отправиться домой - может, даже с кем-нибудь там ещё успею погулять.
Постепенно холодало. Народ в Зеленогорске какой-то зажатый. Людей на площади становилось всё больше, но к сцене подходить все будто боялись и стояли вдалеке вдоль забора. Зажигал возле неё лишь алкаш, раздевшийся до пояса. Только когда на сцене появились ведущие и артисты, люди несмело стали перебираться ближе и скоро заняли всё пространство перед сценой. Я смотрел на сцену, смотрел на веселящихся людей, попивал коньяк.
Совершенно не могу вспомнить, откуда она взялась, и как мы познакомились. Она жестоко воспользовалась моим расстроенным состоянием. Помню лишь магазин, а потом в квартире ей сильно мешала моя цепочка на шее, которая потом была непостижимым образом порвана и куда-то завалилась. Потом пили, постоянно пили, пили всё, даже спирт.
Пришёл в себя и стал всё осознавать я только спустя два дня. Она была замужем, показывала фотографии своей миленькой дочки, которая была сейчас где-то в Питере у её мамы. Она оказалась совершенно невозможной, я держался, но в конце концов не выдержал и, разразившись несколькоминутным монологом исключительно матерными словами, не оборачиваясь ушёл.
А за окном двухэтажного домика царила благодать: солнце распласталось по заливу, который разлёгся куда только достаёт зрение - незамёрзший и сияющий. Светило чудесное солнце, а воздух был морозный и прозрачный.
У прохожих с радостными румяными лицами я спрашивал, как мне добраться до вокзала. Путь до вокзала оказался на удивление больше, чем долгим. Наконец, я погрузился в автобус до Питера, где только сейчас я включил телефон и для всех появился.
На моей шапке висел чёрный значок с красной "анархией" и красовался там все новогодние каникулы, пока ни подевался куда-то вместе с шапкой.
* * *
Я ходил и вспоминал, где живёт Ника. Позвонил в квартиру, возле которой тёрлись две чёрные кошки. Уже даже и не хотелось, но это была всё-таки возможность с ней повстречаться и, наконец, поздравить. То ли я так и не нашёл её квартиру, то ли в этой квартире меня не хотели видеть. Возможность не оправдала себя.
- Ника, где-то у тебя в доме лежит букет роз. Я бы выбросил его на улице, но замёрзнет ведь. А так, может быть, подберут добрые люди, а может, и нет...
А вообще, какая блоха меня укусила?
* * *
На новогодние каникулы в Питер приехал дружок из Ростова. В эти дни я много гулял, встречался с друзьями. Ростовского дружка с трудом подняли перед самым поездом, доставили на вокзал, нахлобучили на него шарф "Зенит", погрузили в вагон и отдали на попечение проводнице.
Только на мне висела печать. Ростовского приятеля я оставил в военно-морском музее. Сам убежал, а когда прибежал, друг меня не узнал: я обнимался, кричал, радовался. Печать висела до тех пор, пока я не получил ответ: "Я буду жить!" Это всё-таки приятно, неплохой подарок на Новый год...