Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

Мой прапрадед Илья, прабабка Мария и дед Тихон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой прадед Илья и дед Тихон Сафоновы (или Листафоровы, как мама называла родню Сафоновых, ибо у прапрадеда было имя Христофор) крепостными не были, а происходили из экономических* крестьян слободки* Рясники, что в трёх километрах от ныне районного города Карачева. Как говорила мама, "трудилися они не покладая рук", поэтому и жили крепко: две хаты было, в одной сами жили, корм скоту готовили, воду обогревали, а другая, где гостей встречали, праздники праздновали...
  Мой прадед Илья и дед Тихон Сафоновы (или Листафоровы, как мама называла родню Сафоновых, ибо у прапрадеда было имя Христофор) крепостными не были, а происходили из экономических* крестьян слободки* Рясники, что в трёх километрах от ныне районного города Карачева. Как говорила мама, "трудилися они не покладая рук", поэтому и жили крепко: две хаты было, в одной сами жили, корм скоту готовили, воду обогревали, а другая, где гостей встречали, праздники праздновали. Да и подворье всегда было большое: штук десять овец, гуси, свиньи, три лошади, так что работы было много во все дни года:
  "Тогда на силе всё и держалося, силён будешь, так и землю обработаешь, и урожай соберешь хороший, сам будешь сыт, и скотинка твоя в достатке будить. Вот и трудилися от зари до зари, только по праздникам отдыхали. Бывало, как подходить какой, так дед Илья запрягаить лошадь мучички белой купить, сахарку, водки бутылку и две четвертушки, и когда потом придуть все от обедни разговляться, так и выпьють по рюмочке, дадуть и нам по напёрсточку. Семья-то была одиннадцать душ, а только бутылку водки и распивали, а на другой день к завтраку поставють только четвертушку, нам уже никому не дадуть, а еще четвертка останется, - не пришел бы гость какой. Ну а после отдыхали, ведь это ж каким грехом считалося на праздник работать! Бывало, сорняки полезуть, самое полотье начнётся, а тут как раз наш приходской праздник Тихоны подойдёть, вот и празднують. А Петров день? Покосы ж как раз... а всё равно и в чистенькое переоденутся, и на чистой постельке поспять, в церковь сходють, Богу помолются, а потом мужики сойдутся и о своих делах потолкують. У взрослых-то душа, можить, и потомится: ах, работа стоить!.. а все ж после отдыха за дело возьмутся, да еще и больше сработають".
  
  Очень жалею, что мало расспрашивала маму о прадеде Илье, но опять же с её слов знаю, что был он очень трудолюбивый, ведь мужикам всегда хватало работы зимой и летом, осенью и весной. Как только сойдёт снег, земля чуть прогреется, начиналась пахота, а пахали тогда сохой, и сажали под соху, ведь только в начале 20-го века появились плуги на колёсах:
  "А соху в руках надо было держать, вот и потаскай ее цельный день! Посеить мужик, не перевернулся - сорняки полезли, а тут уже и картошку окучивать надо, а ее по два раза сохой проходили, во-о какие межи нарывали!.. потому и вырастала с лапоть*. Чего ж ей было не расти? На навозце, земля - что пух, ступишь на вспаханное поле, так нога прямо тонить в земле-то!"
  А сколько трудов было косами да серпами скосить рожь, убрать, обмолотить цепами*! Если же сырая была, то свозили её сушить на рыгу (местное слово). Перевезут, расставят снопы и уже только дед Илья целыми днями её сушил, сжигая солому или суволоку,* и только потом молотили:
  "Пока бабка встанить да завтрак сготовить, мужики копну и обмолотють в четыре цепа, и в хороший год пудов по десять с копны намолачивали. Ну, а если не управлялися, связили её в сараи и складывали адонки, а под них - слой дядовника, мыши-то не полезуть туда, где дядовник, вот и стоять потом эти адонки, а когда управлялися с урожаем, начинали молотить. И какой же потом хлеб душистой из этой ржи получался! Пшеницы-то тогда еще не сеяли, и пшаничную муку только на пироги к празднику покупали, а так всё лепешки ситные пекли. Высеють ржаную муку на сито и замесють тесто, да попрохОней, пожиже ставили, потом его на капустный лист и в печку. Бывало, все лето эти листья ломаешь, обрезаешь да сушишь, сушишь".
  Хватало мужикам работы и зимой, - скотину покормить, грабли, сохи, бороны подремонтировать, повозки подладить:
  "Помню, дед Илья уже и старый был, а всё-ё ему и зимой покою не было. И особенно, когда овцы начинали котиться. Ведь он же тогда из сарая и ночами не выходил, - не прозевать бы ягнят! Окотится овца, сразу и несёть ягненка в хату. И вот так отдежурить несколько ночей, а потом как повалится на кровать прямо в валенках, в шубе и сразу захрапел. А разве поспишь днем-то? Тут же со скотиной управляться надо, или сын с извозу* приехал, надо лошадей отпрячь, накормить, напоить."
  
  Мало знаю я и о моей прабабке Марии, жене деда Ильи. А работала она в гостинице Карачева (в трёх километрах от Рясника), "и определила её туда Мерцалиха. Досу-ужая* эта Мерцалиха была! Росточку-то ма-аленького, и нос какой-то завернутый, а поди ж ты, была вхожа в богатые дома." И эту двухэтажную гостиницу построили в конце 19 века, когда мимо Карачева прошла железная дорога и "в ход пенька пошла", которую перерабатывали на пенькотрепальных фабриках, делая из неё веревки, канаты, за которыми приезжали купцы даже из других стран.
  
  Мать прабабки Марии умерла рано и пятеро девочек остались с батей, так что он не считался с ними и когда за какую-либо сватались, то сразу отдавал замуж. Просватали и Марию за Илью, когда была она еще совсем девчонкой. Был он молчаливый, простоватый и со слов мамы не любила она его всю жизнь:
  "Сама-то красивая была, горячая. Помню, висела у неё в углу иконка "Изыскание душ погибших", под ней лампадик горел, и как только взгорячится, упадёть возле неё на колени и ну молилася! Молится-молится и обойдётся, успокоится."
  Детей от мужа Мария иметь не хотела, а когда надумала, то засобиралась идти в Киев, чтобы "ребеночка себе вымалить". Дали им таким-то, как она по гробику, и должны они были всю обедню отстоять с этим гробиком на голове, а когда вернулась из Киева, то объявила, что у нее будет ребенок:
  "Ну, в деревне сразу и заговорили разное, наговорять и Илье, а он её бить. Рассказывала маме:
  - И палкой я бита, и ухватом, кочергой*, и об печку сколько раз! Вот только печкой еще не бита.
  Да и вообще, она ж, бывало, придёть с работы выхоленная, чистая, а дед Илья - мужик мужиком и как что:
  - А-а, ты там с другими!..
  А насчет других про неё не грех было и сказать, она ж красивая была, умная, и сама таких любила, вот и родила себе сыночка от кого-то, вроде бы перед смертью сыну сказала."
  Жили они в достатке, прабабушка Мария всё несла из гостиницы, сладостей и то было вдоволь. Бабушка Дуня рассказывала маме:
  "Когда перешла к ним жить, так прямо спродивилася: как вязёть свекровь домой и колбасы, и окороков копченых, и плюшек мешок! В гостинице-то пекаря другой раз не уследять, поджарють партию булок или зачерствеють какие, а она сгребёть их и домой. А куда ж самим поесть? Свиньям и отдавали. Так что денег у них хватало, говорили даже, что рублей шестьсот в банке лежало, а когда бабушка умирать стала... Руки у нее болели, она ж сначала прачкой в гостинице работала, а ты попробуй-ка цельный день зимой в проруби пополоскайся! Вот от рук и померла, а что б полечить и понятия не имели. В тот день, когда это случилося, приходить к ним староста с каким-то купцом да к Илье: связи, мол, его в Брянск, а дед и заволновался:
  - Как же я поеду-то? Вдруг она помрёть тутова без меня?
  А бабушка слышить это да шепчить сыну:
  - Тишечка, голубчик! Да проводи ты его, чтоб на глазах-то моих не был!
  Дед уехал, а она и померла. Во как... до самой до смерти терпеть его не могла!"
  А умер прадед Илья так: как-то пошёл пасти лошадь за своими огородами, да и заснул, - старенький же был:
  "Лошадь-то возьми да забреди на барский луг, а там караульшык был такой свирепый! Наскочил на дедушку и избил его. Приехал он домой, да и захаркал кровью. И зачах, и помер вскорости."
  
  Деда Тихона Ильича я никогда не видела, но мама говорила, что был он красивый, грамотный, читал книги и всё никак не находил себе по нраву невесты, но когда увидел мою бабушку Дуню, жившую на другой стороны Карачева в слободе Масловка, то сразу и влюбился, поехал с прабабкой Марией свататься, а будущий мой дед Алексей им и говорит:
  "- Не-е, не отдам я мою Дуняшку за прачкиного* сына!
  Вот и началось... Поедуть снова свататься, а он опять:
  - Да что моей дочке на ваших ряснинских песках и делать? Вы, нябось, и с землей-то управляться не умеете.
  Выскочить бабушка на улицу, плюётся-плюётся:
  - Черт кудлатый! Никогда больше не приеду за эту Дуняшку свататься!
  А отец - свое:
  - Ни на ком не женюсь, кроме как на ней!
  Ну, наконец, вот что отрезала мамка:
  - Если, папаш, не отдадите меня за Тихона, то как поедить он с другой венчаться, ухвачусь за задок повозки и буду гнаться. И не отстану.
  А характер у нее был!.. Вот дедушка, видать, и подумал: ну что с ней, дурой, делать, ведь так и отчебучить*. И когда опять приехали свататься, говорить:
  - Ну ладно, так и быть... Согласен. Даю еще и теленка в придачу.
  А бабка как взовьется:
  - Да пропади ты пропадом со своим теленком, нужен он нам!"
  Так-то и поженились мои предки, и жили в любви, пока не случилась беда, - началась на Ряснике эпидемия тифа (1909 год, маме было 6 лет):
  "И дело было весной. А весна была жа-аркая, много народу тогда помирало. Помер и отец нашей подружки Маши. Побежали мы посмотреть на похороны, а на ней - платочек чёрный, ботиночки новые и платьице новое серенькое с черными обирочками на подоле и на рукавах. Мы так и ахнули: ка-акое красивое! Прибежали домой, стали мамке рассказывать, а она послушала нас, послушала, да как заплачить! Чувствовала, видать... Вечером играем с братцем и Динкой на дороге, ждем отца с извозу... а у него лошадь была с белой залысиной, и далеко-о её видать было! Вот и на этот раз... Играем и вдруг показалась она в конце улицы. Встретили отца, а он подъехал к хате и сразу в дом пошел. Бывало-то, потормошить нас, посмеется, а тут даже коней отпрягать не стал и только сказал нам:
  - Возьмите, дети там, на повозке...
  Достали мы гостинцы, заходим в хату, а отец уже на кровати ляжить. Мы - к нему, а он и говорить мамке:
  - Дуняша, уведи детей.
  Ну, а потом жар с ним приключился, да такой, что он весь красный сделался. А у нас в сенцах всегда сквозняк дул... одна-то дверь во двор вела, а другая - на улицу, и вот отец ка-ак всхватится да на этот сквозняк! Там же ветерок, ему видать на нём и лучше, а мать - за ним:
  - Тиша, что ж ты делаешь!
  Ну а он уже и не помнить... Через день вовсе ему худо стало, метался, бредил. Привезли батюшку, причастили, пособоровали... стала у него и память отходить. Мать позвала нас:
  - Дети, молитеся, - плачить.
  Стали мы молиться, пала я на коленки и вот как сейчас помню! Гляжу на Божью Матерь и кажется, что выходить она из кивота и смотрить на меня жа-алосливо так... но ничего не говорить. Как стало мне страшно! И тут мать позвала опять:
  - Дети, идите. Отец благословить вас хочить.
  Стояла она у изголовья и держала икону в руках. Подошли и мы, а папашка посмотрел-посмотрел на нас какими-то глазами мутными, а потом поднял руку да как толкнёть меня! Упала я, испугалася, заплакала, но тут все забегали, засуетилися, мамка обмерла, а я всё-ё никак не могла успокоиться и заливалася слезами: папашка-то так меня любил, а вот теперича и оттолкнул... Ну, пошили и нам такие же серенькие платьица с черными обирочками, купили черные платочки, купили и по новым ботинкам. А в Чистый Четверг, под Пасху, отца хоронили. Было жарко. Гроб забили, и мы всё плакали:
  - Зачем закрыли нашего папашку, зачем?
  Но приехал батюшка, дьячок певчий, батюшка дал нам по красному яичку, мы и успокоилися. Дети... много ли им надо?"
  
  И осталась бабушка Дуня вдовой с четырьмя детьми. Ранее крепкое хозяйство мужа понемногу разваливалось, одну лошадь она продала еще на похороны мужа, а через полгода - еще одну:
  "Горячая лошадь была, норовистая! Бывало, поведёть её отец к колодцу поить, так кре-епко за узду держить, а то если вырвется, лови тогда! Вот дедушка Илья и не мог с ней ладить, а мать подавно. Осталася последняя."
  А вскоре помер самый маленький сын и пришлось продать последнюю. Какое-то время жила семья на бывшие запасы, а когда они закончились, бабушка пошла работать на пенькотрепальную фабрику:
  "Бывало, уйдёть мамка утром на работу, останемся одни на цельный день, выскочим с Динкой на улицу и покажется: сейчас вернёмся, только к подруге сбегаем! А она и позовёть куда-нибудь, и как завихримся по заречью, в рошшу! Где-нибудь вспомним: а Коля-то, братец наш... как он там один в хате? Он же совсем маленький был. Да как пустимся домой! Прибягим, а он или заснул, или сидить на дороге в песке играить, а то и вовсе куда уплятётся, вот хата и стоить раскрытая. А сколько нишшых за день пройдёть? Зайдуть, нябось, увидють, что никого нетути, да и сташшуть что-нибудь. Мамка другой раз как схватится: и того нетути, и того. Ругать начнёть:
  - Дети, надо ж закрывать хату! Не оставляйте дверь настеж!
  Плачем, обешшаем, а уйдёть - опять. А из книг отца... Сколько ж их у него было! Помню, лежали на грубке* и все - в золотце, а мы из них - кораблики крутить. Придёть мамка с работы, ахнить:
  - Что ж вы наделали, злодеи!
  Станить ругать, а мы глаза вылупим..."
  Так складывалась будущая тяжёлая жизнь моей бабушки Дуни Писарёнковой, но о ней - отдельный рассказ.
  
  *Экономические крестьяне - категория крестьян, образовавшаяся из бывших монастырских и церковных крестьян после реформ Екатериной II в 1764 году.
  *Слобода́ (Слобожа) - вид поселения или района города в истории России, Беларуси и Украины: на момент его основания жители имели освобождение ("свободу") от местных феодалов (бояр) и находились на службе у государства.
  *ЛАпоть - крестьянская обувь, сплетённая из содранной с молодой липы коры.
  *Цеп - деревянная, короткая палка на цепи, прикрепленной к шесту.
  *АдОнки - слой дедовника, укладываемый под снопы от мышей.
  *СУволока - сухая трава, но не пригодная для скота.
  *ДосУжая - пронырливая, деятельная.
  *КочергА - приспособления, необходимые для захвата чугунка или углей из русской печки.
  *ПрАчкиного - быть прачкой - стирать. Мария вначале стирала бельё для гостиницы.
  *ОтчебУчить - сделать что-либо из рядя вон выходящее.
  *ГрУбка - полка на печке.
  Фото из Интернета: Такими могли быть мои предки.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"