Двор стремительно пустел, уже пропали второй и третий ряды автомобилей, опоясывающие красивые высотки. Не всем хватило места в подземном паркинге, многие не потянули высокую стоимость за машиноместо, отдав последние деньги за лишние квадратные метры, но, чтобы непременно, жить именно здесь, на высоте. Машины разъезжались без ругани, жильцы за два года сумели договориться друг с другом, уже перестав оставлять номера телефонов, все знали, чья машина стоит, а в группе ЖК велось онлайн-расписание выезда на работу. Кто-то уезжал раньше, чем было нужно, за компанию, кто-то терпеливо ждал своей очереди, не имея срочных дел, которые бы требовали бесцельно потраченного времени на продирание сквозь узкие улицы старой части города, неготовой к потоку новых жильцов. Даже до самого сити приходилось ехать порой целый час, когда как пешком можно было преодолеть это расстояние за десять-пятнадцать минут, успев забежать в Старбакс за ванильно-ментоловым латте.
Машины разъехались, и во двор радостно крича, выбежали дети, занимая освобожденные площадки, бесцеремонно разъезжая по подъездным дорожкам, не боясь грозных автомобилей, блестевших на ярком июньском солнце начищенными боками. До позднего вечера это было их время, их кусочек земли, пускай и небольшой, но свой, собственный, с отдельным сквером, спортивными площадками, каруселями, качелями, небольшим ручейком, по которому так здорово было пускать кораблики круглый год - и дети понимали, что это их двор, и чужим сюда дороги нет, им никак не пробраться через высокий кованый забор и ворота со шлагбаумами, где стояла мрачная охрана. Рядом был небольшой парк, и дети, гулявшие в нем, часто толпились у забора, разглядывая другую жизнь сквозь крашеные витиеватые прутья, а дети из ЖК смотрели в парк, часто не видя в новых площадках и аттракционах большого интереса. Жизнь за забором манила, притягивала детей, и в один из дней, неизвестно кто, хотя везде были камеры, прорезал в заборе лаз, незаметный с первого взгляда, спрятанный от глаз и камер за высоким кустарником. Дети стали играть вместе, игнорируя приказы взрослых, окрики нянек, сбегая в парк, а потом приводя новых друзей к себе. Некоторые родители пытались с этим бороться, требовали от охраны выдворять непрошенных гостей за ограду. Это продолжалось недолго, большинство спокойно относилось к этому, двор зазвучал, раскрасился детскими лицами, криками, смехом, счастливыми глазами. С этого года стали во дворе устраивать небольшие пикники, причем пироги и другое угощение приносили все, и дети по ту сторону забора, у которых пироги были и пышнее, и вкуснее, простые без причуд и модных суперфудов.
Этот лаз никто не заваривал, а скорее даже расширили, чтобы во двор могли проходить и взрослые: мамочки и бабушки простых детей. На одном онлайн собрании поставили вопрос о демонтаже забора, но идея, поддержанная многими, так и осталась в онлайне. Охрана бдительно несла службу, не пропуская никого через ворота, не выгоняя лазутчиков, порой рассказывая молодым мамочкам, как лучше пробраться к детским площадкам через лаз, извиняясь, что не могут пропустить - регламент, правила. И чужих не было, все успели перезнакомиться еще прошлой осенью и зимой, разрушив выдуманный завистливый миф, что в таких домах живут одни воры и понаехавшие, найдя таких же простых, добрых, порой недовольных, усталых, людей, попробовавших жить чуть лучше. Конечно, были и другие, которые по праву хозяина каждую неделю писали жалобы, требовали очистить двор от... а от кого? От черни?
На двадцать втором этаже пятого корпуса, все окна которого преимущественно смотрели на сити, раздался громкий детский плач, а за ним еще два ребенка заголосили, только один ребенок стоял и молча смотрел на дико кричавших братиков. Молодая красивая женщина, ей было чуть больше тридцати, успокаивала всех по очереди, но пуще всех заливался малыш в коляске. Лифт никак не приезжал, все три лифта застряли на других этажах и не двигались с места.
Из соседней квартиры вышел невысокий мужчина в синей форме. Он выглядел гораздо старше своих лет, ему было чуть больше пятидесяти, и дело не в погрузневшей фигуре, проявившейся лысине, а в лице, злом, большом, но будто бы скомканным в грязную фигу, настолько грубо и мерзко проходили морщины на обвисших щеках. Женщина вздрогнула, а дети, перестав плакать, в страхе смотрели на маму. Самый старший выступил вперед, и пусть ему было всего семь лет, он уперся взглядом в человека в синей прокурорской форме, не желая подпускать его к маме, к братикам. Весь дом знал его, весь двор, все знали, что это стоит та самая X6 или черный Range Rover, брошенные как попало на парковке, умудряясь занять целых три места. И дело было даже не в пропусках на лобовом стекле, уже по номерам, по явному запаху этого человека все понимали, что здесь не стоит парковаться, и поэтому его машина всегда была свободна, никто не парковался рядом, тем более не запирал "прокурорскую тачку". Иногда он ставил обе машины возле дома, ленясь загнать одну на подземную парковку, где у него было два места.
- Лешенька, иди ко мне, - прошептала женщина, подзывая старшего сына. Мальчик послушно подошел к матери, часто озираясь на мужчину.
- Не могли в другое время, - сквозь зубы процедил мужчина, нервно взглянув на детей. Он стал рыться в портфеле, не заметив, как камера слежения повернулась к ним, а огонек стал часто мигать. Пришел лифт, и он бросил сквозь зубы, - Езжайте первые.
- Спасибо, - прошептала женщина и втиснула всех в маленький лифт, в который с трудом помещалась их большая коляска.
Они уехали. Мужчина тыкал пальцем в кнопку вызова, не понимая, почему все лифты застряли внизу. На лестнице послышались шаги, камера повернулась туда, проводив сбегавшего вниз жильца, и вновь уставилась на мужчину. Внутри кнопки вызова что-то зажужжало, мужчина недоуменно посмотрел на погасшую кнопку, ощутив, как вся хромированная панель нагрелась. Что-то проскользнуло в его взгляде, запоздалая догадка исказила страхом его лицо. Он бросился к лестнице, но не успел сделать и двух шагов, отброшенный мощным взрывом в стену. Взрыв был настолько мощный, что вынес внутрь двери ближайших квартир, разнес на части шкаф МОПа, вырвав на свободу потоки холодной и горячей воды, стены выдержали, обрушившись в том месте, куда отбросило мужчину.
Вова вышел из метро и быстрым шагом углубился внутрь квартала. Район был ему хорошо знаком, поэтому он без труда нашел самую короткую дорогу до парка, вдали уже высились башни нового жилищного комплекса, цены в котором Ольга определила как космические. Они как-то подсчитали, сколько им десятков лет потребуется, чтобы выплатить ипотеку, получалось, что около тридцати, если они не будут ничего есть и платить за ЖКХ. Дома красиво смотрелись, совершенно не портя облик старого района, застроенного пятиэтажками и панельными стенами домов.
Он дошел до дальних ворот, где стоял унылый охранник, мельком взглянувший на его удостоверение и бросивший бесцветным голосом, что его коллеги уже там. Вова специально не поехал на машине, получив приказ от Князя съездить на место преступление, и поехал на метро, опередив авангард из прокуратуры, застрявший в заторе на подъезде к третьему кольцу. Возле одного из корпусов толпились люди, стояло много техники, кареты скорой помощи, почему-то сразу три, куча полицейских машин с включенными люстрами, но без сирены, две пожарные машины, стоявшие в стороне без всякой надобности. Вова пошел прямо туда, поднырнув под растянутое ограждение из желтой ленты, на ходу вытаскивая удостоверение.
- А, приехали, - хмыкнул полицейский, ехидно усмехнувшись. - Вашего мочканули, где ваши генералы, чего не едут?
- Скоро приедут, не переживай, - усмехнулся в ответ Вова.
Из подъезда выносили труп в черном мешке на носилках. Это было что-то бесформенное, будто нагромождение каких-то обломков, мешков, ему вспомнились кадры старого фильма, где в холщовых мешках тащили кое-как разрубленную тушу быка. С момента взрыва прошло менее часа, он как раз успел к выносу тела. Вова подбежал к машине, санитары положили тело в труповозку, полицейский и судмедэксперт долго вчитывались в удостоверение, майор махнул рукой, разрешая. Санитары немного расстегнули молнию на мешке, показывая содержимое. Внутри были останки человека, так можно было судить по этому месиву из костей и горелого мяса. Голова была прямо перед ним, но как он не вглядывался, а разглядеть лицо потерпевшего Вова не смог.
- Будем делать экспертизу, так вряд ли кто-то опознает, - сказал судмедэксперт. - Формальность, но надо сделать.
Вова закивал, в метро он изучил личное дело полковника юстиции Трощука Алексея Михайловича, его лицо хорошо запомнилось, такого раз встретишь и не забудешь. Тело закрыли и задвинули подальше внутрь машины.
- У нас тут свидетель задержан, что делать с ними? - спросил майор Вову.
- А что с ним? - удивился Вова.
- Пошли, сам увидишь, - майор махнул своим подчиненным и повел Вову в подъезд.
В служебном помещении, где располагалась комната охраны, сидела молодая женщина с четырьмя детьми, самый маленький мирно спал, остальные дети были перепуганы насмерть, как и их мама.
- Следователь Зотов Владимир, можно просто Владимир, - он показал удостоверение и сел рядом с женщиной на стул, она и дети сидели на узком диване.
- Конкина Оксана, а это мои сыновья, - она посмотрела на детей и улыбнулась, тревога спала с ее лица, а веснушки загорелись солнечным светом. Вова невольно засмотрелся на нее, чуть располневшую после родов, с мягкими добрыми чертами лица, ласковыми и испуганными голубыми глазами, с кокетливой челкой, щекотавшей нос. Он думал, а какого цвета у нее волосы: русые или рыжие? Женщина поправила косу и, улыбнувшись уже ему, сказала. - Мы ничего не видели. Мы спустились вниз, не успели выйти из подъезда, как прогремел взрыв. Мы сели в лифт первыми, а он остался на этаже. Сегодня что-то происходит с лифтами, очень долго едут. С утра мне муж сказал, что пришлось идти по лестнице.
Вова внимательно слушал ее рассказ, вежливо, но не отводя взгляда от ее глаз. Он не видел страха, ужаса от понимания того, что на их этаже случился взрыв и погиб человек. Когда она говорила о нем, Вова ощутил холодность в голосе, незаметные нотки презрения. Вся предварительная информация о происшествии была ему известна, что взрыв был на двадцать втором этаже, что прямо перед взрывом с этажа спустилась семья с детьми.
- Скажите, пожалуйста, Оксана, вы хорошо знали своего соседа? - спросил Вова.
- Нет, мы не общались, - глаза ее вспыхнули гневом, но она быстро погасила его в себе, открыв перед ним притворную улыбку. - Мы видели его в новостях, о нем часто говорили, но я не вникала в суть, сами понимаете, дети, они отнимают все время.
- Да, у вас прекрасные ребята. Настоящие защитники, - Вова подмигнул старшему, сидевшему прямо и смело смотревшему следователю в глаза.
- Он плохой и злой! Папа много ругался с ним, - начал было мальчик, но мама торопливо перебила сына.
- Ой, не слушайте, Леша такой фантазер!
- И вовсе я не фантазер! - обиделся мальчик, расстроенно посмотрев на Вову. - Я правду говорю!
Его братишки заерзали на диване, малыш в коляске задвигался, стал пищать, но не проснулся.
- Оксана, не переживайте, я не буду допрашивать вашего сына, - доверительно сказал Вова, не разрешая ей отводить взгляд. - Но, и тут я думаю, вы не будете спорить, мы с вами и вашим мужем сможем более подробно побеседовать о вашем соседе. Я вижу, что вам есть, что мне рассказать.
Оксана кивнула в ответ, плотно сжав губы. Она нахмурилась и сказала шепотом,
- Я не хочу, чтобы у нас были проблемы, понимаете? Как он поселился здесь, так мы не знаем, что нам делать! Муж уже хочет квартиру продавать, а у нас ипотека, и мне здесь нравится.
- А давно он здесь живет? - спросил Вова и добавил шепотом. - Пока без протокола, просто расскажите, чтобы мне было понятно, с чем я имею дело, а тем более, с кем.
- Он заехал в декабре, получается, что больше полугода назад. Сначала убивал нас своим ремонтом, а потом, - она вздохнула. - Может потом, когда муж вернется?
- Хорошо, я запишу ваши контакты, и мы договоримся, когда всем будет удобнее, - согласился Вова и задумался. - Вам есть, где побыть до вечера? Вас пока не пустят домой, там работают эксперты, доступ закрыт.
- Да-да, я уже с подругой договорилась, - закивала радостно Оксана. - Она живет в соседнем корпусе, у них такая же трешка, как и у нас, но детей поменьше - у нее всего двое, девочки.
- Девочки, - улыбнулся Вова. - Вот и прекрасно, надеюсь, хорошо проведете время. Если что-то вспомните до нашей беседы, звоните сразу, или пишите в мессенджер.
Вова дал ей визитку, она достала телефон и занесла его в контакты, а визитку убрала в сумку на коляске. Телефон Вовы запищал, он добавил ее в контакты, теперь он видел ее в мессенджере. Он вздохнул, достал из папки бланк и стал оформлять документы. Оксана четко, наизусть продиктовала свои паспортные данные, телефоны мужа, все, что знала. Он написал первичный протокол допроса, Оксана внимательно прочитала, чувствовалось, что она умеет работать с документами, знает им цену, и подписалась, получив копию.
Когда Женщина с детьми ушла, майор, все это время сидевший молча и глядевший в стену, шумно выдохнул и посмотрел на Вову.
- Сейчас ваши приедут, будут орать, почему отпустили, - грустно сказал майор. - Мне уже несколько раз звонили, чтобы не отпускал, а что с них взять? Детей колоть будут?
- Пускай орут, я привык, - пожал плечами Вова.
- Не боишься? - удивился майор. - Ваши генералы приедут, тут такое дело, важного человека грохнули.
- Да знаю, что важного, - Вова поморщился, ему хотелось сказать свое личное мнение, но он промолчал. Майор его понял и уголовным жестом показал, что это был за человек. - Они могут орать друг на друга, у меня свое начальство, пусть оно на меня и орет. Дело передали нам, остальное - не моя головная боль.
- Ага, то-то я смотрю код твоего подразделения какой-то странный, - с уважением сказал майор. - Ты часом не с Самсоновым работаешь, ну, Петр Ильич, знаешь такого?
- Еще бы не знать! - рассмеялся Вова. - А вы откуда его знаете?
- Так воевали вместе, - вздохнул майор. - Да, война та еще была, а я, как видишь, дальше майора не полез, скоро пенсия, а что на ней делать? Не знаю, хоть стреляйся.
- Петр Ильич тоже так иногда говорит - пенсия - это первый шаг на кладбище, самый большой, можно промахнуться и упасть прямо в могилу, - добавил Вова.
- Узнаю Петю! - майор радостно хлопнул себя по коленям. - Мы с тобой так и не познакомились, Николай.
- Вова, - они пожали друг другу руки. - А как отчество? Вы же сильно старше меня?
- Ну, Николай Павлович Зимин, но называй меня просто Николай, - ответил майор, - и дал же бог на эту напасть, будут теперь драть со всех концов,ќ дело на самом высоком контроле, угроза безопасности страны!
- Не иначе, мы всецело понимаем важность и приложим все максимальные усилия. Или как-то так, у нас князь напишет нужные рапорты, - ответил Вова, точно отыграв лицом нужную озабоченность.
Вова просмотрел входящую почту, ему уже набросали указаний из центра. Он бегло все перечитал, в документах не было ничего нового, протокол он и так соблюдал. Майор поправил форму и кивнул ему, на дверь. Вова осмотрел себя, он был в серых брюках и белой рубашке с короткими рукавами, а на ногах кроссовки, носить форму в такую жару совершенно не хотелось, а высокий худощавый майор, казалось, вовсе не ощущал температуры, он даже не вспотел, сидя в этом душном помещении с одним окном, в которое нещадно светило яркое солнце. День только-только начался, но двор был пуст, не слышались детские крики и смех, все будто вымерло в этот час. Они вышли и направились к лестнице. Здесь никто не стоял на дозоре, полицейские блокировали оба выхода из дома.
Лифты были отключены, поэтому они поднимались пешком. Майор, проявив неожиданную стойкость, не уступал Вове, идя за ним след в след без остановок. Подъем на двадцать второй этаж утомил их, поэтому, перед входом на этаж, где работали эксперты- криминалисты, Вова и Николай остановились отдохнуть у раскрытого окна, из которого еле-еле дул слабый теплый ветер.
- Неплохой взрыв, - заметил Вова, рассматривая покореженные коробки тамбурных дверей, которые висели на одной петле, норовя рухнуть в любую секунду. Во время взрыва они были открыты, и часть взрывной волны улетела вместе с пылью и мусором на лестницу. - Странно, что окно целое. Похоже на направленный взрыв.
- Так и есть. Пока точно можно сказать, что заряд был вделан в панель кнопки вызова лифта, - подтвердил майор, закуривая. Вова закурил тоже. - Хорошо так тряхнуло, если бы на этаже был еще кто-нибудь, то... страшно подумать, что этих детей могло вот так разорвать.
Вова молча кивнул, он уже думал об этом, содрогаясь от мысли, что эту милую женщину и ее детей могли также укладывать в черные мешки по частям. К ним вышли два эксперта, они сняли респираторы и закурили предложенные Вовой сигареты.
- Когда эти прокурорские приедут? - хрипло спросил один из экспертов, видимо, старший.
- Черт их знает, стоят в пробке, - пожал плечами майор. - Ну и пусть стоят, поработаем в тишине. Вот, Владимир уже приехал, но он из другого отдела.
- Контора та же, - сказал Вова, сделав типичное прокурорское лицо, научившись этому у Петра Ильича, когда тот хотел заставить кого-нибудь заткнуться, - и это работало, люди затыкались, одним местом чувствуя силу государственной машины.
- А, на метро что ли? - спросил эксперт.
- Да, так быстрее, - ответил Вова. - Что расскажете, чего уже нашли?
- Да что нашли, искать то, особо нечего, - пожал плечами эксперт и кивнул напарнику. - Кость, рассказывай.
- Ну, заряд нашли, это нетрудно. Его вделали в нишу под кнопочной панелью на этаже. Хорошо сделано, чувствуется рука мастера. Пока, очень грубо, могу сказать, что устройство было простое и надежное: взрыватель похож на промышленные, такие на карьерах используют или при взрыве зданий, можно купить, взрывчатки было много, делали наверняка, но, и тут самое главное, взрыв должен был быть направлен преимущественно на квартиру 123.
- Это в ней жила жертва? - спросил Вова.
- Верно. По характеру взрыва, как он сработал, я могу сказать, что его бы убило, даже если он просто открыл дверь в квартиру.
- Хм, то есть, ты хочешь сказать, что пусковой механизм не был связан с кнопкой вызова? - спросил Вова.
- Именно, она вообще ни при чем. Точнее будет после экспертизы, когда соберем устройство, но, точно, это был сотовый, самый простой, типа ноки, с ними еще гастеры ходили пару лет назад, он стоил меньше тысячи рублей. Скорее всего, на него позвонили, и машинка сработала.
- Интересно, но надо же знать, когда звонить, верно? - задумался Вова и подумал об этой женщине с детьми. - Я правильно понимаю, что взрыв произошел сразу же после того, как лифт достиг первого этажа? Есть точный тайминг?
- Нет, надо проверять, сверить часы. У этих охранников свое время, что там на камерах, черт его знает, пару минут может быть разница, - ответил старший эксперт, докуривая. -Пойдем, сам все увидишь, пока ваши не набежали, тогда все затопчут.
Костя достал из кармана бахилы и перчатки, майор и Вова без разговоров надели их.
- А квартиру Трощука не смотрели? - спросил Вова.
- Нет, нам запретили туда входить, - ответил старший эксперт и добавил. - До особого распоряжения.
- А вот оно! - радостно воскликнул Вова, достав из сумки планшет.
Старший эксперт вытащил из нагрудного кармана телефон, отсканировал код и долго смотрел в экран, пока система не подтвердит электронный ордер. Он ехидно улыбнулся и, прищурившись, взглянул на Вову.
- Я так смотрю, вы не особо ладите со своими, да?
- Приходится ладить, пока не разогнали, - ответил Вова. - Должен же быть и надзор над надзорными?
- В первую очередь, - сказал майор.
Эксперты провели их к месту взрыва. Бахилы были как раз к месту, весь пол был в жирной липкой грязи, еще стекала откуда-то вода, трубы были заглушены, заварены кое-как, чтобы не отключать весь стояк. Красивый этаж, со вкусом подобранной плиткой, светлым потолком и широкими лампами, бежевыми и светло-желтыми стенами, напоминавшими утренний солнечный свет - всего этого уже не было, лишь грязь, копоть, стены, исчерченные картечью, грязные, поцарапанные, но устоявшие, кроме одного места, куда было брошено взрывом тело. Дверь в 123-ю квартиру была раскурочена, наполовину вдавленная внутрь квартиры, можно сказать устояла. Вова прошелся до первой квартиры на этаже, где жила многодетная семья. Дверь была целая, кроме грязи и следов картечи ничего не пострадало. У Вовы отлегло на сердце, он сильно переживал, когда в результате разборок страдали случайные люди. Ольга сразу это заметила, указав ему на это, что после перехода в следственный отдел, он стал меняться, становился человечнее. После избиения Шамиля, Вова с трудом добрался до дома, не в состоянии говорить. Он просто лег на диван и не вставал до утра, пока Ольга не вернулась с дежурства, найдя его в этом кататоническом состоянии. Она пыталась расшевелить его, била по щекам, но он ничего не чувствовал, не в состоянии заснуть, сухие глаза болели, зубы стискивались до хруста, на минуту освобождая дыхание, тогда его взгляд прояснялся. Ольга вколола в него сильную дозу успокоительного, все, что нашла у себя в экстренной аптечке. Перенесла на кровать и легла рядом, прижавшись к нему, такому холодному, неживому. И тогда его отпустило, он так и не смог проронить ни одной слезинки, Вова не помнил, плакал ли он когда-нибудь в детстве. За него ревела Ольга, еще не зная, что случилось, чувствуя его боль, принимая на себя, как свою.
Сердце закололо, сильно, часто. Он глубоко задышал, успокаиваясь. Надо бросать курить, Ольга не зря ему это говорила, и он обещал ей пройти обследование, обещал, но не сделал до сих пор.
- Пойдем, покажу куда бомбу заложили, - сказал Костя, Вова пошел за ним, отбрасывая в сторону ненужные сейчас мысли об Ольге. - Вот, прямо здесь. Причем взрывник использовал всю нишу, по полной, хорошо так заложил, на пару килограмм тянет.
- Вижу, - кивнул Вова, - рассматривая раскуроченную кабельную стойку, где была встроена кнопочная панель. Двери лифта на удивление остались целыми, лифт вдруг зашумел, два лифта ехали к ним.
- О, ваши приехали, - сказал старший эксперт, другие эксперты тихо выругались, здесь и так было мало места, на этаже работало шесть человек.
Вова успел заглянуть в 123-ю квартиру, не особо впечатлившись дороговизной ремонта, слишком много золота, безвкусица, как часто говорила Ольга. Он сразу обратил внимание на объемистые дорожные сумки и несколько клетчатых сумок, в которых челноки не так давно возили товары из Турции и Китая, всего полтора десятка лет прошло.
Лифт приехал, за ним и второй. Из кабин вышли семь важных лиц в синих мундирах. Вова увидел генеральские погоны, но что-то в нем не содрогнулось ничего из положенного к небожителям, а спина не вытянулась в покорном обожании и поклонении вышестоящим Повелителям. Он продолжил смотреть в открывшийся проем в квартире, прикидывая, что может быть в этих сумках, не шмотки же он возил в самом деле!
- Так, кто здесь Зотов?! - рявкнул один из генералов, Вова пару раз видел его в управлении.
- Следователь Зотов, - он передал удостоверение генералу, тот долго всматривался в него, потом отдал обратно.
- На каком основании вы отпустили задержанных? - заревел генерал.
- Они не задержанные, а свидетели. Я провел первичный допрос и отпустил. Та информация, которую сообщила эта женщина, подтверждается и нашими данными, - спокойно ответил Вова.
- Было задержано пять человек! Вы опросили всех? - прошипел другой генерал, бешено вращая глазами. Он уже успел вляпаться в грязь начищенными до блеска штиблетами и запачкать брюки.
- Это же дети, маленькие совсем. Какой смысл их мучить? Они ничего не знают. Мы больше информации получим от управляющей компании. Видите, здесь была камера, скорее всего, запись велась круглосуточно, - ответил Вова, сохраняя спокойствие.
- Так вы еще не проверили?! - взревел тот же генерал, но его успокоил третий, стоявший ближе всего к квартире, смотря внутрь, также, как и Вова.
- Он и не мог успеть, не перегибайте. Записи камер от нас никуда не денутся, но, я уверен, они вряд ли что-то покажут. Сомневаюсь, что мы увидим убийцу.
- Не увидим. Взрывное устройство было заложено в кнопочную панель. Я думаю, что давно. Надо просмотреть журналы ремонтов, скорее всего, был ремонт, может плитку меняли или еще что-то, тогда и заложили, - сказал Вова, генерал кивнул, что согласен.
- Так что же вы здесь стоите?! - заревел первый генерал. - Надо брать дело, быстрее, упустим!!
Вова ничего не ответил, переглянувшись со спокойным генералом, он и Костя влезли в квартиру и подошли к сумкам. Генералы позади хотели что-то возразить, но старший эксперт продемонстрировал им электронный ордер, и они замолчали.
- Давайте-ка посмотрим, что там лежит, - попросил спокойный генерал, встав ближе к двери, чтобы ему было лучше видно, влезть внутрь он не решался, мешало возрастное пузо, да и сам он был уже далеко не молод, чтобы куда-то лезть.
Костя обработал первую сумку, снял с нее отпечатки и расстегнул молнию. Вова аж присвистнул, вытаскивая из сумки плотно стянутые пачки пятитысячных купюр с банковскими лентами. Банкноты были новенькие, прямо из типографии.
- Ха, о-го-го! - воскликнул спокойный генерал. - А наш полковник-то не промах. Не зря мы его в разработку взяли, а, товарищи?
Генералы молчали, хмурясь и ругаясь в полголоса. Вова и Костя открывали сумку за сумкой, в каждой беспорядочно были набросаны пачки денег, встречались и тысячные купюры, и мельче. Пятитысячные лежали в клетчатых сумках, как бы в стороне от всех.
- Надо пробить по банкам, но, мне кажется, - Вова взял одну из пачек пятитысячных и провел пальцем по банкнотам. - Мы ничего не найдем в банках.
- Почему вы так думаете, молодой человек? - спросил его спокойный генерал.
- Да так, есть ощущение, что это фальшивые. Другие настоящие, видно, что пожили среди людей. А эти, не знаю, как будто вчера напечатали, краска не высохла. А так красиво, ничего не скажешь. Не знал, что у вас такие премии выплачивают.
- Вы давайте без домыслов, Зотов, - гаркнул первый генерал. - Пока еще ничего неясно. Вот когда у вас будут доказательства, тогда и будете - ясно вам?!
- Мне ясно следующее, что я буду открывать два дела, как минимум два, а там разберемся, - ответил Вова. - Все эти деньги отправим на экспертизу, следы найдем, не переживайте.
- Определенно это может быть мотив, - заметил спокойный генерал. - Но, молодой человек, я прошу вас все тщательно проработать. Версия может выстроиться яркая, стройная, но ложная. Не спешите с выводами, попробуйте.
- Попробую, если давить не будут, - сказал Вова.
- А вы не дерзите! - грозно воскликнул первый генерал, - я лично это дело беру под свой контроль. Будете докладывать лично мне!
- Нет, не буду, - покачал головой Вова. - У меня есть свое начальство, вот с ним и разговаривайте. А сейчас я прошу вас покинуть место преступления. Работы много, а устраивать здесь комиссию преждевременно. Вы получите копии всех отчетов.
Он вернулся к осмотру сумок, Костя вынес из кладовки еще несколько баулов, набитых пятисотками и тысячными купюрами. Генералы еще что-то высказывали ему, требуя подчинения. Вова предчувствовал, что в конторе его ждет долгий разговор с Князем, хотелось их послать, но нельзя, приходилось терпеть и работать, не обращать на них внимания.
Из каждой комнаты они вынесли по три-четыре увесистые сумки, набитые деньгами. В голове не укладывалось, сколько здесь могло быть миллионов, а может миллиардов? На кухне его внимание привлек настенный календарь с блоками по четыре месяца, весь исчерченный мелким плохим почерком, в котором едва угадывались крупные цифры. Странно было здесь видеть логотип иностранной компании, продающей насосы. Он заснял календарь, потом вернулся к пачкам в клетчатых сумках. Его смущала бумажная лента, которой они были перевязаны, слишком толстая для банка, из хорошей бумаги.
Домой он пришел поздно, небо потемнело, разгоряченное дневной жарой. Он тихо открыл дверь и вошел, стараясь не разбудить Ольгу. В съемной квартире пахло старой мебелью и Олей, он любил этот запах спирта, какого-то дезинфектора и острых духов, которыми она пользовалась иногда, когда было настроение. В квартире было очень душно, они так и не решились поставить кондиционер, не найдя понимания с арендодателем, не желавшим взять часть расходов на себя.
Оля сидела в комнате и читала. Она услышала, как пришел Вова и пошла к нему, бесшумно ступая голыми ногами по линолеуму.
- О, я тебя разбудил? - спросил Вова, увидев Олю в открытой двери ванной.
- Нет, я не спала. Такая жара, ужас просто, - Оля зевнула и строго посмотрела на него.
- Да, я не обедал. Столько работы навалилось, не успел, - сознался Вова, опережая ее выговор. Он улыбался, рассматривая Олю, стройную и прекрасную, в одном белье, перепутанном, трусы были зеленые, бюстгальтер белый. Она нахмурилась, не понимая его улыбки, ожидая подвоха.
- Пошли, я как раз не ужинала, тебя ждала, - сказала Оля и ушла на кухню.
Вова разделся и нестерпимо захотел в душ. Подумав немного, он вбежал на кухню и схватил Олю, не ожидавшую такой прыти от него. Она попыталась вырваться, но Вова крепко держал ее на руках, неся в ванную.
- Ты чего? - удивилась она. - Я от тебя ничего не требую, отдохнешь сегодня, весь бледный какой-то.
- Нет, не хочу отдыхать! - Вова стал целовать ее, получая в ответ нежные поцелуи, Оля улыбалась, но продолжала хмуриться. - Вов, ты же устал.
- Я тебя люблю! - воскликнул Вова.
- Ну, прекрати! Я же грязная, вся потная!
- Я тоже! - он поставил Олю в ванну и раздел ее. Оля смеялась, нетерпеливо тянула к себе за руку, не давая сложить белье в корзину. Он запрыгнул к ней, Оля включила холодный душ, желая охладить его. Они застыли в поцелуе под прохладным потоком, перестав замечать усталость, волнения прожитого дня, запахи старой квартиры и крики пьяных соседей, не знавших покоя ни днем, ни ночью.
2
Утро подкралось незаметно, подлив в темное синее небо немного белой краски. Небо улыбнулось, подмигнуло луне и звездам, светлее с каждой минутой. Горизонт подернулся кровавой полосой, резко, как бы ниоткуда выкатилось солнце наполовину и замерло, осматриваясь, подмигивая озорной улыбкой. Все виделось как в сказке: небо, солнце, ласковая луна, перешептывающаяся с солнцем, звезды, мигавшие в такт медленного техно, переходя на пульсацию даркхауса. Время больше не существовало, оно осталось там, позади жизни, прошлой жизни, а впереди не было больше ничего, только этот рассвет и солнце, и луна и звезды на голубом небе, рассеченном яркими полосами желтого и красного света... нет, это был сон, и не сон. Девушки уже не спали четвертые сутки, сначала поодиночке, прячась в своих квартирах, но, когда у Маши был первый обыск, она сбежала к Полине, надеясь, что ее не тронут. Полина проходила по делу свидетелем, всего лишь свидетелем. Маша не стала скрывать своего места жительства, заранее уведомив следователя и адвоката, которым было все равно.
Сначала это рассорила подруг, они особо и не общались до этого дела, до начала уголовного дела, больше уделяя внимание парням. Как здорово и весело, нет, весело неверное слово, не подходит. А какое подходит? Как одним словом описать ту радость, то воодушевление, которое они испытывали, войдя в эту группу, в их маленький, смешной со стороны, но честный, открытый клуб заговорщиков, борцов против режима. И Маша, и Полина познакомилась с парнями на форуме народной партии "Костер". Там были разные люди, часто не соглашающиеся с молодым идеализмом девушек, а когда еще быть идеалистом, как не в молодости? Парни сами нашли их, они стали общаться, сначала онлайн, объединившись в группу, пока Полина не предложила всем встретиться вживую.
И жизнь завертелась по-новому. Прошел всего один год, а бывшие школьницы обрели новых знакомых, совсем непохожих на их школьных друзей, конформистов и пофигистов, которым не было интересно ничего, кроме своего кармана. Они участвовали в протестных акциях, агитировали "против", подкованные, разобравшиеся сами, без чьей-либо подсказки, не транслируя чужое клишированное мнение, как свое. А штамповок было предостаточно, и с той, и с другой стороны. Маша и Полина даже спорили, не соглашаясь в некоторых вопросах, Полине хотелось видеть позитивные сдвиги, и она их находила, а Маша была более твердая, нетерпимая. Девушки успели даже влюбиться и получить взаимность. Теперь их парни сидели в СИЗО ровно за то, чем занимались и они сами, только Маша шла как обвиняемая под подпиской о невыезде, а Полина свидетелем.
Испуганные, непонимающие этой травли, тщетно пытавшиеся найти свою вину в бесстрастных кодексах и не находя, девушки сидели на кровати Полины, подперев под спину подушки, и смотрели в окно, проваливаясь в короткие сны на несколько минут, просыпаясь в тревожном оцепенении одновременно, сильнее сжимая пальцы друг друга. Маше постелили на раскладушке в комнате Полины, но вот уже третью ночь она не спала, как и Полина. Полина жила с родителями, также тревожно спавшими в соседней комнате, а Маша жила с бабушкой и дедушкой, которые еще в начале мая уехали на дачу, как всегда, оставляя внучку на свободе до октября. Они еще не знали об обыске, ничего не знали плохого о любимой внучке, Маша боялась им рассказывать.
Окно было раскрыто настежь, но в комнате все равно было очень душно. Девушкам было то жарко, то холодно, в кресле неряшливо были брошены ночная рубашка и пижама, ткань больно резала воспаленную кожу, они сидели на кровати в одних трусах, подрагивая от озноба, страдая от жары и душного летнего воздуха, жались друг к дружке, пытаясь согреть холодные ноги, переплетая их в дрожащие узелки. Девушки были удивительно похожи, обе с прямыми черными волосами, синеглазые, с тонкими губами и прямым носом. Глаза у Полины были больше, особенно ярко это смотрелось на измученном диетами организме, Маша выглядела здоровее, старше, но возраст у них был один, восемнадцать лет. Иногда Полина начинала плакать, тихо, стараясь не разбудить уснувшую Машу, тогда Маша, еще не вернувшись из тяжкого сновидения, успокаивала ее, гладила, целовала, и они долго лежали, обнявшись, засыпая на короткие полчаса.
За окном раздался рев двигателей, девушки вздрогнули. Бессонная ночь и кровавый рассвет на голубом небе развил картину страха в их головах до реальности. Они видели, как к их подъезду подъезжают полицейские машины, они хорошо помнили их голоса, тарахтение двигателей, грузное передвигающихся автозаков, скрип тормозов патрульных машин, топот десятков ног в берцах. Этим их пугали на митингах, один раз, как потом объяснили, по ошибке затолкнув в автозак, тогда Маша и Полина в первый раз действительно испугались
- Папа сказал, что не пустит их. Они не имеют права! - громким шепотом сказала Полина, с надеждой посмотрев на Машу.
Она ничего не ответила, попыталась выдавить из себя слабую улыбку надежды, но получилась нелепая гримаса страха и недоверия. Полина была готова вот-вот опять расплакаться, и Маша обняла ее. Хотелось думать о том, что им показалось, послышалось, но тревога все больше одолевала Машу и Полину. Они смотрели в окно, прислушиваясь. Послышался свист электрички, загромыхала железная дорога, пропуская первый состав к вокзалу, и девушки облегченно выдохнули, тихо рассмеявшись.
- А я письмо Пете написала, хочешь, покажу? - прошептала Полина, Маша кивнула, улыбаясь. Полина соскочила с кровати и, достав из ящика стола исписанный красивым почерком лист бумаги, дрожащей рукой дала его Маше.
- А можно? Это же ваше, личное? - с сомнением спросила Маша.
- Можно, у меня от тебя больше нет секретов, - прошептала Полина, сев рядом и быстро поцеловав Машу, стыдливо покраснев. Маша покраснела в ответ и стала медленно читать.
Прочитав несколько раз, Маша долго думала, что ответить, но по ее лицу Полина угадала верный ответ, засветившись от счастья. Она убрала письмо в секретный уголок и легла на кровать. Они почувствовали, что безумно хотят спать. Маша перебралась на свою раскладушку, придвинутую вплотную к кровати Полины, они взялись за руки и стали засыпать, не слыша, как приехал лифт, и вышло много человек, гремя ботинками. Девушки крепко уснули, сцепившись пальцами, дыша слабыми выдохами на холодные пальцы, желая согреть друг друга. Первой вставала мать Полины, тихо заходившая в комнату и укрывавшая озябших девушек, ничего не рассказывая мужу, всегда слишком категоричному, порой ломавшему дочь своей волей из-за домыслов, но потом способного извиниться, когда понимал, что был неправ. Полина была в этом похожа на него, она умела извиняться, если была неправа, а не просто так, лишь бы отстали. Мама Полины некоторое время сидела с ними, слушая их прерывистое дыхание, напевая детскую песенку, успокаивая девочек, совсем еще маленьких девочек, только-только столкнувшихся с настоящим миром, в котором им не было места, вспоминая себя в их годы, искренне радуясь за дочь, что она нашла настоящую подругу, которая не предаст, не бросит, не забудет. Она не смогла стать для дочери такой подругой, часто скрываясь от семьи на работе.
Она услышала, как встал отец, и вышла. Они старались тихо готовиться к работе, лишний раз не включать воду, переглядываясь, молча качая головой. Отец Полины заперся в туалете, мама ушла на кухню, готовить простой завтрак для всех, чтобы и девочки поели, когда проснутся. Никто из них не обращал внимания на копошение в подъезде, у них были шумные соседи, поэтому разговоры или топот за дверью не привлекал внимания. Вдруг в дверь ударили, сильно, будто бы тараном. Потом еще раз, еще. Дверь не поддалась, жалобно заскрипев. Рассвирепела болгарка, кто-то снаружи выпиливал замок, сквозь свист и ужас слышался мат, крики.
Дверь высадили, втолкнув железную преграду в дом. Отец Полины успел выскочить из туалета, как был, в майке и трусах, и набросился на взломщиков, не разобрав сразу, что это были полицейские и ОМОН, положивший его на пол тремя внушительными ударами в голову, и двумя под дых, уже на полу, для надежности. Мама Полины выбежала из кухни, держа в руках кухонный нож, которым она резала сыр, совершенно забыв про него, тут же получив удар в голову дубинкой. Она обмякла и свалилась на пол, теряя сознание.
- Какого черта?! - прохрипел отец Полины, приподнимаясь с пола, но получил еще один удар в живот ногой.
- Лежи, мудак, не двигайся, - процедил сквозь зубы здоровенный омоновец и по-хозяйски вошел в комнату, в которой спали девушки.
Они еще до конца не проснулись, потерянные в закоулках глубокого сна, удивленно смотря на страшную фигуру, ворвавшуюся в их комнату. Вошли еще три омоновца, два вырвали из рук девушек простыни, которыми они прикрывались.
- Одевайтесь, куколки, - рассмеялся один из них, мужчины без стеснения рассматривали испуганных девушек, вынужденных одеваться при них, слыша сальные шуточки, кто бы кого сейчас допросил.
- Кто Полина Королева? - спросил мужчина в штатском, войдя в комнату. Он посмотрел на девушек, кое-как одевшихся, перепутавших одежду, и стоявших у окна.
- Это я, - слабо ответила Полина, сжав пальцы Маши, дрожавшей, как и она.
- Ясно, а это, значит, Мария Осина, - сказал мужчина, посмотрев на Машу. - Очень хорошо.
- Что вам здесь надо?! - неожиданно резко и твердо спросила его Полина, что-то в ней переменилось, она сначала покраснела, а потом побледнела, смело выступив вперед. - Кто вам дал право врываться в наш дом?!
- Право? - мужчина неприятно рассмеялся. - А у тебя нет прав, дурочка, как и твоей подружки-лесбиянки. Запомните это, вы теперь никто. Если я захочу, то эти ребята быстренько научат вас любить Родину.
- Но Полина же свидетель? - робко спросила Маша, но один из омоновцев схватил ее за волосы и дернул к себе. Она споткнулась и упала на раскладушку, инстинктивно закрыв лицо руками, верно понимая, что ее могут сейчас начать бить.
- Свидетель? - удивился мужчина в штатском и расхохотался. - Нет, вы слышали, эти дуры тут голос подали?
Он сделал жест рукой, и два омоновца схватили девушек и бросили на кровать, пнув раскладушку к стене. Вели они себя с ними грубо, как с вещью, успев облапать каждую. Маша и Полина громко заревели, пытаясь отбиваться от грубых рук, боясь, что их сейчас изнасилуют. И их специально провоцировали на этот страх, хватали за ноги и грудь, громко хохоча и перерывая комнату, выбрасывая на пол все найденные вещи, заталкивая в коробки ноутбук, телефоны, все бумаги, что смогли найти, тетради, сбрасывая с полок книги, листая, разрывая их, будто бы в книгах можно было что-то спрятать, что-то очень важное, страшную угрозу для государства.
В прихожей лежал отец Полины без сознания, избитый, еле дыша. Рядом с ним лежала мать Полины, захлебываясь от рыдания, но находя в себе силы просить девочек не сопротивляться. Ее голос, единственный живой в этом аду, удерживал Машу и Полину от того, чтобы не броситься к окну и спрыгнуть вниз с двенадцатого этажа. Они уже решили, что так сделают, если их начнут насиловать этими палками, которыми им постоянно вращали перед лицом, недвусмысленно показывая, куда и как им их сейчас вставят.
Второй мужчина в штатском нашел письмо Полины и стал читать его вслух, громко, нарочно давя на жалось. Полина дернулась, закричала, желая отобрать у него письмо, Маше с трудом удалось ее удержать, дубинки были уже наготове, руки чесались - это было видно по озверевшим мордам, гоготавшим над искренностью молодой девушки.
Солнечный луч замер в воздухе, играя встревоженными пылинками, подбрасывая и перебирая их невидимой рукой. Денис понял, что уже полчаса сидит без движения и наблюдает за этой игрой теплого воздуха и солнца. Возвращаться к чтению почты фонда "Снежинки" не хотелось, глаза болели от однообразия претензий и угроз, написанных часто неумелой рукой праведника. Но делать нечего, кто-то должен был все это просматривать и отвечать, если это требовалось. Чаще всего Денис отмечал подобные письма, сохраняя до "лучших" времен в отдельную папку. Очень сложно было разделять основную работу и эту общественную деятельность. Денис одергивал себя, не желая пользоваться служебным положением, чтобы получить досье на ту или иную религиозную организацию или гражданина. Для себя он считал это неприемлемым, но Наташа и Петр Ильич были другого мнения, не разубеждая его, но и не поддерживая в этой ненужной никому честности.
Алине он не разрешал читать эти письма, она и не особо стремилась, сосредоточившись на работе с детьми, планированием вместе с Олегом и Анной семинаров, встреч, игр. В этом месяце им пришло много денег, несколько крупных фирм перевели хорошие суммы, наотрез отказавшись, чтобы о них написали на сайте или публично поблагодарили. Предстояла сложная задача: верно использовать эти денежные средства, чтобы бдительная система не усмотрела незаконную прибыль. Денису приходилось порой силой оттаскивать Алину от компьютера, зависавшую то с фондом, то с бухгалтерией Армена, она хотела навести там порядок, свести склады и базу, мечтая о том, что все будет работать, как отлаженный механизм. В это не верил ни Армен, ни Лера, часто навещавшая Дениса и Алину с поручениями от шефа, сбегая с работы при первом же удобном случае. Алина даже стала ревновать Дениса к ней, злясь от того, что они так мило общаются. Денис и не скрывал, что Лера красивая девушка, и он точно бы обратил на нее внимание. Такая честность злила Алину, она сдерживалась, изредка больно щипая Дениса за руку и сверля его возмущенным взглядом.
Денис отвел взгляд от окна, с тоской взглянув на календарь. Слушание по его делу было в следующем месяце, он уже устал сидеть без работы в вынужденном отпуске. Зарплату, пускай и урезанную, ему платили, Константин Павлович предлагал ему попробовать отдохнуть, потом отпуска не будет. Все были уверены, что он сохранит место и звание, отделается выговором, такой был прогноз от Колобка, но Денис не верил. Он уже проходил через что-то подобное в родном Екатеринбурге, тогда его лишили звания и отправили вновь патрулировать улицы, начинать все сначала.
Часы остановились на пяти вечера и застыли на месте, секундная стрелка, как показалось Денису, стала двигаться медленнее. Пора было будить Алину, отправленную им спать после обеда. Вечер уже наступал, а ощущения долгожданной прохлады не было, душно и безветренно, как в июле, но это был июнь, самое начало. Все же, как удивительно изменилась его жизнь с переездом в Москву, насколько она стала насыщеннее, стремительнее. В Екатеринбурге он чувствовал, как длится год, а здесь он раз, и пролетел один, потом другой, не давая возможности остановиться, передохнуть. И это несмотря на то, что он был в отпуске, никогда еще у него не было столько дел, в прошлой жизни он порой не знал, куда себя деть от безделья.
Алина бесшумно вышла из комнаты, растрепанная после сна, с уже проявившимся животом, чуть располневшая, что совсем не портило ее. Она шмыгнула в ванную, хотелось умыться и привести себя в порядок после сна. Она задержалась, рассматривая Дениса, как он ровно сидит за столом, как он работает, будто бы одетый в строгий мундир, а не в домашние шорты и футболку. Она улыбнулась, вспоминая свой неряшливый вид, когда она работала дома, в лучшем случае надевая шорты, а так просто сидя в трусах и майке. Денис же был другой, во всем от него веяло порядком. Она закрылась в ванной, повесив сушиться промокшую после сна футболку, и залезла в душ. Набрызгавшись десять минут, она вышла, одетая в белую майку и удобные трусы с мягкой широкой резинкой.
- Выспалась? - спросил он Алину, накрывшую его волной мокрых волос и укусившую за правое ухо.
- Да, вполне. Хочется что-нибудь поесть, - пропела Алина, он отодвинул стул, чтобы она могла сесть на колени. Она нежно поцеловала его, останавливая себя и Дениса, не разрешая распаляться, гинеколог запретил ей перевозбуждаться, тем более не шло речи о сексе. Они вздохнули, переглянулись и рассмеялись. - Давай поедим и пойдем гулять. Мне кажется, что должно быть уже не так жарко.
Она бодро встала и пошла ставить чайник. Денис выключил ноутбук, работать дальше он уже не мог, когда Алина была рядом и хозяйничала на кухне, он не мог ничего делать, хотелось смотреть на нее, любоваться. Алина бросала на него любящие взгляды, плавно танцуя на кухне. Может так сказывался прибавленный вес, а может она изменилась, теперь ее танец был гораздо плавней и целостней, как недавно пришло в голову Денису. Он рассказал ей об этом, Алина так смеялась, не зная, что ее кривляния и ужимки, которыми она забавляла себя на кухне, он воспринимал как танец.
Зазвонил телефон Дениса. Алина взяла его, чтобы проверить, не Лера ли звонит, и, обрадованно, отдала ему.
- Тебе Колобок звонит!
- Вижу, интересно, что ему надо, - улыбнулся Денис и ответил. -ќ Добрый вечер, Анатолий Владимирович.
- Добрый вечер, Денис. Надеюсь, не оторвал от важного дела?
- Нет, свободен и готов слушать.
- Прекрасно, но, я прошу тебя особо не напрягаться. У меня к тебе личная просьба. Ты что-нибудь слышал про дело "Нашей воли"?
- Читал, вы же про эту экстремистскую организацию? - уточнил Денис.
- Можно сказать, что и экстремистскую. Ты так думаешь, что это верное определение? - спросил Колобок. Денис понял, что он его проверяет.
- Нет, я так не думаю. Смешное дело, - ответил Денис.
- Да? А фигурантам не до смеха, невесело, - заметил Колобок.
- Так и смех недобрый, - ответил Денис. -ќ А кого-то разве волнует мнение фигурантов по таким делам?
- Тоже верно, - сказал Колобок и замолчал. Было слышно, как он постукивает пальцами по столу, он так всегда делал, когда задумывался. - Вот что, у меня к тебе личная просьба. Не буду скрывать, ко мне обратилась моя супруга, а ей позвонила ее подруга по университету. А там еще запутаннее, что не особо важно, кто и кого знает. Дело в том, что к одной фигурантке этого дела сегодня утром ворвались с обыском. Все, как мы любим: высадили дверь, избили, унизили и напугали. Понимаешь, о чем я?
- Понимаю, но это не наши, - ответил Денис, после короткого молчания.
- Верно, сбшники. Но, и вот тут самое интересное, фигурантка проходила по делу, как свидетельница.
- Интересно, а зачем тогда обыск? Почему дверь высадили, не могли постучаться?
- А вот это я прошу тебя выяснить. Я не могу сам в этом разбираться, положение не позволяет. Я обсудил твою кандидатуру с Князем и Петром Ильичом, они подтвердили, что лучше отправить тебя. Если я попрошу оперативников или следователей типа Шибаева, так они всех перепугают, а тут подход надо найти, поговорить по-человечески.
- Это самое сложное, по-человечески себя вести, - буркнул Денис.
- Поэтому я и прошу тебя. Поговори, не под запись, мне нужна верная информация, а то по отчетам и протоколам отец этой девушки оказал сопротивление органам, нанес травмы бойцам ОМОНа.
- Понятно, а еще и душевную травму, - усмехнулся Денис. - И где сам этот изверг?
- В реанимации. Его избили до полусмерти, а еще инфаркт случился, чудо, что жив остался. По той информации, что у меня есть, девочкам грозили изнасилованием, ну, ты знаешь, как они умеют.
- Знаю, имел удовольствие видеть, - вздохнул Денис, вспоминая работу опером, как унижали задержанных, доводили женщин до истерики, заставляя голой стоять перед ними, унижая, угрожая, ломая человека. С мужчинами вытворяли и не такое, заигрываясь в пытках до того, что задержанного срочно отвозили на скорой в больницу, чтобы зашить, чтобы он сдох где угодно, но только не в отделении.
- Я тебе пришлю все контакты и краткое описание со слов семи человек, в целом оно совпадает с общим протоколом обыска, у меня он тоже есть, я пришлю. Если нетрудно, поезжай завтра, чтобы по горячим следам.
- Сделаю, завтра утром и поеду, - сказал Денис.
- Спасибо. Как будешь готов, сообщай. Каждый день передавать сводку мне не надо, как разберешься, напиши отчет, потом обсудим.
- Все понял, сделаю, - подтвердил Денис.
- Все, больше не буду отвлекать. Надеюсь, у вас все прекрасно.
- Да, жена чувствует себя хорошо, - ответил Денис, Алина подошла к нему и быстро чмокнула в щеку, ей нравилось, когда он называл ее женой, они решили пока не жениться, слишком много было дел, чтобы вешать на себя еще одну головную боль.
- Очень рад. До свидания.
- До свидания, Анатолий Владимирович, - сказал Денис и положил телефон на стол, на котором Алина уже поставила тарелки и кружки с чаем.
- Что, работа нашлась? - спросила она, накладывая ему и себе картофельное пюре, поджаренное с яйцом, и запеченную свинину.
- Да, надо кое-что выяснить. Я не буду тебе рассказывать.
- И не надо. Я так поняла, что это связано с делом группы "Наша воля". Я его помню, мерзкое дело, нашли, тоже мне, врагов государства. Несколько молодых парней и две девушки. Какое у нас пугливое и мерзкое государство!
- Ты особо не разгоняйся, а то опять плохо будет, - с тревогой попросил он. - Я помню, все помню. Мне оно тоже не нравится.
- Все, я успокоилась, - Алина села за стол и принялась за салат из свежих помидоров и огурцов с охапкой зелени. - Я стараюсь не думать об этом, ты же видишь, я перестала новости смотреть, а то так тошно становится. Иногда ночью просыпаюсь, ты спишь, я тебя не хочу будить, и сижу, думаю.
- О чем?
- Да о том, в каком мире будет жить наша дочка, в какой стране. И так страшно становится, до утра уснуть не могу.
- Ты это прекращай. Лучше разбуди меня, придумаем, что-нибудь. А насчет нашей страны, вспомни, когда было лучше? Всегда было плохо, просто в разной степени. В нашей стране человека никогда не ценили, государство воспринимало людей только как ресурс. Я не знаю, как в других странах, я там не жил, не с чем сравнивать. Но мы живем не с государством, а с людьми. Ты же видишь, сколько прекрасных людей мы узнали, а сколько честных и искренних детей вы объединили? Разве этого мало, чтобы жить и радоваться жизни? Я для себя уже давно вывел простую формулу: государство, власть и все такое прочее не более, чем окружающий мир, те опасности, что преследуют животное, будь то хищники, голод или ураган.
- Интересная мысль, - улыбнулась Алина, набив полный рот и громко чавкая. Она засмеялась, изобразив хрюшку из мультика. Прожевала и продолжила. - А разве не сами люди отвечают за эти ураганы и бедствия? Мы же сами и создали эту систему, которая нас и поработила!
- Глубоко копаешь! - улыбнулся Денис, Алина рассмеялась, замахав руками, что закончила и больше не будет. - И да, и нет. Что-то мы можем сделать, но, как это бы странно не звучало, от большинства ничего не зависит. Человек уже давно стал сам для себя важнейшим фактором, главной силой, способной уничтожить все и всех. Я считаю, что думать о несправедливости мира бессмысленно - он никогда не был и не будет справедлив.
- Потому, что справедливости нет -ќ это эфемерное понятие, еще более лживое, чем вера, - закончила Алина. - Все, давай кончим, а то у меня уже голова болеть начала от мыслей. Я хочу еще, тебе положить добавку?
- Нет, мне хватит, - ответил Денис, с улыбкой наблюдая за тем, как Алина, с горящими от жадности и голода глазами, накладывала себе вторую полную тарелку мяса и пюре, готовая начать есть прямо из кастрюли.
3
Поезд выпустил всех желающих, на лестнице набилась нестройная очередь наверх, разрезаемой очередями трассирующих пассажиров, бегущими на подошедший поезд в центр. Он приехал рано, как раз в самый час пик, когда толпы людей спешили на работу, на проспект, чтобы затеряться во множестве автобусов и маршруток, исчезающих в глубинах районов. Денис встал у зеленого дерева или это был огромный вьюн, державший на вершине яркий фонарь, и стал ждать, когда схлынет первый поток. Мимо него бежали люди, не замечая никого, кроме ступеней, торопясь к выходу, шипели двери поездов, протяжно выл и щелкал электродвигатель, скрипели колеса на новых рельсах, будто бы проскальзывая, нервно хватаясь за железную опору. Он не в первый раз был на этой станции, ему она нравилась своим простором, тем, что не было колонн и действительно складывалось ощущение, что идешь по бульвару, пускай и под землей.
Пропустив поток, он не спеша пошел следом, и в него чуть не врезалась высокая девушка с обеспокоенным бледным лицом, на ходу снимавшая платок с шеи. Они переглянулись, она прошептала извинения и побежала к поезду. Ему показалось, что он ее уже видел, вроде и недавно, но теперь казалось, что очень давно. Точно, раньше она была с белыми волосами, но с тем же чуть испуганным взглядом. Девушка, видимо, тоже узнала его, и остановилась, не забежав в поезд. Ее оттеснили в сторону другие пассажиры, и поезд тронулся. Денис спустился к ней, широко улыбнувшись, сомнений не было -ќ это была точно Маша, секретарь этого злосчастного спортивного фонда, черт, а ведь он забыл его название, вроде "Путь к успеху" или что-то подобное. За те короткие секунды, что он спускался, Денис успел подумать, что стало с его памятью, раньше он помнил все детали каждого своего дела, но и дела были проще, особо и нечего было запоминать.
- Здравствуйте, Маша, - поздоровался он. Девушка вся просияла, обрадовавшись, что он тоже ее узнал.
- Здравствуйте, господин следователь, - улыбнулась она в ответ, но, увидев, как скривился Денис, быстро поправилась. - Здравствуйте, Денис.
Она взяла его за руку, и они отошли к лавкам, сев на свободное место. Маша смущенно улыбалась, рядом прогремел поезд, завыли тормоза, поэтому они молчали. Денис заметил, что на пальце она носит кольцо, без камня, из белого золота, как ему показалось. Она улыбнулась и кивнула, подтверждая его догадку.
- Да, я вышла замуж. Я помню, что вы мне тогда советовали поменять свою жизнь. Я решилась и не жалею. Честно говоря, после того дела, я много думала, представляете?
- Представляю и поздравляю с замужеством. Вы счастливы?
- О, да! Спасибо! - она чуть покраснела, спрятав глаза. Денис не сразу разглядел, что ее лицо слегка изменилось, точно также, как менялась Алина в первые месяцы, когда губы стали полнее, а лицо мягче, стало круглее. Маша заметила его изучающий взгляд и смутилась еще больше. - А я ведь читала об этом деле! Ужас какой, где я работала, оказывается. Вот если бы я знала, что они делают, то сразу бы пришла в полицию!
- К сожалению, вас никто бы и слушать не стал, - вздохнул Денис. - Такова система, нужны факты, нужно преступление, а домыслы и догадки - дело политических преступников.
- Это да, как новости посмотрю, так всю трясет просто! Муж запретил мне это читать, заблокировал все на телефоне, телевизор из дома унес!
- Правильно сделал.
Маша посмотрела на часы над тоннелем и забеспокоилась. Денис встал, желая показать, что он не задерживает ее, но Маша взяла его за руку и посадила обратно. Она хотела что-то спросить, но пришел поезд, и станция наполнилась гулом и визгом тормозов. Денис, повинуясь ее руке, приблизился к ней, и она зашептала ему на ухо, боясь, что ее кто-нибудь услышит. Никому до них не было дела: лавка соскочила, бросившись штурмовать поезд в центр, на второй путь тоже пришел поезд, и перрон заполнился суетливыми людьми.
- А это в вас стреляли? Ну, тогда, вы помните? Об этом по телевизору рассказывали, одного убили, но вы здесь, значит - это были не вы! Я тогда так перепугалась, что это были вы, по описанию я вас узнала, но не поняла, кого убили, - скороговоркой зашептала Маша.
- В меня, все заросло, без последствий, - успокоил ее Денис. - К сожалению, моего коллегу убили. Теперь я веду его дела.
- Я так переживала, честное слово! Вы мне так запомнились, помните, как мы с вами кофе пили? -ќ спросила Маша, Денис кивнул, улыбнувшись. - Это до сих пор мой самый любимый кофе! Я и мужа выбрала, похожим на вас, но он не следователь, нет-нет, такого бы я не выдержала!
Денис засмеялся, Маша прыснула в ответ и быстро поцеловала его в щеку, отчего уши ее порозовели. Она спрятала глаза, поправляя распущенные по плечам длинные волосы медного оттенка, как показалось Денису, с тонкими зелеными прядями.
- Я решила, что если еще раз вас увижу, то обязательно поцелую. Надеюсь, я вас не оскорбила этим? - Маша быстро взглянула на Дениса и, увидев, что он отрицательно помотал головой, засмеялась. ќ- Вы знаете, заметили да? Я в положении и поэтому могу нести такую чушь! Хорошо, что мне на работе все прощают!
- Вы прекрасно выглядите, вам идет этот цвет.
- Правда? А вот муж долго возмущался, а сейчас привык, называет меня "хозяйкой медной горы"! - засмеялась Маша и, сильно сжав его ладонь, что удивило Дениса, на вид она была такая же хрупкая, и побежала на поезд, помахав ему из вагона. Денис помахал ей в ответ и дождался, когда поезд уедет со станции. Эта внезапная встреча расслабила его, он всю дорогу думал, как начать разговор, что им говорить, чтобы они ему поверили, не боялись, и ничего не придумал. Он увидел вновь зеленые блестящие радостью глаза Маши, чувствуя внутри мягкое тепло, успокаивающее сердце, а ведь раньше у нее были другие глаза, серые, если он не забыл.
Он встал и пошел к выходу. Поднявшись по лестнице, еще не пройдя сквозь стеклянные двери, он вспомнил об Алине, как она рано утром вышла его провожать, самая красивая и добрая на свете, пускай и растрепанная, сонная. Ему так не хотелось никуда идти, он застыл на месте, пока его не подтолкнули сзади, грубо оттеснив, высказав все, что сейчас о нем думали. Дениса подхватил поток, вынося из метро, а он хотел вернуться домой, к Алине, впервые за свою жизнь, ставя работу на второй план. Его донесли до самого выхода, к новой широкой лестницы, ведущей на бульвар. Он поднялся вместе со всеми, но пошел в обратном направлении, один, остальные ринулись к проспекту, штурмовать автобусы.
Денис прошелся до железнодорожных путей, спустился в переход, снова оказавшись в метро. В тихий район вел короткий тоннель, проходящий под железной дорогой. Он быстро прошел его, однообразная игра гармошки и гнусавое пение разозлили Дениса, он терпеть не мог такого пения, пытавшегося давить на жалость, подделываясь под бродяг времен гражданской войны и первых годов Советской России, которых все знали только по фильмам. Он поднялся и встал на пешеходном переходе, светофор ярко горел красным, отсчитывая положенные секунды. Денис думал, откуда в жителях разных городов эта постоянная тяга к самоуничижению, желание пытаться быть беднее и глупее, чем ты есть на самом деле? Почему так популярны тюремные песни, о тяжелой и несправедливой судьбе, пропитанные тоской и безысходностью, замешанные вместе с бесшабашной удалью и откровенной глупостью, безумием? Мимо проносились машины, совсем не убогие, стоимостью никак не меньше полутора миллионов рублей, в метро спускались хорошо одетые люди, молодые парни и девушки, пожилые и не очень мужчины и женщины, каждый держал в руке по большому телефону, не то разговаривая, не то чатясь, а у жалостливого певца звенела мелочь. И что общего могло быть у этих современных, не знавших настоящих страданий и нужды людей с этой тоской и бездарностью?
Думая об этом, он дошел до нужного дома, зайдя, почему-то с фасада, обращенного к железнодорожным путям, скрытым за забором из гаражей. Денис отсчитал этажи, прикинув, где может быть нужный ему подъезд. Два окна были раскрыты настежь, в одном изредка появлялась бледная девушка в белой футболке. Она увидела Дениса и испуганно спряталась. Тоска, и здесь тоска. Денис взглянул на яркое безоблачное небо, такое голубое, что не хотелось опускать глаза, а сесть на траву и смотреть, смотреть в небо, следя за тем, как ветер в вышине играет с тонкими разорванными облаками, а солнце ласково греет лицо, отчего начинаешь улыбаться, без причины, просто так. Он услышал, как поют птички, донесся смех из двора, который заглушил неисправный стартер, но водитель, плюнув на траву, просто сидел в машине, как и Денис смотря в небо. В окне вновь появилась девушка, осторожно рассматривавшая Дениса. Лицо показалось ему знакомым, не стоило торопиться с выводами. Он показал ей на небо, на солнце, улыбнувшись, она улыбнулась в ответ, как ему показалось, приветливо помахала и опять скрылась.
Дверь в четвертый подъезд была раскрыта настежь, на лавке у входа сидел высокий парень, с большими лицом и ладонями, и такими же большими добродушными глазами, в которых Денис сразу же увидел мелкого жулика. Ему не раз приходилось сталкиваться с молдаванами, у которых все было написано на лице, читалось в глазах. Парень сразу же признал в Денисе начальника от власти и встал, вежливо, чуть насмешливо поклонившись.
- Куда направляетесь? - спросил парень Дениса на правах консьержа.
- Ай-яй-яй, и чего вы к девочкам пристали. Такие хорошие девчонки, - вздохнул парень.
- Я из другой конторы, - сказал Денис и сел на лавку, парень сразу понял, что его приглашают поговорить, и сел рядом, расслабившись. - Ты ночью здесь был, видел, когда приехали к ним?
Парень сделал удивленное лицо, но больше не стал отыгрывать "незнайку", цокнул громко языком и поводил плечами.
- Без протокола, поймем друг друга? - спросил парень, Денис кивнул в знак согласия. - Да, был. Ворвались, как звери. Много было, я думал, у нас террорист живет, а когда мне шепнул знакомый участковый к кому, так я как сел, так и сидел на диване.
- Сколько насчитал?
- Без нашего участкового получается десять человек: шесть омоновцев, два мента и два в штатском, походу сбшники.
- Почему думаешь, что они?
- А что я их по мордам не узнаю? Вот вы не оттуда, сразу видно, - нахально ответил парень, он был на вид чуть младше Дениса, но вел себя как совсем еще молодой.
- Хорошо, что еще можешь сказать?
- Да особо ничего. Потом скорую вызвали, Егора, ну из двести пятидесятой, вынесли. Хороший мужик, и что он им сделал. Он часто помогал мне, ну, когда надо было в подъезде что-нибудь починить, сам-то в какой-то конторе работал, он так презрительно себя называл "манагером", а так рукастый, ничего не скажешь. Я у него инструмент одалживал, у него всегда все было. А, вот еще, жена его, Люба, так совсем плохая была. Она хотела с мужем поехать, но эти не пустили. Прямо скрутили ее, на пол положили. А у нас народ на работу уже идет, а тут такое. Они ее так и бросили, ну, помог встать, посидела у меня, женщины капли какие-то принесли, у нее лицо разбито, плачет все время. Мне участковый потом шепнул, ну, вечером уже, пришел, поспрашивал, что, да как. Оказалось, что это они обыск делали. Что это за обыск, когда человека в реанимацию увозят, а всех бьют?
- Будем разбираться, - строго ответил Денис. - В двести пятидесятой есть кто дома?
- Да, девчонки остались. Люба в больницу уехала к мужу. Там наш слесарь Коля, у нас же ТСЖ, вот председатель решил помочь им дверь выправить, а то, как без двери, разломали ее. Суки, не могли постучаться!