К фронту двигалось столько войск, что Мухин, оперуполномоченный "СМЕРШ" Наркомата Обороны, опоздал, хотя после неслабой накачки от полковника Березина на чём свет стоит понужал водителя. Местный особист встретил капитана у входа в дом, где разместился госпиталь, и доложил:
- Двое представились СМЕРШем НКВД. Один в палате, второй рядом с часовым. Что делать?
- Веди.
Из-за угла рассмотрев, кто стоит рядом с бойцом у палаты немецкого радиста, Мухин потребовал костыль и пижаму. Гимнастерку пришлось скинуть, а штаны налезли на галифе и сапоги. Наскоро забинтовав голову, он поднялся по лестнице и зашканбыдал к сержанту НКВД, который бдел у двери. Местный особист, зашедший из другого крыла, в нужный момент поднял крик, как бы споря с медсестрой. Сержант отвлёкся, Мухин ударом в шею парализовал его, подхватил и шёпотом прикрикнул на растерянного охранника:
- Цыц! Работает СМЕРШ! Держи костыль. Кто в палате?
- Так из ваших, только баба, - обречённо ответил рядовой. - Я что, она...
- Тихо! - прервал его капитан, услышав шаги в палате.
Особист с гимнастеркой подбежал, как велено, на цирлах, чтобы не топать, шикнул на бойца, вместе с ним уволок в сторону оживающего сержанта, зажал тому рот. Дверь из палаты стала открываться. Мухин бросил гимнастёрку к стене, широко шагнул, чтобы сшибкой ошеломить противника.
Эту хитрость и другие, тоже маленькие, но действенные, ему подсказали на последнем курсе профессионального роста. Те практические занятия вела психиатр, которая училась в Германии, весьма неординарная и потрясающе проницательная дама, с которой тогда, жаль, ненадолго, сложились приятные отношения.
Ожидаемое столкновение произошло. Жёстко. Стройная фигурка, затянутая в армейскую одежду, налетела на капитана и потеряла равновесие. Мгновенно сгруппировавшись и став округлой, словно мяч, смершевка осела, перекатилась назад и развернулась, как это делает ёж. Только не на живот, а на спину.
И два ствола уставились на противника. Один - в лицо. Второй - на мужские причиндалы. Мухин, почти следователь - хоть и не закончил учёбу - по должности и характеру службы привык работать головой. И сделал выводы. Девица с погонами лейтенанта лихо вышла из столкновения - выполнила перекат назад, одновременно обнажила стволы и показала толковое выцеливание. Это говорило о неплохой выучке, о навыке и готовности к огневому или рукопашному контакту. В армейском СМЕРШе женщины-оперативницы, хоть редко, но встречались, причём, разного уровня боевой подготовки. Первые же спарринги с ними избавили капитана Мухина от галантности на ковре. И показали, что справиться с тренированным мужчиной не всякая, но хорошо подготовленная баба может. Хотя драка - удел самцов.
Эта девица ему уступала в силе и опыте, но решительности и отваги ей было не занимать, так что следовало разрядить обстановку, и капитан рявкнул:
- Отставить! Я из СМЕРША армии.
Стволы - укороченный вальтер и браунинг - вернулись в кобуру и в карман. Протянутую руку помощи лейтенант НКВД отвергла. Она села, скрестила ноги, прянула вперед и распрямилась - слитно, одним движением, как умеют кошки. А затем спросила капитана жёстко, аж клацанье клыков послышалось, какое подошло бы тигрице:
- Что вы здесь делаете?
Пехоту таким манером можно напугать, однако особист Мухин был тот ещё хват, потому тональностью пренебрёг и не преминул показать, кто тут командир, а кто - гость незваный:
- Это мой вопрос. СМЕРШ наркомата обороны, если вам неизвестно...
- Известно. Увольте от лекций, - к лязганью клыков добавился ледяной холод.
В палату ворвался местный особист, подал гимнастёрку, шепнул: "того связал, вот его документ". Капитан мельком глянул: "сержант Гиндин, НКВД", отмахнулся - главной была лейтенант, понятно. Он попытался отделить интерес к ладной фигурке и красивому лицу девицы - долгим воздержанием навеваемый, без сомнения! - от неприязни, вызванной мерзкой манерой разговора. Мухин внешность имел мужественную, внимание представительниц прекрасного пола использовал при любом удобном случае, оттого немного разозлился, что красивая упаковка оказалась обманкой, добавил металла в голос:
- Представьтесь, и документы! Почему вошли в палату? Почему допрашивали?
В зелёных глазах девушки мелькнула усмешка или одобрение - Мухин не стал гадать - рука с тонкими пальцами нырнула в карман гимнастёрки, немного оттопыренный грудью. Девица сунула "корочки" чуть ли не в нос. Отстранившись, капитан прочёл: "НКВД, главное управление контрразведки СМЕРШ. Лейтенант Баторина Елена Михайловна, оперуполномоченный транспортного отдела - и подумал, - красивая. Жаль, сущая стерва".
- Что вы здесь делаете, лейтенант? Это наша территория, - скидывая пижаму и одеваясь по форме, заявил он.
- Допрашивала радиста немецкой разведгруппы. Мы охотимся за ней. Теперь знаю, где она базируется, будем брать.
- Сейчас, ага! Брать будет наша группа! А вы, лейтенант, кру-у-у... гом! И шагом марш отсюда!
- Своими будешь командовать, - дерзко парировала Баторина. - Нарком Берия вашему Абакумову не подчиняется.
Ох, как это не понравилось Мухину! Ему всегда было непонятно, почему созданы три контрразведки с одинаковым названием, независимые друг от друга? Куда удобнее работать, когда все силы в одном кулаке, а не порознь, да ещё и с запретом помогать друг другу без приказа высокого начальства. Ну, хреново же собачиться и работать локтями со своими! Правда, "водоплавающий" СМЕРШ капитану пока не встречался, зато сухопутные "внутряки" мешали частенько. А порой и опережали. Поэтому капитан приврал нахалке:
- Утрётесь! Наши уже обложили их.
- Это мы ещё поглядим.
- Смотреть буду я, лейтенант. И, чтобы время не терять, поделись сведениями. Как тебе удалось нас опередить? Что радист сказал?
Девушка ответила только на последний вопрос и потребовала отпустить сержанта Гиндина. Капитан, конечно, предпочёл бы поспрашивать нескладного энкаведешника, но без разрешения полковника Березина идти на такой конфликт? Да и время поджимало. Пришлось отпустить сержанта, предварительно изучив содержимое карманов. Два порошка, завёрнутых в треугольник письма от Гиндиной Перлы Моисеевны, сержант объяснил, как пирамидон. Проверять было не на ком, пришлось вернуть, но подстраховаться. Местный особист получил приказ:
- Радиста перевести в другую палату. Полностью переодеть, постельное бельё и матрац перетрясти и заменить. Всё, что найдёшь - на проверку. А теперь выйди!
Наскоро допросив раненого пленника, Мухин убедился, что лейтенант Баторина не соврала. Радист, действительно, принадлежал к разведывательно-диверсионной группе "Туман", за которой служба полковника Березина и охотилась. Немецкая группа работала в тылах армии почти месяц, а последнюю неделю успешно уходила от облав. Чистая случайность помогла сцапать радиста, она же вчера спасла его и от ликвидации после ранения и от смертельной кровопотери. Когда неизвлеченная противопехотная мина оторвала ему ступню и сбросила в глубокий овраг, то времени спуститься и пристрелить у командира разведгруппы не оказалось - всполошилась рота, что дислоцировалась рядом с оврагом.
Бойцы нашли раненого, перевязали и сдали в госпиталь, как своего - красноармейская книжка выглядела очень достоверно. А вот пока радиста оперировали, бдительная санитарка нашла в сидоре "Телефункен" и тотчас позвонила, кому следует.
Мухин помнил, как взволнованно докладывал ему местный особист всего каких-то пару часов назад. Именно в тот момент их подслушали и стукнули в НКВД: "Попался радист". Понятно, что утечка сведений к СМЕРШу "внутряков" произошла на городском телефонном коммутаторе - на армейских линиях заиметь информаторов сложно, во время боёв-то!
Радист, дурашка, больше за потерянную ступню переживал, но и свою незавидную долю облегчить надеялся, поэтому примерный маршрут возвращения группы за линию фронта изложил довольно подробно. "Эх, искренность бы проверить, - посетовал капитан, - да и как лейтенант Баторина с ним общалась, тоже узнать... А ну?" И он ударил по культе радиста, одновременно подушкой прикрыв тому рот, переждал мычание и пообещал:
- Знай, если врешь - будет много больнее. Откуда знаешь эту бабу? Какой пароль она назвала?
Судя по расширенным зрачкам, внезапной бледности и скулежу, радист плохо переносил боль. Значит, скорее всего, не соврал, что Баторину видел впервые. По привычке анализируя всё и делая мелкие выводы, Мухин из кабинета главврача доложил полковнику Березину, получил одобрение, обговорил время и место встречи со взводом поддержки. Успокоенный, капитан велел местному особисту передать старшине Перебейнису, куда тому ехать, и настрожил:
- Смотри, ещё кого к радисту пропустишь, и... Понял? Хоть сам у двери стой!
Объяснять, что пленник важен для радиоигры, не стал - лейтенант Баторина хоть и держалась на расстоянии, но могла услышать. Конечно, догадаться, зачем нужен радист, способен и дурак, но ведь не зря молчание - золото? Особист дураком тоже не был, кивнул, козырнул, вытянулся в струнку. Мухин сбежал по лестнице, вышел на дорогу. Лейтенант Баторина увязалась следом. Капитан молча уставился на неё. Улыбнувшись, девушка предложила:
- Если ты всё, то едем. Думаю, группа на хуторе Чарного. Он активист УПА.
- И что?
- Тогда я одна, - лейтенант пожала плечами, остановила попутку.
Рядом с водителем сидел пехотный старлей, поэтому смершевцы устроились в кузове. Капитан незаметно вздохнул, понимая, что стерва будет неотвязно преследовать его, как оводы скотину. С другой стороны, он про Чарного сведений не имел и собирался последовательно проверять все три хутора, лежащие на маршруте выхода разведгруппы. Сверяясь с картой, Мухин отследил нужный поворот, стукнул ладонью по крыше:
- Тормози!
Проводив полуторку взглядом, он перевесил автомат на грудь, расстегнул кобуру с ТТ, чтобы не терять ни секунды, если что, и зашагал по просёлку, внимательно глядя под ноги. Не хватало только наступить на мину, как немецкий радист! Стерва Баторина тоже молчала, шла умно, с отступом метра на четыре, след в след.
Хутор расположился в живописном месте. Широкий луг, неравномерно выкошенный и частично заросший отавой, окружал многочисленные хозяйственные постройки. Громадный домина, от которого, словно крылья, в обе стороны тянулись стойла и сараи под единой крышей, мог вместить человек двадцать. Мощный забор высотой почти в два метра и широкие ворота завершали вид этой фортеции, больше всего похожей на монастырь, отгородившийся от светского мира.
Собак у хуторян не оказалось, что радовало. Частокол мешал, пришлось забраться на сосну, что стояла близко к опушке. Мухин выбрал дерево непримечательное, во втором ряду, как учили. Но сначала расчистил место для стоянки в густом подлеске, срубив стволики припасённым долотом ниже уровня земли - чтобы без пеньков. Лейтенант Баторина тоже забралась на ветку. На шипение Мухина ответила:
- Пехота, не пыли! Где твои? Ну вот. А мои скоро придут.
- Хрен там. Так что ночью стеречь буду, чтобы группа не ушла. Ты со мной, если что, - и капитан сунул девушке полевой Цейс. - Вон, видишь, плотного, бритоголового, с погонами майора? Как думаешь, парш?
Собственно, никаких сомнений, что тип в майорских погонах и есть немецкий парашютист, глава разведгруппы, у Мухина не было. Но он, армейский особист, своим вопросом закладывал фундамент будущих хороших отношений с особистом, точнее, особисткой НКВД. Такой метод назывался "вовлечение в совместную деятельность", и та, далёкая сегодня, дама-психиатр очень рекомендовала применять его при контактах с офицерами, равными по званию или должности, но враждебно настроенными. И ведь не зря! Лейтенант Баторина бинокль приняла, вгляделась, согласилась:
- Да. Старший группы, по ориентировке проходит, как Стеценко.
Мухин ориентировку тоже читал, но сам никогда и никому лишних сведений не давал, поэтому собой чуток погордился, а чужую откровенность осудил: "Вот она, бабская натура. Язык, что помело..."
Когда оба спустились на землю, уверенность в мужском превосходстве побудила капитана менторски высказаться о маскировке:
- Вот что, раз уж навязалась...
И он жёстко проинструктировал, в какие кусты ходить "до ветру", как закапывать за собой и почему. Стерва выслушала, даже не засмущалась. Потом Мухин велел ей наблюдать и слушать, а сам сбегал к повороту и оставил знак для десантников.
За полчаса, пока он одолевал путь туда и обратно, вечерняя заря догорела. Горизонт едва тлел багрянцем, а редкие трассеры или разрывы зениток над линией фронта, как и новорождённая луна - света почти не давали. Поэтому возвращался Мухин очень осторожно, почти наощупь. В базовом подлеске видимость стала нулевой. Вползая на расчищенное место, капитан рукой коснулся чего-то под толстой тканью. Тотчас ему в щёку ткнулся металл пистолета:
- Ты! Руки!
- Дура, - ответил таким же шёпотом Мухин. - Спящая красавица, ёкэлэмн! А наблюдать Пушкин будет? Ладно, дрыхни, раз место моё заняла.
Забрав шинель, он лесом обогнул хутор, устроил засаду на возможном пути ухода немецкой разведгруппы. Спать хотелось неимоверно, пришлось острой веточкой время от времени колоть себя в шею, рядом с кадыком. Канонада грохотала на одном месте, видимо, наступление замедлилось и там готовили прорыв.
С хутора никто не вышел. При первом свете Мухин оставил пост, обходным путём вернулся к подлеску, протиснулся внутрь. Лейтенант спала не под шинелью, а в каком-то мешке, толстом и тёплом на вид. На него капитан и наступил ночью. Завистливо хмыкнув, он ушел встречать взвод поддержки, но вместо бойцов на перекрёстке его ждал только старшина Перебейнис.
- Где они, Марко?
- Та шо, нету пока, - сказал старшина, по обыкновению, на полу-суржике, полу-русском и развёл руками. - Мабуть, ночью, таащ капитан.
В подлеске Перебейнис вяло козырнул лейтенанту Баториной, которая заканчивала чистить "вальтер", и уставился на капитана. Мухин пожал плечами, пояснил:
- СМЕРШ внутряков. Пока не мешает, - и принялся вылущивать патроны из своего автомата. - Лезь на дерево, смотри.
Перезарядив и почистив оружие, он тоже забрался на сосну. Оттуда, меняясь, армейцы вели наблюдение за хутором. К обеду стало понятно, почему немецкие разведчики не уходят. Худой лейтенант с перевязанной икрой в сопровождении бритоголового майора пропрыгал на одной ноге в свинарник и назад. Мухин, поднявшийся на "смотровую ветку" по зову старшины, успел рассмотреть второго парша, оценить ранение, как средней тяжести:
- Возможно, осколок мины, которая радиста свалила? Что ему в сарае надо?
- Эге, вы, таащ капитан, совсем городской, - хмыкнул Перебейнис, - у нас сортиров, чтобы в доме, так нету. Ты гля, как хромает... Не, таащ капитан, он не ходец!
Лейтенант вела себя тихо и незаметно. Она почти всё время сидела на сосне, смотрела в бинокль. Пару раз уходила в сторону перекрёстка, видимо, тоже ждала подкрепление. Капитан оба раза начинал волноваться, отправлял Марко контролировать просёлок. К счастью, энкаведешное подкрепление не появилось. Но и армейский взвод поддержки не пришёл.
Ближе к вечеру, когда стало понятно, что ночью придётся сидеть в засаде самим, капитан и старшина плотно поели. Марко выкопал ямку, там развёл бездымный огонь из сухих веточек, разогрел консервы и даже вскипятил чай на двоих. Лейтенанта он демонстративно игнорировал. Но по приказу Мухина уступил ямку ей. Девушка разогрела еду, поужинала горячей тушёнкой и поджаренным хлебом, запивая ароматным чаем из котелка, куда вбухала не щепотку, а почти пригоршню.
Мухин унюхал его с ветки, откуда следил за хутором. Спустившись, он от зависти заставил Баторину накрыть котелок - "чтобы не воняло на всю округу!" От предложения отведать изысканного напитка и взбодриться - армеец отказался наотрез, чтобы тотчас пожалеть об этом. Кипя злостью на себя и на красивую стерву, он, уже в темноте, опять наведался к перекрёстку. Поддержка, вполне естественно, не пришла - кто попрётся во враждебный лес на ночь глядя, когда безопаснее это делать по-зрячему, с рассветом? Чертыхнувшись, капитан пошёл назад, но на полдороге услышал в лесу треск сухой ветки.
Мгновенно шмыгнув в куст, Мухин долго прислушивался, потом на четырёх точках двинулся в сторону человека, который неаккуратно брёл в сторону хутора. Прощупывая руками траву на предмет сухих веток, капитан перемещался быстрее и бесшумнее подозрительного типа в военной форме. Улучив момент, Мухин прыгнул, обвил противника ногами и пережал горло удушающим приёмом. С небольшим шумом оба упали, и задержанный обмяк. Наскоро обшмонав его карманы, забрав себе два браунинга, капитан почти уткнулся носом в книжечку, очень похожую на удостоверение. Рискнув, он подсветил себе спичкой, запалив её на миг, у самой земли, в траве.
Удостоверение принадлежало Гиндину. Мухин дождался, пока сержант очухается, выяснил, что тот идёт к лейтенанту Баториной, и дал волю языку. Пока шли, он шёпотом высказывал сержанту крайне неблагоприятное мнение о подготовке особистов НКВД, а передав урода Баториной, поставил той условие:
- Хватит бездельничать! Гиндин сядет в засаду у реки, чтобы перекрыть все пути бегства разведгруппы с хутора.
Энкаведешники перешептались и согласились. Над "костровой" ямкой Баторина ловко поставила небольшой шатёр из кольев, накрытых плащ-палаткой, умело развела маленький огонь, минут за пять разогрела консервы и свой крепкий чай, толику которого отлила оголодавшему Гиндину. Пока она хлопотала " по хозяйству", старшина вынул из безразмерного сидора диск к автомату, две гранаты и парабеллум:
- Таащ капитан, возьмите. Запас карман не тянет. Ну, шо вы как неродной? Я же для вас это пёр! Не, ну, мне что, выбросить?
Тем временем сержант жадно счавкал тушёнку, одолел "подарок" в пару глотков и послушно отправился вслед за армейцем. Дав приличный крюк, Мухин указал сержанту место, объяснил правила дежурства в секрете, а сам ушёл на старую засаду.
Будоража себя острой веточкой, капитан с трудом отдежурил полночи, слушая канонаду и регулярно обшаривая глазами луг. Старшина сменил его в три. Мухин буквально засыпал на ходу, поэтому, заползая в подлесок, опять задел мягкий спальник Баториной. Та смолчала, а он настолько устал за бессонные ночи, что отрубился, едва набросив шинель. Сквозь сон армеец, вроде, слышал, как лейтенант журчала по-маленькому совсем рядом, но проснуться для выволочки за демаскировку оказалось выше сил, тем более что потом стерва очень деликатно, почти бесшумно забралась в свой спальный мешок.
В пять утра Мухина скрутил осназ НКВД. Усатый кавказец, их командир, подвёл капитана к Баториной, которая ждала, стоя у сосны. На попытку рапортовать та ответила зло:
- Ты скажи, Газаев, где вас носило? Эти, - она показала на Мухина, - чуть не перехватили. Короче, майора надо взять живым. Не стрелять в него, даже если вас будут убивать! Второго, желательно, тоже, но важен именно старший разведгруппы. Он знает агента, который сидит в наркомате путей сообщения. Вы поняли? Если не уверены, захват откладывайте, вызывайте подкрепление.
- Чего ж не понять, - пожал широченными плечами кавказец, - а с ним что? - и кивнул на Мухина.
- Оружие не возвращать, - отрезала смершевка. - Пусть смотрит, как надо работать. Тут где-то второй был, взяли?
- Нет, - огорчился усатый. - Только Гиндина нашли. Спал в секрете, олух.
Злой и безоружный Мухин влез на сосну. Газаев тоже взобрался, рассмотрел хутор в свой бинокль.
- Безлюдный. А?
"Неужели немцы ушли, - сердце армейца дало перебой, - и Марко прирезали?"
Он внимательно осмотрел весь луг в поисках цепочки шагов. Росу с высокой отавы сбивает даже зверь, заяц или лиса, что уж говорить о человеке. В сторону засады, где ночью сидели сначала капитан, потом старшина - никаких следов обнаружить не удалось. В сторону секрета Гиндина - тоже. Значит, там никто не проходил. А вот луг, что между сосной и хутором, где низкая стерня, на которой следов не обнаружишь - разбудил тревогу:
- Ёкэлэмэнэ! - прошептал капитан Мухин, понимая, что могло произойти. - Пока я дрых, и Спящая Красавица сны досматривала, парши мимо проползли. Если к дороге вышли, то всё, уже не поймать! Хотя нет, Газаев бы их перехватил. Сказать ему, что надо погоню? Нет, пусть сами... Должны же наши подойти!
Осназ пошел на захват хутора. Все выглядело просто и буднично. Одетые в костюмы, лохматые, словно разодранные кошками, семеро парней разошлись в стороны под прикрытием деревьев, потом легли - и пропали. Только знание, что они там, позволяло наблюдателю замечать едва заметное шевеление бугорков, которые перемещались по отросшей стерне.
Дальше события развивались нереально красиво и очень быстро. Бойцы прильнули к забору, выстроили собой лестницу, по которой двое последних взбежали, сходу перемахнув заострённую преграду. Третьего подкинули на руках, четвертый и пятый одолели городьбу с плеч шестого, а тот рванул к воротам, которые караулил седьмой. Мухин залюбовался их отточенными действиями. Вот бойцы ворвались в дом, выбежали, принялись прочёсывать хозяйственные постройки.
Командир осназа вышел на крыльцо, сделал приглашающий жест. Лейтенант Баторина, которая сидела на ветку ниже, быстро спустилась и побежала к хутору. За ней припустил неуклюжий Гиндин. Мухин легко догнал их, первым открыл калитку, галантно пропустил девушку. Кавказец спустился с крыльца, сунул армейцу его ТТ:
- Держи. Автомат получишь позже, он припрятан, - и доложил Баториной, не скрывая огорчения. - Товарищ лейтенант, на хуторе живых нет. Вы поглядите, что в погребе.
В прохладном полумраке на последней ступеньке, скрючившись, лежал мужик. Дальше, на соломе, которая укрывала закром со льдом, лежали тела, явно поднятые с пола, где обильно запеклась кровь. Мухин заметил, что лейтенант как-то стушевалась, поэтому занялся осмотром сам. Тёмные доски обшивки поглощали слишком много света, и он забрал у ближайшего бойца лампу. Крепкий мужик, убитый двумя пулями - в шею и в область сердца, имел типично крестьянскую внешность.
- Наверное, хозяин хутора, - заметил Газаев.
- Порошинки на лице, значит, стреляли почти в упор. Видать, он на убийцу кинулся. Стаскивайте их на пол, - распорядился Мухин, - осматривайте, чем убиты и куда. Проверяем крестики, ищем татуировки на шее, на руках, на теле, набитости от прикладов...
Гиндин вместе с бойцом раздел трупы. Три женщины, два мужика и подросток - носили "западенские", католические крестики, но на боевиков УПА не тянули. Стреляли им в затылок, и пули прошли насквозь, оставив развороченные раны на лицах.
- Значит, здесь их кончили, из мёртвых столько крови не натечёт. Тела холодные, окоченелые. Надо полагать, вчера их....
Лейтенант Баторина, которой процедура осмотра покойников явно не доставила удовольствия, всё же с усилием согнула и разогнула руку хозяина хутора, преодолевая сопротивление застывших мышц, отважно потыкала в трупное пятно. Убедившись, что кровоподтёк исчезает под нажимом и возвращается, как только она убирает палец - осмотрела ладони у всех трупов. Выковыривая пулю из опорного столба, Мухин хмыкнул:
- Да селяне, видно же! Не боевики, а сочувствующие. Майор их перебил, прежде чем уйти - пуля из тэтэ, смотри. И гильзы от него.
В погреб заглянул кто-то, крикнул Газаеву:
- Товарищ командир! Ещё два трупа! На задах.
Худой лейтенант лежал в картошке за баней. Издалека труп выглядел, как образцовый солдат на стрельбище: ППШ перед собой, приклад - в плечо, ноги слегка раскинуты для устойчивости - одна в сапоге, вторая, забинтованная ниже распоротой и подвязанной штанины, рядом с самодельным костылём. Всего и отличия от живого стрелка, что затылок окровавлен. Мухин поднял тело за плечи, то безвольно провисло:
Гиндин с Баториной погрустнели. Видимо, уже ситуацию оценили и прикинули размер грядущей клизмы. Понятно же, в каких красках товарищ Абакумов представит деяние питомцев товарища Берии, которые вмешались в операцию по захвату немецкой разведгруппы и получили результат в виде трупов. Мухин, как будущий обвинитель, это понимал не хуже энкаведешников, поэтому следствие вёл живо и качественно, пусть и на ходу, проговаривая версии и выводы вслух, чтобы лучше запомнить:
- Допустим, приказ - не даваться живыми. Когда главарь понял, что обложили плотно, то раненого тоже кончил... Но почему я не слышал выстрела? Лейтенант, сержант, а вы? Тоже нет, - бурчал он себе под нос. - Эге, а пуля-то в черепе осталась, и ожога нет. Стреляли метров с двух, получается. И не тэтешка тут...
У второго трупа, плотно сложенного, бритоголового, Мухин опустился на колено, осмотрел затылок, спину, вынул пистолет ТТ, убедился, что обойма полупустая. Выщелкнул патрон, сравнил гильзу с найденными в амбаре - одинаковые. Перевернул труп:
- Стеценко. И кто его?
Лейтенант Баторина мигом очутилась рядом, наклонилась, вглядываясь в лицо трупа, залитое кровью и жижей из дырки во лбу.
- Газаев, ко мне! Это что? Я же приказала взять живым!
Эмоция, больше всего похожая на ненависть, выплеснулась на кавказца так, что тот заговорил с акцентом:
- Зачем так говорить? Не надо так говорить! Ни одного выстрела, мамой клянусь! Говорю, никто не сопротивлялся. Живых тут не было. Может, снайпер, издалека, вот мы и не слышали?
Мухин вспомнил про тэтэшный патрон, который остался в руке, примерил пулю к отверстию в черепе парша. Убедившись, что калибр близкий, отёр руки о спину трупа, встал:
- Не браунинг. А из винтовки череп насквозь пробьёт. Скорее всего, мелкий вальтер. Значит, был на хуторе ещё один человек, который паршей расстрелял и ушёл.
Гневный взгляд стал Мухину наградой. И - словно шипение ядовитой змеи - прозвучало недоверие в голосе смершевки:
- Это ты! Или твой старшина, галичанин! Специально! Потому и удрал!
- Ты рехнулась! Нам-то зачем? Да и как?
- Газаев, задержать капитана, - приказала Баторина. - Ничего, мы узнаем, зачем и как. Ты нам всё скажешь... Гиндин, сходи, приведи пару бойцов. Капитан, сдайте оружие.
- Совсем охренела! - гаркнул Мухин, но пистолет отдал. - Половина хутора ещё не осмотрена, а она уже виноватых ищет! Газаев, хоть ты ей скажи!
Хотя лицо кавказца и выглядело чуточку туповатым, но правоту капитана он признал и настоял на продолжении осмотра. Лейтенант легко согласилась, к немалому удивлению Мухина. Только вот времени на анализ такого поведения стервы не было, потому что та заторопила:
- Давайте быстрее! - и первой пошла к довольно новому срубу.
Тот походил на баню. В маленькие оконца, стёкла которых были забелены изнутри, ничего рассмотреть не удалось, а дверь оказалась плотно закрытой. Забухшей. Один боец топором отжал её, второй вкатился внутрь, держа в руке наган:
- Чисто!
Мухин, Газаев и Баторина вошли в предбанник. Тусклое оконце при тёмных стенах обеспечило не столько полусвет, как полумрак, и после солнечного дня глаза выхватывали только крупные детали. Плохое предчувствие заставило капитана ударить кулаком в бревенчатую стену. Та упруго прогнулась.
- Ломай!
Бойцы ударами ног расшевелили фальшивую стену, за которой оказалось оружие - мосинки, ППШ и ППД, цинки с патронами, гранаты РГД и немецкие колотушки.
- Охренеть, - высказалась лейтенант Баторина и показала на дверь в баню. - Сколько же тут, если здесь целый арсенал? Газаев, я пока организую, чтобы вынесли, а ты проверь, - и вышла.
Кавказец потянул дверь на себя. Та не подалась. Он дернул сильнее, потом взялся за ручку двумя руками:
- Тоже забухла. А ну...
- Не тронь! - крикнул Мухин, настолько остро всколыхнулось предчувствие.
И щучкой выпрыгнул наружу. Взрыв догнал капитана, смял, швырнул, пару раз кувыркнул, оставил лежать лицом в небо. Клубок пламени, бешено крутясь и выгорая изнутри, поднялся над Мухиным, а потом вокруг стали падать всяческие обломки, щепки и прочий мусор. Густое мутно-белое облако подхватил ветерок, принялся рассеивать и растягивать.
Капитан смотрел на это, не имея сил подняться. Его ушибло бревном или чем-то не менее тяжёлым. На удивление хорошо работала только голова. Она философски рассуждала и даже хвалила толкового врага:
- Как точно рассчитал, что хоть один дурак, да дёрнет...
Мутный след взрыва уплыл. Глаза закрылись... Боль исчезла... Небесная голубизна стала всеобъятной...
**
Мухин не хотел умирать. Ему с детства казалось, что сон очень похож на смерть, или наоборот, поэтому, засыпая, он всегда ставил себе задачу, как бы заставлял мозг жить и ночью. Сейчас эта привычка сработала. Хотя тело утратило слух и зрение, но где-то на самом дне сознания, а может, в подсознании, как учила любовница-психиатр, не унималась мысль:
- Что-то тут не так, Мухин... Что-то было неправильно. Думай...
И он думал, медленно, методично, пересматривая все недавние воспоминания: допрос радиста, Гиндин, Баторина, Перебийнис, их трофейное оружие, наблюдение за хутором Чарного, ночное бдение в секрете, последний ужин, исчезнувший Марко, спящий Гиндин, расстрел хуторян и немецкой разведгруппы, взрыв...
Факты неторопливо кружились, как мир после пары стаканов водки натощак, и сами собой приходили в зацепление то одним, то другим краем, пока вдруг не срастались, становясь крупными блоками. Те продолжали кружение, тоже сцеплялись, после чего достаточно было сделать последнюю подгонку, заполнить пару-тройку лакун, брешей или неясностей. Но и так стало понятно, что все произошло не случайно, а по воле...
**
Блаженное беспамятство отступило. Возник шум в ушах. Словно кто-то орал, что-то спрашивал. И вернулись неприятные ощущения. Голова! Она так болталась из стороны в сторону от щедрых пощёчин!
- Больно...
- Це гарно, шо вы размовляе... Э? Да приходи же в себя! От бисова дытына!
Чьи-то руки снова влепили оплеуху, ощупали тело, которое понемногу обретало чувствительность.
- Ну? Таащ капитан?! Таащ капитан!!
В руку кольнуло. Спустя считанные минуты боль отступила. Мухин открыл глаза. Сильно пахло спиртом. Перебийнис, снимая иглу со шприца, ободрил:
- Переломов нет, одни ушибы.
- Чем ты меня, Марко?
- Та кофеин, ну и морфина трошки завалялось, - отозвался старшина, - вот и сгодился. У главного доктора за вальтер выцыганил. И трофейные инструменты.
- Куркуль чёртов... Не, ну надо же, каков наглец, капитана по морде нахлестал, и рад... А шприц откуда? Он же грязный!
- Та ни, где ж по морде? То массаж щёк. А шприц чистый, даже муха не сидела. Доктор его из автоклава сразу в спирт. Зараз и втетерим. Пейте, - в руку Мухину толкнулся хромированный пенальчик, - пейте, пейте! Ваше здоровье, - и старшина чокнулся с капитаном второй половинкой пенальчика.
Глоток спирта обжёг рот, горло, зато прояснил голову. Мухин выслушал рапорт старшины и уяснил, что тот вовремя заметил осназовцев Газаева, отошёл вглубь леса, сделал крюк до перекрёстка, где и встретил взвод приданных десантников. В момент взрыва те как раз закончили окружение хутора и повязали осназовцев, шокированных гибелью командира.
- А смершевку и её сержанта?
- Да, взяли. Что с ними?
- Здесь оставить охрану, а задержанных в город, - приказал Мухин, - надо разобраться. Кто-то из них немцев ликвидировал, понимаешь?
- Нет, - ответил Перебейнис, становясь серьёзным.
Мухин давно работал с этим украинцем и знал, что при внешней простоватости старшина прекрасно соображал. Поэтому кратко пересказал установленные факты и задал вопрос:
- Ты в сторону нашей лёжки посматривал? А на Гиндина? Никого не заметил?
Выслушав отрицательный ответ, капитан приказал:
- Обоих связать, везти отдельно, под конвоем, - и потерял сознание.
**
Боец с автоматом вышел, прикрыл за собой дверь палаты. Полковник Березин оседлал стул, сложил руки на спинку и оперся на них подбородком. Его лицо, идеально правильное, пропорциональное, как у скульптуры Давида, выражало заинтересованность:
- Нет, ты лежи, раз доктора прописали покой. И расскажи, как это паршей у тебя под носом ликвидировали. Перебийнис мне вкратце намекнул, что ты вычислил, кто? Поделись фактами и выводами.
- Есть, товарищ полковник. В общем, так. Метод, порядок и серые клеточки...
Оба понимающе улыбнулись. Бельгиец с ухоженными усами, как и престарелая мисс были любимыми героями студента Мухина, когда тот пришел записываться в ополчение. Теперь, спустя три года войны, он понимал истинную цену затейливых небылиц и, положа руку на сердце, мечтал, как после победы будет наслаждаться теми, почти бескровными, очень мирными детективами. А Березин читал Агату Кристи в оригинале, непосредственно в туманном, коварном Альбионе. И тоже считал её книги непревзойденным средством для отдыха.
- Нужен допрос и обыск! Хорошо, товарищ полковник, по порядку. Я как рассудил? Хуторян расстрелял Стеценко, это его манера. Пули из тэтэ. Когда сравнил гильзы и патрон в его обойме - маркировка одна. Но раненого парша и самого Стеценко хлопнули из лёгкого пистолета, ведь пули остались в черепе.
- И через глушитель, а наши пистолеты ими не оборудуются, - кивнул Березин.
- Да. Я точно знаю, к вальтеру глушители есть, двух типов. Простите, понял, сначала факты. Судя по росе, уйти с хутора никто не мог. Значит, прикончил немцев тот, кто был рядом. То есть - мы четверо, СМЕРШи. Это раз. Второе, кому и зачем нужно устранять Стеценко? Тому, кого он знает и может сдать. Известно, что контакт у группы был высокого уровня...
- Это верно. Одно расписание литерных эшелонов чего стоит, - согласился полковник.
- Мог такой человек послать на ликвидацию сотрудника СМЕРШа? Вполне, и не обязательно втёмную. И если один из нас убил паршей, - Мухин намеренно употреблял жаргонизм для обозначения парашютистов-диверсантов, зная, как нравятся полковнику такие термины, - то кто? Оговорюсь, можно бы заподозрить пятого, Газаева, но он, дурак, подорвался. Себя я, естественно, исключил. Получается, трое. И первый - старшина Перебийнис...
- Да ну? - изумился полковник. - Он же у тебя в группе! И сомневаешься?
- Я ни при чём. Время такое, чтобы каждое лыко - в строку, - оправдался капитан. - Тем более, что основания есть. Родители у него галичане, и сам он прекрасно говорит на польском и немецком. Что важно, носит на гайтане униатский крестик, хотя утверждает, что атеист. Когда главу провода брали, я видел, как старшина крестился при близких разрывах. Короче, подозрение такое: он мог незаметно покинуть секрет, пробраться мимо меня, по паролю встретиться со Стеценко, повести паршей за собой и пристрелить в огороде. Потом тем же путём вернуться в секрет, а с появлением Газаева уйти. Таким образом, возможность у Марко есть. Насчет пистолета, тем более, с глушителем - всё может быть. Это запасливый и прижимистый мужик, в его сидоре чего только нет. А трофейное добро он жилит часто, потом обменивает. Вот последний случай, походный саквояж и наградной вальтер убитого немецкого доктора дал главврачу в обмен на коробку морфина и две укладки для шприцов. Меня насторожило, насколько старшина был недоволен, что к нам примкнула лейтенант Баторина. Полное впечатление, что она мешала его планам. Таким образом, косвенных улик много. Понимаете, его мог заслать к нам абвер. Как спящего агента, на перспективу. А тут срочная необходимость спасать более важного агента, который сидит в наркомате путей сообщения. И абвер жертвует старшиной. Я считаю, надо обыскать Перебейниса, а потом допросить, предельно жёстко. Во избежание.
- Ты уверен, что надо? - прищурился полковник, но оспаривать вывод не стал. - Продолжай.
Мухин воодушевился, попытался сесть, однако резкая боль в спине заставила охнуть и распластаться. Полковник забеспокоился, но капитан остановил:
- Нет, я в порядке. Разрешите продолжать? Смотрите, сержанта Гиндина тоже можно подозревать. У него очень удобный расклад: в засаде один, из нашего секрета его не видно. Если сержант обходит луг, ликвидирует паршей, то потом принимает усыпляющий порошок и достаётся Газаеву с репутацией разгильдяя. Что необычайно выгодно. У Гиндина очень вероятна прямая связь с агентом в наркомате. Но он нескладный и недотёпа. Такой способен промазать с полуметра, а в паршей стреляли с двух, а то и трёх. И есть большая неувязка с его оружием, вернее, с глушителем к браунингу. Его нет, а ведь сержанта я обыскивал дважды. Таким образом, против него подозрения очень слабые...
- Не тяни. Дальше!
Капитан набрал воздуха в грудь, готовясь к мигу своего торжества. Обморочное сознание выполнило всю аналитическую работу, так что самому Мухину осталось лишь вовремя очухаться, полностью прийти в себя и сформулировать вывод. Что он сейчас и повторил:
- И, наконец, лейтенант Баторина. Хитрая и ловкая стерва! Почти обдурила меня. Честно, товарищ полковник, я был уверен, что весь такой умный, а она всего лишь походно-полевая жена, глупая, как пробка. Но дело обстояло ровно наоборот. Она, как бы проговариваясь по дури, привела меня на хутор Чарного, подтвердила, что Стеценко там, этим заставила уходить в секрет, потом, когда приперся Гиндин, согласилась отправить того в другой секрет. Полагаю, сержант ей мешал, и она споила ему чай с усыпляющим порошком, который готовила для меня. Когда Марко ушел мне на смену, Баторина пробралась к хутору, из своего лёгкого вальтера пристрелила Стеценко с напарником и тихонько вернулась. Специально облегчилась по-маленькому рядом, чтобы я услышал. Как бы - она до ветру ходила, если что. И ведь я купился!
Мухин повысил голос и отчеканил промежуточный вывод:
- Не исключаю, что она в сговоре со старшиной, а для меня оба театр гнали. В принципе, если в сговоре, то и Марко мог воспользоваться её вальтером с глушителем, а она прикрывала, на случай, проснись я. Или наоборот, он стоял на стрёме. Таким образом, есть два реальных подозреваемых. Надо жестко допросить старшину и лейтенанта, срочно, и выбить признание! - привстал капитан, гневно ударяя кулаком по кровати, отчего сетка под ним спружинила, загудела, напомнила о фальшивой стене в предбаннике.
- Двое? Это ещё не вывод. Кто убил паршей?
- Может, Марко. Но не исключаю и Баторину, тем более, что она и есть тот самый агент на транспорте, - четко ответил Мухин. - И это не личное, хотя простить себе не могу, как играючи к мине подвела! А подорвись я там, никто ничего бы не доказал!
- А ты ничего и не доказал.
Спокойный голос полковника Березина остудил капитана лучше ледяного душа. Глядя в немигающие серые глаза, Мухин откашлялся, превозмогая боль в сломанных рёбрах, попросил:
- Извините. Не понял.
- СМЕРШ НКВД настоял, чтобы следствие велось с участием их старшего оперуполномоченного. Пока ты валялся без сознания, а это сутки, он выдал правильную версию. У радиста нашли порошок цианистого калия. Последним в палате был Мухин. И почему-то Мухин не дал точные координаты, где будут сидеть парши, когда просил взвод поддержки. Назвал три точки, а сам сразу рванул на последнюю, хутор Чарного, и повел за собой Баторину, - полковник прищурился, сделал паузу. - А? Ладно, молчи. Судя по показаниям сержанта и лейтенанта, Мухин чинил им препятствия в расследовании. И уж очень всё странно: взвод поддержки не знает, на какой хутор выдвигаться, проверяет три, теряя время. Мухин обещает брать лейтенанта в засаду на отход паршей, но не зовёт. А сам ночью уходит. Все объясняется, если Мухин работал на немцев. Он выиграл время, чтобы ликвидировать паршей, которые могли сдать законспирированного на транспорте агента. Заметая следы, хотел взрывом уничтожить СМЕРШ НКВД, но по оплошности пострадал сам. Таким вот образом...
Капитан понял, зачем автоматчик дежурит за дверью. Получается, нарком Берия весит чуточку больше, чем Абакумов, если сумел пробить включение своего следователя в работу по разведгруппе "Туман". И всё, это стало жирной чертой под карьерой капитана Мухина. Служебное рвение на благо страны вдруг сработало против него. И ведь не оправдаешься! Вопить, "рвать на себе тельняшку", утверждая, что все не так? А не докажешь. Следователь НКВД ведь ничего не выдумывал, он добросовестно опросил свидетелей, осмыслил сведения и сделал логически обоснованные выводы. Таким образом, капитан Мухин стал подозреваемым...
Если честно, то он и сам пришел бы к такому заключению, доведись ему вести дело, но не против себя, понятно, а против другого, постороннего. Да, прямых улик нет, зато косвенных пруд пруди. А кто в военное время, когда наступление, когда с диверсантами бороться надо - кто станет собирать неоспоримые доказательства? Это не благостный английский детектив, где чай пьют по расписанию, всласть высыпаются, усы завивают и бриллиантином мажут. Тут война, время поджимает, не до частных сыщиков и адвокатов. Максимум, что нужно СМЕРШу - допросить подозреваемого, ну, и получить признание. Таким образом, сейчас капитана Мухина поведут к следователю, из палаты под белы ручки. И это конец.
Почему? Да логика простая. Стеценко, который знал законспирированного на транспорте агента, уже ничего не скажет. А Мухину, который абверовский внедренец, агента знать откуда? Он всего лишь исполнил приказ на ликвидацию. Ну, и какой смысл пытать простого исполнителя? Назовет связника - и к стенке гниду. Не выдаст? Тоже шлёпнуть, в целях профилактики. Тут опять простая логика: если Мухин молчит, как упорный враг, то СССР однозначная польза. Если молчит, но не предатель? Ну, лес рубят - щепки летят. Подумаешь, какой-то смершевец стал очередной щепкой! Да особисты на фронте дольше трёх месяцев и не живут, выбывают, кто по ранению, а большинство - как безвозвратные потери.
"Таким вот образом меня списали, - пронеслось в уме Мухина, - уже списали. Ёкэлэмэнэ, и сделают предателем Родины, без права на реабилитацию... Шлёпнут, зароют, как падаль. А враг уцелеет!"
- Но как же лейтенант? - уточнил капитан мёртвым голосом.- Она агент абвера, я точно знаю!
- Сам сказал, что время такое, когда каждое лыко в строку, - полковник встал со стула. - За ней установят слежку, я думаю. Идём.
Пока Мухин корячился, поднимаясь с постели, в коридоре возник шум. Дверь распахнулась - это согнутый в дугу автоматчик лбом открыл её. Березин и Мухин уставились на старшину. Марко коленом толкнул бойца, аккуратно опустил его автомат на пол и козырнул:
- Таащ полковник, разрешите обратиться к таащу капитану?
Получив согласие, старшина отрапортовал:
- Таащ капитан, задержался, потому что пришлось возвращаться и осматривать секрет, где ночью дежурил сержант Гиндин, и отхожее место нашей стоянки. Вокруг секрета - ничего. В одной из прикопок на стоянке вместо го... э... в общем, обнаружен глушитель к полицейскому вальтеру, в костровой ямке - полусгоревшая обёртка от порошка. Лабораторная проверка порошков, изъятых военной прокуратурой при обыске лейтенанта Баториной, показала, что там были усыпляющие средства и цианистый калий. При вскрытии врач извлёк из убитых парашютистов пули от мелкого вальтера. Вот рапорт об осмотре места и все протоколы...
Краска стыда залила лицо капитана. Полковник выдернул из руки старшины документы, быстро пролистнул их. Хмыкнул, скомандовал бойцу, который поднял автомат с пола и наставил на Марко Перебийниса:
- Отставить! Следуй со мной. Старшина, спасибо за службу, - затем уязвил капитана. - Ты просил? Он твой. Обыскивай, допрашивай, - и передразнил. - Таким вот образом...