Петровский Сергей : другие произведения.

Человек на периферии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В повести рассказывается о молодом преподавателе провинциального украинского вуза, решающем попытать счастье на политическом поприще. После нескольких лет и серии безуспешных попыток он убеждается, что украинская политическая система такова, что образованным, энергичным людям, желающим служить своему народу, места в ней просто нет. Повесть, таким образом - это еще одна история о человеке, в силу независящих от него обстоятельств оказавшимся ненужным в собственной стране. Изложение событий жизни героя перемежается его политологическими рассуждениями, его публицистическими статьями на актуальные политические темы. По сути, в повести представлена украинская политическая жизнь в миниатюре.

Человек на периферии

(политологическая повесть)

   Эта повесть была написана весной 2011 г. То есть тогда, когда до донбасской бойни оставалось еще целых три года. Можно ли было тогда предугадать, к чему именно все идет? Вероятно, нет. Можно ли было предугадать, что привычная жизнь заканчивается? Думаю, из нижеследующего текста это станет очевидно.
  
   Когда я защитил диссертацию, передо мной во всей красе встал вопрос, что делать дальше. Я пошел в лес, чтобы подумать. Есть у меня такая привычка - ходить в лес думать. Отъезжаю на пригородном автобусе от города, выхожу где-нибудь в селе или поле, или возле леса и иду пешком домой по проселочным и лесным дорогам. Часа через 2-3 выхожу к городу или к остановке, как получится.
   Так вот, пошел я в лес думать. Была, кстати, осень 2007 года.
   Варианты были такие. Простое преподавание, в силу полной деградации системы образования, меня совершенно не прельщало. Этот вариант я даже не рассматривал. Можно было, конечно, и дальше заниматься наукой, например, написать, докторскую. Однако для этого мне пришлось бы еще как минимум три-четыре года просидеть на голодном пайке. А жизнь-то идет. Опять же сам процесс: по сути, еще одна кандидатская, только большая по размеру. Скучно. В общем, этот вариант быстро отпал.
   Другой вариант - пойти в бизнес. Этот отпал еще быстрее. Хотя бы потому, что в принципе не понимаю, зачем тратить жизнь на то, чтобы зарабатывать деньги. Абсурд какой-то.
   Остался третий - политика. Вот это была моя сфера - как я тогда думал.
   Как я тогда считал, для политической карьеры у меня есть все данные: образование, учена степень, язык подвешен, голова работает быстро, ничего не боюсь, моральными принципами не отягощен, внешность обладаю располагающей. Как говорится, прямая дорога в большую политику.
   На самом деле, к такому решению - пойти в политику - я пришел давно, причем не в результате размышлений, а как бы само собой. В тот же день, идя по лесу, лишь рационально его проверил и утвердил: так, чтобы быть уверенным, что ничего не упустил.
   Партию я тоже давно выбрал, еще до того, как защитился - СПУ. Не стал же тогда вступать потому, что некогда было из-за диссертации.
   Тоже особенно долго не сомневался, хотя практически ничего о ней не знал, даже программу не читал. Так, видел только Мороза по телевизору, краем уха слышал что-то. Знал еще, что ректор в этой партии - опять же плюс.
   Для преподавателя - самая правильная партия, умеренная, не экстремистская. Потом уже где-то прочитал, что социалистические партии - это партии интеллигенции. Сейчас понимаю, что совершенно правильно выбрал. И пошел в ней быстро. Но об этом позже.
   Тогда я уже снимал квартиру. Оно было и к лучшему: мог более свободно действовать, не опасаясь, что придется объяснять каждый свой шаг родителям. Заявление в партию написал 7 ноября. Совершенно случайно так получилось, ничего не подгадывал. Просто оказался в городе в тот день, где-то в районе обеда. После того, как принял решение податься в политику, на самом деле довольно долго еще ходил, ничего конкретно не предпринимая, откладывая. А в тот день как-то вдруг решил: хватит, вот пойду, найду, где у них офис, и вступлю. Дело оставалось за малым: найти, где у них офис. Пришло в голову, что один мой приятель, корреспондент местной газеты, должен был знать. Пошел к нему в редакцию - благо было недалеко. Он оказался на месте. Поговорили, сказал ему, что собрался в партию. Он надо мной посмеялся, потом рассказал, где их городская организация. Тоже оказалось недалеко, в центре.
   Когда пришел туда, там как раз была вся местная партийная "верхушка". Зашел, поздоровался, сказал, что хочу вступить "в вашу партию". На меня немного удивленно посмотрели, потом указали на соседнюю комнату.
   Там был секретарь горкома, некто Белик Борис Богданович (как я потом узнал - тогда он не представился). Высоко закинув ногу на ногу, спросил меня, почему хочу вступить в партию, я ответил что-то заранее заготовленное, что-то умное и такое, что должно было казаться искренним. Отметил про себя, что ведет он себя неправильно: нельзя так себя вести с людьми, которые приходят вступать в партию, нельзя так разговаривать, нельзя так ногу закидывать.
   Написал заявление. Мне пообещали, что со мной свяжутся.
   СПУ тогда как раз проиграла парламентские выборы. Лично мне было совершенно понятно, что они проиграют, еще задолго до выборов, хотя в политике был тогда совершенно человеком неискушенным. Так, новости иногда смотрел. Я вообще обычно всегда заранее знаю, чем все закончится, кто пролетит, кто выиграет. Так уж получается.
   Я мог написать заявление раньше, еще до выборов. Однако решил подождать: не хотел сразу лезть в самую драку. Как бы я себя за те несколько недель, что оставались до дня голосования, ни проявил, все равно это бы мне мало что дало. Просто потому, что человек я был новый, не проверенный, никому не известный. Без знакомств, без связей. Это даже в том случае, если бы партия каким-то чудом попала в парламент. А если бы проиграла - как оно и получилось - тем более.
   Однако же какой тогда расчет был идти в проигравшую партию? А самый прямой, и как мне тогда казалось, верный: если ты пришел в проигравшую партию, значит ты пришел по убеждению, значит намерения твои чистые. Когда же партия "восстановится", то ты всегда сможешь при удобном случае напомнить, в какую тяжелую для нее годину ты пришел... Короче говоря, был бы ты тогда проверенным, надежным товарищем, достойным самых высоких постов и званий. Опять же, после проигрыша на выборах в любой партии всегда освобождается много мест, которые можно занять. А если ты человек молодой, новый, то ты спокойно можешь подождать годик-другой, пока партия не вернет себе свои прежние позиции.
   План был хорош. Даже сегодня в этом не сомневаюсь. Одного я не учел одного - что партия может просто не пережить поражение...
   Через несколько недель мне позвонил Белик, пригласил придти на заседание городского партийного комитета.
   Когда я пришел, меня завели в комнату, где сидело человек 10-15 членов этого самого комитета. Первый секретарь сказал, что поступило заявление от такого-то и такого-то, ну, то есть, меня. Спросил, почему я принял решение вступить в партию. Я ответил (примерно так же, как и в тот день, когда написал заявление, Белику). Поставили вопрос на голосование. Все проголосовали за, первый секретарь вручил мне билет, все похлопали. Потом вручили билеты еще каким-то двум парням. На том церемония завершилась.
   Когда мы вышли - трое новоиспеченных членов СПУ - ко мне подошла женщина, сказала, что она редактор местной партийной газеты и попросила сказать пару слов о том, почему я пришел в партию. Пока мы разговаривали, парни, которых вместе со мной приняли в партию, быстро оделись и ушли.
   Мы сели за стол в комнате, служившей приемной и я надиктовал на диктофон несколько умных и тоже в основном заготовленных фраз. Потом пошел домой.
   Не уверен, что чувствовал, когда шел домой по ночным улицам, что совершил какой-то важный поступок. Просто сделал, что решил.

***

   Просто вступить в партию и ждать, когда меня начнут двигать - а в том, что двигать меня начнут, я не сомневался - было мало. Надо было предпринять какие-то шаги - чтобы процесс продвижения не слишком затянулся. Как сказано в "Хагакурэ", "стремительно войти и быстро продвигаться вперед - это залог успеха". Я написал небольшую статью о том, что партии следует делать для того, чтобы вылезти из той "электоральной ямы", в которой она оказалась. На самом деле тогда практически не разбирался в политтехнологиях, однако получилось вполне прилично. Впоследствии не раз слышал нечто подобное тому, что написал в этой статье, от более опытных "партийцев".
   Принес статью в горком. Отдал той же женщине, которая брала у меня интервью. Тогда же выправил и его, то есть, интервью, с тем, чтобы оно пошло в ближайший номер. Статья же моя никуда не пошла. Потому что не положено мне было тогда еще своих статей...
   Через некоторое время, не помню точно, сколько, может быть неделю, мне позвонили и снова пригласили придти в офис городской организации. Приняв меня в своем кабинете, первый секретарь (фамилия его была Хиляченко) поинтересовался, не хочу ли я стать членом городского комитета партии. Я ответил, что конечно хочу. На ближайшем собрании меня снова проголосовали. Так началось мое стремительное продвижение по ступеням партийной лестницы.
   Выше я сказал, что на меня все, что со мной начало происходить после того, как я вступил в партию, не производило особого впечатления. Пожалуй, тут я немного покривил душей. Какой-то душевный подъем я все-таки чувствовал, возможно, какую-то свою вдруг обнаружившуюся значительность. Особенно когда шел с очередного собрания вечером по городу. Наверное, частично это было связано с новизной для меня такой деятельности. Еще с тем, что видел, что все получается как раз так, как я и предполагал. Помню даже, одно время не мог ездить стоя в низкой маршрутке - ведь приходилось сгибаться...
   До сих пор интересно, как бы я стал себя вести, если бы приобрел достаточно большую власть. Как бы я тогда стал разговаривать с людьми, точнее, стал ли с ними разговаривать так, что в случае, если бы я вдруг эту власть потерял, они бы мне это припомнили. Думаю, да. Но только в том случае, если бы власть была действительно большая, такая, чтобы была гарантия, что никогда, чтобы ни случилось, не спущусь ниже определенного уровня. Я ведь умный: всегда помню, что рано или поздно тот человек, которого я сегодня выше, через некоторое время может оказаться выше меня. Ну, или почти всегда помню.
   Вообще, в отношениях с людьми я гораздо чаще руководствуюсь рациональным расчетом, чем чувствами, по крайней мере, мое "рацио" почти всегда бодрствует и не выпускает ситуацию из-под контроля. Всегда должно быть что-то внутри тебя, что смотрит на все спокойным взглядом и хотя бы в определенной мере здраво оценивает ситуацию. У меня так. Причем даже тогда, когда я испытываю самые сильные душевные муки...

***

   Вскоре после того, как вступил в партию, я составил список правил, коим должен следовать в своей политической деятельности. Привожу его без изменений.

Правила поведения при ведении политической деятельности

  
      -- Не считать, что другие партии, их представители враждебны моей партии. Не называть их врагами, противниками, оппонентами и т.п., ни публично, ни в своем кругу. Даже не думать про них таким образом.
      -- Никогда не порочить представителей других политических сил, особенно их лидеров.
      -- Всегда говорить как человек, имеющий вес. В этом случае все будут таковым меня и считать.
      -- Никогда не суетиться, не говорить слишком быстро, не перебивать собеседника, выслушивать его до конца.
      -- Если меня не слушают, или слушают невнимательно, значит мой вес еще не достаточен. Отношение других ко мне всего лишь показывает мне мой вес в их представлении. Силиться доказать, что ты чего-то стоишь, значит признавать, что ты не стоишь ничего. Со временем, если я буду следовать этим правилам, мой вес увеличится.
      -- Водиться только с людьми максимально высокого положения. Причем разговаривать с ними как равный.
      -- Никогда не думать, что есть кто-то более достойный, чем я.
      -- При встречах с избирателями сразу же предупреждать их о том, что я не собираюсь их ни в чем убеждать или тем более переубеждать. Моя задача, как представителя партии, просто разъяснить, насколько это возможно, программу партии, основные принципы ее деятельности, цели, которых она добивается.
      -- Никогда не думать о собственной выгоде.
  
   Хотя прошло уже несколько лет, под большинством пунктов подписался бы и сегодня. Пользуйтесь, кому надо.
   Уже в первые месяцы пребывания в партии отметил некоторые особенности, свойственные многим из моих партийных товарищей. Как правило, у каждого был какой-то изъян. Психологический или даже физический. Главный, наверное - стремление к власти. Звучит странно, понимаю, особенно из уст человека, который сам стремился к власти. И действительно, и у меня это было - а, может быть, и есть - однако не совсем так, как у них (скажу об этом позже).
   Так вот. У всех у них было стремление к власти и это, наверное, было их главным свойством. Говоря так, я имею в виду, что власть для них была важнее, чем, например, дело. Они были вполне способны пожертвовать общей пользой, даже своей вполне конкретной материальной выгодой, лишь бы сохранить или приобрести маленький кусочек пусть и призрачной, пусть и почти невидимой, но власти. На "социках" (такое было прозвище у социалистов) этот последний момент особенно хорошо был заметен - просто потому, что тот кусочек власти, за который они могли бороться в сложившихся на тот момент условиях, был действительно крайне мал.
   Другая особенность - это отсутствие собственного мнения. Действительно отсутствие, а не притворство. Четкая ориентация на лидера. Если линия партии изменилась, сразу же менялись и их убеждения.
   До того, как вступить в партию, я всю жизнь работал в академической структуре и более-менее близко общался только с представителями академической среды. Там подобные черты у людей развиты гораздо меньше. По крайней мере, они не столь явно бросаются в глаза. Думаю, прежде всего благодаря более высокому уровню образования.
   Еще одна особенность - это отсутствие способности к предвидению, более-менее глубокому анализу, критическому взгляду. То есть, тех способностей, без которых, по идее, политическая борьба просто немыслима (по крайней мере, успешная). Те вещи, которые для меня, человека, не имеющего никакого опыта политической деятельности (но имеющего неплохое образование) были априори ясны, они понимали лишь тогда, когда получали в лоб.
   Убедиться в этом я смог меньше чем через два месяца после того, как получил партийный билет.

***

   Несколько деятелей из руководства местного отделения нашей партии, а так же несколько деятелей из других партий и общественных организаций решили скинуть мэра. До сих пор не знаю, зачем им это понадобилось. У каждого, наверное, были свои причины. Например, один из наших занимал должность мэра перед нынешним, однако довольно бестолково (что было совершенно неудивительно, как я позднее понял, немного лучше узнав его) проиграл выборы и, вероятно, теперь жаждал реванша. Пожалуй, стоит немного отвлечься и рассказать о нем поподробнее, тем более что по сравнению с большинством людей, с которыми мне пришлось общаться по партийным делам, он был довольно колоритной фигурой.
   В то время, когда мы познакомились, он занимал не особенно престижную и не особенно выгодную должность заместителя председателя областного совета. Матерщинник, пьяница - надо отдать ему должное - умел сходиться с людьми, располагать к себе. Звали его Швачко Сергей Викторович. Сразу же взял надо мной "шефство".
   Первый раз вместе с ним застольничали под новый год. Он опоздал, пришел, когда все уже довольно давно сидели за столом и уже немало выпили. Он пришел с сессии областного совета и начал рассказывать, как там все прошло. В выражениях не стеснялся, несмотря на то, что было много женщин: в партиях вообще особенно из-за этого не переживают. Так получилось, что он сел рядом со мной, так что пришлось с ним пить.
   Кстати о выпивке. Вообще-то я не любитель. Сейчас, например, вообще не пью. Однако, придя в партию, сразу понял, что пить придется. Просто потому, что по-другому не получится - не будут доверять. Однако подрывать и без того не богатырское здоровье мне так же не хотелось. Тогда я обратился к универсальному средству решения всех проблем - Гуглу, а именно, попытался найти, как можно хотя бы немного нейтрализовать действие алкоголя. В конце концов нашел несколько средств. Остановился на янтарной кислоте. Купил в аптеке упаковку и с тех пор всегда, когда приходилось пить, вместе с водкой пил несколько таблеток этой самой кислоты. Честно говоря, помогало не очень...
   Почти сразу С.В. (было у него такое прозвище - и по инициалам, и по марке водки, до которой он был охотник) стал проявлять ко мне повышенное внимание, вел себя довольно фамильярно, раз в разговоре даже сжал мое колено. После того, как несколько раз выпили, он собрался ехать к "Народной самообороне", областную организацию которой возглавлял его друг и которая тоже где-то пьянствовала. Предложил поехать мне. Я, конечно, согласился. Понятно было, что меня проверяют, прощупывают. Как же не поехать.
   Поехали на его служебной машине, с одним из его протеже - молодым парнем лет 25, Серегой Наяровым.
   "Народная самооборона" гуляла в арендованном кафе в довольно глухом районе города. Мы разделись в небольшой комнате и вошли в зал, где как раз и происходило гулянье. За столами, поставленными буквой "Г" сидело человек пятьдесят народу, свезенного, как я понял, со всей области. Друг С.В. - довольно неприятный на вид детина с рыбьими глазами - руководил "процессом" с помощью микрофона.
   Стали пить. Меня опять поймали, выпившего раньше тостующего (до этого поймали в горкоме, правда там простили, как неопытного). Есть такой обычай в партиях: если кто-то выпьет или хотя бы пригубит раньше тостующего, тот должен выпить штрафную. Все следят друг за другом, подлавливают. Ужасно радуются, если таки подловят. Я об этом обычае узнал только в тот день, поэтому и попался. В дальнейшем больше не прокалывался.
   Пока сидели, С.В. поинтересовался, что меня подвигло вступить в партию - опять прощупывал. Я начал было с показной откровенностью объяснять, что вот, мол, понял, что перспектив у меня в университете особых нет, да и хочется попробовать себя в чем-то новом, но увидел, что ему не особенно интересны глубины моей души и свернул свои излияния. Подходила моя очередь - как одного из гостей - говорить тост. С.В. немного неуверенно сказал мне об этом. Видно было, что он не знает, насколько мне в этом плане можно доверять. Оно и понятно - выгляжу как типичный интеллигентик, да и просто пацан, к тому же совсем не из этой среды - для меня, как он знал, совершенно новой. В общем, сомневался. Однако я спокойно согласился - чего ж не согласиться? Раз уж влез во все это, нечего комплексовать. Когда подошла моя очередь, встал и предложил выпить за многострадальный украинский народ, за то, чтобы он был счастлив - тот же тост, который я говорил пару часов назад в горкоме, до того как С.В. пришел. Мой тост (или, скорее, меня) восприняли несколько настороженно, однако же выпили.
   В зале стояло несколько больших колонок и когда врубили музыку, находиться там стало совершенно невозможно. Я и Серега, выдержав в этом грохоте не больше минуты, выскочили на улицу (С.В. остался танцевать, ловко и уверенно схватив какую-то партийную бабу).
   Покурили на крыльце, поговорили. Через некоторое время вернулись в зал и вскоре в том же составе уехали. Пока пробирались по темным улицам, С.В. и Серега вспомнили в разговоре какого-то наркомана, которого они знали. Я подумал, что, наверное, на меня такие разговоры должны были бы производить довольно гнетущее впечатление, и, наверное, еще несколько лет назад так оно и было бы. Однако нет, ничего особенного я не почувствовал. Опять же, наверное, потому, что догадывался, куда шел.
   С.В. все так же осторожно поинтересовался, не хочу ли я поехать с ними "погулять" куда-нибудь еще. Добавил, что я, наверное, не привык так проводить время. Я сказал, что на сегодня мне уже хватит. Он не настаивал. Видно было, что он не хотел перегнуть палку.
   Я попросил меня высадить недалеко от дома родителей и пошел к ним ночевать. Я был доволен собой. Все шло как раз так, как я и предполагал.
   В следующий раз С.В. вытащил меня в сауну. Это было уже после нового года. Я как раз съел большую тарелку спагетти и читал "Будущее капитализма" Туроу, когда он мне позвонил. Я взял такси и поехал. Сауна была оборудована в частном доме, принадлежавшем некоему Коле - мужичку лет 45, юркому, шустрому, как я потом узнал - бывшему священнику. Так и не понял, кем он был при С.В. Обычно он все готовил и уходил.
   Когда я вошел, в небольшой комнате при собственно сауне кроме С.В. сидело еще человек 6-7. Евсеичь - депутат облсовета от КПУ, еще один приятель С.В. - как раз рассказывал скабрезную историю из советских времен об одном партийном работнике, обладавшем очень большим детородным органом. Как потом выяснилось, рассказывал он ее почти на каждом таком "мероприятии", причем с каждым разом орган становился все больше и больше... Так же там был приятель С.В., возглавлявший областную организацию "Народной самообороны", которого я уже упоминал раньше. Вообще-то СПУ и "Народная самооборона" официально находились, мягко говоря, в натянутых отношениях, однако это вовсе не мешало деятелям на местах дружить и, так сказать, согласовывать действия. Примерно что-то в этом роде сказал мне С.В. вскоре после того, как я разделся и сел с ними за стол.
   Есть после тарелки спагетти не хотелось, пить тоже, поэтому пил понемногу, просто чтобы поддержать компанию. С.В. это заметил, но почему-то не настаивал, чтобы я пил больше.
   В кампании было несколько молодых парней, один из которых сильно набрался и заснул на стуле. Ему в руки вложили бутылку и сфотографировали. Посмеялись, сказав, что фотки надо будет выложить в интернете.
   Я спокойно за всем этим наблюдал, перехватывая время от времени изучающий взгляд С.В. Заметно было, что он никак не может понять, что я за гусь. Вроде бы типичный субтильный интеллигентишка, а веду себя как-то нетипично спокойно. Очень частая, кстати, со мной история: люди оценивают меня как более слабого, чем есть на самом деле. Потом, когда видят, что ошиблись, начинают смотреть на меня с недоумением.
   Еще одна частая со мной история - когда люди, как правило, существенно меня старшие и вроде бы более опытные, пытаются учить меня жить, а потом оказывается, что я и умнее их, и сильнее, и дальновиднее. С С.В., кстати, как раз было нечто подобное. Все время, пока мы были знакомы и общались, он пытался то научить меня чему-нибудь, то подчинить (проявлялось это последнее, например, в том, что здороваясь или прощаясь, он каждый раз старался пережать мою руку). Однако чаще всего я и так уже знал то, чему он меня учил, кисть же руки у меня тоже не слабая...
   Думаю именно из-за того, что ему не удалось меня подчинить, наше сотрудничество - назовем это так - долго не продлилось. Как известно, ни начальники, ни политики, не терпят возле себя людей, которые не меньше их "калибром". Потому, кстати, и в собственном университете мне ходу нет и вряд ли будет. Короче говоря, для С.В. я был и слишком умный, и слишком независимый. Как, впрочем, и для многих других. Наверное, именно поэтому мне всегда проще было работать с женщинами...
   Одно время С.В. пытался меня споить. Это, кстати, был один из его методов обработки и подчинения нового человека. Часто он сочетал его с другим, суть которого состояло в том, чтобы приблизить себе "жертву", обласкать, оказывая знаки внимания, которые обычно люди его уровня не оказывают. Например, после пьянки, на которой сам и напоил человека, звонил ему, еще не отошедшему после вчерашнего, чтобы поинтересоваться самочувствием. Человек - пацан, например, лет 18 - был, естественно, польщен и просто не мог уже ни в чем ему отказать. Нескольких пацанов он на моих глазах так "обработал". Особенно прием был эффективен в случае безотцовщин.
   Не знаю, был ли это еще один прием, побочный результат действия других приемов, или просто ему это доставляло удовольствие, но часто он так или иначе подталкивал человека к тому, чтобы тот либо опустился вообще, либо проявил какаю-то низость.
   Хотя, надо отдать ему должное, прирученных пацанов - а это действительно, как правило, были пацаны - он обычно не бросал. Они же ему за это предано служили. В то время, когда мы с ним общались, таких у него было человек 5-6.
   Попытавшись применить на мне несколько своих приемчиков и убедившись, что это бесполезно, С.В. прекратил свои попытки и стал относиться ко мне более серьезно. Ну, или, по крайней мере, эти попытки стали менее грубыми.
   Однако вернусь к своему рассказу.
   Разговоры о том, что скоро будет попытка "свергнуть" мэра начались почти сразу после того, как я пришел в партию. Вскоре мне позвонил Белик и пригласил придти на сборы, которые должны были состояться в арендованном по этому случаю актовом зале бывшего дворца пионеров.
   В означенный день я пришел. Народу в актовом зале набралось довольно много, некоторые стояли. Я и Белик сели на одном из верхних рядов.
   Люди пришли разные, из разных партий и общественных организаций. Председательствовал невзрачный мужичек из БЮТ, тоже, кстати, по фамилии Белик. Только имя у него было другое. Ничего особенно интересного там не происходило, сперва немного помитинговали, потом проголосовали решение про проведение референдума про недоверие мэру. Под конец записали всех зарегистрировавшихся на сборах (около 100 человек) в инициативную группу по сбору подписей в поддержку референдума и разошлись.
   Некоторое время спустя, уже под новый год, Белик позвонил мне снова и попросил зайти в горком. Когда я пришел, он выдал мне удостоверение члена инициативной группы и листы для сбора подписей. Предполагалось, что я буду ходить собирать подписи у граждан города в поддержку референдума. Особого желания заниматься этим у меня, конечно, не было, однако, поскольку я был в партии человеком новым, я согласился.
   На следующий день стал ходить по университету и пытаться-таки собирать эти подписи. Шло не очень: собрал не больше 30 штук. По разным причинам, но прежде всего потому, что практически никто про референдум не слышал. Пару раз имел не очень приятный разговор - сначала с замдеканом эконома, потом одним завкафедрой.
   Как вскоре выяснилось, ректору никто ничего про сбор подписей не сказал. Это меня удивило. Честно говоря, я был уверен, что все заранее договорено. Это было бы тем более естественно, что он на прошлых выборах прошел в облсовет по списку СПУ.
   Через несколько дней я решил, что, пожалуй, не стоит мне лишний раз нарываться на неприятности на работе, и решил походить по своему подъезду. Там тоже особого успеха добиться не удалось. В конце концов я решил, что не мой это уровень - собирать подписи и плюнул на все это. Принес заполненные подписанные листы в горком. Там как раз были Белик и Хиляченко. Вопрос про то, чтобы я продолжал собирать подписи, они особенно не акцентировали, я, естественно, тоже. Зато они предложили мне другую работу, про которую тоже уже как-то заходила речь.
   Как оказалось, не только я не горел желанием ходить по квартирам и приставать к людям с глупыми вопросами. Те же чувства испытывало большинство членов инициативной группы. Время же на сбор подписей было ограничено одним месяцем и нужно было спешить. Поэтому организаторы "мероприятия" решили просто нанимать людей, чтобы те, уже за деньги, выполнили эту работу. Благо определенные средства в их распоряжении имелись (ими обеспечили какие-то местные "аллигаторы" - так Белик называл олигархов).
   Однако возникала проблема: вписывать данные о подписанте в лист в поддержку референдума мог только член инициативной группы. Он же удостоверял подлинность сведений своей подписью. Решили эту проблему так. Наемные сборщики только собирали данные про подписантов - номер паспорта, адрес и т.п. (записывали их на отдельном листе) - вписывали же эти данные в лист уже члены инициативной группы. Вот эту работу мне и поручили. Я почти с радостью согласился, потому что таким образом мог с чистой совестью увильнуть от хождения по квартирам.
   Вскоре Белик начал снабжать меня материалом, и я принялся за работу. Работа, прямо скажем, была не слишком интеллектуальная, однако я рассуждал так, что и это надо пройти, показать, что умею работать. Что правда, у меня возникли сомнения по поводу законности такой работы: из закона о референдуме было не ясно, можно ли так делать.
   Насколько я понял из разговоров Белика с Хиляченко, их одолевали те же сомнения. Правда в меньшей мере. Как сказал мне со смехом Белик, "каждая подпись приближает нас к тюрьме".
   В конце концов я перестал беспокоиться. Во-первых, потому что уголовный кодекс не предусматривал ответственности для члена инициативной группы за подделку документов референдума (я посмотрел), а во-вторых, потому что видел, что таким делом (то есть, вписыванием) занимаются почти все члены горкома.
   В общем, я продолжил трудиться ударными темпами. Сидел дома и часами переписывал данные из одних бумажек в другие.
   Через некоторое время я заметил, что иногда попадаются такие подписные листы, в которых номера квартир подписавшихся идут почти или вообще без пропусков. Создавалось такое впечатление, будто собиравшим подписи удавалось собрать их в каждой квартире, тогда как я знал по своему пусть и небольшому опыту, что далеко не во всех квартирах даже открывают. Однако тогда я особенно об этом не задумывался.
   Переписав партию листов, я относил ее в горком и получал новую. Так продолжалось в течение пары недель.
   Однажды, когда я переписывал в горкоме очередную партию, там был С.В. Я услышал, как он спросил Хиляченко: "Может быть предупредить людей?".
   На тот момент я уже знал, что некоторые листы заполнялись не сборщиками, а работниками ЖЭКов. Они не только вписывали данные людей (взятые из списков, хранящихся в каждом ЖЭКе), но и подделывали подписи. Как я уже говорил, С.В. одно время (сразу после "оранжевой революции") был мэром и у него, судя по всему, остались какие-то связи. Люди нынешнего мэра, вероятно, узнали о махинациях, проводимых нашей компанией, и С.В. советовался с Хиляченко как поступить.
   Некоторые такие листы я уже видел раньше. Мне их не давали, поэтому я не переживал. Тем более что почему-то был уверен, что их немного.
   Не помню, скольких людей я вписал. Кажется, несколько тысяч. Всего же нужно было собрать около 30 тысяч подписей, то есть, 10 процентов от количества избирателей, зарегистрированных в городе.
   Наконец пришло время нести подписанные листы в исполком. Я напросился в этом участвовать. Белик заказал телевидение, листы, сложенные в картонную коробку, он сам принес к зданию администрации - благо она была расположена на той же площади, что и офис городского комитета СПУ. Вместе с нами было еще несколько человек из инициативной группы, в том числе "второй" Белик.
   Мы сфотографировались у входа и вошли. Потом я видел фотографию в нашей партийной газете: мы все стоим рядком, Белик держит коробку с листами, я в длинном черном пальто, лохматой шапке, наклонил голову как раз тогда, когда снимали.
   Принимали у нас бумаги работники исполкома, во главе с управделами мэра Зайцем. Они просматривали принесенные нами листы, принимали их и считали количество подписей для последующего занесения в протокол. Телевизионщики поснимали вначале и ушли. Несколько корреспондентов местных газет остались наблюдать за процессом.
   Сначала чувствовалось некоторое напряжение. Потом оно постепенно стало спадать: совместная работа сближает.
   Продолжалась передача, наверное, часа два, может больше. Все сидели, мне же не хватило стула, поэтому какое-то время я стоял. Потом принесли стул и мне. К концу я сильно проголодался. После этого случая усвоил очередной урок: идешь на партийное мероприятие - хорошо поешь.
   Белик сделал несколько фотографий на свой мобильный - все таки первая на Украине попытка отправить мэра в отставку, объяснил он.
   Некоторые листы, за передачей которых следил я, были явно поддельные.
   Наконец все листы были переданы. Стали составлять соответствующий акт. После того, как он был составлен, Заяц подписал его и сразу же стал дописывать что-то еще.
   Как выяснилось через несколько секунд, суть написанного им сводилась к тому, что, хотя подписные листы и приняты, они, однако, сданы позже того срока, который требует закон.
   Должен заметить, что когда я читал закон о референдуме, я обратил внимание на то, что наши как-то не так интерпретируют сроки сдачи документов. Однако тогда я решил, что, наверное, это я что-то не так понял, а они, как люди более опытные, разбираются в этом лучше. Как оказалось, я ошибался. На их счет...
   Прочитав написанное Зайцем, наш Белик начал громко возмущаться, однако другой Белик, из БЮТа, остановил его, сказав, что все в порядке. Мы все (я имею ввиду членов инициативной группы) подписались под актом и стали уходить. Уже в коридоре я услышал, как один из работников исполкома сказал нашему Белику что-то об уголовной ответственности за подделку подписей. Тот ответил, что по закону никакая уголовная ответственность не предполагается. На что ему возразили, что так было в старой редакции закона, а не в новой.
   Когда мы подходили к офису, Белик, уже спокойный, сказал мне, что на самом деле хорошо, что так получилось со сроками, так как подлинных подписей было всего лишь несколько тысяч. Остальные же были действительно подделаны. Поскольку же сроки сдачи были не соблюдены, то подписи, скорее всего, проверять не будут, и мы не будем уличены в подделке.
   Честно говоря, его слова не произвели на меня особенного впечатления. Отчасти потому, что я и так уже что то такое подозревал, но в основном потому, что просто не произвели.
   Было уже поздно, и он довез меня на своей машине до дома. Пока мы ехали, он спросил, не соглашусь ли я на должность секретаря горкома. Я ответил, что в принципе не против, правда ничего не знаю о той работе, которую придется делать. Он сказал, что надо будет так же помогать, как я помогаю сейчас. Я согласился.
   Следует, наверное, сказать несколько слов о Белике.
   Ему было лет 40. У него, кажется, был какой-то небольшой бизнес, магазинчик рыболовных товаров или что-то в этом роде. Точно не знаю. Жил он с мамой. По его словам, когда-то он проходил тренинги у какого-то московского экстрасенса и владел некоторыми психотехниками. Однако, по-моему, он слишком преувеличивал значение этих техник для политической деятельности. Они, безусловно, достаточно эффективны и в последствие мне приходилось сталкиваться с людьми, которые ими неплохо владели, однако чаще всего они оказывались или просто неэффективными (особенно в случае подготовленного или хотя бы просто достаточно образованного и психически устойчивого оппонента), или действие их носило нестойкий, кратковременный характер. Как только человек выходит из-под непосредственного воздействия "манипулятора", "транс", даже если он имел место, сразу проходит, оставив у человека более или менее ясное ощущение того, что его обманули. Это справедливо как в случае общения тет-а-тет, так и при воздействии на значительные массы людей (выступления Ющенко во время "помаранчевой революции"). В любом случае, одних лишь психотехник при ведении политической агитации совершенно недостаточны. Применять их если и следует, то только в комплексе с другими технологиями.
   Впоследствии я пытался все это объяснить Белику, однако безуспешно. Думаю, до него не доходило главным образом из-за того, что он был недостаточно образован: он даже не закончил институт, при том, что учился на заочном.
   Довольно долго он пытался приобрести на меня определенное влияние, часто пытался представить все так, будто это он продвигает меня в партии, что его слово много значит. Иллюзия, что он действительно имеет на меня влияние, во многом поддерживалась в нем тем, что поначалу я редко ему отказывал. Я вообще редко отказываю людям, часто иду им на встречу. Особенно тем, с кем работаю. Просто потому, что считаю, что так следует поступать по отношению к коллегам. Опять же надеюсь на ответную любезность в случае чего. Иногда это порождает недоразумения: люди привыкают к моей безотказности и, когда я им по какой-то причине вдруг все-таки отказываю, обижаются. Часто они думают, что у меня слабая воля - раз я всегда соглашаюсь им помочь и тогда, когда я все-таки отказываюсь, они пытаются на меня надавить. Естественно, это не помогает. Тогда на их лицах возникает то выражение недоумения, о котором я уже говорил. После этого они, как правило, утрачивают мое расположение. Вообще, я думаю, все дела нужно улаживать полюбовно. Не следует слишком часто применять "тяжелую артиллерию", особенно по отношению к людям, с которыми тебе еще предстоит иметь дело. Если тяжелая артиллерия не поможет, в дальнейшем у тебя просто не останется средств воздействия на человека и придется либо вообще отказаться от отношений с ним, либо унижаться.
   Через несколько дней после описанных событий я зашел в офис городской организации. Там был небольшой переполох.
   Наконец-то додумались пригласить юриста(!). То есть как раз тогда, когда пользы от этого уже было не много. Все суетились вокруг него, в глазах их читалось что-то вроде суеверной надежды.
   Юрист, энергичный и довольно самоуверенный мужик видел закон про референдум в первый раз, в чем и не замедлил признаться. Почеркав распечатку закона маркером, он заключил, что мы попали, ну, то есть, не правы. Что, в принципе, и так было уже давно понятно. По крайней мере, мне. Однако теперь мне так же стало окончательно понятно, что ни Хиляченко, ни Белик совершенно не разбирались в деле, за которое взялись, более того, они, судя по всему, когда все это закручивали, даже не догадывались о ближайших последствиях своих действий.
   Последствия же были вполне очевидны и не заставили себя долго ждать.
   Постепенно начали доходить слухи о том, что проверка подписных листов таки идет. Рассказывали, что проверяют работники исполкома, чаще всего в сопровождении милиции. Обнаружили много "мертвых душ". Точно не помню, но кажется, продолжалось все это дней десять. За это время я выяснил, что уголовная ответственность за подделку документов референдума действительно есть, как и говорил работник исполкома. Эта норма появилась в новой редакции уголовного кодекса, вышедшей буквально в прошлом году. Я же, как оказалось, смотрел устаревшую редакцию. Это, кстати, был еще один ценный урок, который я извлек из истории с референдумом - всегда искать последний вариант закона, лучше всего - на сайте Верховной Рады.
   Наконец настал день "оглашения приговора". Несколько человек-организаторов собрались в офисе "другого" Белика, в том числе я и "наш" Белик.
   О результаты, которые дала проверка, можно было легко догадаться, поэтому решали, идти или не идти в исполком - там их должны были оглашать. Несколько человек во главе с БЮТовским Беликом были за то, чтобы идти, наш Белик вроде бы тоже хотел идти, но сомневался. Мне было все равно. Наш Белик стал звонить С.В. Тот категорически велел не ходить.
   Надо сказать, что вообще-то изначально предполагалось, что СПУ в делах, связанных с референдумом, "светиться" не будет: слишком явная политическая заинтересованность, желание реванша после последних выборов, в результате которых и С.В. не стал мэром, а партия не получила ни одного места в горсовете. Однако постепенно именно наш горком стал "центром кампании". Именно туда стали стекаться готовые листы, оттуда осуществлялось "руководство операцией", больше всего листов было подписано именно членами СПУ (в основном Беликом, мной и Наяровым). Городская организация СПУ стала все чаще упоминаться в связи с этим делом. Не последнюю роль в этом сыграл Белик, который сначала всем рассказывал, что "не надо светиться", а потом почему-то решил, что нам таки надо "пиариться"...
   Когда мы с Беликом вернулись в комнату, где шло "заседание" и Белик передал слова С.В., все замахали на нас руками, мол, ерунда, надо идти. Белик немного посомневался, потом согласился. Я тоже решил пойти - мне ведь С.В. ничего не говорил, и вся ответственность лежала на "старшем по званию", которым был на тот момент Белик.
   Результаты оглашались в небольшом зале на первом этаже здания администрации (в нем располагалась и мэрия, и горисполком, и областная государственная администрация, и областной совет). Снимали несколько камер местных телеканалов. "Приговор" оглашал все тот же Заяц. Так же присутствовал мэр, корреспонденты, члены исполкома. Я первый раз увидел мэра "в живую". Обратил внимания на его длинные ресницы. Честно говоря, в тот момент испытал к нему какое-то трогательное чувство, похожее ни то на жалость, ни то на симпатию.
   Во время чтения заключения по результатам проверки мэр вел себя на удивление спокойно (что было для него не свойственно). Когда Заяц закончил, он так же спокойно подписал акт и, спросив, требуется ли от него еще что-то, ушел.
   Результаты проверки нас приятно удивили: из того количества листов, которые были проверены, липовыми были названо не так много - с чем мы тут же, не особо скрываясь, друг друга и поздравили. Правда, проверены были далеко не все листы. Просто проверку остановили, когда недостоверных листов набралось столько, чтобы даже если бы все остальные листы были подлинные, подписей в них для проведения референдума все равно бы не хватило. Белик обратил мое внимание на то, что камеры снимали только Зайца и членов исполкома, сидевших рядом с ним, в нашу же сторону они практически не "смотрели".
   Вообще-то после того, как заключение было зачитано, самым разумным нам было встать и по-тихому уйти. Однако некоторые из тех, кто пришел с БЮТовским Беликом (не знаю уж, кем там они были), начали зачем-то оспаривать результаты проверки. К ним подключились какие-то молодчики, кажется, из "Народной самообороны". Было видно, что Заяц не хотел обострять ситуацию и старался отвечать на их реплики и вопросы сдержанно и дипломатично (если такой термин применим по отношению к провинциальной украинской политике). Возможно, как опытный человек он знал, что не известно еще как все в дальнейшем обернется, кто какие кресла займет. Однако они его в конце концов достали и он начал называть такие факты, которые нам слушать было не очень-то приятно. Тем не менее, закончилось тогда все довольно мирно.
   Зато на ближайшей сессии горсовета мэр что называется "оторвался" по полной. Видно, перспектива уйти в результате референдума его не на шутку испугала, поэтому теперь он мстил. Сам-то я репортаж не видел, потому что телевизора у меня не было, однако Хиляченко, который на этой сессии присутствовал, рассказывал, что в выражениях мэр не стеснялся: досталось всем, особенно СПУ, которую он назвал политическим трупом (вскоре я понял, что вполне справедливо). Мою фамилию он, кстати, тоже упомянул (в связи с тем, что чуть ли не треть всех листов была подписана членами горкома СПУ). Так же он заявил, что написал заявление в прокуратуру об открытии уголовного дела по факту фальсификации подписных листов.
   Рассказал Хиляченко про все это на очередном собрании городского комитета. Его слова меня не особенно испугали. Возможно потому, что, во-первых, узнал об этом я не непосредственно, а с чужих слов, во-вторых, как уже говорил, когда я шел в партию, то был вполне морально готов к чему-то подобному, и, в-третьих, то, что все примерно так и обернется, мне уже давно стало понятно: если бы мэр не воспользовался теми возможностями, которые мы ему предоставили, он был бы полным идиотом. Помню, я спросил Хиляченко, к чему нам стоит готовиться. Он ответил, что ко всему.
   Как я только что сказал, за себя я не боялся. Однако меня беспокоило, как последние события могут сказаться на родителях. Как только я пришел домой, то сразу позвонил матери. Оказалось, что они не в курсе, телевизор не смотрели, поэтому мне удалось представить всю историю в шуточной форме. Кажется, мать поверила, что все не так плохо. А может просто не хотела усугублять.
   В то время, когда происходили все эти события, я заметил еще одну особенность, характерную для моих "партийных товарищей". Состояла она в том, что они совершенно не могли надолго сосредотачиваться на одном деле, даже важном. Они все время отвлекались, перескакивали на другое, начинали смеяться. Когда я пытался вмешаться, вернуть разговор в прежнее русло, то есть, по сути, направить их внимание на решение проблемы, они это воспринимали как следствие моего страха. Причем эти особенности были свойственны как мелким сошкам, так и людям, занимавшим достаточно высокое положение, тому же С.В., например...

***

   Поняв, что на партийных товарищей рассчитывать особенно не приходится, я еще раз проштудировал ту часть закона про референдум, которая была на тот день актуальна, посмотрел новую редакцию уголовного кодекса, комментарии к нему. Выглядело все для нас, конечно, довольно неприглядно, однако как мне тогда уже стало понятно, закон про референдум, наскоро склепанный еще на основе закона советских времен, изобиловал настолько большим количеством прорех, что доказать что-либо, если бы дело дошло до суда, было практически невозможно. При условии, разумеется, нашей (моей) твердой позиции. Не то, чтобы я не волновался, однако это скорее было волнение бойца перед схваткой, чем труса, который во что бы то ни стало хочет ее избежать...
   А события между тем развивались.
   Через несколько дней после нашего последнего заседания мне позвонил Белик и попросил заехать в офис. Когда я приехал, Белик сказал, что на нас таки завели уголовное дело и что надо ехать к следователю. Видно было, что он не знал, как я прореагирую и вообще опасался моей реакции. Может быть, он думал, что я разнервничаюсь, начну кричать или что-то в этом роде. Однако я только сказал: "Почему меня это не удивляет?".
   Хотя сердце мое билось, внешне я был спокоен. Как вести себя на допросе я в теории уже знал и в принципе был морально готов к такого рода неприятностям. "Знал же, с кем связываюсь" - сказал с усмешкой в ответ на слова Белика о том, что вот, мол, не успел парень (то есть, я) вступить в партию, как сразу же попал в такую передрягу.
   Наяров дал мне прочитать бумагу, составленную, по его словам, очень крутым юристом, в которой было написано, что следует говорить на допросе. Я ее просмотрел и сказал, что все это и так мне известно, чем в очередной раз вызвал удивленный и не лишенный уважения взгляд и реплику Наярова. Белик сказал, что он договорился, что сегодня мы с ним подъедем к следователю. Я ничего против не имел: была пятница и мне не хотелось портить выходные неизвестностью.
   Как раз тогда, когда я сидел в офисе, мне позвонила мать. Взволнованным голосом она сказала, что к ним домой звонил следователь, искал меня, просил, чтобы я с ним связался. Я сказал, что знаю, что все нормально.
   Перед тем, как ехать, мы вышли покурить на крыльцо. Наяров сказал, что вчера был на пьянке вместе с С.В. Там было несколько народных депутатов от "Народной самообороны". Один из них по просьбе С.В. позвонил местному милицейскому генералу, чье ведомство должно было вести дело, и доходчиво, на понятном милицейскому генералу языке, объяснил, что не следует слишком усердствовать. Короче говоря, по словам Наярова выходило так, что все должно было быть в порядке. Видно было, что вера его в С.В. сильна и непоколебима.
   Что касается меня, то я в могущество С.В. верил с трудом. Как мне представлялось, если колесо бюрократической машины закрутилось, то остановить его не так-то просто. Пусть и депутатским звонком. Забегая вперед, могу сказать, что я в очередной раз оказался прав.
   Правда, в тот день могло показаться, что прав был Наяров...
   Следователь, который с нами беседовал, напомнил мне постаревшего Дядю Степу, потрепанного жизнью и заматеревшего. Видно было, что к делу, ему порученному, он относится совершенно наплевательски. Допрашивал нас - если это можно так назвать - не по одному, а стразу двоих, особенно не докапывался, некоторые ответы почти подсказывал. В общем, закончилось все довольно быстро. Спускаясь по лестнице, я со смехом сказал Белику, что, судя по всему, с человеком поговорили.
   Я довольно спокойно относился ко всем этим событиям, может быть даже позитивно, поскольку считал, что таким образом получаю "входной билет": благодаря им (событиям), я смогу показать себя в партии надежным человеком, на которого можно положиться. Правда сердце у меня в тот день билось довольно сильно. Когда пришел домой, даже пришлось специально отжиматься: прочитал в одной книжке, что таким образом можно уменьшить концентрацию адреналина в крови, выделившегося в результате стресса. Скорее всего, дело было в том, что, идя к следователю, я думал, что все буде гораздо хуже, чем оно оказалось на самом деле, и нервная система несколько перенапряглась.
   Вскоре дело постепенно замяли. На радостях я набрался во время одной из пьянок в сауне с С.В. Точнее, позволил С.В. себя напоить. Видно, несмотря на то, что я хорошо держался, эта история все-таки меня угнетала. Кажется, был какой-то праздник, может быть 23 февраля. Когда я еще был не сильно пьяный, мы с С.В. сидели голые в сауне и он делал мне массаж. Вообще-то это тоже было для меня не совсем обычным - сидеть со здоровым, голым, на самом деле малознакомым мне мужиком в сауне и позволять ему делать мне массаж. Однако и это, помню, не производило на меня особого впечатления. Видно потому, что к тому времени я вполне созрел для того чтобы спокойно относиться практически ко всему, что видел и к тому, что со мной происходило.
   Я думаю, что человек не должен приходить в политику в слишком юном возрасте. Он должен сформироваться, стать вполне самодостаточным, независимым. Прежде всего, в суждениях. Психологически и морально устойчивым. Только тогда его решение будет осознанным. Сорок лет, мне кажется, оптимальный вариант. Я во все это влез, когда мне было тридцать. Рановато, наверное. Однако все же лучше, чем в восемнадцать...

***

   Почти сразу после того, как я вступил в партию, я начал усиленно заполнять пробелы в своем политологическом образовании. Начал я с университетского учебника политологии, но вскоре переключился на более серьезную литературу. Прочитал Дюверже, "Дипломатию" Киссинджера, "Шахматную доску" Бжезинского. Продвигался я довольно быстро, так что примерно через полгода уже стал писать статьи на политические темы.
   Забавно потом было наблюдать, как происходит то, о чем я раньше читал в книгах. Действие тех же политологических законов, например. Странное при этом было чувство. Удивление, что ли. Я ведь думал, что если что-то уже описано, уже стало достоянием гласности, то есть, известно многим людям, то оно уже не повторится - ведь человеческое общество тем и характеризуется (если верить социологии), что оно меняется в соответствие с вновь полученным знанием. Я думал - ну, или, по крайней мере, где-то была у меня такая почти неосознаваемая установка - что кто-то скажет: "вот, смотрите, это же "железный закон олигархии"" или "вот, это же описано в такой-то книге", и все сразу одумаются, начнут что-то менять. Наивность интеллигента, базирующаяся, вероятно, на вере в силу разума, вере в то, что понять - значит захотеть исправить, мочь исправить...
   Тогда же увлекся политтехнологиями. Перечитал немало литературы. Главный эффект от этого был тот же, что и от чтения книг по политологии: стал замечать, когда политтехнологии используют в жизни, в политической практике. Помню, как смешно мне было, когда уже позднее, случайно попадал на репортажи об избирательной кампании Обамы. Американцы в этом смысле - смысле использования политтехнологий - вообще голову себе не морочат, просто берут и делают все по учебнику...
   Эти мои увлечения не замедлили вылиться в очередное "творение". По сути, это было нечто вроде курсовой, которую студенты пишут, после завершения изучения какой-нибудь дисциплины.
   По своему обыкновению я не стал размениваться на мелочи и замахнулся сразу на глобальную стратегию реформирования партии и раскрутки агитационной работы. Распечатанные варианты своего творения я передал Белику и Хиляченко.
   Была уже весна. Помню, я только что вышел из магазина канцтоваров, когда мне позвонил С.В. Шел мелкий приятный дождик. С.В. по своему обыкновению начал с какого-то неожиданного похожего на обвинение вопроса. Это, кстати, был еще один его "приемчик". Вероятно, это был еще один способ доминировать. Поначалу на меня это действовало, и я действительно на некоторое время приходил в замешательство, однако вскоре научился отбиваться и даже приводить в некоторое смущение его. В этот раз я тоже ловко перехватил нить разговора, сведя все на какое-то шутливое выражение преданности. В конце концов, он пригласил зайти к нему обсудить написанный мной документ. Воодушевленный тем, что мое произведение оценили, я на следующий день пришел к нему на работу.
   Наивный, я думал, что мы с ним будем обсуждать важные вопросы стратегии партии. Однако он только успел спросить, что я имел в виду, когда писал, что "Агитационное воздействие должно проходить как бы по краю сознания". Ему кто-то позвонил и он сказал, что поговорим в следующий раз, а сейчас у него встреча. Следующего раза не последовало.
   Насколько помню, больше никакой особой реакции со стороны руководства областной или городской организации не было. Уже осенью, когда Ющенко подписал указ про роспуск парламента, я как бы невзначай спросил у первого секретаря областного комитета, не пригодится ли мое произведение. Он только ответил, что "кое-что используем".
   Этот случай был одним из тех, которые окончательно убедили меня в том, что партия доживает свои последние дни. Свою роль сыграл, конечно, и Дюверже, и знакомство с "железным законом олигархии". В принципе, все понятно мне стало еще раньше, еще во время эпопеи с референдумом. Тогда же мне стало понятно, что для того, чтобы продвинуться в партии не надо слишком лезть со своими "рационализаторскими предложениями". Надо просто быть послушным, неплохо - эффективным - исполнителем. Тогда тебя будут двигать. Лучше иногда показаться более глупым и более слабым, чем ты есть на самом деле. Тогда шансов будет больше. Когда я подавал свои "рацпредложения", я уже прекрасно это понимал. Однако это меня не остановило. Как раз потому, что я понял, что партии уже ничего "не светит". А раз не светит, то и особенно переживать, что меня перестанут двигать, тоже не стоило. Просто потому, что у самой партии перспектив не было. Проявляя же определенную активность, "мутя воду", я просто надеялся хоть как-то повлиять на ситуацию. Понятно, что безрезультатно...
   Немного позже я убедился, что то, что я написал, не было особенно оригинальным. По крайней мере, по духу. Позднее я не раз слышал от самых разных людей - членов партии, как рядовых, так и достаточно высокопоставленных - нечто подобное. Однако и их слова не возымели на руководство партии никакого воздействия. Просто в конце концов из нее в очередной раз ушло энное количество людей...
   Тут мы подходим к еще одному важному заключению, к которому я пришел в результате размышлений над теми событиями, которые мне тогда пришлось наблюдать, точнее, над поведением партийных "деятелей" в этих событиях. Надеюсь, что то, что я сейчас скажу, послужит предостережением для тех интеллектуалов, которые вдруг решат податься в украинскую (да, наверное, и в любую другую) политику, а так же политологам, которые пытаются понять, почему политики поступают таким образом, каким они поступают, причем таким, который полностью расходится с рекомендациями этих самых политологов.
   Речь идет вот о чем. Как я уже говорил, те люди, с которыми мне пришлось общаться в партии и в связи с партийными делами, не отличались особым интеллектом, а значит, и способностью к предвидению и построению каких-то сложных, многоходовых схем. Предположим теперь, что в партию приходит человек, на порядок более интеллектуально развитый. У него своя интеллектуальная мерка, своя скорость мышления, своя глубина просчета. И он начинает этой своей меркой мерить все, с чем ему приходится сталкиваться на партийной работе, в политической деятельности. И почти сразу же начинает ошибаться... Нет, не в предсказании тех или иных раскладов, а прежде всего в оценке сложности причин, приведших к этим раскладам. Чтобы было понятно, приведу простой пример.
   Как-то ночью, вскоре после того, как мы ходили сдавать подписные листы в исполком, меня вдруг "осенило": никто референдум проводить и не собирался! Просто некие влиятельные люди решили припугнуть мэра, чтобы он стал более покладистым. Я очень четко тогда мог представить, как к нему в кабинет приходит "некто" и говорит: "Вот видишь, что мы можем с тобой сделать. Мы денег вложили совсем немного, а какую "бучу" устроили. Представь, что будет, если мы действительно серьезно за тебя возьмемся". Тут мэр все понимает и "идет на сотрудничество".
   Некоторое время после этого я пребывал в почти сладостном состоянии, которое возникает после того, как ты решишь какую-то сложную проблему. А проблема тут действительно была. Кратко ее можно сформулировать так: "как же можно было так тупо себя вести?!" (это я про организаторов референдума). То заключение, к которому я пришел, как раз, как мне тогда казалось, очень хорошо объясняло, почему "так тупо": потому что те "влиятельные люди", которые хотели "погрозить пальцем" мэру, специально подвязали на организацию референдума таких исполнителей, которые в принципе не могли его организовать, и гарантированно должны были завалить все дело.
   На следующий день я прямо спросил Белика, действительно ли мы всерьёз собирались проводить референдум. Он совершенно искренне и даже немного удивленно ответил, что да. Впоследствии я понял, что так оно и было.
   Я рассказал об этом для того, чтобы показать, как работает мышление "человека с интеллектом" при оценке тех или иных действий политиков: ему все представляется гораздо сложнее, чем есть на самом деле, он везде ищет какие-то сверхсложные схемы, изощренные комбинации, "возвышенные" мотивы. На самом же деле все гораздо проще, примитивнее, прозаичнее. Просто потому, что задумывают и реализуют политические "мероприятия", как правило, люди довольно ограниченные. В их действиях в принципе не может быть ничего особо изощренного. По моим наблюдениям, даже в сфере "большой" украинской политики редко можно зафиксировать схему, которая предполагает просчет более чем на два-три хода.
   Если ты интеллектуал, если ты умеешь мыслить, просчитывать наперед, то не думай, что это могут делать все те, с кем тебе в силу стечения обстоятельств приходится сталкиваться: все время будешь совершать ошибки. Не потому, что ты не достаточно умен, а потому, что тебе трудно будет представить, насколько ограничены те люди, ход мыслей и мотивы которых ты пытаешь восстановить. Это как раз тот случай, когда очень вредно судить других по себе.
   Это влечет и вполне осязаемые негативные последствия: ты думаешь, что они способны просчитывать так же глубоко, как и ты, поэтому уверен, что они подстраховались, и смело идешь с ними. А они не подстраховались! И ты, несмотря на весь свой интеллект, проваливаешься в ту же яму, в которую провалились они.
   Примерно то же касается выбора, к какому политическому лидеру "прибиться". Ты думаешь, что он (лидер) думает так же системно, как и ты, и, так сказать, на далекую перспективу, а потом оказывается, что он просто одержим мелочной жаждой власти и ради того, чтобы ее сохранить, готов пожертвовать всеми, включая своих ближайших соратников. В том числе и партией. По-моему, именно так пришла в упадок и, по сути, прекратила свое существование, СПУ: Мороз просто принес ее в жертву своим амбициям (ну, может, еще и "золотому тельцу").
   Если ты привык мыслить системно, то тебе будет трудно адаптироваться в структуре, руководимой людьми, мышление которых не системно вообще. У тебя долго просто в голове не будет укладываться, как можно поступать, так, как поступают они. И ты долго еще будешь искать некий глубинный, скрытый смысл там, где его отродясь не было.
   Поэтому, мой совет тем интеллектуалам, которые таки решают влезть в политику: всегда вводите поправку на интеллект (свой или отсутствующий у тех, с кем приходится иметь дело). Не думайте, что все сложнее - в 99 случаях из 100 все окажется проще, гораздо проще...

***

   После эпопеи с референдумом, наглядно показавшей, насколько все плохо (по крайней мере, с нашей областной и городской организациями), довольно долго было затишье. Нам дали по голове, поэтому мы какое-то время особенно не чирикали.
   Весной поехал в Киев на съезд партии. Поехал не как делегат, потому что тогда еще не был "достоин" этой чести, а просто как приглашенный. Дорогу партия не оплачивала, но мне повезло - ее оплатил телеканал "Интер". Вот как было дело.
   За несколько дней до съезда мне предложили поехать поучаствовать в качестве массовки на шоу Савика Шустера "100 великих украинцев". Я согласился, тем более что как раз на следующий день после шоу у нас должен был проходить съезд. Ехали мы вчетвером - я и три студента из нашего университета.
   Особого впечатления на меня это мероприятие (в смысле, шоу) не произвело. Большую часть времени развлекал студентку из какого-то западно-украинского вуза. Под конец, когда шоу закончилось и все стали фотографироваться с политиками и просто знаменитостями, у меня возникло сильное желание встать и громко предложить всем желающим сфотографироваться со мной. Однако же сдержался. Сам ни с кем из знаменитостей фотографироваться не стал. Просто потому, что не считал, что кто-либо из них этого достоин.
   Пока сидели в зале, было желание подойти к Симоненко и пожать ему руку со словами: "Только вы, коммунисты, сегодня представляете интересы украинского народа в парламенте. Спасибо вам за это". Ну или что-то в этом духе. Так, на всякий случай, вдруг когда пригодится... Однако потом, уже после шоу, когда вдруг посмотрел ему прямо в лицо и увидел, какое оно лицемерное, желание подходить и жать ему руку как-то сразу пропало.
   Походил между группами фотографирующихся, поусмехался. Маленькие они люди, эти политики, знаменитости. Часто и в физическом смысле. Тот же Симоненко, или Шустер, или Литвин. Литвин, кстати, показался мне похожим на палача - с этой его сутулостью и взглядом исподлобья...
   На следующий день, позавтракав в гостинице и пообещав одной из студенток, с которыми приехал (третьим был парень с инженерного факультета), что потом ее найду, поехал на съезд.
   Проходил он (съезд) в помещении какого-то то ли института, то ли НИИ, не помню. Была уже довольно поздняя весна, так что я был только в костюме. Зайдя в актовый зал, где все должно было происходить, я сразу же увидел С.В. Он по своему обыкновению, не знаю зачем - то ли желая застать меня врасплох, то ли в знак симпатии - бахнул мне кулачищем в живот, так что я отлетел назад сантиметров на тридцать. Дыхание немного перехватило, но пресс сработал, так что я сразу же пришел в себя и засмеялся. Я рассказал про то, что был у Шустера, про то, как все прошло. Он сказал пару слов про то, что случилось, пока меня не было в городе: дочка какого-то нашего местного деятеля выпрыгнула из окна, председателю областного совета дали по голове в подъезде его дома. Потом, оглядев зал, С.В. заметил: "Да, обеднела партия".
   Появился Лиховец - первый секретарь обкома. С ним мы к тому времени уже познакомились. Точнее, знакомства как такового не было, просто с некоторого момента начали здороваться за руку. Лиховец раньше работал в нашем университете доцентом на кафедре истории. Так что можно сказать, что мы были знакомы заочно. Выпили кофе в коридоре. Я отметил, что С.В. проявляет к Лиховцу явное уважение. В партии к таким, как я и Лиховец, то есть, преподавателям, вообще испытывали определенный пиитет. Хотя должен заметить, что С.В., пожалуй, мог в некоторых моментах дать Лиховцу форы. Последний был всегда зажат, насторожен, видно было, что он старается держать дистанцию. С.В. был в общении гораздо проще, легче сходился с людьми. С ним можно было не опасаться, что ляпнешь что-то лишнее. В общем, один умел к себе располагать, а другой нет.
   Той весной (в самом ее начале) мне довелось хоронить сестру Лиховца - нес крышку ее гроба. Она умерла от рака. Говорят, была алкоголичкой и тоже, кстати, когда-то работала преподавателем в нашем университете. Вообще, в нашей партийной организации было довольно много университетских. При Союзе многие из них были какими-то мелкими сошками в университетской партийной организации, а потом, когда коммунистическую партию запретили, плавно "перетекли" в СПУ.
   Когда губернатором нашей области стал один донецкий варяг, Лиховца по политическим мотивам поперли с работы. Однако бедствовал он недолго и вскоре стал народным депутатом.
   Думаю, это было не его. Ну, в смысле, это для него было чересчур, слишком ему все это дорого стоило. Например, после неудачных выборов 2007 года у него появился нервный тик. Вообще, в украинской политике одно время было много людей, для нее не предназначенных и для нее не готовых. Они просто хотят власти. А нужно, чтобы была еще сила - чтобы не получать нервных тиков, не слетать с катушек, не разрушать собственные семьи. СПУ мне после нескольких месяцев, проведенных в ней, вообще стала казаться партией слабаков и неудачников...
   Во время похорон сестры Лиховца я познакомился с С. Николаенко, бывшим министром образования. Они с Лиховцом были в хороших отношениях, и он приехал на похороны. На кладбище я упорно держался поближе к Николаенко и С.В., поэтому последнему ничего не оставалось, как меня представить. Оказалось, что Николаенко меня помнил. Дело в том, что примерно за месяц до этого я был на одном мероприятии, которое он проводил для работников образования и меня направили от партии на нем поприсутствовать. Так получилось, что я оказался среди тех, кому он и Мороз пожимали руки при входе в зал, где должно было происходить мероприятие (я тогда отметил, какое у Мороза натренированное рукопожатие: с одной стороны сильное, а с другой - мягкое). Вот с этого случая он - Николаенко, не Мороз - меня и запомнил. Молодец. Николаенко вообще был в СПУ одним из самых адекватных и перспективных людей. Где-то теперь его политические косточки...
   Похороны сестры Лиховца были первыми похоронами, на которых я был. Раньше как-то не доводилось. В тот год со мой вообще многое случилось впервые.
   Я немного опасался, удастся ли мне сохранить серьезность, подобающую моменту, однако я сам себя не подвел - выраженье лица у меня было сообразное обстоятельствам: скорбное и серьезное. И когда стоял у гроба (смотря на покойницу и ожидая что-либо почувствовать и не чувствуя), и когда нес крышку. Немного прорвалось только на кладбище, как раз тогда, когда С.В. в своей обычной подковыристой и насмешливой манере представлял меня Николаенко. Я тогда несколько более оживленно, чем следовало, прореагировал на его слова, почти засмеялся. Однако в целом я был собой доволен и почти радовался своему стремительному продвижению. Если знаешь, чего хочешь, все можно использовать себе на пользу. Даже похороны. В особенности похороны...

***

   На съезде должны были выдвигать кандидата от партии на пост президента. Претендентов было два: Николаенко и Семенюк. Наши были за Николаенко.
   Появился Мороз: зашел с охранником. Кто-то пошел с ним фотографироваться. Начался съезд. Я ужасно хотел спать: прошлой ночью нас с телестудии привезли поздно, а накануне в поезде я почти не спал. Поэтому в то, что говорили выступающие, я почти не вникал.
   Обедали мы в этом же здании. Перед обедом Мороз в микрофон предупредил, что "пайков" на всех не хватит и предложил делиться. Да, похоже партия действительно обеднела.
   Интереснее стало, когда надо было голосовать. Как я уже говорил, я не был делегатом, поэтому и голосовать не мог. Однако кто-то из наших не приехал, поэтому С.В. сказал мне проголосовать за него. Бюллетени выдавали в коридоре, была давка, так что особенно никто не проверял, кто за кого берет бюллетень - за себя или за того парня. Я написал на выданной мне бумажке имя Николаенко, С.В. проверил и забрал ее у меня. У всех наших он тоже собрал бюллетени и сам кинул их в урну. Какая-то тетка, следившая за порядком при голосовании, попыталась возмутиться, но он довольно резко посоветовал ей его "не лечить".
   Однако все эти манипуляции не помогли: победила Семенюк. Думаю потому, что ситуация была из разряда "главное не как голосуют, а как считают"... Скорее всего, Мороз не хотел возвышения Николаенко, справедливо опасаясь конкуренции.
   Закончился съезд довольно рано. Когда стояли на крыльце, видели, как обиженный Николаенко сел в свою машину и уехал. С.В. отметил, что он сам был за рулем. Не знаю, наверное, это ему было не по рангу. Наши поехали на машинах домой, а я, поскольку не поместился, на вокзал.
   После этого в течение полугода ничего особенного не происходило. Ходили на разные мероприятия, посвященные, например, 1 или 9-му мая. Стояли с розовыми флагами - предметом особой гордости Белика. По его словам, именно он заставил их купить, когда пару лет назад пришел в СПУ. Я еще раз его удивил, когда согласился взять флаг. Не помню, какой это был праздник. Он предложил мне, чтобы он его понес, вероятно предполагая, что я стесняюсь. Однако я не стеснялся. Я вполне был готов пройти все "испытания".
   Как правило, выходило нас таких флагоносцев человек 20. В основном - члены горкома. Становились возле какого-нибудь памятника, стояли, пока шли церемонии, фотографировались. Потом находил свои фотки в партийной газете. Обычно себе нравился.
   Я не скрывал на работе, что состою в СПУ. Первое время даже раздавал всем календарики с партийной символикой. Надеялся, что если будут знать, что я в партии, это в дальнейшем поможет и мне, и партии. Открылся коллегам с новой для них стороны... Количество людей, взиравших на меня с некоторым недоумением, возросло.
   Примерно в это же время первый раз был на круглом столе в администрации. Пригласил меня один мой коллега по кафедре. Мы с ним часто дискутировали на политические темы. Политические взгляды у него были националистические, однако человек он был вполне адекватный и к тому же образованный и, так сказать, интересующийся. Поэтому с ним можно было разговаривать.
   Круглый стол был посвящен Рудневу, сподвижнику Ковпака. Я не готовился. Я вообще, как правило, к таким мероприятиям не готовлюсь. Посижу, послушаю, потом экспромтом что-нибудь скажу и сразу же оживляю разговор. Просто умею находить суть проблемы и ее формулировать. Умею обобщать. Умею спокойно, уверенно говорить. Не смущаться, отвечая на наскоки оппонентов, или просто их игнорировать. Это не трудно, надо просто для этого созреть. Конечно, этому можно научиться - и этому учат многих политиков - однако это будет не то. Это будет скорее имитация силы, чем сама сила. Если же сила есть, то все получается естественно, без напряжения.
   О Рудневе я ничего не знал и не хотел знать. Тем не менее, это не помешало мне сказать свое "веское" слово. Вообще, для того, чтобы прилично выступить, и даже запомниться, совсем не надо быть "в теме". Если ты влез в политику, надо уметь говорить о чем угодно и сколько угодно. Главное складно, с апломбом и в полной уверенности, что круче тебя никого нет.
   Забавно было наблюдать, как народ, пришедший на это мероприятие - историки, архивисты, представители политических партий - что-то говорили по заранее написанному, спорили, аргументировали, пытались что-то доказать, до чего-то докопаться, вообще, вели себя так, словно все это было серьезно, важно, имело какой-то смысл. Причем здесь история, если людям просто нужно давно умершими героями (в кавычках или без оных) набить морды сегодняшним политическим оппонентам? Помню, какая-то бабка-историк, судя по всему, верой и правдой трудившаяся на идеологической ниве в советское время, а теперь точно так же преданно служившая тогдашней украинской власти (напомню, президентом тогда был Ющенко), как-то резковато прокомментировала мое выступление. Я никак не прореагировал, потому что телекамеру какого-то местного канала, которая до этого снимала мероприятие, уже выключили. С усмешкой я указал на это пригласившему меня коллеге (он как раз сидел рядом): мол, смотрите, камеру выключили, какой смысл отвечать на наскоки старой дуры, если этого не покажут по телевизору. Он назвал меня политиканом. Я с ним охотно согласился. Просто мы уже руководствовались разными принципами. У нас были разные приоритеты. То, что было ценно для него, для меня уже ничего не стоило.
   Чаще всего на таких мероприятиях я занимал вполне умеренную позицию, так сказать, не нашим, не вашим - как раз в соответствии с тогдашней линией партии. Возможно, поэтому меня и приглашали.

***

   Осенью меня послали в Киев на конференцию, которую проводила наша партия. С деньгами у нас было совсем плохо, поэтому оплатили мне только дорогу. Благо я знал одну гостиницу - при университете имени Шевченко, - в которой сутки стоили всего 30 гривен.
   Не помню точно, какая была тема, что-то связанное с социализмом. Сборник тезисов у меня потом в обкоме "изъяли", иначе бы написал точно. Конференция была на половину партийная, наполовину научная. Проводилась она на базе Европейского университета.
   На пленарном заседании сначала выступил Мороз. Не помню, про что он говорил. Запомнил только, как именно он говорил - его манеру выступать. Потом я кое-что у него перенял. Вообще он всегда выступал неплохо. Говорил довольно разумные вещи. Проблема в том, что, как правило, не следовал тому, о чем сам говорил - обычное дело у украинских политиков. Кто-то мог бы заметить, что у политиков вообще. И я склонен с этим согласиться. Однако с одной оговоркой: дискурс украинских политиков вообще не имеет к реальности никакого отношения. С некоторого момента это начинает раздражать. По крайней мере, перестаешь воспринимать их слова сколько-нибудь серьезно. Просто "бла-бла-бла".
   Выступив, Мороз уехал (пообещав, правда, вернуться). Когда за ним и его охранником закрылась дверь, народ, приехавший на конференцию, явно почувствовал себя свободнее.
   Из партийного руководства остался только Николаенко, бывший главным организатором конференции. Ему-то и пришлось выслушивать довольно откровенные обличения "старых партийцев". Что правда, держался он при этом вполне пристойно, успешно изображал заинтересованность, кивал, соглашался. Да и что ему оставалось? Облажалось ведь партийное руководство с выборами по полной. Хотя, как кажется, тогда еще у многих оставались какие-то надежды вернуться в парламент. Судя по всему, и у Николаенко. Наивные...
   Вообще, все, что происходило тогда в партии, причины, приведшие к ее неудаче на выборах, давно уже были в политологической литературе описаны. Понятными были меры, необходимые для того, чтобы исправить ситуацию. Причем понятными были, например, многим из тех, кто выступал на конференции. В том числе и Николаенко. Однако, к сожалению, практически ничего в этом направлении сделано не было. Думаю, Мороз догадывался, что будут говорить выступавшие, поэтому и уехал, оставив со всем разбираться Николаенко.
   Послушав какое-то время чужие выступления, я решил, что негоже мне ждать следующего дня, когда планировались секции и где по идее я должен был выступать. В конце концов, какой смысл было влазить в политику, чтобы потом держаться в задних рядах. Написал записку со своей фамилией и темой моего выступления и предал ее Николаенко.
   Поскольку я был человек новый и неизвестный, выступал я почти последним - хорошо хоть так, могли вообще слова не дать. Сначала немного волновался, однако потом быстро освоился.
   Выступил я, судя по всему, удачно. Это было видно и по отношению ко мне Николаенко, и по отношению других участников конференции.
   На следующий день были секционные заседания. Участники разбились на несколько групп, в зависимости от тематики обсуждений, и у меня появился повод похвалить себя за то, что набрался смелости выступить на пленарном заседании.
   Дело в том, что обычно на пленарных заседаниях в принципе не принято "нападать" на выступающих - в основном потому, что на них выступают люди уважаемые и авторитетные, на них даже вопросы задают редко и, как правило, всегда почтительно. Выступив на пленарке, я тем самым избежал последовавшего на секции откровенного хамства со стороны "президиума". Николаенко, который еще вчера был чуть ли не образцом терпимости и благожелательности, а так же профессору Лизине - вдвоем они вели нашу секцию - ничего не стоило грубо прервать выступавшего, разнести в пух и прах его выступление - а часто и его самого - не особенно при этом подбирая выражения. В общем, для меня наблюдать на конференции, заявленной как научная, такое отношение было в новинку. Еще меня удивило, насколько спокойно выступавшие сносили хамство. Вроде бы взрослые, в своей среде уважаемые люди. Наверное, сильна была еще память про те времена, когда партия еще что-то могла, а Николаенко был министром (образования)...
   Кстати, Лизину я знал еще с собственной защиты. Он работал в институте философии и подписывал отзыв на мою диссертацию. Тогда он мне показался тихим и интеллигентным дедушкой. В партии же он, как оказалось, входил в политический и теоретический совет (да, был у нас и такой). Скорее всего, он меня не помнил.
   Вообще я дано заметил, что отношение к простым партийцам (да и не только простым) со стороны руководства партии было не особенно корректным. Например, еще в первый день во время обеда "президиум", то есть людей, которые сидели за столом на сцене, кормили отдельно от всех остальных. Меня это возмутило. Такое разделение можно было бы понять, если бы речь шла, например, о Партии регионов или другой партии "крупного бизнеса". На мероприятии же, организованном партией социалистической, это смотрелось как-то не очень. Я не считал тогда и не считаю теперь, что кто-то более достоин, чем я. Особенно если речь идет о политике и политиках. Не знаю, то ли советское воспитание во мне так действует, то ли образование, то ли я от рождения такой. Вообще, не думаю, что есть что-то, из-за чего стоит унижаться. И дело здесь не в пресловутом чувстве собственного достоинства, а просто в том, что в мире вообще нет ничего важного...

***

   Тем же летом поехали в "Глиняную пустынь" - монастырь, расположенный на юге области. Как я понял, такие поездки у наших были уже чем-то вроде традиции. Наняли автобус, загрузились туда почти всем горкомом. Лиховец тоже поехал.
   "Подлинная" пустынь была полностью разрушена, поэтому церковь и колокольня были новые. Монах провел нас по территории, показал какие-то могилы. Ничего особенно интересного там не было.
   Заметил, как к часовне подъехали и уехали несколько крутых тачек. Вероятно, братки грехи замаливали. Отметил про себя, каким странным образом все в истории повторяется. Стало скучно от этого.
   Из пустыни поехали на реку, пьянствовать. Разложись на земле. Я тогда уже бросил пить, поэтому только пригубливал.
   В какой-то момент отошел прогуляться, подошел к самой воде, рядом оказался Лиховец. Было такое чувство, что он хочет что-то мне сказать. Однако поскольку я тогда уже на счет СПУ все для себя решил, я не стал его поощрять и, постояв несколько мгновений, вернулся к пьющим однопартийцам.
   Когда уже ехали обратно, остановились на несколько минут. Солнце уже готовилось садиться, заливая поля ярким предзакатным светом. Я и еще несколько человек вышли из автобуса, Лиховец тоже. Мне опять показалось, что он хочет со мной заговорить, но я опять его проигнорировал.
   В город приехали под вечер. Я быстро со всеми распрощался и пошел домой, Лиховец еще быстрее куда-то исчез. По-моему, он был слишком ранимый человек...

***

   Как я уже говорил, после истории с референдумом для партии наступило относительное затишье. Ситуация несколько оживилась после того, как Ющенко подписал очередной указ про очередной роспуск парламента. Все давно этого ждали, давно на это надеялись. Надеялись, что внеочередные выборы дадут партии шанс вернуться в парламент. Сейчас-то уже понятно, что даже если бы они состоялись, то партии все равно ничего бы не светило. Не та это была партия, чтобы после такого поражения вернуться в парламент. Ни по размерам, ни по ресурсам, ни по многим другим параметрам. Кажется, я уже тогда это чувствовал.
   Собрали людей с области. Кажется, под какой-то праздник. Видно было, как оживился Лиховец, раздавая тут же, у горкома, указания по подготовке штабов. После смерти сестры он жил один (жены и детей у него не было), особенно заняться ему, судя по всему, было нечем. Так что возможность что-то делать его явно вдохновила, придала хоть какой-то смысл его существованию, на мой взгляд, довольно бессмысленному. Вероятно, вся его жизнь была подчинена политике, она поглощала все его мысли и чувства. Ничего другого у него не было. Расслабляться и отвлекаться он не мог. Помню, услышал его разговор по телефону. Он кому-то рассказывал, что прошлой ночь почти не спал, потом пришла обкомовская машина, и он поехал на работу.
   Вообще-то мне отчасти было знакомо такое состояние. Когда я был влюблен (рассказывал об этом раньше), я тоже ни о чем не мог думать, кроме нее. Вся моя жизнь была подчинена поискам встреч с нею. Она была моей идеей фикс. Очень неприятное состояния непринадлежности себе, полной зависимости от чего-то, что тебе нужно, но что ты не можешь контролировать, на что практически не можешь влиять...
   Однако радость длилась недолго. Юля как всегда спутала Виктору Андреевичу все планы, так что второй раз номер с перевыборами не прошел.

***

   Той же осенью опять ненадолго всплыло "наше" уголовное дело. Теперь уже за него взялась прокуратура. Белик сказал, что мэр подкинул землицы областному прокурору, и это была его (прокурора) ответная любезность. Мне домой пришла повестка. Мать в очередной раз перепугалась, но, видя, что я не особенно переживаю, тоже, кажется, немного успокоилась.
   Я действительно был спокоен. После прошлого раза я уже знал, как все это выглядит, чего следует ждать и как следует себя вести.
   Правда на этот раз все получилось немного иначе. Допрашивали нас теперь порознь, по всем правилам. Дело вел молодой ретивый следователь, наверное, чей-то сынок, как сказал Белик, иначе не быть ему в таком возрасте следователем. Может, так оно и было.
   Я был один из первых, с кого на этот раз начали. Я предположил - из-за того, что может быть решили, что меня будет легче "расколоть". Все-таки паршивый препод. Что там его колоть...
   Беседовали мы с ним довольно долго, наверное, часа полтора. Вел он себя вполне вежливо, поздоровался за руку, только почему-то не представился. Это вообще, по-моему, для наших ментов и следователей нормально - не представляться.
   Он предъявил мне кучу подписных листов, на которых стояли мои подписи, спросил, мои ли это подписи. Ничтоже сумнящися, я заявил, что "очень похожи". Больше ничего подтверждать не стал. Надо - пусть сами доказывают. Потом начал расспрашивать меня про то, как все происходило. Я чистосердечно все рассказал, кроме того, естественно, что не надо было рассказывать. Он попытался применить несколько обычных следовательских приемчиков, подавить на совесть, попугать сроком и т.п. Я, естественно, не повелся. Однако усердно изображал сотрудничество со следствием. Из всех, на счет кого знал, что они принимали участие в организации референдума, назвал только Белика и Наярова. Вообще, "валил" все на Белика. Я тогда был немного зол и на него (за то, что втянул меня во все это), и на партию (за то, что оказалась такой никчемной), поэтому особенно не переживал. Я отметил, что как в первом, так и во втором случае следователи ничего не спрашивали ни про Хиляченко, ни про С.В. Видно, не велено было.
   Потом следователь начал брать у меня образцы почерка - для экспертизы. Продолжалось это довольно долго. Диктовал мне фамилии, адреса и проч. из подписных листов, я старательно все записывал. В конце попросил принести какие-нибудь мои прошлые записи, примерно того времени, когда происходил сбор подписей. Я пообещал принести на следующий день. На том и расстались.
   Выйдя из прокуратуры, я стал звонить Белику. Долго не мог дозвониться: он был где-то на концерте, как потом выяснилось. Наконец дозвонился. Рассказал, как все прошло, по-честному предупредил, что "валил" все на него (по большому счету, по-другому бы и не получилось, потому что я действительно в основном тогда контактировал только с ним). Он сказал, что все нормально.
   На следующий день я отнес в прокуратуру свой старый конспект по теории вероятностей, который писал несколько лет назад, сказав следователю, что ему не больше года. Больше общаться с ним мне не пришлось.
   Примерно через неделю ретивый следователь попытался провести обыск у нас в горкоме, однако из-за какой-то неувязки в постановлении не смог этого сделать. Белик проявил себя тогда "героем": дал, как говориться, решительный отпор. Так что следователь ретировался, ни солоно нахлебавшись. Потом Белик ходил к нему на допрос. По своему обыкновению прикинулся склеротиком, почти на все вопросы отвечал, что "запамятовал". В конце концов следователь прямо его спросил, все ли у него нормально с головой. Вскоре дело опять замяли.

***

   Зимой появились новые причины для "веселья". Теперь уже чисто внутрипартийные.
   Опять же точно не помню, но, кажется, все началось с того, что в какую-то субботу незадолго до нового года мне позвонил С.В. и попросил зайти к нему на работу.
   Когда я пришел, он поведал мне следующее. Николаенко после многих безуспешных попыток как-то модернизировать партию и столкнувшись с упорным сопротивлением "старой гвардии", "обсевшей" Мороза, решил пойти ва-банк: написал воззвание к региональным партийным организациям с предложением провести очередной (или внеочередной) съезд, дабы выработать новую стратегию и обновить руководящие органы. С.В. был на стороне Николаенко. Лиховец, насколько я понял из его слов - Мороза.
   Лиховец занял жесткую позицию, ничего не хотел обсуждать и велел не давать С.В. базу электронных адресов районных партийных организаций. Тогда тот решил разослать материалы обычной почтой. Вот этим мы с ним и занялись: печатали "воззвание" Николаенко, еще какие-то документы, сопроводиловку С.В. Потом раскладывали все это в конверты.
   Подозреваю, что С.В. специально меня вызвал - чтобы, так сказать, "замарать". Раз я помогал ему в этом деле, значит я "его", на его стороне. Опять же мне потом будет труднее отвертеться от сотрудничества с "врагом", то есть, обратной дороги не будет. Наивный. Он, в смысле, не я.
   Хотя тогда я был на его стороне. Тем более что дух предложений Николаенко полностью совпадал с духом той бумаги, которую я состряпал полгода назад.
   Заклеив конверты, мы вместе вышли из здания администрации. Я собирался ложиться в больницу на операцию (удалять варикозную вену). Сказал С.В., что буду в ближайшее время "неходячий". Договорились, что в случае чего он позвонит.
   Что происходило дальше, знаю только по рассказам, потому что действительно залег в больницу на пару недель, а потом еще пару недель ходил только по квартире. По рассказам же события развивались так.
   На ближайшем обкоме мнения по поводу николаевской инициативы разделились. Так получилось, что большая часть наших, "городских", оказалась на стороне С.В., районы же - на стороне Лиховца. Вышел грандиозный скандал с криками, взаимными оскорблениями и вообще, довольно грязными штучками. В результате С.В. "увел" из областной организации несколько десятков человек. Правда, там тоже не все было чисто. С их коллективным заявлением потом долго носились, выявляли в нем подтасовки, поддельные подпись и т.п. Однако раскол был на лицо. После этих событий у С.В. обратного пути не было. Правда терял он немного: все его должности в соответствии с действующим на то время законодательством (да, наверное, и теперешним), за ним сохранялись.
   Тогда же я узнал и про другие интересные дела, уже киевские.
   Как оказалось, когда все только начиналось, "заговорщики" во главе с Николаенко собрались в какой-то гостинице все обсудить. Обсудив же, решили все вместе идти к Морозу. Однако только они собрались это сделать, как тот сам нежданно-негаданно заявился на их собрание. Все опешили от неожиданности, вышел конфуз. Мороз обвинил Николаенко в попытке расколоть партию и т.д., и т.п. В общем, нормально поговорить не удалось.
   Как потом утверждали наши, предупредил Мороза именно Лиховец, который, как я уже говорил, был раньше в хороших отношениях с Николаенко и даже, кажется, первоначально участвовал в "заговоре", а потом "предал" "заговорщиков".
   Не могу сказать, было ли это правдой или нет. Судя по тому, насколько непримиримо повел себя Лиховец потом, можно предположить, что таки правдой. Так же в пользу этого свидетельствует тот факт, что вскоре он стал секретарем партии по идеологии - в награду за преданность, вероятно.
   Во всей этой истории с николаевским бунтом было много слабости, неуверенности. Было такое ощущение, будто несмелые дети решили восстать против отца, однако все еще боятся его и потому действуют нерешительно, с оглядкой: авось не придется заходить слишком далеко, авось отец и так уступит. Думаю, именно из-за этого они довольно долго тянули, думаю, из-за этого все закончилось не победой, а очередным пшиком...
   После того, как я немного отошел от операции и стал ходить, я зашел в горком узнать, как обстоят дела. Там как раз готовились вывозить мебель и оргтехнику, купленную за деньги С.В. Наяров и еще один член горкома (оба - люди С.В., подписавшие заявление о выходе из партии одними из первых) "паковали вещи". Я выспросил у них подробности последних событий - тех, о которых рассказал выше. Выпили с ними по маленькой. Наярову позвонил С.В. и они собрались к нему. Я пошел с ними.
   С.В. был у себя в кабинете. Он довольно приветливо - насколько это позволяли его воспитание и вообще манера общаться - меня встретил. Сразу заметил, что я немного навеселе. Спросил пришедших со мной, наливали ли они мне. Все посмеялись, я тоже. Начали говорить о том, что делать дальше. Я в очередной раз отметил, как они не могут "держать тему", все время соскакивая с нее на что-то другое. Потом мы с С.В. остались одни. Он прямо предложил мне выйти из партии. Он разговаривал со мной в необычно серьезной по отношению ко мне манере, "как со взрослым", без его обычных "подколок". Я не стал сразу отвечать, сказал, что подумаю. Он сказал, что для него было бы лучше, чтобы я вышел, но что он меня не торопит. Мы попрощались, и я пошел домой (к родителям, в то время я уже съехал со съемной квартиры из-за "финансовых разногласий" с хозяйкой).
   Прежде, чем принимать какое-то окончательное решение, я решил посоветоваться с одним своим партийным товарищем, о котором я пока ничего не рассказывал, но который был довольно интересным субъектом.
   Звали его Смык Павел Иванович. Он тоже был преподавателем, работал в нашем университете на кафедре истории. Я довольно долго не знал, что мы с ним в одной партии и удивлялся тому, насколько приветливо, даже радостно он со мной здоровается, как трясет мою руку. Он был полковником в отставке и большим любителем женского пола. Невысокого роста, лысоватый, с маленькими усиками и пузиком, всегда очень аккуратный и ухоженный. Как-то сразу у нас с ним сложились доверительные или, по крайней мере, довольно легкие отношения. Помню, он был первым, кому я показал свой политтехнологический опус. Он тогда сказал, что я молодец и что до этого он думал, что я "послабее", и посоветовал придержать его пока, не пускать дальше. Может, он был и прав, однако, как я уже говорил, мне тогда с СПУ было уже все ясно и поэтому я особенно не переживал из-за последствий своей излишней инициативности. Помню, он всегда очень смеялся, когда я говорил, что мне для себя ничего не надо и что я просто хочу служить своей стране.
   Когда-то, еще при Кравчуке, Смык входил в состав так называемой "Государственной думы" - совещательного органа при президенте Украины. Потом, когда Кравчука сменил Кучма, а "Думу" разогнали, Смык вернулся в родной город.
   Смык был в близких отношениях с одним из местных "олигархов", играя при нем роль "придворного политолога" (или "шута", как она сам говорил). Олигарх состоял в СПУ и был основным финансовым донором нашей областной организации. Например, помещение обкома - довольно, кстати, большой офис - принадлежало ему. В городе и области он владел компрессорным заводом, универмагом. Еще у него, кажется, были заводы в России и Казахстане, какие-то дела на ближнем востоке. Говорили, что на самом деле он просто нечто вроде управляющего делами одного из бывших советских партийных боссов, ныне благополучно обитающего где-то в теплых краях. Не знаю, может и так. Ему было около 50 и учился он, кстати, на одном потоке с тем моим коллегой, с которым я ходил на круглый стол, посвященный Рудневу.
   Первый раз я его увидел "в живую" у нас в университете. Я проходил по коридору, а они со Смыком стояли возле окна, о чем-то разговаривая. Я был уже знаком со Смыком, поэтому подошел поздороваться. Заодно поздоровался и с "олигархом". Тот ответил на мое рукопожатие как-то преувеличенно уважительно, я бы даже сказал, подобострастно, чуть ли не поклонился. Это меня удивило. Как говорится, кто он, а где я... Как я немного позже узнал, он тогда получал у нас (или покупал, как кому нравится) звание профессора. Как известно, страсть к ученым званиям у богачей - явление довольно распространенное. Не знаю, правда, зачем им это нужно.
   В следующий раз я его увидел на конференции областной организации, где он выступал с речью. Выступал, кстати, очень неплохо. Говорил о том, что если мы не пошевелимся, то ту нишу, которую раньше занимала СПУ, после неудачных для нее выборов 2007 г. очень быстро займут другие. В общем, в конце концов примерно так все и вышло. Выступая, он красиво жестикулировал, у него вообще были красивые руки, и он умел ими пользоваться...
   Однако продолжу свой рассказ об очередном "великом расколе" в партийных рядах.
   Я позвонил Смыку в субботу. Сказал, что мне надо с ним поговорить. Он собирался в университетский бассейн и мы договорились, что я туда подъеду.
   Разговаривали мы в его машине. Я рассказал ему, в чем суть дела. Спросил, стоит ли уходить из партии.
   Мы с ним уже не раз беседовали о будущем СПУ, точнее, его отсутствии. Его прогнозы были нерадужные и, как правило, вполне совпадали с моими. В этот раз он так же не открыл мне ничего нового, сказав, что уходить из СПУ сейчас смысла нет, поскольку идти-то особенно некуда. Николаенко тогда как-то попритих, по крайней мере, никакой особой его деятельности заметно не было. Насколько я понял, "бунты", аналогичные нашему и происходившие в других регионах, им никак не координировались. Никакой своей структуры у него на тот момент не было. Идти же в какую-либо "олигархическую" партию (например, Партию регионов, или к Тимошенко) я был еще не готов.
   С.В. хотел создать общественную организацию и идти с нею на местные выборы. Меня отнюдь не прельщало променять всеукраинскую партию на какую-то местную организацию. Там у меня вообще не было перспектив. К тому же, как говорится, лучше быть 358-м в Риме, чем первым в деревне. Этим принципом, кстати, я руководствуюсь и поныне.
   Короче говоря, решили пока ничего не решать. Смык поехал к очередной своей девке, а я пошел в гости к одной своей знакомой на кафедру иняза. Какое-то время развлекал ее галантной беседой и потчевал конфетами, потом поехал домой.
   На следующей неделе зашел в горком. Там был Белик, оставшийся верным партии, Лиховцу и Морозу. Мебель С.В. оттуда уже вывезли. Белик собирался к С.В., отнести ему какие-то документы - так сразу порвать все связи было трудно. Я пошел с ним. Они быстро решили свои вопросы и Белик ушел. Я не стал тянуть резину и сказал С.В., что решил не уходить из партии. Он воспринял мои слова спокойно, мы пожали друг другу руки и я ушел. Когда шел по улице, еще прихрамывая после операции, на какое-то время почувствовал себя виноватым перед С.В. В сложившейся ситуации он казался хорошим и благородным, а я - обманувшим его доверие. Однако я быстро с этим разобрался, сказав себе, что я ему на самом деле ничего не должен, ничего особенного меня с ним не связывает и что не в том я возрасте, чтобы "вестись" на молчаливый укор во взоре и липовое благородство.

***

   Должен сказать, что события, которые я описываю, и их участники могут показаться слишком мелкими, незначительными. Так оно, наверное, и есть. Однако в своей совокупности они конституируют некую уменьшенную копию, модель, если угодно, политики вообще (или, по крайней мере, украинской политики), и по ней, этой модели, вполне можно судить об общих закономерностях и особенностях политики. Думаю, мне как ученому (или философу) именно такие уменьшенные копии, модели даже больше подходят, поскольку в этом случае остаются силы (да и просто время) для рефлексии. Попади я в сферу "большой политики" (или, точнее, в сферу больших денег), мне просто некогда было бы ей (рефлексии) предаваться. Да и публиковать произведение подобное этому - даже если бы у меня дошли до него руки, - было бы чревато.
   Вообще, всю свою жизнь я лишь прикасался к бытию, практически никогда в него не погружаясь полностью, события, происходившие вокруг меня и со мной, были для меня лишь поводом для поиска и формулировки неких общих закономерностей. Возможно, именно поэтому в политике мне никогда в принципе не "светило" никакого особенного успеха, ибо политика и успех в ней подразумевают и требуют полного в нее погружения. Меня же захваченность всегда тяготила...

***

   События, только что описанные, в очередной раз доказали мою лояльность партию. Поэтому ко мне стали относиться с еще большим доверием. Да и людей в городской организации поубавилось, особенно сколько-нибудь стоящих. С.В. увел многих, хотя районные организации остались верны Лиховцу - хотя бы потому, что председатели их сидели на зарплате (правда, довольно маленькой). Вообще, Лиховец, судя по всему, пользовался по области авторитетом, да и компрометировать однопартийцев умел. Кстати, главный урок, который я усвоил из всей этой истории - это тот, что межпартийная борьба по сравнению с внутрипартийной - просто детские забавы. И еще: ничто так не мешает партиям бороться за власть с другими партиями, как внутренние свары.
   Ближе к весне мне предложили возглавить областную организацию Союза молодых социалистов - молодежного крыла партии (сокращенно - СМС). Я как всегда согласился. Вскоре в обкоме прошла конференция, на которой меня как единственного кандидата быстренько избрали на эту "ответственную" должность. Беру в кавычки, потому что к тому времени в СПУ, по крайней мере, в областной организации, почти не осталось действительно ответственных должностей, потому что практически не осталось денег.
   Сразу после избрания посидели с смсовским активом - в основном молодежью лет так до двадцати - в столовке обкома, пообщались. Когда надо, я бываю и общительным, и обаятельным, в общем, умею произвести приятное впечатление, расположить к себе людей. Правда при этом никаких особых чувств к ним не испытываю и вообще люди как правило мне совершенно безразличны. Людей, к которым я действительно привязан, очень немного. Наверное потому, что "белой кости, голубой крови", к каковой я себя отношу, в принципе осталось немного.
   Вскоре я повез нескольких смсовцев на съезд в Киев. Съезд проходил в какой-то гостинице на левом берегу Днепра. Тогда, смотря на некоторых постояльцев, я впервые ясно почувствовал, что все, мы больше не живем в СССР. Что у нас действительно существуют богатые и бедные...
   Основным вопросом съезда, насколько я помню, было переизбрание председателя этого самого СМС. Тогда его возглавлял некто Денис Волошин, молодой, но уже лысоватый и с брюшком человек, очень похожий на комсомольского активиста поздних советских времен. Подозреваю, что эта его похожесть была одной из главных причин, по которым Мороз протащил его на эту должность. Что тут скажешь - ностальгия...
   На съезде был и Мороз. Как всегда говорил правильные вещи. Многие из них хотел сказать я. Правда, тогда я уже понимал, что ничего из тех правильных вещей сделано не будет, что это просто слова.
   Волошин отчитался за проделанную за год работу. Я про себя посмеялся - какой-то детский лепет. Провели какие-то акции, что-то там собрали, что-то раздали.
   Возникли какие-то "терки" по поводу должностей в организации. Руководство пыталось протащить в основном киевских, регионы возмущались. Во многом все упиралось в деньги - некиевским в случае проведение совещаний и т.п. надо оплачивать проезд, проживание и т.д. А с деньгами, как я уже не раз говорил, у партии было туго.
   В конце концов, протащили, кого хотели (киевских). Однако атмосфера несколько испортилась. Вообще, все это мероприятие показалось мне каким-то детским. И все эти выборы - какими-то детскими играми, типа избрания командира отряда в пионерском лагере. Хотя, если вспомнить, что это был съезд молодежной организации, то так, наверное, и должно было быть.
   После перерыва, когда заходил в зал, встретился взглядом с Морозом. В его взгляде, кажется, был интерес или что-то вроде этого. Возможно, он знал, кто я такой.
   В самом конце заседания я поднял руку - хотел выступить. Не потому, что думал, будто бы смогу на что-то повлиять, или кого-то просветить. Так, перед Морозом засветиться. Однако слова мне не дали. Наверное, потому что меня не знали, не знали, что могу выкинуть. Да и выступать - это ведь тоже привилегия... Хотя конечно, можно было встать, подать голос - в общем, как-то привлечь к себе внимание. Однако тогда я уже чувствовал, что все это - не моя битва.
   После окончания съезда, когда уже раздавали деньги за билеты, я подошел к Волошину, познакомиться. Он был примерно моего возраста. Он дал мне свою визитку, договорились "сотрудничать". На том и разошлись.
   Честно говоря, я ожидал, что мы с ним хотя бы немного пообщаемся. Однако, вероятно, он посчитал, что я для него не достаточно серьезная фигура. Или наоборот, опасался ударить в грязь лицом - я все-таки был преподавателем, кандидатом наук. Амбиции...
   Вообще, я давно убедился в той простой истине, что в партии (да, наверное, в любой организации) тебе будут помогать - и тем самым способствовать твоему продвижению - только в том случае, если в тебе не видят конкурента. Поэтому ранее я и написал, что всегда следует по возможности общаться с людьми, которые занимают максимально высокое положение. Только так ты сможешь обойти таких же, как ты, то есть тех, кто стоит на одной с тобой ступеньке.
   Уезжали в тот же день, еще было светло. Так получилось, что я уезжал раньше, а мои подопечные решили еще остаться: кто погулять, кто у родственников. Уже на вокзале один из смсовцев, довольно "крученый" паренек - звали его Сашка - попросил у меня взаймы 100 гривен, купить подарок девушке. Я дал. Больше я его не видел. Как, впрочем, и своих денег. Вскоре узнал, почему.

***

   Дело в том, что после всех сомнений, после того, как его (и его соратников) исключили из партии, Николаенко таки решил создать свою. Точнее, не создать, а переименовать и реанимировать одну из многочисленных мелких партий, каковых в то время (да и сейчас) было множество. Эта партия образовалась несколько лет назад, после того, как из СПУ вышла очередная порция "несогласных". У нее уже был свой председатель, однако он согласился "уступить" свое место Николаенко, как более рейтинговому политику (естественно, взамен на какие-то преференции). Провели съезд, переименовали партию в "Справедливость", избрали новые руководящие органы, начали выстраивать региональные структуры. Тут как раз нашлось место С.В. и его команде, которые и образовали местную партийную организацию. К ним-то, судя по всему, и ушел Сашка, занявший у меня денег... Надо заметить, что он был такой не один. Из областной и городской организации вообще ушло много молодежи. Так что "в подчинении" у меня остались, наверное, немногие.
   Честно говоря, я и сам подумывал, не податься ли мне к ним. Разговаривал по этому поводу со Смыком. Тот советовал съездить на съезд новой партии. Я позвонил одному из "соратников" С.В., спросил, можно ли это как-то провернуть. Тот долго тянул, обещал поговорить с С.В., потом сказал, что списки уже поданы. Короче говоря, они уже считали меня "не своим", может шпионом или чем-то в этом роде. Снова поговорил со Смыком, решили, что еще одному клону СПУ ничего не светит, так что и связываться с ними не стоит.
   Вскоре возникла еще одна проблемка. Дело в том, что избрали меня на должность председателя областной СМС вместо ушедшего с С.В. прежнего председателя - некоего Коли. Однако все документы организации (прежде всего, о ее регистрации) остались как раз у этого последнего. И отдавать он их не желал ни в какую. По-хорошему договориться не получалось: я разговаривал и с ним, и с С.В., оба "переводили стрелки" и водили меня по кругу. Через суд же вернуть документы было не реально. Тянулось все это довольно долго. Правда, чем закончилось, не знаю, потому что вскоре после этих событий я наконец-то покинул СПУ.

***

   Все шло к этому давно. После катавасии с Николаенко руководство партии, судя по всему, никаких выводов не сделало. Тратить же время на совершенно бесперспективную, по моему мнению, деятельность я смысла не видел. Вдобавок у меня были и, так сказать, чисто теоретические основания покинуть партию. Дело в том, что к тому времени мне стало совершенно очевидно, что в ближайшие десятилетия "рулить" будет капитал, что тренд изменился в его пользу, что он просто напросто задавит все партии, подобные СПУ. Пребывать же в стане неудачников, каковыми я считал своих однопартийцев, влача жалкое существование на периферии политической жизни, мне не хотелось.
   Должен заметить, что мои взгляды на политику и мои установки по отношению моей личной политической деятельности так же претерпели определенные изменения. Коротко их можно охарактеризовать так: я стал мыслить менее глобально. Я понял, что сегодняшняя политика - это не более чем игра, причем игра довольно бессмысленная, что на сегодняшний день не существует никаких глобальных политических проектов, сравнимых с коммунистическим (или социалистическим) и что сегодня идет простая борьба за контроль над ресурсами без какой-либо "высокой идеи". Поэтому я просто решил играть в те игры, в которые играют все, а именно, найти ту группу, вместе с которой смогу занять более-менее пристойное положение во властных структурах, и занять его. А там будет видно.
   Кстати о положении. С самого начала моего пребывания в СПУ и до самого его конца, да, пожалуй, и до сегодняшнего дня, я довольно смутно себе представлял, кем именно я хочу быть в политике. Помню, Белик обещал мне место в первой пятерке списка кандидатов в горсовет. Однако такая перспектива особого энтузиазма у меня не вызвала. Я был не против выступать на митингах или на круглых столах, или писать статьи, или разрабатывать предвыборные стратегии, однако перспектива решать, сколько денег выделить на заделку дыр в дорогах или на ремонт труб меня не прельщала. Это просто был не мой уровень. Я бы не отказался, наверное, быть народным депутатом, однако я понимал, что если это мне и светит, то очень не скоро. Работать в партийном аппарате - слишком мелко и скучно. Думаю, лучшая роль для меня - идеолог. Пиарщик - тоже неплохо. Только не такой пиарщик, который занимается рекламой, а такой, который разрабатывает концепцию. Для этого у меня есть и знания, и способности: я умею создавать образы. Роль фронтмена, то есть того, кто ходит на всяческие ток-шоу, круглые столы и конференции мне бы тоже очень подошла. Возможно, за это мне могли бы впоследствии "присвоить" звание народного депутата. Ну, по крайней мере, так я тогда думал. Вообще, у меня довольно долго были довольно радужные представления о перспективах своей политической карьеры. Почему-то мне казалось, что меня ждет быстрый и, главное, легкий успех. Я вообще не люблю напрягаться. Я думаю, что победа, достигнутая слишком дорогой ценой, лишается своего значения. Если это твое, значит успех не будет стоить тебе слишком дорого. Если же у тебя в чем-то, как говорится, "не идет", нужно искать иное направление, иную сферу. Другое дело, что переход в эту сферу оказаться слишком затратным, или такой сферы просто не окажется...
   Мои теоретические изыскания вылились в очередную статью. Публицистический ее вариант был опубликован в одном довольно популярном интернет-издании, более "наукообразный" - в одном из политологических журналов.
   Одна из идей была такой: сегодня все лидирующие партии (я назвал их "партии-ФПГ") - это партии, являющиеся политическим продолжением финансово-промышленных групп (отсюда и название) и служащие для продвижения в политическом поле интересов этих самых групп. Именно такие партии вытесняют на периферию политики так называемые "идеологические" партии (как СПУ, например).
   Другая идея, более, как мне кажется, важная и тоже сформулированная в этой статье, состояла в том, что таким партиям-ФПГ следует перестать рядиться в одежки старых идеологий и прямо заявить в своих программах о своих истинных мотивах - реализации тех или иных бизнес-проектов. Правда, при этом я советовал посулить народу участие в разделе полученной в результате осуществления этих проектов прибыли.
   Не знаю, насколько реально осуществить такой "сдвиг в сознании" (и идеологов, и "электората"), чтобы оно (сознание) начало нормально воспринимать такие программы. В любом случае, некоторые элементы подобной идеологии можно было бы использовать при ведении избирательных кампаний.
   Как бы там ни было, свою партию я "похоронил" в этих статьях основательно. Что правда, опубликовал я их уже после того, как из нее вышел...
   Однако вернусь к тому, как же это произошло.
   Как я уже говорил, я задержался в СПУ потому, что идти особенно было некуда. По крайней мере, так мне тогда казалось. Однако к лету довольно неожиданно начал раскручиваться Яценюк и мне пришла в голову мысль, что, возможно, в ближайшем будущем это будет вполне перспективный проект. Идеология меня тогда уже мало интересовала - как очевидно следует из сказанного в нескольких предыдущих абзацах. Яценюка же, судя по всему, поддерживали серьезные (читай - богатые) ребята. К тому же это был новый, свежий проект, на который могли клюнуть.
   Так получилось, что Хиляченко уже почти год работал в нашем университете, возглавляя отдел охраны труда. Мы часто с ним разговаривали на политические темы. Как правило, он довольно критично высказывался в отношении руководства партии, говорил, что "надо продвигать молодежь". Я учил его работать на компьютере. Без особого, правда, успеха.
   Я видел, что он тоже ищет, куда бы податься. Мне это было немного странно, потому что ему уже было за шестьдесят, а, по моему мнению, в этом возрасте уже пора заканчивать дергаться. Не знаю, скорее всего, он просто был жадным человеком. В пользу этого говорило хотя бы то, что в последний год из него с большим трудом удавалось "выбить" членские взносы. Это при том, что он возглавлял городскую организацию, а обязательная сумма членских взносов была не больше цены пары поездок на общественном транспорте.
   Как бы там ни было, мы с ним вполне "спелись". Интересно, что мне часто гораздо проще найти общий язык с людьми за 50, особенно с теми, кто занимал какие-то более-менее ответственные должности, чем с теми, кто младше меня. Как говорится, "я родился в Советском Союзе"...
   Короче говоря, когда речь в очередной раз зашла о том, что делать и куда податься, я предложил попытаться пойти к Яценюку. Он как-то сразу согласился, как будто сам для этого созрел, и пообещал найти выходы на местную организацию "Фронта перемен" (тогдашней организации Яценюка).
   Через несколько дней мы встретились. Он сказал, что узнал, кто возглавляет областную организацию "Фронта" и даже успел с ним встретиться и переговорить. Оказалось, что это некто Старков, работавший тогда заместителем директора областного центра занятости. Хиляченко сказал, что они неплохо поговорили, что Старков знал о его работе во время прошлых выборов и, судя по словам Хиляченко, был довольно высокого о нем мнения.
   В следующий раз мы договорились поехать к Старкову вместе. Однако и на следующий раз Хиляченко снова встречался с ним один. Мне стало ясно, что он хочет по возможности обойти меня "на старте". Разговоры про то, что "нужно продвигать молодежь" оказались всего лишь разговорами, что, впрочем, меня не удивило. Удивляло же меня, и в Хиляченко, и в других, более старших, чем я, партийных товарищах, как я говорил, другое. То, что им еще что-то надо. То, что у них еще есть желание куда-то пролезть, где-то напоследок присосаться. Эта жажда казалась мне какой-то невзрослой, несолидной. Интересно было наблюдать, как они, разговаривая, пытливо вглядывались в меня, пытаясь определить, не пролез ли я куда, не улыбнулась ли мне удача.
   Тот же взгляд, то же вопрошание я замечал и у более молодых людей, алчущих политического успеха. Некоторые из них работали со мной в университете.
   Кстати на счет них, точнее, нас, молодых - поскольку это касается и меня. Все мы, энергичные, образованные, умные, часто уже остепененные (то есть, имеющие научную степень), с немалыми амбициями, желавшие пролезть, протиснуться, закрепиться в политических структурах, все мы свысока относились к тем людям, с которыми нам при этом приходилось сталкиваться - людям не из академически кругов. Они были нам чужды, часто неприятны, часто нас с ними практически ничего, кроме партийной принадлежности, не связывало. И, тем не менее, мы все равно пытались пробиваться поодиночке, самостоятельно, практически не поддерживая контактов друг с другом. Более того, пристально и ревниво наблюдая за успехами друг друга (часто мнимыми). Наверное, для нас было бы гораздо полезней держаться вместе. И, думаю, мы могли бы многого достичь. По крайней мере, на местном уровне. Я несколько раз пытался разговаривать с такими своими приятелями на эту тему, однако ни к чему это не привело. Каждый так и пытался пробиться сам. Без особого, впрочем, успеха.
   Думаю, причины этого просты: каждый из нас считал себя слишком важной персоной, чтобы видеть необходимость в "кооперации" друг с другом, персоной вполне самодостаточной и самоценной. Придя в ту или иную партию, каждый из нас хотел быть там "звездой" - поскольку таких, как мы, в партиях всегда было не много. В случае же, когда нас вдруг оказывалось двое, между нами сразу же возникало соперничество.
   Так случилось как раз в то время, когда я подумывал пойти к Яценюку и "давил" на Хиляченко, чтобы он свел меня со Старковым.
   Как-то, кажется, как раз идя к Хиляченко, я встретил на крыльце корпуса, в котором был его отдел, своего бывшего одноклассника, Серегу Слипченко. Тот был доцентом на одной из экономических кафедр. В очередной раз заговорили с ним о том, что делать и куда нам, молодым и красивым, податься. Такие разговоры у нас с ним возникали довольно часто. Оба мы были очень сильно недовольны своим положением, чувствовали, что перспектив у нас в университете никаких нет, и что вообще мы тратим свои жизни попусту. Я посетовал на то, что моя СПУ почти совсем загнулась, и сказал, не ломануться ли мне к Яценюку. На что Серега ответил, что он "уже там". Я восхитился его прыти и в душе даже немного позавидовал тому, как человек умеет держать нос по ветру. Не то, что я со своими "идеями". Мы поднялись к нему на кафедру, и он дал мне несколько анкет сторонников для заполнения. Одну я собирался заполнить сам, другие - отдать заполнить знакомым.
   Я не хотел пока действовать через Серегу, надеясь, что мне удастся попасть в создаваемые тогда структуры Яценюка через Хиляченко. Во-первых, Хиляченко был все-таки более серьезной фигурой, чем Серега, а с ним и я выглядел весомей, во-вторых, поскольку я считал себя уже достаточно опытным в политике, так сказать, "стреляным воробьем" (особенно после дела с референдумом), и действовать через Серегу, который в политике был новичком, мне не позволяла гордость.
   Вообще, я считал, что к тому времена я уже накопил некий "политический капитал" и роль "шестерки" уже была не по мне. Я рассчитывал сразу же получить какую-то пристойную должность. Чтобы продемонстрировать свою значимость, я намекнул Сереге, что буду действовать по своим каналам. Он ничего не сказал, только серьезно на меня посмотрел.
   Я рассказал Хиляченко о моих контактах с Серегой. В основном для того, чтобы дать ему понять, что у меня есть выходы на "Фронт" и помимо него. В конце концов, мне таки удалось "дожать" его и в один жаркий летний день, примерно недели через две после нашего первого разговора о Яценюке, мы поехали в офис "Фронта перемен" на встречу с Старковым.
   Пока ехали (на машине Хиляченко), разговаривали про всякую ерунду. Я чувствовал себя спокойно, он, кажется, нервничал или, по крайней мере, чувствовал себя неуверенно. Поэтому я пытался такими разговорами разрядить обстановку.
   Офис областной организации "Фронта перемен" находился на первом этаже недавно построенного здания. В холле сидела консьержка.
   Старков был занят и мы из скромности решили подождать в коридоре, хотя никто, кажется, особенно и не настаивал на том, чтобы мы вышли. Сидеть пришлось долго. Пришлось опять разговаривать на какие-то посторонние темы, связанные, в основном с дорожным строительством (это была специальность Хиляченко).
   После минут сорока ожидания Хиляченко не выдержал и решил про себя напомнить. Видно было, что ему не приятна эта ситуация. Мы снова зашли. Похоже, про нас действительно забыли, однако приняли вполне доброжелательно. Кроме Старкова в довольно большой комнате была еще пара мужчин. В дальнем углу возле окна за компьютером сидела девушка - я узнал свою бывшую студентку. Я вообще довольно часто встречал потом своих студентов и студенток по разным партиям и организациям. Так сказать, издержки профессии.
   Старкову было около 50. У него было смуглое, немного помятое лицо. Рукопожатье довольно вялое. Вообще, он не производил впечатления волевого человека. Соотношение же ширины плеч и бедер только дополняло впечатление о нем как о человеке вялом и безынициативном.
   Мы сели за стол, Хиляченко меня представил, сказал, что я тот, о ком он говорил. Старков заметил, что я держу свое резюме. Спросил, оно ли это. Я ответил утвердительно и передал ему резюме. Я попытался сразу взять инициативу в свои руки и сказал, что не вижу перспектив для СПУ и предложил свои услуги. Старков сказал, что сейчас формируется группа для разработки региональной программы развития, и что я могу в нее войти. Я с готовностью согласился.
   Зашел какой-то худой невзрачный мужичек. Поздоровался, довольно долго смотрел на Хиляченко, пытаясь, вероятно, вспомнить, где он его видел. Наконец спросил, не встречались ли они у такого-то. Хиляченко ответил, что не исключено. Было видно, что он чувствует себя неловко. Вероятно из-за того, что ему, как человеку не молодому и такому, который занимал в самом недавнем прошлом достаточно высокое положение, не очень приятно выступать в роли просителя.
   Еще неприятней ему стало после того, как, быстро покончив со мной (на вполне позитивной ноте), Старков обратился к нему со словами: "А теперь на счет Вас".
   Старков сказал, что ему было дано указание не привлекать к публичной деятельности людей, которые уже "засветились" в других партиях (на счет меня он еще на всякий случай уточнил, не "засвечен" ли я, на что Хиляченко ответил, что нет).
   Поговорив еще немного, мы попрощались и ушли. Я пошел домой пешком (мне надо было подумать), Хиляченко поехал не то домой, не то на работу.
   Через несколько дней я встретил Серегу. Рассказал ему, что мы были у Старкова. Судя по его дальнейшему поведению, мне удалось создать у него впечатление некой моей "допущенности" и "приобщенности".
   И вскоре у меня появилась надежда, что, возможно, это так и есть на самом деле.
   По всей Украине тогда проходили презентации "Фронта перемен" "широкой общественности". Как я потом узнал, на них собирался весь местный "актив" "Фронта", приглашалось телевидение, корреспонденты местных газет. Перед собравшимися выступал Яценюк (либо "во плоти", либо посредством телесвязи). Так же выступали главы областных, городских организаций, так называемые "лидеры мнений" (как правило, из числа актива и, как правило, из разных социальных групп). Такая презентация вскоре должна была состояться и у нас в городе. Во время одной из наших с Серегой встреч, он рассказал мне о том, что он входит в группу, которая ее готовит. В принципе, сказал он, все выступления уже распределены, однако я могу выступить в качестве "запасного". Назвал мне примерную тематику выступления. Я быстренько написал небольшую речь. Принес ему на кафедру посмотреть.
   Он начал ее читать, кое-что стал править, комментируя при этом, словно проверял студенческую курсовую. Я был высокого мнения о своих литературных талантах, к тому же мы с ним были одного возраста, занимали одно положение, поэтому меня от этого покоробило. Я со смехом сказал ему "Серега, я ж не студент, хочешь что-то исправить, исправь, нафига комментировать". Ну, или что-то в этом роде.
   Короче говоря, выкинули пару действительно заумных абзацев, на том и сошлись.
   Я переслал по электронке свою речь пресс-секретарю местной организации "Фронта" (звали ее Кристина): как сказал Серега, все тексты утверждаются в Киеве. Через день-два она мне позвонила и сказала, что текст принят.
   Еще через несколько дней мне позвонил Серега и сказал, чтобы я на следующий день подошел в "штаб". "Штаб" так назывался потому, что там действительно должен был быть избирательный штаб "Фронта" на приближавшихся президентских выборах.
   В назначенное время я пришел. Штаб занимал весь первый этаж пятиэтажного дома. Я пришел немного рано, поэтому не стал заходить внутрь, а прогуливался не улице. Вскоре на "Шкоде" подъехал Старков. С ним было еще несколько человек. Я поздоровался. Он немного удивленно сказал что-то вроде "и ты здесь?". Я сказал, что меня пригласил Серега. Вместе мы вошли внутрь.
   Как оказалось, один из приехавших со Старковым был чем-то вроде комиссара, присланного из Киева для контроля за процессом подготовки мероприятия и вообще наблюдения. Старков стал показывать ему штаб, ну и я не отставал.
   Помещенье было довольно просторное, с неплохим ремонтом, была даже душевая комната. Старков сказал, что раньше этот офис арендовал Аделаджа. Все посмеялись.
   Как я понял, на сегодняшнем собрании должны были обсуждать подготовку к предстоящему мероприятию. Немного позже - в областной библиотеке - должна была состояться его репетиция. В общем, все было серьезно. Я бы даже сказал, слишком серьезно. Вообще, и тогда, и немного позднее, мне показалось, что большинство людей, вовлеченных с процесс, не имеют опыта политической деятельности (включая Старкова).
   Совещались в большой комнате, почти зале. Там стояло несколько столов. Мы расположились за одним из них. Работали кондиционеры, в комнате было прохладно и вообще приятно сидеть. На полу было мягкое покрытие, заглушающее звуки шагов.
   Пришел Серега, сел рядом со мной.
   По сути, совещание проходило в форме отчета перед "комиссаром" о проделанной работе. Когда отчет был закончен, комиссар сказал несколько напутственных слов. Суть их сводилась к двум пунктам: не устраивать грызню внутри организации и быть начеку во время избирательной кампании. Первый совет был, как вскоре стало понятно, очень актуален и, вероятно, основывался на уже имевшихся прецедентах. Второй по большей части касался провокаций со стороны конкурентов. Например, он сказал, что Партия регионов любит подкидывать оппозиционным кандидатам или просто людям, вовлеченным в кампанию, наркотики. Не знаю, насколько это правда и насколько распространена такая практика. Вполне возможно, что приврал. В партиях с этим - враньем - вообще, просто.
   Длилось совещание не больше получаса. Когда все поднялись и собрались ехать в библиотеку, Серега подошел к "комиссару", что-то спросил у него, они обменялись визитками. Серега суетился, видно хотел запомниться киевлянину, завязать знакомство. Я спокойно на это смотрел и усмехался. Не знаю, наверное потому, что узнавал себя годичной давности. Как я уже говорил, себя я считал стреляным воробьем, был уверен в себе и просто ждал удобного момента, чтобы себя проявить. К тому времени я уже не раз выступал "на публике", меня показывали по телевидению (местному, естественно). Я считал, что умею выступать, умею держаться. И что это обязательно оценят.
   Выйдя из штаба, мы с Серегой - на его машине, подержанном джипе, который он купил пару лет назад и по поводу которого я над ним немало посмеялся, обещая чего-нибудь на нем нацарапать - поехали центр. Пока ехали, я попытался с ним поговорить, но он то ли нервничая, то ли, что было более вероятно, будучи преисполнен чувства собственной важности, разговор оборвал.
   Вообще, Серега был парень самолюбивый, часто довольно высокомерный. И не то чтобы у него не было для этого оснований: внешне он был довольно привлекателен, пользовался успехом у женщин - лично мне он чем-то напоминал увеличенного в размерах Харатьяна. Просто иногда он сильно перегибал палку. Пожалуй, термин "нарциссизм" мало кого так точно характеризовал из моих знакомых, как его. Не редко доводилось наблюдать, как его распирает от чувства собственной важности, когда он, например, разговаривает со студентом или просто человеком, которому от него что-то нужно. Пожалуй, в общении ему не хватало раскованности, внутренней раскрепощенности. Вероятно, именно по причине нарциссизма.
   Я его иногда осаживал, как мог, по старому знакомству, однако это мало помогало. Впрочем, парень он был неплохой, да и не глупый, и с ним вполне можно было бы иметь дело, если бы не упомянутые особенности его характера. Еще со школы между нами было некоторое соперничество, и сейчас оно тоже дало о себе знать.
   До репетиции оставалось еще полчаса. Серега высадил меня в центре, а сам куда-то поехал. Я немного прогулялся и пошел в библиотеку.
   Там уже кучковался народ. Было довольно много пузатых дядек с признаками некоего положения в обществе. Я поднялся на третий этаж, в небольшой конференц-зал. Там как раз монтировали оборудование. Вскоре подъехал Старков с "комиссаром". Поскольку никого из знакомых я там не встретил, я прохаживался в коридоре, попивая минералку.
   Приехал Серега. Мы - я, он и Кристина - какое-то время болтали, сидя в зале. У меня были конфеты, и я по своему обыкновению принялся ее потчевать - благо она была, что называется, Богиней. Как оказалось, она училась на пятом курсе журналистики в нашем университете.
   Она должна была вести мероприятие, поэтому нервничала. Я - опять же по своему обыкновению - стал ее ободрять и поддерживать.
   Наконец, все для репетиции было готово. Все расселись. "Комиссар" сказал несколько напутственных слов. Дали картинку из Киева. Кристина стала читать свой текст, вызывая по сценарию выступающих.
   Народ был подобран разный. Конечно же, специально, чтобы представить, так сказать, все украинское общество. Кто-то выступал неплохо, кто-то явно нервничал. Старков выступил хорошо, правда, по-русски. Возможно, это было специально оговорено, поскольку регион был русскоязычный.
   Выступил председатель городской организации. Некто Вова Сачко - примерно нашего с Серегой возраста, немного неуклюжий, немного косноязычный, волнующийся. Видно было, что человек опыта выступлений не имеет.
   Выступил Серега, вроде нормально, прочитал свой заученный текст. Хотя текст был так себе. Опять же сильно пресмыкался перед Яцыком. В конце "заслушали" меня.
   Не знаю, может обстановка на меня как-то не так подействовала, или потому что ждать пришлось долго, однако мне самому мое выступление не понравилось. Наверное, и другие были не в восторге. Заумное, неискреннее, не в тему. В общем, чувствовал я себя после всего этого не очень, облажавшимся. Когда говорил, встретился с внимательным, испытующим взглядом Сереги.
   Когда уже спускались по лестнице, Серега спросил, что я думаю о его выступлении. Я с кривой усмешкой ответил, что надо было меньше лизать Яценюку. Он тоже с усмешкой ответил, что "так надо". Чувствовалось, что он собой после сегодняшнего доволен.
   Ночью я долго не мог заснуть. Все время думал про свое неудачное выступление, про то, что, возможно, упустил свой шанс. Составил новое выступление, на мой тогдашний взгляд, более удачное. Чувствовал, что, несмотря на всю мою "стрелянность", Серега меня обходит, возникла даже мысль убить его. Не взаправду, конечно, а просто возникла. Такого со мной еще не было. Наверное, это был первый случай, когда я почувствовал, пусть и не сильно и ненадолго, что это такое, когда у тебя есть реальные конкуренты и ты не единственная "звезда". Не самое, надо признаться, приятное чувство...
   Решил на следующий день, перед телемостом, подойти к Старкову и попроситься выступить с более удачным "спичем".
   Однако на следующий день, когда пришел на презентацию, что-то меня остановило, может быть, гордость, а может быть, интуиция...
   Немного поправило ущерб моему самолюбию то, как ко мне отнеслись, когда я пришел на презентацию: специально отыскали в коридоре, посадили на второй ряд, там, где сидели "VIPы".
   Забыл сказать, что в тот же день, как раз перед мероприятием, я зашел в горком СПУ и отдал Белику заявление о выходе их партии. Решенье свое я объяснил "теоретическими соображениями". Он довольно спокойно отнесся к моему "кульбиту". Хотя, похоже, был удивлен. И, кажется, немного обрадован: ведь я был его единственным и, судя по некоторым сигналам, уже давно шедшим от Хиляченко, успешным конкурентом в "борьбе" за должность председателя городской организации (с некоторых пор он стал проявлять явный интерес к этой должности и "подкапывать" под Хиляченко).
   Да, забыл сказать: Хиляченко передумал идти к Яценюку. Видно понял после встречи со Старковым, что ничего ему там не светит...
   Презентация прошла вполне спокойно, по сценарию. Провокаций, которых опасались организаторы, не было. Выступили те, кто выступал за день до этого, на репетиции (кроме меня, естественно). В том числе и Серега. Неплохо выступил, как всегда гордо держал голову. Когда сел, я его поздравил, кто-то сзади тоже. Он энергично кивнул, принимая поздравления. Видно было, что он ко всему происходящему относится очень серьезно. Наблюдать за ним со стороны было довольно забавно. Наблюдать со стороны вообще часто бывает лучшей позицией...
   С экрана выступил Яценюк. В дотоле несвойственной ему энергичной манере - видно, уже тогда ему начали менять имидж с такого себе "яппи", на "фронтовика" (об этой перемене потом много писали) - он потребовал от нас программу преобразований региона, а так же напутствовал, "заряжал". Тоже было забавно.
   Примерно в течение часа все закончилось. Я, Серега и еще пара наших знакомых на его машине поехали в университет.
   Через несколько дней мне позвонили из обкома СПУ и попросили зайти. Я недавно купил однокомнатную квартиру (на родительские десятилетние сбережения, не на свои, разумеется) и делал там ремонт. Когда позвонили из обкома, я как раз возился с кухней. Я спросил, не на счет ли это моего заявления. Мне сказали, что да. Я не видел смысла что-либо обсуждать, однако решил все-таки съездить. Немного привел себя в порядок и поехал.
   Меня сразу провели к Лиховцу. Беседовали мы с ним в небольшой конференц-зале без окон, в которой обычно проводились совещания.
   Начал он с вопроса "почему так вдруг?". Я не стал юлить и прямо сказал, что "утратил веру". Он стал что-то долго говорить, что-то рассказывать про С.В. - в основном, всякие гадости (вероятно, предполагая, что я собрался перейти к нему), потом про Яценюка. Кстати, рассказал, что С.В. со своей командой тоже пытался попасть к Яценюку, еще зимой, однако ему дали от ворот поворот...
   Я с интересом слушал. Дополнительная информация никогда не повредит. Сначала он сидел, наклонившись вперед, потом немного расслабился и откинулся на спинку стула. Вероятно решил, что его слова производят на меня впечатление. Я в очередной раз отметил, что он совершенно не умеет разговаривать с людьми, "влазить им в душу", выслушивать. Иногда не надо самому много говорить, а надо просто дать высказаться человеку. Тогда может тому полегчает и его особенно убеждать-то не придется...
   Закончилось все тем, что я обещал еще хорошенько подумать над своим решением и ушел. Естественно, ни над каким решением я думать не собирался.
   Пошло пару недель, "Фронт" о себе знать не давал. Однако появился повод напомнить "Фронту" о себе. Дело в том, что как раз тогда вышла моя статья о партиях-ФПГ. Я решил, что то, что там было написано, вполне можно было бы использовать в агитации за Яценюка и за "Фронт". Я позвонил Старкову. Он сказал, что я могу занести распечатку в офис. Я так и сделал. Заодно познакомился с его замом по организационной работе, уже не молодым человеком, чем-то напомнившем мне Хиляченко.
   Однако и после этого моего звонка Старкову и визита в офис "Фронта" никаких ответных действий со стороны "фронтовиков" не последовало. Тогда я решил попробовать завязать контакты в штабе. К тому времени у меня уже сложилось достаточно четкое представление о том, что штаб и офис областной организации - это достаточно самостоятельные структуры.
   Приняв такое решение, я как бы невзначай зашел в штаб. Вова Сачко как раз уходил. Мы поздоровались, ни я, ни он ничего больше друг другу не сказали. Там тогда было несколько девушек, выполнявших офисную работу, и один мой старый знакомый - парень, с которым мы встречались во время пьянки в сауне с С.В. Мы немного поговорили о том, о сем и я ушел.
   Через некоторое время зашел в офис областной организации. Поговорил со все тем же помощником Старкова. Посетовал, что вот, мол, жажду работы, а работы все нет. Тот покивал, посочувствовал. На том расстались. Тоже без каких-либо последствий.
   Как-то встретил в университете Хиляченко. Он спросил, как у меня дела с "Фронтом", не предложили ли мне какой-нибудь должности, работы и т.п. Я ответил, что нет.
   Через некоторое время он позвонил мне и попросил придти на горком. Я согласился, так, из интереса, хотел посмотреть, чем все закончится. Опять же, пребывал я тогда в довольно неопределенном состоянии.
   Как оказалось, из партии меня еще не исключили. О том, что я написал заявление, практически никто не знал, вопрос же этот на собрании ни Хиляченко, ни Белик поднимать не стали. Я спокойно посидел, послушал, о чем говорят. После горкома Хиляченко уже на улице отозвал меня в сторону и тихо спросил, не соглашусь ли я пойти на первого секретаря городского комитета. Ведь у Яценюка во мне, судя по всему, не очень заинтересованы. Обещал поговорить с Лиховцом. Я сказал, что подумаю. Пока мы разговаривали, Белик издали настороженно наблюдал за нами.
   Предприняв в течение месяца еще несколько попыток "внедриться" во "Фронт", я понял, что там во мне действительно не нуждаются и больше не старался. Как оказалось, незадолго до этого Серегу тоже "подвинули". После этого наши отношения, в которых было появилось некоторое напряжение, резко улучшились. Вообще, ничто так не улучшает отношения, как исчезновение причины для соперничества. Думаю, мы с Серегой многое друг о друге узнали. Потом, встречаясь, часто смеялись и над Яценюком, и над местными фронтовиками. А что нам еще оставалось?
   Кристину тоже "убрали", как и многих из тех, кто начинал у нас в области. "Убрал" же, как я понял, Старков. Вместо них он начал расставлять своих людей, в основном - родственников. Попытался "свалить" Вову. Однако тот оказался крепким орешком, даром, что битюг - или как раз благодаря этому. В общем, в конце концов, убрали именно Старкова, а Вова возглавил областную организацию.
   Потом иногда думал, печалиться мне или радоваться из-за того, что я не попал во "Фронт". В конце концов решил, что все-таки это было не мое. Не моя среда, не мои люди, не моя партия. Потому и шло оно у меня как-то с трудом.
   Думаю, мои надежды и, прямо скажем, заблуждения - и потому ошибки, - касающиеся моего будущего во "Фронте", проистекали из моего неправильного понимания принципа формирования подобных партий. Придя из СПУ, в которой почти радовались каждому человеку и брали каждого человека, я наивно думал, что и здесь будет такая же ситуация. Однако, как вскоре выяснилось, принцип комплектования "Фронта" был совершенно иной.
   А именно, эта партия (как известно, "Фронт" вскоре после своего создания был преобразован в партию) создавалась точно так же, как создаются коммерческие фирмы: сначала учреждается головная, материнская организация, потом эта организация создает филиалы в регионах, набирая необходимый "штат". Как только такой штат набран, "прием" заканчивается. Поскольку задачи, которые ставятся перед созданной таким образом партией, достаточно ограниченны, для их выполнения хватает сравнительно небольшого числа людей.
   Думаю, сегодня на Украине большинство партий создаются именно таким способом.

***

   Однако же надо было решать, что делать. С политикой я завязывать не спешил, поэтому нужно было к кому-то прибиваться. Решилось все довольно скоро, почти само собой.
   Как-то в конце августа 2009 года меня пригласили в областной архив на круглый стол, посвященный Дню независимости. Среди участников там был некто Хотиннюк Петр Иванович, помощник нашего ректора и по совместительству - заместитель по идеологии председателя областной организации Партии регионов. Я был с ним знаком по университетским делам.
   Я неплохо выступил, как раз в духе "программных принципов" ПР и ему, судя по всему понравилось мое выступление, потому что он довольно живо на него прореагирова. После мероприятия я подошел к нему и сказал, что не против посотрудничать. Мы пошли с ним пешком в сторону остановки, довольно долго разговаривали. Он вообще был, как потом оказалось, любителем поговорить. Оказалось, что он читал мою статью про партии-ФПГ и похоже, что она произвела на него известное впечатление. Договорились, что будем, так сказать, поддерживать отношения.
   Почему меня потянуло к ПР? Особенно после Яценюка? Это не трудно объяснить. С левым движением, как я уже говорил, мне к тому времени стало уже все ясно. С Яценюком тоже. К тому же меня к нему не взяли. Из крупных игроков оставались только ПР и БЮТ. К БЮТу у меня всегда была какая-то интуитивная неприязнь. К тому же там было много "нациков". Оставалась ПР. В общем, примерно за полтора года я проделал примерно такой же путь, который за два года до этого проделала сама СПУ...
   Хотиннюк еще в первую встречу почти прямо предложил мне вступить в партию. Однако я тогда еще не был готов. Вообще, мне тогда не хотелось снова особенно "погружаться". У меня возникла другая теория - я хотел быть "экспертом", ходить на всякие круглые столы, пресс-конференции и проч., ненавязчиво агитируя за Партию регионов и оставаясь при этом формально независимым. Мне тогда казалось, что это неплохая роль. Сказать об этом я не замедлил при нашей следующей с Хотиннюком встрече, уже в начале сентября. Он согласился, что такой формат отношений может быть полезным. На том и порешили.

***

   Началось мое сотрудничество с ПР вот с чего.
   Приближались президентские выборы, штабы основных игроков готовились к кампании. ПР в то время сделала ставку в агитационной работе на кампании "от двери к двери". Кратко суть ее состояла в том, что основную агитацию должны были осуществлять группы специально подготовленных агитаторов, которые будут ходить от квартиры к квартире, от дома к дому (отсюда и название) и АГИТИРОВАТЬ. Кампания эта должна была осуществляться в несколько этапов. Сначала, во время первого "обхода" должны были быть выявлены сторонники Януковича, его явные противники и, главное, колеблющиеся. Во время второго обхода основной "удар" должен был прийтись именно по этим последним - их надо было сделать сторонниками. Во время третьего - закрепить успех второго и "зарядить" как можно большее число сторонников придти на выборы в день голосования.
   Я и раньше знал про эту "методу". На прошлых выборах ее пыталась использовала СПУ. У нас в горкоме даже была книжка какого-то довольно известного российского автора, где все это описывалось, с собственноручной рекомендацией Иосифа Винского внимательно ее изучить. Я тогда последовал этой рекомендации и потому прекрасно понимал, что все усилия ПР по реализации этой "стратегии" обречены на провал: об этом в этой книжке было очень подробно и доходчиво написано. Я попытался намекнуть на это Хотиннюку, однако безуспешно. В очередной раз удивился, насколько у людей не развито чутье на правильную избирательную стратегию. Даже у тех, кто уже не первый год этим занимается...
   Тем не менее, я не стал упускать возможность "внедриться" в партийные структуры Регионов и воспользовался приглашением Хотиннюка поучаствовать в тренинге, который в ближайшее время должен был пройти в офисе областной организации ПР. Тренировать собирались только тренеров, которые в дальнейшем должны будут тренировать собственно агитаторов.
   В назначенное время я пришел в офис ПР. Офис находился в здании сталинской постройки, недалеко от центра города, рядом с филармонией. Кроме офиса ПР там были так же офисы каких-то коммерческих фирм. Офис городской организации был на первом этаже, областной - на втором. Само же здание принадлежало местному депутату от Партии регионов.
   Тренинг должен был проходить в актовом зале на втором этаже. Когда я пришел, Хотиннюк уже был на месте, мы поздоровались, он пошел куда-то по делам, я же присел в кресло и стал ждать начала.
   Народу, то есть будущих тренеров, было немного, человек 15. Кто-то был из города, кто-то - из районов. Подошло местное партийное начальство, заняло места на сцене, за столом. Сказав напутственную речь, просветив на счет политики партии и пожелав удачи, удалилось.
   Когда начальство ушло, выступил Хотиннюк: обрисовал основные моменты стратегии. Потом пришла очередь психолога - худой немного нервной женщины. Не помню точно, про что она рассказывала. Помню только, что как-то уж слишком заумно как для такой аудитории (народ там, в основном, был простой, кроме меня, разумеется). Еще выступала тетка-сетевик (занималась сетевым маркетингом), рассказала несколько случаев из жизни. Потом - нлпэшник. До конца я не досидел, поехал в университет, на пару. Честно говоря, особого впечатления на меня это мероприятие не произвело. Большую часть того, что там рассказывали, я и так давно знал. Опять же, если агитаторов должны были учить те тренера, которых учили в тот день вместе со мной, то толку от всего было бы не много.
   Уже тогда мне показалось странным и ненужным привлечение к работе людей от "торговли" (имею в виду сетевой маркетинг), вообще, акцент при агитации на те методы, которые используются при "втюхивании" всякой дряни наивным обывателям. Выглядело все это как-то мелковато, несерьезно. Особенно в свете того, что давно существуют опробованные и эффективные методы политической агитации.
   Вскоре после того, как я побывал на этом мероприятии, я зашел к Хотиннюку. До этого он мне прозрачно намекал, что, возможно, меня будут привлекать к тренировке агитаторов. Я ничего против не имел, считая, что это будет неплохой старт. Сейчас же, когда я зашел (там как раз была женщина-сетевик, выступавшая на тренинге), он снова поднял этот вопрос. Я снова согласился. Правда в то время мне уже не хотелось работать за здорово живешь, так сказать, на голом энтузиазме. Не та эта была партия, чтобы нормально воспринимать просьбы поработать бесплатно. Да и я уже был не тот. Поэтому я ждал более конкретных, подкрепленных цифрами предложений. Однако их не последовало. Так все и заглохло.
   Я надеялся, что в ПР у меня дела пойдут лучше, чем во "Фронте". У "фронтовиков", я чувствовал себя чужим. Здесь же народ, казалось, был попроще, с ними было легче. Однако особой заинтересованности в себе я так же не увидел.
   Возможно, отчасти трудности с моим вхождением в структуру Партии регионов были обусловлены тем, что Хотиннюк видел во мне молодого, энергичного конкурента. Как я уже говорил, он был заместителем председателя областной организации по идеологии, а идеология - это как раз мой "конек". Тут я, как говорится, собаку съел. Думаю, это стало ему ясно вскоре после начала нашего "сотрудничества". При определенном стечении обстоятельств я вполне мог его подвинуть или, по крайней мере, как-то показать областному руководству, у которого он, судя по всему, пользовался определенным авторитетом, что он не лучший и не единственный.
   Короче говоря, не с тем человеком я начал сотрудничать - решил я тогда. Если бы я вышел на кого-то другого, то, возможно, этот другой, занимая в организации другую "нишу" и потому не видя во мне конкурента, более активно меня бы поддержал. По крайней мере, он мог бы способствовать тому, чтобы мне дали кусок той работы, которую делал Хотиннюк, навязали меня ему в "партнеры", наконец.
   Думаю, реализация этого плана была вполне мне по плечу. Просто нужно было проявить определенную инициативу, наглость, если угодно. И действительно, кое-какие шаги в этом направлении я через какое-то время предпринял, правда, безуспешные. Однако безуспешность их была обусловлена не "дефектностью" плана, а иной причиной.
   Дело в том, что к тому времени мне порядком надоело лезть на рожон, "предлагать свои услуги", "завязывать отношения с нужными людьми". Если я что-то подобное и делал, то, как говорится, без души, без энтузиазма. Связано это было, вероятно, с одной особенность моего характера, суть которой состоит в том, что если мне однажды что-то удалось, если однажды (а тем более, несколько раз) у меня получилось провернуть некий план, реализовать некий достаточно сложный проект, то реализация в последующем чего-то подобного мне уже не интересна.
   Поэтому, начав сотрудничать с ПР, я не спешил проявлять особую прыть, надеясь, что, возможно, все само собой как-то образуется, главное время от времени, насколько это будет возможно, "засвечиваться" перед партийным руководством - авось таки положит кто-нибудь на меня глаз да и предложит что-нибудь.
   А пока я делал кое-какую работу для Хотиннюка в преддверии президентских выборов, время от времени беседовал с ним на разные политические темы. Звезд с неба он не хватал, особой креативностью не отличался, главными его достоинствами были работоспособность, методичность и дотошность, что в частности проявлялось в составлении подробных планов-графиков избирательной кампании.
   Убедившись, что я не особенно лезу вперед и умею держать язык за зубами, он стал, кажется, мне больше доверять. Иногда рассказывал кое-какие местные партийные секреты, иногда советовался по поводу не совсем законных предвыборных мероприятий. Например, на счет того, как лучше подкупать студентов, живших в университетских общежитиях, чтобы они "правильно" голосовали. Помню, я тогда сказал, что особенно в этом не разбираюсь, однако думаю, что такими методами злоупотреблять не стоит и что упор надо делать на "белые" методы агитации.
   Надо отметить, что город, в котором я тогда жил, всегда выступал против и ПР, и Януковича. Еще с Оранжевой революции. Поэтому с любыми выборами - и в местные советы, и в Верховную Раду, и с президентскими - у местной партийной организации всегда были проблемы. Достаточно сказать, что в то время в горсовете было всего 5 представителей партии. И это при таких-то деньгах!
   Можно ли было изменить или, правильнее сказать, переломить ситуацию? Думаю, теоретически можно. Только не с теми людьми, которые заправляли в местной организации. В этом я довольно быстро убедился.
   Чаще всего им не хватало ни специальных знаний, ни просто интеллекта, чтобы реализовать даже самое простое агитационное мероприятие. При всех недостатка СПУ следует признать, что у социалистов (даже местных) это получалось куда лучше. Другое дело, что у них банально не было денег.
   Чем объяснить такую неспособность регионалов? Думаю тем, что большая их часть, особенно среди руководящего состава - были люди от бизнеса. Крупного - наверху, мелкого - внизу. У того же Хотиннюка, как я потом узнал, была небольшая фирма по торговле офисной техникой. До понимания же того, что для выполнения агитационной, пропагандистской работы следует нанимать профессионалов, они не доросли. Потому и шарахались из стороны в сторону, затевали всяческие авантюры, тратя на них, кстати, немалые средства (как, например, на компанию "от двери к двери").
   За время, прошедшее с нашей первой беседы, я не раз говорил об этом с Хотиннюком, а так же о том, что нужно интенсивнее проводить работу среди интеллигенции. Он вроде бы соглашался, однако ничего в этом направлении сделано не было. В принципе, это можно понять. И местные, и, судя по всему, киевские партийные руководители справедливо опасались, что пусти они на экран телевизора таких людей, как я, им очень скоро, возможно, придется с ними считаться.
   Помню, как-то в разговоре со Смыком речь зашла как раз об этом. Он высказался в том духе, что сегодня олигархам следует продвигать таких людей как я, молодых, умных, энергичных. Я спросил, а не начнут ли эти молодые и энергичные в конце концов тянуть одеяло на себя. Он ответил, что тогда их надо будет просто отстреливать.
   Думаю, в большинстве так называемых развитых стран все примерно так и происходит: самые богатые не сидят сами в парламенте, а протаскиваю туда молодых, умных и энергичных, которым так или иначе платят за то, чтобы они защищали их интересы. Естественно, никто не гарантирует, что эти "наемные политики" не попытаются выйти из-под контроля. И, думаю, это случается нередко, однако, как правильно заметил Смык, их почти всегда можно призвать к ответу. Может быть не столь радикальными, однако не менее эффективными методами.
   Думаю, у нас богатые просто не дозрели до понимания этих на самом деле вполне очевидных вещей. Все они - богатые в первом поколении, у них еще нет того специфического опыта, который есть у богатых в других странах, они еще слишком жадны и слишком неуверенны в своей власти, во власти денег, чтобы делегировать кому-то хоть малую толику полномочий. У них просто нет позитивного реального опыта такого делегирования. Потому большинство украинских олигархов и сидят сами в парламенте, потому и пытаются все нити держать в своих руках.
   Та же самая ситуация на местах, только в меньших масштабах...

***

   Зимой же, перед первым туром, приехал Дмитрий Табачник. Выступал в актовом зале офиса областной организации.
   Я задал вопрос на счет изменения Конституции. Он ответил, что менять ее вообще не следует, по крайней мере, в ближайшее время (за полгода до этого говорил прямо противоположное, вскоре после избрания Януковича президентом ее таки поменяли).
   После встречи, когда почти все ушли, Табачник и несколько человек из местной партийной верхушки, сопровождавшие его, на некоторое время задержались. Я, Хотиннюк, Смык (которые тоже были на встрече) и еще несколько человек "из зала" тоже не спешили уходить. Табачник ответил еще на несколько кем-то заданных вопросов. Мое внимание привлекла одна его вскользь оброненная фраза. Речь шла о том, что делать с украинским национализмом и что, по большому счету, сделать-то уже ничего нельзя - настолько этой идеологией пропиталось все украинское общество. Я обратил внимание на эту его фразу потому, что она очень точно ложилась на то, о чем я сам уже не раз думал. Тогда я убедился, что этот вопрос интересует не только меня.
   Как я уже сказал, Смык тоже был на встрече. После нее, как он потом говорил, он подошел к Табачнику. Кажется, они были знакомы. Смык попытался предложить Табачнику свои услуги при разработке идеологии ПР. Табачник только отмахнулся - тогда ему было не до этого - готовился к дележу портфелей после выборов.
   Думаю, проблема со Смыком (или проблема Смыка), как, впрочем, и со многими из тех, с кем мне довелось общаться хоть в той же СПУ, состояла в том, что все они были людьми, постепенно отходящими в прошлое. Их время прошло, их оттеснили другие, более молодые, более наглые, более ограниченные и они отчаянное пытались хоть как-то пристроиться, вскочить на ступеньку уходящего поезда. Как правило, это им не удавалось...
   Вскоре после встречи с Табачником я написал статью, в которой, как мне казалось, мне удалось ответить на тот вопрос, который он обозначил.
   Статью эту потом напечатали в журнале Верховой Рады. Причем напечатали сразу, как прислал и, что самое удивительное, бесплатно (при том, что публикация в нем стоит около 100 долларов). Видно действительно "в тему" была статейка. Немного раньше сокращенный ее вариант выложили в Интернете.
   Один из вариантов этой статья я послал на электронный адрес Табачника (он тогда был народным депутатом, и у него был официальный депутатский e-mail, указанный на сайте Верховной Рады). Естественно, никакой реакции не последовало.

***

   Президентские выборы прошли как-то для меня незаметно. Вероятно потому, что я практически не был вовлечен в избирательную кампанию. Помню, на второй тур я даже не ходил, болел. Результаты выборов меня совершенно не удивили. Задолго до голосования я знал, что победит Янукович, причем с минимальным перевесом. Так все и получилось.
   Так же, как я и предполагал, фокус с агитаторами не сработал. По нашему городу Янукович набрал мало. Что правда, никаких выводов из этого сделано не было.

***

   Вскоре после выборов, где-то в середине весны, мне вдруг стукнуло в голову вступить в партию. Не знаю точно, почему. То ли решил, что это последний шанс, то ли просто весна была.
   Пришел к Хотиннюку, сказал, что "созрел". Он как-то без особого энтузиазма воспринял мое решение. Я подумал, что он опасается, что, поскольку как раз тогда шел "распил" должностей в администрации и прочих госструктурах, я таким образом могу где-то перебежать ему дорогу. Однако я таки написал заявление. Правда, партбилет мне не вручали довольно долго. Получил его, когда уже было совсем тепло. Вручал мне его председатель городской организации (по фамилии Говорун, лет 35 от роду, неизвестно откуда взявшийся) в актовом зале, где раньше проводились тренинги. Как-то странно и недоверчиво на меня посмотрел.
   До этого, написав заявление, я ходил знакомиться с его замом - женщиной лет пятидесяти, какой-то взъерошенной, возбужденной. Думал, что если Хотиннюк искусственно ограждает меня от общения с другими руководителями местной организации, то надо мне самому проявить активность. Ни к чему это так же не привело. Да и после того, как мне вручили партбилет, никакого особенного интереса к своей персоне я тоже не почувствовал. Ни к какой работе меня не привлекали, никакой должности не предложили.
   По сути, активность, которую я проявил той весной, была просто движением по инерции. Довольно быстро я понял, что, судя по всему, в ближайшее время у меня ничего не получится и что, похоже, Хотиннюк, при всей его неоднозначности и даже хитрости, пожалуй, единственный человек в местной партийной организации, с которым я могу иметь дело. Думаю, он понимал, что означают мои попытки расширить "круг общения", некоторое время, возможно, даже опасался этого. Тем не менее, воробей он был стрелянный, поэтому его отношение ко мне никак не изменилось, по крайней мере, внешне, тем более что я действительно мог ему во многом оказаться полезен. Думаю, многие из моих идей он успешно выдавал за свои. Так там многие делали, как я потом не раз убеждался.

***

   Летом попал на конференцию в Киеве. Проводила ее одна общественная организация, сидевшая, судя по всему, на очень неплохих европейских грантах. Мне давно должны были заплатить гонорар за статью в "Зеркале недели" (почти 200 гривен!), так что как раз выходило на дорогу.
   Конференция проходила в пятизвездочной гостинице и была посвящена законодательству, регулирующему деятельность политических партий. Были там представители разных политических партий, эксперты, народные депутаты и т.п. Первый раз я попал на конференцию, на которой был синхронный перевод. На столах, поставленных в большом, с низким потолком, прохладном конференц-зале лежали маленькие устройства с наушниками. Я пришел довольно рано, немного комплексовал из-за своего внешнего вида (оделся по-простому, по-летнему), хотел есть. Сел за стол, по-тихому достал из сумки сыр, немного перекусил - благо народу еще было не много, стал крутить в руках устройство. Так и не понял, как оно работает. Потом оказалось, что оно включается с центрального пульта, когда начинают переводить.
   Через какое-то время народ, наконец, собрался. Среди людей, садившихся за стол напротив меня, увидел Лиховца. Кивнул, он тоже.
   Ничего особо нового в течение следующих нескольких часов я не услышал. Обычное "бла-бла-бла". Зато, листая списки приглашенных, розданные всем участникам, нашел несколько человек из Партии регионов. Поскольку с местной партийной организацией у меня как-то дело не пошло, я решил завязать знакомства здесь, в Киеве. Стал вычислять, кто где. Вскоре удалось отметить нескольких человек из "своих". К одной женщине (не помню, какая там у нее была должность в партии) подошел на перерыве. Представился, вручил ей свою визитку и резюме, спросил о возможности сотрудничества. Она как-то подозрительно быстро свернула мое резюме и убрала в сумку, потом с кем-то поздоровалась, извинилась и отошла. Видно было, что я ее не очень заинтересовал. Первый блин оказался комом. Когда я с ней разговаривал, мимо проходил Лиховец. Поздоровались.
   После перерыва, наслушавшись других "ораторов", я тоже решил выступить. Помню, речь тогда шла про внутрипартийную демократию. Высказался я удачно, неплохо подковырнув одного депутата от БЮТа. Поэтому на последовавшем вскоре очередном перерыве ко мне подошел один из "наших", которого я еще раньше вычислил по спискам приглашенных и который за время конференции уже несколько раз довольно энергично выступал. Звали его Петров Николай Петрович, ему было лет пятьдесят, невысокого роста, с каким-то на удивление русским лицом (вполне соответствующим фамилии), в больших пластмассовых очках. Вообще, выглядел он как типичный научный сотрудник какого-нибудь типичного советского НИИ...
   Работал он в центральном аппарате партии, был заместителем начальника (точнее, начальницы) учебно-методического центра.
   Он сказал, что полностью поддерживает те идеи, которые я озвучил в своем выступлении. Я ответил, что это не удивительно, раз я тоже из Партии регионов. Так и познакомились. В разговоре выяснилось, что он читал мою статью в "Вече".
   Когда во время очередного выступления вышел позвонить, в коридоре встретил высокую красивую женщину - такие всегда мне нравились. Она вежливо поздоровалась, я поздоровался в ответ. Потом оказалось, что это как раз и была начальница Петрова.
   После окончания конференции ушли вместе с Петровым. Еще поговорили, договорились поддерживать отношения, я пообещал прислать ему кое-какие свои материалы по избирательной кампании. На том и расстались.

***

   Осенью мои политические приключения вступили в финальную фазу.
   Приближались местные выборы. По новому закону половина депутатов местных советов избиралась по партийным спискам, половина - по мажоритарным округам.
   В конце августа мне позвонил Хотиннюк и предложил пойти по мажоритарке в горсовет. Я ответил, что вообще-то не горю желанием, чувствую, что это не мое. Договорились, что зайду к нему на работу, чтобы спокойно все обговорить.
   У меня действительно не было особого желания становиться депутатом горсовета. Как я уже говорил, я считал, что это не мой уровень решать, где какие трубы надо менять. Так же мне не понравилось, что Хотиннюк сделал мне это предложение по телефону. Как-то несолидно. Серьезные предложения так не делаются.
   Через несколько дней мы встретились с Хотиннюком у него на работе. Я сказал то же, что и раньше, то есть отказался. Хотиннюк долго настаивал, сказал, что баллотироваться я буду на участке, на котором находились общаги нашего университета, что поэтому шансы хорошие, что свой участок мы "не отдадим". Я ответил, что понимаю, что, возможно, упускаю свой шанс, но что это не мое. В конце концов он отступил.
   Была еще одна причина, по которой я отказался. За несколько дней до разговора с Хотиннюком мне звонил Петров. Сказал, что на следующей неделе в одном из городов днепропетровской области он со своей командой будет проводить занятия с кандидатами в депутаты местных советов и членами штабов. Меня он приглашал поучаствовать в этом мероприятии в качестве тренера. Добавил, что если проявлю себя, то меня "будут двигать".
   Сотрудничество с центральным аппаратом показалось мне тогда более перспективным, чем окончательно осесть в родном городе (в случае, если удастся выиграть выборы - в чем я, кстати, очень сомневался).
   Быстро уладив свои дела на работе, я выехал. Добираться пришлось довольно долго, сначала на поезде до Запорожья, потом на маршрутке еще часа 2. Дорога вышла не особенно приятной: ночью в поезде поспать не получилось вообще, утром кондуктор забыл сказать, когда приехали в Запорожье и что пора выходить, так что я еле успел выскочить из поезда перед самым его отправлением. Езда в маршрутке так же особого удовольствия не доставила. Народу набилось как шпротов в банку, дорога была плохая, было жарко.
   По всему было видно, что регион - за ПР: количество бигбордов соответствующего содержания явно существенно превосходило количество аналогичной продукции в том регионе, откуда приехал я. Хотя во всем остальном все было так же - плохие дороги, разрушенные заводы и села, несчастливые, неприкаянные люди...
   С автовокзала меня забрал Петров на машине. Приехали в местную школу - там должно было проходить мероприятие. Познакомился с несколькими тренерами. Одного я уже знал - профессор из Донецка, которого я встречал совсем недавно на одной научной конференции. Как говорится, сколько там той Украины.
   Ничего особенно интересного на этих тренингах не происходило. Единственно, познакомился, наконец, с начальницей Петрова.
   В конце дня меня поселили в неплохую гостиницу, выдали денег на ужин. У меня было свое, поэтому на следующий день деньги вернул.
   Когда уже был в гостинице, почувствовал, как мне все это надоело, как мне от всего этого скучно - от политики, от околополитической возни, от тренингов, от моих попыток продать себя. От людей, почему-то исполненных энтузиазма по поводу выполняемой ими работы.
   Не знаю, почему меня охватило такое настроение. То ли из-за того, что я за лето от всего этого как-то отошел, расслабился, то ли потому, что действительно надоело.
   На следующее утро пошел прогуляться по городу. Вроде бы неплохой, чистый город. Везде бигборды с мэром (от ПР, естественно).
   В тот день я модерировал во время занятия по разработке стратегии предвыборной кампании. В группе было человек 20. Перед этим я наскоро просмотрел методические материалы, разработанные Петровым и его группой. Некоторые из "учеников" были люди вполне солидные, роль кандидата играл бывший полковник милиции. Поэтому попытался проявить должное уважение. Кажется, все прошло хорошо. Перед презентацией нашей стратегии перед всеми участниками семинара я сказал несколько слов о том, какова была наша задача и как мы подошли к ее решению. Как я потом понял, меня в этот момент оценивали. После занятий Петров подошел ко мне и сказал, что мне нужно более уверенно держаться и что это мнение и его начальницы. Мне немного смешно было это слушать. К тому времени у меня было 10 лет преподавательского стажа, я работал с самым разным "контингентом" и тут мне какая-то девка указывает, как мне надо держаться перед аудиторией. Но, естественно, только покивал, со всем соглашаясь. Да, заплатили мне за часовое занятие 500 гривен, то есть четвертую часть моей месячной зарплаты. Только мне все равно показалось мало. Я ценил свой труд гораздо выше (да и ценю). При этом мне совершенно наплевать, как меня оценивают другие...
   В конце занятий приехал мэр - тот самый, который был на бигбордах. Таких мэров мне еще видеть не доводилось: невысокого роста, смуглый, чем-то похожий на накачанного Дастина Хофмана, в обтягивающих джинсах и такой же обтягивающей футболочке с надписью "D&G", сделанной стразиками. Просто лапочка. Выступил перед собравшимися, поблагодарил Юлию Сергеевну (так звали начальницу Петрова) за то, что та соблаговолила привести в их городок свою команду, сама приехала, пообещал кандидатам и членам штабов свою поддержку, попугал сильными соперниками. В общем, прогнулся, подбодрил, "зарядил". Потом выступали еще какие-то местные чины, тоже очень благодарили начальницу Юлию Сергеевну...
   Ехал я домой не в самом лучшем расположении духа. Хотя и получалось все вроде бы не плохо - и продвинуться действительно можно было, и подзаработать: Петров пообещал, что меня будут привлекать к работе. Просто я чувствовал, что все это - тоже не мой уровень, что не мое это дело - мотаться по Украине и учить каким-то совершенно элементарным вещам неизвестно кого.
   Такое мое отношение, вероятно, стало причиной того, что как-то не задалось у меня сотрудничество с учебно-методическим центром центрального аппарата: после того, как я поучаствовал еще в одном семинаре, уже в Киеве, меня больше не трогали. Думаю, почуяли, что не тот я человек. В партиях это всегда чуют. Да и не в партиях тоже. Я и у себя в университете всегда был чужой. "Они животом чувствуют", как мой отец говорил. Хотя с Петровым у меня сохранились хорошие отношения. Все-таки русские люди...
   Помню, уже где-то в октябре позвонил ему. Я был тогда на какой-то конференции, в КПИ. Думал, получится с ним встретиться. Однако оказалось, что он разругался со своей начальницей - к этому давно все шло, как я еще раньше понял из некоторых его слов - и уехал к себе на родину, в Одессу. Хорошо с ним поговорили, по душам. Я высказался в том духе, что вот, мол, видно не тот я человек, который может продвинуться на партийной работе. Он ответил, что если я действительно так чувствую, то мне ничего не остается, как просто нести свой крест. Я с ним согласился.

***

   Однако на этом все еще не закончилось.
   Еще во время летнего разговора с Хотиннюком мне пришла в голову мысль порекомендовать вместо себя в кандидаты в депутаты горсовета одного моего приятеля, Диму Ильяшенко. Он был доцентом на кафедре экономтеории, когда-то мы учились на параллельных потоках. Я знал, что с некоторого времени он ищет возможность куда-нибудь "пролезть" и что перспектива попасть в горсовет для него достаточно заманчива. Единственная проблема - он был "оранжевым" и не любил Партию регионов. Тем не менее, поскольку речь все-таки шла о горсовете, который занимается - по крайней мере в теории - чисто хозяйственными делами, и поскольку я знал, что от других партий ему предложений не поступало, я предположил, что мне удастся его "уломать". В нашем университете из преподавателей в ПР были только я да еще один физкультурник, причем в возрасте. Сам Хотиннюк шел в облсовет. Брать кого-то со стороны было рискованно: за "родного" преподавателя, к тому же популярного, студенты проголосовали бы охотнее, чем за "чужака". А Дима был популярный преподаватель. В общем, по зрелому размышлению я решил, что обе стороны могут друг друга заинтересовать и таким образом придти к консенсусу.
   На том семинаре в Киеве, о котором я уже упоминал выше, и который проводила команда Петрова, был и Хотиннюк. В обеденный перерыв я спросил его, как он смотрит на кандидатуру Димы. Он сказал, что ничего против не имеет. Я перезвонил Диме. Ранее я уже вскользь затрагивал эту тему, поэтому мое предложение не стало для него неожиданностью. Он тоже, похоже, был не против. Его, правда, смутило то, что сам я не хотел идти. Возможно, опасался какого-то подвоха. Человек в политике он был неопытный, поэтому его опасения можно было понять. Я постарался его убедить в том, что мне просто это не интересно. Еще его смущало, что многие его друзья были во "враждебном" к ПР лагере. Он не знал, как они отнесутся к его "предательству". Однако после получасового разговора по мобильному в тот же день, по пути на киевский вокзал, мне удалось и в этом вопросе успокоить его совесть. Что правда, он этому особо и не сопротивлялся.
   Короче говоря, я свел его и Хотиннюка. Как я вскоре узнал, вполне успешно. Мы с Димой договорились, что я пойду к нему в доверенные лица и буду помогать в проведении кампании. Честно говоря, мне льстила роль такого себе "серого кардинала". Я надеялся, что мне действительно удастся "пропихнуть" его в горсовет и что таким образом я и другу помогу, и потешу свое самолюбие, и, возможно, в будущем получу с его помощью хоть какую-то материальную выгоду.
   Вообще, я искренне считал, что роль депутата горсовета ему как человеку более "укорененному" (в разных смыслах) и более практичному подходила куда больше, чем мне...

***

   Поначалу все шло хорошо. Мы начали разрабатывать программу, листовку, подобрали агитаторов - в основном студенток - его и моих. Ходили на тренинги, которые партия проводила для кандидатов. Однако вскоре возникли проблемы.
   Оказалось, что на наш округ претендует еще один кандидат от ПР, некто Лизин. Он был сыном одного местного "воротилы" и человеком совладельца самого большого в городе завода. В нашем же университете он числился на должности доцента - так, для престижа.
   Еще когда я только утрясал с Хотиннюком кандидатуру Димы, Лизин уже начал "шустрить" в наших общагах: например, пообещал студентам, что поставит на территории лавочки. Как мне потом сказал Хотиннюк, приятелем Лизина был комендант нашего студгородка. Он-то и надоумил его баллотироваться по нашему с Димой округу. В общем, ситуация получилась, мягко говоря, неоднозначная. Поскольку конференции городской партийной организации, на которой должны были утверждать кандидатов, еще не было, все что называется, "зависло".
   Как только я узнал об этой ситуации, я позвонил Хотиннюку выяснить, в чем дело. Он сказал, что все в порядке, кандидатура Димы согласована с руководством городской организации. На какое-то время мы с Димой успокоились и решили продолжить подготовку.
   Однако через некоторое время ситуация вновь обострилась. Как-то - это было примерно через неделю после того, как стало известно о появлении у нас "конкурента" - Лизин и его приятель заявились к Диме на работу и попытались выяснить с ним отношения. Лизин угрожал своими знакомствами, сказал, что как только его покровитель "вернется с рыбалки", он все "разрулит". В конце концов они втроем поехали в офис городской организации, где продолжили выяснение отношений уже с участием руководства. В общем, дело пока снова удалось как-то замять.

***

   Выше я упомянул о тренингах, на которые мы с Димой ходили. Следует немного поподробнее рассказать о тех, кто их проводил.
   Как еще летом мне рассказал Хотиннюк, во время предстоящей кампании предполагалось использовать не только партийные структуры, но и структуру, выстроенную некими "сетевиками".
   Дело со слов Хотиннюка было так.
   У председателя областной организации (в то время его уже назначили губернатором области) был один не то знакомый, не то приятель по имени Федор Рыжков. Этот Рыжков был гражданином США и, кажется, довольно успешным сетевым маркетологом. Если верить его словам, он был родственником известного в прошлом советского политика с аналогичной фамилией. Хотя, вполне возможно, это было вранье.
   Насколько я понял со слов Хотиннюка, этот Рыжков пообещал выстроить в области структуру, которая будет "информировать" население об успехах власти и попутно осуществлять агитацию за кандидатов от партии. Предполагалось, что информирование это будет происходить в первую очередь во время так называемых "клубов избирателей", на которые разными путями будут "завлекаться" жители города и области и на которых будут выступать сами агитаторы, кандидаты в депутаты, а так же "VIP-агитаторы" - представители администрации, действующие депутаты разных советов, просто известные люди.
   Система "завлечения" на эти мероприятия была выстроена так же, как и при проведении аналогичных бизнес-мероприятий: привел столько-то человек, получи такую-то сумму.
   Как только Хотиннюк рассказал мне об этом "предприятии", я, помню, сразу сказал, что это просто "развод". Он почти согласился, однако по нему было видно, что все-таки эта идея его зацепила. Мотивировал он свою заинтересованность тем, что Рыжков обещал, что после выборов структура, им созданная, никуда не денется и партия сможет использовать ее в дальнейшем (для той же агитации, например).
   Точно не помню, но, кажется, по словам Хотиннюка, на мероприятия, связанные с построением этой структуры, предполагалось использовать около 4 миллионов гривен, то есть, 500 тыс. долларов. Часть денег предполагалось выплатить сразу, часть - после успешного завершения кампании.
   Главный вопрос, который у меня возник в связи с этой авантюрой, был такой: зачем? Зачем выстраивать структуру, которая будет, по сути, дублировать партийные структуры, будет выполнять ту же работу, которую должны выполнять местные партийные организации? Ответ напрашивался только один: затем, что председатель областной организации просто не доверяет своей партийной организации. Как показали дальнейшие события, все примерно так и было.
   Когда все это происходило, я в очередной раз убедился, насколько слабо в партии поставлена агитация. Нет, даже не так: агитация как таковая отсутствовала, а в областной организации просто не было людей, которые бы знали, как ее следует вести, которые бы понимали, насколько эффективны могут быть старые проверенные методы (в том числе оставшиеся еще с большевистских времен). Даже тот же Хотиннюк, который не первый год занимался идеологической работой, похоже, этого не понимал. Что уж говорить об остальных...
   Однако же план Рыжков был принят и начал реализовываться. С началом кампании по всей области действительно начали проводиться "клубы избирателей". Вели их, как правило, люди Рыжкова, "костяк" которых составляли "не местные". Эти же люди и вели те тренинги, на которые мы с Димой ходили.
   Хотя я был уверен, что все это - не более чем авантюра, я все-таки сходил на несколько собраний таких клубов, отчасти из любопытства, отчасти для того, чтобы лишний раз "посветиться". Обычно собрания проходили в помещениях школ, техникумов и т.п. Начиналось все с регистрации пришедших: они вписывали свои координаты в заранее заготовленные бланки. Потом выступал "сетевик" - кратко сообщал тему встречи, представлял тех, кто на ней будет выступать и т.п. Далее шли выступления. Они касались разных вопросов - от политики, до ЖКХ. Народу на таких собраниях, как правило, было не много, не больше 20-30. Как потом выяснилось, приходили обычно одни и те же...
   Я тоже выступил разок на одном из таких собраний. Оно проводилось в актовом зале офиса областной организации. За пару дней до этого мне позвонил сам Рыжков - видно кто-то дал на меня "наводку" - и спросил, не соглашусь ли я выступить. Я согласился. Он попросил меня зайти в офис, чтобы все обсудить. На следующий день в назначенное время я приехал в офис областной организации. Там еще никого не было. Откуда-то из подвала слышалось не то пение, не то проповедь. Я спустился на несколько ступенек по лестнице, которая туда вела. Действительно, в подвале проходила встреча каких-то сектантов, не знаю, может иеговистов, может еще кого. Я немного постоял, послушал. Потом поднялся. В голову пришла мысль, насколько все это символично: когда в подвале здания, где расположен офис самой крупной украинской партии, проводят свои собрания какие-то сектанты. А если еще учесть, что сам я пришел на встречу с человеком, пытающемся использовать для политической агитации методы сетевого маркетинга, и что в этом же здании находились офисы туристических, юридических и прочих подобных фирм, то, думаю, образ современного мира и Украины в частности будет достаточно полным...
   Вскоре пришел Рыжков. Поскольку кроме меня возле кабинета никого не было, он сразу понял, что я это я. Спросил, я ли это, я ответил, что я.
   Бросились в глаза его широкая, белозубая, хорошо натренированная годами практики сетевого маркетинга улыбка. Голос, судя по всему, так же был поставлен специально - низкий, спокойный. Говорил он неторопясь, вообще, вел себя без суеты, спокойно - думаю, все то же НЛП. Он был высокого роста, крупный, на вид лет 35-37, одетый в спортивную куртку, с рюкзаком на плече, в кроссовках. В нем чувствовалась сила, однако же сила все такая же не совсем настоящая, скорее просто натренированная, постановочная.
   Во время разговора - это я тоже сразу отметил - он внимательно слушал собеседника, широко улыбался, кивал, давал высказаться. Еще один очевидный прием манипулятора. Он спросил о теме моего выступления. Я принес небольшую заметку, которую написал около полугода назад.
   Я чувствовал себя с ним вполне спокойно, потому что знал все те приемы, которые он применяет и сразу же их, что называется, идентифицировал.
   Закончив просмотр моей статьи (это заняло у него буквально минуту - видно был обучен и скорочтению), он сказал, что содержание его устраивает. Договорившись, что я подойду завтра минут за 15 до начала собрания для согласования кое-каких вопросов, мы разошлись.
   Должен сказать, что до того времени мне не приходилось встречать людей подобных этому Федору. Хотя на меня, как человека образованного и, скажем так, психически и эмоционально устойчивого, его "приемчики" не оказывали особого воздействия, на менее подготовленных людей, он, скорее всего, действительно имел сильное влияние - конечно, и из-за врожденной "харизмы", но главным образом благодаря "выучке"...
   На следующий день во время собрания (кажется, оно началось часов в 6), он продемонстрировал еще несколько приемчиков из своего сетевого НЛПэшного арсенала.
   В тот вечер он был в костюме, голубом "региональском" галстуке. Прежде чем перейти к собственно ведению собрания, он представился, потом заставил всех поднять руки в ответ на какой-то свой вопрос (вроде как "вовлечение" аудитории). Он старался все время перемещаться, хорошо работал руками. В общем, демонстрировал все навыки опытного оратора.
   Передо мной выступило пару человек. Сначала помощница одного местного миллионера, баллотировавшегося в мэры от ПР - маленькая женщина на высоченных платформах. Потом еще кто-то, не помню кто. Потом Рыжков представил меня, причем представил так, как будто мы с ним старые приятели.
   Я выступил хорошо, немного, правда, перебрал по времени. Говорил о системе образования и ее связи с потребностями производства. Простые вещи, которые, однако, последнее время как-то подозрительно редко звучат. В самом конце привязал ко всему этому Партию регионов как единственную надежду на спасение. В общем, сделал все как полагается. Реакция зала была нормальная, никаких эксцессов не возникло (на таких собраниях иногда бывали провокации "оппонентов" - вопросы с подвохом, просто оскорбительные выкрики и т.п.). Хотя это можно понять, потому что я выступал скорее как преподаватель, читающий лекцию, чем как политический агитатор. Да и личность я был малоизвестная, "незасвеченная".
   Возник небольшой инцидент во время следующего выступления. Выступала женщина - бывшая директор одного из ЖЭКов. Говорила, соответственно, про ЖКХ. Какой-то мужик, сидевший на заднем ряду, попытался обвинить ее в том, что в бытность ее директором она как-то не так себя с ним повела. Конфликт, однако, быстро нейтрализовали - помог и Рыжков, и сама женщина повела себя правильно, неагрессивно (видно, ее предварительно проинструктировали). Короче говоря, сделали все "по науке".
   За все время встречи Рыжков "прокололся" только один раз - неправильно, на русский манер поставил ударение в слове из лозунга одной "конкурирующей" партии. Однако этим небольшим проколом он, похоже, "смазал" весь эффект от встречи - если эффект вообще был. Этот прокол показал, что украинского языка он не знает, что на Украине недавно, и что всем его разглагольствованиям о приверженности Партии регионов и патриотизме грош цена. Думаю, в каком-то смысле эта встреча была очень показательна: никогда чисто технические приемы, пусть и доведенные до известного совершенства, не компенсируют хотя бы минимальной веры, убежденности, искренности.
   Правда, надо отдать ему должное, впоследствии он подобных ошибок не повторял, вообще, учился он, судя по всему, быстро.
   Еще раз - почти последний - работу сетевиков во главе с Рыжковым мне довелось наблюдать во время областной партийной конференции, которая состоялась незадолго до выборов. Она так же была организованной по всем правилам сетевого маркетинга и лично мне сильно напомнила собрание каких-то сектантов. Многие старые партийцы, кажется, были почти шокированы. Я же просто в очередной раз посмеялся. Вообще, судя по моим наблюдениям, и сетевики и сектанты мало чем отличаются в плане используемых техник. Что, впрочем, не удивительно, учитывая, что вся эта пошесть пришла из одного и того же заокеанского источника...

***

   Однако вернусь к истории с Димой. До конференции городской организации оставалось совсем немного времени, мы потихоньку готовились. Сделали с ним макет листовки, написали программу - так, ничего особенного, просто, чтобы было. Всем давно уже было понятно, что голосовать будут не за программу, а за человека и его партийную принадлежность. Этот последний вопрос, кстати, был самым больным.
   Дело в том, что, как я уже говорил, Парию регионов в нашем городе крепко и давно не любили - так уж вышло. Эта же нелюбовь, очевидно, переносилась на кандидатов-мажоритарщиков, коль скоро они баллотировались от ПР (по принятому тогда закону даже мажоритарщики шли от партий). С этим приходилось считаться. Нет, даже не так: это была самая большая проблема кандидатов от ПР. Нашего ректора, кстати сказать, тоже. Он тоже шел от ПР (только в облсовет), и по списку - вторым номером, после губернатора - и по мажоритарному округу.
   Долго думали с Димой, как же обойти этот вопрос - что он идет от ПР. Наконец он придумал написать внизу листовки маленькими буквами фразу "Поддержка - Партия регионов". Как потом выяснилось, большинство кандидатов от ПР вообще ничего о ПР на своих листовках не писали. Правда это им тоже не помогло...
   Вообще, помимо прочего во время этой кампании меня удивило то, что все мажоритарщики ПР сами разрабатывали свои программы, листовки (хотя я еще за несколько месяцев до начала кампании предлагал Хотиннюку заготовить несколько "болванок"). набирали агитаторов и проч. Наоборот, в других партиях, по крайней мере располагавших необходимыми ресурсами, вся агитационная продукция была сделана в едином стиле и довольно качественная.
   Партийная организация ПР так же не оказывала своим кандидатам никакой финансовой поддержки.
   Несколько раз снова всплывал вопрос на счет Лизина, однако Хотиннюк меня каждый раз уверял, что все будет нормально. Ситуация оставалась неопределенной до самого конца - городской партийной конференции. Она состоялась в начале октября. Мы с Димой договорились встретиться возле его дома и поехать на его машине. Я подошел к его подъезду, вскоре он вышел, сели в машину, поехали. Моросил дождик. Дима, кажется, нервничал.
   Я собирался, если понадобится, выступить, поддержать Димину кандидатуру. Однако, как я вскоре в очередной раз убедился, ПР - это тебе не СПУ...
   Народу было почти полный зал. Я почти никого не знал. Хотиннюка не было - ездил по области. Мы с Димой сели. Он указал мне на Лизина, который только что вошел. Перед самым началом конференции зашедшие было Говорун, его заместитель и еще несколько человек, на некоторое время снова вышли. Потом мы узнали, почему.
   Началось собрание. Вела его та же тетка - заместитель председателя городской организации, - с которой я пытался "завязать отношения" вскоре после того, как вступил в партию. От общих фраз довольно быстро перешли к утверждению кандидатов. Называли номер округа и фамилию кандидата, который должен был баллотироваться по этому округу. Все дружно голосовали. Никакого обсуждения или возражений не было.
   Большинство кандидатов были совершенно непримечательные люди, без особых заслуг и биографии. Много мелких предпринимателей, людей с завода (самого большого в городе, который контролировался людьми из ПР). Димин округ был предпоследний. Когда дошли до него, прочитали фамилию Лизина. "Что и следовало ожидать" - обреченно сказал Дима. Я отправил смс-ку Хотиннюку с одним словом "Лизин". Вскоре собрание закончилось. Мы вышли на улицу, сели в Димину машину. У него зазвонил телефон. Звонил Говорун. Дима спросил меня, брать трубку или не брать. Я сказал, что конечно надо ответить. Он ответил. Тот просил зайти. Дима пошел. Минут через десять вернулся, сказал, что тот предложил ему роль координатора действий кандидатов от партии. Дима отказался. Видно было, что он расстроен, обижен.
   Сказал, что, по словам Говоруна, все решилось в последний момент. Как раз для этого они и выходили перед самым началом конференции: позвонил "покровитель" Лизина.
   Не знаю, может так и было. Хотя мне кажется, что на самом деле Диму просто водили за нос - держали до последнего на коротком поводке, так, на всякий случай...
   Еще Дима, сидя в машине, рассказал, как за день перед конференцией его пригласили в офис городской организации, где два каких-то "заместителя" Говоруна потребовали от него, чтобы он, как кандидат, сдал 7 тыс. гривен на оплату агитаторов и прочие расходы. Он отказался, сказав, что договаривался с Хотиннюком и что ни о каких "пожертвованиях" речь не шла, предложил позвонить ему (Хотиннюку). Те стушевались. Потом предложили ему подписать какие-то бумаги - он не стал рассказывать, какие - но смысл был тот, что они (бумаги) должны были служить гарантией, что он не "выйдет из-под контроля", когда станет депутатом горсовета. Он отказался делать и это. Во многом он связал свою неудачу именно с этой своей позицией.
   Отчасти он был прав. Вообще, думаю, он не был до конца готов во все это ввязаться, так сказать, погрузиться. Хотел сохранить известную долю независимости. У него так же была очевидная предубежденность, настороженность по отношению к моим партийным "товарищам". Чувствовал он себя с ними неуверенно, не умел с ними общаться по-простому, "по-пацански".
   Хотя по большому счету проблема была в другом. И его, и меня "не пустили" потому, что мы действительно были слишком уж "не своими", слишком независимыми, слишком умными. И если бы его "пропустили" - вот это действительно было бы удивительно.
   Примерно это я и сказал ему, чтобы успокоить. Не знаю, насколько мне это удалось. Думаю, не очень. Он был не такой твердолобый, как я, более ранимый, более чувствительный к "имиджевым потерям". Ему все это было важно, он, судя по всему, всерьез настроился на борьбу, а тут такая "осечка".
   Я чувствовал себя немного виноватым перед ним. Ведь именно я его во все это втянул, обнадежил. Однако с другой стороны - говорил я себе - он ведь взрослый человек, должен был думать сам. Тем более что я с ним играл в открытую, ничего от него не скрывал...
   Мы забрали с остановки одну знакомую преподавательницу и поехали в университет.
   На этом моя сколько-нибудь активная деятельность в ту кампанию закончилась - если не считать рассказанной выше истории с Рыжковым, которая началась как раз после городской конференции. Я, правда, через Хотиннюка попытался навязаться на ту роль, которую предложили Диме - посредника между кандидатами. Однако ни к чему это не привело. Может Хотиннюк забыл, может меня просто в очередной раз "не захотели". Да и я уже особенно не настаивал.
   Как я и предполагал, выборы в городе закончились для ПР неудачно - ни "клубы избирателей", ни другие "штучки" Рыжкова не помогли (после выборов его больше в городе не видели). Из мажоритарщиков от ПР, кажется, вообще никто не прошел. По списку прошло 10 человек. На том округе, где должен был баллотироваться Дима, победил никому неизвестный бютовец - как, впрочем, и на многих других округах.
   Все это, однако, не помешало ПР хорошо закрепиться в горсовете и даже протащить на должность его секретаря Говоруна. Удалось это благодаря "союзу" с мэром (тем же, которого мы хотели когда-то "спихнуть" и которого вновь переизбрали) и его фракцией. Куда ж ему (мэру) было деваться, если губернатор - от ПР.
   Уже после выборов я понял, почему на мажоритарные округа набрали таких неподготовленных людей и почему их практически бросили на произвол судьбы.
   Дело в том, что с некоторого момента городская организация "попала" в руки людей малообразованных, ограниченных и к публичной политической деятельности неподготовленных. Не знаю, как именно и почему это произошло. Скорее всего, они были "определены" на свои должности благодаря своей личной преданности председателю областной организации.
   Будучи людьми неспособными к более-менее честной политической конкуренции - прежде всего внутрипартийной - и боясь утратить контроль над городской организацией, они, естественно, всеми возможными способами старались не дать более способным людям шанса выдвинуться, показать себя. В том числе и в качестве кандидатов от партии не местных выборах. Они готовы были пожертвовать даже местами в горсовете - лишь бы они (места) не достались их возможным конкурентам. Им же места, коль скоро они шли по списку, были уже гарантированы (об этом можно было легко судить по данным соцопросов).
   В результате таких действий политическая деятельность на местном уровне ужималась до совершенно убогих масштабов - просто потому, что к ней умышленно не допускались сколько-нибудь дееспособные, активные люди.
   Хуже того, судя по моим наблюдениям, такая ситуация характерна была не только для каких-то отдельных местных организаций - нечто подобное происходит и на центральном уровне. То есть, речь шла о все той же старой доброй олигархизации партии, которая постигла, в частности, СПУ (да и многие другие украинские партии).
   Вообще же с некоторого момента я понял, что наряду с огромной резервной рабочей армией, из которой капитал "черпает" трудовые ресурсы для своих предприятий, сегодня существует резервная политическая армия - достаточно большое количество молодых, образованных, активных людей, которым не нашлось места в политической системе. Таких как я, или Дима, или еще многие, многие другие.
   Вопрос, как в случае резервной рабочей армии, так и в случае армии политической, один и тот же: что эта армия станет делать, и станет ли что-то делать вообще?..

***

   Весной, видя, что политическое поприще для меня закрыто, я решил хотя бы отчасти вернуться в науку (хотя тоже особых иллюзий не питал). Написал несколько статей, съездил на несколько конференций.
   Ездя по Украине, я всюду видел совершенно явные следы разрушения, упадка. Во многих больших и когда-то промышленно развитых городах целые заводы буквально лежали в руинах, везде люди были несчастны, неустроенны, непривязаны к своей земле. Везде наблюдал одни и те же метаморфозы: отовсюду уходила промышленность, производство, зато как на дрожжах росли банки, ночные клубы и супермаркеты. Ото всюду уходила нормальная, здоровая жизнь, а вместо нее приходило что-то временное, ненастоящее, неподлинное, то, во что нельзя верить.
   По сути, сегодня мы можем наблюдать гибель великой империи. То, что произошло в конце 80-х - начале 90-х было только началом распада. Однако же, построена она, эта империя, была настолько прочно, что ей еще гибнуть и гибнуть...
   Летом же решил попытаться устроиться в какой-нибудь научно-исследовательский институт в Киеве или Харькове. На сайте одного такого киевского института, довольно, кстати, солидного (судя по названию и статусу), почти случайно нашел объявление о конкурсе на замещение вакантных должностей научных и прочих сотрудников. Решил поехать, "податься". Вдруг повезет. Приехал. В холле, на первом этаже - в отделе кадров был ремонт - поговорил с какой-то теткой - она не представилась, просто, когда я на проходной сказал, зачем приехал, ее позвали. Из разговора понял, что особенно надеяться не на что: большинство мест держали для "своих" - как, впрочем, и везде - никакого жилья не предоставляли, зарплаты были маленькие. Все же выбрали с ней одну должность, взял бланки документов, чтобы дома заполнить...
   Шел по проспекту Шевченко, сфотографировал Владимирский собор, зашел в него, походил внутри, послушал, как поют. День был летний, солнечный, жаркий. Шел и думал, что вот, и здесь, в Киеве, я, похоже, не нужен. Не то чтобы был сильно расстроен, скорее чувствовал некий тупик.
   После этого поехал на круглый стол, который проводило одно из многочисленных киевских "аналитических" агентств (беру в кавычки, поскольку ничего аналитического там не было). Принимали в нем участие довольно известные люди, часто светившиеся на "5 канале". Посидел, послушал их, потом задал какой-то вопрос. Они, похоже, перепугались - не ожидали, видно, вопросов.
   После окончания подошел к главному организатору, представился, сказал, откуда я, дал свою визитку. Тот взял, несколько отстранено что-то сказал, как человек, слишком важный для разговора с таким выскочкой, как я. Кажется, нехотя, словно делая мне одолжение, пожал мне руку.
   Судя по определенным признакам, его агентство сидело на американских грантах и добросовестно их отрабатывало. И, похоже, там тоже все было схвачено.
   После этого поехал домой. И должен признаться, что после всех этих своих киевских наблюдений родной город, в который я раньше всегда возвращался как в забытую пыльную деревню, уже не показался мне таким уж убогим... Не потому, естественно, что он таким не был, а потому, что я воочию убедился, что вообще вся Украина такая.
   В общем, после этой поездки я решил доучивать английский. Не для того, чтобы прямо завтра уехать. А так, на всякий случай. Вообще, я считаю, что человек должен жить там, где родился (ну, или жил с детства), по крайней мере, не должен уезжать только для того, чтобы сбежать. Однако тогда я просто уже не видел другого выхода.
   Было это примерно в середине июля. Документы в институт я на всякий случай, конечно, отправил, однако, когда оттуда позвонили и пригласили на собеседование, не поехал - зачем ехать, если результат заранее известен.
   Все остававшееся до работы время почти каждый день ходил на речку, купался, много читал, учил английский.
   Заметил, что за последние несколько лет летом на речке стало как-то особенно много компаний, жгущих костры, жарящих шашлыки, пьющих водку. Просто нашествие какое-то. Берега усыпаны мусором, часто просто негде лечь позагорать. Еще лет пять назад такого не было. Не знаю, с чем это связано. Может быть, с общей деградацией. В это лето как-то особенно угнетающе все это на меня действовало. Было чувство какой-то безысходности, того, что в стране становится совершенно невозможно жить...

***

   Я давно заметил, что все время попадаю в умирающие структуры. Я прихожу куда-то и очень скоро понимаю, что лучшие времена той организации, в которую я пришел, уже в прошлом.
   Приди я на несколько лет раньше - хотя бы года на 3-4, я вполне мог застать хотя бы времена становления или просто относительно "сытой" жизни. Однако я все время на эти 3-4 года опаздывал и вынужден был созерцать умирающую, разлагающуюся (как, например, СПУ) или просто окаменевшую (как ПР) организацию, иметь с ней дела, прекрасно понимая при этом, что ей конец. Такая, видно, у меня карма. Или просто случай, ставший судьбой. Просто родился на несколько лет позже - и опоздал, возможно, навсегда...
   Недавно написал очередную статью. Она явилась как бы итогом всех моих неудачных попыток продвинуться и закрепиться на политическом или ином поприще. Так сказать, квинтэссенцией моих размышлений о моих же мытарствах...
   Написал ее легко и быстро. Слова сами ложились на бумагу - верный признак того, что материал (или я) "созрел". По сути, эта статья стала моим манифестом, а ее окончание - до сих пор является моим кредо.

Штирлиц и крушение советской системы

  
   Летом три раза посмотрел "Исаева" - сериал про молодые годы Штирлица. Смотрел, и никак не мог понять, что же меня так в этом фильме привлекает. Наконец, когда уже досматривал в третий раз, понял: он про меня и таких как я. Нет, не шпионов, а людей, которые в силу стечения обстоятельств оказались в чуждом им мире.
   Вспомните, кто главные - да что там главные, почти все - герои этого фильма? Нет, не большевики, не доблестные разведчики, а эмигранты, бывшие царские офицеры и генералы, писатели и т.п. Всем им не то чтобы не оказалось места в новом мире - место как раз можно было найти - просто мир этот оказался для них чуждым, и они оказались чужыми в этом мире.
   Вот, например, бывший царский генерал. С одной стороны он, как порядочный человек, не хотел вставать на сторону белых, воевать с собственным народом, а с другой - со всей очевидностью понимал, что этот самый народ не воспринимает его как своего. Даже если и принимает его, его услуги как профессионала, то лишь в силу необходимости, формально.
   Или взять того же Штирлица-Исаева-Владимирова. Образованный человек, полиглот, умница. "Устроился на работу" в советскую разведку в силу неких внутренних убеждений. Преданно служил системе, нет, даже не системе, а народу, стране. Однако чувствовал ли он себя при этом "в своей тарелке"? Разве что за границей. Он, пожалуй, и смог так долго работать на Советы только потому, что большую часть своей шпионской карьеры прожил за границей, в Европе. То есть в той среде, которая была для него в определенном смысле более близкой, более своей, чем та, что была на родине. Родина же для него была чем-то абстрактным, далеким - и потому в значительной степени идеализированным.
   Подобных примеров фильм дает десятки.
   Хочу, чтобы меня правильно поняли. Я не пытаюсь в очередной раз покидать камни в Октябрьскую революцию или советское прошлое. Речь о другом, о том, что кардинальная смена характера государственной системы приводит к тому, что определенное количество вполне работоспособных, интеллектуально развитых людей оказываются чуждыми новой системе, оказываются вынуждены либо эмигрировать, либо идти на службу этой системе, при этом внутренне протестуя, все время чувствую себя не в своей тарелке и страдая от этого.
   В очередной раз нечто подобное произошло у нас в 1991 году. Правда между тем, что произошло в 17 году и тем, что произошло в году 91, есть существенное отличие. Если после революции и гражданской войны сразу же началось активное строительство государства, если началось возрождение и бурный рост промышленности и науки, то после развала Союза ничего подобного не началось. Наоборот, с каждым годом разрушительные тенденции только усиливаются, становятся нормой.
   Советская система в пору своего становления нуждалась в "людях системы", то есть людях, способных мыслить системно, системными категориями. Система нуждалась в них даже при всей их духовной ей чуждости. По крайней мере до того времени, пока она не воспитала (с их, кстати, помощью) других системно мыслящих людей, внутренне более к ней лояльных.
   Сегодня необходимости в системно мыслящих людях мы не наблюдаем. Просто потому, что система не развивается. Наоборот, степень ее сложности все время уменьшается. Она становится все более простой, примитивной. А раз так, то и требования к системности, абстрактности мышления людей все время снижаются.
   По сути, сегодня главное связующее звено между разными частями системы - это личные связи. Однако личные связи - это тот тип связей, который характерен для самых примитивных обществ. Естественно, наличествуют они и в более развитых обществах. Однако в высокоразвитом, высокоструктурированном обществе помимо таких связей наличествуют другие типы, типы, основанные на более абстрактных, я бы даже сказал, более возвышенных принципах, чем "ты мне - я тебе". Например, принципе законности.
   Теперь о самом близком, то есть о себе (ну и таких, как я). Все мы получили образование как бы по инерции. По сути, мы получили тот тип образования, который был порожден системой более структурированной, более сложной, чем та, что существует сегодня. Мы получили образование, которое в силу катастрофического упрощения системы сегодня просто не нужно (а значит, не нужны и мы как носители такого образования).
   Опять должен просить, чтобы меня правильно поняли. Я отнюдь не посыпаю голову пеплом. Я говорю об объективно сложившейся ситуации, ситуации, очень мало зависящей от меня или кого-либо еще. Вопрос в другом: что делать?
   Вариантов как всегда немного. Некоторые я упоминал. И все они уже были опробованы и после 17 года, и после 91-го. Один из них - эмиграция в более высокоразвитую страну. Именно так за последние 19 лет мы потеряли основную часть нашего интеллектуального потенциала.
   Другой вариант - остаться и попытаться найти свое место в существующей системе, место, соответствующее твоему "профилю". Однако таких мест становится все меньше и меньше - коль скоро наука и философия становятся все менее и менее затребованными в нашем обществе.
   Еще один вариант - переквалифицироваться, полностью или существенно поменять сферу деятельности. Однако проблема в том, что даже переквалификация далеко не всегда позволяет сохранить тот "интеллектуальный градус", на который ты "рассчитан". Чаще всего он будет существенно ниже. Потому что у нас в принципе практически не осталось достаточно высокоинтеллектуальных сфер деятельности.
   Некоторые и раньше и теперь всем мытарствам предпочитали самоубийство. Как вариант не столь радикальный можно рассматривать так называемую внутреннюю эмиграцию.
   Однако в любом случае, в независимости от того, какой путь мы выберем, у нас у всех должно оставаться одно - то, что оставалось французским аристократам, которых вели на гильотину, или русскому офицеру, перебивающемуся на хлебе и воде в шанхайских трущобах - гордость.
   Социалистическая партия Украины.
   В то время председатель СПУ.
   Все названия остались в наследство от КПСС, клоном которой СПУ и являлась в начале 90-х годов. Создана она была сразу после того, как Коммунистическая партия Украины была запрещена.
   Политическая партия, возглавляемая в то время Юрием Луценко. На парламентских выборах 2007 года выступала в качестве оппозиционной, в том числе и по отношению к СПУ.
   Блок Юлии Тамошенко.
   Лидер Коммунистической партии Украины.
   Спикер Верховной Рады.
   В то время председатель Фонда госимущества. Ныне покойная - не то покончила с собой, не то была застрелена после "второй оранжевой революции", сиречь майдана.
   Розовый флаг - флаг СПУ.
   Юлия Тимошенко.
   Аферист, создавший на Украине пирамиду вроде МММ.
   Прозвище Яценюка.
   Речь идет о вхождении СПУ в коалицию с Партией регионов незадолго до внеочередных парламентских выборов 2007 г.
   Тогда один из лидеров СПУ. После неудачных для СПУ выборов 2007 г. ушел из партии.
   Активный деятель Партии регионов, в последствие - министр образования.
   Всеукраинская еженедельная газета.
   Киевский политехнический институт.
   Популярный на Украине новостной канал.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"