Аннотация: интервью с главным редактором журнала "Москва" Л.И. Бородиным для "Родомысла" Љ10 (который так и не вышел в свет)
БАСТИОН ЗАЩИТЫ ОТ СМУТЫ
Литературный процесс можно сравнить с бесконечной репетицией большого коллектива музыкантов. Причем репетиция эта происходит, как правило, без дирижера или одновременно под руководством нескольких дирижеров, что еще хуже. От какофонии звуков впору заткнуть уши и бежать куда глаза глядят... Но бежать-то по большому счету некуда. Потому стоишь со своей нелепой балалайкой как бедный родственник, и вдруг понимаешь: а тебя-то сюда никто не приглашал...
С такими невеселыми мыслями и тревогой о будущем "Родомысла" я отправился к одному из любимых мною писателей, редактору журнала русской культуры "Москва" Л.И. Бородину. Зачем? Наверное, в основном, чтобы определиться для себя в каком направлении двигаться "Родомыслу", где искать союзников, куда головушку приклонить, чем сердце успокоить...
- Леонид Иванович, чем для Вас лично является журнал "Москва"?
- В 1987 году я освободился из лагерей. Уже тогда было понятно, что смута в нашей стране в самом разгаре. То, что это не реформы, - для меня было совершенно очевидно. Перед этим по чистой случайности, а может быть, и подсознательно интуитивно я изучал историю России XVII века. И было понятно, что в смуте найти себе место чрезвычайно трудно. Самозванцы будут меняться один за другим, делать ставку на человека или партию нельзя... И я год-два болтался в Москве без толка, пока меня не пригласил в журнал тогдашний главный редактор "Москвы" В.Н.Крупин, который к тому времени сформулировал более или менее определенные позиции: государственность, православие, ориентация на традиции великой русской литературы. Это место оказалось единственно для меня приемлемым. Уехать в деревню? - для этого как минимум нужно иметь деревню. Уйти в монастырь? - для меня невозможно по разным причинам... Поэтому журнал "Москва" оказался для меня своеобразной точкой отчета. Поначалу это был просто "притык". Потом, по мере отработки и формулировки позиций журнала, стало определенным делом - таким маленьким бастиончиком защиты от смуты. Конечно, защита эта малоэффективна и малопродуктивна. Это только именно защита... К сожалению, энергия распада настолько сильна, что рушится социальность, рушится культурное пространство.
Любая революция - это революция во всем. Сначала идет распад. Распадаются все понятия, рушатся цивилизационные устои. Хороши они были или плохи - другой разговор. Но это, прежде всего, разрушение, а оно всегда отрицательно.
Как человек трижды судимый и дважды отсидевший по политическим мотивам, я по идее мог бы благословить такой процесс, поскольку, благодаря ему, я сегодня на свободе и жив (иначе вряд ли выжил - срок ведь был большой). Но, тем не менее, я четко осознаю, что смута разрушительна, а значит, отрицательна. И выходить из нее нужно с боем. Без боя не получится.
- Леонид Иванович, расскажите о позиционировании "Москвы" в мутных водах литературного процесса.
- Сегодняшняя "Москва" - это не один литературный журнал, но и приложение "Благодатный огонь", а также издательство консервативной русской мысли. Сфера деятельности и влияния в связи с этим уже пусть незначительно, но расширилась. Хотя по большому счету влиять на ход событий мы не можем. В то же время никто не знает, "как наше слово отзовется". Каждый должен делать то, что ему предначертано судьбой или обстоятельствами, и делать хорошо. Пусть даже это и такое небольшое дело, как литературный журнал.
Естественно, заняв такую позицию, мы обрекли себя на нищету, мы обрекли себя на безответность. Если в журнале появляется какая-то острая проблемная вещь в прозе или публицистике, ее попросту не замечают. Уже проверено, хотя были и приятные исключения.
- Похоже, что давний спор между западниками и славянофилами, в советские времена мирно дремавший, сейчас разгорается с новой силой в новых условиях. Можно ли считать "Москву" журналом славянофильским?
- Я всегда с осторожностью относился к слову "славянофил". Его происхождение не совпадает с русизмом, в котором обвиняли меня и моих товарищей в советское время. Вспомним, к примеру, докладную Ю.В. Андропова в политбюро, смысл которой сводился к усилению борьбы с русизмом, как с главной опасностью для Советского Союза. Даже тогда слово "славянофил" применительно к себе я не употреблял.
На начальном этапе своего развития славянофилы выступали за культурное единение всех славян. Сегодня об этом речь не идет. Дай Бог нам выжить в том виде, в котором сейчас находимся. Другое дело, когда мы говорим о западниках и антизападниках. Здесь заметен некоторый антагонизм. Прежняя "холодная война" в большей мере была тайной, построенной больше на угрозах и шантаже. Сейчас позиции Запада проявляются во всей своей полноте и сущности. Впрочем, "Запад" - не совсем уместное слово, потому что речь идет в основном о США. У Запада своих проблем хватает. Например, та же Франция пытается сопротивляться засилию американской, с позволения сказать, культуры.
А поскольку по всему миру идет активная агрессия американской цивилизации, то и у нас смелеют люди, воспитанные на начатках знания о принципах демократии Вашингтона и Линкольна, а точнее, о благах этой демократии.
Допустим, сын какого-нибудь высокопоставленного советского чиновника, в отличие от сына человека из народа, получил возможность съездить на Запад. Всё - он уже нигилист! В коммунизм он уже не верит, т.к. на Западе люди живут лучше. Он уже циник. Информационно такой человек силен. Это, как правило, дети города. А у горожан патриотизм рациональный, умственный. И вот этот человек совершенно естественно для себя раз и навсегда усвоил, что его родина, его Россия - исторический недоумок. С начала времен и до сегодняшнего дня наша история - сплошные недоразумения, неудачи, отставания, рабство, отсутствие свободы... Т.е. проявляет абсолютное нечувствование истории.
Если все, что не любишь, вынести за скобки, что у такого человека останется? Природа, березки? Вряд ли, ведь в Швейцарии красивее. Что можно любить, если история для тебя противна, неприятна, некрасива, неинтересна? Народ? - быдло, вечный раб, который то под этими, то под теми... Ничего в скобках не останется, потому что вся душа его там... И насколько этот человек энергичен, настолько он и влиятелен в утверждении своей нелюбви и пустоты. И ельцинский период показал, как можно быстро и эффективно разрушать, руководствуясь одним лишь пониманием, что Россия - историческое недоразумение.
- Леонид Иванович, можно ли тогда сказать, что ваш журнал - это антизападное издание?
- Не люблю приставку "анти". В свое время говорили: "Что коммунист, что антикоммунист - то же дерьмо, только с противоположным знаком". На "анти" ничего не может строиться. Я не антизападник, воспитан на западной культуре. И по сей день Бальзак, Диккенс, Вальтер Скотт - в числе моих любимых писателей. Уж не говоря о философии и музыке... Образованный человек не может быть антизападником. Антизападничество - не есть правда. "Москва" - просто русский журнал. Мы заявили о себе, как о журнале русской культуры. Это большая заявка. И вряд ли мы сможем дотянуть до необходимой планки. Но мы к ней тянемся. Мы пытаемся сохранить тенденции того периода, когда в мире во весь голос звучала великая русская культура.
- Что такое русская культура?
- Русская культура пронизана, прежде всего, духом православия. И совсем не обязательно, чтобы художник или писатель при этом был верующим и русским по национальности. Но если человек вошел в русскую культуру, зажил ею, то он непременно ощутит присутствие в ней православной составляющей.
Трудно говорить о русской цивилизации, совсем неправомерно говорить о советской, поскольку 70 лет цивилизации не живут, но говорить о православной цивилизации нужно и правомерно. Хороша она или плоха, но это бытие.
- Бывший редактор журнала "Москва", замечательный мастер прозы В.Н. Крупин, отказался принять литературную премию им. Льва Толстого, объясняя свое решение тем, что Толстой был отлучен от церкви...
- Владимир Николаевич Крупин исповедует определенный радикализм мышления, он хочет договорить до конца определенную идею. Не будь он светским человеком, да к тому же еще и писателем, то его путь в монахи. Но поскольку туда ему заказано, то он постоянно находится и будет находиться в некоем противоречии.
Вот Крупин объявляет, что литература - это вред, что писатели создают образы уродов и писать нужно о реальном. И он действительно начал следовать своему правилу. Но уже через какое-то время принес повесть о любви... Тем самым, как бы отступил от принципов... И в этом противоречии ему пребывать. Всякий, кто всерьез задумывается о роли литературы в обществе, безусловно, будет находиться в разных стадиях подобного противоречия. И я проходил и прохожу через это. Иногда у меня возникают большие сомнения в значимости литературы в истории, вообще в жизни...
У каждого народа есть литература, но только у нас есть русская литература. Я очень люблю Голсуорси. Находясь в заключении, я добросовестно, не торопясь, прочел полное собрание его сочинений. Голсуорси - большой поклонник Достоевского. Такая картинка: допустим, собираются где-то на веранде джентльмены и начинают разговор - совсем как "вечные русские мальчики", ведущие "вечный русский разговор". И вот беседа доходит до какого-то момента, когда должно открыться что-то значительное, сокровенное. Но в это время сообщается, что пошел дождик, и все с веранды уходят. Всё.
В отличие от Голсуорси Достоевский, если уж начал, то прокапывает до такой глубины, что просто в ужас приходишь. Никто не сказал более горького о России, чем Федор Михайлович. Только мы всегда отмечаем, кто говорит это от любви, от боли, от сострадания, а кто со злорадством, радостью, восторгом...
- Как известно, журнал "Москва" был первым, кто напечатал "Мастера и Маргариту" Булгакова. Исходя из нынешних позиций, может ли в принципе в сегодняшней "Москве" быть опубликованным роман подобного уровня? Или, скажем, произведения Виктора Пелевина? Иными словами, кому путь в ваш журнал открыт, а кому - закрыт?
- Все-таки Пелевин и Булгаков - очень разные писатели. При всем моем очень осторожном, мягко говоря, отношении к "Мастеру и Маргарите", я не могу не отметить другие булгаковские вещи - "Белая гвардия", "Театральный роман"... - не могу не отметить, что Михаил Булгаков писал в русле русской культурной традиции.
Пелевин - совершенно иное. Не то, чтобы журнал "Москва" для него закрыт, сам Пелевин никогда в "Москву" не придет. Есть авторы, которые никогда в наш журнал не придут. Их не много. Среди них, к примеру, Виктор Ерофеев. Потому что мы не печатаем похабщину, матерщину, пошлость, социальные непотребства с подробными описаниями. К сожалению, тот же по сути главный порнографист в русской литературе, - единственный ведущий большой литературной программы на канале "Культура". Это и есть характеристика нашего времени.
- Но ведь нельзя же отрицать, что Виктор Ерофеев - отличный стилист. Он интересно строит фразу...
- А разве Пелевин - плохой стилист? Стиль - это всего лишь способ подачи. Но все-таки важно, что ты подаешь. Хотя для меня пелевинский способ подачи неприемлем. Иногда я пробовал начинать так писать. И чувствую, поскольку ничем не связан, пойдет легко, масса всевозможных ассоциаций так и льется, при этом используются всевозможные известные имена, на которые читатель будет реагировать... Это освобождает. Появляются неограниченные возможности, ни к чему совершенно не обязывающие. Но при этом не оставляет ощущение, будто делаешь что-то вредное, неприличное.
- Некоторые литераторы говорят абсолютно противоположное, мол, не важно, о чем пишешь, главное - текст, качество текста.
- Что такое качество текста? Можно ли так говорить применительно к тому же Достоевскому? В его произведениях поражает совсем другое. Может быть, я не вполне прав, но мне кажется, что началось все от Бунина. Далее мне видится вектор в направлении Набокова. И так дальше. В конце концов, становится просто наплевать на то, какая идея в произведении, какая мысль, настроение. О чем там, собственно, написано, и не вспомнить. Помнишь только, что текст потрясающий, а сюжет куда-то исчез.
Я - консерватор. Сюжет в серьезной прозе должен быть. В противном случае пиши какие-то импровизации, эссе, где правомерно все, что угодно. Но не нужно называть это романом или повестью. Зачастую пишущий человек не может роман от повести отличить. Почему, скажем, четыре тома "Жизни Клима Самгина" Горький назвал повестью? Потому что это действительно повествование, в котором один главный герой и одна сюжетная линия. А в романе сразу несколько сюжетных линий закладывается. И талант писателя в том и состоит, чтобы их вместе свести, создать конфликтную ситуацию, а потом разрешить так, чтоб нигде хвостик не торчал.
Я преподаю в литературном институте. Часто читаю работы молодых прозаиков. Нередко вижу, что закладывается интереснейший сюжет, но дальше... Развязать узел уже не получается - то ли способностей не хватает, то ли терпения. Ведь серьезные большие вещи нужно писать вдумчиво и неторопливо.
- Вы затронули тему преподавания в литинституте. Что можете сказать о нынешнем литинститутском поколении?
- Сегодня литературный институт ничего не дает. Престижа нет никакого. Писатель сегодня - абсолютный ноль. И, тем не менее, люди идут учиться, и конкурс есть. Это говорит о том, что все равно жива в человеке творческая жилка, пытается он переосмыслить действительность. У многих моих студентов чувствуется, конечно же, влияние концепции, о которой мы с вами говорили, - о том, что первичен текст. Но если упоминать о недостатках, то следует отметить, что многие из начинающих писателей совершенно не читают. Помните старый анекдот: "Чукча - не читатель, чукча - писатель"?.. Некогда молодежи читать. Много времени у них отнимают телевизор, компьютер. В моей юности этого не было. Поэтому мы читали...
- Леонид Иванович, в завершение нашей беседы - несколько слов отеческого наставления.
- Знаете, в связи с бедностью редакции наши возможности контактов с молодежью довольно ограничены. А лично я чувствую, что существует у нас какой-то отрыв, что где-то мимо тебя течет река... А "Родомысл" - это все-таки выход на определенную аудиторию. И с учетом уже достаточно сформулированных позиций, для нас приемлемых, я думаю, у нас получится сотрудничество и будет какое-то аккуратное, очень осторожное взаимовлияние. Мы будем тщательно прочитывать ваши материалы, будем знакомиться не только с текстами, но и с людьми. Будем приглашать ваших авторов к нам, устраивать творческие вечера.
Лично для меня важна попытка как можно глубже войти в течение жизни. Понять, как это течение отражается в современной прозе, поэзии. Главное, - работать и не опускать рук, несмотря на все экономические трудности.