Аннотация: Бесконечная фигня для разминки пальцев.
Как я не стал Дедом Морозом
Не везёт мне с Новым Годом, каждый раз что-то случается.
- Егор Тимофеич, ну что же мне делать? - жаловался я диспетчеру нашей фирмы.
- Не знаю, Ваня, не знаю. Ты заказ принял, расписался, вот твои подарки, иди доставляй.
- Куда ж я в таком виде пойду, а?
Егор Тимофеевич встал из-за стола и критически оглядел меня сверху донизу. Хотя на что там глядеть? Из всей одежды - только трусы-семейники да оранжевые носки.
- Да, дела-а, - наморщил лоб Тимофеич. - И как тебя, Ваня, угораздило...
- Я же говорю, ограбили. Подчистую. Раздели вот, - соврал я снова и, сложив руки на груди, стал умолять, - Егор Тимофеич, помогите, Христа ради.
- Христа-христа. Эх. Шлёпанцы я тебе дам, а вот остальное...
Егор Тимофеевич принялся рыться в шкафу.
Да уж, из-за накладки с костюмом срывается весь мой план. Я этого заказа полгода ждал. И в фирму-то эту, "Досугово-подарочный сервис", только ради одного заказа и устроился. Не каждому удаётся проникнуть в особняк Шалымова. Единственный шанс - под видом курьера-аниматора уважаемой в среде "новых русских" фирмы ДПС. Долго я изучал, где Шалымов подарки заказывает. Ксиву новую сделал, чистую, чтобы на работу сюда устроиться. Юлил, ловчил, втирался в доверие, всё заказа от Шалымова ждал. И на тебе! В самый ответственный момент: я - и без фирменного костюма Деда Мороза. Ну как тут на судьбу не посетовать?
- Вот, подобрал тебе наряд, - сказал Тимофеич и с довольным видом шлёпнул на стол охапку тряпок. - Мультиком будешь.
- Ка-каким мультиком? - ошарашено спросил я.
- Ну этим... Обелиском, Депардье его играет.
- Обеликсом, - поправил я Тимофеича.
- Во-во, он самый. Толстый такой. С косичками.
Я внимательно разглядывал тряпьё. Кальсоны, мужские вроде. В полосочку, вертикальную, бело-синие. Ну да, похоже на Обеликса.
- Егор Тимофеич, а ничего другого нету?
- Бери что дают или сам выкручивайся, - обиделся диспетчер. - Мне за помощь таким растеряхам не платят.
- Я ж говорю, ограбили...
- И за ограбленных не приплачивают, - отрезал Тимофеич.
Да, вот дела. Заявиться к Шалымову в кальсонах и шлёпанцах! Это не я буду особняк разглядывать, это на меня будут всем особняком глазеть, и уж охрана точно от меня глаз не оторвёт. Если пустит.
- Егор Тимофеич, так у меня ж и удостоверение похитили, - снова соврал я, поддерживая версию ограбления.
- А вот это не проблема, - оживился Тимофеич. - Я позвоню заказчику, опишу твой наряд. А ты предъявишь накладную и товар. Вот сейчас и позвоню. Давай-ка, одевайся.
Я начал судорожно натягивать кальсоны, на ходу пытаясь переделать уже заученные наизусть приветственные слова. Должны они были звучать так:
"Я - веселый Дед Мороз,
Я подарки вам привез.
Я привез вам море смеха,
Море счастья и успеха!"
В голове было пусто. Ни одна рифма к "Обеликс" не создавала праздничного настроения у слушателей. "Я - весёлый Обеликс, я подарки вам" подкикс... проникс... заликс... Зенки я с утра залил-с?
Я цеплял подтяжки, а строчка всё не рождалась. "Я - весёлый Обеликс, я подарки"... захватилс... А что, сойдёт. Для упитых нуворишей и блондинистых шлюх - вполне. Да я и сам теперь блондинистая шлюха. Спасибо парику от Снегурки.
Я поправил косички. Так. Вроде всё. Схватил пакет с подарками. Ну, вперёд!
Тянусь к бардачку, гаишник наблюдает. Что, думаешь, я сейчас косметичку достану и губки начну подкрашивать?
- Аниматор я, богатеньких развлекаю. Работа такая, - объясняю я, передавая гаишнику права и техпаспорт.
Документы у меня в порядке. Я всегда готовлюсь тщательно: машина не в угоне, бумаги стряпали профи - придраться не к чему. Если только к управлению транспортным средством в голом, то есть почти голом виде.
Егоров наполовину просунул свою ряшку в салон. Обдало перегаром. Нормально!
"Датый мент на посту за углом, и мента ненавидит весь дом." И почему нельзя брать взятки в трезвом виде? Мало дают? Или трезвому стыдно брать?
- Иван Викторович (это я по ксиве), что же вы так. Опытный водитель, а проехали через двойную сплошную линию.
Во даёт! Думает, если я в одних подштанниках, то совсем лох. И ведь не отстанет, подснежник.
- Сержант, слушай, - объясняю я. - Я к Шалымову заказ везу. Знаешь такого? Степана Петровича?
Ряшка скуксилась.
- Думаешь, он будет доволен, что его подарок к Новому Году задержался в пути? Из-за проблем на дороге.
Сержант выпрямился, задумался.
Я продолжаю напирать:
- Гости собрались, все ждут сюрприза, то есть меня. Хозяин нервничает. Мы же не хотим, чтобы Степан Петрович нервничал?
А вот теперь конфетку. Достаю из бардачка пачку зелёных.
- Не хотим? - с нажимом спрашиваю я и шуршу двумя сотенными купюрами.
Глаза у Егорова замаслились, рука с моими документами просунулась в окно. Я меняю одни бумажки на другие.
- Счастливого пути!
Ага, и тебе, дуралей. Вот зараза! Теперь перед Палычем краснеть-объясняться из-за двухсот баксов.
Мда... Не везёт под Новый Год. Прям сглаз какой, что ли.
Я нащупал в бардачке пистолет "Грач". Ты-то хоть не подведи, чудо отечественного производства.
Притормозил у стоянки дальнобойщиков. Среди громадных фур мой "каблучок" Дэу Ланос смотрелся как катамаран среди пароходов. Но что поделать, надо подготовиться.
Я рассчитывал на костюм Деда Мороза: там и шапка, и шуба, и валенки. А тут - носки, кальсоны и парик. Пришлось брать резинку от баксов, зелёную, крепить "Грач" на голове, а потом нахлобучивать парик. Не так-то это и просто, башка у меня не плоская, в шишечках.
Конечно, можно и без пистолета обойтись, но вдруг что пойдёт не так? Ребята Шалымова миндальничать со мной не будут.
И только косички поправил, в зеркальце взглянул, нормально ли резинка на подбородке смотрится, стук в окно.
- Подруга, - обращается ко мне реклама декоративной косметики. - Вали отсюда, место занято.
- Да я не конкурент, - объясняю дорожной проститутке. - Я на минутку остановился, парик поправить.
А сам думаю, стоит ли у меня "Грач" на предохранителе? Вроде да, но как проверишь? Морду отворачиваю на всякий случай. С моим-то новогодним везением только трупа и не хватало. Полпачки баксов, не меньше, придётся дальнобойщикам отстегнуть, чтоб помогли мёртвую шлюху в лес оттащить и не проболтались.
- Чё, в первый раз, что ли? - поняв, что я не претендую на её заработок, женщина, как и все они, впрочем, сразу подобрела. - Давай, помогу. - И руку протягивает к парику.
- Нет, спасибо, я уж как-нибудь сам, - меня холодный пот прошиб. Дырка в парике и ветровом стекле тоже доверия у охраны не вызовет. - Спешу, заждались клиенты.
- А-а-а, по вызову. Везёт же некоторым, - сказала путана. - Клёвая резиночка.
Ну, думаю, раз пошёл такой интимный разговор, грех не воспользоваться.
- Да, - говорю, - резиночка классная, только вот натирает, да и размер не мой. Мне б что помягче и чуток поширше.
- Лента сойдёт?
- Конечно.
Беру у подруги кружевной комочек, благодарю российскими, прощаюсь.
Отъехал на полкилометра, встал на обочине. Убедился, что "Грач" случайно не выстрелит. Переобул голову. Миленько получилось. Не в стиле Обеликса немного, но с другой стороны он такой невинный, такой доверчивый, что немного от младенца в белом чепце с розовыми завязочками ему не повредит. И градус неприятия к чужаку у сторожевых псов-охранников снизится.
Эх, на что только не пойдёшь ради любви к искусству.
Поместье Шалымова охранялось что надо. После первой проверки, у ворот, когда машину чуть ли не рентгеном всю просветили, за водителя сел плечистый парень, и мы пошуршали на стоянку для персонала. Ключи у меня забрали, завели в пристройку и начали шмонать по-настоящему.
Первым делом сунулись в пакет с подарками.
- Что это у тебя такое? - накинулся на меня один из проверяющих, рыжий малый с носом-картошкой.
- Как что? - удивился я. - Заказ для Шалымова. Из ДПС.
- Коробочки какие-то запечатанные, с пломбами, - охранник достал один из подарков и повертел в руках.
- Конечно, с пломбой, - ответил я. - Вы что же, не знаете, чем занимается ДПС?
Оба охранника помотали головами.
- Фирма ДПС по заказу клиента подбирает произведения искусства без подписи мастера-изготовителя.
- Подделки, что ли?
- Нет, - разъяснил я, - не подделки. Настоящие картины или статуэтки, выполненные на профессиональном уровне, но художник свою подпись или клеймо не ставит, это делает сам заказчик, будто это он автор работы. И будет перед друзьями хвастаться, вот, мол, какой я великий творец.
- Ни фига себе! Во, богатеи до чего додумались. Должности покупают, диссертации докторские, а теперь и авторство картин, - возмутился рыжий парень. И тут же получил в бок от коллеги-брюнета:
- Ты, Вась, думай, что говоришь. Ты не забыл, на кого работаешь?
- Ой, - осёкся простой парень Вася.
- Да, - развёл я руками. - Всё продаётся и покупается в этом мире. Но никто не внакладе. Художник обязуется молчать и получает хорошие деньги, заказчик получает отличную работу, которую он сам бы никогда в жизни не намалевал, ДПС за посредничество получает проценты. Все довольны. Ну а что подпись не та, так разве это важно?
- Лучше бы богач этому художнику спонсором стал, - возразил Вася.
- Так в том-то и дело, что имена художников и заказчиков знают только в ДПС. Так надёжнее, что претензий не будет. Если только случайно они знакомство не сведут... - Тут я понял, что уже и так наговорил много лишнего, ещё бы чуть-чуть и охранники могли догадаться об истинной цели моего визита к Шалымову.
- Ну, - сказал я, - удовлетворены? Так что лучше подарки не трогать, а проверить по списку и сравнить с номерами на пломбах.
Вася зашуршал пакетом, а брюнет направился ко мне.
- Личный досмотр сделаю, - пояснил он.
Я замер. С этой болтовнёй о приемлемости купли-продажи авторских прав я совсем забыл о пистолете "Грач" под париком. Что ж, придётся идти на отчаянный шаг. Я резко сдёрнул вниз кальсоны, так, что даже трусы немного сползли.
- Да, проверяй, - с вызовом обратился я к брюнету. - Могу и носки снять, если хочешь. Меня уже на въезде всего прорентгенили до гланд.
Брюнет оторопел.
- Эй, Колян, ну чего к человеку пристал? - урезонил борзого проверяльщика Васёк. - Неужто думаешь, бомбу в трусах носит?
- Ладно-ладно, - отступил брюнет, - иди, пляши перед хозяевами. Вась, проводи юмориста до сцены.
Дом ценителя прекрасного не удивил меня изнутри. Всё те же лепные потолки, барочные узоры, гобелены, ковры. Прям не жилище, а музей екатерининской эпохи. И публика обстановке под стать: вечерние платья в пол с разрезом, строгие чёрные смокинги с бабочками и поясами, услужливые официанты в белых костюмах. И я - в шлёпанцах, полосатых штанах и задорных косичках. Напротив входа, у противоположной, ой как далёкой стены расположилась дощатая сцена с традиционной ёлкой, роялем и щупленьким пианистом. Прижимистый Шалымов не расщедрился на оркестр. Или скрывал до "после распития".
Василий твёрдо подхватил меня под локоть и доставил на диспозицию: слева от пианиста, справа от ёлки. Подтянул стойку с микрофоном и скромно встал рядом. Во избежание, на всякий случай. Гости оживились, потянулись к бокалам. На сцену поднялся хозяин торжества собственной персоной. Впервые мне удалось разглядеть Шалымова вблизи. Нет, я видел, конечно, его портреты, отретушированные и подправленные, но это совсем не то, поверьте. Тут важно даже не выражение его крупного уверенного лица или жесты, а энергетика, запредельная, подавляющая волю энергия властного человека. Ненамного выше меня, почти вровень, Шалымов казался глыбой, медведем, нависающим надо мной, с пронизывающими маленькими глазками, буравчиками-свёрлами, цепляющими за что-то в глубине меня и не отпускающими ни на миг. Гипноз? Харизма? Называйте как хотите, но я был у него на крючке.
Часто артистам и вообще выступающим на сцене для придания уверенности в себе предлагают проделать такой мысленный опыт - представить окружающих в нижнем белье или голыми, не помню точно. Мне оба варианта никогда не помогали. Я не большой любитель человеческой плоти или кружевных панталон. Но мне помогал обратный трюк. Я воображал, что сам стою голым перед толпой, и тогда секундная паника от такого зрелища сменялась обречённостью, нет, успокоением, что ничего хуже уже не случится, что вот я, голый, и что? полюбовались? и мне уже было всё равно, спутаю я слова или нет, запнусь или отбарабаню речь как по писанному, ведь самое плохое, унизительное, страшное уже произошло, чего же бояться теперь? И внезапно мой нелепый вид стал моей бронёй, моим скафандром и защитным шлемом. И меня перестал пугать и Шалымов, и секьюрити Вася, и всякие-возможные последствия - всё отступило. Я поймал кураж.
Щелчок подтяжкой, шаг ногой, взмах рукой - и понеслась. Шутки-прибаутки лились не умолкая, я бегал от одного края сцену к другому, потешно грмасничал, стараясь, однако, не качать головой, не наклоняться и не подпрыгивать. Пианист разошёлся, ослабил контроль над пальцами, мешая песни детских утренников пассажами с высокой, но скучной классикой, арпеджировал неарпеджируемое, тремолировал, впадал в рок-н-ролл правой ногой, короче, тоже поймал кураж. Васятка на двадцатой минуте пошёл вприсядку под дикую смесь "Лунной сонаты" и "Ролл овер Бетховен", с энтузиазмом учился степу под "Летс твист эгейн" Чабби Чекера в исполнении трёх пальцев и одной пятки виртуоза-акробата, одним словом, не унывал. Не скучали и гости. Хмель растворялся в энергичных движениях танцующих и вновь восполнялся через дёрганных официантов, также желавших принять участие в веселье. Отличная студенческая вечеринка.
Не радовался только хозяин дома Степан Петрович Шалымов. Печать задумчивости лежала на его медвежьем лице, тревога поселилась в его сердце, а глаза неотрывно следили за одной фигуркой в толпе приглашённых. Я сбавил обороты и проследил за Шалымовским взглядом.
Изящная, ладная девчушка порхала среди разгорячённых кавалеров, легко уходя от близкого контакта. Уложенные в пышную причёску тёмно-каштановые волосы и наклон головы не давали возможности разглядеть лицо, но что-то в движениях и фигуре девушки было мне знакомо. Я запомнил её платье и вернулся к программе развлечений. Будет перерыв - отыщу незнакомку, а пока...
Ещё минут через пятнадцать гости умаялись, моё выступление завершилось, я вручил пакет с подарками хозяину под роспись. Мой расчёт строился на том, что после рабочей части у меня будет возможность присоединиться к обслуге и незаметно обследовать особняк. В крайнем случае, разговорить персонал и выяснить, где располагаются наиболее вероятные места хранения культурных ценностей, не афишируемые владельцем. Не самый сильный план, согласен, хотя пистолет мог прибавить ему веса. Однако удача наконец-то повернулась ко мне тем местом, которое я не рассчитывал лицезреть. Лицом.
И как я мог забыть свою школьную любовь! Марина Захарова. Она являлась ко мне в подростковых снах, загадочно улыбалась наяву, смотрела, поправляя чёлку, позволяла проводить до дома, соглашалась на прогулки и кино, но так и не разрешила стать тем единственным, кто унесёт её в мир мечты. За десять лет она совсем не изменилась, пожалуй, даже стала ещё краше. И синее платье с серебряной вязью ей очень шло.
- Иван? - спросила она, подходя к сцене как раз в тот момент, когда Шалымов заканчивал приёмку-сверку доставленных подарков. Он тут же вскинул голову и пристально посмотрел на меня, потом на неё.
- Вы знакомы? - обратился Шалымов к Марине, и я почувствовал в его голосе ту самую тревогу. Отчего? Как будто двое людей не могут быть знакомы, хотя бы и давным-давно.
- Учились вместе в школе. Много лет назад, Степан Петрович, - быстро вмешался я, - с тех пор ни разу не виделись. - И к девушке: - Здравствуй, Марина. Как поживаешь?
- Всё хорошо, Иван. А ты?
- Нормально. Работаю, как видишь.
Шалымов немного расслабился.
- Марина, мне нужно с вами поговорить, - сказал он, беря девушку под руку.
Я деликатно отступил в сторону. Стоять на дороге у Шалымова сейчас было не в моих интересах. Но Марина решила по-другому.
- Позже, Степан Петрович, - твёрдо ответила она. - Я подойду позже.
Всесильный Шалымов отпустил девушку и, подхватив подарки, вышел из зала через небольшую дверь за сценой. Личные покои? Хранилище ценностей? Охраны у двери не было, замков тоже. По сценарию сейчас ценитель искусства должен был маркировать подарки личным клеймом, а где Шалымов хранит такие инструменты? Вопрос. Но дверцу стоит запомнить.
Я повернулся, Марина всё это время разглядывала меня. Я смутился. Одно дело, когда представляешь себя голым перед незнакомыми людьми, другое дело - стоять в шутовском наряде перед когда-то любимой девушкой.
- Это твоя основная специальность? - спросила Марина, поправляя причёску.
- Да, я шут, я паяц, так что же? - процитировал я в ответ известные слова арии.
- Да нет, ничего. И много платят?
А она, оказывается, изменилась. Раньше такие вопросы её не интересовали. Впрочем, мы были школьниками и о деньгах думали только, как их вытащить из родителей и потратить на скромные развлечения.
- Не очень, - признался я, - но на жизнь хватает.
- Понятно, - произнесла Марина. - Пройдёмся?
Грех от такого предложения отказываться. Я оглянулся на Василия. Приставленный ко мне соглядатай устало сидел прямо на полу сцены. Прям зайчик под ёлочкой. Отлично.
- Конечно, - не стал я сопротивляться фортуне, которая сама плыла мне в руки. - Тут есть тихий уголок, ты не знаешь?
Из зала приёмов моя первая любовь увлекла меня во внутренние покои. Я вертел головой, разглядывая стены, висящие на них картины, гобелены, возможно, удастся обнаружить замаскированный сейф или хотя бы намёк на него. Но ничего подозрительного не попадалось. Ни неровно висящей рамки, ни следов пальцев среди ровного слоя пыли, ни характерных потёртостей ткани. Где же скрывает Шалымов бесценную "Савраску"?
Марина завела меня то ли в библиотеку, то ли в комнату отдыха для эстетов-сибаритов и толкнула на диван, который по богатству обивки и изяществу резных деталей не уступал собратьям, выставленным в музеях. Сама села настолько близко, что со стороны мои кальсоны и её платье казались продолжением друг друга. Стиль гранж - половинка аристократизма, половинка из мусорного бачка.
- Помнишь, как нам было хорошо вместе? - завела Марина типичный разговор бывшей подруги, с которой не пересекались со школьной поры.
- Ну конечно, помню. Это было чудесно, - подыграл я обольстительнице.
- Весна, каштаны...
- И осень...
- Наш первый поцелуй...
- Ночная прогулка. Сирень. Фонтан...
- Ты ещё любишь меня? - перешла моя бывшая страсть к следующей фазе своего нехитрого плана.
Но я в этой игре не новичок. Запинаться, конечно, нельзя ни на секунду, потому ответ у меня был готов ещё с детства, спасибо Пушкину.
- Не совсем моя любовь угасла. Не совсем.
- Тогда поцелуй меня, Ванечка.
Я попытался это проделать. Что сказать - ощущения необычные. Целовался я не в первый раз, но с пистолетом под париком - да, впервые. Тут ведь особая техника нужна. Как будто я индийская женщина с кувшином на голове или манекенщица, удерживающая на макушке книгу. Спинка ровная, шея прямая, подбородок слегка приподнят. Справился, конечно. Работа такая - преодолевать трудности.
Хотя время и поджимает. Стоило бы от Марины избавиться и начать поиски, но самому интересно, что же ей всё-таки от меня надо.
- Ванюша, ты мне должен помочь ("Ну наконец-то"). Видишь ли, у Шалымова есть одна вещь, которая ему не принадлежит ("Ага, вся область"). Он её...
- Позаимствовал, взял без спроса.
- Вот-вот.
Интересно, на что она рассчитывала? Случайно встретились на вечеринке, и вдруг я помогу ей в краже? У Шалымова?! Я решил сразу прервать этот детский лепет, но успел только открыть рот и тут же его захлопнул.
- Это картина, акварель. Примерно вот такая.
- Тридцать два на сорок четыре, - необдуманно подсказал я.
Марина отстранилась и посмотрела на меня с подозрением.
- Я сегодня три такие привёз, в листе заказа размеры видел.
- Да, конечно. - Марина расслабилась. - Шалымов собирает именно их, акварели. Так вот, среди них есть одна работа, очень известная в художественных кругах, она даже получала призы на выставках, ну, не самых престижных, конечно...
Я уже понял, о какой картине идёт речь, но прерывать Марину не собирался. Ни к чему ей знать, что именно "Савраска" была целью моего проникновения в резиденцию Шалымова. Кто бы мог поверить в такое совпадение! И чем это всё обернётся для моей миссии? Вот тебе, бабушка, и Новый Год.
- Ты совсем меня не слушаешь, - обиженно произнесла Марина.
- Извини, залюбовался твоей красотой. Ты говорила о картине...
- Именно. И о такой картине, которую Степан Петрович побоится вернуть.
Я внимательно посмотрел на Марину. А вот это уже интересно.
- И что же ему помешает?
- Огласка, - сказала Марина. - Если Шалымов начнёт искать пропажу, сразу всплывёт история с её приобретением. А это такая история, что может подкосить даже нашего всесильного вице-губернатора, уж поверь мне. Так что видишь - никакого риска.
Марина с довольным видом откинулась на диван. Я погладил её по щеке, коснулся мочки уха.
- Ну и зачем тебя я?
Марина сморщила носик.
- Разве тебе не нужны деньги? Покупателя я нашла. Нужно только вынести картину из дома. Мы уедет на тропический остров и будем заниматься любовью всю оставшуюся жизнь. Это же море денег. Представь: пляж, пальмы, солнце, волны. Ну, или хочешь, поедем в Америку. Там тоже есть пляжи: Калифорния, Майами.
Я привлёк Марину к себе и закрыл ей рот поцелуем. Вот ведь балаболка! Что ж, не было бы счастья, да Марина помогла. Картину я вынесу, но уж точно не для неё.
- Вот ты где!
Я оторвался от тёплых Марининых губ и обернулся. В дверях стоял Василий-охранник.
- А я тебя ищу везде, мультипликатор.
- Аниматор, - привычно поправил я.
- Ага, аниматор. Массовик-затейник. Я его ищу везде, а он уже с девушкой моей целуется, фокусник. - Василий был явно не в духе.
Марина вскочила с дивана, одёрнула платье.
- Васенька, ты всё не так понял.
"Ну вот, - подумал я. - Вот и оно, моё новогоднее невезение. А так всё хорошо закрутилось, картина была практически у меня в руках."
Я тоже встал и, хоть поправлять мне особо было нечего, щёлкнул подтяжкой.
- Василий... - начал я объяснение, но было поздно. Марина успела подобраться с охраннику поближе, и пока он таращился на меня, закипая ревностью, схватила со столика статуэтку (Мозамбик, Баба с копьём, 16 век) и шандарахнула бой-френда по кумполу. Вот она, женская верность!
Вася осел, закатил глаза и по-детски обиженно хлюпнул носом.
- Раздевайся! - бросила мне Марина, закрывая дверь.
Нет, я знал, что опасность и драки возбуждают женщин, но не до такой же степени!
- Сейчас? Здесь?
- Дурак, переоденешься в форму. - Марина ловко снимала с лежащего в беспамятстве Василия штаны.
- Нет, дорогая, - сказал я. - Позволь мне с тобой не согласиться. В своём наряде мне проще будет вынести картину, не вызывая подозрений, чем маскируясь под охранника, который срочно вспомнил о больной маме.
Марина пристально посмотрела на меня.
- Давно придумал?
- Просто умею рассуждать логически.
Я подошёл к Василию, нагнулся.
- А вот обувка мне не помешает. Тапочки - не мой стиль.
Я кажется, уже упоминал про новогоднее невезение? Ага, и снова здрасьте.
Я нагнулся. На - гнул - ся.
Нагнулся, склонился, опустил голову. Видимо, это стало последней каплей. После часового концерта, поцелуев с Мариной и прочих возбуждающих средств, "Грач" решил "посмотреть мир", как это называют спецы моего профиля. Резинка лопнула, плюхнулся на пол парик, на него опустился "Грач", тяжёлый, тёплый и чёрный.
Раздался выстрел. Рука Василия конвульсивно дёрнулась, на простреленной ладони расплылось пятно крови.
После Васи пуля ещё немного попортила мебель и затихла где-то вдали, маскируясь под ореховую скорлупу.
- Кто ты? - спросила со страхом Марина.
- Аниматор, - устало ответил я. - Богатеньких развлекаю.
Вася со стоном открыл глаза.
Времени на размышления не было - пришлось импровизировать. Я схватил пистолет левой рукой, приставил его ко лбу Василия и чётко и в меру проникновенно произнёс:
- Я тоже её люблю, друг. Это судьба.
Правую руку положил на плечо Марине и сказал:
- Мужайся. Веселье ещё впереди.
Марина вздохнула. Василий открыл рот.
- Нет-нет, Вася, давай без геройства, - сказал я, вдавливая пистолет ему в лоб. - Ты проиграл битву, но не войну. У тебя ещё всё впереди. Встречают по одёжке, провожают в гробу. Не тот журавль, что в небе, а тот, что рядом.
Пока Василий переваривал выжимку из культурного наследия моих детских лет, я попытался привести в чувство Марину и направить её мысли в русло наживы, грабежа и красивой жизни.
- Любимая, нас ждёт тропический рай на двоих, помнишь? Так что давай, перевяжи бойца, пока не истёк кровью. - Я достал из кармана платок и кивнул на валяющиеся обрывки ленты-резинки.
Марина захлопотала над рукой Василия, а я попытался сообразить, что же делать дальше. Оставлять охранника, даже связанным, было нельзя. Мало ли какие нализавшиеся гости его обнаружат, подымут тревогу, а это будет совсем не кстати. Придётся тащить с собой, пока не найдём подходящей "камеры хранения".
- Василий, - сказал я. - Сосредоточься. Шалымова ты не любишь, так?
Вася отрицательно помотал головой.
- Значит, и рисковать своей жизнью за него тебе резона нет.
Вася кивнул.
- Тогда слушайся меня, и останешься в живых. Тебя, конечно, поругают немножко, но у тебя явное ранение от бандитской пули, что означает что?
- Что? - прохрипел охранник.
- Что ты героически сопротивлялся превосходящим силам противника. Что ты был выведен из строя коварным приёмом, ранением в основной орган труда и доблести - руку. Правую, в самую мякоть. Тебе благодарность и премию дадут, а не нагоняй, так?
Вася наморщил лоб в раздумьях.
- Так, - наконец согласился он.
- Вот и ладно. Вставай, пойдём грабить культурные ценности. - И к Марине: - Пошли, дорогая, претворять твой замысел в жизнь. Веди.
Как и я думал, целью нашего путешествия была комната за маленькой дверью центрального зала приёмов. К сожалению, Марина не знала никакого обходного пути, поэтому нам пришлось продефилировать живописной группой "ручеёк" (руки Василия на талии Марины, я сзади обхватываю охранника, прижимая ствол к его пояснице) через место продолжающегося банкета.
Нам повезло: гости упились до такого состояния, что не только не возражали против нашей процессии, но и пытались "поводить хоровод". Пузачи в подвёрнутых брюках норовили приласкаться к девушке-ведущей, ко мне же, громоподобно всхахатывая, цеплялись целлюлитные тётки в многокаратных камнях. Раненный Вася скучал в середине паровозика - мечтал о конце смены.
Как справлялась с наплывом жаждущих тесного общения Марина, я не видел, но сам с улыбкой отбрыкивался ногой. Не обошлось без потерь: оба тапочка и один оранжевый носочек стали добычей разухарившихся "охотниц". Кальсоны ещё держались.
За время нашего отсутствия зал преобразился. Сцену, где мы с пианистом развлекали тогда ещё в меру приличную публику, разобрали. Ёлку тоже унесли (мне не хотелось даже предполагать, почему). Однако на нашем пути выросло другое препятствие - бассейн. Вернее, большое надувное корыто метра четыре в длину, в котором плескались нимфы, сатиры и прочие завсегдатаи загородных вакханалий. По бокам доходящего до пояса сооружения стояли официанты, невозмутимо подливая в корыто шампанское. Шипучие процедуры пользовались популярностью, и нас напором желающих поплескаться постоянно сносило в сию купель.
Мало того, появился оркестр! Но не на уровне пола, а под потолком! На выдвижном балкончике струнные квартет пиликал своего Вивальди, пока гости в восторге от исполнения классики забрасывали музыкантов конфетти, петардами и прочим съестным. Балкончик был забран мелкоячеистой сеткой, оркестранты носили шлемы-шапки как у пчеловодов, но это не спасало от крема, желе и напитков, так что одежда и инструменты ребят были в красноречивых пятнах.
Марина ловко проложила путь как раз между надувным бассейном и балкончиком, между ныряльщиками и кидальщиками, и только это позволило нам благополучно (не считая тапочек и носка) добраться до заветной цели.
Юркнув внутрь и захлопнув дверь, мы перевели дух. Мы оказались в довольно узком коридоре, опрятном, но без изысков: ковролин, окрашенные голубым стены, круглые плафоны резкого света, мебели нет, в конце - серый металл двери с кодовым замком.
Первым нарушил молчание Василий, бледный вид которого никак не вязался со спокойной обстановкой:
- Охране запрещено сюда входить, - сказал Вася.
- Не робей, ты же под принуждением, - попытался я его успокоить, но звук моего голоса в стерильной атмосфере коридора распался, утонул в невозмутимых стенах, погас под пристальным светом ламп. Непривычное отсутствие запахов только усиливало гнетущее ощущение неестественности окружения. Наверное, так выглядят психбольницы и орбитальные станции (ни там, ни там я не был, правда) - человеку в них неуютно.
Я схватил за руку Марину и зашептал:
- Надеюсь, ты знаешь, куда нас ведёшь?
- Да, - тоже шёпотом ответила она.
Я не услышал в её голосе уверенности, но время для выяснения правды пока не пришло. Пока я не совершил ничего, что делало бы меня врагом Шалымова. Ну, пошутил, пронёс пистолет; ну, случайно подстрелил охранника - мелочи, с кем не бывает. Даже кража картины не делала меня мишенью для "монаршей" ненависти: так, досада и небольшая печалька. Но проникновение в святая святых - это уже серьёзно. Мне ничуть не улыбалось стать обладателем шалымовских тайн-секретов, а значит, и пристального шалымовского желания навсегда закрыть мой рот. Поэтому я предложил:
- Марина, может, ты вынесешь картину сюда?
- Испугался? - презрительно бросила мне Марина.
- Не я один, - не растерялся я. - Мы вместе с Василием оба боимся. Верно, Василий?
-Д-да - вставил своё веское слово Вася.
- К тому же, - продолжал я, - с кем я его оставлю? Или предлагаешь тащить паренька на верную смерть?
- П-почему смерть? - всполошился раненый в руку.
- Потому что, Вася, - разъяснил я диспозицию воину, - что там, за дверью, что-то настолько тайное, что Шалымов даже вас, охрану, к этому не подпускает. И каждого, кто туда войдёт, Степан Петрович по головке не погладит.
- Тьфу, мужики, называется, - бросила Марина.
- Вот именно - мужики, - ответил я. - А не Рембо Сталлоновичи Орешковы... Крепко. Крепкоорешковы, - поправился я.
- Да что же это такое? - начала скандалить Маринка, но тут дальняя дверь с протяжным свистом выходящего воздуха отъехала в сторону, и из темноты проёма угрожающе высунулось дуло ( винтовка М1? М16? подствольный гранатомёт? - мой мозг не опознавал оружие).
Я шагнул в темноту последним. В спину упёрся ствол.
- Оружие, - приказал голос Шалымова.
Я вытянул руку в сторону, и "Грач" быстро поменял владельца. Беспомощность и ожидание неизбежного конца (в России каждый год бесследно пропадают 20 000 человек) боролись в моей душе с досадой на невыполненное задание. Грустно умирать без "Савраски".
- Лицом к стене, руки над головой, - распорядился Шалымов.
Досада перевесила. Погибать - так с музыкой.
- И где тут стена? Не видно же нихрена!
Ответил мне Василий:
- Нет-нет, пусть будет темнота! Мы ничего не видели, ничего не знаем. - И к Шалымову: - А я вообще заложник, меня в бою ранили и взяли в плен. Отпустите меня, Степан Петрович, а? Я же на вашей стороне, я на вас работаю, охранником.
- Вы все на меня работаете, - двусмысленно произнёс Шалымов, и тут вспыхнул свет.
Мы оказались в огромном помещении, размером и обстановкой похожим на павильон киностудии. Под потолком переплетались рельсы подвесных юпитеров, вдоль стен громоздились разнообразные декорации - от внутреннего убранства русской избы до архитектурной белизны греческого храма; в центре - подиум с мольбертом, орудиями художника и кафедра с пультом, как в студии звукозаписи.
Василий изумлённо хлопал глазами, Маринка дрожала, я тоже был впечатлён.
Шалымов в бухарском халате, чёрным с серебром, в такой же тюбетейке и ковбойских сапогах строго глядел на нас.