За неделю по-тюленьи

Отлежал бока:

В двадцать третьем отделеньи — 

Все-таки, тоска!

 

Сыт казенными кормами,

Чешется башка,

За спиною — наркоманы,

Ждущие бычка,

 

Санитар, гнобя кого-то,

Цедит сочный сленг...

На дворе была суббота

И невинный снег;

 

В злой усмешке академик

Бронзовый застыл,

Как намек на понедельник

И неулептил.

 

В думах — как бы с трехрублевки

Закрутить загул? — 

Он дошел до остановки,

"Примочку" стрельнул.

 

Въехал в город. Над домами

Снег летал с утра

Искрами над головнями

Белого костра.

 

Он вошел во тьму народа,

Возбужден и шал,

Шел, иголками мороза

Искренне дышал.

 

Вахты требованья хамьи

Отметя с трудом,

Он вошел, дрожа боками,

В наш казенный дом.

 

На расплющенной постели,

На углу стола

Он сидел. И мы сидели.

Музыка была.

 

Грелся речью полуптичьей,

Не вникая в суть,

Ибо был за ним обычай

Душу расстегнуть.

 

Своего обыкновенья

Он и не скрывал.

Чашку жгучего глинтвейна

Нервно целовал;

 

Хлеб, вино, мужскую шутку,

Наболевший ком

Он проталкивал к желудку

Мощным кадыком,

 

Слушал, как урчит беседа,

Пальцами стучал

И глазами людоеда

Женщин изучал.