Я никогда не пылала восторгом по поводу пикников, походов и мероприятий подобного рода - мне больше нравились променады по городу, посиделки в кафе, концерты, выставки, музеи.
За всё время в университете на Midsommar я выбралась только один раз. И то в сомнениях, несмотря на общий ажиотаж: девчонки отправлялись туда с явным желанием построить глазки шведскому послу. Он всегда купался во всеобщем внимании: посол обладал кинематографической внешностью, был человеком обаятельным, душевным, непринуждённым, а белорусским владел едва ли не лучше наших - немудрено, что для нас он был просто звездой.
Но пляски вокруг майского дерева с песнями про маленьких лягушат меня не прельщали. Хотя бы потому что для таких действий нужно основательно приложиться к водке (и по возможности не увлекаясь картофельным салатом). А я крепкие напитки никогда не жаловала - следовательно, не могла расслабиться и влиться в атмосферу, а всё происходящее казалось мне глуповатым.
Хотя прошлогодний фестиваль в честь Грюнвальдской битвы заставил меня изменить представления: тогда мы с Илоной и Олей провели незабываемый день. Мы с азартом наблюдали сражения рыцарей и алебардистов, реконструкцию достославной битвы, выискивали на ярмарке мастеров оригинальные украшения, слушали концерт, внимая средневековым, будоражащим голосам дуды и барабанов, валялись на сочной зелёной траве, потягивая медовуху и просто болтали, делясь блаженством после дневной жары.
В Великом княжестве Ливтовском День Независимости (15 июля) вообще вызывал всеобщую экзальтацию: по проспекту Франциска Скорины чеканили шаг войска, в небе проносились самолёты с красными восьмиконечными звёздами на крыльях, месили асфальт танки с тем же символом, выглядывали из-за спин и карабкались на плечи дети, орали горожане, размахивая красными и бело-красно-белыми флажками, тут и там над толпой плыли, как венки по воде, портреты князей Витовта и Ольгерда, гремели марши, на трибуне перед Красным костёлом величественно представал сам великий князь, а с ним и значительные члены правительства, так, по правую руку обычно стоял министр иностранных дел... Звучало такое количество гимнов, проходило такое количество маршей, было наклеено такое множество плакатов, так единодушно ревела толпа, так одиноко и величаво выступал монарх, что наше государство просто не могло не вызывать у Запада столько нареканий, подозрений и сомнений.
Но меня пьянило, ударяло в голову бесшабашным хмелем осознание такого вызова, такой смелости.
Я теперь служила - действительно работала на министерство обороны, мне даже дали право ношения формы. Как говорится, сбылась мечта идиота. Хотя это и было неловко - я чувствовала себя двойным агентом. Но надеялась, что генерал поймёт. Со мной обращались нормально - к специалистам в принципе питали опасливое уважение и понимали, что их сложнее контролировать.
Хотя министру это удалось... Я испытала и растерянность, и льдистое благоговение, а потом он полностью покорил меня - простотой, свойственной великим. Во-первых, он и сам был специалистом высочайшего класса. Во-вторых, друзей контролировать гораздо проще, чем врагов. Вряд ли от него кто-то уходил просто так, если привлекал внимание способностями.
Я выполняла приказы добродушного, толстого, смугловатого майора из Бреста и была задействована в самых разных проектах. В основном я занималась тем, что Влада и министр так усердно старались предотвратить. Хотя не всегда: части сегодняшнего гербария предназначались для создания универсального средства, обрубающего даже самое опасное артериальное кровотечение, что в условиях боевых действий стало бы бесценным и спасло бы немало жизней. Хм, если всё получится, конечно...
Катя вбилась в модную и раскрученную сферу GR, government relations, и строчила фотоаппаратом, как пулемётом, снабжая министерство информации красочными снимками с неожиданным ракурсом и порой эпатажной подачей. На неё сначала возмущались. Но бесстрашный гамен с обострённым чувством свободы и собственного достоинства даже солидных дядек и тёток сумел поставить на место своей уверенностью - как ей удалось, до сих пор не знаю. Мы-то с Владой совсем другого плана личности.
Национальная Литовская партия не считалась обязательной для всех структурой. Кроме неё существовало ещё несколько штук, кажется, всего - пятнадцать. Но почему-то именно в НЛП все стремились и считали престижным попасть. Хотя князь-то, ясное дело, был беспартийным. Я задала Владе сакраментальный вопрос, сидя в мидовской столовой, которая напоминала хорошее кафе, только чересчур безликое. Она была одета в мрачный костюм с галстуком, но - губы накрашены, в ушах светятся томно-золотистым светом янтарные серьги - в обычном своём стиле.
"А ты, Влада, в Партии?" - спросила я. "А что я, лох какой-то?" - отозвалась она, продолжая вкушать блюда народной кухни. Юный дипломат не отрывался от еды, смачно подбирая драником сметану. В нерабочее время она предпочитала наплевать на утончённые манеры и получать жизнелюбивое, заразительное наслаждение от простых радостей.
Остановка прервала мои мысли.
- Приехали! - бодро объявил водитель, и все стали высыпаться из двухэтажного вишнёвого автобуса. Я аккуратно спрыгнула на землю, стараясь не перекосить строгую белую юбку и блузку с национальным орнаментом: вытканными красной нитью восьмиконечными розетками.
- Вот увидишь, тебе понравится, - с мягкой настойчивостью сказала Влада, увлекая меня за собой среди предвкушающего, возбуждённого гомона.
Небо медленно гасло, разливая прозрачную карминную розовость, вдали уже мерцало сиреневым, и над рощей завис нетерпеливый месяц. Вздыхали берёзы в такт ветерку, разгоняющему дневной жар, с реки тянуло приятным запахом сырости.
- Комары б не налетели, - проворчала я.
- Возле огня не налетят, - покровительственно протянула Влада.
Парни напирали со всех сторон с гиканьем и воплями, девчонки визжали и неистово отбивались. Я орала, как дурная, и изображала крайне агрессивные выпады - вон тот, с русой щетиной, опасливо увернулся от моего берёзового дрына, другой весело выругался, третий пытался выхватить палку, но я оказалась проворнее. Нет, эти сволочи не получат нашу берёзку! Не зря же мы украшали её лентами, конфетами, фольгой, игрушками! Справа образовалась свалка, трава зарябила от мелькания белых одежд и яростно мечущихся тел, слева продолжалась мужественная, точнее, женственная оборона: девчонки похватали прутья и старались хлестнуть ими хлопцев.
Тут я показательно взвыла и ругнулась: на правом фланге пошло беспорядочное братание, перемежающееся сдавленными хохотками, звуками бесцеремонных поцелуев, скабрезными шутками, возгласами. Оборона пала! Я собралась вытянуть по спине очередного наглеца, но со смесью досады и веселья бросила оружие на буйную, нетоптанную траву.
Всё кончилось предсказуемо: мы с девчонками хихикали, обнимались, шутили, таща нашу драгоценную берёзку к реке - утопить, будто не было такой яростной обороны, жеманства и задора. Сзади кто-то снова грянул залихватскую припевку, и её подхватило множество голосов.
Все мы видели друг друга в первый раз, но моментально сроднились, хотя у меня тут была Влада. Но она с самого начала сбежала на другой конец ряда и строила глазки своему Юрке. Все девушки в этот день надели национальные наряды, что предназначались для особых случаев, я тоже; потом пошли песни: весёлые, кокетливые, порой на грани пристойности. Парни сверкали глазами, девушки горели ярым цветом, как яблоки в августе, белели в темноте наши зубы, тут и там взрывы смеха и горячие взоры. Я знала, что Влада скоро возьмёт фамилию Тур. Я же никем особо не интересовалась, но пощеголять считала обязательным. Это в любом случае возбуждает... А вон тот, с голубыми глазами, хорошенький...
Ой, на Купалле, на Яна,
Дзевачкi зелле збiралi.
Яны збiралi, не зналi,
У старога дзеда пыталi:
- Што гэта, дзядулька, за зелле,
Чорны галоѓкi насенне?
Нашто вы яго збiралi,
Калi вы яго не зналi?
Гэта дзявоцкая красата,
Вашаму сэрцу сухата!
Медовуха делала своё дело, а её тут было предостаточно; просыпался аппетит, а на костре жарили яичницу, верещаку и блины. Кто-то шарил в рюкзаках и сумках. В плане еды всё гульбище было разбито на небольшие участки, так что съестного хватало всем. Я познакомилась с Оксаной, наполовину украинкой, третьекурсницей филфака, которая была католичкой и притом молодым специалистом. Она решила наплевать на выбор идентичности и склонилась к варианту конвергенции.
Огонь завораживал, возбуждал, тянул к себе - неудивительно, что я решительно выступила вперёд и сразу же попала в число факельщиков. Через костёр я прыгала тоже одной из первых. Я не вспоминала о городе и недочитанной книге. В жилах моих бежала раскалённая оранжевая субстанция. Первый момент страшно: загорится одежда, во второй уже не думаешь - проносишься над разверстой огненной пастью, а в третий - стукнувшись подошвами о землю, перерождаешься.
Я никогда не плела венков, только на языковых курсах в Швеции попробовала изобразить нечто из растущих за общежитием ромашек, чтобы отпраздновать день рождения. Облачена я была в сильно стилизованную блузу в этно-стиле: из правильного было лишь сочетание цветов - белое с красным. Но наряд мой прошёл на ура, и я заслужила славу оригинальной и патриотичной личности. Хотя тощий веночек мой потом завял и смотрелся непрезентабельно, но кой-какой опыт всё равно имелся.
Поэтому после потопления купальского деревца я уселась на берегу вместе с Оксаной и, негромко переговариваясь, принялась за работу. Тут слева от нас коршуном упала на траву знакомая курносая полешучка.
- Ага, плетёте! Нет, дай я тебе покажу, как надо...
В руках у неё тоже красовался венок - пышный, основательный, благоухающий разнотравьем.
- Тебе-то, Влада, зачем гадать? - засмеялась я. - Всё ведь уже известно!
- Мне тоже нужно кое-что узнать, - уклончиво ответила она, отбрасывая длинную тёмную косу.
Девушки познакомились, перекинулись парой фраз, но я всё равно влезла со своим вопросом:
- Вы-то с Юрой - когда?
- Помолвка уже состоялась, - зарделась Влада. - А так - решили через полгода...
- Счастливая! - вздохнула Оксана с мечтательной улыбкой. Влада тоже вздохнула - о чём-то своём.
Когда мы опускали венки на речную гладь, то заметили, как фосфоресцирует вода - такое я видела только в августе в Крыму, когда тут и там в тёмной толще вспыхивали холодные огоньки планктона. Здесь же слабое сияние окутывало руки полностью, а в воде оставался плавный серебряный след. Где-то затянули "Купалинку". У меня, конечно, не было ни голоса, ни слуха, но эта песня у меня была связана с детством, и я запела, забыв о стеснении.
Мой венок повёл себя странно, закружился, предательски качнулся несколько раз, потом задел чей-то ещё, и они уже оба чуть не утонули, потом мой нехотя отцепился и поплыл. Хотя я бы ничуть не удивилась, если б он сразу же пошёл ко дну. Я почти ждала этого момента со скрытым мазохизмом аскета. Но нет... однако я, вот незадача, потеряла свой венок из виду.
Ни на хороводы, ни на пускание с горы горящего колеса я не осталась. На открытой сцене уже начался концерт, но я брела в противоположную сторону, музыка всё отдалялась. Не надо ведь забывать и о задании. Доносились последние разборчивые куплеты:
У хараводзе я пяю,
Вянок Ладзе аддаю,
Ладу крэпка я цалую,
Прыласкаю, прыгартую...
Тонкий луч фонарика выхватил из темноты игольчатые головки руты - я аккуратно срезала их ножом и положила в бумажный пакетик. Верно говорила Влада, что в "Васильках" на такие ингредиенты цены взвинчены, по сравнению с собранными в обычные дни дерут втридорога. К тому же, сделанное своими руками несёт совершенно иную метафизическую нагрузку, будь то нарисованная картина, приготовленное кушанье или срезанные травы. Тут мне послышалось неподалёку тихое ржание - я выпрямилась и огляделась. Справа от меня шагах в двадцати рисовался в туманной дымке силуэт всадника - призрачно-серый, неподвижный, как памятник, он показался поразительно знакомым. Нет, это невозможно!
- Сегодня всё возможно, - узнала я резковатый, с хрипотцою, голос.
- Аугусто, что ты здесь делаешь? - глуповато спросила я.
- Не видишь? Совершаю конную прогулку, - невозмутимо отозвался генерал. - И предлагаю присоединиться.
Под уздцы он вёл тонконогую кобылку, тоже серую, но в яблоках. Я кое-как распихала растения по пакетам, перекинула сумку через плечо и забралась в седло. Иногда власть имущие делают предложения, от которых невозможно отказаться.
- Потом дособираешь свой гербарий, я тебе ещё и помогу, - снисходительно произнёс генерал.
- Тоже мне учёный-кипячёный, - шутливо проворчала я, - а кто в детстве энциклопедию по ботанике продал?
- Так я ж дурной тогда был, - беззаботно пожал плечами генерал.
Юбка у меня была пышная, я наплевала на условности и села по-мужски, как привыкла.
Мы погнали через поля, в молчании рассекая фату туманной влажности. Мы напоминали двух призраков - единственный звук, глухой и мягкий стук копыт, лишь довершал впечатление.
Кровь начинала волноваться от возбуждения. Теперь не огонь тёк по моим жилам, а ветер. Ветер и тёмная, лунная истома.
Мы всё молчали. Ивы на берегу отливали платиной. Придержав лошадей, мы съехали к реке шагом и спешились.
- Что ты здесь делаешь, Аугусто? - шёпотом спросила я. - Я тебя никогда не представляла... в такой обстановке.
- Наши представления бывают слишком просты, - покачал головой генерал. Он снял фуражку, и его волосы были того же цвета, что ивы в лунном свете.
Мы посмотрели на реку: по тёмной глади тихо скользили миниатюрные пушистые островки - венки. Был ли среди них мой? Показалось, что да... или это был просто чей-то похожий?
- Сейчас уже прохладнее. Но, Аугусто, разве тебе не жарко в этом кителе?
Генерал медленно повернулся ко мне, тонко улыбаясь. Наши кони щипали траву поблизости, привязанные к иве. Шелестел камыш.
- Я могу постелить его на траву, если хочешь, - ответил он, не спеша расстёгивая пуговицы.
Тогда я растянулась, расправив юбку, и, втягивая пьянящий ночной воздух, изогнулась, потёрлась щекой о серое офицерское сукно. Боже, как давно мы не виделись... мне казалось, от волнения даже кружится голова - звёзды плясали у меня перед глазами, а сердце стучало так, что даже генералу, наверное, было слышно. А среди звёзд надо мной склонилось его лицо. Он мягко протянул руку и провёл по моей груди, как по воде, пустив по моему телу звонкую, сладко-мучительную рябь. Меня подняло этой волной, я не улежала спокойно, разметалась, резко выдохнула - когда же? - подняла руку и скользнула пальцами по гладкой генеральской щеке:
- Ну иди же сюда, Аугусто!
Он улыбнулся счастливо-нетерпеливой улыбкой и бросился на землю рядом со мной. Через секунду я поняла, что взята в плен - не вырваться из таких тигриных объятий. Мои губы, шея, грудь плавились и таяли от его поцелуев. Наверное, это жутко - любить мёртвого генерала. Но я привыкла иметь дело со сверхъестественным. Перед тем, как окончательно обезуметь от взрывных волн эйфории, я успела подумать, что добилась, чего хотела.
Кроме того, теперь я стану практически непобедимой.
***
Влада повертела в руках узкий аккуратный бланк, в одну из граф было вписано: "оперативное воздействие FP-07". Ага. Культурная дипломатия, пиар, образование. Желательно, чтобы эти товарищи из ЮНЕСКО прониклись, впечатлились и выделили необходимое число грантов в рамках страновой стратегии культурного сотрудничества. Ну что же... Убедить их можно. Дело не то, чтобы архисложное - но сегодня она уже осуществляла "оперативное воздействие PS2001", то есть, ставила защиту одному дипломату, отправляющемуся на Ближний Восток.
А ведь любое практическое действие требует затрат энергии, иногда связанных с тем, что приходилось мотаться в город - иные делишки ведь не провернёшь нигде, кроме кладбища. После некоторых ритуалов она еле дотягивала до конца рабочего дня, а придя домой и выпив какао с печеньем, моментально заваливалась спать. Иногда она, правда, сбегала в архив. С тамошними сотрудниками Влада была в хороших отношениях, а те знали, что она занимается тонкими материями. Она забиралась в комнатку за стеллажами, о которой не знал почти никто, и там могла полчаса подремать на старом протёртом диване. Но это был уже крайний, и довольно рискованный вариант. Она обливалась холодным потом, представляя, что в эти несчастных полчаса не контролирует ситуацию, не может предстать во всеоружии, что её кто-то ищет, возможно, поминает недобрым словом, приписывает ей безалаберность... Бррр. Ужас... Нет, лучше "стоять на посту до конца". Но тогда, выполняя поручения министра, она ловила себя на невнимательности и заторможенности. Зависала на полминуты, пытаясь вспомнить, отправила она ноту куда следует или нет. И выдержала ли поля и оформление?
Министр всё замечал и понимал. Иногда даже отпускал её домой, видя, что она уже "никакая". Ну да, он и сам не гнушался черновой работы, был к этому привычен - но Владе в такие моменты было ужасно стыдно.
"Это не так уж плохо, - увещевал её министр, - это знак того, что вы выкладываетесь на сто процентов. Халтуру я сразу замечаю. А по вас вижу, что вы в принципе халтурить не умеете - и если у вас что-то не получается, то не потому, что вы небрежно отнеслись к задаче. Но со временем всё будет проходить легче. Вам просто нужно наработать потенциал, и иначе этого никак не сделаешь. Чтобы быть в отличной форме, спортсменам приходится выбиваться из сил на тренировках - здесь алгоритм тот же".
Ну да, оно-то так.
- Зато ты очень талантливая ведьма! - горячо восклицал Юра в ответ на жалобы.
- Но-но, - строго одёргивала Влада. - "Ведьма" - термин примитивный и устаревший. Я - атташе по связям со сверхъестественным.
Министр говорил и о ступенях мастерства, замечая, что для удобства можно иносказательно использовать систему дипломатических рангов. В таком случае, она пока действительно всего лишь атташе. Короче - малёк.
Все эти мысли пролетели в голове за полминуты, что Людмиле Лантушко из отдела международных культурных связей уже показалось долгим.
- Ну, и всё-таки? - настойчиво переспросила она.
- Особых проблем здесь нет. Сделаю, - коротко ответила Влада.
Но мысленно всё равно поворчала: почему сегодня все стараются подлезть именно к ней? Не к этой Герасимене, не к Томашевичу... А ей ведь ещё предстоит бессонная ночь.
Завершив оперативное воздействие и поставив личную печать, она вернулась к Людмиле Лантушко и вручила бланк, а сама, потягиваясь, поводя плечами на ходу, решила прогуляться к "своим американцам" - все и так уже в предвкушении обеда. Только бы не попасться в коридоре Минской, а то она снова отпустит колкий комментарий по поводу того, что кое-кто "прохлаждается". Вроде и переживать особого нечего, а неприятно.
Отношение к Владе уже как-то выровнялось. Люди поняли и осознали, что она помогает им делать их работу - притом не просто делать, ключевое слово - успешно. Она же была со всеми мила, занимала отстранённую позицию профессионала, но притом умениями открыто не кичилась. И, в принципе, за исключением отдельных личностей вроде мадам Минской, её начинали уважать. А уж с сотрудниками Североамериканского отдела её связывали особые отношения.
- А вот и наш сенсей, ну наконец-то! Думали, ты не придёшь! - воскликнул Артём Тризно.
- Ха, вы думали, я вас оставлю в покое? Вот и нет! - торжествующе отозвалась Влада.
- Мы с утра тут пашем, как кони... И уже хотим detente!
- Всё будет... - смиренно отозвалась Влада.
- Мы тебя ждали, - поддакнула Данута Василевская. - Чтобы ты изрекла мудрость.
- Ах, это... Ну это пожалуйста, - хулигански усмехнулась Влада.
Она откашлялась, сделала серьёзное лицо и когда заговорила, голос её зазвучал напевно, строго и назидательно.
- Дипломатам бывает трудно иметь дело с императорскими сёгунами. Они воспитаны в духе войны и постоянно рвутся в битву. Однако надлежит проявлять твёрдость. Если у воина имеется острый меч - это хорошо, но не следует размахивать им налево и направо. Это обнаруживает скудость мышления и преступную неосторожность. Наше главное оружие - вежливость. Однако и настоящей вежливости не бывает там, где нет хорошего меча. Мне бы хотелось, чтобы молодые люди понимали это.
Влада торжественно замолчала и в знак завершения чуть склонила голову. Послышались довольные смешки.
- Я записал, о сенсей, - подыгрывая, произнёс Тризно. - Не могли бы вы изречь что-нибудь ещё?
Влада снова важно кивнула и заговорила:
- Дипломату следует соблюдать умеренность в употреблении сакэ. А лучше - вообще никогда к нему не прикасаться, ибо посол, переусердствовавший с горячительным и валяющийся на татами, представляет собой жалкое зрелище. Подобный человек позорит свою страну и дипломатическую службу. Кроме того, нечестивым языком своим он может разболтать государственные тайны, и тогда ему точно придётся совершить сэппуку.
Тут уже все дружно покатились со смеху и даже зааплодировали. Влада, улыбаясь во весь рот, раскланялась на все стороны. Она чуть ли не через день развлекала здешнее честное общество, выдавая свои псевдояпонские стилизации с ужасно комичным серьёзным видом. Всем было ясно, кого она изображает. "Интересно, знает или нет?" - не раз думала она, облившись секундным жаром, но удержаться от шуток не могла - её словно нечистый подбивал. Впрочем, шутки эти лишь добавляли известному персонажу популярности.
Говорят, мысли материальны - оказалось, её срочно вызывает к себе сам министр. Влада по-рысьи ступила в кабинет, ещё заливаясь румянцем от перепада обстановки и не вполне стерев улыбку с лица.
- Я вижу, вы в приподнятом настроении, - заметил министр. - Надеюсь, и не слишком устали? Есть задание.
Он протянул ей фотографию сухопарого человека в серой визитке. Чёрные с проседью волосы, спокойный, но несколько вызывающий взгляд голубых глаз в сочетании со скептическими, резкими складками у рта.
- Сэр Уильям Хартфорд. Считается тёмной лошадкой, однако - скоро станет главой Форин-Офис. Расскажите мне про этого человека. Ах да, присядьте.
Влада скользнула на стул и вгляделась в незнакомую фотографию.
- Мне кажется...
- Ну же?
- Это сильная личность, он производит на всех впечатление человека непреклонной воли, умеющего всегда поставить на своём. Патриотичен, но по натуре... скорее, игрок - иными словами, он несколько... тщеславен, что ли? И ради личной выгоды вполне мог бы переходить из партии в партию, как Черчилль - но для этого у него не хватит наглости. Рассматривает себя как публичную фигуру и многое принимает на свой счёт. Это придаёт азарта и импульса, но ставит под угрозу самолюбие. Сэр Уильям блестяще образован, но притом и в сущности - умён и проницателен. Может питать некое предубеждение в отношении Великого княжества... Хм... В целом считает, что Британия никому ничего не должна, и придерживается принципа лорда Пальмерстона: нет постоянных союзников, есть постоянные интересы. Довольно авторитарен и напорист. Во время переговоров предпочитает тактику давления, тактику завышения требований, порой прибегает к искажению позиции оппонента. В иных случаях ищет возможность применить тактику двойного толкования или вынесения спорных вопросов за скобки...
- Так, это ясно. В принципе, если покопаться, можно было бы проанализировать его приёмы. Но каковы личные особенности?
- Его слабое место - то, что он спринтер, а не стайер. Не всегда сохраняет самообладание, а также сравнительно легко утомляется в случае затягивания переговоров, но срывать их из-за личного дискомфорта точно не будет.
- Прекрасно, - удовлетворённо произнёс министр. - А вам спасибо за анализ. Это чтоб вы не расслаблялись, - прибавил он. - Кстати, вы у нас книгу вчера забыли, это Эмилия в прихожей возле телефона нашла.
Министр достал из ящика стола небольшую книжицу в строгом переплёте - самурайский трактат "Хагакурэ".
- Ой, точно, наверное, из сумки выпала, а я и не заметила, - благодарно кивнула Влада.
Она сопровождала министра, как верный денщик офицера, и дома у него уже не просто примелькалась, а стала своей. С детьми его она отлично поладила, и немудрено - люди академического склада ума обычно приходят в восторг, найдя единомышленников. Чтобы понять отношение пани Лидии, достаточно было вспомнить один случай. Она как-то увидела, что министр и Влада стоят рядом (он даёт какие-то инструкции, девушка усердно внимает) и воскликнула:
- Да вы только обернитесь!
Они оба отреагировали озадаченным выражением лица, но послушно повернулись - прямо к зеркалу.
- Вот так и стойте, и в зеркало на себя посмотрите, - довольно улыбаясь, сказала пани Лидия. - Это нарочно не придумаешь.
У него - обычный строгий костюм, у неё - английский жакет почти того же цвета, похожее выражение лица, черты, вплоть до склада рта... Им оставалось только переглянуться и рассмеяться - правда, перед этим Влада смущённо пробормотала: "Честное слово, это случайно...", скорее всего, имея в виду свой стиль.
- Всё, Влада, как хотите, а мы вас удочеряем! - воскликнула пани Лидия. - И даже не думайте возражать!
И им тоже было известно, что она проходит обучение. Это вносило элемент сближения и придавало общению несколько заговорщицкий оттенок. Примерно такой, с каким сейчас министр пристально посмотрел на неё и с нажимом произнёс:
- Жду вас сегодня вечером, Владислава. Смотрите, ничего не забудьте. И можете уйти на час раньше. Вы неплохо поработали, а ваша помощь мне сегодня не понадобится.
***
Влада замерла на коленях, словно молясь, и отрешённо, мечтательно смотрела вдаль: кто-то даже умудрился пустить несколько венков со свечами - огоньки закачались на чёрной воде, один погас, за ним другой, остальные же, мерцая, продолжили свой странный путь. Не смолкали и песни - после "Купалинки" зазвучала другая, незнакомая, тоже тягучая и элегическая. Не из-за песен ли она внезапно ощутила смутную тоску? Такое чувство бывает, когда внезапно хочется вскочить, пойти куда-то, что-то сделать - но что? Зачем? И накрывает волной досадливой, раздражительной растерянности, словно упускаешь момент, безвозвратно, но всё равно не понимая, для чего он предназначался.
Хотя что уж тут мудрить, подумала Влада, вставая, отряхивая юбку и поправляя на голове венок из ромашек и клевера, нужно приниматься за сбор трав. Посмотрела на часы: было почти полвторого. Она неторопливо, но деловито зашагала в сторону от общего скопления, раскрашенного оранжевыми сполохами и синькой тени. Вот она уже и сама погрузилась в синюю тьму подлеска. Из-за сосёнок виднелись светлые фигуры на лугу: некоторые девушки покинули всеобщие игрища с той же целью - правда, и блуждали, и собирали они как-то бестолково, по-дилетантски. Вот ей министр обещал показать некоторые редкие штучки.
Для него это было прежде всего культурным мероприятием с символическим значением: отдать дань традициям, показать их жизнестойкость и почувствовать связь с народом. Точнее, в его случае - ощутить, что она не прерывалась.
- Добрый вечер, Влада! Ну вот мы и встретились, - поприветствовал министр.
Она на секунду замерла от восхищения: он стоял почти прямо перед ней, опершись на молодой дуб, одетый в вышитую сорочку, в добротных сапогах, подпоясанный домотканым узорчатым поясом. Ему поразительно шёл этот наряд. Хотя, учитывая его происхождение, это было естественно - такую одежду ему и полагалось носить.
Узнавали его селяне или нет? Скорее, нет, чем да, а он о подобном вообще не задумывался, чувствуя себя среди них в родной среде.
В ответ на её приветствие, министр серьёзным, деловитым тоном произнёс:
- Вот что, Влада. Я вас взял с собой для практики. Но сегодня не стоит размениваться на мелочи - мы отправимся с вами за самым главным трофеем.
У девушки забилось сердце, но она не удержалась и выразила осторожное сомнение: им даже на уроке биологии как-то рассказывали, что папоротники - спорофиты, а значит, принципиально не способны к цветению. "Зачем я это сказала?" - недоумённо подумала Влада в следующую минуту. Ведь речь, наверняка, пойдёт и о других легендарных травах.