Аннотация: Последние часы вашей жизни. Последние часы жизни вашего мира. Как вы их проведёте? Что вы будете делать, если между вами и смертью остаётся лишь несколько часов?
Дождя не было всё лето. Трава высохла подчистую, воды в озере стало меньше едва ли не на половину. Особенно тяжелым выдался август - над водой всё время стоял плотный туман испарений, порода раскалялась на солнце до такой температуры, что к горам стало опасно подходить.
А дальше появилась Стена. Она пришла с севера, и никто не мог сказать точно, когда это случилось. Марево над горами стало плотнее, а потом горы заныли. Первое время люди просто глазели на тусклую полосу воздуха и вслушивались в рокот камней. Потом кто-то в бинокль разглядел поднимающиеся в небо камни. Гром подбирался всё ближе. Глыбы стонали, отрываясь от матери-горы, затем мутные прожилки втискивались в тело утёса и дробили его на части. Скала поднималась в небо.
Два дня назад до нас добрались два геолога. У них была станция в горах, теперь от неё ничего не осталось. Несколько суток они ползли по горам без воды и еды, только бы спастись. Их семьи, их дома, их работу - всё поглотила стена. Мутное марево, несущее холод. Но сначала был белый пепел. Пепел, падающий с неба и гулкий рокот плачущих гор.
Профессор Локли рассказывал людям что-то о разнице температур и коллапсах горной породы. Но Стена поглощала не только скалы - люди, вещи, техника, каменные дома геологов - всё раздробилось на части и поднялось куда-то вверх, за облака. Тогда впервые с неба начал сыпаться белые хлопья. То, что раньше казалось странными совпадениями, то, о чём судачили тихонечко на кухнях или на рынке, то, что раньше вызывало лёгкое недоумение и тревогу, в один момент стало реальным и осязаемым. Ребёнок случайно заглянул под кровать и увидел там Буку. Город всколыхнулся.
Связи с окружающим миром не было уже несколько дней. Никто не знал, что творится там - в мире за горами, там, где когда-то тоже были города. Есть ли они сейчас? Или стена поглотила их, выплюнув белый прах?
Мутная полоса, спускающаяся с неба, достигла следующей горной гряды. Было видно, как в небо поднимаются крупные камни, а воздух словно вибрирует от напряжения. "Раз, два, три!" с грохочущим рокотом горная гряда лопнула и стена втянула камни, растворив их в воздухе. Порыв ветра принёс горсть белой пыли и она осела на моей коже, волосах, пожухлой осенней траве и неподвижной глади озера. Прах к праху. Мы все станем пылью.
Город за моей спиной вымер. Жизнь сейчас кипела только на тракте - единственной дороге через расщелину в горах. Единственной дороге, по которой можно было сбежать из города, хотя бежать было некуда. Стена неумолимо приближалась.
Ещё вчера здесь, на озере, кричал худощавый проповедник, призывая людей покаяться и принять кару небесную. "Геенна огненная пришла по души ваши! Покайтесь и примите смиренно гнев Божий, ибо так войдёте в царствие небесное!" Его вопли прерывало грохотание. Очередная гора стонала от боли, цеплялась в землю, пытаясь остаться в этом мире, пытаясь продлить жизнь. Но ей не удавалось. Никому не удавалось.
Сегодня утром, говорят, проповедника видели на тракте. Он, как и многие другие, пытался сбежать от стены или от огненной гиены. Где же ваше смирение, Святой Отец?
Второй день тракт заполонён машинами. Там вечная пробка - люди бросают нажитое добро, и бегут, перебираясь через железные остовы автомобилей - дальше-дальше-дальше, по дороге, только бы не слышать криков умирающих скал, только бы не видеть мутной полосы, которую прозвали Стеной. До ближайшего города - четыреста миль.
Нет, я не религиозна. Да и не похожи мутные сгустки воздуха на огненную геенну. Скорее на плотный туман, застилающий небо на горизонте. Наш мир вышел из небытия, в него он и вернётся.
На моей улице никого не осталось. Ночью уехал Роб, захватив с собой родителей. Мне не сказал ни слова. Бог ему судья. Если верить Святому Отцу - суд Божий настигнет Робина довольно скоро.
Моё сознание словно разделилось на две половины. Одна кричала: "Беги! Спасайся! Тебе всего двадцать лет, у тебя вся жизнь впереди! Беги, чёрт тебя дери!", а вторая меланхолично молчала, глядя на приближающуюся Стену.
Во всём этом не было смысла. Поэтому происходящее завораживало. Я сижу на берегу озера и смотрю, как исчезает мир. Поэзия разрушения - что-то в этом есть.
Несколько мелких камешков с берега плюхнулись в воду, мягко булькнув. Я обернулась на шум шагов - кто-то решил составить мне компанию. Парень в синих джинсах и бело-голубой рубашке в клетку присел на большой валун у самой воды. На севере снова загрохотало. Очередная порция белого пепла закружилась в воздухе.
Незнакомец молчал, а я чувствовала, как во мне нарастает раздражение. Минуту назад я чувствовала себя Нероном, наблюдающим за объятым пламенем Рима, а теперь снова превратилась в растерянную двадцатилетнюю девицу, силы воли которой не хватает даже на попытку спасти собственную шкуру.
- Почему вы не уехали? - спросил он, повернувшись ко мне лицом. Ветер растрепал его выгоревшие каштановые волосы, присыпанные белыми хлопьями.
- Разве это имеет значение?
Мне не очень хотелось разговаривать. Наблюдать крушение человеческой цивилизации лучше в молчании.
- Наверное, нет.
Начавшийся разговор снова прервал отдалённый грохот. Не сговариваясь, мы повернулись к стене. Вот уже который день я пыталась понять собственные ощущения. Тревога - да. Волнение - да. И... И торжество? Откуда у меня ощущение, что всё так и должно быть. Почему меня так завораживает кончина моей вселенной?
- Думаете это и впрямь гнев Божий? - снова спросил он, не отрывая взгляда от поредевшей цепи гор.
- Это тоже не имеет значения, полагаю. - Я поняла, что фраза прозвучала весьма нелюбезно, и несколько секунд размышляла - не сбавить ли обороты? Вдруг мой неожиданный собеседник обидится и уйдёт? И пусть идёт. Подумаешь, потеря.
- Все мои знакомые сейчас на тракте. А я никак не могу решить - стоит ли пытаться...
- Я решила, что не стоит - призналась я. - Да и не каждый день можно увидеть конец света так близко. Если мы всё умрём, какая разница, когда это случится?
В подтверждение моих слов горы снова застонали.
- Мне всегда казалось, что внезапная смерть лучше, чем долгая и мучительная. Оказывается, бывает третий вариант. - Он неожиданно и как-то по-доброму улыбнулся.
Я давно не видела улыбок. В нашем городке и раньше-то не было улыбающихся лиц, а после появления Стены они совсем исчезли. Люди озлобились, замкнулись в себе. Каждый думал только о спасении собственной задницы. Мама Роба рассказывала, что на тракте, в толпе, задавили нескольких человек, беженцы перевернули две полицейские машины и закидали камнями регулировщика, который пытался упорядочить движение народа.
- Вы боитесь? - я очень хотела услышать ответ на этот вопрос. Потому что не могла понять - боюсь ли я сама? Вдруг я не боюсь сейчас, но испугаюсь когда увижу стену совсем рядом?
- Немного. Это естественно - бояться смерти. С другой стороны мне не о чем особенно жалеть и не за чем цепляться за жизнь. Моих родителей нет в живых, у меня нет детей и жены, я не должен жить не для кого. А жить для себя довольно скучно.
Странно, я чувствовала то же самое. Полна сюрпризов наша жизнь. За несколько часов до смерти я встретила человека, который мог бы меня понять.
- И вы совсем ни о чём не жалеете?
Снова загрохотало. Стена словно дала моему собеседнику время обдумать ответ.
- Почему же. Жалею. В пекарне " У Катюши" продаются обсыпанные сахаром дунатсы с грушевой начинкой. Я всегда мечтал их попробовать - Незнакомец, за пять минут превратившийся для меня в "знакомца", снова улыбнулся. Мне почему-то стало весело. Это была не предсмертная истерия, нет. Скорее странная, тёплая оживлённость, идущая то ли из глубины души, то ли от его карих глаз с золотыми крапинками.
- Пойдёмте, разживёмся Катюшиными дунатсами - предложила я, поднимаясь с колен. Мои губы сами по себе расплылись в улыбке.
- Хозяйка булочной отправилась на тракт ещё вчера - отозвался он.
- Вы когда-нибудь грабили булочные? Я слышала, что под "Конец Света" лучше всего идут дунатсы с грушевой начинкой!
Я протянула незнакомцу руку и он аккуратно сжал мою ладонь. Наши пальцы переплелись и мы потопали по песчаной дорожке к городу.
Улицы были пусты. Солнце, клонившееся к закату, отражалось цветом охры от пустых глазниц домов. Ветер гонял по дворам золотистую листву и белый пепел. От мёртвого города исходило странное умиротворение. Лишенный обычной суеты он стал похож на спящего великана, которому снятся волшебные сны. Раньше я боялась входить в город. Он казался мне брошенной собакой, которая долго служила людям, но как только она стала слишком старой, чтобы приносить пользу, её выбросили на помойку, где животина медленно умирает, глядя в сторону хозяйского дома.
Брошенный самокат, забытая на окне дома кукла, распахнутая в спешке дверь, незакрытое окно - всё это сливалось в освещённую золотисто-розовым цветом картину покоя. Город спал и видел сны. Когда стена придёт сюда, он даже не проснётся и сонный белый пепел полетит вперёд, покачиваясь на ветру.
На дверях булочной весел большой амбарный замок. Это было забавно - неужели хозяева действительно рассчитывали вернуться? Прямо за витриной на подносе лежали аппетитные дунатсы.
- Очень надеюсь, что это не муляжи. - глубокомысленно заметил брюнет и подхватил камень с мостовой. Стекло разлетелось на мелкие кусочки, взблестнувшие в воздухе отражением солнца. - Не очень эстетично, но через пару часов этой булочной будет всё равно, как она выглядит.
Хозяева лавки, видимо, долго не могли решить бежать им или остаться. Всевозможного печенья, булок и кренделей здесь хватило бы на пару дней торговли.
- Как насчёт "последнего пикника"? - поинтересовалась я, изучая содержимое холодильника. Из напитков в нашем распоряжении был только мятный чай.
- Я только за! - отозвался новоявленный преступник, перекладывая дунатсы в картонную коробочку.
На кресле продавца обнаружился мягкий бежевый плед. Наш последний ужин, похоже, должен был пройти на высоте.
Нагруженные ворованным добром мы вернулись к озеру. Я расстелила плед и разлила по пластиковым стаканчикам пахнущий мятой холодный чай. Грохотало уже совсем близко.
Мы ели молча. Прежде чем пить из стакана, приходилось сдувать с чайной глади налетевший пепел. Белёсые прожилки проткнули Пик Мартина. Через несколько секунд он с грохотом треснул и камни поднялись в воздух. В детстве я слышала много страшных историй о призраке, живущем в заброшенной хижине на самом верху скалы. Теперь никто не услышит эти историй.
На несколько секунд мне стало страшно. Захотелось вскочить на ноги и бежать - бежать куда угодно, только бы не слышать этого грохота и не видеть мутной кромки над горами.
Тёплая ладонь накрыла мою руку. Я опёрлась на плече сидящего рядом мужчины и вдохнула приятный аромат кожи, стирального порошка и мяты. Да, так лучше. Так спокойнее.
- А ты о чём жалеешь? - тихий шепот проникал прямо в сознание и поэтому казался громче, чем рокот гор. Мужские губы касались моих волос.
-Не знаю.
О том, что не уехала из города? О том, что не встретила тебя раньше? О том, что меня никогда никто не любил? О том, что у меня никогда не было мужчины... - последнюю фразу я уже прошептала, уткнувшись в бело-голубую батистовую рубашку.
Господи, как смешно умирать девственницей! Как смешно вообще умирать!
Я боюсь. Я боюсь безнадёжности, боюсь собственной обречённости. Я боюсь, как овца молча ждать заклания и боюсь бороться за жизнь. Я боюсь смерти и боюсь жизни. Я боюсь собственного страха и собственной смелости. Я боюсь умирать одна и боюсь умирать с кем-то. Бойся со мной и я стану сильнее. Стань моей силой и я стану твоей слабостью.
- Я даже не знаю, как тебя зовут - прошептали его губы совсем рядом с моими губами.
- Разве это имеет значение?
Его губы были тёплыми и мягкими. Совсем не похожими на мои дрожащие, холодные уста. Его плечи были широкими, а кожа бархатной. Его руки согревали.
Почти стемнело. Стена подошла к последней горной гряде, но я не видела её. Я не чувствовала ветра, несущего вечернюю прохладу, не замечала кружащихся в воздухе белых хлопьев. Я не слышала грома.
Я не слышала грома, а он грохотал уже прямо над головой. Грохотал, сотрясая небо и землю. Из сиренево-фиолетовой закатной синевы хлынул ливень. Холодные потоки бежали по улицам, смывая белую пыль. Короткие всполохи молний осветили потускневший воздух над озером, разгоняя мглу. Но всё это не имело значения.