Ягодинцева Нина : другие произведения.

Нина Ягодинцева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Избранные стихотворения из пяти книг за период с 1991-2002 год
  Нина Ягодинцева
  Из книги стихов "Амариллис" (1997)
  * * *
  Благословенна жизнь твоя
  И каждый миг подобен чуду.
  Прости, Господь тебе судья,
  А я тебя судить не буду.
  Блаженным золотом даря
  И первой стынью обжигая,
  В старинном царстве сентября
  Хранит тебя душа живая.
  Безумствуй, властвуй, веселись,
  Вино допил - бокалом оземь!
  Смотри, какая даль и высь -
  Как занавес раскрыла осень.
  _В пустых ветвях тепло тая,
  Бредут деревья отовсюду...
  Прости, Господь тебе судья,
  А я тебя судить не буду.
  * * *
  До Покрова в печальном золоте,
  А после - в нежном серебре...
  Любимый, может быть, Вы вспомните,
  Что мы встречались на земле.
  Аллеями мы бродим дымными
  И рассуждаем о судьбе,
  А тени зыбкими долинами
  Блуждают сами по себе.
  И что там с нами - горе, смута ли -
  Нам не видать издалека.
  Гадалки карты перепутали
  На розах русского платка,
  И на морозной людной паперти,
  Где крохи делят со стола,
  Я образок последней памяти
  У Ваших ног подобрала...
  Любимый, непременно вспомните,
  Что мы встречались на земле:
  До Покрова в печальном золоте,
  А после - в нежном серебре.
  * * *
  В свирепой нежности, в насмешливой гордыне -
  Моей печалью Вы отмечены отныне,
  Серебряный как лунь, но Ваша седина
  Меж пальцев - ледяна.
  Нарезан клеклый век корявыми ломтями,
  Не всякий будет сыт, но кое-кто и пьян...
  А небо, небо плещется меж нами -
  Священной радости студеный океан.
  Еще расхлещут по лихим дорогам,
  Еще плеснут в раскрытое окно
  Кипящей синью, но клянусь пред Богом -
  Мне все равно!
  Я знаю - Вам назначено свиданье
  Под каменной луной
  На час, когда кончаются скитанья_И все пути - домой.
  Что выберете Вы? - А впрочем, все берите,
  Пока судьба-индейка не жадна.
  Вас подстрахует ангел мой хранитель,
  А я покуда посижу одна.
  ОРАНТА
  Две ладони - восход и закат.
  Две ладони - жалеть и ласкать,
  Гладить волосы, косу плести,
  К изголовью воды поднести.
  Две ладони - кормить голубей.
  Две ладони - качать колыбель.
  Повторяйтесь, восход и закат,
  Как молитва на всех языках.
  Повторяйтесь, тревога и труд,
  Помогайте бесстрастной судьбе.
  Две ладони друг к друг прильнут
  В материнской печальной мольбе,
  Две ладони покорно замрут,
  И на долгие-долгие дни
  Материнский томительный труд:
  Вразуми, помоги, охрани...
  * * *
  Во тьме случайного ночлега
  В глухом предчувствии беды
  Душа у Бога просит снега,
  Чтоб он засыпал все следы.
  Я прислонюсь к холодной раме:
  Как хорошо, что есть приют,
  А там, за ветхими дверями,
  Слепые ангелы поют.
  Огонь в печи воздел ладони
  И замирает, трепеща,
  И на серебряной иконе
  Подхвачен ветром край плаща,
  И длится, длится тайный праздник,
  Душа пирует налегке,
  И лишь свеча все время гаснет
  На неподвижном сквозняке.
  * * *
  Зима успела выцвести
  И в серый лед врасти.
  Налюбовался - выпусти,
  Как птицу из горсти.
  Сусальным нежным золотом
  Вблизи горят кресты,
  И небо дышит холодом
  Нездешней чистоты.
  Задарена, заласкана
  У храма нищета,
  А уж какими сказками -
  То не моя тщета.
  Я постою на паперти,
  Перекрещу чело.
  Моей жестокой памяти
  Не нужно ничего -
  Все отболело, минуло,
  Зима белым-бела.
  Как будто сердце вынула
  И нищим отдала.
  * * *
  Тогда, я помню, цвел жасмин,
  Как тихое чело младенца.
  И я держу букет - и с ним
  Куда мне в этом мире деться?
  Как сохранить его покой
  Без колыбельной тени сада?
  Покорно никнет под рукой
  Его прозрачная прохлада.
  Жасмин, желанное дитя,
  Сокрытый свет, неспелый жемчуг...
  Весна прошла - а для тебя
  Все утешенья губы шепчут.
  ИЮЛЬ
  Над камнем, жарко разогретым,
  Голубоватый вьется дым.
  Июль сияет мрачным светом,
  Тяжелым светом грозовым.
  В разрывах туч играют блики,
  И, ясный в гневно-голубом,
  Угрюм и прям, Иван Великий_Вздымает царственный шелом.
  - Никто не разгадает даром
  Величье страшное твое!
  За миг пред каменным ударом
  С небес метнется лезвие -
  И дождь ударит по брусчатке,
  И хлынут черные ручьи!
  Мгновенья гнева будут кратки,
  Как мысли тайные твои.
  Душа - она уже взлетела
  Под гулкий колокол грозы,
  А обезглавленное тело
  Уволокут в канаву псы.
  * * *
  Смерть - это кукла.
  Пыльное тряпье
  И серые изъеденные кости.
  Игрушка дьявола.
  Но долго-долго помнишь
  Сухое цепкое прикосновенье
  И душный запах ветхого тряпья...
  * * *
  Так стоят на паперти,
  Но не тянут рук.
  Мне довольно памяти,
  Памяти, мой друг.
  Если даже "здравствуйте"
  Мне сказать нельзя,
  Так довольно радости
  Опустить глаза.
  * * *
  То ли дерзкое смиренье,
  То ли радостный страх
  Вспыхнет белою сиренью
  О пяти лепестках.
  Ах, весна! Проси пощады
  Или чудо твори -
  Под тяжелыми плащами
  Никнут светы твои.
  Воровски, жестоко, жадно,
  Раболепно клонясь,
  В этой кипени прохладной
  Нынче - вор, завтра - князь.
  И звенит, звенит свирелью
  Тайный жар на устах:
  То ли дерзкое смиренье,
  То ли радостный страх.
  * * *
  От белых лент, от сонных рек
  Сквозит холодное сиянье.
  Пошли мне, Господи, ночлег -
  Меня измучили скитанья!
  В убогих русских городах
  Горят огни до поздней ночи,
  Но гаснет свет - и волчий страх
  У спящих выедает очи,
  И ясно слышен скрип саней,
  Коней дыхание густое,
  И ночь сияет все сильней,
  И все темней в ее просторе.
  Куда идти? Кого винить?
  Кого молить повинным словом,
  Коль под Твоим высоким кровом
  Нам негде голову склонить...
  * * *
  Наложницей ли, рабой,
  Служанкою полнолунья?
  Да нет, я была певуньей,
  Веселой твоей судьбой.
  Ты продал меня за грош -
  Звени же бесценной медью!
  Ты эту разлуку смертью
  Когда-нибудь назовешь.
  Ты будешь теперь один
  И волен в своих скитаньях,
  Воспоминаний тайных
  Единственный господин.
  * * *
  Желанье властвовать - и страсть
  К движению и созиданью:
  Дымящиеся глыбы класть
  В основу мирозданья,
  И сотрясать небесный кров
  Под грозный гул столпотворенья,
  И дерзких молодых рабов
  Выслушивать без удивленья,
  И им свободу даровать,
  Дабы свободными могли бы
  Трепещущие жилы рвать,
  Под небеса вздымая глыбы.
  * * *
  Песочные часы пустынь
  Перемеряют вечность,
  И звезды льются из одной вселенной
  В другую, и душа перетекает
  Из формы в форму:
  Камень, незабудка,
  Синица, человек, могучий разум
  Вселенной, и опять сначала: камень...
  Мы воздвигаем статуи и храмы,
  Мы складываем тюрьмы и казармы,
  А камень раскрывается на свет:
  Из трещины травинка прорастает...
  ---------------------------------------
  Из книги "На высоте метели" (2000г.)
  * * *
  Когда в распахнутый закат,
  В Господень улей
  Два белых ангела летят
  В тревожном гуле,
  Глубоко в небе выводя
  Две параллели:
  Финал растраченного дня,
  Конец апреля,-
  Тысячелетняя тоска
  Любви и света
  Бьет прямо в сердце, как река
  О парапеты.
  Венецианская вода
  Бессмертной жажды
  Нам отвечает: никогда!-
  На все "однажды..."
  И сердце плещется не в такт -
  Ладони ранит,
  И все обманчиво, да так,
  Что не обманет.
  * * *
  Я говорю: печаль мудра,-
  Еще не зная, так ли это.
  Метелей дикая орда
  Захлестывает чашу света.
  Стоят такие холода,
  Что воздух бьется, стекленея.
  Я говорю: печаль добра,-
  И согреваюсь вместе с нею.
  И сонным полнится теплом
  Мой дом у края Ойкумены,
  И оседают за стеклом
  Седые хлопья звездной пены.
  Свеча до самого утра -
  Маяк для скудного рассвета.
  Я говорю: печаль мудра,-
  Еще не зная, так ли это...
  * * *
  За пустырем, за желтым донником,
  За кленами, за ивами
  Ночь воздымается над домиком,
  Где мы посмели быть счастливыми.
  И небо - словно до креста еще -
  Горит звездами частыми
  Над нашим маленьким пристанищем,
  Где мы посмели быть несчастными.
  Пирует жизнь с ее приливами,
  С ее утратами несметными,
  Где мы посмели быть счастливыми,
  Несчастными - и даже смертными.
  * * *
  Даниилу
  Если о жизни моей кто-то расскажет мне,
  Это будет похоже на мертвый гипсовый слепок:
  Наши даты рожденья покоятся в глубине
  Атлантических впадин, в руинах дворцов и склепов.
  Мы идем на восток, и нас очень легко узнать:
  В наших черных лохмотьях горят золотые нити.
  За нами штормит океан, силясь то ли догнать,
  То ли просто припомнить последовательность событий.
  Мы с трудом говорим, но очень легко поем.
  Мы не боимся смерти - боимся смертельной фальши.
  Когда восходит солнце - в его световой проем
  Бросаются только тени, а наша дорога - дальше.
  Забытые города выходят из-под земли,
  Становятся прахом сны и в землю уходят страны.
  Оглядываться нельзя - не все мосты сожжены,
  Но даты рожденья стерты ладонями океана.
  * * *
  Зима стояла у киоска,
  У самых нежных хризантем,
  И капли голубого воска
  Стекали вдоль стеклянных стен.
  Угрюмый город спал, неприбран,
  И ты сказал: "Душа болит..."
  Цветам, как будто странным рыбам,
  Был свет до краешка налит.
  Они плескались, лепетали
  И вглядывались в полумглу,
  Растрепанными лепестками
  Распластываясь по стеклу.
  И, позабыв свою работу,
  На низком стуле у окна
  Цветочница читала что-то,
  Как смерть, наивна и юна.
  * * *
  Все пройдет - и проходит!-
  прохожему надо спешить.
  Вот последний трамвай.
  Лепестками и бабочками мельтешит
  Наш неласковый май.
  Поцелуй на прощанье -
  доверчивый детский секрет
  В суете суеты.
  Я навек остаюсь у витрины плохих сигарет,
  У железной черты.
  Нас не пеплом заносит,
  а пепельной майской пыльцой,
  Сладковатой на вкус.
  Все пройдет - и проходит!-
  но истины этой простой
  Я уже не боюсь.
  * * *
  Небо стелет дорогу моим стопам,
  Но с недавних пор
  Я боюсь поднести к губам
  Эту чашу туманных гор -
  То ли лунным хмелем она полна,
  То ли грозным сном...
  Я не пробовала вина,
  Потому что была вином.
  Устилает чашу осенней листвой
  Золотых щедрот...
  Я пригублю, Господь с тобой -
  Мать сырая земля допьет.
  * * *
  Что было - то прошло,
  Привычно повторять.
  И не приходит в сны,
  И наяву не снится.
  Но так прожгло перо
  Заветную тетрадь,
  Что вписано одно
  На все ее страницы:
  Не минет горьких губ
  Волшебное вино,
  И если спит душа -
  Ей суждено проснуться.
  Но Господи, зачем
  Мне было не дано
  Молчаньем пробудить,
  Дыханьем прикоснуться?..
  * * *
  В смертельный провал, где черные единороги
  Смеются и говорят человеческим языком,
  Из тех, кто живет, заглядывали немногие,
  Но память их будет крепко спать под замком.
  Мне довелось, в спутники взяв Морфея,
  Пройти по глинистой осыпи над водой
  Достаточно высоко, но ветер повеял
  Озоном, жертвенной кровью, вечной бедой.
  Они говорили о чем-то почти понятном,
  Их речь не имела смысла, но чернота
  Всходила из рыжей воды, как смертные пятна.
  Морфей держал меня за руку и читал
  Древнее заклинание тьмы и света,
  Опору дающее в воздухе для стопы.
  Потом он сказал: "Но лучше забыть об этом".
  Потом он вернул меня в дом и прикрикнул: "Спи!"
  В соседних домах еще не светились окна.
  Воскресное утро тянулось издалека
  Медлительным караваном снегов. И только
  Наивная память обратно меня влекла:
  Так няньку за руку тянет дитя, не зная,
  Что дымная прорубь из яви в бездонный сон -
  Сквозная дыра во времени. Боль сквозная.
  И кто забывает об этом - уже спасен.
  * * *
  Стояла ночь - зеленая вода.
  Я слушала невнятный шепот крови.
  И неотступно, словно невода,
  Метанье звезд преследовали кроны.
  Я распахнула в глубину окно:
  Струилась кровь, и речь ее звучала,
  Как будто бы стекавшая на дно,
  В магическое, зыбкое начало.
  Я знаю все, что я хочу сказать.
  Но речь ее была такая мука,
  Что никакою силой не связать
  Могучий ток неведомого звука.
  * * *
  В.Ч.
  Счастлив, покуда пьешь, но только губы отнял -
  И судорога жажды пересечет гортань,
  И воздух станет злым, назойливым и плотным,
  Как занавес, укрывший последнюю из тайн.
  Счастлив, покуда пьешь, но тьма на дне стакана,
  На дне любого сна, на дне любого дня,
  И смотришь на людей беспомощно и странно:
  Мне страшно, мне темно, окликните меня!
  * * *
  Июля молочные зубки,
  Пшеничные прядки,
  Бессвязные вольные звуки -
  Ни капли неправды.
  И гулишь в ответ, и лепечешь,
  Подкидыша нянча,
  Но только надвинется вечер -
  Все будет иначе:
  Зигзаги холодного света
  И рокоты грома,
  Свивальники с царскою метой -
  Стрела и корона.
  А после на млечную спелость
  Сойдет позолота -
  Что грозно и радостно пелось,
  Закроет зевота.
  И вот уже мелкою медью
  Налево, направо...
  Как мало меж небом и смертью -
  Обида и слава!
  И вроде дитя неродное,
  А сердце не терпит.
  И осень накроет волною
  Твой ласковый трепет.
  * * *
  Живя меж облаками и людьми,
  Отдав долги и дерзости, и лести,
  Я научилась кланяться любви
  И праздновать тоску по-королевски.
  Ни азбуку сомнительных утех,
  Ни гордое затворничество в башне
  Я не приму в отчаяньи за грех
  Любви вчерашней.
  Все сбудется - но не об этом речь.
  Отыщется - но где мои утраты?
  И разве мы хоть в чем-то виноваты,
  Когда и сердца нам не устеречь?
  * * *
  Все снег да снег! Уж более недели
  Я царствую на высоте метели,
  Пеку душистый хлеб, кормлю детей,
  А погляжу в окно - метель, метель...
  Как будто нет свидетелей у века.
  Как будто боль восходит в царство снега
  И ниспадает белой пеленой,
  Беспамятно оплаканная мной.
  Как будто все, что радостью казалось,
  Когда стекла ладонями касалось,
  Пересекая смутную черту,
  Неслышно опадает в темноту.
  Оставьте век наедине с метелью!
  Бессмертный снег поет над колыбелью.
  Весна, от неба землю отделя,
  Увидит: это новая земля.
  -------------------------------------------
  Из книги "Теченье донных трав" (2002)
  МУЗЫКА
  1.
  У сердца сотня сторожей,
  Вооруженных чем попало.
  Но сердце музыка украла
  Из-за решеток и ножей.
  Мир полон музыки! Игра
  Свободно сочетает ноты.
  Ее прозрачные тенеты
  Ведут движение пера.
  Я стала легкой, словно пух,
  Чтоб легче проходить по краю,
  Не умирая, но играя,
  На звон настраивая слух.
  2.
  В зеленом зеркальце пруда
  Себя разглядывает небо.
  Глубинных трав шелковый невод
  Колышет сонная вода.
  Что ловят в эти невода?
  Что прячут, стебли заплетая?
  Кувшинка дремлет золотая,
  Не просыпаясь никогда.
  Над нею облако скользнет -
  Ей тоже облако приснится.
  Но заблудившаяся птица
  В зеленом небе канет влет,
  Не потревожив ни волны,
  Не смешивая отраженье -
  Как будто с самого рожденья
  Была не с этой стороны,
  Как будто ей одной дано
  Летать из мира в мир без правил,
  И для нее Господь оставил
  Всегда раскрытое окно.
  * * *
  В.А.Кислюку
  Из мелочей! Из мелочей -
  Из неумелых и неловких
  Не умолчаний - так речей...
  Из гиблых пасмурных ночей,
  Качающих, как в старой лодке,
  Где прибывает темнота
  Со дна, пробитого о камень.
  И век не тот, и жизнь не та,
  И течь не вычерпать руками.
  Из мелочей - из ничего!
  Из огонька в траве прибрежной,
  Из бормотанья птичьего,
  Из лунной тени на чело,
  Неуловимой, неизбежной.
  Оттуда, с призрачного дна, -
  Смирение перед судьбою:
  Так застывает глубина,
  Едва колеблясь под стопою.
  Из мелочей! Крупинки звезд,
  Сухие слезы океана,
  Пустыни каменный погост
  И слов качающийся мост -
  Упругий мост самообмана...
  Из ежедневной суеты -
  Трамвая, ЖЭКа, магазина -
  Штрихи слагаются в черты:
  Они прекрасны и чисты
  Пронзительно, невыразимо.
  * * *
  Оплывает апрель, подсыхает слюда на губах.
  Собираются мерсы на Пасху в шикарный кабак.
  Словно Божии птицы слетаются к щедрой руке:
  Под блестящей бронею живая душа налегке.
  Ветер плещет волнами, секьюрити шепчет в трубу.
  Ослепительно пусто сегодня в Господнем гробу,
  Оглушительна музыка и разноцветны цветы,
  Любопытное солнце стоит у закатной черты.
  Все мы будем одним - все мы будем рассветным огнем,
  Даже если сейчас ничего и не знаем о нем.
  Ровно в полночь, покорная судному гласу трубы,
  Расцветает броня, и моторы встают на дыбы.
  То ли звезды уходят от нас в непроглядную тьму,
  То ли небо как свиток уже не свернуть никому.
  Но осталось ладонями пламя с земли соскрести,
  Повторяя бесслезно: "воскресе", "люблю" и "прости"...
  * * *
  Русское солнце, дорожное, скудное светом...
  Очи в слезах - только я не узнаю об этом.
  Грошик серебряный - хлеба купить, или просто
  В стылую воду забросить с Калинова моста?
  Дайте вернуться опять по старинной примете
  В эти скупые края, где серебряно светит
  Русское солнце, плывущее хмарью февральской,
  Детское сердце терзая тревогой и лаской! -
  Русское солнце! Холодное, ясное, злое,-
  Словно присыпано давнею белой золою,
  Словно обмануто, брошено, - но, воскресая,
  Из кисеи выбивается прядка косая.
  Медленно-медленно, свет собирая по искрам,
  Я проникаюсь высоким твоим материнством:
  Это душа твоя ищет меня, как слепая,
  Бережным снегом на тихую землю слетая...
  * * *
  Вспоминая Сыростан,
  Вспоминаешь неземное:
  Словно снег несешь устам,
  Истомившимся от зноя.
  _Словно тает он в горсти,
  Между пальцев ускользая,
  Словно молишься: прости! -
  О своей вине не зная.
  Словно ищешь наугад
  В темноте избы фонарик,
  Словно острый зимний град
  На крыльце в глаза ударит,
  Словно, желтою звездой
  Освещая путь железный,
  Прогрохочет пустотой
  Товарняк из гулкой бездны.
  Словно плачешь: Бог с тобой,
  Не всегда блажен, кто верит.
  Словно каменный прибой
  Выплеснул тебя на берег -
  И поплыл бесшумно вспять,
  Не будя поселок сонный.
  Словно входишь в избу - спать,
  Благодарный и спасенный.
  * * *
  А.К.
  Так тигр подходит к бабочке, смеясь
  И в первый раз пьянея на охоте...
  Он осторожно втягивает когти:
  Откуда эта радужная вязь,
  Откуда эта пряная пыльца
  И воздуха неуследимый трепет?
  Он морщит нос и любопытство терпит,
  Как терпят боль, пощады не прося.
  Он тянется, дыхание тая,
  Он видит всю ее, почти не глядя,
  В разлете крыл, как в крохотной тетради,
  Прочитывая буквы бытия.
  Потом уходит, мягок и тяжел,
  Своей кровавой славе потакая,
  Легко угрюмый воздух обтекая,
  Запоминая то, что он прочел.
  Она живет еще какой-то час,
  Еще какой-то век своей свободы,
  Со всей великой библией Природы
  Одною этой встречею сочтясь.
  ПЕТЕРБУРГСКОЙ МУЗЕ
  Меж призрачным и настоящим
  Ты пробегаешь налегке
  В плаще, безудержно парящем
  На флорентийском сквозняке,
  С багряной розой в искрах света,
  Прильнувшей иглами к груди...
  Ворота каменного лета
  Тебе распахнуты: входи!
  Войди и вспомни: этот город
  В твоем туманном сне расцвел,
  И вот его сквозь время гонит
  Царей жестокий произвол.
  Твой легкий плащ проспектом Невским
  Плывет, пока еще в тени,
  И режут нестерпимым блеском
  Витрины, зеркала, огни...
  Ты спросишь нас: зачем зовете
  И смуту сеете в умах,
  Ведь всей дворцовой позолоте
  Не отразить небрежный взмах
  Плаща, полет волнистой пряди,
  Руки прозрачный холодок,
  И молнию в случайном взгляде,
  И спящей розы сладкий вздох...
  Что настояще? Этот камень,
  Точимый стылою волной,
  Иль ты, неслышными шажками
  Покинувшая мир иной,
  Как девочка запретным садом,
  Бегущая вдоль темных стен -
  Всегда одна, со всеми рядом,
  Не узнаваема никем?..
  НИКОЛАЮ ЯКШИНУ, С ЛЮБОВЬЮ
  "Мы жили в палатке..."
  Игра никогда не начнется сначала.
  Нам было так трудно, нас было так мало -
  Но сонного утра туманная гладь
  Опять расступалась пред нами: играть.
  Лихая забава: со смертью - навскидку!
  Мы все предпочли недостаток избытку,
  Чтоб нечего было в груди избывать,
  Когда настигает пора забывать.
  Игра никогда не начнется по-новой:
  Мир шит окровавленной ниткой суровой,
  И каждый шажок - от стежка до стежка -
  Царапает ласково исподтишка.
  Харон отдыхает: водою забвенья
  Мы были умыты за миг до рожденья,
  И светят нам в спины не рай и не ад,
  А белые лампы родильных палат.
  С начала игра никогда не начнется:
  Убитый, влюбленный, хмельной - не очнется.
  Харон отдыхает: мы помним о том,
  Что с нами случилось сейчас и потом.
  Всей бездною выбора: быть ли нам, или...-
  Мы пели, рыдали, клялись и любили,
  И все это будет звенеть у виска:
  Сначала игра не начнется - пока
  Мы живы, мы умерли, мы позабыты,
  Над нами лежат вековые граниты,
  Под нами летят и летят облака...
  Сначала игра не начнется - пока
  Не кончатся буквы у Господа Бога,
  Пока нас не станет обманчиво много,
  Пока мы не скажем друг другу: пора! -
  Тогда и начнется другая игра.
  МАЛЕНЬКИЕ КАФЕ
  А.П.
  Маленькие кафе хороши и тем,
  Что возникают и исчезают враз -
  Словно узорный фонарик меж хмурых стен
  Вспыхнул, обрадовал - и через миг погас.
  Круглые столики, кофе (а хочешь - сок),
  Розовое пирожное, взбитый крем.
  Луч, пробежавший зальчик наискосок -
  Время заката - как поцелуй в висок.
  Маленькие кафе хороши и тем,
  Что вот проходишь назавтра - и вдруг с трудом
  Осознаешь: да, это улица та,
  Это вчерашний, с высоким крылечком, дом -
  Окна заляпаны краской, дверь заперта.
  Прошлого нет. Тротуар качая, как мост,
  Ветер гудит и воет в ущелье дня.
  Можно искать на небе слезинки звезд,
  Можно заплакать, голову наклоня.
  Будущее туманно - и даже в нем
  Память немилосердна. Чего ища,
  Бабочки вечности кружатся над огнем,
  Не вспоминая, но плача и трепеща?
  * * *
  Никакая рука - только сердце удержит поводья,
  Если хлынул апрель по дорогам и мимо дорог.
  Что гадать на любовь по капризной весенней погоде -
  Ты всегда одинок.
  Словно сходит не снег - материк растворяется в прошлом
  И в угрюмое небо неспешно уходит река,
  И лощеная челядь твоим подстилает подошвам
  Облака, облака...
  Небо платит за все: невесомых апрельских дождинок
  Ты уже получил, выходя из дубовых дверей
  В этот город сырой, в ослепительный свой поединок
  С горькой властью своей.
  Потому что она обрекает тебя на сиротство,
  Ибо только сиротство тебе во спасенье дано.
  Остается - любить, потому что всегда остается
  Только это одно.
  СОН О СМЕРТИ
  Город рухнул на дно зимы.
  Но даже на жгучем морозе мы
  Ладонью греем ладонь, и рядом,
  Цветущим снегом, уснувшим садом,
  Сминая сугробов сырую вату,
  Из декабря мы выходим к марту.
  Весна отвечает любой примете.
  Последний снег - это сон о смерти:
  Такой же мгновенный, прозрачный, влажный,
  Наивный, как юный цветок бумажный,
  И падает так же - почти отвесно -
  Из бездны в бездну.
  А помнишь, как поздно в раю светало?
  Листва собиралась и улетала
  На юг. Но с нами остались птицы,
  Привыкшие в этой листве гнездиться,
  И первый снег снизошел за полночь,
  Когда? - уже и число не вспомнишь,
  И так ли наивно, прозрачно, влажно -
  Теперь неважно.
  Важно, что сохранила память
  Желанье летать и уменье падать,
  И то мгновенье потери веса,
  Когда взмываешь, как снег из леса,
  До самого неба - и даже выше -
  Откуда вышел.
  * * *
  Время - ветер, и хочет ко мне вернуться
  Вместе с запахом яблочным и ванильным.
  Пироги на столе и варенье в блюдце,
  И тетрадка в линейку с пятном чернильным.
  Эта жизнь остается в минувшем веке
  И никак не желает со мной прощаться.
  Этот ветер пришел просить о ночлеге,
  А уже почему-то просит о счастье.
  Это время, его золотая мякоть
  Набивается в трещину меж мирами.
  Заслоняет глаза и мешает плакать
  Белоснежная пена цветов герани.
  * * *
  Ресницам - сна! Приходит тайный час,
  Спадает жар, истаивает шепот -
  Одна тоска своим звенящим шелком
  От мира отгораживает нас.
  Ресницам - сна! Вслед за рукой твоей
  Нисходит ночь, и, наготу скрывая,
  Как роза дышит - черная, сырая,
  И в глубине мерцает - тьмы темней.
  Ресницам - сна! На светлых берегах
  Мы можем и не встретиться, я знаю.
  И ты окаменеешь, вспоминая,
  Какой огонь баюкал на руках.
  Ресницам - сна, и я останусь там,
  В том заресничье, в сладостном заречье,
  В той тишине, где слово человечье
  Пугливо жмется к ласковым устам
  * * *
  Пасхальный сухарик, посыпанный сахарной крошкой,
  Растаял во рту...
  О, как соблазнительно боязно хоть понарошку
  Взглянуть за черту,
  Где небо сливается с небом, и сливочный запах,
  И вербная пыль...
  И самых любимых не вспомнишь, и самых-пресамых
  Ты тоже забыл...
  Там свечка горела, иконка в тяжелом окладе
  Стояла за ней.
  И дед белокурые волосы бережно гладил:
  Не бойся огней!
  Там бабка кормила блинами, гадала на картах,
  Вязала носки...
  И взрослое время на бурных своих перекатах
  Сжимало виски.
  Ты вырос, хранимый скупою крестьянской заботой,
  Но праздник не скуп:
  Пасхальный сухарик со сладкой своей позолотой
  Раскрошен у губ.
  И благовест сердце качает, как будто младенца,
  И сердце молчит,
  И чьи-то глаза все пытаются в небо вглядеться
  Сквозь пламя свечи.
  За памятью память, за волнами темные волны -
  Вселенский прибой.
  И любишь невольно, и все забываешь невольно,
  И небо с тобой.
  * * *
  Внезапный снегопад остановил часы.
  Лавиною сошел с невидимой вершины!
  Как занавес, упал - застыли, недвижимы,
  Привычные черты привычной суеты.
  Нам некуда идти. Сырым тяжелым гнетом_Деревья клонит ниц до хруста в позвонках. И то, что вознесли до неба на руках,
  Теперь лежит в грязи, плывет холодным потом.
  Все будет хорошо. Растает, зарастет,
  Запустим время вновь - пойдут по кругу стрелки
  На башне городской в золоченной тарелке -
  Но этот снегопад, и ужас, и восторг
  Останутся как весть о грозном, несказанном,
  О родине стихов, о лежбище лавин,
  Чей легкий синий флаг летит, неуловим,
  И поднимает ввысь легко, одним касаньем.
  * * *
  Г.П.
  Однажды в горы уходят последний раз.
  Чтобы вернуться в город и жить как все.
  Идут к вершине, не поднимая глаз
  В соленой росе.
  Обычно в такую дорогу берут детей,
  Словно передавая вечную страсть.
  Дабы, живя в зеленых долинах, те
  Знали: можно взлететь, а можно - упасть.
  У каждой вершины есть имя. Она одна.
  У каждой вершины - каменных толщ оплот.
  Под каждой вершиной - дремучая глубина
  Болот.
  Когда наступает час возвращаться вниз,
  Час, не обманувший тебя, - тогда
  Дети кричат и смеются: отныне в них
  Бьет крыльями высота.
  * * *
  Теченье донных трав, подобное дыханью,
  Не отпускает взор; так ветер льстится тканью
  Легчайшего плаща: коснется - и отпрянет,
  Весь в лепестках цветов и ароматах пряных.
  Теченье донных трав, подобно заклинанью,
  Не отпускает слух; так шелестом за тканью
  Наивно поспешать: она скользит без звука,
  Прохладой голубой обманывая руку...
  Теченье донных трав, подобно ожиданью,
  Не отпускает прочь - но обещает тайну.
  Они текут, текут: отныне и доныне...
  Опомнишься - зима. Оглянешься - пустыня.
  * * *
  Плача, блаженствуя, нежно лукавя,
  Тая в в своем беззаботном веселье,
  Что ты рассыпала? Блеск зарукавья?
  Капли гранатового ожерелья?
  Ах, как они утекают сквозь пальцы -
  Алые бусины, мягкие грани!
  Ты продолжаешь еще улыбаться,
  Не прикасаясь ладонями к ране.
  С черной оборванной шелковой нити,
  Словно открытые миру секреты,
  Сыплются бусинки алых событий,
  Нежной жасминовой кожей согреты...
  Все, что растерянно и воровато
  Сжала в ладони у самого горла, -
  То и осталось. Глядишь виновато,
  Как за мгновенье - беспечно и гордо.
  Бальная зала, хрустальные волны
  Светского гула, холодного света...
  Мягкие капельки алого звона
  Каплют в янтарную бездну паркета.
  * * *
  На том берегу Юрюзани,
  Словно уже на небе,
  Избы стоят высоко.
  Мостиком в три дощечки,
  Тропкой по косогору -
  Разве туда взберешься?
  Речка бежит и плачет
  К морю, как будто к маме -
  Сбиты ее коленки.
  Платьице пенит ветер,
  Выгоревшие прядки
  К мокрым щекам прилипли.
  Смотришь так отрешенно,
  Словно душа узнала,
  Куда ей потом вернуться.
  ЗАКЛИНАНИЕ
  По-иному не могло быть:
  Это облако должно плыть.
  Этой музыке дано звать.
  Эта боль обречена спать.
  Отбелила ли зима холсты?
  Замостила ли река мосты?
  Запевает, небо пробуя,
  Колоколенка шатровая.
  Разливает золотой звон.
  Развевает молодой сон.
  По-иному не могло быть:
  Этой жажде суждено пить.
  Остается ни бедой, ни виной
  Опустевший ковшик берестяной.
  Век проходит - за верстою верста,
  Рукавицей утирает уста.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"