Аннотация: Екатеринбург, события 1987 - 1997 гг. Театр, Церковь, политика...
Борис Пинаев
ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД. Комитет защиты
Девяносто третий начался для нас в восемьдесят седьмом. Тогда "Наш современник" опубликовал моё письмо. Собственно, это были две рецензии на два спектакля, соединённые вместе.
Потом в двух номерах журнала шло... обсуждение. Письма...
ВОЙНА
В декабре 1986 года было создано екатеринбуржское историко-культурное объединение "Отечество". Отечество, Родина, Россия... При слове Россия из глаз текли слёзы... Не часто мы слышали его. Всё больше Советский Союз... Муниципалитетский Союз... Советские-муниципалитетские люди... Почти абстрактные американцы... А тут вдруг возникло ощущение, что можно за неё положить голову на плаху. Не под ковром... На миру и смерть красна...
Общество возглавил бывший однокурсник жёнушки моей Марии (она вместе с ним училась зимой 1964-65 гг. целых полтора семестра, а потом сбежала на заочное отделение)... возглавил журналист Юра Липатников. Маша в то время только-только разогнулась немножко после тяжкой стенокардии (стала инвалидом второй группы). Зря, конечно, я позволил ей тогда влезать в политику. Она и без того совершала столько душеполезного. Но... Во-первых, мне бы её не удержать. Во-вторых, жизнь не перепишешь набело. А мы были такими желторотенькими... Во всяком случае мы с Марией. Сразу же сели на росинантов и поскакали защищать русскую театральную классику. Посмотрели пару спектаклей, ужаснулись ("приужахнулись"). Липатников созвал зрительскую конференцию в начале 87-го. В доме работников искусств. Как сумел раздобыть зал? Знатоки сегодня говорят, что тогда помещение можно было получить только с помощью "комитета". Не знаю... Липатникова тогда опекал писатель Серёжа Бетёв, он однажды написал книжку про милицию и мог, наверное, через МВД "пробить" зал в ДРИ.
Сергей умер потом от туберкулёза. Мы его ещё в 70-м навещали в диспансере на Чапаева. Он предлагал: бери у меня денег, бросай работу и пиши книжку. С гонорара отдашь... Я, правда, не поверил, что смогу написать такое... эдакое... что могло бы напечатать издательство. Кроме того, мы к тому времени шибко устали от нищеты, и я никак не мог бросить работу.
На конференции мы критиковали аж самих режиссеров-постановщиков. Самого Пипеля! (Меняю фамилию.) Он сразу (в утешение) получил Государственную премию. Переехал в Москву. И Ахахана... Он тоже уехал в Москву... или в Ленинград... в общем - тоже на повышение...
Друзья-приятели отправили в Москву мои рецензии и всевозможные фотографии ("вещественные доказательства"). В девятом номере "Нашего современника" было опубликовано мое письмо - и началась жизнь, полная удивительных приключений. Очень громко стали кричать в центральных газетах известный критик Кичин, знаменитый артист Ульянов и некоторые другие лица (Иванов, Сидоров, Петров и Рабинович). Даже некий прибалтийский журнал чуть позднее уделил внимание моей нехорошей персоне. Можно бы, наверное, их сразу всех процитировать, но лучше просто посмотреть, из-за чего сыр-бор разгорелся. Вот одна из двух моих рецензий "Беглость ума и благонравие":
"Занавес открывается. На сцене - старая русская изба с заколоченными ставнями, вокруг которой возвышаются ничего не поддерживающие бутафорские колонны. Слева над колоннадой громоздится бог весть как туда затащенный гипсовый Вольтер в кресле, справа на крыше почему-то лежит сено. Симметрия, значит, такая... В центре - на той же крыше - сооружена башенка с площадкой, обнесенной могильной оградой образца 1987 года. Эту площадку моет дворовый в сапогах, красной рубахе и с плеткой на руке. Вот он разогнулся, перекрестился и выплеснул грязную воду из ведра прямо на французского мыслителя. В это время на крыше появляется госпожа Простакова в спальном халате. Дворовый опускается на колени. Так начинается "Недоросль" Д.И.Фонвизина на сцене свердловского ТЮЗа.
Госпожа Простакова сходит с крыши на землю и заводит всем известный разговор с Тришкой, который якобы обузил кафтан. Все это время помещицу сопровождают раболепные дворовые со стулом и опахалом. Один из них наряжен в рваный полушубок без рукавов, в лапти и бархатные штанишки, другой - в камзол и штиблеты "прямо из Парижа". Тут же бродит уже знакомый нам "краснорубашечник" с плеткой. В конце концов неугодившего Тришку дворовые хватают за руки и бьют с размаху о колонну. Таким ударом укладывают в гроб римского легионера, но Тришке - ничего-с...
Появляется брат Простаковой Скотинин - в парике, ботфортах, с корзиной и свиньей-копилкой. Вся компания "распивает бутылку", причем свою долю получает и прислуживающий здесь лакей в непременных лаптях. Он опускается на четвереньки, хрюкает, изображая свинью, за что Скотинин лично льет ему вино прямо в широко открытый рот (наверное, много репетировали).
Вскоре появляется русский офицер Милон. Он шумно обнимается с чиновником Правдиным, снимает с себя походную одежду и вытряхивает из нее пыль, как бабы трясут грязное одеяло. В дальнейшем Милон только тем и занят, что вопит и бросается на людей с обнаженной саблей, а Правдин каждый раз силой удерживает его от смертоубийства. Так и бродят они по сцене два краснорубашечника: дворовый с плеткой и дворянин с саблей (все та же излюбленная симметрия).
Потом приезжает Стародум - дядя томящейся у Простаковых Софьи. Это старый, толстый, лысый, слепой и глухой субъект с висящей на нем сбруей: лорнетом и слуховым рожком. Ему от роду шестьдесят лет, а выглядит на все девяносто. В разговорах он рычит, хрюкает, все время нелепейшим образом тянет ухо к собеседнику, в самых патетических сценах на потеху публике переспрашивает: каво? Мы-то до сих пор считали его возвышенным резонером: "Ум, коль он только что ум, самая безделица. С пребеглыми умами видим мы худых мужей, худых отцов, худых граждан. Прямую цену уму дает благонравие: без него умный человек чудовище".
Однако пребеглый ум режиссера Д.Ахахана видит благородного российского гражданина по-своему. Наверное, режиссеру очень хочется крикнуть: ничего благородного в этой вашей русской истории не было вовсе! И он совершает прямой подлог, выворачивая наизнанку фонвизинский текст. У Фонвизина, например, вот как:
"Правдин. -Итак, вы отошли от двора ни с чем? (открывает свою табакерку). Стародум (берет у Правдина табак). -Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублей. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку, другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублей целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно: мою душу, мою честь, мои правила".
У Ахахана все наоборот: "Правдин. -Итак, вы отошли от двора ни с чем? Стародум (достает свою табакерку). -Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев". Текст оборван - вроде бы пустячок, но Стародум между тем совершенно растоптан. По Фонвизину, он принес домой неповрежденными свою душу и честь, а по Ахахану - чужую табакерку.
Создается впечатление, что этот простенький прием понравился режиссеру чрезвычайно. Он умудряется выворачивать ситуации наизнанку в течение всего спектакля... Вральман там выглядит по меньшей мере графом Калиостро. Наверное, чтобы подчеркнуть высоту своего полета, в одной из сцен этот немецкий кучер начинает вдруг произносить звук "р" почти совсем по-французски. Правда, с одесским акцентом. Вообще, это единственный цивилизованный человек в России, он даже физзарядку по утрам делает. Ему сам Правдин в подметки не годится. Этот дурачок в свободное от разговоров время обычно торчит на крыше и бессмысленно пялится в трубу...
Зато Митрофан каков! На ученье он является в римской тоге (больше похожей, правда, на обычную банную простыню) и в головном уборе чуть ли не из Оксфорда. Садится за стол с древнейшими манускриптами и медной чернильницей. Еремеевна приносит череп, дворовые кантуют гипсового Вольтера и хором поют под балалайку: "Науки юношей питают..."
Что происходит потом, все знают преотлично: Митрофан не может разделить триста на три, читает часослов через пень-колоду... Да что там Митрофан. Ахахан пытается разъяснить нам, будто в своем отношении к Просвещению, к Европейской Мысли ни дворовый с плеткой, ни Митрофан, ни Стародум принципиально друг от друга ничем не отличаются. Эту самую Мысль в спектакле представляет, воплощает, символизирует, естественно, Вольтер, до сих пор остающийся кумиром нашей французско-нижегородской образованщины. Ах, ах, бедный Вольтер: дворовый вылил на его "статуй" ведро грязной воды, Митрофан нахлобучил ему на уши свою "ученую" шапку, Стародум швырнул на него, как на вешалку, плащ Правдина...
Неужто Россия во мгле окончательно и бесповоротно? Нет, отчего же: у режиссера под рукой масса изобразительных средств. И он пользуется ими, чтобы хоть что-то противопоставить этому мрачному царству. Смотрите: на столе, стоящем посередь сцены, помаленьку собирается комплекс предметов, сошедших прямо с цветной иллюстрации к произведению Еремея Иудовича Парнова "Трон Люцифера": книги, перо, чернильница, череп, розы, свеча. Букет масонской символики. Поверить, что все эти предметы оказались на столе случайно, - все равно что предположить, будто обезьяна, случайно ударяя по клавишам, может воссоздать трагедию Шекспира. И вот с этого стола дворовый мальчик Тришка потихоньку таскает литературу. Просвещается, стало быть. А просветившись, он, надо полагать, когда-нибудь в будущем попытается перевернуть Россию (совершив здесь, допустим, великую февральскую революцию 1917 года).
Но причем тут масоны? Мы с ними знакомы разве что по газетам, освещающим преступную деятельность неофашистской итальянской ложи П-2. По-видимому, Ахахан хочет напомнить нам, что в русской жизни конца 18-го столетия они играли не последнюю роль. По всей вероятности, он жаждет нам сообщить, будто масоном был сам Д.И.Фонвизин, а стало быть, крайне необходимо сделать причастным масонству хотя бы портного Тришку, еще покамест не испорченного русскими национальными традициями.
Однако уже каких-нибудь сто лет назад некий С.М.Брилиант писал в биографическом очерке: "Принадлежность к масонству требовала серьезности мысли и чувства, известного настроения, к какому Фонвизин как раз был совершенно не способен. Здесь обряд строго соединялся с нравственным обязательством, тогда как видимая набожность Фонвизина ни к чему не обязывала... Холодный, рассудочный ум Фонвизина удержал его от чересчур горячих увлечений, хотя не спас от ханжества..." (Брилиант С.М. Фонвизин. Спб, 1892. С.72 73).
Что-то не получается... Выходит, не ходил Денис Иванович в масонах, а посему никак не мог считать, будто у них в кармане вся правда и будущее России. И за это некий Брилиант очень на него сердит. Может быть, и режиссер Ахахан тоже рассердился за что-то на Фонвизина, а вместе с ним и на Россию? Иначе чем же объяснить, что все благородные герои "Недоросля" выглядят в лучшем случае дурачками? Чем объяснить, что их монологи о жизни нравственной и безнравственной усечены до предела или выброшены вовсе? А то, что все-таки оставлено, они произносят, чаще всего, поворотясь спиной к зрителям...
Показательна в этом смысле сцена похищения Софьи. Правдин и Стародум невнятно распинаются о благонравии на верхотуре за могильной оградкой, а в это время из окна прямо под ними дворовые вытаскивают Софью в мешке. Зал прямо-таки покатывается со смеху. Детей "от семи классов и выше" учат смеяться над Стародумом, когда он говорит: "Я желал бы, чтоб при всех науках не забывалась главная цель всех знаний человеческих: благонравие. Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение возвышает одну добродетельную душу".
Что ж, и театр можно превратить в лютое оружие... Нас приглашают посмеяться над людьми, коих Василий Осипович Ключевский, наш выдающийся историк, называл "академиками добродетели". Нас приглашают посмеяться и над самой добродетелью, ибо она оскорблена и унижена в этом спектакле.
Кстати, в порядке повышения нравственного и общеобразовательного уровня можно бы порекомендовать постановщикам "Недоросля" (в часы отдохновения от утомительных трудов) почитать того же Ключевского: "Ничего смешного нет и в знаменитой сцене ученья Митрофана, в этом бесподобном, безотрадно печальном квартете бедных учителей, ничему научить не могущих, мамаши, в присутствии учащегося сынка с вязанием в руках ругающейся над учением, и разбираемого охотой жениться сынка, в присутствии матери ругающегося над своими учителями... Если современный педагог так не настроит своего класса, чтобы он не смеялся при чтении этой сцены, значит, такой педагог плохо владеет своим классом, а чтобы он был в состоянии сам разделять такой смех, об этом страшно и подумать".
В спектакле свердловского ТЮЗа реализуется именно то, о чем страшно подумать. Не к злу и беззаконию воспитывают здесь отвращение, но учат презирать свое отечество, русскую историю. Вот уж подлинно: "Ум, коль он только что ум, самая безделица..."
Поскольку опубликовать это в ту пору было невозможно (даже и "Наш современник" потом дал какую-то выжимку), пришлось всё прочитать в актовом зале института народного хозяйства. Там общество русской культуры и много всякого другого народа встречались с председателем московского общества "Память" Д. Д. Васильевым, а после все желающие выходили к микрофону. Гласность, свобода и демократия. Дмитрий Дмитриевич показал пленку: как взорвали храм Христа Спасителя. В президиуме вместе с ним, Липатниковым и Баркашовым сидел сам заведующий городским отделом культуры Алялин. Руководил происходящим, а потом написал жалобу... уж теперь не помню - куда. В горком КПСС?
Потом пошли всем "русским обществом" куда-то на квартиру. Васильев показал себя там умным и убедительным оратором. Правда, мне досталось... Он стал рассказывать про всевозможные масонские знаки, и получилось, что я и академик Лихачёв одинаково прикладываем к лицу два пальца правой руки - средний и указательный. Все стали на меня внимательно смотреть, но Дмитрий Дмитриевич меня пожалел и объяснил присутствующим, что в данном случае... ну, когда речь идёт обо мне... это просто привычка.
Баркашов тогда ещё не был начальником РНЕ, а просто сопровождал Васильева. Уже позднее, когда Липатников был убит, наши местные баркашовцы попытались овладеть его деревянным домом, где собирался "Русский союз". Я был решительно против контактов с ними, но почему-то оказался во время одной из встреч сидящим между двумя молодцами с экзотической символикой на рукавах.
Лишь потом догадался - почему... когда на панихиде у царского креста опять обнаружил справа и слева от себя людей с нарукавными знаками, очень похожими на свастику. А прямо перед собой увидел фотографа. У меня уже был опыт эпохи развитого социализма, когда на уборке моркови "фотокор" захотел меня запечатлеть - и в эту самую секунду рядом в фривольной позе оказалась наша весьма почтенная дама. Подскочила и изогнулась, как кошечка в интересной ситуации. У меня глаза на лоб... Ну-ну...
Надо полагать, комплектовали компетентные люди фотодосье на всякий случай. Наверное, мечта была такая: на всех русских в России напялить свастику, чтобы прогрессивное человечество не возмущалось, если придётся повторить геноцид. Что ж, это их работа. Спаси их, Господи...
Что же касается театра... Вот прочёл однажды в "Литературной газете"(2005, Љ12-13):
"Что бы сказали Мольер и Островский, посмотрев "Тартюфа" в МХТ, "Грозу" - в "Современнике", "Последнюю жертву" - в "Ленкоме?" - так, в меру жёстко и конкретно, был сформулирован подзаголовок недавнего заседания клуба "Свободное слово" Института философии РАН, к участию в котором были приглашены философы, литературоведы, критики, практики и любители театра. Публикуем фрагменты этого большого, заинтересованного и вышедшего в конечном итоге далеко за пределы частных, хотя и характерных сценических примеров, разговора.
Людмила САРАСКИНА, литературовед:
...Ставить классику на театре КАК ОНА ЕСТЬ (то есть не меняя белое на чёрное) стало немыслимой роскошью, давно не виданным в мире чудом. Увидеть в русском театре Чехова или Толстого, Достоевского или Островского, как они есть, практически невозможно, это недостижимая мечта, такая же, как вечная любовь или абсолютная истина - в мире, где всё относительно и где вневременные ценности потеряли цену. ...Театр сегодня выходит за все мыслимые пределы допустимого прочтения классики, создаёт тот самый БЕСПРЕДЕЛ...
Режиссер А.Ж. - уже не только скандальный, но и культовый - поставил "Три сестры"... Действие проходит на Соловках, в бараке, сёстры-зэчки разливают водку, пьют на троих и поют: "Сталин - наша слава боевая, Сталин - нашей юности полёт". Как измываются над "Чайкой" - об этом знают все, кто ходил на последние "версии" пьесы, столичные и гастрольные. ...Тригорин любвеобильный бисексуал, любит и Аркадину, и Нину Заречную, а также всех персонажей мужского пола и возит с собой портрет юноши в купальных трусах.
Вообще тема "про это", тема эротики и порно - чуть жёстче, чуть мягче - это главный конёк скандальных спектаклей. Валерий Б. осуществил в своём Театре на Юго-Западе, как о том с восторгом сообщает критика, сценическое продолжение "Анны Карениной", написанное О. Ш.: в результате суицида на железной дороге Анна не умирает, но остаётся без руки, без ноги и без глаза, Вронский попадает под пули на Балканах и лежит парализованный. Левин вожделеет к Анне и утоляет свою страсть с криками и воплями, что у его жены Кити нет таких шрамов и рубцов. Вот "бренд" этого спектакля.
...Или вот Пётр Верховенский расстёгивает ширинку и, извините, мочится на забор, ведя напряжённейший разговор со Ставрогиным, которого, как мы помним, он почитал своим кумиром. Зачем? Вопрос "зачем?" мучительно меня преследует - зачем это делается?
...Русская классика в течение последних десяти-пятнадцати лет испытывает колоссальное гонение. Тот, кто немножко за этим следит, тот это знает. Русской классике ставится в вину вообще всё - что именно она способствовала развалу страны, именно она деморализовала общество и своим морализаторством сформировала народ, не способный к рынку, к вхождению в мир западной глобализации. Она, дескать, расслабила людей, лишила их мускульной силы и держит население в цепях тоталитарных моральных устоев. ...Есть целое направление, которое требует запрета русской классики в школе, ибо она, дескать, "портит" людей, оставляет их в старой, традиционалистской ментальности.
Эстетика постмодернизма, которая обслуживает глобалистские настроения, поддерживает тезис, согласно которому русские - неэффективный народ. Россия - лишняя страна на карте мира. Эта эстетика не мирится со статусом русской литературы как общемирового культурного достояния. (...)
Валентин ТОЛСТЫХ, философ, председатель клуба:
...В отношениях современных авторов с классикой меня больше всего поражает и возмущает беспардонное, ничем не аргументированное переиначивание и передёргивание смысла изображаемого на сцене и экране, вплоть до противного, как в той же "Грозе" в "Современнике". Сами осмыслить или придумать, выудить в реальности ничего не могут, а вот поохальничать с готовыми "образцами" всегда готовы. (...)
Л. САРАСКИНА:
Задаю себе ещё один вопрос: если современный театр очень хочет, чтобы по сцене гуляли наркоманы, мерзавцы, подлецы, зачем нужно трогать русскую классику? Есть много свободных литературных сил, много ловких перьев - ну напишите пьесы, где наркоман забавляется с проституткой, подлец дружит с негодяем; создайте современную драматургию под собственными оригинальными названиями и гуляйте, ребята, сколько хотите. Но нет. (...) Нужно, чтобы тот самый школьник, который не читал "Анну Каренину", пришёл в театр, посмотрел и сказал: и это ваша классика? И вы хотите, чтобы я это читал? Чтобы мы это изучали? Вот это вы и называете великими духовными ценностями? (...)
Я более чем уверена, что наши разговоры, увы, не будут иметь никакого результата, никакого резонанса. Даже если бы говорили с Лобного места, с трибуны Кремля, никто на это бы не реагировал. И только полная безнадёга даёт право говорить свободно. То, что политический заказ на отстрел русской классики есть, я в этом абсолютно уверена.
(ТО, ЧТО ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЗАКАЗ НА ОТСТРЕЛ РУССКОЙ КЛАССИКИ ЕСТЬ, Я В ЭТОМ АБСОЛЮТНО УВЕРЕН. Кроме того, тут и знамение эпохи, её основной технологический приём - сатанински выворачивать наизнанку оригиналы, превращать их в пародии. - Б.П.).
Политически целесообразно культуру закопать, свести её с пьедестала, посыпать пеплом и сказать - всё, нету. Кому-то выгодно считать, что Сорокин, Лев Толстой, Виктор Ерофеев, Достоевский - один чёрт. Главный тезис, который выдвигает постмодернизм, - это смерть автора. (...) Вместо автора есть переписчики, скрипторы, интерпретаторы.
И что такое тезис "постмодернистская чувствительность"? Это такое переживание событий, когда нет ни чёрного, ни белого, нет ни добра, ни зла, нет высокого, низкого, красивого, безобразного. Всё одинаково, и всё - всё равно. И главное - что всё можно. Вот у Достоевского сказано: (если) Бога нет, (то) всё дозволено". \Слова в скобках также принадлежат Достоевскому. - Б.П.\
Естественно, главный заказчик, заинтересованный в "отстреле русской классики" - это САТАНА, пародист, обезьяна Бога, высшая радость коего - кощунственно надругаться над святыней. Интеллигенту трудно, почти невозможно в этом признаться, но...
(См. у меня на странице: "Логический сатанизм", "Инверсия и пародия".)
АТАКА
За давностию лет у меня создалось впечатление, будто атака началась после публикации моего письма в московском журнале. Но документы опровергают это мое впечатление. Их раздобыл Липатников... Уже через полмесяца после зрительской конференции в Свердловское отделение союза журналистов СССР пришло письмо от председателя правления местной нашей организации союза театральных деятелей РСФСР и председателя секции критики (назовем их условно Усиньев и Бубин): "От имени правления Свердловской организации СТД РСФСР хотим обратить Ваше внимание на характер и идейную направленность общественной деятельности членов СЖ СССР Липатникова Ю.В., Пинаевой М.К., Пинаева Б.И. В последнее время их выступления на различных городских собраниях, на телевидении и радио носят выраженный националистический характер, для чего используются подлинно благородные понятия - любовь к своему отечеству, утверждение истоков своей национальной культуры. Особенно отчетливо это выразилось на заседании общества "Отечество" 30 января 1987 г. О характере этого заседания Вы сами сможете сделать вывод из текста расшифрованной магнитофонной записи, которую мы прилагаем.
Мы совершенно уверены, что люди, состоящие в самом партийном из творческих союзов, должны особенно ответственно относиться к своей общественной деятельности и строить ее только на позициях марксистско-ленинской идеологии. Подписи".
Однако самый партийный из творческих союзов никак не откликнулся на жалобу театральных деятелей РСФСР. И тогда осенью атака была возобновлена: "16 февраля с.г. мы направили Вам письмо, в котором выразили критическое отношение к выступлениям членов вашего Союза (имя рек), носившим ярко выраженный националистический характер. Мы приложили и стенограмму заседания историко-культурного общества "Отечество", на котором обсуждались спектакли свердловских театров с участием названных лиц и прозвучали профессионально-безграмотные, клеветнические по своей сути, оскорбляющие достоинство советских художников измышления. До сих пор Ваша организация не выразила своего отношения, не ответила на наше письмо, что, думается, противоречит самому характеру взаимоотношений между творческими союзами... Нас удивляет столь долгое молчание руководства СЖ, его безразличное отношение к нашему обращению. Надеемся, что сейчас мы получим Ваш ответ. Подпись".
Тут уж отмолчаться было невозможно, поскольку после публикации в "Нашем современнике" поднялся всесоюзный гвалт. Очень громко закричали и затопали ногами великие актеры, знаменитые критики и журналисты. Зазвенело в ушах у деятелей обкома КПСС. Поэтому 29 октября 1987 года было принято постановление президиума правления областной организации СЖ СССР "О работе первичных организаций комитета по РВ и ТВ (там состояла на учете Мария), редакции журнала "Уральский следопыт" (там возглавлял первичную организацию Ю. Липатников), многотиражных газет г. Свердловска (там состоял на учете научный сотрудник Б. Пинаев) по воспитанию у членов Союза журналистов нового мышления в понимании истории и отражении этих проблем в средствах массовой информации и пропаганды".
Работа первичных организаций "по воспитанию нового мышления в понимании" была признана "не в полной мере удовлетворительной". В пункте втором постановления наши действия были осуждены, а первичным организациям было предписано рассмотреть наши отчеты "о выполнении требований Устава СЖ СССР". Пункт четвертый потребовал "от секретарей первичных организаций (имя рек) коренной перестройки воспитания у членов Союза нового мышления, высокой партийности в понимании истории партии и государства, отражении этих проблем в средствах массовой информации и пропаганды на основе требований ЦК КПСС и 6-го съезда СЖ СССР".
Юрий Васильевич Липатников был строго предупрежден "об ответственности за выполнение требований Устава СЖ СССР по активной борьбе за дело КПСС, ведении решительной борьбы с любыми проявлениями буржуазной идеологии и другими чуждыми социалистическому образу жизни взглядами и явлениями".
Надобно сказать, что все постановления реализуют (или не реализуют) люди. Конечно, я сходил на заседание своей первичной ячейки, но там меня, грешного, большинством голосов осуждать не стали, хоть и были, естественно, желающие (особенно старался бывший главный цензор области).
Иным было положение в академическом институте, куда я в 73-м году ушел с областного телевидения - на должность научного сотрудника, редактирующего всевозможные тексты: научные рекомендации, сборники статей и тезисов, доклады и т.д. Попутно я сдавал кандидатские экзамены и упоенно занимался логическими измышлениями. В 87-м году как раз была готова статья на сорок с лишним страниц "Формализованная процедура ответа" (прикладной аспект: "Логические основы амбивалентной экономики"). Однако тут случилось все то, что случилось... Уж не знаю, на каком уровне принимались решения (мне намекали, что давит обком КПСС), но наши мудрецы срочно осуществили "антисемитскую акцию", заменив моего русского начальника евреем, который и назначил мне досрочную переаттестацию. Нашелся лишь один человек в аттестационной комиссии, поддержавший меня - доктор наук, социолог Борис Павлов. (Мы с ним когда-то по заданию высоких партийных органов в одной команде с упоением косили в лесу крапиву - на корм скоту.) Все остальные послушно выполнили приказ, и в начале 88-го года я оказался на должности ... инженера институтского вычислительного центра - с резким уменьшением зарплаты. Но решил ни в коем случае не увольняться. Пришлось срочно овладевать искусством общения с нашей огромной ЭВМ и попутно писать протесты в самые разные инстанции.
С Марии в это же время "сняли" вторую группу инвалидности (знай, мол, наших). Она тогда пыталась еще "внештатничать" на радио, выдала передачу с обзором читательской конференции. Про издевательство над классикой в нашем оперном театре и ТЮЗе. После этого (через полгодика?) сняли с работы Люду Коршик, главного редактора, а Машу в эфир больше не пускали. Такие дела...
Вот её письмо:
"В студии пока ничего хорошего. Новый начальник Копосов (фамилию меняю) объявил Люде Коршик выговор приказом по комитету - за новую программу "Час пик", которая выходит в 7.15 утра. Алла Бородина говорит, что она даже на работу из-за этой передачи опаздывает - так здорово! Вышло 3 или 4 выпуска, и началось. Тексты затребовали в обком КПСС, Людке выговор, а вчера Копосов снял весь выпуск очередной и заявил: "Завтра придётся объявить вам, Людмила Петровна, строгий выговор".
Кугар и Дина от него не выходят. Про Швильку сказал, что она на студии "единственный принципиальный журналист". В присутствии Кугара заявляет, что партийное взыскание, которое Людка получила за "Пинаевские передачи" - это мизер. Все "книжники и фарисеи" на коне! Шишенко вещает в коридорах: она ни минуты не сомневалась, что "справедливость восторжествует". Может быть, я безнадежный оптимист, но мне кажется, что он ведет себя так, чтобы ИХ успокоить. Люда говорит, что я полная дура, что он ей заявил прозрачно: "Мне нужны такие главные, при которых бы я спал спокойно". Собирается уходить сама, пока не уволил по статье.
Настроение сам понимаешь какое. Радийщики наши тоже все в трансе, так все начали суетиться с этой программой. Я одну слышала - своим ушам не поверила.
Потребовали у Копосова собрания - он сказал, что не собирается тратить время на обсуждение вещей, для него очевидных. Звонила Виктория Степановна из Первоуральска, читала по телефону копию письма Вилисова "президенту" Громыко - насчет алкоголизации народа. Читала и плакала. Ты бы хоть ему письмо написал - просто о том о сём. Его надо поддерживать, он там совсем один. Ну, ладно, хватит про это, перемелется - мука будет.
Сижу и пишу тебе письмо на новом месте (приснись жених невесте) - за секретером. Долго не могла сосредоточиться, отвлекают фотографии. А потом стала смотреть в окно - и поехало. Не знаю, как буду к секретеру привыкать. Тебе хорошо, ты к нему привычный... Да тебе и всё равно, лишь бы было где притулиться".
Это июль 1988 года.
Вместе с письмом лежит бумажка, где Мария перебирала варианты заголовков (теперь уж не узнать, к какому-такому своему тексту):
О чём ты хочешь спросить?..
Может, завтра выйдет солнце?..
Уныние бесовское далече от меня отжени, Господи!
Да, конечно, надобно стать на колени и попросить: "Уныние бесовское далече от меня отжени, Господи..."
Может, завтра выйдет солнце?
А в сентябре 91-го Маша решила срочно-срочно, быстро-быстро ... обвенчаться. Ей тогда казалось, что мир рушится (августовский фарс, угроза гражданской войны и т.д.). Вечером восьмого сентября (в воскресенье) зять мой Павел привез меня из деревни, а Мария говорит: "Боречка, мой хороший, завтра пойдем в церковь, я уже договорилась. Иначе всё неимоверно затянется чуть не до следующего воскресенья..."
Как с печки упали... Но если мир рушится, то, само собой, нам нужно успеть обвенчаться. Икону Господа нашего Иисуса Христа я купил в притворе за пять минут до таинства (икону Пресвятой Богородицы и дореволюционное Евангелие подарил Иван Данилович Самойлов в Алапаевске еще весной 81-го). Венчал нас отец Иоанн Осипович вместе с диаконом Георгием Еремеевым. Отец Иоанн как раз и крестил раба Божия Бориса в феврале 1989 года. Тогда меня Мария тоже срочно-срочно выгнала. Не выгони - так я бы еще три года ходил вокруг да около, размазывая интеллигентские сопли. Ждал бы вдохновения, озарения, осияния - не знаю чего еще там. Нашего брата иногда надо просто подтолкнуть.
Кстати, икона Божией Матери пришла тогда к нам вовремя - чтобы спасти от смерти Марию девятого апреля. Так? Она тогда чуть не погибла на кладбище, отправившись туда в день рождения своей матери. Но Богородица нас пожалела и послала мне сон, под впечатлением которого я сбежал с работы, чтобы отправиться вместе с нею. Говорят, чрез икону соединяются вечность и время, мир невидимый и мир видимый. Это окно в мир иной.
Был у Марии еще бумажный православный образок, оставленный ей матерью. Однако она оставила его в сумке на стуле весной 1992-го. Мария присутствовала тогда на медицинской конференции в бывшей совпартшколе, ее героиня врач Алла Бородина куда-то отправилась на машине - и Мария срочно-срочно бросилась за ней, оставив сумку. К закрытию она не успела, сумочку сдали на вахту, где она исчезла вместе с иконой. Вскоре Маша обнаружила у себя шарик - раковую опухоль. Я готов согласиться, что потеря иконы и рак совсем никак не связаны. Может, потеря просто знак беды?
ОТЕЦ ГЕРМОГЕН
Церковь... венчанье... отец Иоанн и отец Георгий... Однако теперь уже нет диакона Георгия, а есть игумен Гермоген (Еремеев). Он стал монахом в конце мая в тот год, когда Мария преставилась. И вот совпадение: 25 мая, в день рождения Марии, празднуют святого Гермогена... За 18 дней он воздвиг церковь во имя св. Николая Чудотворца, в коей венчалась моя дочь Юлия. Очень уютный, тёплый храм на краю парка.
Отец Гермоген... О нём есть записи в предсмертном дневнике доктора медицинских наук Ивана Ивановича Бенедиктова, изданном недавно в нашей епархии (стараньями отца Сергия Суханова):
"29 сентября 1999 г. Среда.
Господи, благослови.
Вчера произошла удивительная встреча с иеромонахом Гермогеном, который в 1995 году был настоятелем Крестовоздвиженского храма и мне подарил очень интересную духовную богословскую книгу - протоиерея, магистра богословия Григория Дьяченко "Духовный мир. Рассказы и размышления, приводящие к признанию духовного мира" - с дарственной надписью: на молитвенную память дорогому Ивану Ивановичу Бенедиктову от настоятеля Крестовоздвиженского храма. Иеромонах Гермоген (Еремеев), 13. 05. 95 г., Екатеринбург. И подпись. Встреча случайная, но, как говорят философы: случайность - это непознанная необходимость. Встреча должна была быть. И он, о. Гермоген, рассказал мне о чуде, которое произошло с ним. Думаю попросить его написать о себе подробнее и о чуде.
Дело в том, что, когда он был в Ульяновске, в него стреляли и пробили оба лёгких. Пуля, попавшая в левое лёгкое, по траектории движения должна пробить сердце, но хирурги, оперировавшие его, удивились: пуля изменила направление полёта и не повредила сердце, потому удалось его спасти. Это было в Великий пост. Отец Гермоген через 10 дней после двухсторонней торакотомии отправился в храм помолиться. В храме в то время читали покаянный канон св. Андрея Критского. Было физически тяжело... На 4-й песни (последняя Богородичная) было сказано: "Где восхочет Бог, - там нарушается порядок природы, ибо Он творит - что благоизволит", и эта фраза пронзила сознание. Ведь с ним именно это и произошло. После посещения храма он стал быстро поправляться.
(Да, отец Гермоген - удалой игумен. Как-то в ночь на Крещенье встречаю его в мокрой рясе: хоть и кашляю, мол, а принял ледяную купель. И вот как стало хорошо! - Б.П.)
8 октября 1999 г. Пятница.
Писать статью о монахах приостановил, жду информации от о. Гермогена. Он сейчас мне рассказал немного о своей прошлой жизни.
1. Верил в Бога с детских лет. В детстве услышал о Николае II, ему показывали старые фотографии императорской семьи. Он очень переживал, когда речь шла об убийстве Царя и его семьи в подвале Ипатьевского дома. Когда приезжал писатель Владимир Солоухин с делегацией из Москвы - к шахте, куда были сброшены тела убитых, то о. Гермоген сопровождал их. Рассказывал подробно.
2. Окончил только первый курс музыкального училища. Обладал хорошим голосом. До этого служил в храме: читал и пел. Из-за этого исключили из училища.
3. Затем пел в хоре оперного театра, а в последующем исполнял вокальные номера. Однажды поехал с театральной группой в Пензу на гастроли, где, кроме театра, пел в церкви. И однажды пришлось по ложной справке пропустить выступление в театре, а вместо этого - петь в церкви, и за это ему был объявлен строгий выговор с предупреждением.
4. Это побудило уйти из театра, поступил по контракту в ансамбль советской армии и поехал в Германию на гастроли, где женился. Но и там, по зависти к его успехам, пришлось оставить ансамбль и вернуться в Свердловск".
Я помню: в 1987 году о. Гермоген (тогда просто Георгий) ходил в наше общество русской культуры. Потом стал диаконом, вёл занятия воскресной школы для взрослых в Доме культуры имени Горького. Мы там его навещали с Марией. По каким-таким делам? Не помню. В 1993 году он служил в Иоанно-Предтеченском храме, и там я его встретил случайно и передал ему нашу газету "Глагол", которую нёс в епархию. Там была статья на целую полосу в защиту архиепископа Мелхиседека.
Он же и Марию причащал у нас дома в последний раз, а потом отпевал перед главным алтарём Кафедрального собора на старом кладбище. Через год совершил панихиду у могилы.
Недавно у него был концерт в филармонии. Знающие люди говорят: "Голос необычайной силы и красоты". Да, это так - я слышал на богослужении.
ВАВИЛОН
Итак, мы с жёнушкой занялись всевозможной культурно-политической борьбой. Весной 93-го пустили в свет, на вольный ветер четыре номера небольшой газеты "Глагол" (совместный выпуск газеты Липатникова "Русский Союз" и "Евразии" Цыбули и Буртника; его, этот "несанкционированный" выпуск, быстренько закрыла наша инспекция по охране свободы печати).
Один из номеров был целиком посвящен американскому памятнику жертвам "сталинских" репрессий. В городском совете Екатеринбурга шла тогда война двух враждующих лагерей - "за" и "против" сооружения пятиэтажного монстра. На бывшем ипподроме должна была возникнуть огромная голова, плачущая головами поменьше. Против воздвижения чудовищного символа выступил наш архиепископ преосвященнейший Мелхиседек. И вся артель, объединявшая потомков палачей, пострадавших (и не пострадавших) во время междоусобной брани, обрушилась на православного архиерея.
С этой газетой я отправился однажды в епархию, чтобы показать ее владыке. Но до архиепископа не дошёл - отдал отцу Георгию. Может быть, наш газетный стон был слишком резким? Не знаю... Судите сами:
"Они были бесплотны, невидимы, но стали вдруг ясно различимы, и тут же себя торжественно наименовали: Ва - ви - лон! Мы-то даже не подозревали, дурачки. Думали: это просто Свердловск, красный город Свердлова, град бетона и стали. Но Вавилон... Что бы это значило? Шумер, Месопотамия, Ассирия... Может быть, что-то объяснит Апокалипсис: "...Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным". Спасибо Ефиму Е. с радиостанции "Город" все нам объяснил. Из недели в неделю звучит его радиоголос, течет ползет бежит радиопередача "Вавилон" по земле и собирает в себя, вбирает, ассенизирует всю "мерзость земную". От передачи к передаче он лепит и приближает к нам фигуру "жены, сидящей на звере багряном, ...с семью головами и десятью рогами... И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон".
Сколько же там рогов и хвостов - в этой первой мартовской передаче и сколько голов? Молчащие, кричащие, отрубленные. Головы-слезы, головы-маски... Половина звучащего времени была отдана памятнику-мемориалу, посвященному жертвам репрессий. Впрочем, в "Вавилоне" не посвящают. Страшные головы-маски "посквернены" жертвам репрессий. Мимо с ребенком не пройти станет заикаться от страху, какая уж тут святость.
Владыка Мелхиседек, архиепископ Екатеринбургский и Курганский, попытался сказать свое слово, попробовал возразить, но поднялся крик, как на горе Брокен, куда собираются известные дамы на метлах. Городское и областное радио, "Вечерний Екатеринбург", "Уральский рабочий" - прямо-таки зашлись в негодовании: ах, что такое православный архиепископ посмел высказать собственное мнение (уж так бы себя и называли, как честный Ефим Е.: "Вечерний Вавилон", "Вавилонский рабочий" и т.д.)
Ефим Е., как всегда, был самым откровенным: "Православие это тоталитаризм! Православие наступает! Скоро у нас будут только кресты и часовни!". Жуткая, однако, картина: журналисты вавилонских средств массовой информации мечутся меж крестов и средь колокольного звона. (Как это, бедняжки, упустили: взрывали, взрывали и недовзорвали - оставили церковь на кладбище да два собора под музеями - без крестов и колоколов).
А теперь учат владыку уму-разуму: "Памятник жертвам тоталитаризма (а репрессиям подвергались все) не должен выражать культурные традиции и сакральную практику никакого отдельно взятого народа. Это было бы просто кощунством по отношению к другим народам, ставшим жертвами тоталитарного насилия. Именно поэтому философское, духовное и нравственное содержание памятника должно быть общечеловеческим, интернациональным по сути..." (это Ефим А. из "Вечернего Вавилона").
На наш взгляд, общечеловеческий памятник может быть воздвигнут только на общечеловеческой территории, то есть в Антарктиде. В Татарстане он будет выражать татарские национальные традиции, в Башкортостане - башкирские, в Удмуртии - удмуртские и т.д. В той русской области, центром которой является Екатеринбург, он, разумеется, должен хоть как-то отражать русские национальные традиции. "Интернациональными по сути" были и остаются тысячи безликих статуй, как правило, указующих перстом куда-то в неопределенную "общечеловеческую" даль. В России сегодня, наверное, нет ни одной мононациональной области, но это вовсе не значит, будто в связи с этим нужно продолжать семидесятилетнее проектирование "никакого" народа".
В статье подробно разбирались и некоторые другие аргументы вавилонских дезинформаторов. Вот ее конец: "Что ни говори, иногда полезно внимательно послушать обитателей Вавилона... Владыке Мелхиседеку не безразлично состояние души этих обитателей, он их просит: остановитесь, опомнитесь. Нет, в ответ хула и поношения. Но, может быть, все дело в том, что они не знают прогноза? Может, они просто не ведают, что творят? Тогда пророчества Апокалипсиса насчет Вавилона их остановят? Ведь может статься, что ни депутаты, ни журналисты, ни "православный" американский скульптор просто не читали этой бессмертной книги... Ну, так специально для них: "...Пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы... Кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое, или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем; и дым мучений их будет восходить во веки веков; и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью... Пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу".
Хорошо, если услышат. Однако, скорее, эти пророческие слова вызовут лишь новый приступ антирелигиозной ярости. А жаль..."
Кстати, автор скульптурного монстра Э.Инкогнитинский (меняю фамилию) к тому времени уже успел опубликовать в "Вопросах философии" свои воспоминания:
"Наш кружок, начатый при Сталине, пережил и Хрущевский период, хотя строгая конспирация в последние годы была уже не нужна. Некоторые из его бывших участников стали довольно крупными функционерами в партии. Это произошло в период оттепели. ...В разных областях было довольно много таких людей. Я с ними расстался, но надо сказать, что эти люди не выдали, откуда ноги растут. Один из учредителей кружка - Владимир Шрейберг - стал парторгом студии документальных фильмов.
Сплетение между катакомбной культурой и правящим слоем - сложнее, чем кажется на первый взгляд.
***
Сейчас, когда я уже несколько лет на Западе, я всё чаще задаю себе вопрос: что же заставило меня покинуть Россию? Главными, разумеется, были внутренние расхождения с советским мировоззрением. Нет, не в политическом плане, хотя и в политическом они тоже были. Но основные мои расхождения с режимом носили, скорее, метафизический характер.
...Если власть и не была любима мной, то, по крайней мере, я хотел её видеть в качестве грозной и демонической силы. А на протяжении всей своей жизни я встречался с обыкновенным, распущенным люмпеном, который занимал гигантские посты. И больше того, в сознании народном и мировом являлся героем. И вот этот разрыв между правдой истории, правдой победы, морем крови и невзрачностью, мелкотравчатостью, вульгарностью "представителей" истории ранил меня. Так, пожалуй, закладывалось моё основное, внутреннее противоречие со сложившейся властью и теми, кто её олицетворял на всех уровнях.
...Я всегда знал, что история - это не девушка, и в ней было очень много насильников, злодеев и садистов, но я не представлял, что великую державу, весь мир и саму историю могут насиловать столь невзрачные гномики, столь маленькие кухоные карлики, и это меня всякий раз оскорбляло. Я был согласен на ужас, но мне нужно было, чтобы этот ужас был сколько-нибудь эстетичен. Этот же, бытовой, мещанский ужас людоедов в пиджаках, варящихся в собственной лжи, морально разрушал меня.
...Я бывал в Кремле и трущобах, бывал повсюду, где только мог бывать советский человек, я жил как бы не в горизонтальном, а вертикальном направлении. Я общался с министрами, членами Политбюро, помощниками Хрущёва и Суслова, встречался с очень многими людьми из партийной элиты.
...Ко мне в студию в конце концов стали приходить и Сахаров, и Максимов, и Амальрик, и многие другие. Это потому, что наш кружок накопил профессиональный аппарат, где социологией занимался социолог, а не литератор, и в том ключе, в каком он, а не партия, считал нужным.
Когда наступила оттепель, многие из моих тогдашних друзей, считавших себя коммунистами либерального толка, пошли служить, чтобы изменять структуру общества изнутри, пошли в Сперанские, благо их пригласили. ...Многие мои друзья и напарники по "катакомбной культуре" шли в аппарат, шли в "зелёненькие" с надеждой смягчить систему и поняли лишь позже, что попали в ловушку, так как из аппарата возврата нет.
...Нынешние комиссары не только не берут на себя ответственности, но сами толком не знают, где она лежит. Я как-то пьяный, злой, в присутствии крупного чина КГБ и своих друзей из ЦК (КПСС) говорю: "Ну, кто же из вас меня всё-таки не пускает? Вот вы говорите, что КГБ, а ты, Лёнечка, говоришь, что они!" И тут они, тоже пьяные, между собой сцепились. Было очевидно, что никто из них сам точно не знал, как это происходит. Но каждый из них настаивал, что это - не он.
...Неверно было бы предположить, что в коммунистической элите нет не только здравомыслящих, но и патриотически страдающих за родину людей, конструктивных сил. Но объективные условия таковы, что проявлять они себя могут часто лишь конспиративно. ...Впрочем, конструктивные начинания иногда переплетались и с партийной интригой. Как-то главный идеолог Москвы Ягодкин выступил в "Новом мире" с невероятно ждановской статьёй. Ко мне приходит один западный корреспондент левого толка и спрашивает - что Ягодкин делает? Ведь он льёт воду на мельницу западных ястребов, врагов примирения с Советским Союзом! Я рассказал об этом одному парню из ЦК (КПСС). А тот говорит: а почему бы тебе не сказать западной прессе, что по мнению московской интеллигенции Ягодкин льёт воду на мельницу антисоциалистических сил... Я так и сказал. Потом поступил запрос от итальянской КП (Коммунистической партии), и Ягодкина сняли.
У меня был значительный круг влиятельных друзей, имевших доступ к власти. Но когда я был в России, мне казалось, что они действуют недостаточно активно, что они не хотят рисковать и вступать в действительный конфликт. После приобретения западного опыта я пересмотрел своё отношение к ним.
...В связи с этим мне припоминается забавный эпизод. Только в данном случае "конструктивные силы" помогали не диссиденту, а партийному начальству, а "диссидент" тоже принимал в этом участие. Всю ночь мы сидели в моей мастерской и готовили тезисы одному из шефов ЦК (КПСС) для его поездки в Италию, где он должен был встречаться с видными интеллектуалами. У референтов ЦК было достаточно информации, но, видимо, они хотели услышать какие-то свежие идеи от меня, чтобы их шеф мог щегольнуть неожиданностью взгляда. Мы сидели всю ночь, пили, страстно спорили и очень много работали. Под утро, обалдевши от невероятного количества сигарет и выпитого, один из референтов ЦК, ярый кстати антисталинист, говорит: (...) "Ребята, мы же знаем наших коллег на Западе. Вы можете себе представить, чтобы люди, занимающие наше положение, бесплатно, не имея от этого никакой выгоды, сидели всю ночь и работали не за страх, а за совесть, чтобы их мудак-начальник не выглядел мудаком за границей? Да ещё проклятый скульптор сидит и помогает..."
Наверное, "проклятый скульптор" Инкогнитинский здесь всё-таки несколько преувеличил насчёт "не имея от этого никакой выгоды". А заказы-то-с? Сам же иногда приоткрывает занавес: "Мне удалось сделать самый большой рельеф в мире, 970 квадратных метров. Опять-таки, используя пазы в системе. ...Последнее время я сделался самым высокозарабатывающим скульптором в СССР".
И вот такого внушительного и способного человека мы попытались остановить в Екатеринбурге...
На архиепископа вскоре началась мощнейшая вавилонская атака, подключили даже центральную прессу - газету "Известия". Мария организовала сбор подписей в булочных и других присутственных местах, чтобы поддержать владыку. Написала о нём большой очерк. Мы с ней пытались защитить его в "Уральской газете":
"В октябре 1918 года Святейший Патриарх Тихон писал совету народных комиссаров: "Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и её служителей, злобные богохульства и кощунства"... С тех пор минуло 75 лет, однако создаётся впечатление, что кое-кто из нынешних сотрудников газеты "Известия" по-прежнему на боевом посту. Недавно (17 ноября 1993 г.) здесь появилась заметка, сочинённая в духе тех самых поминаемых лет. Чего стоит один лишь заголовок - "Служил Владыка за бутылку". Чтобы сразу же осмыслить его чудовищность, достаточно поменять в заголовке всего одно слово: "Служил Редактор за бутылку". Можно ли себе представить, чтобы редактор отдела, готовившего этот материал к печати, служил в данном случае кому-то всего-навсего за пол-литра водки?
Помимо мелких и злобных оскорблений в адрес Его Высокопреосвященства архиепископа Мелхиседека, в упомянутых записках, подписанных неким Милеем С., содержатся утверждения, мягко говоря, не отвечающие действительности. Вот одно из них: "...все восемь лет своего пребывания на свердловской кафедре архиепископ Мелхиседек занимался профессиональным разрушением епархиальной, церковной жизни Среднего Урала".
О том, как "разрушается" епархия, могли бы рассказать сухие цифры: когда Владыка приехал на Средний Урал, здесь было 22 прихода, а сейчас их около ста. По-видимому, если бы его деятельность была в самом деле разрушительной, то число церковных общин упало бы вдвое или даже до нуля. Тут мы прибегнем опять к аналогии. КПСС, например, сократилась за последние два года с 18 млн. членов до едва ли пятисот тысяч. Это ли не свидетельство разрушительной деятельности партийных иерархов? О том, как люди, бросившие партийные билеты, разрушают сегодня страну, я уж не говорю...
Точно так же выглядят и прочие инсинуации Милея С. (...) Недавно, 24 ноября, зал дворца культуры РТИ был заполнен людьми, собравшимися со всего города. С ними встречался Владыка Мелхиседек и священники, приехавшие с паломническими целями из Москвы (ректор и преподаватели Свято-Тихоновского богословского института). Гости выразили поддержку Владыке в это трудное для него время, в дни несправедливых гонений. Точно такой же была реакция огромного зала, почтившего своего архиепископа вставанием. Здесь же было собрано множество подписей под таким обращением: "Встанем на защиту архипастыря нашего! Возвысим голос протеста и укора газете "Известия", подвергшей Владыку хуле и клевете. Молим Господа о здравии Владыки, хотим, чтобы он и дальше духовно окормлял нас и наших детей, будучи архиепископом Екатеринбургским и Верхотурским. В пояс кланяемся Его Высокопреосвященству за всё, что делает он с помощью Божьей для прихожан".
Как видим, даже недружелюбные выпады служат укреплению Церкви, сплочению православных. (...) Мне рассказывали, будто Милей С. ныне собирается покаяться, ибо за клевету придётся отвечать не только здесь, но и в Царствии Небесном. Дай Бог, чтобы это известие было правдой, хотя верится с трудом в стремительное обращение грешника. Но в любом случае мы знаем, как к нему относиться. ...Помолимся же всем миром за духовное здоровье господина С."
Но... в таких случаях говорят: враг был сильнее. Архиепископ Мелхиседек стал окормлять паству в Брянской области, и в начале 1994 года нашу епархию возглавил новый епископ (владыка Никон). Он сумел продержаться целых пять лет... Владыка Мелхиседек потерял двух сыновей. Сейчас на покое. Епископ Никон - в подмосковном храме. Недавно нашёл его обращение к руководителям и сотрудникам средств массовой информации. Разве они могли простить такое:
"Кощунственная пропаганда разврата врывается в каждый дом. Редкая из екатеринбургских телекомпаний не имеет постоянной так называемой эротической программы. Причем время этих телепередач медленно, но неуклонно сдвигается с ночной поры на часы, когда у телевизоров собираются дети и подростки. Те же телеканалы, которые пока удерживаются от собственных развратных программ, демонстрируют фильмы самого сомнительного свойства - якобы для того, чтобы познакомить нас со всеми сторонами западного искусства. При этом комментаторы не торопятся сообщить нам о тех протестах, которые вызывало это "искусство" даже у себя на родине.
По прошествии трех лет остаются актуальными горькие слова из обращения общеепархиального собрания в 1994 году о том, что пресса "стала сама рупором пропаганды насилия, безнравственности, всяческих лжеучений. Она сосредоточивает свои силы на прежнем негативном отношении к Церкви Православной и другим традиционным для нашей Родины религиозным конфессиям, широко открывая объятия любому "пророку" с зарубежным акцентом". Эти горькие слова относятся сегодня к большинству средств массовой информации".
Свора телеканалов вскоре стала свирепо жрать нашего епископа живьем, обвинили в разврате, нашли даже священников и монахов, готовых покинуть своего архиерея. Треть иереев епархии отпала и пала, как когда-то треть ангелов.
К нам в епархию приезжал высокопреосвященнейший митрополит Солнечногорский Сергий: "Разжигается конфликт, вся эта грязь выносится в светские круги, используется телевидение, радио, печать. У меня возникает вопрос: а церковные ли это люди? Насколько они действительно радеют за чистоту Церкви? У нас принято довольно строго - кто не с епископом, тот вне Церкви. Они - клирики екатеринбургской епархии, и, конечно, Владыка Никон довольно мягко поступает, что в этой ситуации он их не отлучил, не запретил к служению. Но они должны осознать свой грех и увидеть, что поступили нечестно и нехорошо" (Православная газета. 1999. Љ10. Главный редактор отец Димитрий Байбаков).
Теперь нас окормляет владыка Викентий. Господи, спаси его и сохрани. Скоро и на него пойдут в атаку. (Уже пошли... В начале 2002 года написала в прокуратуру "Атиква". Я забыл, как переводится это слово на русский язык. В лавках епархии, мол, продаются "Протоколы сионских мудрецов" и всякая прочая "неправильная" литература).
Кстати, второго сентября - день хиротонии Его Высокопреосвященства. И второго же сентября Господь позвал Марию к Себе. Это день её упокоения. Ах, как все мы связаны здесь.
...После нашего "антивавилонского" газетного выпуска студия "Город" в лице ее начальника очень рассердилась, и мою женушку изгнали из эфира. С областного радио ее тоже изгнали (она иногда делала там "внештатные" передачи, потому что была на пенсии по инвалидности). Блаженны изгнанные за правду... Замышляла сделать цикл детских радиопередач "Сорока-белобока", но - не судьба... Потом к нам вернулось лето, и Мария отправилась с дочкой и внучками в деревню. Лето 1993 года, последнее лето на собственных ногах... Мы даже сумели пройти с ней от станции по лесу до нашей деревни. Конечно, с привалами, с остановками. В последний раз спел нам в широком поле последний жаворонок... в последний раз... Жаль, не умею вот так: "в небесной глубине дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на землю". И даже потом ходили по ягоды в лес, шли по старым вырубам, заросшим высокой травою и мелкой берёзой. По длинным бороздам, где стоят крошечные саженцы... Она любила брать землянику... И нас вымочил наш последний летний дождь.
В августе 93-го на редактора газеты "Русский союз" Юру Липатникова наехала машина. Он тогда мечтал создать всероссийскую партию, 12 августа вместе с приятелем встречался в Челябинске с "местной патриотической группой". Девятнадцатого Юра умер в больнице, - и Мария вернулась из деревни в Екатеринбург: похороны, выпуск последнего номера газеты - в память о погибшем. Раньше мы с его газетой не сотрудничали, потому что "Русский союз", на наш взгляд, больше занимался "французскими" проблемами, чем русскими. Не вдохновляла и его политическая программа: с одной стороны, создание республики из пятидесяти пяти "чисто" русских областей, то есть дальнейший развал страны, с другой территориальные претензии к странам СНГ... Однако... Возможна и такая программа... кто знает... Мы-то предполагаем, а Бог располагает. На панихиде в Вознесенской церкви мы плакали, уткнувшись носами друг в друга (через год ушла и сама Мария; она тут уже видела, наверное, свои похороны), а в ноябре 93-го я вместе с Юрой Цыбулей и адвокатом Сергеем Котовым стал защищать его газету в суде. Мария попросила, а я не мог отказать, чтобы не подумала, будто я струсил. Тем более, что претензии цензуры к газете были самые дурацкие.
Вот как мне пришлось описать ситуацию в "Евразии", выходившей тогда в Екатеринбурге от силы раз в два-три месяца.
"Цензура теперь у нас называется "инспекция по защите свободы печати и массовой информации"... Но задача инспекции, как прежде, тащить и не пущать. Тащить, естественно, в суд. Первое предупреждение, второе предупреждение - а потом пожалуйте бриться: "Ответчики допустили публикацию материалов, нарушающих требования ст. 4 Закона РФ "О средствах массовой информации", недопустимость злоупотребления свободой массовой информации, за что истцом 01.03. 93 г. в адрес редакции было вынесено официальное письменное предупреждение". А в предупреждении речь вот о чем: "В статье Ю.Липатникова "И все-таки где русское государство?" имеется взятая в скобки фраза: "Мы, русские, пережившие неслыханный геноцид, имеем право на вооруженное восстание во имя самоспасения", что подпадает под определение ст. 70 Закона РФ по признаку публичного призыва к насильственному свержению государственного строя".
И зачем Юрий Васильевич взял ее, эту фразу, в скобки? Может быть, без скобок она бы не выглядела как призыв? Без скобок ее вполне можно бы истолковать как простую констатацию: при наличии геноцида народ имеет право на восстание против тиранов и угнетателей. "Всеобщая декларация прав человека" нам так и объясняет: "...Необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения".