кожа у сэнди по-прежнему мелово-белая голубоватая мраморная и губы в кровавой помаде сияют бордово и глянцево в полумраке когда он засыпает чтобы увидеть кошмар о том как бродит в больничной усыпанной звездочками пижаме по выжженным пустошам в поисках завалящей крысы или ящерицы не помня при этом ни роду ни имени ни даже собственной внешности, старательно ненавидимой как к тому обязывает набор статусов и расстройств. особой разницы между сном и явью не находится вода совсем остыла в ванне и утонуть в ней невозможно сколько ни спи тут даже колени не помещаются и вокруг такое все праздничное как в момент выхода из гриппозного бреда и новый год, елочные игрушки под гирляндами сияют так же лихорадочно, зеркало слева демонстрирует заморенный живой труп, глаза голубые белые ледяные как кровь в выпирающих венах, вызывающих венах, я забыл как люди едят, мама сказала бы - половина осталась, порез оборачивает мою руку по спирали как змея, кожа-послушно-расходится-под-лезвием-бритвы, дверь открывается
- ТЫ ЧТО РЕШИЛ У МЕНЯ ДОМА В МОЕЙ ВАННОЙ ЕБАНЫЙ ПСИХ
есть какая-то контрастная привлекательность в сочетании ее красивых темных губ и уродливых розовых брекетов на зубах. тот особенный демон овладевший мной когда ты остыл превратил мое тело в экзоскелет из жидкого стекла, отстранил от всех вспышек в безразличную недосягаемость я бы рад хоть о чем-нибудь понеистовствовать но виртуальный шлем прирос к башке и больше не снимается, сори. рыжая шлюха думает что она добрая душа, она покрыта шрамами с ног до головы, она может говорить только о своем пограничном расстройстве и о том как испортила краской свои ломкие сухие волосы, она выше меня на голову и худее еще в два раза, это соревнования по мумификации и ненависти к себе в которых ей за гуж нехуй и браться, но мне нравится с ней целоваться, все равно что совать язык в бумагорезку, целоваться с ней часами а потом идти за сухим вином или лимонным соком - как красить черным перцем глаза. я бы рад хоть о чемнибудь ей рассказать нет не только о том как два опасных пацика решили проверить мою ориентацию в два часа ночи на осеннем вокзале и не о том как мне отсыпали нейролептиков в душном салоне междугороднего автобуса, но мой голос несовместим с этой версией виртуального шлема. она разгибает мои пальцы с рукояти собственного скальпеля по одному и за руку ведет в комнату, ее квартира похожа на номер в дешевом мотеле тут очень зимне холодно потому что я такой весь мокрый что с меня льет и мне нравится что вывеска дорогого борделя с первого этажа висит рядом с ее окном и освещает комнату болезненным лунным сиянием, и мне нравятся эти детские ругательства которыми она пытается меня называть, а еще сильнее когда она душит меня ремнем до потери сознания чтобы у меня встал наконец, обычно мы к этому моменту уже так упороты что нихуя не соображаем так что она старается чрезмерно я выгибаюсь под ней в судорогах в полуобмороке прямо в открытый космос где звездочки отнюдь не маленькие каждая как моргенштерн больно врезается в переполненный кровью череп и на этом межгалактическом бензине можно продержаться до получаса нормальной ебли, в которой она самозабвенно размашисто скачет на моем хую а я делаю все чтобы не дать ему упасть для чего то и дело отвлекаюсь на собственную дрожь немного напоминающую ту далекую которая вроде как была и не со мной когда ты засаживал так глубоко что для меня это походило на режущую икоту на выстрел в живот на внезапное потрошение на стреляющий сахар на
я одному чуваку както раз сказал ХЭЙ МИСТЕР ИНОГДА МНЕ КАЖЕТСЯ ЧТО ИЗ МЕНЯ ПРИ НАДЛЕЖАЩЕМ МАКИЯЖЕ ВЫШЛА БЫ НЕПЛОХАЯ ДЕВОЧКА вскоре после этого они меня отпиздили и перестали здороваться, наивный беспризорный ублюдок полагал что я с ним корешую потому что тоже ворую бухаю и торчу, но они все слишком маленькие я не имею в виду по возрасту, масштаб их приоритетов слишком мал, корм не влазит в коня, конь погружается в небытие, ей приходится бить меня кулаками по голове чтобы я разжал зубы с ее глотки или ключицы если я не успеваю раньше выкрутить ей руки когда снаряжаю ее вычищенное отбеливателями тело очередной порцией своих жидких гвоздей, тяжелое машиностроение накладно и утомительно, она рычит ознобисто вцепляясь мне в ухо, иногда она выходит из ванной с окровавленными бедрами за версту разя жидкостью для прочистки труб но потом выясняется что все нормально, это единственное что нас роднит, даже если бы мы решили в один прекрасный день расчленить друг друга и растворить трупы в кислоте на следующий день очнулись бы в ванной поебанными донельзя но жизнеспособными, это и есть худшая из моих пыток и твоих тоже, я боюсь думать об этом так же как о каждой из деталей которая приведет меня к воспоминаниям о тебе. несколько дней назад я нокаутировал ее где-то в кухне, так врезал что вывихнул челюсть и заебался потом объяснять хирургу в чем тут собственно дело, нам даже удалось свалить до прибытия мусоров, как же это может не нравиться. а еще конечно же как я мог забыть конечно же сильнее всего мне нравится иногда склоняться к ее уху когда она лежит рядом и задыхается или моется дрожа под ледяной водой металлическим скребком, когда она запивает колеса водярой и приползает потом в растерянных слезах, младенческой скорби, мне больше всего нравится тихо говорить часами переливая в ее подсознание из своей потрепанной грудной клетки все те кислотные субстанции которые удерживают меня по эту блядскую сторону, мой язык обточился чужими хуями и стал острым и опасным как у змеи, все вещи которые я способен сказать очень болезненные, их следует печатать на занавесе ко всему театру сатанинского абсурда который из себя представляет моя так называемая жизнь, я говорю я хотел бы надеть тебя как кожаный плащ вместе со всеми хрящами и потрохами, открыть тебя как сундук с сокровищами и навсегда спрятать голову в это мясное царство химических наслаждений, я хотел бы разгрызть твою глотку и глотать пока не захлебнусь, кровь из артерий такая горячая живая стробирует сексуальным ключом, грызть и грызть пока не обломаю зубы о шейные позвонки, я хотел бы встроиться в каждую клетку и все заполнять как цемент пока не лопнет каждый сосуд, я хотел бы быть ядовитым колесом которое ты запьешь очередным моющим всасываться в тебя помаленьку пока ты растянувшись на полу позабавишься пусканием изо рта несчастных радужных пузырей я хотел бы вытатуировать на коже каждый миллиметр твоих кишок и забраться так глубоко чтобы с изнанки чувствовать как ты жуешь кончать оттуда тебе в рот когда ты глотаешь, хотел бы тебя выпотрошить расчленить и ничего кроме твоего мяса не жрать посмотреть на сколько хватит запасов если с умом использовать морозильные камеры, хотел бы одним пинком тебя доставить на небеса и половину зубов выбить, собрать и хранить в кармане до первого ареста, хотел бы быть скальпелем от которого разъедутся обратно края всех твоих старых шрамов, попробовать на вкус твои легкие твои почки твой каменно-жесткий мотор, попробовать припаять потребить впитать сожрать все/ пока она ржать не начинает а следом за ней и я, даже последнему идиоту понятно что к случайной сумасшедшей уебе приютившей меня у себя весь этот стыд относиться никоим образом не может но куда мне деваться от него и куда его девать если я настолько полон им что сколько ни блюй ни истекай им изо всех дыр как готовых так и тех что делаешь сам а внутри меньше не становится только прибывает в бочках из самых отвратных закоулков преисподней втекает в реки втекающие в море внутри меня волны которого заплескиваются в уши и на язык не оставляя ни мыслей ни выборов