выжрал все красные, которые были в доме, и сделал попытку лечь спать - во-первых, поспать мне не удалось. я переторчал с количеством и провалился в полуявь, сон наслоился на действительность, так что я шатался по квартире, отлично ориентируясь в темноте, и шарахался от каких-то несуществующих рож в стенах. только это меня наконец сморило на двух стульях в крайней комнате, как в три часа страшно перепугал лай собаки, которая разрывалась так, как если бы за мной приехала патрульная служба с двумя каретами, полными санитаров. очнувшись и с трудом сохраняя равновесие я пошел выяснить причину суматохи, столкнувшись с марусецким, который был не в лучшем состоянии, и выяснил. приехала Настя, она намеревалась застать меня в помещении и цели своей достигла. мы долго, громко и слезно ругались на лестничной клетке - из двери напротив выскочил полуодетый генерал, который материл меня как мог, наконец задал излюбленный вопрос "КТО ВЫСОТУ НЕ ВЗЯЛ?". зная, что этот британского вида афганец имеет свойство чуть что хвататься за макарова и токарева, я честно признался, что это я не взял, потому как рисковать настиной головой не хотелось. настя струхнула и помалкивала, он еще некоторое время побуйствовал по поводу шума и ушел, но его появление положительно повлияло на выяснение нами невесть каких отношений. Между лестничными пролетами мы некоторое время кайфовали от всей степени хуевости наших состояний, притом что вялые галлюцинации давали о себе знать тут и там, а мотор съезжал с ритма и оглушительно вздрагивал где-то в ушах. нарыдавшись всласть, мы вышли, спустившись зачем-то пешком - хотя я по обыкновению шагнул мимо ступеньки и едва не сломал ногу, спуск был полезен, потому что между вторым и первым этажом обнаружилась девушка лет шестнадцати, которая, вполне прилично прикинутая, лежала между стеной и мусоропроводом, спиной к зрителю. Настя сделала попытку оградить меня от всяческих контактов с этой девушкой. Но у нее не вышло, потому что было интересно - девушка ли это, или же это только труп девушки. Это оказалась девушка, вполне живая, пьяная и с фонарем под глазом, она почувствовала, что ее шевелят и стала невнятно мямлить. стало ясно, что жить будет, так что мы пошли дальше. мы битых полчаса стучали в окошечко круглосуточного магазина, но Настя сдалась, видя что я готов это окошечко пустить тем же проебом что и все остальное. Продавщица не проснулась и мы пошли дальше. я завернул в аптеку - аптекарша, благо, не спала - и приобрел два пузырька зачем-то корвалола. я снял капельницу и со всей дури приложился к бутылке, в результате чего обжег язык и еще десять минут не мог продышаться. мы возобновили поиски круглосуточной точки, отвечающей на запросы. нашей основной целью была покупка бутылки вина, ибо обоим легче не стало. точку мы нашли на бочарова, но там было полно в жопу пьяных алкашей и ничего, кроме самогона, в ассортименте не имелось. поддавшись совершенно идиотскому фатализму, мы хлопнули по стольнику, и здесь мне сделалось по-настоящему не по себе. мы влезли в детский садик напротив точки через дыру в заборе, там было темно и совершенно кладбищенски. кроме того, на улице стояли вполне октябрьские холода. Настя попыталась оказать посильную помощь и стала ко мне приставать, но ничего у нее не вышло - у меня не вставал, потому как было совершенно не до того. мне было весело, земля уходила из-под ног и сердце останавливалось. Насте от этого лучше не сделалось. на сцене появился охранник, который вынудил нас уйти - хотя ходьба являлась на тот момент процессом таким же нелегким, как передвижение трамвая вручную, это помогло. ведомый Настей, пропуская момент за моментом, то и дело погружаясь в какие-то лестницы из лестниц из лестниц, рано или поздно я опять оказался здесь. Саша проснулась и стала мешаться. Марусецкий не мешался, но наблюдал с подчеркнутым неодобрением. Меня даже не тошнило. Настя мешалась не меньше Саши и плакала. Они сготовили кофе, в этом кофе было больше сахара, чем кофе, а кофе туда попало больше чем воды. но тем не менее средство оказалось что надо, хоть и блевотное, так что перестало так раздражающе мелькать. здесь, когда ко мне вернулось обоняние, я обнаружил, что от меня прет эфиром с ментолом за версту, и выяснилось, что второй пузырек корвалола - первый я успешно проебал - в кармане куртки разбит, непонятно как. вероятнее всего я, как водится, упал где-нибудь, но этого не помнил а у Насти спрашивать было негоже. к тому же при попытках произнести длинную фразу не получалось ничего кроме мешанины из слогов, перемежающейся навязчивым смехом. мы выпили еще кофе, после которого, удалившись предварительно в ванную, я как следует проблевался. проблевался кофе. но подействовало исключительно положительно. рассвело и солнце стало меня бесить. Мы с Настей заломились из пустой комнаты на лоджию, куда солнце попадает только после полудня. там мы курили и кое-как базарили, постепенно реанимируя прежнюю по отношению друг к другу теплоту. Ебаться на лоджии было совсем некомфортно, потому что негде, из-за этого создалось впечатление, будто другого шанса не представится, ибо через несколько часов я ухожу на фронт, где меня непременно пристрелят. В комнате кто-то шлялся, но все эти бляди отказываются признавать, кто именно. Настя опять расплакалась и заклинала меня приезжать. я чувствовал себя последней тварью, из-за чего хотелось немедленно приступить к самоустранению, но все эти речи задвигали оное в очередной ящик. мы переместились обратно в кухню, когда в нее перестало попадать солнце. там они пили мате и рассуждали о том, почему он зеленеет, когда остывает, я же продолжал чувствовать себя последней тварью, но поделать вообще ничего не мог. вдоволь залившись чаем, Настя еще некоторое время заклинала, после чего наконец уехала. в восемь я сделал попытку лечь, но сон совсем не клеялся. явь, впрочем, клеится ничуть не лучше.
остается только сниматься с якоря и пиздовать в центр за феном, но блять на это тоже нужно усилие, которое необходимо совершить.