Валериан : другие произведения.

Письмо осеннее. Валериан

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Милая Пин, не сердитесь. Вторую часть высылаю с оказией. Правда, Вам придётся встретить поезд из Берна. Завтра, 23.25. Будьте у мраморной Афродиты в известном Вам и мне уголке зала. Вы, знаю, любите ночные вокзалы. Вот повод - письмо. Мой посланник извещен о Вас.
  
  
  
  
  Милая, милая Пин, простите молчание!
  ...Осень. Лист бумаги вызывает только одну связь: лист. Опадание. Покой.
  С детства, из всех четырёх времен - только осень. (Фраза, услышанная мной от Цветаевой - мы часто болтали во время нашего короткого, но бурного и обильного на близости романа. Она любила разговаривать именно во время секса - свойство, присущее нервным натурам. Хотя, должен признать, способ действительно усиливает ощущения.)
  ... Только осень. Только и исключительно. Разумеется, не ново: родиться в России и любить иное время года странно, если только это не выдаёт особенного извива души. Этого нет. Я - обычен. Здесь. Не заглядывая в собственные вены, где разболтана поистине аптекарская смесь кровей иных племён, я, родившись в России, в этом смысле, совершенно обычен. Обыкновенен - как сыну Валдая - соломина в русых волосах. Обладая незаурядной - без ложной скромности могу сказать, душой, я, возможно, расту не из земли, а поднимаюсь от базальтовых плит континента, по крайней мере, Руди Штайнер, в 28-м, так мне говорил, но, даже если духовидец и прав, соки мои от русского подзола. И это очевидно и правильно.
  Однажды, (время неважно), полулёжа, как Вы это любили, с длинным черным мундштуком в пальцах, вы спрашивали, откуда у меня, белокожего, черные волосы?
  Отвечу, (прошло время тайн): бабка моя, знаменитая Ангелина Франк, была на самом деле цыганка. Цыганка по имени Ангел. Узнал об этом я поздно, а, узнав, стал сторониться её, - как малые дети пробираясь у стенки, когда встречал в коридорах. Или, покраснев, отпрыгивал, если вдруг увидал у окна стоящую её - высокую, с необыкновенно длинными волосами, которых никогда, до смерти этого необыкновенного существа, не касалась седина. Так и не касалась.
  Всё изменилось внезапно. Мне было 22 года, я еще не знал Вас, мир еще обещал мне волшебства, и я верил, а когда веришь - то живёшь сердцем. И я полюбил.
  У меня, конечно же были к тому времени женщины. Судьбы мальчиков из хорошо обеспеченных семей, юношей-гимназистов обычно начинаются с первой женщины, потому что иных, более сильных впечатлений у них просто нет. В удобных, по мерке нам устроенных отцовскими состояниями загонах, нет ничего, что может так потрясти мужчину, как первая близость. И, к сожалению, доступность денег определяет тип этой близости - продажная любовь. Я не стал исключением. До сих пор помню поразившие меня шёлковые, но явно не первой свежести, в поперечных складках панталоны моей избранницы, нет, "крёстной матери" моего "мужества", её дыхание надо мной, профессиональное старание и стоны, не слишком умело отрежиссированные. Запахъ! (прорываются привычные яти, когда волнуюсь)
  ... Запахъ.
  Такой незнакомый, суховатый, как будто подсохшими водорослями на море... Позднее я понял, что это и есть признак мужского следа, которые самец оставляет взятой им женщине, но тогда я воспринял его как следствие, если не первопричину грязовато-пошлой атмосферы, которой впервые дышал, и которая на долгие десятилетия, если не на жизнь, определила моё отношение к близости.
  Вы - знаете. Вы были жертвой, любимой и болезненной, пытались отделиться, но возвращались уже целительницей, врачуя то, что, возможно, нельзя излечить. А в основании - та встреча, силуэт высокой женщины с чёрными длинными волосами, стоящей у окна.
  Я расскажу Вам всё.
  Это - Вам.
  Итак, милая Пин, я влюбился.
  Она была барышня уже, семнадцатилетняя, прекрасная, как ангел - я всё еще не потерял вкуса к старинным сравнениям, простите, Пин, - от них пахнет молодостью, первыми книгами о любви, их страницами, влекущими, будто верёвкой перевязав волю, воспалённый бессоницей взгляд снова и снова металься по расчерченным свинцовым гартом страницам.
  Итак, она была похожа на ангела. Ангелы, Пинаппа, у каждого свои. Мой - была белокура, пышноволоса, тонка в запястьях, имела профиль серны, пушок над верхней губкой, лёгкий нрав и стопроцентную, какую-то, я бы сказал, медицинской чистоты невинность.
  Это было понятно с первого взгляда на неё, на её здоровую, с двумя, замазанными квасцами бугорками прыщичков кожу персикового свойства, на - чуть пышноватую, но с отчётливой, тонкой талией фигурку, и это понимал даже я, шестнадцатилетний гимназист, никогда прежде не знавший женской любви...
  Возможно, мой рассказ кажется Вам непоследовательным, рваным, но таково свойство памяти. Мы не вольны, вспоминая, отграничить одно от другого, раз вытянутый, даже специально навостренной удочкой из памяти карась, тащит за собой мелкоячеистую сеть, в которой запутались разных достоинств рыбы. Разных, Пин. Но всегда объединённых одним - мною. Я, я ловил, подсекал и разделав, то есть разложив, раскинув им ноги, раскрыв самое главное достояние женщин, место где таится их тепло, пользовался, пользовался неустанно, ненасытно, подолгу... Отбрасывая их, обессилевших, прильнувших, уже не горячих, взятых мною, и теперь надеющихся на мою твердость, столь отчётливо ими прочувствованную там, в себе, внутри... НО ведь они не знали, что под оболочкой, внутри лишь пустота.
  Пус-то-та...
  Однако, было время, когда еще так не было. Быть не могло. Молод. О том и речь.
  Итак, я влюбился. Стоял изумительный май. Роскошный, каштановый. Севастополь, где у отца был дом, в котором каждое лето проводила наша семья, цвёл сплошною зеленой тучей. Казалось, не было места, куда бы южное солнце могло просунуть свой жаркий кулак, поэтому оно использовало острые горячие предметы: кинжалы, вилки и шпаги.
  Мы с матерью выходили рано, сразу после завтрака и пешком - долой все экипажи, - отправлялись бродить по городу, тогда еще очень небольшому, но черезвычайно уютному, наполненному поразительным количеством книжных лавочек, посещать которые и рыться в новых книгах и старых журналах было уже тогда моей страстью. Любил я и оружие - испанские кинжалы в дорогих, черных и красных, твёрдой кожи, серебром отделанных ножнах, выкидные из навахи, чья сталь, кованая в знаменитом Толедо, не раз спасала мне жизнь позднее, в годы бесприюта и странствий, о которых Вы, милая, знаете только самую капельку.
  Пользоваться холодным оружием меня учил слуга отца, старик таец. У них, знаете ли, острая сталь - как кость своего скелета. Кстати, вчера продырявил ножом толстую дверь. Я всё еще отлично мечу ножи.
  - Верите, Пин?
  ...Свою возлюбленную я повстречал во время одного из таких блужданий, когда, на обратном пути из купален, мать, по обычаю, задержала меня на улице, чтобы зайти в ювелирный магазин - она питала слабость к старинным серебряным украшениям.
  Здесь я и увидел Юлию, когда, легко, вслед за подругой, сойдя из сверкающего ландо, они наперегонки побежали ко входу всё в ту же дверь, куда только что вошла моя мать.
  И вдруг - бах! Дверь распахивается, и бегущая, опередившая подружку девушка, с размаху стукается лбом о тяжелый дубовый обрез её!...
  
  
  
  Милая Пин, вынужден прерваться из-за позднего времени.
  У меня всё еще остаются известные вам обязанности, поэтому высылаю пока лишь первую часть своего письма.
  Вторая воспоследует завтра же.
  Ваш Валериан.
  P.S. Потерпите и, уверяю, другая окажется гораздо интересней!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"