Не раз я вспоминала и проживала день, когда стала красивой.
Это был вечер нашего первого в жизни школьного дня. Мы гуляли с моим другом и соседом Павликом. Наши с ним родители дружили, поэтому в честь праздника накрыли стол. Мы немного посидели со старшими, съели салат, по куску шоколадного торта с чаем и, чтобы не мешать родителям, вышли во двор погулять. На нас по-прежнему была надета новенькая школьная форма. В этих костюмах бирюзового цвета мы казались себе взрослыми, поэтому никак не хотели с ними расстаться. Павлик рассказывал что-то весёлое. Он всегда старался меня рассмешить.
Вдруг Павлик на полуслове прервал рассказ и замолчал. Я с трудом отвела взгляд от роскошного розового куста в человеческий рост, от пурпурных бутонов в капельках воды после недавнего полива шлангом и взглянула на мальчика. Он долго смотрел на меня, неожиданно смутился и громко прошептал: "Маришка, а ты красивая".
Чтобы вывести мальчика из ступора, я пошутила и сделала вид, что ничего особенного не произошло. А сама только и ждала окончания прогулки, чтобы вернуться домой и прилипнуть к зеркалу. Каждый день много раз я видела свое отражение и ничего особенного в нем не замечала. Но, когда такое сказал Павлик - мальчик умный, честный, из порядочной семьи... И я поверила.
С того теплого вечера, с того волшебного праздничного дня мне открылось, что я не обычная девочка, а отношусь к особой касте одаренных людей. Потом не раз приходилось мне выслушивать комплименты по поводу синих глаз, атласной кожи, стройной фигуры, обаяния, ума... Но тот, первый день моего прозрения помню, будто это было вчера.
Я часто вспоминаю день, когда стала красивой, не для того, чтобы снова и снова упиваться своей элитарностью. Нет, совсем по другой причине. Просто, чем становлюсь старше, тем более трагичным он мне кажется. Сейчас тот день мне представляется отправной точкой моего падения.
И вот сейчас я бреду по улице и смотрю под ноги. Вижу мелькание собственных бежевых босоножек, бурый асфальт, туфли прохожих, мелкий мусор, лужицы грязи, пятна раздавленной жвачки. Когда-то мне нравилось разглядывать прохожих, ловить восхищенные взгляды, слышать за спиной восторженные реплики мужчин и завистливое шипение женщин. Теперь всё больше прячу глаза, по-монашески опускаю лицо, скрывая от досужих взоров остатки прежней красоты.
Сегодня вышла на прогулку не для того, чтобы подышать свежим воздухом. Только с большой натяжкой густой дым от автомобилей, ползущих по проспекту, можно назвать воздухом. И не для того, чтобы встретиться с подругой, - у меня их практически нет. С некоторых пор гуляю, чтобы переждать время, необходимое мужу, чтобы допить ежедневную бутылку водки и провалиться в сон. Выслушивать его пьяные обиды нет сил.
Когда-то мне казалось, что мой четвертый муж стал подарком судьбы. Он ждал меня очень долго, каким-то образом узнал о моем третьем разводе и появился, как долгожданный принц на белом коне - мечта любой девушки, любой свободной женщины.
Это Павлик. Да, тот самый дружок детства, которому так нравилось меня смешить, который открыл мне эту треклятую красоту. Только первые несколько месяцев он был замечательным мужем и близким другом. А потом... как всегда - ревность, обиды, скандалы, а в итоге - запойное пьянство. Бедный мальчик, бедный веселый Павлик!
Краешком глаза я видела, как на меня движется что-то серое. На всякий случай остановилась. Это столкнулось со мной, мягко ударило в плечо и замерло. Я нехотя подняла глаза. Передо мной стоял мужчина, примерно моих лет, и в упор смотрел мне в лицо. Ну, думаю, сейчас будет всё как обычно: "ах, какие у вас глаза, как вы прекрасны, а не поужинать ли нам вместе". Нет, этот молчит. И смотрит внимательно и по-доброму. Необычный тип!
- Простите, пожалуйста, - произнес он глуховатым баритоном. Из его глаз пахнуло теплом. А он красив. Будто очнувшись, сказал: - Я не нарочно. Шёл и смотрел под ноги. А вам, кажется, грустно. Что-то случилось? Я не могу вам помочь?
- Нет, - ответила я по привычке. Не хватало еще первому встречному душу изливать. - Не можете.
- Простите, - прошептал он оторопело. И ушёл.
Снова замелькали подо мной бежевые босоножки, поплыл бурой лентой асфальт, остановился... Я оглянулась. В тот же миг оглянулся и он. Какая же я идиотка! Мы смутились, опустили глаза, и каждый зашагал своей дорогой. Всё. Время. Мне пора домой. Павлик, наверное, уснул.
Игорь
Что за женщина? Чем она так зацепила меня? Ну да, красивая. Да, одета со вкусом, голос приятный. Да мало ли таких было в моей жизни! Она так же как и я бродила по улице, опустив глаза. А сколько грусти в них было! Да, вот это - красивые глаза на красивом лице. Необычные штучные ярко-синие глаза - а в них грусть!
Мне противны самодовольные женщины, особенно, если они красивы. Знаю, что это плохо, но я не могу отказать себе в удовольствии унизить их. За свою долгую жизнь проделывал это много раз и, кажется, в этом преуспел. Всё же я мерзавец. Хорошо, что научился скрывать свои мысли, а то бы меня давно прибили.
...А эта сегодняшняя красавица... У неё были такие глубокие глаза, полные неподдельной грусти, чистой и прозрачной, как слеза ребенка, как первая капля весеннего дождя. Что это я разошелся? Заголосил высоким штилем. Влюбился, что ли? Только этого не хватало.
"Если хочешь прожить счастливую жизнь, никогда не ставь на красивых женщин! Красивая жена - чужая жена", - так учил меня отец. Интересно, хоть кто-нибудь, когда-нибудь прислушивался к советам старших? Может быть, и случались в истории такие уникумы, только не я.
Женщины шашлычным шампуром пронзили каждый день моей жизни. И единственное, что оставили во мне - это отвращение. Практически не было у меня ни одной знакомой, которую бы я не совратил за три дня. И не важно, что почти у всех были мужья или женихи. Кажется, верность ушла в область преданий.
У меня были три законные жены, три сотни романов и три тысячи мелких влюбленностей. Ну, и где они, эти "самые обаятельные и привлекательные"? Ау! И тишина...
Недавно мне исполнился "полтинник" - пятьдесят лет, полвека! На последнем обследовании у немецкого врача, заезжей знаменитости, виртуоза диагностики и прочая и прочая... Да так вот, когда я лежал на кушетке, а он наговаривал на диктофон перечень моих болезней и лекарств для их излечения... Я понял, что мне пора круто менять образ жизни, иначе до следующего юбилея мне не дотянуть.
Уже в метро, забившись в угол, читал и перечитывал листок, распечатанный ассистенткой, и впадал в тоску. Молодость кончилась. Впереди унылая старость со всеми вытекающими последствиями - угроза инфаркта, язва желудка, ревматизм, сосудистая дистония, диабет, маразм, а в конечном итоге - рак.
Придя домой, я в тот день напился с горя, пригласил в гости проверенную подругу и... максимально ускорил процесс старения погружением в оргиастический омут. Утром смотреть ни на себя в зеркало, ни на подругу не хотелось, было противно и страшно. Она это знала и профессионально быстро, без шума удалилась. Воскресенье провел у друга с пивом перед телевизором. В понедельник с отвращением вернулся к работе.
Среди обязательных лечебных процедур врач прописал мне ежедневные часовые прогулки. Это раньше мне доставляло удовольствие глазеть по сторонам и ловить на себе восхищенные взгляды женщин и выслушивать завистливое ворчание мужчин.
С некоторых пор привык гулять, опустив глаза и смотреть, как под ногами мелькают собственные ботинки и плывет грязный асфальт спереди - под ноги - и назад. Кто-то идет мимо, шуршит листва или дождь, поют или молчат птицы, разговаривают прохожие.
Как там пелось в фильме "Человек-амфибия"? "Какое мне дело до всех до вас, а вам - до меня?" По замыслу режиссера эти слова должны были воспитывать отвращение у советских зрителей к буржуазному индивидуализму, а на самом деле пророчили наше скорое будущее. Как говорится, приплыли, господа! Сливай воду и поливай кактусы. Так вот какой ты долгожданный двадцать первый век! Ну, здрасьте!..
Но какая женщина! Эти синие глаза, полные высокой грусти! Уникально.
Марина
Когда я вернулась с прогулки, Павлик еще не спал. Он сидел за столом в гостиной, опустив тяжелую голову и что-то ворчал себе под нос. В бутылке оставалось водки еще на один залп. На белой рубашке и на подбородке краснели пятна от кетчупа. Он с трудом поднял всклокоченную голову от тарелки, на меня уставились мутные глаза.
- Где ты всё шляешься? - завел он обычный в таких случаях разговор.
- Ты же знаешь, мне врач прописал часовую прогулку. Я же звала тебя погулять со мной.
- Делать мне нечего, что ли, шляться туда-сюда и видеть, как на тебя мужики пялятся.
- Никто на меня давно уже не пялится.
- Будто я не знаю! А тебе, поди, приятно, когда по тебе глазами шарят?
- Ну прекрати, Павлик, - протянула я умоляюще, - ты же знаешь, я не такая.
- Такая. Всем бабам только одного и надо...
Я вздохнула и пошла на кухню заварить чай. Задребезжал телефон. "Меня дома нет!" - закричал муж из гостиной. Это точно... На этот раз оказалась мама.
- Доченька, у тебя там всё хорошо? Что-то у меня сердце о тебе болит.
- Всё хорошо, не волнуйся, пожалуйста.
- А чем сейчас занят Павлик?
- Пришел с работы усталый. Отдыхает.
- Пил сегодня?
- Да нет.
- Будто я не знаю...
- Нет, мама, у нас всё хорошо. Ты тоже отдыхай. За нас не волнуйся.
- Ладно, не хочешь, не говори. Гордая ты у меня, дочь. Вся в отца. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, мама.
С чашкой чая зашла в гостиную. Павлик допил водку и заснул. Голова висела на согнутой шее, как у марионетки. На рубашку с уголка полуоткрытого рта стекала слюна. Я растолкала его, помогла дойти до кровати и прикрыла его уголком половиной одеяла. Ночью он проснется, разденется и ляжет по-человечески. Утром будет тихим и мрачным. Всё как обычно.
Я переоделась в халат и подсела к зеркалу. Зачем-то густо накрасила губы ярко-красной помадой, подвела брови, прошлась новой французской тушью по ресницам. Щеки мои, благодаря крему сохранили гладкость. А вокруг глаз, в уголках рта и на лбу появились морщины. На висках серебрится седина. А на шею и смотреть не хочется - вся исчерчена морщинами.
Я долго разглядывала своё отражение и не понимала, что тут красивого. Разве только глаза, не утратившие синевы? Но из них несет такой смертной тоской! Старуха!.. Ты, Марина, постарела. Сознайся в этом, старая ты вахрушка, и смирись...
...Этот сегодняшний прохожий - он был красив и добр ко мне. И зачем я ему нагрубила? Идиотка! В кои веки человек с душевным пеплом ко мне обратился, а я его по привычке отшила. Интересно, он там гуляет каждый день? Какая же я все-таки мерзавка! Может, прав Павлик, что ревнует меня? Да... Такие вот дела...
Игорь
Всю жизнь почему-то все смотрят и восторгаются только моим телом. Мясом... Холодцом, который скоро станет пищей могильных червей. Но почему никто ни разу не поинтересовался моей душой? Почему всем наплевать, что в ней? А ведь там столько всего!
Иногда мне кажется, что меня понимала только мать. Хоть и она, конечно, умилялась ангельским личиком сыночка. Но она умела отрешиться от внешнего и обратить внимание на воспитание доброты, любви, уважения. Видимо, тогда она видела за кукольным личиком сына душевного урода с недоразвитыми органами души. И тогда принималась выращивать их, чтобы сын в конце концов научился верить, любить, прощать. Что еще? Плакать не от обиды и зависти, а над бедой другого человека.
После пятидесяти я как-то весь сразу посыпался. Будто попал в плен болезней. И вот сейчас... Сей... час! Когда я сижу один дома и пялюсь в этот ненавистный телеящик... Сей час... У меня болит поясница, в глаза будто песок насыпали, подташнивает, бросает то в озноб, то вдруг покрываюсь испариной. Сердце бьется неровно, то замирая от боли, то пускаясь в скач, а то грохочет, будто колокол, созывающий верующих на покаяние.
Пока мне еще удается зачесывать волосы так, чтобы прикрыть залысины. Но они так быстро растут, что скоро все увидят мою плешь в её позорном матовом блеске. Итак, я превращаюсь в старого урода. Ни и пусть!
Кто-то из великих как-то сказал, что самое большое искусство на земле - это умение достойно стареть. Иными словами, красиво загнивать... Старый я циник! Старый... Да.
А если старый, то почему до сих снова и снова вспоминаю эти синие грустные глаза случайной прохожей? Почему погладил костюм для завтрашней прогулки и свежую голубую сорочку из дорого бутика? Зачем проигрываю сценарий поведения на случай встречи с прекрасной незнакомкой? Да... Таки вот дела...
Марина
Сегодня всё было не так, как обычно. Павлик позвонил с работы и сказал, что задержится. А я собиралась на прогулку, словно на свидание. Надела новое с виду скромное платье от Givenchy, тщательно накрасилась, подновила маникюр, уложила феном волосы. И сердце стучало, как у девчонки на первом свидании. Хоть бы увидеть его...
Я ругала себя последними словами. Оправдывалась, как пай-девочка, застигнутая за воровством отцовских папирос. Волновалась, как начинающая актрисулька перед выходом в незнакомый огромный театральный зал. Одно точно - вела себя, как одержимая.
О, как трудно было идти медленным прогулочным шагом! Я считала шаги до того фонарного столба, где столкнулась вчера с ним. Пыталась успокоить дыхание, унять грохот сердца, который отдавался в ушах и даже в кончиках пальцев.
Мои бордовые босоножки от Enzo Logana мелькали перед глазами предательски быстро, асфальт не хотел приостановить полёт подо мной, прохожие словно бежали стометровку, а птицы свистели отовсюду, как болельщики на стадионе.
И все же, когда моё боковое зрение узнало тот самый фонарный столб и его силуэт рядом... Когда подняла глаза и увидела его, меня окатила волна жара, и я со стыдом поняла, что покраснела...
Он тоже стоял ни жив ни мертв и теребил в пуговицу отличного темно-синего костюма. Мой взгляд неприлично долго задержался на шелковом галстуке и сорочке от Armani и с трудом поднялся до уровня его лица.
В голове прозвучали слова из песни Тухманова на стихи Ахматовой: "О, как ты красив, проклятый! А я не могу взлететь, Не могу взлететь, не могу. А с детства была крылатой", а потом как пророчество: "Было душно от жгучего света. А взгляды его - как лучи. Я только вздрогнула: этот, этот Может меня приручить!"
- Как приятно снова увидеть вас, - наконец прозвучал мягкий баритон, от которого у меня затеплилось под ложечкой и приятно отдалось в гортани.
- И мне так же приятно, - с великим трудом протянула я и на всякий случай добавила: - как ни странно.
- Вы позволите на этот раз искупить свою вину и хотя бы немного проводить вас.
- Простите, о какой вине вы говорите?
- Как же, я случайно толкнул вас, за что прошу у вас прощения.
- Ах, это!.. Забудьте.
- Разрешите представиться - Игорь.
- Марина.
Игорь
Как я не оттягивал время, все-таки пришел на место вчерашнего столкновения с незнакомкой раньше, чем вчера. Стоял подобно своему соседу - фонарному столбу - и пытался унять сумасшедшую работу сердца. В голове звучала песня Тухманова на слова Гёте: "Сердце, сердце, что случилось? Что смутило жизнь твою? Жизнью новой ты забилось, Я тебя не узнаю".
На меня накатила "волна моей памяти" и пронеслись одно за другим лица моих подружек, с которыми общался в те времена, когда песни из альбома Тухманова звучали из каждого окна. В тот миг у меня в душе не было обычной неприязни к ним, наоборот, ощутил стыд за свое гнусное потребительское отношение к ним. В конце концов, все эти девушки хотели любви, создания семьи, рождения детей. А я, как насильник, как совратитель, пользовался их доверчивостью для утоления похоти и непомерного тщеславия.
Стоит ли удивляться своему нынешнему одиночеству? Поделом! За все низменные удовольствия в этой жизни со временем приходит расплата. Может быть, встреча с этой грустной синеглазой незнакомкой для меня некий знак свыше? Может, последний шанс исправить свою непутёвую жизнь?
Ко времени появления женщины мне удалось прийти в себя. Вот она появилась из-за кустарника и подошла ко мне плавной походкой. Лицо её по-прежнему было опущено, видимо, какие-то непростые мысли держали её в плену. И видел её второй раз в жизни, но чувствовал глубокую неразрывную душевную связь, как с родным человеком.
Наконец, она подняла глаза, они еще раз удивили своей необычной синевой, но грусти вчерашней я в них не заметил. Мне хотелось сказать ей, как она красива, как благородны и удивительно гармоничны черты её лица, какую волну нежности она подняла из почти нетронутых глубин моей души... А я произносил обычные дежурные фразы и ругал себя за невероятную тупость. Рядом с ней я чувствовал себя полным уродом и сгорал от стыда и осознания собственного ничтожества.
Потом прозвучало её имя - Марина, и сразу появился целый каскад впечатлений. Так вот откуда эти глаза цвета морской волны, эта глубина одиночества и безбрежность грусти. Мне захотелось поделиться с ней этим открытием, но вдруг произошло нечто ужасное!
- Так вот как моя жена сохраняет мне верность! - раздался скрипучий голос. Из-за орешника к нам подошел растрепанный мужчина и дохнул густым перегаром.
- Павлик, снова ты принялся за своё, - тихо произнесла Марина, с трудом сдерживая мучительный стон.
О, сколько в тот миг открылось мне в этих людях! Мне стали понятны их отношения без слов. Мужчина пронзительно умными глазами оглядел нас и сказал:
- А вы подходите друг другу. Оба красивы, одиноки, оба устали от серой толпы вокруг. Вы как два камня на одном колье - одинаковой чистоты и ценности.
- Послушайте, Павел, - сказал я, - прошу вас не обижайте Марину. Меня вы можете даже избить, если хотите. Я даже сопротивляться не буду. Но её, прошу вас, не надо обижать. Вчера я невзначай толкнул Марину, а сегодня встретил и попросил прощения - вот и всё. А столкнулись мы с ней именно потому, что шли в задумчивости, не поднимая глаз.
- Весьма благородно с вашей стороны, - произнес Павел, выслушав мои объяснения. - Только не надо принимать меня за полного кретина. Вы оба одеты, как на свидание. Я знаю Марину с пяти лет и чувствую её лучше, чем самого себя. Поздравляю, сударь, она в вас влюбилась! Давно я её такой не видел.
Марина глубоко вздохнула, повернулась и быстро ушла. Павел даже не взглянул в её сторону. Он по-прежнему смотрел на меня с испепеляющей иронией. У меня в душе смешались боль, ревность, страх и жалость ко всем нам. Тогда я достал бумажник, сосчитал наличные и сказал:
- У меня достаточно денег, чтобы посидеть в ресторане. Вы не против?
- Отчего же! Только за!
Марина
Мужчины заявились к нам домой около двух ночи. Оба пьяные. Я положила их в спальне, сама прилегла на диване в гостиной. Под могучий храп двух мужских глоток я целую ночь провела в обществе своих мыслей и воспоминаний. Только под утро забылась тревожным сном.
Проснулась от неприятного чувства, что на меня кто-то смотрит. С трудом открыла глаза и, как сквозь туман, увидела двух мужчин, стоявших на коленях. Они с видом побитых собачонок смотрели на меня и сбивчиво просили прощения. В эту минуту они были так похожи, так единодушны. Я оставила их наслаждаться своей мужской солидарностью и уехала к маме. Жить.