Петров Алексей Станиславович
Облако

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Во время работы на дачном участке упал и умер пожилой мужчина. Инфаркт? Скорей всего... Но на вскрытии - страшная находка... Ещё одно дело следователя Доценко и судмедэксперта Милешкина. (см. "Это только секс")

ОБЛАКО

1. Лапин

  
   В последнее время Егор Петрович Вохрин часто жаловался на сердце. То сожмёт у него где-то там, за грудиной, то кольнёт вдруг так, что побледнеет весь, покроется липким потом, скулы обострятся, глаза засветятся опасным тревожным блеском... А недавно даже отпросился с работы. Совсем худо ему сделалось. Вохрин у меня в отделе был самым толковым, самым надёжным сотрудником. Молодые ведь теперь после института сущими дубаками на завод приходят, "наварить", подкалымить тут, как правило, негде, вот они и просиживают штаны попусту, ничего не знают и ни одного производственного вопроса толком решить не могут, скучно на часы поглядывают, а чуть что — так к Вохрину: помоги. Он ругался, но помогал. Был это мужик отзывчивый, грамотный. Ему недавно пятьдесят девять стукнуло, но о пенсии я Вохрину и думать запретил. Два цеха у него кормилось...
   Ну вот: отпросился он домой с работы. Я, конечно, отпустил. Взял с него слово, что в понедельник он к врачу пойдёт, и отпустил. Он всё твердил, что не время теперь по больницам ходить, пора огородом заниматься.
   -Вот и ладно, Петрович, - говорю. - Ловлю тебя на слове. Если оклемаешься - звони. На дачу вместе поедем.
   Дачные участки у нас рядом. Это удобно. Хорошо, когда сосед надёжный под боком есть. Этот в чужой малинник за ягодой не полезет. А Вохрин ведь какой: своё хозяйство, к примеру, поливает — и о соседе не забудет. А после работы на пару с ним очень даже неплохо по стопочке принять. Ему, правда, не очень-то разгуляться, он ведь еще и гипертоником был, но компанию всегда поддерживал. Выпьет чуть-чуть и сидит, о том о сём философствует. И собеседником был душевным. Садовый участок — это ведь не только для работы. Отдыхать тоже когда-то надо.
   В воскресенье всё-таки поехали с ним. В груди отпустило у него, повеселел мой Петрович, азартно за клубнику принялся. Сначала молчали. Задницы к небу задрали и давай сор с грядок дёргать. День был солнечный, тихий. Только в лесу, совсем рядом, в сотне метров от участка, орали птицы. Именно орали! Одна-две птички — поют, а если тыща глотки свои раскроет — так это вопль уже какой-то. Впрочем, понять это несложно: брачный сезон у пташек, тут, братец мой, не зевай...
   Не помню, кто из нас заговорил первым. Сначала о политике, об экономике завели привычную песню, а затем как-то бочком, бочком к Чечне подступились. Тут, надо сказать, я Вохрина никогда не понимал. Правильно, говорит, что войска в Чечню ввели. А как же иначе, мол? Им, мусульманам, дай только волю. Сегодня, дескать, Чечня отделяться захочет, завтра Татарстан, а послезавтра башкиры засуетятся. И тогда с чем же мы, коренные россияне (он это слово зычно произнёс, со вкусом — "россияне") — с чем, говорит, мы останемся? С гулькиным хреном? Земля все это российская, говорит, наши предки её к рукам прибрали — полистай, говорит, Карамзина, Костомарова, — так уж будьте любезны подчиняться вековому порядку, господа якуты и прочие тунгусы... А не хотите по-людски, так мы можем и силу применить!
   -Да какая там, к богу в мать, сила? — возразил тут я. — Второй уж год волынка эта тянется.
   -В том-то и позор, - отвечает. - Кому-то эта война - мать родна, очень выгоду большую даёт, а пацаны зря гибнут... И всё равно, ни за что не поверю я, что наша мощная, выученная армия не в силах справиться с чеченскими бандами! Что-то тут не то.
   -У американцев тоже армия сильная, а Вьетнам не сломали.
   -Вьетнамцев весь мир поддерживал! Ты думаешь, они сами справились бы?.. Нет, нельзя нам выводить войска из Чечни. Ни в коем случае! Надобно непременно рога кое-кому пообломать, чтоб другие и в мыслях не допускали даже... И тогда снова житуха в прежние свои рамки возвернётся, всё кругом надёжным сделается и привычным... вот как это небо, это облачко над головой - такое мирное, такое спокойное...
   -"Облачко", говоришь? — ухватился я за слово. — Что ж, ты это верно подметил. Именно — облако... Потому что как вот это небо с облаками — над каждым из нас, хотим мы этого или не хотим, так и чеченская война — никого не пощадит, всех коснётся, абсолютно всех. Да что там — уже коснулась, только не всякий это понимает...
   -Известное дело, — неопределённо отозвался Петрович, продолжая дергать сорняк с грядки.
   Вохрин вырос в деревне, а лет в семнадцать подался в город, сначала в техникум, потом в институт, — но корни свои не забыл, всё тем же деревенским мужиком остался, степенным, рассудительным и — упрямым. Да и в речи его то и дело словечко какое простецкое проскачет — мы уже привыкли к этому...
   -Прежде, Егор Петрович, не замечал в тебе эту кровожадность, - поддел я его. - Всегда был ты мужиком добрым, мирным.
   -Пойми же, Паша, — ответил он с неожиданной горячностью и болью, — обидно мне! Вот хоть что хочешь делай со мной... Всю жизнь гордился своей страной, армией...
   -Петрович, а сына своего послал бы туда? — спрашиваю. — Сам ведь говоришь: дело справедливое, защита Отечества и так далее...
   -Мой сын уже выполнил свой долг! Конечно, я боялся отпускать его. В те годы как раз Афган свирепствовал, а еще о дедовщине сказывали страшное... Но что было делать? Это ведь сегодня возник такой национальный спорт: косить от армии, — а тогда поди попробуй. Удавалось только единицам.
   -А что думаешь об Афгане, а, Петрович? — спросил я Вохрина. — Тоже правильно полезли?
   Он не ответил. Было тихо, только в лесу, в сотне метров от нас, буйно скандалили птицы. Я поднял голову и глянул в сторону соседской делянки. Вохрина не было.
   -Петрович, ты где? — крикнул я. Он опять не ответил.
   Я бросился на его участок. Вохрин лежал, уткнувшись лицом в грядку. Его ладонь в судорожном последнем спазме сжимала стебель осота, другой он держался за грудь. Одного взгляда на его широкую, уже тронутую первым загаром спину было довольно, чтобы определить: Петрович не дышит. Я перевернул его на спину. Лицо Вохрина был бледным, щёки провалились, а челюсти накрепко сжались в приступе нестерпимой боли. Я приложил голову к его грудной клетке и ничего не услышал. Стал я тормошить его, бить по щекам — "Егор Петрович, что ты, родной?!" — тишина...
   В страшной панике кинулся я на другой конец поселка. Там был участок Елены Марковны, фельдшера из медсанчасти. "Только бы она оказалась на месте, — молил я на бегу. — О господи!.." Мне повезло. Елена Марковна как раз возилась с кустом смородины. Она поняла меня сразу. Мы побежали назад. Фельдшерица опустилась к Вохрину и стала дышать ему в рот. Потом оторвалась от Петровича и безголосо, с одышкой, прохрипела:
   -Езжай, Лапин, за доктором. Кажется, здесь что-то с сердцем...
   Она упёрлась обеими ладонями в голую грудь Вохрина и стала делать массаж.
   -Не успеть нам, — засомневался я. — Полчаса туда, полчаса обратно...
   -Телефона тут всё равно нигде нет, — крикнула она. — Торопись, Паша! У меня ни лекарств, ни шприца под рукой. Буду массировать сердце, а ты гони в райбольницу!
   -Да хватит ли сил? — только и спросил я, а потом, не дождавшись ответа, круто повернулся и поспешил к своему "Москвичу".
   Через час вернулся со "скорой". Вохрин лежал на земле, раскинув руки в стороны. Лицо его было пепельно-серым, в чуть приоткрытых глазах затаилась темень вселенская, там было пусто и холодно, как в пересохшем колодце. Елена Марковна стояла над ним, немного склонив голову влево и по-крестьянски, по-бабьи сложив руки под грудью.
   -Поздно, Паша, — тихо сказала она. — Так и не пришёл в себя, бедняга...
   Доктор, приехавший в "скорой", нагнулся к Вохрину, заглянул покойному в зрачки, зачем-то приложил к груди свою трубку, мимолетом и, кажется, скорее машинально, по привычке, нежели осмысленно, попытался отыскать у Петровича пульс.
   -Мёртв, — произнёс, наконец, врач и разогнулся. — Чем-нибудь болел? Родственники тут есть?
   Я рассказал ему, что Вохрин часто жаловался на боль в сердце.
   -Что ж, - хмыкнул доктор, - штука нам знакомая. И-бэ-эс, острая сердечная недостаточность. Возможно, инфаркт.
   -Вы уверены? - спросил я.
   -Во всяком случае, очень похоже. Впрочем, вскрытие покажет.
   -А это обязательно?
   -Конечно! Внезапная смерть вдали от дома, в необычных обстоятельствах... Вскрывать будет судмедэксперт.
  
  

2.Терновский

  
   Когда я брался за это дело, был уверен, что случай тут банальный, ничего особенного. Обычная это история: "сердечный анамнез", скоропостижная смерть от инфаркта.
   Утром пришли секретарша Люся Попова и санитар Серёжа. Люська уселась за свою изрядно потрёпанную "Любаву", и мы приступили к работе.
   "Труп мужчины пятидесяти девяти лет, — начал диктовать я, — правильного телосложения, повышенной упитанности. Длина тела 170 см. На трупе надеты синие синтетические спортивные брюки "Рибок", чёрные сатиновые трусы, пёстрые хлопчатобумажные носки. На передней поверхности брюк следы глины. Порядок в одежде не нарушен. Повреждений и следов биологической природы на одежде не обнаружено..."
   Люся старательно стучала на своей машинке, ловко успевая при этом затягиваться "Данхиллом". Помню, я ещё подумал тогда: откуда у этой пигалицы деньги на дорогие сигареты? Поговаривали, что она крутит с Серёжкой... Может быть, вот и ответ? У Серёги “бабки” никогда не переводятся. Три ларька в городе у него, магазинчик. И зачем ему эта работа? Для того, чтобы иметь связи с нужными людьми? К тому же зарабатывает он здесь, в морге, судя по всему, гораздо больше, чем значится это в бухгалтерской ведомости...
   "Кости черепа и лица на ощупь целы, — продолжал я. — Рот закрыт, язык за линией зубов, все зубы целы. Носовые ходы свободные. На шее повреждений нет."
   Я медленно перевёл взгляд чуть ниже, на область предплечья, и здесь увидел небольшую ранку, покрытую плотной корочкой. Первая мысль: хорошо, что не на голове. А то разбирайся потом, когда она появилась — до того, как человек упал, или после. Очень славно, что это плечевой сустав. Здесь никаких жизненно важный органов, такая ранка не может повлиять на исход. Корочка возвышается, а это значит, что повреждение возникло чуть раньше момента смерти. А следовательно - что? А ничего... Всякое ещё может быть. Стоит ли морочить себе голову? Просто рассечём кожу... вот так. Конечно, сейчас увидим кровоизлияние, и можно будет сделать вывод о том, что ссадина возникла ещё тогда, когда наш клиент был жив...
   Ранка была диаметром чуть меньше десяти миллиметров. Я сделал дугообразный разрез в сантиметре от неё и слегка отпрепарировал кожу. Область кровоизлияния оказалась гораздо большей, чем ожидалось. "Чудеса! — подумал я невесело. — Ссадинка крохотная, а кровоизлияние величиной с блюдце..." Привычным движением ощупал сустав, лопатку, нашёл акромион... И вдруг почувствовал хруст. Вот это да! Мелкие осколки, не иначе! Теперь я уже понимал, что запахло жареным.
   Пригласил фотолаборанта Сивцова. Тот был хмур и недоволен — "что здесь такого особенного?" — но снимок сделал. Я приложил к ране влажную салфетку, потом убрал её — на салфетке осталась запёкшаяся кровь, а ссадинка превратилась в небольшое отверстие овальной формы, полтора сантиметра на ноль-пять. Серёжка вдруг выпрямился и замер, Люська погасила сигарету.
   -Что это такое, Владимир Алексеич? — ахнул Сивцов. — Ведь это же...
   -Да, Стёпа, пулевое отверстие. Приплыли! — ответил я. — Пора звонить в прокуратуру.
   -Но ведь нет ни копоти, ни пороха... — подал голос мой санитар. — Тем более что покойник был раздет до пояса, а значит одежда не помешала бы всему этому осесть на коже...
   Он, Серёга, у меня начитанный. Два увлечения у него: днём, когда нет работы, штудирует зачем-то судебно-медицинскую литературу, а по вечерам водит прямо к себе на рабочее место девок и устраивает игрища. Я пока смотрю на последнее сквозь пальцы: как-то не хочется выглядеть занудой. Одно только не пойму: неужели им это интересно — вот здесь, в этих весёленьких стенах, отгородившись от покойников тоненькой дверью без замка?..
   -Нет копоти? Ну и что? Это означает только одно: стреляли откуда-то издалека. Вот теперь возись, — проворчал я, — ищи выходную рану, определяй направление раневого канала, устанавливай расстояние выстрела и вид ранящего снаряда... Приплыли!
   И я стал искать выходную рану. Осмотрел всё тело — раны не было. Это означало, что ранение слепое. Но где же тогда пуля? Где прикажете искать её? Не шинковать же труп на манер кочана капусты (да простится мне эта бестактность)? Назначил я обзорную рентгенографию грудной клетки и живота и прождал часа полтора, пока привезли аппарат. Да потом ещё пришлось вертеть бедолагу покойника, чтобы сделать снимки в нескольких проекциях. Инородное тело, по форме напоминавшее пулю, был обнаружено в правом подреберье.
   Но я не стал торопиться и лезть покойному под печень. Теперь перво-наперво нужно было исследовать раневой канал. Само собой, задача эта отнюдь не простая.
   Я приступил к делу. Итак, что мы имеем? А вот что: пуля повредила акромион лопатки (потому и хрустели косточки), прошла через полость левого плечевого сустава, порвала межрёберные мышцы, повредила верхний край третьего ребра, пробила плевру, нарушила герметичность плевральной полости. Левое лёгкое оказалось спавшимся. В нём по ходу всего раневого канала я обнаружил обширные кровоизлияния. Далее пуля угодила в восьмой грудной позвонок.
   Для чего я рассказываю обо всём этом так подробно? А вот для чего: если вытянуть левую руку трупа вперёд и влево, то все перечисленные повреждения окажутся аккурат на одной прямой линии. После восьмого же позвонка ход пули изменился. Выстрелом была разорвана стенка грудной аорты, затем раневой канал пересёк средостение, достиг диафрагмы, пробил её купол и правую долю печени. Здесь, под печенью, я и обнаружил пулю калибра 7,62 мм. Раневой канал оказался длиной чуть ли не в полметра, причём состоял он из двух почти равных по своей протяжённости отрезков — до восьмого грудного позвонка и после него.
  
  

3. Доценко.

  
   Когда я пришёл в морг, доктор Терновский уже заканчивал свою работу. В секционном зале, кроме медэксперта, вертелся молодой санитар, разбитной малый явно из породы нынешних "новых", да ещё какая-то смазливая девица в мини-юбке, причём её мятый халатик оказался даже чуть короче этой самой мини-юбчонки. Я сразу понял, что девчонка здесь подвизается в качестве секретарши, и представился всем присутствующим:
   -Следователь Доценко Трофим Иванович.
   -Ждём, — буркнул Терновский, не поднимая головы и при этом продолжая ковыряться в теле покойного. — Работёнки вам привалило — не позавидуешь.
   -Пулевое? - переспросил я. - Ну, дела!
   -Итак, ситуация следующая, - подвёл итог Терновский, сняв перчатки и фартук. - Входное отверстие - вот тут, в области левого плечевого сустава. Скорей всего, в момент выстрела рука жертвы была отведена вперёд и немного влево. Выстрел произведён с неблизкого расстояния. Смерть наступила сразу. Имеются обширные повреждения органов грудной клетки, а также печени.
   -Откуда же, по-вашему, стреляли? — спросил я.
   -Думаю, для вас это будет самым трудным и в то же время самым важным вопросом, — ответил Терновский. — Вероятно, вот этот первый отрезок раневого канала, от акромиона лопатки до восьмого грудного позвонка, и соответствует направлению выстрела.
   -М-да, осталось только выяснить, что такое "акромион", — усмехнулся я. Ох уж эти медики! Они думают, что их язык понятен абсолютно всем...
   -Акромион? — удивился Владимир Алексеевич. — Это... мм... некая деталь на лопаточной кости... э-э... На ней есть этакий, понимаете ли, гребешок, spina scapule по-нашему, который в определённый момент переходит в широкий отросток... мм... в акромион... Впрочем, на словах не объяснишь, тут показать надо. Хотя это и не важно. — Он подбежал к трупу, схватил его за руку и вытянул её вперёд. — Глядите: пуля вонзилась в тело именно здесь, — он показал, где, — и пропорола грудную клетку вот в этом направлении, — он показал и это. — Таким образом, достаточно знать положение тела гражданина Вохрина в момент выстрела...
   -В том-то и загвоздка, что таких сведений у нас нет, — вздохнул я.
   -Ну да, — кивнул Терновский. — Погрузили тело в машину, притащили в морг, сказали, что инфаркт...
   -Кто же думал, что огнестрельное ранение? Судя по всему, никто не слышал выстрела. Мы это ещё будем уточнять, но похоже, что дело обстоит именно так: никаких деталей, ничего подозрительного, упал человек и умер...
   -Вот я и говорю: приплыли, — согласился Терновский.
   -Как по-вашему, велико ли расстояние выстрела? — поинтересовался я.
   -Одно могу сказать, — развёл руками судмедэксперт: — стреляли с неблизкой дистанции.
   -То есть с дальнего расстояния? — уточнил я.
   -Видите ли, Трофим... э-э... Иваныч, — пустился в рассуждения Терновский, — "неблизкая дистанция" и "дальнее расстояние" — это, как говорится, две разницы. Точно установить дистанцию выстрела мы можем только тогда, когда видим на коже жертвы следы копоти, металлических частиц, порошинок...
   -А если бы увидели это, то сколь же метров было бы тогда от преступника до жертвы?
   -Ну, скажем, полтора метра. В крайнем случае, два.
   -Ну и ну!
   -А дальше порох и металлические крошки не летят...
   Он ещё раз развёл руками и изобразил на лице сочувствие. Терновский передал мне пулю для баллистической экспертизы и сообщил, что кожу, фрагменты внутренних органов и повреждённые кости Вохрина отправит на гистологическое исследование в лабораторию.
   Несколько дней пришлось ждать результатов экспертизы. В кусочках лёгкого, печени и аорты покойного были обнаружены инородные бесцветные частицы и — вот что интересно! — "разнокалиберные комплексы растительных клеток", а если проще — то фрагменты каких-то растений. Нашли бы это в желудке — я б не удивился: скушал человек перед смертью какую-нибудь петрушку с укропом, вот и всё, — но в лёгком! В печени! Чудеса... Сей факт, конечно, сразу и прочно отложился в моей памяти, но поначалу никакой вразумительной версии у меня в голове не возникло.
   Прислали мне и заключение криминалистической экспертизы пули. Там значилось вот что: "Предоставленные на экспертизу пуля является частью унифицированного патрона калибра 7,62, выстрелена из штатного боевого оружия типа АК, АКМ, АКМС. Ствол автомата малоизношенный. Пуля пригодна для идентификации экземпляра оружия. Следов взаимодействия пули с более плотной, чем её оболочка, преградой, не обнаружено".
   "Как же так? — удивился я, прочитав последнюю фразу. — Головной конец пули слегка деформирован, я это хорошо помню. Значит, пуля всё-таки наткнулась на какую-то преграду... Но какую? Это может быть кость покойного или плотное препятствие по ходу траектории полёта. Опять загадки, опять вопросы..."
   Мы должны были ответить на самый главный из них: откуда произведён выстрел? Опросил я свидетелей — инженера Лапина, фельдшера Матушкину, а также врача и шофёра "скорой помощи". Как это ни удивительно, дали они достаточно противоречивые показания. Лапин заявил, что Вохрин лежал головой к колодцу, уткнувшись лицом в землю, и он, Лапин, Вохрина перевернул, чтобы выяснить, жив ли сосед. Фельдшерица сказала, что убитый лежал головой к садовому домику да к тому же на спине. Врач же со "скорой" вообще мало что запомнил, потому что сразу кинулся к пострадавшему и, стало быть, окружающую обстановку не изучал...
   Наша группа тщательно осмотрела ближайшие деревья и строения и ничего подозрительного не обнаружила. Ни щербинки какой, ни вмятины в стене... Пошли мы в ближайший лес, побродили среди деревьев, чуть шеи не сломали от усердия... да найдёшь ли что-нибудь в такой ситуации? Знать бы хоть приблизительно, откуда стреляли...
   Составили мы план местности. К северу, в сотне метров от места падения Вохрина, был лес, а за ним, в полутора километрах на северо-запад, стояла войсковая часть. А вот на северо-востоке, в двух километрах от дачи убитого, оказалось стрельбище! Ясно было, что выстрел сделан откуда-то отсюда: или из воинской части, или со стрельбища. С юга, с запада и с востока стрелять не могли: полёту пули помешали бы садовые домики. Если, конечно, считать, что это был горизонтальный выстрел, а не откуда-нибудь, скажем, с неба или из задницы самого чёрта. Потом и воинскую часть пришлось исключить: на пути возможной траектории полёта пули был обнаружен целый посёлок садовых домиков, принадлежавший другому предприятию и построенный чуть ли не нынешней весной. Мы, конечно, эти дачи тоже исследовали — и снова неудача. Таким образом, оставалось только стрельбище. И хотя до него аж целых два километра, но... больше ведь стрелять неоткуда было. Если, разумеется, не из леса, который гораздо ближе. Из леса могли бы пальнуть нарочно и прицельно, а вот со стрельбища долетела бы только пуля шальная, случайная.
   Стали мы копать эту версию — "стрельбище". Выяснилось, что по воскресеньям (а Вохрин погиб именно в воскресенье) стрельбы здесь никогда не ведутся. Мы, однако, не поверили, облазали всю территорию, но так ничего и не нашли.
   И тут возникла в моей голове мыслишка: а что я привязался к этому стрельбищу? Вообще, возможны ли такие повреждения, какие у Вохрина, при выстреле с расстояния два километра? Кто, чёрт побери, должен ответить на этот вопрос: я или всё-таки судебный медик? Терновский заявил, что нет такой методики — по характеру ранения определять расстояние выстрела. Наука, мол, бессильна. Даже в специальной литературе, говорит, сообщения на подобную тему носят единичный и, как он выразился, "достаточно казуистический характер". Ох уж эти мне медики!..
   И тогда я вспомнил о профессоре медицинского института Петре Александровиче Милешкине. Однажды он уже помог мне раскрутить довольно сложное дельце о гибели девицы лёгкого поведения в чужом автомобиле (расскажу о нём как-нибудь в другой раз). Я бросил всё и помчался в Москву.
  

4. Доценко и Милешкин

  
   Долго уговаривать профессора не пришлось.
   -Весьма, весьма любопытно! — сказал он, внимательно выслушав меня. — Как определить расстояние выстрела по характеру повреждений в теле жертвы? Интересно, чёрт возьми, очень интересно! Я изучил ещё не все детали дела, но уже сейчас могу сделать вывод, что ситуация отнюдь не безнадёжна.
   Профессор энергично расстегнул свой пиджак и потёр ладонью лоб.
   -Давайте, милейший вы мой, рассуждать логически, — сказал он мне. — В математике ведь как? Чтобы вычислить неизвестную величину, нужно знать значение известных. Что же нам известно в данном случае? На какие факты мы можем, так сказать, с полным основанием опереться? Ну, во-первых: любые биологические ткани — будь то кожа, кости или мышцы — имеют вполне определённую степень прочности. Это ясно, как дважды два. Кость плотнее, чем мышца. Кожа обладает, пожалуй, большей, чем, скажем, ткань лёгкого, упругостью. И так далее.
   Он немного помолчал и вдохновенно пробежался по своему кабинету. А я в этот момент подумал: кто, леший меня задери, из нас Шерлок Холмс — я или он? Ах, какой славный старикан, какой головастый мужик!..
   -А из этого следует что? — он ткнул в меня своим коротеньким пальчиком. — А вот что, милый вы мой: для нарушения целости разных структур (разных по прочности, разумеется) должна расходоваться разная энергия пули. Верно? Ну, грубо говоря, для того, чтобы порвать мышцу, требуется мощь паровоза, а вот чтобы кость сломать — так уже и силы ракеты маловато. Но это так... образно выражаясь...
   Он вдруг хохотнул, стыдливо спрятав губы в кулачок.
   -А отсюда следует третий вывод: чем больше энергия пули, тем больше повреждение. И это естественно. Если пулька летит вяло, нехотя, то она, пожалуй, и кожу не сможет пробить... А стало быть — что? А вот что, милый вы мой товарищ Доценко: можно этот вывод прокрутить и в обратную сторону. То есть: по степени повреждения установить энергию пули. Пример: если порвана мышца — значит энергия полёта пули была равна "икс". А если повреждена и кость — то "три икс". Или даже "пять икс". Всё зависит от того, какая кость. Самое сложное — установить эту зависимость, выяснить, фигурально выражаясь, "сколько иксов даёт каждая кость или мышца". Это понятно?
   -Абсолютно! — я возбуждённо потёр руки.
   -И, наконец, последнее: зная, какова была энергия пули в данном, конкретном случае, мы могли бы по простым физическим формулам определить расстояние выстрела, поскольку скорость ранящего снаряда всегда известна — в любой момент его полёта. Но вся беда в том, что у нас-то как раз и нет этой самой волшебной таблицы, по которой можно было бы определить энергию полёта пули, сделав анализ характера повреждений жертвы.
   -Так давайте же выведем эту зависимость! — вскричал я. — И дело с концом.
   Я искренне верил тому, что говорил, ибо в тот момент пребывал под мощнейшим влиянием недюжинного обаяния профессора Милешкина.
   -Погодите, милый мой, — забавно, совсем по-детски насупился Пётр Александрович. — Не всё, к сожалению, так просто. Совсем нетрудно придумать какую-нибудь теорию. Гораздо сложнее доказать её на практике...
   И всё же Милешкин и его помощники не упали духом. Группа приступила к определению интересующей нас зависимости: какова степень повреждения тела при различных мощностных характеристиках полёта пули? В подобных случаях можно использовать так называемый биоманекен. Он достаточно хорошо имитирует ткани и органы человеческого тела. Вот по этим манекенам мы и стреляли, пытаясь получить те же повреждения, что были у Вохрина. Особенно нас интересовал характер раны, какую можно нанести выстрелом с расстояния два километра. Здесь мы столкнулись с одной существенной проблемой: как попасть в манекен с такой вот огромной дистанции? Ни один снайпер, ни один олимпийский чемпион не сделает это.
   Оказалось, однако, что совсем не нужно уходить от манекена так далеко. Достаточно лишь изменить скорость полёта пули — добиться той скорости, какая соответствует нужному расстоянию. Ясно ведь, что в первый момент выстрела пуля летит гораздо быстрее, чем позже... Мы додумались уменьшить навеску пороха в патроне и даже вычислили, сколько граммов пороха нужно для того, чтобы пуля летела с нужной скоростью, соответствующей требуемой длине её пути.
   Несколько раз нам удавалось получить схожие повреждения, такие, какие были у Вохрина. Хотя и тут пришлось повозиться. Оказалось, что не так-то просто добиться того, чтобы длина раневого канала была бы равна пятидесяти сантиметрам. Стоило только пуле столкнуться, скажем, с костью — и канал делался гораздо короче. Ну, если не с костью, так хотя бы с достаточно плотной структурой.
   Каково же было моё изумление, когда мы получили результат! Выяснилось вдруг, что такие повреждения, какие были обнаружены у Вохрина, не могли быть следствием выстрела с расстояния два километра! Не тот характер ранения, не так выглядит входная рана при таком далёком выстреле. Не так! А значит со стрельбища и вправду не стреляли...
   Я ведь уже привык к той мысли, что преступник выстрелил именно оттуда, поэтому результаты наших исследований меня совершенно обескуражили.
   А тогда откуда же, чёрт возьми, был сделан выстрел?!
   Я снова принялся изучать карту. Вот дача Вохрина. Вот лес в сотне метров от неё. Вот сектор на севере от дачи — откуда-то отсюда прилетел смертоносный снаряд. Вот стрельбище... а дальше на многие километры ни одной живой души... Значит всё-таки стрельбище... но в тот день было воскресенье...
   -Хорошо, — вздохнул я. — Давайте исключим и другие расстояния: километр, полтора и так далее.
   А Милешкина и не нужно было упрашивать. Он и сам очень заинтересовался всем этим. Да что там — Милешкин был совершенно очарован исследуемой ситуацией, заинтригован, возбуждён от привкушения близкого успеха. Поэтому Пётр Александрович охотно вернулся к своим экспериментам с биоманекенами. Начали с небольших дистанций: триста метров, пятьсот... Всё так же, тем же способом добивались нужных характеристик полёта пули. Выстрел со скоростью 335 метров в секунду соответствовал дистанции в пятьсот метров. Полученное входное отверстие было совсем другим, не таким, как у убитого. Анализ показывал, что стрелок находился чуть дальше. Но ближе, чем два километра.
   -Может быть, стреляли с самолёта? — не выдержал я. — С облака? Со спутника телесвязи?
   Нервы мои были на пределе. Мне почему-то хотелось нагрубить, заорать во всё горло. Или бросить это дело к чёртовой матери...
   -Нет, - спокойно ответил профессор, - теперь уже ясно, что стреляли вот отсюда.
   И ткнул своим коротким и чуть кривоватым пальчиком в карту.
   -Из леса?
   -Несомненно! Вспомните: в теле Вохрина были найдены растительные фрагменты. А это значит - что? А вот что, милый вы мой: прежде чем влететь в тело Вохрина, пуля прошила листву деревьев, как игла кусок шёлка. И кое-что принесла с собой в лёгкие и печень жертвы. Да и расстояние выстрела вполне соответствует... Да, милый мой, преступник сидел где-то тут.
   Он немного подумал и добавил:
   -Сидел или стоял, или шёл, или лежал...
   -Или летел, — не удержался я.
   -А вот голову терять не следует, молодой человек, - мягко пожурил меня Милешкин.
   За время работы мы сблизились с ним настолько, что я даже не извинился за свою реплику.
   -Но кто, кто мог стрелять из леса? — задал я сам себе вопрос. — Охота в этих краях не ведётся... тем более с помощью автомата. А вот отсюда, — я показал на карте, — из воинской части оружие не пропадало, мы проверили. И каждый выстрел здесь на строгом учёте...
   Милешкин медленно вёл мизинцем по карте и беспрестанно гримасничал (это свидетельствовало о крайней степени напряжения его мысли). Потом вдруг хохотнул (так может только он — стыдливо, кокетливо, чуточку по-женски) и лукаво глянул на меня:
   -А что если стреляли вот отсюда?
   Он снова ткнул в карту пальцем.
   -Это железнодорожный путь, — отмахнулся я.
   -Вот именно! — профессор оживлённо пробежался по своему кабинету. — Вообразите себе: пальнул кто-нибудь из проходящего поезда, наобум, просто так, из озорства. Может быть такое? А что если у мерзавца руки чесались, а? Вот он и пальнул...
   -Да из чего, из чего пальнул-то?! Из автомата Калашникова?!
   -Проверяйте, — пожал плечами Милешкин. — Мы сделали всё, что могли.
   Пришлось нашей группе проверить и это. И что же оказалось? А оказалось, что как раз в день гибели Вохрина и в то же самое время по этой железнодорожной ветке проследовал эшелон с охраняемым грузом. Поезд ехал в Чечню. Взвод охраны был вооружён автоматами Калашникова, всего восемь единиц оружия. Автоматы, конечно, мы изъяли, была назначена экспертиза. По той пуле, которая была извлечена из трупа, легко нашли нужный АКМ и определили его владельца. Самого же "стрелка", ефрейтора Сычугина, привлечь к ответственности не удалось: вскоре после своего рокового выстрела он погиб под Гудермесом.
   Когда профессор Милешкин ознакомился с результатами нашего расследования, он лишь руками развёл. Потом покачал головой, вздохнул и тихо сказал:
   -А вы говорите — "облако"...
  
  
  

5. Сычугин

  
   ...Эшелон был в пути больше двух суток. Дежурили по четыре часа. На каждой остановке, как, впрочем, и в пути, командиры требовали от охранников повышенной бдительности. На душе у солдатиков было муторно. О том, что поезд тащился в Чечню, им не сказали, но это и так было ясно. Дежурства были скучными и казались совершенно ненужными: кому понадобятся все эти монстры — бэтээры, бээмпэшки и "Уралы" — здесь, в чернозёмном сердце России? Вот южнее, ближе к Кавказу — там да, там, если бы удалось хоть что-то из этого хозяйства "загнать", можно было бы выручить неплохие деньги, на всю жизнь хватило бы... Так думал ефрейтор Сычугин, сидя в железнодорожной платформе, гружённой бронетехникой, и накрывшись плащом, чтобы было теплее. Нет, Сычугин, конечно, не собирался продавать всю эту тяжёлую технику, которую охранял, да если бы и хотел - не смог бы. Но - о чём бы ни думать, только бы не думать о главном. Мать пишет, что совсем всё кругом пришло в упадок: зарплату, например, вообще забыли, когда получали, а с посевной еле справились, чуть ли не всем миром сбрасывались на горючее. Письмо пришло в Рязань. Мать писала, что ждёт не дождётся и не знает, как прожить ей эти последние полгода, оставшиеся до возвращения сыночка её, Коли Сычугина, в родительский дом...
   Монотонно стучали колёса. Очень хотелось спать, глаза слипались, в голове было тяжело и как-то по-болотному вязко, топко. Ласково пригревало майское солнышко, но на скорости это не чувствовалось. Сычугин зябко кутался в плащ. Чтобы не уснуть, он решил почистить свой АКМ. А то не ровен час старлей Бязиков пристебается, сволочь, он уже не раз это делал — видно, очень уж не любит за что-то Колю Сычугина. А скоро "дембель". Хорошо бы оставшиеся дни прожить без приключений...
   Сычугин быстро и ловко разобрал автомат. Быстро - это скорее по привычке, по-другому уже не мог. За полтора года сколько раз уже делал это!.. Потом протёр затвор, поставил его на место, передёрнул, повернул автомат в сторону леса и нажал на спусковой крючок - просто так, чтобы поставить точку. Грохнуло вдруг оглушительно и гулко. Сычугин вздрогнул. Растерянно посмотрел на автомат, потом воровато оглянулся по сторонам. Где-то вдали тревожно затрещала сорока. Из кустарника вспорхнула стайка мелких пташек. Кажется, только они одни услыхали этот выстрел...
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"