Петрова Надежда Евгеньевна : другие произведения.

Драконова Истина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ДРАКОНОВА ИСТИНА Добираться до Непала было ужасно долго и неудобно. Практически на перекладных. Из Нью-Йорка пришлось лететь до Лос-Анджелеса, затем ночным рейсом из Лос-Анджелеса до Пекина, а оттуда, через сутки ни свет, ни заря на маленьком, допотопном и видавшем виды Боинге до Катманду. Спустя четыре с половиной часа крылатая развалюшка Непальских авиалиний сделала последний предпосадочный вираж над начинающимися серебристыми ледяными вершинами Малых Гималаев и медленно, заковыристо пошла вниз, слегка бултыхаясь в ледяном и влажном небе. Долина Катманду с маленькой столицей маленького загадочного государства раскрывала свои объятия. Увид нетерпеливо ерзал в кресле, крепко прижимая к груди кожаный кейс с фотоаппаратом, видеокамерой, журналистскими бумагами, визитками и почтовым сообщением под громким названием: ћИзбранным да откроется Вечная Истина Древности!Ћ. За время полета он не раз доставал его, жадно перечитывал снова и снова, потом аккуратно клал в портфолио, поглаживая его крепкими загорелыми руками, и возвращал во чрево кейса. И так все время, без еды и без прохладительных напитков. На маленьких непальских стюардов Увид производил впечатление одержимого. Ну и плевать, ему было на все плевать. Он готовил мировую сенсацию с эффектом разорвавшейся бомбы, суперрепортаж о том, чего человечество еще никогда за свое сумасшедшее существование не видело. А он, Увид, уже жаждал снискать всемирную славу лучшего журналиста на планете Земля. Он никому ничего не сказал, даже жене, которой доверял как самому себе, он никого с собой не взял, даже своего лучшего ассистента Бэйкета, он готов уволиться из Компании, потерять друзей, забыть свое имя, но он не готов упустить хвост от Великого Чуда. Небольшой старый аэропорт Катманду представлял нечто среднее между деревенским ангаром на далеких азиатских задворках и видимостью европейской цивилизации. Новый аэропорт достраивался не первый год и находился в состоянии временной невостребованности. По азиатским понятиям подобное состояние могло длиться вечно или до смены более расторопных подрядчиков и инвесторов. Электронное табло с рейсами в зале встречающих блекло светилось в полумраке экономии электричества. Пахло восточными травами, басманским лепешками, потом домашних животных, дорогими сигарами и еще, черт знает, чем. Увид стоял в сторонке, облокотившись о стойку справочного отсека и поминутно крутил своей кудрявой головой из стороны в сторону. Он ждал человека. В общем-то он не боялся, что его не найдут или не увидят. По сравнению с местными жителями рост у Увида был внушительный, да и одет он был достаточно элегантно, но и броско одновременно. Увид любил сочетание несочетаемого. Мимо сновали туда-сюда местные жители - индусы и шерпы, прилетающие и отлетающие пассажиры, мальчишки в цветных халатах и с курами подмышкой. Разносчики рекламы и журналов прыгали через стоящий на полу багаж. Хамоватые китайцы, гортанно расхваливающие свой штучный товар, расфуфыренные американцы, вяло жующие, словно верблюды, жвачку (при взгляде на соотечественников Увид презрительно отворачивался). Бестолковые и беспардонные итальянцы, трещащие на своем сорочьем языке на весь аэропорт. И отвязные немцы - байкеры в полном обмундировании, ругающиеся последними немецкими словами на непальских худощавых и загорелых таможенников-гуркхов, не выпускающих их мотоциклы из отделения транспортного багажа. Вся эта пестрая толпа волной перекатывалась из одной стороны аэропорта в другую. Каким ветром занесло немецких байкеров на этот край света, оставалось только догадываться. А вот появилась многочисленная группа альпинистов - шумные люди с веселыми загорелыми лицами, складывающие тяжелую экипировку, рюкзаки и баулы с палатками в самом центре зала. Увид нервничал, постукивая пальцами по стойке справочного отсека. Тот, кого он ждал, не появлялся. Он уже готов был провалиться сквозь землю от негодования, как вдруг почувствовал легкий толчок в спину и тут же резко обернулся. Ему пришлось слегка опустить вниз голову. Перед журналистом стоял маленький шерп в ярко-рыжей одежде буддистского монаха. Голова его была гладко выбрита, лишь на самой макушке красовалась миниатюрная татуировка в виде круга и еще чего-то (Увид не успел разглядеть), лицо густо загорелое от горного солнца, широкое и улыбающееся. Руки сложены в ладонях, лысая голова качается, как у китайского болванчика. - Гашпадын Увит!? - Увид, Увид! - раздраженно ответил журналист, - Я тебя, братец, уже в этой дыре целый час дожидаюсь! - Дожидай, зра, я за Вами видель! - Английский понимаешь! - Почти! - как ни в чем небывало ответил монах, - Идёте за миной! Они свернули в какой-то боковой полупустой коридор и через минуту выскочили на улицу из душного аэропорта. Монах резвым шагом направился к двум велосипедам, лежащим у обочины рядом с автостоянкой. Добежав до велосипедов, он резко развернулся на своих босых пятках и ткнул маленьким пальцем в кейс Увида. - Вешь весь? - Остальное я оставил в сейфовых камерах аэропорта. Монах замахал оранжевыми рукавами перед его носом. - Не-не, забират все, украсть все! Тут до Увида наконец дошло, что
  Добираться до Непала было ужасно долго и неудобно. Практически на перекладных. Из Нью-Йорка пришлось лететь до Лос-Анджелеса, затем ночным рейсом из Лос-Анджелеса до Пекина, а оттуда, через сутки ни свет, ни заря на маленьком, допотопном и видавшем виды Боинге до Катманду.
  Спустя четыре с половиной часа крылатая развалюшка Непальских авиалиний сделала последний предпосадочный вираж над начинающимися серебристыми ледяными вершинами Малых Гималаев и медленно, заковыристо пошла вниз, слегка бултыхаясь в ледяном и влажном небе. Долина Катманду с маленькой столицей маленького загадочного государства раскрывала свои объятия.
  Увид нетерпеливо ерзал в кресле, крепко прижимая к груди кожаный кейс с фотоаппаратом, видеокамерой, журналистскими бумагами, визитками и почтовым сообщением под громким названием: "Избранным да откроется Вечная Истина Древности!". За время полета он не раз доставал его, жадно перечитывал снова и снова, потом аккуратно клал в портфолио, поглаживая его крепкими загорелыми руками, и возвращал во чрево кейса. И так все время, без еды и без прохладительных напитков. На маленьких непальских стюардов Увид производил впечатление одержимого.
  Ну и плевать, ему было на все плевать. Он готовил мировую сенсацию с эффектом разорвавшейся бомбы, суперрепортаж о том, чего человечество еще никогда за свое сумасшедшее существование не видело. А он, Увид, уже жаждал снискать всемирную славу лучшего журналиста на планете Земля. Он никому ничего не сказал, даже жене, которой доверял как самому себе, он никого с собой не взял, даже своего лучшего ассистента Бэйкета, он готов уволиться из Компании, потерять друзей, забыть свое имя, но он не готов упустить хвост от Великого Чуда.
  Небольшой старый аэропорт Катманду представлял нечто среднее между деревенским ангаром на далеких азиатских задворках и видимостью европейской цивилизации. Новый аэропорт достраивался не первый год и находился в состоянии временной невостребованности. По азиатским понятиям подобное состояние могло длиться вечно или до смены более расторопных подрядчиков и инвесторов.
  Электронное табло с рейсами в зале встречающих блекло светилось в полумраке экономии электричества. Пахло восточными травами, басманским лепешками, потом домашних животных, дорогими сигарами и еще, черт знает, чем. Увид стоял в сторонке, облокотившись о стойку справочного отсека и поминутно крутил своей кудрявой головой из стороны в сторону. Он ждал человека. В общем-то он не боялся, что его не найдут или не увидят. По сравнению с местными жителями рост у Увида был внушительный, да и одет он был достаточно элегантно, но и броско одновременно. Увид любил сочетание несочетаемого.
  Мимо сновали туда-сюда местные жители - индусы и шерпы, прилетающие и отлетающие пассажиры, мальчишки в цветных халатах и с курами подмышкой. Разносчики рекламы и журналов прыгали через стоящий на полу багаж. Хамоватые китайцы, гортанно расхваливающие свой штучный товар, расфуфыренные американцы, вяло жующие, словно верблюды, жвачку (при взгляде на соотечественников Увид презрительно отворачивался). Бестолковые и беспардонные итальянцы, трещащие на своем сорочьем языке на весь аэропорт. И отвязные немцы - байкеры в полном обмундировании, ругающиеся последними немецкими словами на непальских худощавых и загорелых таможенников-гуркхов, не выпускающих их мотоциклы из отделения транспортного багажа. Вся эта пестрая толпа волной перекатывалась из одной стороны аэропорта в другую. Каким ветром занесло немецких байкеров на этот край света, оставалось только догадываться. А вот появилась многочисленная группа альпинистов - шумные люди с веселыми загорелыми лицами, складывающие тяжелую экипировку, рюкзаки и баулы с палатками в самом центре зала.
  Увид нервничал, постукивая пальцами по стойке справочного отсека. Тот, кого он ждал, не появлялся. Он уже готов был провалиться сквозь землю от негодования, как вдруг почувствовал легкий толчок в спину и тут же резко обернулся. Ему пришлось слегка опустить вниз голову. Перед журналистом стоял маленький шерп в ярко-рыжей одежде буддистского монаха. Голова его была гладко выбрита, лишь на самой макушке красовалась миниатюрная татуировка в виде круга и еще чего-то (Увид не успел разглядеть), лицо густо загорелое от горного солнца, широкое и улыбающееся. Руки сложены в ладонях, лысая голова качается, как у китайского болванчика.
  - Гашпадын Увит!?
  - Увид, Увид! - раздраженно ответил журналист, - Я тебя, братец, уже в этой дыре целый час дожидаюсь!
  - Дожидай, зра, я за Вами видель!
  - Английский понимаешь!
  - Почти! - как ни в чем небывало ответил монах, - Идёте за миной!
  Они свернули в какой-то боковой полупустой коридор и через минуту выскочили на улицу из душного аэропорта. Монах резвым шагом направился к двум велосипедам, лежащим у обочины рядом с автостоянкой. Добежав до велосипедов, он резко развернулся на своих босых пятках и ткнул маленьким пальцем в кейс Увида.
  - Вешь весь?
  - Остальное я оставил в сейфовых камерах аэропорта.
  Монах замахал оранжевыми рукавами перед его носом.
  - Не-не, забират все, украсть все!
  Тут до Увида наконец дошло, что весь скарб придется везти на велосипеде!
  - Мы что, поедем на них!? - спросил он, широко раскрыв глаза.
  Шерп довольно улыбнулся, кивнул и погладил руль одного из велосипедов.
  - И далеко ехать?!
  - Таридцать мил!
  - А не проще взять машину.
  - Авто не пройдет, все! Авто будет потом! - ответил монах, как отрезал, - Вешь забирать и уезжать! Пора, пора!
  Через двадцать минут Увид и маленький монах тряслись на велосипедах по булыжной мостовой маленькой столицы маленькой страны. Журналист изо всех сил старался не отставать от своего спутника, но любопытство заставляло Майкла крутить головой во все стороны, и он периодически терял из виду монаха, который исчезал за поворотами торговых рядов и узких улочек. Мимо проскакивали продавцы диковинных фруктов, дети с мулами и ослами, шерпы в теплых стеганых халатах и шапках-ушанках, с дорожными мешками за плечами, очевидно приехавшие из дальних предгорных деревень. Пару раз попадались джипы и мотоциклы. По всей видимости, это был Старый Город. А на горизонте маячили современные невысокие постройки.
  Вскоре они въехали на небольшую площадь с фонтанами и выстроенными по кругу маленькими кафе и магазинчиками с сувенирами. В конце этой европеизированной площади стояло красивое пятиэтажное здание в колониальном стиле, на фасаде которого была вывешена не менее красочная вывеска "ОТЕЛЬ ШЕРАТОН".
  А за этой территорией начиналась большая знаменитая дворцовая Площадь Дурбар, в центре которой в окружении шикарных клумб с цветами, высаженными по форме свастики, красовался великолепный Новый Королевский Дворец. По площади Дурбар сновали туристы разных стран с фотоаппаратами и камерами, а у центрального входа стояли армейские стражи-гуркхи со смуглыми свирепыми физиономиями в яркой непальской военной форме. На шпиле главной башни дворца развивался под моросящим дождиком зубцеобразный флаг государства Непал. Долина дышала теплом и влагой, исходящей от тянущихся вдоль предгорных холмов тропических лесов.
  Возле каменных резных скамеек низкорослый монах показал знаком остановиться и слезть с велосипедов. Увид молча повиновался, хотя на языке у него вертелся миллион вопросов к этому "оранжевому" шерпу. Монах же молча ткнул пальцем в сторону, Майкл автоматически повернул в этом направлении свою кудрявую голову и обомлел.
  Он увидел огромной высоты необыкновенное сооружение, похожее на гигантский колокол, стоящий на ступенях разной величины. Бока его отливали серебристой дымкой, и на них были высечены всевозможные индуистские знаки и иероглифы, изображены диковинные звери и птицы, а еще глаза - большие и страшные, красивые и манящие. По всей видимости, это были глаза Будды или Шивы. Увид не мог представить точнее. Он догадался, что это знаменитая Ступа Мира - Будднатх, которую без труда можно было назвать одним из Чудес света. Ни один турист, ни один посетитель не мог просто так пройти мимо Ступы Мира, не подарив глазам Будды своего восторженного взора. Увид смотрел на это жуткое великолепие в оцепенении и восторге, и тоже не мог оторвать завороженного взгляда. В конце концов, он очнулся и обернулся. Его спутника и след простыл, а долину Катманду заполняла свежая волна паломников. Американец заволновался и начал лихорадочным взглядом искать его среди толпы туристов, военных и местных жителей. Вдруг дальнозоркие глаза Увида поймали мелькающий оранжевый наряд на другом конце площади у входа в королевский дворец. Его проводник о чем-то переговаривался с охраной, размахивал руками и кланялся. Наконец один из охранников знаком показал на восточный вход дворца и вместе с шерпом направился к воротам той стороны.
  Майкл хотел, было, закричать, но понял, что его никто не услышит. Тогда он уселся на каменную лавку, придвинул ближе к ногам вещи и велосипеды, достал сигарету, закурил и начал ждать. Капли мелкого и противного моросящего дождика падали за ворот рубахи и заставляли ежиться. Но Увид терпеливо ждал. Он мысленно представлял, как войдет в Храм в горах, к Радужным Воротам, будет слышать протяжные звуки Мантры, улавливать аромат благовоний и отдаленный шум Мертвого Водопада. А за ним, за водопадом... Кто-то резко толкнул его в бок. Увид даже подпрыгнул от неожиданности. Это был его спутник - "оранжевый" монах. Он загадочно улыбался и едва заметно покачивал головой. Американец разозлился.
  - Послушай, парень, как тебя зовут?
  - Мансу?
  - Как?!
  - Мансу - имя Мира!
  - Чертовня какая-то! - пробормотал себе под нос Увид, а вслух произнес, - Послушай, Мансу! Мне очень не нравится, когда ты внезапно исчезаешь, словно сквозь землю проваливаешься! Меня это слегка пугает, понял?
  Монах кивнул головой и заулыбался еще шире.
  - Твой день сегодня, Увид, - загадочно произнес Мансу.
  - Мой день, мой день! Ладно, дальше-то что?
  - Идем во дворец!
  - Во дворец? Но мы же должны ехать к Радужным Воротам!
  Шерп отрицательно замотал лысой головой и замахал руками.
  - Снашала во дорец! Богиня ждет!
  - Какая к черту Богиня?! - вконец обозлился Увид, - Мы и так проторчали здесь слишком долго! У нас нет времени, понял?! - орал он, стуча указательным пальцем по циферблату дорогих наручных часов.
  Мансу вдруг на мгновение прикрыл свои черные глаза с длинными ресницами и тут же резко открыл. В них заиграл огонек гнева, и шерп заговорил быстро, не ломая язык, почти на чистом английском, что привело американца в некоторое изумление.
  - Послушайте, мистер Увид! Мне поручено сопровождать Вас до нашего Храма, согласно всем правилам и указаниям. Я обязан их соблюдать. Вас это тоже касается. Если Вы гоняетесь за сенсацией, то эта погоня может плачевно для Вас закончиться. Здесь Вам не Америка! И поэтому сначала мы пойдем во дворец к девочке-богине Кумари. Только она знает, стоит Вам продолжать свой путь к Радужным Воротам или нет!
  Мансу перевел дух, и тут же лицо его изменилось, будто слетела маска, и монах добавил, снова коверкая произношение:
  - Понал?!
  Майкл Увид буквально прирос к скамье. Ему осталось только кивнуть головой.
  - Ну, ты даешь, Мансу! Хорошо, если так надо, идем к твоей богине!
  Маленький Мансу похлопал в ладоши, и рядом с ними вынырнули из кустов двое мальчишек. Монах наклонился к ним, что-то шепнул, и они послушно сели на лавку возле велосипедов.
  - Сторожить! - показал на мальчишек шерп, - А мы идем!
  Американец пожал плечами и поплелся за своим "оранжевым" спутником. Вдвоем они направлялись к Восточным Воротам. Перед входом стояли двое военных в полном обмундировании. Их форма был совсем не непальская, а самая что ни наесть, американская. Но Увид этому не удивлялся. Один из военных, одетый в форму майора, знаком показал журналисту поднять руки и также молча обыскал его. Из внутреннего кармана пиджака Увида он извлек маленький цифровой фотоаппарат, а затем портативный диктофон.
  - Э-э! Минуту! Это моя собственность! Вы не можете так поступать! - возмутился Увид.
  Майор смерил его презрительным взглядом, а затем, повернувшись к Мансу, заговорил с ним на местном наречии, тыча пальцем в журналиста.
  - Я американский подданный, журналист Майкл Увид. Я хочу подготовить очерк о Вашей стране и местных обычаях, и....
  - Закон, Непал! - перебил Увида монах, - Не наручшай! Брать нелза! Пустые руки! И идем к Богине! Понал?
  Увид почувствовал внутри себя растущее раздражение, но избежать этой церемонии не представлялось возможности. К тому же без зловредного Мансу он и шага ступить не мог, отчего злился еще больше. Но выбора не было. Впереди Майкла ждало великое событие, и ради него он готов был идти хоть в пасть к крокодилу. Поэтому Увид выдавил из себя некое подобие приветливой улыбки и выставил вперед ладони.
  - Хорошо, мой друг! Видишь, руки пустые! Все в порядке!
  После быстрого досмотра оба военных удовлетворенно кивнули головами, и непальский майор с презрительным взглядом молча достал маленький пульт и направил его в сторону ворот. Одна из створок начала медленно открываться, и военный знаком пригласил войти. Первым переступил порог Мансу, за ним осторожно вошел Увид, за Увидом шли оба стража. Ворота беззвучно стали закрываться.
  Вступив на вымощенную разноцветными плитками дорожку, проводник Майкла приставил сложенные ладони ко лбу и принялся лихорадочно кланяться во все стороны, то же самое проделали оба военных. Увид смущенно поглядывал на них и ждал. Он обратил внимание, что дорожка эта была усыпана красной известью и вела к небольшой башне, сделанной из какого-то белого камня и похожей толи на колокол, толи на пагоду. Посредине башни вырисовывалась дверь из черного дерева, которая была значительно меньше стандартного человеческого роста. Башенка напоминала американцу некое подобие сказочной индийской шкатулки для благовоний, до того она была изящна и миниатюрна.
  Американец почувствовал очередной легкий, но неприятный для него толчок в спину. Это был майор. А Мансу в это время уже стоял у входа в башню и манил его рукой. Неужели он так задумался, что ничего не заметил?! С момента вступления на разноцветную дорожку Внутреннего Дворца журналиста стали преследовать странные ощущения того, что он уже когда-то видел нечто подобное. Но где? И при каких обстоятельствах?
  Чтобы войти в белую башню, пришлось нагнуться, иначе шишки на голове были бы обеспечены. За черной дверцей оказался узкий темный куполообразный проход, тускло освещаемый висящими на стенах двумя факелами в виде драконов. Какое-то время все четверо гуськом шли по этому проходу куда-то вниз, а затем вверх. В конце прохода замаячила большая, достаточно высокая белая двустворчатая дверь. Увид ошалело глядел на эту дверь и никак не мог сообразить, как все это обширное пространство могло уместиться в такой маленькой башне. Под землю они вроде не спускались. Дверь открыл майор и знаком показал, что дальше журналист и его проводник пойдут одни. Мансу сложил ладони, поклонился обоим военным и нырнул в проем, а за ним и Увид. Белая дверь резко захлопнулась.
  Монах шел вперед по узкому коридору быстрыми шагами, Увид еле поспевал за ним. Наконец коридор расширился и оба попали в большой просторный зал, имеющий цвет золота и крови. От такого сочетания красок у американца зарябило в глазах. "Кровь" и "золото"! Страх и восторг! Майкл почувствовал себя маленькой букашкой в этом всепоглощающем красно-желтом пространстве. Наверное, подобное зрелище было специально задумано с целью подавления независимости каждого приходящего в это место.
  Посредине зала красовался круглый бассейн средних размеров, залитый красной водой, в котором плавали тысячи маленьких свечек, и от этих свечей во все стороны струился дурманящий пряно-горький аромат храмовых благовоний.
  - Это Озеро Шивы! Озеро Смерти! - услышал у своего уха американец шепот Мансу, - Иди тихо вперед и не гляди по сторонам!
  Увид молча кивнул и пошел вперед. Сначала он ничего не видел, а затем его взгляд уловил очертания, напоминающие небольшой золотой трон, только без подлокотников. По бокам этого трона стояли две золотые статуи, очевидно богов. А на самом троне находилась миниатюрная фигурка, покрытая вся золотом, со скрещенными маленькими ногами и маленькими изящными руками. Одна из рук была повернута ладонью вверх. На ладони лежал свежий цветок розового лотоса. Это была единственная живая точка из всей сверкающей золотой массы, которая буквально приковала взгляд Увида к себе. Лицо божества было также целиком покрыто золотом. А по средине лба, ближе к месту соединения бровей, блестел маленький аметист.
  Майклу, казалось, что он видит сон наяву, и слышит тонкий звон тысячи колокольчиков, и не чувствует присутствия своего "оранжевого" спутника. Наверное, это и было ощущение той самой нирваны, к которой стремятся люди. Все равно он не мог сейчас логически осмыслить свой гипнотический столбняк. Ему было страшно и вместе с тем хорошо. Он смотрел на розовый лотос и на аметист, будто заколдованный. Вдруг журналист от неожиданности дернулся и чуть не подпрыгнул на месте. Он даже не успел уловить тот миг, когда это произошло, но с золотого лица маленького божества на Майкла глядели два совершенно живых, широко посаженных глаза, идеальной красоты, с большими черными радужками и длинными ресницами, излучающие человеческое тепло и интерес. От удивления и шокирующего восторга американец разинул рот.
  - Подойди! - услышал он и придвинулся ближе к Золотой богине.
  - Кто ты, чужестранец?
  - Я Майкл Увид, журналист из Нью-Йорка! Я...
  - Ты говоришь не то, что хочешь! - перебила его Кумари, а это была она, - Кто ты?
  Увид растерялся. Ну не визитную карточку ей, в конце концов, показывать. Он не знал, что ответить. И вдруг мысль, словно молния, ударила его прямо в лоб.
  - Я человек, который хочет познать Истину!
  - Этого мало, зачем ты сюда пришел? - упрямо стояла нас воем маленькая богиня.
  "Черт возьми! - ругался про себя Увид,- Что еще этой позолоченной девчонке нужно?!"
  - Твои мысли дрожат от гнева, но сердце пустует в неизвестности! - ответила за него Кумари.
  Увид испугался. Неужели она читает чужие мысли. Бред! Этот ребенок просто хочет произвести на него впечатление!
  - Ты плохой путник, ибо ты сомневаешься в собственных силах! Тебе нужна слава?
  - Нет-нет нет! - закричал Увид, размахивая руками, и его слова ударились эхом о стены, - Мне нужна Истина и знания! Я хочу изменить себя, а, может, и еще кого-нибудь, - последняя фраза была произнесена более тихо.
  Девочка-богиня молчала, прикрыв глаза. Увид долго и напряженно вглядывался в маленькое золотое лицо. Он чувствовал движение капелек пота, ползущих по его широкому лбу.
  Американцу показалось, что Кумари молчала целую вечность. В его ушах продолжал стоять тонкий звон тысячи колокольчиков, а мерцание благовонных свечек в Озере Шивы начали сливаться в одно целое огненное пятно. Колокольчики и свечи, золото и кровь, страх перед неизведанным и бешеное, нечеловеческое любопытство, слабость в ногах и руках, свинцовая голова. Все, все смешалось воедино. Увид ощущал своим мозжечком, что его сознание отъезжает куда-то на задний план, за пределы золотого зала и красного озера Шивы. Ему стало тяжело дышать от нехватки воздуха- воздуха правды, ибо только сейчас, в этот момент ватной немощности и оцепенения, остатками здравого смысла он понял, что обманывает богиню Кумари, и она прекрасно читает его убегающие мысли, как открытую книгу.
  "Шарлатанство!" - услышал Майкл собственный голос, ставший абсолютно чужим. Глаза его закатились, колени подогнулись, и он как подкошенный с запрокинутыми руками рухнул на холодный мраморный пол, потеряв сознание.
  Когда Майкл Увид открыл глаза, он поежился от прохлады подступающих сумерек. Его бессмысленный взгляд был устремлен в промозглое темно-серое небо, похожее на старую измятую подушку. Американец лежал на той самой каменной лавке, с которой еще днем начал свое путешествие по сумасшедшей и колдовской стране Непал. Лопаткам и спине было холодно и жестко, но голова покоилась на чем-то мягком и теплом. Сморщив лицо, Увид медленно оторвал свое тело от скамьи и также медленно повернулся к изголовью. На скамье лежала короткая дубленая куртка с мехом яка. Он тупо уставился на эту незамысловатую одежду, а затем стал оглядываться по сторонам, пытаясь сообразить, что с ним произошло. И когда его усталые глаза остановились на сидящем перед скамьей на корточках оранжевом монахе-проводнике, Майкл сразу все вспомнил. Мансу невозмутимо глядел на него снизу вверх, тая в улыбающихся губах колкую усмешку.
  - Боже мой, какого черта, Мансу! - простонал журналист, спуская онемевшие ноги со скамьи на землю. - Что это за светопреставление? Я чуть не умер!
  - Не умер же! - тихо ответил Мансу на чистом английском языке, продолжая сидеть на корточках, и протянул горе-журналисту серебряную флягу с ванильной водой.
  Из горла Увида вырвался истерический смешок. Он приложил занемевшие губы к горлышку фляги и сделал большой, жадный глоток.
  - Слушай, парень, а ты мне нравишься! И откуда ты такой взялся? Одного не могу понять, зачем ты из себя изображал передо мной малограмотного шерпа, коверкал слова, что за игры?
  - Я тебя проверял! - невозмутимо ответил монах.
  - Проверял?! - Увид вскочил, вытаращив глаза. - Он меня проверял? С какой целью, я тебя спрашиваю, чертов шерп! Я чуть не умер, ты это понимаешь, или нет? Да за эти походы к богиням по золотым комнаткам я тебя придушить готов!
  - Не ори! Это никому неинтересно! - отрезал жестким голосом Мансу, поднимаясь с корточек и выхватывая из рук Майкла флягу. - Собираем вещи и едем в храм Радужных Ворот!
  - А-а! Богиня добро дала?! Прямо сейчас в ночи срываемся и мчимся в храм!
  Глаза Мансу, черные как спелые вишни, блеснули стальным огоньком. Он молча взял с лавки куртку, встряхнул и надел ее поверх своих рыжих одежд, затем, также, не издавая ни звука, направился к лежащим на земле велосипедам и вещам. Монах поднял свой велосипед, повернулся к американцу и ледяным тоном произнес:
  - Или ты едешь сейчас, или проваливай на все четыре стороны!
  От такого наскока Увид даже оторопел. Взгреть бы этого коротышку как следует, да и самому можно попытаться найти дорогу. Но здравый смысл напомнил страшные легенды и истории о вмерзших в вечные ледники Гималаев телах заблудившихся путешественников. Майкл закусил от негодования губу и молча стал собираться в дорогу.
  Они вдвоем выехали за пределы Катманду через полчаса, не проронив друг для друга ни единого слова. Густая холодная ночь окутывала долину, спускаясь с высоких гор. Увид поднял голову, ожидая увидеть старую серую подушку неба, но вместо этого над землей и горными вершинами простирался гигантский сапфировый ковер, устланный серебристым мерцанием далеких звезд, а посредине этого ковра сверкало лимонное яблоко полной луны. Завороженный этим зрелищем американец чуть было не угодил в близлежащую канаву, но его спутник вовремя схватил руль велосипеда и выровнял его.
  - Ты хороший человек, Увид! - нарушил длительное молчание Мансу, - Да, хороший, только немного глупый!
  - Мансу! А на каком языке разговаривала со мной эта золотая девочка?!
  Оранжевый монах улыбнулся в темноту и закивал своей лысой головой.
  - Богиня Кумари говорила с тобой на языке Мира, на языке твоих мыслей!
  
  
  Темнота ночи сгущалась над узкой булыжной дорогой, по которой они ехали молча, друг за другом, освещая себе путь велосипедными фонарями. Мимо промчались два больших джипа с туристами, разрывая клубящийся туман ярким огнем фар. Становилось совсем сыро и холодно. Майкл ежился и прятал шею в воротнике своей замшевой куртки. Потом навстречу проехал маленький старый автобус, битком набитый местными жителями, возвращающимися в город. После этого автобуса двум одиноким велосипедистам не попадался больше никто. Через некоторое расстояние дорога разветвилась, стала терять свои булыжники и превращаться в полудикую тропу, неустанно ведущую вверх к зеленым холмам, дышащим влагой, и скалам с крутыми неровными уклонами. Крутить педали велосипеда становилось все тяжелее, и Майклу Увиду, привыкшему сидеть только за рулем автомобиля, приходилось лишний раз ловить тяжелый и разреженный воздух ртом и налегать на руль, чтобы не отстать в липкой и пугающей мгле от своего проводника. Прошло еще какое-то время, похожее на вечность, когда Мансу, ехавший впереди, резко остановил велосипед и соскочил на землю, показывая знаком, чтобы американец сделал то же самое. Дальше они пошли пешком, катя велосипеды рядом с собой, продолжая подниматься все выше и выше. Увиду казалось, что скалы начали сдвигать над ними свои гигантские каменные стены, а дальние горы врезались в фиолетовую ночь снежными шапками вершин. Они были так высоко и вместе с тем так далеко. Звезды прятали свой слабый свет в застывших потоках ледников. Тишина стояла такая, что от нее звенело в ушах, а острый чистый воздух кусал щеки и ноздри. Земля под ногами была просто каменная, ни одной травинки, ни одного кустика. И повсюду скалы и горы круглые и треугольные, белые и черные, с вершинами, похожими на зубцы короны или на копье монгольских воинов, или на трезубец Посейдона.
  Мансу поминутно оборачивался на своего спутника подпрыгивающего на сидении велосипеда и улыбался, поблескивая в свете фонарей белыми зубами. Увид пугался, злился, но молчал. Наконец, на извилистой дороге появилось некое подобие растения - маленькое корявое деревце, больше смахивающее на высокий куст со стволовидными ветвями. Около него журналист с монахом и остановились.
  - Что дальше? - тихо спросил американец, сдерживая раздражение и стук собственных зубов.
  - Велосипеды и кое-какой скарб оставим под этим деревом, - ответил Мансу, отвязывая маленький мешок со своими пожитками от руля, - Дальше пойдем пешком. Дойдем до поселка Хинту и сядем в маленький автомобиль. Кое-кто ждет нас. И поедем до одного перевала.
  - Что, нас повезут в ночь?
  - В ночь, в ночь! - ответил Мансу и хитро улыбнулся.
  - А если велосипеды украдут? - не без ехидства спросил Увид.
  - Кто?!
  - Ну, какие-нибудь люди!
  - Люди?! Здесь?! - монах смешно округлил свои черные глаза. - Разве что только снежный кот или йети! - и засмеялся.
  - Йети! - на этот раз пришлось удивляться Майклу. - Ах, ну да, йети - снежный человек! И что, он здесь на самом деле ходит?!
  - Еще как ходит! Это его страна! И горы его! Он у себя дома!
  - А ты его видел, Мансу? - осторожно поинтересовался Увид, вынимая из чемодана фотоаппарат и видеокамеру.
  - Видел, - спокойно ответил "оранжевый" монах, небрежно пожимая плечами. Но, заметив, что американец освобождает свой кейс, тут же переключился на журналистскую аппаратуру.
  - А вот этого ты с собой брать не будешь!
  - Что значит не буду брать? - Майкл тряхнул руками, - Это же моя работа, это мой материал!
  Но Мансу стоял на своем.
  - Работа, материал. У тебя все останется в голове. Никаких съемок ты сделать просто не сможешь!
  - Мансу, ты в своем уме?! Кому и что я без материала потом буду доказывать, где я был и что видел?!
  - Тебе ничего не придется доказывать, - холодно ответил Мансу. - Кому надо, тот тебя оценит и услышит, и поймет.
  - Что за ненормальная азиатская философия! - Майкл забегал вокруг дерева, спотыкаясь в темноте о камни и чертыхаясь, - Я должен снимать, я должен делать репортаж, и никто мне в этом не помешает, тем более ты!
  - А тебе никто мешать и не станет, тем более я! - усмехнулся монах, и в этой усмешке чувствовалась вся мудрость горного человека, - Там, где ты будешь, меня с тобой нет. Ты не сможешь сделать ни одного кадра! Ты не сможешь думать о реальности, потому что она останется за пределами твоих мозгов!
  - Очень умно! Черт с тобой! - с притворным пафосом ответил журналист и засунул камеру обратно в кейс. А вот маленький цифровой фотоаппарат и диктофон быстро и незаметно опустил во внутренний карман своего пиджака. Все-таки Увид надеялся, что сможет каким-нибудь образом вернуться назад за камерой. Если только дорогу найдет. Хотя, надеяться на это возвращение было бы в высшей степени наивностью.
  Монах покосился на Майкла и с отеческой снисходительностью покачал головой. Он прекрасно узрел все нехитрые уловки американца. Возле выступающих на поверхности узловатых корней корявого дерева нашлось глубокое отверстие, присыпанное землей. Туда и были спрятаны велосипеды и часть вещей.
  Пройдя скалистые переходы, спустившись в низину, утопающую во влажном и вязком ночном тумане, путники поднялись на склон холма, где мерцали редкие огоньки крошечных хижин маленького селения. Это был поселок Хинту, в котором, в основном, жили одни шерпы, подрабатывающие проводниками у альпинистов. За холмом открывался вид горбатого и острого хребта Макулу.
  Мансу попросил Увида подождать возле местной автозаправочной станции, а сам зашел в маленький домик-сарайчик, стоящий напротив. Увид огляделся по сторонам. В потемках он пытался различить очертания хилых домишек Хинту, но лишь зря напрягал свои дальнозоркие глаза. Кроме фонаря, освещающего площадку у бензоколонки, света в селении практически не было. Лишь слабые огоньки домашних очагов и тишина, изредка прерываемая потявкиванием полусонных собак. На заправочной станции к кирпичной стене одиноко притулился открытый джип времен шестидесятых годов. Машину, очевидно, перекрашивали, и не один раз.
  Майкл оглядел джип со всех сторон, пару раз пнул ногой по колесам и усмехнулся, покачивая кудрявой головой. Он побродил по безлюдной площадке, заложив руки за спину. Американец зевал и ежился от прохлады и сырости, потом начал раздражаться от вынужденного ожидания и вдруг вспомнил, что с самого утра ничего не ел кроме большого местного хот-дога. А пил последний раз полухолодный кофе в аэропорту Катманду. Наконец дверь сарайчика распахнулась, и оттуда вышел "оранжевый" монах в сопровождении двух молодых шерпов. Они махали руками и разговаривали на своем непонятном гортанном языке. Мансу тоже махал руками и показывал на Увида. Американец приблизился к троице спорящих мужчин и поинтересовался.
  - Ну и в чем дело? Какие проблемы, ребята? Мы едем завтра? В таком случае...
  - Нет, мы едем сейчас! - резко произнес Мансу и бросил быстрый взгляд в сторону шерпов, у которых почему-то при виде американца удивленно вытянулись лица.
  Потом он еще что-то сказал на своем языке, шерпы закивали головами и направились к джипу.
  Увид тоже был слегка удивлен, даже забыл про свой голодный желудок.
  - А что, денег они не берут за такую ночную услугу? - спросил он своего проводника.
  - Сейчас это не твоя забота! - ответил Мансу, идя к джипу, - Эти люди отвезут нас к началу хребта Макулу. Их молчание и есть плата за собственную безопасность.
  - Что?! - темные и широкие брови Майкла поползли вверх, - Значит, они со страхом в сердце служат той секте, к которой ты принадлежишь?!
  Монах резко остановился и повернулся к идущему следом за ним Увиду. В отсвете фонаря смуглое и скуластое лицо Мансу приняло угрожающе-гневное выражение. Но оно лишь на секунду задержалось в черных глазах и бесследно ускользнуло в темноту.
  - Во-первых, мы не секта! - произнес он спокойным жестким тоном, - А, во-вторых, постарайся не задавать лишних вопросов, по крайней мере, сейчас!
  На мгновение Майклу Увиду стало стыдно за свой неуемный снобизм. Он растянул губы в примирительной улыбке и тихо сказал:
  - Извини, не хотел обидеть! Самый последний вопрос: откуда ты так хорошо болтаешь по-английски?
  Мансу закатил глаза и махнул оранжевым рукавом, так ничего и не сказав.
  Спустя некоторое время путешественники тронулись с места, сев на задние сидения джипа. Часа через полтора джип довез их до начала хребта. Шерпы быстро высадили своих ночных пассажиров и также быстро исчезли вместе с машиной за черными скалами, оставив тонкую струйку выхлопного газа, повисшую в плотном воздухе.
  А дальше с американцем начали происходить весьма странные вещи. Из всего путешествия в ночи по горным перевалам Увид запомнил только спину своего проводника, какую-то узкую темную пещеру, по которой они продвигались, чуть ли не ползком и на ощупь; потом в сознании Майкла случайно застрял шум каскадного водопада и странный пронзительный свист, повторяющийся через некоторые отрезки времени. И все! Уши мерзли, руки коченели от холода, глаза слезились, а в голове образовалась тяжелая пустота, как будто Кто-то Невидимый и Неосязаемый накрыл полушария мозга невесомой паутиной беспамятства. Это непонятное и пугающее чувство потери сознания наяву щекотало и без того натянутые до предела нервы Увида.
  Он вернулся в действительность внезапно, как тогда, на каменной скамье перед дворцом, и увидел перед собой два полукруглых свода скал, между ними небольшое пространство, напоминающее полянку где-нибудь в Альпах, покрытую ослепительно-белым снегом. На этой полянке стояла то ли большая хижина с черепичной крышей, то ли это был вход в местный храм, но вся эта постройка светилась изнутри мягким, теплым оранжевым светом, и Майклу так захотелось войти в это тепло, что даже ступни ног заломили. Рядом со светящейся хижиной находился небольшой загон с навесом, в котором, зарывшись по грудь в сене, стояли большие лохматые и рогатые животные, жующие и фыркающие, пускающие густой пар из широких ноздрей. Очевидно, это были яки, которых Майкл видел лишь на фотографиях и в глубоком детстве в зоопарке. Американец смотрел на вход со ступеньками усталыми глазами и тяжело дышал. Голова раскалывалась от разреженного горного воздуха. По всей видимости, высота, на которой стояла хижина, была немаленькой. В висках тяжелыми толчками пульсировала кровь, а при внезапно возникшем воспоминании о сигарете к горлу Увида подступила противная тошнота. Журналист пошатнулся и тут же почувствовал, что чья-то сильная рука придерживает под локоть.
  - Как дела? - услышал Майкл спокойный и тихий голос Мансу. Это была его рука.
  - Меня сейчас вырвет, друг мой Мансу! - простонал в ответ американец и уткнулся своим подбородком себе в грудину.
  - Это у вас, европейцев называется отравление кислородом!
  - Я не европеец! - выдавил из себя Увид. И тут же его тело рывком согнулось пополам, диафрагма начала судорожно сокращаться. Майкла стошнило.
  - Ничего, ничего, все хорошо! - говорил, стоя над ним и постукивая его по лопаткам Мансу, - Сейчас станет легче.
  - Я тебе этот поход припомню! - отвечал, давясь, американец.
  - Будь мужчиной! Нас уже ждут!
  Майкл с трудом выпрямил спину и поднял свое красное и мокрое лицо. Черные кудри волос прилипли ко лбу, из глаз лились слезы. Однако тошнота отступила, а дышать стало намного проще.
  На пороге светящейся хижины-храма появился мужчина довольно высокого роста, с гладко выбритой головой, в длинной лохматой шубе. Руки были спрятаны в широких рукавах. Лицо смуглое, с выступающими скулами и без единой морщинки, ничем не выдающее возраст хозяина, ничем не примечательное; ни один мускул на этом лице не создавал хотя бы подобие какой-нибудь мимики, мыслей или чувств. Полная отрешенность и пугающая непроницаемость. Только глаза на фоне этой безликости горели спокойным, пронизывающим черным огнем. Однажды Увид где-то читал, что такие глаза бывают только у истинного воина-убийцы, доводящего своего противника до безысходности и исступления. Ему виделось, что этот взгляд должен парализовать все его тело. Но ничего подобного не случилось, а лысый человек в шубе знаком пригласил Увида и Мансу войти вовнутрь. Мансу улыбаясь, поклонился встречающему и спокойно переступил порог. А Майкл ради приличия испуганно и громко произнес "Привет!" и проскочил мимо "убийственных" черных глаз. А потом опять произошел очередной провал в памяти американца, как только тот пересек порог храма, словно попал в энергетическую пустоту.
  На этот раз помутнение сознания длилось несколько дольше обычного. Когда Увид пришел в себя, то обнаружил, что сидит в одном из теплых углов этого странного светящегося храма с керамической плошкой в руках, наполненной каким-то пахучим горячим напитком, во рту ощущалась терпкая горечь, значит, этот напиток он уже успел попробовать. Журналист уловил беспокойный взгляд своего проводника Мансу, который сидел здесь же рядом, на застланном тростниковыми циновками полу, в кругу таких же бритоголовых, как и он сам монахов в оранжевых одеяниях. Повсюду горели маленькие и большие свечи. Майкл поднял вверх голову и посмотрел на потолок, который имел абсолютно квадратную форму и был покрыт ярко-оранжевой краской. В центре квадрата были нарисованы четыре крупных знака, не похожие ни на китайские иероглифы, ни на индийские символы. Они лишь отдаленно напоминали причудливые птичьи фигурки, но только с рыбьими хвостами.
  Пока Увид разглядывал странный потолок и думал о том, как он вообще смог подняться на такую высоту в горах и отчего ему с неимоверным трудом приходилось шевелить мозгами, монахи тихо переговаривались на своем наречии. Ко всему прочему Майклу было еще и почему-то тяжело двигаться. Согнутые в коленях ноги занемели, мышцы живота и спины ныли, а голова устало клонилась к правому плечу. Очень хотелось куда-нибудь лечь. И он лег прямо на пол, прикрыл отяжелевшие веки, и тут же глубокий мертвый сон поглотил его.
  
  
  Горы порождают истину, очищают тело и душу. Горы исцеляют. Горы очень и очень опасны. Но они притягательны своей силой и красотой. Горы могут убить или возродить заново. Энергия гор, их тайна и неповторимость дают такую мощную зависимость, что нет возможности уйти, убежать от них, не возвращаться к ним, нет и не будет сил и возможности забыть о них навсегда. Горы - это наркотик, великий и древний наркотик Земли. Великая тайна, которую вряд ли до конца смогут разгадать даже самые опытные альпинисты и мудрейшие ученые. Жить в огромном городе, ежедневно вытягивать свое тело из постели и двигаться в одном направлении - на работу и обратно домой. Ежедневно иметь один и тот же маршрут и стремление быть услышанным, когда необходимо - все это пустая и суматошная реальность цивилизации, ничто по сравнению со смертельной красотой и манящей непредсказуемостью гор. Именно этих гор - Гималаев.
  С подобным безудержным потоком мыслей американский журналист Нью-йоркского Нового Географического Журнала Майкл Увид проснулся с восходящим солнцем над горной цепью Гималаев в оранжевом Храме Радужных Ворот, стоящем на высоте 3200 метров над уровнем моря.
  Он был бодр и полон сил, как никогда. Да и никогда за свои тридцать пять лет он не поднимался в шесть утра самостоятельно без напряжения и ночной усталости. У него ничего не болело, ему было все удобно и легко. Мышцы отдохнули за короткую ночь, пока тело покоилось на жестком полу, выстланном тростниковой циновкой. Увид чувствовал себя шестнадцатилетним мальчиком, готовым на любые подвиги и трудности. Американец резко поднялся на ноги, расчесывая пальцами рук свои взъерошенные кудрявые волосы, и огляделся по сторонам. Рядом никого не было. Двери хижины-храма были открыты настежь, и вовнутрь врывался свежий и чистый до остроты воздух гор. Несмотря на то, что этот странный горный дом не имел ни одного окна, яркий пучок света струился через раскрытые двери, и внутри было светло как в полдень. Майкл задрал свою косматую голову и посмотрел на оранжевый потолок. Тот светился изнутри и переливался всеми цветами радуги. Видеть это было так необычно и непривычно. Без единого источника дополнительного света (все свечи были погашены, кроме одной высокой и тонкой, тускло мерцающей в правом углу храма) потолок сам излучал радужные огни. Словно зачарованный смотрел Увид на это маленькое чудо. По всему телу бегали приятные мурашки. Восхищенное созерцание было прервано мягкими и легкими шагами возле порога. Майкл нехотя опустил голову и бросил взгляд в сторону выхода. Там стоял тот самый гладко обритый смуглый монах с "убийственными" глазами, все в той же шубе, держа в руках большой керамический кувшин с длинным и узким горлышком. Очевидно, это был главный настоятель храма.
  - Как ты чувствуешь себя, чужестранец? - спросил он ровным и сильным, как электрическая молния, голосом.
  - Благодарю, прекрасно! - и Увид почтенно склонил кудрявую голову, - А где все люди, где мой проводник?
  - У каждого свое дело, и тебе будет, чем заняться, - спокойно ответил настоятель.
  - Послушайте! - осторожно подбирая слова произнес журналист, - Я очень счастлив, что очутился здесь, в Вашем храме, мне все интересно. Но...Но, самого главного я пока не увидел. Вы наверняка знаете о цели моего визита!
  Монах молчал, продолжая держать кувшин в руке. Взгляд его черных глаз пронизывал насквозь и приводил в некоторое оцепенение. На секунду Увид представил, что он сам кролик, а настоятель огромный хищный удав, готовый сожрать его без промедления. С трудом оторвав свои глаза от колдовских очей монаха американец вымолвил:
  - Уважаемый настоятель! У меня мало времени! Я должен увидеть то, к чему так долго стремился, мне дорога каждая минута! Я очень прошу привести Мансу, чтобы мы смогли собраться в дорогу. Я так понимаю, идти придется далеко!
  - Тебе незачем спешить! Не гонись за временем, еще рано! Ты пробудешь здесь три дня и три ночи! Ведь ты пока не представляешь, с чем столкнешься в здешнем мире!
  Майкл округлил от удивления глаза и хотел, было, возразить, но решил промолчать. А настоятель продолжал спокойным безмятежным голосом говорить:
  - Для начала выпей и умойся! Эта вода из Мертвого Водопада. Ты будешь пить ее и умываться ею в течение трех дней, - монах поставил перед Увидом свой тяжелый кувшин, - Тебе придется поголодать, чужестранец! За это время ты должен сложить холм из камней выше твоего роста и успокоиться. И когда Солнце сядет за горой Аннапурной, а полная Луна осветит ее восточный склон, Мансу придет к тебе и соберет тебя в путь.
  С этими словами настоятель Радужного Храма развернулся и медленно вышел на снег.
  Американец смотрел ему вслед, словно громом пораженный. Мысли роились в голове, переплетаясь и путаясь. Чувство возмущения и нетерпения, кипевшее внутри Увида, заставило бегать его по хижине-храму, словно голодного тигра. Он метался из угла в угол, бранясь громко вслух и спотыкаясь о циновки. Внезапно Майкл остановился и бросил быстрый взгляд в сторону стоявшего по средине кувшина с водой из водопада. Негодование, бурно кипевшее в душе журналиста, стало затихать и сменилось ощущением страха и недоумения. Самым странным было то, что журналист не имел никакого понятия, откуда возвращались эти люди и куда они уходили.
  "А что, если меня захотят оставить здесь навечно?! И какого черта я должен собирать эти камни на голодный желудок? И где Мансу? А вдруг он вообще не придет? Господи! Зачем я ввязался в эту авантюру?! Но ведь сам, сам, хотел увидеть и услышать то, что никто и никогда не видел и не слышал! Что за страна такая колдовская?! А с другой стороны, зачем я им сдался? Они наверняка не довольны моим появлением здесь! Интересно, почему именно я, почему на меня выпал выбор? Наверное, этого я никогда не узнаю, если вообще вернусь отсюда целым и невредимым! А если вернусь, то стану мировой знаменитостью! Только это и утешает!"
  Майкл прервал свои лихорадочные размышления, подошел к кувшину и попытался поднять, но лишь едва оторвал его от пола. Сосуд оказался неимоверно тяжелым, что лишний раз доказывало наличие недюжинной физической силы у наставника храма. Тогда американец присел на корточки, откупорил упругую крышку и тихонько наклонил кувшин к себе, приблизив узкое горлышко к губам. Сделав пару глотков ледяной воды, Майкл закашлялся и сразу почувствовал сильную энергию Мертвого Водопада. Затем он снял свою куртку, пиджак, стянул через голову свитер, отбросив его в сторону, обнял кувшин, просунув руку через длинную ручку, вытянул по-гусиному свою загорелую шею и начал лить воду на себя. Вся кожа спины сжалась, пронизанная горячими иголочками. Увид громко вскрикнул и подпрыгнул, мотая головой и фыркая как лошадь.
  Кувшин словно неваляшка покачался из стороны в сторону и ровно встал на свое широкое днище. Майкл поскакал на пружинистых ногах, помахал руками, поохал и поахал и быстро надел свой свитер на мокрое разгоряченное от ледяной воды тело.
  Солнце поднималось все выше, а в Храме Радужных Ворот становилось все светлее.
  Он вышел наружу и зажмурился от слепящих солнечных лучей и жгучей белизны снега. Увид рассматривал местность. Храм стоял на небольшом плато, в окружении плотного кольца из скал и гор. Майкл обошел его вокруг и убедился, что за хрупкими стенами этого странного жилища простирается огромная каменистая пропасть, и смотреть в нее не было сил: от страха высоты сосало под ложечкой. Переведя дух, американец стал оглядываться по сторонам и задумался, где взять ему необходимое количество камней для холма. Кроме мелких булыжников величиной с ладонь, лежавших на проталинах, он ничего подходящего не видел. Яркое солнце подтапливало снег, покрывший за ночь свежую зеленую траву. Увид подошел к загону с лохматыми яками, которые жевали солому и боязливо косились на него огромными темно-карими глазищами. Он заметил, что животных поубавилось в количестве. Значит, монахи куда-то уехали на них и оставили его здесь в полном одиночестве. И когда вернуться, не известно. Эта неприятная мысль защекотала и без того расшатанные нервы американца. Чувство одиночества не раз посещало Майкла за его небольшую жизнь. Но сейчас это был просто человеческий страх перед огромными чужими горами, перед чужой азиатской страной и даже перед этими странными зверьми с длинной челкой на лбу, непрестанно жующими в своем загоне и фыркающими угрожающе широкими ноздрями.
  И все-таки страх следует преодолеть действием. Поэтому он должен собрать этот чертов холм камней и, как сказал настоятель, полностью успокоиться. Психотрудотерапия!
  "Прямо как Чингиз-Хан!" - буркнул себе под нос Майкл, осторожно обходя загон с яками, - "Тот тоже собирал камни, крушил города и страны, ставил на колени целые народы, а потом разбрасывал камни! Собирал и разбрасывал! Философия!"
  За задворками загона оказалась большая отвесная стена, переходящая в горизонтальный уклон, на котором и стоял Храм Радужных Ворот. Вот откуда он будет таскать камни. Их здесь было предостаточно и любого размера.
  Майкл засучил рукава, плюнул себе на ладони и принялся за работу.
  С наступлением серо-синих сумерек, когда горка гранитных булыжников доставала Увиду лишь до пояса, он, изнемогая от усталости, изодрав руки в кровь и еле передвигая ноги, доплелся до хижины-храма, вошел вовнутрь и упал, словно подкошенный, на циновки, не зажигая свечей, не разведя огонь и не умывшись. Да так и уснул мертвым сном, ни разу не шелохнувшись за всю ночь.
  Утром его разбудил холод и отдаленный шум невидимого водопада. Он медленно поднялся, кряхтя и постанывая, отпил воды из кувшина, умылся, почувствовал прилив сил. И все повторилось снова: камни, вода, измождение и ночь.
  Вечером второго дня холм достиг макушки Увида, но от неосторожного движения американца развалился до основания. Майкла охватило отчаяние. Силы его были на исходе. Он упал на колени и принялся стучать грязными кулаками по холодной земле, буквально взвыв от бессилия, злости и досады. Яки испуганно таращились на орущего, заросшего щетиной, грязного в оборванных джинсах человека, не выпуская соломы изо рта.
  Вдруг он вскочил на ноги и подбежал к животным. Ему пришла в голову мысль, что можно одного из яков использовать в качестве тягловой силы, нужно только найти что-то вроде тачки и веревку. Но, увы, ни того, ни другого он обнаружить не смог, ни в хижине, ни в загоне. Да и лохматая скотина, явно, не была настроена на то, чтобы ее куда-то впрягали.
  Бранные слова и размахивание руками уже не помогали Увиду. Внезапно из его глаз полились слезы. Майкл уже давно не помнил, когда он последний раз плакал и по какому поводу. Необъяснимое чувство нахлынуло на него, словно прибрежная волна, и Увид разрыдался. Он всхлипывал, размазывая льющиеся слезы по запыленному лицу, и ощущал, как вместе с ними проходит злость и тяжесть, страх и отчаяние. В конце концов он успокоился и взялся снова собирать свой бренный холм, стыдясь минутной слабости.
  Ночь падала туманом в расщелины горной цепи, звезды медленно гасли, уступая место восходу, а Майкл Увид, свернувшись калачиком, словно большая собака, спал прямо на клочке земли, освобожденной от снега, возле выросшего заново каменного холма.
  Третий день прошел для журналиста тяжело и спокойно. Он таскал камни, осторожно, боясь вздохнуть лишний раз, складывал булыжники друг на друга и рядом друг с другом, умывался, пил ледяную воду и не переставал удивляться, что не простудился, проспав на холодной земле, и что кувшин был еще полный и почти такой же тяжелый, как в первый день. Увид уже не обращал внимания на свое полное одиночество и боль в мышцах и суставах, не пугался иногда возникающего отдаленного гула в пропасти. Лицо его стало почти черным от лучей горного солнца, руки пропахли гранитом, а шея покрылась солью от высохшего пота.
  Когда бледно-красное солнце заката лениво сползло за склоны хребта Лхотзе, а воздух пропитался ночным холодом, каменный холм Увида поднялся намного выше его роста. Американец вытер свои почерневшие ладони об изодранные джинсы и ушел в хижину-храм. Он зажег все свечи, которые увидел, нашел свой пиджак с фотоаппаратом в кармане, накинул его на плечи, сел на циновки посредине под знаками на оранжевом потолке, сложив ноги по-турецки, и стал ждать возвращения монахов.
  Они вернулись, загнали яков в стойло, молча вошли в свою обитель и увидели американца, сидящего на полу с прикрытыми глазами. Наверное, можно было подумать, что этот человек из далекой бешеной цивилизации за три дня в горах совсем рехнулся, уронил свой разум в глубокую пропасть. Но монахи знали, чего стоило чужестранцу собрать каменный холм, они видели в его лице успокоение духа. И поэтому довольно улыбались, глядя на задремавшего Увида. Больше всех был рад Мансу. Его загорелое лицо сияло. Он присел на корточки рядом с журналистом и слегка тряхнул его за плечо. Майкл медленно и с трудом разлепил веки и увидел перед собой довольную физиономию своего проводника. Ему стало так легко и хорошо на душе, что он готов был заключить Мансу в свои объятия и расцеловать как родного человека. Однако он только смог вымолвить осипшим голосом:
  - Мансу, Мансу! Если бы ты знал, как мне тебя не хватало, как я рад тебя видеть!
  - Я тоже рад, что ты жив и здоров, американец! Ты сильный, это важно!
  - Я собрал холм, как было сказано! - и Увид показал грязным пальцем на улицу, - Но у меня совсем не осталось сил, и я очень хочу есть! Честно!
  - Это все поправимо! - ответил Мансу, помогая вместе с одним из монахов Майклу подняться.
  Бритоголовые монахи раскладывали свою поклажу, доставали из мешков много вкусно благоухающих лепешек, какие-то травы, сыпали на пол, на циновки коричневый рис, на него выкладывали копченую рыбу и мягкие белые шары, похожие на сыр. Кувшины, стоящие рядом с едой, были полны молока и желтого чая. В дальнем углу, огороженном большими валунами и деревянными дощечками, разводился огонь. В него бросали сильно пахнущие травы и корешки. Над красно-зеленым пламенем, стреляющим мелкими звездами, установили треногу с круглым ободом, в который вместили большой бронзовый котел, почерневший от копоти. Монахи клали в каждый угол храма деревянные дощечки с вырезанными знаками и посыпали их солью, при этом кланялись и что-то шептали себе под нос. Все действия происходили так четко и быстро, что Майкл Увид только успевал поворачивать из стороны в сторону свою кудрявую голову. Он жевал вкуснейшие лепешки с тмином и зирой и запевал теплым козьим молоком и думал, что нет на свете вкуснее этих лепешек. Его руки были грязные, язык болел без нужных слов, глаза слезились от дурманящего дыма, а мышцы тихонько наливались новой жизнью. И он был почти счастлив. Почти. Ему не хватало того, ради чего он сюда добрался. Он ел сыр, который Мансу скатывал ему в маленькие колбаски и подбрасывал на колени. Он видел настоятеля через открытые двери, тот ходил вокруг его каменного холма, заложив руки за спину, и сосредоточенно разглядывал каждый булыжник. Где-то в недосягаемой пустоте шумел Мертвый Водопад, которого Майкл никогда не видел. Монахи разливали дымящийся желтый чай в маленькие глиняные плошки и передавали друг другу, отпивая по глотку из каждой посудины. В остатки чая они обмакивали кисточки, сделанные из собственных состриженных волос, подходили к стене и рисовали знаки, похожие на хвосты птиц или лапки хищных зверьков.
  - Что они делают? - шептал в ухо Мансу американец.
  - Они пишут тебе путь. Чтобы тот, кто тебя встретит, не принял за врага своего! - Мансу пристально и внимательно смотрел в широко раскрытые серые глаза Майкла, ища в них затаившийся страх, но кроме любопытства и недоумения он ничего не заметил.
  - Сейчас ты снимешь с себя всю твою одежду, вымоешься, смажешь руки красной хной и наденешь все другое! Когда луна встанет в зените, мы с тобой уйдем! Ты понял?
  - Да-да! - кивал в ответ Майкл, лихорадочно раздеваясь и трясясь больше от нетерпения, чем от холода.
  Мансу и еще один монах мыли американца в большой каменной ступе, нещадно терли его кожу тростниковым мочалом и поливали сначала почти кипятком, а потом ледяной водой. Майкл подпрыгивал и бился локтями о стенки ступы, но терпел. За всю свою жизнь его еще никто так не мыл. После его ладони намазали хной, отчего они стали кирпичного цвета. И хотя Увид не понимал, для чего это делается, он молчал. Будь что будет. Затем ему дали новую одежду, которая удивила его не меньше. Это было нечто похожее на комбинезон из шкуры все тех же яков, вывернутой наружу, шоколадного цвета. И когда Майкл надел это на себя, то Мансу невольно заулыбался.
  - Теперь ты похож на йети! - посмеиваясь, произнес он, - Зато не замерзнешь и не поранишься!
  - И в этом я должен идти?! - удивленно оглядывая себя, спросил Увид.
  Монахи, стоявшие рядом, молча закивали головами.
  - Обувь можешь оставить свою! - голос настоятеля храма заставил Майкла вздрогнуть, - В горах ночью очень холодно, особенно в пещерах. Там, куда ты идешь, чужестранец, нет ни дня, ни ночи, ни ветра, ни дождя, ни холода, ни жары. Не гоняйся за своими мыслями, они все равно от тебя сбегут. Будь спокоен и радуйся, что не найдешь дорогу назад!
  Увид в оцепенении глядел на настоятеля, пытаясь понять, шутит он или говорит правду. Но спокойный и холодный взгляд черных глаз не пускал его дальше своих зрачков. Монах положил свои руки ему на плечи и еле слышно произнес:
  - То, что ты увидишь, чужестранец, не должно тебя убить. Но тот, кто будет с тобой разговаривать, может тебя отвергнуть. Для этого ты и оставил твою гордыню здесь, в каменном холме. Я осмотрел каждый камень, и каждый камень сказал мне, что ты теперь спокоен, но еще глуп. Ты хороший человек, но ты не знаешь жизни, твои годы - это всего лишь твое детство. Они были тебе помощниками, но мудрость затерялась. Ты ее найдешь там, куда пойдешь сейчас. Но если ты не почувствуешь, что мудрость твоя стоит рядом с тобою, словно тень твоя, а увидишь только страх, ты умрешь, и на этой земле тебя уже не будет ни в какой жизни. Подумай, прежде чем сделать первый шаг туда.
  Майкл стоял, опустив голову. Он подбородком чувствовал, как бешено колотится его сердце. Ему вдруг стало невыносимо страшно. Он, наконец, понял, что это не просто приключение, прогулка за сенсацией, это его судьба взяла за ворот и тряханула сильно и предупредительно. Но назад он уже вернуться не мог и не хотел.
  - Я готов ко всему, что бы ни случилось! - тихо, но уверенно ответил Увид.
  Настоятель едва заметно улыбнулся и, сложив вместе ладони, приложил их к своему широкому загорелому лбу.
  - До перевала с тобой пойдет Мансу. Дальше твой путь продлится в одиночестве.
  
  ************
  
  Они шли вдвоем в густом перламутровом тумане, по едва заметной узкой тропе. Мансу уверено шагал впереди, вырезая в сырой дымке лучом мощного фонаря полосу света. Американец чувствовал свои ноги. Они не шли, а крались, словно лапы напуганного зверя. Горы давили ему на плечи, и все время Майкла преследовало ощущение, что за ними двумя след в след идет еще кто-то третий. Монах-проводник не оборачивался. Увид резко остановился и крикнул шепотом:
  - Стой!
  Мансу обернулся, и в свете фонаря, журналист увидел его недоумевающую физиономию.
  - Эй, Увид! Ты что, подвернул ногу?
  - Нет, Мансу! Мне кажется, за нами кто-то идет!
  - Может быть! - задумчиво ответил монах, - Это или йети или снежная кошка! Или Дух Мертвого Водопада!
  - Ты это серьезно? Какой еще Дух, Мансу, что ты несешь?
  И тут из темноты с близлежащего склона сорвался большой острый камень и подкатился прямо к ногам Увида. Тот от неожиданности подскочил на месте. Мансу недовольно закачал головой и пробурчал:
  - Вот видишь, на тебя даже горы сердятся! Никак не можешь смириться с тем, что все, что тебя окружает, есть Большой Дух! Горы Земли это отдельный организм. Понятно?
  - К черту духов, Мансу! Я забыл свой фотоаппарат в пиджаке!
  - Опять ты за свое! - злился Мансу, - Ты упрям, как старый мул!
  - Но я должен хоть что-то запечатлеть на пленке!
  - Ты даже не знаешь, что ты собираешься фотографировать, ты себе ни в одном сне, ни в одном мечтании такое представить не сможешь! Твой мозг - вот твой фотоаппарат!
  Майкл безнадежно махнул рукой и предложил своему проводнику двигаться дальше.
  - Странно! Я столько читал о чудесах Тибета и Гималаев, достаточно много месяцев потратил на записи известных путешественников, даже приобрел пару копий картин Рериха! Кстати, ты знаешь, кто такой Рерих?
  Мансу молчал. Увид видел его внимательно слушающую спину.
  - Почему вы позвали сюда именно меня?
  - Наш друг читал твои статьи, долго изучал тебя, как ты картины Рериха, интересовался твоей жизнью и твоими близкими и друзьями. Ты нам подошел!
  - Чтооо?! Значит, все это время вы за мной следили? Уму не постижимо! А я ничего не замечал!
  Мансу слегка передернул лопатками, свет фонаря скользнул вниз, в ноги.
  - Иначе ты бы здесь не оказался!
  - Ну и ну! - только и смог выговорить Увид.
  - Пожалуй, ты единственный человек, кому выпал подобный шанс! Узнать Истину испытание не из легких!
  - А кроме меня были претенденты на эту Истину?
  - Были. Они ушли. Один умер, другой потерял свой ум, третий менял веру каждый год. И это лишь трое из многих тысяч!
  Увид не переставал удивляться способности своего проводника так запутывать мысли и события, что чувствовал себя абсолютно темной и неразвитой личностью.
  - Какая же вера объединяет вас в Храме Радужных Ворот?
  - Мы хранители Истины! - загадочным голосом ответил монах, - Мы стражи и защитники!
  - Опять загадки! А как же Озеро Шивы, девочка-богиня и все остальное?
  Мансу снова остановился и резко повернулся к американцу.
  - Ты задаешь совсем ненужные и бесполезные вопросы. Озеро Шивы - традиция и всего лишь сотая часть тех знаний, которыми обладает наш настоятель. Ты двигаешься к самому главному и пытаешься заранее залезть вперед! Либо ты еще слишком глуп, либо слишком любопытен! В любом случае, и то и другое вредно для души. Думаю, нам нужно помолчать! Иди за мной и молчи!
  Майкл развел в темноте руками. Он не хотел признаваться своему новому другу, что очень боится, и поэтому вопросы сыпятся из его рта, как крупа из сита. И фотоаппарат ему уже не был нужен. Ему не было нужно ничего. Он жаждал вернуться назад, уйти из этих страшных и красивых гор, запрыгнуть в самолет и вылететь в свою развитую, агрессивную цивилизацию. Но нет же, впереди шел монах-хранитель Истины, он следовал за ним по узкой горной тропе, в гималайской ночи, кто-то крался рядом, звезды доводили своим тусклым светом до озноба, а полная зловещая луна торчала над пиком Аннапурны. Значит, спокойствие улизнуло от него еще возле храма, и каменный холм вот-вот развалится. Страх, маленькая зубастая зверушка, подгрызал его душу. Увид представил себе, как после перевала он пойдет совсем один в этой холодной и липкой тьме, и ноги его стали ватными. Вдруг он услышал приглушенный голос Мансу.
  - Забудь про страх! Не пускай его к себе! Через какое-то время ты будешь просто счастливым человеком!
  Два маленьких путника шли друг за другом, освещая путь фонарем. Туман всосался в одну из глубоких расщелин. Стало очень холодно, и в этот холод вонзился раскатистый мощный гул. Он приближался стремительно и был похож на удары грома.
  Майкл вглядывался вперед, в темноту, боясь смотреть по сторонам. Он никак не мог понять, откуда идет шум падающей и бурлящей воды. Мансу опередил его очередной вопрос.
  - Мы рядом с Мертвым Водопадом. Не ищи его. Он внутри в скалах. Дух гор загнал его туда много-много лет назад, потому что он огромный, наверное, самый большой на земле. Водопад могут видеть только посвященные. Но звук его падения слышен на многие сотни миль отсюда, если хорошо прислушаться.
  - А мы можем сейчас на него посмотреть? - осторожно спросил американец.
  - Нет! Это не возможно!
  - Мансу! Я не вижу больше дороги! Мы уперлись в скалу!
  - Не бойся, иди за мной и не трать силы на разговоры.
  Скала выступила внезапно из полного мрака огромной каменной массой, которой не было ни конца, ни края. Она загородила все видимое пространство, даже дальние вершины высоких гор исчезли за ее стеной. Мансу обернулся еще раз на своего спутника, погасил фонарь и уверенным шагом вошел в скалу, словно невидимая сила втянула его тело внутрь каменной массы. Журналист от великого изумления разинул рот и подался назад. Но и остаться на месте было равносильно смерти. Поэтому он зажмурил глаза, выставил руки вперед и нырнул в скалу следом за монахом. На мгновение Майкл оглох и ослеп и даже почувствовал состояние невесомости. Черный мрак и колышущееся пространство. Закоченевшие руки и ноги. Чьи-то едва уловимые теплые прикосновения. И страх, страх, страх!
  Все закончилось так же быстро, как и началось. Ни скалы, ни колыхания пространства, ни чуждых пугающих касаний.
  Они стояли на возвышенности, покрытой снегом, который искрился в свете лимонной луны. Внизу простиралась маленькая долина, окруженная кольцом невысоких скалистых гор со снежными шапками. Долина эта освещалась полностью ночным светилом, рождая причудливые таинственные тени, менявшие цвета от фиолетового до золотисто-зеленого. Колдовская красота этого места делала пейзаж просто космическим, может марсианским, а может венерианским, но только не земным. Подобного великолепия природы, манящего и вместе с тем пугающего, Майкл Увид не встречал никогда. Он молчал, пораженный, восхищенный, забывший о страхе. Мансу стоял рядом с видом постоянного посетителя долины. Он ждал, когда американец придет в себя. Наконец Увид направил свой отрешенный взгляд в сторону монаха. Тот испытующе вглядывался в лицо журналиста, изучал его глаза, ловил в зрачках бегущие мысли. Мансу втянул ноздрями горный воздух и тихим уверенным голосом произнес:
  - Все! Дальше ты идешь один! Бояться тебе больше нечего. Если ты будешь слушать и думать, как мудрец, ты вернешься назад! - монах положил одну свою руку на плечо Увиду, а другую вытянул в сторону долины, - Смотри внимательно! Видишь на той стороне у подножья восточной горы черное пятно? Это вход в пещеру. Она затоплена в начале водой. На воде большие валуны. Будешь идти по ним, и больше ни на что не наступай! Эта пещера твой путь, самый большой и самый удачный! Под нами есть каменные ступеньки, спустишься по ним. Иди! - и Мансу слегка оттолкнул от себя американца, - Счастливого тебе пути! Прощай!
  - Прощай?!
  - Да! Мы никогда не ходим на свидания, мы всегда просим друг у друга прощения! Я буду рад видеть тебя снова, американец!
  Мансу ушел быстро, не оборачиваясь, исчез из лунного света. Увид немного наклонился вперед и высмотрел едва заметные, полустертые ступени. Он тяжело вздохнул, еще раз огляделся по сторонам и решил сделать пару шагов назад. Но не смог. За его спиной зияла огромная пропасть, а сам Майкл стоял на маленьком клочке земли. Это открытие настолько поразило его, что он невольно вспомнил сразу и своих родных и друзей, и Создателя.
  "Видно это и есть тот самый перевал!"
  Увид собрал свои силы вместе, призвал мысленно себя к спокойствию и начал осторожно спускаться в долину, поминутно хватаясь руками за склон.
  Фосфорицирующие тени обступили его со всех сторон, льнули к коленям, словно хотели обнять. Он шел, едва касаясь земли, напряженно вглядываясь в чернеющий вход пещеры. Его собственное дыхание превращалось в мерцающие кристаллики на бровях и ресницах. Смешная, но теплая шуба усердно грела все тело. Майкл догадывался, что холод в долине почти такой же, как за Полярным Кругом.
  Он медленно вошел, буквально прокрался в густую черноту пещеры, и разноцветные и извивающиеся тени отползли, оставшись снаружи. Как и предупреждал Мансу, сразу у входа начиналась вода, на поверхности ее торчали большие мшистые валуны. С высоких и неровных сводов то и дело срывались крупные вязкие капли, гулко шлепаясь о поверхность воды и расползаясь по ней неровными кругами. Здесь было тепло и очень тихо. Майкл осторожно встал на один из валунов и поднял вверх голову, в сторону мягкого, тусклого света. Там наверху висели длинные кристаллы, похожие на сталактиты, мутновато-прозрачные, с острыми концами. Они образовывали полукруг и напоминали гигантские зубы акулы. Из этих зубов тоже выползали тягучие капли и медленно, лениво шлепались в воду и на валуны. Одна из них попала Майклу на ногу. Он потрогал ее пальцами. Странная жидкость была горячей. Как ни странно, но это не удивило Увида, он решил не тратить времени на исследование непонятной жидкости и отправился вглубь пещеры, перешагивая с валуна на валун. Его затылок, спина и глаза щупали пространство. Мурашки, бегущие по всему телу, врезались в шубу. Он остро чувствовал, за ним явно кто-то следит.
  Вскоре валуны и вода закончились, и ступни встали на твердую поверхность. Почва под ногами напоминала лунные кратеры. Теперь Майкл смотрел на пол пещеры.
  "Кратеры" соединялись, переплетались друг с другом, образуя причудливые знаки, напоминающие все буквы, иероглифы, символы, которые когда-либо существовали со времен появления человечества. Увид шел, разглядывая это чудо как под гипнозом, пока не очнулся, узрев, что пещера начала очень сильно расширяться.
  Он вышел на большое светлое пространство (откуда шел свет, Майкл так и не понял). Своды и стены отодвинулись далеко вглубь так, что стали едва заметны. Кругом был песок, белый, искрящийся кварцем. Этот песок медленно перетекал из одного положения в другое, как барханы в пустыне. И была посередине гора, буровато-зеленая с желтым отливом. Увид не преставал удивляться геодезическим чудесам Гималаев. Гора внутри пещеры, и пещера просто огромна. Но и гора очень велика! Есть даже свой хребет и подножье. Американец решил подойти поближе и оглядеться.
  Песок двигался, и с ним двигалось подножье горы. Оно вытягивалось в узкий перешеек, Майкл шел вдоль него. Шел, и не смог вдруг идти дальше. Внезапное потрясение сковало его руки и ноги, а из горла вырвался придавленный крик, похожий на сиплое гудение.
  - Боже Всемогущий! Это не гора! - пролепетал американец, едва оторвав прилипший к пересохшему небу язык.
  Перед ним в двигающихся песках лежал огромный ящер, а вернее сказать, самый настоящий ДРАКОН! И перешеек, возле которого остановился Увид, словно громом пораженный, был на самом деле хвостом с тремя мощными шипами-саблями, похожими на пики скал! За этими шипами виднелась согнутая гигантская лапа с когтями величиной с бивни мамонта. Когти утопали в песке и были ярко желтого цвета. То, что Майкл принял за поверхность горы, оказалось бурым чешуйчатым панцирем спины. Чешуи были невероятных размеров и соединялись между собой пугающим, но красивым узором. Хребет спины нес на себе восемь ровных зеленоватых пластин-плавников, каждый размером с большие ворота. Майкл стоял как вкопанный и боялся даже пальцем пошевелить. Задняя лапа чудовища слегка подвинулась, и Увида засыпало песком по колено. Кудрявые волосы американца зашевелились на голове, словно змеи. Он медленно повернул лицо назад и увидел прямо перед своим носом длинную толстую шею, тоже покрытую чешуей, на которой сидела огромная рогатая голова, немного приплюснутая и вытянутая, напоминающая чем-то одновременно морду льва и лошади, с широкими ноздрями, из которых выходил горячий воздух в лицо Увиду. Хищная пасть была слегка приоткрыта, а за многочисленными жуткими зубами виднелся раздвоенный, как у кобры, язык алого цвета. Но самым страшным в этом портрете оказались два желтых змеиных глаза, которые смотрели в упор на журналиста сквозь тяжелые кожистые полуоткрытые веки. От этого взгляда можно было окаменеть, что практически и произошло с Майклом Увидом: его суставы и члены были парализованы. Он глядел с отвисшей челюстью на это жуткое чудо, одни только мысли неслись со скоростью света по орбите его мозга. Взгляд ДРАКОНА напомнил ему глаза настоятеля Храма Радужных Ворот.
  Чудовище снова едва шевельнулось, и Майкл ушел в песок почти по пояс. Он заставил себя закрыть свой рот и сильно зажмурился. Внезапно Увид услышал спокойный, тихий, абсолютно человеческий голос, низкий, ровный и всепоглощающий:
  - Ты кто такой, человек?
  Журналист даже сначала подумал, что разговаривает сам с собой внутри себя. Но когда он открыл глаза, ДРАКОН смотрел на него вопросительно и лениво.
  - Ты глухой и слепой? - голос лился как дыхание океана.
  - Нет! - эти звуки Майкл выдавил из себя с огромным трудом, заикаясь, - У меня есть глаза и уши!
  - Хм!
  - Я! Меня зовут Майкл Увид, я журналист из Америки! - собственный ответ показался американцу пугающе глупым, ибо эта глупость могла стоить ему жизни.
  - И зачем ты здесь? - ДРАКОН слишком близко придвинул свою голову к лицу Увида.
  - Я хотел увидеть то, что ни один человек никогда не видел! - пролепетал Майкл, заикаясь, но с полной искренностью.
  - Увидел?
  - Да! Но...
  - Но! - прервал американца ДРАКОН. - Ты хочешь получить еще что-то?!
  От страха и горячего дыхания чудовища Увид не чувствовал свои легкие, на щеках и на лбу выступали крупные капли пота, лицо горело от жара.
  - Для начала я хотел бы прийти в себя и успокоиться! - тяжело дыша проговорил он.
  - М-да! Для начала я тоже слегка уменьшу себя, чтобы ты не умер от разрыва сердца. Ты мне интересен, поэтому есть я тебя, пока, не буду. Вылези из песка, человек, и отойди в сторону!
  Американец с неимоверным трудом высвободился из движущегося кварца, для чего ему пришлось встать на четвереньки. Он осторожно и медленно отполз на достаточное расстояние и остался сидеть на коленях, дрожа всем телом и стуча зубами.
  ДРАКОН повернул свой смертоносный хвост в противоположную сторону от Увида, оставляя гигантские борозды на песчаной гряде. Словно громадная кошка он подобрал свои четыре лапы под коричневое брюхо, положил рогатую голову на основание хвоста. Получилось так, что он свернулся калачиком, слишком большим калачиком. Чудовище перестало дышать, песок перестал двигаться. И вдруг вся чешуйчатая шкура его начала светиться изнутри и менять цвет. ДРАКОН стал красно-желтым, чешуи переливались и уменьшались в размерах, а вместе с ними уменьшался и ящер. Наконец трансформация прекратилась, а ДРАКОН оставил себе рост большого африканского слона.
  Майкла чуть не хватил удар! Ничего подобного, столь потрясающего и невероятного он не мог представить себе даже в самых призрачных снах и дерзких мечтах. Это не было ни бредом параноика, ни наркотическим дурманом. И, уж тем более, это была не сказка о странствующих рыцарях, победителях крылатых змеев. Кстати, крылья. Крыльев он еще не увидел!
  Когда журналист более-менее пришел в себя, то заметил, что стоит как раз в центре тела хозяина пещеры, между хвостом и головой. Змеиный взгляд ДРАКОНА давил своей хищной проницательностью, и Майкл ощущал себя беспомощной мелкой букашкой. Ворс шубы зашевелился на нем, потому что ящер обнюхивал его своими широкими засасывающими ноздрями.
  - Ты пахнешь не как горный человек! - сделал вывод ДРАКОН, облизывая раздвоенным языком передние клыки.
  - Я не из этих мест! - пробормотал Увид в ответ.
  - От тебя несет всякой дрянью!
  Несмотря на страх Майкл, обиделся. Он всегда считал себя чистоплотным человеком, и услышать подобное в свой адрес, да еще от кого, было очень не приятно. Он густо покраснел, заставив свое сердце биться чаще.
  - Обиделся! - ДРАКОН хрипло хохотнул и перешел на шипение. - От тебя пахнет цивилизацией, человек! А цивилизация для меня в любом случае дрянь!
  - Я не виноват, что живу в большом городе! - буркнул Увид, косясь на рогатую голову.
  - А я и не виню тебя! - ДРАКОН лег на брюхо и вытянул свои лапы, - Так как, говоришь, твое имя?
  - Увид, Майкл Увид!
  - Это истинное имя?
  - Думаю, что да! - Увид развел руками, - Правда, в детстве меня называли Микки!
  Дракон качнул своими рогами и выдохнул из ноздрей порцию тяжелого горячего воздуха.
  - Мое имя, человек Майкл, ГОРМОГОН! Оно второе, первое мне досталось от Вселенной. Это первое останется даже тогда, когда меня не станет. Так что тебе нужно, человек Майкл?
  - Я в смятении, Великий Гормогон! - Увид тяжело вздохнул, - Я даже не знаю, с чего начать!
  - Я тебе помогу, начни со своих глаз!
  - Глаз?! То есть, что я вижу? - американец вопросительно и испуганно глядел в узкие зрачки ДРАКОНА.
  - Да! Что ты видишь?
  - Восьмое, нет, Первое Чудо Света!
  - Ха-ха-ха! - Гормогон задрожал всей своей тушей. Его чешуи снова стали ярко-красными, - Что это еще за чудеса света? Я есть Дракон из племени Гянэву, просто самое древнее существо на этой бешеной планете! У меня есть своя звезда, и я стар как глубокий разлом в океане, который вы называете Тихим.
  - Значит, ты родился еще до того времени, когда динозавры ходили по Земле! - ошарашено спросил Увид.
  - Я скажу проще. Когда людей еще и в помине не существовало, было гораздо спокойнее! Первую соль Океана я пробовал, когда Земля двигалась с места на место, горы вырастали и разрушались. Моя первая душа была слишком мала, чтобы понимать, кто я есть. Мои братья и сестры, грели свои хвосты в остывшей лаве. День был длиннее ночи в три раза, небо было красное и не показывало ни одной звезды. А вот когда разлился первый огромный океан, тогда стали появляться твари разные, и большие и маленькие, вы, люди смешно называете их динозаврами. А они, на самом деле, были ошибкой Великого Духа. Мы с удовольствием пробовали их на зуб. А какая была Луна, прекрасная, желтая богиня, она занимала весь ночной горизонт. Теперь ты никогда не увидишь такой Луны. Она удаляется все дальше, пока не исчезнет совсем, и Земля не рухнет в одну из Черных Дыр, - ДРАКОН выдохнул и закатил свои желтые глаза.
  - Бог, мой! Гормогон, ты видел, как зарождалась наша планета! - Майкл почти кричал, настолько он был потрясен, - Значит, ты не с Земли?!
  Гормогон многозначительно лязгнул своими острыми зубами и положил голову на передние лапы.
  - По правде говоря, я никогда не помню, откуда я пришел. Земля всего лишь пристанище моего грузного тела, и задержался я здесь очень надолго.
  Об этом я вспоминаю лишь перед каждой своей смертью. Ни одна звезда не рождается просто так, и ни одно существо не подступает к началу своей жизни без напутствия свыше, - Дракон приподнял голову и приблизил ее к лицу своего маленького собеседника, - Ты можешь сесть на мой хвост, между шипами, ты меня раздражаешь своим стоянием и глупым выражением глаз!
  - Да-да! - и Увид послушно устроился между хвостовыми шипами, которые доходили ему до плеч.
  - Так-то лучше, человек! У тебя столько ветра в ушах, что ты не слышишь самого себя.
  - Может быть, я глух, но совсем не глуп! - американец развел руками.
  Пасть Дракона растянулась в лукавой улыбке, а глаза обрели зеленый цвет.
  - Сколько тебе лет, Увид?
  - Тридцать пять!
  - Хм! Тридцать пять! Это возраст яйца. Для тебя, человек, я, наверное, являюсь ужасно древним чудовищем! Каждая моя восьмая жизнь составляет пять тысяч лет. Так что я еще слишком молод в своем повторении!
  Увида лихорадило от напряжения и возбуждения. Мысленно он пытался приблизительно представить себе, что может знать Гормогон о Земле, о людях, о тех бесследно исчезнувших странах и цивилизациях, которые до сих пор остаются загадкой для простых смертных.
  Майкл поминутно прикладывал к вспотевшему лбу дрожащую ладонь, думал и молчал, но не мог собраться с мыслями. Молчал и Гормогон. Его ленивый, затуманенный взор медленно скользил по маленькой фигурке в смешной лохматой шубе, сидящей на его хвосте. Он дышал через свои широкие морщинистые ноздри, задерживая кипящее дыхание, чтобы не обжечь человечку лицо. Этот человечек с громким именем ему нравился.
  Майкл же боялся обронить даже слово, но и молчать дальше он тоже боялся. И когда его взгляд столкнулся с поменявшими цвет глазами Дракона, Увиду показалось, что тому уже наскучила начавшаяся и угасшая беседа ни о чем, и он просто думает, что бы сделать с человеком. Возможно, сравнять с песком, или откусить голову, а, может, прижечь своим утробным пламенем как назойливую муху.
  - Ты глуп, как наперсток, сидящий на пальце, когда в него вонзается игла! - шипящий голос Гормогона прозвучал над самым ухом американца, и от неожиданности тот подпрыгнул на месте, - Если бы я захотел убить тебя, я бы это сделал, даже не подпустив тебя к себе!
  - Ты знаешь мои мысли?! - Увид был в шоке.
  Дракон раздраженно фыркнул, выпуская клубы пара из носа, и забил хвостом, словно злящаяся пантера, так что Майкл чуть не слетел в песок и судорожно вцепился в шипы.
  - Все-таки, вы, люди, ужасно неразумные существа! Зачем идти на опасное испытание, не предупредив заранее смерть?
  - Я все равно ничего не понял! - в отчаянии проговорил Майкл, - Я знаю только одно, что ты телепат! А этот дар - великая редкость в наше время!
  - Теле-что? - переспросил Гормогон.
  - Тот, кто читает чужие мысли!
  Хозяин пещеры расхохотался, запрокинув свою рогатую голову. Его большое грузное тело сотрясалось от смеха, похожего на отдаленный гром, словно маленькая гора. Дракон даже завалился на бок, приложив передние лапы с саблевидными когтями к своему бурому брюху. Американец слетел в песок и прикрыл голову руками, так как хвост Гормогона пронесся над его макушкой с устрашающим свистом. Майкл Увид сидел в кварце, засыпанный почти по горло и думал, что медленно сходит с ума. Он никак не мог осознать и привыкнуть к мысли, что перед ним древний гигантский ящер, говорящий на человеческом языке, трясущийся от смеха и изрыгающий клубы дыма из широких морщинистых ноздрей. Сколько глупых сказок и легенд сочиняли про него люди на протяжении многих веков. А Дракон вот он, собственной персоной и во всей своей жуткой красе предстает перед человеком. И черт с ними, со снежными людьми, загадками египетских пирамид, садами Семирамиды, летающими тарелками! Это все мертво, все крошится, как сухарь на ладони. Кто-то видел, что-то слышал, где-то нашли полуистлевшие кости, кому-то досталась чужая потрепанная тайна. Все нереально и пусто! Живой лишь Дракон, с мозгом тысячи тысяч мудрецов всех времен, великий, древний, непостижимый.
  Увид ощутил, как состарились его волосы, как спокойствие объяло душу и заставило вникать и слышать.
  Дракон перестал гоготать, немного покряхтел и обнаружил своего собеседника, присыпанного песком. Своими когтями он разбросал блестящий кварц и снова подставил хвост, предлагая человеку сесть на него.
  - Да, Увид! Мне нравится твоя неподдельная искренность!
  - Еще немножко, и ты бы меня пришлепнул! - проворчал в ответ Майкл, взбираясь на хвост и отряхиваясь, от песчинок.
  - Ты перестаешь меня страшиться, значит, твой ум прибавляется.
  - Ничего не боятся только полные дураки! - продолжал ворчать Майкл.
  - Страх сильное чувство. Он может быть либо плодотворным, либо слишком опасным! - Гормогон задумчиво глядел меняющими цвет глазами на струящийся золотой кварц.
  - Ты хочешь сказать, что страх может приносить пользу? Что за бред?! - журналист поймал азартное начало спора и машинально поглаживал один из хвостовых шипов Дракона, - По-моему, когда человек боится, он становится больным, подозрительным, несчастным, в общем, круглым идиотом!
  - Ты меня разочаровываешь Увид! - презрительно фыркнул Гормогон, - То, о чем ты говоришь, и есть черная сторона мира. Это ваша человеческая сторона. Благодаря ей вы самоуничтожаетесь. Меня это мало волнует, я не жалую людей, ибо люди глупы и пугливы неимоверно! Страх - проснуться однажды с восходом Солнца и не услышать свой Дух! Вот истина, которая создает мудреца!
  - Значит, почтенный Гормогон, людей ты не любишь! - тихо произнес Майкл и почему-то, вдруг, вспомнил о своей жене, - А слушать свой Дух на рассвете просто необходимо? А если я не знаю, что такое дух? Или кто такой?
  - Ты знаешь, что это, просто не слышишь. Ты глух в своем страхе, как все, - Дракон махнул передней лапой прямо перед носом Увида, - Ты боишься всего. И в первую очередь боишься Смерти!
  - Тебе легко говорить, Гормогон! Ты умираешь и рождаешься заново, и такое происходит постоянно! Я так понимаю, что тебе уже не один миллион лет! Да ты просто бессмертен!
  Дракон разинул свою опасную пасть и высунул раздвоенный язык. Его змеиные глаза приобрели цвет молодого сапфира.
  - Что за чушь, человек! Я так же, как и все умираю, но Смерть мне друг. И моей душе по назначению из века в век достается тело дракона. И отличаюсь я от тебя лишь тем, что помню каждую из своих прошлых жизней. Тебе этого не дано, поэтому ты, как и другое большинство людей, боишься Смерти до икоты! Лишь однажды, очень давно я был человеком-драконом из племени Гянэву, прожил шестьдесят шесть лет и был убит предателями. Я был большим и сильным воином! Мне даже нравилась эта жизнь. Я был человеком в Великую Эпоху племени Нонов, что плыли на своем огромном материке в океане, строили города из золота, летали в небе, а большинство из них были магами Белой Династии! Они знали и умели то, чего до сих пор не знаете и не умеете вы, современные люди.
  Майкл слушал Дракона, раскрыв рот и округлив глаза. Он ловил внутри себя кипение крови в сосудах и бултыхание собственного маленького сердца. И продолжал не верить своим упрямым ушам. Увиду стало жарко в лохматой шубе-комбинезоне, и он попытался найти застежки, чтобы расстегнуться, но как ни старался, так и не смог их найти.
  - Гормогон! Гормогон! - кричал он, задыхаясь, - Мне сейчас станет совсем дурно!
  - Что ты голосишь, словно тебя в кипяток бросили! - язвительно ответил хозяин пещеры.
  - Мне очень, очень жарко! Я слишком разволновался!
  - Я что, открыл тебе страшную тайну? - Дракон улыбался и вращал своими сапфировыми глазищами. Он поднял переднюю лапу под потолок пещеры и резко махнул ей, сбив свисающий со сводов большой сталактит. Эта сосулька матового цвета, похожая на копье, разбилась на несколько кусков, ударившись о шипы хвоста Гормогона. Тот плавно вытянул свою правую заднюю лапу, кошачьим движением цапнул один из разбитых кристаллов и протянул его американцу, - Возьми, охладись, а то, я чувствую, твои мозги скоро забурлят, и придется тебя съесть!
  - Съесть?! За что!?
  - Шучу, от твоих косточек толку мало, еще в зубах застрянут! - и Дракон снова громко расхохотался, пуская кольца дыма из ноздрей, словно куря трубку.
  - Мне уже лучше! - осторожно сказал Майкл, потирая ледяным кристаллом шею и лицо, - Почтенный Гормогон, кажется, мы остановили свой разговор на так называемых Нонах. А как давно их племя жило на Земле?
  - Ноны жили тридцать, а, может быть, сорок тысяч лет назад! Это не столь важно!
  - Так! А их материк затонул в океане, и все они исчезли?!
  - Да-а! - задумчиво протянул Дракон.
  - Значит, это и есть знаменитые и непостижимые Атланты, а материк - загадочная Атлантида! Все-таки они существовали!
  - Атланты не Атланты, я знал их по имени Нон! - Гормогон небрежно помахивал хвостом c грузом в виде сидящего на нем человека, - Они были сильнейшей расой на Земле, самой развитой и умной, однако, с каждым веком вместе с умом прибавлялись и аппетиты Нонов на чужие истины и знания. Им было мало золота и всего видимого небесного пространства. Ноны потеряли самое главное - мудрость Духа. Они считали себя высшими существами на этой планете и объявили свою силу и волю остальным племенам и поселениям, которые соседствовали с ними и по сравнению с ними были еще дикими. Многие люди шли в наемники к Нонам, после долгого обучения строили их храмы, их города и башни-маяки, самые высокие в Океане, такие высокие, что видно их было с Луны. Земля Нонов трещала от изобилия и больших залежей золота и драгоценных камней. Им было дано все, но они это переоценили. Среди сонма жрецов и управителей, потерявших через поколения свое истинное имя, единственным мудрым, сосредоточенным и всевидящим оставался один человек - Верховный Оракул Яизу. Это он предсказал скорую и страшную гибель материка, он видел глаза Великого Духа в Млечном Пути и слышал его слово. Но Яизу перестал быть угодным, его послания воспринимали как бред дряхлого старика, и однажды Верховного Оракула отравили золотой пылью! - Дракон на мгновение сомкнул свои морщинистые веки и снова открыл их, тяжело вздохнув. Майкл, поглощенный его рассказом, заметил, что необыкновенные глаза словно заполыхали огнем, став кроваво-красными. Увид боялся даже пальцем пошевелить, чувствуя перемену настроения хозяина пещеры.
  - Я был телохранителем Яизу, человек! Но я не смог его спасти, пропустив через себя обман и вероломство... Умирая Верховный Оракул передал мне свое имя, предупредив меня, что моей земле Гранитных Скал острова Гото и моему племени грозит смертельная опасность. Ноны захотели заполучить мой остров для площадки своих летучих кораблей. Глупцы, они не знали, что Верховный Оракул через слово Великого Духа проклял их всех! Это долгая история! Я погиб, защищая свой народ, на своем острове. Из всего племени Гянэву в живых осталось только десять, которые имели истинное тело Дракона. Это их и спасло. Они ушли глубоко под Землю, почти к ее ядру и погрузились в свой долгий сон ожидания. Человеческое тело ничтожно и слишком слабо! Моя душа устремилась к своему созвездию и оттуда, из глубины галактики увидела, как гигантское космическое тело, похожее на многохвостую комету, разорвало материк Нонов на куски, словно мясо. Страшный огненный дождь стер города и храмы, сжег дотла людей, а огромная океанская волна поглотила оставшиеся островки, и империя исчезла навсегда. Океан и большая часть Земли погрузились в долгий, колючий мрак. Солнце несколько сот лет не показывало свой лик сквозь тяжелые бурые тучи. Те, кто выжил, утратили магическую мудрость и потеряли память. Они превратились в таких же диких людей, как и их рабы-соседи, не познавшие еще ни добра, ни зла, ни искушения властью. Великий Дух наказал своей смертоносной силой Нонов, сломав их будущее. И прошло много-много тысяч лет, прежде чем глупое человечество выползло из темных гротов и пещер. Великий Дух позволил вернуть память уцелевшим Нонам, и те стали большими оракулами и носителями мудрости для диких соседей. Они дарили осколки былых знаний избранникам. Дарили и умирали, чтобы оставить после себя след. Лишь одно было запрещено им - окончательно понять, почему их уничтожили. Никто никогда на этой планете не видел Вечного Древа Жизни, кроме Нонов и нашего исчезнувшего племени Гянэву. Оно произрастает глубоко внутри тела Земли, корни его упираются в мантию, а крона дает начало всем лесам и полям в этом мире!
  - Неужели, это все было?! - пораженный услышанным Увид поднялся и, забыв, что он сидит на драконьем хвосте, стал расхаживать из стороны в сторону, спотыкаясь об наросты шипов.
  - Не топчись! - буркнул Гормогон, очнувшись от тяжелых воспоминаний, - Ты щекочешь меня своими маленькими ногами. И вообще, ты невежа, потому что не знаешь ничего! Кстати, ты вспоминал рыжую женщину, нареченную твоей женой!
  - Ты и это знаешь?! - Увид резко сел и уставился на растянувшуюся в зубастой улыбке пасть Дракона, - Да, я вспоминал свою жену, потому что люблю ее, и именно сейчас мне ее не хватает! Ее зовут Клэр! И волосы у нее, действительно, рыжие!
  - Хм! Ты увел ее у другого мужчины! Решил отомстить!
  - Это неправда! - закричал американец, - Я полюбил ее! Я...
  - Ну-ну! - ехидно шипел Гормогон, - Меня ты можешь не обманывать, бесполезно. Научись, хотя бы не лгать самому себе! У тебя был спор мужчины с мужчиной. Ты был молод и азартен, даже слишком, и достаточно самоуверен. Ты как истинный самец поклялся забрать чужую и очень красивую женщину себе! Одного ты не учел, что женщина - это свет Луны и ночи, и мудрость ее сильна и опасна! Твоя Клэр не любила своего мужа, но она отказала твоим красивым самцовским ухаживаниям! Не так ли, мой друг? - жестокий Дракон, он приблизил свою рогатую голову к лицу Увида и пытливо вглядывался в его черные зрачки.
  - Во всем ты прав, почтенный Гормогон! - Майкл не выдержал змеиного взгляда своего могучего собеседника и отвернул лицо, - Я ненавидел ее первого мужа! Эта обезьяна была моим начальником! Да, я очень хотел ему насолить! Командир нашего дивизиона, он считал себя пупом Вселенной! А я простой сержант с простой родословной, перспектив никаких на ближайшее время. Но, между прочим, весьма был хорош собой, в отличие от этой гориллы с кривыми ногами и волосатой спиной! И, надо же, такому ублюдку досталась она, шотландка из старинного рода, неприступная и гордая красавица! И почему ему, а не мне, например?
  - Ха-ха! - веселился Гормогон, - Сколько злости и слюны! Ведь ты до сих пор не знаешь, почему он стала женой того мужчины?
  - Не знаю и знать не хочу! - крикнул Увид, покраснев и разозлившись, - Я до сих пор ревную свою Кэрол к этому чудовищу! Не знаю, почему, но не могу, не могу справиться с этим! Она слишком хороша для меня!
  - А говоришь, что не знаешь! Ты был ничуть не лучше того мужа твоей жены. И она это чувствовала, - проговорил Дракон. Его голос приобрел угрожающе-ласковые нотки, - Последние слова и будут ответом на твой глупый и пустой вопрос! Эта женщина достойна быть царицей! Ты должен гордиться тем, что она твоя, а ты дурнеешь и глупеешь на глазах! Ты перестаешь мне нравиться! Но я тебе открою одну маленькую тайну! - с этими словами хозяин пещеры подтянул свой хвост вместе с Увидом к брюху и слегка тряхнул им, - Поднимись-ка! Такие вещи нужно слушать стоя, чтобы не упустить главного! Припомни-ка, когда ты был совсем юнцом и начал служить своей Родине в чужой стране, и у тебя был свободен вечер, и была свободна ночь? Ты шел со своими молодыми друзьями по узким улочкам маленького города. Ты был пьян! А она сидела на камне возле океана и плакала! Ты не вспомнил ее потом, плачущую, потому что тогда хмельной дурман душил твое горло! Ты овладел ею ласково и красиво, разогнав своих дружков. А она побоялась отказать тебе, потому что у нее не было сил сопротивляться, в тот день она узнала, что ее ребенок умер от желтой лихорадки. И она шла от него, от своего умершего дитя. А муж ее был также пьян и разбит, как ты, и спал на другом конце города! Эта она помнила тебя из той жизни, она впитала твое лицо в себя и твой запах, тогда она тебя ненавидела. Но ничего никому никогда не говорила, даже тебе. Вот поэтому она и отказала твоим павлиньим выпадам и твоим пышным цветам! Но однажды она услышала твою поющую и стонущую душу, плюнула на все четыре ветра и полюбила тебя! Правда, это было после! Любовь сделала тебя другим! И поэтому у вас нет детей, ибо твоя прекрасная королева боится смерти неродившихся! Ты должен почитать и боготворить свою женщину, хотя бы за то, что она смогла переварить свою ненависть в огромную любовь к такому глупцу, как ты. Никто в этом жутком и прекрасном мире не способен совершить такой подвиг, никто, кроме женщины. Ибо женщина есть дочь Млечного Пути, великая колдунья добра и зла. И только женщина может обратиться в дерево, дождь, птицу, лису или злобную кошку. Именно она стоит под Вечным Древом Жизни, а мужчина только бегает вокруг него, притягиваясь и отталкиваясь, словно магнит.
  - Боже мой! - Майкл застонал, потрясенный до глубины души, которая так сильно заболела, словно эта была ампутированная нога или рука, - Кэрол, любимая моя девочка, моя родная и единственная! Если бы я знал! Боже мой! И она молчала, молчала! - слова судорожно вырывались из горла Увида. Он закрыл лицо загорелыми ладонями и упал на колени в искрящийся песок.
  Дракон отодвинул свои лапы и бурый живот и смотрел молча сверху на страдающего человека. Он видел его страдания и ценил его истинную любовь. Гормогон слышал бьющееся и обливающееся кровью и слезами сердце американца и был спокоен.
  - Я вижу, ты излечился! - после долгого молчания произнес Дракон, - Ревность и черная жажда разрушают скалы и душу. Теперь ты должен забыть, что такое месть и ревность. Твоя рыжая Кэрол ничего не сказала тебе и не скажет никогда, потому что любовь ее сильнее ненависти! И слезы ее - это твоя боль до встречи со своей любимой в другом мире и в другое время. И эту тайну, вашу тайну вы оставите каждый при себе. Потому что ты видишь эту боль по-своему, а жена твоя - совсем по-другому.
  - Ты самый настоящий прорицатель! - с горечью произнес журналист, продолжая сидеть в песке, - Что же еще ты знаешь обо мне?
  - Да почти все! - рявкнул в ответ Дракон, - Только та твоя жизнь мне не интересна! Ты ничем не отличаешься от остальных людей Земли. По крайней мере, не отличался до встречи со мной. Ты сидишь сейчас в совсем ином мире, где нет ни дня, ни ночи. И я не человек, я Дракон, но моя мудрость сделает для тебя многое. Если ты захочешь выйти отсюда, то в том другом мире ты не сможешь больше жить, как прежде. Тебя это устраивает?
  - Вполне! - печально ответил Майкл, - Истину говорю, я давно, очень давно хочу изменить себя в чем-то! Вопрос, в чем, пока я не знаю ответа.
  - Это хорошо, что ты не знаешь ответа! Если бы узнал, то приблизился к Смерти! Хочешь, я покажу тебе Вечную Кровь?
  - Что?! Ушам своим не верю! - Увид резко поднялся с колен, - Это то, что уже многие века ищут ученые и маги, нападают на след тайны и теряют ее?!
  Дракон умиленно улыбался, глядя на своего собеседника, как на новорожденного. Этот человек забавлял его своим невежеством и наивностью. Маленький, лохматый и бестолковый, но упрямый, смелый и любящий рыжую женщину по имени Кэрол. Пришел из дикой цивилизации в дикое мироздание истины. Он мог его убить, мог съесть. Он делал это не один раз, когда незваные гости нарушали его покой и не успевали оправиться от потрясения. Ни одно живое существо, если и оказывалось здесь при невероятных обстоятельствах, не вышло из этой пещеры и этой долины. Тайна Жизни Гормогона заставляла приносить жертвы. Лишь хранители могли иметь долгую и невидимую связь с ним. И хранители привели к нему этого отпрыска человеческого племени.
  Дракон, ничего не говоря, приподнял правую переднюю лапу и длинным кинжальным когтем полосонул по сгибу левой передней лапы. Из образовавшегося пореза брызнула струйка темно-вишневой, почти черной крови. Первые капли, которые упали на золотой кварцевый песок, заставили его шипеть и плавиться. Гормогон слегка подтолкнул своим хвостом впавшего в оцепенение американца к образовавшейся темной лужице. Лужица пузырилась и булькала, словно вулканический гейзер. Хозяин пещеры медленно высунул алый раздвоенный язык из горячей пасти и облизал рану на лапе. Она тут же затянулась, не оставив никаких следов на чешуйчатой шкуре.
  - Ты все еще удивляешься? - прошипел Гормогон остолбеневшему Увиду в ухо.
  - Не знаю, что и думать! - пробормотал себе под нос Майкл, - Значит, Вечная Кровь - это твоя кровь? Если она кипит снаружи, то как же ты не умираешь от такого жара внутри?
  - Глупец! - хохотнул Дракон, - Все, что течет в моих жилах, я охлаждаю собственной энергией, приходящей от Луны, а силами, данными Солнцем, я превращаю кровь в огонь, который бежит по моей глотке и вырывается наружу, когда я захочу!
  - Похоже на большую изжогу! - сострил Увид, стараясь не улыбаться.
  - Тьфу! - плюнул Гормогон, и из его полуоткрытой пасти посыпались яркие искры прямо к ногам Майкла, - Слава Великому Духу, с моим желудком у меня все в порядке! Надо будет, он и альпиниста со всем снаряжением переварит!
  - Ты питаешься людьми, ходящими в горы?! Людоед!
  - Не стоит так возмущаться! - Дракон с видом полной невинности закатил глаза, которые обрели милый молочно-голубой цвет, - Жрать живьем вашего брата особого удовольствия не составляет! Так, падаль, изредка. Иногда облетаю, вершины гор и вижу вмерзшие в снег тушки! Зачем добру пропадать! Ну-ну, закрой рот, и не надо так округлять глаза! Я тоже иногда хочу кушать!
  - Невероятно! - закричал Увид, размахивая руками, - Ты, мудрейший из мудрейших, и питаешься человечиной! Возможно ли такое в наше время?!
  - А возможен ли я сам в ваше время?! - рявкнул Гормогон, явно разозлившись. Да так громко, что Увид едва не оглох, а волосы на его голове снова встали дыбом, - Твое ханжество меня бесит, человек! Твои грешки являются пищей для других! В том числе и для меня!
  Дракон уже не говорил, а устрашающе рычал. Он поднялся из песка на все свои четыре лапы, тряхнул рогатой головой и зелеными плавниками на огромной спине. Затем вытянул длинную змеиную шею, разинул широко зубастую, смертоносную пасть, издав при этом гулкий гортанный звук, такой, что эхо застучало и завыло вдоль стен пещеры, и изрыгнул из своей глубокой глотки страшное пламя красно-рыжего огня. Огонь, сплетая гибкие, струящиеся языки, пронесся по сводам пещеры, расплавил большие сталактиты и со всей мощью ударился об одну из стен. Стена задрожала, искривилась со стоном, откуда-то сверху побежали вниз камни, шипя и полыхая, катились по песку. В пещере стало невыносимо жарко. Огонь Дракона бесновался над сводами, пронизывая каждую трещинку породы, крутясь и кувыркаясь, нырнул в невидимый проем и погас, сверкнув напоследок раскаленным трезубцем.
  Упавшие камни догорали, словно угольки костра. Волнистый обожженный песок застыл в причудливых формах. Гормогон закрыл пасть, выпустил струйки ослабевшего дыма из ноздрей и плюхнулся на свое брюхо, снова приняв непринужденную позу большой доброй кошки.
  У Майкла Увида отнялись ноги. Облизнув пересохшие губы, он осторожно потрогал ладонью слегка обгоревший лоб. Пожар в Торговом Центре на Манхэттене, увиденный однажды им, был просто невинной шалостью по сравнению с выходкой озверевшего Древнего Дракона. Благодаря своему ненасытному языку американец едва не лишился волос на голове и своей шубы. Язык он закрыл зубами на замок и решил, что впредь не будет пускать в начале безумные согласные буквы.
  - Ну, что, вернемся к Вечной Крови? - прервал гудящую тишину Гормогон и растянул свою пасть в добродушной улыбке, как ни в чем ни бывало, - Скажи мне, Увид, есть ли на твоем теле какие-нибудь отметины или шрамы?
  - Да-да! - очнулся от своих размышлений журналист и послушно засучил правый рукав шубы, - Этот рубец у меня с детства, однажды я упал с крыши довольно неудачно, сломал ногу, а заодно и распорол руку об крюк! - и с этими словами он подставил тыльную сторону предплечья со шрамом под нос Дракону.
  - М-да! - Гормогон фыркал и разглядывал старый и грубый след от раны верхней человечьей конечности с видом знатока, - Что же, весьма внушительная отметина. А теперь подойди к моей крови на песке. Она уже остыла, но еще не высохла. И смажь ею свой рубец. Смелее!
  Увид молча сделал все, как сказал ему хозяин пещеры. От шрама не осталось и следа!
  В голове и ушах стоял пронзительный мерзкий звон, а в глазах ползали мелкие черные букашки. Видно, Майкл был не таким уж и крепким мужчиной, каковым себя считал, потому что собственный след он потерял на дне песка, в глубоком обмороке.
  Сладкий сон с горьким запахом кружил в голове и внутри сердца, покусывал сосуды, гладил легкие и желудок. В коротком сне Увида не было места ни для страха, ни для воспоминаний. Он плавал в своем бессознании, всхлипывая, как ребенок, слушая раскатистый гул бегущей большой воды.
  Американец с усилием разомкнул отяжелевшие веки и еле сообразил, что полулежит, вернее, полусидит верхом на большой чешуйчатой спине, между зелеными щитами-плавниками, прижавшись головой к длинной холодной шее, обхватив ее руками, а повсюду шумит ледяная вода.
  - Как спалось тебе, мой друг? - услышал сквозь шум воды Майкл голос Гормогона.
  - Оказывается, я спал! - с трудом выговорил Увид, - А где мы находимся?
  - Возле Мертвого Водопада! Ты же так хотел его увидеть! Вот, теперь любуйся! Здесь я питаю свою Вечную Кровь.
  Увид оторвался от шеи Гормогона и завертел головой по сторонам. Он сидел на Драконе, а Дракон стоял на круглом валуне, который просто висел в пространстве, посредине гигантской пропасти, окруженный темно-красными, словно политыми кровью, скалами, очень высокими и острыми, как клыки самого хозяина пещеры. В скалах зияли длинные, извилистые трещины, из которых бурными потоками, сворачивающимися в спирали и кольца, с бешеной скоростью вниз падала кристально-прозрачная вода. Она с гулким грохотом ныряла в бездонную пропасть, образуя широкие воронки, которые поднимались к валуну, словно гудящие трубы, обдавая ледяными брызгами лапы и грудь Гормогона, и исчезали навсегда на невидимом дне. А новые потоки водопада вырывались из трещин, гудели, выли, закручивались и падали в бесконечность. И так продолжалось вечно. Струи меняли цвета, словно радуга, от прозрачно-розового до голубого. И огромный камень-валун висел в центре пропасти, не имея ни основания, ни опоры.
  - Это место священное и тайное, так же, как и моя пещера! - разрезал своим спокойным голосом шум Мертвого Водопада Гормогон, - Ты единственный человек на Земле, исключая хранителей, кто воочию увидел Мертвый Водопад! Можешь потешить свое самолюбие!
  - Мне грустно, Почтенный Гормогон! - крикнул в ответ Увид, стараясь преодолеть водяной гул, - Эта вода могла бы излечить многих больных людей, а получается, что водопад закрыт для простых смертных. К чему тогда его энергия?
  - Эта вода пришла с неба и замкнулась в этих скалах. Эта вода есть энергия раскаявшихся душ умерших. Поэтому она и чиста, как слеза младенца, и мертва! Человек не может прийти сюда просто так, как бы он ни старался, потому что нет на свете того, кто бы воистину смог преодолеть черту настоящего раскаяния при жизни!
  - А как же люди, посвятившие себя Богу, святые и мученики? Они приняли на себя всю тяжесть греха человеческого! Они же чисты! - Майкл кричал в ушную раковину Дракона, которая пряталась за чешуей возле ребристого рога, свернутая перламутровой улиткой.
  - Ты рассуждаешь, будто необученный монах или пастырь неизвестной религии! - громко отвечал Гормогон, потряхивая забрызганной спиной. Ноздри его чесались от капель водопада, и он хотел чихнуть, но передумал и сдержался, представив, как Увид кувыркнется в бездонный водоворот, - Сама жизнь, данная мыслящему существу, уже есть Грех, а Смерть - это естественность, возвращение к первозданности, переход во Вселенную. Смерть шепчет в твое ухо последнее слово любви, а Грех предсказуем своей повторимостью. И тот, кто очищает свой Грех добела, тот вечен в своей Смерти. Смерть - это начало Жизни. Кто пережевывает свою черную душу с болью и радостью и выплевывает ее в мир, обрызгивая рядом стоящего, тот останется в замкнутом круге собственного маленького грешка и не познает вечности никогда. Он ничего не даст ни своим детям, ни деревьям, которые когда-то посадил, ни небу, ни земле. Такие мысли были у меня, когда я жил в человеческом обличии. Они тяжелые, давящие, но они нужны людям, и тебе в том числе. А я уже в них не нуждаюсь, потому что никогда не стану человеком и не захочу стать.
  - Если ты говоришь, что Жизнь - это уже Грех, то тогда не бывает безгрешных людей, ни одного, да и ты с Грехом в лапах! - упрямо твердил Майкл.
  - Я не спорю! - улыбался рогатый мудрец, - Не бывает! Ни одна козявка не сможет переписать свою жизнь заново без усилий и огромного труда! Великий Дух имеет мудрость миллиарда звезд и несет жизнь через всю Вселенную, самое главное он отдает человеку, и это главное Грех! Это испытание на прочность и силу души.
  - Ужас какой! Получается, нас наказывают еще до рождения! Но за что?! Что за садизм такой вселенский?! - Увид вскочил на ноги на спине Гормогона, схватил руками один из его щитов и начал трясти, - Ты можешь мне ответить, зачем тогда жить? Какого черта тогда мы верим в Него, обращаемся к Нему, чтобы Он нас потом окунул в дерьмо, в несчастья и пустую смерть?
  - Не смей нести оскорбление, безумец! - гаркнул хозяин пещеры, приподнял свой хвост и шлепнул концом хвоста Увида по шее. Тот охнул, покачнулся и, запрокинув руки, полетел со спины Дракона в бурлящие водяные воронки.
  Наверное, это был бы конец безумных путешествий журналиста Нового Нью-йоркского Географического Журнала, если бы не ловкость шеи и головы Мудрейшего Гормогона-Яизу. Американец уже успел хлебнуть по самые легкие обжигающе ледяной воды Мертвого Водопада, когда пасть Дракона с молниеносной быстротой лязгнула зубами в воздухе, погрузилась в мертвое горло воронки, прихватила непутевого Увида за спину и выдернула его из кипящего смертельного холода небытия.
  Майкл Увид упал на спину на плывущий в пространстве валун, возле лап своего могучего спасителя. Дракон хвостом перевернул его на живот и тряхнул. Из ноздрей и горла полилась вода. Американец начал кашлять, как больная собака, и приходить в себя. Его лохматая шуба слиплась клочками. Вода текла из рукавов и штанин. Увид приподнялся на коленях и локтях, упершись лбом в твердь валуна, и продолжал кашлять и свистеть бронхами. Потом внутренности успокоились, и заставляли лишь глубоко дышать. Он поднял голову, утер ладонью мокрое лицо и сел. Ползущий по спине холод заставил трястись Увида всем телом. А сверху на него смотрел Гормогон осуждающе и сердито, стараясь спрятать между змеиных глаз ехидную улыбку.
  - А ну-ка, закрой глаза и заткни нос, бестолковый человечек! - приказал Дракон.
  Майкл с обидой и укоризной поглядел на него и молча подчинился, закрыв пол-лица загорелыми ладонями.
  Гормогон наклонил свою голову ко лбу Увида, сомкнул пасть, сложив едва заметные кожистые губы трубочкой, и выдохнул порцию горячего сухого воздуха на журналиста.
  - Ну, как, человек, ты согрелся?
  - Фу! - Майкл сморщил нос и продолжал сидеть с зажмуренными глазами, - Я чуть не задохнулся! Своим дыханием ты можешь умертвить не то что меня, но и даже кита!
  - Ну, знаешь, тебе не угодишь! - заворчал Дракон, отворачивая свою клыкастую морду, - Я зубы только снегом чищу! Ты вообще должен меня благодарить! А то бы сгинул в этом мертвом потоке, как пустая папирусная бумажка, и твое имя сразу было бы забыто! В прочем, я могу повторить твой знаменательный акробатический прыжок!
  - Нет-нет! Не надо! - и Увид замахал руками, - Прости! Наверное, я, действительно, болван неотесанный!
  - На болванов я не обижаюсь! - Гормогон довольно крякнул и захрустел костями. Он соединил свои лопатки в одну линию, вытянул шею до предела и затряс спиной. Плавники на его хребте медленно заколыхались, чешуя заскрипела со страшным, каким-то металлическим скрежетом, а в воздух взмыли два гигантских перепончатых крыла, похожие на дьявольский веер.
  - Сейчас, мой друг Увид, мы с тобой немного полетаем! - загадочно проворковал Дракон, поглядывая в сторону одуревшего и онемевшего от потока феерий и чудес американца.
  - К-как, полетаем?!
  - Очень высоко! Садись ко мне на спину, крепко хватайся, прижимайся всем телом и прячь уши и глаза в шубе! Думаю, что твоя глупость и твое неверие растворяться в небе!
  С этими словами Гормогон подогнул лапы, слегка приседая, как большой сахарский верблюд. Майкл с явной неохотой залез к нему на спину и вцепился всеми четырьмя своими конечностями в чешую, которая стала медленно нагреваться.
  - Хочу предупредить, что с детства не переношу высоту!
  - Меня это мало волнует! И ты не переживай! - проревел Дракон, размахивая с сильным свистом крыльями.
  Валун под тушей Дракона качался как сумасшедший, вода грохотала. Увид задержал дыхание, уткнувшись лицом в плавники Гормогона. В ушах стоял гул водопада и свист фантастических крыльев. Через мгновение Гормогон с бешеной скоростью взмыл над невидимыми кровавыми скалами. На несколько минут Увид абсолютно оглох и ослеп, а кровь била виски с такой силой, что казалось, вот-вот они лопнут, и мозги потекут под шубу. Дракон поднимался все выше и нырял в потоках густого воздуха, настраиваясь на легкую волну. Он мощно размахивал своими страшными крыльями, пересекая воздушные тропы, вытягивал шею вместе с рогатой головой по направлению лунного ветра, раздувал ноздри, рычал и щурился. Все его четыре лапы были подобраны под брюхо, словно шасси трехсалонного лайнера. Потомок племени Гянэву сделал большой круг над хребтом Лхотзе и полетел в сторону Джомолунгмы, закрывая все видимое пространство перепонками огромных крыльев.
  Увид приоткрыл левый глаз и расслабил хватку оцепеневших пальцев. Он медленно оторвал голову от чешуйчатой спины Гормогона и, преодолевая тошнотворный ужас высоты, с неимоверным усилием посмотрел вниз. Курчавые волосы на его голове выпрямились в струны, то ли от холода и ветра, то ли от страха. Но, увидев проносившиеся под Драконом Гималаи, отсвечивающие белоснежными вершинами, ползущие хрустальные ледники, фиолетовые склоны и мелькающие загадочные гигантские тени, американец даже присвистнул от восхищения. Картина гармонии и счастья, страха и красоты простиралась под его ногами. И снова была горная ночь: луна разбрызгивала лимонный свет на острые пики гор, серебрила глубокие бархатные снега и подсвечивала лысые камни скал и перевалов.
  Увид поднял голову вверх и посмотрел в небо. Он определил почти все созвездия зодиака, даже смог соединить их в линии. Он нашел свое созвездие и узнал себя. В черно-синем гималайском небе бежал, перепрыгивая через галактики твердолобый, упрямый и гордый ОВЕН с широкими винтовыми рогами, закрученными в душе человека. И это был он!
   Тучные седые облака сгрудились у середины западного склона высочайшей вершины Земли Эверест. Майклу стало легче дышать, и глаза, умытые жгучими слезами, высохли. Он вертел занемевшей шеей по всем сторонам горизонта, держал свое сердце осторожно, чтобы оно не остановилось от потрясения и восторга.
  Гормогон больше не размахивал крыльями и парил в небесной сфере как космический челнок. Хотя шея Дракона была вытянута далеко вперед, человек сидящий на его спине, слышал каждое его слово.
  - Ты больше не боишься? - гудел Гормогон.
  Майкл замотал головой.
  - Теперь ты понимаешь, зачем человеку дан ГРЕХ?!
  - Да, понимаю, теперь я все понимаю! Я должен сделать шаг и посмотреть на свои ступни. Я должен сказать слово и сам узнать последнюю букву. Я должен протянуть руку и согреть ладонь!
  - Ты состарился Увид! - многозначительно произнес Дракон, - Тебе не понадобится Вечная Кровь, и ты не захочешь украсть ее!
  - Гормогон, Гормогон! - кричал во все горло американец, пытаясь преодолеть свист ветра, - Я увидел себя в небе! Я увидел себя! Так, как видишь ты!
  - Не спеши из этого мира! Лучше слушай ветер и его гласные, питайся ими и молчи в небе, смотри везде и всюду и тогда, может быть, ты прочтешь слово Великого Духа!
  Майкл закрыл рот ладонью и кивнул сам себе. Он готов был полностью повиноваться Гормогону, лишь бы не пропустить ничего главного.
  Горы уменьшались и исчезали в темноте, мигая изредка белыми вершинами. Внизу начала вытягиваться большим квадратом неведомая мерцающая долина, вскоре и она осталась далеко за горизонтом и сменилась красным отсветом бегущих сухих волн.
  Глядя вниз, Увид молча и вопросительно поднял брови.
  - Эта пустыня Гоби! - ворвался шепот Дракона в его мысленный вопрос, - Это мать Тибета и Гималайских гор, мать хранителей Радужных Ворот! Их предки вышли из этой пустыни. Хочешь спросить про главного из хранителей, который поразил твое воображение?
  - Хочу! - мысленно прошептал Увид.
  - Он человек-дракон, последний из племени Гянэву! Он мой брат. И в его жилах течет Вечная Кровь. Но человеком ему больше не быть! Следующая жизнь принесет ему тело и душу Дракона, как и мне, и заставит уйти в недра Земли! Он могуч, мудр и спокоен как тысяча ночей. О тебе он знает все или почти все! Он заманивал тебя буквами через листы, видя в тебе стремление. И делал он это три года подряд. Ты читал, а он слушал тебя! Спал твоими снами и посылал мне каждое полнолуние знак.
  - Но почему я, а не, к примеру, Папа Римский? - закричал Увид в спину Гормогону.
  - Священник умирает, став священником! Он запирает свою истину и живет чужими думами, он злится на природу и вымещает злобу на пришедших к нему. Он осеняет себя созвездием Креста и прячет руки в рукавах. Он плачет перед мертвыми лицами и смеется в живые лица. Я не люблю священников и их тайные войны еще со времен рыцарских эпох.
  - Но я слишком ничтожен и мал своим духом и умом! - ответил на это Увид, - О себе я знаю лишь одно, что не совру даже врагу. Это меня так часто подводило!
  - Твоя правдивость граничит с глупостью! - улыбался в звездах Гормогон, - Она меня и подкупила. Не терзай себя ненужными вопросами, все они теперь не имеют никакого смысла! Нельзя быть слишком умным или слишком глупым - это опасно для Души!
  Увид гнал свой взгляд навстречу ветру. Ему было так хорошо и спокойно, что даже становилось не по себе.
  - Ты продолжаешь копаться в себе, как навозный жук! - доносился в ушах Майкла свист Гормогона, - Держись крепче, мы скоро сядем в Океан! Тебе понравится! Надеюсь, ты умеешь плавать?
  - В какой океан? - удивленно спросил американец, - В Индийский или в Тихий?
  - В какой хочешь? - смеялся Дракон, - Мне все равно!
  - В таком случае мне тоже?
  - Ты умеешь быть самим собой! - крикнул Гормогон, медленно развернулся на сто восемьдесят градусов в противоположную сторону от пустыни и нырнул в густую молочную облачность.
  Облака накрыли их, словно ватное одеяло. Было тепло и сыро, пахло озоном и тропическим дождем с соленым морским привкусом. Увид ловил влажность ртом и вдыхал полной грудью дух Индийского Океана, и при этом ничего не видел вокруг. Везде плыли вязкие, тяжелые облака. Гормогон фыркал и поминутно чихал.
  - Не люблю я эту облачность! - ворчал он, прорывая крыльями тучи, - Моя Вечная Кровь начинает стынуть в этом воздушном болоте!
  Сверкающие металлические молнии пронзали гущу облаков и ударялись в тело Гормогона. Увид старался прижиматься как можно ближе к его спине. Но Дракон отражал эти молнии своим чешуйчатым панцирем с легкостью фокусника. Чешуи переливались всеми цветами радуги и потрескивали. Каждый раз, когда какая-нибудь извилистая молния выстреливала в плавники или спину Яизу, журналист округлял от восхищения и удивления свои серые глаза. Американец ощутил собственным организмом истинную силу атмосферных фронтов.
  Наконец, спустя некоторое время, они начали плавно снижаться, выскальзывая из влажной и теплой туманности.
  Океан открылся стремительно и внезапно, феерически сверкая в лунном свете. Огромная водная поверхность тянулась на тысячи километров и манила своим глубоким, черно-зеленым зеркалом. Миллиарды мерцающих крошечных существ освещали течения Индийского Океана. До слуха Увида доносился размеренный, спокойный голос волн. Сверху хорошо были видны косяки невиданных рыб, стремительно несущихся под луной вдоль морских течений. Мимо проплывали Индия, Коморские и Андаманские острова со светящимися огоньками цивилизации.
  Словно фантастический лайнер из далекого будущего Гормогон продолжал плавно и медленно спускаться. Окончательно приблизившись к морской поверхности, он задел крыльями волны и крикнул своему спутнику:
  - Набери полные легкие воздуха, нам придется нырнуть, и держись крепче!
  Увид втянул грудную клетку в себя, надул щеки и вцепился мертвой хваткой в шею Дракона. Не успел он зажмурить глаза, как большое и тяжелое тело Гормогона рассекло изумрудную гладь и с шумом погрузилось в соленую морскую воду, продолжая опускаться ко дну.
  Эта странная пара человека и чудовища распугала огромный косяк зеркальных угрей, несущихся в Атлантику. Ночные акулы панически разлетались в стороны, прячась в гуще бурых волос водорослей. Крылья Гормогона бултыхались в слое воды и задевали черные кораллы, доставляя неприятные ощущения своему хозяину. Выпустив порцию крупных пузырей из носа, Дракон сложил крылья веером и прижал их к бокам. Увид держался из последних сил, а воздух медленно выползал струйками изо рта и ноздрей.
  Гормогон проплыл еще какое-то расстояние под водой со скоростью торпеды и начал подниматься на поверхность. Наконец они вынырнули в бескрайние просторы лунной ночи и морского горизонта. Майкл вспомнил, что от подобных скоростных погружений могут лопнуть барабанные перепонки или, хуже того, разовьется кессонная болезнь. Однако энергия древнего ящера окружала маленького человека подобием воздушного купола. Поэтому резкий спуск под воду и затем такой же стремительный подъем никак не отразился на физическом состоянии журналиста.
  В отблесках молочно-желтой Луны на поверхности Индийского океана виднелись силуэты огромной туши с вытянутой длинной змеиной шеей, увенчанной крупной рогатой головой, и человека, сидевшего между плавниками на хребте чудовища, обхватившего руками согнутые колени. Так они медленно плыли, теплые течения обнимали их тела, и каждый нес в себе свою думу. Ночь грела их густым, мягким мраком, прокладывала лунную дорожку на их морском пути.
  Дракон скользил по воде с наслаждением и ленивой негой. Увид же сидел на его хребте и смотрел в глубокое азиатское небо, читал звезды по слогам с потрясением, умиротворением и бесконечным счастьем за пазухой.
  Вдруг Майкл вздрогнул и услышал пронзительный громкий свист, пересекающийся с трубными звуками, похожими на крики тысячи журавлей. Рядом с Драконом, под его брюхом и за его хвостом, вокруг и всюду замелькали огромные горбатые тени, заколыхались, забурлили волны, выбрасывая в воздух фонтаны соленых брызг. Человек закрутился на месте и спустил ноги, упираясь руками в бока Гормогона.
  - Не бойся! - поспешил успокоить Увида его могучий спутник, - Это всего лишь киты! Они приветствуют нас, они знают меня и моих братьев многие тысячи лет!
  - Боже мой! Боже мой! - шептал ошалевший от подобного зрелища американец, - Киты, они почти как люди! Они говорят с нами, я слышу их голоса.
  - Они тебя тоже прекрасно слышат! И так как ты со мной, они никогда не тронут тебя! - отвечал Гормогон, его глаза горели оранжевым огнем, - Хотя и держат на людей большую обиду. А ведь они совершеннее человека и древнее. Они ваши родственники!
  - Не может быть! - выкрикнул журналист, - Этого не может быть ни по теории Дарвина, ни по божьему закону!
  - Ха-ха-ха! - Дракон запрокинул в ночь рогатую голову, а рядом плыли киты и трубили своими легкими, - Как ты наивен, мой дорогой человек! Это великое племя Орков, мудрое, сильное и воинственное. Древний народ евреев называл их Левиафанами и считал, что Великий Дух наказал их за гордыню и строптивость, обратив в морских чудовищ, и разрешил людям преследовать их. Но все было совсем не так. Орки, счастливые, могучие и красивые противостояли Империи Нонов, сдерживали их ярость и жажду наживы. Они были стражами Великой Страны Черного Золота, которую мудрецы описывали в своих сказаниях под именем Гиперборея. Вот, кем они были. Гиперборейцы не ушли от соблазна вести войны с Нонами, и их постигла та же страшная участь. Спасшиеся спрятались в пустынях Африки, а Орков Великий Дух пощадил и оставил навечно для них открытыми ворота Океанов. Раз в сто лет я обращаю к ним свои глаза и уши, и мы встречаем друг друга. Их жизнь в морских водах красива, но опасна и очень тяжела. И никто об этом не ведает кроме них самих. Что скажешь, Увид?
  - Мне нечего ответить! - будто во сне промолвил Майкл, - Я узнал такие неправдоподобные тайны Земли, из которых мне даже слово произнести больно! Настолько это все не обычно не реально!
  - Они не согласны с тобой! - крикнул Гормогон, выдернув из морской пучины переднюю лапу и махнув ею в сторону мелькающих на горизонте горбов и огромных парусовидных хвостовых плавников.
  Увид запустил свои пальцы в кудрявую шевелюру и хорошенько взъерошил ее. Он улыбался, и ему хотелось голосить на весь океан о том, как он счастлив.
  - Эй, Увид! Ты не обезумишь случайно от полученных знаний? - заботливо поинтересовался Дракон, развернув свою шею в сторону человека и настороженно вглядываясь в его сияющее лицо.
  - Я и так уже безумный, и от этого никуда не деться! - смеялся в ответ американец.
  - Наверное, стоит тебя еще разок охладить! - беззлобно проворчал Дракон, приоткрыл сверкающую пасть, схватил Увида за шиворот, сдернул его со своей спины и швырнул в океан.
  Майкл, не ожидавший такого подвоха, тут же камнем пошел ко дну. Но вовремя спохватился и начал изо всей силы барахтать руками и ногами, расшвыривая густые водоросли. Гормогон же хмыкнул и запустил свою голову в воду, словно большой чешуйчатый гусь он следил за бултыхающимся под водой Увидом. Тот, очевидно, уже привык к выходкам своего экзотического покровителя, успокоил свои сокращающиеся мышцы и нырнул глубже, к подводным коралловым колониям, чтобы прикоснуться к морским деревьям руками. Среди зарослей актиний и причудливых форм диковинных растений прятались разноцветные сонные рыбы, большие и маленькие, плоские, треугольные и круглые. Красные и желтые звезды, освещаемые мерцанием ночного планктона, медленно ползали вдоль подводного рифа. Мимо прошмыгнула разбуженная большая каракатица, подняв многочисленными щупальцами тучу рифового песка. Стайка полосатых скалярий кружила по соседству, взволнованная ночным вторжением человеческой фигуры. Крупные пятнистые групперы обступили Майкла со всех сторон, в любопытстве шевеля своими ртами-клювами.
  Увид часто путешествовал по разным морям, увлекался дайвингом, но никогда не плавал под водой без акваланга, да еще посредине океана. За свои тридцать пять лет он успел посидеть за штурвалом самолета, попрыгать с парашютом над пустыней Аризоны, на спор преодолевая тошнотворный страх высоты, но ни разу не подумал о том, что морские глубины, охватывающие человека со всех сторон, проникающие в него своими холодными и теплыми течениями, могут доставить такое сказочное, восхитительное удовольствие. Его гибкое, мускулистое тело легко и непринужденно кружилось в потоке вечно-соленой крови Земли. Даже лохматая шуба, почти истершаяся за время необыкновенного путешествия, не мешала ему чувствовать себя кем-то вроде дельфина. Он не ощущал тяжести давления и нехватки кислорода в легких. Было просто хорошо и тихо, легко в душе и чисто в мозгах. Быть может, подобное состояние и приближало по-настоящему к встрече со Смертью, и тогда Майкл подумал, что умереть однажды будет совсем не страшно, каких бы усилий это ни стоило. Его старая болезнь сосудов, так долго мучившая с молодых лет, облизнула в последний раз родное тело шершавым языком и выползла через ноги, полностью растворившись в трубах морского органа.
  Вот она другая планета, другое измерение, другая жизнь! Он кружил, нырял и взмывал вверх, будто танцевал. И это было танго Индийского Океана.
  Какая-то крупная тварь вылупила на него свои светящиеся глаза-перескопы, помахивая длинным раздвоенным хвостом, и медленно приблизилась. Увид не видел ее, да и не хотел видеть. Однако знакомая мощная лапа сгребла человека вместе с водорослями и отломавшимися кораллами в охапку и грубо вытолкнула на поверхность. Майкл кувыркался на воде, выплевывая водоросли и рифовый песок, и яростно вращал глазами. Потом он ухватился руками за бок Гормогона и с трудом вскарабкался на его спину.
  - Скажи мне, почтенный Яизу-Гормогон! Почему ты постоянно стараешься отправить меня раньше времени на тот свет? - зло и язвительно задал свой вопрос Увид, стряхивая воду с волос.
  - Еще немного, и тебя бы скушали и без моего старания! - фыркнул в ответ Дракон, сердито попыхивая ноздрями.
  - Кто?! Кто может меня съесть рядом с тобой?
  - Я не Всевидящее Око! И вообще, ты мне уже надоел! Нам пора возвращаться! И если будешь возмущаться, человек, я тебя оставлю здесь. У тебя будет предостаточно времени пообщаться с китами!
  - Прости, прости, Гормогон! Я просто задумался о том, что Смерть бывает разная!
  - О ней я расскажу тебе позже! Смотри на звезды, мы взлетаем! - загудел Гормогон и расправил крылья.
  
  Если спать все время на левом боку, то во сне можно увидеть свою болезнь. А если лечь на живот и положить голову на землю или в траву, то Смерть услышит твое имя и предупредит заранее о своем приходе. Такие странные, не вполне естественные мысли окружали Увида, пока он дремал на спине парящего в небе Дракона. Какие глаза у Смерти? Черные, красные, желтые, а, может, у нее вообще нет глаз? И в каком созвездии она теряет свою косу, когда дышит жизнью Земли?
  "Смерть любит черные дыры и никогда не печалится о том, что проводит в них слишком много времени, которое протекает через нее!" Это были мысленные слова Гормогона, пришедшие в дреме к Майклу.
  " У Смерти есть глаза! Только эти глаза всего лишь глухие ветры в бескрайней космической пустыне. И когда они встречаются взглядом с глазами Великого Духа на Млечном Пути, то заранее просят прощения за жадность своей хозяйки.
  Смерть и Великий Дух едины и неразделимы, они как две половины яблока: одна из них румяная и спелая, истекающая соком жизни, другая - высохшая, слегка подгнившая и сморщенная. И когда мертвая половина высыхает окончательно, то спелая доля наливается и зреет еще больше и быстрее! Смерть и Великий Дух соединяются друг с другом и противостоят друг другу из мира в мир, из года в год, как "Да" и "Нет". Это вечная и древнейшая БЕСКОНЕЧНОСТЬ! Ни добра, ни зла, одна лишь БЕСКОНЕЧНОСТЬ! Смерть - это сон Великого Духа, его враг и друг одновременно. Кто не боится этого вечного сна, тот открыт для звезд. Такое понять невозможно, это можно лишь осознать, впитать в себя, прочувствовать, пропустить через свое тело, умереть и родиться снова!"
  Увид спал, обняв шею Гормогона, и плакал в своем чистом и долгом сне. Он не слышал своего сердца, а ощущал сквозь пелену сонного дурмана, как в его венах и артериях течет Вечная Кровь. Она разрастается своими протоками и густотой в его теле, подбрасывает сладко-соленую волну на язык и шепчет о Смерти.
  Человек спит между плавников огромного мудрого чудовища, которое легко и плавно летит в лунном небе. Человек обнимает его за бугристую, чешуйчатую шею как родную мать. Он любит Дракона всей душой, не успев полюбить себя, и тоскует о нем во сне как о самом близком существе на свете. Ему снится рыжая женщина и не рожденные дети. Он плачет и раскаивается, слезы стекают по бледному и замершему лицу за ворот смешной лохматой шубы. Человеку снится его ГРЕХ, и он уже совершенно точно знает, как преодолеть его. Он прощает самого себя и читает в звездах единственное СЛОВО Великого Духа, которое, проснувшись, забудет раз и навсегда и никогда не сможет произнести вслух. В этом слове нет ни одной согласной буквы, его невозможно написать и невозможно запомнить! Но человек знает, он все знает, и его курчавые волосы становятся совсем седыми.
  Когда-то в глубине веков великий завоеватель Чингиз-Хан путем умнейшего и искуснейшего коварства похитил сосуд с Вечной Кровью у хранителей, дабы сделать себя всесильным и непобедимым. Он познал сладко-горький вкус, завоевывая мир, и прожил долгие годы, так и не узнав истинного предназначения и не предугадав, что потомки его, не менее великие правители, будут обречены заранее на поражения и быструю смерть через торжество и победы. Однажды Великий Монгол остановил свою бесчисленную орду в пустыне Гоби, приказав каждому сотнику войска подобрать по одному камню с холодной и безжизненной земли и сложить из этих камней холм. Холм превратился в гору, которую Чингиз-Хан повелел назвать своим именем. И вышел к камням кумлан - личный чародей и волхв хана, простер руки в ледяное звездное небо и трижды прокричал имя своего повелителя. Он открыл сосуд с Вечной Кровью и окропил ею подножье холма. Эхо разнеслось далеко за пределы мертвых скал и зыбучих песков пустыни. Горделиво выпрямив спину и расправив плечи, подбоченившись восседал на своем могучем черном коне Чингиз-Хан, посылая улыбку самодовольства и тщеславия сложенной горе. И вдруг в звенящем воздухе услышал он грозный рев невидимого чудовища. Капли Вечной Крови, попавшие из сосуда на камни, зашипели, забурлили и испарились. А кумлан громко вскрикнул, узкие черные глаза его наполнились ужасом и смертельной тоской. Упал он на колени перед сложенной горой камней, остроконечная шапка его с волчьим хвостом слетела с головы. И умер кумлан на коленях перед застывшей Вечной Кровью.
  Сосуд исчез навсегда, во времени, но след его до сих пор призраком и легендами возникает в разных уголках планеты Земля.
  
  **********
  
  Мансу ждал Майкла Увида и в звездах, и в дневном светиле. Он расчесывал лохматую шерсть больших горячих яков и рисовал знаки на снегу. Ему никто не мешал. Он ничего не ел и почти не пил. И однажды, когда Солнце залило ущелье рыжим жарким светом, настоятель Храма Радужных Ворот подошел к нему и тихо произнес:
  - Ты должен знать, что возвращение всегда опаснее и труднее, чем уход на край Земли! Твоя душа, Мансу, не слышит твоего ума!
  - Надеюсь, что твой брат не съест его! - пробормотал Мансу в спину удаляющемуся настоятелю.
  Вершины гор затягивались вязким туманом, созвездия менялись местами, а Луна плакала вслед уходящему Солнцу. Мансу спал на тростниковых циновках рядом с остальными монахами, набросив на свои узкие плечи пиджак Майкла Увида.
  В назначенный час Мансу надел на себя теплую меховую куртку, повесил круг Дракона на шею, нарисовал последний знак на стене храма желтым чаем и отправился встречать журналиста.
  Преодолев пространство с легкостью, но и с волнением, он вышел к Долине Тысячи Теней и увидел на другой стороне несуществующего перевала фигурку человека в лохматой, потертой шубе, с блестящими в сумрачном свете седыми волосами. Рядом с ним возвышалась, уносясь в небо, страшная огромная тень с крыльями, длинной шеей и рогатой головой. Тень колыхалась в неподвижном воздухе, а человек махал Мансу рукой. Монах подпрыгнул от радости и нетерпения и в ответ тоже замахал вытянутыми вперед ладонями. Тень Великого Гормогона исчезла за голубыми скалами.
  Майкл Увид вернулся в Храм Радужных Ворот и пробыл там еще неделю. Всю неделю он не проронил ни единого слова. Каждую ночь этой недели настоятель храма выходил на снег, простирал руки к небу и пел низким гудящим голосом странную и очень древнюю песню. На его песню отзывался долгим, протяжным ревом дракон.
  
  Деревушка Хинту, затерявшаяся в низине предгорий, недалеко от перевала Макулу жила своей размеренной, тихой и однообразной жизнью, пока один из старожилов случайно не увидел жуткий сон наяву. На вершине красной скалы Инбан, которую часто показывают приезжим туристам, сидело огромное крылатое чудовище с распростертыми в стороны гигантскими перепончатыми крыльями, сбивающее силой своего рева здоровые камни с отвесных склонов. Старик шерп успел поведать об увиденном, после чего онемел от собственного страха до конца дней своих, однако дожил до ста десяти лет.
  Легенда деревни Хинту теперь входит в путеводитель по стране Непал в качестве ознакомления путешественников с местным фольклором.
  
  Прошел ровно год. Родился мальчик с кудрявыми рыжими волосами, крупный, здоровый малыш, пришедший в этот мир с широкой улыбкой на пухлых розовых губах.
  Американский журналист-обозреватель Нью-йоркского Нового Географического Журнала сидел в своем загородном доме из оранжевого кирпича, курил тонкую непальскую трубку и печатал статью о пользе путешествий по Гималаям. Его рыжеволосая жена Кэрол кормила грудью сына в саду, в гамаке под грушевыми деревьями. Тихий, ласковый полдень разливался в бирюзовом июльском небе. В сад зашел служащий почтовой службы DHL и передал Кэрол большой и увесистый крафт-пакет, усеянный многочисленными печатями.
  Майкл Увид оторвался от клавиш ноутбука и напряг свой слух. Он услышал бархатистый голос своей супруги.
  - Милый! Тебе посылка с того света!
  Увид внес пакет в дом и вскрыл его на своем рабочем столе. Посылка оказалась красивой репродукцией картины русского художника Николая Рериха "Перевал Макулу", датированной одна тысяча девятьсот двадцать пятым годом. Американец разглядывал горный пейзаж, утопающий в розово-голубой дымке, и широко улыбался. На нижней деревянной рамке маленькими английскими буквами было вырезано плохо произносимое имя "Мансу".
  - Ах, ты, "оранжевый" прохвост! - с теплом и нежностью в голосе тихо произнес Майкл.
  Он поднял картину со стола и приложил ее к стене, примеряя, куда можно повесить чудо-пейзаж. И вдруг серые глаза американца расширились от удивления, а загорелое лицо побледнело и вытянулось. В крайнем правом углу картины была изображена синяя гора с белой вершиной-шапкой, своими очертаниями напоминающая Аннапурну. Яркость цвета слегка блекла, переходя в нежно-голубой оттенок нарисованного неба в бликах красного заката. Над синей горой виднелось слабое, едва заметное очертание дымчатой тени крылатого чудовища. Необходимо было напрячь зрение, чтобы разглядеть эту таинственную игру красок и линий. И Увиду это удалось. Тоска и радость одновременно наполнили его сердце. Его помнят и любят на другом конце планеты. А он будет помнить и любить того, кто однажды подарил ему истину жизни.
  
  Постскриптум.
  Из дневника журналиста-обозревателя, главного редактора Нового Нью-Йоркского Географического Журнала Майкла Увида:
  "Сегодня мне исполнилось пятьдесят. Сын подшучивает надо мной, потому что в свой юбилей я выгляжу как мальчишка, который когда-то поседел раньше времени. И я рад, что моя молодость не умерла. Коллеги нашей редакции подарили мне десять дней безмятежного отдыха в Долине Сакур Фунхо на острове Хонсю, в Японии. Я счастлив и вместе с тем взволнован, что судьба второй раз приведет меня на японские острова. Помню, лет десять назад мощнейшее землетрясение стерло с лица земли несколько городов на острове Хоккайдо. Бедные японцы. Весь мир тогда содрогнулся от последствий жуткой стихии. Я был в числе сотни американских журналистов, которые прилетели тогда в Японию. Подземные толчки еще давали о себе знать. Тяжело было видеть обездоленных и лишенных крова людей, слышать стенания по погибшим. Горестно и страшно. Но самое страшное ожидало нас впереди. Мы снимали обломки зданий, канувших в гигантский разлом, открывающий жестокое чрево земли. Печальное низкое небо застилал дым городских пожаров. Разлом был неимоверных размеров. Такого я еще не видел. Над полукилометровой трещиной земной платформы кружились военные вертолеты. Место было оцеплено полицией и солдатами. Толпа разношерстых журналистов и репортеров телевидения из многих стран перетекала вместе со своими камерами, микрофонами и цифровыми фотоаппаратами от одного конца разлома к другому. За полицейским кордоном в экстренном режиме работали пожарные, спасательные и медицинские службы. Я навел свою камеру на останки небоскреба, рухнувшего в трещину, пришлось наклоняться и кричать своему ассистенту Бэйкету, чтобы он старался оттеснить наглых соседей-репортеров, мешающих съемке. Гул подземных обвалов породы вырывался наружу вместе с жаром недр. Ученые голосили на перебой в прямом эфире, что подобного землетрясения в истории человечества не помнят со времен раскола острова Калимантана в Тихом океане. Японию лихорадило от информационного бума. Пресса надорвалась в своем безумстве и погоне за первенством лучшей новости дня. Надо же, мне казалось, что это всего лишь мышиная возня. Да, именно, так. Ведь когда-то и я сам был неким подобием охотничьей мыши, бегущей за сенсацией. Я приехал на Хоккайдо по долгу своей работы, но не стремился стать первым, ибо странное ощущение непредвиденного события преследовало меня. Оно свершилось и повергло в шок самых матерых журналистов мира. Всех, всех, кроме меня!
  Рухнувший небоскреб заполнил изуродованными грудами стекла и бетона часть разлома. Щелкали фотокамеры, гортанно кричали полицейские, вертолеты нависали над пропастью. Все смешалось в один сумасшедший поток энергии машин и людей. Здание медленно сползало по ступенчатым слоям развороченной геологической породы. Зрелище не для слабонервных. И вдруг страшный и оглушительный рев заставил выйти из строя мобильную телевизионную и компьютерную технику и одновременно замолчать всех, кто толпился в эпицентре разлома. Большой язык кроваво-рыжего пламени вырвался из нутра земли. Остатки фасадных стекол оплавились в считанные секунды. Ужасающий рев нарастал, и вскоре люди стали затыкать себе уши. Один я узнал этот голос, и мне стало страшно. Страх полз по спине моей, по моим рукам и ногам. Голос такой знакомый и вместе с тем совсем чужой. Кто-то из толпы журналистов крикнул: "Смотрите!". В оцепенении и полном потрясении маленькие люди стояли и глядели, как из гигантской трещины по кускам бетона и расплавленного стекла поднималось вверх огромное жуткое рогатое чудовище, переставляя со скрежетом свои смертоносные конечности. Полуоткрытые перепончатые крылья загородили все видимое пространство впадины. Желтые змеиные глаза с ненавистью и исступлением смотрели на парализованных фантастическим зрелищем людей. Чудовище выбралось на поверхность, вытянулось во весь свой рост, поднявшись на задние лапы, и изрыгнуло из своей зубастой пасти струю огня на зависшие в небе вертолеты. Машины сгорели моментально, не оставив после себя ни малейшего следа существования, только запах гари, металла и керосина. Какая-то женщина пронзительно завизжала, и все журналисты, полицейские, военные, просто зеваки, разбежались в рассыпную, прячась за руинами домов и муниципальных зданий. Гигантский ящер расправил черные крылья и взлетел в дымящееся небо. На мгновение его чешуйчатое тело заслонило весь небесный просвет над кварталами улиц, и стало почти темно. Монстр сделал круг, потом прижал крылья к огромным бокам своим и на свистящей скорости нырнул обратно в разлом, окончательно унося за собой с диким грохотом и воем державшиеся на честном слове останки высотного здания. Клубы густой пыли и куски породы вырвались на поверхность, а большие камни, размером с обломки скал, завалили трещину, не оставив даже метровой щели. Словно чудовище собственной могучей силой закрыло проход в другое измерение. Шок овладел городом, десятиминутная тишина установилась и в эфире, и на улицах. Это было настоящее потрясение мысли и духа после страшного землетрясения.
  Почему я вспомнил об этом именно сейчас? Не знаю, должно быть тогда, десять лет назад, я надеялся, что увидел его. Но это был, явно не он, а кто-то из древних братьев, потревоженный во сне своем земным возмущением. Самое странное, что об этом событии говорили всего лишь три дня: кричали, что-то доказывали, предполагали. Даже пытались снова подступиться к замурованному разлому. Однако, представители японского правительства пришли к мудрому решению, наложив вето на распространение всей информации, полученной после невероятного происшествия. Эта история канула в Лету так же на удивление быстро и неожиданно, как и произошла. Америка погудела на великую тему еще пару месяцев. Мне пришло срочное задание осветить случай в какой-нибудь научно-географической статье. И я отказался. Потому что невозможно рассказать о том, чего ты не знаешь и не понимаешь. Вернее, я-то знал и понимал, я чувствовал его своим мозгом. Но не захотел передавать личные ощущения другим. Меня уволили. Я не жалел, продолжил писать заметки путешественника. Потом случилось маленькое чудо. За меня заступилась госпожа Фортуна. Я просто стал главным редактором нашего журнала взамен предыдущего, не оправдавшего доверия издательства. Моя Кэрол говорит, что я счастливчик, и при этом добавляет, что я сумасшедший счастливчик. Я никогда больше не поеду в Непал и не увижу Гималаи. Я так решил. Иначе я не смогу вернуться обратно в простую жизнь.
  Сегодня мне пятьдесят. Я молодо выгляжу, но душа и ум говорят мне о том, что я с избытком стал мудрым через свои седые волосы. Для меня этот груз иногда бывает очень тяжким. И все-таки, я счастлив, что изменил себя и свою судьбу.
  Где-то там, далеко, за горными перевалами он видит меня в долгом сне, между жизнью и смертью - я просто в этом уверен. Потому что чувствую его горячее дыхание глубокими ночами.
  Как-то моя Кэрол сказала мне, хитро улыбнувшись: "Дорогой, когда будешь встречаться с кем-то во сне, передай ему привет от меня!"
  Она стала такой же, как и я, потому что она моя любимая женщина во все времена. Я вижу, как мой сын становиться нетерпимым в своей молодости, в своих порывах и страстях. Он - мое точное повторение, моя бесценная копия. Таким я сам был почти двадцать лет назад. Мой мальчик, если бы ты знал, что предстоит тебе принять и испытать на жизненном пути? Ты повторяешь мои ошибки - от этого никуда не деться. Ведь смерть и жизнь идут рука об руку. Но ты получил от меня самое лучшее - умение распознать истину, пока она близко, лежит возле твоих ног. Стоит лишь наклониться и поднять ее. Главное не проглядеть.
  Я еду на остров Хонсю, в долину Фунхо. Там в глубине острова Хоккайдо бродил по земным недрам его брат. Быть может, и сейчас бродит. Об этом я узнаю потом, прочувствую, когда приеду в Японию".
  
  
  Великий, Мудрейший и Непостижимый ДРАКОН спит долгим сном в пещере и просыпается лишь тогда, когда нужно поменять старую жизнь на новую. Ему нет никакого дела до мира, бушующего снаружи, до человечества, несущегося в добровольной гонке к гибели. Лишь одного единственного человека, только одного он вспоминает в своих пророческих снах. И этот маленький, но сильный человек рождает огненную улыбку в пасти ДРАКОНА. И пока дышит Мудрейший, пока живут Хранители Радужных Ворот, незаметно верша судьбу Земли, люди будут бежать к своей гибели по кругу.
  А маленький человек с хорошим именем будет пытаться делать шаг и смотреть на свои ступни, будет говорить слово и узнавать последнюю букву, будет протягивать ближнему руку и греть своим сердцем ладонь. Он будет любить жену и будет растить сына. И так будет всегда, пока горят вечные звезды и звучат слова "Да" и НЕТ".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"