Да можете ли вы представить себе, что вы для меня?
Не знаю...
Вспоминаю. Я ела рыбу. Вы всегда смеялись над моим аппетитом. А уж рыба! Я никогда не могла устоять. Пачкая пальцы, убирая подальше от рук все, на чем можно оставить рыбный запах - не надо ничего, пока я ем рыбу...
Я ела. Вы - смотрели. Ели тоже, но, полагаю, по большей части, чтобы я не чувствовала неловкости.
Потом я уходила в ванную комнату и пыталась отмыть пальцы, нюхая их, и снова открывая кран. Когда ешь или только хочешь - запах возбуждает. Когда наешься - претит. С вами - не так. Ваш запах возбуждал меня всегда. И мой -
вас.
Вы стояли в дверях, дожидаясь и говоря о пустяках, а я все длила и длила (это ваше словечко, любимый), зная, что - все будет. Вот сейчас. И, наконец, утомившись ждать, вы улыбались и говорили: "иди в постель".
И я подчинялась. Шла. Раздеваясь на ходу. Роняя на пол шпильки, снимая чулки. Ложилась навзничь. И видела Вас. Мы так хотели сделать что-то чуть гадко, чуть извращенно, но никогда не было времени. Потому что мы просто хотели друг друга.
Я часто думаю, как сложилась бы наша жизнь, если бы судьба позволила нам быть-быть-быть рядом. Нарожать детей, думать о хлебе насущном. Сколько продлилась бы наша любовь? Я так хотела этого. Хотела видеть Вас в домашних туфлях, в халате, сонного поутру и чтоб вы рассказывали мне, что собираетесь делать сегодня.
Так было, конечно. Все было - и халат, и пробуждение. Но всегда это было окрашено предчувствием расставания, эыбкостью близости нашей.
Поэтому - ничего гадкого, ничего извращенного. Его не нужно было нам.
Я падала в запах вашей кожи, такой разный в разных местах. Шея, уши, волосы, подмышки, ниже.
Знаете ли вы, как пахнете там? Говорила ли вам хоть одна из ваших жен, как сводит с ума этот запах свежего творога? Так странно. Мужчина и - деревенский запах из детства. Это кружило голову. Я пьянела, просто дыша рядом с вами.
Моя грудь. Ваши пальцы. Я чувствовала их - через любую одежду. Вы лишь касались подушечкой большого пальца моего платья, а я... Я уплывала.
Помните, как мы не выдержали, отпустили шофера и спустились к морю? Это было в Крыму. Перед этим вы рассказывали мне что-то о политике. Душно пахло разогретой кожей сидений, головокружительно - бензином и, поверх этих запахов - торжествующе - роскошно-ленивыми розами, что цвели везде в этом маленьком городке. Цвели так долго, что, утомившись, растрепались и будто спали на поникших стеблях.
Я послушно кивала и даже сделала пару вполне разумных замечаний. Но вы держали меня за руку. Большим пальцем гладили ладонь. Я отвлеклась. И не смогла вернуться. Подставляла ладонь, запястье, сгиб локтя. Дышала чуть слышно, боясь, что вы заметите мое волнение. Но вы заметили. Стали говорить медленнее. Потом, прервав себя на полуслове, подали мне руку и вывели из авто.
Стояли у остатков покосившегося забора на невысоком холме. Болтали. Во всяком случае, так это выглядело со стороны. Но - ждали темноты.
Нам повезло, легкий ветерок сдувал комаров. Темнело. И мы говорили медленнее, вслушиваясь в наступающий сумрак. И потом, когда еще, кажется - светло, но какая разница, если ждать уже невмоготу, мы.. Как назвать это?
Как сказать о том, что в одну секунду мы оказались обнажены там, где нужно нам и, тем не менее, скрыты от глаз гуляющих, что возвращались с пляжа.
Еще мелькали вокруг в чайном жиденьком сумраке кружевные зонтики, еще слышались смешки и разговоры, а вы уже были во мне. При всех. Темнота сеялась с неба и проступала из воздуха, сгущала его. И мы, после первого сильного, сдавленного стона - двигались навстречу в такт темноте.
Медленно-медленно, чуть заметно. Смыкая обнаженные бедра и размыкая, пропуская между кожей легкий воздух. И снова сливаясь, сращивая горячую кожу. Одну на двоих.
Нас уже почти не было видно, когда совсем рядом, у подножия холма прошла, не торопясь, большая компания. Матери окликали детей, посмеивались мужчины.
А мы стояли, не в силах ничего изменить. И вы держали мои бедра горячими пальцами, вдавливая их все глубже. И дыхание изменялось - глубже, чаще.
Пока не прервалось в миг. Одновременно. Я стиснула ваш локоть под рукавом распахнутой рубашки. Раскрыла рот. Еще секунда, и я впилась бы зубами в вашу ключицу - приглушить стон. Два стона...
Но компания прошла, проживая свое время одновременно с нашим. Стон проводил их, не догнал, остался. Растворился в полной уже темноте, пропал. Оставив наслаждение. Еще более острое от сознания того, что это - случилось и память наша, пока она с нами, - снова заставит пережить то, что было.
Вот так. Да... Еще и еще.
Я не знаю, любимый, вспоминаете ли вы этот вечер и эти десять минут. Я просто не забываю. Никогда. Но, находясь всегда рядом, всегда над левым плечом, иногда это воспоминание вдруг наливается такой силой! И я снова переживаю то, что было. В мельчайших деталях.
И - радуюсь. Что мы дали этому произойти.
Простите, если тревожу вас. Вы всегда посмеивались над моим оптимизмом. Вам всегда было мало "сейчас", хотя вы его и не замечали, предпочитая вспоминать о нем потом, когда оно оставалось в прошлом.
А я - подставляла руки горстями, безмерно радуясь происходящему и происшедшему. Боясь, единственно, что судьба может отобрать у меня память.