По душе я брел неслышно, где-то кем-то брошенной,
как по ссохшей, перезревшей по траве некошеной.
Не опознанный душою, крался без дороги,
не нашедший, не познавший, в кровь изрезав ноги.
Стоп моих совсем не слыша, подо мной дышала
то ли жизни, то ли смерти тень - всему начало.

Осторожность, бессловестность вскоре мне наскучили,
да и душу моя нежность, моя мягкость мучили:
стали явственнее вздохи, тяжелей дыханье,-
и сквозь тень закровенилось прежнее страданье;
стал как будто ощутимей затхлый, слезный запах,
словно вновь та очутилась в грязных чьих-то лапах.

И зашлась, затрепетала - робко, укорительно,
затянувшись вмиг тоскою, стала нечувствительна,-
и напрасно месяцами пред пожухлой дверью
скребся - нет, не достучаться к прежнему доверью.
То за ней любви и ласки были океаны,-
а сейчас на теле еле затянулись раны.

Я упал на душу, плача: Где ж твоя хозяюшка?
Почему не позволяешь привалиться с краешка?
и поговорить? и вспомнить лучшее, что было?
Что сегодня - злая доля, прежде было мило!
Все обговорив и вспомнив, выясним с тобою:
может ты в былое время мне была душою?!

По душе я брел неслышно, где-то кем-то брошенной,
как по ссохшей, перезревшей по траве некошеной;
не опознанный душою, сам не узнавал я
ни друзей далеких-близких, ни родного края.
Стоп моих совсем не слыша, подо мной дышала
то ли смерти, то ли жизни тень - всему начало.