До слез. Она сидит на полу в своей белой чистой и пустой комнате, не покидает затененный уголок моего сознания уже несколько дней, с тех пор как я ее увидел, с тех пор как ощутил ее прохладную спину, когда она попросила меня научить ее правильно держать винтовку. Сколько ей - от двенадцати до четырнадцати. Кто она - я не знаю, понятия не имею. Я хочу ее до слез. У меня учащается чертов пульс, когда она появляется в поле зрения. Я хочу ее. Проделать с ней все те самые грязные вещи, на которые я способен. Выебать ее. Полюбить ее? Хочу знать ее. Она сидит на полу вытянув ноги, как кукла, в цветастом платье, подол которого задрался выше колена, и пытается вставить в пистолет обойму - не вставляется. Неясно улыбается при виде меня. Молчаливо надеется что я помогу. Она даже не утруждает себя словами. Опускаюсь рядом с ней, сначала на корточки, а потом и вовсе на пол. Чуть дальше чем она, чтобы иметь возможность прочувствовать запах ее волос - как мятные леденцы. Я даже слегка смущаюсь. Кажется, оттого, что она совсем неразвита, но глаза ее, тем не менее, накрашены черным под ресницами, будто подведены жженой спичкой; и рот у нее небольшой, но резко очерченный. Волосы на солнце похожи на мои, но при искусственном освещении такое впечатление, что они поглощают канделы без остатка, не отражая. Она может сожрать меня без остатка, не отражая. Прямая челка. Цветы на платье, колокольчики. Серьги с крупными подвесками. Все заводит, всего хочу, оттого что внутри нее похоть, направленная на меня, совсем не скрываемая. Дико, сильно. Вставляю обойму, что-то говорю, глотая слоги и слюни, и возвращаю пистолет ей. Хорошо бы уйти, но я замолкаю и сижу парализованный ее сексуальностью. Поворачивает вдруг голову и целует меня, чуть приоткрывая рот и касаясь моего виска языком. Только этого и ждал, целую ее жадно в рот, соприкасая наши зубы, она играет с моим языком, заманывает его в свою глотку, она хочет меня сожрать. Меняю положение, оказываюсь на коленях лицом к ней, а она продолжает - открытым ртом в подбородок, в нос, в бровь. Я нервничаю откровенно, ощущаю холодок на влажных следах ее губ - кажется, говорю все-таки, что мне следует уйти. В ответ она хватает меня за волосы, крепко, до боли. По-кошачьи легко проходится языком по моим нижним резцам, громко роняет пистолет, кладет другую руку на мою глотку, чуть сжимает, гладит до затылка и обратно, потом ниже, забираясь за ворот рубашки; расстегивает верхнюю пуговицу и тянет, вынуждая лечь на спину, расслабляет пальцы у меня на затылке, целует взасос глубоко и неумело. Расстегивает вторую, и третью, и лижет от впадинки между ключиц до солнечного сплетения; взбирается сверху - я трогаю ее нежные девичьи бедра до влажного места на ее трусиках и чуть давлю пальцем; она то ли фыркает, то ли выдыхает и перемещается ниже, лишая мои руки этого удовольствия. Резко дергает - оторванные от моей рубашки железные пуговицы со звоном разлетаются по полу. Она присасывается к моему животу чуть выше пояса джинс. Я заведен на все сто; изнывая и томясь, закрываю глаза. Она с приятным лязгом расстегивает пряжку ремня, пуговицу на джинсах, и целует туда, где приоткрылось еще немного моего накаляющегося тела. Вжиканье ширинки - и мой хуй у нее во рту. Медленно-медленно, сантиметр за сантиметром. Я кладу ладонь себе на лицо и всовываю в рот собственные пальцы, прикусывая, еще до того, как ее губы сомкнутся вокруг моего ствола. Одна ее рука - на моем бедре, другая на талии. Девственная глотка сначала отказывается принимать меня в себя, но ее хозяйка очень хочет, отчего - я не знаю, и рано или поздно мой болт оказывается глубоко внутри ее пищевода. Она отлично чувствует ритм, хоть и не развивает большой амплитуды, и не забывает о том, что у нее есть язык; пытает меня отчаянной нежностью. Рот мой наполняется кровью - в попытке сохранить поистине божественную тишину я прокусил какой-то из своих пальцев. Ее коготки впиваются куда-то мне под ребро. И когда она, непривыкшая, останавливается передохнуть, я стервенея хватаю ее за волосы, тяну вверх, другой рукой стаскивая с нее трусики, только для того чтобы открыть доступ к ее щелке, нащупываю мокрую плоть, и, стискивая бедра, рывком насаживаю ее. Она болезненно ахает - она больше не девственница. Она очень, очень узкая, я порвал ее, у нее кровь, это достаточно жестоко. В ней совсем тесно, горячо и влажно. Некоторое время она не двигается, боясь пошевелиться, я до синяков и побеления костяшек жму ее ляжки и обживаюсь внутри. Потом - она по-прежнему латентна, я почти самостоятельно двигаю ее, а она покорно поддается, только чтобы не обижать меня. Ей неприятно и больно, ей явно хочется прекратить, я чувствую, но куда там. Практически не вынимая, меняю положение, проворачиваю ее на хую и ставлю раком. Задираю подол до пояса; протягивая руку, рву лиф. В ладони у меня оказывается маленькая нимфеткина грудка, иначе не скажешь, с небольшим острым соском, твердая и прохладная. Я разгоняюсь постепенно и вставляю еще чуть глубже, она стонет от боли и безуспешно пытается высвободиться из моей стальной хватки. Я деру ее, деру и деру; она подмахивает вначале очень слабо, но когда я, наигравшись с ее грудью, перемещаю пальцы в ее волосы, глажу затылок - она возбуждается сильнее, сильнее выгибается в талии. Через некоторое время мы находим полностью приемлемый ритм, находим друг друга в мешанине из чувств, тел и звуков, и каждый раз, когда я вдвигаю внутрь - по ее выступающему под кожей хребту проходит волна мне навстречу. Я совсем недалеко от ее матки, понимаю слабо, потому что у нее внутри мой хуй онемел, она меня сожрала, и она стонет не раскрывая рта; я нащупываю ее лицо и разжимаю челюсти насильно, я хочу услышать, как она выражается, как мы выражаемся сквозь нее. Она хрипло рычит, нутро ее сжимается, отчего у меня сладко ноет внизу живота, сжимается сильнее; вся она напрягает свое прекрасное тело, каждый мускул, выдыхает со стоном и впервые в жизни кончает у меня в руках. Разум норовит отключиться под давлением приближающейся разрядки. Она расслабляется и отдается откровеннее; я трахаю ее жестче и вставляю до предела, ввинчивая пальцы в ее бока, созерцая ее хрупкую бледную спину, и кончаю, глубоко и липко изливаясь в нее, торможу и выдыхаюсь совершенно, потому что на сегодня она меня сожрала. Вытираюсь подолом ее платья и застегиваю ширинку. Сигареты где-то проебались - возможно, курево и послужило причиной моего неожиданного к ней визита. Она утомленно лежит на боку, я, рядом - на спине, касаюсь рукой ее колена. Мне хорошо, мне - лучше всех, очень стыдно перед ней и совершенно застенчиво, а она щурится и улыбается, глядя на меня. Это прекрасный вечер. Прекрасно проебанный вечер. Надо признать.