Пивцайкин Владимир Николаевич : другие произведения.

Мертвые души (Том 2 и 3)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
   Одна из последних глав.
  
Мёртвые души.
   Содроганье невольно пробежало по всем лицам. Князь был спокоен. Ни гнева, ни возмущенья душевного не выражало его лицо. - Теперь тот самый, у которого в руках участь многих и которого никакие просьбы не в силах были умолить, тот самый бросается теперь к ногам вашим, вас всех просит. Все будет позабыто, изглажено, прощено, я буду сам ходатаем за всех, если исполните мою просьбу. Вот моя просьба. Знаю, что никакими средствами, никакими страхами, никакими наказаниями нельзя искоренить неправды: она слишком уже глубоко вкоренилась. Бесчестное дело брать взятки сделалось необходимостью и потребностью даже и для таких людей, которые и не рождены быть бесчестными. Знаю, что уже почти невозможно многим идти противу всеобщего теченья. Но я теперь должен, как в решительную и священную минуту, когда приходится спасать свое отечество, когда всякий гражданин несет все и жертвует всем, -- я должен сделать клич, хотя к тем, у которых еще есть в груди русское сердце и понятно сколько-нибудь слово<<благородство>>. Что тут говорить о том кто более из нас виноват! Я, может быть, больше всех виноват; Я, может быть, излишней подозрительностью я оттолкнул из вас тех, которые искренно, хотели мне быть полезными, хотя и я, со своей стороны, мог бы также сделать <им упрек>. Если они уже действительно любили справедливость и добро своей земли, не следовало бы им оскорбиться на надменность моего обращения, следовало бы им подавить в себе собственное честолюбие и пожертвовать своей личностью. Не может быть, чтобы я не заметил их самоотверженья и высокой любви к добру и не принял бы, наконец, от них полезных и умных советов. Все-таки скорей подчиненному следует применяться к нраву начальника, чем начальнику к нраву подчиненного. Это законней, по крайней мере, и легче, потому что у подчиненных один начальник, а у начальника сотни подчиненных. Но оставим теперь в сторону, кто больше виноват. Дело в том, что пришло нам спасать нашу землю; что гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже, мимо законного управленья, образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного. Установились свои условия; все оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность. И никакой правитель, хотя бы он был мудрее всех законодателей исправителей, не в силах поправить зла, как <ни> ограничивай он в действиях дурных чиновников приставленьем в надзиратели других чиновников. Все будет безуспешно, покуда не почувствовал из нас всяк, что он так же, как в эпоху восстанья народ вооружался против<врагов>, так должен восстать против неправды. Как русский, как связанный с вами единокровным родством, одной и тою же кровью, я теперь обращаюсь <к> вам. Я обращаюсь к тем из вас, кто имеет понятье какое-нибудь о том, что такое благородство мыслей. Я приглашаю вспомнить долг, который на всяком месте предстоит человеку. Я приглашаю рассмотреть ближе свой долг и обязанность земной своей должности, потому что это уже нам всем темно представляется, и мы едва ли, выживем, в мерзости и неправде, нами же созданными. Ложь и зло возликовали. Мы на краю пропасти. Я обращаюсь к вашему благоразумию и благородству, если это у вас ещё есть. Как поступить? Как жить дальше? Пусть каждый из вас вспомнит прожитые годы, когда был сделан неверный шаг и потеряна дорога, ведущая к честному и беззаветному служению своему отечеству. Ведь все мы когда-то были молоды и мечтали достойно прожить свою жизнь на благо отечеству. Где теперь всё это? Где ваше мужество? Я жду от вас ответа! Князь замолчал. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Пальцы его нервно барабанили по подоконнику. На улице снегом покрыло крыши домов, и ветки деревьев поникли вниз под его тяжестью. Дворники работали лопатами, очищали тротуары.
   - Покрыло бы белым снегом всю эту грязь - с горечью подумал князь - чтобы этого мне больше не видеть. Он повернулся и оглядел свое войско. Взгляд его был холоден и бесстрастен. Всё стояло молча.
   - Ни тени раскаяния - подумал генерал-губернатор - да в этом дремучем лесу и сам чёрт не пролезет, ноги переломает.
   - Я отправляюсь в столицу - заговорил он снова - и намерен добиться встречи с высочайшей особой. Я изложу все обстоятельства дела и намерен добиться высочайшей протекции на расследование и пресечение военным судом. Холодная дрожь овладела многими.
   - Я не вижу другой возможности и способов как распутать клубок изо лжи, взяточничества и попрания государственных законов и устоев нашего общества. - Видимо ошибается откупщик Муразов, уж он то бы со своею добротою и всех бы простил, да кого бы тогда и наказывать? Пойди, разберись, есть ли здесь хоть один достойный человек - думал князь.
   - Сейчас каждый из вас должен заниматься своим делом, но до особого распоряжения - сказал генерал-губернатор. Князь всех отпустил, позвонил колокольчиком. Вошедшему посыльному он приказал вызвать чиновника по особым поручениям. Посыльный поклонился и вышел. Генерал-губернатор прошёл к столу, взял перо и бумагу, долго писал. В это время доложили, что прибыл посыльный, уже известный нам молодой человек. Князь велел ему подойти к столу, взял лист бумаги.
   -Я надеюсь, что вам уже известны все обстоятельства дела и моё решение? Князь подал чиновнику бумагу.
   - Мне всё известно и я всё исполню, что поручит мне ваше сиятельство - ответил чиновник по особым поручениям.
Как только карета нашего героя, скрипя полозьями, выехала за пределы злополучного города N, где Чичиков нежданно получил такое ужасное потрясение, едва не стоившее ему смены привычной жизни на Сибирь и каторгу, к дому полицмейстера съехались экипажи. Роскошные кареты с лакеями на подножках и лёгкие санки становились в два ряда у дома полицмейстера. Ярко горели фонари на столбах, кучера и лакеи прохаживались перед фасадом дома, поджидая своих хозяев. Снег неслышно падал на спины лошадей. В доме собрались ответственные и значимые лица города. Советники, асессоры, стряпчий Золотуха, неведомо каким путём, прокравшийся в прокурорское кресло. На плоском и рябом лице его уже появилась такая важность и напыщенность, какую можно увидеть лишь у столичных чиновников, оно казалось, кричало - Посмотрите на меня! Ведь и я теперь тоже значимое лицо города! Судья, вице-губернатор, губернатор, управляющие казёнными фабриками. Были чиновники города и генерал-губернаторские. За карточным столом вяло шла игра.
   - Не понимаю господа - первым заговорил губернатор, - какая злая муха укусила князя? Какая каналья поставила на дыбы весь город? Кто строчит князю доносы? Нет, вы слышали - обратился он к полицмейстеру - какую сплетню пустили про меня по городу, будто - бы я с вашей помощью обираю купцов, беру с них непомерные взятки за право беспошлинной торговли вином? Какой-то пачкун написал князю, что я присвоил ассигнованную сумму на ремонт богоугодных заведений, а также заставляю купцов оплачивать ремонт мостовой, деньги же присваиваю. Так ведь они проклятые только и ездят одни без дела. Выдует орясина самовар чая, отвалит бородищу до пупа, и ну ты, пошёл колесить он по городу, визиты да контрвизиты, все дороги разбили своими пролётками! И ещё чёрт знает что, я волочусь за женой нашего уважаемого..., да не поймите меня превратно, господа, не могу назвать имя дамы, незаслуженно обиженной гнусным клеветником.
   - Гм - подумал про себя Золотуха - да все в городе знают, что ты волочишься за женой почтмейстера.
   -Да всё это вздор - сказал он губернатору - вот и на меня поклёп чистой воды, что я вымогаю, деньги с просителей и ещё покрываю расхитителей городской казны. Да в этой казне и медного гроша не заводилось никогда. У меня зять в казначействе, уж мне то всё известно, в какую сторону деньги уходят - неожиданно замолкает он, смешавшись.
   - Да от чего пошёл такой шум? - заговорил он снова - да разве не у вас в канцелярии сидят Самосвистов, да Кислоедов? Свистуны, пачкуны проклятые, за копейку и мать родную продадут. Чуть запахло поживой, то они всех готовы в канаву свалить и грязью перемазать. Херсонский помещик попал в немилость князю, а нас так за компанию давай топить, чтобы всё спутать, да смазать, да так, чтобы все стали виноватые?
   -Да-с господа! Но тут я полагаю, не обошлось без помощи юрисконсульта. Эта собака мало лает, да больно кусает! Много крови выпил он из нас, да будет и ему судный день. И вот ведь заведётся такая дрянь - на чужой беде состояние делать! И гадит и гадит, пачкун проклятый! А что же до благодарностей просителей - продолжал Золотуха - так ведь вам известно господа, что я человек совестливый и если кто и поднесёт когда в благодарность, то только от чистого сердца, из сострадания к тяжким трудам нашим. Ну и берём ведь только по божески, самую, что ни на есть малость, сущий пустяк, господа!
   Бывший судья Бурмилов ходил как маятник по комнате, приглаживая, свои усы. При последних словах Золотухи, он остановился - Херсонский помещик, говорите. Да это не тот ли помещик, что приобрёл несколько сот крестьян на вывод в Херсонскую губернию?
   - Он самый-с, Павел Иванович Чичиков - отвечал ему полицмейстер, вспомнивши, однако рассказ пьяного Ноздрёва о мёртвых душах, решил, что благоразумнее сделать вид, будто ему вообще ничего не известно о тёмных делах Чичикова.
   - Да расскажите же нам - повернулся к прокурору, Бурмилов - что за дело такое с завещанием покойной вдовы Ханасаровой? Мы все в неведении. И какое отношение имеет к наследству покойной херсонский помещик? Золотуха развёл руками.
   - А вот расскажу я вам господа, да-с, тут такое премерзейшее дело и так хорошо запутано, что я и сам до конца не разобрался. Покойная, да упокоится её душа, составила завещание за пять лет перед смертью. Половину имения старуха завещала монастырю, а другую половину своим воспитанницам пополам и всё, и никому больше. А состояние преагромнейшее, скажу я вам.
   - Как же, да ведь и я сам был свидетелем, когда писалось завещание - заявил бывший совестной судья Бурмилов. - Так отчего же шум?
   - Да в том то и дело-с, господа - продолжал Золотуха - что появилось вдруг ещё одно завещание, по которому всё отходит родственникам по прямой линии. И будто бы, это завещание смастерил Павел Иванович Чичиков. После этого ко мне столько просителей приходило! Все вдруг оказались самыми близкими к покойной, столько воронья налетело, такой крик подняли, что я и сам не смог до конца разобраться, кто из них родственник по прямой линии, а кто по кривой.
   - Однако же ты ловок - подумал губернатор - да тебе это только на руку. Ты же со всех взял, уж я тебя знаю, никого не пропустил. И разве не ты подал совет Вишнепокромову, будучи ещё помощником, у прокурора, что последнее завещание может уничтожить первое, было бы всё правильно сделано?
   - А что же господа - подал голос уже известный читателю полицмейстер Алексей Иванович. Он решил, всё-таки, рассказать всё, что он знает о Чичикове и его тёмных делах, показать всем, что его департамент не дремлет. - Кто же такой человек этот Чичиков и почему вы о нём ничего не знаете? Херсонский помещик говорите. - Хе-хе - усмехнулся он. - Недавно встретил в городе приятеля своего, помещика Собакевича. - Эх - хе! - Да тут такое гнусное дело - всех святых выноси! Собакевич меня просто сбил с толку. Говорит, что купленные Чичиковым крестьяне на вывод и вовсе не крестьяне, а мёртвые. То есть я хочу сказать, что их нет как живых, а они как бы и живые, но только на бумаге. На самом же деле они мёртвые-с, да господа, мёртвые-с.
   - Да что вы говорите - в один голос воскликнули губернатор и судья Бурмилов - Как мёртвые? Почему мёртвые? Матерь божья - воскликнул Бурмилов - с нами крестная сила, да что же такое деется? Да как всё это понимать?
   - А вот как господа, да-с - продолжал полицмейстер - Собакевич говорит, что Чичиков этот совершенный мошенник. Херсонский помещик! Никакой он не помещик, а плут и казнокрад! И нет у него никакой земли в Херсонской губернии и речки и пруда тоже нет. И крестьян у него нет, все мёртвые да беглые. Жулик он, да-с господа, жулик!
   - Да объясните же вы, наконец - губернатор даже присел от волнения - не томите нас, что вы о нём знаете?
   - Да, да господа! Плут и казнокрад - продолжал полицмейстер - крестьян он покупает тех, что уже умерли, но ещё не поданы были в последнюю ревизскую сказку и потому есть как бы живые, а также беглых крепостных.
   - Да какая же в том корысть - спросил бывший судья Бурмилов.
   - Есть, есть и корысть. А как же без неё родимой? - продолжал полицмейстер - Чичиков закладывает купленных крестьян, то есть как бы ещё живых, в опекунском совете. Недавно он оформил купчие крепости на сто тысяч рублей и всё законно, нигде не придерёшься. Председатель палаты, Иван Григорьевич, смутился на секунду - Да всё так господа. И купчие есть и свидетелей предостаточно и запрещений никаких. Всё совершенно законно. Да кто же знал, что всё это вот так вот выйдет? Каков молодец! Хе-хе! И река там у него есть и пруд в херсонской губернии и земли предостаточно! А я то думал - какой напористый молодой человек! Отчего бы и не помочь ему?
   - Со ста то тысяч и благодарность тебе приличная вышла, уж такого хапугу, как ты и во всей губернии не сыскать - подумал губернатор.
   - Господа! Да этот Чичиков, прямо и не человек получается, а антихрист какой то - подал голос судья Бурмилов.
   - Куда он хватил, да какой там к чертям антихрист - в сердцах махнул рукой полицмейстер - Человек он. Такой же, как и мы! Просто очень ловкий малый! Прямо мистицизм какой-то! Ночью приснилось мне, будто сам чёрт на балу со мной мазурку отплясывал! И такой противный! Не к добру, ой не к добру! Прошу вас господа к столу, отведать осетра. Этот Чичиков уже мне в печенку залез! Многие, из присутствующих здесь господ были слегка заражены болезнью мистицизма, гуляющей по всей России, и с облегчением двинулись вслед за полицмейстером.
   - Авось всё и пронесёт - продолжал полицмейстер - господь не выдаст, свинья не съест!
   - Какая тут к чертям осетрина - с горечью произнёс инспектор врачебной управы, отвалив себе на блюдо, однако, огромный кусок осетра, так, что подошедшему было, прокурору, остались только голова да хвост рыбины - того и гляди, завтра самого возьмут за жабры вместо осетра.
   - Князь в столицу покатил, топором всем грозит, судырь ты мой - вторил ему почтмейстер.
   - Да пусть ему - отвечал губернатор - грози он, сколько хочет, чай дорога длинна, до государя далеко. И не так просто пробиться к нему, хоть ты и князь, авось за дорогу утрясётся и добрее станет. И чего мы раньше времени сами себе заупокойную запели? Нас топором не испугаешь, мы в эту землю прочно вросли, ты попробуй, вырви! И мы ещё посмотрим, на чьей стороне сила, а до пачкунов этих я ещё доберусь, так отделаю, что служба головкой сахара не покажется! Значимое лицо бывшего стряпчего Золотухи согласно кивало. Страх уже взялся за него: голос губернатора воспринимался обрывками, но он всё равно кивал головой, соглашаясь со всем.
   - Хоть бы этот Чичиков поскорее убрался из города, одни неприятности из-за него пошли, ещё и комиссия свалится нам на головы. А ведь как было тихо до него - думал Золотуха - а меня сейчас любая комиссия зарезать может: на одной ноге стою! Вот лихо то! И принесли же его черти в этот город!
  
   Глава 6.
  
   А тем временем кибитка Чичикова неслась по заснеженным дорогам губернии, оставивши далеко позади негостеприимный город. Полозья кибитки с шумом ударялись о выбоины, комья снега стучали о передок повозки. Стоял лёгкий морозец, какой любит русский человек, воздух пьянил чистотой и свежестью. Лёгкий ветерок задувал через открытое оконце в лицо Чичикову. Дорога шла, то через заснеженное поле, мимо хлебных кладей, изредка подходя к деревне, то петляла лесом, где Чичиков поставил хорошую шишку у себя на голове.
   - Что гусь? Ты как меня везёшь? Убить меня надумал - спросил он у Селифана.
   - Потрафим, ваше благородие. Извиняйте за беспокойство - отвечал Селифан. Попадались небольшие деревеньки с низкими избами. Глинобитные дома, с камышовыми крышами, а иногда крытые дерном, с побелёнными белой глиной стенами, то вытягивались в линию, образуя улицу, то дома стояли там, где понравилось место хозяину, и дорога здесь не имела направлений. Селифан что-то сердито сказал, когда он дважды подвёз к одному и тому же месту. Чичиков не останавливался, настроение у него после пережитого в городе было скверным.
   - Эй, ты, какого чёрта, вы, что там уснули оба - крикнул он Селифану - долго ещё кружить будешь? Чичиков хотел заехать по пути к дому к одному помещику: с ним настоятельно рекомендовал познакомиться Костанжогло. На окраине Чичиков увидел мужика, видимо хозяина низкого, построенного из толстых брёвен дома. Мужик был изрядно пьян, шапку его, ворча, носил в зубах вислоухий щенок.
   - Селифан, видишь вон тот плетень, давай правь к нему. Подойдите с Петрушкой к мужику и расспросите хорошенько дорогу до деревни помещика Воскресенского.
   - Как прикажете барин - сказал Селифан, привязал лошадей к плетню и пошёл к дому. Сзади, спотыкаясь, то и дело, семенил Петрушка. Пьяный мужик пытался открыть двери, но его не впускали.
   - Матрёна открой, не то ушибу - орал мужик. Отворилась дверь, появилась сама хозяйка - сажень в плечах и руки в бока. Подхватила шапку со снега, мужика за ворот и сразу сник воевода, подгоняемый сзади тумаками, скрылся в избе. Дорога шла по кромке леса, и Чичиков видел, как сновали в кустах вспугнутые зайцы, хорошо отъевшиеся за лето. Глухари с шумом взлетали со своих укромных мест в снегу, сбивая иней с кустов. Как капельки крови алели на сверкающем снегу снегири. Селифан с Петрушкой были в хорошем настроении, они наконец-то покинули неприветливый город и теперь о чём-то оживлённо переговаривались. По случаю своего освобождения, Чичиков обещал им дать на водку по прибытии в имение, приобретённое им у Хлобуева. Чичиков решил пожить в имении до весны. Отложить на время все дела, связанные с приобретением мёртвых душ, наладить, насколько это будет возможным дела в хозяйстве, в чём он очень надеялся на помощь Костанжогло.
   - Как хорошо, что я познакомился с таким умным помещиком, как Костанжогло и он теперь у меня в соседях - думал Чичиков. Соседство с таким человеком, как Костанжогло ему показалось несомненной удачей, так как в деревенском хозяйстве Чичиков мало смыслил. Все хозяйственные дела ему казались легко выполнимыми.
   - Надо только мне строже быть к мужикам и заставлять их всё делать во время - думал он. По приезду в имение нужно обязательно посетить Костанжогло, посоветоваться с ним на предмет; где найти хорошего приказчика, не вороватого, да чтобы не закладывал с утра пораньше за воротник, покладистого и хозяйственного и пойдут у меня дела в гору - думал Чичиков. Его не смущало то обстоятельство, что сам он в деревенском хозяйстве очень мало понимал и дела в его хозяйстве, будут полностью зависеть от расторопности и сметливости приказчика, умения того ладить с мужиками.
   - Русский человек из всякого затруднительного положения непременно найдёт выход, и я найду такого приказчика - думал Чичиков. Поначалу Чичикова не покидали мрачные мысли о происшедшем с ним в городе, перед лицом иногда вставали промозглые стены чулана, в который он угодил, гневное лицо князя.
   - Нет, это всё было не со мной, это был не я - отмахивался он от мрачных мыслей - гнусное стечение обстоятельств и только - думал он. Поживу в своей деревне, дела отвлекут от наступающей хандры, всё наладится. И право слово, зачем мне так казниться? В такой бурной жизни как у меня всякое может случиться. Надо быть всегда готовым к неожиданным поворотам судьбы. - Зацепил - поволок, а сорвалось, так не спрашивай - так думал Чичиков, глядя на посеребрённый инеем лес. Он ещё не знал, что князь уехал в столицу и дамоклов меч незримо висит над головой нашего героя, готовый в любую минуту свершить правосудие. Чичиков с удовольствием прикинул, сколько он получит за только что заложенных крестьян. Он перебрал в уме всех помещиков, где ему удалось поживиться, руки коллежского советника потянулись к заветной шкатулке. Ему захотелось немедленно пересчитать всех купленных крестьян, но тут его повозка так качнулась на дороге, что у него мгновенно пропала к этому охота. Правда его на миг смутило то обстоятельство, при котором он лишится части денег: а именно долг Костанжогло, а также долг за услуги юрисконсульту-философу с товарищами. Надо сказать, что Чичиков всегда с большой неохотой выдвигал маленький потайной ящичек, вмонтированный в заветную шкатулку, когда требовалось отдавать долги. И не потому, что он был по природе своей скупым, ведь он даже раздавал мелочь нищим у церкви, и в душе у него всегда находилось место для сострадания, когда это требовалось, конечно, но страсть, страсть складывать копейку за копейкой делала своё дело. Он сам начинал походить на ту фарфоровую кошечку, копилку, что подарил ему родитель в далёком детстве. Ближе к вечеру по небу заходили низкие тучи - верный признак, что погода испортится. Подул лёгкий ветер, Чичиков выглянул в окно.
   - Селифан, долго ли ещё ехать?
   - Скоро приедем, затемно должны успеть, однако пурга будет, барин.
   - А ты чаще работай кнутом, не то не поспеем.
   - Чего изволите барин?
   - Погоняй, говорю, дурак! Не видишь, у тебя чубарый совсем обнаглел, скоро сам ко мне в кибитку проситься начнёт.
   - Как прикажете, барин! Селифан с удовольствием вытянул чубарого кнутом - У-у, Бонапарт проклятый, всё хитришь, ну хитри, хитри, меня всё равно не перехитришь! Я вашего брата всегда насквозь вижу, я можно сказать нутром чую твой дрянной карахтер! Вот Заседатель - конь с пониманием, степенный конь, и гнедой тоже хорош, не то, что ты, на тебя никак нельзя положиться - отчитывал чубарого Селифан. Лошади пошли резвее, комья снега застучали о передок.
   Усадьба помещика Воскресенского, бывшего столичного чиновника, по словам Костанжогло, была недалеко от имения Чичикова.
   - Обязательно нужно вам с ним познакомиться, Павел Иванович - наставлял Чичикова перед отъездом Костанжогло - весьма интересная личность, у него многому можно научиться в плане ведения хозяйства. Особенно многое он может посоветовать по земледелию. Я к нему езжу довольно часто, мы с ним очень дружны и без него я думаю, жизнь моя была бы скучней. Между тем погода быстро ухудшалась. Вначале посыпала мелкая снежная крупа, затем после небольшого перерыва повалили крупные снежные хлопья.
   - Плохо дело, темнеет - подумал Чичиков. Кибитка стала часто съезжать с дороги, её то и дело качало, резкие порывы ветра задували в кибитку снег. Снегопад усиливался, тёмная стена леса, однако кончилась, ветер же разошёлся не на шутку. Стало совсем темно, повозка наклонилась резко, и Чичиков ударился головой. Лошади встали. Чичиков выглянул из окна
   - Какого чёрта ты остановился, где дорога?
   - Так ведь не видать не зги, барин. Такая сейчас потьма, куда же ехать?
   - Да ведь ты же спрашивал дорогу у того мужика в деревне?
   - Так ведь он был пьян, Павел Иванович, Петрушка с ним говорил - отвечал Селифан.
   - Ах ты, дурачина, сколько раз тебе говорить, на Петрушку не полагаться, Петрушка бревно! - начал закипать Чичиков.
   - Петрушка говорит, как только проехавши лес, да поворотивши потом лево, и вот тебе и деревня.
   - Лево, лево - передразнил Чичиков - бревно ты неотёсанное, заморозить нас хочешь, сукин ты сын, а? И куда же ты поворотил, коли и дороги теперь нет, а?
   - Да ить, потьма такая уже, да и дорога чай не столбовая, всегда так, идёт, идёт, смотришь, а её уж и нет - оправдывался Селифан.
   - А мне то до этого, какое дело а, мошенник ты этакий, вот прикажу тебя высечь вместе с Петрушкой!
   - Чу, барин, вроде дымом пахнуло, да точно дымом пахнет, деревня то совсем близко, барин! На ветер, на ветер надо ехать, барин!
   - Так чего же ты стоишь? Поворачивай каналья! И смотри у меня - пригрозил Чичиков.
   - Как прикажете барин. Селифан повернул, кибитка начала подминать мелкий кустарник, утопала в глубоком снегу, потом кусты кончились, видимо они ехали каким то лугом. Стояла высокая осока, ещё не засыпанная местами совсем снегом. - Ещё и в болото завезёт, бревно - подумал Чичиков, он велел Петрушке слезть с козел и идти впереди коней, смотреть дорогу. Стало совсем темно, ветер крутился и злобно выл, и будто злые бесы летали вокруг повозки и лупили её своими мётлами. Снег проникал и в кибитку, Чичиков заметил, что шинель его покрылась снежной пылью.
   - Кажется, мы окончательно заблудились - Чичиков хотел, было выглянуть, но тут лошади остановились. Впереди возникла огромная стена, это было, несомненно, какое то строение, ветер же сразу стих, пронося снежные вихри, где-то в вышине. Похоже, что это был амбар, да действительно, они подъехали к деревне; послышался глухой собачий лай. Едва Чичиков открыл дверцу кибитки, как огромный пёс, злобно рыча, кинулся к нему. Вокруг повозки появились люди, два здоровенных мужика схватили коней за уздцы, четверо с вилами окружили экипаж. Один из них был с ружьём. Держа фонарь перед лицом Чичикова, он строго спросил
   - Кто вы такие и зачем приехали сюда?
   - Дворянин, коллежский советник, еду по делам к помещику Воскресенскому - отвечал Чичиков.
   - Пожалуйте барин, это и есть имение помещика Воскресенского - отвечал мужик с фонарём. Он велел отогнать собак, повернулся к Чичикову
   - Следуйте за мной, ваше благородие, я вас провожу, тут совсем близко. И верно, пройдя вдоль высокого забора, затем через две небольших поляны, разделённых мостиком, видимо это был занесённый снегом пруд, Чичиков увидел огни господского дома. Дом был обнесён железной оградой, выкованной довольно искусно, чувствовалась рука умелого кузнеца. Мужик отворил калитку, пропустил Чичикова вперёд, и они оказались у парадного входа. На высоких колоннах крыльца по два фонаря, имеющих формы ландыша, ярко освещали фасад дома. Чичиков отметил, что кузнец этой деревни и здесь потрудился на славу. И карнизы дома, и само крыльцо и входные двери, затейливые железные и медные узоры, казалось, были везде. Они вошли в дом, им навстречу, по длинному коридору бежали две гончие собаки. Собаки дружно прыгнули мужику на грудь
   - Фу, ну вас, пошли красавицы! Мужик впустил гончих в комнату и запер за ними дверь.
   - Сейчас позову хозяина - промолвил мужик, но отворилась дверь гостиной, и вышел сам хозяин.
   - Что случилось, Петруша? - спросил он мужика.
   - Всё хорошо, барин! К вам гости пожаловали! В это время Чичиков разглядывал помещика. Коллежский советник поразился исполинской мощи помещика. Широкая и чёрная, как смоль, борода прикрывала крупные угловатые черты лица. Стройная фигура, широкая и мощная грудь и руки человека, привычные скорее к тяжёлой работе, чем к безделью. Это Чичиков сразу понял, когда помещик, шагнув к нему навстречу, протянул ему руку. Рука Чичикова утонула в руке исполина, и Чичиков даже привстал от крепкого рукопожатия.
   - Воскресенский Александр Николаевич, надворный советник в отставке - представился он. Чичиков немного смутился от такого простого обращения, он больше привык к чопорности помещиков из глубинки, в которых манеры городского светского чиновника переплелись с простотой деревенского мужика. Карие глаза помещика казалось, смеялись - Вот я каков! От исполина так и несло здоровьем.
   - Чичиков Павел Иванович, коллежский советник - представился Чичиков, изобразив на лице приятную улыбку и склонив голову немного набок.
   - Эк его, как он вымахал, что та колонна у крыльца - подумал он.
   - Ваш новый сосед и ваш покорный слуга - продолжал Чичиков - Приобрёл не так давно имение помещика Хлобуева. Ездил вот по неотложным делам в город, да на обратном пути решил засвидетельствовать вам моё почтение.
   - Помещик Хлобуев - улыбнулся Воскресенский - Как же, да я его хорошо знаю. Мой дальний родственник. Совершенно запутался человек, он и у меня часто брал в долг и не рассчитался ещё, ну да я ему долг прощаю. Человек он надо сказать, не пропащий, да ветер у него в голове, живёт одним днём. Соблазны появляются у него чаще, чем деньги, вот и промотался.
   - Так кто же ему виноват - сказал Чичиков - живи в меру потребностей своих, ан нет, надо ему везде фору давать. Кругом у него долги, а он и балы не пропускает и шампанское у него не выводится. Я так думаю, что гордыня ему везде помеха, из кожи вон лезет, только бы от других не отстать, вот и довёл своё хозяйство до развала. Воскресенский отпустил мужика, сам помог Чичикову снять шинель, затем отворил двустворчатую дверь гостиной - Прошу вас, Павел Иванович и будьте как дома, у меня всё просто и без всяких чинопочитаний. Они прошли в довольно просторную гостиную, Воскресенский указал Чичикову на кресло.
   - Я, Павел Иванович, человек простой, за годы службы в Петербурге так и не привык к чинопочитанию, за что не раз выслушивал всякие недовольства от начальства и мелкие подковырки от сослуживцев.
   - Прошу простить за столь поздний визит, думал, приеду засветло, да пурга застала, и сбились с дороги, насилу набрели на деревню - сказал Чичиков. Мне о вас много рассказывал Костанжогло.
   - Константин Фёдорович? Да он у меня был два дни назад и о вас говорил с похвалой и спасибо что заехали, я признаться всегда рад гостям, тем более образованному человеку, в нашей глуши и общаться то мало с кем приходится, только всё заботы да дела. У меня были друзья по службе в Петербурге, да они все там остались, и я надеюсь, что мы с вами подружимся, Павел Иванович? Чичиков одобрительно склонил голову
   - Я смотрю Александр Николаевич, у вас дома столько много везде кузнечной работы, эти медные узоры на мебели и на дверях, хорошего мастера держите? Воскресенский улыбнулся - Я ведь Павел Иванович, потомок крепостного кузнеца, мой прадед был знаменитым человеком при дворе его императорского величества. Даже во дворцах плоды его труда имеются, за что пожалован, был дворянским званием. В нашем роду это ремесло не умирает, мы хоть и дворяне, а труда не чураемся и я сам не прочь иногда молотком поработать.
   - Вы? - удивился Чичиков.
   - Да, ваш покорный слуга - ответил Воскресенский. - Вот, только батюшка мой всё противился моим увлечениям. С этой целью меня определил на службу в Петербург.
   - В каком департаменте вы служили, Александр Николаевич - спросил Чичиков.
   - Ну, кузнечное ремесло, это у меня для души - продолжал Воскресенский, настоящий же интерес появился у меня к земледелию. Я и служил в комитете агротехнического земледелия министерства государственных имуществ под началом его высокопревосходительства господина Киселёва. Какой замечательный человек, умный, добрый! Какие сложные времена, а он упрямо двигал свои реформы, а ведь любое новшество встречалось в штыки откровенным противлением. Он упорядочил, привел к более разумному управлению государственными крестьянами. Он говорил, что крепостное право есть зло, которое тормозит развитие государства.
   - И вы его поддерживаете? - удивился Чичиков.
   - Да как вам сказать Павел Иванович - отвечал Воскресенский - Я не поддерживаю крепостное право, но в данный момент против его отмены. Крепостные крестьяне - продолжал он, видя немой вопрос в глазах Чичикова - они же привыкли жить, так как они живут сейчас и смена образа жизни может стать для многих из них просто губительной при нашей то российской нищете. Я думаю, что ещё они не созрели к подобной перемене жизни, однако же, и помещики, то есть мы, не все готовы оказать им посильную помощь, в случае, если крепостное право отменить повсеместно. Я полагаю, что нужно вначале создать специальные комитеты в государстве, которые бы занимались их расселением в те места, где много свободной земли, организовать государственное кредитование, так как, крестьяне в большинстве своём малоимущие.
   - Кажется моё предприятие здесь не найдёт понимания. Вот и купи у такого хоть одну мёртвую душу, такой правильный оказался, чёрти бы его унесли - досадовал Чичиков, слушая помещика, однако не без интереса.
   -Земледельческие орудия и рабочий скот в основном принадлежат помещикам - продолжал Воскресенский - А ведь основная масса помещиков против отмены крепостного права.
   - Вот заладила сорока, да всё про одного Якова, послал же бог собеседника, прямо якобинец какой-то - с досадой подумал Чичиков.
   - Скажите, а у вас много крепостных крестьян? - спросил он помещика, Чичикову хотелось сменить тему разговора и в то же время, желая не обидеть хозяина, добавил - Меня очень интересуют так сказать хозяйственные вопросы, ведь я совершенно недавно стал хозяином имения и честно признаться был бы рад любому доброму совету.
   - Да около трёх сотен крестьян - немного смутившись, сказал хозяин. Очень даже прилично, да отбери у тебя такое богатство, как бы ты стал об этом рассуждать? - подумал Чичиков.
   - Как же вам удаётся управляться с таким огромным хозяйством? Вы меня ознакомьте с таким делом, мне всё в этом незнакомо, страшновато, не знаю с чего и начинать, за что приниматься. Воскресенский нахмурил лоб, задумавшись
   - Я вижу, вы всерьёз намерены заняться хозяйством - отвечал он - Можете полностью располагать мною и один ум хорошо, а два лучше, не правда ли Павел Иванович? И Павел Иванович, не пора ли нам перейти на простой язык: я сторонник простого, человеческого обращения? Что вы думаете об этом, если мы будем называть друг друга ты? Чичиков с улыбкой наклонил голову.
   - Ты Павел Иванович, на государственной службе или же в отставке? - спросил Воскресенский.
   - Коллежский советник - отвечал ему Чичиков. - Жизнь моя, Александр Николаевич подобна судну среди бушующих волн, гонимому злыми ветрами. И бьёт меня и снег, и дождь и злоба людская и зависть. Претерпел я гонения и несправедливость по службе, оклеветанный врагами, вот ищу пристанище в глуши и надеюсь здесь осесть до конца дней своих. Ищу отдыха, отдыха для души израненной своей. Тихой гавани для своего корабля, ищу я и надеюсь, что сельцо моё этой гаванью мне станет. В это время отворилась дверь гостиной и вошла женщина, в белом вечернем платье, что удивительным образом подходило к белокурой хозяйке.
   - Александр, ну как же тебе не совестно, я только сейчас узнала от горничной, что у нас гости! Чичиков проворно соскочил с кресла и с приятной улыбкой, несколько наклонивши голову вперёд и набок, подойдя к хозяйке, поцеловал ей руку.
   - Павел Иванович Чичиков, ваш новый сосед и ваш покорный слуга - представился он.
   - Лизанька, извини, мы с Павлом Ивановичем просто заговорились и забыли обо всём на свете. Вот Павел Иванович наш сосед, он приобрёл имение Хлобуева, заехал с нами познакомиться. Знакомьтесь - Елизавета Петровна, моя супруга - представил жену Воскресенский.
   - Очень приятно - ещё раз поклонился Чичиков. А она очень даже мила - подумал Чичиков.
   - Александр, веди гостя к столу - сказала она и ушла. От неё повеяло, каким то особым домашним уютом, по которому всегда тоскует холостяк в долгие зимние вечера. Чичикову вдруг на мгновенье пригрезился лёгкий, изящный стан золотоволосой блондинки, с которой у нашего героя была мимолётная встреча на дороге, когда дядя Миняй с дядей Митяем тщетно пытались развести в разные стороны экипажи. - Кажется, холостяцкая жизнь начинает давать трещину - подумал он.
   - И то, правда, Павел Иванович, идём к столу, вишнёвой наливочкой угощу. Они встали и вслед за хозяйкой прошли в гостиную, где уже был накрыт стол. Вишнёвая наливка и впрямь была хороша. Хозяин вежливо, но очень настойчиво стал угощать Чичикова, сам подливал ему настойки и себя не забывал. Чичиков изрядно проголодался за дорогу и после вишнёвой наливки разошёлся не на шутку. Подали бараний бок, он прибрал бок, не отказался и от большого куска няни с кашей, потом пошёл в ход и пирог с рыбой, подмял и рыбий пирог, подали холодной телятины, так он и тут не отказался; из вежливости съел ещё пару расстегаев. Наконец подали чай.
   - Я страсть как люблю гостей, Павел Иванович, скучно одному в такие долгие вечера сидеть, а я люблю мужскую компанию. Ко мне Константин Фёдорович приезжает часто, да ещё помещик Бобров навещает меня - сказал Воскресенский.
   - А что в округе, много ли богатых помещиков - спросил Чичиков.
   - Есть и богатые есть и разорившиеся и не очень богатые - отвечал Воскресенский. Вы ехали по кромке бора, так по другую сторону бора, в семи верстах от меня, живёт помещик Потапов Иван Терентьевич, ну, очень богат. Я с ним не знаюсь: разные мы с ним люди. Воскресенский нахмурился, думая о чём-то своём.
   - Дурная слава о нём сюда часто доходит.
   - Да что же он суров или же знаться ни с кем не желает - спросил Чичиков. - Не хочется судить о другом, да уж коли тебе так знать интересно - Воскресенский посмотрел на гостя вопросительно.
   - Да ведь я осесть здесь желаю и как же не интересно - ответил Чичиков.
   - Ну, так слушай! Живёт он свинья свиньёй. Сам ни к кому не ездит, гостей не жалует. Крестьян своих он держит на манер рабов, обирает всех как липу. С виду глянешь - дворы у крестьян не бедные и постройки крепкие, да сам он просто зверь! На конюшне плеть так и свистит, говорят, что он и сам большой охотник плетью помахать, а при виде крови так просто звереет. Не дай бог ему под плеть попасть - забьёт до смерти! Работы у него и днем и ночью идут, перерыва он никому не делает. Приказчик у него не уступит ни в чём самому хозяину: у этого подушный налог в городе не заработаешь - дома замордует. Да господь не Микишка, как даст, так сразу шишка! Тут третьи дни наведались к Потапову разбойники, да так они его лихо разделали, насилу он ноги с приказчиком унёс. Повезло ему, что жечь его не стали, быстро пришли, и также быстро растворились в наших лесах, и метель им была хорошей подмогой.
   - Это что же, разбойники здесь завелись? - спросил Чичиков.
   - Да вот ты уж извини меня за моих мужиков, что так неласково тебя встретили. У меня мужики дружные, один к одному, дежурят по ночам, я им даже ружьё своё дал. Завелись, завелись, пакостничают по деревням. И так они всё чисто сделали - продолжал рассказывать Воскресенский - Все тайники Потаповские нашли, все драгоценности с собой унесли, обчистили его семейство основательно. Убили только живодёра, что сёк крестьян и с ними ушли около тридцати человек, в леса и кто куда. Если бы Воскресенский был немного повнимательнее, то наверно бы он заметил, что при последних словах его, глаза Чичикова разгорелись как раскалённые уголья!
   - Мои мужики заготавливали дрова в лесу и виделись с егерем Потапова; Потапов большой любитель поохотиться с собаками - продолжал рассказ Воскресенский - так вот он рассказывал, будто бы поселился у них не то немец, не то француз. Исполнял казённые подряды, прожил три дня и уехал. А как съехал он, тут и разбойники объявились, лошадей увели, перевернули всё в доме и скрылись. Как видно гость, что был у Потапова, с дворовой челядью был в сговоре, уж больно быстро разбойники управились. И в прошлом году лошадей уводили, а вот так чтобы разбойничать это уж слишком.
   - А что за мужики ушли от Потапова, мастеровые или как - спросил Чичиков. - Работящие мужики, да семейные с разбойниками не пошли - продолжал Воскресенский. Ну, посуди сам, Павел Иванович, разве хороший мужик бросит родную свою семью и пойдёт разбойничать? Сказывают, что главарь у разбойников очень умный и просвещённый человек и связи в городе имеет. В городе у него свои люди, а разбойничают в шайке в основном пьянь да рвань. Сделают своё чёрное дело и растворяются кто в городе, кто в лесах. Все они имеют вид на жительство, их не так то просто поймать. Капитан-исправник однажды поймал мальчишку с этой шайки, да не успел довести того до участка, как он утёк, при этом укусил ещё исправника за палец. У Потапова и раньше крестьяне сбегали: сил нет отрабатывать барщину такому живоглоту, а тут ещё и разбойники помогли.
   - А много ли у Потапова умирает крестьян? - спросил Чичиков.
   - Да как же тебе сказать? Ну, как ты думаешь, ведь он на них день и ночь ездит и с хребта не слазит. Умный и хитрый человек, если видит, что мужик работящий и хозяйственный, то поддержит такого, поможет даже обзавестись скотом, да уж потом три шкуры сдерёт за всё. А от хозяйства мужик уж не сбежит, прочно связан.
   - Случались ли в этих краях эпидемии, болезни? - спросил Чичиков.
   - Не дай бог, такой напасти, я своим крестьянам не разрешаю ходить в другие сёла, если услышу про болезни. Осторожность никогда не помешает, да и лекарь теперь у меня свой имеется, такой сметливый парень оказался на эту науку. Сын моего кузнеца. Возил я его в город учиться. Вольную ему дал, чтобы легче ему учиться было. Теперь вот всех лечит. Я считаю, Павел Иванович, что с крепостными крестьянами лучше всегда по-хорошему обращаться, они за это сторицей отплатят - Воскресенский вопросительно посмотрел на Чичикова.
   - Да у такого не только крестьяне, а даже и мухи не мрут, всякая тут живая тварь о себе заботу имеет - подумал Чичиков.
   - Да ты, Павел Иванович, наверное, знаком с полковником Кошкарёвым - спросил Воскресенский. Чичиков кивнул в ответ головой.
   - Ведь он тоже старается жить в ногу со временем, да только так, что со смеху можно лопнуть. Вот дурачина! Увидел я как-то его, так вообрази, чего он у меня попросил? Ты говорит, отпусти своего писаря на работы ко мне, у него, видишь ли, совсем запарка получается, канцелярии не успевают переписывать постановления. А у самого скирды стоят, не обмолочены: совершенно некому стало хлебопашеством заниматься. Ещё и упрёк мне сделал: ты говорит, не понимаешь, сколь важны такие дела, надо чтобы каждый крестьянин видел движенье дел не только в хозяйстве, но и на бумаге в отчётах разных. Когда кругом всё записывается и учитывается, легче распознать бездельника от работящего крестьянина, путём сравнивания отчётов. Чёртов дурак! Он ведь своих крестьян совсем от земли отучил, у него брось камень в небо, то обязательно он упадёт на голову писаря или председателя. По мне, что всё лишнее, то долой! Если ты писарь, то должен работать с пользой, а не проедать мирской хлеб. Я совсем не против просвещения среди крестьян, скорее даже, наоборот. У меня вот мальчонка есть, ну истинно Рембрандт какой. Коня иль мужика нарисует углём, ну как они живые. А сам, ну легче воробья. Ну, какой с него пахарь будет, да и бог его другим талантом наделил? Увёз я его в Петербург, определил в школу художеств, пусть рисует. А так, как Кошкарёв, выдумывать глупые затеи, от коих совершенно один вред, так не по мне. Ты поезжай в поле, ближе к земле будь. Ты у людей спрашивай, коли, сам не разумеешь, как сделать, чтобы на земле росла пшеница, а не бурьян, ты там своё просвещение используй. Тогда и ты богат, будешь и мужики твои. По мне, так ты умничай, коли, начитался европейских книг, да знай, всё, что немцу хорошо, то русскому совершенно дрянь. Тут отворилась, дверь и вошла жена Воскресенского, ведя за руку маленькую девочку. Словно маленький солнечный комочек вкатился в комнату, озарив, всё вокруг и казалось, даже ветер перестал выть и свистать в печной трубе.
   - А это ещё что такое, а почему мы не спим? Воскресенский сделал страшное лицо, нахмурив лоб.
   - Вот Павел Иванович, вот свет в нашем окне, вот человечек, которого мы с женой любим безумно! Наташа, дочь моя, живёт в Петербурге. Актриса театра и надо мне признать, не без таланта. Семейная жизнь у неё не заладилась, но мы с женой и не в обиде большой на жизнь, Оленька, моя внучка, теперь всё время с нами живёт. Внучка тут же забралась деду на колени и с любопытством стала смотреть на Чичикова.
   - Саша, гостю пора отдыхать, с дороги ведь он - сказала жена Воскресенского.
   - Верно, кажется, я совсем замучил гостя своими разговорами, прошу меня извинить покорно - сказал Воскресенский, видя, что у Чичикова закрываются глаза, и он начал уже клевать носом. - А завтра, коли, не будет сильной пурги, покажу тебе я своё хозяйство, чай тебе всё интересно будет, раз задумал осесть в деревне. Чичиков кивнул в ответ, глаза у него действительно сами закрывались. Он поблагодарил хозяйку дома за обильный ужин и покорно побрел за Воскресенским к спальне. Он лёг и с удовольствием вытянул ноги; он действительно устал с дороги.
   - Ну вот, опять как полковой барабан, ну хоть орехи на нём коли и городничему негде будет здесь поместиться - подумал он, ощупывая свой живот, и уснул, будто провалившись в глубокую яму, без сновидений. Лишь, проснувшись среди ночи, он услышал такой мощный храп хозяина за стенкой, что подумал сквозь сон - Чёртов кузнец, горн он, что ли раздувает свой - и заснул вновь и уже не просыпался до глубокого утра.
  
   Глава 7.
  
   В первые дни пребывания в своей деревне, душа Чичикова ликовала, как бывает с человеком, когда он купит очень сильно полюбившуюся вещь, доставшуюся ему очень дорого и невероятно трудно. И так наш герой вдруг наяву ощутил гордость за себя. Это было похоже на праздник души.
   - Я приобрёл, я сумел, и я теперь хозяин целой деревни, а не бездомный скиталец! Даже зверь в минуту опасности бежит к своему логову, надеясь на защиту в стенах его. А жизнь Чичикова, полная всяческих напастей и приключений, требовала иметь пристанище, где он мог бы отсидеться, отлежаться, набираясь сил для новой вылазки в свет. В первое же утро, проснувшись, он позвал Петрушку.
   - Ты вот что братец, ты найди кухарку и позови её ко мне. И ещё, расспроси, кто был приказчиком у Хлобуева, найди и его, скажи, барин к себе требует. Петрушка слушал Чичикова, отвесив нижнюю губу
   - Хорошо барин, сполню.
   - И ещё, ты бы брат, в баню сходил бы, а? На тебе словно клопы святки справляют, чешешься ты как кобель. И несёт от тебя какой то дрянью; луку поменьше трескай, воздух от тебя такой тяжёлый, что дышать рядом с тобой становится нечем. Спать будете с Селифаном в одной комнате, а столоваться со всей дворней. И смотри у меня, будешь напиваться с Селифаном без меры - высеку! И не вздумайте без спроса отлучаться куда. Да скажи Селифану, чтобы занимался с лошадями, перетянул бы бричку, всё поразбил, каналья. Петрушка, выслушав наставления Чичикова, пошёл всё "сполнять". Жизнь для него и Селифана поворачивалась новой, ещё не изведанной стороной. Надо признать, в отличие от Селифана, имеющего большую страсть к лошадям, Петрушка в своей жизни ни к чему не стремился и ничего не умел. Даже почистить сапоги хозяина он не мог так, чтобы не получить очередную взбучку от хозяина. Если бы в голове у Чичикова появилась бы вдруг сумасбродная мысль дать Петрушке вольную и отпустить его на все четыре стороны, то это было бы подобно смертному приговору последнему. Петрушку никогда и ни к чему не тянуло, кроме как к пеннику. Он не задумывался ни о дне вчерашнем, ни о дальнейшей своей жизни, ничуть не волновало его и продолжение своего рода, впрочем, о происхождении своего рода Петрушка не знал ничего, кроме того, что до пятнадцатилетнего возраста он воспитывался у сапожника с городской окраины. Мастерству сапожника Петрушка так и не выучился.
   - Совершенно глуп, как пробка! - таково было заключение опекуна. Но, здесь, с ним можно было поспорить: Петрушка, как мы уже знаем, умел читать! Правда, больших познаний он от этого не приобрёл. Опекун только качал головой, когда Петрушка с усердием, сопя, прицеплял одну букву к другой. Буквы у Петрушки имели своё, собственное, название и значение, способное на время даже его расстроить или же обрадовать. Букву о, Петрушка с удовольствием читал с разным выражением лица: то восторга, то умиления. Несколько лет назад опекун отправил Петрушку с обозом купцов в другой город, к своей тётке: погостить, на всё лето, где Петрушка и приобрёл, как говорил ему Селифан, учёность. В дороге Петрушку хорошо угощали разными сладостями купцы, и теперь буква о заняла у Петрушки самое достойное место, потому что с неё начиналось слово обоз. Буква ж походила на ужасного паука, спустившегося с потолка Петрушке на нос, когда он спал у тётки на её полатях, поэтому при виде этой буквы, Петрушка сердито приговаривал
   - Всех твоих собратьев я истреблю в доме, всё паучье ваше племя! При виде буквы г Петрушка начинал нервничать, сердиться и с опаской поглядывать на маленькую комнату, похожую на собачью конуру, где тачал сапоги его опекун. Буква эта удивительным образом походила на железную кочергу, которой Петрушку отходил опекун за испорченные головки лаковых сапог. Неописуемый ужас наводила на Петрушку буква, имевшая, по мнению Петрушки, тайный знак антихриста, а именно; две точки над ней были причиной, чтобы Петрушка таращил глаза и истово крестился, торопливо закрыв книгу.
   - Вишь ты, ведь дурак дураком, а тоже себе, в прохвессоры метит! - думал сапожник. За какое дело Петрушка ни брался, то редко доводил его до конца. То он забудет сапожную щётку в сапоге у хозяина а, почистив иной раз грязные сапоги, то этой же щёткой начинал чистить и фрак, за что однажды получил от Чичикова хорошую взбучку.
   Ему никогда не приходила такая мысль в голову, как взять, да попросить хозяина, чтобы он его женил на какой-нибудь вдове солдатке, что впрочем, для неё оказалось бы большой обузой. Про таких обычно говорят: ни рыба, ни мясо, не украсть и не выпросить. Но думаю, что читателю вряд ли интересно знать о человеке совершенно пустом, да уж таким его бог создал, и видимо у него на это были тому причины. Обратим же свой взор на нашего героя. Лёжа на диване Чичиков обдумывал план своей дальнейшей жизни. В этот день голова у нашего героя была похожа на растревоженный улей. Сначала он с удовольствием похвалил себя за то, что уговорил Хлобуева не вывозить мебель из дома, доставшуюся ему теперь за сущий пустяк. Хлобуев к тому же не горел желанием всё перевозить в город, поэтому сильно не упрямился.
   - С этим делом хлопот будет мне меньше - с удовольствием подумал Чичиков. Потом мысли его перекинулись в другое направление - Как же я назову свою деревню? Так-с, Чичиковка, наверное - подумал он. - Да, бес её, как-то длинно получается слишком, ни то ни сё. Семь раз язык прокусишь, пока выговоришь. Нет, не пойдёт. Чичонка, нет? Похоже на насмешку. Вот родитель, наградил фамилией, век будешь думать и не придумаешь! Павлово, вот как я тебя назову, решено, Павлово! Тут вошла кухарка и с этой минуты на нашего героя дружным косяком пошли деревенские заботы.
   - И как же тебя звать - спросил Чичиков.
   - Прасковья Петровна - ответила женщина, средних лет.
   - Очень хорошо, Прасковья Петровна, я теперь твой хозяин. Будешь готовить пищу мне, работы же у тебя убавится, так как я без семейства. Однако же смотри у меня в оба, Прасковья Петровна, чтобы всё было вкусно и везде было чисто, я не потерплю такого, вроде роя мух на твоей кухне. Да чтобы всё было во время, а не тогда, когда тебе вдруг взбредёт в голову. Кухарка молча кланялась: в семье Хлобуева она была кроткой и послушной женщиной.
   - И каждый вечер, ты будешь спрашивать у меня, что варить мне и когда - продолжал делать наставления кухарке Чичиков: о своём желудке наш герой всегда заботился с особой тщательностью.
   - И не забывай о свежести продуктов, я не потерплю на твоей кухне мясо или рыбу с душком, смотри у меня! Всё что тебе будет нужно из продуктов, ты должна вовремя говорить приказчику, а не мне. Чичиков велел подать ему завтрак и найти ключника. Кухарка ушла. Погода как нельзя, кстати, установилась, и Чичиков решил после завтрака начать осмотр своих владений. Он с удовольствием отведал бараний бок с кашей, запил это вишнёвой наливкой, её прямо насильно впихнул Воскресенский ему на прощание в кибитку, потом принялся за рыбный пирог.
   - Где же это бревно ходит - подумал он о Петрушке - и почему до сих пор нет приказчика? Он уж было, хотел позвать кухарку, чтобы та послала свою девчонку за приказчиком, но тут отворилась дверь столовой, и вошёл... Чичиков опешил - Ты - ключник - заключил он.
   - Извиняйте, барин - ответил вошедший - вы же меня звали?
   - А ты кто? - спросил Чичиков.
   - Ваш приказчик, барин - отвечал он Чичикову.
   - Приказчик? - тут Чичиков даже привстал за столом, удивление и разочарование его было подобно тому, какое он испытал ещё в далёком детстве, когда родитель, вместо обещанной красивой сабли, привёз ему из города старый, ободранный барабан. И было чему удивляться! Перед Чичиковым стоял мужичонка, в не то тёмных, не то несколько лет не стиранных, залоснившихся, плисовых штанах, в шинели, видимо с барского плеча, одна пола которой была прожжена. Пуговицы на шинели заменял сыромятный ремень. В этой шинели, Хлобуев вероятно в двенадцатом году ходил в атаку и брал артиллерийские редуты Наполеона. Юфтевые сапоги приказчика давно просили щётку, подошвы сапог оскалились на белый свет гвоздями, подобно выброшенной на берег щуке. И всё это пугало сверху было прикрыто старым картузом с половинкой козырька. Лицо его, ах дорогой читатель, что же можно сказать о лице человека, если на нём пьяные черти ночью свадьбу справляли!
   - Так ты голубчик, так вот сказать - начал Чичиков - Ты, стало быть, приказчик? Мой приказчик? - добавил Чичиков.
   - Желаю вам здравствовать, барин - отвечал приказчик - А мы вот вас, ожидаючи то, все глаза проглядели!
   - По твоей опухшей роже мне видно, что ты глядел больше на ковшик с пенником - подумал Чичиков.
   - Ты вот что, голубчик, надо сегодня сделать, такое дело. Сейчас пойдём по деревне, и ты мне будешь всё показывать, где, что, и как, всё моё хозяйство. И я звал ключника, где же он?
   - Ожидает в передней, велите ему взойтить, барин - спросил приказчик.
   - Не надо, сей же час, идём - отвечал Чичиков. Они вышли в переднюю. Ключник оказался довольно, молодым разбитным малым, чем несказанно удивил Чичикова.
   - Однако престранный человек, этот Хлобуев - думал Чичиков. - Приказчик у него, видимо последняя пьянь, ключнику же надо не кладовые стеречь, а снопы молотить, да в поле за плугом ходить. Приказчик шёл первым, за ним Чичиков. Шёл приказчик по-утиному, вразвалку, широко раздвигая носки сапог.
   - Да он и за день не обойдёт эту деревню - думал Чичиков - Приказчика надо определённо менять. Но для этого его надо ещё найти и в своей деревне вряд ли сыщется умный и хозяйственный. Надо бы посоветоваться с Костанжогло об этом деле. Чичиков велел отпереть кладовую, где хранились продукты для хозяйского стола. На земляном полу лежали мешки, наваленные друг на друга, мыши источили их. Крупа сыпалась вперемежку с белой мукой, всё это было перегажено мышиным племенем. Бочонки стояли в ряд, на поверку оказавшиеся пустыми и с гнилым дном. Полки в кладовой давно не видели никаких запасов, слой пыли, как серое покрывало, лежал на всём.
   - Ключник лоботряс и бездельник - ключника в шею - заключил Чичиков. Отряхивая пыль с шинели, Чичиков вышел с кладовой. Пошли по улице. Дома крестьян представляли жалкое зрелище. Глинобитные, за редким исключением белели известью и были покрыты дранью, а то крытые дерном или камышом. Курился дымок над крышами домов, затянутые пузырём окна подслеповато глядели на улицу. У многих домов не было оград - заходи с любой стороны.
   - А что же мужики дома не строят деревянные - спросил Чичиков приказчика - что же, плотника нет во всей округе?
   - Да плотники то найдутся, да лесу теперь своего не стало, Павел Иванович - отвечал приказчик.
   - А как же раньше управлялись, где дрова брали - спросил Чичиков.
   - Так был лес, да помещик Потапов, что живёт от нас по ту сторону леса, оттягал у нашего барина за долги полоску леса, теперь вот мучаемся. И не велика полоска была, а всё же хватало, вон он стоит - показал приказчик на синевший за пашней лес.
   - Надо съездить к этому жидомору и попытаться договориться с ним: необходимо откупить лес обратно - решил Чичиков. Подошли к крайней избе.
   - Кто здесь живёт - спросил Чичиков.
   - Вдовица - отвечал приказчик - перед Пасхой прибрался хозяин. У Потапова долги барина отрабатывали, лес валили. Придавило деревом сердешного, одна живёт с двумя малыми детьми. Приказчик прошёл по едва видной тропинке и вошёл в дом. Потом он выглянул, отворивши двери
   - Пожалуйте взойтить, барин. Чичиков занёс ногу, приказчик замешкался в дверях и наш герой, запнувшись через какую-то рваную дерюгу, коей хозяйка прикрывала дыру в двери, уподобился пушечному ядру, выпущенному неумелым канониром в тёмную ночь, неизвестно куда и неизвестно зачем! Пролетев два сажня, Чичиков растянулся во всю свою длину, при этом, воткнувшись головой почти по самые плечи в какую-то мерзкую кучу. Приподнявшись на четвереньки, Чичиков поначалу ничего не увидел. Было темно. Дым ел глаза. Но вот глаза начали привыкать к темноте, и Павел Иванович увидел внутреннюю убогость избы. Чичикову в детстве доводилось видеть людскую нищету, но то, что он сейчас увидел, сразило его наповал. Середь избы лежала огромная куча сухого коровьего кизяка, в который он нечаянно и влетел своей головой. Полуразвалившаяся глиняная печь нещадно дымила, давая при этом ничтожно мало тепла. Маленькое и единственное окно, затянутое рыбьим пузырём едва пропускало дневной свет. У печи, на холодном земляном полу сидел посиневший от холода ребёнок и играл хозяйскими сапогами. Другого ребёнка, отчаянно ревущего, пыталась успокоить молодая хозяйка. Медный закопчённый котёл видимо был единственной металлической посудой в этом доме, долблёные деревянные ложки и чашки лежали на широком и не струганном столе. Ребёнок наконец-то успокоился, хозяйка поклонилась Чичикову.
   - Как же ты живёшь в таком дыму и холоде - спросил её Чичиков.
   - Вот так и живём, барин - отвечала вдовица.
   - Жив был кормилец, то терпимо ещё было, а дальше одному только богу известно, что с нами будет. И даже у такого человека, как Чичиков, у которого в груди вместо сердца был грубый каблук от стоптанного солдатского сапога, не имеющего сострадания к ближнему своему по крови, шевельнулось что-то. Что-то, вроде жалости, жалости не к этому, посиневшему от холода ребёнку, а к себе самому. Он вдруг представил, что это он маленький, голодный и холодный, сидит на земляном полу и играет хозяйскими сапогами. Произошло какое-то волнение души, смешенье чувств. Он поднялся, положил на скамью медные деньги и вышел вон. И далее на протяжении всей половины, дня Чичиков не отважился более зайти в какую- либо крестьянскую избу. Осмотрели и конюшню, хотя смотреть можно было только разве лишь на покосившиеся стены, заваленные снаружи и внутри назьмом почти до половины своей и потому не упавшие. Внутри конюшни намело порядочно снегу через огромные дыры в крыше. Одна половина дверей видимо была утащена мужиками на свои нужды, другая висела на одной петле, противно скрипя на ветру. Изгрызенные лошадями перегородки завершали весь печальный вид. И вокруг ни даже подобия какой-либо изгороди. Отсутствие леса и хозяина заставляло крестьян тащить всё, что плохо прибито или плохо лежит.
   - Где же Хлобуев держал своих лошадей - спросил Чичиков приказчика.
   - А во дворах у крестьян - отвечал он. Как ему надо куда выезжать, то ему их приводят, а впрочем, он был домосед, и на его конях катали детвору, чтобы не застаивались кони.
   И до какой же степени надо облениться человеку, чтобы дойти до черты, за которой может наступить голодная смерть? Сидеть на своей собственной земле, иметь крестьян, способных работать, но давно отвыкших от работы, благодаря бездарному хозяину.
   - Да ведь ты просто подлец - думал о Хлобуеве Чичиков. Разорить всё вокруг, отвадить крестьянина от его вечного предназначенья пахать и сеять на этой земле и остаться ни с чем. Хорошо, что хоть землю не промотал и как это Потапов, его сосед проморгал, не отнял землю за долги.
   -Подлец, совершенный подлец - сокрушался Чичиков. Оглядели и мельницу, совершенно обветшавшую, без приводного колеса. Крестьянская детвора собиралась здесь на свои игрища, кругом дыра смотрела на дыру. Два хозяйских амбара стыдливо спрятали прорехи своих боков в густых зарослях кустарника. У Чичикова вдруг потемнело в глазах.
   - Да тут все мои деньги уйдут только на восстановленье всего разрушенного - с ужасом подумал он. Дремавшая в нём и никогда не просыпавшаяся за ненадобностью лютая ярость вдруг проснулась, как медведь в берлоге, разбуженного среди зимы рогатиной охотника, проснулась, голодная и злая и полностью овладела разумом своего хозяина.
   - Так это ты! Ты что же, дрянь ты этакая, а? Ты что же дармоед, бездельник, ты так хозяйские работы справляешь, а? И тебе хорошо ходить среди всей этой разрухи, а? Сивушищей провонял!!! Да я тебя - вдруг завизжал Чичиков. Он схватил приказчика за ворот шинели, приказчик упал на колени и чуть не выпал из своей шинели, при этом, повалив Чичикова в снег.
   - Ах ты дрянь, свиное твоё рыло, да я с тебя шкуру спущу, и велю ею эти прорехи зашивать - от бешенства у Чичикова округлились глаза.
   - Батюшка, Павел Иванович, не губи! Всё исправлю! - ползал по снегу приказчик, пытаясь схватить барина за руку.
   - Ах ты сучий твой потрох! Барский хлеб жрёшь, а как до дела, так не разумеешь - не унимался Чичиков. С завтрашнего дни, пойдёшь конюшню чистить, ты теперь не приказчик и смотри у меня, каналья, если работать не будешь, то так кнутом отделаю - до смерти меня помнить будешь! Чичиков в сердцах пнул ногой приказчика и пошёл к дому.
   - Убил, убил, без ножа зарезал, собака! И в глазах темно стало, словно только что из преисподней вырвался - Чичиков был совершенно расстроен.
   - Всё разорено, крестьяне обленились совершенно, вор на воре катается. А он ещё шампанское пьёт, просвещённым себя считает, планы, безумней один другого выдумывает, как ему стать богатым, а сам и малого у себя под носом не желает сделать - ругал он Хлобуева. Вот и разорился и поделом тебе! Танцеванию он хочет в городе детей своих научить, чёртов байбак! Дома Чичиков метался по кабинету, словно зверь в клетке. В нём клокотала злоба.
   - Высечь, высечь, высечь! - бешено колотилось у него в голове. Только вот кого высечь? Обленившихся крестьян? Бездельника ключника? Пьяницу и дармоеда приказчика? А может мне самого себя высечь? Купил, кота в мешке купил, одни прорехи, а не хозяйство! Чичиков лёг на кровать, в руках появилась мелкая дрожь.
   - Вот ещё наваждение, совсем разволновался - подумал он. А впрочем, чего я так убиваюсь, я это и раньше всё здесь видел, да что ж тут поделать, не каждый день я такие деревни покупаю, не привык видно - посмеялся Чичиков над собой. А ведь прав Костанжогло - земли то здесь всё поёмные, а что строенья дрянь, то всё ещё наладится, работать я всех заставлю. Чичиков позвал кухарку, велел ей подавать на стол.
   - У тебя, я видел на кухне, девчонка крутится, такая вот шустрая такая - Чичиков крутнул пальцами - кто она тебе?
   - Старшая моя дочка, Аннушка - отвечала кухарка.
   - Ага, Анюта, значит, будет у меня ключницей, не велик труд - пустые кладовые стеречь. И она будет при деле, и ты ведь ей поможешь, коли что? Верно?
   - Спасибо Павел Иванович, за заботу о сироте - отвечала кухарка, кланяясь.
   -Так она, без отца? - спросил Чичиков. Кухарка кивнула головой
   - Она у меня огонь девка, куда ни пошлю, быстрее птицы летит.
   - Это хорошо - кивнул головой Чичиков - это славно, ступай и позови ко мне кучера моего, Селифана. Кухарка вышла. Только Чичиков управился с обедом, как пришёл Селифан.
   - Звали, Павел Иванович? Растрёпанный вид и всклокоченная борода выдавала Селифана с головой: пока Чичиков был занят осмотром своего хозяйства, Селифан весело проводил время. Он быстро нашёл себе друга в лице бывшего конюха у Хлобуева. Конюх оказался добрым малым, любил лошадей и мужскую компанию, и с Селифаном они оказались, что называется два сапога- пара. Дружба была скреплена доброй бутылью пенника.
   - Что, опять без просыпу? Несёт от тебя сивушищей, я тебе говорил, что высеку, а? - начал Чичиков.
   - Что, рожа, повозку перетянул, как велено, а? Селифан растерянно молчал.
   -Ну, чего молчишь, от пенника чай язык опух, не поворачивается?
   - И повозка, и вся упряжь в порядке, Павел Иванович и лошади хорошо отдохнули, да хоть бы и сейчас в дорогу. А коли....
   - Смотри у меня, завтра с рассветом мы едем в имение к Костанжогло, скажи Петрушке, чтобы быть готовым. Селифан откланялся и вышел. Проводив Селифана, Чичиков занялся списком купленных им крестьян. Первым делом он переписал всех умерших, но не поданных в последнюю ревизскую сказку, а также, тех крестьян, что ушли в город на заработки и не вернулись по неизвестным причинам. Налицо оказалось сорок пять душ, остальные из ста, числящихся по ревизии были либо умершими, либо в бегах. - Этих надо заложить - подумал он. Доставши шкатулку, он, прищурив глаз, пересмотрел все свои бумаги, положил в неё список. Затем Чичиков позвал кухарку и велел ей приготовить на следующий день пораньше завтрак и горячих калачей в дорогу. Он решил после посещения Костанжогло заехать на обратном пути к помещику Потапову. Необходимо было вернуть обратно полоску леса, и в этом Чичиков надеялся на помощь Костанжогло. Он почувствовал тягу к хозяйственным делам.
   - Подниму продуктивность полей, разведу скот и поднимется имение из разрухи - думал он. Заработает мельница, начну сбивать масло, а там и казёнными подрядами можно будет заняться. Мысль о казённых подрядах пришла ему в голову весьма кстати. Можно ведь скупать за бесценок у таких помещиков, как Манилов или Коробочка, разные хозяйственные продукты, а затем поставлять в казну по более высокой цене. И уж не будет выглядеть столь подозрительно и странно разговор о мёртвых душах, ежели предметом посещения будет в первую очередь исполнение казённых подрядов. Об этом предприятии он, в дальнейшем, задумается с полной серьёзностью. Надо отдать должное нашему герою, в том, чтобы придумать выгодное дело он был большой мастер, и голова у него в этом направлении работала очень даже недурно. Ещё не взошло солнце, как Чичиков был уже на ногах. Он потребовал завтрак и в ожидании его, занялся своим туалетом. Затем велел девчонке найти Селифана и передать ему, чтобы тот начинал закладывать экипаж. Настроение у Чичикова было хорошее, он плотно и с охотой позавтракал. Вытерши губы салфеткой, подошёл к зеркалу. События последних дел, и все эти жизненные неурядицы отразились на его лице. В зеркале на него глядел уж не тот, полный сил и довольный сам собою человек: усталость была в его глазах. Чичиков почистил зубы, затем достал банку с одеколоном, с удовольствием обтёрся влажной губкой, вспрыснул себя одеколоном и начал одеваться. Тем временем Петрушка сносил всё в экипаж, не забывши горячих калачей, что всегда брал в дорогу хозяин. При этом он успел стянуть половину вчерашнего рыбьего пирога с кухни, воспользовавшись тем, что кухарка была занята разговором с девчонкой. Наконец все приготовления к дороге были закончены, Чичиков уселся в экипаже, при этом он подумал, что он впервые выезжает со своей деревни. Пора думать и о семействе, дом без хозяйки словно и не жилой. А как бы хорошо по утрам вставать от весёлого ребячьего смеха, пить с женой чай и давать наставления своим чадам. Вечерами на балконе читать домашним книгу: кстати, неплохо бы было прочитать им " Герцогиню Лавальер". Чтобы, уезжая, из этого дома тебя в дороге грела мысль о том, что тебя ждут и о тебе спрашивают свою мать малые дети, и молодая красивая женщина часто подходит к окну, выходящему на длинный и заснеженный сад, за которым виднеется дорога. Смотрит печально на дорогу и ждёт. И какое же это счастье, быть не бесприютным путником, ищущим всякий раз, где бы найти ночлег и отдых уставшим членам своим. Так думал Чичиков, покачиваясь в кибитке, забота о потомстве своём, ещё существующем только в его воображении, приятно волновала ему сердце. Они проехали по уже знакомым полям и уже, ближе к вечеру, показался молодой лес, потом опять пошли поля. Начали встречаться хлебные клади и скотные дворы, показалась задымленная деревня. Трое мужиков стояли, опершись на изгородь, курили самосад и лениво переговаривались меж собой. Рыжая собачонка облаяла Заседателя и отстала. Кибитка подъехала к барскому дому, навстречу им бежал Ярб.
   - Ага, и братец здесь - подумал Чичиков, разминая затёкшие ноги, и угадал. Не успел он сойти, как рядом остановились, лёгкие санки и Чичиков увидел, Костанжогло с братом.
   - А мы с братом увидели тебя, когда ты проезжал мимо дворов и тут же следом за тобой - сказал Костанжогло. Они обнялись, как старые знакомые. Костанжогло был весь в снегу,
   - И ни зимой, ни летом нет покоя - начал он. С утра пораньше и до темноты на ногах и везде глаз нужен. Давненько мы с тобой не виделись, как уехал в город, так о тебе ни слуху. Случилось что?
   - Да всё, слава богу - сказал Чичиков и струсил от мысли, что и в эту глухомань могла дойти новость о его аресте. Но всё обошлось. Платонов начал расспрашивать Чичикова, в каких местах он успел побывать и каков новый генерал-губернатор и про то, как встретили мужики Чичикова в его деревне. Чичиков отвечал и иногда рассеянно невпопад. Ярб по своему обыкновению начал прыгать всем на грудь. Лизнул бороду хозяина, затем в щёку Чичикова, едва не столкнувши его в снег. Прыгнул на грудь и Селифану, но отошёл, виновато виляя своим хвостом, видимо учуял запах сивухи. Затем хозяин повёл всех в свой дом. Платонов сам принял шинель у Чичикова, и, пройдя в гостиную, они уселись в кресла.
   - Вот какие обстоятельства привели меня к вам, дорогой Константин Фёдорович - начал Чичиков. Хозяйство Хлобуева, как вы знаете, досталось мне совершенно расстроенным. Прежний приказчик оказался пьяницей, и пришлось мне от него отказаться. А другого человека на эту должность в моей деревне не сыскать. Зная вас как человека хозяйственного и умного во всех отношениях, осмелюсь просить вашей помощи в решении вот такого деликатного вопроса.
   - Гм - задумался Костанжогло - есть у меня человек, молодой, но очень расторопный в хозяйственных делах и грамоте обучен. Из государственных крестьян. Я его нанимал на один год, да так он у меня и остался. Надо мне признать, что это очень толковый мужик, да согласится ли он к тебе совсем, вот вопрос? Ты вот что, Павел Иванович, я с ним поговорю, да с тем условием, что он у тебя послужит временно. Живёшь ты от меня не так далеко, а о цене ты с ним сам договаривайся, а там уж как бог даст, авось и останется у тебя совсем. Думаю, что он согласится. Но это всё завтра, ведь ты не уедешь от меня в ночь? И не думай, Павел Иванович - не дал он возразить Чичикову - И на дорогах стало не совсем покойно, разбойники вот завелись - пошаливают мужички! Твоего соседа вот, Потапова, что в верстах десяти отсюда, так лихо обчистили, да поделом ему собаке! Успел с приказчиком ноги унести, да они обещали сызнова наведаться. Сказали, пока приказчика не возьмут с собой, покоя пусть не ждут. Напакостил видать приказчик хорошо, коли за его душой такая охота открылась. Потапов исправника привёз, тот теперь у него живёт, да ведь разбойники могут и исправнику по шапке ударить. Костанжогло с видимым удовольствием начал выливать желчь на Потапова, но Чичиков решил ничего не говорить Костанжогло, что он хочет заехать в имение к Потапову, видя личную неприязнь Костанжогло к Потапову. Он лишь осторожно поинтересовался, как живётся крестьянам у этого помещика, может быть, он морит их голодом, раз они бегут от помещика. Много ли крестьян умирает у Потапова, и быть может, у него в деревне были болезни, эпидемии? На что Костанжогло отвечал так - Мор?! Да какой там у него мор, ежели он сам живодёр! От тяжёлой и непосильной работы, от его побоев и бегут крестьяне. Не люблю я таких вот людишек, с гнилой душой и загребущими руками. К мужику надо относиться с пониманием, и если видишь стремиться он к делу, но не получается, то помоги. Мужик в лепёшку расшибётся, а тебе всё сторицей вернётся! И я не с мешком денег родился, умом и старанием хозяйство своё поднимал. Ну а вольную, так её тоже надо заработать! Лодыря ведь не один хозяин не захочет купить. Завели вот ещё моду в город на заработки проситься. Ты на земле здесь родился, паши эту землю, да хлеб сей. Земля тебя прокормит, а коли, другим ремеслом заняться хочется, так разве я против этого? Занимайся и ремеслом, коли, к этому есть стремление. Я считаю, те помещики, что своих крестьян без нужды в город на заработки отпускают или притесняют их, те сами себе вредят. Вошла жена Костанжогло, пригласила всех к столу. За столом Платонов начал рассказывать, как он съездил в гости к двоюродной сестре, нагостившись порядочно, собрался, уж было в дорогу. Да вдруг перед самым отъездом сестра познакомила его со своей подругой, дочерью полковника Васнецова в отставке. Очень милой, и в отличие от Платонова, совершенно не знающей, что такое хандра и прочая житейская ипохондрия. Платонов просто был в восторге от неё, и когда она уезжала домой, то сестра, женщина не глупая, сказала Платонову, что стрела Купидона попала туда, куда ей и следовало попасть. Платонов понял намёк и вот уже третьи дни, как брат подшучивает над ним
   - Не пора, ли нам брат, закладывать экипаж, пока железо горячо, да дорогу не замело? Да к весне привести в дом молодую жену, авось и покинет тебя навсегда твоя хандра?
   - А что - встрепенулся тут Чичиков - готов стать посаженным отцом! Право слово, если так стала люба, отчего и не жениться? А что полковник, как богат, имеет ли земли, или....
   - Да не беден - перебил его Платонов - от покойного батюшки, досталось ему имение в отличном состоянии и двести с лишним душ крестьян.
   - Вот видишь, Павел Иванович - заговорил Костанжогло - хорошая партия, и медлить вовсе ни к чему. Дочь полковника Васнецова я хорошо знаю, бывал у него в гостях и не раз. Сам он строговат, и немного не в меру, ну да он человек военный, привычный к строгости. А уж дочь такая бойкая и весёлая, брат от хандры враз избавится! Посмеявшись ещё над братом, Костанжогло повёл Чичикова в свою библиотеку, показать ему новые книги по земледелию и вообще по ведению хозяйства, недавно привезёнными ему из Петербурга, вместе с кипой журналов и старых газет.
   - Вот рекомендую выписывать, Павел Иванович, где что не ясно по земледелию и вообще по ведению хозяйства, какой совет, в книге можно многое открыть для себя. Книга, это кладезь знаний многих поколений! При условии, если конечно написана она умным человеком. Если начнёт писать мой сосед, полковник Кошкарёв, то уж он такого наворочает! Любой здравомыслящий человек, просто растеряется от обилия прожектов, предложений и постановлений, исходящих из его головы. Они сели в кресла. Костанжогло задумался, сердито наморщив лоб. Вошёл Платонов и предложил Чичикову сыграть с ним партию в шашки. За игрой, Чичиков рассказал им о разрухе в его имении, на что Костанжогло махнул рукой
   - Знаю, знаю, вот ещё один доигрался, да ты Павел Иванович не отчаивайся, помогу тебе отсеяться и семенами и тяглом, в беде один не останешься. Чичиков обратил внимание, что Костанжогло давно говорит ему ты.
   - Премного благодарен, Константин Фёдорович, за обещанную поддержку, крайняя нужда заставляет меня беспокоить вас - сказал Чичиков. Костанжогло о чём-то задумался, потом сказал
   - Ну, полно, Павел Иванович, как не помочь, ведь и я почти с этого начинал, и мне помогали. Трудом и только трудом можно всё поправить. Утром пришёл мужичок, коего прочил в приказчики Костанжогло Чичикову и после не долгих разговоров дал согласие приехать к нему на неделе. О цене решили договариваться на месте, после осмотра им хозяйства. Лошади уже были поданы и после чая, Чичиков попрощался с братьями. Всполошив деревенских собак, кони вынесли его за деревню. Селифан говорил Петрушке что-то о собаках, наверно был недоволен, тем как принял его Ярб. Да что поделаешь, и собаки не любят, когда от человека несёт непристойно. Чичиков был в отличном настроении.
   - С такими помещиками, как Костанжогло и Воскресенский нельзя хитрить и строить какие-либо мерзкие планы, вроде покупки мёртвых душ. Это враз отпугнёт их, и помощи от них уже не дождёшься - думал он. Тут надо быть обходительным и внимательным и польза от таких знакомств будет очень весомой. А разве мы, не обделываем свои дела подобным образом? Разве проходим спокойно мимо доброты человеческой, не имея при этом никакого желания воспользоваться этим для своей выгоды? Разве не поступаем так: встретив хорошего человека, начинаем жаловаться тому на суровость жизни, на бездушие начальников, на злых и завистливых сослуживцев. Пожалуемся на всякий случай и на нездоровье своё и на нездоровье чад своих. И смотришь, кто-то уже говорил с начальником вашим и он уже начинает вам намекать на то, что вы долго и хорошо отработали на месте своём и кто знает, может случиться и продвижение по службе вашей. А то, вдруг передадут жене вашей пакет с целебными травами и совет как подлечить детей ваших. Да мало ли чего, хорошего может принести вам общение с хорошим человеком? И уж вовсе мы начинаем думать, что остатки совести становятся нам настоящей обузой, когда на жизненном пути нашем мы встречаем человека, доброго во всех отношениях, но с обидным прозвищем простофили. Тут уж - прочь сомненья, бедолаге мы не дадим спуску! Будем же и мы снисходительны к делам и поступкам нашего героя. Ведь он живёт среди нас, говорит на нашем языке, смотрит на дела и поступки наши и никогда не желает нам ничего плохого. Ему и самому иной раз не сладко приходится, несмотря на его природную изворотливость. И судно его так беспомощно и беззащитно среди свирепых волн океана жизни, что завидовать Павлу Ивановичу может только человек не испытавший всех лишений дорожного скитальца. Но вернемся же к нашему герою. Чичиков сладко дремал, сидя в своей повозке, горячие калачи, крендели, рыбий пирог и ещё, бог знает, что там натолкал ему в дорогу Костанжогло, приятно согрели ему бок. Он только закидывал голову назад, она же, не слушаясь своего хозяина, падала ему на грудь после очередной выбоины на дороге. Селифан затянул заунывную песню ямщика. Всё переплелось в песне той. И красотка дочь у станционного смотрителя и чудо кони, что несли его по заснеженной степи и горячая кровь ямщика! Ах, чудо тройка! В морозной тишине заливаются серебряным звоном твои колокольчики, тёмным пятном мелькнёт экипаж на белой степной глади, и уж нет его, и только долго слышны зовущие вдаль звуки. Между тем вдали показались крылья ветряной мельницы и большие амбары рядом, верный признак, что наш герой приближается к ещё одной русской деревне и кто знает, может и к новым, неожиданным приключениям, к которым так щедра беспокойная жизнь Чичикова.
  
   Глава 8.
  
  
   Столица ошеломила князя своей небывалой роскошью. Князь давно не бывал в столице и теперь из окна своей кареты дивился обилию роскошных особняков, принадлежащих местной чиновничьей знати, купцам, владельцам роскошных магазинов и прочему богатому люду. По булыжной мостовой, дробно стуча, проносились лакированные, с мягкими английскими рессорами экипажи, с двумя лакеями сзади, в золочёных ливреях. Множество ресторанов с кричащими и зазывающими вывесками чередовались с роскошными витринами магазинов. Несметные богатства лежали под стёклами ювелирных мастерских и магазинов. На улицах города было очень людно. Все спешили. Кто на службу, в церковь, или же по делам неотложным. Вот стайкой выпорхнули гимназисты, в длинных, не по росту шинелях. Спешат на учёбу, оживлённо болтая на ходу. Город чист и ухожен, золочёная игла Адмиралтейства мелькнула на миг и пропала. Над Петропавловской крепостью висела туманная дымка. На следующий день князь был в приёмной Зимнего дворца. Князя вежливо расспросили о цели встречи с государём и после необходимых объяснений сообщили, что в ближайшие два дни государь не может принять его сиятельство, так как его величество находится в инспекционной поездке и ближайшие дни расписаны по минутам. Князь вежливо, но настойчиво объяснил чиновнику о неотложности дела. После выслушивания длинной и скользкой речи придворного крючкотвора о том, что государь у нас де один, а желающих отнять у него время предостаточно, и что для того де и существует приёмная канцелярия его величества, чтобы не допускать до его величества людей праздных. Чиновник сообщил, что он весьма сожалеет, но его величество вряд ли примет его сиятельство в течение всей недели. Однако, увидев, как похолодели суровые глаза князя, поспешно сообщил, что могут возникнуть и изменения в списке уважаемых господ, добивающихся встречи с государём, то тогда он уж непременно сообщит его сиятельству. Князь назвал номер гостиницы, где он остановился и отбыл. Два дня были потрачены князем на посещение нужных по делам губернии различных министерств и комитетов. Обилие всяческих министерств и ведомств поначалу поставило князя в тупик. Первым делом князь посетил Управление коннозаводства: необходимо было подписать контракт на поставку лошадей для армии. Войдя в длинную и узкую комнату, уставленную столами, князь окинул взглядом всю пишущую братию
   - Батюшки святы! Сколько же вас здесь понапичкано! - воскликнул про себя князь.
   - Мне необходимо разговаривать с председателем управления, покажите мне его кабинет. Шум перьев прекратился на миг, все с любопытством уставились на князя. Один из них указал пальцем куда-то в угол. Молодой человек с озабоченным лицом, оторвал перо от бумаги и, приставши в полупоклоне, протёртый до дыр на рукавах его сюртук натянулся так, что едва не лопнул
   - Кто вы и по какой надобности к господину председателю? По личному ли делу или же казённому? Ежели по личному делу, то вот Павел Пафнутьевич вас примет, а ежели вы....
   - По казённой надобности и без промедления - сурово произнёс князь, не давши договорить чиновнику. Князь представился. Услышав, волшебное слово "генерал- губернатор", в конце комнаты у дверей председателя, проворно, не смотря на внушительную округлость своего тела, выкатился на середину комнаты чиновник, с деревянной улыбкой Головлёва на круглом лице
   - Пожалуйте сюда, ваше сиятельство, вот кабинет председателя, сейчас вас позовут. Скрывшись в кабинете председателя, он через мгновение уже стоял за своим столом, согнувшись в поклоне. Войдя в кабинет, князь ещё раз представился председателю, объяснив при этом суть дела. Взяв бумаги князя, председатель уткнулся в них. Двойной подбородок его приобрёл очертания тройного.
   - Ваше сиятельство - сказал председатель, прочитав бумаги князя - ваше дело у нас не может решиться. Это, кажется, может решиться в Министерстве государственных имуществ. Сейчас ваше дело будет изучено в нашей канцелярии и если не будет никаких запрещений с нашей стороны, то вам, ваше сиятельство, выпишут направление с моей подписью и можете добиваться разрешения вашего вопроса в означенном министерстве. И в министерстве повторилось то же самое: князю кланялись, говорили весьма значимые и ответственные слова и по данному делу и совсем не по делу, а воз упрямо стоял на месте. Протолкавшись ещё в двух ведомствах и каком-то комитете по поставкам лошадей и продовольствия для армии и так и ничего, не решив, князь с ужасом понял, что день прошёл совершенно впустую. Наконец-то ему удалось выяснить, что его дело могут решить, вероятно, только в Государственном Совете.
   - Как, помилуйте - взмолился наш князь - дело, в общем, то и не так важно; может разрешиться обыкновенным чиновником средней руки. На что князю вежливо дали понять о существовании инструкции, исходя из которой даже пустяковое, на первый взгляд, дело, должно пройти все инстанции. И на другой день князь изрядно потрепал свои нервы, но к вечеру дело со скрипом пошло и князь вздохнул с облегчением. Были и ещё дела, не менее важные но, памятуя об инструкциях, князь в отчаянии махнул рукой и посулил чиновникам всех чертей. На третий день своего пребывания в столице, князь стоял перед чиновником в приёмной канцелярии государя и придворный служка опять вежливо объяснил князю, что сегодня государь будет занят очень важным разговором с его сиятельством, графом Бенкендорфом. И на следующий день всё повторилось: у его сиятельства, графа, был неотложный разговор и поэтому его величество принять князя никак не мог. Лишь, спустя день, в номер гостиницы, где остановился князь, прибыл посыльный с уведомлением. Князь едва сумел прочитать написанное на бумаге. Слова лезли и вкривь и вкось, словно пытались сбежать с бумаги. Но внимательнее приглядевшись, князь прочёл
   - Его сиятельству, генерал - губернатору губернии N. В завтрашние дни вам надлежит быть готовым. Вам назначена аудиенция с его императорским величеством, императором Николаем 1. Подробности в приёмной канцелярии его императорского величества. На утро, князь, отсидевши в приёмной ещё два часа, был подробно проинструктирован о том, как нужно вести себя во время аудиенции, что говорить и что не говорить, а если говорить, то каким тоном говорить. Вошедший флигель-адъютант, объявил
   - Государь ждёт вас, прошу! В сопровождении флигель-адъютанта, князь шёл по длинным коридорам, затем они следовали по огромнейшему залу, залитому светом и далее снова, был длинный коридор. У каждой двери стояли по два лакея, в расшитых золотом камзолах и белых как снег париках, не шелохнувшись, словно неживые. Далее следовал зал, с необычайно огромными люстрами с несметным числом хрусталя и золочёных светильников. Словно гигантский зверь, из огня, хрусталя и золочёного железа, завис над удивительным и порой беззащитным перед судьбой и обстоятельствами созданием, с гордым именем человек!
   - Я человек! - кричала душа его, сопротивляясь незримой и страшной силе чудовища.
   - Я человек! - и гулко и страшно неслось эхо по огромным залам и коридорам.
   - Я человек! - и дрожал и звенел хрусталь перед живым творением природы, одарённым величайшей душевной силой и разумом. Но немы дворцовые стены и не слышат человеческого крика слуги Александрийского столпа. Подойдя к высоким, двустворчатым дверям, чёрного дерева, флигель-адъютант попросил князя подождать и скрылся за дверью. Минуту спустя он вышел
   - Прошу вас, ваше сиятельство! Император ждёт вас! Князь вошёл. Это был рабочий кабинет всесильного императора, Николая 1. Навстречу князю из-за дубового стола, заваленного деловыми бумагами, поднялся царь. Император был в чёрном мундире с эполетами. На левой стороне груди Николая 1 висели кресты и ордена. Поклонившись, князь представился. Николай 1 подошёл и протянул князю руку
   - Мне докладывали о вас князь, как о настойчивом человеке. Настойчивость - не плохое качество, особенно если она на благое дело! Князь, поклонившись, слегка пожал протянутую руку. Длинные пальцы императора были холодны
   - Очень рад вас видеть, ваша милость! Надеюсь, что я не отниму у вашего величества много времени - сказал князь. - Я проделал долгий и трудный путь. Неотложные, трудноразрешимые дела и обстоятельства, ставшие выше моей компетенции, заставили меня добиваться встречи с первым лицом государства.
   -Я весь в вашей власти, князь - шутливо улыбнулся царь. Он держался без всякой натянутости и смущения и в тоже время, соблюдая приличность. Князь никогда не видел императора так близко, кроме, как только во время военных парадов, но тогда это был совершенно другой человек. Император был на пол головы выше князя. Лоб уходящий назад, нижняя челюсть, хорошо развитая, выдавала огромную волю. Манеры его были приличны, но одна особенность лица поразила князя: какое-то беспокойство сквозило в нём. Когда он шутил, то взгляд его становился почти добрым, но только на мгновение мелькнувшая доброта взгляда сменялась холодным зимним блеском. Люди, хорошо знавшие его вспыльчивый характер, боялись смотреть ему в глаза: суровый взгляд властелина действовал как гипноз, подавляя всякую волю. Строгие черты и свежесть лица, говорили о том, что юность императора прошла без особых излишеств и отмечена трезвостью и умеренностью во всём, что также показывало статность фигуры и железное здоровье. Впервые увидевший государя человек так близко, как сейчас, непременно отметит военную выправку. Царь был красив, даже дьявольски красив. Но это была холодная, как зимняя стужа, красота. Женщины, вероятно, влюблялись в него безумно, впрочем, без всякой надежды на взаимную и трепетную любовь. В нём было гораздо больше жёсткости и жестокости ко всякой человеческой натуре, чтобы при таких качествах любить женщину. Насколько знал князь, у императора была связь с фрейлиной Варварой Нелидовой и эта связь изрядно расстроила внутренний мир императора, но была ли любовь тогда, ради которой можно пойти на всё, этого никто не стал бы утверждать. Слишком мало теплоты и чувственности было в этом человеке. Связь с фрейлиной, однако, закончилась созданием второй семьи.
   - Итак, князь, что же привело вас ко мне - заговорил царь - я весь внимание. Кстати князь, мы, кажется, впервые встречаемся с вами наедине, не так ли?
   - Совершенно верно, ваше императорское величество. Осмелюсь просить вашу милость выслушать меня. Император склонил голову.
   - Сравнительно недавно, я был назначен генерал-губернатором Nской губернии - начал князь. И в небольшой срок я обнаружил ужасные злоупотребления подчинённых мне высоких должностных лиц, а также и среди остального чиновного сословия. Император подошёл к столу и стал с интересом слушать речь князя. Немного помедлив, князь продолжал
   - Коррупция, расхищение государственной казны, стали узаконенными. Узаконены и нормы взяток, кому и сколько давать. Во главу угла поставлена только нажива, алчность возведена в степень благородства. Государственные интересы попраны и растоптаны, расточительство казённых денег идёт с небывалым размахом. Сложилась жизнеспособная система, при которой всё давно перероднилось и перекумилось, система, позволяющая безнаказанно воровать из казны и наживаться на взятках. За взятки можно уйти от ответственности за любое преступление, казалось самое немыслимое и бесчестное. Нет возможности производить дело гражданским образом, при попытке же исчезают важные свидетели, и двери сейфов раскрываются перед преступниками, исчезают важные бумаги, компрометирующие их. Завязалось дело: совершенно бесчестное и соблазнительное для многих. Поправ все нормы приличия и христианские устои, найдя лазейку для обогащения в гражданском законодательстве, используя при этом подкуп многих должностных лиц, некто Чичиков, коллежский советник, занялся поистине вопиющим и безнравственным делом. Он скупал у помещиков в подвластной мне губернии крепостных крестьян, уже умерших при различных обстоятельствах, но ещё не поданных помещиками в последнюю ревизскую сказку. Князь увидел, как дрогнули, приоткрылись глаза Николая 1, и при последних словах князя, он спросил
   - Скупать мёртвых? Да зачем же он это делает?
   - Ваше величество - продолжал князь - этот Чичиков, закладывает купленные якобы живые крепостные души в опекунском совете, для получения крупной суммы денег. Ведь никто, ваше величество, кроме самих помещиков, разумеется, не знает, что крестьян как таковых и нет. Закладывает он их как живых, якобы на вывод на необжитые земли Таврической или Херсонской губерний, придавая этому делу вполне законные формы, при свидетелях, коими являются сами же помещики, продавшие Чичикову мёртвые души. Таким образом, создаётся порочный преступный круг. Но тайное становится явным. И вот уже прокурор и полицмейстер имеют полное представление об этом, но молчит закон, и нет возможности провести полное расследование дела. Малейшая попытка с моей стороны запутывалась изначально и довольно искусно.
   - Что же вы хотите от меня, князь? - спросил император.
   - Милости, ваше величество - отвечал князь. Я припадаю к вашей милости. Суда. Суда скорого, неподкупного, прошу я. И полного расследования всех преступлений, дабы очистить от скверны вверенную мне губернию. Также пересмотра части законов в гражданском законодательстве, где преступники нашли лазейку для обогащения. Царь резко спросил
   - Вы, что же князь, полагаете, есть основания поднимать такой шум в Сенате?! И ведь об этом узнают и в Священном Синоде, что для меня сейчас крайне нежелательно. Найдутся люди, которым захочется поссорить меня с духовенством. Да, законодательство наше несовершенно, я это знаю. Но чтобы всё исправить нужно время. Мне же сейчас хватает и раскольников, а вы предлагаете мне, князь, вытащить на свет ещё и эту мерзость, посланника самого дьявола, скупщика мертвецов?
   - Ваше величество, не о себе пекусь! Воры растаскивают казну! Ведь сие дело может возникнуть и в других губерниях и тогда казна российская понесёт колоссальный урон. Николай 1 смягчился
   - Пожалуй, вы правы, князь - произнёс царь. Какая мерзость - скупать мёртвых! Да за такие дела следует заковать в железо этого мерзавца и отлучить от церкви! В Сибирь, на каторгу!! - князь увидел, как побелели сжатые пальцы Николая1.
   -Скупать мёртвых людей и при этом ещё и наживаться, грабить государственную казну! Мерзавцы! Вот до каких преступлений доводит наш российский либерализм! И они ещё смеют упрекать меня в жестокости!? Я вижу, князь вы человек честный, преданный своему долгу перед отечеством и дело ваше весьма серьёзно. Что ж, со стороны главы государства было бы преступлением перед своим государством оставить сие дело без внимания и скажу большее - дело чести государя наказать казнокрадов. Я заверяю вас князь, что ваше прошение будет передано обер-прокурору и об этом будет извещён Синод, хотя мои отношения с церковью желают быть лучшими. Что ж, если таковы обстоятельства. Но хочу сказать вам князь вот что - император прошёлся по своему кабинету, посмотрел в окно
   - Во вверенном мне государстве, князь, творится столько преступных дел и при этом такая путаница в законодательстве, что меня не сильно удивило положение с этим в вашей губернии, кроме как появление этого посланника сатаны. Скупать мёртвых! Царь покачал головой
   - Такого оригинала я ещё не видел. Ловок, довольно ловок, мошенник! Ворьё очень изобретательно и разворотливо! На какие только они хитрости не пускаются, чтобы запустить свою руку в казну! Представьте князь, мне докладывают, что во вторую армию выслан обоз с продовольствием. Часть продовольствия разворовывается в пути, часть другая, представляется интендантами второй армии как потери дорогой при тряске и вследствие слишком жаркой погоды. И в итоге продовольствия для второй армии хватило лишь на месяц, когда должно было хватить на два. Солдаты остались голодны и по бумагам всё правильно, виновных не нашлось. Доходит и до такого абсурда. Читаю в Госсовете резолюцию: Рассмотреть возможность отправки обоза с зимней одеждой для Южной армии. Зачем на юге зимняя одежда и почему это должен решать Госсовет, непонятно. Недавно читаю другую резолюцию в Госсовете: Обоз с зимней одеждой для Южной армии отправлен, о получении оного доложить в главное Адмиралтейство. Такая вот путаница кругом, резолюции, предписания, подписываются чиновным людом, не глядя. Строчат бумаги во все концы державы. А зимнюю одежду для Южной армии, скорее всего, разворуют или продадут за ненадобностью. Беспорядок и бестолковщина везде и во всём. И при этом, невероятно быстро растёт чиновное сословие. Мне иногда кажется, что это не я управляю всеми делами в нашей великой державе, а наши столоначальники вершат всем в стране. Создаётся множество всяческих инструкций и постановлений, подчас уничтожающих друг друга или совершенно бессмысленных. Каждое министерство или комитет отстаивает свои, иногда сугубо личностные интересы. Не удивительно, что такие проходимцы, как этот Чичиков, находят лазейки в законодательстве и совершают свои гнусные дела. Похвально князь, что есть такие люди как вы, и вы не одиноки. В государстве есть люди готовые постоять за интересы державы, честные и порядочные люди, такие как Киселёв, Уваров, Бенкендорф.
   - Благодарю вас, ваше величество - ответил князь.
   - Осмелюсь попросить, вас ваше величество, разрешить один вопрос, касающийся лично меня, дело моей чести, если так вам будет угодно, ваше величество.
   - Я внимательно слушаю вас, князь. Какова же ваша просьба?
   -А дело вот в чём, ваше величество. В моей губернии проживает один молодой помещик, по фамилии Тентетников. Будучи ещё студентом, человек, весьма легкомысленный и доверчивый, был, втянут в тайную организацию, под руководством известного полиции члена масонской ложи, карточного игрока и пьяницы. Общество это имело цель призрачных и утопических идей, сделать всё человечество счастливым. Но это была лишь внешняя оболочка, настоящей же целью было выманивание денег с доверчивых членов общества, причём пожертвования собирались неимоверные. Плут знал своё дело и действовал наверняка. У этого Тентетникова, ваше величество, всё-таки хватило разума в последний момент выйти из этой организации, но всё это, к великому моему огорчению, я узнал довольно поздно и быть может, безжалостная судебная машина уже вертится и человек страдает. А он не винен. Плут же масон, втянул своих членов в какое-то нехорошее дело, да так, что завязалось дело с полицией. Император подошёл к князю ближе и внимательно посмотрел ему в глаза.
   - Я полагаю, вы, князь, хотите составить протекцию в защиту этого молодого человека? - спросил он строго.
   - Да, ваша милость. Если же он будет осуждён, то только по моей поспешности, ведь это я приказывал расследовать это дело. Император резко выдохнул воздух, словно перед броском.
   - Как вы смеете, князь?! - бешено вскричал вдруг царь, отшатнувшись от князя. Глаза Николая 1 побелели от гнева
   - Защищать преступника? Вольнодумца!? Якобинца!!! И вы, смеете просить для него защиты у главы государства? Да понимаете ли вы, что даёте повод другим безнаказанно собираться в преступные общества, направленные против самодержавия и против царской особы, в конце концов?
   - Ваше величество, смею ли я просить....
   - Нет, не смеете! Не смеете! - в гневе закричал царь. Первоначально, я был иного мнения о вас, князь. Но теперь я вижу, что заблуждаюсь. Похоже, что и вы легкомысленны, как и ваш этот вольнодумец. И это всё либерализм! Вольнодумство! Зараза, что идёт к нам с запада, разъедает души наших молодых граждан! И как же вы все этого не понимаете? Император замолчал, он прошёл по кабинету, затем сел за стол и взял перо.
   - Казалось, ну чего им надо? - император положил перо к прибору, посмотрел на князя - Хорошо обеспечены родителями, получают достойное образование, место на службе. Служи на благо Отчизны! Так нет же! Устраивают тайные общества, читают запрещённые книги, забивают себе и другим головы глупыми идеями. А дальше? Князь, ведь они не стоят на месте со своими идеями: скрытое противление самодержавию переходит в террор. Террор - вот чем они кончают, князь! Террористы держат в страхе общество, да знаете ли вы, князь, что они не дают проходу и членам царской фамилии? За Александром идёт настоящая охота! И они считают себя защитниками отечества? Безделье, праздность - вот где истоки их политического распутства! И вы князь, хотите, чтобы я защитил от справедливого возмездия преступника, якобинца? Да они все герои, пока на свободе, пока есть родительские деньги, на что можно кутить и распутничать. От безделья собираются в преступные общества, такие вот как ваш молодой повеса. Но всему приходит конец, как только они знакомятся с третьим отделением, так у них льются, крокодиловы слёзы.
   - Ваша милость, но если человек не винен ....
   - Не винен? - в голосе императора послышались угрожающие ноты.
   - Да уже то, что он был вместе с преступниками и не доложил о них в третье отделение Бенкендорфа, уже это есть вина. И то, что он забыл о существовании самодержавия и спутался с вольнодумцами, вместо того чтобы честно служить своему государю и отечеству и это есть вина. Либерализм и демократию, вот чего хотят эти вольнодумцы. Слава богу, что я в своё время не стал воспитанником Лагарпа. Каждая капля либерализма, что получал мой брат в результате его воспитания, подобна капле яда. Мне страшно подумать, князь, что государственный воз могут тянуть эти дикие кони, как конституция, либерализм и демократия, которые могут завезти, нас чёрт знает куда. Армия, железная дисциплина везде и во всём, а также правительство, понимающее своего государя с полуслова - вот киты, на которых должно стоять государство российское! Император прошёлся по кабинету, опёрся руками о стол, задумавшись о чём-то своём.
   - Знаете, князь - продолжил он - я думаю, кто заботится в первую очередь о благосостоянии своём, тот добивается высокого положения в обществе, богатства, славы и в итоге уважения этого общества, в котором он живёт. Но если человек гоняется за призрачными идеями, пытаясь двигать всё человечество в том направлении, которое видится им как рай земной, тот в конечном итоге живёт в вертепе, имеет в голове своей разлад и разврат. С другой стороны, я понимаю вас князь. Вы искренни, вы молоды и честолюбивы. Вы чувствуете за собой вину в том, что этот молодой человек может быть осужден, и вы видите за этим и часть своей вины. Я люблю искренних и честных людей, и быть может, молодой человек действительно запутался и искренне сожалеет о своём поступке. Но государь ведь тоже человек и ему тоже не хочется, чтобы страдали без вины. Голос Николая 1 зазвучал мягче, в нём послышались участливые ноты.
   - Но представьте, князь, вот такой случай. Мне доложили, и как водится у нас - совершенно поздно. Один пехотный капитан, герой войны, лишившийся руки и ноги на поле брани, решил добиться для себя пенсии, как полностью нетрудоспособному инвалиду Отечественной войны. Да только все его хождения по нашим канцеляриям оказались безуспешными. Но вы же князь знаете, как наши столоначальники вершат свои дела. Ходил, ходил по канцеляриям герой войны, да так и ничего не выходил, а жить то на что-то надо. Озлился, бедняга на весь белый свет и с этого всё началось. Организовал банду разбойников в рязанских лесах и начал грабить местных помещиков, потом и почтовые кареты и добился в этом деле больших успехов. На войне он был геройским офицером, ну и здесь отличился. Ну, добился бы он приёма ко мне, да разве бы я не принял героя!
   - Я сколько дней добивался до вашей милости, а тут какой-то безногий пехотный капитан, да ему не пробиться даже до приёмной канцелярии вашего величества - подумал князь.
   - Ведь я бы помог ему, обязательно бы помог - продолжал царь.
   А теперь что прикажете мне делать? Был геройским офицером - стал разбойником! Натворят, чёрт знает что, а потом просят монаршей милости! Император сцепил руки за спиной и медленно прошёлся по кабинету
   - Он что, этот, как его?
   - Тентетников, ваше величество.
   -Тентетников, он дворянин?
   - Да, ваше величество.
   -Так может быть он просто дурак?
   - Человек с давно умершим честолюбием, совершенный пустяк, ваше величество. Для державы он не представляет никакой опасности, впрочем, и пользы от него тоже никакой - отвечал князь.
   - Хорошо князь, ваше заявление, относительно положения в вашей губернии, обязательно будет рассмотрено в ближайшее время, что же касается молодого человека, о котором вы просите князь, то я не могу ничего вам обещать твёрдо. Император холодно посмотрел в глаза князю
   - Такие дела решаются только в третьем отделении Бенкендорфа. И мой вам совет, князь, постарайтесь меньше проявлять сочувствия вольнодумцам, таким, как этот ваш Тентетников. Князь откланялся. В день отъезда князя из столицы, на Сенатской площади шла очередная репетиция к военному параду. Под маршевый барабанный бой, по площади, чеканя шаг, шёл лейб-гвардии полк егерей. Роняли пену кони офицеров лейб-гвардии конного полка. Гремела боевая музыка, солдаты бряцали оружием. События четырнадцатого декабря, прошедшие на этой площади, сделали императора подозрительным и жёстким. Лишь несколько человек из близкого его окружения пользовались его доверием. Тени пяти мучеников, вероятно, преследовали его всегда.
   - Нет, это просто какая-то болезнь, безумие - он ничего не видит, кроме своей армии - князь сердито задёрнул штору в карете. Двоякое чувство к императору несколько смутило князя. Досада на самого себя за то, что он расстроил государя своей просьбой, долго не покидала его. Но занималась новая заря, и впереди были новые заботы и новые надежды.
  
  
   Глава. 9
  
  
   Проехавши мимо хлебных амбаров и мельницы, с привязанными к земле крыльями, кибитка Чичикова нырнула вниз к старому, горбатому мосту, перекинутому через неширокую, но как сказали впоследствии мужики Селифану, упрямую и буйную по весне реку. Сколько мужики не бились, стараясь выпрямить ей русло, но она всё делала по-своему, подбираясь, всё ближе и ближе к покосившимся крестьянским избам. То шумит она весело водой и льдом, но с берегов не выходит. Но бывает, встанет мужик утром, а у него в огороде целые горы льда. Погреба затопит, к домам подберётся, но одно хорошо - не ленивый на реке кормится. За мостом дорога пошла лесом, вдоль обрывистого берега. Вековые сосны кидали длинные тени на заснеженную, спящую подо льдом реку. Сделав небольшой крюк, кибитка Чичикова выехала из леса, и взору наших путников открылся вид, что дух захватило. Перед ними было имение помещика Потапова. Усадьбу было видно издалека, она стояла на возвышении, дым курился из труб, лениво уходя к реке. Кругом стоял густой сосновый лес, но со стороны реки, где по утрам встаёт сверкающий диск солнца, неоглядная даль степи уходила куда-то за горизонт. То была земля кормилица - божий дар человеку. С ранней весны она начинает оживать, с первыми трелями жаворонка, затерявшегося в небесной синеве, с ржанием лошадей, тянущих за собою плуг, с весёлым говором мужиков, истосковавшихся за долгую, холодную зиму по теплу, плугу и земле, от которой шёл пар. Невиданная сила шла от той земли. Седой старец, собравшийся умирать в этом году, бредёт, опираясь на свою палку, к краю поля, к мужикам, к первой борозде. Запах земли пьянит и дразнит его и чудное дело - уходит хворь и усталость из его дряхлого тела и вот уж ходит он по взрытой земле, трясущимися руками берёт её он и радуется ей он и любуется ею. Да разве поймёт душу мужицкую, какой-нибудь иноземец, какой-нибудь бюргер из своей фатерлянды, что значит земля русская для мужика! О, как хороша, как красива, земля наша, когда море зелёного хлеба переливается волнами, шумят и переговариваются между собой, ещё только завязавшиеся колоски, когда перед грозой темнеет небо и ветер бешено крутит молодой хлеб и когда после ливня стоит он, зелёный и чистый и запах земли смешался с дурманящими запахами хлеба. Но вот близится лето к закату, замирает жизнь во всём, что было ещё недавно зелёным и цветущим. Тучные колосья тянутся к земле, словно прячась ближе к земле от надвигающегося холода, и радуется душа у мужика за обильный урожай и кажется ему, что быть этому всегда и жить ему на этой земле вечно.
   Большой каменный дом помещика возвышался над всей деревней. Вдоль высокой железной ограды с каменными столбами росли молодые ели, на половину заваленные снегом. Кибитка Чичикова остановилась через дорогу от ворот усадьбы. Подошедшему к экипажу лакею, Чичиков велел доложить хозяину, что прибыл по делам коллежский советник Павел Иванович Чичиков и просит принять.
   - Хозяина нет дома, пожалуйте за мной в дом - сказал лакей. Они прошли к парадному входу, выложенному паркетом, лакей отворил высокие двери, и они вошли в дом.
   - Пожалуйте сюда - предложил лакей, и они прошли по коридору к двум креслам у низкого, но очень массивного, столика.
   - Прошу подождать, барин будет с минуты на минуту - сказал лакей и вышел. Чичиков сел в кресло и от нечего делать, начал рассматривать картины на стенах коридора. Судя по количеству картин с изображением военных баталий и полководцев с огромными усами и выпученными глазами, хозяин дома был сам военным или же картины достались ему по наследству, вместе с домом. Тощий Багратион на белом коне и с огромной поднятой саблей, похожей на кривой турецкий ятаган, возвышался над всей битвой. Снизу вверх, со страхом глядели на него французские гренадёры и с не меньшим страхом глядели и русские солдаты. Сухопутные битвы сменялись баталиями на море. Турецкие корабли, на якоре, извергали огонь и дым из своих английских пушек. Перекошенные от страха и злости лица турецких моряков, летящие в морскую воду свои и неприятельские воины, похожие на громадных чёрных птиц. Ядра корабельных орудий сметали рангоуты кораблей вместе с матросами. Чёрный дым от горящих кораблей стлался по воде и уходил к едва видневшимся домам в глубине бухты. Открылась дверь, показался уже знакомый Чичикову лакей.
   - А что же, барин? - спросил его Чичиков.
   - Барин на конюшне, велено вам подождать.
   Чичиков вновь принялся за рассматриванье картин. Суворов с укором смотрел на коллежского советника. Чичиков отвернулся от картины, ему показалось, что Суворов даже погрозил ему пальцем. В середине этой галереи с картины грозно смотрел на Чичикова Николай! так, словно он только что поймал вора за руку. Чичикову стало неуютно от такого взгляда императора, и он поспешно отвернулся. Послышался шум, лай собаки, отворились высокие двери и вошли среднего роста мужчина в шинели на соболях и лакей с пригнутой головой. Чичиков почтительно поклонился помещику, наклонивши голову несколько набок и вперёд.
   - С кем имею честь говорить - спросил помещик.
   - Чичиков Павел Иванович, коллежский советник, по делу и засвидетельствовать вам своё почтение.
   - Потапов Иван Терентьевич, полковник в отставке - представился хозяин поместья, рокочущим басом.
   - Вот голосищем бог наградил, на службе солдат приводил в трепет не иначе - подумал Чичиков.
   -Пожалуйте за мной в гостиную - предложил Потапов и без церемоний вошёл в гостиную первым. Такая вежливость слегка обескуражила Чичикова
   - С этим надо быть начеку, привык командовать - подумал Чичиков. Они прошли к креслам, жестом Потапов пригласил Чичикова сесть.
   - До меня дошёл слух, что вы приобрели имение Хлобуева - заговорил помещик.
   - Совершенно верно, решил вот осесть в этих местах - отвечал ему Чичиков.
   - Давно ли вы приобрели деревеньку и где намерены жить?
   - Месяц назад, а вот только неделя, как сюда приехал. У меня в Херсонской губернии имение, доставшееся от родителя - врал Чичиков - а эта покупка была случайной, земля очень понравилась, вот и купил.
   - Да там только одна земля, а больше нет ничего хорошего, всё промотал бездельник - согласился помещик. - Я бы и сам купил, да у меня здесь земли кругом, а там будет не с руки хозяйствовать. Хозяйством, Павел Иванович хотите заняться?
   - Хозяйством, да конечно, хозяйством - подхватил Чичиков - и на данный момент делаю казённые подряды.
   - И что же, вы закупаете, Павел Иванович - спросил Потапов.
   - Разное, и мёд и мясо, воск и в основном всё для армии.
   - Армия, это хорошо, для армии - это похвально. Потапов начал рассказывать Чичикову про то, как он служил, как держал железную дисциплину в своём гарнизоне. Видно было это любимая тема для разговора у отставного полковника, казалось, вдохновение вселилось в него.
   - Солдат без наказаний шпицрутенами - не солдат, а баба - изрёк он. И сколько же за год их тратилось, этих шпицрутенов, ну нет числа, а ведь всё идёт в пользу солдату. Без наказаний, ну никак нельзя, без наказаний солдат команды не разумеет.
   - Вот, живодёр - подумал Чичиков - верно, он и своих крестьян через строй гоняет.
   - Смею вас спросить, много ли у вас работников, были ли болезни, эпидемии?
   - Ну, с болезнями, слав богу, мимо нас эта беда прошла, да народишко у меня квёлый и без болезней мрёт много.
   - И скольким числом много?
   - И бегут ещё, бездельники, работать им не хочется.
   - И много бегут?
   -Да в этом году, полтора десятка я потерял.
   - Ан, нет?
   - Да умерло, около двадцати человек. В груди у Чичикова сердце забилось как у молодого оленя
   - Сочувствую вам, да ведь на всё воля божья. Кому жить, а кому помереть. И до последней ревизской сказки, я полагаю, есть у вас умершие, а также беглые, вы ведь в некотором роде ещё будете нести за них расходы, в виде уплаты налогов?
   - Да, в этом есть правда. Я совершенно забыл, ведь за этих подлецов мне надлежит еще, и платить налоги в казну. Ведь у меня ещё рекрутчина забрала ещё часть мужиков, и как водится - самых здоровых!
   - Я считаю это большой несправедливостью. Мужиков то, как таковых и нет, а вы должны платить подати - сказал Чичиков.
   - Получается, около пятидесяти человек не приносят мне никакой пользы, а подати плати!
   - А что же, у вас здесь разбойники, я слышал, объявились? - перевёл вдруг разговор на другую тему коллежский советник.
   - Объявились, канальи, и мои все бездельники с ними ушли - нахмурил брови помещик - Одного из них исправник вчера поймал в городе, шкуру с беглеца завтра с живого спущу.
   - Попробую я всё-таки сделать ему предложение - решил Чичиков. У меня к вам, Иван Терентьевич, есть такое предложение, в некотором роде для вас удивительное, но позже, я вам объясню, все тонкости этого дела - начал издалека наш герой. Вы переведите всех умерших и сбежавших в этом году на моё имя, я бы, даже, хотел сказать так, продайте их мне, хотя, что я такое говорю? Разве такой товар что-нибудь стоит?
   Маленькие глазки помещика полезли на лоб
   - Я что-то вас не совсем понимаю, любезный Павел Иванович, ведь этих людей у меня уже нет, как же я вам их продам?
   - А вы оформите купчую крепость, как на живых ещё, ведь вы же не подавали на них никаких сведений?
   -Точно так, да вам то зачем это, ведь их нет, уж не хотите ли вы платить подати за этих бездельников вместо меня?
   - Совершенно правильно вы меня поняли, Иван Терентьевич, и налоги и купчую крепость, всё будет оплачено мною, и совершено в присутствии свидетелей. Потапов внимательно посмотрел на гостя и откинулся на спинку кресла
   - Кажется он сумасшедший, ведь я и раньше как-то об этом же думал, когда узнал, что какой-то коллежский советник купил совершенно разорённое поместье Хлобуева, где даже леса теперь нет, и крестьяне давно спились, и заворовались. И верно, взгляд у этого Чичикова какой-то блуждающий, в здравом уме человек так не сумеет смотреть - думал Потапов, глядя на Чичикова. - Надо быть осторожным с этим гостем, в прошлом годе вот также к помещику Хлопушкину приехал гость, три дня прожил, ел и пил, говорил умно, о высоких материях рассуждал. Даже помянул при этом Диогена и все культурные виды России, а потом взял, да и откусил Хлопушкину половину уха, просто так, насилу скрутили гостя.
   - Итак, уважаемый Иван Терентьевич, как вы смотрите на мое предложение - спросил Чичиков.
   - Любезный Павел Иванович, я как-то в растерянности, я признаться, человек больше военный, нежели гражданский и мне как-то не доводилось совершать сделки, подобной, вами предложенной - ответил Потапов.
   - Обыкновенное дело, Иван Терентьевич, вы продаёте крестьян, а я их покупаю и купчая крепость, всё как положено у законопослушных людей, что же вас смущает? Потапов задумался.
   -Да, всё как я и думал, верно, этот Чичиков сумасшедший, а с виду и не скажешь, прилично одет, манеры у него, как у светского человека. Да, но ведь и у Хлопушкина гость был одет не как простой мужик и представился, как флигель-адъютант при канцелярии его императорского величества, хотя, чего языком то не наворочаешь после трёх бутылок толстобрюшек? Но мой то гость совсем не пьян, только смотрит как-то странно, словно в душу хочет мне влезть и улыбается всё, а сам же хочет купить у меня покойников, странный он какой-то, как бы и мне случаем здоровьем своим не поплатиться.
   - Если я правильно понял вас Павел Иванович, вам нужны ревизские души - спросил помещик. - Мёртвые души - осторожно добавил он.
   - Совершенно верно, и если вы согласны, то давайте прямо сейчас и совершим сделку.
   - Но ведь крестьян, как таковых нет, одни в бегах, другие лежат в земле. Но тех, что в бегах, я надеюсь, вы хотите поймать каким-то образом, а что же делать с теми, что лежат в сырой земле?
   - А ничего не делать, пусть себе лежат в удовольствие, мне же нужна только купчая крепость на крестьян, кстати, если вы поймаете беглецов, то можете их продать снова, от греха подальше, лучше под другим именем конечно и всё это только между нами конечно. Чичиков начал нервничать. Помещик своими вопросами несколько озадачил его.
   - Довольно странное предложение, я совершенно обескуражен, нет ли чего здесь противозаконного?
   - Да ведь купчая крепость будет совершена в гражданской палате и в присутствии свидетелей, кстати, у вас Иван Терентьевич, найдётся поручитель в городе, на кого бы вы могли сами положиться?
   - Да как не найдётся, найдётся и поручитель, председатель палаты мне большой друг, как вам это?
   - Сойдёт и председатель.
   - Ну, Павел Иванович, теперь и я хотел бы знать, что же значит для вас такая странная сделка.
   - Хорошо, я всё подробно объясню, непременно, но прежде, дайте мне слово - сказал Чичиков.
   - Какое слово?
   - Мы сейчас же составим реестрик на всех умерших и беглых.
   - Согласен, вот вам моё слово!
   - Теперь Иван Терентьевич, составим список, и я расплачусь с вами немедленно.
   - Как? Я не совсем понял вас, Павел Иванович, вы предлагаете мне деньги?
   - Да уж как водится, между людьми порядочными.
   - Но ведь крестьян, как таковых и нет, уж не думаете ли вы, что я буду продавать вам покойников с кладбища? Избави меня бог! Я почитаю бога и хожу в церковь! Но если вы так настаиваете, то готов вам услужить и без денег, даже больше, это я готов вам заплатить, в пределах возможного, конечно. Ваша просьба Павел Иванович, меня смущает довольно, но, однако я теперь не буду иметь хлопот с этими бездельниками, они и так пустили меня в приличную трату - Потапов задумался. Интересно, сколько даёт за крепостную душу этот сумасшедший, надо бы выведать у него, а то может быть он даёт за них, как за живых - мелькнула у Потапова в голове заманчивая мысль.
   - Считайте, Павел Иванович, что крестьяне уже у вас, я хозяин своего слова, но я хотел бы знать, сколько вы даёте, за одну душу и что значат для вас эти мёртвые души? Чичиков замялся
   - А сколько, по-вашему, может стоить человек, которого уж нет?
   - Товар такой престранный, затрудняюсь сказать, а, сколько бы вы дали за одну ревизскую душу?
   - По два рублика, вот моё предложение.
   - Как?
   - Нет?
   - Послушайте, Иван Терентьевич, у меня есть очень важная причина, ради которой мне и нужны эти купчие крепости.
   - И какая же причина?
   - А дело здесь вот в чём - пустился Чичиков в объяснения. Немного странное, но вполне объяснимое дело. Батюшка мой, находясь в хорошем уме и добром здравии, составил завещание, по которому я получил от него имение в Херсонской губернии и немного земли. Всю же остальную землю и всех крепостных крестьян батюшка отписал младшему сыну, живущему в городе этой губернии. Имение досталось мне в хорошем состоянии, но земли то мало. Что прикажете делать? Младший брат, видя моё отчаянное положение, и не имея большой тяги к деревенскому быту, забрал крепостных крестьян, а от земли отказался в мою пользу. Однако поставил условие: землю я заберу только с согласия отца и за землю я должен брату довольно приличную сумму, правда, с большой рассрочкой. Но батюшка мой, такой скалдырник старый, упёрся и всё тут. Ты говорит, картёжник и мот, едва получил от меня целое состояние, а уже его заложил в ломбард. Если сейчас я отдам тебе землю, то и её ты промотаешь или кто же тебе будет её обрабатывать, если у тебя нет своих крепостных крестьян? Вполне справедливый вопрос, не скажите? И как я не бился с ним, всё впустую. Поставил мне условие - Как у тебя будет своих крестьян до двух сотен, так земля твоя!
   - И что вы намерены делать дальше, отец вам не отдаст землю без крестьян - спросил Потапов, начиная смотреть с откровенным любопытством.
   - В том то и дело, что не отдаст, но у меня появился план, как уговорить батюшку - отвечал Чичиков. Я подниму из разрухи купленное имение Хлобуева, затем заложу его и начну рассчитываться с братом за землю.
   - Да, но ведь ваш батюшка поставил вам условие, как же вы сможете его уговорить?
   - Вот для этого мне и нужны мёртвые души: покажу ему купчие крепости, а по прошествии времени, скажу ему, что часть крестьян у меня умерла, часть сбежала с разбойниками, ведь он же не поедет из Херсонской губернии сюда, чтобы сосчитать моих крестьян.
   Чичиков не видел, как полезли на лоб маленькие глазки у отставного полковника. Потапов то открывал рот, силясь, что-то сказать, потом закрывал его и тут он разразился таким мощным рокочущим смехом, что огромный рыжий кот, дремавший на кресле, проворно юркнул за кресло.
   - Ох-Ха-Ха - так вы его хотите? Старый склочник! - Ха-Ха-Ха.
   - Скалдырник - поправил помещика Чичиков.
   - Скалдырник - Ха-Ха-Ха - не унимался помещик. Вы ему решили подсунуть такой товар? Зато он теперь точно, успокоится - Земля будет обрабатываться!
   - Ну, вы меня уморили, да за такое дело, я прямо сейчас велю приказчику подать сюда и живых и мёртвых! Потапов снова разразился громким смехом.
   - А я признаться, Павел Иванович, вас не за того принял, ваша просьба поначалу поставила меня в тупик. Я вам тоже расскажу одну весёлую историю. Тут к одному моему приятелю, помещику Хлопушкину, приезжал гость, представился флигель-адъютантом канцелярии его императорского величества. Ну не каждый же день к нам в эту глушь адъютанты жалуют - поверил ему Хлопушкин. Гость три дня гостил у него. Хлопушкину он, ну очень понравился! А на четвёртый, после обильного застолья взял, да и откусил, просто так, приятелю моему Хлопушкину, половину уха. И что ему взбрело в голову, один бог и знает, только Хлопушкин теперь на люди боится показываться, иначе засмеют. Теперь и Чичиков залился смехом. Насмеявшись вволю, оба, почти одновременно достали платки. - Самое время, попросить его продать лес мне - подумал Чичиков, протирая глаза платком.
   - Есть у меня, любезный Иван Терентьевич, одна маленькая просьба, так, можно даже сказать сущий пустяк.
   - Какая просьба?
   - У Хлобуева была небольшая полоска леса, так, не лес, а один валежник, пни горелые, бурелом.
   - Этот ваш Хлобуев не отдал мне долг в шесть тысяч ассигнациями, вот и пришлось брать его лес за долги - ответил помещик, помрачнев.
   - И сколько он вам не вернул, позвольте полюбопытствовать - спросил Чичиков.
   - Всё как есть и не вернул - ответил Потапов.
   - Послушайте, любезный Иван Терентьевич, но ведь лес явно стоит больше, семь тысяч - вот ему красная цена. Вы с ним поступили, надо признать, сурово.
   - Так кто же ему виноват, живи по средствам. Я признаться, давал ему в долг на семена, ему же сеять совершенно нечего было. И сеять не посеял и деньги промотал. Ну, пожалел я его, думал, с кем беда не случается, а лес он бы всё равно заложил бы. А я, полагаю, что вам этот лес сейчас очень необходим? Хозяйство ваше никуда не годится, а строить там нужно многое.
   - Вы угадали, я в скверном положении, хозяйство, как вам уже известно, мне досталось в запустении, лес просто мне необходим.
   - Вы хотите, чтобы я вам его продал?
   - Был бы вам очень признателен - отвечал Чичиков.
   - Восемь тысяч рублей, и он ваш, с другого, я взял бы и больше, но, видя ваше бедственное положение я пойду вам навстречу. Потапов вопросительно глядел на Чичикова.
   - Иван Терентьевич, ведь для такого хозяина, как вы, этот лес, ну сущая безделица, там один бурелом, да кустарник, вы же даёте ему слишком большую цену.
   - Хорошо, Павел Иванович, назовите вашу цену.
   - Я думаю, семь тысяч он стоит, но не больше того.
   - Двести рублей с удовольствием уступлю вам, семь тысяч восемьсот, больше не сбавлю - сказал помещик.
   В это время отворилась дверь гостиной, женщина средних лет прошла к Потапову. Чичиков проворно соскочил с кресла и с приятной улыбкой, склонивши голову набок, поцеловал ей руку.
   - Иван, гость с дороги, уморил ты его своими разговорами, прошу вас к столу. Потапов представил
   - Моя жена, Анастасия Ивановна. Чичиков ещё раз поклонился.
   -Коллежский советник Павел Иванович Чичиков - представился он.
   - Мне очень приятно познакомиться с хозяйкой этого дома - и ещё раз поцеловал ей руку.
   - И мне тоже приятно с вами познакомиться - она улыбнулась Чичикову. Простота обращения, приятный взгляд голубых глаз, естественные, без всякой чопорности манеры тронули Чичикова.
   - Я очень рад, что познакомился с вашим семейством - сказал Чичиков.
   - Но семейство наше ещё не в полном составе, Павел Иванович - возразила хозяйка.
   - Оленька, пройди сюда, пройди сюда, пожалуйста - негромко позвала она свою дочь. Открылась дверь спальни и девушка в розовом платье, с вязальными спицами в руках прошла к ним.
   - Вот Павел Иванович, представляю вам нашу дочь. Чичиков заметил, как потеплел взгляд у Потапова при виде своей дочери. Чичиков взял руку девушки, она заметно дрогнула, краска смущения залила прекрасное её лицо. Она в растерянности выронила спицы, Чичиков же, с ловкостью необыкновенной, тотчас поднял их. Было бы очень бледно, если не сказать, что похожи дочь и её мать, как две капли воды. Словно природа нарисовала их одной кистью, одними красками, вылепила их одними руками. Золотистые волосы голубоглазой красавицы рассыпались по плечам, тонкий, изящный стан, лебединая шея, всё в ней было от матери, легко и прекрасно. Воспитание в пансионах не приучило её ни к жеманству, ни к кокетству. Влияние своей матери стало основой её воспитания. Мог ли Чичиков предположить, что в дальнейшем его жизнь будет неразрывно связана с этой девушкой? Сейчас же, коллежский советник неуклюже кланялся, очарованный юной красотой, говорил какие-то комплименты и совершенно забыл о Потапове. Тот же сидел в своём кресле и видимо, вспомнивши рассказ Чичикова о том, как он хочет провести родного отца, всё посмеивался, однако тихо на сей раз, прикрывая свой рот рукою. Наконец Потапов успокоился
   - Вот что, любезный Павел Иванович, я думаю, нам будет лучше, если мы наш с вами разговор, отложим на завтра, время уже позднее, а ехать в ночь не безопасно.
   - И то, правда, Павел Иванович, останьтесь у нас, сейчас накроют стол - хозяйка дома пошла, отдавать необходимые распоряжения. И странное дело, Чичиков обрадовался такому предложению. За столом они были вдвоём с Потаповым. Чичиков поинтересовался видами на урожай, хороша ли нынче пшеница.
   - Урожай очень даже хорош, да убрал бы ещё больше, если бы все работали, а не бегали от работы - отвечал помещик.
   - Но у меня теперь хороший приказчик - продолжал он - за всем успевает присмотреть.
   - Вероятно, вам было очень тяжело, после стольких лет военной службы привыкать к деревенской жизни - спросил Чичиков.
   - Да как-то незаметно прижился - Потапов сам налил гостю вина. Я ещё не был в отставке, как не стало моего батюшки, остался вот этот большой дом и двести пятьдесят душ крестьян.
   - Большое ли у вас семейство, Иван Терентьевич?
   - Да ведь оно всё и было перед вами. А как вы, Павел Иванович, как вы оказались в наших краях, ведь вы же раньше состояли на службе, как вы жили все годы?
   - Жизнь моя Иван Терентьевич, прошла в лишениях и скитаниях - начал Чичиков. Подобно утлому баркасу, истерзанному холодной морской водой и свирепыми ветрами, носило меня по бескрайнему океану жизни. Претерпел я гонения и несправедливость по службе, оклеветан врагами и завистливыми сослуживцами. Служил я и в таможне на границе, и в опекунском совете, приходилось и в суде вести мелкие дела. И везде, начинал я свою службу с самых низов, не гнушаясь никакого труда, поднимался я по служебной лестнице. Тут Чичиков внимательно посмотрел на помещика, не перебрал ли он? Маленькие глазки помещика, казалось, ничего не выражали. - Трудом и только трудом мостил я свою дорогу в жизни - продолжал Чичиков. Не любил я взяточников и подхалимов, за что снискал себе славу неподкупного. Но люди мелкие и завистливые всегда умели поднести меня в нехорошем свете перед моими начальниками. Не раз и не два был я наказан за доброту свою и доверчивость. Теперь думаю остаться в этих краях. Здешние земли мне больше нравятся, чем в Херсонской губернии.
   - У вас есть своя семья, Павел Иванович - спросил Потапов.
   - Один как перст, не имелось возможности заводить семью, заботы о хлебе насущном были на первом месте. Всё думал, вот сколочу капиталец и женюсь, появятся малые детки. Я страсть, как люблю малых деток. Ан нет, не получалось! Теперь же, когда я получу отцовское наследство, положение моё, надеюсь, выправится к лучшему.
   Они ещё долго говорили о разных вещах, Потапов наставлял Чичикова, как нужно вести себя с крепостными, чтобы они всегда чувствовали руку хозяина. Строгость и наказания - вот неотъемлемое условие, для того чтобы везде в хозяйстве был порядок. Уже лёжа в кровати, Чичиков услышал тихий женский плач за стеной спальни, но не придал этому никакого значения. Он обдумывал условия покупки леса, какую можно дать цену. Утром за чаем, Чичиков вежливо напомнил помещику о своём вчерашнем предложении, относительно покупки леса.
   - Мне нужно это дело решить сейчас, любезный Иван Терентьевич, к обеду надо навестить одну помещицу, что живёт здесь недалеко.
   - Что за помещица - спросил Потапов.
   - Имени, я её не знаю, мне порекомендовали её деревню. Она живёт отсюда примерно в пятнадцати верстах.
   - Это, часом, не через мой лес к ней вам ехать?
   - Совершенно верно, погода ждёт и к вечеру надо успеть до родного гнезда - ответил Чичиков. Потапов приподнял глаза
   - А что же за дело у вас к ней, если не секрет?
   - Я уже вам говорил, любезный Иван Терентьевич, что исполняю казённые подряды и интересуюсь в этом решительно всем.
   - А-А - недоверчиво протянул Потапов - у этой помещице многое можно купить, я всё о ней знаю, ведь это моя дальняя родственница, правда, мы особо не роднимся.
   - Я приятно удивлён - сказал Чичиков - да отчего же не роднитесь - спросил он.
   - Однако должен вас предупредить, Павел Иванович - сказал Потапов, не ответив, однако на последний вопрос Чичикова - Женщина она с чудинкой, если не сказать, что больше, многое в ней вам покажется странным, даже не приличным. Купить же у неё можно многое, хозяйство у неё большое, вино делает не плохое. Только я не советую вам ехать по моему лесу ближе к ночи. Последние слова помещика, Чичиков пропустил мимо своих ушей, и как оказалось впоследствии, совершенно напрасно.
   - Ну, так, что же вы, Иван Терентьевич, какую цену вы мне предложите, вы надеюсь, ещё не раздумали мне продать лес? Вам ведь он не с руки управляться с ним, да и лес то одно только название, пни да кусты остались от него - начал уговаривать помещика Чичиков.
   - Совершенно верно, не с руки - согласился помещик. Да только Хлобуев брал у меня деньги и вовремя мне их не вернул, как мы уговаривались с ним. А уговор мне дорог, я хозяин своему слову и только из уважения к вам, Павел Иванович, я уступлю вам этот лес за семь тысяч восемьсот рублей.
   - Восемь тысяч! - Чичиков даже подскочил, словно он сел на ежа, едва не обварившись, чаем. - Вы я надеюсь, пошутили? Да этому лесу семь тысяч красная цена!
   - Любезный Павел Иванович, я уже сбавил вам на целых двести рублей, больше не могу и при случае этот лес я смог бы продать дороже. Я понимаю ваше смятение, Павел Иванович, да ведь Хлобуев брал у меня в долг шесть тысяч и не вернул, прибавьте к этому проценты, он долго водил меня за нос с расчётом. Так, что вы теперь сами видите, продать дешевле мне будет в убыток - Потапов внимательно посмотрел на своего гостя.
   - Уж слишком большие у вас проценты, ну да ладно, не буду спорить, да только могу дать семь с половиной, ничуть не больше, большую цену вам уже никто не даст. Да вы подумайте сами, Иван Терентьевич, кто захочет покупать за столько вёрст от моего сельца пни да коряги? Вот необходимость!
   - Из уважения к вам, и за то, что вы избавляете меня платить налоги за беглых и умерших, готов уступить вам за семь с половиной, и всё, я не намерен сбавлять ни копейки.
   - Это ваше окончательное решение? Ну, хотя бы двести рубликов сбавьте - взмолился Чичиков. Хозяин замахал руками
   - Нет и нет, больше не могу.
   - Обобрал, обчистил, чёртов жидомор, да делать верно, нечего, надо соглашаться, лес мне необходим - думал Чичиков. А на мёртвых душах я всё верну с лихвой!
   - Ну, хорошо, я согласен - сдался Чичиков - я полагаю, Иван Терентьевич, мы, сей же час составим купчую, и на проданный лес и на крестьян - Чичиков вопросительно посмотрел на помещика. Потапов согласно кивнул головой.
   - Пожалуйста, списочек мне на всех ваших умерших и беглых, да и неплохо бы вам самому быть поручителем в городе. Председатель палаты - это конечно хорошо, да уж и лучше бы самому быть поручителем, во избежание какого либо двумыслия со стороны чиновников, при составлении купчей крепости. Потапов развёл руками
   - Не хотите председателя, так у меня в городе живёт мой шурин, смотритель богоугодных заведений, такой решительный человек, за что угодно поручится, в этом не будет никаких препятствий, любезный Павел Иванович.
   - Я с него полторы тысячи рублей взял сверх долга, что имел от Хлобуева, да ещё своих мертвецов ему спихнул, верно, этот Чичиков не в своём уме, хотя провести родного отца - это он ловко придумал - размышлял Потапов, поглядывая на своего гостя. Потапов позвал приказчика, велел ему составить список на всех умерших и беглых крестьян и не медля, сам же занялся купчей. Чичиков достал из потайного ящичка своей шкатулки деньги и дал задаток в полторы тысячи, с условием, привезти остальные деньги через неделю. В это время отворилась дверь гостиной и вошла дочь помещика. Судя по выражению её лица, она была чем-то встревожена и смущена.
   - Что случилось, Оленька - спросил Потапов.
   Голубоглазая красавица смущённо глянула на Чичикова, потом на своего отца
   - Папенька - залилась она краской - Не наказывайте Яшу строго, он ведь ещё мальчик и худой страсть, мне кухарка сказала, что у него чахотка.
   - Ну и что с того? Тебе, какое дело до него? Был бы больной, так не бегал бы со двора - раздражённо сказал помещик.
   - Папенька, он говорит, разбойники насильно увезли с собой его в город, хотели подарить своему хозяину. Но он сбежал от них в городе, не знал, как только вернуться домой - слёзы появились на голубых её глазах, она отвернулась от Чичикова.
   - Полно, полно тебе, что за прихоть у тебя перед быдлом умиляться, пойди прочь - сердито крикнул Потапов. Дочь всхлипнула и вышла, неслышно притворив за собой двери. Чичиков, немного смутившись, спросил
   - А что же, Иван Терентьевич, дочь ваша с вами живёт или же в городе учится?
   - Училась, теперь вот с нами живёт, да знать ничему путному не учат в этих пансионах, только глупости думать разные, да мокроту разводить по всяким пустякам - проворчал помещик. Чичиков послал мальчишку наказать Селифану, чтобы он закладывал лошадей. Попрощавшись с помещиком, Чичиков выехал за село. Не совсем удачная сделка слегка расстроила нашего героя.
   - Не пойму, как эта кикимора могла командовать в армии, ведь он только в розгах и разбирается - думал Чичиков о Потапове. Если этот помещик надеется, что беглые к нему когда-то вернутся, то он полный идиот, они лучше разбойничать будут, чем работать на такого жидомора. За околицей дорога пошла лесом. Снегу в лесу было мало и лошади, застоявшись в конюшне у Потапова, пошли резво, стройные стволы деревьев замелькали в окне кибитки. Чичиков не любил быстрой езды по лесу, боясь, что разиня Селифан, после пьянства с Потаповским конюхом, может запросто разбить кибитку о ствол дерева. Чичиков выглянул и велел Селифану не гнать лошадей столь сильно. В ответ Селифан что-то промычал своему хозяину. - Пьян собака, да и Петрушка тоже видно, что не проспался - подумал Чичиков. Селифан с Петрушкой хорошо провели время у Потапова, пока Чичиков справлял свои дела. С первой же минуты Селифан тесно сблизился с конюхом этой деревни. Селифана всегда тянуло ближе к лошадям, к конюшне. По приезде в любое село он первым делом заботился о своих лошадях, а уж потом, если Чичиков не давал ему никаких поручений, ноги сами несли Селифана на господскую конюшню. Он ходил по конюшне, смотрел на лошадей, словно собирался их всех покупать. Всяких коней перевидал он за свою жизнь. Что творилось у этого мужика в душе, когда он ходил по конюшне, гладил лошадей по их мордам, заглядывал им и в рот и в глаза, разговаривая с ними? Если же его лошадям давали вместо овса подгнившего сена, то Селифан всегда обиженно ворчал
   - Так совсем нельзя, овёс для лошадей, это первый продукт, без овса конь слабеет. И не отходил от конюха до тех пор, пока не выклянчит этот первый продукт. Уезжая из негостеприимного поместья, он всегда ругал про себя помещика, за то, что тот держит у себя в конюшне скупого конюха. Но в этот раз было всё в лучшем виде. Потаповский конюх не только велел дать лошадям Чичикова овса вволю, но и пригласил Селифана и Петрушку к себе домой. Конюх показался Селифану каким-то хмурым и не разговорчивым, но потом всё изменилось, когда в дело вступил крепкий пенник. Всю ночь они не сомкнули своих глаз. Разговор, конечно, сразу зашёл о лошадях. Но постепенно, захмелев, конюх стал жаловаться на свою несчастную жизнь. Он то рыдал, то бил себя в грудь, пытаясь что-то доказать своим новым друзьям, но Петрушка осоловело, хлопал своими пустыми, как у рыбы, глазами и клевал носом. При этом у него текли слюни, и было на это смотреть противно. Селифан же, никак не мог понять, и чего это его новый друг так сильно разошёлся, ведь на конюшне у них так славно и кони все ухожены и помещик своего конюха, конечно же, ценит. Селифан, так и не узнал истинную причину такого поведения своего нового друга, сколь часто приходилось тому бить кнутом не лошадей, а дворовых людей на конюшне. Вероятно, это и было причиной частого запоя Потаповского конюха, его стремление излить свою душу человеку стороннему, не знавшего его. Нелюдимый и суровый, конюх всегда остерегался сблизиться с кем-либо из дворовых людей. Потапов же, всегда смотрел сквозь пальцы на частые запои своего конюха. После очередного запоя, конюх становился лютым зверем, и лучше было не попадаться ему в это время под плеть. Вот с таким человеком познакомились Петрушка и Селифан. Сейчас они сидели на козлах и рассуждали, сколь любезен был с ними их новый друг, вероятно и хозяин у него такой же милейший человек!
   - Конюх славный малый и кони у них добрые - так размышлял Селифан. На окрик, высунувшегося из экипажа Чичикова
   -Убить меня задумал? Чушка ты! - он ответил
   - Чего изволите, барин? Вишь ты, Павел Иванович волнуется, боится, что я ушибу - думал Селифан. - Да разве я пьяный, чтобы ушибить?
  
  
   Глава 10
  
   Когда бог творил свои чудесные дела на земле, то видимо он решил повеселиться, создав в глухом лесу, вдали от больших дорог, райское место. Огромная площадь плодородной земли была наглухо отрезана от внешнего мира непроходимыми болотами, с одной единственной дорогой, по которой неслись сейчас кони коллежского советника. Болота и озёра, разливавшиеся весной, закрывали и эту единственную дорогу и свистуновцы жили на положении островитян. Обилие ягод и грибов, рыбы в озёрах, зверя в лесу было настоящим подарком для жителей Свистуновки. Деревня эта жила своей, замкнутой жизнью, не похожей на жизнь больших деревень, лежащих у больших дорог с их кабаками, исправниками, постоялыми дворами и прочей, развращающей человека, цивилизацией. Отсюда никто не убегал, хотя хозяйка Свистуновки слыла женщиной вздорной, своенравной и со своими крепостными обращалась довольно сурово. Хозяйка деревни, бойкая и сварливая баба, Свистун-Пятка, имела обширный, уходящий далеко от села, сад. Ровными рядами тянулись яблони, меж ними кусты малины, смородины. Крупные гроздья рябины, тянули ветки к земле, рядом наливалась соком облепиха. Весной здесь буйствовали неповторимые, пьянящие запахи вишни, цветущей яблони. Сюда не долетал порывистый ветер, разбиваясь о могучие сосны, тишина и покой нарушались только криками сторожей, отпугивающих вездесущих мальчишек. Винокуренный заводик, что стоял у озера, приносил помещице хороший доход. Как только созревала ягода в лесу, у болот, и с этим всё население Свистуновки, от мала до велика, трудилось без отдыха, ведь ягода ждать не любит. Созревало всё в саду и опять работа: лёгкие дрожки помещицы видели и в саду и в поле. В винокурне не смолкал её голос, не доверяя приказчику, она сама везде успевала вмешаться. Она не давала никому отдыха. Но сейчас зима укрыла сад снегом, мужики на озере промышляли рыбой. Дорога перестала пугать Чичикова близостью мелькающих стволов деревьев и взору его предстала картина, достойная кисти художника. По льду широкого озера ходили мужики с рыбацкими снастями. Они рубили лёд ледорубами, от воды курился пар. Лес окружал деревню со всех сторон. Иней седыми бахромами окутал деревья и сверкал на солнце всеми радужными цветами, и тишина, прерываемая лишь возгласами рыбаков и стрекотом сорок, пытающихся стянуть мелкую рыбёшку. Вот где бальзам для души, успокоенье, от суеты нашей будничной, начало земного рая - думал Чичиков, с удовольствием, спускаясь к озеру, по едва заметной, протоптанной рыбаками тропинке. Сколотить бы приличное состояние и забиться вместе со всем семейством вот в такой, спрятанный богом, райский угол - размышлял Чичиков. - Что может быть лучше для человека, такого, как я, вставать рано утром, глядеть на зеркальную гладь озера, слушать пение лесных птиц и размышлять о жизни? Пить чай на балконе и смотреть, как багровый диск светила восходит над лесом и первые лучи его разгоняют пар над озером. Такие мысли иногда приходили в голову коллежского советника, видимо в это мгновение душа его начинала требовать покоя. Но всё забывалось вмиг, когда он оказывался в шумном губернском городе, с его шумными площадями, балами, приёмами, среди красивых, наряженных в шелка и бриллианты женщин и прочей богатой публики. Тогда он уже думал, что деревня - вот бесславный конец его жизни, заточенье, для человека, прожившего свои лучшие годы среди светского общества, для которого уже нет впереди ничего привлекательного. Он ещё не вошёл окончательно в роль хозяина деревенского поместья, забывая, что у него теперь есть своя деревня, о которой он должен теперь думать и заботиться. Он ещё не вкусил все прелести деревенской жизни, не знал, как тяжёл деревенский хлеб. Вся деревенская жизнь казалась ему в этот миг лёгкой и простой
   - Эй, борода! - крикнул Чичиков, проходящему мимо него мужику в рваном зипуне и огромных валенках
   - Подойди-ка ко мне! Мужичок бросил свои рыбацкие снасти на лёд и захрумкал своими валенками по тропинке, навстречу Чичикову.
   - А скажи-ка мне, братец, это деревня Свистуновка? Чичиков расстегнул ворот своей шинели и с удовольствием подставил лицо солнцу.
   - Свистуновка, Свистуновка - отвечал мужик.
   - А где же ваша хозяйка?
   - Дома, должно быть, она у нас не выездная, чай сидит себе и гадает на картах. Чичиков поинтересовался, какую рыбу они ловят и каков улов. Мужичок, скинув мохнатые свои рукавицы, стал хвалиться, какую рыбину он вытащил из проруби ещё рано утром. При этом он так раскинул широко руки, что Чичиков усомнился
   - Хорош, хорош - похвалил Чичиков не то рыбину, не то мужика.
   - А скажи мне, братец, большое ли хозяйство у вашей хозяйки, сколько в деревне мужиков - спросил Чичиков. Получив на всё ответы, Чичиков отпустил мужика и стал наблюдать, как мужики спускали сети в проруби. Недалеко от них сидели над лунками дворовые мальчишки, мелкие рыбёшки прыгали рядом с ними на льду, удачливые ловили и крупных щук, пряча их в рогожные мешки. Ловля проходила тихо. Это летом мужики тянут тяжёлый невод, бьют шестами по воде, поднимая тучи брызг, весело кричат, загоняя подводных обитателей в свой невод. Сейчас же они курят свои трубки, негромко переговариваются и лишь изредка тишину нарушает чей-то возглас. Серым, унылым пейзажем смотрелись вытянутые в неправильную подкову строения, каким предстала взору Чичикова усадьба помещицы. От непогоды и времени, потерявшие всякую привлекательность, возвышались бельведер и балкон. Деревянный двухэтажный дом, окнами на озеро, подступавшее к каменной ограде, казалось, приготовился он к плаванию в далёкие края. Да так и застыл на своём фундаменте, состарившись. Когда-то молодой хозяин этого дома поднимался на балкон, со своей свежей и розовощёкой женой, и старая няня заботливо несла своей любимице белую пуховую шаль. Они смотрели на ровную гладь озера, хозяин задумчиво курил свою трубку. По озеру плыли белые плоскодонные лодки, и наряженные дворовые девки пели песни. Ах, как они пели! И лес и вода сливались с этими чудными звуками! Девки пускали свои венки по воде, и они плавали среди цветущих лилий. Ах, молодость! Как же давно это было! На какой лихой тройке умчалась ты вдаль, оставив одинокого и усталого путника среди степной дороги? И долго ещё будет смотреть он с тоской ей вослед, опершись на свой посох, пока не заслезятся старческие глаза его. Чичиков увидел несколько дворовых баб и среди них, не смотря на мороз, одетую в серый нанковый халат, простоволосую, с крутыми боками бабу. Она яростно распекала баб. Чичиков решил, что это управительница поместья и подошёл к ней.
   - А скажи-ка мне, любезная, где мне можно найти хозяйку этой деревни - спросил Чичиков. Баба осмотрела Чичикова с головы до ног
   - А я кто же, по-вашему, сударь? Кто такой? Чего изволишь, сударь? Чичиков смутился
   - Я хотел бы вам сказать - начал, было, он - Приехал я издалека....
  
   - Ну и что с того? - перебила его баба.
   - Позвольте вам представиться - Чичиков немного склонил набок голову
   - Чичиков Павел Иванович, дворянин, коллежский советник, моё вам почтение! В ответ хозяйка невнятно что-то сказала...мне, от твоего почтения... может быть ты. А что же сударь ты мой, да может, ты с дороги сбился?
   - Прошу покорно, извинить меня - смущённо пробормотал Чичиков - ехал я именно к вам и по конкретному делу, мне вас рекомендовал ваш родственник, Потапов Иван Терентьевич.
   - Потапов - удивилась помещица - он не заболел ли случаем с перепугу? У него недавно был такой праздник! Ну ладно, ступай же за мной, сударь. Помещица пошла к дому, Чичиков следом. Округлые её формы так и катались под широким её халатом. Чичиков отметил про себя, что, несмотря на тучность фигуры, помещица, довольно резво двигалась по тропинке.
   - Чёрт в юбке - сказал себе тихо Чичиков. Они вошли под высокую крышу парадного входа. В неуютном полумраке коридора, Чичиков на миг остановился, но открылась дверь в гостиную, хозяйка жестом пригласила Чичикова пройти. Масса нужных и не нужных в гостиной вещей покоилось в разных её углах. Казалось, хозяйка собралась съезжать из дома, и уже пакуются вещи. Масса подсвечников разной формы, разномастные светильники, две люстры лежали прямо на полу в углу комнаты. Куски материи, перевязанные верёвками, лежали на диване вместе с грудой столового серебра. Тут же нашлось место и целому десятку курительных трубок, шкатулки чёрного и красного дерева и серебряные ложки лежали на дорогих шубах. Помещица что-то тихо сказала дворовой девке, согласно кивнув головой, девка стала быстро убирать вещи со стола.
   - Прошу - помещица кивнула в сторону кресел - чай озяб, сударь, сейчас принесут вино - она села сама в кресло и с откровенным любопытством уставилась на Чичикова. Саму помещицу мороз видимо не брал вовсе
   - Простите, как мне вас называть - спросил её Чичиков.
   - Хозяйка этой деревни, Свистун-Пятка Александра Филипповна - представилась помещица
   - По какой надобности пожаловали к нам? Сюда, в эту глухомань, не каждый заезжает по причине бездорожья - чай измотался, сударь, едучи по лесу? Чичиков признался, что его порядком протрясло по лесным ухабам. Вошла девка, на столе вначале появился пузатый графин с длинным и узким горлышком, холодные закуски и копчёная рыба быстро заняли половину стола. Свистун-Пятка проводила кухарку и повернулась к Чичикову
   - Ну, сударь, как тебя там, Павел...
   - Павел Иванович - привстал Чичиков.
   - Павел Иванович, с дороги да за знакомство, снимай свою шинель, да за стол! Свистун-Пятка сама помогла снять Чичикову шинель и положила её на шубы. Два бокала уже стояли с вином
   - Хозяина, как видишь, у меня дома нет, не взыщи, я сама привыкла все дела решать - сказала помещица. Вино оказалось славным, Чичиков принялся за холодную телятину
   - Не сочтите за нескромность, Александра Филипповна, я благонамеренный человек, но позвольте вас спросить, где же ваш муж?
   - Бывает дома и муж, когда проиграется начисто. Вот приедет, гол как сокол, прошлый раз явился пешим - помещица с усмешкой поглядела на Чичикова.
   - Все дела я сама веду. Хозяин мой ведет, праздную жизнь - продолжала она.
   -Александра Филипповна, я полагаю мне вас так называть, то есть я хочу спросить вас, вы не увидите в этом моей неучтивости к вам? - спросил Чичиков.
   - Ну что ты, сударь, я не красная девка, в краску меня не вгонишь, ты не в гостях у княжны, баба я простая, хоть и из дворянского рода. Меня светскими манерами не смутишь, брось эти словесные выкрутасы, я не люблю, когда от мужика одеколоном воняет, от мужика мужиком должно пахнуть. При этих словах, Чичиков вдруг почувствовал, как у него загорелись щёки
   - Да она проста как сама простота, её я враз обломаю! И то верно - в такой глухомани можно только одичать, а я к ней со своими светскими манерами! Нашёл место! Сердце у Чичикова забилось сильнее, он не стал отказываться, когда помещица налила второй бокал вина.
   - Буду с ней проще, без церемоний, это даже расположит меня к ней - думал Чичиков. После второго бокала Чичиков разгорячился и полез напролом
   - А скажите мне, любезная Александра Филипповна, много ли у вас умерло крестьян в прошлом и нынешнем году, болезни, эпидемии или ещё какие напасти случались ли? Свистун-Пятка удивлённо вытаращила глаза на Чичикова
   - Чего это батюшка тебе к этому интерес? Чумы боишься? Чумы бог миловал, однако мрут мужички и без эпидемии.
   - И скольким числом мрут - спросил Чичиков. Свистун-Пятка задумалась
   - По осени прибралось с десяток, Ефим Небейконь, пьяный в сетях запутался на озере и утонул - начала вспоминать помещица. Опять же, Михей Загникопытин со своим кумом в бане пьяные угорели. Мрут собаки, как не мрут. Третьи дни, как Евсея Спиркина закопали, под бочкой скончался, а какой был бондарь, уж и не сыскать больше такого! А без него теперь вся работа стоит.
   - Как это, под бочкой? - удивился Чичиков.
   - А вот так! Всю то жизнь он бочки и лодки мастерил, от бочки и смерть принял - отвечала помещица.
   - Бочки с вином ставили мужики, ну известное дело, пьяные. Уснул он подле бочек, а они взяли и раскатились, так и не проснулся.
   - Да что же, они у вас трезвые совсем не бывают - удивился Чичиков - Пороть надо чаще!
   - Порем, еще, как порем, батюшка, да им всё неймётся! Воруют, да пьют! Свистун-Пятка нахмурила брови и вытянула губы, словно собиралась дудеть. Она налила полные бокалы. Чичиков заметил, что она совсем не хмелеет
   - Прямо мужик в юбке - подумал он. Помещица взяла бокал
   - Ну, Павел Иванович, за наше знакомство! Чичиков начал решительно отказываться.
   - Да что же ты за мужчина такой, коли, от дамы отстаёшь - укорила она Чичикова. Это больно задело Чичикова. После следующего бокала он почувствовал, что стал хмелеть.
   - Хорошее вино у вас Александра Филипповна - похвалил он хозяйку.
   - Плохого и не держу, а вот потом, и сам удивишься, какие вина я делаю. И в Париже таких вин не сыщешь! Свистун-Пятка довольно улыбнулась и тряхнула головой, при этом Чичиков заметил у неё на голове заметную плешину.
   - Уж если шампань, то шампань - продолжала помещица. - Открывать будешь, так пробка потолок прошибёт! И всяких вин у меня много, и на ягоде всякой, и на яблочках хороший вкус получается. Такие вина только знатным господам подавать на утеху! Не то, что в городе, пакость всякую квасят, потом разливают и подают как будто это Бордо, какое! Да плесни такое Бордо на забор, так и краска вся слезет с забора! Бордо! Одно хвастовство! Свистун-Пятка довольно посмотрела Чичикову в глаза. Чичиков достал из кармана платок, вытер губы. Во время разговора он незаметно рассматривал хозяйку поместья. Большая, с низким лбом голова прочно сидела на короткой шее помещицы. Волосы ниспадали от плешины короткими спутанными косичками. Видимо хозяйка особо не утруждала себя утренним туалетом. У помещицы была одна очень заметная особенность. Во время разговора, если до конца что-нибудь она не могла осмыслить, то морщила свой низкий лоб и вытягивала губы трубочкой, словно собираясь дудеть. При этом она начинала мотать головой, точно как в летнюю жару лошадь отгоняет от своей морды надоедливых мух. Всё в её фигуре было кругло, но, не смотря на это, она была подвижной. Дворовая девка, Палаша, словно тень, ходившая за своей хозяйкой, едва поспевала за ней. Никто не видел на этой голове чепец. Зимой она накрывала свою голову большой чёрной шалью, летом же, ее, не покрытую плешь, можно было увидеть где угодно: в винных подвалах, на пашне или в саду.
   - Ну, что скажешь, батюшка, чай от Боброва приехал за товаром?
   - За каким товаром - встрепенулся Чичиков. - Какой Бобров, я не знаю никакого Боброва.
   - Ну, будет тебе притворяться, не знает он Боброва.
   - Да вы, верно, меня с кем-то путаете, я приехал по своим делам и не знаю никакого Боброва.
   - И по каким таким делам батюшка - Свистун-Пятка, не мигая, смотрела в глаза Чичикову.
   -Послушайте, любезная Александра Филипповна, я человек честный и совершенно открытый для всякого понимания, но боюсь, что вы меня сейчас не понимаете и с кем-то путаете. Желаете знать обо мне? Извольте! Я коллежский советник, Павел Иванович Чичиков, занимаюсь казённым подрядом, интересуюсь решительно всем, что можно произвести в вашем хозяйстве. Мёд, воск, овёс и всё, что есть. Куплю сало, не откажусь и от птичьего пера. Могу предложить и обмен на сукно отечественных фабрикаций, ситец всех цветов и разных фасонов. Коллежский советник захмелел, и его понесло. Однако же он заметил, что помещица держится твёрдо, и это его озадачило.
   - Так говоришь, не знаешь Боброва? А ты сударь, часом не исправник? Год назад, ко мне вот также, прилетал голубем один, везде нос свой совал да всем интересовался. Сколько вина я делаю, и какого и сколько пошлины плачу. Да сколько у меня душ имеется, ну всем интересовался! Такой любопытный был! Уехал, да и пропал.
   - Как пропал - спросил Чичиков.
   - А вот так, сударь - она зевнула в кулак. - Нашли его по весне в одном исподнем, ногами к верхушке ели привязанным. Так всю зиму и проболтался вверх ногами, сердешный! На лихих людей, видно он наехал. В этом лесу их хватает! Ну да, бог с ним. Так говоришь, казённые дела? Чем могу помочь? Что желаешь купить, сударь? Вопросы к Чичикову сыпались как из рога изобилия.
   -Можете, можете помочь, Александра Филипповна - отвечал Чичиков. - Уж поверьте мне на слово, но я не исправник и приехал я к вам, потому что мне вас порекомендовал ваш сосед Потапов. Кажется, я ошибся в ней, она не так проста, как мне показалось сначала, и в голове шумит, чёрт меня смутил так надраться - сокрушался Чичиков. - Она то и вовсе как будто не пьяна, только глазами ворочает да головой трясёт.
   - Могу ли я у вас купить пеньку, воск, мёд и от муки бы не отказался, я приехал так сказать навести мосты, где и что можно купить и за какую цену? И ежели мы при предложении придём к взаимному согласию, то я готов выслать приказчика к вам. И должен сообщить маленькую, но очень приятную для вас весть.
   - Какую это весть?
   - Дело в том, любезная Александра Филипповна, что ваш покорный слуга состоит в комиссии, занимающейся благотворительной помощью небогатым или же разорившимся помещикам. Мы переписываем всех беглых крепостных крестьян, а также умерших, но не поданных в последнюю ревизскую сказку, с тем, чтобы освободить пострадавшие поместья от уплаты налогов. Потому, я вам предлагаю сделку. Вы поможете приобрести нужный мне товар по доступной, я бы так сказал, цене. А я со своей стороны готов забрать по списку беглых безвозвратно крестьян, а также умерших в прошлом году, но ещё не поданных в ревизскую сказку, как я вам уже объяснял ранее. И вы будете избавлены от уплаты налогов, надо только составить купчую крепость. И ещё, скажу вам, и это между нами конечно, если вдруг вам случится поймать беглецов, то они, конечно, остаются у вас. Подумайте, какая выгода вам будет, если мы придём к взаимному согласию и договоримся. Чичиков вытер пот со лба. Глаза у помещицы округлились, она вытянула губы
   - Это всё как-то странно, сударь ты мой, что-то ты туману напустил, никак не разберусь с таким предложением. Пенька есть, вино продам, и мёд с воском найдётся, а зачем же купчую крепость на мёртвых мужиков? Ведь всё, что в земле, мне теперь уже не принадлежит.
   - Да уж это принято - сказал Чичиков - Разве приказные не придумают, как им деньги вытянуть? Вот вы, Александра Филипповна, разве вам не приходилось умасливать приказных?
   - Как же, председателю палаты беленькую, а уж подьячим, тем, что пониже, по синенькой. Я порядок знаю!
   - Ну вот, видите! Без купчей-то, ну никак нельзя! Ну, так что, вы согласны со мной?
   - Да что за спешка такая, в толк не возьму? Мне такое ещё никто не предлагал, уж не обмануться бы. В руках у помещицы вдруг оказалась колода карт.
   - Карты мои не врут - Свистун-Пятка подняла вверх указательный палец. И как в руках у искусного фокусника, колода карт веером разлетелась по столу.
   - Дура баба - заключил Чичиков - И что ей в голову взбрело? Она же что-то бормотала, переворачивая, своих дам и королей, и все свои сомнения вдруг разрешила разом
   - Ты врёшь, сударь! А вот карты мои не врут. Тут что-то не так! Обман! Обман!
   - Вздор, верите какой-то чертовщине! - возмутился Чичиков - Да она и впрямь дура! - подумал он.
   - Любезная Александра Филипповна - начал Чичиков - Предложение моё действительно выглядит странным и необычным и человеку умному и рассудительному, как вы, трудно будет в это поверить. Но таковы обстоятельства и если бы я у вас не желал бы что-нибудь приобрести, то уж конечно бы и не стал, вам даже говорить об этом деле, и вас ни в чём убеждать, ведь от этой купчей крепости зависит, будете платить вы налоги или нет. Я же делаю это конечно с надеждой, что и вы не будете просить за свой товар слишком большую цену. Покупать пеньку и воск коллежский советник конечно не собирался!
   - Я вам помогаю избавиться от лишних хлопот и необходимости платить приказным, вы же продадите мне свой товар по сходной цене и чему здесь сомневаться? И в данном случае - продолжал Чичиков - вы, уважаемая Александра Филипповна, совершенно ничем не рискуете, души ведь мёртвые, вас никто не укорит, ни в чём! Наоборот, государство хочет вам помочь, уж не хотите ли вы отказаться от такой услуги? Помещица задумалась.
   - Уж больно, речистый гость у меня - думала помещица - и подумать, что он говорит, то будто бы и всё здесь правда. Однако ведь карты совсем другое говорят, всё сомневалась она. Всё сходится к тому, что нечистый меня испытывает! Свистун-Пятка вытянула губы и нахмурилась, по природе своей она была тугодумом. Если ей требовалось принять быстрое решение, то куда ей легче было бы вычистить Авгиевы конюшни. Чичиков заметил, что помещица намеренно уходит от ответа.
   - Чёрти бы тебя съели, я от тебя теперь всё равно не отстану - думал он - В голове у самой ересь какая-то, а всё копошится, как бы её не надули!
   - Право, не знаю, что и сказать, уж больно дело сомнительное, похоже на проделки сатаны, ты бы голубчик не торопил бы меня - она с подозрением поглядела на Чичикова.
   Чичиков начал злиться.
   - Чего вы хотите от меня? Не хотите просто так составить купчую крепость? Я готов сам рассчитаться с приказными, с вашей стороны нужен, будет только поручитель, есть ли у вас такой человек в городе?
   - Ах, любезный мой, найдётся человек, как не найдётся, но только у меня условие.
   - Какое ещё условие - удивился Чичиков.
   - Купи у меня две бочки вина и тогда все мертвецы твои. - Три бочки - добавила она, наморщив лоб.
   - Побойтесь бога, ведь это вам нужно, не мне, а вы мне ещё с условием! Господь всё видит - продолжал Чичиков - Все мысли ваши читает, и то, что он у вас забрал теперь его. Вы же хотите с этого ещё и выгоду иметь? Да поймите же, человек умер, его уже нет, всё прах и тлен!
   - Бог он только для души - возразила Свистун-Пятка - Ты вот сударь научился там, в столицах умным речам, сладко тебя слушать, да спешишь больно. Мы, помещики, люди осторожные. Нам товар, если купить, то первым делом посмотреть надо, руками пощупать. А тут ничто, мёртвые, а тебе за это ещё и помощь обещают. А ты купи у меня три бочонка вина и по рукам! У меня вино даже сам посол голландский покупал, такого вина по всей матушке России не найдётся! Тебе уступлю по божеской цене. Много ягоды сушёной имеется - тут я тебе продам по самой низкой цене, не пожалеешь! А в другом месте ты продашь всё очень дорого, поверь мне. Все покупщики так делают!
   - Матушка - взмолился Чичиков - Куплю и вино у вас и ещё что у вас будет, но не сейчас, я пришлю своего приказчика.
   - В таких случаях порядочные люди дают задаток - упрямо стояла на своём помещица.
   - Вот только я знать хочу, зачем тебе мёртвые души?
   - Опять вы за своё - застонал Чичиков, в голове у него шумело от выпитого вина и тянуло спать.
   - Помилуйте, чем поклясться? Как убедить вас? Дело совсем пустяковое и вам обернётся чистой выгодой, чего же более?
   - Купи у меня вино, тогда отдам тебе мёртвых - пошла на приступ помещица. Чичиков схватился за голову.
   - Всё! Я убит! Нет больше сил! Проклятая баба! Видно и, вправду, в лесу на перекрёстке бес мне дорогу напутал! Чичиков пришёл в ярость.
   - К чёрту ваше вино! К чёрту ваших мёртвых и вас туда же! Я еду домой! Не медля!
   - Ах, так! Так ты не будешь покупать моё вино! Свистун-Пятка вдруг проворно соскочила с кресла. Она подбежала к окну и, с треском отворив обе створки окна, напустила в комнату холода.
   - Федька!!! - крикнула она крепостному детине, стоявшему во дворе с дворовыми девками.
   - Федька! Ступай быстро в конюшню, скажи, чтобы заперли лошадей этого господина, да поживее беги! Чего рот, то раззявил? А? А кучера и лакея их напоить вином, да так, чтобы они и дышать не смели!
   - Плохо дело, мне отсюда так просто не выбраться - подумал Чичиков.
   - Вздор! Ну что за вздор вы несёте? Не сходите с ума! Но уж силы покидали его. Он схватил полный бокал вина и выпил его, совершенно расстроенный и обессиленный. Ночью Чичикову приснился кошмарный сон. Стоял он посреди не сжатого пшеничного поля в раскалённый зноем полдень. Страшно хотелось выпить воды, а вокруг, куда ни глянь - бесконечное, уходящее за горизонт море золотистого хлеба и не мог он дорогу к дому найти. Пот градом покрыл лоб его, и трудно было ему дышать. И уж отчаялся он, и подумалось о смерти ему, как вдруг, в стороне безжалостно слепящего солнца, в клубах колыхавшегося раскалённого воздуха он увидел людей, растянувшихся цепью по полю и идущих к нему. В руках у них были косы, впереди их размашисто шагал, высокий и стройный мужик, неся что-то в руках.
   - Мои мужики идут, хлеба жать - с радостью подумал Чичиков и пошёл он им навстречу. Но это были не мужики, то были жандармы и в руках у них были не косы. Ружья со штыками блестели на солнце, и в руках у стройного, высокого мужика Чичиков увидел кандалы. Это был не мужик с его двора. Это был князь! Князь кричал жандармам
   - Ребята! Вяжи вора! Cтрах овладел Чичиковым, и ноги вдруг стали не послушными телу его, и хватая руками пшеничные колосья, он начал удаляться прочь от них. И увидел он вдали, одиноко стоявшую женщину и, почувствовав своё спасение, он из последних сил пошёл к ней, падая в высокие хлеба. Это была матушка, мать его. Она манила его к себе и ласково говорила
   - Иди ко мне, сыночек! Павлуша! Чай, скучал обо мне! Иди ко мне! И припал он к ногам её
   - Матушка! Спаси! Князь - губитель, хочет моей смерти! Но не винен, не винен я! Она гладила его по голове и трогала его шею. Но это были не руки его матушки, костлявы и холодны как лёд, были они. Руки стали хватать его за горло и срывать с него одежды. Он взглянул ей в лицо, и ужас сковал его тело. То была не его мать. Покойная старуха Ханасарова, цепко держала своими ледяными руками голову Чичикова. Обтянутый кожей скелет, страшный, как сама смерть, хохотал и кричал Чичикову
   - Христопродавец!!! Купи! Купи и мою душу! Холодная, костлявая рука, мёртвой хваткой сжала ему горло. Тело содрогнулось в предсмертных конвульсиях, и он ... проснулся. Над ним стоял пьяный Селифан, тормоша его за грудь. Горела свеча.
   - Что, что такое? Чего тебе? - захрипел Чичиков.
   - Кричали сильно, барин! Звали кого-то, чай, что приснилось плохое, барин?
   - Какого чёрта? Дурак! Орясина! Навалился на меня своими лапищами, чуть не задушил! Ступай вон! Хотя нет, стой! Постой! Оставь мне свечу! Селифан вышел, покачиваясь, в свою каморку. Весь мокрый от пота, Чичиков, откинув, прочь одеяло, лежал на кровати.
   - И приснится же, такая чертовщина, прямо Содом и Гоморра - подумал он. Всё! Хватит! Дурной знак! Надо заводить другое дело.
   Ан, нет! Ты не бросишь плутовать! Не бросишь ты своего воровского ремесла! Пока не встанут на пути твоём непреодолимые преграды! Пока есть у тебя возможность воровать и обманывать! Пока не перевелись на Руси дураки и простаки! А если и появится, хоть на миг, такое желание, то жажда к лёгкой наживе, как зловредная обезьянка, будет дразнить тебя и строить тебе рожи! Он долго ещё лежал на кровати, не шевелясь и глядя на пламя, потрескивающей свечи. Мысли нелепыми обрывками возникали в голове коллежского советника, цепляясь друг за друга и путаясь. Перед глазами его, то всплывал образ матери, то голос мерзкой старухи слышался ему. Он ворочался, боясь заснуть снова и лишь к рассвету, усталость одержала верх над его сознанием, и он уснул, иногда вздрагивая во сне. Что снилось ему, бог ведает, только он уже не кричал более во сне и проспал почти до полудня. Свистун-Пятка была ранней пташкой. Бессонница была её вечной подругой. Она могла среди ночи, будучи уже под мухой, встать и выйти в летний сад, что начинается прямо от её дома, бродить по нему с дворовой девкой, Парашкой, держа в руках по фонарю. Они замирали, слушая звуки сада, и горе было садовому сторожу, если он не откликался на её негромкий зов. Зимой же она могла прийти в любой час ночи и на конюшню и на винокуренный завод. Прямо из дома в подвалы винокурни имелся подземный ход, где можно было пройти к длинным двухъярусным рядам бочек с вином. Из подвала она могла пройти сразу в винокурню. Ничего в хозяйстве не ускользало от её цепкого взгляда. Увидит, в саду роса с ягоды сбита, значит, кто-то ходил воровать: сторожа наказать, доставалось и ключнице Агафье, если та открывала винокурню и оставляла её без всякого присмотру. Пьяный мужик в винокурне - верная примета, что открывали чан с молодым вином. Здесь она появлялась по нескольку раз в день. И везде слышался её скандальный голос, она не разрешала собираться вместе дворовым бабам по три и более человека, считая, что бездельницы сплетничают о ней, и разгоняла их всякий раз. Пришло время и нашему, дорогому читателю познакомиться с сей скверной особой. И, право, как не хочется писать, не поднимается перо и жаль потраченной бумаги, но делать нечего, читатель должен знать всё об этой помещице. Ведь, кто она такая? Да упади она, нечаянно, глухой и тёмной ночью среди дороги, то не каждый подаст ей руки, а то и плюнет и покроет её не пристойным словом. Мелочная и скандальная, она не любила людей, не любила и никогда не выезжала в свет. Только одна огромная, вислоухая сука, с рыжими подпалинами на боках знала ласку помещицы. Надо полагать, читателю будет интересно знать, как прожила Свистун-Пятка свою юную жизнь, до того, как она обрела столь странную фамилию. Отец её был мелкопоместным дворянином, в молодости промышлявший, и довольно успешно, скупкой краденых лошадей. Воспитанием своей единственной дочери он не занимался, полагая, что если и что должно вырасти, то уж непременно вырастет. Мать, Свистун-Пятки, владела секретами чёрной магии, занималась ворожбой, приворотами, отворотами и прочей бесовской дребеденью. Свистун-Пятка, сначала из детского любопытства, а потом уже и с большой охотой, вникала во все действа, чем несказанно радовала свою мать.
   - В жизни тебе это пригодится - ласково говорила она дочери. - Бог, ведь он только для души, а бес для порядка и достатка в доме - говорила она, умильно глядя и крестясь на икону Николая Угодника. - Беса надо привечать, тогда в хозяйстве будет всё ладно, и дела будут идти споро. Не известно, видела ли Свистун-Пятка, хотя бы раз живого беса, или же являлся он к ней только в её воображении, но к бесовской силе, что якобы таилась в старой и донельзя, истрёпанной чёрной старинной книге, она стала относиться с трепетным благовением. В детстве у неё не было подруг, не считая, правда, её странной дружбы с сыном местного дьячка Гаврилы. Мальчишка был на редкость вороватый и уже пристрастившийся к напитку злого Бахуса. С ним и познакомил сын дьячка свою подружку, когда они вдвоём стянули медовую настойку у пасечника. Пасечник был наказан кнутом, за гнусную клевету на умницу девчонку, но дружба её с сыном дьячка не прекратилась и имела весьма плохие примеры в формировании характера девчонки. Она росла вредной и скандальной. Отец решил увезти своё единственное чадо в город учиться наукам. Вначале она училась с завидным старанием и послушанием, чем снискала уважение со стороны учителей, как ученицы скромной и прилежной. Но спустя год, ей всё это прискучило, особенно уроки закона Божия. Между тем, чему учила её мать и что узнавала она на этом уроке, было одно недоразумение. И по отношению к другим наукам, она вдруг открыла для себя, что вся эта география да математика, ну никак не может стать дорогой шубой, которую можно и пощупать и погладить, да и надеть на себя. Она смотрела, как одеваются и как живут дети из богатых семей и зависть, эта холодная и противная жаба, поселилась у неё в груди.
   - А все эти моря, да океаны, плавать разве мне по ним - думала она. - Все науки, это от скуки, пусть изучает это, тот, кому от этого забава, а мне надо жить в своё удовольствие и я этого добьюсь - рассуждала она.
   Фу! Ну, так и хочется согрешить и поддержать её в этом! Ну, зачем попу балалайка? На одной из вечеринок, устроенной в воскресный день в доме одной из гимназисток, подруга, зная её страстное увлечение карточным гаданием и ворожбой на кофейной гуще, познакомила её с очаровательной черноокой красавицей, азиаткой. Красавица азиатка оказалась совершенно близкой по духу к своей новой подруге.
   - Близкий по духу человек - дороже родной сестры - подумала Свистун-Пятка, и они быстро сдружились. Азиатка поведала своей новой подруге, что есть общество, где собираются люди, близкие к ним во всех отношениях, способные с помощью звёзд и расположения планет и ещё множества способов внеземного происхождения, определять дальнейшую судьбу человека. Эти люди могут всё или почти всё, заявила она. У них богатые клиенты, общество процветает и такие как Свистун-Пятка, им просто необходимы.
   - Вот она, золотая жила! - воскликнула про себя Свистун-Пятка. - Вот, где надо мне употребить мой талант! А что даст мне учение? И этот, жужжащий иноземный язык, от которого у меня сводит скулы? С тех пор она стала равнодушной к своему обучению, её часто видели в сомнительной компании вместе с азиатской красавицей. Свистун-Пятка действительно оказалась для этой компании хорошей находкой. Как губка впитывала она в себя все навыки обмана людей. Но тут её отец получил из пансиона уведомление, что его дочь подлежит отчислению за беспорядочность в учёбе. Отец едва нашёл её в городе, и каково же было его удивление, когда он застал свою дочь в компании, не то пьяных, не то накурившихся дурману, вульгарных девиц. Дочь была тоже хороша! Отец понял: учёбе пришёл конец, но продержаться целый год, для неё это уже подвиг.
   - Собирайся дочь, мы едем в деревню - сказал он. - Чему ещё тебя могут научить, ты уже всё постигла. Учение тебе только обузой станет. - Если её не отдать сейчас замуж, то будет ей ещё хуже - думал отец. Поиски жениха не заставили долго ждать. К старому помещику в Свистуновки приехал сын, поручик драгунского полка, Свистун-Пятка, картёжник и кутила, вышедший в отставку по причине увечья, полученного при падении с лошади. Поручик был хромым на левую ногу, но держался молодцом. В отличие от батюшки это был большой непоседа. Но как единственный сын у отца, был видным женихом. В своё время отец получил солидное наследство и значительно умножил его, благодаря упорному труду. Большой любитель садоводства, он вырастил огромный сад. Но яблоко от яблони, на сей раз, упало слишком далеко. Сына больше интересовало веселье, нежели хозяйственные дела. На одном из гуляний и свершилось чудо любви, и как сказал старый помещик - Два сапога стали парой. Скандальный, несносный характер невестки поначалу сильно докучал старому помещику, но со временем он обнаружил и положительные стороны своей невестки. Она влезала во все хозяйственные дела хозяйства, даже в те, где ей не следовало быть. Старый помещик лишь изредка помогал ей советом, когда она начинала морщить свой лоб и вытягивать губы трубочкой. Хромой поручик не обременял их своим присутствием, поездки по столицам, кутежи были продолжительными, из которых он возвращался чаще всего налегке. Шли годы. Старый помещик отправился в путь, в конце которого всевышний, вероятно, встретил его душу улыбаясь, и ничего, казалось, не изменится в привычной жизни сварливой бабы, но тут вернувшийся из очередного кутежа отставной поручик приехал с новыми друзьями. Один из них был высок ростом, с рыжей бородой, довольно нахальным взглядом и прокуренными зубами. Другой же, выглядел настоящим аристократом. Прилизан и ухожен, на пальце сверкал перстень с огромным бриллиантом. Взгляд аристократа-философа говорил о каком-то особом умственном устремлении, речь его была изысканна и не совсем понятна хозяйке дома. Поцеловав хозяйке руку, он представился Бобровым Александром Ильичём, чиновником по особым поручениям. Что это были за особые поручения, Свистун-Пятка не стала допытываться, но с этого дня рыжебородый стал частым гостем в её доме. Иногда приезжал и философ, как стала про себя она его называть. По ночам в дом стали приходить незнакомые бородатые мужики с разными вещами. Приходили и тут же исчезали, как тать в ночи, вещи же оставляли. Она, было, хотела об этом расспросить мужа, но он ничего не стал ей объяснять, а велел держать рот на замке. Рыжебородый оказался добрым мужиком: вскорости у помещицы появилось несколько дорогих шуб, в ушах заблестели серьги, перстни на её толстых пальцах периодически менялись, она стала придирчивой к своему гардеробу. Но всё это сидело и висело на ней безобразно и нелепо, как сидит дорогое седло на корове. Впрочем, заметить это было особо некому - хозяйка поместья вела замкнутый образ жизни. Она догадывалась, откуда берётся это богатство и кому, затем всё увозится в город, но ей так приятно было внимание рыжебородого мужика. А угроза мужа заставляла её быть осторожной. Хорошо шла у неё торговля вином. У неё сложились прочные связи с купцами, купцов в её лесу разбойники не трогали. Вот в какое осиное гнездо попал наш герой. Пока помещица распекала мужиков у конюшни, Чичиков занимался своим туалетом. Он достал губку и банку с одеколоном, но, вспомнив, что помещица не любит, когда от мужчины пахнет одеколоном, поспешно убрал одеколон на место. В зеркале на него смотрел небритый, и как ему показалось, совершенно усталый человек. Чичиков провёл рукой по лицу, затем, выглянув из комнаты, крикнул Петрушке, чтобы он приготовил всё для бритья, выбранив его тут же за помятый фрак. Побрившись, Чичиков, глядя на себя в зеркале, обдумывал вчерашний неудавшийся разговор со скандальной и глупой, как ему казалось, помещицей. Ничего, мы поменяем тактику, и зачем я так вчера надрался - сокрушался Чичиков. - Может взять мне у неё немного вина, так посговорчивей станет? Он обтёрся губкой, смочив её в тёплой воде, одел фрак. После бритья, лицо его посвежело, он приободрился, и в это время показалась помещица. Была она в довольном расположении, видимо утренние перебранки с мужиками действовали на неё положительно.
   - И чего же ты осерчал так вчера, сударь? Вовсе не было причины так сокрушаться! А я вот и список уже приготовила, как просил, всё как есть. Глаза её излучали доброту.
   - У мужа хороший друг в городе, он постоит за тебя, сударь. Чичиков был озадачен - Что это бы значило? Отчего она так переменилась?
   - Вот и хорошо и славно, Александра Филипповна, сейчас составим купчую и в дорогу. Я признаться вам, задержался у вас непозволительно, очень неотложные дела ждут меня дома. Я готов купить у вас вино, пеньку и воск. На этой же неделе я пришлю к вам своего приказчика.
   - Хорош сударь, журавль, да только ведь он в небе - сказала помещица.
   - Хорошо, согласен с вами, Александра Филипповна, и чтобы вы были уверены в моей порядочности, в качестве задатка, я вам сейчас же готов заплатить, ну скажем так по два рубля за каждую душу. И, когда приедет мой приказчик за пенькой и воском ....
   - И вином - вставила помещица.
   - Совершенно, верно, и вином, то уж вы любезная Александра Филипповна, учтите эту сумму - отвечал ей Чичиков.
   - Однако, задаток у вас, того.
   - Чем же вас не устраивает задаток?
   - Душа у вас стоит, того, ну совсем ничего.
   - Но позвольте, любезная Александра Филипповна, ведь души эти тоже того, нет их, да и это ведь только задаток за товар, который я ещё не купил у вас. Свистун-Пятка вытянула губы
   - Однако оформлять купчую крепость хотите как на живых, значит они не совсем того - заключила она.
   - Не хотите мне их отдать, так зачем же вы составили список? Купчую как на живых, ну так и что из этого, ведь закон не дозволяет никаких отклонений. Ведь я не спрашиваю вас, платите вы или нет налоги в казну за торговлю вином, это ваши дела и я в них не суюсь - начал закипать Чичиков. Услышав про налоги за торговлю вином, Свистун-Пятка встрепенулась и даже испуганно оглянулась назад, не слышит ли кто их посторонний
   - Ну что ты сударь так взбеленился, уступлю и по пять рублей, только купи у меня сейчас три бочонка вина, и на том поладим.
   - Да не нужно мне прямо сейчас столько вина и дам только по два рубля за душу - возразил Чичиков.
   - Как не нужно вино, вчерашний день пили, так нравилось, а сегодня так не нужно? Не хотите вина, так купите у меня шубу вашей жене.
   - Да нет у меня жены.
   - Так будет, а шуба хороша! Она взяла с дивана шубу, мех заискрился, переливаясь на свету. Шуба и впрямь была хороша!
   - Не хотите взять жене, так возьмите своей дочери.
   - Да нет у меня дочери и жены нет, откуда им взяться - взмолился Чичиков.
   - Так заведёте, ваше дело молодое, а шуба тут и понадобится - продолжала напирать помещица.
   - Она меня убьёт, надо что-то у неё купить, иначе мне с ней не договориться - подумал Чичиков.
   - Хорошо, я возьму по два рубли с полтиной, за душу и вашу шубу и больше не просите.
   - Вот и славно, сударь, с хорошим человеком всегда можно договориться - видно было, что она обрадовалась его согласию. Чичиков поморщился, взял шубу из вороха одежды. Шуба была с тёмным мехом, помещица помогла Чичикову её надеть. Шуба была словно для него пошита; не жмёт, но и не слишком просторна, он поднял руки вверх, в бока, затем слегка присел. - Хорошая шуба, лёгкая и красивая - подумал он.
   - Возьму вот эту себе, Александра Филипповна, хотя шуба и не очень хорошая, у меня дома есть гораздо лучше, но разве из уважения к вам. Сколько вы за неё просите? Помещица назвала цену.
   - Ну, нет, это слишком дорого для меня, да и денег таких с собой у меня сейчас нет - заупрямился Чичиков. Они ещё долго перепирались о цене, Чичиков не сдавался
   - Чёрта тебе за пазуху - думал он. - Хотя, чёрт тебе брат родной! Наконец они оба устали. Видимо были испробованы все способы для уговора, какими владела помещица. Жалуясь на тяжёлую жизнь, на людей-разбойников, только и думающих, как обмануть несчастную женщину, она подала список Чичикову. Увидев список, Чичиков от радости чуть не вскрикнул, однако вовремя успел отвернуться от помещицы. Помещица была довольна. Она никогда не отпускала от себя просто так, купца или случайного гостя, не продав тому что-нибудь из краденых вещей, на пропажу которых её рыжебородый благодетель смотрел сквозь пальцы. В изобретательности ей нельзя было отказать. За лесом, далеко от деревни, у неё были пахотные земли, сущее окаянство, как она их называла. Ездить на пашню и следить за работниками, ей было тяжело, приказчик же и сам был ненадёжен, поскольку редкий день он обходился без крепкого пенника. Мужики жили безвыездно на пашне, пока не завершится сев или пахота. Ну, известно, каков мужик, когда за ним нет пригляда. Бывало, приедет Свистун-Пятка, а там то один под кустом пьяный дрыхнет, то другой, и приказчик мотается в это время не там где ему надлежит быть. И стала подсылать она на пашню надёжных ей дворовых девок, чтобы они наблюдали из лесу за ходом работ и ей обо всё тотчас докладывали. Загуляют мужички, а уж вот и она. Порку она устраивала прямо на пашне, в назидание другим. Тут у неё был задействован метод кнута и пряника. Провинившегося мужика привязывали руками вокруг берёзы. Мужик визжал и крутился, пытаясь увернуться от кнута, под хохот собравшихся поглазеть мужиков, но не тут-то было. Кнут везде доставал бедолагу. Всё это больше походило на комедийное театральное представление, кнут почему-то ударял большей частью по стволу дерева, нежели по заду провинившегося мужика. И после порки помещица сама подавала внушительных размеров ковш пенника, чтобы мужик не держал зла на свою хозяйку. Так думала Свистун-Пятка, и странное дело, такая грубая её дипломатия отлично действовала, от неё мало кто сбегал. Иной воскликнет - Дура баба, вот и тешится! Ан, нет! Она, конечно, же, туговата на скорые решения, а уж если надумает какое дело, то не вырвать с корнем то дело! Умному человеку долго придётся гадать, что варится в этой плешивой голове. Затеют бабы ссору на улице, она тут же пошлёт девку Парашку, та всё выведает и передаст своей хозяйке. Стянет мужик бревно со двора, а уж ей всё известно. Но вернёмся к нашему герою. Чичиков только что получил список с довольно большим числом мёртвых душ, в груди у коллежского советника всё ликовало, хотя вида он не подавал. Он засобирался домой, отругал и Петрушку и Селифана, впрочем, без особой злости, за то, что пили оба без меры. Чичиков достаточно натерпелся от вздорной помещицы и вот оно, вознаграждение! Он с удовольствием упрятал в шкатулку бумаги, хотел положить туда и спрятанные в потайной карман фрака деньги, но передумал. Селифан с Петрушкой кинулись закладывать лошадей, они и здесь успели найти друзей, что и не мудрено, после такого решения самой хозяйки поместья напоить их до бесчувствия! И на дорогу успели прихватить молодого вина. Довольные таким приёмом, весело болтая на облучке, выехали они за село. Чичикову показалось, что крест на старой, белёной известью церкви, закачался им вослед. Застоявшийся Заседатель резво пошёл, Чубарый с Гнедым его поддержали и замелькали крепкие, смолистые стволы сосен. День разошёлся на славу. Вот, человек! Много ли надо ему для счастья? Едет он домой - и на душе у него легко и радостно! Сумел сторговаться с вздорной бабой, и уж доволен он вдвойне! Опять зазвенела звонкая копейка и не малая, и сделать то надо было всего, только нагнуться да поднять её! Множится мой капиталец, копейка за копейкой тянется, словно тонкая золотая нить сматывается в клубок! И не порвётся эта нить, с удовольствием размышлял Чичиков, покачиваясь на лесных ухабах. Лошади резво бежали по лесной дороге. Воздух, пропитанный сосновой хвоёй, смолой и ещё, бог весть какими лесными запахами, рвал лёгкие и кружил голову.
   - Хорошо, то как - радовался Чичиков и лесной благодати, и только что удачно провёрнутой сделке с ведьмой бабой, и что мчат его кони к его родному теперь, гнезду. Он даже начал присвистывать и хлопать себя по ляжкам и в приливе восторга запрокинул он голову несколько вверх. И свистел и дудел он, приставивши руки трубочкой, пытаясь подражать лесным птахам, в изобилии взлетавшим из лесной чащи. Селифан с Петрушкой оглянулись - Чудит наш барин! Вдруг послышался треск падающего дерева, чьи-то крики и свист.
   - Стой! Стой! Поберегись! - закричал Селифан, пытаясь остановить лошадей, но они сами уж встали, уткнувшись своими разгорячёнными мордами в поваленную разлапистую ель.
   - Что такое? Чего остановился? - закричал Чичиков. Свист усилился, крики мужиков стали ближе.
   - Кажется, разбойники - ужасная мысль обожгла Чичикова. Он выглянул в окно и увидел бегущих к их экипажу бородатых мужиков. У некоторых из них, Чичиков увидел в руках сабли, другие бежали с охотничьими ружьями.
   - Разбойники! Всё, пропал! Пропал! На куски порубят! - бешено колотилось в его голове, а руки его уж сами лихорадочно шарили на дне кибитки, пытаясь отыскать старую, с потёртыми ножнами саблю.
   - Где же, она! Чёрт, где? Вот она! Чичиков хотел выхватить саблю для устрашения, но в это время отворилась дверца кибитки. Здоровый, рыжебородый крестьянский детина оскалился, обнажив крупные, прокуренные зубы. Увидел в руках Чичикова саблю и что-то крикнул, взмахнув, при этом рукой. И белый свет померк в глазах коллежского советника.
  
   Глава 11.
  
  
   События последних дней в губернском городе, внесли какую-то странную сумятицу среди чиновного сословия. Всё городское общество незримо распалось на три общества. Первое, назовём его так, это были самые почтенные мужи города, без которых город бы стал неуправляемым муравейником и потерял бы всяческий порядок. Хорошо отлаженная личная жизнь притупила у многих сознание быть осторожным в делах на службе. Многие из отцов города привыкли считать, что это место родилось только для него, и ничто не способно вышибить его из кресла. Но уехал князь в столицу и страх, подобно холодному мерзкому червяку, вполз в душу многих. Внешне, всё оставалось по-прежнему. Всё так же приезжали они на службу, ближе к полудню иногда даже собирались друг у друга, чтобы сыграть партию, другую в вист. Но это уже была не та азартная, беззаботная игра, теперь она шла вяло, рассеянность одолела многих. Тревожные думы, предвестники беды, не оставляли в покое головы отцов города.
   - И что задумал князь? Зачем он отправился в столицу? Может и на меня, есть донос? Каждый теперь вспоминал свои просчёты, в чём его можно обвинить, да разве всё упомнишь? За всю то жизнь столько наворочено! Ведь народец такой пакостный пошёл, придёт к тебе и просит то, что не положено ему как раз, деньги тебе суёт, а выйдет на улицу и пошёл плести языком, ну до всех донесёт! А как не взять? Коли на этом самом "не положено" кругом всё стоит и держится? Вот если бы они не давали, то и мы бы не брали! Но ведь дают! Иной раз и не хочешь взять, а чёрт из своей дудки сзади в спину дует, да под руку толкает - Возьми! Возьми, Сидор! Тебе нужно взять! Нужда у тебя, брат ты мой! Ну, попробуй ты сладь с ним! А каждый на своём месте и тащит к себе. Инспектор врачебной управы вдруг вспомнил, как однажды больные пожаловались ему, что им от всех болезней дают какой-то шелухи, от которой у всех болят, потом животы и соскакивают на коже волдыри. Но аптекари, дружно уверили его в своей невиновности и даже в святости, что ему не оставалось ничего, кроме, как согласиться с ними. - Они, больные де, бездельники! Сами себе натолкут какой-то дряни, выздоравливать не торопятся, чтобы не работать - дружно говорили аптекари. Ну, как им не поверить? - Хорошо им - думал инспектор о своих подчинённых - возьмут они малость, так их за эту малость только пожурят, ведь и люди они маленькие! А тут, возьмёшь всего-то пустяк, а ведь раздуют, будто ты всю городскую казну утащил! Полицмейстер тоже впал в уныние, заботы, сомнения, так доконали его, что он даже забыл устроить вечеринку в честь своего дня рождения, к радости купцов, приготовивших к этому случаю подарки, в виде лучших кусков сукна на мундир и фраки, балыков, окороков, бочонка вина и прочей снеди. - Надо бы разогнать всех арестантов, что строили мне новый дом за городом, да где же тогда взять строителей - думал полицмейстер. Почтенное общество впало в уныние. На визиты забывали отвечать визитами. - Как-то теперь всё будет, и как жить дальше? Этот вопрос, как надоедливый дятел, долбил и стучал в голове каждого, не давая ни минуты покоя. Кто-то взял и пустил слух по городу, что в городе тайно действует доверенное лицо князя, что наблюдается всё и вся и всякий может статься у него под наблюдением. Почтенные мужи всполошились, начали вспоминать, кто больше всех бывал у князя на приёме, кто мог продаться, но, сколько ни ломали они свои головы, да так ничего и не узнали. Если и есть, какой человек, что доносит на всех, то уж верно то, что он честный и неподкупный, как и сам князь, думали отцы города. Ведь, князь разве захочет иметь дело с человеком не благонадёжным? А раз так, то и нам нечего искать доносчика среди нас, решили сановники. Начали донимать расспросами и генерал-губернаторских, но те только пугливо озирались и сочиняли всякие небылицы друг на друга. Все совершенно были сбиты с толку, и кругом шла голова, что даже когда почтенные мужи города получили приглашение на поминки, по случаю расставания души с телом у прокурора-моргуна, то искренне многие удивились
   - Как умер? Зачем умер? Когда умер? А, вспомнивши, говорили про себя
   - А, чтоб на тебе черти верхом ездили на том свете, каналья ты этакая, нашёл время, когда помирать! Тут у самих такая жизнь начинается, что хоть ложись, да помирай! Ещё большую бестолковщину внёс всеми уважаемый полицмейстер. Однажды все члены почтенного общества города получили приглашение на вечеринку к полицмейстеру, где он намеревался сообщить всем совершенно секретное и весьма важное сообщение для чиновных лиц города. Квартальный, вручая приглашения для сановников, переходил на шёпот, когда говорил слова "совершенно секретное письмо и весьма, весьма-с важное". Заинтригованные отцы города решили, что полицмейстер напал на след доносчика среди генерал-губернаторских, и собрались, как никогда быстро, в доме полицмейстера. Все сгорали от нетерпения, когда хозяин дома с важным лицом, неторопливо, доставал из кожаного портфеля с блестящими замками, конфискованного прошлой неделей у купца Прохорова, за неуплату винной пошлины, пакет, со сломанными сургучными печатями.
   - Вот-с, господа - с торжествующим лицом полицмейстер поднял пакет вверх - получил я сегодня с фельдъегерской связью, лично в руки.
   - Да говорите же, Алексей Иванович, не томите нас - дружно загалдели гости - что за оказия, что опять на нашу голову?
   - Пакет из соседнего губернского департамента полиции - продолжал полицмейстер. Он открыл пакет, нарочно медленно, словно испытывая от этого наслаждение. Начал читать.
   - В управление полиции города N. <<Совершенно секретно>>. Тут полицмейстер поднял лицо и обвёл всех гостей торжествующим взглядом!
   - Ну же, ну же, Алексей Иванович - зашумели они - что там такое? Полицмейстер опять уткнулся в письмо. - Не подлежит разглашению - продолжал он читать и опять обвёл всех взглядом.
   - Мною, начальником управления департамента полиции, соседней с вами губернии, получена достоверная и совершенно секретная информация. По полученным нами сведениям, на территории вашей губернии, а также отчасти и на нашей территории, появилась хорошо организованная шайка разбойников. Шайка в основе своей из беглых крестьян, также в шайке имеются беглые каторжники. По нашим сведениям, главарь разбойников проживает временами в вашем городе. Предводитель шайки умён, хорошо воспитан, имеет хорошо подготовленных сообщников в самом городе, конспиративные квартиры и связи среди высокопоставленных лиц вашего города. Отцы города недоумённо переглянулись между собой, полицмейстер тоже пожал плечами, однако продолжил читать
   - Разбойники грабят почтовые кареты, убивают всех, кто оказывает им какое либо сопротивление. За последний месяц было ограблено много купцов и помещиков. Угоняют скот и лошадей, перегоняют их через границу, награбленное имущество продаётся контрабандистам. Шайка неуязвима. После очередного нападения, она, как правило, растворяется в городе и по деревням, которыми, по полученным нами сведениям, владеют члены этой же банды. В шайке есть наводчик. По нашим данным, наводчик разъезжает по губернии, входит в знакомство с состоятельными помещиками. По стечению обстоятельств, он меняет своё обличье. То он отставной военный, путешествующий по свету, то, под видом исполнителя казённых подрядов появляется в доме, ничего не подозревающих помещиков и выведывает у них, насколько те богаты, где прячут драгоценности. Иногда выдаёт себя за чиновника, переписывает крестьян, в том числе и умершие, души. После отъезда наводчика из имения, через некоторое время и появляются разбойники. Причём разбойники уже хорошо знают расположение комнат, где что лежит, есть ли другие выходы из дома. По нашим сведениям, сей наводчик входит в преступный сговор с дворовыми крепостными крестьянами, и те в свою очередь помогают разбойникам грабить своих же хозяев при нападении. Поэтому шайка действует очень быстро, поймать ещё никого не удалось, кроме одного маленького разбойника, что стащил в хлебной лавке купца Парамонова два калача. Маленький разбойник был явно связан со всей шайкой и действовал в городе, как связник. Но ему удалось сбежать, введя в заблуждение капитан-исправника и укусив оного за большой палец левой руки. Что и было засвидетельствовано, присутствующими при этом, купцами города. Поймать маленького разбойника пока не удалось. Вот приметы главаря шайки: Первая и самая главная примета - Умён! Имеет склонность пофилософствовать о бренности земной жизни. Вторая примета - очень богат, благодаря своим разбойничьим делам. Таковы приметы, других не оказалось. По описаниям ограбленных помещиков составлены приметы и на главного наводчика разбойничьей шайки. Росту он среднего. Не так чтобы и толст, но и не так чтобы и тонок. Не то, чтобы молод, однако и не то, чтобы и стар. Бороду он бреет, но может носить и приклеенные бороду или усы. Глаза бегающие, рыскающие. Может заговорить и как француз. Лицо разбойничье, постоянно протирается одеколоном. Хорошо вооружён. Имеет полный чемодан заряженных пистолетов. Умеет вскружить голову дамскому обществу, пользуется большим успехом в свете. Одевается по разному. Иногда наводчик носит мундир военного, меняя при этом звания. Большей же частью его видели во фраке наваринского пламени с дымом и искрою. Особо опасен. При случае может применять оружие без предупреждения. Таковы основные приметы наводчика воровской шайки, других не имеется. Мною, начальником управления департамента полиции, соседней с вами губернии, настоятельно рекомендуется принять надлежащие меры, как-то: Оповестить помещиков губернии, о том, что во избежание кровопролития, не оказывать наводчику сопротивления, а выполнять все его требования. После отъезда разбойника, немедленно оповестить департамент полиции о дальнейшем продвижении оного. Далее, оповестить всех чиновников, занимающих важные и ответственные посты в городе, о том, чтобы они не вступали в дружеские отношения с незнакомыми господами, в особенности умными и склонными к философии. Ранее вам высылались предписания по наведению порядка в губернии, но с вашей стороны ничего не было предпринято, что совершенно недопустимо. Таковы секретные предписания.
   - Начальник управления департамента полиции. Дата. Подпись. Полицмейстер замолчал, зачем-то повернул письмо к окну, пытаясь, что-то ещё прочесть, наконец-то оторвался от письма, посмотрел на гостей торжествующим взглядом
   - Что, господа? Каково вам это секретное предписание? Все будто онемели. Слышно было, как жужжит и бьётся о стекло проснувшаяся среди зимы очумелая муха.
   - Ну что, господа - опять спросил полицеймейстер - Какова новость? Я так полагаю, что предводитель разбойников и не предводитель вовсе, а доверенное лицо князя, которого мы все ищем. Смотрите, тут написано, что он очень умён и любит философствовать. Да разве князь поручит хоть какое дело глупому человеку? Как бы не так! Такому, как ротозей квартальный из моего департамента, у которого воры два дни назад стянули на рынке картуз, пока он пробовал сливы у купца Агафонова? Всё общество молчало.
   - Я думаю, что нет никакого наводчика, а настоящий главарь у разбойников, не кто иной, как всем нам известный, Павел Иванович Чичиков! Да вы только посмотрите сами, что здесь написано! Полицмейстер опять уткнулся в свою бумагу, поводил носом, ища нужную строчку - Гм! А! Вот! Слушайте! Росту он среднего - начал он читать - Да вы вспомните, у кого, как не у него средний рост? А? Не так, чтобы и толст, но и не так чтобы уж и тонок! Каково, а? Всё сходится! И бороду он бреет и глаза рыскающие. Далее смотрите. Может заговорить и по-французски. Ну, это надо узнать у дочки губернатора, когда он хотел её украсть, наверняка на французском языке вор ей в любви объяснялся! Тут сразу заговорил губернатор
   - Алексей Иванович, помилуй! Какая любовь?! Искуситель, конечно же, пытался украсть мою дочь, да рылом он не вышел, я меры принял! Что же касается французского языка, так кто ему не обучен? Лично, правда, я сам знаю только два слова - Бонжур мадам! Да мерси мадам! Так и что, по- вашему выходит, что я и разбойником не могу стать?
   - Да всё может, всё может, статься - сказал полицмейстер - вот слушайте далее. Глаза, рыскающие и лицо разбойничье, ну у кого ещё, как не у него разбойничье лицо и глаза рыскающие? Да-с, господа! Вы только вспомните, как у него рыскали глаза, когда пьяный Ноздрёв начал всем рассказывать, как Чичиков покупал у него мёртвых крестьян, а, вспомнили? Он обвёл опять всех торжествующим взглядом. Выглядел он в этот момент настоящим оратором, убедившим огромную толпу людей в своей правоте. Цицерон забрался на своего конька и явно не собирался с него слезать! Он опять уткнулся в свою бумагу. Все дружно загалдели.
   - Наконец-то, наконец-то вы меня поняли - воскликнул полицмейстер.
   - Ну, что Чичиков разбойник и вор, то я, выходит, самый первый и узнал, господа - сказал Собакевич, приехавший в город на именины к своей сестре, похожей, кстати, на самого Собакевича. - Как только я услышал от него, продай да продай мне душу за два рублика с полтиной, так я сразу и догадался - разбойник! Разбойник он и есть! Разве хороший человек будет покупать человеческую душу за два рублика с полтиной? Нет-с, господа, нет и нет! Хороший человек непременно даст настоящую цену, а этот, сразу видно, что разбойник! Глазами он так и рыскает, рыскает, и рожа у него разбойничья, хоть и пахнет одеколоном! Я то его нутро разбойничье сразу раскусил, да не будь я Собакевичем! Гости опять зашумели. Тут всех озадачил почтмейстер
   - Так это что же получается, судырь ты мой, Чичиков предводитель у разбойников, а кто же тогда, по-вашему, наводчик у разбойников? Ведь в письме сказано, что он....
   - А он и есть, и предводитель и наводчик в одном лице, уж такой он пакостный человек, да-с - прервал почтмейстера Собакевич, вынул платок, размером чуть меньше корабельного паруса и так громко в него чихнул, что все вздрогнули.
   - Гм! - задумался губернатор - Тут ещё говорится, что есть человек, живущий в нашем городе и что мы его, возможно, все знаем. А посмотри-ка, любезный Алексей Иванович, в секретном предписании, что ещё про него сказано. Полицмейстер сунул нос в бумагу
   - Так-с, глаза рыскающие, рожа разбойничья, это не про него. - А! Вот! Приметы! Умён. Имеет склонность пофилософствовать о бренности земной жизни. Далее, богат, благодаря своим разбойничьим делам. Полицмейстер замолчал, лишь только шевелил губами.
   - Ну что ещё там про него сказано, Алексей Иванович, читай же вслух! - попросил губернатор.
   - А всё, господа! Больше и ничего-с, кроме, как только умён и богат-с и больше ничего-с, да!
   - Ну, судырь ты мой! По таким приметам мы его век будем искать и не сыщем никогда! - вступил в разговор почтмейстер - Я так полагаю, господа, что если Чичиков и есть главарь шайки, то с этим философом они встречаются в нашем городе, ведь в письме сказано, что разбойники имеют конспиративные квартиры. Между ними должна быть какая-то связь. Нам всем надо быть начеку!
   - И что же нам делать, если вдруг Чичиков объявится в нашем городе - спросил кто-то из гостей.
   - Связать разбойника, вот что надо делать! - Собакевич даже топнул своей огромной ножищей.
   - Да как же мы это сделаем, судырь ты мой - робко возразил Собакевичу почтмейстер - ведь у него пистолеты?
   - А-а! Пистолеты! Пустое это! - махнул рукою Собакевич - Да мой покойный тятя один на медведя хаживал! - обвёл он всех торжествующим взглядом, поднявши вверх указательный палец - А тут какой-то разбойник! Не робей ребята! Устроим хорошую вечеринку, заманим его в самую тесную комнату, чтобы и развороту ему не стало, да и навалимся на него дружно, гуртом! Авось господь не выдаст, свинья не съест! И не таких мы видывали!
   - Чемодан пистолетов, судырь ты мой, да он нас ведь перестреляет, как куропаток, господа - засомневался опять почтмейстер.
   - Алексей Иванович - обратился губернатор к полицмейстеру - скрутить разбойника, это больше по вашей части, как вы сами думаете, не сробеют ли ваши ребята при встрече с разбойником?
   - Гм! Я думаю, я полагаю так, что если вы все дружно поддержите меня, то мы его непременно скрутим. В жандармерии Чичиков верно всех подкупил, видно нам самим придётся им заняться, больше некому. Скрутим своими силами, да заставим во всём его признаться! А что касается пистолетов, господа, то набьём ему точно такой же чемодан камнями, да и поменяем их ему прямо в гостинице. Пущай воюет! Знай он наших!
   - А я вот что, придумал, господа - воскликнул инспектор врачебной управы - Я привезу смирительную рубашку, какой успокаивают и самых буйных, накинем на разбойника - ногой не дрыгнет!
   - Смирительная рубашка! - возразил полицмейстер - да кто же из нас осмелится надеть её на разбойника? Уж лучше припасти в комнате заранее большой мешок, в котором моя прачка носит бельё. Уж с этого мешка ему и вовек не выбраться! Сдадим его жандармам прямо тёпленького!
   - Жандармам мы его уже не сдадим - почтмейстер в задумчивости нюхал табак - верно, вы только что сказали, он там уже всех подкупил. Нам бы, судырь вы мой, нажать на него и выведать истинные цели этого Чичикова, вдруг он на самом деле доверенное лицо князя и его арест был только ширмой, чтобы ввести всех нас в заблуждение. Уж больно он быстро выкрутился из жандармерии, а ведь однажды, попавши к князю в темницу.... И опять же, план наш, судырь вы мой, того, как-то не совсем хорош. Как бы чего боком не вышло. Его видно сразу - ещё тот разбойник, боязно, однако.
   - Отчего боязно то, Иван Андрейч - спросил его полицмейстер.
   - Так судырь, вы мой, а вдруг, Чичиков не захочет приехать на нашу вечеринку?
   - Да как это он не захочет, он просто не может не захотеть, и приедет, непременно приедет. Тут вмешался Собакевич и высказал своё, медвежье соображение, от которого губернатора кинуло в дрожь.
   - Надо устроить не вечеринку, господа, а дать настоящий бал и в качестве приманки привезти на бал губернаторскую дочь. Поверьте мне, уж тут он непременно приедет.
   - Но позвольте, господа - возмутился губернатор - преступник хорошо вооружён и кто знает, могут ведь на балу быть и его сообщники. А если при этом пострадает моя дочь? Кто может поручиться, что её не украдут прямо с бала? В дружном хоре голосов, слышны возгласы
   - Мы все будем охранять вашу дочь! Кукиш с маслом ему, а не вашу дочь! Получив такую мощную поддержку, губернатор согласился. Итак, план был готов! Окрылённые, гости разъехались по домам. Теперь, хоть что-то, да прояснится - думали они. Председатель палаты, Иван Григорьевич, вздохнул с облегчением - Кажется, разговоры о мёртвых душах - сплошная выдумка. И если это так, то никто не скажет, что председатель палаты помог совершить незаконную сделку, да ещё сам согласился стать поверенным от Плюшкина. И у инспектора врачебной управы тоже вдруг полегчало на душе. Значит, этот Чичиков вовсе не подослан из генерал-губернаторской канцелярии для произведения тайного следствия, а он обыкновенный разбойник и его не стоит опасаться. В голове у него даже мелькнула дерзкая мысль - А не предложить ли мне Чичикову купить всех умерших в его больницах? Вона их, сколько выкосила в разных местах повальная горячка! Мысль эта так завладела им, что он весь день ходил совершенно расстроенным, но как ни прикидывал он, как ни крутил, как ни поворачивал, чтобы пристроить к делу всех умерших в его больницах, но ничего дельного придумать так и не смог. Все уже, дома, полностью придя в себя, вдруг обнаруживали что-то важное по отношению к Чичикову. Одни засомневались, что он приобрёл мёртвые души и что он делатель фальшивых денег, а что он предводитель шайки разбойников, то в этом стали твёрдо уверены. И в самом деле, зачем ему покупать мёртвые души, коли он, награбил миллионы и на его совести уже много убитых и ограбленных? Верить рассказам помещиков рискованно, их самих могли и запугать и обмануть. Да разве можно верить Ноздрёву? Сколько раз, слушая его болтовню, попадали они все впросак? А Собакевич? Да у этого сибирского медведя все в губернии только воры да мошенники! Проспится в своей берлоге, продерёт глаза своей ручищей и чудится ему везде звон! Верно, и мёртвые души ему с пересыпу померещились! Полицмейстер не имел ни малейших сомнений, что Чичиков предводитель шайки разбойников, поэтому велел хозяину гостиницы немедленно доложить, если Чичиков прибудет в город. Губернатор же, решил, что Чичиков наводчик у разбойников, иначе, зачем он столько много ездит по губернии, а мёртвые души он скупает, чтобы ввести всех в заблуждение. Другие склонялись к мысли, что Чичиков скупает мёртвые души, чтобы все думали, что он миллионщик и, пустивши пыль в глаза будущему тестю, губернатору, жениться затем на его дочке. А что же думают наши дамы, о Чичикове, о разбойниках и обо всех переживаниях, что свалились на головы их мужчин? Как только, жена полицмейстера прочитала письмо, случайно забытое её толстунчиком на столе в гостиной, то тут же подумала - Здесь какая-то связь с Чичиковым. Велик дар божий - женская интуиция! Всё может угадать женское сердце, и когда над семьёй надвигается беда, и когда неверный муж завёл себе любовницу, и болезнь детей, всё чувствует оно! Она позвала лакея, и всё у него расспросила, о чём говорили мужчины в её доме. Боясь попасть хозяйке в немилость, лакей рассказал и о секретном сообщении и о том, что задумали мужчины. У дамы сердце забилось от такой новости. Она заметалась по комнате, обдумывая, с чего начнёт она свой рассказ у почтмейстерши. Скорее надо ехать! Она хотела надеть своё новое платье, чтобы сразить почтмейстершу наповал, но передумала, крикнула лакею, чтобы тот немедленно передал кучеру, что они выезжают немедленно.
   - Всё! Всё! Иди быстрее! Мы едем! Лакей ушёл.
   - Да от такой новости все лишатся речи! Такой фурор! И всё это я! Я первая обо всём узнала! Только бы застать почтмейстершу дома! Слышно было, как к крыльцу подъехала карета, дама торопливо поправила причёску
   - Какой шалунишка - подумала она про Чичикова - А ведь за кого себя он выдавал, миллионщик! Какие-то мёртвые души! А сам, что ни на есть, настоящий герой, Ринальдо Ринальдини! Да! Да! Так и есть, настоящий герой! А мы то, дуры, наслушались наших мужчин, да уж теперь-то мы про него всё выясним! Она торопливо припудрила свои щёки, крикнула лакея. Карета помчалась к дому почтмейстерши. Надо признать, что, среди уважаемых дам этого города почти никогда не было полного согласия и понимания. Всегда находилась какая-нибудь Анна Ивановна, у которой платье на последнем балу оказывалось уж слишком заметным, даже можно сказать, слишком вызывающим, что привлекло внимание всех мужчин. И вот уж посыпались в её сторону колкости и насмешки, при этом дамы обычно были очень активны. Пустяк, мелочь, ради которого мужчина и рта поленится открыть, выходило причиной, что две дамы, которых раньше водой не разольёшь, начинали строить козни друг другу, пакостить везде и во всём. Причём всё это происходило на фоне внешнего благополучия их отношений. Они навещали друг друга, и довольно часто, но всё, только чтобы уколоть лишний раз. Много раз мужчины пробовали вмешаться, с целью примирения обеих сторон, но всё безрезультатно. Примирение происходило как-то само собой, и, махнув рукой, мужчины говорили
   - А ну их! Перебесятся! Карету с женой полицеймейстера несколько раз сильно качнуло, когда они переезжали на соседнюю улицу, затем она совершила резкий нырок в глубокую яму, от которого у дамы на миг захватило дыхание. Но на этот раз дама даже не ругнула своего кучера за неловкость, скорее бы только ехал, а не тащился. Повернув на соседнюю улицу, они помчались быстрее. Показались жёлтые каменные строения больницы и врачебной управы, с покосившимся забором, в проломах которого больные протоптали тропинки. Снег вокруг больницы был загажен, перед входом, воробьи рылись в огромной куче мусора. Сделав ещё один поворот, экипаж остановился в тихом и глухом закоулке, отгороженном от внешнего мира высоким дощатым забором, выкрашенным тёмной зелёной краской, какой у нас принято красить заборы всех государственных учреждений. Сквозь череду верхушек деревьев видна красная черепичная крыша и балкон с облупившейся голубой краской, заваленный снегом. К экипажу торопливо подошёл лакей и принял лошадей. Дама сошла с кареты и, пройдя по скрипучему снегу, поднялась на высокое крыльцо. Навстречу гостье шла хозяйка дома, радушно улыбаясь. Они поцеловались, едва прикоснувшись губами. Две подруги уселись в глубокие кресла. Они дружны были очень давно и уже научились читать мысли друг у друга. Тут почтмейстерша заметила, что сегодня свершилось нечто необычное, возбуждение её подруги обескуражило её совершенно. Она уж было подумала, не завёл ли себе полицмейстер новую любовницу. Обе они на миг растерялись, не зная кому из них нужно первой говорить.
   - Знаешь, моя дорогая подруга, какие я видела у жены председателя палаты новые сапожки - начала первой почтмейстерша - Ну просто страсть, моя мечта, волнение сердца. Такие уже носят в Петербурге, а уж заважничала она, не говорит, откуда они у неё. Как будто никто и не знает, что сапожки эти привёз её старый воздыхатель, начальник жандармерии. Он недавно приехал вместе с князем из столицы. Они оба ездили в столицу по делам губернии.
   - Так князь уже в городе - спросила гостья - значит, скоро князь должен дать бал.
   - Пока нет, задержался в соседней губернии. Уж и не знаю, что сказать на этот случай, будет ли давать он бал, каков князь, уж больно он строг. Как-то он поведёт себя в нашем обществе? А сапожки действительно хороши, муж обещал поговорить с сестрой, она живёт в Петербурге. С первой же оказией.... - - Ах моя дорогая подруга - перебила её гостья - Да если бы ты знала, какую я тебе сейчас новость привезла, ты бы точно забыла про свои сапожки. Такой, знаешь ли, случай, поверить невозможно - тут она даже взмахнула руками - Ну право, даже не знаю с чего тебе начинать рассказывать. Гостья уставилась на почтмейстершу и в растерянности замолчала.
   - Да что случилось у тебя, уж верно он завёл любовницу - сказала почтмейстерша.
   - Кто завёл любовницу?
   - Ну, как это кто, ведь ты же про своего толстунчика хочешь мне рассказать?
   - Нет, не то, здесь другое - растерянно произнесла гостья. - Но даже не знаю, с чего начать, вот ехала к тебе, всю дорогу только и думала о том, как я тебе буду рассказывать, а теперь вот совершенно растерялась, такой конфуз! Почтмейстерша, видя такой оборот, кинулась её успокаивать
   - Дорогая, успокойся, ну вот, ты даже побледнела! Начинай говорить с самого главного и всё получится! Гостья вздохнула, достала платок
   - Ну вот, я право, совсем растеряна! А началось, подруга, не вчера и не сегодня. Два дня назад я заметила, что мой толстунчик ходит какой-то совсем странный, сам с собой говорит, что никогда за ним не замечалось, при этом дважды он меня назвал Машей.
   - Ну вот, как я и думала! Он завёл себе любовницу! И ты не могла догадаться! Я уже давно слышала, что он строит куры сестре председателя палаты. Уж точно, приехала к нам, столичная штучка, дать нам всем фору! Строит из себя, а сама, ну, кошка, ободранная кошка. И одевается как, фи! Смотреть противно! Такое знаешь, руло...
   - Да какая любовница у моего толстунчика? Какое ему руло? Ведь у него только карты на уме и вино! Хотя про эту особу ты мне потом ещё рассказать должна, а сейчас я тебе такое расскажу, у тебя дух захватит! Она приблизила своё лицо ближе к почтмейстерше
   - Собрались у нас мужчины, думаю потом, зачем, в карты не играли и вино не пили, только всё шумели много о чём-то. Ну, утром я позвала лакея и велела всё ему рассказать, что он слышал, надавила на него. А он говорит, что хозяин получил какое-то, очень важное сообщение, в котором сообщается о каком-то, очень опасном разбойнике. Откуда письмо, так и не смогла от него добиться, сказал только, что часто упоминалось у мужчин фамилия Чичикова. И можешь ли ты представить, моя дорогая подруга, утром я нахожу в гостиной то самое письмо и в нём я узнаю, что разыскивается предводитель шайки разбойников и все его приметы. Прочитала я это письмо и ахнула, все приметы в письме сходятся на нём, на Чичикове. Я так растерялась, что мой толстунчик подумал, что я заболела, такой вид у меня был ужасный. И раньше, когда все говорили про какие-то мёртвые души и что он хочет украсть губернаторскую дочь, то я всё сомневалась. Что-то здесь не так, что-то он скрывает от всех нас. И про мёртвые души туману напустил, верно, хочет сбить всех нас с толку. И отпустили его так быстро, сразу видно, что подкупил всю жандармерию и имеет там своих сообщников. Уж если он и миллионщик, то разбогател он только от своих разбойных дел. Почтмейстерша сделала умное лицо и произнесла со значением
   - А наши то мужчины, каковы, а? Хоть бы один из них сказал об этом словечко. Пугают нас мёртвыми душами, навыдумывали невесть что, и только для того, чтобы мы не оказывали Чичикову должного внимания. А ведь выходит, что он герой! Нашим то, мужчинам! Куда до него! Почтмейстерше очень понравилось такое открытие. Она восторженно посмотрела на свою подругу. Уж верно, что все глупости на земле делаются с умным выражением лица!
   - Герой, герой, вот и я говорю, настоящий Ринальдо! Почтмейстерша тут же вспомнила, что Чичиков вёл себя на балу очень скромно, не играл в вист и мало пил вина. Всё это показывало на необычайную серьёзность его характера. А как он галантен с дамами! Какая у него обходительность! Верить же пьянице Ноздрёву совсем ни к чему. От него только разлад во всём обществе! Павлу Ивановичу же, было оказано слишком мало внимания с их стороны и всё из-за этой пустой девчонки, губернаторской дочки! Гостья предложила почтмейстерше о необходимости выведать у мужчин, что же они затевают против Чичикова. Её лакей говорил, что он слышал, как мужчины говорили о каком-то большом мешке. Это только подогрело дамское любопытство. Вскоре образовался славный женский союз. Были забыты все мелкие обиды и ссоры. Если бы мужчины знали, сколько внимательных глаз смотрят за ними отныне, сколько чутких красивых ушей ловят их голос! Полицмейстер даже не обратил внимания, на то, что его жена стала вдруг интересоваться всеми разбойными делами в губернии. Иногда в их разговоре проскальзывала и фамилия Чичикова, но он почему-то не придал этому никакого значения. Секретное сообщение прочли и в узком дамском кругу. Это ещё больше сблизило дам. Были предприняты самые активные меры и коварный план мужчин, заманить на бал Чичикова с помощью губернаторской дочки и затем схватить его там, стал известен и в дамском обществе.
   - Так они ещё и как приманку будут нас использовать! - крайне возмутились дамы.
   - Ничего, мы вам устроим весёлый бал! Вы у нас славно попляшете на этом балу! На утро город облетела новость о прибытии из столицы князя. Князь повёл себя довольно странно. Никого не принимал, разборок не учинял, балов не давал. Словом уединился, и казалось, забыл обо всём на свете.
   - К нам едет комиссия - забеспокоились отцы города. Со страхом многие ждали день грядущий! Как перед бурей, казалось, всё замерло. Что теперь с нами будет? Они опять впали в уныние. Только байбаки да тюрюки дремали спокойно в своих халатах. Не было такой ещё силы на земле, способной согнать их с диванов! Простой люд посмеивался в бороды
   - Будет вам! Отъели брюхо, и земли грешной видеть не можете через него! Разворошат ваш муравейник и поделом вам! Какой-нибудь зловредный купчишка, кому поборы жить не давали, от радости напьётся с друзьями, и просмеют они и полицмейстера и исправников и прокурора на все лады. Из генерал-губернаторской канцелярии пришло известие, о том что, князь намерен серьёзно заняться своим чиновным войском. Замеченные в воровстве, взятках и непорядочности в службе будут немедленно уволены после столичной разборки. Напротив же, старательные и добродетельные будут всячески поощряться. Для таких будет и награда и продвижение по службе. И всякий будет замечен в плохом или хорошем и всякий получит сполна по делам своим. И будет теперь караться неправда всякая, мздоимство и казнокрадство. И где-то в дальнем, пыльном и тёмном углу, среди всякого ненужного хлама, была, наконец, откопана и сама Добродетель. Вмиг всё изменилось: куда делась надменность? И деликатность такая появилась во всех поступках, и уж не натирал спину в передней проситель, а только дивился усердию чиновника. И пошла, пошла, гулять Добродетель, как гулящая девка по городу! Все вдруг стали добродетельны! И прокурор стал добродетелен и инспектор врачебной управы стал добродетелен и даже мелкий чиновник по переписыванию бумаг, на которого все обращали внимание лишь тогда, когда уж он слишком сильно чихнёт, и тот стал добродетелен! И как у молодого, ещё безусого выпускника-студента, одержимого безумной мечтой удивить отчизну своим небывалым рвением в службе, покорить сердца самых высоких сановников и даже, может быть и самого царя, проснулось в них давно утраченное чувство. И верно, ли, что уже и другие они стали? Истина ли проснулась в них, или же, подобно хамелеону изменились они? Князь только диву давался - Взяточники и воры, мошенники всех мастей а, поди, ж ты, ну хоть всем ордена раздавай! И уж засомневался он. Может и не всё так скверно? Может, и не все они так опустились и дошли до запретной черты? Может и прав, откупщик Муразов, что не все они потеряны? Но уж закрутилась государственная машина, и в скором времени сюда прибудут судьи, судьи неподкупные, равнодушные до всякого чина и звания, и Фемида отвесит на своих весах каждому по делам его. Так думал князь, вышагивая в вечернем полумраке по своему кабинету. И только приезжий купец средней руки, из далёких краёв, невесть как попавший в этот город со своим товаром, всё везде ходил и везде всему удивлялся
   - Ну кто мне поверит, что так можно жить? Сколько я по Руси объездил, земли, сколько перемерял ногами и колёсами, а такое не видывал! И почешет он свою бороду, задумавшись, да не найдя всему ответа, махнёт рукой.
  
  
   КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА.
   Мёртвые души.
  
   Глава 1. Том 3.
   Бесконечно однообразно и скучно тянулись дни у Манилова. Всё также просыпался он, когда солнце уже жгло немилосердно, проснувшись же, ещё лежал он, около часа не шевелясь и не о чём не думая и только лишь хлопая глазами. Потом он спускал ноги на пол и дёргал за шнурок колокольчика. Приходил лакей, надевал своему барину на ноги мягкие и тёплые шлёпанцы с розовыми кисточками и уходил. Манилов сидел на кровати и сонно глядел в окно напротив. Мысли вяло путались у него в голове, иногда прерываясь и переходя в какую-то пустоту. Потом природа видимо брала своё, он начинал просыпаться и уже вспоминал, что он видел в окно минувшим днём. Но вот снова приходил лакей и уходил, видя, что хозяин ещё не покачивает ножкой: это значило, что барин ещё не готов к надеванию халата. Иногда лакей забывал вовремя подойти для надевания на барина халата и устав покачивать ножкой, Манилов опять закрывал глаза, погружаясь в сладкую дремоту. Но, слава богу, появлялся лакей с медным тазом для умывания, помогал барину промыть глаза и надевал на него халат. После умывания Манилов терпеливо ждал, когда подадут ему чай, после которого жизнь наконец-то начинала входить во все его члены, и он окончательно просыпался. Ещё с вечера, почищенная лакеем пенковая трубка ждала своего хозяина, он раскуривал её и шёл к окну. Если бы Манилова вдруг кто-нибудь спросил, счастлив ли он в этой жизни и что значит для него счастье, то весьма сомнительно, что он ответил бы на этот вопрос. Жизнь для него как-то притупилась, потеряла все свои острые углы, словно и сама она не могла проснуться. Да разве не счастье прожить свою жизнь в полудрёме, без потрясений и душевной боли, спать, сколько хочешь, есть, сколько хочешь, и рассуждать только о самых приятных вещах и происшествиях? Это писатели, эти странные люди, всю свою жизнь живут рядом со своими героями, мучаются и переживают за них, даже если они становятся у них подлецами и мошенниками, и всё равно, любят их и беспокоятся за них. У Манилова же, никогда не было душевных переживаний, не горел он и желанием поработать, и если бы кто отважился сказать ему, что он байбак, каких свет ещё не видел, то уж верно бы он не обиделся. Но, нельзя сказать, что Манилов не работал вовсе, ведь он по утрам всё-таки решал важные хозяйственные вопросы. Вот и сейчас пришёл приказчик, и они вдвоём около часу обсуждали всякие житейские дела. Приказчик говорил Манилову, что хорошо бы выкосить нынче пустошь, что находится сразу за прудом, а то очень много травы ушло под снег в прошлом году. Манилов тотчас же соглашался с приказчиком, что это было бы хорошо и приятно во всех отношениях - говорил он приказчику, и он бы непременно приехал на беговых дрожках, чтобы погулять по скошенному лугу. Приказчик при этом смотрел в окно, и Манилов тоже смотрел в окно. В нечёсаных волосах приказчика застрял пух от подушек и ещё какая-то дрянь, он зевал в кулак, при этом маленькие глазки прикрывались, и опухшее лицо его начинало походить на перезрелую тыкву. Приказчик вспомнил, как в прошлом году загорелось зерно в амбаре, потому, что бездельники мужики не просушили амбары летом, и хорошо бы было, если бы не забыть об этом снова. Манилов опять соглашался с таким предложением, что это было бы очень славно и что у него такой умный и заботливый приказчик. Приказчик опять смотрел в окно, зевал и чесал затылок. Манилов же, сопел своей трубкой и пускал дым во все стороны. Потом приказчик сказал, что надо бы загородить загон у конюшни и что для этого уже были приготовлены столбы и жерди, да воры и пьяницы мужики растащили их по своим домам, чтобы топить свои печи. На это Манилов справедливо заметил, что печи топить, это очень хорошо и славно и загородить загон у конюшни это тоже хорошо. А вот, что воры и пьяницы мужики утащили столбы и жерди, чтобы топить свои печи, то это вроде как, и не совсем хорошо, уж лучше бы они тащили из его лесу, а не из его конюшни. Наконец-то все хозяйственные дела были улажены, и приказчик удалился, сказав, что он идёт проследить, как мужики готовятся к посевной. Манилов же, стоя перед окном, видел, как приказчик поворотил не к конюшне, а, обогнувши хлебный амбар, чтобы его не увидел из окна барин, дробной рысью пустился к дому на другом конце улицы, где вот уже второй год, как загостился у своей сестры подьячий Аполинарий Абрамович Сапожков. Манилов редко ходил по своей деревне, и на то у него были свои причины. То он увидит, как несколько баб сойдутся посреди улицы и крики, визг и брань их пугали его несказанно. То неожиданно из какого-нибудь переулка вывалится пьяный мужик и, дохнув сивушным перегаром на перепуганного насмерть барина, несвязанно ворча что-то, поспешит удалиться прочь. Он всё больше проводил время в одиночестве, бродя без цели по роще, иногда часами стоял у окна, курил и мечтал. О чём он думал в это время, о чём мечтал, одному богу известно. Иногда во время этих мечтаний улыбка трогала его полные губы, он кивал головой, видимо с кем-то соглашаясь, откладывал трубку в сторону и спешил в комнаты, чтобы сообщить душеньке свои новые мысли. Впрочем, доходил он до неё очень редко, на половине дороги у него вдруг возникали другие соображения, и Манилов поворачивал снова к окну. И с недавних пор пристрастился он слушать пение весельчака-соловья, бог весть, каким ветром, занесённым в его берёзовую рощу. Слушая вечерами разудалую соловьиную трель, Манилов предавался возвышенным любовным мечтаниям. Надо сказать, по природе своей, Манилов не был Дон Жуаном. Не было в нём той резвости и прыткости в любовных делах, какой могут похвастать городские щёголи или падкие на любовные подвиги гусары. Здесь в своих мечтах он больше походил на дремлющего, на солнце сытого кота, вокруг которого, мурлыча, крутились молоденькие кошки. Но разбойник соловей не желал петь свои песни долго и улетал по своим птичьим делам, оставляя Манилова одного со своими мыслями. Однажды вечером, когда раскалённое светило наконец-то спряталось за синюю кромку бора и прохлада начала обнимать своими нежными руками всё вокруг, Манилов по обыкновению, курил трубку у окна. Соловей разошёлся не на шутку. Казалось, что он решил сегодня дать всем певчим птичкам фору. Он превзошёл сегодня самого себя. Какая-то птаха робко подключилась со своим щебетом к непревзойдённому музыканту и изумительная музыка звучала в берёзовой роще. Манилова же завлекла не красота и душевность соловьиной музыки, а сам процесс исполнения её. Он всё силился понять, как это соловей выводит ту или иную ноту и одинаковые ли поёт он песни или же придумывает их всякий раз во время своего пения. Впору бы свихнуться от таких навязчивых мыслей, но только не Манилову. Он, было, вздумал потягаться с соловьём, но из горла вырывались только глухие, хриплые звуки, похожие на хрип старого, уже ни на что не годного петуха, да сочные причмокивания губами. Манилов испуганно оглянулся: не слышал ли его кто, зачем-то на цыпочках подошёл к двери и послушал, но за дверью всё было покойно. Видимо под воздействием чудодейственной соловьиной музыки Манилов решился на самый значимый, и быть может самый отчаянный в своей жизни поступок. Он решил позвать к окну свою душеньку и испросить у неё совета и даже, о боже, несколько поспорить с нею о предметах пения деревенского соловья! Но отчаянному поступку не суждено было сбыться! Вдруг раздался гром подъехавшей коляски, и он увидел в открытое окно, как соскочивший с козел жандарм, придерживая свою саблю, похожую на огромную селёдку, отворил дверцу коляски и из неё вышел с чёрными, как смоль усами и отвислым брюшком капитан-исправник. Исправник потянулся, разминая уставшие свои члены, затем снял свой офицерский картуз и, насупив брови, грозно крикнул, подбежавшему к экипажу дворовому бездельнику, коих всегда было в избытке у Манилова - Где хозяин имения?! Позвать ко мне! Немедля! С испугу Манилову показалось, что соловей в роще в этот момент начал заикаться: в горле у соловья что-то спуталось, захрипело, словно сломался в нём какой-то очень важный механизм, он совершенно запутался в своих нотах и замолчал. У Манилова затряслись руки, и он выронил свою пенковую трубку, обгадивши золою свои новые канифасовые панталоны. Он хотел, было быстрее идти в комнаты к своей душеньке, чтобы узнать у неё, что же произошло и отчего такой шум. Но она уже сама стояла в дверях и своим прелестным голоском ворковала
   - Сладкий мой, ты знаешь, кажется, к нам приехал в гости генерал Филимонов, с которым мы познакомились на прошлом балу! Скажи мне, душечка ты моя, может нам просить Прошку, чтобы он накрыл нам столик не в гостиной, а в беседке у берёз? Что ты об этом думаешь, персик ты мой? Там всё так чудесно, соловей поёт и всё так романтично! Тут персик открыл, было, свой ротик, пытаясь возразить своей душеньке, но вбежавший дворовый малый сказал, что прибыл какой-то очень грозный генерал и требует хозяина к себе немедля. Придерживая полы своего халата, Манилов торопливо сошёл с крыльца. Исправник надел на голову свой картуз и, сделавши лицо важным, надутым, строго спросил
   - Вы хозяин имения, господин Манилов?
   - Да, то есть, нет. Я хотел бы сказать, что мы вместе с душенькой - начал, было, Манилов.
   - Та-ак, значит Манилов? - протянул капитан-исправник.
   - Совершенно верно, Манилов - отвечал совершенно оробевший Манилов. Исправник осмотрел помещика с головы до ног, тихо хмыкнул.
   - Господин Манилов, я выполняю приказ начальника управления полиции, по которому мне предписано оповестить всех помещиков о том, что в губернии завелась шайка разбойников, наносящих вред всем благопристойным гражданам губернии.
   - Покорнейше благодарю вас за такое известие! Так приятно слышать новости от человека умного и знающего все тонкости своего дела - отвечал исправнику Манилов.
   - Незачем благодарить, известие не из приятных.
   - Зато, как приятно беседовать с умным человеком, тем более с офицером! Исправник потянул своей шеей, словно гусь
   - Должен предупредить вас, господин Манилов. По губернии разъезжает осведомитель разбойников, представляясь, то чиновником по особым поручениям, то военным, а то путешественником. Входя в доверие к помещику, он выведывает у того степень его благосостояния, расположение комнат в доме и где хранятся у помещика ценности. Сообщник у разбойников хорошо вооружён, поэтому я настоятельно советую вам не оказывать ему сопротивления, во избежание кровопролития. Манилов пожевал губами, речь офицера, однако, его обескуражила
   - И кто же этот молодой человек и что о нём вам известно? - робко спросил он.
   - Кое-что о сообщнике разбойников нам уже известно и не только о нём одном - отвечал исправник. - У нас имеются сведения, что разбойник собой не то чтобы толст, но и не то чтобы тонок. Не то, чтобы стар, но и не так, чтобы и молод. Бороду бреет, но может носить и накладные усы. Может заговорить и как француз, словом приятный и воспитанный с виду человек.
   - Хорошо иметь дело с приятными и культурными людьми - сказал Манилов - вот и я недавно познакомился с таким....
   - Но господин Манилов - перебил его исправник - приятный он может оказаться только по верхней своей наружности, а внутри же он каналья и мошенник, каких и свет не видывал. К тому же может и запросто убить, ежели ему сопротивляться. Манилов испуганно оглянулся.
   - Ко мне приезжают люди исключительно благопристойные и воспитанные во всех отношениях, господин офицер - заговорил Манилов, перейдя, почему-то на шёпот. - Вот и не так давно у меня был гость, херсонский помещик Павел Иванович Чичиков, ну исключительно милый человек, такой, знаете ли, приятный, даже моим малым деткам очень понравился; пообещал привезти им в следующий раз подарки: саблю Фемистоклюсу и меньшому моему, Алкиду, барабан. Такой он славный человек! Моя душенька от него была просто без ума, такой, знаете ли, восторг! Праздник души! В избытке чувств Манилов широко развёл руками. На лице его благоухал медовый нектар. Обворожённый, так ловко сказанной им фразой он на секунду задумался.
   - Вот на этого вашего славного гостя - вывел из задумчивости Манилова исправник - и имеются у нас подозрения, что он с разбойниками заодно.
   - Как это? - отшатнулся Манилов, словно его окатили ушатом холодной воды, - такой обходительный, даже не захотел первый в комнату войти, у меня к хозяину дома, говорит, особое всегда почтение.
   - Вот его то вам и следует остерегаться, всё может и подтвердиться, что он с разбойниками водится, а впрочем, я думаю, он и есть главный разбойник - неожиданно заключил исправник.
   - Настоятельно рекомендую вам, господин Манилов, в случае встречи с этим Чичиковым, не подавать виду, что вам о нём что-то известно, как о разбойнике. Это его может насторожить, и он может немедленно принять меры по отношению к вам. Вам рекомендуется ему ни в чём не отказывать, будьте с ним внимательны и обходительны, словом, будьте как никогда любезны. И это всё очень серьёзно, так серьёзно, что может спасти вас от посягательства на вашу жизнь разбойником. Как только разбойник съедет от вас - продолжал исправник - то вы, господин Манилов, должны немедленно выслать гонца с сообщением в полицию, куда он направился далее. Манилов согласно тряс головой. В голове у него уже начинала закипать каша: какие-то обрывки мыслей неслись вскачь, напропалую, и он уже слушал исправника совершенно рассеянно, невпопад отвечая на его вопросы. Исправник сказал, что того, кто поможет поймать разбойника, ждёт немалая награда. На что Манилов ответил
   - Вы совершенно правы, господин офицер. Чичикова непременно надо наградить, потому что, он уважаемый, культурный и просвещённый человек и таких, как Павел Иванович, трудно найти даже во всей просвещённой Европе. Спохватившись, однако, он начал приглашать исправника с жандармами в дом, выпить с дороги чаю, но исправник, сославшись на то, что ему надо затемно успеть доехать до имения брата, вежливо отказался и пошёл с жандармами к экипажу. Подойдя к экипажу, он, обернувшись, сказал Манилову
   - Помните, что вам я говорил, господин Манилов, и будьте осторожны! Манилов поклонился слегка, исправник же, севши в коляску, сказал жандарму
   - Трогай братец! И экипаж поехал по пыльной дороге.
   - Счастливой вам дороги! - крикнул вдогонку, опомнившись, Манилов. И долго он ещё стоял с приоткрытым ртом и поднятой рукой, забывши помахать ею вослед незваным гостям. Но вот уж и клубы пыли рассеялись и уж не видать и самого экипажа, а он всё стоял с поднятой рукой, смотрел куда-то вдаль и думал. Что вот хорошо бы было, если всех разбойников на земле одеть в такие вот мундиры, как у этих славных ребят, да посадить их всех в экипажи и чтобы они скакали бы по всей земле и не давали бы никому воровать. Но тут его мысль натолкнулась на Чичикова, и он недоумённо повёл головой - Павел Иванович и есть предводитель шайки разбойников? И что бы всё это значило? В роще снова защёлкал соловей и, улыбнувшись своей какой-то новой мысли, Манилов поспешил в дом. Он решил пригласить душеньку в беседку и рассказать ей, с каким славным исправником он только что беседовал. Войдя же в дом, он вдруг обнаружил пропажу своей пенковой трубки, зачем-то посмотрел в окно, затем долго искал трубку и, найдя её под комодом у окна, облегчённо вздохнул.
   - Надо сказать душеньке, что Павла Ивановича, за что-то не любит капитан-исправник - подумал Манилов - и что он думает о нём, как о разбойнике. Мысли его, однако, тут же перешли в другое направление, ему вдруг захотелось иметь вокруг своего дома большую берёзовую рощу, нежели несколько низкорослых его берёз, и чтобы среди густых сиреневых кустов стояли бы беседки со столиками. Вечерами в беседках сидели бы гости и пили чай, слушая при этом пение соловья. А ещё, хорошо бы, пригласить музыкантов и гости бы кружились в танце и всегда были бы довольны вечерами у Манилова. Потом в голове у Манилова возник Чичиков, с ним какие-то мёртвые души, потом он вдруг вспомнил, как на похоронах прокурора он познакомился с предобрейшим человеком, помещиком Храпиным, у которого мужики построили такую чудную колокольню, что, ежели взобраться на неё, то можно увидеть и сам Петербург. Потом в голове его вихрем пронеслись экипажи, полные разбойников, с ними почему-то сидел улыбающийся Чичиков, и далее, на протяжении всего оставшегося вечера в голове его крутилась бешеная карусель, то, замедляя свой ход, переходя в неспешный сумбур, в котором не мог разобраться и сам Манилов, то, вновь набирая обороты. Воображение его уже залезло в такие непроходимые дебри, что и медведю не выбраться! Он решил, что, как только вновь встретится с Павлом Ивановичем, то непременно расскажет ему про то, как он беседовал с исправником, и что тот говорил ему про Чичикова, что будто бы Павел Иванович и есть.... Тут Манилов не на шутку испугался этой своей затеи. - Ну, уж, нет - подумал он - уж лучше будет, если об этом Павлу Ивановичу скажет душенька. Ведь она всегда так ласково говорит, что, и Павел Иванович не обидится, что его приняли все за разбойника. Довольный таким своим решением, он раскурил свою трубку и опять подошёл к окну. Жизнь снова потекла неспешно и лениво, как речка Соня, что начинается где-то у захолустного городишки Синюхинска, где шла самая бойкая торговля вином во всей губернии. Речка эта, однако, не поленилась сделать порядочный крюк по земле, лишь бы доставить удовольствие Манилову; приехать иногда к ней на своих дрожках и побродить по её берегу, да поглазеть на своих мужиков, тянувших бредень. Но не будем более тревожить байбака, вернёмся мы к нашему главному герою! Подобно побитому псу сидел он в своей деревеньке, зализывая свои раны. Рана на голове Чичикова оказалась очень серьёзной: рыжебородый разбойник едва не убил нашего героя. Но живуч дорожный странник и крепок ещё его посох! Как только Чичиков завалился набок в кибитке с разбитой головой и пошёл тогда грабёж среди белого дня. Из кибитки на снег летело всё, что там было, и сабля, и шкатулка и чемодан. Если верить Петрушке, то коней не дал увести Селифан. Он схватил огромную сосновую палку и не подпустил к коням никого, крича так, что за версту все птицы разлетелись от его крика. И что бы с ним было, видимо лежать бы ему на снегу неживым. Как вдруг показался экипаж, запряжённый тройкой гнедых лошадей, и тут же сухо треснул выстрел, следом другой выстрел. Разбойники кинулись к густому ельнику, унося с собой поживу. Гнедые лошади остановились у поваленной ели, и из экипажа вышел хромой мужчина, без шапки, офицерская шинель нараспашку. В руках мужчина держал два дымящихся пистолета. От Петрушки он ничего внятного не услышал, тот только от испуга разевал рот и таращил глаза. Разгорячённый же Селифан погрозил палкой вослед разбойничьей ватаге и, наконец, сбивчиво объяснил хромому барину, что хозяин его сколеской советник и что вино у хозяйки деревни оказалось кислым, однако в голову бьёт отменно и что, они бы ещё гостили, да барин что-то заторопился. Потом, сообразив, однако, что он несет, что не надо, схватил снова палку и кричал в сторону, растворившейся в густом ельнике, разбойничьей ватаге
   - Коней моих захотели, дармоеды! Да я вам всем рёбра переломаю! Тут он бросил свою палку, увидев, как Чичиков, с окровавленной головой вывалился из повозки.
   - Павел Иванович! Матерь божья! Да ведь он весь в крови! Они подхватили упавшего в снег Чичикова. Хромой офицер крикнул своему лакею, чтобы он быстрее принёс из экипажа полотенце. Чичиков застонал от дикой боли, когда незнакомец начал промывать ему рану водкой. Ему завязали голову полотенцем и усадили в чужой экипаж.
   - Я хозяин имения, откуда вы, только что едете, отставной поручик Свистун-Пятка, и я предлагаю вам вернуться в мою деревню. Но Чичиков в ответ замахал руками
   - Благодарю вас, покорно - невнятно пробормотал он. Чичиков, только сейчас полностью осознал, в какую беду он попал. Голову саднило нещадно, лес качался у него перед глазами, но он ещё храбрился
   - Мы доедем до дома, не стоит беспокоиться и до моей деревни не так далеко. Хромой поручик, расспросив Селифана, где они живут, воскликнул
   - Да это полчаса езды, ежели хорошо погонять! Он наотрез отказался оставлять Чичикова одного, велел развернуть свой экипаж. В его экипаж усадили стенающего от боли Чичикова и кони его, подобно ветру вырвались из лесной глуши и помчались по чистому полю. Селифан с Петрушкой безнадёжно отстали. Черти ли сидели на гривах этих коней, но в течение получаса бешеной скачки, вдали показалась деревушка Чичикова. За время езды Чичиков не мог разговаривать, голова у него кружилась, его тошнило. Он не помнил, как его вывели из экипажа, завели в дом и уложили в кровать. Кухарка, охая и ахая, послала свою девчонку за лекарем. Поручик, видя в какое состояние вошёл Чичиков, обещал к утру прислать своего лекаря и, не попрощавшись, уехал. Во дворе быстро собралась вся деревня. Мужики негромко переговаривались, бабы начали завывать, за что мужики тут же на них зашикали, дабы не кликали они беду. Ночью состояние Чичикова ухудшилось. Он то открывал глаза и просил пить, то впадал в полубессознательное состояние, стонал, засыпая. У кровати его неотлучно сидели кухарка с девчонкой, лекарь и новый приказчик, присланный Костанжогло. Лекарь бессильно разводил руками, призывая в помощь бога, чем сильнее ещё беспокоил всех. На рассвете Чичиков начал бредить. И привиделось ему, что летит он как птица по длинному и тёмному тоннелю, в конце которого сверкал ослепительный свет. Он летит по тоннелю, а его зовут и манят к себе странные люди в белых одеждах. Страшно мечется он и всё сильнее ему хочется к свету, но вот он свет, но так слепит он его. Так нестерпимо жжёт его тело, что нет мочи ему лететь дальше, и летит он назад к тоннелю, где темнота и сырость земли, где зовут его и манят к себе странные люди в белых одеждах. Чичиков открыл глаза. Над ним стояли люди, много людей. Костанжогло с Платоновым, Воскресенский с каким-то бородатым старцем, похожим на Николу Угодника, с ласковыми и слезящимися глазами. Позади их стояли его мужики и бабы, крестясь и шепча молитвы. Толстомордый Ярб протиснулся сквозь толпу людей и лизнул своим тёплым и шершавым языком Чичикова по щеке. Платонов отогнал собаку, и все разом заговорили
   - Слава тебе господи! Павел Иванович! Хозяин ты наш! Ты нас не оставил! Как же ты перепугал нас всех! Ну, кажется, теперь беда миновала нас всех, очнулся кормилец! Бабы подняли вой, мужики дружно зашикали на них, предлагая, вообще всех баб вывести на улицу. Чичиков был сердечно, тронут такой искренней заботой о нём, это его приободрило, он улыбнулся всем. Попытался поднять руку и что-то сказать, но слабость цепко держала его в своих объятиях, и он лишь благодарно на всех посмотрел. Лекарь, с обликом Николы Угодника, тотчас велел всем выйти из комнаты
   - Покой, вот первое лекарство, что дал нам всем господь - негромко сказал он, когда все вышли из комнаты. - Человек быстро старится и слабеет, когда живёт беспутной и беспокойной жизнью и болезнь тогда ему очень трудно одолеть. Покой, и только покой, вот что ему сейчас необходимо! Чичиков слушал негромкую речь старца, в голове его шумело, он боялся заснуть. Лекарь дал ему выпить что-то очень горькое
   - Это хорошо, это ничего, можно теперь и поспать - словно читал мысли он Чичикова. - Слава богу! Страшное уже позади. Благодарите своего приказчика и Константина Фёдоровича, о вас позаботились. Лекарь ваш теперь знает, что делать ему дальше, будьте покойны. Ничто вас не должно беспокоить. Спокойная речь старца, как гипноз успокоила Чичикова. Он проспал ещё несколько часов, проснувшись, он узнал, что Костанжогло и Воскресенский уехали, пожелав ему скорого выздоровления. Лекарь оказался прав, голова у Чичикова меньше стала кружиться, но слабость не проходила. Чичиков лежал, не двигаясь, вспоминал день, когда с ним это всё произошло.
   - Кто я на этой земле? Одинокий чёлн, среди ревущего океана жизни? Или песчинка в пустыне, носимая ветром куда угодно ему? Почему богу было угодно провести его краем пропасти, бездны, где начинается пустота, небытие? Он подумал и о своих ещё не родившихся детках и о второй половине семьи, ещё существующей только в мечтах, миловидной и тихой женщине.
   - Несчастный я человек, холостяк, дом есть, а семьи у меня нет. Стоило разбойнику приложить больше силы, и не было бы будущего отца семейства. Некому было бы приходить к нему на могилу. Некому поправить крест и ограду и помянуть добрым словом отца семейства, его опоры и надёжды. Чичикову вдруг стало жалко ещё не родившихся его детей. Он разволновался, расчувствовался, у него сделались влажными глаза. Рядом с ним сидела девчонка, которую он назначил стеречь кладовые. Она сидела, тихо шмыгая носиком и, словно, угадав желание своего хозяина, подала ему воду.
   - Смышлёная девчонка - подумал Чичиков - надо бы привезти ей что-нибудь из города. Он заснул вновь. Прошло три дня. Чичиков заметно осунулся, он вяло ел, иногда стоял у окна. В окно был виден не достроенный Хлобуевым новый дом.
   - А у него губа не дура - подумал Чичиков - какие хоромы затеял строить, а сам кругом в долгах. Лёжа на кровати, Чичиков велел позвать к нему Селифана. Селифан пришёл довольно быстро, слышно было, как он разговаривал с девчонкой в коридоре, гремел своими сапогами.
   - Желаю здравствовать, барин - наконец появился он в дверях. - Звали, Павел Иванович?
   - Расскажи мне Селифан, что унесли разбойники тогда в лесу. Селифан сбивчиво начал рассказывать, при этом, он не забыл рассказать и о хромом барине и как этот офицер вёз его домой.
   - Ты это подожди, об этом потом скажешь, что унесли, говорю? Шкатулка цела?
   - Цела, Павел Иванович, цела, да как бы и я...
   - А бумаги? Бумаги где?
   - У кухарки сушатся на кухне, Павел Иванович, разбойники ногами по ним топтались. Чичиков почувствовал, как сердце его легче стало биться, он слегка лишь ругнул Селифана
   - Ах ты, дурачина, говоришь, что шкатулка моя цела, а бумаги ты, чай, по всему лесу ползал и собирал? Оказалось, что разбойники открыли, таки заветную шкатулку, но денег там не оказалось. Чичиков предусмотрительно переложил их в потайной карман фрака ещё у Свистун-Пятки, перед тем, как напиться до беспамятства. Шкатулку разбойники забыли в снегу, бумаги, же разлетелись вокруг. Из кибитки все вещи были унесены. Пропала старая сабля, так и не сделавши героем своего хозяина, только что купленная Чичиковым шуба, чемодан.
   - Прямо наваждение какое-то - подумал Чичиков - я снова лишился нового фрака. И действительно: новый фрак наваринского пламени с искрой и дымом пропал безвозвратно, растаял, как дым в небе. Вероятно теперь, главарь разбойников ходит в моём фраке среди своих работников ножа и топора, но нет, подумал Чичиков, да на такую каланчу и двух моих фраков, пожалуй, не хватит. Чичиков чертыхнулся с досады.
   - Надо бы поблагодарить этого поручика за их спасение, да только не всё здесь мне ясно, странность какая-то.
   - А скажи-ка мне Селифан, лошади у того помещика в лесу, в каком виде были, ты не заметил?
   - Лошади у их благородия, что надо были, ходкие лошадки, огонь и ветер. Наш то, чубарый, ни с одной из них не потягался бы. Одно название, что конь, панталонник он немецкий! Я и сейчас вам прямо скажу Павел Иванович, менять его надо, потому что он каналья....
   - Да я не о том - поморщился Чичиков. - Пар от лошадей шёл? Взмылённые лошади были или же...
   - Известное дело, Павел Иванович, как же я к лошадям не подойду? Первое дело о скотине беспокоиться мужику. Однако застоялые были.
   - Застоялые, говоришь? А ты ничего не перепутал?
   - Как можно, Павел Иванович, нешто я лошадей не понимаю? Стоялые были кони - твердил своё Селифан.
   - Ну ладно, ступай к себе. Селифан пошёл к двери.
   - Подожди! Говорят, ты не сплоховал в лесу, когда разбойники лошадей моих хотели увести? Чичиков достал деньги из фрака
   - Возьми вот, выпей за здоровье своего барина. Селифан завеселел, при виде денег
   - Премного вам благодарен, Павел Иванович, как не выпить за ваше здоровье, уж будьте покойны, выпьем, да так, чтобы вся хворь из вас быстрей вышла. Селифан начал кланяться.
   - Иди, иди же, голова болит - Чичиков махнул на него рукой. Селифан вышел.
   - Застоялые, значит - подумал Чичиков. И кухарке моей, этот хромой офицер не понравился очень, а ведь он, выходит спас меня от погибели. И лекаря не прислал, а обещал твёрдо. Измучившись сомнениями, Чичиков прилёг на кровать. Друзья познаются в беде - рассуждал он. - Вот Костанжогло и Воскресенский, кстати, Воскресенский хороший человек, хоть он и якобинец. И лекаря мне привезли, и помощь обещали на посевную. Отнеслись ко мне по человечески, с открытой душой. Чичиков собрал все свои бумаги, принёс шкатулку. Деньги тут же перекочевали из кармана фрака в потайной ящичек. Он внимательно пересмотрел все свои бумаги, в руки ему попалась записка, полученная им от неизвестной дамы перед балом. Чичиков повертел её в руках, хотел выбросить, но передумал.
   - Кто же была сочинительница? Его очень огорчило, что исчез новый фрак наваринского пламени с дымом и искрою и ещё новая шуба.
   - Оставили нагишом, собаки - сокрушался Чичиков. Куш, однако, что он должен был получить за купленные у помещицы мёртвые души, должен превысить все его потери. К Чичикову пришло хорошее настроение, он решил, не откладывая заняться хозяйственными делами: весна была не за горами. Он позвал приказчика, и они долго обсуждали весь ход дел в деревне. Приказчик оказался расторопный малый, сам не сидел сиднем и мужикам покоя не давал. Завёл за правило, собираться с мужиками у конюшни, лишь, солнце ещё только начинало высвечивать верхушки дальнего леса, и также, не взирая на непогоду. Каждый получал наставления, за каждым он успевал приглядеть. Полным ходом шли дела в хозяйстве, и если уж чего не доставало, приказчик мчался к Костанжогло, получал помощь и словом и делом. Костанжогло выделил, как и обещал семена для будущей посевной, обещал помощь и с перевозкой. Воскресенский прислал к Чичикову своего кузнеца и теперь по деревне гулял весёлый перезвон молотка с наковальней. Приказчик приглядел в деревне малого, что крутился постоянно в кузнице и определил его в ученики к кузнецу. Приказчик сновал тут и там, заставляя весь механизм работ работать без сбоев. Чичиков задался целью оставить его в своей деревне навсегда. Для этого он велел начинать заготовку строевого леса, с тем, чтобы после посевных работ начать строить дом для приказчика. - Будет у него свой дом и прирастёт он корнями к этому сельцу - так раздумывал Чичиков. Чичиков заметил, что вести деревенское хозяйство вовсе не скучное занятие, скорее наоборот, прав оказался Костанжогло, скучать в деревне некогда. Вскоре Чичиков начал забывать и о разбитой голове и о встрече с разбойниками, он целиком ушёл в хозяйственные дела. Как-то утром, рассматривая себя в зеркале, заметил, что он заметно посвежел и похорошел, румянец стал заливать его щёки. Здоровый деревенский быт пошёл ему явно на пользу. - Каков мордашка - похвалил он себя - да мы ещё повоюем, мы ещё поездим по Руси матушке! Он решил наведаться в город: надо было сшить новый фрак, раздобыть саблю и не плохо бы было, заиметь и пару пистолетов. Также было необходимо не затягивать оформление купчих крепостей
   - Куй железо - приговаривал Чичиков. Его опять поманила к себе дорога. Пока Чичиков занимался хозяйственными делами, он постоянно ощущал, что ему что-то постоянно не хватает. Когда, ложась спать, после долгой дороги, он закрывал глаза и обочина дороги, пролетающие мимо столбы и деревья, кабаки и постоялые дворы вдоль дороги, тянулись нескончаемой, то ярко раскрашенной, то унылой серой вереницей. Пыль дорог, крики ямщиков и форейторов, стаи вспугнутых птиц и мелькавшая вдали гладь озёр вот что ему не хватало! В спокойной деревенской жизни всё это пропадало. Он ложился спать и словно проваливался в яму. Не тянулась нескончаемой лентой дорога, избитая копытами лошадей. Не мелькали перед окном его экипажа тени придорожных кустов и деревьев. Манит путника дорога, как бескрайняя степь зовёт к себе охотника, как заядлого рыбака тихие зори над спящей рекой. Русь! Великая и необъяснимая! Звон колоколов несётся над твоими бескрайними просторами, над серыми лентами дорог, изрезавших тело твоё. Над золотом хлебов твоих полей, над дремучей сумрачностью лесов и зеркальной гладью озёр. Чудные звуки то пугают из темноты леса, то ласкают слух тихим рокотом волн, то криком журавлей вознесут твою душу в самое поднебесье. Русь! Необъятная страна! В пёстрой, разноликой толпе государств нет тебе равных! Серебряными блюдами своих озёр глядит она в небо, и бог глядит на неё сверху и дивится своему созданию. Кто подвинул его создать такую дивную землю? Кто дал ему такое вдохновение, какая неземная сила вселилась в него, чтобы он указал своим властным перстом - Вот она земля! И только здесь её место! Какие дивные места открываются взору вновь и вновь, заставляя биться сердце всё сильнее и сильнее! Какие новые горизонты открываются перед взором путника. Какие чудесные восходы и закаты встречает он в пути. Кружит ли в небесной синеве над бескрайней далью степи тощий стервятник гриф, медленно и величаво течёт река, поросшая по берегам кустарником. Тёмной стеной встаёт перед путником лес, полный всякого зверя и птицы и нескончаемой нитью тянется дорога. Какие новые лица, какие характеры, пороки и добродетель ждут путника в каждом селе, на каждой станции! Какие новые всплески страстей дарит она ему! Но не только дорога манила нашего героя: золотой телец, как птица феникс возрождался из мёртвых человеческих душ, блистал вдали холодным золотым блеском и не давал ему покоя. Чичиков изрядно поистратился, поэтому сейчас он обдумывал план, у кого бы ему занять приличную сумму денег. Костанжогло ему не хотелось об этом просить, равно как и Воскресенского. Чичикова немного смутила их бескорыстная забота, когда он был беспомощным.
   - У Платонова, вот кто мне поможет и тут, же Чичиков вспомнил про Манилова. Вот к кому надо непременно наведаться! К Манилову! У Чичикова появилась жажда деятельности, дела в хозяйстве пошли на поправку и до посевных работ необходимо посетить нескольких помещиков. Также уладить все текущие дела в гражданской палате. Чичиков послал девчонку за Селифаном, а сам занялся своим гардеробом. Через некоторое время появился Селифан. Чичиков глянул на своего кучера и с содроганием поморщился
   - Что, рожа? За лошадями нужно глядеть, а не в шинок бегать! Небось, всё сносил в шинок?
   - Так смотрим, Павел Иванович, нешто я лошадей не блюду? Всё как есть, во всём порядок. Селифан поскрёб свою бороду - Вот бы, Павел Иванович, взять и сменять, я к тому, что, чубарый, конь ну совсем не конь, а чисто подлец получается. Такой пакостный конь, одни расстройства от него случаются.
   - Опять ты за своё принялся? Чичиков начал закипать. - Чем он тебе так досадил? Прямо сейчас начну об этом голову ломать! А то возьму и помчусь на ярмарку, чтобы избавиться от коня? Как случится хорошее предложение, тогда и буду думать. Скажи Петрушке, чтобы приготовился, завтра рано выезжаем. Ступай, занимайся делом. Селифан вышел.
   - И кто же была сочинительница записки? - вдруг подумал Чичиков. - Как бы мне это выяснить! Он улыбнулся про себя, отметив, что он уже всерьёз этим заинтересовался.
  
   Глава 2
  
   По раскалённой июньским солнцем дороге пылит бричка с откинутым верхом, запряжённая тройкой лошадей. На козлах брички сидят двое. Бородатый кучер поминутно поднимал свой кнут и повторял как заведённый
   - Давай, потрагивай! Шевелись, дармоед! Вероятно, это предназначалось пристяжному коню. После такого понукания, лошади на миг вздрагивали, не прибавляя, однако, шагу. Да и кнут, видимо сам устал от жары, нехотя крутился где-то в знойной вышине и, вильнув, своим длинным хвостом, сворачивался на своё место в бричке. Рядом с кучером дремал лакей, нижняя губа его отвисла, назойливая муха садилась ему на обгорелый под солнцем нос и, пощекотав его, заставляла поднимать руку. Кучер хватал лакея за воротник замасленного сюртука, когда он сонный, пытался выпасть из брички и удерживал его на месте. В бричке сидел господин, приятной наружности, средних лет, в новых панталонах и синей голландской рубашке. Господин вертел головой, изнывая от жары и слепящего впереди солнца, иногда привставал в бричке, желая увидеть приближавшуюся вдали деревню. Это был ни кто иной, как наш герой, Павел Иванович Чичиков. Чичиков не знал, куда ему деться от слепящего солнца. Он пробовал, было, закрыть верх у повозки: при этом солнце перестало его донимать, но страшная духота сморила его и голландская рубашка стала мокрой от пота.
   - Вот божий глаз, везде он достаёт! Нигде от него спрячешься! - сокрушался Чичиков. Он расстегнул рубашку и, взявши в руку старую, измятую афишу, что снял он как-то в городе, начал ею обмахиваться как веером. Повозка проехала мимо не обмолоченных, уже почерневших от непогоды, хлебных кладей. Раскалённая дорожная пыль столбом поднималась за спускающимся вниз к реке экипажем. Несносная жара загнала деревенскую детвору в реку, на мелководье, в прибрежной осоке лениво барахтался старый сом, поднимая со дна ил. Заметивши детей, Чичиков велел сходить Селифану к реке и предложить, самому бойкому, как ему показалось, рыжему мальчугану прокатиться до видневшейся вдали деревни. Рыжий повеса согласился с радостью и вприпрыжку, на ходу одеваясь, помчался к повозке.
   - А скажи-ка мне, рыжий ты разбойник - обратился к нему Чичиков, предусмотрительно переложив к себе поближе шкатулку - каков твой барин? Хороший хозяин? Чичиков посадил повесу к себе на сиденье, ему хотелось до деревни порасспросить мальчугана основательно. Но рыжий повеса не склонен был к разговорам с не знакомым ему барином, он вертел головой, махал рукой бегущим сзади брички товарищам, да смеялся.
   - Так ты скажешь мне, или нет? Не то я велю тебя ссадить--Чичиков начал сердиться, он сделал лицо страшным.
   - Так что, твой барин, хорошо ли хозяйствует? - опять спросил Чичиков.
   - Хороший барин у нас, дяденька. Весёлый! Гуляка! На охоту нас с собой всегда берёт. Рыжий повеса завертел своей головой и засмеялся - его товарищи далеко отстали на дороге. Чичикова озадачил такой ответ.
   - Так вам, я вижу, хорошо живётся у него, и много ли в деревне мужиков - спросил Чичиков. Мальчуган в ответ лишь пожал плечами и снова завертел рыжей головой.
   - Вот непоседа - Чичиков начинал нервничать.
   - Около сотни наберётся в деревне мужиков, нет? Но слово сто было мальчишке незнакомо.
   - В этом направлении он совершенно глуп - решил Чичиков.
   - А хозяйка есть у барина? - продолжал допытываться Чичиков.
   - Есть, дяденька! Даже и ещё есть хозяйка из города! Только они здесь не живут. Поняв, что от мальчишки ничего не добиться, Чичиков отстал с расспросами. Повозка въехала на покосившийся в одну сторону горбатый мост, перекинутый через заросший камышом пруд. Серая стая уток с криком взлетела и, сделавши круг над околицей, скрылась в густом камыше пруда. Разомлевшая от жары свинья приподнялась из жирной грязи, посмотрела куда-то вдаль и, хлопнув ушами несколько раз, плюхнулась на бок. Чичиков начал разглядывать крестьянские избы. Здесь жил помещик средней руки. Два хлебных амбара смотрели тёмными пастями раскрытых настежь ворот на дорогу. Старые телеги, сложенные друг на друга, как дрова, заросли крапивой. Не дымила и не гремела своим железом закопчённая кузница, всё казалось, вымерло. Лишь стая гусей, спрятавшаяся в тени мельницы, громким криком встретила бричку Чичикова. - Вон и господский дом - мальчишка махнул рукой в сторону блеснувшего вдали озера. Двухэтажный дом помещика смотрел своими окнами на заросший камышом пруд. Серый каменный фундамент дома держал на своих плечах деревянного исполина с закопченной высокой трубой. Вокруг дома в беспорядке стояли хозяйственные постройки. Высокий, согнувшийся под тяжестью деревянной бадьи колодезный журавль застыл в вышине, и казалось, заснул от немыслимой жары. Мёртвая тишина встретила Чичикова. Чичиков огляделся вокруг, достал платок. В это время в окне показалось лицо, какая-то баба в чепце посмотрела на него, затем на экипаж и скрылась. Прошло некоторое время. Никто не появлялся на крыльце дома. Чичиков взялся, уж было, за медное кольцо на двери, но тут послышались шаркающиё шаги по полу, и старуха в белом чепце открыла перед ним дверь.
   - Моё вам почтение - произнёс Чичиков.
   - Могу ли я увидеть хозяина дома, помещика Чепракова - спросил Чичиков.
   - Хозяина нет дома - сухо отвечала ему старуха.
   - Где же он?
   - На реке, с мужиками рыбу ловит. К обеду вернётся. А вы, кто будете, батюшка?
   - Дворянин, коллежский советник, Павел Иванович Чичиков. По важному делу к вашему хозяину. Услышав ответ, старуха почтительно поклонилась Чичикову.
   - Желаете пройти в дом, батюшка? Барин скоро будет дома. Озеро рядом, я пошлю за ним человека. Старуха провела Чичикова по коридору, отворила дверь гостиной. На окнах в гостиной висели тёмные шторы, едва пропуская дневной свет. Чичиков почувствовал приятную прохладу в комнате. Старуха согнала кота с кресла
   - Желаете выпить с дороги чаю, батюшка? Наш барин всегда пьёт в жару чай, когда не пьян. Сейчас принесу и холодной телятины. От чая и телятины Чичиков не отказался. Старуха ушла исполнять обещанное. Чичиков расположился в кресле, вытянув ноги. Как же приятно посидеть одному в тишине и прохладе, после немыслимой жары и пыльной дороги! Чичиков оглядел всю гостиную. Только входившая в моду мебель стояла в комнате. Мешочки с табаком и курительные трубки лежали на маленьком столике у кресла. За стеклом дверцы притаились бутылки мадеры и шампанского. Чичиков оглядел и стены гостиной. На противоположной от окна стене Чичиков увидел единственную в гостиной картину. Мужчина, около сорока лет картинно восседал на кресле, держа в левой руке кальян. Густые брови, прямой греческий нос. Высокий лоб. Тонкие губы сжаты, глаза смотрели куда-то вверх.
   - Похож он на римского прокуратора Антипатра, что однажды я видел на портрете в доме губернатора - подумал Чичиков. Вероятно, это и есть помещик Чепраков. Чичиков подошёл ближе к картине. На руке мужчины с картины поблёскивал роскошный перстень. Кто же ты, помещик Чепраков? Судя по картине, а мне думается, что это ты воспользовался услугами проезжего художника, ты честолюбив и, вероятно, заносчив. Не чураешься украшений и заядлый куряка - думал Чичиков, рассматривая картину. В дворянской ли семье ты воспитывался и унаследовал такое поместье от своего батюшки, или же служил на службе и сумел сколотить себе капитал? Женат ли ты, и где твои дети? Чичиков заметил, что в доме не слышно детских голосов. Скорее всего, батюшка твой, видя твои разгульные кутежи в городе, завещал тебе на смертном одре вот эту деревню. В надежде, что единственный сын возьмётся за ум и станет примерным человеком и добрым хозяином поместья. Женится, наконец-то, и не будет беспутно прожигать свои годы. И конечно, ты слёзно клялся жить, как наставлял тебе больной отец. Заверял его, что ты не мот и не пьяница и капитал его будет преумножен многократно. И как у тебя получилось в жизни? Стал ли ты таким, как обещал отцу, или же проехала по тебе жизнь своим тяжёлым уродливым колесом и уж и не выпрямиться никогда?
   - Это барин наш - услышал Чичиков сзади голос старухи - гостил у нас, однажды, молодой барин, любил всё рисовать, он и молодую барыню нарисовал - объясняла она Чичикову.
   - Много ли, у вашего хозяина крестьян - спросил её Чичиков.
   - Не ведаю барин скольким числом. Раньше, когда был жив сам батюшка, так и за озером дома стояли. Много мужиков прибралось с тех пор, как молодой барин стал хозяйствовать.
   - А что же случилось? Неурожаи? Болезни? Старуха не ответила, пошла к дверям. Уходя, сказала
   - Я послала татарчонка к барину, сказать о вас. Едва Чичиков управился с чаем, как во дворе прогремела коляска, залаяла сиплым басом собака. Чичиков, подойдя к окну, увидел смуглого мальчишку на облучке коляски. Открылась дверь. Мужчина, средних лет, стоял перед ним, одетый по-простому, словно он собрался выйти на балкон своего дома покурить сигару. Белая, с синими полосками рубаха завязана на голом животе узлом. На старых панталонах, закатанных до колен, поблёскивала рыбья чешуя. Чичиков, с приятной улыбкой, склонивши голову немного вперёд и набок, шагнул ему навстречу
   - Чичиков, Павел Иванович. Коллежский советник, моё вам почтение. И шаркнув ножкой, точно под пружиной, он проворно отскочил назад. Кажется, на хозяина это произвело приятное впечатление. Чепраков хотел, было тоже, блеснуть светскими манерами. Он важно поднял вверх свой нос, вероятно желая назвать свой титул но, вспомнив, однако, что он одет не совсем, подобающим к тому образом и титул его совсем незначителен, протянул Чичикову руку
   - Чепраков Александр Ильич, хозяин поместья, рад познакомиться. Что привело вас в этакую глушь к нам?
   - С недавних пор я стал владельцем небольшого сельца, находящегося в несколько верстах отсюда - начал Чичиков.
   - Как человек культурный, имея большую потребность общаться с людьми приятными во всех отношениях, я решил сделать так, сказать вылазку в свет. Движимый чистыми побуждениями, познакомиться с местными помещиками, прошу великодушно извинить, однако, если доставил вам неудобство. - Гость, кажется, культурный и приятный человек. Даже не похоже, что он тоже живёт в такой глуши, как и я, такие манеры, и так обходителен - подумал Чепраков.
   - Что вы! Какие извинения! Напротив, я очень рад новому знакомству! А знаете, что? Едем со мной! Тут недалеко! И пол версты не будет! Уха уже закипает! Там и познакомимся, как принято у нас на Руси! Едем! Чичиков не стал упрямиться. Они сели в дрожки Чепракова, и татарчонок махнул короткой плетью. Селифан с Петрушкой поехали следом за ними. И верно, не проехав и половину версты, Чичиков увидел широкую гладь озера. Они проехали через берёзовую рощу и оказались на крутом берегу. На берегу стоял цыганский табор. Чичиков думал, что они поедут дальше, но татарчонок лихо подвернул дрожки к большой палатке. Три скрипки надрывались в плаче, бородатый цыган щипал струны гитары. Чепраков поднял руку, музыка стихла
   - Друзья! Ко мне приехал гость, Павел Иванович Чичиков.
   - Ваш гость, это и наш гость - пробасил бородатый.
   - Просим к нашему костру! Чичикова усадили в тени берёз у огромной скатерти, уставленной всяческой снедью.
   - Ну вот! Не думал, да не гадал, да в табор попал! - подумал Чичиков. Чичиков обратил внимание, что среди цыган было много мужиков, вероятно, это были местные крестьяне. Чепраков расположился рядом с Чичиковым. Видимо, он был здесь своим человеком. Бородатый цыган, отложив свою гитару, наполнил бокалы.
   - Первый тост - за хозяина деревни, нашего дорогого Александра Ильича! Выпили и за табор и за бородатого цыгана. Тут из палатки, звеня монистами, вышла черноокая красавица. Чичиков заметил у неё на руке перстень, похожий на тот, что он только что видел на картине в доме Чепракова. Чепраков заметно переменился в лице. И восторг, и любовь можно было увидеть в этот миг в его глазах. Чепраков поднял бокал с вином
   - Друзья! За красавицу табора! Как бы мне опять не надраться, да ещё на такой жаре - подумал Чичиков и незаметно подменил бокал. Он налёг на еду, разглядывая при этом всё это пёстрое общество. Среди разноцветных цыганских платков и платьев мелькали разномастные мужицкие одежды.
   - Позвольте вас спросить, Александр Ильич, это ваши мужики? И что они здесь делают?
   - Конечно, мои мужики. Рыбу ловили, пусть отдыхают. У меня, брат, всё запросто. Я мужиков не обижаю. У меня праздник, и ты мужик гуляй! Я не такой, как мой шурин. Сам как человек не живёт и мужикам своим покоя не даёт, день и ночь, как крот не различает, всё в свою нору тащит. Мужиков своих заморил напрочь, а я не такой! Нет! У меня мужик в меру работает и в меру гуляет: Алексашка - подтверди! - обратился Чепраков, к троим мужикам, сидящим у котла с мясом.
   - Истинно, барин! Дай вам бог здоровья, барин! - ответил мужик в косоворотке. Два других здоровяка ели мясо.
   - Вот, смотри, Чичиков! Какие у меня мужички! Чепраков показал на мужиков у костра.
   - Аполлон и Геркулес, а это Алексашка - тоже силён как бык! Правда, этот немец скупердяй, каких свет не видывал! Да что поделаешь с ним! Такова уж его натура! И, точно, Чичиков увидел, что мужички достойны своих имён.
   - А вот на этого посмотри, Чичиков, настоящий Геракл, телегу с зерном недавно из грязи один вытянул! Геракл, однако, не подал никаких признаков жизни на зов хозяина. Он мирно дремал в тени под берёзой, сложив руки на животе. Подойдя ближе, Чичиков увидел, что богатырь был мертвецки пьян. Чепраков раскраснелся от вина, он опять потащил Чичикова к застолью.
   - Кажется, с этим не стоит церемониться, как видно, обыкновенный мот и пьяница - подумал Чичиков.
   - Но как с ним сейчас говорить о цели моего приезда, верно уже он пьян. Выпить ещё один бокал вина Чичиков решительно отказался, сославшись на жару. Между тем бородатый цыган взял в руки свою гитару. Взыграла горячая цыганская кровь. Скрипка пискнула на своей самой последней, немыслимо жалобной ноте, и всё живое пустилось в пляс. Чичикову довелось быть на деревенской свадьбе. Видел он, как раскалённые до красна самогоном мужики такое выделывали ногами и руками, что гудела земля и отрывались подошвы сапог! Но только на русской земле можно увидеть то, что он сейчас увидел! Черноокая красавица, казалось, порхала, словно бабочка, над всей этой пёстрой пляшущей ордой. Проснувшийся под берёзой богатырь быстро сообразил, что можно пропустить важный момент гулянья, хватил бокал вина и тут же пустился в пляс. Про Чичикова, казалось, все забыли. Он сидел под берёзой, где усадил его Чепраков и, поддавшись всеобщему веселью, даже начал он в такт музыки двигать плечами и головой. Чёрным бесом, затянутый в чёрный атлас и чёрные щегольские сапожки крутился вокруг молодой красавицы молодой цыган. Где-то здесь затерялся и Чепраков, слышны были только его возгласы
   - Ах, поддай! Ах, ещё сильней! Вот так! Лысый затылок Алексашки на миг мелькнул в толпе и пропал. Но жара знала своё дело, и вот уже плясуны оказались под берёзами, только неугомонные скрипачи не могли остановиться.
   - Люблю я свой народ, Чичиков - загудел над ухом коллежского советника Чепраков.
   - Утром, бывало, проснусь - хандра, такая знаешь, ипохондрия, что хоть вешайся! А придёт Алексашка с мужиками: смотришь, к обеду во мне жизнь шумит, как водопад. Вот что это значит - быть рядом со своим народом!
   - Да ты за один присест столько вина вылакал, будет тебе по утрам ипохондрия - Чичиков сердито вытер лоб платком.
   - Кажется, день пропал впустую, ну какой может быть с ним разговор, придётся ждать утра. Утром у него голова будет плохо работать и мне будет меньше с ним возни, возьму сразу быка за рога - рассуждал Чичиков. В руках у Чепракова уже дымилась трубка, он пустил струю дыма и на Чичикова.
   - Ты знаешь, Чичиков, ты приезжай ко мне по первому снегу. Поедешь со мной травить зайцев, у меня такая здесь охота! Сосед мой умер, так вдова мне разрешает травить и на её землях. А хочешь, я и тебя с ней познакомлю? Такие, знаешь комплекции! Чичиков отмахнулся, однако, тут же спросил
   - А у этой вашей знакомой, большое ли хозяйство? Я имею в виду, много ли у неё крестьян?
   - Да есть мужички, а зачем тебе?
   - Надо. Один мой знакомый покупает на вывод крестьян в Херсонскую губернию, просил посодействовать.
   - До сотни, думаю, наберётся, а может и меньше. Да если тебе так нужно, у её брата, точно, я вспомнил
   - Чепраков хлопнул себя ладонью по лбу. - Понимаешь, Чичиков, этот её братец довольно странный человек, совершенно непонятная личность.
   - Да что же в нём странного?
   - И сам не пойму, что у него в голове. Необъяснимо. Вообрази, Чичиков, человек получил огромное состояние и хочет пустить его на богоугодные заведения. Крестьян своих, вероятно, продаст. Правда, у него много умерло в этом году.
   - И скольким числом умерло?
   - Этого я не знаю, кажется много, а зачем тебе? Чичиков уклонился от ответа.
   - И где же можно найти этого чудака?
   - Я слышал, он читает какие-то проповеди в городе.
   - И где же, точнее? Чепраков пожал плечами - Хотя, постой! Алексашка, иди сюда! Алексашка подошёл, жуя на ходу. - Ты где видел в городе братца нашей соседки, ну помнишь, того, что.... Проповедник....
   - А как же, барин. Конечно, помню. В церкви Николы на Недотычках. Скрипки наконец-то смолкли, и Чепраков поспешил к застолью. Молодёжь плескалась в озере, среди них оказался и Алексашка.
   - А где же ваш приказчик - спросил Чичиков у Чепракова.
   - Да вот же он - махнул в сторону озера Чепраков - Алексашка и есть мой приказчик.
   - Приказчик, видимо, с умом не очень дружен - решил Чичиков. Чичиков подошёл на самый край высокого берега. Хохот взрослых мужиков и визг маленьких цыганят, брызги воды летели внизу.
   - Вот Чичиков, смотри! На твоих глазах происходит великое слияние трёх наций! - заговорил вдруг над самым ухом у Чичикова Чепраков.
   - Вы совершенно правы, я даже думаю, если загнать в одну реку все нации, то и войны с турками больше не будет - ответил Чичиков. Чепраков, вдруг неожиданно шагнул на самую кромку берега и, как был одетым, сиганул в воду, едва не утопив своего приказчика.
   - Россия! Перед тобой сейчас вся Россия, Чичиков! - с пафосом воскликнул Чепраков, вынырнув из воды. Чичиков посмотрел вниз, на всю Россию, которая вдруг оказалась ниже его ног и в воде. Бородатый цыган что-то обсуждал со своими товарищами. Все мужчины дружно засобирались в имение к Чепракову. Чичиков ехал с татарчонком, сопровождаемый сзади кавалькадой цыганских кибиток. Дома веселье продолжилось, правда, без скрипичного пиликанья. Чичиков, сославшись на усталость с дороги, улизнул в отведённую ему старухой комнату. Старуха застелила постель и спросила
   - Не надобно ли батюшка отворить окно? Чичиков сказал, что не надо. Тут же спросил её
   - А что же, барин ваш, женатый ли человек?
   - Женат, и барыня у нас хорошая, вот только Александр больше вино стал любить, чем жену - ответила старуха.
   - Как это? - удивился Чичиков - так разве бывает?
   - Бывает, батюшка. Вино теперь стало ему нужнее, чем жена. Пьёт он почти каждый день. Жив был старый барин, так и жили мы спокойно с ним. А теперь вот, гляди и гляди на разруху. А тут ещё этот хитрый немец хочет всё к рукам прибрать. Недавно напился барин, так он его давай уговаривать выкупить закладные на дом и на землю. Сам хочет выкупить, на свои деньги, обмануть хочет нашего барина.
   - Кажется, я обманулся в приказчике - подумал Чичиков - хорош помощник у барина, ничего не скажешь!
   - А что же барыня, где же она?
   - А хозяйка уехала с тем самым молодым барином, что рисовал Александра Ильича. Поехала в город, в свой любимый театр.
   - На дрожках нас вёз его сын? - спросил Чичиков.
   - Её сын. От первого брака. Не надо ли принести ещё перины, батюшка? Наш барин любит помягче поспать? От перины Чичиков не отказался. За стенкой слышались пьяные голоса. Чичиков хотел, было уже ложиться в кровать, как пришла старуха и девка с периной.
   - Скажи мне, матушка, что значит эта цыганская компания с вашим барином? - Чичиков присел на перину, утонув в ней по грудь.
   - Беда с ним, право. Такой уж он у нас доверчивый, теперь цыган вот в дом притащил на беду. Окрутила его эта цыганская гусыня, тьфу на неё - старуха испуганно глянула на икону, крестя рот.
   - Последнее из дома вывезут, нехристи! Старуха и девка ушли, притворив за собою двери. Лёжа на кровати, Чичиков слушал голоса за стеной и размышлял. Прожить день в хмельном угаре и к этому всё стремленье? А что будет, когда хитрый немец приберёт твоё имение к рукам? Сердобольный дядька увезёт тебя в свою далёкую деревеньку на вечное твоё прозябание. И будешь ты вставать по утрам под петушиный крик, чтобы провести наступающий день впустую, тихо и безрадостно. Выйдешь ты, вечером, посидеть возле дома с соседом, угрюмым мужиком, бывшим канониром, потерявшим на поле брани, где-то под Аустерлицем, пальцы на левой руке и наполовину глухим. И не о высоких материях будет ваш разговор, не о великой России, потому что всё это мужику не понять. И так будет каждый день, до самого твоего последнего часа. Чичиков сердито натянул на голову одеяло, чтобы не слышать пьяных голосов. А что мы знаем об этом помещике? Из далёкого далека, смотрит на нас молодой, полный сил и здоровья юноша. Ещё не испорченный влиянием друзей, студентов его курса, но уже подающего немалые задатки повесы. Имеющему пока только мелкие личные интересы к обществу. Ещё не гуляет в его голове ветер вольности, ещё не ведом ему путь, по которому ему следовало бы идти в будущем. Старый отец присылал деньги с оказией, иногда приезжал и сам, радуясь за сына. Не прочил он сыну высоких постов и званий, а всегда говорил ему
   - Трудись сын, не щадя живота своего на благо отчизны, второй матери нашей, кем бы ты ни стал. Чиновником, в каком либо министерстве, или помещиком хлебопашцем, а прежде того учись прилежно. Но забывались наставления отца, рядом всегда были друзья, готовые поучаствовать в любом предприятии и множество всяческих соблазнов, какими богат любой столичный город. Незаметно привык он приходить с вечеринок под хмельком и вот уж появились мелкие стычки с преподавателем, за которые его следовало бы и отчислить. Но приезжал старый отец, и всё прощалось повесе. После наставлений отца он на время менялся, заставляя себя жить по новым принципам. Уже появились в нём первые задатки к философии, уже проснулась в нём страсть к ораторству, он выступал перед своими друзьями, чем несказанно их удивлял. Речь оратора накалялась так, что друзья опасались за его рассудок. Казалось, сейчас он сгорит от избытка чувств и энергии! Но, вот сломаны все копья, пламя ораторства начинало затухать и всё как- то тихо сходило на нет. О чём говорил он в своих ярких речах? Предметом выступления часто становилось неосторожное замечание товарищей о членах масонской ложи или содержание Наполеона на острове. Он мог легко перейти в своей речи от обсуждения войны с турками, на глобальный вопрос, о слиянии всех народов. Словом это был одарённый человек, умеющий из ничего быстро раздуть кадило. Поддавшись, какому то необъяснимому порыву, начал он писать. Вначале это были небольшие заметки о местном обществе, различные происшествия в городе. Его интересы расширялись, и его уже тянуло к философии. Однажды он решил, что писать о происшествиях города или об отдельных людях слишком мелко и неинтересно. Затеял он писать трактат на философские темы. Он так и назвал его: "Философские взгляды отдельно взятой личности". Писалось это великое произведение таким образом. Подобно резвому рысаку неслось перо по бумаге. Мысли стремительно переходили на бумагу. Фразы бойко выскакивали из под его пера порой наполовину не дописанными, так, что Чепраков потом и сам не мог разобраться, что же он хотел донести до читателя. Но стихал душевный порыв, иссякала энергия, перо оставалось в чернильнице. Паук неторопливо начинал вешать свои сети на оставленное перо и спинку кресла, потому, что следующий позыв к писательству возникал у Чепракова только спустя несколько месяцев. Закончив с большим трудом учёбу, получил он место в нижнем Земском суде. Место было незначительное, ничтожное, можно сказать пустое было место. Оно казалось, всю свою жизнь только и ждало, когда придёт Чепраков и займёт его. Поначалу, принялся он с большим усердием за исполнение своих обязанностей. Засиживался допоздна, даже брал бумаги домой и при свете потрескивающей свечи и пиликанья сверчка корпел он над бессмысленной своей работой. Дела, которые он переписывал, были мелкими и ничтожными, что порой он и сам удивлялся, зачем они попали в суд? Но однажды честолюбие взяло верх над его трудовым упрямством. Зачем ничтожна моя должность? - думал он. Зачем есть это место в Земском суде? Зачем бессмысленна работа и ничтожно моё жалованье? Тоской наливалось у него сердце, при виде низко склонившихся затылков, стриженных в кружок, его сослуживцев и скрипящих их перьев. Он вновь запил. Встреча с Анной, актрисой местного театра, пользующегося особым вниманием городского населения, вывела его из оцепенения. Анна была старше Чепракова и жила с шестилетним сыном. Простая, неброская красота этой женщины, её спокойная рассудительность удивительным образом действовала на Чепракова. Он немел под её взглядом, ловил этот взгляд и наслаждался её неторопливой речью. В ней было что-то завораживающее, заставляющее слушать её с трепетным вниманием. Бойкий юноша робел перед ней, застенчивый вдруг начинал говорить с ней, как со старшей сестрой. Умудрённый жизнью старец вдруг открывал для себя что-то новое, необыкновенное. Она была мила и женственна, к тому же ещё она была талантливой актрисой. Чепраков не вылезал из театра, вдруг он с удивлением понял, что он давно уже не ходит на вечеринки, и стал он забывать вкус вина. Однажды, смотря на неё во время спектакля, ему пригрезился образ матери, её ласковый голос и тёплые руки. Чудное мгновенье длилось не долго, смолкла музыка, и, очнувшись, Чепраков вдруг подумал, как не хочется ему идти в его тесную комнату, пить чай, отдающий запахом рыбы, а затем лежать на кровати и слушать пиликанье неутомимого сверчка. Видеть её каждый день стало у него потребностью, слышать её голос - необходимостью. Ещё отвратительней стала для него его служба и голос председателя с его ежедневными наставлениями звучал для него гнусно и гадко. Всё вокруг для него стало ничего не значащим и бессмысленным. И он бы запил вновь от безысходности, от невозможности сблизиться с ней, если бы не удивительный случай, перевернувший его жизнь. Её шестилетний сын, бойкий татарчонок стал садиться во время спектакля рядом с Чепраковым, постепенно привязался к нему, даже приходил к тому на службу. Чепраков с радостью ухватился за этот случай и не заметил он сам того, как привязался душой к мальчишке. На какое-то мгновение он даже безумно увлёкся им, видимо сказалось, что у него самого рано не стало матери. Анна стала подходить к ним, они подолгу разговаривали о разных вещах.
   - Как легко, как просто мне рядом с этим человеком - думал Чепраков. - И не надо лгать и притворяться и самое сокровенное, само просилось ему на язык. Он всё рассказывал о себе, видя, что его внимательно слушают. Всё перемешалось в душе у него. Будучи легко зажигающийся на выступления, он вдруг немел перед ней, и странное дело, ему это даже нравилось. После того, как у неё случился большой перерыв в работе, он с робостью пригласил её съездить к нему в деревню. Анна, поколебавшись, согласилась. Дорогой Чепраков был просто пьян от счастья. Он сидел в экипаже, а рядом с ним была любимая женщина! Ему хотелось, чтобы дороге не было конца. Но вот и показались знакомые до боли места. Берёзовые рощи, блеснувшее вдали озеро и тёмная стена леса, уходившая огромной извилиной куда-то вниз за соседние поля. Низкие ракиты и клёны тянулись вдоль дороги. Где-то за лесом сверкала молния, ветер принёс запахи грозы и свежести и бешено крутил высокий хлеб. Деревенские девки с берестяными туесами, увидев незнакомый экипаж и молодого барина, поклонились и, засмеявшись, побежали по лугу. Прекрасные виды взволновали его сердце ещё больше, радостно забилось оно при виде родной стороны. Вспомнилось ему далёкое детство: Он едет с отцом на старых дрожках краем пшеничного поля, а впереди их легла на землю огромная чёрная туча. Изломы молний сверкали в ней и пугали его, он прятался за спину отца, и ему казалось, надёжней этой спины нет ничего на свете. Сейчас он показывал Анне на зреющие вдали хлеба, на мельницу, хлопающею своими крыльями, и уходивший до самой реки сад. Анна с любопытством глядела вокруг, казалось, что она была тоже взволнована. Отец был встревожен
   - Как, сын? Бросить службу? Что за прихоть? Чепраков оправдывался
   - Отец, служба мне не в радость, я начну новую жизнь, пойми, это не прихоть! И эта женщина мне мила, без неё нет мне света! Если она согласится быть моей женой, то я буду умолять её остаться здесь!
   - Вы с ней не сможете быть вместе. Она не сможет жить без своего театра. Ты же, сын, не твёрд в своих поступках. Ты слишком легко принимаешь решения - говорил отец.
   - С ней я стану другим - твердил Чепраков.
   - А театр, она не согласится с тобой и будет, пожалуй, права. Ты можешь сломать ей жизнь - отец был неумолим. Чепраков задумался.
   - Что же делать? Как же мне поступить? Назад на службу я не хочу. Противна моей душе эта служба. Двоякое положение казалось ему, невозможно разрешить. А что же Анна? Что скажет она? Он боялся разговора с ней. Отдавшись на волю течения, Чепраков решил отложить разговор с Анной. К радости Чепракова и мальчишки, Анна согласилась пожить месяц в деревне.
   - Ей здесь понравится, обязательно, вот тогда и поговорю - думал Чепраков. С небывалым рвением принялся помогать он отцу в управлении хозяйством. Вставал, когда заря ещё только начинала алеть где-то за далёким лесом, мчался на конюшню к бородатым мужикам. Быстро входил он во все хозяйственные дела и вот уже, и отец увидел в нём растущего хозяина. Мальчишка привязался к нему как к родному отцу, вставал вместе с ним и весь день они были вдвоём. Мужикам молодой хозяин понравился, за прилежные труды он хвалил, а иной раз и по чапорухе с ними выпивал. И сами стали они хвалить молодого барина, когда говорил с ними отец Чепракова.
   - Видимо, не сделать моему сыну карьеры на службе. Что ж, быть хорошим хозяином тоже неплохо - думал отец. - Я стар, и оставить всё я могу лишь ему, вот только что скажет его невеста? Он уже свыкся с мыслью, что Анна его невестка. Анна сердцем чувствовала, чего боится Чепраков. Она хотела быть с ним рядом, но потерять прежнюю жизнь, театр, в особенности, было для неё невозможным. Анна радовалась отдыху в деревне. Её часто видели у озера с сыном, с крестьянскими девками на лугу. Чепраков тоже часто гулял с ними и разговор с Анной, которого он так ждал и страшился, произошёл. Оба они были взволнованы, но Анна сдержала свои чувства. Не сказала да, но и не сказала ему нет. Через месяц она уехала. Просила дать ей время подумать. Чепраков с головой ушёл в управленье отцовским хозяйством. Быстро нашёл он общий язык со многими мужиками, и особенно с приказчиком немцем, служившим здесь уже добрых десять лет. Приказчик был скуп и как все немцы любил во всём порядок. Вставал он ещё раньше своего хозяина, объезжал он все места, где шли у него работы прошлым днём, всё примечал его цепкий глаз. Знал он всех мужиков наперечёт. Кому надо всегда давать наставления - давал наставления, ценил того мужика, кто сам понимал приказчика с полуслова и исполнял дело, как для себя самого. Приглядывал он, за кем надо постоянно приглядывать, чтобы не было воровства, а кому и доверял он всецело. Приближал он к себе послушных ему мужиков. Кого похвалит, а с кем и выпьет по чарке. Не гнушался, и польстить иной раз мужику. Дела у него шли без лишней спешки, всё у него как бы было продумано заранее. Отец говорил своему сыну, что на немца можно всегда положиться. Холодной, ненастной осенью в дом пришла беда. Простудился и слёг отец Чепракова. Лекарь неотлучно находился с ним, но он таял как свеча. Через две недели его не стало. Анна приехала на похороны старика, и на погосте Чепраков стоял рядом с ней под моросящим дождём. Громко кричало вороньё в берёзовой роще, холодный ветер гонял по погосту мокрые листья и скрипел ржавыми петлями ворот. Стук земли о крышку гроба тоской отдавался в ушах Чепракова. В доме стало пусто и неуютно. Чепраков умолял
   - Анна, останься! Любила ли она Чепракова? Она была не только старше его, но и мудрее. Рано осиротевшая, познавшая тяготы и лишения, Анна хорошо понимала, как нужна она ему сейчас. Через месяц они повенчались в церкви, напротив её театра. С ещё большим усердием принялся Чепраков хозяйничать. Но работы шли, почему-то не так споро, как при жизни отца. Стал он замечать, как начал хитрить и ловчить мужик на работе. Приедет, бывало к мужикам: идут работы на полях, на гумне, на мельнице, но как будто баркас против ветра идёт. Стал Чепраков требовать от приказчика объяснений: он же, только руками разводил.
   - Мужик стал хитёр и изворотлив - объяснял он - нет возможности за каждым иметь пригляд.
   - Отчего же раньше то, дела шли лучше? - спрашивал его Чепраков. И приметил Чепраков, что на господской земле мужик работал вполсилы, а дома же ворочал за троих. Начал он призывать мужиков к совести, но тут его ораторские способности не давали положительных результатов. Он как-то быстро перескакивал в своих наставлениях от одного к другому, и мужики только зевали, да почёсывали свои бороды. Стал он ездить постоянно с приказчиком во все места, где шли у него работы.
   - И верно, плутует мужик, а приказчик везде не поспевает - думал он - надо бы иметь хороших помощников для порядка среди самих мужиков. Помощники быстро завелись, но лучше дела не пошли. Помощники сами не старались работать, к тому же завели какое-то странное правило отмечать все праздники на работе.
   - Нет, я и сам люблю выпить чарку, что же в этом плохого, но ведь надо бы знать и место для этого и время - рассуждал Чепраков - к тому же, мужик меры в этом совсем не разумеет, и уж если не упадёт после застолья, то обязательно стащит что-нибудь с господского двора. Надо бы мне самому быть ближе к своим мужикам на праздниках, тогда они будут совеститься пить во время работы - решил он. А так как у нас на Руси праздников великое изобилие, то надо бы мне держать мужика в узде, не то он будет каждый день навеселе. Но из этого сближения с мужиками вообще вышло чёрт знает что. Чепраков сам большой любитель надраться, забывал о своих замыслах держать мужика в узде, и мужик вдруг начинал воображать, бог знает что. Напившись, лез к своему барину обниматься, что очень оскорбляло честолюбивого Чепракова. Пробовал он поступать с ними и самым строгим образом. Велел он приказчику пороть на конюшне, замеченных в пьянстве и воровстве мужиков на господских работах. Но, то ли пороли не так старательно, то ли мужику это было всё нипочём, а пьянство искоренить так и не удалось. Иногда ему приходила мысль в голову, что плутует и сам приказчик, но, вспомнив наказ отца, что на немца можно всегда положиться, он успокаивался. Чичиков проснулся, когда солнце уже поднялось высоко над лесом. Он свесил ноги с кровати, несколько раз зевнул. Затем, посмотревши в окно, увидел Селифана, ведущего Заседателя от колодца, спросил
   - Селифан, ты не видел хозяина?
   - Хозяин, ещё солнце не взошло, как уехал с цыганами - отвечал Селифан.
   - Вот ещё, новость! Про меня он, выходит, совсем забыл - подумал Чичиков. Но тут послышался стук хозяйских дрожек.
   - Вот, она! Приехал гуляка! - Чичиков начал торопливо одеваться - что ещё ему в голову взбредёт? Вчерашний день у меня прошёл впустую! Чичиков посмотрелся в зеркало, лицо покрылось щетиной, припухло, то ли от вчерашнего веселья, или не выспался. Чичиков чертыхнулся. Воротник синей голландской рубашки загрязнился, панталоны измяты. Чичиков начал закипать. Он тотчас отворил окно. Селифан возился с Заседателем, металлической щёткой чистил ему бока и что-то ласково ему говорил.
   - А с чубарым он так никогда не беседует, всё больше кричит - подумал Чичиков.
   - Где Петрушка? А? Где это бревно шатается, найди мне его, да поживее! - велел он Селифану. Тотчас в дверях появился заспанный Петрушка. - Ты что же бездельник, до обеда дрыхнешь, платье мне не приготовил, а? Подгонять мне тебя надо, а? - Чичиков был явно не в духе
   - Чем ты вчера занимался весь день, а? Петрушка взял панталоны, не поняв, однако, чего же хочет от него барин.
   - Иди, и приготовь мне всё для бритья, и смотри ты..., ты ...! Ещё не проснулся? Прошлый раз ты умудрился слишком горячей воды мне поставить. Обварить меня хочешь, поросёнок ты этакий? А? И не суй в воду свой грязный палец, ты, брат, чёрт тебя знает, сколько дней не моешься, смотри у меня! Петрушка ушёл.
   - Ну, ни на кого нельзя положиться - Чичиков затворил окно. Вошла старуха
   - Вам батюшка, сюда принести кушать?
   - Неси сюда, а что барин, каков он?
   - Сидит в гостиной. Слава богу, уехали нехристи, теперь покой будет. Принесла их нелёгкая на наше озеро, нам на разорение.
   - Почему так - спросил Чичиков.
   - Перстень, подарок покойного батюшки, Александр взял и подарил этой блудливой цыганской гусыне. Уехала барыня не вовремя и некому на него узду накинуть. Да он хороший, наш барин. Да вот беда, уж больно доверчив.
   Через это и дела в хозяйстве не идут как надо. Нет уж батюшка, былого то, рвения управлять хозяйством, как в старые добрые времена, когда правил нами старый барин. Теперь всё бежит в столицу, служить государю, а в хозяйстве чина, то, не выслужишь, и Анну тебе на шею никто не повесит. Кто проигрался, кто промотался, а кто и просто не хочет в глуши прозябать. А хозяйство, оно так, с любовью вести его надобно. А ещё этот немец.... Старуха не договорила и ушла хлопотать на кухню. После завтрака, который уже и завтраком не назовёшь, ибо дело уже подходило к обеду, Чичиков прошёл в гостиную. Чепраков сидел на кресле с трубкой и задумчиво пускал дым в сторону открытого окна. Чичиков склонив голову набок, слегка поклонился помещику
   - Отдыхаете, Александр Ильич - спросил он Чепракова. - И я вот проспал долго, притомился я, видно, вчера за дорогу, натрясло порядочно.
   - Да, утомительны дороги наши российские - ответил помещик. Он кивнул Чичикову на кресло, приглашая его присесть.
   - Особенно, когда путешествовать одному. Скучно, за дорогу многое всего передумаешь. Всякие мысли лезут в голову. Чепраков пустил кольцо в сторону окна.
   - О чём же вы думаете за дальнею дорогой, Александр Ильич?
   - Да о разном. А всего больше о нашей российской действительности. Почему мы не живём в ногу со всей просвещённой Европой, почему наш мужик груб, ленив и неотёсан? Почему наше дворянство уподобилось страусу, показывая всему свету только свой холёный зад, упрямо не хочет перенять всё лучшее от тех же немцев? Почему это же дворянство способно только злословить, да ещё плясать и кокетничать на балах, вместо того чтобы думать о просвещении России в глобальных масштабах? Научились только натягивать на головы парики да посыпать их мукой.
   - Вы хотите просвещения для всех мужиков, или так сказать лишь немногой её части - спросил Чичиков.
   - Ну, зачем же просвещать крестьян, кто же тогда будет работать, и платить подати, коли они все, вдруг, поумнеют?
   - Но ведь, как вы изволили заметить, наш мужик неотёсан, и если его не учить, то он и останется таким - мягко возразил Чичиков.
   - А и пусть он остаётся таким, я хотел сказать, главное чтобы он исправно работал, научить его тому, как работать с большей пользой, чем так, как он сейчас работает.
   - Но ведь наш мужик изначально ленив, разве он захочет просвещаться, для того чтобы ещё больше работать? Чепраков задумался, затем принялся за свою трубку, синий дым поплыл по комнате.
   - Хороший табак, мой приятель был за границей, выслал мне в подарок - произнёс Чепраков. Казалось, последний вопрос Чичикова поставил его в тупик.
   - Я думаю, России ещё предстоит удивить весь просвещённый мир, как говорят про нас немцы: русские очень долго запрягают, но потом они очень быстро бегут!
   - Едут - поправил помещика Чичиков.
   - Что? - Ах, да! Верно, едут! Нет у нас во всём нашем дремучем пространстве вдохновителя, который бы позвал
   - Иди за мной! Со мной, истина! Но этот крик из глубины души утонет среди голосов людей, не верящих в то, что даст нам просвещение, наших дворян, скептиков, для которых личный покой дороже любого новшества. Чичиков заёрзал в кресле.
   - Тебе бы и быть этим самым вдохновителем - подумал Чичиков - Уж ты такого бы наворочал! Надо направлять разговор о деле, не то он и до всего мирового просвещения доберётся! Чичиков достал табакерку и начал вертеть её в пальцах.
   - Любезный Александр Ильич! У меня вдруг возникла одна мысль. Вчера я заметил, что у вас большое и, думаю, весьма доходное хозяйство.
   - Да. Хозяйство большое. Мужиков много, только с доходом не очень ладится, обленился, знаете ли, мужичок.
   - Сам же ты и сделал его таковым, каждый день ты с ними гуляешь. Следовало бы выпороть тебя первым, а не твоего мужика - подумал Чичиков.
   - Понимаете, Александр Ильич. Есть у меня хороший приятель, друг детства. Он в весьма затруднительном положении.
   - Что за дело?
   - Весьма щекотливое дело, и сознаюсь вам откровенно не совсем законное. Чичиков задумался на миг. - Как бы всё объяснить ему поделикатнее, не касаясь подробнее сомнительных сторон дела, чтобы он, не дай бог, не пустился тотчас в длинные рассуждения и не вспугнуть ещё его при этом - подумал Чичиков. Чепраков подался весь к Чичикову, приготовившись слушать. Трубка в его руках накренилась, и из неё дым тонкой струёй пошёл прямо в рукав помещика
   - На меня вы, Павел Иванович, можете всецело положиться, я умею хранить тайны, даже если дело противозаконное.
   - Ну, то, что дело противозаконное, это не совсем так. В нашем государстве, я полагаю, не всё можно истолковать, как законное. Главное, чтобы не задеть и не нарушить интересы добропорядочных граждан. А сам закон, вы согласитесь со мной, что дышло....
   - Я с вами полностью согласен, любезный Павел Иванович. Я сам иногда попадаю в такую ситуацию, что только стою, да гадаю, как бы мне поступить правильно и не нарушить при этом закон. Оба на миг замолчали. Чичиков откинулся на спинку кресла, Чепраков же принялся опять сопеть своей трубкой. Пауза непозволительно затянулась. Оба вдруг разом захотели что-то сказать друг другу. Смешавшись, Чичиков, с вежливой улыбкой склонил голову набок, приготовившись выслушать хозяина.
   - Итак, что же за дело у вашего приятеля?
   - А дело тут вот в чём, любезный Александр Ильич - начал Чичиков. Купил мой приятель сорок душ крестьян на вывод в Херсонскую губернию. Я полагаю, вы слышали, что наше правительство решительно настроено заселить необжитые земли губернии, с тем, и было принято решение отмерять землю в соответствии с количеством крепостных душ. Дело это нелёгкое, селиться на необжитых землях, а мой приятель настроен решительно. Да вот беда, крепостных как вы изволили заметить у него очень мало. Стало быть, и земли ему отмерят немного. Как быть? И придумал он вот что. По прибытии ведь, никто не считает крестьян как таковых, надо только иметь на них купчие крепости и по ним и получит помещик определённое количество земли. А что если оформить здесь купчие крепости на крепостных крестьян, якобы купленных у местных помещиков. Чепраков перестал сопеть своей трубкой, было заметно, что он не понял того, чего хочет от него его гость.
   - Где же он наберёт много крестьян для этого - спросил он. - Да и сами вы понимаете, Павел Иванович, наш помещик всегда норовит избавиться от пьяниц, да лежебок. Такого народу вам подсунет, что не рады будете и земле.
   - Вы не совсем меня поняли, любезный Александр Ильич. Я вам сказал: якобы купленных у помещиков. Чепраков в недоумении поднял брови.
   - Если я вас правильно понял, Павел Иванович, вы хотите сказать, что купля крестьян будет только на бумаге, но ведь для этого всё равно нужны будут души, числящиеся по ревизской сказке. Никто не оформит вам купчие крепости в палате, даже если вам удастся убедить помещика быть поверенным в этом деле. Нужны крепостные души, которые числятся до последней ревизской сказки. Чепраков вопросительно посмотрел на гостя.
   - А вот тут и есть очень маленькое отступление от закона, я бы даже сказал, не отступление, а скорее поправка. Ну, посудите сами, Александр Ильич, ведь можно и оформить купчие крепости и на тех крестьян, что умерли до последней ревизской сказке? Ведь они ещё числятся как живые, хотя их уже бог прибрал? И в этом, согласитесь со мной, нет ничего противозаконного, и помещику от этого будет только выгода. Ему не надо будет платить налоги за уже умерших крестьян, да ещё подмасливать при этом приказных. Вы, надеюсь, знаете, как приказные обделывают свои дела?
   - О, да - ответил помещик - я правила знаю! Ведь у нас любое дело встанет, пока не подмаслишь кого нужно.
   - К тому же, можно ведь получить за это даже какую то сумму от покупателя - ответил в тон ему Чичиков. Чепраков согласно кивал головой, однако при последних словах Чичикова он встрепенулся
   - Как, вы хотите мне сказать, что можно продать и мёртвых? И как это будет выглядеть в гражданском отношении, я хотел сказать, не будет ли это противоречить гражданским постановлениям? И не пострадают ли, при этом и сами крестьяне?
   - Да ведь сама покупка будет выглядеть формально, только на бумаге. И крестьяне, как вы изволили сказать, думаю, точно не пострадают. Ведь они лежат в земле сырой, и никто и не собирается их насильно переселять в ту же Таврическую губернию.
   - Это хорошо. Главное, чтобы всё было пристойно и соответствовало гражданским постановлениям. Да не будут ли здесь нарушены христианские заповеди? Не будет ли какого-нибудь беспокойства душам умерших крестьян?
   - Чепраков смотрел куда-то в потолок, словно намереваясь там прочесть ответ на свой вопрос. Чичиков тут же заверил, что и в гражданском отношении будет всё пристойно. Казна получит причитающуюся ей пошлину, приказные вырвут свою долю от сделки, и купленные крестьяне точно не окажутся в обиде. Что же касается христианских заповедей, то и здесь всё остаётся наилучшим образом: могилы с усопшими остаются на своём месте, на погосте, а души - на небесах. Чепраков облегчённо вздохнул. И Чичиков облегчённо вздохнул, словно он поднялся только что на высокую гору с непосильно тяжёлой для него кладью. Трубка помещика вновь засопела, заграничный табак начал весело потрескивать в ней.
   - Итак, я думаю, можно прямо сейчас заняться списком крестьян. Я полагаю, у вас есть умершие крепостные души? Кстати, если у вас ещё есть беглые крестьяне, и вы уже не надеетесь беглецов вернуть в имение, то их тоже можно вставить в списочек и за них тоже будет уплачено, как и за умершие души. Чепраков смутился на мгновение. Нет, он уже согласился помочь приятелю Чичикова в составлении купчих крепостей, тем более, как заверил его только что сам Чичиков, в этом нет ничего противозаконного, но получать за умершие души деньги он счёл неприличным и даже кощунственным. Мелочность делает человека скотом - подумал Чепраков.
   - Вы предлагаете мне деньги? Помилуйте, все мои труды - составить список крестьян. Я за это не возьму с вас ни копейки. Напротив, сейчас позовём Алексашку, он займётся списком и мы, Павел Иванович, как только всё сделаем, это дело отметим. Чичиков, было открыл рот, пытаясь сказать, что деньги никогда не бывают лишними, но вовремя остановился.
   - А что? Этак даже лучше, не то он ещё начнёт рассуждать о морали и заедет с нею чёрт знает куда. Ещё и заносится!
   - И не возражай, Павел Иванович, не возражай, не то я обижусь. И пообещай мне, что приедешь ко мне по первому снегу травить зайцев. Чичиков обещал. Чепраков кликнул мальчишку, велел найти приказчика, сам же, отложив трубку, пошёл отдавать распоряжения относительно обеда. Вернулся он уже с Алексашкой. Немцу тут же подробно разъяснили, что от него требуется. Немецкий порядок почесал свой лысый затылок, посмотрел недоверчиво сначала на Чичикова, затем на своего барина, не шутят ли они оба.
   - Давай поскорее со списком, нас ждёт обед - поторопил приказчика Чепраков. Приказчик пошёл к двери, остановился, видимо он ещё до конца не осмыслил такой странной просьбы, пожал плечами и ушёл, не сказав им не слова.
   - Есть ли у вас, любезный Александр Ильич, в городе человек, на которого можно положиться, кто бы согласился бы быть поверенным в составлении купчей крепости? Я бы не хотел обременять вас ещё этой заботой.
   - В этом не будет у тебя затруднений, Павел Иванович. Проповедник, о котором я тебе уже говорил у озера, мой приятель. Он доводится братом моей соседке, вдовице. Мы к ним ездим травить зайцев, и видел я его не так давно. Мы с ним праздновали именины у его сестры. Он хороший малый, правда, со странностями, но к делу серьёзен. Они прошли в столовую. Едва они уселись за стол, как в дверях появился приказчик. Чичиков не утерпел и прямо за столом просмотрел список. В списке оказалось около сорока душ. Отдельно от усопших, приказчик перечислил тех, кто пропал безвозвратно, впрочем, таких было мало. Вся эта долгая канитель с помещиком и его друзьями наконец-то кончилась, долгожданный список был тут же положен в шкатулку. От радости Чичиков даже потёр руками. Чепраков не обратил внимания на Чичикова, он как раз разливал вино по бокалам. Приказчик его уже уселся рядом.
   - Странный человек, этот Чепраков - размышлял Чичиков. Разве будет мужик бояться своего барина и работать на совесть, коли он со многими из них запанибрата? Разве можно заставить мужика уважать строгость и серьёзность нравов помещика, если он сам не серьёзен?
   - Ну, как, Павел Иванович, давай за приобретение по бокалу - прервал размышления Чичикова помещик. - Если твоему приятелю потребуется ещё купчая крепость на мёртвых мужиков, то советую съездить в имение к помещице Тумановой. Это всего в пяти верстах отсюда. Она и есть сестра проповедника, моего приятеля. Заодно и посмотришь, какие у неё чудные земли. Зверья там всякого много развелось. Муж её не любил охотиться, зато теперь мне раздолье. От второго бокала Чичиков начал отказываться, сославшись на жару, но Чепраков настоял
   - Бог любит троицу, а ты уже на двух бокалах скис? Чичиков пообещал, что приедет сюда вновь, по первому снегу, как обещал ранее, на целую неделю, уж тогда они погуляют, а сейчас ему надо ехать. К вечеру уймётся жара, самое время сейчас трогаться в путь. Тотчас послали с наказом к Селифану закладывать экипаж, Петрушке велено было быстрее поворачиваться. Они долго говорили ещё о разных вещах. Чичиков расспросил, сколько и чего посеяли в этом году и каковы виды на урожай. На это приказчик ответил, что пшеница в этом году плохо взошла, дождя вовремя бог не дал, да и сейчас солнце жжёт в поле всё начисто. Приказчик захмелел, начал ругать мужиков за то, что они слишком долго возились в посевную. Был упущен момент, когда земля уже согрелась и надо бы сеять, но мужички проволынили, и в результате была потеряна драгоценная влага. В это время показался Селифан
   - Лошади поданы, Павел Иванович. Чичиков начал прощаться с помещиком. В сопровождении Чепракова и совершенно захмелевшего приказчика Чичиков вышел на крыльцо дома. Чепраков не стал спускаться с крыльца, курил трубку, наблюдая, как бричка Чичикова выезжала за ворота. Когда бричка поравнялась с зарослями камыша в пруду, Чичиков поглядел назад. Помещик стоял на крыльце уже один и махал ему рукой. Всё та же дорога вывела бричку Чичикова через горбатый мост за деревню. Солнце теперь оказалось позади экипажа. Хорошо отдохнувшие лошади пошли резво, и всё стало быстро уходить назад. Вначале потускнел, задрожал, и как-то прижался к земле деревянный дом-исполин. Всё вдали стало расплываться в дрожащем горячем воздухе, превращаясь в плавные линии и исчезая затем вовсе. Потом от мельницы стало видно только половину крыльев. Исчезли из виду берёзовая роща и озеро за ней, тёмный бор начал синеть, и, наконец, скрылся и он в горячем пространстве. Потом и вовсе ничего не стало видать, всё поглотило расстояние и волны колыхавшегося над всем пространством раскалённого воздуха.
   - Нет! Это не Собакевич, у которого всё стоит прочно! У которого нет этой шаткости, ненадёжности. У которого даже мысли в голове ворочаются такие прочные, тяжёлые и медлительные, словно жернова мельницы. Гуляка! Чичиков ещё раз оглянулся назад
   - А конёк то, у Чепракова, не дурён! Интересно, обратил ли на это внимание Селифан - подумал он. Селифан с Петрушкой весело переговаривались. Петрушка показывал Селифану потрёпанную книгу, которую дала ему, за ненадобностью, старуха на кухне. В книге не хватало, вначале, много страниц, но это пустяк, заверял он Селифана, главное, что написана она крупными буквами, от мелких у него слезятся глаза. О чём была эта книга, Петрушка не знал, но это его как раз и не волновало.
  
  
  
   Глава 3.
  
  
   Ранним утром, когда всё население ещё крепко спало в своих душных клетках-комнатах, а по улицам гуляла утренняя прохлада, в губернский город въехала тяжёлая карета. Рядом с кучером сидел лакей в поношенном камзоле, какие, обычно, носят лакеи в домах отставных генералов или же действительных статских советников. Сзади кареты среди громоздких чемоданов и узлов примостился ещё один лакей. Карета загремела своими окованными железом колёсами по неровностям булыжной мостовой, поравнялась с покосившейся набок будкой. Хозяин будки мирно спал, опершись на свою алебарду. Он лишь на миг приоткрыл один глаз и вновь задремал. Лежавший рядом с ним лохматый пёс привстал, открыл, было свою пасть, видимо собираясь, нарушить тишину, но глянул на своего хозяина, зевнул, и опять улёгся к его ногам. Карета сделала несколько поворотов по кривым и узким переулкам, затем проехала через позеленевшую лужу и оказалась на широкой улице. Ещё не взошло солнце, и серость деревянных зданий казалась совершенно убогой, лишь размытыми жёлтыми пятнами светились в полумраке здания больницы и почтамта. Карета подъехала к уже известному нам дому полицмейстера, картёжнику, хлебосолу и просто доброму малому. Изворотившись так, что дверца с лакированными ручками оказалась как раз напротив крыльца, она встала. Один лакей торопливо пошёл к дому, другой же отворил дверцу экипажа и из него вышел мужчина, возрастом около пятидесяти лет с бородавкой на крупном носу и белокурая, одетая в серое дорожное платье женщина, княжна Юсупова, кузина полицмейстера. В доме послышался шум, хлопанье дверей и растворившегося настежь окна. Едва приезжие огляделись вокруг, как показался и сам хозяин в халате и тапочках, одетых на босу ногу. Искренняя широкая улыбка разлилась по всему лицу полицмейстера - Ваше превосходительство! Антон! В кои то веки! Да хоть бы письмом предупредили! Они обнялись и троекратно расцеловались.
   - Моя кузина! Княжна! Полицмейстер поцеловал руку княжны. Весёлые возгласы полицеймейстера слышались до самого входа в дом. Первые прохожие с любопытством смотрели сквозь прутья железной ограды на незнакомую карету и гостей. На следующий вечер полицеймейстер отправился по приглашению к губернатору, где застал компанию из известных нам чиновников города, собравшихся по случаю дня рождения губернатора. Почтмейстер, сидевший в одиночестве в кресле и задумчиво нюхавший свой табак, компания из молодых людей у зелёного стола для игры в вист и в другой комнате группа мужчин солидного возраста и положения. В дальней комнате стоял дым коромыслом, у раскрытых окон стояли всё известные нам лица: прокурор в новом мундире, инспектор врачебной управы, вице-губернатор и почти все генерал-губернаторские чиновники. Пирушка предстояла нешуточная и к ней основательно приготовились: из зала, уставленного столами, доносились дразнящие запахи. Слуги то и дело, ловко лавируя, проносились с подносами на руках по залу. Полицмейстер примкнул к группе мужчин, среди которых были инспектор врачебной управы и вице-губернатор.
   - Хочу рассказать вам господа, какую я новость услышал вчера от приехавшего ко мне брата - сказал полицмейстер.
   - Так к вам братец приехал, Антон Иванович - воскликнул губернатор. - Статский советник, давненько мы его не видели!
   - Берите выше, господа! Действительный статский советник! И вот что он мне рассказал - начал полицмейстер. Все повернулись в его сторону, приготовившись внимательно слушать. Тут полицмейстер впал в задумчивость. С одного конца, оно, конечно, взять и рассказать сейчас всем о том, что поведал мне вчера брат, было бы хорошо. Язык просто чешется это сделать - рассуждал полицмейстер.
   - Но всё ведь опять пойдёт кувырком. Всем очень полюбилась мысль почтмейстера, однажды им сказанная, что князь просто хочет попугать всех судом, дабы навести порядок в департаментах. А комиссии или суда как такового и не будет, ну кому взбредёт в голову выносить сор из избы? А ну как это все, правда, о чём поведал вчера брат? Всё-таки, действительный статский советник, имеет Анну на шее, к звезде представлен! Да с такой высоты все потаённые дела в государстве видать! Не то, что нам, да ещё в этаком захолустье, куда и не всякий купец то заедет. А не сказать? А ну, как и у меня самого в департаменте сидит какая-нибудь каналья и строчит на меня доносы? Да ехидно посмеивается? По спине полицмейстера прошёл неприятный холодок. Но, однако ж, он заметил, что желудки у собравшихся здесь почтенных граждан на сей раз были настроены на переваривание совсем другой пищи, нежели неприятных новостей. - Ну, так что же братец то, Антон Иванович, каков он? - вывел из оцепенения полицмейстера голос губернатора - А мы учились с ним вместе. Да-с, господа! Вместе постигали науки и шалили вместе, было и так! Было времечко! Действительный статский советник, каков, а? Представлен к звезде, господа! - подхватил полицмейстер.
   - К звезде-е! - протянул губернатор и обвёл всех взглядом - Высоко, высоко поднялся наш Антон Иванович! Сейчас каждый начинал вспоминать, что вот ведь как оно получилось, а ведь и ему довелось с Антоном Ивановичем раньше встречаться и не просто так, а даже вместе в одном весёлом предприятии. И уже тогда все ему предрекли быть действительным статским советником, что оно и вышло! Все вдруг решили, что и звезде на груди Антона Ивановича самое место. Да уж так видно водится в нашем мире. На дрянной то, чинишко, не повесят Анны. Где же тот скромный подьячий, на груди которого красовалась бы великая отметина? Не получить ему её ни за лысину, нажитую от долгого сидения за канцелярским столом, ни даже за высокий его лоб, в котором переварились горы постановлений, приказов, указов и предписаний. Не опустится перст указующий на ничтоже, скрипящее пером, и не осыпит его благодатью, щедрая рука управителя
   - Однако господа - начал полицмейстер - то, что рассказал мне брат, дело совершенно серьёзно.
  
   - Что? Война с турками? - почтмейстер просыпал щепоть табаку на свой фрак.
   - Хуже. Война не так страшна. Все невольно подались в сторону полицмейстера, будто он хотел показать всем жар-птицу. Полицмейстер развёл руками, вздохнул
   - Пока мы все, господа беспокоились здесь, разбирались, кто же такой Чичиков, разбойник он или нет, и кто строчит на нас доносы, главное мы упустили из вида. Вспомните, когда приехал в город генерал-губернатор? Все вопросительно переглянулись.
   - Ага, вспомнили. И с тех самых пор он не проявлял ни к кому из нас интереса. А дело то здесь вот в чём. Мы ждём и боимся комиссии, а комиссия уже давно работает против нас.
   - Это как же всё понять, судырь вы мой? - спросил почтмейстер.
   - А вот так, господа - продолжил полицмейстер - как только вернулся князь из столицы, как следом за ним, тайно, прибыл в наш город чиновник из столицы. И именно по нашу душу. Это мне рассказал вчера Антон Иванович, уж ему то всё видать с такой высоты. В высоких кругах вращается наш Антон. К сожалению, Антон Иванович не смог приехать сюда, повёз по срочному делу мою кузину, княжну Юсупову, вы, надеюсь, помните мою кузину? Но все пропустили мимо ушей вопрос полицмейстера о кузине.
   - Так этот, чиновник, зачем он сюда приехал, Алексей Иванович - спросил губернатор.
   -Кабы всё то знать, господа - продолжал полицмейстер. Антон Иванович говорит, что подобное уже было в другой губернии. А всё очень просто, господа! Чиновник из министерства заводит нужные знакомства, кого подкупит, кого припугнёт. И вот уже пошла, строчить доносы вся губерния. Ты сидишь у себя в департаменте и не сном, не духом не ведаешь, а рядом какая-нибудь каналья следит за тобой, да пером скрипит. Ты готовишься встретиться лицом к лицу с надвигающейся на тебя бедой, а она уже здесь давно и хрипит и дышит тебе в затылок. Тут отцы города заволновались, речь полицмейстера расстроила их. Начали вспоминать, в какой день вернулся князь, и кто из знатных господ приехал следом за ним. Хорошее дело, как же можно отыскать человека, если он приехал скрытно? Кто-то предложил, что надо бы привезти сюда смотрителя станции и расспросить, кого он встречал у себя в те дни. Но ему тут же ответили, что чиновник, вероятно, приехал на своём экипаже и не заезжал на станцию, но всё равно надо послать и за смотрителем. Послали за смотрителем. Смотритель, бойкий старичок с бородой заступом быстро всё сообразил, что хотят знать господа. Он тут же спросил, знают ли, собравшиеся здесь господа, помещика Ноздрёва. Ему ответили, что помещика Ноздрёва в этом городе все собаки знают в лицо. Довольный таким ответом бойкий смотритель ответил почтенным господам, что если господа знают Ноздрёва, то Ноздрёв как раз и приезжал в тот день, но не один. С ним в экипаже сидел почтенный господин, одетый очень изысканно, но не так, как любят одеваться наши местные господа, и с приличными манерами. Если судить по одежде, то я думаю, что этот господин прибыл из столицы. И ещё одна была примета, по которой можно смело утверждать, что этот гость не из местных господ.
   - И что же это за примета - спросили смотрителя станции. Смотритель начал рассказывать, что Ноздрёв потребовал, как всегда водки, а этот господин попросил только чаю. Сколько он себя помнит, Ноздрёв таких приятелей не имел. И вёл он в дальнейшем себя как-то странно. Ноздрёв тут же организовал игру в карты с проезжающими военными, двумя поручиками, один из которых был хромым, и ротмистром драгунского полка. Господин же, несмотря на настойчивые просьбы Ноздрёва категорически отказался играть. Игра быстро закончилась потасовкой, после которой Ноздрёва вытолкали на улицу трое жандармов. Господин же, накушавшись, чаю, откланялся и уехал.
   - Куда уехал - спросили тут же смотрителя.
   - Про то мне не ведомо. Господин не попросил переменных лошадей. На козлах сидел жандарм, сзади слуга - отвечал смотритель станции.
   - Ну, вот вам и ответ, господа - полицмейстер развёл руками - и гадать больше нечего - он! И лошадей не потребовал, и водкой и картами не увлекается, сразу видно - серьёзная штучка. Губернатор с сомнением покачал головой
   - Надо бы господа на всякий случай найти Ноздрёва и хорошенько его расспросить.
   - Мы его уже один раз расспрашивали, судырь вы мой - возразил почтмейстер - как всегда наврёт, дорого не возьмёт. Прошлый раз он такого насобирал и сам Соломон не разрешит. Тут все зашумели, что надо бы и Ноздрёва спросить, за спрос не бьют. Хотя бы узнать, кто этот господин. Только где сейчас его можно найти? Почтмейстер потянул в нос очередную порцию табака
   - Я знаю, где сейчас можно найти Ноздрёва, господа. У Побегушкина, судырь вы мой. У Побегушкина. Там вся эта гарниза собирается. Ноздрёва видели там, в компании штабс-ротмистра Поцелуева и ещё одного офицера. Полицмейстер озабоченно уставился в одну точку. Глубокая морщина прорезала его лоб.
   - Нельзя принимать Ноздрёва всерьёз, это противоестественно и не безопасно. Можно попасть впросак - рассуждал про себя полицмейстер. - Однако и правы господа: за спрос бить никто не будет, а с паршивой овцы так хоть шерсти клок. Что-нибудь да от него можно узнать.
   - Будут те же самые грабли, на которые мы наступали, до сих пор от них голова болит - не унимался почтмейстер. Однако все решили послать человека за Ноздрёвым. Пока господа перепирались прибегнуть к помощи Ноздрёва или нет, Ноздрёв, в это время, прохаживался в доме у Побегушкина из угла в угол. Он нервничал и был явно на взводе. Прошлым вечером он жестоко проигрался. Штабс-ротмистр Поцелуев познакомил его со своим приятелем, пехотным капитаном Перепёлкиным. Пехотный капитан с самого начала игры повёл себя задиристо, даже дерзко, больно задев самолюбие Ноздрёва. Вертлявый, как мельничная порхлица, с бегающими глазами и заносчивыми выражениями, пехотный капитан держался, как показалось Ноздрёву, слишком самоуверенно. Метнули банк.
   - Видели мы всяких и всяких обыгрывали, и ты не будешь последним, вошь ты пехотная - думал Ноздрёв. Он вошёл как всегда, в азарт. Но удача, эта ненадёжная подруга у Ноздрёва, в этот вечер отвернулась от него и выбрала себе в друзья прощелыгу пехотного капитана. После нескольких ходов Ноздрёву стало понятно, что с двумя ста рублями ему сегодня придётся расстаться. Ему бы забастовать, успокоиться и только тогда принять решения. Были случаи, когда это помогало, и среди множества хитрых передержек он находил в этот момент именно ту, на которую можно было надеяться как на самого себя. Но бегающие глазки Перепёлкина и его заносчивые высказывания бесили Ноздрёва. И он, как отчаянный рубака, кинулся с одной саблей в руках в самую гущу врагов. На банк были выставлены и триста рублей, что просил передать в городе его сестре Мижуев. Но тщательно продуманная и много раз опробованная им лично и никогда никому не сообщавшаяся по известным причинам линия, вдруг стала гнуться, ломаться и трещать по всем своим швам, а потом и вовсе всё пошло не туда, куда следовало бы идти. Следом ушли к пехотному капитану и три курительные трубки, что как-то довелось ему выиграть на ярмарке и что самое досадное: любимый черкесский чубук. Неудача обозлила и подхлестнула Ноздрёва. Он уж было заикнулся выставить на банк гнедого жеребца, которого ему удалось, как то выменять на серую кобылу у поручика Свистун-Пятки, да вспомнил, что его бричка находится в десяти верстах от города, в деревне Задирайлово, где Порфирия угораздило свалить бричку в глубокую промоину и сломать при этом заднее колесо. Рассерженный от случившегося, Ноздрёв оставил тогда Порфирия в деревне чинить сломанное колесо, предварительно договорившись с двумя местными кузнецами. Кузнецы долго перепирались насчёт оплаты: Ноздрёв явно хотел их надуть. Кузнецы сказали, что работа здесь будет очень серьёзной: много времени уйдёт на починку и сил и что для начала, надо бы дать им ходу. Ноздрёв дал им ходу: выставил им две бутылки водки и спросил их, можно ли теперь исправить поломку? Увидев водку, кузнецы обрадовались и дружно ответили
   - Сделаем! Ноздрёва согласился довезти до города проезжавший через деревню незнакомый чиновник. Хозяин экипажа оказался неразговорчивым и за всю дорогу Ноздрёв вытянул из него только несколько слов. Сейчас Ноздрёв ходил по комнате из угла в угол и обдумывал разные комбинации, при которых бы у него вдруг появилось бы около сотни рублей, чтобы отыграться у пехотного капитана. Послышался шум подъезжавшей коляски. Подойдя к окну, Ноздрёв увидел Порфирия, сидящего на облучке его брички.
   - Порфирий! Какого чёрта? Почему ты так долго? - закричал Ноздрёв, открывши окно.
   - Кузнецы, такие мошенники! Как вы только уехали, сразу запросили ещё надбавки. Мол, работа здесь серьёзная, времени уйдёт много - отвечал Порфирий, поворотившись на облучке брички.
   - Ну, а ты?
   - Пришлось выставить им ещё бутылку водки, что было в бричке.
   - Ах ты, каналья, мошенник, ты кого хочешь обмануть, а? Верно, сам всё и спустил, а? Врёшь, врёшь, вижу, что врёшь! У тебя рожа, то, вся опухла! Ты, ты, я знаю вас! Такой народ! Мимо никогда спокойно не пройдёшь, обязательно что-нибудь, да стянешь! Что?! Там должна быть ещё бутылка мадеры, давай, неси её сюда живее! Ноздрёв сердито захлопнул окно. Чёртов Побегушкин, вчера напоил какой-то дрянью, голова трещит, будто в ней полк солдат в барабаны бьёт и в животе ураган, никогда ещё так скверно себя не чувствовал! Порфирий, недовольно ворча себе что-то под нос, вытащил ободранный чемодан из брички, свёрток из замасленной бумаги, и понёс в дом. Едва Ноздрёв приложился к бокалу с мадерой, как в сенях послышался гром чьих-то сапог и незнакомый мужской голос спросил
   - Могу ли я видеть здесь помещика Ноздрёва? Порфирий ответил, что их благородие кушают и велено их не тревожить.
   - Мне необходимо лично передать помещику Ноздрёву, что его ждут очень важные господа в доме губернатора - незнакомец был настойчив. Ноздрёв тут же торопливо встал и отворил дверь
   - Я помещик Ноздрёв. Чего хочет от меня губернатор?
   - У губернатора сегодня день рождения и он просит вас приехать к нему. Просит прибыть, сей же час. Ноздрёв смекнул, что у губернатора стол не то, что у Побегушкина и может случиться хорошая компания для виста.
   - Эй, ты! Ступай и скажи, что я приеду. Да много ли народу у губернатора? Получив на всё ответы. Ноздрёв выпроводил посыльного.
   - Чёрт, как назло я вчера всё спустил Перепёлкину, а у губернатора можно подцепить и богатого простачка; там всегда трутся бездельники с полными карманами денег. Перепёлкин такой прыткий, штосы режет на лету, глаза бегают как зверки, и не поймёшь, чего задумал бестия! Но, ничего! Я ещё задам тебе перцу! Ноздрёв опять выглянул в окно
   - Эй, Порфирий! Не распрягай лошадей! Едем к моей тётке, тряхнём тётушку! А затем и к губернатору. Ноздрёв выпил бокал мадеры и, не закусывая, начал быстро одеваться. Надо бы сказать, что Ноздрёв особо не задумывался, зачем его позвали к губернатору. Он всегда мчался туда, где собиралось много народа, где затевалась какая-нибудь пирушка, и пахло карточной игрой. И он давно усвоил одно правило: после выпитого, мужчину всегда тянет к карточному столу. Вино возбуждало, но оно и лишало его холодной расчётливости, а в карточной игре выигрывает ум, а не горячность. Вот тут то и надо бы ему держать себя в руках! Но, надо сказать это с ним было редко. Обычно перед игрой он уже был порядочно пьян. В ход пускались все виды передержек, какими он обладал. Было и множество различных, очень тонко продуманных приёмов, выдуманных им лично, на которые он всегда надеялся. А, как уже известно, читателю, приёмы эти много раз подводили Ноздрёва, да так, что выталкивали его с пирушки в самый разгар игры поколоченным, иной раз и довольно прилично. Доставалось не только его пышным бакенбардам, но и другим частям тела, куда только могли дотянуться руки и ноги его разгорячённых игрой и вином приятелей. Но он как-то пообвыкся с этим. Вот если бы он вчера сразу так не надрался, то пехотному капитану и понюхать не пришлось бы его любимого черкесского чубука. Поэтому сегодня Ноздрёв дал себе твёрдую клятву не перебрать за столом.
   - Хорошо бы было выпонтировать у Перепёлкина мой вчерашний проигрыш, а уж потом мне повезёт, ух как мне повезёт! В доме губернатора Ноздрёв увидел смотрителя станции и хотел, было прошмыгнуть незамеченным в соседнюю комнату, так как он два раза брал водку на станции и не платил, однако был замечен почтмейстером. Но смотритель, кажется, забыл про водку, и, увидев Ноздрёва, первый шагнул к нему и сказал
   - Вот, ваше превосходительство и сам господин Ноздрёв. Он и подтвердит, а я ей богу, не вру. Смотритель тут же был отпущен, и все обратили свой взор на Ноздрёва. На вопрос господ чиновников, приезжал ли он, неделей назад, на станцию с незнакомым господином, был получен ответ, что приезжал и что господин этот ему хорошо знаком; статский советник из Петербурга. Они вдвоём ездили к Ноздрёву, хорошо покутили, потом почти целую неделю колесили по губернии. Ноздрёва тут же спросили, интересовался ли его знакомый делами в нашей губернии и в частности отдельными управителями нашего города. На что Ноздрёв, бойко, не моргнув и глазом, сказал, что он только это и делал на протяжении целой недели, пока они ездили по губернии. Чиновники спросили у Ноздрева, не называл ли его знакомый фамилии почтенных граждан нашего города. Ноздрёв отвечал, что как же, называл, и ещё просил всё время его, Ноздрёва, рассказать о каждом поподробнее, что он и делал. А почему бы и не рассказать? Пусть и в столице все знают, что управители нашей губернии тоже не щи лаптем хлебают! После таких слов Ноздрёва у многих собравшихся пропал аппетит. Ноздрёва, тут же, наперебой, стали спрашивать, кем именно, из управителей города заинтересовался статский советник, и не показалось, ли, Ноздрёву, что-либо странное в поведении статского советника. Ноздрёв и тут быстро нашёлся. Он, ничуть не смутившись, ответил, что все вопросы статского советника были на редкость странными, особенно, когда он велел остановиться и начал его расспрашивать, чьи это двухэтажные особняки современной архитектуры построены за городом и даже что-то записывал в свою книгу и долго, потом смотрел на дома из окна кареты. Отцы города спросили Ноздрёва, как давно он знает своего приятеля. Ноздрёв без запинки ответил, что давно с ним знаком, что даже и не помнит, в каком году и на чьей вечеринке они подружились. Было это дело в Петербурге. Приятель тогда ещё не был статским советником, а служил в канцелярии его величества, он уж и не помнит в каком чине. Но уже тогда он был большой занозой и доносчиком, что даже однажды за фискальство его же товарищи, налили дёгтю в карманы его шинели. Тут Ноздрёв поведал господам чиновникам о том, о чём статский советник его спросил.
   - Правда ли, что по вашей губернии разъезжает сатана в образе человека и скупает за деньги мёртвые крестьянские души? Я ответил, что, правда. И что это и не сатана вовсе, а мой наилучший приятель, херсонский помещик, Павел Иванович Чичиков. И что я и сам продал ему около сотни мертвецов, потому, что срочно нужны были деньги, чтобы отдать карточный долг Поцелуеву и что многие помещики ему продали мёртвых, а сами только притворяются, что продали живых. А почему бы и не продать, коли просят? Полицмейстер спросил
   - А не говорил, ли вам ваш знакомый, что нибудь, э-э, такое, о Чичикове? На что Ноздрёв ответил
   - Говорил. Что в Петербурге уже многие знают про Чичикова, что он накупил много мёртвых крестьян и через это каким то неведомым путём стал миллионщиком. И что все никак не могут понять, каким же образом, Чичиков думает переселить своих крестьян в Херсонскую губернию, если все они на погосте? На любой вопрос господ чиновников у Ноздрёва был готов и ответ. На всё он отвечал без запинки, ни разу не смутившись, словно знал этого господина с самого детства. Ноздрёв понял, что чиновники попали в какое-то затруднительное положение и что им необходимо что-то узнать о том неразговорчивом господине, согласившемся довезти его до города в своём экипаже, когда разиня Порфирий свалил его бричку в канаву и сломал там колесо. Когда спросили фамилию статского советника, то Ноздрев, ничуть не смутившись, окрестил его Чечевицыным, племянником купца Авдеева. При последних словах Ноздрёва, отцы города воспряли духом
   - Вона, куда всё вышло! Купца Авдеева все здесь хорошо знали, и вздох облечения пронёсся меж ними. Через купца Авдеева можно всё держать в руках - решили они. Тут Ноздрёв сообразил, что купца Авдеева он приплёл совершенно напрасно, ведь это его откровение господа чиновники могут и проверить, но слово не воробей - вылетит - не поймаешь. Он, видя замешательство присутствующих здесь господ, поспешил незаметно улизнуть к карточному столу. Почтмейстер один остался стоять посреди комнаты. Он хотел поднести щепоть табаку к носу, но почему-то передумал и рассеянно высыпал табак на пол, чего никогда с ним не бывало.
   - Надо бы расспросить Ноздрёва, когда возле него никто не будет вертеться: интересовался ли статский советник его почтовой конторой и не сболтнул ли Ноздрёв чего лишнего про почтмейстера? Вот не было беды - отворила баба ворота! И правда ли, что статский советник был за городом, где у него строится особняк? А у меня, как назло в почтовом управлении в отчёте стоит ремонт, а всё, до последнего гвоздя пришлось свезти на стройку дома. Да где это видано, чтобы можно было построить такие палаты только на свои гроши? Уж лучше бы было, чтобы этот Чечевицын заглянул вначале в уездный суд. Там такая каша, что и сам чёрт собьёт свою спесь, не то, что какой-то статский советник! Почтмейстер заглянул в комнату, куда направился Ноздрёв. Ноздрёв был занят игрой и почтмейстер махнул рукой
   - Подожду, от меня ты не уйдёшь, голубчик! Полицмейстер тоже стоял, задумавшись, уставившись в одну точку.
   - Надо завтра же наказать всем в управлении, чтобы не ходили всякие там без дела по лавкам купцов - размышлял полицмейстер. - Особенно, чтобы напрочь забыли дорогу в лавку купца Авдеева. А то ведь зайдёт какая-нибудь бестия и во всё суёт свой нос. Всё то ему надо проверить, да всё попробовать. А меры то, и не знает! Вначале подцепит пальцем одну ягодку из лукошка, а потом и всю свою волосатую пятерню запустит туда и загребёт, ведь, как лопатой загребёт! И наберёт всего враз столько, что только в добром ведре можно унести. Да ещё скажет притом, что несёт он не себе домой, а полицмейстеру! У, народ! А ведь случись, какая комиссия, так от всего открестятся, а всё на меня свалят! Это хорошо, что статский советник доводится племянником купцу Авдееву. Авдеев мне кругом должен за мою доброту. С этим купцом надо теперь держать ухо востро, не то подаст тебя в таком свете, что и сам себя не узнаешь! Впрочем, что я? Чего дело оставлять на завтра - полицмейстер хлопнул себя по лбу ладонью и заспешил в прихожую. В прихожей сидели частный пристав и двое полицейских. Увидев полицмейстера, они вскочили навытяжку.
   - Ты это, вот что, братец. Беги сейчас в управление, да порезвее беги - сурово начал полицмейстер. - Да подними на ноги всех, и живых подними и мёртвых. Всех, кто только будет способен понять человеческую речь. Да не забудь при этом заглянуть на гауптвахту и съезжую: там верно кто-нибудь дрыхнет после пьянства, так ты в шею их всех, в шею! Нашли место себе, где можно отсыпаться! И передай мой наказ Караулову, чтобы закрыли на замок гауптвахту и если случится, какая комиссия, то всем говорить: в городе у нас всё всегда спокойно и некого в неё садить. А впрочем, постой! Слушай меня сейчас очень внимательно - продолжил полицмейстер. - С завтрашнего дня растолкуй своим людям, да с пристрастием, чтобы до каждого лба дошло. Мол, гость приезжает в наш город, очень важная особа: комиссия к нам должна пожаловать, будь она неладна! Накажи своим людям, прямо вдолби каждому в голову, чтобы они не ходили в лавки купцов и не обирали их больше. А то, знаешь, эти толстопузые самоварники, такие обидчивые, ещё наплетут гостю бог весть что. Эти прохиндеи, прохвосты, горазды, сочинять жалобы, а уж если ещё их заденешь больно чем, так вот тебе - скособочит своё брюхо и бегом к писарям! Сами то они, в грамоте - так ни гу-гу, а на то и водят дружбу с писарями. А тем что? За головку сахара, или жареную курицу всю бумагу губернии изведут! А коли, какая худая весть дойдёт до гостя - худо вам всем будет! Ой, как худо! Особенно следи, чтобы ни одна бестия не заходила в лавку купца Авдеева. Да проследи сам лично, чтобы от него убрали быстрее постой; гостю чтобы не было неудобств, а впрочем, когда всё утрясётся, то можно будет опять к нему гарнизу подселить. И не сметь называть его больше козлиной бородой! Не то я вас.... Да накажи, чтобы на каждой улице были бы наши люди и кланялись бы проезжающим мимо господам, а не сидели бы по кабакам. Не то зайдёшь в заведение, а там сидит этакое пьяное рыло в мундире, языком едва ворочает и своего полицмейстера не узнаёт! Ты ему - Смотри, ведь это я, я, твой полицмейстер! Нет! Не признаёт! Знай только, хрюкает себе под нос. Непорядок! Оно, конечно, такой важный гость не зайдёт в кабак, а найдёт место себе почище и поприличнее, чем кабак. Однако честь мундира надо блюсти везде, а не только на улице. Я и сам, бывало, выпью на службе рюмку, другую, что ж тут плохого? Но не до такой же степени, чтобы и захрюкать! И не шатаюсь после этого по кабакам!
   - Сделаем, ваше превосходительство - частный пристав стоял, выпучив свои белёсые глаза.
   - И смотри, ты, ты! У, канальи! - погрозил пальцем полицмейстер. - У тебя Прыткохвостов так вчера надрался в винной лавке у купца Ахмедова, что его нашли на толкучем дворе без сапог. Уж лучше бы без головы, раз пить с умом не умеет!
   - Накажем, ваше превосходительство - частный пристав посмотрел на свои ботфорты - на месте, ли?
   - И сам ты! У-у, такой лоб! - погрозил пальцем полицмейстер, приладившись, было, стукнуть пальцем по лбу пристава - Ты брат меру всему знай. Я знаю, ты такой прохвост, наладился ездить в острог, пристаёшь и соблазняешь там молодых переселенок и вообще там волю своим рукам даёшь. Волочишься за каждой юбкой, а службы нет.... Такое бесстыдство! Куда жена смотрит?
   - Сделаем, ваше превос....
   - А за что ты ставишь фонари всякий раз под глаз смотрителю станции, а? Приглянулась тебе его дочка? А? И кто отметелил сидельца в винной лавке у купца Ахмедова, а? Винная лавка - это тебе не кабак, взял, так плати! Смотри брат, у меня ухо востро! Не то сам в острог угодишь! Да вели убрать перед входом в управление всякий мусор! Ну что, за народ, а? Никакого сознания! Стоит только одному что-нибудь бросить, так тут же другие всякой дряни понатащат! Словно только и ждут этого момента, чтобы избавиться от своего мусора! И откуда только всего наберут? Верно, больше места для этого нет? Сделав наставления, полицмейстер достал платок и глубоко вздохнув, вытер им лоб. Надо сказать, что полицмейстер был не злопамятен и очень отходчив, за что его очень уважали Прыткохвостовы, Зашибайловы, Дёрниглазовы и вообще вся полицейская братия, любящая весело покутить на службе, а то и вообще надраться до беспамятства. У полицмейстера как-то всё шло легко и прекрасно и на работе и дома. Домашние любили его за тихий нрав и добродушие. Он мог сделаться серьёзным и очень строгим, но не закричать. И на службе он, бывало, вначале слегка поругает, а потом, видя твоё измятое лицо после вчерашней пирушки, по отечески предложит полечиться рюмкой водки, а то вообще не заметит, что тебя весь день не было на службе, словом он был добряк хоть куда. Но оставим почтенных отцов города в том положении, в каком они сейчас оказались. Посмотрим, что сейчас делает наш главный герой. После того, как Чичиков простился с Чепраковым, он не поехал домой, как хотел сделать раньше. Узнав от Чепракова, что близко, за лесом, живёт помещица, где возможна пожива, он велел Селифану не ехать мимо озера, где он посадил рыжего повесу, а поворотить от озера к лесу. Бричка Чичикова проехала мимо обгоревших на солнце холмов и въехала в лес. Лес встретил Чичикова прохладой и щебетом птиц. Вначале тянулись кусты акации вперемешку с осинами, калины и черёмухи. Дорога то уходила в глухую зелень, в упоительную прохладу, то неожиданно вырывалась на простор, на самый солнцепёк, куда не мог долететь ветер, и воздух здесь стоял густо замешанный на запахах сосновой смолы и акаций. Осины перестали шуршать своими листьями над головой Чичикова, и дремучий сосновый бор впустил бричку в свои владения. По краю дороги тянулись низкорослые сосны, кряжистые и корявые, разлапистые так, что Чичиков, задравши голову вверх, вдруг подумал, что на этих кривых деревьях может спрятаться разбойник и его не будет заметно с земли. Какой-то неизъяснимый страх скрывался вокруг. Тёмная стена леса неожиданно кончалась, и ярко зелёный сосновый молодняк вырывался из темноты, радуя глаз путника своей свежестью. Темнота леса пугала Чичикова своей тишиной и неизвестностью.
   - Как только приеду в город, то обязательно надо прикупить пару пистолетов и не забыть раздобыть саблю - думал Чичиков. Да будь у меня тогда пистолеты, то я бы показал этой рыжей бороде, кто такой Чичиков! Чичиков на минуту разгорячился
   - Да одного моего выстрела было бы достаточно, чтобы вся эта рвань разбежалась по лесу во все концы! Всё-таки, думается, не следовало мне тогда поминать чёрта, когда я искал в бричке саблю, может, и всё бы было иначе? Всё попутал нечистый! Однако жизнь моя висела тогда даже ни на волоске, а парила уже где-то во мгле. Ничтожен человек перед злым роком. Ничтожна и сама жизнь, если она в одно мгновение из светлого и шумного дня превращается в чёрную и немую мглу. Ничтожны и помыслы его, всё суета, на которой жирную точку поставит смерть. Чичиков велел Селифану погонять быстрее. Бричку иногда резко подбрасывало, когда она наезжала на выступавшие из под песка среди дороги корни вековых сосен. Чичиков напрасно беспокоился и подгонял своего кучера - вокруг слышался только щебет птиц. Бричка неожиданно вырвалась на простор, и лес тянулся с двух сторон уже на значительном удалении. Дорога стала ровнее, мелкий кустарник с пожухлыми листьями рос вперемешку с молодым ельником. Одинокий коршун выписывал в небе свои круги, спускался ниже к дороге, затем пропадал где-то за лесом и возвращался вновь к дороге. Селифан вёл разговор с чубарым
   - Что, подлец-конь, куда опять тянешь? Дороги тебе стало мало, а? Зачем, вор, вчера у гнедого овёс съел, а? А свой овёс, так под ноги? У, варвар! Сморило уже тебя! Кнут, вильнув своим длинным хвостом, больно ужалил чубарого где-то за ухом.
   - Вот так! Это тебе за вчерашний проступок, за овёс, что сгубил! И не косороться так на меня! Думаешь, тебе нет замены? Вот случится хорошее предложение, узнаешь ты меня тогда, панталонник ты немецкий! Продадим мы тебя заезжим молдаванам и не в карете ты будешь дурака валять или путаться в постромках под боком у гнедого, а запрягут тебя в такую колымагу, что завоешь! Уж завоешь! Вот тогда то, ты вспомнишь мою доброту! За взгорком показался экипаж с откинутым верхом. Незнакомые Чичикову лакей и кучер осматривали упряжь лошадей, негромко переругиваясь. Чичиков велел Селифану подъехать поближе и остановиться. Как только бричка остановилась, Чичиков, отворив дверцу, хотел спросить мужиков о направлении дороги, но передумал и сам спустился на землю. Селифану же, пришлось ещё проехать несколько сажен вперёд, потому что подлец чубарый вдруг вздумал приставать к пристяжной кобыле в яблоках, на что та ответила тихим ржанием. Мужики, увидев незнакомый экипаж и барина, поклонились Чичикову.
   - Куда путь держите, мужики - спросил Чичиков. Оказалось, что это экипаж Чепракова. Остановились потому, что барыне захотелось погулять по лугу. Чичиков увидел молодую даму в голубом платье, идущую к своему экипажу. В руках дама держала букет полевых цветов и веер. Чичиков, сделавши два шага навстречу даме, поклонился
   - Осмелюсь спросить вас, сударыня, приведёт ли меня эта дорога в деревню помещицы Тумановой? Чичиков сообразил, что перед ним жена Чепракова. Дама, несколько смутившись, ответила
   - Прошу извинить меня, мне не знакомы здешние места. Спросите, пожалуйста, у моего кучера, уж ему все дороги должны быть известны. Кучер со слугою наперебой ответили Чичикову
   - Две версты ещё, и вон за той рощей и будет, то есть барыня Туманова живёт. Чичиков посчитал неуместным заговорить с дамой вновь. Севши в повозку, он, незаметно посмотрел в сторону Чепраковой. Она была очень мила. Неброская красота, лёгкая грациозная походка, всё в ней завораживало. Бричка его уже проехала половину версты, а он всё думал об этой мимолётной встрече. Бросить театр, светскую красивую жизнь и ради кого и чего? Чепраков, вероятно, сопьётся и хозяйство, в лучшем случае, будет спущено им на курьерских. А в худшем: хитрый и проворный немец приберёт богатое имение к своим рукам. Пройдут годы, и побледнеет твоя красота. От повседневных забот появится первая морщина на твоём лице и сцена театра тебе будет всё реже сниться. Бросить к ногам пьяницы карьеру, молодость, светскую красивую жизнь? Чтобы по вечерам грустными глазами смотреть на пьяного мужа? Чичиков привстал в бричке: вдали показались, какие то строения. Дорога здесь была ровной, как гладь тянувшегося рядом пруда. Селифан вытянул кнутом по спинам лошадей. Каждого по разу, а чубарого, для порядка, так побольней - за ухом! И, понеслась навстречу дорога! Бричка резко качнулась вперёд, словно собираясь взлететь, спицы дрогнули, и светлый круг колеса плавно пошёл назад. Шеи коней - дугой! Ветер хлещет тебя по лицу, треплет верх твоей повозки, то обожжет лицо горячим воздухом, заберётся под сюртук, то вывернет тебе перед лицом дорожной пылью и заберётся в рукава. Всё вдруг становится невесомым и кажется тебе, что это не ты летишь над землёй, а она стремительно несётся тебе навстречу. Всё поднялось враз, кусты, деревья, поля и перелески - всё ожило, всё дрожит и летит тебе навстречу вместе с темнеющим и сверкающим молниями вдали горизонтом. То, качаясь на ходу, то, плавно уходя, куда то вбок и теряясь за поворотом, то, кивая тебе верхушками берёз и ветками плакучих ив; летит, летит тебе навстречу пёстрое убранство матушки земли! Под дробный перестук копыт и тихий шелест хорошо смазанных колёс уносит тебя прочь от безумства суеты, лукавства и сумрачности мыслей. Чичиков вглядывался на серую громаду строений, малых и больших, обнесённых частоколом, способным охладить пыл лихим людям, на высокие, покосившиеся от непогоды и времени ворота. Это был монастырь и земли, простиравшиеся до самых холмов, прорезанных надвое глубоким оврагом, были монастырские. Высокие стены монастыря не пропускали в обитель злые помыслы и соблазны, оберегали покой их обитателей и хранили вековые тайны монастыря. Монастырь был очень старым. Высокий каменный фундамент был вылизан ветром и дождём. Меж камней фундамента въелась зелень. Но умели строить предки! Нижние ряды из лиственницы превратились в подобие гранита, и от удара обухом по бревну жалобно звенел топор. Как тени двигались иноки-послушники у стен монастыря. Бричка Чичикова проехала мимо монастыря и начала спускаться вниз с холма к деревне. Чичиков по привычке, уже издалека, начал считать и рассматривать крестьянские избы. С холма деревню было видно как на ладони. Богатыми домами деревенька похвастаться не могла бы. Старые крестьянские избы тянулись вдоль кромки берёзового леса, частью, подступая к самой кромке, поближе к тени, частью выгибаясь дугою и выходя к пруду. Свиньи рылись у пруда, рядом на помосте баба с подобранной юбкой выше колен полоскала в пруду бельё. Её малолетняя дочь, подкравшись сзади к лежавшей в грязи свинье, щекотала её прутом по спине, на что та отвечала ей громким хрюканьем. Помещичий дом открылся взору Чичикова совершенно неожиданно, как только бричка переехала через берёзовую рощу. Кирчёные стены из вековых сосен были выкрашены в зелёный цвет. Затейливые узоры разбегались по карнизам и окнам. Две козы лениво бодали друг друга, но, увидев подъезжавшую повозку разом прекратили это занятие и повернули свои морды в сторону уже остановившегося экипажа. Чичиков осмотрел местность вокруг. Приезжая всякий раз в незнакомую деревню, он внимательно смотрел на постройки помещичьего двора, на ухоженность прилегающих вокруг дома садов. Всё примечал его глаз. Беспорядок во дворе ли, неухоженный сад и разрушенные хозяйственные постройки не огорчали его пытливого взора. Он научился всё сопоставлять в одну цепь, закономерность, позволяющую определить наклонности и привычки помещика. Приехав в имение Собакевича Чичиков, про себя загадал, что хозяин, должно быть, не вертопрах, не пьяница, и стоит на земле ногами крепко и с таким, верно, придется повозиться.
   - Однако - сказал он себе, увидев ноги Собакевича, похожие на огромные чугунные тумбы. Не подвело его чутьё и при встрече с Чепраковым. Слабость помещика в управлении хозяйством, отрешенность от всех дел, вот что он потом наблюдал у Чепракова и у Манилова. Сейчас он внимательно осматривал усадьбу Тумановой. Беспорядка вокруг не наблюдалось. Забор поблёскивал свежестью краски, дорожки к дому посыпаны чистым песком. Кусты подстригались аккуратно и тянулись до самого крыльца. Цветочные клумбы радовали глаз обилием цветов. Стволы деревьев побелены, кругом чистота
   - Даже плюнуть некуда - подумал Чичиков. Широка русская натура! Но нет в ней завидного постоянства к порядку, которым извечно страдают немцы. Выдуманный немцем порядок въелся в самую его сущность, и делает его самого придатком им же выдуманного уклада. Немец не бросит разбитую телегу посреди двора, чтобы она заросла крапивой, не оставит сучковатое бревно у самой дороги. Русский же, мужик, не будет долго мудрствовать о таких мелких делах: он будет лучше запинаться через бревно, чертыхаясь, всякий раз, но не уберёт его. Пока самому не надоест запинаться. Немец и маленький свой домик прилижет с особой тщательностью, на какую способен только немец, и будет сам весь - порядок и постоянство. Но не таков русский мужик! Он, конечно, расстарается перед большим праздником: выметет улицу и побелит стволы деревьев, уберёт бревно с дороги, но нет, из-за какого нибудь угла да выглянет стыдливо на тебя разруха и беспорядок. Но проведёт мужика седой англичанин по туманным улицам старой и доброй матушки Англии и забудет мужик про дымящуюся самокрутку в кулаке. С надменной чопорностью будут смотреть на мужика окна старинного замка, где уже много столетий живёт семейство какого-нибудь лорда. Всё кругом будет хвастать тебе своей чистотой и строгими чертами: ровные кусты газонов, дорожки с мелким щебнем, беседки, сияющие краской и стеклом громады домов и церквей. И словно на диво выстроил в улицы дома, бойкий фантазёр архитектор: а что ни дом, то свидетель истории. Но усмехнётся русский мужик! Вот удивил! А видел, ли ты, иноземец в парике, наши русские церкви и монастыри? А приходилось ли тебе, гулять по улицам Петербурга? А каково, тебе, иноземец, наше русское хлебосольство? Но, удивлённо откроет свои глаза седой англичанин, когда будет проезжать по лютому бездорожью через русскую деревню. Словно огромный гриб возвышался над всеми постройками дом помещика.
   - А где же избы мужиков? - будет вопрошать англичанин. И невдомёк ему, что уж так повелось на Руси: строить в деревне осенью, в надежде, чтобы простояло до весны, а уж потом как бог даст. Но вот уж минула весна и ещё несколько лет, а оно стоит и не падает, только покосились набок стены, и просела дырявая крыша. Сурова жизнь и сурова действительность, но не упадёт духом русский мужик, стойко перенесёт он все тяготы и неустроенность. Ему только дай свободу, да клочок земли в глухомани. Он плюнет с весёлым задором себе на ладони, схватит топор и закричали вековые сосны
   - Русский мужик! Пришла к нам погибель! За зиму сруб поставит, а летом болото осушит, огород вспашет, сена накосит, да так разойдётся, что волчица с любопытством, наблюдавшая за ним из ближайших кустов, подожмёт свой хвост и поспешит убраться в глубь леса. Сейчас Чичиков смотрел на обилие ухоженных цветников и подстриженных клумб. Чувствовалась заботливая рука хозяйки. Как-то поведёт она себя, когда услышит странную просьбу незнакомого гостя? Выведет его из терпения, как когда-то было с глупой старухой Коробочкой или же сделается она сама скупость, подобная Плюшкину или Собакевичу? Чичиков велел подъехать Селифану к низкорослой берёзе у самого забора и остановиться в тени.
  
  
  
  
   Глава 4.
  
  
  
   Радуйся! Тихой божьей обители, что стоит на возвышении, открытой всем ветрам и свету. Радуйся! Строгости нравов и поведения иноков-послушников, в поте лица идущих за плугом по кормилице земле. Радуйся! Юродивому, повстречавшемуся тебе на краю деревни, его прозорливости, особому его дару, способного излечить твою боль. Радуйся! Мироточивой чудотворной иконе Знамения Божьей Матери, печально смотрящей со стен великолепного золотоголового чертога на суету нашу и невоздержанность. Места, где остановилась повозка Чичикова, были более чем живописны, более чем прекрасны. Совершенство природы и чистота человеческих помыслов, простой крестьянский быт и смиренность обитателей монастыря, всё здесь переплелось чудным образом. Население деревни вставало с восходом солнца и спешило к заутрене. Молитва и труд - с этими заповедями оно встречало новый день. Особой строгостью нравов и соблюдением всех заповедей отличались хозяйка деревни и монах отшельник, чью келью видел Чичиков в трёх верстах от монастыря. Монах вот уже третий год жил уединённо в своей келье, трудился на пасеке, носил хворост из лесу и к праздникам спешил в обитель к братии. До вечерни, отшельник принимал посетителей из деревни и братии из обители. Набожная Туманова навещала его перед праздниками в сопровождении управительницы всеми её хозяйственными делами, суровой и чрезмерно взыскательной гречанкой, прозванной между мужиками людоедкой. Отшельник делал помещице наставления, о том, как нужно жить в согласии с собой и всевышним, учил её мудрости жизни, и после смерти её мужа стал её духовным наставником. Помещица в этот день была у настоятеля монастыря и сейчас, подъезжая к дому, увидела лёгкую рессорную бричку, в какой обычно ездят покупщики, или же чиновники средней руки. Коляска помещицы подъехала к коновязи, выскочивший из дома слуга в сибирке со стоячим воротником принял лошадей и помещица, вслед за гречанкой, спустилась на землю. Навстречу ей, с приятной улыбкой на лице, несколько склонив голову набок, шёл человек, средних лет, приятной наружности. Росту он был среднего, не то чтобы толст, но и не то чтобы тонок. Не то, чтобы стар, но, однако и не так уж и молод. Фигура его казалось, утвердилась во времени, когда человек перестаёт расти вверх, но и вниз идти под тяжестью излишнего веса не торопится. Как хорошо откормленный кот, важно и мягко ставил он свои ноги на землю. Подойдя к помещице, он ещё несколько склонил голову набок и вниз и, с улыбкой, представился
   - Коллежский советник Павел Иванович Чичиков. Помещик. Моё вам почтение! И ловко шаркнув ножкой, гость, едва задевши земли, отскочил на пол шага назад. Помещице понравился такой оборот гостя.
   - Гость, кажется, приятный и благородный человек - решила помещица.
   - Хозяйка деревни Туманова - ответила она Чичикову. - Попечительница богоугодных заведений - добавила она с едва заметной гордостью.
   - Простите, как вас звать по имени?
   - Анна Антоновна.
   - Меня привело к вам, любезная Анна Антоновна одно обстоятельство. С недавних пор я стал владельцем имения в этих краях и сейчас путешествую, знакомлюсь с помещиками, и не без интереса, признаюсь. В хозяйственных делах я, увы, не знаю всех тонкостей, а жизнь заставляет постигать эту тонкую науку. Управлять крепостными крестьянами мне не приходилось и любой совет мне пригодится. Очень хочется видеть живое коловращение людей, услышать от умных и бывалых людей всякие истории и превратности жизни, так сказать, сойтись с ними в геморроидальном отношении. Помещица молча смотрела на гостя.
   - Не сочтите за назойливость и бестактность - Чичиков посмотрел помещице прямо в глаза - но мне очень нужно встретиться с вашим братом - Чичиков назвал фамилию проповедника. - Мне его рекомендовал ваш сосед, Чепраков, как весьма порядочного человека. Я слышал от Чепракова, что ваш брат хочет продать крепостных крестьян, и мне бы хотелось поговорить с ним об этом, но где его можно найти я не знаю.
   - Мой брат сейчас в городе - отвечала помещица - впрочем, найдётся и точный адрес, где он живёт в последнее время. Помещица жестом руки пригласила Чичикова в дом. Слуга забежал вперёд и открыл перед помещицей двери. Пока Туманова с гостем шли до двери, Чичиков с удовольствием втягивал носом воздух, поражаясь его необыкновенной свежести
   - У вас много здесь чего растёт - заметил он помещице.
   - Моя матушка была большой любительницей цветов. Цветы радуют глаза, и свежесть дают необыкновенную, надо только за ними прилежно ухаживать. Туманова с нескрываемой гордостью окинула взглядом цветники.
   - Не аглицкий, конечно за ними уход, но мой садовник очень старательный. Они прошли по коридору, пахло свежей краской. Девка в чепце и в монистах открыла им двери в гостиную. Туманова ей что-то сказала, и девка, кивнув головой, ушла, звеня монистами. Войдя в гостиную, помещица предложила гостю сесть на кресло у столика
   - Прошу - сказала она. Чичиков сел, бойко подвернув ножку, взгляд его скользнул по стенам гостиной. На стенах гостиной висели иконы святых апостолов: Иоанна Богослова, Петра и Павла. В углу, за свечами - лик Божьей Матери Иерусалимской с младенцем на руках. Подойдя к иконе, помещица перекрестилась и вошедшей девке велела зажечь свечи перед иконой. Девка поставила перед гостем на столик чай, зажгла свечи и ушла за пономарём. Усевшись в кресло напротив Чичикова, помещица сказала
   - Я послала за пономарём Иоахимом. Иоахим иногда навещает моего брата, и он вам и обскажет, как пройти вам до его дома в городе. Чичиков поблагодарил помещицу за участие.
   - Так вы говорите, продаёт ли мой брат крепостных крестьян?
   - Да. Это так. Он делает большие пожертвования на богоугодные дела. Сейчас идёт ремонт в монастыре, и мой брат обещал игумену помощь в ремонте. Я со своей стороны тоже хочу оказать посильную помощь, о чём и сказала сегодня отцу настоятелю.
   - За это вам воздастся перед всевышним - сказал Чичиков. Прихлёбывая из стакана чай, Чичиков обдумывал самый щекотливый вопрос, ради которого он и приехал сюда. Помещица же, углубилась в размышления; видимо поездка в монастырь и разговор с настоятелем были для неё очень важны, и она на миг забыла о госте. Чичиков воспользовался этой минутой и наблюдал за помещицей, не выпуская чай из рук. Палевое платье с многочисленными складками и длинными рукавами скрывало всё то, что могло взволновать мужчину средних лет. И как сказал Чичикову Чепраков, Туманова выглядела для своих лет, очень даже аппетитно, портил её вид только серый чепец с лентами и какая-то чрезмерная печаль во взгляде. Чичиков поставил чай на столик
   - У меня есть к вам одно предложение, любезная Анна Антоновна - начал Чичиков. - Вы, как я полагаю, очень набожный человек и что очень похвально, хотите помочь монастырю. И сердцем и душой, я всегда поддерживаю людей, жертвующих своим состоянием на богоугодные дела. Готов и сам внести скромную лепту, хотя я человек, весьма стеснённый финансовыми обстоятельствами. Но, по мере сил - Чичиков внимательно посмотрел в глаза помещице. Туманова слушала гостя со вниманием, иногда кивая головой.
   - У меня есть приятель - приступил Чичиков к самому каверзному вопросу - Он покупает крепостных крестьян на вывод в Таврическую губернию. Вы, надеюсь, знаете, что наша то, министерия, решила заселить пустующие земли Таврической и Херсонской губерний, но в этом вопросе есть одна сложность: землёй наделяют в зависимости от количества крепостных душ. И с этим ничего нельзя поделать. Таков закон. Тут Чичиков прилгнул. Он надеялся, что помещица в такой глухомани вряд ли когда интересовалась землями в далёкой Таврической губернии. Вряд ли, она могла знать, что земли в Таврической и Херсонской губерниях можно было получить даром. Помещица не сказала ни слова, но слушала Чичикова с заметным вниманием.
   - Приятель мой, человек небогатый, своих крестьян у него мало, но он придумал, как ему можно получить земли в Таврической губернии в достатке, не нарушая при этом закон.
   - Закон. Надо почитать бога и закон - вставила помещица.
   - Да, да! Закон! Я немею перед ним! Понимаете....
   - И что же ваш приятель? Он получил землю?
   - Понимаете, любезная Анна Антоновна - здесь Чичиков немного смутился, но быстро овладел собой - Когда выделяют землю, то нужен только список крепостных крестьян, заверенный, кстати, в нашей городской палате, а не самих крестьян. И тут мой приятель придумал одну хитроумную комбинацию, как ему можно получить земли в достатке, не нарушая при этом закон. Сидевший в клетке попугай повернул голову в сторону гостя. Глаз его сверкнул недобрым огнём и замер
   - По списку, ведь, засчитываются все крестьяне, в том числе умершие, беглые безвозвратно, а также рекрутные, но не поданные в последнюю ревизскую сказку - продолжил Чичиков, немного помедлив и всматриваясь в глаза помещицы. - А так как новой комиссии ещё не было, я полагаю, у вас, любезная Анна Антоновна, в списках есть не существующие, уже, крепостные крестьяне? Тут Чичиков склонил голову немного набок. Румянец слегка тронул его щёки, однако помещица ничего этого не заметила, казалось, она с большим трудом осмысливала речь гостя.
   - Вы хотите сказать мне сударь - умерших? Да. Конечно, есть. Много народа прибралось с тех пор, как была последняя ревизия.
   - Чума или мор - участливо спросил Чичиков. Помещица перекрестилась на икону
   - Что вы! Сударь! Бог оборонил нас от этой напасти! Да уж кому, когда начертал он умереть, тот тогда и умрёт.
   - Что тут поделаешь? Бог дал, бог и взял. А ведь вам ещё, сударыня, предстоит платить за них налоги как за живых крестьян. Впрочем, за беглых тоже, а пользы ведь от них в хозяйстве вам не будет. Никакой, одни расходы. Чичиков внимательно посмотрел в глаза помещице.
   -Да что же тут можно изменить? И год был неурожайным, денег нет, а тут ещё отец игумен ремонт учинил в монастыре. Собор бы надо подновить. Да. Надо. Помещица вздохнула. - Мастера ликописания уж взялись за дело: лик то, богородицы троеручицы, так и воссиял над всем собором и Саваоф под самым куполом, словно помолодел - произнесла она с ликованием. - Но денег нет, а помочь святой обители надо.
   - Вот видите, позаботиться о монастыре в трудный час - святое дело - вставил Чичиков. - И эта сделка существенно поправит ваши финансовые дела - вопросительно заглянул он помещице в глаза. Туманова достала маленькую серебряную табакерку, начинённую сушёными лепестками роз. Понюхавши, она уставилась на пламя свечей.
   - Да. Я предлагаю вам, любезная Анна Антоновна, сделку. Довольно необычную сделку на первый взгляд, но вы, я думаю, поймёте все тонкости дела, когда я вам всё объясню. Тут Чичиков глубоко вздохнул, словно собрался сигануть в стылую прорубь.
   - Сделка эта поможет вам в некотором роде поправить ваше финансовое положение. Я вам предлагаю продать этих не существующих крестьян мне, в том виде, в каком они сейчас есть, то есть ставших вам только обузою. Помещица думала о своих делах, и поэтому, последние слова гостя она прослушала без внимания.
   - Простите, я несколько задумалась, и мне послышалось, впрочем, действительно, послышалось.
   - Я предлагаю вам продать мне этих не существующих крестьян, как бы они ещё были живые. Ведь они по сказке числятся у вас как живые? - Помещица с изумлением смотрела на Чичикова. Кажется её странный гость не в своём уме.
   - Продать? Но ведь их уже нет в живых! Как же вы их хотите увезти с собой - спросила она. - Уж не хотите ли вы мне сказать, что собираетесь купить у меня только их души? Пламя свечей разом погасло. Помещица испуганно смотрела на икону - С нами крестная сила! Что я такое говорю? Рука её крестила рот. Помещица вытаращила глаза на гостя. Неподдельный, неописуемый испуг был на её лице. Зимой, в лютый мороз и пургу к ней в дом ломился какой-то странник, в нагольном тулупе и с топором в руках. Странник кричал под двери, что он посланник самого сатаны и что, если ему сейчас не дадут лошадей, то он разнесёт топором все двери. Перепуганный насмерть дьячок Пантелей, приходивший к Тумановой попользовать больной зуб шалфеем, сиганул через забор и привёл мужиков с собаками. Но странник растаял в ночи как тать, напоследок крикнув, что он обязательно ещё вернётся. И с тех пор она боялась впускать в дом незнакомых людей, опасаясь расправы разбойника. Сейчас Тумановой опять пригрезился голос странника, очень похожий на голос этого странного господина, его угрозы. Странная просьба гостя её очень напугала и, глядя на Чичикова, она молила бога, чтобы быстрее пришёл пономарь Иоахим. Чичиков досадливо заёрзал в кресле
   - Теперь надо быть большим искусником, чтобы убедить её продать мне крестьян. Кажется, она напугана всерьёз.
   - Что вас так сильно смутило, Анна Антоновна? Здесь нет ничего противозаконного, обычная сделка. Я избавлю вас от ненужных хлопот, и вы не будете платить за них налоги, а мой приятель получит землю в Таврической губернии. Нет в этом никакого греха, что вы составите купчую на этих мужиков. Я же, помогу вам поправить ваше бедственное финансовое положение.
   - Да зачем же вам купчая крепость на мёртвых мужиков? Беглых, я надеюсь, вы сможете поймать каким-то образом. А для чего вам покупать ещё и этих бездельников, коим мой покойный батюшка забрил лбы? Вы что же будете забирать их со службы? А вдруг, не дай господь, опять француз на нас войной пойдёт, кто же тогда будет вместо них воевать?
   - А пусть себе в удовольствие и служат, мне же только нужна купчая крепость на них и больше ничего. А сами крестьяне мне не нужны вовсе. Неужели не понятно? Купчая крепость нужна для получения земли и только. Я вам за это заплачу, и вы ещё к тому же не будете платить за них налоги. И в министерии, то, уже поняли, что несправедливо брать с помещиков налоги за уже не работающих в хозяйстве помещика крестьян. Тут Чичиков пустился в пространственные объяснения о существующем своде гражданских законов. Коснулся самых тонких и скользких мест в законодательстве, где умные и проницательные головы не смогли всё предусмотреть, и что по этой причине многие теперь помещики терпят большие убытки и разоряются. Многие высокопоставленные лица это понимают но, нет человека, способного всё взять на себя, взвалить на себя тяжкий груз ответственности, и что волокитчики и тут.... В передней послышался шум: мужской голос и звон монистов. Вошли девка и пономарь Иоахим, тощий и высокий как пожарная каланча мужчина, с бородкой клином. Иоахим поклонился сначала на икону, потом помещице и Чичикову. Помещица что-то сказала девке, та молча зажгла свечи перед иконой и вышла из гостиной. Пономарю видимо уже было известно, зачем его сюда позвали. Иоахим пощипал свою бороду двумя пальцами и первым делом спросил, знает ли господин, где стоит в городе церковь Николы. Чичиков сказал, что знает.
   - Так вот, батюшка - начал объяснять пономарь. - Первым делом надо ехать вам к церкви Николы на Недотычках. Не доезжая до церкви, следует поворотить в переулок, где живёт протопопша. Переулок выведет вас на пустырь, батюшка, и дальше, через пустырь, следует идти пешим. На пустыре вам встретится глубокая канава, в которую свалился на прошлой неделе протопоп, отец Кирил, когда он ночью возвращался от кумы с именин. Иоахим начал рассказывать, сколько синяков и ссадин получил протопоп Кирил, падая в канаву. Что потом, это падение ночью явилось предметом допроса с пристрастием со стороны протопопши, так как отец Кирил всю ночь просидел в этой канаве и домой ночевать не пришёл. Затем Иоахим предупредил Чичикова, что в дождь по этим двум брёвнам, перекинутым через канаву, лучше не ходить.
   - А выйдешь батюшка к роще, так вон он тебе и двухэтажный дом. На первом этаже трактир, значит, и трактирщик с семьёй там же живёт. А, поднявшись на второй этаж, так прямо дверь и есть, где их преподобие, пастор, живёт. Пономарь Иоахим ещё раз сделал напутствие Чичикову, чтобы он не ходил через канаву ночью или в дождь и добавил, поднявши вверх палец
   - А то будет как тады! Чичиков не стал выяснять у пономаря, что будет, как тады. Вошла девка и сунула пономарю узелок с провизией.
   - Премного вам я благодарен за помощь и заботу - сказал ему на прощание Чичиков. Довольный пономарь всем раскланялся и вышел. Помещица промолчала. Чичиков достал свою табакерку и начал вертеть её в пальцах, мозг его лихорадочно искал нужный сейчас ход.
   - Я хотел бы, любезная Анна Антоновна, вернуться к моему предложению. Дело в том, что ваш покорный слуга недавно приобрёл поместье в этих краях. Будучи, очень стеснённым финансовыми обстоятельствами, я был вынужден попросить денег у моего приятеля, и конечно, не мог отказать ему в просьбе о содействии при покупке крепостных душ. Я со своей стороны готов заплатить за каждую ревизскую душу и конечно, купчую крепость я тоже беру на себя.
   - Зачем же вам купчая крепость? Ведь крестьян нет. Одни на службе государевой, другие в бегах, а третьи и вовсе - на погосте! На каких же крестьян надо составлять купчую крепость?
   - Конечно на всех - Чичиков даже привстал от волнения. - Я надеюсь, вам приходилось бывать с прошением в палате? Какой- нибудь писарь, а тоже рассуждать о законе большой мастер, а всё лишь для того, чтобы затеять волокиту и взять с вас взятку.
   - Святая, правда, сударь! Я, прежде чем войти в палату, ассигнации по разным карманам раскладываю, чтобы задержки не было и лишнего соблазна у приказных не возникало. Кому сколько - по чину, а председателю - особо. Я порядок знаю. Да, что ж тут поделаешь! Видно господу так было угодно всё устроить.
   - Ну вот, видите! Без купчей то, ну никак нельзя! Закон, Анна Антоновна, есть закон. Для приказных это добрый кусок пирога, поэтому без купчей они дела не сделают. Ну, так, как?
   - Прямо не знаю, что и сказать. Предложение уж больно небывалое, странное. Однако я и впрямь тогда не буду платить налоги - начала колебаться она - Платить за мёртвых налоги государству: ведь это тоже так странно. Ведь их уже нет, а я должна платить! А тут ещё и год выдался совсем плохой, никакого доходу не дал. И помочь отцу настоятелю надо, где же деньги на всё взять? А позвольте узнать у вас сударь, сколько вы дадите за одну ревизскую душу?
   - А сколько хотели бы вы получить? По полтора рублика хотите?
   - Как же, странная, однако у вас цена. А что же вы будете делать, если вдруг, вы поймаете беглых? Ведь они живые и стоят много?
   - А я ничего не буду с ними делать, пускай себе бегают. Можете забрать их себе, если они вдруг объявятся. Кстати, вы их не подавайте потом в ревизскую сказку, ведь ни один подьячий не будет у вас, их считать. И потому в дальнейшем налоги за них тоже платить не придётся. Мне же нужна только купчая крепость на крепостные души, а не сами крестьяне. Документ, при помощи которого мой приятель сможет получить землю в Таврической губернии.
   - А коли так, то хорошо - успокоилась помещица - Сейчас тогда пошлю девчонку за управительницей, а пока, прошу за стол. У меня сегодня рыбный пирог. У кухарки то, моей Марфы, он хорош, она так славно его загибает. От пирога Чичиков не отказался, тем более что в желудке у него уже начиналось некоторое беспокойство.
   - Какой же я простофиля, совсем думать перестал! - ругал он сам себя. - Надо бы начинать с полтины, надо бы с ней поторговаться! Да уж больно она была напугана. Ну что у неё в голове? А не уступишь, так и не договоришься. Хотя я ведь видел: жадностью она не страдает - корил он всё себя. - Ну ладно, пусть поможет своему настоятелю в ремонте монастыря, да и мне перед богом зачтётся - успокоился, наконец, Чичиков. Пирог и впрямь, оказался славным. Туманова предложила хорошего наваристого борща, но Чичиков уже отвалил себе на блюдо кусок няни, положив сбоку ещё и добрую часть поросёнка в сметане. Стол у помещицы был очень хорош! Предметом особого восторга пользуется у иностранцев русское хлебосольство! Русский стол - это тебе не какой-нибудь обед у немца, с его жидовскими побуждениями. Выпьет он кислого вина и ест свой плоский и твёрдый, как дерево бутерброд, паштет или галеты, отлежавшие порядочно, на рынке свой срок. А потом сидит и подсчитывает; сколько денег будет стоить его сегодняшний обед, что он сегодня скушал и, избави бог, не перекормил ли он гостя! Или же, бросит тебе на блюдо, размером с детскую ладонь, какого-нибудь деликатесу, что и не успеешь понять его вкус, только зубы замараешь. Нет! Не для такой пищи русский желудок! Не выпустит из-за стола хлебосольная хозяйка, пока не попробует гость всех её разносолов. А тут тебе и блины и шанежки и пироги с разной начинкой. Одних грибков хозяйка выставит на стол разных сортов и вкуса. Посреди стола, как водится, гусь в яблоках или же поросёнок в сметане. Не забудет вам предложить и няню, приготовленную по особому своему рецепту и горячий наваристый борщ. Хлебнувши щей, Чичиков приналёг на поросёнка в сметане. Туманова наблюдала за гостем, поминутно предлагая ему то одно, то другое. За столом она преобразилась: исчез испуг в её глазах, она уже не смотрела на Чичикова с подозрением.
   - Кажется, дело сделано - подумал Чичиков. И верно, как только после обеда Чичиков с удовольствием вытянул ноги в кресле, пришла управительница. Список был составлен ровным убористым почерком, пятьдесят умерших крестьян поместились на целом листе. Сбоку приписано было немного беглых.
   - Стоило с ней так повозиться - подумал Чичиков. Он пересчитал крестьян и, подойдя к раскрытому окну, велел дремавшему в тени Петрушке, принести шкатулку, а Селифану передать, чтобы приготовил лошадей. Список поместился среди прочих бумаг и, выдвинув потайной ящичек, Чичиков отсчитал помещице ассигнации.
   - С удовольствием бы вам прибавил, любезная Анна Антоновна, за такую услугу и гостеприимство ваше, да совершенно стеснён в финансах после покупки поместья. Но теперь, я думаю, после такой услуги, мой приятель сбавит мне в процентах мой долг, а там и с урожая что-нибудь получу.
   - Бог вам в помощь, сударь - Туманова взяла деньги - так что же, сударь, купчую? А ведь это надо ехать в город, а у меня сейчас столько неотложных дел. И ведь это будут немалые расходы: приказные, такие корыстники, выдумали брать мукой и крупами, да ещё и ассигнацию сверху им положи! И в город ехать мне не с руки, столько забот в хозяйстве.
   - Об этом не беспокойтесь сударыня, купчую и все расходы с оформлением я беру на себя - Чичиков закрыл шкатулку.
   - На себя? И вправду? Вот вам спасибо за это! Уж уважьте вдову, сударь!
   - А есть, ли у вас в городе хороший знакомый, чтобы он постоял за меня в палате?
   - А то, как же? А брат то мой? Уж он то за меня и в огонь, и в воду! А впрочем, нет. Брат очень занятой человек и не любит, когда его беспокоят по пустякам. Туманова задумалась. - Брат мой, хоть и филантропический, но очень амбициозный человек, он может вас неправильно понять, да делать нечего! Придётся его побеспокоить! И мы вот как сделаем! Вы же к нему всё равно поедете? Ну, так вот, вы будете проезжать переулком, где живёт протопоп Кирилл. А протопопша, ведь моя подруга. Она за вас постоит, будьте покойны! А я сейчас ей записочку сочиню. Помещица взяла из шкафа лист бумаги и перо и, севши за столик, принялась сочинять записку протопопше.
   - Протопопша - женщина отчаянная, она вас не подведёт, будьте в этом покойны! Записка получилась очень длинной с перечислением всех благ семейству, с сетованием на неурожай и безденежье. Были перечислены все монастырские дела и заботы, а также передан поклон от настоятеля. Наконец и это дело было закончено, и записка тут же была положена в шкатулку, рядом со списком только, что купленных крестьян. Чичиков напоследок оглядел, зачем-то комнату и, поворотившись к помещице, сказал
   - Ну вот, кажется и всё. Пора мне в дорогу. Премного вам я благодарен за помощь и гостеприимство. Они прошли на крыльцо.
   - Будете у моего брата, так передайте ему, что его очень благодарит настоятель за помощь монастырю - сказала на прощание Чичикову помещица.
   - Обязательно передам - Чичиков полез в бричку. Она заметно накренилась, жалобно скрипнув своими английскими рессорами под весом такого борова. Но вот он уселся поудобнее и, сделав известный нам поклон головой, сказал помещице
   - Прощайте сударыня! Прощайте матушка! Щи были очень хороши!
   - Прощайте, сударь! Поезжайте с богом! Селифан направил лошадей по незнакомой ещё им дороге, где, как объяснил Селифану кучер Тумановой, через две версты они должны выехать на столбовую дорогу. Проезжая через пруд, где ивы утопили свои зелёные ветки в воде, Чичиков увидел в отдалении одиноко стоявшую келью монаха-отшельника. Чичиков глубоко вздохнул
   - Слава богу! День прошёл не впустую, хотя пришлось изрядно повозиться. Теперь навещу проповедника, а потом можно будет заняться делами в палате. - Интересно - подумал Чичиков - о чём он там проповедает? Бричку несносно качало, один раз Чичиков больно ударился боком, и уж было хотел отругать Селифана, но тут они въехали на столбовую дорогу, и качка прекратилась. Селифан затеял с Петрушкой спор, о том, смог ли, потягаться бы чубарый с пристяжным коньком Тумановой, или же кукиш ему с маслом, как оценил его способности Селифан. Но Петрушка упёрся в своём споре, чем совсем разгневал Селифана.
   - Я такого пакостного коня вовек бы не держал! - сердито говорил Селифан. - Вот уж, погоди! Узнаешь ты меня! Найду я тебе покупателя, ох найду! Пустит он тебя на мыло! Что стрижешь ушами? Ишь, ты! Заиржал! Чай не хочется тебе на мыло? Селифан ещё долго корил и чубарого и дорогу. Потом Селифан замолчал. Глянул на дремавшего Петрушку, который уже клевал носом, пошарил рукой под козлами, достал пеньковую верёвку и, чтобы не хватать всякий раз его за воротник сюртука, когда он пытался сонный свалиться с брички, взял да и привязал его ногу верёвкой к своей ноге. Довольный таким ловко придуманным приёмом, он затянул едва слышно песню. Впрочем, слушать его было уже некому. Чичиков подложил кожаную подушку под бок и, покачиваясь на небольших ухабах столбовой дороги, мирно дремал. Селифан любил такие минуты, когда не надо прислушиваться к окрикам своего хозяина, не надо отвечать глупому Петрушке на его вопросы, и вообще, можно думать только о своей прошедшей жизни. О лошадях, о приближающейся старости, и обо всём на свете, что только взбредёт человеку в голову, несущегося в окованной железом колеснице, по торным дорогам России.
  
  
  
   Глава 5.
  
  
   По мокрой булыжной мостовой идёт человек. Небо, казалось, прохудилось в этот день. Мощные потоки воды и резкий порывистый ветер загнали всех обитателей города под крышу. Человек шёл по направлению к церкви Николы на Недотычках. Он иногда останавливался и сердито глядел на небо из-под старомодного огромного зонта, с разорванным краем. Одет он был в чёрную рясу, какую носят обычно бедные деревенские священники. На ногах его хлюпали водой башмаки. Ветер бешено рвал подол его рясы, хлопал мокрыми ставнями домов, мимо которых шёл человек. Раскисшие от воды его башмаки скользили по мокрым камням мостовой, человек иногда прижимался к стене дома, чтобы передохнуть. Наконец ливень стал стихать, но ветер стал ещё злее. Человек прошёл до конца улицы и свернул в переулок. Белые стены церкви, исхлёстанные дождём, потемнели и стали унылыми, лишь умытые купола её весело подпирали тёмное небо. Человек шёл вдоль глухого забора фабрики, откуда доносились запахи прокисшей кожи и громкая ругань грузчиков. Ему пришлось сойти с тропинки от забора на дорогу, и во время, так как огромный свёрток едва не свалился ему на голову. Что же тут поделаешь? Воруют в столицах, воруют и в губернских городах! Дойдя до ворот фабрики, выкрашенных зелёной краской, человек остановился, посмотрел в разные стороны и положил мокрый зонт на землю. Затем он достал из недр своей мокрой одежды бумажный свиток, обёрнутый синим батистовым носовым платком. Расправив бумагу, человек достал из кармана несколько маленьких гвоздей и небольшой камень, что подобрал он на мостовой, возле почтамта. Выбрав на заборе место поровнее, человек начал неумело его прикреплять, при этом, дважды больно ударив себе камнем по пальцам. Наконец, бумага заняла своё место на заборе, человек поднял зонт, ещё раз посмотрел по сторонам и, вздохнув, пошёл дальше по переулку. Поравнявшись с домом, где жил протопоп Кирил, он поприветствовал, поднятием своей мокрой шляпы вышедшую на крыльцо протопопшу, и направился к пустырю. На бумаге было написано следующее: В воскресный день в церкви Николы перед прихожанами выступит проповедник. Фамилии его преподобия не указывалось. Писавший это объявление был предельно краток. В это время, бричка Чичикова, гремя колёсами по мостовой, приближалась к гостинице. Выспавшись за дорогу, Чичиков, теперь поглядывал сонными глазами на будничную городскую жизнь. Ливень хорошо умыл город, принёс с собой прохладу, свежесть воздуха и обострил все запахи, идущие от рынка и от стоящих вдоль дороги кабаков. Бричка подъехала к кабаку, где баба с подвязанным мокрым подолом, силилась поднять из лужи пьяного своего мужа. Это ей видно было не под силу: мужик был мертвецки пьян и не подавал никаких признаков жизни. Баба с натугой приподнимала его из лужи, он же в ответ только мычал как телёнок и, вывернувшись, под визг своей домашней половины ложился на прежнее место. Бричку ещё раз тряхнуло на камнях, и под бабий визг она въехала в ворота губернской гостиницы. Петрушка, придерживая полы своего сюртука, отворил дверцу. Чичиков нехотя вылез, потянулся, от долгого сидения у него начинали затекать ноги, поэтому, прежде чем направиться к дверям, он прошёлся под окнами гостиницы. Из гостиницы вышел половой в том же демикотонном сюртуке со спинкою. Он узнал Чичикова, поклонился ему и спросил
   - Надолго к нам? Долго изволили-с путешествовать. Для вас есть хорошая комната, с видом на улицу, её вчера освободил один военный. Очень светлая-с и хорошо прибрана.
   - Хорошо, хорошо! Будь всегда молодцом - похвалил Чичиков полового и велел проводить его в номер. Пока они поднимались наверх в номер, Чичиков успел расспросить обо всех новостях, происшедших в его отсутствие. Половой всё подробно пересказал о том, что в городе ждут приезда очень важной столичной персоны, и что по этому случаю ходит много очень разных кривотолков.
   - А что за персона - спросил Чичиков.
   - Про то мне не ведомо - ответил половой. - Только мой хозяин держит самый лучший номер не занятым. Ещё слуга рассказал о том, что в местном театре прошло сразу два спектакля, и что присутствовал сам князь.
   - А что, за спектакль - спросил Чичиков. Половой пожал плечами, забежал вперёд и открыл двери в комнату. Петрушке и Селифану было велено вносить вещи в комнату на втором этаже. Чичиков велел половому принести ему в номер чаю и к вечеру приготовить ему поросёнка со сметаною. Пока трактирный слуга убежал выполнять наказ, Чичиков прилёг на кровать. - Надо бы навестить завтра юрисконсульта, эдак тихо выведать у него, что говорят обо мне в городе и заодно договориться с ним об отсрочке платежа ему за прошлые его услуги - подумал Чичиков. Вошёл слуга и поставил стакан с чаем
   - Хозяин интересуется: надолго ли вы к нам прибыли, и по каким делам. И какие ещё будут указания?
   - Буду здесь всю неделю. А почему твой хозяин интересуется делами своих постояльцев? - Чичиков взял чай со стола.
   - Так угодно-с, стало. Из полиции пришло указание узнавать всё о проезжающих. Таковы теперь правила - половой теребил в руках край полотенца - так не будет ли еще, каких указаний? Чичиков сказал, что прибыл он сюда по неотложным делам в опекунском совете, напомнил о поросёнке и отпустил полового. Утром Чичиков встал рано. Открыл шкатулку с бумагами, всё пересмотрел, положил деньги в карман и запер шкатулку. День предстояло провести ему в делах. Он решил первым делом навестить юрисконсульта, а затем известную ему лавку, где нужно было купить отрез на новый фрак. Чичиков велел Петрушке принести ему всё для бритья и наказать половому, чтобы принесли в номер чай. Побрившись и выпив чаю, Чичиков начал одеваться. Уже выезжая из ворот гостиницы, он обратил внимание на входящего в гостиницу полицейского. Чичиков откинулся на кожаные подушки и велел Селифану погонять быстрее. Он боялся не застать юрисконсульта дома, тогда пришлось бы менять весь план, надуманный им на весь день. Бричка дробно застучала по городской мостовой. Чичиков велел Селифану не откидывать верх у брички. Ему не хотелось, чтобы его увидел кто-нибудь из знакомых раньше времени. На душе у него было непокойно, скверно, нехорошо. Надо было узнать, и как можно скорее, что о нём говорили знакомые ему чиновники города, когда он был под арестом. Сомнения терзали его. Чичиков вспомнил, как его не приняли в доме у губернатора, у полицмейстера, да и другие повели себя, словно не хотели его признавать. Он успокоился, когда увидел знакомый домик юрисконсульта и самого хозяина, вышедшего на крыльцо. Юрисконсульт встретил Чичикова широкой улыбкой, но не настолько широкой, если бы он уже получил обещанные ему деньги. Взгляд же его выражал настороженность и скрытность. Подойдя к Чичикову, он обменялся с ним рукопожатием и жестом пригласил его в дом. На юрисконсульте был уже другой, новый атласный халат зелёного цвета. Он важно прохаживался по комнате и рассказывал, сидящему в кресле Чичикову, как трудно пришлось ему после отъезда Чичикова из города. Обнаружилась подмена часового. Появилось несколько офицеров из жандармерии, которым стали известны некоторые подробности дела, и ему пришлось идти на большие траты, чтобы подкупить, кого следует. Пришлось повозиться и с бабой, что участвовала в подмене. Она вдруг осмелела и вообразила себя самым важным человеком в этом деле и требует денег. Но сейчас всё, кажется в порядке: дело замялось и, даже, в некотором роде, благодаря его усилиям, стало забываться. Все впутаны в дело. И вице-губернатор, и новый прокурор и даже офицеры жандармерии, получившие хорошую сумму за молчание. Всё спутано и ваше дело смешалось с другими делами, совершенно посторонних людей, да так, что концов не найти. Пришлось повозиться, но дело сделано.
   - Надо быстрее мне с ним рассчитаться, иначе этот подлец выдумает новые причины, чтобы вытянуть с меня побольше денег, чем было раньше с ним обговорено. Чичиков отвечал, что и баба будет не обижена и что он готов пойти на некоторые издержки. Требуемая сумма будет выплачена, но ему нужна отсрочка на некоторое время. Лицо юрисконсульта стало довольным, словно он только что выиграл крупное дело в суде.
   - Я, в некотором роде, являюсь спасителем человечества, от им же выдуманных законов - начал философствовать юрисконсульт. Лицо его стало добродушным и даже ласковым, словно он делал наставления своим расшалившимся домочадцам.
   - Вот придет ко мне человек - клубок неразрешимых дел, несчастье навалится на него тяжёлым грузом и кажется, ну нет выхода, хоть на каторгу. Но спокойствие, дорогой мой друг, спокойствие! Клубок можно всегда распутать, главное доверить это дело, такому человеку, как я. В глазах юрисконсульта загорелся огонь азарта, как у охотника, когда зверь уже загнан и осталось только спустить курок. - В любом, самом запутанном деле есть свои невидимые нити. Вот их то и надо ухватить. Это может сделать только очень умный и прозорливый человек!
   - Да. Не посвящённому в судейских делах человеку самому из беды не выбраться - подхватил Чичиков. - Хочу довериться вам, как человеку умному и благородному - Чичиков достал табакерку и начал вертеть её в пальцах. - Я сейчас в затруднительном положении - начал он издалека. - Дела привели меня в город. Нужно будет решить некоторые проблемы в палате, связанные с покупкой мною крепостных крестьян на вывод у помещиков этой губернии.
   - И в чём же у вас затруднения, любезный Павел Иванович? - юрисконсульт перестал маячить по комнате и сел в кресло, напротив Чичикова. Чичиков крутанул табакерку так, что она едва не брякнулась на пол. Подхвативши табакерку, Чичиков посмотрел в глаза юрисконсульту
   - У меня есть сомнения, что после моего ареста, многие мои знакомые в городе чиновники отнесутся с пониманием к моему положению. Хотелось бы спросить вашего совета, может мне сейчас не стоит браться за такие дела? Как вы думаете, ведь вы вращаетесь в городском свете и вам известно многое? Юрисконсульт на миг задумался.
   - Насколько мне известно, отношение к вам, думаю, не изменилось, ведь вы, именно это хотите знать? Чичиков согласно кивнул головой.
   - Многие из них были и не в таком переплёте, как говорится, от тюрьмы, да от сумы не зарекайся! У вас есть какие-то осложнения по поводу завещания покойной вдовы Ханасаровой. По городу ходили какие-то кривотолки и я, признаться в суть их не вникал, по причине занятости другими вашими делами. Думаю, вам следует посетить вашего знакомого, Вишнепокромова. Советую вам сейчас не появляться в свете без надобности, ещё не всё утряслось, и чтобы не возникли новые пересуды среди чиновников.
   - Я так и решил, я буду, осторожен, никаких визитов. Сделаю только самые необходимые дела и уеду к себе в имение. Чичиков спрятал табакерку и встал.
   - Если вдруг появятся новые затруднения в вашем деле, то я постараюсь вам сообщить - юрисконсульт проводил Чичикова до крыльца. Уже сидя в бричке, Чичиков сокрушался
   - В какие истории попадал, из каких передряг приходилось выпутываться, пора бы и быть осторожнее. Жизнь учит. Ан, нет! Где нибудь, да вывернется она изнанкой, своей тёмной стороной, чтобы влепить тебе ещё одну крепкую оплеуху. Оплеуху, ценой в тридцать пять тысяч рубликов! И поделом! Будь начеку, иначе не долго угодить опять к князю в чулан! Эх, сколотить бы мне приличный капиталец, да бросить все эти мерзкие дела ко всем чертям, заняться, чем нибудь, этаким возвышенным, благородным, чтобы не юлить перед этим же юрисконсультом, не прятаться от чиновников, от которых ты кругом зависим и которые, к слову сказать, избытком благородства не страдают! Чичиков велел Селифану повернуть в сторону известной ему лавки. В городе намечалась большая ярмарка. В сторону рынка двигались скрипучие подводы, груженные мешками, корзинами и всякой величины коробками, то и дело встречались они навстречу бричке Чичикова. Бородатые мужики с утра, слегка разогретые на удачу самогоном, весело поругивались на своих коней. Купец суконной лавки встретил Чичикова с улыбкой и поклоном. Частых покупателей он запоминал в лицо, а Чичиков приходил к нему уже в третий раз.
   - Что изволите-с выбрать? Для вас покажу самые, что ни на есть лучшие суконца, специально держу в стороне для самых дорогих мне покупателей - немецкий сюртук был предельно галантен. - Могу предложить вам сукно английских мануфактур, очень хорошее-с, сукно. Уже взяли себе на фраки господин губернатор и управляющий фабриками, премного были довольны.
   - Хорошо, хорошо почтеннейший! А покажите мне сукно, что я покупал у вас не так давно - Чичиков намеренно так сказал, чтобы купец не вздумал поднимать цену выше прежней.
   - А! Как же-с! Помню отлично! Наваринское! Очень хорошее сукно! Отличнейший был тогда выбор! Немецкий сюртук поправил свою шляпу и проворно полез на верхнюю полку. С ловкостью фокусника купец крутанул штуку и выбросил руку с сукном на отлёт - Вот сукно-с! Рекомендую, только что вошло в моду! А каков отлив! Глаза радуются! Сукно переливалось в руках купца. Искры мерцали на нём, как звёзды на небе. - Отличнейшее качество - продолжал купец - для вас, как к постоянному покупателю по прежней цене, хотя цены на это сукно поднимаются. Из уважения-с!
   - Весьма благодарен, почтеннейший, и впредь буду заходить только к вам. Чичиков велел отмерить на фрак, и дело было сделано. Отрез был завёрнут и перевязан и Чичиков, сунув его под мышку, сделал уже шаг к двери, но остановился.
   - Послушай, почтеннейший. У меня к тебе одна просьба - произнёс Чичиков.
   - Слушаю-с.
   - Не мог бы мне присоветовать, где мне можно сделать одну деликатную покупку? Приятель просил приобрести для него саблю и пистолеты, я же в этом не разбираюсь, особенно неизвестны совершенно цены на такой товар, боюсь оконфузиться перед приятелем. Купец с улыбкой наклонил голову, почти, похоже, как это делает Чичиков, опёршись при этом на прилавок
   - Есть один, очень хорошо знакомый мне купец, где вы сможете это всё приобрести, причём цены у него самые низкие и даст самые отличные рекомендации. Чичиков выслушал купца со вниманием, было даже начертано пальцем купца на его прилавке, где Чичиков должен сделать поворот на рынке, чтобы найти именно эту лавку. Пока купец объяснял всё это Чичикову, открылась дверь.
   - Вот так встреча! Вы опять здесь! Как я приятно поражён! К Чичикову подошёл мужчина в соломенной шляпе. Это был Вишнепокромов.
   - Увидел вашу карету на улице, уже пошёл дальше, а сам думаю, где же я такую видел? Вспомнил и сразу вернулся назад, ну как не поговорить с приятелем? Приятно поражён! Чичиков пожал ему руку
   - Я только что, хотел навестить вас дома, и тоже приятно поражён! Такое, знаете ли, приятное совпадение!
   - А вы, Павел Иванович, я вижу, опять новый фрак решили заказать - Вишнепокромов потрогал рукою свёрток у Чичикова.
   - Да. Так вот получилось. Прошлый раз сшили мне фрак, а уж он мне и тесноват. Кажется, я совсем растолстел. Они вдвоём вышли из лавки. Чичиков не знал с чего начать разговор
   - Хорошо бы было, если бы Вишнепокромов сам начал разговор о деле с завещанием покойной вдовы Ханасаровой - подумал Чичиков. Ему не было известно никаких новых подробностей относительно этого дела и поэтому он начал разговор издалека, желая разговорить Вишнепокромова.
   - Прошу покорнейше меня извинить, что уехал я, тогда не попрощавшись с вами - начал Чичиков. - Вы надеюсь, слышали, что я был ошибочно арестован и мне предъявляли обвинение в подлоге? Вишнепокромов кивнул головой.
   - Обвинение совершенно необоснованное, якобы я изготовил подложное завещание на состояние покойной вдовы Ханасаровой. Впрочем, я тут же был выпущен. Вишнепокромов молча слушал Чичикова.
   - От верного человека я узнал, что по этому делу по городу шли всяческие домыслы, порочащие моё честное имя, и я хотел бы ...
   - Так ведь дело то уже закрыли за недостатком улик - прервал Чичикова Вишнепокромов - и я сам читал это постановление у прокурора.
   - Закрыли?! - Чичиков от радости даже всплеснул руками - Ну вот, как я и думал, как я и говорил князю, что меня обнесли враги. Я не винен и это надо было сразу понять, а не запирать невинного человека в чулане.
   - Похоже, он и впрямь не винен, но откуда тогда появилось новое завещание? - Вишнепокромов подозрительно посмотрел на Чичикова.
   - Я знаю, я знаю, что ты сейчас про меня думаешь - думал про него Чичиков - Но ты брат и сам не святой. Говорят, что ты выгнал из дома родную сестру и обобрал своих братьев. Они подошли к карете Чичикова
   - Позвольте доставить вас до дома - предложил Чичиков - Я сейчас свободен, а в дороге продолжим наш разговор. Вишнепокромов согласился и полез в карету. Дорогой Вишнепокромов рассказал Чичикову о том, что князь после его отъезда из города устроил разнос своим чиновникам, а затем отбыл в столицу. Говорят, что он был на приёме у самого государя. Подробностей о его поездке в столицу никто не знает. Теперь все ожидают приезда столичной комиссии и по этому поводу все чистят свои пёрышки. Чичиков в отличнейшем настроении поехал от Вишнепокромова искать лавку, где намеревался приобрести саблю и пистолеты. Чичиков ни разу в своей жизни не стрелял из огнестрельного оружия и поэтому, у него мелькнула мысль о том, что неплохо бы и впрямь съездить по первому снегу к Чепракову, приобрести от него первые навыки в этом деле. Лавку купца он отыскал быстро. Чичиков в нескольких словах объяснил, что ему надо приобрести и кто рекомендовал ему сюда обратиться. Купец, с бородой заступом, обвёл руками на круглом животе ремень и, видя, что покупатель уже в некотором роде знает цену его товара от направившего его сюда купца из суконной лавки, и поэтому сразу перешёл к делу. Прежде всего, он выяснил у Чичикова, какие требуются пистолеты и для каких целей.
   - Есть дуэльные пистолеты, дамские и армейские, а также по специальному заказу. Какие желаете-с? Чичиков развёл руками
   - Мне бы, почтеннейший, что попроще - обороняться в дороге от разбойников. Купец принёс два пистолета и положил на прилавок перед Чичиковым. Воронёная сталь пистолетов внушала Чичикову уважение и страх. Чичиков велел завернуть пистолеты в бумагу, после чего принялся рассматривать принесённую купцом саблю. На сабле было что-то неясно выгравировано, на ножнах же, значилось: мастер Али Ахмедов, из Черкесии. Чичиков не стал выяснять, кто такой Али Ахмедов, сабле всё равно было суждено валяться у него под ногами в бричке, а не висеть на дорогом ковре его дома. Уже выходя из лавки, он вдруг вспомнил, что хотел привезти из города что-нибудь в подарок ухаживающей за ним, больным и беспомощным, дочери кухарки, также не забыл и про двух отпрысков помещика Манилова, и завернул к другой лавке. Из лавки он вышел со свёртком под мышкой и деревянной саблей в руке. Другой рукой он обнимал пузатый барабан и, обойдя лужу, направился к своей карете. Покупки были уложены в чемодан. Саблю Чичиков положил сбоку, на дно кареты, барабан велел держать Петрушке, и преисполненный самыми добрыми чувствами, отправился он в гостиницу. В гостинице Чичиков, поднявшись к себе в номер, кликнул полового и велел ему принести в номер обед. В ожидании обеда он прилёг на кровать, и лёжа, принялся рассматривать снятое им с забора возле церкви свежее объявление. Это было приглашение на проповедь в церковь Николы на Недотычках. Прочитавши объявление, Чичиков перевернул лист, но больше ничего не прочёл. Он было, уже хотел бросить лист на стоящий рядом стул и в ожидании обеда вздремнуть, но вдруг привстал на кровати и ещё раз прочёл объявление.
   - А не тот ли это проповедник, к которому я должен сделать визит? - подумал Чичиков. - Кажется, завтрашний день сулит быть интересным. Надо бы посетить церковь; давно уже там я не был, а дело святое, и заодно послушать его преподобие. Что он за человек? А уж потом и приниматься за своё дело. Чичиков положил объявление и откинулся на подушку. Весь оставшийся день Чичиков провёл в номере. После обеда, заключённом в двойной порции холодной телятины, няни с кашею и бараньими рёбрышками, а также бутылкой кислых щей, Чичиков принялся за свой гардероб. Прежде всего, он отругал Петрушку, за то, что он не почистил и не повесил фрак, а оставил его смятым в чемодане. Затем Чичиков достал шкатулку, пересчитал оставшиеся деньги. Положил небольшую сумму в карман фрака, остальные положил в потайной ящичек шкатулки. Из шкатулки он достал все купчие крепости и разложил их на столе. Затем он уселся у стола и, прищурив глаз, принялся читать список крестьян, купленных им у Тумановой. После каждой написанной фамилии, следовало перечисление всех наклонностей и характера крепостного крестьянина, а также описание его фигуры и даже походка мужика. Людоедка умела всё примечать в человеке и использовать его в работе с наибольшей отдачей.
   - Фома Небогатый - читал Чичиков - В работе спор, но глуп и сам не может решить и мелочи - за этим нужно приглядывать - следовала рекомендация гречанки.
   - Еремей Небогатый, брат его: напротив, умён и хитёр, очень изворотлив по части как увильнуть от работы. Без порки не обходится и пяти дней. Настоящая заноза в хозяйстве! Затем следовали наставления: кого и с кем следует отправлять на работы в поле или на погрузку хлеба, чтобы не случилось компании для пьянства. Попадались фамилии длинные, такие как Аршинов Бергер-Самохвалов, с припиской людоедки: очень высокий ростом, но не мерянный. Слаб в руках, но лучшего сторожа для сада не найти. Никита Бондарь - лучший в округе сапожник, но пьяница, каких и свет не видывал. Никита Чиж - хороший печник, но тоже хлещет горькую. Все они уже окончили своё земное существование, высокие и низкорослые. Слабые телом и душой, бойкие и задиристые. Все они отправились в свой последний путь. Для всех отмеряно земли на погосте. Им бы лежать спокойно в сырой земле, себе в удовольствие, но хитрый и ловкий человек нашёл и им применение. Далее следовали беглые, коих, впрочем, всего было двое. В коридоре послышался шум. Разговаривал с кем-то половой. Тявкнула рыжая собачонка в соседнем номере, и затем всё стихло. Утром Чичиков выпил чаю с кренделями и тщательно побрившись, начал одеваться. В общей зале уже сидели купцы, пришедшие сюда сам-шест на свою пару чаю, запить удачную сделку, да несколько проезжающих. Среди них Чичиков увидел хромого поручика, что когда-то спас его от разбойников в лесу. Но, боясь, что поручик привяжется к нему с расспросами и отнимет у него много времени, он торопливо прошёл мимо двери в залу. Селифан уже поджидал его, сидя на облучке и разглядывая проходивших мимо гостиницы людей. Солнце лениво выкатывалось из-за кромки далёкого леса, город просыпался и начинал свой новый день скрипом подвод, спешащих на рынок, шумом фабрик и суетой горожан. Славная городская мостовая выбивала дробь на зубах коллежского советника, напоследок сильно тряхнула и карета покатила по переулку, в конце которого стояла церковь. У церкви было довольно людно. Нищие уже заняли все свои места, усевшись у паперти и вдоль забора. С паперти на них сурово поглядывал городничий, принагнувши вниз воловью шею. Чичиков прошёлся мимо нищих, бросив им несколько монет. Затем он, перекрестившись, вошёл в церковь. Запах ладана смешался с запахами утреннего туалета прихожан, множество горящих свечей слепили глаза. Чичиков сделал пожертвование церкви, бросивши несколько монет на серебряный поднос и, поставивши свечу, встал недалеко от клироса. Народ прибывал. Скоро стало тесно и Чичиков, уж было, захотел пробраться ближе к дверям, где воздух был значительно свежее, но тут среди прихожан произошло некоторое оживление. Взглянувши поверх голов, для чего ему пришлось несколько привстать, Чичиков увидел священника у амвона, в рясе, какую носят обычно небогатые деревенские священники, имеющие свой небольшой приход и возможность получать от прихожан скромные подношения. Священник держал в руке свиток бумаги.
   - Кажется, это и есть его преподобие - подумал Чичиков.
   - Братья и сёстры во Христе! - начал проповедник.
   - Господь собрал нас сегодня всех вместе под крышей своего дома, чтобы наставить заблудших рабов своих на путь истинный, чтобы укрепить нас в вере о спасении, чтобы очистить нас от греховных мыслей и соблазнов. Только вера спасёт нас от искушения. Только вера будет нам всем надёжной опорой и надеждой о бессмертии души. Только вера нам укажет дорогу в небесный рай, путь к спасению. Братья и сёстры! Помолимся все вместе, чтобы господь услышал нас и осенил нас своею благодатью. Чичиков приблизился ещё на один шаг к пастору, но стоящий впереди него городничий, словно каменная глыба, загородил весь обзор своей широкой спиной.
   - Братья и сёстры! - заговорил вновь проповедник
   - Господь с нами! Он спасёт нас! Он предупреждает нас о конце света, когда силы тьмы с помощью золота овладеют душами тех, кто слаб в вере, кто верит в силу денег и золота и забывает о вечном. Сатана слепит им глаза золотым блеском, делает их своими послушниками. Деньги и золото - вот где таится сила сатанинская! Но истинно верующего не купить за блеск золота и драгоценностей! Истинно верующий не пойдёт на поводу у сатаны! Истинно верующий не будет поклоняться сатанинской силе! Чичиков протиснулся немного вбок, желая лучше рассмотреть проповедника. Это ему удалось. Росту, его преподобие, был выше среднего. Что-то медвежье, было в этой фигуре. В каждом его движении чувствовалась грубая сила, дремлющая под рясой. Крупные пальцы рук, способные держать топор или смолить канат на корабле. Черты лица грубые, угловатые, и тёмные, глубоко посаженые, извергающие огонь глаза. Тёмной, гнетущей силой он возвышался над всей паствой.
   - Братья и сёстры! Чтобы не дать сатане возможности завладеть нашими душами, мы должны избавиться от дьявольской силы денег. Избавиться от блеска драгоценностей, чем искушает нас сатана! Золото и бриллианты облепили тело человека подобно мерзкой проказе. Избавиться от проказы нужно немедленно, иначе сила сатанинская окончательно завладеет вашей душой. Чичиков вытаращил на проповедника глаза, не веря своим ушам. Проповедник распалялся всё больше. Взгляд его тёмных глаз приводил в трепет собравшихся. Чичиков заметил, что багровая, воловья шея городничего покрылась потом. Пастор метал громы и молнии на головы тех, кто посвятил свою жизнь стяжательству, кто поклонялся деньгам и бриллиантам. Он грозил страшным судом ослушникам и уж котёл в преисподней дымился и черти стояли в нетерпении, облизываясь, с рогатками наготове. Он срывал бриллианты с петербургских красавиц и горстями швырял их в ревущие воды водопада. Он грузил корабли золотом и топил их посреди океана, где они, пуская пузыри, ложились на дно вместе со своим сверкающим грузом. Туда их! На дно морское! В пучину! К рыбам! Там им место! Чичиков показалось, что толпа людей сейчас начнёт срывать с себя всё, что блестит.
   - Это всё как понимать? Это что всё означает? - Чичиков терялся в догадках. Проповедник не унимался. Казалось, он уже видел результаты своей проповеди, и осталось совсем немного, чтобы люди начали бросать себе под ноги презренный металл.
   - Братья и сёстры! Сказано - Блаженны чистые сердцем, ибо они бога узрят! Послушники сатаны бродят по всей земле и пытаются овладеть душами людей, окончивших свой земной путь, чтобы обманным путём получить за них деньги. В погоне за золотом они готовы идти на самую кощунственную сделку с сатаной. Будьте же вы чисты сердцем и господь не оставит вас в трудную минуту, когда сатана будет вас искушать. Не поддавайтесь уговорам нечестивцев! Гоните прочь их из своего жилища! Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Чичиков не помнил, как он выходил из церкви. Он был раздавлен. Севши в коляску, он на вопрос Селифана, куда ехать, только махнул рукой. Уже в гостинице, лёжа на кровати, он, вначале, озадаченный услышанным в церкви, решил, что с проповедником ему каши не сварить и тут нужно отступиться. Но тут он вспомнил слова Чепракова, что у пастора очень много умерло крепостных крестьян, и воскликнул
   - Ну и что?! Да как бы не так! Посмотрим, как ты захочешь выбросить в воду деньги! Нарочно предложу тебе приличную цену! Вот тогда и посмотрим, какой ты бессеребренник! Чичиков сердито скомкал и бросил под кровать снятое им с забора фабрики объявление пастора.
   - Ну почему богатство само плывёт в руки тому, кто его сам не желает - сокрушался Чичиков.
   - Ну почему не я? Почему фортуна упорно не хочет выбрать меня? Почему не мне такое счастье? Разве я краду последнее у несчастного нищего? Разве я не имею совести и беру всякий раз без меры? Когда другой, не задумываясь о последствиях, унесёт и из церкви? Но, кто-нибудь его укорил? Когда я в поте лица добываю каждую копейку, а жизнь только бьёт меня всякий раз наотмашь? Когда бьёшься, словно рыба об лёд, а дело только топчется на месте? Словно в насмешку мне, сунуть в руки этому недоумку мешок с деньгами, чтобы он тотчас утопил его в море? Почему жизнь так несправедлива: кто хочет жить богато, тому приходится всю жизнь ловчить, гоняться за всем, что может принести хоть какой-нибудь доход, терпеть всяческие лишения и даже рисковать, как я, своею жизнью? А, истративши основную, самую здоровую и прекрасную часть своей жизни, вдруг с ужасом понимаешь, что ты гонялся за призраком, которого даже в могилу с собой не возьмёшь? И если вдруг, кто соблазнится: а ведь найдётся и такой безумец, и скажет
   - Вот жил такой богатый, счастливый человек - и откроет твою могилу, в надежде поживиться твоим последним убранством, то увидит лишь тошнотворную вонь и жирных, поедающих твою плоть, червей. А был ли счастлив? И в чём оно счастье? Разве на земле я не обречён на вечное беспокойство, пока я наживаю своё состояние? На земле покоя нет, и может статься, что и в земле его не будет. Что время, этот постоянно таящий, как лёд, предмет, стало таким маленьким и таким безумно дорогим, что не хватит уже никакого богатства, чтобы его вернуть назад. Впору позавидовать нищему: у него нет такого беспокойства. Но, постепенно Чичиков успокоился, и уснул с твёрдой решимостью не отступиться от задуманного и встать на завтра пораньше, с тем, чтобы застать проповедника в его конуре. У него появился даже какой-то бойкий задор - он должен выиграть поединок с пастором! Утром, однако, он встал, с каким то смутным предчувствием, что день будет для него неудачным, но, накушавшись крепкого чаю, он взбодрился и начал собираться, даже негромко насвистывая себе под нос - Не белы снеги. Выйдя из гостиницы, он взглянул на хмурое небо, затянутое тучами. Мелкий дождь уже начинал накрапывать и Чичиков торопливо полез в бричку. Не спеша, они выехали за ворота гостиницы и поехали в сторону церкви Николы на Недотычках. Не успел Чичиков задремать, прижавши кожаную подушку под боком, как повозка остановилась. Выглянув в оконце, он увидел, что переулок, по которому они, только что ехали, кончился, и дальше был пустырь, заросший крапивой и коноплёй. С неудовольствием, Чичиков убрал подушку и выбрался из брички. Селифану было дано указание ждать своего хозяина на этом месте и, поежившись, от утренней прохлады, Чичиков отправился через пустырь к видневшейся вдали красной крыше трактира. Пройдя по тропинке среди возвышающегося как лес бурьяна несколько десятков сажен, Чичиков подошёл к глубокому оврагу. Тропинка заканчивалась двумя перекинутыми через овраг брёвнами.
   - А то будет как тады! - вспомнилось Чичикову предупреждение пономаря Иоахима. Нога Чичикова неуверенно ступила на бревно.
   - Не ходи - пропадёшь - мелькнуло у него в голове. Но, набравшись решимости, коллежский советник двинулся через овраг. На какие жертвы не пойдёшь ради обеспеченного будущего, своих, ещё не родившихся на свет деток? Уже пройдя больше половины пути, Чичиков почувствовал, как под ногой предательски шевельнулось бревно и он не долго думая, оказался на четвереньках. С ужасом, посмотрев вниз, он как корамора начал корячиться по грязным и осклизлым под моросящим дождём брёвнам. Но, наконец, всё плохое окончилось, и он твёрдо поставил свой сапог на не изведанную им доселе землю. Помянув нехорошим словом дождь, Чичиков отправился дальше. Тропинка, вильнув ещё несколько раз среди дурманящей конопли, вывела Чичикова на простор. Вдаль уходила дорога и где-то, повернув круто, налево, терялась за стайкой мокнущих под дождём берёз. У дороги Чичиков увидел трактир с окнами на дорогу и несколько невзрачных домов, в каких обычно ютилась бедная часть населения губернского города. Запахи кислой капусты, сивухи и чего-то жареного, ударили ему в нос, когда он проходил по узкому коридору трактира к крутой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, загаженной плевками и всяческим мусором. Проделав восхождение на второй этаж, Чичиков почувствовал, как от напряжения у него задрожали ноги, и заломило в пояснице. Что и говорить, тяжелёнек наш герой! Но, наконец, и это испытание закончилось благополучно, и он достал носовой платок, осматривая при этом дверь с облупившеюся краской.
   - Однако высоко забрался его преподобие - подумал Чичиков, взглянув вниз с лестницы и взявшись за кольцо на двери, негромко постучал.
  
   Глава 6.
  
   На самой окраине города, где проживало самое бедное гражданское сословие, в тесной комнате на втором этаже трактира, с единственным окном и видом на старое кладбище, проснулся человек, с богом на устах и самыми добрыми помыслами на весь предстоящий день. Человек свесил больные, с вздувшимися венами, ноги, со скрипучей деревянной кровати и по привычке, первым делом посмотрел в подслеповатое окно на хмурое небо. Зевнув, он перекрестил рот и шаркающими шагами побрёл к притаившемуся за шкафом умывальнику. Это был его преподобие, пастор Муравейников, в миру отец Никодим. Комнату эту, которую лучше бы назвать конурой, если бы она не имела своих дверей, а просто, какую-нибудь дыру, а также, единственного маленького окна, смотревшего прямо на старое городское кладбище и на уходящую за берёзовую рощу дорогу, отец Никодим снимал у трактирщика. Трактирщик приходился ему дальним родственником, поэтому брал с него весьма умеренную плату за проживание и кормил его бесплатными обедами. Читателю, вероятно, интересно узнать внутренне убранство жилища пастора, славившегося своей умеренностью во всём. Перед самым входом в комнату стоял шкаф, за неимением одной ножки, притянутый к стене верёвкой. Шкаф этот, хранивший в себе одежду проповедника, имел одну странную особенность: когда кто-нибудь входил в комнату, то дверь шкафа тотчас раскрывалась и заслоняла проход. Впрочем, извиняться за такое неудобство отцу Никодиму не приходилось: в гости к нему, по обыкновению, приезжала несколько раз в году только сестра, да пономарь Иоахим, с которым они выросли вместе и учились в одной бурсе. Стол, не имевший вовсе никаких ножек, прибитый к стене в углу около кровати и ещё, подаренный трактирщиком перед Покровом, не потерявший вида венский стул. У шкафа, внизу под занавеской, торчали носки стоптанных башмаков. Над занавеской висела полка с церковными книгами, прикрытыми сверху газетой "Московские ведомости" и журналом "Сын отечества", а также Придворный календарь, неведомо как сюда попавший и совершенно ненужный пастору. Питался отец Никодим, на первом этаже, в трактире, поэтому собственных запасов продуктов у себя не держал. Остаётся добавить, что каждый день, до полуночи, отец Никодим был вынужден слушать пьяные голоса мужиков, да визг их жён, пытавшихся вытащить своих мужей из трактира. Табачный дым и чад из кухни трактира поднимался вверх и ел глаза, комната начинала походить на смолокурню. Пастор выходил из своей комнаты, призывал к совести и гнал прочь курящих мужиков от своей лестницы. Можно бы упрекнуть отца Никодима в чрезмерной ограниченности и, напрасно. Пастор все излишества в жизни не подпускал и к порогу своей конуры. Неожиданно свалившееся ему на голову огромное состояние его не взволновало, ничуть! Служить богу - вот главное предназначение человека. Всё остальное - суета и козни дьявола! Но он был в состоянии трезво оценить своё новое положение и твёрдо решил всё доставшееся ему богатство отдать в монастырь, чем ещё больше укрепить в себе веру в бесконечность бытия. Едва пастор сделал шаг в сторону шкафа, чтобы одеться и спуститься вниз к столу, как в дверь постучали.
   - Входите! Открыто! - произнёс пастор. Дверь тихо скрипнула, и кто-то вошёл. Пастор торопливо захлопнул дверцу шкафа, отворившуюся, как всегда, не кстати. Перед ним стоял незнакомый господин в партикулярном платье, приятной наружности, с почтительно наклонённой немного набок головой и улыбкой, не так чтобы очень широкой, но и не так чтобы и скупой. С такой улыбкой встречают пастора обычно хорошо знавшие его прихожане, и к которым он сам относился с должным почтением. От незнакомца, слегка промокнувшего под дождём, приятно повеяло свежестью и одеколоном. Он поклонился отцу Никодиму в пояс, прижав при этом к груди свою шляпу, и спросил
   - Могу ли я видеть его преподобие, отца Никодима? Пастор, сделавши шаг назад, сложил руки на груди и ответил незнакомцу
   - Отец Никодим перед вами, сын мой. Что привело вас в столь раннее время в мою обитель - спросил пастор. Незнакомец поклонился ещё раз и представился
   - Чичиков Павел Иванович, коллежский советник - и подал проповеднику записку от помещицы Тумановой. Проповедник прочёл её, едва шевеля губами, и посмотрел на Чичикова
   - Благодарю вас, сын мой, за письмо. Прошу вас пройти в мою скромную обитель. Пастор пододвинул к Чичикову единственный в комнате стул.
   - Прошу вас, сын мой - на лице его - непроницаемость. После того как Чичиков уселся на стул проповедник, помедлив, занял место на краешке кровати. Надо полагать, Чичиков, несколько растерялся: руки его начали теребить полу шляпы, слова, что он приготовил, поднимаясь по лестнице, вдруг сорвались с места и улетучились.
   - Ваше преос ... начал он. - Как же мне лучше называть его в таком деле - думал он.
   - Ваше преподобие - оправился, наконец, Чичиков - Вчера я слушал вашу проповедь в церкви Николы и сознаюсь, искреннее ничего не слышал в жизни и слова ваши глубоко запали вот сюда - одна рука Чичикова со шляпой откинулась в одну сторону, другая легла на грудь коллежского советника.
   - Я весьма потрясён вашей проповедью, и с прискорбием, должен я сознаться, что раньше сомневался в том, что есть такие, искренне преданные вере, люди. Но теперь, вот это сердце - рука Чичикова легла вновь на грудь, где, по его мнению, у него ещё было сердце - этот крик из самых глубин человеческой души, разбудил моё сердце и заставил его биться с новой силой! Проповедник выслушал эту витиеватую речь Чичикова со вниманием, он кивнул головой
   - Похвально, сын мой, человек без веры не человек. Даже убийца перед казнью обращается к богу. Господь милосерден. Он наделил человека разумом для того, чтобы человек творил на земле добрые дела. Однако не все это понимают. Забывают ходить в церковь, сквернословят, обманывают и оскорбляют ближних себе и что, совсем плохо, не верят в бесконечность нашего бытия. Чичиков слушал его, немного наклонивши голову набок и смотря на трещину в полу. Руки он сложил на коленях, как в далёком детстве, когда однажды, за шалость, ему пришлось выслушивать речь рассерженного родителя. Печать смирения лежала на его лице.
   - Завистливый, алчный взгляд и загребущие руки - продолжал отец Никодим - вот образ оступившегося человека, вступившего в сговор с сатаной. Надо чаще ходить в церковь, сын мой, и господь заступится за своего раба в час испытаний. - Если он сейчас мне прочитает ещё одну свою проповедь, то мне с ним и до обеда не договориться - решил про себя коллежский советник.
   - Вы правы, ваше преподобие, но каюсь, не всегда посещаю я храм божий, за что казню себя я всякий раз. Заботы о хлебе насущном отнимают много времени, в земных хлопотах о душе своей я, червь, забываю, в чём искренне я раскаиваюсь.
   - Покаяться никогда не поздно, сын мой. Господь внемлет просящему. Но, за всё ваше тайное воздаст он вам явно. Отец Никодим замолчал и посмотрел на Чичикова с некоторым подозрением. Чичиков заметил, что проповедник трактует некоторые заповеди по своему усмотрению. Венский стул под ним скрипнул и вывел его из задумчивости.
   - Я полагаю, сын мой, какие-то дела привели вас сюда. Сестра пишет в письме, что вы человек обязательный и хотели со мной встретиться по какому-то важному делу?
   - Да, это так, ваше преподобие. Дела житейские привели меня к вам - встрепенулся Чичиков. Надо сказать, что Чичиков долго обдумывал, что ему надо говорить пастору. Всякие прямые просьбы о продаже ему мёртвых душ отпадали сами собой, когда он вспоминал неистовую речь пастора в церкви Николы. Были у него всяческие выдуманные предлоги, как исполнить задуманное, но всякий раз натыкался он на разговор о мёртвых душах, который мог не только насторожить, но и повергнуть в страх человека разумного. А здесь перед ним сидел пастор, и надо полагать, от задора Чичикова не осталось и следа. Но, бойко подвернув свою ножку и сделавши на своём лице приятную улыбку, взялся он за трудное дело. - Отец наш небесный видит мою кротость и смирение, но, тернист путь и усеяна дорога жизни камнями и шипами, по которой идёт раб его. Непомерно тяжела, бывает моя ноша, тяжкие боли угнетают моё тело, но мысли мои всегда о вечном, с любовью к богу, я, раб ничтожный, на него уповаю. Тут Чичиков опустил свой взгляд на свои колени.
   - Тернист путь и узки врата, ведущие в жизнь, сын мой - ответил ему отец Никодим. На суровом лице его невозможно было что-то прочесть. - Что же тяготит вас, сын мой - спросил он.
   - Обыкновенное житейское дело привело меня сюда, ваше преподобие - простодушно ответил Чичиков. - Узнал я от вашей сестры, что вы получили большое наследство и хотите пустить его на богоугодные дела, в чём я искренне вас поддерживаю. Ваша сестра сказала также, что у вас очень много умерло крепостных крестьян, о чем я, искренне, сожалею.
   - Всё в руках божьих - проповедник крестился. - Бог дал, бог и взял. Неисповедимы пути и дела его. Немой вопрос застыл на каменном лице пастора.
   - Хочу внести свою скромную лепту в ваше, богу угодное, начинание, но... совещусь. Лёгкий румянец появился на щеках Чичикова. - Слишком малы мои возможности, но по мере сил.... Я готов жертвовать .... Пастор кивнул головой
   - И малым, вы послужите богу, сын мой - отвечал он.
   - Есть у меня возможность, ваше преподобие, как избавить вас от лишней пустой траты в виде уплаты налогов за принадлежащих, уже вам, ваше преподобие, крепостных крестьян. Речь идёт об уже умерших, а также беглых крепостных, если таковые у вас есть, и которых вернуть в хозяйство уже не представляется возможным. Ведь вы, ваше преподобие, ещё не подавали их в последнюю ревизскую сказку? Пастор ответил Чичикову, что в такие дела он не посвящён, а все заботы о хозяйстве лежат на старом управляющем имения.
   - Это ничего, это не сможет помешать делу - встрепенулся Чичиков. - Ведь вы, ваше преподобие можете написать записку ему, а все формальности можно решить здесь.
   - Так что же за дело?
   - А дело вот в чём - Чичиков расслабился, сидя на стуле. Он положил свою шляпу на колено и даже начал слегка покачивать ножкой, словом принял он совершенно равнодушный вид, словно он хотел предложить пастору отобедать вместе в трактире. - Если у вас есть таковые крепостные крестьяне, то я, ваше преподобие, могу, нет, я хотел бы, внести и мою скромную лепту в богоугодное дело. Помочь нуждающимся .... Бог велит делиться хлебом.... Печать смирения вновь лежала на лице коллежского советника.
   - Чем же я вам смогу посодействовать, сын мой?
   - А вы переведите на моё имя, ваше преподобие, всех умерших и беглых крепостных крестьян и я избавлю вас от хлопот и ненужной траты, в виде уплаты налогов в казну за этих, уже не существующих в вашем хозяйстве крестьян. Ведь вам за них предстоит платить деньги, и немалые, когда их можно отдать тому же монастырю, где они, и я уверен в этом, найдут более достойное применение, чем их растащат по свом карманам чиновники. Пастор задумался.
   - Дорого бы я сейчас дал, чтобы только знать, что ворочается в этой голове - стул под Чичиковым вновь скрипнул.
   - Ведь я, полагаю, таковых в вашем хозяйстве будет десятка три или четыре? Сумма получится очень внушительная. Кроме этого, я, от чистого сердца, готов внести некоторую сумму в богоугодные дела. Ни один мускул не дрогнул на лице проповедника.
   - Странная, однако, просьба - промолвил отец Никодим. - Вам нужны мёртвые крепостные крестьяне?
   - Души - Чичиков сдавленно поперхнулся - Я хотел сказать - несуществующие крепостные крестьяне, окончившие свой земной путь, но всё ещё числящиеся по ревизской сказке как живые. В некотором роде, для соблюдения формальности. Когда нужно будет оформить купчую крепость в палате, как законное право на помощь государством помещику, пострадавшему от смерти своих крепостных. А также рекрутные крестьяне, тоже засчитываются, как ущерб хозяйству помещика, и здесь есть возможность возместить издержки помещику, в виде снятия с него обязательства уплаты налогов. Также вопрос может положительно решиться и по беглым безвозвратно крепостным крестьянам, если помещик заявлял о них в полицию и в течение месяца ему не вернули ни одного человека. Но здесь очень много хлопот, дело это ещё новое и требует много времени и нервов, чтобы оформить это всё законным способом. Но, вода камень точит, и ваш покорный слуга много лет служил в канцеляриях, и знает все ходы и выходы и терпения у него в достатке. Дело будет сделано вполне благородным, законным образом. И сумма, весьма немалая, будет использована вами по вашему усмотрению, то есть, как вы задумали - на богоугодные дела. Чичиков замолчал. Ему показалось, как тёмная тень прошла между ними. Чичиков явственно слышал, как кто-то тяжело вздохнул. Проповедник промолчал. Видимо он обдумывал странное предложение гостя: голова его произвольно клонилась вниз, рука судорожно теребила край одеяла на кровати. Губы его беззвучно шевелились, глаза рассеянно смотрели в пол. Затем он поднялся с кровати и подошёл к иконе. Слышно было, как он читал молитву. Рука его поднималась и опускалась, бросая косые тени на стену
   - Не даждь лукавому демону обладати мною насильством смертнаго сего телесе; укрепи бедствующую и худую мою руку и настави мя на путь спасения. Пастор истово молился и на Чичикова он не взглянул, когда тот заворочался на своём стуле.
   - Тако да погибнут, беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю и даровавшаго нам тебе, Крест Свой Честный, на прогнание всякаго супостата.
   - Ну, так что же? Что вы скажете на моё предложение? Здесь нет ничего противозаконного, что может опорочить вас в глазах церкви. Всё совершенно законно и пристойно. Правда вашему покорному слуге придётся изрядно попотеть, бегая по канцеляриям, но на благое дело.... Я готов.... Я вижу, вы смущены необычностью предложения, но мои помыслы чисты, как искренна ваша вера. Проповедник немного помедлил с ответом и, подойдя к Чичикову, почти вплотную, сказал - Моя вера искренна, чиста. Чиста и моя совесть.
   А что в сердце вашем? Камень?
   - Что вы? Чичиков привстал со стула. - Моё сердце переполнено любовью к отцу нашему небесному и нет там места злому помыслу! И я не знаю, почему вы, ваше преподобие, так сказали, но я не обижен и даже больше, я не смущён. Движимый чистыми побуждениями, я хочу сделать доброе дело и у меня есть к этому возможность и желание помочь церкви господней. Вы же, сейчас высказали мне недоверие. Что же тут поделать? И я в смирении, но как мне вас уверить в моей искренности? Пастор смотрел в упор прямо в глаза Чичикову
   - Слова ваши лживы, слова Иуды, я вижу, я знаю! Нет никакой помощи разорившимся помещикам, всё вы выдумали! Вам нужны мёртвые крепостные крестьяне для своих нечестивых дел. Господь открыл мне глаза. Я вижу и ложь и правду! Вижу! Подобно ядовитой змее вы вползаете в мою душу. Но господь не оставил меня в час испытания. В руках отца Никодима оказался крест - Крестным Знамением осеняю тебя! Изиды! Изиды сатана! Поди, прочь! Прочь! Сгори в геенне огненной! - взревел вдруг проповедник. Чичикову показалось, что огромной величины бурый медведь встал на задние лапы и, с рёвом подступил к нему.
   - Что, вы? Вы всё не так поняли! Вы... Вы.... Поступать со мной несправедливым образом? Я совершенно искренен - произнес Чичиков. Но ноги его уже предусмотрительно сделали шаг к двери.
   - Изиды прочь, сгинь! - подступал к нему проповедник и намерения его были ясны как день - дать непрошенному гостю хорошую оплеуху! В это время скрипнула дверь, и на пороге показался трактирный слуга
   - Ваше преподобие! Хозяин послал узнать, почему вы не спускаетесь вниз, к столу? Всё уже готово и стол накрыт. Ваш любимый чай, и разварная рыба ждут вас. Чичиков замешкался, и кулак проповедника неумело скользнул по щеке коллежского советника, больно рванув его за ухо. Чичиков метнулся к двери и ударился головой об открывшуюся дверь шкафа. Трактирный слуга стоял перед ним, опершись рукой на косяк двери, с выпученными, от изумлениями, глазами. Воспользовавшись его замешательством, Чичиков нырнул ему под руку и был он таков! С необычайной проворностью, резво, как расшалившийся студент, за которым гонится его товарищ, спускался он вниз по лестнице, но на последних ступеньках нога его поскользнулась на чьём-то плевке, и коллежский советник испытал на своём теле прочность и угловатость деревянных ступенек, пребольно ударившись об них всеми своими округлыми частями тела. Сверху на него неслось что-то громогласное, но он уже нёсся через весь трактир на глазах всей подвыпившей ранней публики. Как затравленный заяц петлял он среди леса конопли, в горячке перепутав тропинки. Препятствие, в виде двух шатающихся грязных брёвен, Чичиков преодолел одним духом, словно за ним гналась стая озверевших собак. Молча заскочил он в бричку и велел Селифану погонять во весь дух.
   - Быстро изволили управиться с делами, Павел Иванович - сказал ему Селифан. - В самый раз, а то дождь совсем....
   - Не твоё дело, дурак! - вскипел Чичиков. - Пустился он вдруг в рассужденья! Умничай ещё мне! Селифан хлестнул лошадей кнутом, и бричка понеслась по переулку.
   - Уж как вашей милости будет завгодно! Быстрее, так быстрее! Я завсегда готов сполнить! Селифану надоело сидеть под моросящим дождём, прикрывшись старым армяком и он с радость вытянул чубарого кнутом
   - Пошли, родимые! Шевелись дармоед! - уколол лишний раз он чубарого.
   -Домой мы едем! Весь день Чичиков пролежал на кровати, не спускаясь вниз и к обеду. Тело болело у коллежского советника, словно его поколотила толпа пьяных мужиков. Больно было даже поворачиваться на другой бок. В ухе стреляло, словно в нём сражался с французами целый гарнизон солдат. Селифан с Петрушкой, воспользовавшись недомоганием своего хозяина, ушли в город с наказом Чичикова, принести ему от аптекаря мази для натирания ушибленных боков.
   - Надо бы мне довериться своему предчувствию, ведь чуяло сердце недоброе, но нет, не унялся, вот и лежи теперь как бревно - ругал себя Чичиков.
   - И что теперь плохо, разнесёт всё трактирщик по всему городу. Будут пьяные мужики скалить зубы в его душном трактире, уж этого теперь не миновать. И всё этот мудрец в рясе: проповедник, а туда же себе - драться! Ты в церкви на амвоне стоишь, умные наставления пастве делаешь, а рукам то, рукам, зачем волю даёшь? А? Уж господь не будет с тобой церемониться, а разберётся с тобой по свойски! Знать, мало тебе, задницу то, в бурсе розгами потчевали, коли к вежливости так и не приучили! Каков проказник! Сейчас состроит он елейную рожу - Чичиков сделал лицо елейным - и будет трубить перед своей паствой
   - Сатана пытался искусить служителя церкви! Но, крепка наша вера и господь не покинул нас! Убоялся нечистый Креста Животворящего! И что совсем уж скверно: найдётся на эту беду борзописец, щелкопёр, бумагомарака, будь он трижды неладен. И разнесёт всё это по всему белому свету, где правды будет у него, всего то, на мизинец, что это всё он сам сочинил и только. Наврёт, перевернёт, передёрнет всё на свой интерес в своей газете, извратит всю самую сущность, так, что и самому станет совестно от такого вранья, да и пустит гулять по всему белому свету. Читай и смейся, вся Россия! А всё то глупый каприз - вот, какие мы газетчики умные! А умные? Только дорогую бумагу переводить! С расстройства у коллежского советника зашумело в голове и стало ему вдруг жарко. Чичиков решил встать с кровати и пройтись, с надеждой, что боль в боку утихнет. С трудом он свесил ноги с кровати и, стеная, обратно улёгся на место.
   - Надо бы, не отпускать Петрушку в город - подумал Чичиков - и воды теперь мне, бедному, некому подать. Лёжа на кровати, Чичиков вспоминал все свои неудачи, которые выстраивались у него в одну длинную и скверную вереницу. Разрушенное имение, в которое необходимо вложить много денег, болтун Ноздрёв, от которого Чичикову изрядно пришлось пострадать. Он вздрогнул, когда вдруг явственно увидел гневное лицо князя.
   - Эх, закатить бы сейчас, куда-нибудь на бал, да забыться, хоть на время, от всех неудач! Но только плясуна из меня теперь не получится! В дверь постучали. Вошёл половой, неся на подносе чай и свежеиспечённые булки. Чичиков велел половому поставить стол ближе к кровати и отпустил его. Постанывая от боли, Чичиков уселся за стол и принялся за чай. Весь день он провалялся на кровати, но к вечеру он уже строил планы на весь следующий день. Предстояло ему посетить протопопшу и найти в городе человека, согласного быть свидетелем от Свистун-Пятки. Чепракова, Чичиков видел в городе, когда он выходил из лавки с барабаном, но не захотел в это время подходить к нему, для чего пришлось ему пройти мимо него несколько боком, приподняв повыше барабан и загородившись им как щитом. Сейчас необходимо было его разыскать, так как с пастором дела не получилось. Утром, проснувшись, Чичиков первым делом ощупал свои бока. Боль начала отступать; видимо подействовала чудодейственная мазь.
   - Надо мне поставить свечку Пантелеймону Целителю, за моё выздоровление - подумал Чичиков. Чтобы найти эту мазь, Селифану пришлось съездить на другой конец города, где жила старуха, известная всему городу тем, что лечила зашептыванием и заплёвками даже от длительных запоев. Чичиков вовремя вспомнил о своём гардеробе, что оказался в самом скверном виде после его падения с лестницы. Петрушка, получив от хозяина хорошую взбучку, побежал исправлять свою оплошность. Селифану тоже досталось от хозяина за его нерасторопность при добывании им мази для натирания ушибленных боков, словом Чичиков начал суетиться, хотя боль в боках ещё сдерживала его прыть.
   - Не может день быть всякий раз только скверным и мне сегодня повезёт - рассуждал Чичиков. И верно, к полудню уже был он в гражданской палате. Рядом с ним попыхивал заграничным табаком Чепраков. Сын протопопа отца Кирила изволил постоять за Чичикова по просьбе матушки, за коим даже не пришлось ездить, так как он служил здесь же, в палате. Правда, сын протопопа был изрядно пьян и, пустивши злого духа себе в шинель, он уже, осоловело, хлопал глазами, ища место, где бы он смог прикорнуть. Нашёлся и свидетель от Свистун-Пятки, племянник кувшинного рыла, Ивана Антоновича из крепостной экспедиции, который был несколько туг на ухо и на все вопросы только показывал два гнилых передних зуба и шипел, словно потревоженный уж, или же говорил протяжно слово - Да-а! Но это небольшое недоразумение ничуть не расстроило коллежского советника, напротив, дело предстояло сделать не совсем чистое и Чичикову, как раз, не хотелось, чтобы в самый ответственный момент кто-нибудь из свидетелей брякнул вдруг, чего не следует. Словом, со свидетелями получилось всё наилучшим образом. В сопровождении Ивана Антоновича, Чичиков со свидетелями прошествовал в присутствие. Председатель, Иван Григорьевич, был один и занят был строительством домика из игральных карт. Увидев Чичикова, председатель дунул и карточный домик рассыпался. В его глазах мелькнул какой-то испуг, но только на миг, и радушная улыбка растянулась на круглом, как луна, лице. Чичиков был принят в его крепкие объятия с восклицаниями о радостной встрече, похлопываниями по спине и бокам, чему Чичиков, особо не обрадовался, а даже зашипел он от боли. Иван Григорьевич это заметил и спросил, не болен ли он.
   - Пустяки! - заверил его Чичиков. - Вчера было гораздо хуже - стрельнуло в пояснице, думал не встану. Днём раньше, надумал навестить я племянника в деревне, да не доехавши до села две версты, сломалось колесо. Что прикажете делать? Две версты по грязи да под дождём пешим порядком. Сухой нитки на мне не нашлось бы, вот вам и результат!
   - А мы вот вас, Павел Иванович, так просто не отпустим, пока не излечим! Сейчас же пошлём человека к Алексею Ивановичу, а у него чудная банька имеется, уж мы за вас возьмёмся основательно!
   - Что вы, что вы! Ведь я с детства не переношу жары! Такой вот казус! Да благодаря богу уж всё прошло - Чичиков представил, как он сидит в бане с синяками на боках.
   - Всё равно! Мы вас так просто не отпустим! Через два дня управляющий казёнными фабриками даёт бал в честь дня рождения его супруги. Просим, Павел Иванович, просим! Мы случайно узнали от Вишнепокромова, что вы находитесь в городе, уж уважьте нас своим присутствием! Поверьте, вам все будут очень рады! Чичиков несколько растерялся. С одной стороны, он был приятно удивлён, что к нему относятся с прежним уважением и история с его арестом, кажется, ничего не изменила в отношениях к нему чиновников города, но он колебался, боясь вновь непредвиденных обстоятельств. Но надо было налаживать хорошие отношения с нужными для его дела, людьми, и он ответил
   - Я здесь пробуду ещё три дня. Дела, связанные с покупкой имения у помещика Хлобуева задержат меня несколько, также нужно сделать кое-какие покупки для хозяйства и пока не приедет сюда мой приказчик придется пожить мне в городе.
   - А вот и хорошо! Вот и славно! А крепости ваши, так мы их сейчас вот сюда - отворивши дверь, он позвал Ивана Антоновича и велел ему дело сделать без задержек. Кувшинное рыло принял крепости в руки с серым лицом, но, не сказавши ни слова, ушёл исполнять. Дело же сделал он быстро, но на сей раз, Чичикову, пришлось оплатить пошлину в полной мере.
   - Богатеете, Павел Иванович, богатеете! - председатель жал руку Чичикову - чай кубышечка дома давно переполнилась?
   - Какое там! Переполнилась?! Совсем опустела! Верите, нет, кругом я в долгах! К отцу родному только занимать деньги и приезжаю! Сказав это, Чичиков несколько смутился: не следовало ему примешивать имя покойного отца к его делам.
   - А! Не притворяйтесь! Знаем мы вас! Одних крестьян у вас в Херсонской губернии сотни три будет! Да и в нашей губернии, чай, тоже имеется? Чичиков, несколько смутившись, улыбнулся и кивнул головой.
   - А всё-таки, приятно, чёрт меня побери, когда все считают, что у тебя миллионы! - думал Чичиков.
   - Ну вот! Так и должно быть! Итак, мы вас ждём, Павел Иванович! Когда проходили канцелярию, Чичиков замешкался, чтобы Чепраков прошёл несколько вперёд, и, поравнявшись с Иваном Антоновичем, стоявшим, как статуя, за своим столом, шепнул ему
   - Премного вам обязан, за помощь! - и протянул тому руку, в которой между пальцев притаилась свёрнутая ассигнация. Кувшинное рыло с живостью схватил Чичикова за руку, и ассигнация исчезла из пальцев Чичикова.
   - А, чтоб тебя ужалил в лысину тарантул - подумал Чичиков, заметив на затылке, среди чёрных волос Ивана Антоновича, небольшую плешину. Промычав что-то несвязанное, вроде - Всегда благодарен! Чичиков догнал Чепракова. Уже вдвоём они прошли к экипажу Чичикова. Чепраков сказал, что он тоже приглашён на бал к управляющему и весьма доволен, случаем повеселить жену, приехавшую вместе с ним повидать своих подруг из театра.
   - Ну а ты как? - спросил Чепраков. Он уже считал Чичикова своим близким приятелем, поэтому не церемонился с ним в выражениях. Чичиков замялся
   - Не знаю, насколько позволят мне дела, а впрочем, я приеду - заключил он.
   - А вот и славно, и не забывай, что ты мне обещал приехать ко мне в имение по первому снегу травить зайцев. К твоему приезду я уже готовлюсь, купил вот в городе самого лучшего вина, уж славно проведём мы с тобой время! Чичиков заверил его, что непременно заедет, как обещал. Они расстались как самые давние приятели. Чепраков сел в свой экипаж и уехал. Странное чувство испытывал Чичиков. Он с детства не имел особой охоты заводить себе друзей, просто так, без всякого расчёта, боясь стеснять себя, в чём-либо, что могла дать простая мужская дружба. Простодушного Чепракова он не то чтобы уважал, а готов был его опекать, считая себя в этой жизни более умудрённым, чем он. Но, и не так, чтобы допустить его до самого сердца, а так, чтобы можно было его сразу послать к чёрту, если в этом, вдруг, возникнет необходимость. - Вообще-то, он неплохой малый, немного простоват как мужик, а в целом может быть мне и полезен - подумал Чичиков. Чичиков вспомнил, что он ещё не договорился с портным о новом фраке, а нужно было это сделать к балу, и заспешил к бричке. Проезжая мимо почтамта, он увидел неожиданно, идущего навстречу его бричке, откупщика Муразова с Потапычем и, не желая, чтобы его узнали, стал он рассеянно смотреть на другую сторону улицы. Но, старик оживлённо говорил о чём-то с Потапычем и на бричку Чичикова даже не взглянул. Не сидел в карете молодой, уверенный в себе богатый господин, важно подбоченившись и смотря поверх голов, на идущих навстречу его экипажу прохожих. Не было самодовольства на лице господина, и голова его, то и дело, пряталась за спины лакея и кучера. Только лошадям не было никакого дела до забот хозяина. Чубарый прядал ушами, когда навстречу им неслась богатая тройка. Резвые лошадки бойко потряхивали дорогой сбруей, и только искры из под копыт, да заливистый звон колокольчика под дугой. Кучер ли, или сам чёрт вертит длинным кнутом, с бородищей во всю грудь и с холодным блеском в глазах. Сзади уцепился лакей как пиявка, за покрытые финифтью поручни. А в колеснице - человек, не человек, а что-то круглое, холёное, со звездой на груди. Вот она! Русь! Богатая, чванливая и самодовольная! С громом, летит она мимо испуганного прохожего подобно колеснице великого Зевса, спустившегося с небес на грешную землю.
  
  
   Глава 7.
  
   В полдень, по дороге, ведущей к сельскому кладбищу, расположенному у опушки леса, шла деревенская похоронная процессия. Стояла несносная жара. Белый диск солнца замер на одном месте и источал слепящий свет. От раскалённого песка воздух становился тяжёлым, и больно стучало в висках. Мужики с непокрытыми головами в рубахах на выпуск, мокрыми на спинах, и раскрытой грудью. Бабы в белых платках и повойниках, с детьми, и отдельно, немного в стороне, шли молодицы, негромко переговариваясь. Хоронили мальчишку, сироту, умершего от чахотки. Ещё зимой, на конюшне, по худому телу мальчишки прошёлся кнут безжалостного приказчика, ускорив приближение неумолимого конца. Дорога спускалась вниз к пруду, где у зарослей ивняка стояла дочь помещика Потапова, не смея приблизиться к процессии. Слёзы текли по её прекрасному лицу, она отвернулась от дороги и пошла тихо к дому. Ничего не изменилось в этом мире, когда остановилось слабое сердце сироты. Всё также шумел ветер в берёзовой роще, заглушая карканье и возню ворон, свивших там свои гнёзда. Всё также пекло нещадно солнце и вдали собирались облака, покрытые белёсой мглой, предвещая желанный дождь. Только не стало слышно в этот день радостных криков детворы у реки, да на улицах всё словно вымерло. Хмурые мужики сидели у своих изб, дымился в кулаке злой самосад и лишь скрипел на ветру журавель у колодца, нарушая тишину. Хозяин имения, Потапов Иван Терентьевич, перед отъездом в город, отдавал распоряжения своему приказчику. Приказчик, прижав кнут к животу, сгибался в поклонах, как колодезный журавль, и повторял, как заведённый
   - Слушаю. Слушаюсь.... Всё будет сделано, не извольте беспокоиться, барин. За всем присмотрю, а на дальнюю пашню пошлю своего сына, пусть доглядает за мужиками. Неча ему бездельничать, пусть привыкает своему барину служить. Уж не сомневайтесь во мне, везде догляд за всем будет, Иван Терентьевич.
   - Да накажи учителю, чтобы не водился с дворней, а больше занимался с моей дочерью. Этот французишка только и умеет хорошо делать книксены да вертеть ногами. И что у него за любовь такая странная к лошадям, вечно он пропадает на конюшне - Потапов смотрел из окна на идущую к дому дочь.
   - Осмелюсь вам доложить барин, что ваша дочь сама его просит проводить на конюшню. Любит она кататься верхом на молодой каурой кобыле, а кобылка эта с норовом, как бы беды барин не случилось.
   - Не каркай! Я сам здесь разберусь!
   - Слушаюсь, барин - приказчик согнулся в поклоне. Потапов дождался, когда дочь прошла в дом, и направился к ней.
   - Ты слишком легкомысленно ведёшь себя. Приказчик сказал мне, что ты ездишь на молодой кобыле, а это очень опасно. К тому же не подобает молодой девушке скакать на лошади. Это неприлично. И это позволяет тебе твой учитель, француз, а этому, я думаю, не учат в приличных пансионах. К тому же, это может дурно повлиять на твою осанку.
   - Но папенька, я не скачу на лошади. Месье ведет её за узду, и я думаю, в этом нет ничего опасного и легкомысленного.
   - Не спорь с отцом! Завтра мы выезжаем в город. Мы приглашены на бал. Тебе надлежит хорошо приготовиться к отъезду. Она смиренно склонила голову. Отец никогда не принимал, каких либо возражений. Он не изменял своей армейской привычке всегда командовать и требовать безоговорочного исполнения его желания. Не найдя ничего нового для достижения порядка в его хозяйстве, он решил, что частая порка крепостных пойдёт только на пользу и хозяйству и крепостным. Жестокость наказаний его не смущала, напротив, он всегда придирчиво расспрашивал приказчика об исполнении наказания и не допускал ни малейшей снисходительности, ни к женщинам, ни к подросткам. Дочь Потапов любил. Но любил своей, какой-то странною любовью. Ревниво следил он за тем, чему учил её француз учитель, и всякий раз отчитывая того, когда он слишком много и с жаром, начинал говорить о своей далёкой Франции и деревушке, в которой жила его добрая тётушка. Потапов грубо одёргивал учителя и говорил дочери
   - Пусть он лучше больше рассказывает тебе о Париже и как ведут себя девушки из семей аристократов. Здесь есть чему поучиться тебе, ведь ты дворянского рода, а не купеческая дочь. И пусть не забывает: это мы намяли бока его любимой матушке Франции. Жаль, его пока нет возможности заменить; он мне уже порядком надоел со своими книксенами да реверансами - говорил Потапов. Дочь слушала его, потупив глаза. Ей было жаль этого простоватого француза, он дозволял ей кататься на лошадях и никогда её не выдавал, когда она бегала по вечерам на берег реки, чтобы любоваться оттуда закатами. Мир был для неё тихим и безоблачным. Но, однажды она увидела на конюшне то, что повергло её в трепетный ужас, и мир повернулся к ней совершенно другим, жестоким своим лицом. Что-то оборвалось в её груди, всё вдруг вокруг стало беззащитным в одночасье, когда она увидела, как с конюшни подросток вёл своего, вероятно, отца. Косые лучи кровавого вечернего заката слились с сочившейся из под белой рубахи мужика кровью, он стонал, и смотрел куда-то вдаль обезумевшим взглядом. Тогда она убежала на берег реки, где под старой ивой добрый француз сделал ей беседку. Здесь она проплакала весь оставшийся вечер и поняла, что счастливая пора юности заканчивается и уже никогда ничего не будет, как было всё прежде. Всё изменилось для неё с тех пор. Жестокость и грубость выпирали на неё, казалось из всех своих закоулков, и не было возможности этого не видеть и слышать. Как ещё маленькую девчонку её сильно потянуло к матери, искать защиты от жестокости человеческих обращений. Какая-то невидимая пропасть легла между ней и отцом, пропасть, через которую невозможно перекинуть ни один мост. Но время лечит. И она сумела не замкнуться в себе, построить свой внутренний мир, где она могла жить по своему. Она научилась избегать все суровые и жестокие моменты жизни, способные больно поранить её девичье сердце. По-прежнему, украдкой от отца она ходила к лошадям, встречала вечерний закат и бегала по воде босиком. Неожиданная встреча с Чичиковым несколько расстроила её. Она вдруг почувствовала сердцем мужское внимание к ней, и это, новое, незнакомое для неё чувство, её смутило и даже испугало. Нравился ли ей Чичиков? Суровый и властный отец был для неё олицетворением всего мужского рода. Он заслонил собою все её робкие мечты о любви, о семейном счастье. Она представляла, что в любом мужчине жестокость заложена изначально. Однако Чичиков не был грубым, как её отец. Внимание и обходительность так и сквозили в его манерах, но что-то приторное, заученное было в его фразах и движениях, словно он исполнил перед ней хорошо выученную театральную роль. Впрочем, он уехал, и она стала забывать о той мимолётной встрече. Ей не хотелось ехать с отцом в город, но она безропотно согласилась и ушла в свою комнату, чтобы готовиться к отъезду. А тем временем в губернском городе, в доме у губернатора собралась небольшая компания мужчин, чтобы развлечься за карточным столом. Игра уже началась, когда к карточному столу прошёл Иван Григорьевич, председатель палаты. Едва переведя дух, он объявил
   - Господа! Наш разбойник находится в городе! Чичиков остановился в нашей гостинице. Он собирался уже покинуть наш город, да мне удалось его убедить остаться. Я ничего не успел придумать, как только сказать ему, что его приглашает на бал, управляющий фабриками. Кажется, он приедет.
   - Вот удивили! Да Чичиков уже третий день у меня под наблюдением - полицмейстер, воспользовавшись удобным моментом, кося глазом, высматривал карты у почтмейстера.
   - Осталось только знать, что он держит в своём чемодане, да всё нет возможности. То у него слуга дрыхнет на его кровати, то сам Чичиков провалялся целый день в номере, и никуда не выходил. Нам известно, что Чичикова изрядно кто-то поколотил: его слуга с кучером приезжали к аптекарю. Да мои люди проводили их на другой конец города, в надежде, что сам Чичиков выйдет из номера и можно будет проверить его чемоданы. Но он так и не вышел. Знать сильно его отходили!
   - Бог шельму метит, поделом ему разбойнику! - воскликнул Собакевич. Он только что славно отобедал с губернатором, когда прибыла вся компания, и теперь вытянул он ноги в кресле и расстегнул пуговицы фрака, надеясь основательно всхрапнуть, пока другие режутся в карты.
   - Думаю, господа, надо мне его пригласить к себе домой, отобедать вместе, хотя это опасно, да делать больше нечего - продолжал полицмейстер - Это его успокоит от всяких подозрений и мои люди сделают своё дело в его номере. Надеюсь, господа, наш план остался в силе?
   - Схватить надо разбойника! - встрепенулся Собакевич - ходит по городу как у себя дома, а кто знает, чего он ходит, что вынюхивает? Сейчас самый хороший случай, сам голубчик лезет в мышеловку, уж мы ему покажем! Да-с!
   - Надо предупредить управляющего, чтобы подготовился по нашему плану, а уж там как бог даст, авось справимся. Ты как? Иван Андрейч? - полицмейстер повернулся в сторону почтмейстера.
   - Мне Вишнепокромов сказал, что Чичикова видели в оружейной лавке, и вышел он оттуда с покупками, судырь вы мой. Как бы беды не вышло! - почтмейстер сидел, прикрывши карты рукою - Не то устроит он нам всем весёлый бал, попляшем мы все под его пулями!
   - Этого мы ему как раз и не позволим сделать - ответил полицмейстер - Пока мои ребята не проверят его чемоданы, мы ничего предпринимать не будем. Вот уж, верно говорят, что у страха глаза велики. Он будет один, а нас много и притом, скажите, пожалуйста, зачем ему идти на бал с оружием?
   - Однако, судырь вы мой, всё одно боязно - возражал почтмейстер - на лбу ведь у него не прочтёшь, на что он способен решиться. А я, признаться, на подвиги то, не горазд! Ведь я робею перед каждым отчаянным поступком. Да-с! Я и в молодости то, держался стороной от всяческих скандальностей, а уж теперь, судырь вы мой! Возраст не позволяет! Знать бы наперёд, чем обернётся нам эта затея заманить его на бал.
   - Э-э! А я то, на вас в первую очередь рассчитывал! В таком разе, мы тебе, Иван Андрейч, поручим только наблюдать за разбойником. В самом деле, господа, не следует с такой робостью лезть впереди всех! Можно ведь всё дело испортить! Почтмейстер ничего не ответил на последние слова полицмейстера.
   - Что-то здесь не так, кажется, наши предположения, относительно Чичикова, слишком поспешны, и не попасть бы, впросак, с этой затеей - думал почтмейстер. - А буду лучше я как бы в стороне, на всякий случай. Людей на балу много, и без меня тесно будет! А за бережёного и бог заступится! Этот Чичиков так просто не поддастся, молод, и как мне кажется, горяч не в меру. Вот и поколотили его, видно за это. Как бы худо не стало нам всем. Чичиков же, в это время находился у знакомого портного. Портной обещал сделать дело через три дня, но Чичиков настоял, чтобы фрак был готов через день. Портной, было, заупрямился, но Чичиков заверил его, что за все неудобства он готов хорошо заплатить. Портной с нескрываемым удовольствием согласился. Придя в гостиницу, Чичиков, нарочно прошёл по коридору крадучись и обнаружил на своей кровати спящего Петрушку. Раскинув ноги в грязных сапогах, он храпел во всю свою мощь. Нижняя губа у Петрушки подрагивала, когда он со свистом втягивал в себя воздух.
   - Вот каналья, свинья. Стоило мне отлучиться ненадолго, а уж ты и дрыхнешь на барской кровати - Чичиков крутнулся в гневе, надеясь схватить в руки половую щётку, и проучить Петрушку как следует, но не вытерпел и взвизгнул над самым его ухом
   - Ах ты бревно! Ты так занимаешься делом? Не успел я прикрыть за собой двери, как ты уже в моей кровати дрыхнешь! Петрушка вскочил, словно под него плеснули кипяток
   - Виноват, Павел Иванович, но я, ей, ей, и не виноват вовсе - хлопал Петрушка глазами.
   - Виноват, не виноват! Может, кто-то тебя силой затащил на мою кровать? А кто же тогда виноват? А? Чичиков подступал к Петрушке, намереваясь ухватить того за волосы и сделать тому хорошую взбучку.
   - Уж и не знаю, как всё получилось, Павел Иванович, а только пришёл сюда в номер посыльный от самого полицмейстера и велел найти вас и передать вам, что его хозяин приглашает вас завтра к себе на обед. Просит подъехать непременно.
   - И для этого тебе вдруг потребовалось завалиться на мою кровать?
   - Уж и не знаю, как всё так получилось. А я всё думал, думал, идти мне искать вас в городе или же дождаться вас здесь, да так и ничего я не придумал. И уж и не помню, как я прилёг на вашу кровать, а мне вовсе и не хотелось ложиться на неё. Нужна она мне ваша кровать, мне и на своей кровати хорошо.
   - Думал, думал, индюк тоже думал, а его на кухне ощипали, уж я велю дома приказчику, чтобы хорошенько высекли твою задницу, чтобы тебе впредь легче думалось на моей кровати! Уж я об этом не забуду! Как почистить вовремя барину платье, так тебе ничего не думается, кроме как дрыхнуть на его кровати. Сапоги стоят не чищенные, а тебе ничего? Ну что ты стоишь столбом? А? Ещё не проснулся, поросёнок ты этакий? Петрушка, не дожидаясь, чтобы ему дали затрещину, схватил сапоги и бегом из номера. Чичиков ещё долго ворчал, отпуская Петрушке самые крепкие слова. Потом он достал шкатулку и сложил туда все бумаги, немного подумав, отпер потайной ящичек, отсчитал деньги на предстоящие расходы и спрятал шкатулку. На следующий день предстояло ему посетить дом полицмейстера. Конечно, полицмейстер славился своим хлебосольством и Чичиков принял это как должное, не чувствуя никакого подвоха. На следующий день он заехал первым делом к портному. Дело продвигалось быстро: иглы и утюги работали споро и, довольный таким оборотом, Чичиков дал портному на водку. Затем он сел в экипаж и покатил к полицмейстеру. Полицмейстер встретил его радушной улыбкой
   - Павел Иванович! Наконец то я вас дождался! Обижен, весьма обижен на вас, Павел Иванович, третий день у нас в городе, а ко мне ни ногой. Забывать стали нас. Уж не сердитесь на меня, если я вдруг по службе вам не смог когда оказать содействие - сказал он, намекая, на то время, когда Чичиков находился под арестом.
   - Вот уж верно, а твоего содействия я, как раз, тогда и не заметил - подумал Чичиков. Но, раскланявшись, он произнёс так, словно не заметил намёка полицмейстера
   - Дела неотложные совсем меня закружили. Ещё при въезде в город я хотел уже на следующий день навестить вас, да не получилось. Теперь совещусь вот за свою нерасторопность и забывчивость.
   - Вишь ты, какие он мне аллегории подпускает!
   Знаем мы тебя, какой ты нерасторопный. Успеваешь ты везде: и грабить и разбойников в дом к порядочным людям приводить, и плутни твои с мёртвыми крепостными, тоже нам известны, уж такой ты нерасторопный - думал полицмейстер. - Вижу, вижу погибель мою! Боже, святой и милосердный! Помоги мне, чтобы я не сболтнул разбойнику чего лишнего, ведь пропаду ни за понюх табаку! - сказал он про себя.
   - Но всё сейчас встало на свои места и мы рады видеть вас у себя, кстати, управляющий приглашает вас на бал - сказал полицмейстер - и не упрямьтесь - опередил он Чичикова - мы все за вас просили, все приедут со своими жёнами, как всегда и будет губернатор со своей дочерью. Такой тонкий намёк немного смутил коллежского советника. Он не нашелся, что сказать на это полицмейстеру. Они прошли в гостиную к креслам. Чичиков начал расспрашивать полицмейстера о его здоровье и здоровье всех домашних. Оказалось, что все в этом доме здоровы, чего и желают дорогому гостю. Затем последовали расспросы о здоровье губернатора, вице- губернатора, управляющего, не забыл Чичиков и почтмейстера. Оказалось, что все ответственные лица этого города живы и здоровы.
   - И прокурор не жалуется на здоровье, завёл вот гончих псов и травит зайцев - продолжал полицмейстер.
   - Как? Прокурор? Да ведь он же умер?
   - Это не тот прокурор, который умер. А этот ещё не умер, а живёхонек, да так, что будьте и вы так здоровы! Ещё перебрали они с десяток людей, значащих что-то в этом мире и просто людей, коптящих небо и ничего не значащих. Уже пошли они по купеческому ряду, обсудили они и племянника купца Авдеева, хотя Чичиков не знал никакого племянника купца Авдеева, впрочем, и самого купца Авдеева он тоже не знал, но согласно кивал головой. При этом он обратил внимание, как внимательно посмотрел на него полицмейстер, словно хотел сказать ему
   - Врёшь ты нам батенька, ну никак, не можешь ты знать племянника купца Авдеева! В это время отворилась дверь и вошла жена полицмейстера. Чичиков, приятно улыбаясь, проворно подскочил к её руке. Откровенное любопытство так и сквозило в её взгляде. Наговорив ей кучу комплиментов о её неувядаемой красоте и свежести, а, также похвалив её наряды, Чичиков уселся опять в кресло.
   - Кажется, я перебрал много лишнего, наговорил всяких глупостей о её нарядах, и чёрт бы побрал, весь этот этикет, весь взмокнешь, пока придумаешь что говорить - подумал он. - Вы также свежи и красивы, как розы в вашем саду - передразнил сам себя Чичиков - Да она больше походит на кочан капусты в таком наряде! А против этикета не попрёшь, хочешь или не хочешь, а непременно соврёшь!
   - Вы, Павел Иванович, я слышал, приобрели деревеньку?
   - Хлебопашеством решили заняться - спросил полицмейстер.
   - Приобрёл. Да всё в полной разрухе. Прежний хозяин жил в большой праздности и всё спустил до крайности. Одно слово - хозяйство! - ответил Чичиков.
   - Бог даст вам старания и терпения, и всё поправится. А кто же был прежний хозяин? - спросил снова полицмейстер. - Какой резвый! И когда он всё успевает? И деревни скупать и на дорогу с кистенём выходить? Это он то нерасторопный? - думал полицмейстер. Разбойник! Ей, ей разбойник! Ну, никакого теперь сомнения у меня нет! Чичиков немного помедлил с ответом. У него вдруг возникла мысль попросить у полицмейстера взаймы денег, он как раз, кстати, сказал о разрушенном хозяйстве и это будет хорошим предлогом.
   - Прежний хозяин, Хлобуев, продал мне только одни заботы, куда ни посмотри, везде нужно много средств, чтобы хозяйство поднять.
   - Хлобуев? Да я вчера только, что о нём говорил с откупщиком Муразовым. Мне о нём столько хорошего рассказал старик. Этот ваш Хлобуев стал совершенно другим. Прямо и не верится, а чудеса! В простой сибирке, с сумой за плечами, нашёл он свою дорогу в жизни. По наущению старика Муразова, пошёл он в народ, просить за церковь. Кому советом, кому прощением, к купцу или к простому мужику. Да разве кто отвернётся от посланника церкви? Дело то, богоугодное, и бог впереди его. Терпит ли человек нужду от другого или же от своего непокорного нрава, везде, к каждому, слово божье донести надобно. И вот уж в ватаге раскольников видели, вашего Хлобуева. Против буйства и ненависти находил он нужные слова. Кого утешит добрым словом, помирит непокорных, а кто терпит нужду крайнюю, для того найдёт он, немного денег и всегда напоминает, какие лишения терпел господь. Однако ж, и впрямь, видимо господь ближе к простому мужику, чем к сановному господину. Да разве будет со мной откровенничать какой-нибудь купец? Как бы не так! Никогда ведь правды не скажет! Уж такая их порода! Хоть сам простую сибирку надевай!
   - Не слышал я такого про Хлобуева - сказал Чичиков. - Мне он показался человеком совершено потерянным, однако же, действительно чудно.
   - Архиерей, благословивший его на богоугодное дело, сказал, что бог велит переносить всё безропотно, а Хлобуев в своём подвижничестве искренно служит и страдает за церковь и власть. Ведь всякие бродяги мутят народ, смущают мужиков против властей и против самой веры. Сбивают особо буйных в шайки разбойников и подстрекают грабить помещиков и почтовые кареты. Действительно, провидение божье сделало человека другим. Открылась дверь, и вошедший слуга сказал, что обед уже на столе. За столом Чичиков недоумевал, зачем его пригласил полицмейстер, но так и ничего не придумал.
   - Хочу попросить вас об одной услуге - начал он, когда они уселись вновь в кресла - У меня сейчас очень сложные финансовые обстоятельства. Дела в имении идут в гору, но очень медленно. Не хватает на всё средств. Но, я надеюсь, в этом году я получу неплохую прибыль, а пока, не дадите вы мне взаймы, ну скажем, хотя бы, тысячу? Осенью я вам всё верну с процентами, уж как полагается. Полицмейстер задумался от такого предложения.
   - Дать тебе тысячу, собаке, а завтра тебя закуют в колодки! Плакали тогда мои денежки. Ну, уж дудки!
   - С радостью бы я вам помог, любезный Павел Иванович, да сам я в большой трате сейчас. Строится у меня дом за городом, и сами понимаете, какие тут нужны деньги.
   - Хорошо - сказал он, чуть помедлив - Вот вам пятьсот, больше не могу.
   - Что я наделал, ведь не вернёт, не вернёт долг, разбойник. Что ему тысяча? Миллионы имеет! И что за странная манера - врать во всём? Зачем ему моя тысяча? - подумал полицмейстер. Сидя в бричке, по дороге в гостиницу, Чичиков вновь гадал, зачем его приглашал полицмейстер. Обычно, у него собирается компания своих людей, чтобы выпить вместе вина да поиграть в карты, а чтобы, пригласить одного человека и разговаривать с ним тет, а тет. Странно, однако, очень странно. А ведь, помнится, ты меня и в дом не пустил, когда я был в немилости у князя! Но тайное всё равно станет мне известно. После полудня поехал он к портному. Портной постарался на совесть. Новый фрак пришёлся Чичикову по вкусу. Особенно поразило его чудесное сочетание цветов нового сукна и бархатного жилета, что остался от прежнего фрака. Приехав к себе в номер, Чичиков натянул новые штаны, плотно обтянувшие ляжки - Ну хоть картину рисуй! Затянул пряжку ремня. Затем он слегка присел, повертелся у зеркала и нашёл, что портной в своём деле большой искусник и ему не зря было дано на водку. Всё было превосходно: и фрак мерцал искрами в зеркале, и новый атласный галстук придавал фраку что-то загадочное и небывалое, но что-то сумрачное было на лице хозяина фрака, что не назовёшь обыкновенной скукой. Любимый подбородок его начал терять былую округлость и уж, ниже его, наметился другой. Ещё слабо видневшаяся морщина легла между ними.
   - Устал, поизносился - думал Чичиков, глядя на себя в зеркало. - Лицо, не новый фрак, заново не перешьёшь, может только стареть и в такой жизни, как у меня, превратится, наконец, в лживую и противную маску. В двери постучали. Половой стоял на пороге с салфеткой на руке
   - Вам записочка. Передали-с.
   - Записка? Кто передал - спросил Чичиков.
   - Слуга. Неизвестно чей. Сказал, что так приказано-с.
   - Где же он?
   - Тотчас ушёл, как передал мне записку. Не будет ли чего велено?
   - Нет, ничего. Ступай. А впрочем, нет. Принеси мне чай и к вечеру приготовь мне в номер хороший ужин.
   - Вечером будут свиные котлеты, разварная рыба и фрикасе. Что желаете-с? Есть пирожки.
   - Нет, нет голубчик. А принеси мне лучше поросёнка со сметаною и хреном, здесь его чудно готовят. Половой ушёл. Съедаемый любопытством, Чичиков торопливо развернул записку. Вот, что он прочёл. Плод моих мечтаний! Я та, что с замираньем сердца глядит на тебя из бесчувственной толпы людей! Что мне солнце, если сердце моё без тебя тоскует в ледяной пустыне? Я маленький мотылёк, готовый сгореть в огне твоей любви! Цветущую розу сорвёт твоя рука! Спешу предупредить тебя, мой Ринальдо, что на вас готовится заговор. Толпа чёрствых и безнравственных людей готова посягнуть на вашу свободу и мою пылкую любовь! Завтра на балу вас собираются схватить и бросить в темницу. Но, не бойтесь ничего, ничего не бойтесь, мой герой! С вами множество женских сердец, готовых на всё. И та, что готова пойти за вами на самый край света, разделить с вами участь узника, или взойти на плаху, молит сейчас за вас бога и поможет вам! На балу к вам подойдёт женщина под вуалью, с голубым веером в руке. Ни о чём её не спрашивайте, а, помедлив, не спеша, идите вслед за ней. Дама проведёт вас чёрным ходом на улицу, где вас будет ожидать карета. Дальнейшее зависит от вас. Мой Ринальдо! Я счастлива, что смогу вас спасти и да поможет нам бог! В волненье, Чичиков присел на кровать и ещё раз прочёл записку. Мозг у него начало лихорадить. Догадки, одна за другой, появлялись в голове у коллежского советника.
   - Как схватить? Ведь мне сказали, что дело прекратили за отсутствием улик? И кто, и за что меня собирается бросить в темницу? И кто эта дама, что сгорает от любви к нему? Чичиков посмотрел на записку. Смутное предчувствие появилось у него, что он уже видел где-то похожую на эту записку. Он торопливо достал шкатулку и нашёл среди бумаг письмо от незнакомой дамы. Почерк был одинаковым на обоих письмах. - Хорошо, что я не выбросил тогда это письмо, кое-что я уже знаю. Это пишет снова та дама, но кто же она? Если князю нужно меня арестовать, то он может сделать это когда ему будет угодно и где угодно. - От горячей любви у дамы разгорелось воображение - решил Чичиков. Странное письмо, однако, встревожило его. Мелькнула мысль тотчас ехать к юрисконсульту, уж ему то что-то известно. Но, вспомнив, что юрисконсульт ещё не получил обещанных денег и несомненно сам бы поспешил известить Чичикова, если тому бы грозила опасность, Чичиков немного успокоился. Ещё раз, прочитав начало письма, он, заинтригованный, дал волю воображению. Кто она? Молодая девица, институтка, птицей выпорхнувшая в большую жизнь и влюбившаяся в него безумно? Засидевшаяся в девицах дурнушка, мечтающая о хорошей партии? Чичиков мысленно перебрал все места, где он мог вскружить голову незнакомке. На балу, на приёме у губернатора, на обеде у почтмейстера? Кстати, у почтмейстера дочь совсем не дурнушка и смотрела на него довольно восторженным взглядом. А впрочем, пойди, разберись тут, чьих она? Дворянского ли роду незнакомка или же, я приглянулся купеческой дочери? И губернаторская дочь хороша, кажется, тоже к нему не равнодушна. Всегда считал себя большим знатоком женских сердец, и на тебе, совсем запутался! Тебе признаются в любви, а ты стоишь столбом, гадаешь, кто же это?
   - Надо внимательно наблюдать за женским обществом на балу, эта дама себя всё равно выдаст - решил Чичиков. Что-то, похожее на любовь, или ещё на какую душевную белиберду, возникло в душе Чичикова. Как когда-то, на улице губернского города, он увидел в проезжающей мимо него карете молодого, бравого гусара и нежное девичье лицо на его плече. Он тогда застыл как истукан и на всём этом томном и умильном поле он вдруг увидел самого себя, молодого, во фраке наваринского пламени с искрой, и девицей с веером, идущей с ним под руку. Нет! Так решительно нельзя! Можно совсем потерять голову! Однако подходит время, и мой скитальческий посох придётся выбросить. Он ещё долго мучился в своих предположениях, строя различные догадки о таинственной незнакомке но, постепенно мысли съехали в другое направление, относительно опасности ему грозящей. Чичиков ходил из угла в угол, нервничал и даже подумал о том, что, не пора ли закладывать лошадей и отправиться в Павлово сей же час. - И верно - подумал он - дела в палате все сделаны и, нечего дразнить судьбу, уехать и всё! Но всё это будет похоже на бегство, а Чичиков не считал себя трусом, да и любопытство его уже выглядывало в завтрашний день, как мышь из норки, заметившая притаившегося бестию кота и, пытаясь найти ответ на мучившие его вопросы, он решительно отогнал мысли об отъезде. Но, на всякий случай, Чичиков позвал Петрушку и велел передать Селифану, чтобы он был бы готов на следующий день, после полудня, к отъезду. Уже обоим, им было дано строжайшее наставление не ходить завтра в шинок и ни в коем случае не напиваться перед дорогой. Ещё отпустив Петрушке самых грозных предостережений и обозвав его бревном и бездельником, Чичиков прилёг на кровать и уснул, забыв про заказанного на ужин поросёнка со сметаною. Уснул незаметно, как ребёнок, раскинув по сторонам руки, и лишь вздрогнул, когда Петрушка, сопя, начал стаскивать с барина сапоги. С первого этажа, из общей залы, до его номера доносились иногда возгласы двух военных и ещё несколько гражданских молодых людей, затеявших игру в карты, перешедшей далеко за полночь. Но он ничего уже этого не слышал. В комнате воцарилась тишина, и лишь сверчок иногда напоминал о себе, да прогремела отъезжающая от гостиницы коляска с двумя военными, ищущими развлечений до самого утра. Ночь набросила своё тёмное и прохладное покрывало на губернский город, на гостиницу, где нашёл приют коллежский советник, на дорогу у трактира и всё погрузилось в сон. Ясноликая луна нехотя выкатилась из-за тучи, высветила купола церкви, бросив длинные тени на землю, на одиноких ночных прохожих, похожих в лунном свете на призраков, и отправилась по небу в бесконечный свой путь.
  
  
  
   Глава 8.
  
  
   Утро выдалось хлопотливым. Все были заняты приготовлениями к балу и к последующему отъезду в Павлово. Петрушка чистил барину сапоги у входа в гостиницу и сушил на ветру новый хозяйский фрак. Селифан занялся повозкой. Смазав колёса, он задумчиво скрёб бороду, увидевши на колесе небольшую трещину. Селифан посмотрел в сторону окна, где был номер Чичикова и, не увидев в окне своего хозяина, принялся ощупывать колесо.
   - Доедет, не доедет - думал Селифан. - Дорога ровная, столбовая дорога, авось ничего! А там три версты через поля и вот тебе и Павлово! Немного тряско будет через поля но, думаю, обойдётся. Придержу коренного, тише едешь - далеко уедешь! Ему не хотелось говорить Чичикову о трещине на колесе, так как это могло испортить все его планы на этот день. Пока Чичиков сидел в гостях у полицмейстера, Селифан подружился с его кучером. Они долго рассматривали друг у друга лошадей, хвалились друг перед другом своими повозками и расстались совершенно приятелями. Оказалось, что завтра они вновь встретятся у дома управляющего фабриками, где у господ намечается бал. Кучер обещал привезти с собой хорошую настойку, чтобы скрепить их дружбу, чему Селифан очень обрадовался. И вот теперь, маленькая трещина на колесе повозки, могла испортить ему праздник. Но, ещё раз осмотрев трещину, Селифан подумал
   - Трещина то старая, знать долго ехала, так и обратно уедет. И, положившись на русское слово авось, да, небось, пошёл он поить лошадей. Трудное это занятие - собраться на бал! Это мужу почтенному, степенному семьянину и умудрённому жизнью человеку нет особых забот. Залез во фрак, словно в мешок, и гуляй губерния! Главное, чтобы кошелёк приятно оттягивал карман, а веселье приложится! Его не взволнует шаловливый взгляд, скрытый под вуалью и не тронет его сердце волнующим трепетом при виде нежного девичьего личика. Не вскружат голову сладкой истомой запахи роз, фиалок, резеды и всяких прочих умопомрачительных запахов, когда мимо него пролетит в танце лёгкое, воздушное создание. Равнодушный взгляд скользнёт по ней, как по надоевшей, порядком, куме. Иное дело - холостяк! Когда тебя уже никто не назовёт юношей и первая седина ущипнёт твои виски, когда ты уже успел обзавестись своей деревней, а дом твой ещё пустой и в нём не слышно голосов твоих домочадцев. Когда ты полон сил и желаний и для полного счастья тебе не хватает только верной спутницы в твоей жизни, то собраться на бал холостяку становится делом ответственным. Этот день может круто изменить твою жизнь, поставить её на прочную основу, или разрушить её. Чичиков уже второй час крутился у зеркала. Щёки после бритья сделались атласными и покрылись здоровым румянцем. Чичиков обтёрся губкой, слегка смоченной одеколоном. Запах французского мыла, что ещё имелось у него после службы в таможне на границе и одеколона, придавали ему этакую воздушность. Чичиков ловко сделал реверанс и подставил он руку воображаемой даме, поклонился направо, поклонился налево, приятно улыбнулся, наклонив, при этом голову немного набок, словом вёл себя как на балу в самом наилучшем настроении. Заглянувший в номер Петрушка застал барина в низком поклоне и удивлённо посмотрел по сторонам, но, не увидев никого, поспешно скрылся за дверью. Чичиков не обратил внимания на Петрушку, медленно двигаясь по комнате, он держал руку полусогнутой, словно шёл с дамой и, повернув голову к ней, и немного вниз разговаривал он с воображаемой спутницей. Речь, однако, получалась несвязанной и вряд ли бы ему пригодилась на балу. Увлёкшись, уже перешёл он на французский язык, но, кроме бонжур мадам, да мерси мадам, в голову ничего не пришло, и пожалел, что не выучился в своё время танцевать и хотя бы немного изъясняться по-французски. А как бы было хорошо послушать, что там лепечут про него на балу; в тайне от него, и не только женщины.
   - Что гусь, готово платье? - спросил он, выглянувши в окно. Петрушка о чём-то оживлённо спорил с Селифаном. Он с жаром размахивал руками и не услышал, что сказал барин. Селифан же, не церемонясь, толкнул приятеля кулаком в бок со словами - Беги, барин фрак требует!
   Холодной настороженностью встретило дворянство Чичикова на балу. Чичиков, было, увидевши губернатора, сделал шаг в его сторону, но тот вежливо поклонился слегка и отошёл к компании мужчин. Пройдя в соседнюю комнату, Чичиков увидел сидящего в кресле Собакевича и нового прокурора Золотуху, но не стал подходить к ним. Собакевич же, сделал на лице грозную гримасу, словно хотел сказать
   - А вот я тебя сейчас! Уж ты у меня сегодня попляшешь! Неловко попятившись назад, коллежский советник случайно толкнул локтем проходящего мимо почтмейстера и, смутившись, начал извиняться, но почтмейстер лишь поклонился ему и не сказал ни слова. Странное такое поведение его знакомых слегка озадачило Чичикова, и он было уже начал высматривать глазами, куда бы ему направиться и к какой компании примкнуть, как кто-то тронул его сзади за рукав фрака и Чичиков услышал знакомый рокочущий голос
   - Павел Иванович! Какая приятная встреча! Перед ним стоял помещик Потапов. - Какая приятная неожиданность! Совсем не ожидал вас здесь встретить, а я, признаться, собирался к вам съездить в имение: навестить надо соседа.
   - Был бы очень рад вашему визиту, Иван Терентьевич, и тоже весьма приятная для меня неожиданность увидеть вас здесь! Оба начали кланяться с усердием.
   - А я здесь не один - Потапов повернулся вполоборота к стоявшим у окна дамам - Оленька! Подойди сюда, вот Павел Иванович! Дочь помещика подошла, заметно смутившись, и сделав книксен весьма изящно, едва тронула рукой, как Чичиков проворно её подхватил для поцелуя. На лице Потапова растянулась довольная улыбка
   - Ах, Павел Иванович, если бы вы знали, как мы дома за вас волновались, когда вы решили ехать в Свистуновку в такое позднее время. Ведь у нас такое неспокойное место, разбойничают мужички! Как вы добрались тогда?
   - Да всё было, слава богу, хорошо! Вино у хозяйки и впрямь, очень хорошее. И так, кое-что прикупил, словом всё обернулось превосходно.
   - Я слышал, вы ещё прикупили крепостных душ?
   Чичиков насторожился, не зная, что тут ответить. Могла что-нибудь рассказать Потапову Свистун-Пятка, но помещик, не дождавшись ответа, тут же спросил
   - А как вам купленный у меня лес? Я вначале не хотел его продавать, но, видя ваше бедствующее положение, решил вам помочь, уважить соседа.
   - Да! Ты неплохо тогда погрел на моей беде руки, вернул все проценты, что не заплатил тебе Хлобуев - подумал Чичиков.
   - Премного вам признателен, вы мне очень помогли. У нас говорят: добрый сосед спасёт от семи бед. А я был действительно в бедственном положении, но сейчас дела пошли на поправку. Мой новый приказчик довольно проворный малый и я думаю, имение я с его помощью быстро поставлю на ноги. Потапов согласно кивал Чичикову головой, дочь же его отошла на два шага в сторону и смотрела куда-то в сторону. Чичиков отметил, что она заметно выделяется в женском обществе. Белое платье, не напичканное бантами, бриллиантами, букетами было само по себе скромно, да видимо, эта скромность и подчёркивала её красоту. Чичиков просто немел, когда обращал украдкой свой взгляд в её сторону. Дважды он ответил Потапову невпопад, затем совсем потерял он нить разговора и, заметивши это, Потапов, предложил ему пройти в соседнюю комнату, где уже поздравляли виновницу торжества. Шум, возгласы, и Чичиков растерялся от пестроты дамских нарядов и мужских фраков. Но Потапов напористо, словно шёл на захват редута неприятеля, прошёл к руке именинницы и увлёк за собою Чичикова. Лёгкий шум, шёпот пронёсся среди дамского общества, когда он целовал руку имениннице. Он уж, было, хотел пройти к окну, заметивши там Манилова, но вдруг оказался он в плотном кольце дам. Благоуханье запахов, пестрота бантов, венков вскружило ему голову. Он вертел головой, не зная, как ему выбраться из этого хоровода
   - Ах, Павел Иванович! Любезный наш Павел Иванович, ты разбиваешь наши бедные сердца! Мы так счастливы снова видеть вас! - неслось к нему со всех сторон. Он не помнил, что отвечал в ответ, оказавшись в таком плотном кольце, сыпал, комплименты он и направо и налево и как бы лукавый выбрался из дамского окружения, но грянула музыка и, круг распался. Кавалеры засуетились и пошли пары в хоровод! Чичиков встал у окна, и взгляд его искал поверх голов белую шляпку, что принадлежала Ольге Потаповой. Он увидел её совершенно неожиданно. Жена председателя палаты, Ивана Григорьевича, в платье, на котором всего было пропасть: цветов, букетов, ленточных бантов и в довершенье всего - павлиньего пера в розовой шляпке, прошла мимо с начальником жандармерии. Следом Потапов вёл свою дочь в танце, да так, что многие заглядывались на эту пару. Чичиков не отрывал взора от дочери помещика и как только кончилась музыка, начал он пробираться на другую сторону зала, где Ольга села рядом с дочкой губернатора, но ему загородил дорогу сам губернатор, возникший, как чёрт из табакерки
   - Куда же вы направились, Павел Иванович? Мужчины ждут, когда вы изволите к ним подойти и поговорите с ними.
   - Да вот увидел свободный стул, ваше превосходительство, и хочу туда пробраться. А о чём же хотят со мной поговорить? - спросил губернатора Чичиков. Губернатор нахмурился, не зная, что ответить. Вдвоём они направились к компании мужчин, где среди молодых людей Чичиков увидел полицмейстера и Собакевича. Не успели они приблизиться к полицмейстеру, как грянула мазурка. Губернатор подхватил почтмейстершу, которая, надо признать, всегда давала в любом танце фору здешним дамам, начальник жандармерии - жену председателя, вице-губернатор - жену полицмейстера и всё встало и понеслось! Уже нашлись несколько молодых военных, знающих толк в мазурке и пол затрещал от их каблуков. Оставшись один посреди зала, Чичиков, вначале, сделал шаг в сторону полицмейстера, но передумал и вернулся назад. Ольги Потаповой уже не было на прежнем месте, не было и дочки губернатора. Он снова завертел головой, пытаясь среди пёстрой толпы разглядеть её белую шляпку, но тщётно, увидел только помещика Потапова и с ним незнакомого молодого мужчину. Потапов увидел Чичикова и махнул ему рукой, приглашая подойти к ним. Когда Чичиков шёл к ним вдоль стены, пробираясь мимо танцующих пар, как одна дама, несколько загородила ему путь и проходя мимо коснулась его руки. В руках у Чичикова оказалась, свёрнутая тонкой трубочкой записка. Мгновенно Чичиков вспомнил про письмо, полученное в гостинице и, не растерявшись, продолжил путь, записку же, незаметно сунул в карман фрака. Потапов представил ему своего шурина, приехавшего к нему в имение повидаться с сестрой и тоже, приглашённого на бал. Чичиков плохо соображал, что ему говорили Потапов со своим шурином, глаза его высматривали очень занимавшую его сердце стройную фигурку золотоволосой блондинки, а в голове вертелась мысль, что надо немедленно ему уединиться и прочитать записку. Сославшись на то, что ему надо срочно найти Манилова, он пошёл к коридору, где было очень мало народа. В записке ему сообщалось, что он должен немедленно идти через гостиную к комнате, где можно выйти к чёрному выходу на улицу. С сожалением, Чичиков посмотрел ещё раз в сторону танцующих пар, но Ольги он уже не увидел. Предполагая, что дело здесь серьёзно и надо делать так, как ему советовали в письме, Чичиков, пройдя гостиную, действительно увидел дверь в комнату. Он оглянулся, потому, что услышал чьи-то лёгкие шаги. Перед ним стояла дама с голубым веером. Лицо у дамы было скрыто вуалью. Чичиков, было, хотел спросить, что всё это значит, но дама, кивнув головой в сторону двери, прошла мимо. Чичиков, помедлив, последовал за ней. Пройдя полутёмную комнату, где горела всего одна свеча, они вышли на улицу. Карета стояла у крыльца. Чичиков сел, надеясь, что дама последует за ним, но она что-то сказала кучеру и исчезла за дверью. Карета сделала несколько поворотов по кривым и узким переулкам и остановилась в тупике, рядом с рынком. Чичиков выглянул, но кучер сидел молча. Тогда он слез с кареты и пошёл через рынок, по направлению к гостинице. В это время, едва коллежский советник направился к выходу, где он повстречал даму с голубым веером, как губернатор подмигнул полицмейстеру, полицмейстер подмигнул капитану-исправнику, а капитан-исправник двум молодым людям, стоявшим у окна. Почтмейстер кивнул головой управляющему. Лишь Собакевич, один лишь Собакевич никому не подмигнул и никому не кивнул головой. Грозно поднялся медведь со своего кресла, откуда он наблюдал за танцующими парами и, нагнувши голову, двинул свои неуклюжие ноги вслед за Чичиковым. Вся ватага, толкаясь, двинулась за Собакевичем, не выступая, однако вперёд его. Дверь в комнату, откуда Чичиков ушёл чёрным ходом на улицу, открыл Собакевич. Войдя в комнату, он увидел, как перед свечой метнулся человек. Свеча тотчас погасла, и Собакевич закричал - Вот он! Хватай его! Смелей ребята, навались! Крики, шум поднялся невообразимый! Почтмейстер робко заглядывал в двери, пытаясь разглядеть, что же происходит в тёмной комнате, но невозможно было разглядеть: куча людей была на полу, и, кажется, разбойник был повержен!
   - Уж ты нам сейчас расскажешь, зачем тебе мёртвые души - кричал Собакевич - от нас не скроешься, всё расскажешь! Полицмейстер дико кричал что-то, но в общем гвалте ничего невозможно было понять. Наконец, сопротивление разбойника было сломлено, и полицмейстер закричал
   - Огня! Кто нибудь! Ради бога! Зажгите же, наконец, свечу! Едва тусклый свет свечи озарил комнату, то все увидели на полу перепуганного насмерть, слугу управляющего.
   - Ты?! Как? Собака! Ты как здесь оказался? - управляющий схватил слугу за ворот сюртука. Слуга трясся от страха и едва внятно произнёс
   - Я ничего-с, ничего-с! Барыня-с, приказали поставить здесь свечу! А я ничего-с! Как приказано-с!
   - Надул, собака! Собакевич растерянно посмотрел на двери - Ушёл разбойник! Полицмейстера держали под руки двое молодых людей.
   - Ноги! Вы отдавили мне ноги - сказал он со стоном, обращаясь к Собакевичу.
   - Покорнейше прошу прощенья за беспокойство - произнёс Собакевич. Лицо у него после борьбы, горело, словно раскалённый на огне медный таз.
   - Какое к чертям беспокойство! - взвизгнул полицмейстер - У меня обе ноги не идут, не слушаются! Мой тятя на медведя хаживал - передразнил он Собакевича. - Так то был тятя! А вы то, вы то, и сам есть, медведь! Все двинулись на выход, решив не поднимать лишнего шума и не привлекать внимания гостей. Выйдя в гостиную, все принялись обсуждать происшествие. Полицмейстер сидел в кресле, рядом с ним стояли управляющий и почтмейстер.
   - Вона как оно всё обернулось - рассуждал полицмейстер. - А ведь не зря же мне нынче сон привиделся. Будто играю я в карты с бородатым цыганом. Смотрю на него, как он зубы свои желтые мне скалит и смеётся, и думаю
   - Не играй, не играй с ним, простофиля ты, ведь надует тебя бородатая бестия! А сам, ей-ей, господа, оторваться от карт, ну никак не могу. И говорю я тогда господа себе - Всё! Пропал ты, Алёшка! С цыганом сесть играть в карты - всё равно, что три раза помереть! И обобрал ведь он меня вчистую! Домой я заявился в одном исподнем. А может, господа и не он вовсе? Мало ли кругом разбойников? Бродяги кругом так и шастают! Врут люди. Один пустил сплетню, а Собакевич и рад - Разбойник! Схватить его! Хотя, если не он, то кто же? Он! Ну конечно! Он! Но, опять и так подумать: вчера, господа, он у меня пятьсот рублей выпросил в долг. Какой он тогда к чертям миллионщик, если и пятистам рублям был безмерно рад? Словно крупный банк сорвал в карты! Видно проигрался основательно в картишки, да промотался, по кабакам то, бегаючи? До кабаков то, видно, большой охотник! У меня в гостях был, так и дешёвым вином не брезговал. А я ему такое клико господа, подливал, что мне и самому с этого клико дурно стало! Какие уж тут тогда миллионы? Однако, пистолеты и впрямь, мои люди у него в чемодане нашли. И зачем он тогда их за собой возит, коли не разбойник? Пока полицмейстер ломал голову над странным поведением Чичикова, коллежский советник в это время пробирался по рынку мимо торговых рядов. Сбитенщик зазывал прохожих к чашке чая с кренделями, игнорируя косые взгляды торговца вином напротив его лавки. Корзины, коробки, а то и просто горы всякой снеди на прилавках выглядывали на Чичикова и манили к себе. Но Чичиков шёл не останавливаясь. Это загадочное происшествие, случившееся с ним на балу, записка неизвестной ему дамы и дочь помещика Потапова, всё это странным образом подействовало на него. Он шёл, не поднимая головы, не замечая встречных прохожих, и два раза его толкали, то коробкой в бок, то мужик, нёсший на плече хомуты на продажу, заступил ему дорогу. Подойдя к луже, что примыкала к самому крыльцу кабака с покосившеюся вывеской, на которой было нарисовано два мужика, Чичиков остановился. На вывеске свежей краской было написано - Пожалуйте в заведение! Ниже были нарисованы два мужика; старший, с бородой заступом, обняв бутылку, сидел с прикрытыми глазами и молодой, крепкий мужичок. Огромные усы молодого залезли ему в самые уши, и кажется, щекотали его до смеха. Внизу было приписано: " Отец и Сын" Телегины. Едва Чичиков сделал шаг, чтобы обойти лужу, как с треском отворилась филенчатая дверь кабака, и послышался шум, возня и мужские крики
   - Отпустите меня! Вы не смеете! - кричал один. Ему отвечали двое других
   - Шалишь, брат! У нас не вырвешься! Какой он прыткий! Но мы и не таковских видывали! Сейчас полетишь с крыльца, как птица!
   - Я дворянин, вы не смеете!
   - А! Дворянин!! Вот это мы сейчас и проверим! У нас здесь всякий день дворяне не напиваются, как свинья, так ты первый! Ещё как мы смеем!
   - А-а-а! Так ты кусаться? Каналья!!! В открытые двери вылетел чей-то картуз и упал в лужу. Следом за картузом, растопырив пальцы, слетел с крыльца в лужу мужик в красной рубахе. Двое полицейских, поправив свои мундиры, вернулись в кабак. Чичиков проворно нырнул за проходившую мимо бабу в два обхвата, увешанную баранками. Поздно! Мужик уже стоял на крепких здоровых ногах и орал во всю глотку
   - Ба! Ба! Тысячу чертей мне в бороду! Кого я вижу! Херсонский помещик! Вот так встреча! Это был Ноздрёв. Он стоял, широко расставив ноги в луже. По штанам стекала грязная вода, но Ноздрёв, кажется, этого не замечал.
   - Смотрю, и глазам своим не верю! Чичиков?! Ты!? Как я тебя рад видеть, дрянная твоя душа! Точно, сегодня у меня праздник: настоящего товарища я встретил! Ну, дай я тебя расцелую! Тут он вышел из воды и Чичиков не успел опомниться от такой встречи, как очутился в крепких объятиях у Ноздрёва. От Ноздрёва несло сивушищей несносно.
   - Ну, дай я влеплю тебе хоть одну безушку - сочные губы Ноздрёва впились в щёку Чичикова - Эх, Чичиков! Как я рад тебя видеть! Да ты ведь такой скотина - уехал тогда, не попрощавшись со мной!
   - Уж так получилось. Не хотел тогда мешать тебе, выяснять отношения с капитаном-исправником.
   - А! Пустяки! Испугал он меня судом! Чего захотел! Чтобы я повинился перед помещиком Максимовым, за то, что я отделал его розгами? Ну, дай я тебя ещё от всей души поцелую! Чичиков отшатнулся, но Ноздрёв не выпустил его из своих объятий и ещё трижды облобызал щёки Чичикова.
   - Ну, что брат, давай теперь по рюмочке анисовой, за такую встречу - Ноздрёв повернулся к крыльцу, с которого его только что спустили полицейские.
   - Ни! Ни! Я только что был в гостях у управляющего и уж хорошо погулял.
   - А-а! Так ты был на балу?! Меня тоже приглашал управляющий, да ну их к чёрту со своим балом! Смерть, как не могу смотреть на них, как они вертят ногами, да трясут своими нарядами. Да ты знаешь, Чичиков, что эти дурни про тебя говорят? Вообрази! Будто ты главарь банды, что разбойничает в наших краях, и не даёшь никому проходу. Ограбил всех окрестных помещиков, а многих сам лично пристрелил. Старуха Коробочка всем твердит, что ты высадил у неё ворота и насильно увёз с собою её девчонку! Зачем тебе девчонка?
   - Ты! Ты! Что такое выдумываешь? Какой главарь? Каких помещиков? - вытаращил глаза Чичиков.
   - Будто и самого губернатора ты обобрал до нитки и пустил в чистое поле прямо нагишом. Удивляюсь брат, ну, ей богу, почему они тебя не повесили прямо на балу? - бакенбарды у Ноздрёва задёргались от смеха. - А было бы славно поглядеть, как ты будешь вертеть ногами с петлёй на шее!
   - Да ты в своём уме? Что ты такое несёшь? Не трогал я никакого губернатора! Чичиков смотрел на Ноздрёва, выпучив глаза.
   - Э-э! Брат! Да ты не притворяйся! Я то, тебя не выдам! Верь мне! Они думают, что ты пол губернии обчистил, что у тебя прорва денег, а мёртвые души ты скупаешь, чтобы напустить туману. Признайся, ты для этого тогда у меня хотел купить всех моих мертвецов, чтобы запутать следы? А я тогда, как только услышал от тебя про мёртвые души, так сразу всё понял - Ты, Чичиков, настоящий товарищ! Жаль, что тогда принесла нелёгкая исправника, такая свинья, а то бы мы с тобой славно покутили! А хочешь, прямо сейчас в банчишку? Или в гальбик? А может, подкинем фараончика? Слушай Чичиков, едем со мной! Я сейчас остановился у Побегушкина, такой славный малый. Да ты ведь знаешь его. Чичиков сказал, что не знает никакого Побегушкина и ему надо ехать домой в деревню.
   - К чёрту, твою деревню. А у Побегушкина собирается такая славная компания, драгунских офицеров, ну просто пропасть! Ты знаешь, Чичиков, неделю назад как сошлись мы, так по сей день, разбежаться не можем. У Побегушкина за окном гора из бутылок выросла. Все запасы спиртного в городе мы уничтожили. Побегушкину пришлось ехать за самогоном в деревню, и такой злой самогон, скажу тебе, что и быка повалит. Но для тебя я готов выпросить у Пономарёва вина, и поверь - самого лучшего! Да ты ведь и сам знаешь, какой он мошенник: всякий раз надувает клиента, подсунув тому такую дрянь, что утром у бедняги душа с телом начинает расставаться, но для меня у него всегда есть пара, другая, самого лучшего. Такого тебе никогда не отведать у наших дворян! Вот увидишь, ещё и благодарить меня будешь, за то, что согласился со мной поехать. Да ты брат просто обязан теперь со мной поехать: ведь я всем уши прожужжал про тебя, ты ведь теперь знаменитым стал; тебя, Чичиков, и сам полицмейстер теперь боится! Представь, Чичиков! Привозят меня на вечеринку к губернатору, а там все прямо трясутся от страху: расскажи я им немедленно, про то, как я, с каким то племянником купца Авдеева по всей губернии разъезжал. И будто этот племянник из тайной канцелярии, приехал сюда инспектировать. Ну и я, сдуру, чёрт меня тогда попутал, возьми и скажи, что ты с этим статским советником давние приятели и этот чиновник из тайной канцелярии настроен решительно на пресечение всяких беспорядков в губернии. Эх, Чичиков! Жаль, не видел ты, как вытянулись их постные рожи, а почтмейстер, такая ракалия, весь вечер за мной таскался, как хвост. Нижняя губа у него тряслась, верно, с перепугу, знать рыло у него всё в пушку! А я и в глаза никакого статского советника не видел.
   - А кто такой, этот статский советник - спросил Чичиков.
   - Веришь, и сам ничего не знаю. Навалились на меня все, расскажи им всё, где я с ним познакомился, о чём он меня спрашивал, куда ездили? Слушай, а может, ты и вправду, хотел украсть губернаторскую дочку? Губернатор против тебя настроен решительно! Но ты помни - Я с тобой!
   - Да ты что выдумываешь? Ты в своём уме?! И в мыслях ничего не было! Какая подлость! И кто это всё про меня выдумал?
   - А-а! Брось, брат скрытничать! А я бы тебе помог. Верь мне! И лошадей подогнал бы, и попа бы подбил на такое дело; у меня есть один знакомый попик, такой шустрый малый: и на родной сестре обвенчает! Уж точно, всё бы было отлично! И венец бы тебе подержал, пока ты бы с невестой нюни распускал, да ты же меня знаешь, Чичиков. Сейчас спросит кто меня, что тебе Чичиков? Да ты для меня всё, Чичиков, даже больше чем брат! Одного я никак не пойму. И чего ты в ней увидел? И глазу зацепиться не за что. Тощая, как заноза! Да ты её и в постели не поймаешь, когда тебе вдруг приспичит! Слушай, как друг тебе сейчас говорю, брось её! Вот у Кувшинникова родная сестра; такие знаешь пышные комплекции, ну просто услада, нарочно тебя с ней познакомлю. А эта сопливая девчонка тебе надоест сразу в первую ночь.
   - Говорю тебе, что это всё выдумки. Стал бы я затевать такое дело.
   - Ну, так что? Едем? Ты как? Пеший? Сейчас позову Порфирия, и едем к Кувшинникову! Чичиков замялся. Он хорошо помнил, как Порфирий, Павлушка, и сам Ноздрёв, хотели покуситься на его здоровье, и как быстро пришлось ему тогда уносить ноги из деревни Ноздрёва. Однако все эти обстоятельства и всё, что он сейчас услышал от Ноздрева, не побудили его, как это ни странно, не поддаться уговорам Ноздрёва. Как потребность писателю писать, сейчас ему потребовалось знать про все интриги, что плелись против него.
   - Хорошо. Но только не надолго. Утром я должен отправиться в дорогу: дома много неотложных дел.
   - И в самом деле? Что я? - думал Чичиков. - За моей спиной идёт какая-то нехорошая возня. Какие-то заговоры, недомолвки, так и недолго мне попасть в новую историю. Чичиков вдруг представил себя с дымящимися пистолетами в руках, ватагу разбойников, хватающих всё и вся, что летело из губернаторской повозки, бегущего по полю губернатора в самом неглиже и грозящего ему кулаком.
   - Э-э! Брат, да ты не пожалеешь, что поехал со мной - вывел его из задумчивости Ноздрёв. - Ну, когда я тебе врал? Не кисни! Брось ты все дела. А Побегушкин сейчас такого вина привезёт, что тебе никогда не подадут и у губернатора.
   - Поеду с ним, день всё равно уже пропал, а утром, пораньше, велю заложить экипаж и с богом в дорогу - думал Чичиков. - Ноздрёв большой мастер поболтать, хлопотно с ним и выйдет какая- нибудь, скверная история, уж точно, что что-нибудь, да и произойдёт, ну так, что мне до этого? Иногда и из этого можно извлечь выгоду. Что-нибудь узнаю и от него. Муравей по крупице вон, какую кучу на своём горбу наносит! А в моём положении, так и за соломинку ухватишься. Чичиков понимал, что Ноздрёв любит валить человека в самую грязь, не взирая на чин и фамилию, и его, Чичикова, он тоже не обойдёт стороной, если подвернётся тому случай.
   - Ну, вот! Ты Чичиков, настоящий товарищ, не то, что эти скалдырники - сказал Ноздрёв, видя, что Чичиков уже начал соглашаться. Ноздрёв зашлёпал сапогами по луже, погнавшись за своим картузом, который уже начал приставать к другому берегу лужи.
   - Хорошо. Я еду, но прежде, дай мне слово.
   - Какое слово?
   - Ты переведёшь на моё имя всех твоих умерших, как ты раньше мне обещал.
   - Хорошо. Вот тебе моя рука! От Побегушкина сразу едем ко мне и сделаем дело.
   - Ну, уж нет! Знаю я тебя! Я сам заеду к тебе, но только потом, когда мне будет удобно, а прежде я поеду к себе.
   - Хорошо, хорошо! Как тебе будет угодно! - Ноздрёв тряхнул картузом, от которого брызги полетели во все стороны, задев и Чичикова. Вдвоём они прошли за рынок, где стояла бричка Ноздрева. Порфирий дремал на облучке. Ноздрёв толкнул его в бок
   - Хватит дрыхнуть, не то будет всё как неделей назад случилось с кучером у Кувшинникова. Проснулся бедняга на козлах, а от тройки лошадей и след простыл! Ты знаешь, Чичиков, сколько я просадил в карты, пока мы гуляли с офицерами? Да ты и представить себе не можешь! Ведь я спустил не только то, что выиграл на ярмарке, а и то, что было на мне: видишь, даже рубаха не моя. Тётушка у меня здесь в городе, такая брат славная тётушка, я тебя с ней после познакомлю - произнёс задумчиво Ноздрёв. - Хочет сделать меня своим наследником, но прежде денег не даёт, говорит, ты всё промотаешь. Еле уговорил её дать мне лошадей. Видишь, какие тощие клячи! Насилу сюда дотащился, будь они прокляты вместе со своей хозяйкой, старой ведьмой! А своего экипажа так и не дала, такая скряга. При Александре Павловиче она в фаворитках ходила. - Фрейлина я! - передразнил вдруг Ноздрёв свою тётку, скорчив рожу - Пропасть, сколько добра нажила, а передать некому, кроме меня. Эх, Чичиков, как же я теперь разбогатею! Тут Ноздрёв присвистнул, мечтательно закатив глаза.
   - Вот уж тебе, дураку, повезло. Лезет свинье счастье прямо в пасть! Будет тебе теперь, что проматывать - подумал Чичиков.
   - А что, тётушка? Как она? Старая?
   - Ещё держится. Надумал я, Чичиков, принести в жертву царю Осирису ягнёнка, чтобы он быстрее забрал к себе эту ведьму. А может и самого жирного барана зарезать, чтобы быстрее дело было? Как ты думаешь? Тогда бы я вступил в законное наследство, уж славно бы мы с тобой тогда проводили время! Как ты думаешь, Чичиков, можно будет с ним договориться о таком деле?
   - Мне кажется, что это опасное дело - договариваться о чём-либо с богами, во всяком случае, я бы не рискнул - отвечал Чичиков. - Хорошо бы было, если бы он забрал к себе тебя самого - подумал он.
   - Ты знаешь, Чичиков, ведь она смерть, как любит людей таких, как ты, смазливых и представительных. Хочу попросить тебя об одном деле.
   - Каком деле?
   - Едем прямо сейчас к ней, и я при тебе попрошу её дать мне две тысячи, чтобы я вернул тебе карточный долг. Она, конечно, любому жиду может дать фору и не захочет расстаться даже с копейкой. Но воспитана при дворе, и карточный долг считает обязательством. Об меня она, конечно, вытрет ноги, но это будет только потом, поэтому есть шанс....
   - И-и, не думай! - замахал руками Чичиков - не втягивай меня в свои дела! И когда, это ты мне вдруг, проиграл две тысячи? А? Этак, ну ты и хорош!
   - Хорошо, хорошо, не буду. Тогда дай мне в долг тысячу. Смерть, как надо! А приедем ко мне за списком крестьян, так я тебе в придачу к мёртвым мужикам, подарю чубук, с янтарным мундштуком, который я купил на ярмарке и пистолет, из которого пристрелили турецкого пашу.
   - Какого ещё пашу? И зачем мне твой чубук, ведь я не курю трубки. И ты мне его уже предлагал в прошлый раз.
   - Чёрт его знает, какой паша. Купцы говорят, что он из знатного рода. Хотя, купцы все пройдохи! А трубка - вещь всегда нужная! Как только женишься, так и закуришь. Как увидишь, что дом твой уже трещит от бабьего визгу, и впору самому завыть от тоски, так и вспомнишь про трубку.
   - Хорошо, хорошо - согласился Чичиков, лишь бы Ноздрёв отвязался.
   Они сели в бричку Ноздрёва. Ноздрёв обернулся назад и посмотрел в сторону кабака
   - Ты знаешь, Чичиков, какого я простачка здесь подцепил! Веришь, нет, но начал я, имея всего двадцать рублей, а в карман положил двести, вот как честный человек тебе говорю, и если бы не эти держиморды, то есть, если бы они его не вспугнули, то вот как есть, сорвал бы сейчас банк. Честью тебе клянусь! Хочу предложить тебе одну сделку.
   - Что ещё?
   - Ты мне сейчас дашь тысячу рублей в долг, а я научу тебя одной, очень тонкой комбинации, про которую знаю только я один.
   - Что за комбинация?
   - С её помощью, ты, имея одного туза, можешь сорвать весь банк.
   - Отчего же ты не сорвёшь его сам?
   - Так ведь я хочу, чтобы и ты получил удовольствие. Уж такой я человек!
   - Нет, не хочу, уж ты сам лучше воспользуйся этой комбинацией и сорви банк.
   - Так ты дашь мне тысячу? Смерть как надо! Честью тебе клянусь - сегодня же верну!
   - Нет у меня сейчас тысячи, я сам только что просил в долг у полицмейстера тысячу, а получил только пятьсот. Так что извини, я сам в долгах.
   - Э-э, брат! Да ты совсем ожидовел со своими мёртвыми душами! Не будь таким прижимистым! Товарищей надо всегда выручать! Тогда дай мне половину того, что тебе дал полицмейстер: это будет вполне справедливо, по братски. А я тебе тут же их верну, как только отыграюсь у Побегушкина. Честью тебе клянусь!
   - Хорошо, хорошо! На банк поставлю вместо тебя, но с условием.
   - Каким условием?
   - Ты продашь мне своих крепостных по пятьдесят копеек за душу.
   - Вот тебе моя рука, да я тебе их просто даром отдам. Ведь я не буду брать денег с товарища, чёрт знает за что! Бричка Ноздрёва тащилась по городу под непрерывные понукания Порфирия. Всю дорогу Ноздрёв болтал без устали, гудел в ухо Чичикову, как растревоженный шмель, напустил в бричку такого несносного запаха, что Чичиков начал от него отворачиваться. Бричку же качало, несносно, несколько раз она проваливалась в яму, словно в бездну, и два раза Чичиков толкнул Ноздрёва головой в плечо. Наконец они въехали в ворота усадьбы.
   - Я сейчас, я мигом! - Ноздрёв соскочил с брички и скрылся за дверями. Двое военных появились на крыльце и, под возгласы Ноздрёва подошли к бричке. Оба раскрасневшиеся, с расстегнутыми воротниками, без картузов.
   - Вот господа - рекомендую! Мой наилучший приятель, херсонский помещик Павел Иванович Чичиков! - Ноздрёв слегка подтолкнул приятелей к выглянувшему из повозки Чичикову. Коренастый, разбитной малый протянул руку Чичикову, представился
   - Поручик Кувшинников. Второй, чернявый, высокого роста драгунский офицер с закрученными усами, лихо прищёлкнул шпорами
   - Штабс-ротмистр Поцелуев, к вашим услугам! Чичиков тоже представился. Ещё обменявшись несколькими фразами с Чичиковым и Ноздрёвым, офицеры полезли в повозку. Штабс-ротмистр сел рядом с кучером, Ноздрёв же, с поручиком поместились рядом с Чичиковым, сдавив его со всех сторон так, что Чичикову стало трудно дышать. Под понукания Порфирия, повозка снова выехала на улицу. С трудом повозка преодолела подъём. Лошади то и дело останавливались от непосильной для них клади. Порфирий охрип от крика на лошадей. Наконец они выбрались на мостовую. Повозку нещадно трясло, в ухо Чичикову дышал сивушным перегаром Ноздрёв, рассказывая приятелям, как он сменял свою серую кобылу на гнедого жеребца.
   - Ты помнишь, Чичиков, ту серую кобылу, что я выменял у Хвостырёва? Так вот я на ярмарке встретил своего приятеля, поручика Свистун-Пятку, а у него тройка гнедых, да такая, что мороз по коже дерёт! Чёрт меня побери, но я всю жизнь мечтаю о тройке гнедых! Но, ни в какую не соглашался меняться, такой подлец! Да мне в этот день фортуна со всех сторон улыбалась. Метнули банчик: и продулся ведь хромоногая бестия. Делать нечего и пришлось ему уступить. Вот приедем ко мне, увидишь сам Чичиков, каков конёк!
   - Еду я, а куда я еду и сам не знаю и компания: сорвиголовы и картёжники! Случится, что со мною и Селифан меня не отыщет - думал Чичиков, не вникая в болтовню Ноздрёва. Наконец повозка, тряхнувши так, что у Чичикова заныло в боку, остановилась. Двор предстал взору Чичикова: деревянные постройки в беспорядке окружали каменный дом с бельведером и высоким крыльцом с видом на улицу. Через раскрытое окно слышались мужские голоса. В раскрытом настежь окне появилась чья-то взлохмаченная голова и хозяин её, сиплым голосом произнёс
   - Господа! Кажется, Ноздрёв опять приехал под конвоем. Нет, это все свои и с ними чиновник из гражданской палаты, я его видел там однажды. Кажется, сегодня будет хорошая игра! Двери отворились, и на крыльцо вышел мужчина средних лет, одетый в серый нанковый халат. Следом за ним вышел на крыльцо военный, с дымящейся трубкой, непонятно, к какому роду войск принадлежавшему, так как Чичиков не увидел на его мундире, надетом прямо на голое тело, никаких знаков отличия.
   - Вот, Чичиков, рекомендую тебе моих самых лучших друзей! - Ноздрёв зашёл спереди Чичикова и указал рукой на военного - Это Хвостырёв - военный вынул трубку изо рта и протянул Чичикову руку.
   - А это хозяин дома, Побегушкин - Ноздрёв тронул за рукав халата мужчину - такой брат, хороший малый, да ты сам это увидишь! С ним мы как за каменной стеной: ведь ни в какую не пьёт! Такой фетюк! Мужчина, казалось, совсем не обиделся на слова Ноздрёва и широким жестом пригласил всех войти. В комнатах, куда вошёл Чичиков под шумный говор его новых приятелей, плавал сизый табачный дым, волнами уходивший к раскрытому окну. Стол, уставленный бутылками, всяческими закусками был залит с одного краю супом и обсыпан табачной золой. За столом сидел ёщё один офицер, в чине пехотного капитана. Ноздрёв заступил спереди Чичикова
   - Вот Чичиков, рекомендую тебе ещё одного моего приятеля - Перепёлкин Александр. Сейчас, как ты видишь, он совсем не в норме, а три дня назад, подлец, у меня выпонтировал, такое канальство, около тысячи и мои лучшие трубки. Такая бестия! Ты не смотри, что он сейчас клюёт носом. Вот как сядем в банчик, так ты тут не зевай: он большой мастер плутовать! Побегушкин отодвинул стул, приглашая Чичикова сесть за стол. Чичиков сел, и его новые приятели тоже задвигали стульями. Тотчас из соседней комнаты выскочил слуга и поставил перед Чичиковым свежий прибор.
   - Итак, друзья! - Ноздрёв уже стоял с бокалом вина в руках - Давайте выпьем за нашего нового приятеля, херсонского помещика, Павла Ивановича Чичикова! Есть на земле категория людей, умеющих везде быть первыми, даже там, где им и не следовало бы быть первыми, у которых скромность лопается как пузырь в луже во время дождя. Им всегда кажется, что бог наделил его самыми лучшими качествами, нежели других, и не пристало им церемониться со своей скромностью. Таковым был и Ноздрёв. Хозяин стола сидел рядом с Чичиковым и тихо прибирал баранью ножку. Видимо он уже давно привык к выступлениям Ноздрёва и не привлекал к себе никакого внимания. Новые приятели Чичикова полезли к нему со своими бокалами
   - Дорогому Павлу Ивановичу - наше виват! Наслышаны мы много о вас от Ноздрёва всего самого наилучшего! Давно хотели близко познакомиться! Хвостырёв пододвинул бокал к Побегушкину, но тот только приподнял его и вновь опустил.
   - Эй, Чичиков - кричал Ноздрёв. Брось ты на него смотреть! Он у нас всегда так жеманничает, как барышня! Ты среди настоящих друзей! Это тебе не то, что в компании у губернатора. Чёрт бы побрал их всех с их чопорностью! Здесь так - гуляй смело, себе в удовольствие! Здесь тебя никто не будет стеснять ни в чем, и мы не любим всяких чинопочитаний, Чичиков! Первый бокал Чичиков осушил за знакомство. Вино отдавало жжёной пробкой и ещё чёрт знает чем, в голове у Чичикова зашумело, появилась раскованность и новые его приятели стали казаться ему уже давними старыми друзьями. Но после второго бокала, выпитого за вечную дружбу, Чичиков спохватился
   - Как бы мне быть осторожнее в такой компании, ведь и Селифан не знает, где я сейчас. Чичиков заметил, что Ноздрёв после первого выпитого бокала, второй, загородивши его на мгновение рукой, опрокинул его в пустую чашку. Хозяин дома вообще отказался пить, лишь чуть пригубивши, он снова принялся за баранью ножку.
   - Хватит, есть, ты уже скоро один целого барана съешь - сказал Ноздрёв Побегушкину - видишь, Павел Иванович заскучал, принеси лучше голубчик нам того, что тебе дал Пономарёв из дальней комнаты - угостим гостя! Побегушкин ушёл исполнять просьбу Ноздрёва. Ноздрёв принялся всем рассказывать, как к нему приезжал капитан-исправник.
   - Ты знаешь. Чичиков, что они вообразили? Что какой-то удалец ездит по губернии и наводит на богатых помещиков шайку разбойников. Уже обчистили твоего соседа Потапова и поделом! Такой жидомор! Смерть, как не люблю я таких! Встретил я его в эти дни на станции, так нос воротит, знаться со мной не желает. Да и чёрт с ним, не знайся! Ну, зачем разбойники ко мне приедут? - размышлял Ноздрёв. - У меня мышь в амбаре повесилась от голода, такая ракалия, а всё благодаря бездельнику приказчику. А мои собаки, я думаю, им совсем ни к чему. Разве что, увели бы с собой подлеца приказчика, так я бы ещё и благословил их на это! Уж если и наведаться им к кому, так к Чепракову. Вот где бы им разгуляться!
   - Я был недавно проездом у Чепракова - Чичиков повернулся вполоборота к Ноздрёву - И мне показалось, что он не так уж и благоденствует. Жалуется на безденежье и в хозяйстве у него не всё доходно. Большой охотник погулять вместе со своим приказчиком. Не думаю, что разбойники там хорошо поживятся.
   - Это какой, Чепраков? Тот, что у озера живёт? Ха! Молодой? У которого отец осенью умер?
   - Да. Это он - ответил Чичиков.
   - Так это не тот Чепраков. Это его племянник. А этот дядей молодому Чепракову приходится, старая клюка. Всё копит, копит, людей своих оброками заморил. А сам живёт, ну не лучше Плюшкина. В свет никогда он не выезжает. Гостей не жалует и живёт как затворник. У такого ты не только не купишь ни одной души, а так встретит и проводит, что век его вспоминать будешь! И воды не подаст, не то чтобы вина.
   - И вправду? - спросил Чичиков.
   - А ты съезди к нему и сам убедишься! - Ноздрёв захохотал, бакенбарды задёргались на его лице - такой скалдырник, и не надейся там найти бутылку доброго сотерна. Вошёл хозяин дома с корзиной, из которой выглядывали горлышки бутылок. Ноздрёв не соврал: вино оказалось вполне приличным, и Чичиков за разговором не заметил, как опустошил три бокала. Из соседней комнаты появился Ноздрёв в тапочках на босу ногу и в хозяйском халате с длинными рукавами. В руках у Ноздрёва Чичиков увидел колоду карт.
   - Ну-с, что? Господа? Пора нам развлечься! Прокинем талию! - Ноздрёв в хозяйском халате выглядел как турецкий паша. Трубка в зубах его кольцами пускала дым. Чичиков несколько растерялся. Отказываться играть совсем, было бы неприличным: Ноздрёв, к тому же, не преминул бы его оскорбить при своих друзьях, чего Чичиков не мог себе позволить.
   - Сыграю я с ними, потом откажусь, скажу, что болит голова - думал Чичиков. - Обманывать Ноздрёв с первых ходов, вряд ли решится, игроки видно здесь тёртые, а там видно будет. И верно: Ноздрёв вёл себя очень тихо. Задумчиво смотрел, то на Хвостырёва, то на Поцелуева и, незаметно высматривал искоса карты у Побегушкина. Прижимал руки с картами к волосатой груди так, что карты исчезали за широкими рукавами хозяйского халата. Чичиков внимательно следил за игроками и большей частью, за Ноздрёвым. Однако ничего сомнительного не заметил, и успокоился. В первой партии он даже выиграл сто рублей и остался доволен собою. Но вот Чичиков заметил, что Ноздрёв, уж слишком часто прижимает руки с картами к своей волосатой груди и подозрительно шевелятся рукава его халата.
   - Э, э! Ты это брат, чего там делаешь? - крикнул он Ноздрёву, но тут же заметил, как одна карта выскользнула из руки Кувшинникова и исчезла в раструбе его ботфортов.
   - Это как же? Я сам видел! Ну, нет! Ведь так нечестно! - Чичиков таращил глаза то на Кувшинникова, то на Ноздрёва.
   - Что тебя так взволновало, брат мой? - Ноздрев, как ни в чём не бывало, наклонился к Чичикову настолько, что верно; теперь он увидел карты и у Хвостырёва. Хвостырёв среагировал моментально: рука с картами легла на стол.
   - Что ты там делаешь со своими картами? Я вижу, ты что-то придумал! Что ты там копаешься в своём халате? И зачем ты загнул одну карту в колоде? - в волнении, Чичиков даже привстал за столом.
   - Тебе показалось, брат мой! Я ничего не делаю. Просто зачесалась рука, только и всего! - Ноздрёв нарочито спокойно смотрел в глаза Чичикову.
   - Да я только что видел, как одна карта упала ему в сапог! - Чичиков смотрел уже на Кувшинникова.
   - Брось брат! Это не по приятельски! Вино ударило тебе в голову, тебе показалось и всё! - сказал Ноздрёв.
   - Нет, не показалось! Я видел! Точно видел, как карта упала ему в сапог!
   - А коли, точно видел, так мы сейчас и проверим! Сними-ка, друг мой любезный, свой ботфорт, видишь, Павел Иванович в большом смятении! - Ноздрёв вперил свой взгляд в приятеля. Кувшинников начал возмущаться, но Ноздрёва поддержали Побегушкин и штабс-ротмистр Поцелуев. Ботфорт после недолгих препирательств был всё же снят, но к удивлению Чичикова карты в нём не оказалось.
   - Я не мог ошибиться, я точно видел, как карта упала ему в сапог - Чичиков растерянно смотрел на Ноздрёва.
   - Говорю тебе, что показалось! Но тебе простительно: ты мало играешь в банчик, к тому же немного выпил вина. С кем не бывает? Никто и не в обиде на тебя! Чичиков, озадаченный происшедшим, снова сел на своё место. Расстроившись, он потерял к игре интерес, а также бдительность и поплатился за это. Триста рублей быстро покинули его карман, отчего Чичиков, вначале возмутился, сказав, что и сейчас Ноздрёв копался в рукавах своего халата, но и другие вели себя подозрительно, как он заметил, но, почувствовав, как всё в нём начало закипать, торопливо уселся на место. Ярость плохой помощник в игре, а Чичиков уже начал впадать в ярость.
   - Вижу - одни плуты, зачем мне самому с ними быть честным? Сейчас я отыграюсь и всё, за этот стол я больше ни ногой! - думал Чичиков. Но всё шло не так. Не было удачи, и карты шли не в масть, руки у Чичикова задрожали, когда он в очередной раз полез в карман за деньгами. Ещё раз, попытав счастья в игре и проигравшись, Чичиков решительно отодвинул от себя карты и, сославшись, что он не совсем здоров, отошёл к столу с вином.
   - Э-э! Брат! Так нельзя! Нужно уважать компанию! - возмутился Ноздрёв. - Сейчас ты ведёшь себя нечестно: сел играть, так играй до конца! А так нечестно!
   - Но у меня больше нет денег, и болит голова - сказал Чичиков.
   - Я дам тебе в долг триста рублей - напирал Ноздрёв.
   - Но, позволь, это я тебе дал в долг триста рублей - выпучил на него глаза Чичиков.
   - Но ведь ты уже проиграл их мне, стало быть, мы с тобой квиты - бакенбарды Ноздрёва затряслись от смеха.
   - Ты! Ты! Я видел, как ты играешь и другие видели, что ты плутуешь! Чичикову вдруг захотелось схватить и вырвать эти роскошные бакенбарды - Но, боже мой! Да они все с ним заодно и напрасно я сел с ними играть! Меня просто одурачили! Какую же глупость я совершил, поехавши сюда! - в голове у Чичикова зашумело от ярости. Не сказав больше ни слова, он уселся за стол и выпил бокал вина. Ему захотелось напиться. Залить свою злость и глупость вином и уехать отсюда.
   - Ну и чёрт с тобой, не играй! - не смолкал Ноздрёв - Эка, невидаль - продулся наш молодец! И расстроился он! Такая ракалия! Да ты просто фетюк, фетюк и есть! Знал бы, что так поступишь, то не поехал бы с тобой сюда, сразу видно, что двуличный ты человек! Игра продолжалась и Чичиков, наблюдая за компанией, заметил, что на этот раз Ноздрёв вёл себя вполне пристойно, да и другие не давали повода заподозрить их в плутовстве. Это совершенно сбило его с толку и расстроенный проигрышем, он уселся в кресло и не заметил, как уснул. Снилось ему, как он ходит по незнакомому городу с какой-то неведомой целью. Заходит он в присутственные места, в оружейную лавку и на толкучий двор. И куда бы он ни заходил, везде он видит одного Ноздрёва. За прилавком суконной лавки стоял Ноздрёв и, трясясь от смеха, отрезал Чичикову на фрак сукно наваринского пламени с искрой, а подал же, ему свёрток со старой дерюгой. И в лавку заходили одни Ноздрёвы и смеялись над Чичиковым, показывая на него пальцем. Чичиков шёл по улице города и дорогу ему заступали одни Ноздрёвы и все они показывали на него пальцем и смеялись. Чичиков увидел знакомую коляску полицмейстера и кинулся, было к ней, с надеждой найти защиты от обманщика Ноздрёва, продавшему ему вместо сукна дерюгу, но, отворивши дверцу коляски, увидел он Ноздрёва в мундире начальника полиции, который тоже трясся от смеха и тыкал Чичикову пальцем в лицо. И везде, на каждом углу он видел одно и то же лицо, пышущее здоровьем, с роскошными бакенбардами, и тёмными, навыкате, глазами. Сияющий огнями дворец, где восседал на троне вершитель всех человеческих судеб, предстал вдруг, перед Чичиковым.
   - Так это столица! - воскликнул он, а ноги уже несли его по широкой мраморной лестнице. И во дворце у каждой двери стояли Ноздрёвы в белых париках, показывали на него пальцем и смеялись, глумились над ним, прикрыв рот рукою. Но дверь, за которой он хотел найти справедливость, вдруг сама отворилась, и государь принял его. Окрылённый, Чичиков кинулся в ноги его величеству, желая рассказать о том, что Ноздрёвы захватили весь город и уже плодятся они по всей земле в несметном количестве, угрожая захватить всё государство. Но Ноздрёв опередил его и уже стоял перед государём, и государь жаловал его звездой и поместьями. С ужасом метнулся Чичиков к границе - прочь, прочь из этой земли, где Ноздрёвы захватили уже всё: движимое и не движимое, воду и воздух, власть и саму плоть человеческую, стояли на каждом углу и обманывали доверчивых обывателей. Но на границе перед ним плотной стеной встали Ноздрёвы. С тоской смотрел Чичиков на небо, на клин журавлей, летящих через границу.
   - Мне бы крылья, птицей бы стать! - подумалось ему, но из чёрной тучи, наперерез журавлям, летела стая Ноздрёвых. Очнулся Чичиков от крика Ноздрёва
   - Так ты говоришь, что это моя карта оказалась под столом, а? А кто подсунул на стол краплёную колоду, а? Нет, это ты плутуешь! Ты! Ноздрёв и его приятель Перепёлкин в ярости дёргали каждый к себе растерзанный стул. На полу валялась сломанная ножка стула, разорванный рукав хозяйского халата свисал Ноздрёву до самых колен и развевался как флаг пиратской шхуны. Роскошные бакенбарды Ноздрёва потеряли былой вид, на пышных щеках его виднелись следы побоев и кажется, один глаз был слегка подбит. Видимо потасовка вошла в самую зрелую стадию, и, опасаясь, что его новые приятели могут добраться и до него, Чичиков схватил свою шляпу и выскочил на улицу. На его счастье мимо проезжал мужик с городского рынка, видимо удачно поторговавший, потому как был уже навеселе. Чичиков прыгнул ему в телегу, сказав, что платит вдвойне, если он отвезёт его сейчас в гостиницу. Сборы в дорогу были недолгими, словно гостиницу с одного конца охватило огнём, и надо было поспешать. Будочник долго смотрел вслед удаляющейся брички, приставивши руку козырьком, пока она не скрылась за первым холмом и, вздохнув, сказал
   - Вона как понесло! Вот носит и носит вас нелёгкая. И чего носит то? Покоя от вас, чертей, нет - и прислонив алебарду к стене своей будки, присел на скамью, чтобы набить в трубку очередную порцию злого самосада. Окончательно пришёл Чичиков в себя в своей бричке, когда город превратился в одну серую безликую массу, над которой висела лёгкая пелена дыма. И лишь купола церкви ещё долго виднелись вдали, отделившись от стен самой церкви и покачиваясь под самыми облаками. Наконец всё приняло расплывчатые очертания, и Чичиков больше не стал смотреть назад. Свежий ветер ласково трепал ему лицо, заворачивал кольцами серую дорожную пыль и улетал куда-то вбок. Селифан едва слышно тянул свою песню, прерываясь на мгновение, когда чубарый начинал вести себя недостойно, и кучеру приходилось напоминать ему кнутом о том, что он уже в дороге, и пора бы ему заниматься своим прямым делом. Коллежский советник был совершенно не в духе. Сейчас он корил себя, что не поехал сразу в свою деревню, а потащился на бал; но, нет, тогда бы он не встретил ту, ради которой он сейчас был готов послать к чёрту бал управляющего и всех градоначальников. Тёплой волной захлестнуло ему грудь, сладкой истомой и дрожью захватило и сердце и мозг, отчего Чичиков прикрыл глаза и улыбнулся, когда он, вдруг, подумал об Ольге Потаповой, но тут же ярость вновь начала закипать в нём, словно в душу ему плеснули кипятком, и причиной тому был Ноздрёв.
   - Да чтоб тебе не родиться и не плодиться! Да пропади и околей вместе со всем своим ноздрёвским родом, со всеми своими дядьями и богатыми тётками! Да сто тумаков мне дураку под ребро, если я когда ещё вспомню дорогу в деревню Ноздрёва! Ещё долго Чичиков ругал и себя и Ноздрёва и всю эту непонятную жизнь, где всё представляет сплошную путаницу, неразбериху, отнимающую так много сил и нервов. У него вдруг созрело решение приехать ещё раз к Потапову, под каким либо выдуманным предлогом. Каким, он ещё не придумал, как не пытался. Надо думать, что Чичиков влюбился! Мысли его упрямо поворачивались к той комнате, где он заворожённый и совершенно потерянный, смотрел на дочь помещика, но дочь помещика растерянно, смотрела куда-то в сторону и, Чичиков напрасно ловил её взгляд. Дорога неспешно несла на своих плечах бричку скитальца, слегка покачивая на выбоинах, уводила бричку вниз между холмов и неожиданно спускала её то к берегу озера, то, извившись дугой, выводила её на простор, где ветер гулял по волнам ковыля. Перед взором путников открылась неоглядная даль. У-у, какая даль! Как приятно защемило сердце за свою землю! Нахлынули воспоминания из далёкого детства, когда он с отцом возвращался с покоса на молодой ещё тогда, мухортой сороке. Сорока резво несла их тележку по степной дороге. Отец подобрел, чего раньше никогда за ним не замечалось и, доставши из мешка пряник, протянул его сыну.
   - Смотри сын - говорил он - смотри какая у нас красивая земля, какая она бескрайняя! Нигде, ни у одного другого народа, нет такого простора! Селифан хотел, что-то спросить у барина, повернувшись на козлах, но, увидев Чичикова с закрытыми глазами, толкнул Петрушку в бок, чтобы он вёл себя тихо. Шелест колёс и пощёлкивание кнута слились в одну негромкую музыку, под которую Чичикову всегда было хорошо, покойно, и он задремал, прижавши кожаную подушку к больному боку, который, нет, нет, да иногда давал о себе знать тупой болью. Крики форейторов
   - Посторонись, раззява! Казённый экипаж! Куда прёшь, лапоть?! - лишь иногда тревожили его, он вздрагивал, натягивал свою шляпу на самые уши и прижимал кожаную подушку плотнее к больному боку.
  
  
   Глава 9.
  
  
   По всей необъятной Руси раскинулись тысячи деревень, где население вставало с первыми голосами петухов и под всевидящим божьим оком трудилось на земле. Малые, убогие, с покосившимися избами, без всякой надежды выбраться из нищеты по причине малоземелья и спившегося хозяина и крепкие, с кирчёными избами мужиков, утопающих в зелени, где ладонь у помещика согнулась в крепкий кулак, и приказчик вставал по утрам раньше самого бойкого петуха. Седыми космами туман заволакивал по утрам тёмные углы леса, покрывал непроницаемой пеленой низовье у реки и саму реку, глушил все звуки; но первые грибники уже оставили следы на мокрой траве у опушки леса. Кукушка неутомимо отсчитывала кому-то года, ухали в глубине леса совы, и медленно занимался рассвет. По дороге к селу шла процессия: тройка лошадей тащила за собой лёгкую рессорную бричку, в какой обычно ездят отставные штаб-офицеры или же чиновники средней руки. Тройку лошадей вёл за собой бородатый кучер, изредка поворачиваясь назад. Сзади брички, немного на удалении шёл господин в партикулярном платье, приятной наружности, со слугою. Сапоги у господина покрылись дорожной пылью, и сам вид его вызывал думать, что господин крайне рассержен и утомлён. Слуга терпеливо выслушивал всяческие оскорбления, что высказывал ему и кучеру господин, семенил ногами где-то сбоку и сзади, чтобы на господина не летела пыль от его стоптанных сапог. У брички не было одного заднего колеса, берёзовая палка была подвязана на место колеса и тащилась, прогибаясь, вслед за бричкой. - Напрасно я тогда рассказал Ивану Григорьевичу, как я ездил в деревню к племяннику - вот она, мне кара за ложь, ври да не завирайся! - Чичиков, а это был он, сердито посмотрел на берёзовую палку, что прогнулась почти до самой земли и должна была непременно скоро сломаться.
   - Господи милосердный! Пошли хоть немного ума этим дуракам! А ведь у меня, прямо так и чешутся руки! Взять бы мне в руки эту палку и дать ею тебе по голове за твою глупость и пьянство - сказал он, обращаясь к Селифану. - Мозги свои ты, чай, в шинок снёс, дурачина, вот приедем домой и я с тобой разберусь, как следует. Ведь знал, знал, что колесо уже плохое, а ничего не сказал и не сделал. Что? Не знал?! А - а-а! Уж ты! Чушка ты! Уж, я тебе припомню и это сломанное колесо, и твоё пьянство. Достанется на орехи и тебе - сказал он, обращаясь уже к Петрушке. - Совсем от рук отбились. Стоит только немного мне отлучиться и вот тебе: воля к ним пришла, сразу им потребно в шинок, а там и друзья появляются у них, такие же неумытые и противные рожи. Ну, я вам ещё покажу волю, я доберусь до вас! Чичиков погрозил пальцем Селифану, когда он в очередной раз поглядел назад.
   - Вот оно ведь как всё обернулось: и маленькая трещина на колесе, стало быть, может обернуться мне большой затрещиной - подумал Селифан. - Оно, конечно, барин наш сколеской советник, дворянин, учился в коллегиях и всё разумеет правильно, на то он и барин, а наше то дело маленькое, холопское дело - служи барину как следует, а уж коли провинился - так будь любезен, голубчик, лечь на лавку и подставить свою задницу. Проклятая промоина, и надо было ей появиться на этой дороге! Вдобавок к крайней усталости у Чичикова болела ушибленная при падении брички, рука. Он с надеждой поглядывал назад, но никто не появлялся на дороге. Вдали уже ясно был слышен собачий лай и туман стал рассеиваться с первыми лучами солнца. Желанная деревня стала появляться вдали: отдалённые голоса людей, ржание лошадей, на что чубарый ответил своим, хриплым трубным голосом, высоко задрав свою морду.
   - Молчи подлец, ужо и тебе будет выволочка, не зли лучше меня сейчас - сказал ему тихо Селифан. Селифан был огорчён, что не успел ещё раз повидать своего приятеля, кучера полицмейстера, а было бы это очень славно. Приятель был щедрым малым и видно жил неплохо у своего хозяина: имел пару своих лошадей и занимался извозом.
   - А как бы было хорошо иметь ему тоже вольную и свою пару лошадей, уж он то знает толк в лошадях. Лошадь, ведь она как человек, всё понимает, только сказать не может - размышлял Селифан. - Жениться бы мне в городе на какой-нибудь вдовой прачке и тоже заниматься извозом. У хорошего хозяина лошадь заработает и себе на кошт и хозяину на пропитание. И даже ему на чарку водки к празднику! И не надо будет всякий раз оправдываться перед барином. Воля, она и есть воля, ну что может быть лучше её? Так, предавшись радужным мечтам, Селифан не заметил, как они подошли к крайней избе. Мужик стоял за плетнём и смотрел на приближающуюся повозку. Борода его лежала на самом плетне, отчего, Петрушка, увидев одну только косматую голову, изо рта которой вдруг пошёл сизый дым, встал, как вкопанный и перекрестился. Лошади сами встали, хотя их никто не останавливал, Селифан скрёб свою бороду и смотрел задумчиво себе под ноги. Видимо мысли о хорошей жизни у него зашли в тупик, и он теперь обдумывал, что ему теперь делать с этим. Чичиков поравнялся с ним, и едва переведя дух, сдавленным голосом спросил у головы
   - Скажи мне, братец, далеко ли до барской усадьбы? Голова скрылась за плетнём, и мужик тотчас вышел на дорогу и показал на видневшуюся за садом красную крышу - Вот их, нашего барина, стало быть, усадьба. Только вам, барин, придётся обойтить вокруг пруда: там ещё мост не накрыли. А так, барин, ничего, с другой стороны пройтить можно, это ничего, так можно.
   - А как барин ваш, дома ли он?
   - Барин то? Утресь видел, как же, так они здесь, с приказчиком проехали к усадьбе. Стало быть, дома.
   Чичиков решил воспользоваться минутой передышки и начал расспрашивать мужика обо всём, что его интересовало в первую очередь. Спросил, сколько душ имеет помещик, и строг ли он. Поинтересовался видами на урожай и многим ли, мужикам забрили нынче лбы. Узнал, как идут дела в хозяйстве, и спросил, много ли умерло мужиков за прошедшие три года. Тут же участливо, пожалел всех умерших и ловко перевел разговор на другую тему. Спросил, как он живёт, много ли детей у него и бегут ли мужики от хозяина. Словом, потянул мужика за язык и получил на всё самые обстоятельные ответы. Повозка тронулась, и мужик, встав посреди дороги и почёсывая затылок, смотрел вслед удалявшейся бричке, пока она, махнув напоследок ему, берёзовой веткой на палке, не скрылась за кустами черёмухи. Заросшая травой дорога вывела путников к высокому забору, за которым виднелся только второй этаж дома и красная крыша. Увидев ворота, Чичиков велел Селифану постучать. На стук отозвались сразу несколько собак. На втором этаже приподнялась занавеска и мужчина, посмотрев на путников, опустил занавеску. Однако, было видно, что мужчина продолжал на них смотреть, потому как шевелилась занавеска. Это был дворецкий. Он заметил бричку Чичикова ещё раньше, чем путники поехали в объезд пруда. И теперь, глядя на господина в партикулярном платье и его слуг, размышлял
   - Всё-таки снова пожаловался наш сосед судье Еремейкину и скандала теперь моему барину не миновать. А этого господина я в первый раз вижу. Надо срочно предупредить барина, что сзади дома, стоит со сломанной повозкой уездный заседатель. Чичиков напрасно вглядывался в окна: никто не подходил к окнам, хотя собаки уже охрипли от лая. В доме, же всё пришло в движение. И, если бы Чичиков имел возможность слышать то, о чём сейчас говорил хозяин дома с дворецким, то его предприятие было бы гораздо легче проделать, так как хозяин поместья был уже расстроен и подавлен, и рад был бы встретить хоть самого чёрта, только не уездного заседателя. Сейчас он тоже, нахмурившись, смотрел из окна на гостей, приподнявши немного занавеску. Господин в партикулярном платье, однако же, ему был незнаком, но явно: это был судебный заседатель.
   - Ненасытный! Чем же мне от тебя отбиться? Кажется, моё предприятие будет мне слишком дорого стоить. Это хорошо, что у вас сломалась ваша повозка; сейчас предупредить кузнецов и колесников, чтобы и носа не высовывали из кузницы, уж я заставлю вас быть посговорчивей! Он велел дворецкому выйти к гостям и проводить господина в дом. Собаки, под крики слуг, покинули двор, и повозка Чичикова тотчас протащилась во двор усадьбы. Слугам было велено проводить приезжих слугу и кучера в людскую, господин же, снявши свою шляпу, уже представлялся хозяину. Помещик, выслушав пространное объяснение коллежского советника о плохих дорогах по всей необъятной России, глупости и пьянстве его кучера, и о том, что неверно говорят, что все дороги ведут в Рим, а все они ведут в обыкновенную русскую деревню, где живут самые хлебосольные во всём свете помещики, про себя подумал
   - Бог шельму метит! По шерсть приехал? Смотри же, голубчик, как бы тебе не вернуться к своему хозяину стриженым! - Чепраков Алексей Петрович, полковник в отставке - представился он.
   - Вот тебе раз! - Чичиков всплеснул руками - какое приятное совпадение! Я ведь попал к вам совершенно случайно, по недосмотру и глупости моего кучера, а выходит, что мне повезло, ведь я сам хотел к вам приехать, но только позже. Я вам должен теперь передать привет от моего хорошего приятеля, Чепракова Александра Ильича. Ведь вы его родной дядя?
   - Вы угадали правильно, Александр доводится мне племянником - ответил помещик.
   - Что-то я ни разу не видел у него этого господина - подумал Чепраков.
   - Темнит что-то этот господин, видно в суде то, хорошо наловчился врать, но меня ты не проведёшь. Я судейских за версту чую: как он языком то чешет, и головой так и вертит, словно кукла, а с виду, так ничего, приятный господин, и всё.
   - У племянника я давно не был в гостях. Очень рад, что-нибудь услышать о нём. Как он? Жив, здоров ли?
   - Жив и здоров и супругу его я видел, правда, уже в дороге, на обратном пути от него. Кстати, он недавно был в городе вместе с супругой и даже, был моим поверенным в крепостной экспедиции. Пригласил меня приехать к нему в имение, травить зайцев по первому снегу.
   - Вы охотник?
   - Признаться, не имею в этом никаких навыков и тяги, но мне интересно вращаться в самой гуще событий, в круговороте жизни, и даже на охоту смотрю, как на способ сойтись ближе с хорошим человеком в дружеские отношения. Так сказать, познать человеческий характер во всём жизненном пространстве. Жестом Чепраков пригласил гостя к дому. Они шли по дорожке, мимо зарослей акации и сирени. Разговаривая на ходу, Чичиков разглядывал помещика. Годы не согнули помещика: твёрдый шаг и стройная фигура, выдавали в нём старого армейского служаку. Седые виски и строгий взгляд из-под густых бровей придавали ему какую-то суровость. Он не был похож на обыкновенного российского помещика: хозяина и хлебосола, лысеющего, с круглым животом, нажитым от частых перееданий на вечеринках и балах и от сидячей жизни. Походка его была легка, и величавая осанка въелась в него навеки, как у большинства военных людей, отдавших свои лучшие молодые годы суровой армейской жизни. Можно было только вообразить, что по этой губернии прокатилась великая битва и оставила в деревнях своих воинов, отставных генералов и полковников. Следуя рядом с Чепраковым, Чичиков в уме подсчитывал: у скольких бывших полководцев ему пришлось уже побывать.
   - Так вы, Павел Иванович, только что из города? И как вам губернский город? - спросил его Чепраков.
   - Город? А что город? Живёт своей жизнью и не плохо живёт. Торгует и дымит своими фабриками и заводом. Дворянство его добродетельно и к купечеству и к духовенству и ко всему прочему гражданству, пляшет на балах да кутит на вечеринках. Всё очень славно, и градоначальниками очень доволен князь. Дворецкий открыл перед ними двери
   - Прошу покорно - промолвил помещик. Внутреннее убранство дома поразило Чичикова своим великолепием. Роскошная старинная мебель чередовалась с заграничными креслами и диванами. Под высокими потолками висели хрустальные люстры. Ноги утопали в коврах, когда Чичиков прошёл в гостиную.
   - И я тоже буду иметь такие же покои, вот только возьмусь за свою деревню строже, и всё будет везде у меня прирастать - подумал Чичиков.
   - Всё у меня придёт в движение, вывернусь я наизнанку, но всех расшевелю и заставлю работать. Весь этот ржавый механизм моего разваленного хозяйства я заставлю крутиться с утроенной энергией. Всё у меня будет только прирастать и прирастать. И гниль, и дрянь будут мне, верно, служить, принося доход, оборачиваясь звонкой копейкой. Никому не дам я послабления, искореню всех бездельников, что наплодил Хлобуев, прикуплю мастеровых ....
   - Что же, Александр? Чепраков посмотрел в глаза Чичикову, принагнувши голову - Как у него идут дела в хозяйстве? Я, признаться не был у него с тех пор, когда умер мой брат. А надо бы мне прислать к племяннику своего приказчика: молод и ненадёжен Александр, и положиться он может только на меня - помещик жестом указал Чичикову на кресло. - Служба в городе его только испортила - продолжал помещик - Все соблазны, выдуманные человеком, находятся в городе и трудно молодому человеку устоять против них. Известное дело: что станет с молодым человеком, если жизнь его проходит в праздности?
   - Совершенно с вами я согласен и более того, хочу сказать, что в губернских городах молодёжь часто попадает под нехорошее влияние всяческих комитетов и тайных организаций с их сомнительными призывами - поддержал помещика Чичиков. Ноги у коллежского советника гудели так, будто он пересёк половину России пешком. Он с удовольствием откинулся на спинку кресла и сказал
   - Я сам тоже попадал в свои молодые годы в сложные ситуации, когда приходилось выбирать между честным служением отечеству и преступной вольностью якобинцев. Но я всегда выбирал первое. Помещик внимательно разглядывал гостя.
   - Сейчас принесут чай и приготовят нам хороший завтрак, а о ваших слугах уже побеспокоился мой дворецкий - сказал он. - Ведь вы, я полагаю, останетесь у меня на несколько дней? Мне сказал дворецкий, что у вас случилась поломка, а у меня, ну как назло, заболел колесник и кузнеца своего я отправил в соседнее село. Придётся немного подождать, а за кузнецом уже отправили человека.
   - Премного я вам благодарен за заботу, а у меня едва хватило сил дойти до деревни. Отдохнуть бы с дороги я не против. Кстати, я смотрю у вас большое хозяйство. Наверное, очень тяжело вам с ним управляться?
   - Хозяйство большое, верно. Да благодаря богу и расторопному приказчику дела идут в хозяйстве хорошо. В прошлом году землицы прибавилось у меня в хозяйстве, и работников прикупил.
   - Много ли у вас крепостных крестьян? - спросил Чичиков. - У меня небольшая деревня в Херсонской губернии имеется. Правда, мало земли, и проблема только в том, что недостаёт крепостных крестьян. Вы, наверное, слышали, что правительство приняло решение заселить пустующие земли Таврической и Херсонской губерний? И здесь есть такое глупое правило: землю нарезают по количеству крепостных душ. Чичиков внимательно посмотрел на помещика. Помещик мог знать, что земли в Таврической и Херсонской губерниях раздают просто даром, но Чепраков кивнул головой и не проронил не слова.
   - Как будто, много крестьян можно завести молодому помещику, не имея своего поместья - сетовал Чичиков. - Ну, как можно в далёкой Херсонской губернии получить чиновнику средней руки в достатке земли, не нарушая при этом закон?
   - Действительно, как? - произнес Чепраков.
   - А есть тут одна хорошо продуманная комбинация, как, не нарушая гражданское законодательство получить в достатке земли, и такую комбинацию придумал мой приятель.
   - А что за комбинация?
   - А всё очень даже просто! - воскликнул Чичиков, поднявши вверх палец. - Крестьян ведь на новом месте не пересчитывают, как таковых: список всё решает дело, да и приказные не без греха; своё всё равно возьмут! Объехал мой приятель всех своих родственников и друзей и перевёл на своё имя всех умерших и беглых, но не поданных в последнюю ревизскую сказку, ведь они ещё по закону числятся у помещика в хозяйстве как живые, хотя одних уже бог прибрал, а другие неизвестно где в бегах. И чтобы не платить за них подати, помещики с радостью избавились от них. Каждый получил, то, что хотел. А приятель мой оформил всё законным образом в гражданской палате, в присутствии свидетелей, всё как полагается, и отправился с купчей крепостью в заветную губернию. Это предприятие, о котором я, поначалу смеялся, вполне удалось. Приятель тут же заложил полученную землю и на вырученные деньги купил уже настоящие крепостные души. У Чепракова от изумления приоткрылся рот
   - Какой ловкий малый! - воскликнул он. - Да ведь он просто мошенник! Надуть так всех приказных!
   - Да что же тут поделаешь? Ну, как, да без греха? А земли то всё равно, ведь, пустуют. В нашей то, министерии, не всё продумали, когда затевали заселить эти пустующие земли. А так дело сделано, хоть и не вполне благородным и законным образом, но воз то, пошёл!
   Вошла жена помещика: бледнолицее, неприметное существо и мельком взглянув на гостя, пригласила за стол. За столом Чичиков мало разговаривал: в голове его мысли роились как мошки над навозом. Помещик показался ему себе на уме, и Чичиков один за другим отметал доводы, при помощи которых можно бы было начать разговор о покупке мёртвых душ. Стол у помещика оказался довольно скромным. Здоровому желудку Чичикова здесь негде было разгуляться.
   - Что же, Ноздрёв здесь видимо не солгал, хозяин и впрямь скуповат. Да это ещё ничего, а как он поведёт себя, когда я ему предложу такую сделку? - думал Чичиков - Этого сразу не собьёшь, очень серьёзен и смотрит на меня довольно странно, словно хочет у меня что-то спросить, но выжидает.
   После завтрака гостю была предложена комната, куда Петрушка уже успел всё снести из повозки, поселив в отведённой Чичикову комнате, заодно, и свой неповторимый запах. Служанка помогала Петрушке управиться с вещами. Фраки заняли своё место на спинках стульев и несколько пар панталонов были аккуратно свёрнуты и уложены на столе, где нашлось и место для шкатулки. У двери поместилось несколько пар сапог: сапоги с новыми лаковыми головками, лакированные полусапожки, сапоги старые. Две сабли: басурманская, с надписью мастера Али Ахмедова и деревянная - предмет детской шалости, вместе с барабаном, заняли место на стене у окна. Кровать по желанию гостя была передвинута от окна вглубь комнаты, так как Чичиков не любил, чтобы по утрам ему мешало солнце досматривать сны. Тяжёлый чемодан Петрушка задвинул под кровать. Наконец, все принадлежности туалета были также размещены на полках и столе, и Чичиков с наслаждением вытянул ноги на кровати. Петрушка был выпровожен вон и коллежский советник захрапел во всю свою носовую завёртку. Спустя время, дворецкий, заглянувший к нему в комнату, чтобы позвать гостя к обеду, покачал головой и ушёл ни с чем. После полудня Чичиков вышел прогуляться по деревне и заодно узнать, как идут дела с починкой колеса. Починкой колеса, однако, никто не занимался из-за отсутствия кузнеца и болезни колесника и Чичиков решил пройтись по деревне. Он взял направление к видневшейся у пруда конюшне, надеясь там застать мужиков и поговорить с ними. Надо сказать, что была ещё у него одна причина, ради которой он отправился гулять по деревне, а именно: пообщаться с простыми мужиками и в разговоре заставить мужика говорить о самом сокровенном, о своём хозяйстве, отношении к барщине, о хозяине.
   Поместье полковника было несравненно богаче его Павлово: за высоким плетнём не просматривался беспорядок, дома крытые свежим драньём и с резными наличниками не были так убоги как у его мужиков. Вдали, на пригорке Чичиков увидел мельницу, на крыльях которой каталась деревенская детвора. Стадо коров паслось у подошвы холма, за которым виднелась узкая, поблёскивающая своей гладью, река. Чичиков по привычке начал считать дома
   - Триста душ, с лишком, наберётся, однако - подумал он. Мужики у конюшни в загоне пытались накинуть узду на гнедого жеребца. Жеребец не давался, резво бегал по кругу и не подпускал к себе молодых удальцов. Комья грязи летели во все стороны из под копыт.
   - Пришпандорь его, пришпандорь Митяй! Да не маши ты руками как наша мельница, так вовек его не поймаешь! Заходи слева, слева говорю! Слева, так это от ворот, а не от меня! Эх ты, ворона! Лево и право не отличаешь! Куда? Куда ты?! Ну вот, лови его теперь в чистом поле! Жеребец развернулся в конце загона и пошёл в атаку, прямо на своих притеснителей. Два крепостных дурака шарахнулись в разные стороны, жеребец вытянулся как тугая струна, птицей перелетел через забор и ушёл на волю. Чичиков увидел здесь Селифана, от восторга разинувшего рот. Чичиков хотел ругнуть его, чтобы он занимался сломанной бричкой, а не ходил по деревне, но тут он увидел самого помещика и пошёл к нему.
   - Ну, как вам мой жеребец? Есть ещё один, старше этого, от одной матери, но в паре, я думаю, не пойдут. Могу уступить по сходной цене - Чепраков смотрел вдаль на реку.
   - Спасибо за предложение, но я завода не держу - ответил Чичиков.
   - Вообще то, я обещал его Еремейкину - продолжил Чепраков - Но, он что-то промолчал на моё предложение. Может быть, ему жеребец не по нраву, так можно бы мне об этом прямо сказать, а не тянуть нарочно с делом? Я же готов и прибавить, хотя, я думаю, цена будет уж слишком высока: за этого молодого жеребца, что я готов ему уступить, мне давали большие деньги, но я отказался. Ради нашего дела, разумеется.
   - Кто такой, этот Еремейкин? Ваш сосед? - спросил Чичиков.
   - Как, вы не знаете? - вскинул брови Чепраков - ведь это наш уездный судья. Я полагал, что вы приехали от него по нашему общему делу.
   - Я не знаком с уездным судьёй, а по какому, простите, делу? Чепраков пропустил мимо ушей вопрос гостя, смотрел в землю и о чём-то размышлял.
   - Так вы не знаете Еремейкина? Разве вы не уездный заседатель?
   - Нет, я не заседатель.
   - Так что же вы мне сразу не сказали? А я, признаться, принял вас за заседателя! Так ведь это меняет всё дело! - Чепраков уже весело смотрел на Чичикова.
   - Служил раньше в суде, но это было давно. У меня к вам имеется одно дело, и хотелось бы....
   - Что дело? Обсудим и дело! А сейчас прошу в дом. Пустой желудок глух к любому делу! Помещик заметно повеселел, сыпал шутками и смеялся.
   - Кажется, меня и впрямь приняли за заседателя, а что интересно за дело, если он так вдруг переменился? - подумал Чичиков. Жеребца всё-таки поймали и вели на конюшню под возгласы мужиков. Селифан вышагивал рядом с жеребцом и не сводил с него восторженных глаз. Чичиков не стал ему мешать и вдвоём с помещиком они свернули в переулок, ведущий к дому Чепракова. Стол преобразился, как по мановению волшебницы Шехерезады. Бутылки с винами, как солдаты на параде, выстроились на столе в ряд и ждали только приказа. Румяный гусь в яблоках лежал посреди стола и вокруг него всё то, отчего глаза у человека разбегаются. Чичиков только вздохнул, при виде такого богатства
   - Давненько меня так не угощали! Уж если так дело пошло, так и моё предприятие должно решиться быстро. Кажется, его напускная серьёзность - предмет долгого сидения в военных канцеляриях, и только! Чепраков шутил за столом, сам подливал и себе и гостю. Стоявшему у дверей дворецкому велел убраться, чтобы гость разговаривал непринуждённо с ним. Чичиков недоумевал, что так преобразило вдруг помещика? Влезть бы ему сейчас в самую его душу! Увы! Не всё подвластно простому смертному и Чичиков только кивал головой, да улыбался после очередной шутки помещика.
   - А я, признаться, вас принял за заседателя и поначалу расстроился - сказал Чепраков.
   - Что же за причина, так сокрушаться?
   - Есть причина и довольно серьёзная - помещик смотрел, куда то в угол комнаты, лицо его снова нахмурилось. - С моим соседом у меня мира всё нет. До суда хочет довести дело. Возненавидел меня он очень сильно и настроен враждебно.
   - За что же такая ненависть к вам, если это не секрет?
   - Какой уж тут секрет: половину губернии уже против меня он настроил.
   - Довольно всё это серьёзно, и за что он так к вам?
   - А за тяжбу то, за тяжбу. За полоску земли, что оттягал я у него в прошлом году. То есть, по совести и справедливости засеял я её рожью и вполне справедливо: ещё дед мой на ней пахал и сеял, а я только сейчас пустил её в оборот. А он все эти годы думал, что эта земля принадлежала его отцу. Так, это ничего, пускай он себе так думает. Это ничего, что нет никаких записей: хорошо поискать, так, и найдутся записи. Равно, как и свидетели отыщутся, кто помнит ещё моего деда, тот знает, что дед владел не только этой полоской, а уходила она ещё дальше, вдоль болота.
   - Эге, так вот она, откуда вся суета - смекнул Чичиков. - А лапы твои загребистые уже дальше тянутся: того, что ты прихватил у соседа, тебе уже мало! И перед такой свиньёю мне придётся бисер метать! А ведь придёт, придёт и твоё время, и трёх аршин земли тебе уже хватит с лихвой! Помещик задумался. Глаза его полезли на лоб, видно ход его мыслей наткнулся на преграду. Он смотрел куда-то в сторону
   - Порядок, во всём должен быть порядок - наконец проронил Чепраков.
   - Да, да всё должно в хозяйстве приносить доход. А тут я должен бы попуститься такой землёй? И пусть он делает, что хочет, а я своего уж не отдам. Так что же у вас за дело, любезный Павел Иванович - спросил он вдруг неожиданно. Чичиков оторвался от гуся, слегка смутился: вопрос застал его врасплох, но, пока он не спеша, доставал платок из кармана фрака, собрался с мыслями и привычно дал ход своему предприятию.
   - Вы помните, Алексей Петрович, как я вам ещё утром рассказывал про моего приятеля, про его комбинацию с приобретением земли в Херсонской губернии?
   - Как же, такой ловкий малый нигде не пропадёт. Ему нужны мёртвые души - просто спросил Чепраков, словно предложил гостю купить у него пеньку или воск.
   - Я вам рассказывал, что у меня в Херсонской губернии деревенька имеется, только вот землицы недостаёт. И по совету приятеля, хочу попытать счастья, ведь ему всё удалось, а почему бы и не мне? А так как я вижу, вы человек благородный и надеюсь, оставите всё между нами, хочу вас попросить о такой услуге.
   - Почему не услужить такому приятному гостю? О цене, я думаю, мы сговоримся.
   - Вот тебе раз! По военному, долго не раздумывая, и моё предложение его не смутило ничуть - Чичиков почувствовал, как ему стало вдруг жарко. Взявши снова платок, он нарочито медленно начал вытирать выступивший пот
   - Конечно, сговоримся, Алексей Петрович. Хотя о цене здесь говорить лукаво, и думаю, неуместно: товара, как такового нет, и это бы не одобрила церковь, но я думаю, вы правы. Хоть и чисто условной, но цене должно быть место. Таково первое правило всех сделок.
   - Хорош товар, хорош, берите, не прогадаете - помещику стало весело - такого товару я ещё никому не продавал. Вам, Павел Иванович, как первому покупателю, я делаю уступку - шутил помещик.
   - Что же тут поделаешь, без купчей крепости дело мне не сделать. А получится, так век буду вам благодарен - кажется, я напрасно волновался, дело принимает совсем другой оборот - думал Чичиков - Его совсем не интересует моё предложение, видимо он очень обрадовался, что я не заседатель и не нужно ему ещё подмасливать уездного судью.
   - А купчую крепость то зачем? Мои покойники все спокойные, не буйного нрава, никуда уже от вас не сбегут - помещик уже заразительно смеялся.
   - Так куда же я без купчей? Что я буду показывать приказным? Один пустой звук? Тут дело нужно ставить по всем правилам, иначе пользы мне от этого предприятия не будет.
   - Хорошо, я согласен с вами. Купчую так купчую, сейчас позову приказчика, и всё будет сделано. Да за такую весёлую шутку я готов прямо сейчас к делу. Чепраков позвонил колокольчиком, и вошедшему дворецкому было приказано найти сей же час приказчика. Приказчик удивлённо таращил глаза, не понимая, что хочет от него хозяин, поворачивал вопрос и так и сяк, а самой сути не мог поймать. К делу, с жаром подключился и Чичиков, но всё безрезультатно. Но когда хозяин грозно сдвинул брови и пристукнул кулаком по столу, поспешно сказал, что всё сделает как надо и перепишет всех беглых и умерших, какими бы они не были - живыми или мёртвыми. Ушёл он, бормоча что-то себе под нос, видимо до конца так и не осмыслив, что хочет от него хозяин и его странный гость.
   - Уф - сказал Чичиков, словно он только что взошёл на Афонскую гору, когда за приказчиком закрылась дверь. - В пот бросил, бестолковый - носовой платок коллежского советника скользил по шее и щекам. Список оказался небогатым: беглых и умерших было около двадцати человек
   - Ну что ж, теперь осмелюсь вас попросить помочь починить мой экипаж и мне пора в дорогу. Я и так у вас отнял достаточно времени. Чичиков достал из кармана сюртука деньги
   - Я в подобной ситуации предлагаю вам по два рублика за ревизскую душу. Думаю, для условности два рублика будет достаточно. Чичиков отсчитал деньги. Чепраков, к удивлению коллежского советника, не стал торговаться, а продолжал веселиться
   - Жаль, но я дал обет молчания, а как бы повылазили от удивления глаза у моих приятелей, когда бы они узнали, какой товар у меня сейчас торгуют. О коляске вашей не беспокойтесь, Павел Иванович! Я ещё вчера наказал своим кузнецу и колеснику, чтобы за ночь всё было в самом лучшем виде. Помещик ещё долго подшучивал над гостем, советовал вести купленных крестьян строем до самой Херсонской губернии, уверял, что все купленные Чичиковым крепостные примерного поведения, кроме тех, кто в бегах. Посмеявшись вволю, помещик сунул деньги в карман и ушёл по делам в деревню, а Чичиков, ещё раз просмотрев список, позвал Петрушку и велел тому собираться в дорогу и закладывать экипаж. Уже, когда он сам был готов к отъезду, и бричка его стояла у ворот, вошёл дворецкий.
   - Извольте-с, рассчитаться за услуги и проживание - с. Также, за ремонт вашей коляски. С вас причитается - дворецкий назвал сумму.
   Чичиков опешил
   - Э, это как? Как бишь, тебя? Ты, должно быть, пошутил, ведь я гость в этом доме! Какие услуги? И так дорого?
   - Извиняйте-с! Но таковы правила в этом доме. Такой порядок и я за него отвечаю перед хозяином.
   - Что за порядок? Первый раз такое слышу!
   - Порядок, извиняйте-с! Жили здесь, как же-с, пили, кушали-с. Беспокойство! Больше половины гуся съесть изволили. И прочие расходы-с, овёс лошадям, суета с вашими слугами, всё денег стоит.
   - Ты должно быть спятил? Какого ещё гуся?! Ах, да! Верно это очередная шутка твоего барина? Кстати, где он? Я хочу попрощаться с ним - мне пора в дорогу.
   - Барин поехал в поле с приказчиком, будет не скоро. Так что с проживанием?
   - Хорошенькое дело! Твой барин хороший порядок завёл! Так к нему один только чёрт осмелится заехать погостить.
   - Премного извиняйте-с! Барин привык везде и во всём следовать своим правилам. Ещё и его дед....
   - Мне нет никакого дела до его деда - Чичиков начал закипать, но, вспомнив, что он в гостях, и не следует читать ему свои молитвы в чужом монастыре, полез в карман сюртука за деньгами. Требуемая сумма была выложена на стол. Дворецкий взял их и поклонился гостю. Уже выезжая за ворота, Чичиков взглянул на второй этаж дома: силуэт в окне явно принадлежал Чепракову. Занавеска торопливо опустилась.
   - А чтоб тебе - посулил ему Чичиков чёрта и велел Селифану свернуть сразу за прудом на дорогу, что уходила в соседнее село.
   - Нехороший барин, скверный хозяин - рассуждал молча Селифан. - Своих лошадей кормит хорошим овсом, а гостям так гнилое сено. Ты прежде гостя уважь, прими, как следует, накорми самым лучшим, напои и обогрей. А лошадь ведь это тот же гость, что и человек, и не следует так к ней относиться. Овёс - это первый её кошт, её пропитание, а он ей гнилое сено! Нехорошо, совсем нехорошо!
   - Слышь, ты! - сказал Селифан Петрушке - барин то своего мужика заставляет на работы ходить строем, как ходят солдаты.
   - Это как? Как гуси идут с болота? - не понял Петрушка.
   - Как, как! Расскакался тут! - вскипел вдруг Селифан. - Сам ты гусь! Строем говорю! Это когда первыми идут самые высокие мужики, статные да ладные, вроде меня, а уж те, что помельче, такие как ты, мелюзга, вышагивают опосля.
   - А-а - протянул Петрушка и показал другу три листа из книги с гравюрой какого-то полководца с выпученными глазами и короткими, вывернутыми ляжками.
   - Ты скоро совсем станешь учёной головой - посмеялся над ним Селифан - гляди, Павел Иванович даст тебе вольную за твою учёность! Или на орехи, как обещал! Жди!
  
  
  
   Глава 10.
  
  
  
  
   Беспокойная деревенская жизнь полностью овладела Чичиковым. Он уже стал привыкать вставать с постели раньше, чем солнце заглядывало ему в окно его спальни. Приказчик терпеливо ждал в сенях, когда барин накушается чаю и позовёт его в кабинет, где приказчику приходилось обстоятельно рассказывать Чичикову, что было сделано за минувший день и что намечается на день грядущий. У Чичикова была отличная память: всё у него было разложено по своим местам, когда и что нужно было сделать, все просьбы приказчика и советы, всё у него фиксировалось цепко, и он с удивлением стал замечать в себе какую-то неуёмную энергию к ведению хозяйства.
   - Жаль, нет у меня такого опыта, как у Костанжогло, но ничего, старания у меня не занимать - думал Чичиков. - Нет, это всё очень серьёзно и может обернуться для меня очень звонкой монетой, надо только навести порядок в деревне и не давать спуску никому - размышлял коллежский советник.
   - Пятьдесят! Нет! Семьдесят тысяч годового дохода, будет приносить моё хозяйство! И он взялся за дела с необыкновенным рвением и сразу начал с искоренения пьянства и воровства. Первым делом, Чичиков, приказал высечь на конюшне Акульку, на редкость хитрую и зловредную бабёнку. Акулька эта имела свой шинок и держала в крепкой узде всех пьяниц, чем нажила себе очень много врагов среди женского сословия. Акулька ловко предлагала страдающему мужику свою помощь, и, видя, как тот болеет после вчерашнего веселья, сердобольно жалела мужика, если у того не случалось ни гроша в кармане - давала тому в долг. Долг же выколачивала с него с помощью своих племянников, двух здоровых крепостных дураков, хорошо научившихся работать кулаками. Пострадавшие от хитрой шинкарки жёны, гурьбой пришли к Чичикову и упали перед ним на колени. К неописуемой радости баб судьба зловредной шинкарки была решена Чичиковым в их пользу и Акульку под их радостный визг увезли на конюшню. Чичиков заметил среди дворовых людей одного малого, вертевшегося возле него всякий раз, как только Чичиков объявлялся у конюшни. Малый был на редкость смышлёным и Чичиков, несколько раз давал ему мелкие поручения, которые исполнялись незамедлительно. Чичиков решил приблизить его к себе и, угостив мальчишку пряником, предложил ему смотреть за мужиками и за всей челядью, держать всё в тайне от других и говорить обо всём увиденном только своему барину. В короткий срок кнута на конюшне отведали самые ретивые к тому, что лежит там, где ему не следовало бы лежать или плохо лежит и воровство на какое-то время притихло. После того, как приказчик спешил от Чичикова на конюшню, где собирались все мужики, Чичиков, садился в старые дрожки, что оставил ему Хлобуев, и тоже спешил на конюшню. В разговоры он не встревал, а лишь сидел и слушал, как приказчик отдавал распоряжения и посылал кого на работы в скотных дворах, кого на погрузку хлеба. Затеял приказчик посадить деревья у полей, по совету Костанжогло, и дело у него в этом спорилось. Чичиков увидел у приказчика настоящий талант толково хозяйничать на земле: слово лишнего не скажет, а всё к делу. Нерадивого пожурит, старательного похвалит. Выслушает совет любого и сам других поучит. Слушая его неторопливую речь, Чичиков удивлялся его спокойной рассудительности по всем хозяйственным делам, где всё у него было мудро определено, когда и что делать. - С приказчиком мне повезло, прав Костанжогло: мужик этот определённо в своём деле большой знаток. Управление хозяйственными делами для него словно живая книга, и моё разваленное хозяйство, похоже, его ничуть не испугало - думал Чичиков.
   - Надо бы не затягивать со строительством дома для него, а с Костанжогло, когда придёт время, я договорюсь - решил он. Мужики расходились на работы, и Чичиков садился в дрожки вместе с приказчиком и спешил на поля. День проходил у Чичикова быстро, даже слишком быстро, как отметил про себя Чичиков, сетуя, что не всё задуманное им на этот день он успевал сделать. Он не отставал от своего приказчика ни на шаг, вникал во все дела и находил в этом даже определённое удовольствие. Старые дрожки Чичикова видели на берегу пруда, где мужики ловили рыбу сетями и смолили старый баркас. Старательно мешал он смолу в огромном закопченном казане и, испачкав свои штаны сажей, шутил, однако, что в первое плавание он будет капитаном на этом баркасе. В овинах, на гумне слышался его голос, где со знанием знатока, находил он упущения. И на старой мельнице бывал он по нескольку раз в день, торопя мужиков с установкой нового приводного колеса. Заходил он и в кузницу и в валяльню, где груды войлока дожидались своего часа, когда его, наконец, источит моль, чихал от поднявшейся тучи пыли, и всякий раз сулил он чёрта Хлобуеву
   - А чтоб тебе его рогатого! Да в подкладку бездельнику! Вникал в секреты мастерства кузнецов, втайне мечтая самому попробовать помахать молотком, и выходил он из кузни, прокопченный дымом, но весьма довольный. После полудня, Чичиков садился с приказчиком в дрожки и спешил на поля. С удовольствием брал он лопату, с удовольствием участвовал он вместе с мужиками в посадке молодых ёлочек на краю поля, с удовольствием смотрел, как парит его земля. Запрокинув голову, искал он в небесной синеве затерявшегося там жаворонка.
   - Благодать то, какая! - вздыхал он. - Господи! Коснись десницею своей этой земли! Пошли земле плодородье небывалое! Помоги рабу своему стоять прочно на этой земле! Не для себя прошу, а для будущего потомства моего! Вечером, в своей кровати он с наслаждением вытягивал усталые ноги и засыпал с непривычной для него быстротой, без сновидений. Сном здорового деревенского мужика, не отягощённого большими умственными способностями, мелкими заботами и лишь переворачивался с боку на бок да почёсывал мочку уха. Но однажды, перед самым рассветом, ему приснилась дочь помещика Потапова. Лёгкая прядь волос скрыла смущённый взгляд. Ольга рукой поправила волосы и ... растаяла. Чичиков долго лежал в кровати и задумчиво глядел в потолок. Днём, в суете дел, вдруг приходили мысли об Ольге и Чичиков останавливался, словно вкопанный в землю. Голова его клонилась вниз, он рассеянно смотрел на землю и чему-то улыбался. Приказчик деликатно отходил в сторону, а то и вовсе уходил один. Чичиков ни разу не подумал, почему он вдруг стоит посреди двора, как деревянный истукан и почему его мысли блуждают где-то вдали. Губернатор, новый прокурор, с плоским и рябым лицом, и все почтенные отцы города и знакомые ему помещики губернии появлялись, как призраки, где-то вдали, в сумерках вечера, что-то ему говорили и пропадали вновь. Но образ дочери помещика, с прекрасной головкой и прядью волос с завитками, закрывшей половину лица, стоял перед ним, повернувшись к Чичикову вполоборота, словно она собралась тоже уйти в сумерки кончавшегося дня.
   - Не уходи! - молил Чичиков, но неожиданно, звуки в деревне пробуждали его, и он спускался из мира грёз на землю. Всё повторялось как желанное сердцу наваждение: день приходил и уходил с мыслью о ней, и Чичиков отрешённо, смотрел на суету в его деревне, и не было уже былого рвения во всё вникать самому. Надо было ему решать вопрос о ремонте мельницы: глаза его смотрели на приводное колесо, что привёз приказчик от Костанжогло, а мысли его уже перенеслись в имение Потапова.
   - Она сейчас гуляет по саду - решил, отчего то Чичиков. - Молодые девушки провинции любят гулять по саду - думал он. Он пробовал забыться на озере, приехав туда с мужиками ловить рыбу. Но в самый интересный момент, когда мужики с радостными возгласами вытаскивали запутавшегося в бредень налима, улыбка вдруг гасла на лице коллежского советника, и он погружался вновь в меланхолию. Вечер добавлял Чичикову в сердце тоски: он засыпал и боялся, что ему не приснится этой ночью та, о которой так болит сердце.
   - Что же? И боги любят! А куда деваться простому смертному? Знать не случайно меня тогда привела дорога в имение к Потапову - думал Чичиков. Приказчик, видя, что его хозяин чем-то обеспокоен, спросил, не болен ли он, на что не получил ответа. Чичиков недолго мучился; не прошло и двух недель, а его бричка уже пылила по знакомой дороге в имение помещика Потапова. Вот уже и хлебные амбары с мельницей остались позади и за горбатым мостом, поднявшись на взгорок за лесом, Чичиков, наконец-то, увидел желанную деревню, к которой сейчас были обращены все его помыслы. Летом имение Потапова было ещё краше. Буйство зелени скрыло половину барского дома, плющ обвил железную ограду, каменные столбы ограды, наличники окон и даже колонны у входа. Пенье птиц в саду райскими звуками взволновали сердце коллежского советника, когда он выбрался из своей повозки. Но тут он немного смутился: за дорогу он так и не придумал никакого предлога, почему он вдруг стоит вновь перед знакомыми воротами? И почему ему стал дорог этот дом и почему так щемит у него сердце? Не успел Чичиков открыть рот, чтобы сказать подошедшему к его повозке лакею, что прибыл коллежский советник Павел Иванович Чичиков, как Потапов уже спускался с крыльца. Маленькие глазки помещика широко раскрылись и излучали восторг и удивление
   - Глазам своим не верю! Павел Иванович! Вы?! Рад, безмерно рад вас снова видеть! Чичиков снял шляпу и, слегка поклонившись, сказал
   - И я рад снова вас видеть, Иван Терентьевич! Ездил я по делам своего хозяйства к Костанжогло, а на обратном пути решил заехать к вам, благо всего то крюк в три версты, и вот я здесь! Сижу один, как перст, в своей деревне. И нет ни одного человека, с кем бы можно поговорить обо всех превратностях жизни, чтобы душа пребывала в эмпиреях, блаженствовала от красоты слога культурного собеседника, от беспредельности глубокой мысли. Мужичьё, знаете ли, и сам с ними оглупеешь. Ни одного умного лица не увидишь. Одно утешение - сядешь в экипаж, да в дорогу.
   - Мне, Павел Иванович, доставляет истинное удовольствие беседовать с вами. И куда вы пропали тогда на балу у управляющего? Я везде обыскался - нет вас нигде, и никто ничего мне про вас не сказал?
   - Обстоятельства заставили меня, любезный Иван Терентьевич, покинуть место веселья. Получил я тогда известие, что моя тётушка находится в очень плохом состоянии, и за мной уж прислан был экипаж. Я был очень огорчён известием и в полном смятении покинул бал. Приношу мои искренние извинения вам и вашей дочери, что не простился тогда с вами и не объяснился с хозяином дома - Чичиков сделал на своём лице скорбную мину. Потапов, кажется, поверил.
   - Я вам искренно сочувствую, а тогда мы уж подумали, что вы, не дай бог, заболели. Я даже справился о вашем здоровье у бывшего приказчика Костанжогло. Ну, слава богу, с вами всё хорошо! А тётушка? Как она?
   - Теперь уже всё хорошо. Кризис миновал, дело идёт у неё на поправку - отвечал Чичиков. Потапов жестом указал на двери
   - Прошу, Павел Иванович в дом. Слуга отворил им двери и Чичиков, с замираньем сердца, вошёл. Император с картины, на стене коридора, грозным взглядом проводил Чичикова, отчего коллежский советник немного съёжился и поспешно вошёл в гостиную. Он уселся в знакомое кресло, Потапов сел напротив его и, доставши платок, провёл им по губам, с каким то весёлым любопытством глядя на Чичикова.
   - Лето сулит быть урожайным на зерновые - произнёс Чичиков свою давно заученную фразу, которой он начинал всякий раз, если не успевал подготовить что-либо другое.
   - Да - подхватил помещик - всё складывается к этому. А вам Павел Иванович, всё это лето предстоит провести в больших хлопотах. Насколько мне известно, Хлобуев вам продал всё хозяйство в большом запустении. Поэтому я вам искренне предлагаю свою помощь. Чем могу, по мере своих сил, я готов вам помочь. Потапов вопросительно смотрел на Чичикова. Чичиков растерялся от такого оборота
   - И что на него нашло? Ещё вчера он хорошо на мне погрел свои руки, а сегодня готов мне помогать? - думал Чичиков.
   - Я тронут вашей заботой и участием - начал Чичиков - Мне действительно предстоит разрешить много хозяйственных проблем и я приму любую вашу помощь, за что заранее вам благодарен. Одно утешает меня, что у меня толковый приказчик, и я думаю, что за лето он многое успеет сделать. Несмотря на нехватку денег, он сразу, как приехал в мою деревеньку, убедил меня сеять лес в тех местах на полях, где ветер уносил с собой и снег и почву. И теперь появились маленькие ёлочки и берёзки, а польза от этого налицо, сам видел, у Костанжогло; сколько снега наносит на поля за такими полосками леса. Одно слово - всезнай, какого трудно отыскать!
   - Да. И мне первоначально было нелегко, не хватало знаний по хлебопашеству, но ничего, я упрямый! В армии порядок для меня всегда был на первом месте и здесь я решительно избавился от всякой расхлябанности, а уж пьяницам у меня не стало никакого житья. И вам я Павел Иванович советую поступать подобным образом. Строгость во всём: иного мужик не разумеет! За разговором Чичиков украдкой посматривал на дверь комнаты, откуда выходила раньше Ольга по зову помещика, но напрасно надеялся он на чудо, лишь прошла служанка из её комнаты, и всё опять стихло. Увидев немой вопрос в глазах Потапова, Чичиков смутился
   - Как поживает ваша супруга, Анастасия Ивановна, ваше семейство? - спросил Чичиков непринуждённо.
   - Да всё, слава богу, отправил вот их в город навестить сестру и племянников. Пусть развеются в дороге от скуки.
   - А я хочу вас пригласить вместе с семейством ко мне в Павлово, когда вам будет угодно - с некоторым смущением произнёс Чичиков.
   - Обязательно заедем к вам, Павел Иванович, почту за честь! Надо нам с вами, Павел Иванович, помогать друг другу и вообще, я предлагаю вам свою дружбу! Вы очень понравились моему семейству: супруга моя, Анастасия, сказала о вас много хороших слов, а уж она, поверьте мне на слово, в людях разбирается. Чичиков заметно обрадовался и хотел спросить что-то о дочери помещика, но вовремя остановился и исторгнул звук, означивший какое-то удовольствие. Они ещё долго говорили о разных вещах: о прошедшем дожде, который прошёл как раз во время, о сломанной мельнице в деревне Чичикова, на что Потапов тут же предложил Чичикову жернова к ней. О прошедшем бале у управляющего, где, по мнению Потапова, что-то случилось, потому что многие вели себя как-то странно, а именно: полицмейстер просидел всё время в кресле в окружении многих чиновников и все были чем-то озабочены. Собакевич же, не уснул в своём кресле, что он делал всегда в разгар самого веселья, а сидел с красным лицом и рассеянно глядел куда-то поверх голов. Все решили, что Собакевич объелся телятины за столом. За столом Потапов взялся настойчиво угощать Чичикова мадерой. Затем принесли портвейн, совершенно не похожий на портвейн, какой пришлось отведать Чичикову, будучи в гостях у Ноздрёва. Потапов предлагал отведать то одно блюдо, то другое и ни минуты не умолкал. Рассказывал гостю о разных вещах и происшествиях, случившихся в губернии, помянул и разбойников и спросил Чичикова, не беспокоят ли они его, на что он только пожал плечами. Ответы Чичикова часто были не по самой сути вопроса, и рассеянно он забывал, о чём спросил его помещик. Мысли его блуждали, неведомо где, и Потапов, видя, что гость чем-то озабочен, замолчал. Уже в дороге к своей деревне, Чичиков отругал самого себя за то, что не спросил помещика, как бы невзначай; надолго ли отправил он своё семейство в город, но тут же счёл, что это было бы бестактным с его стороны. Гордыня вдруг взыграла в нём неожиданно
   - Какое счастье! - насмешливо воскликнул Чичиков. - Был я вольный человек, а теперь, выходит, я пленник? В голове сплошная неразбериха: все думы только о ней, когда дела не делаются, потому что хозяин этой головы впал в меланхолию! Этак, стану я теперь таким, как Платонов!
   - Чаво изволите, барин? - спросил его, повернувшись на козлах, Селифан.
   - Чаво, чаво, а ничего тебе - зло передразнил его Чичиков - Тебя не спрашивают!
   - Мальчишка, тряпка - продолжал ругать себя Чичиков - приехал он в гости, а зачем приехал? Хорошо, если Потапов ни о чём не догадается, каков я тогда буду? Дома Чичиков принялся распекать всю дворовую челядь. Досталось крепко и Петрушке за одно загадочное обстоятельство: когда Чичиков открыл свой чемодан, то обнаружил там, вместо пистолетов, два увесистых булыжника. Изумлению Чичикова не было предела: он зачем-то вывалил содержимое чемодана на пол, но пистолеты от этого не появились. И сам чемодан выглядел довольно странно: кажется, стал другим
   - Это что такое, а? - рассеянно повторял он. - Это всё как мне понимать, тыкал он Петрушку носом в булыжники, ухватив того за ворот его сюртука. - Ты так стережешь барское добро, мошенник ты этакий! Спать на барской кровати ты можешь, бегать в шинок, вдвоём с Селифаном, ты тоже горазд, а кто барское добро стеречь должен, а? Кто? Я тебя спрашиваю, поросёнок ты, неумытый, а? Проспал барское добро! Чичиков отпустил ворот сюртука и схватил Петрушку за волосы; терпенье коллежского советника истощилось окончательно, он был уже готов сам волочить Петрушку на конюшню и всыпать тому кнутом, как следует.
   - Куда делись мои пистолеты, а? Они лежали здесь и где они теперь, а?! - Чичиков крутанул за волосы Петрушку
   - Где, я тебя спрашиваю? Поросёнок, чушка ты этакая! Петрушка взвизгнул от боли, таращил глаза на булыжники и разбросанные вещи по полу. О покупке пистолетов, Петрушка не знал и раньше, поэтому сейчас он не понял, чего хочет от него хозяин. Чичиков ухватил за волосы крепче и ещё раз крутанул рукою. От боли Петрушка завизжал громче и пытался вывернуться, и кто знает, чем бы всё для него закончилось; барин был очень сильно рассержен. Но тут во дворе произошло какое-то оживление: залаяла собака, говор дворовых людей и хлопанье дверей отвлекли внимание Чичикова от Петрушки. Он отпустил его вихры на голове и выглянул из окна во двор. Во дворе стояла незнакомая коляска, запряжённая тройкой гнедых лошадей. Господин в партикулярном платье, низкорослый, с круглым животом и на коротких ногах о чём-то спрашивал приказчика, изредка бросая взгляд на окна дома. Высокий, бородатый кучер с кнутом в руках и лакей в архалуке, стояли рядом с повозкой. Чичиков принял приезжего за покупщика, что ездят по деревням, заводят знакомства с помещиками, чтобы в дальнейшем делать своё дело, а именно: исполнять казённые подряды и в этом иметь свою долю прибыли. Пенька, мёд, пчелиный воск, хлеб и овёс, всё, что потреблялось на бескрайних просторах Руси, были предметом, ради чего небогатая коляска пылила неделями по незнакомым дорогам губернии. Увидев перед собою Чичикова, господин, снявши шляпу, представился
   - Коллежский советник Арцбах Аммос Петрович. Арцбах - повторил он ещё раз. Чичиков в ответ назвал свою фамилию и, помедлив, добавил
   - Приятное совпадение! Я тоже коллежский советник и хозяин этой деревни! Оба слегка поклонились. Пока приезжий объяснял, куда он держит путь, и просил помощи в ремонте его коляски, Чичиков рассматривал приезжего, изредка вставляя в разговор несколько фраз. Зелёные панталоны в полоску и жилет, тоже в полоску, делали приезжего похожим на крепкий арбуз. Приезжий оказался словоохотливый малый: слова у него вылетали как спелый горох из стручка. В немногим, меньше четверти часа, гость обстоятельно успел рассказать о цели своего путешествия, в каких славных поселениях ему довелось побывать. О трудности его предприятия, и с какими славными помещиками ему довелось познакомиться. Отметил свою любознательность к предметам хозяйственным: поведал Чичикову, какими ухоженными полями и перелогами он только что проезжал и какие славные видел он постройки у помещиков. Дал несколько полезных советов об устройстве Ланкастеровой школы взаимного обучения и даже процитировал несколько строк Юнговых Ночей, намекнув Чичикову о том, что он, когда-то, и сам пописывал стишки в университетскую газету Московские ведомости. Коснулся мудрости управителей и заговорил об учёных предметах, в которых он оказался большим знатоком: посвятил Чичикова в такие непроходимые дебри тайн учёных мужей России, что Чичиков опасливо посмотрел на гостя; вполне перед ним мог оказаться член тайного общества масонов или волтерианец. Арцбах с удовольствием видел; его слушают с неподдельным вниманием. Чичиков же, не без приятности, отметил про себя, что приезжий, человек практический, имеющий, к тому же, большой запас умственных способностей и повидавший жизнь такой, какая она есть. И, кажется, хорошо научился разговаривать с любым сословием людей: понатощился всяческих житейских хитростей, что ещё больше подчёркивает его природный ум и изворотливость. Давши гостю выговориться и улучив, что нужный момент настал, Чичиков вежливо указал на дверь
   - Прошу! Гость проворно покатился на коротких ногах по дорожке рядом с Чичиковым. Чичиков заметил, что гость немного хромает на левую ногу. Уже в гостиной, сидя в креслах, он достал вначале батистовый платок с синими горошинами по краям и несколько раз провёл им по гладким щекам. Затем Арцбах громко высморкался в платок, словно труба оркестра исторгнула низкий и хриплый свой звук, достал из кармана своего жилета табакерку из тёмного дерева, выполненную в форме головы Мефистофеля с высунутым красным языком, и предался наслаждению. От удовольствия, гость поднимал свой нос куда-то вверх и вправо
   - Какая благодать! - воскликнул он. - Пыль дорог, скучные виды из окна, с небес на тебя глядит белое от злости солнце, усталость, сковавшая всё тело - всё теперь позади, ты в кресле, уютный дом и приятный собеседник рядом, что ещё нужно усталому путнику? - произнёс Арцбах.
   - Не хватает только хорошего стола и чашки крепкого чая, что мы сейчас и сделаем - ответил ему Чичиков. Он тут же кликнул дворовую девку Капитолину и велел накрывать стол к обеду на двоих. Лакей с кучером были отправлены, как и подобает, в людскую. Кузнецу и колеснику был тоже сделан наказ; заняться немедленно починкой коляски гостя. Тем временем, пока не накрыли стола, Чичиков приготовился слушать продолжение разговора.
   - Мне тоже часто приходится путешествовать, люблю живое коловращение людей, увидеть жизнь в самых отдалённых уголках губернии, окунуться в самую гущу событий. В душе я скиталец. Поэтому я до сих пор одинок, да-с, наверное, поэтому, один как перст - Чичиков задумчиво сцепил пальцы рук.
   - И что же, нет у вас той, кто смогла бы составить вам достойную партию? Вокруг столько богатых помещиков и есть вернейшее средство против одиночества, против хандры.
   - Какое же?
   - Завести себе дело, которое завлекло бы вас целиком. Уверяю, пропадёт всякая скука, столько новых людей будет на вашем пути и кто знает, может встретится вам та, что....
   - А что за дело - спросил Чичиков.
   - Дело, способное вас увлечь. Взять, к примеру, меня. Расскажу вам сейчас свою историю. Служил я заседателем в нижнем земском суде, а до этого был я поверенным и много чего несправедливого претерпел я от жизни. В суде долго не задержался по причине вздорного характера судьи, хотя я мог бы стать и повытчиком, и долго ходил в поисках вакантного места. Как путник, потерявший дорогу, стоял я, посреди пустыни жизни, вопия от несправедливости ко мне судьбы. Без копейки в кармане и протекции, с большим трудом я нашёл место переписчика в школе для кантонистов, алча, однако, для себя другого занятия. Но, чтобы пробиться к хорошей должности, мало быть и столбовым дворянином, если нет протекции. Везде нужна протекция, а в губернском городе без протекции и шагу не сделаешь.
   - Совершенно я с вами согласен, не имеешь протекции; значит надо подать рекомендательное письмо за подписью князя Хованского, желательно оценённое в три империала. С помощью его сиятельства уже нет ничего невозможного - шутливо произнёс Чичиков. Гость улыбнулся: к услугам князя ему, видимо, приходилось часто прибегать.
   - Так и я. Уже почти смирился я с безысходностью моей, но тут счастье, наконец, вспомнило обо мне. Женился я на побочной дочери городского головы. Выгодная партия перевернула мою жизнь, и воспрял я духом. В небольшой срок я обзавёлся тройкой лошадей и домом за городом, перекумился с нужными людьми. В то время, когда мои друзья погрязли в кутеже и пустой трате времени, взялся я, по совету своего тестя, за дело. Давно я приглядывался на то, как живут чиновники, имеющие доступ к казённым деньгам. Какие дела можно проворачивать! Когда ты сидишь в департаменте и можешь влиять на финансовые реки, поворотя к себе лишь маленький ручеёк? Это вам, скажу я, не в овощенной лавке селёдкой торговать: здесь нравы почище-с и возможностей побольше, да-с! Служи, да не зевай! Чичиков, вначале, оторопел от такой откровенности гостя, но чуткий нос его уже уловил тонкий запах поживы.
   - Определённо, этот человек может многому меня научить - подумал Чичиков. Ему вдруг вспомнилось, когда он сам был мелкой приказной тварью и делал закладную на расстроенное имение одного разорившегося помещика. Лицо секретаря; кто так неожиданно, одной фразой, перевернул его жизнь. Но уж вскинулись со своих мест ловкие трубадуры: звон их медных труб дружно слился в торжественный гимн вместе с далёкими отголосками литавр, и лицо пропало, сказавши Чичикову, напоследок
   - Ну что брат, пригодился тебе мой совет?
   - Да что же можно сделать такого, коли, чин невелик? - произнёс Чичиков, очнувшись.
   - Очень многое можно сделать - воскликнул гость. Арцбах даже подался на кресле к Чичикову, видя, у что помещика появился живой интерес к разговору.
   - Я так думаю: была бы умная голова на плечах, да желание, а прореху в обеспеченную жизнь всегда можно найти в нашем законодательстве - продолжал Арцбах. - Да прореха, скажу я вам так. Там наверху, не глупые люди сидят и понимают, что если всё законодательство будет как глухая, непроницаемая стена, где нельзя будет найти небольшую лазейку, то не будет рвения в службе. Всё заклёкнет, все встанет без движения, и законодательство оборотится против своего государства.
   - Но ведь тогда каждый будет совать в эту прореху свою лапу и всё непременно разворуют - возразил Чичиков.
   - А вот и не так! Всё как раз и будет под самым бдительным оком. Каждый будет следить за своим соседом по канцелярии, зная, что тот может и поживиться там, где ему брать не по чину. А ему самому тоже не дадут просунуть эту свою лапу в казну уже другие. Будет рвение небывалое, всё воспарит в движении, и последний писец очнётся на своём стуле. Не то ведь как бывает: сидит мошенник, глаза у него открыты, и ты ему хоть перо в ухо воткни - спит, каналья!
   - А кому же тогда удастся просунуть руку в прореху - спросил в недоумении Чичиков.
   - Всё здесь будет по справедливости - уклончиво сказал Арцбах. Чичиков не нашёлся, что возразить гостю. В комнату проникли приятные запахи из кухни, и вошедшая девка сказала, что стол накрыт. За столом гость вёл себя весьма непринуждённо. Не умолкая ни на минуту, он проворно работал вилкой и ножом и Чичиков с удовольствием отметил про себя, что ему сам бог послал такого собеседника. Что-то близкое, родное к гостю почувствовал Чичиков, словно прилетевший из далёких краёв чёрный ворон разглядел на свежей орани среди множества разных птиц только одну, такую же, как и он сам, чёрную птицу. Гость же про себя отметил, что хозяин поместья, кажется, не похож на скрягу, у какого он побывал днём раньше.
   - А скажите мне, любезный Павел Иванович, знакомы ли вы со здешним помещиком Собакевичем - спросил Арцбах. Чичиков ответил, что Собакевича он очень хорошо знает.
   - И как он вам?
   - Слон в посудной лавке, к тому же тугодум и обжора - ответил Чичиков.
   - Верно сказано! Представьте себе: эта машинища, этот колосс на чугунных ногах прошёлся по моей ноге. Арцбах даже застонал, словно Собакевич вновь наступил ему на ногу. - В жизни ничего подобного я не видел!
   - А позвольте мне знать: вы были у него в гостях просто проездом? Или же какие дела?
   - Должен я к концу осени выполнить подряд, заключённый мною с департаментом на поставку продовольствия в местные гарнизоны. Дело затягивается по причине таких вот тугодумов, как вы изволили выразиться. Арцбах вздохнул. Видимо не так уж и лёгок хлеб покупщика.
   - За каждый пуд пеньки и меру овса, приходится просто биться, пока договоришься о цене с такими вот, как этот Собакевич. Ему кажется, что его хотят надуть, а сам он и есть наипервейший мошенник: подсунул моему приказчику затхлый прошлогодний овёс и так дело обставил, будто я во всём виноват.
   - Я знаю и могу вам порекомендовать хороших помещиков, живущих здесь поблизости. Очень богатые поместья и с большими запасами продовольствия. Кстати, если вас заинтересует хорошее вино, то могу вам порекомендовать помещицу Свистун-Пятку, живущую, прямо посреди дремучего леса, в несколько часах езды отсюда. Очень большие запасы хорошего вина и можно поторговаться. Имеются у неё и запасы рыбы и всякой ягоды. Чичиков с содроганием вспомнил рыжебородого крестьянского детину, что так неласково обошёлся с его головой, крутобокую хозяйку Свистуновки
   - Поезжай прямо сейчас чертям в зубы, не мне же одному страдать - подумал он, глядя на Арцбаха.
   - Это хорошо, замечательно, возьму и рыбу, мёд, возьму и щепной товар. У меня есть куда всё сбыть, всё возьмут, и всё пойдёт в дело. Но в первую очередь нужно выполнить подряд на продовольствие и я предлагаю вам следующее - Арцбах перестал вертеть в пальцах голову Мефистофеля и внимательно посмотрел на Чичикова. - Как только у вас наметятся излишки в хлебных запасах, овса, то я бы готов у вас всё это купить. Возьму я также и воск, если того будет, а также войлок и юфть. Я дам вам хорошую цену. Как вам моё предложение?
   - Уж если цена меня устроит, то я обещаю вам в этом содействие - уклончиво ответил Чичиков и тут же спросил
   - Пользуясь, случаем хочу вас спросить в свою очередь, вы во многих местах побывали, и конечно видели, в каком состоянии находятся помещичьи имения. Арцбах кивнул головой.
   - Меня интересуют ни столько богатые поместья, а в большей степени разорившиеся - продолжал Чичиков. Голова Мефистофеля, наконец, убралась в карман жилета
   - Разорившихся поместий очень много и, как правило: ничего полезного там не купишь - всё заложено, а то и сам хозяин находится под судом - сказал Арцбах.
   - Меня интересует в первую очередь не предмет осязаемый, что можно купить, а количество крепостных душ, умерших по каким либо причинам, и в первую очередь причины разорения поместья. Были ли в тех местах, какие повальные болезни, мор или же голод. Много ли умирало крепостного люду?
   - А зачем вам это надо - удивлённо спросил Арцбах.
   - Видите ли, Аммос Петрович, у меня есть приятель, и он меня просил посодействовать в покупке относительно недорого имения. У него есть свои крепостные крестьяне, в этом у него нет просьбы, а нужно только имение и земля. А если имение уже заложено, то он готов выкупить закладную немедленно. Выкупить же вместе с крепостными у него недостаёт денег. Ну, согласитесь сами, вы разве будете держаться за имение, которое уже пришла пора закладывать или продавать, и большинство крепостных вымерло во время эпидемии? Нет. И я бы не стал доводить дело до полного краха, а продал бы его скорей. Поэтому я вас и спрашиваю, знаете ли вы таковых, кто бы мог уступить? Я имею в виду помещиков этой губернии и желательно не так далеко отсюда. Ведь я сам поселился здесь совсем недавно, и знакомых у меня здесь почти нет. Арцбах задумался
   - Во многих поместьях здесь я бывал и помещиков, у которых уже всё заложено, знаю. Кроме того, у меня здесь есть и приятели, у которых много умирало крестьян, а имения на грани полного развала. Модно стало в долг жить; батюшка наживал, а сынок всё на курьерских спускает. Смотришь, а он сам уже под судом, или в городе на съёмной квартире живёт и скрипит пером в уездном суде. Арцбах начал перечислять фамилии: Овсов, Трепакин, Плешаков, Свиньин, Харпатьев. А в пятнадцати верстах отсюда живёт очень интересный человек. Советую вам его непременно навестить. Такой картёжник и мот. Но, весёлый малый! Арцбах назвал фамилию Ноздрёва.
   - Нет! Нет! Нет! Нет! - закричал в исступлении Чичиков. О Ноздрёве я и слышать ничего не желаю! Такая бестия!
   - Как вам будет угодно. А дальше от него живёт помещик Карл Карлович Шванден. Кажется, у него много умерло в этом и в прошлом году, крепостных, а имение, я слышал, продаётся. Думаю, вашему приятелю понравится. Немец к тому же хочет переезжать в другую губернию, и я думаю, что это подходящий для торга случай. Правда здесь есть одно очень серьёзное препятствие: Карл Карлович глух как старый тетерев, и я едва не охрип, пока с ним договаривался о продаже мне хлеба с нового урожая.
   - Непременно заеду к нему - заверил Чичиков.
   - А недалеко, в верстах четырёх, живёт помещица Колотилина Марфа, уж не помню, как её величать по батюшке. Тоже подходящее для вашего приятеля предложение - продолжал Арцбах - Я у неё отменный овёс купил и по сходной цене, особо не торгуясь.
   - А не заняться ли мне скупкой продовольствия - как это делает Аммос Петрович - подумал Чичиков. - Заводить разговор прежде о купли той же пеньки или овса будет мне легче, к тому же меня это ни к чему и не обяжет: захочу - приедет приказчик и заберёт товар, а захочу - и не приедет. А можно потом и продать всё купленное этому покупщику, чтобы самому не иметь хлопот с рынком. Дело только; узнать цены на всё, что он берёт для выполнения подряда, чтобы самому иметь с этого выгоду. А главное - исчезнут всякие ненужные подозрения и пересуды, и разговор об мёртвых душах я буду стараться заводить незаметно. Не надо будет, как прежде, брать сразу быка за рога и пугать помещика странными предложениями. Эта идея так понравилась коллежскому советнику, что он даже произнёс едва слышно
   - Ах, я простота! Стольких помещиков объездил, а ведь мог бы и этим делом заняться, попутно, да поторговаться! И не было бы теперь столько сплетен и пересудов о моём занятии. Нет, непременно я возьмусь за это дело! - подумал Чичиков. Он заставил гостя подробно рассказать, как ему проехать к каждому помещику, не забыв при этом расспросить и о дороге. После застолья гость отправился в отведённую ему комнату, куда слуга за время их разговора, снёс все вещи из повозки. Через некоторое время, Чичиков, проходя мимо комнаты, где расположился Арцбах, услышал лёгкий храп и посвистывание, как посвистывал Селифан, когда поил в реке лошадей. Чичиков долго лежал на диване в гостиной. Обдумывание нового для него занятия и пропажа пистолетов из его чемодана так растревожили его, что он до полуночи не мог успокоиться.
   - Надо бы мне прежде узнать все тонкости в этом деле. Кто из чиновников имеет к этому предприятию отношение: уж точно, здесь должна присутствовать сытная кормушка; сам бы я нашел, за что уцепиться, сиди я сейчас в департаменте. Придётся мне теперь наводить здесь свои связи. Чем чёрт не шутит, а эта затея сулит хорошую мне выгоду - думал Чичиков. Мысль о пропаже пистолетов, однако, зашла в тупик: Чичиков не мог никак понять, почему воры не забрали весь чемодан и зачем положили в него булыжники? Чичиков встал с дивана и вышел на балкон. Молодой месяц одиноко висел на небе, тщётно пытаясь осветить все тёмные углы леса, и смотрел с высоты на неугомонных мальчишек, сидевших на старом баркасе. Деревня спала после трудового дня, не спали только её хозяин, да собравшаяся у пруда молодёжь. Где-то в конце улицы тренькала балалайка - краса, гордость и утеха деревенского увальня, да девичий смех, как множество звонких весенних ручейков, тревожили ночную тишину.
  
  
  
  
   Глава 11.
  
  
   В ворота усадьбы, принадлежащей отставному генералу Покатилову, въехал экипаж, запряжённый цугом. Мокрые спины лошадей, серая дорожная пыль, покрывшая огромные чемоданы, коляску, фонари, отделанные финифтью, и двух лакеев в ливреях с галунами, усевшихся сзади экипажа: на всём лежал отпечаток длинной и трудной дороги. Генерал Покатилов, ещё крепкий, с лысым затылком мужчина, в малиновом халате нараспашку, спускался по лестнице. Солнце мешало ему разглядеть приезжего господина в партикулярном платье, с соломенной шляпой в руках. По мере того, как генерал подслеповато вглядывался в приезжего, улыбка его становилась всё шире и руки бросили теребить полы малинового атласного халата. В следующий миг крики восторга, крепкие объятия, лобзания от чистого сердца огласили внутренний двор его усадьбы.
   - Милостивый государь! Наконец-то ты вспомнил старика! А я все глаза уже проглядел на дорогу, после того, как у меня побывала в гостях княжна Юсупова. Ты, должно быть, помнишь княжну, она кузина полицмейстера? Это она предупредила, что ты собираешься наведать меня, старика.
   - Прости, уж так всё получилось - отвечал приезжий. Собирался я сюда ещё раньше, да неожиданные обстоятельства изменили мои планы. И заранее должен тебя предупредить, что я приехал сюда не просто в гости, а по служебным делам, по именному повелению. Поэтому я прошу тебя сейчас не разглашать о цели моего приезда, так как, покуда, не время.
   - Конечно, можешь на меня положиться без сомнений. А что за дело - спросил генерал.
   - Следом за мною должны прибыть ещё два чиновника из третьего отделения, и как только я получу от них известие, то мне предстоит здесь много поработать. А пока я очень надеюсь на твою помощь, келейно обсудить весьма непростые вопросы о делах вашего города и не только о них. Я думаю, ты догадываешься о серьёзности дела, если здесь потребовалось вмешательство высочайшей особы? Генерал в растерянности смотрел на гостя
   - Если дело настолько серьёзно.... Хотя чем я могу помочь? Я как-то не сумел здесь обзавестись связями и в свет выезжаю редко, ведь это не столица, здесь губерния. Тихо здесь.
   - И в дальней губернии может завестись такое дело, что .... А в тихом болоте черти лютуют! Я прибыл сюда не столько, чтобы покарать, сколько постичь всё тайное, способное нанести урон государственной казне. Возможности обогащаться за счёт государства, найти слабые места в гражданском законодательстве, благодаря чему мошенники запускают свои руки в государственную казну. Постичь дух человека, облечённого высокой властью и берущего, при этом, взятки. Я понимаю - зло неистребимо, остаётся только бороться с этим злом. Нужна тактика, хорошо продуманная и опробованная в деле. Главное - это найти истоки, откуда всё начинается, и карать, уничтожать воровство и взяточничество в самом зародыше. Но этим займутся уже другие люди. Государь требует от нашего ведомства действий, и ты знаешь: если я приеду в столицу с пустыми руками, то полетят головы. Генерал с гостем прошли в дом.
   - Как видишь - продолжал гость - У меня на тебя большие виды. Тебе о чём-либо говорит фамилия коллежского советника Чичикова?
   - Об этом человеке много всяких разговоров я наслышался, да только я в эти рассказы не верю - отвечал генерал. - Ну, посуди сам, Александр. Разве может один человек столько бед натворить? По рассказам полицмейстера, этот Чичиков делатель фальшивых ассигнаций, предводитель шайки разбойников, что грабит почтовые кареты и помещиков нашей губернии, и он же наводит своих разбойников на богатые поместья. Ездит по губернии, то под видом покупщика, военного, или представляется чиновником по особым поручениям. Заводит знакомства с помещиками, а сам всё высматривает, да вынюхивает, что где лежит, чтобы потом его шайка не ушла с пустыми руками. Вздор! Ну, чистый вздор! Будто бы для того, чтобы запутать следы, скупает уже умершие крепостные души и тем наводит панику на помещиков, поверивших, что этот Чичиков посланник самого сатаны. Экий бред! От безделья наши помещики выдумывают всякую нелепицу, одну глупее другой! Соберутся за карточным столом и надо им же почесать языки - вот и выдумывают! Пустили слух, что этот Чичиков увёз девчонку у помещицы Коробочки. А на какой чёрт она ему сдалась? Ну, скажи Александр, как можно поверить в то, что будто этот Чичиков подделал завещание покойной вдовы Ханасаровой, чтобы самому запустить свою лапу в богатое наследство? Ведь там было столько маститого воронья, что его бы и близко не подпустили к руке покойной? Я думаю, что его именем удачно прикрываются те, кому это выгодно. Историю с мёртвыми душами могли выдумать и те, кто сидит в опекунском совете. Ведь это хорошее прикрытие, чтобы разворовывать казённые деньги! Что? Разве в других губерниях нет подобного? И ещё упрямо идут разговоры о каком-то мифическом разбойнике, которого, кстати, никто и не видел. Как сказал мне губернатор, этот разбойник имеет связи и с некоторыми чиновниками губернии. Этакий, неуловимый Ринальдо! А с Чичиковым я не имел чести познакомиться, хотя видел его много раз - так, серая, незаметная личность, но, слышал, имеет миллионы. Но это, я думаю, не повод винить человека во всех смертных грехах. Верь всем этим выдумкам Александр, уж как твоей душе будет угодно, а меня уволь! Уж если тебя это интересует....
   - Хорошее начало - весело отвечал гость - Уже что-то у меня имеется. - Конечно, всё будет проверяться, и самым тщательным образом, для этого и подбирали сюда этих господ из третьего отделения с особым пристрастием.
   - Что же, касательно градоначальников нашего города, так уж ты меня знаешь хорошо, Александр, и между нами не должно быть никаких недомолвок. Только откровенность - продолжал генерал. - Скажи мне Александр, в какой губернии не воруют? В каких местах не берут взяток? Кто же теперь спит на должности? В каком-либо уездном городишке, куда не всякий купец решится отправиться, по причине наших гадких дорог, тоже ведь есть свои маленькие князья, и представь Александр: находятся и здесь дела, которые невозможно решить, пока не сунешь в лапу. Взяточничество, это я тебе скажу такое болото, трясина, куда, если ступишь, так пожалеешь. Что ж - вор? Или же просто другой дурной человек? Но брать взятки! Ведь это так гадко! - Как бы он не подвёл меня под монастырь - думал генерал. - Ему что: здесь он накопает, там он увидит, что уже невозможно не увидеть. Молод он ещё, и с амбициями. Тут же найдутся охотники угодить чиновнику из комиссии и начнут строчить доносы на своего начальника. Надуют в уши чиновнику из столицы так, что хоть за голову хватайся! Всё опишет чиновник из столицы, и прибавит ещё от себя для пущей убедительности. Всё что нажито неправедным путём распустит он в пух и прах и уедет в столицу за повышением и наградой. А я здесь потом моргай глазами - виноват Покатилов! Вот что плохо! Да и есть ли на свете у кого побуждения всё устроить справедливо? Корысть чаще всего оказывается впереди справедливости. Мой приятель может, конечно, накрутить хвост тому, кто уже достаточно намозолил глаза всей губернии. Однако это мало что изменит: на место зажиревшего и зарвавшегося сядет голодный и злой, учтёт все ошибки того, что только что слетел с этого места и поведёт дело так, что прокурору и понюхать в этом месте ничего не доведётся. И всё станет как прежде. И все тёмные места, где прячется неправда всякая, станут ещё темнее. Ещё гаже станут сплетни и пересуды среди гражданского сословия, и будет только хуже всем после таких разборок. Так думал генерал, слушая неторопливую речь своего приятеля.
   - Сейчас у меня есть время и я хотел бы, чтобы ты устроил мне встречу с князем: обсудить келейно план взаимодействия с его доверенным человеком - сказал гость. Генерал обещал всё устроить, и на следующий день его коляска стояла у ворот генерал-губернаторского дома. Князь холодно встретил генерала, но выслушал его со вниманием. Обещал содействие в расследовании по мере возможности, и устроить проживание чиновников из столицы. Домой генерал возвращался в скверном настроении.
   - Князь строг и от своего не отступится и его можно понять. Рано или поздно, но всё станет известно и моё участие здесь не останется незамеченным. Надо что-то придумать, надо приложить все усилия, чтобы смягчить скандал, направить расследование по другому руслу. Да, смягчить скандал, направить его по спокойному руслу, иначе моя спокойная жизнь в этом городе станет под вопросом - думал генерал.
   - Однако отчего вдруг всполошилась столица? И даже сам государь назначил расследование? Пока генерал обдумывал, как ему поступить дальше, к дому купца Авдеева подъехала коляска полицмейстера. Купец Авдеев - благообразный старик со спутанной бородой клином, кланялся в пояс
   - Ваше превосходительство! Алексей Иванович! Какой гость! Уж вы как обещали мне зайти, помните, не забыли! Как в прошлом годе, на Покров, смотрели мы на новые санки у меня во дворе, так я всё и ждал с той поры. Я велел их перекрасить в любимый ваш цвет, вон они стоят под навесом. Вас дожидаются! Полицмейстер кинул взгляд в сторону навеса, где стояли, поблескивая, свежей краской, лёгкие санки
   - Не до санок пока, пусть стоят до снега, а сейчас у меня разговор к тебе есть. Они прошли в гостиную.
   - Как живёшь? Как идёт торговля? - полицмейстер уселся в кресло.
   - Да все, слава богу! И вам всяческих благ и всему семейству вашему, ваше превосходительство! - отвечал купец.
   - И всё бы, слава богу, да терплю я всяческие притеснения от моих постояльцев, в чём надеюсь найти у вас защиту и покровительство. Не оставьте, ваше превосходительство, одного, супротив злодеев! - Авдеев кланялся в пояс, в голосе его послышалось дрожание. - Замучила эта пьяная гарниза! Не дальше, как вчерашний день, учинили они погром в моём подвале. Выпили, почитай все запасы вина и в продуктах я теперь большую нужду имею. А вздумал я их совестить и о божьей каре заикнулся, так они пригрозили, что намнут мне брюхо и выдерут мою бороду, если я побегу жаловаться на них в жандармерию. В доме ничего ценного нельзя держать, ваше превосходительство! На Онуфрия, ваше превосходительство, прилёг я на кровать отдохнуть после обеда, а уж в две руки шарят они, и под кроватью, и на моей груди беспокойство. Ищут, где я капиталы прячу! Это мне то, купцу Авдееву, такое оскорбление? Защитите, ваше превосходительство, богом прошу! Великие обиды и унижения я через это терплю! А я в долгу не останусь, уж вы меня знаете! Борода у купца мелко затряслась, глаза покрылись влагой. Полицмейстер помрачнел
   - Знаю, знаю, какие ты терпишь обиды от постояльцев и не ты один. Вот и кум городского головы приходил ко мне с просьбой, чтобы я нашёл управу на всё это пьяное воинство. И то, правда: дай им волю, так они и самого городского голову запрягут в дрожки, как они поступили с сидельцем купца Бахметьева. Но ты не расстраивайся, я за этим и пришёл, чтобы тебе помочь. С завтрашнего дня постой съедет от тебя, я позабочусь об этом. Да не забывай про мою доброту!
   - Век за вас буду я бога молить! Дённо и нощно за доброту вашу и заступничество в трудах и молитвах вас поминать, ваше превосходительство! Вас бог наделил умом и добротой, чтобы за нас неразумных в тягостных заботах пребывать.... Человеколюбче! Зачтётся вам, ваше превосходительство, перед всевышним за заступничество!
   - Полно, будет тебе. К тебе, мне стало известно, племянник едет из столицы? Каков он? По статской или же по военной службе? Что ты об этом мне скажешь? Авдеев перестал кланяться, в глазах его полицмейстер заметил некоторое удивление.
   - Так оно, так, есть племянничек, как же. Шлёт мне весточки с оказией, ну а я деньжат когда. Оно известно: дело молодое, погулять хочется, а столица, там много денег требуется.
   - Так в каком он департаменте служит?
   - Про то я не знаю - не сказывал, но большой начальник, ваше превосходительство! Большо-ой! Министры, говорит, вокруг него так и шастают, так и шастают!
   - Большой, говоришь? - полицмейстер задумался.
   - Знатный чин, уж по всему видать, ваше превосходительство - подхватил Авдеев. - Когда гостевали они у меня с приятелем: кавалерия у него через плечо и выступка такая важная - не подступись! И приятель их, тоже им под стать. Полицмейстер заметно помрачнел
   - Осторожнее с ним, а то я знаю вас: поменьше с ним разговоров, не то наплетёшь, чего не следует. Он человек столичный и вашего грубого языка может неправильно понять. И как только он к тебе приедет, так дай мне знать. Авдеев кланялся
   - Благодетель вы наш, всегда рад за вас постараться! В голове же, у полицмейстера, началась настоящая кутерьма: белое от гнева лицо князя, какие то незнакомые господа, с кавалериями через плечо грозно внушали ему что-то серьёзное, и был в их взглядах такой холод, что полицмейстеру стало совсем дурно. Язык у него бессвязно ворочал совершенно ненужные слова в оправдание, словно к нему привязали тяжёлую гирю. Противный холод пополз по спине и добрался до самой головы, парализовав разум. Опомнился полицмейстер лишь, когда кучер Антошка, поворотясь на козлах, сказал
   - Приехали, ваше превосходительство! Коляска стояла перед домом полицмейстера. Полицмейстер занес, было ногу к ступеньке коляски, но передумал
   - Давай в управление! Нет, к чёрту управление! Гони скорее к губернатору! Коляска помчалась к дому губернатора. Грязные, от городской копоти сороки быстро разнесли на своих хвостах новости по всему городу и полицмейстер, приехавши к губернатору, застал там многих почтенных лиц, встревоженных не на шутку, словно на город надвигалось цунами, и надо было спасаться. Выглянувшей вдруг из соседней комнаты даме губернатор нервно замахал руками, впрочем, один лишь человек совершенно не был встревожен. Сидел в кресле, вытянув ноги, сытно икал после обильного ужина и готовился основательно приотдохнуть в кресле: фрак его был расстёгнут, и манишка была снята и покоилась на подлокотнике. Это был Собакевич. Наслушавшись всяких разговоров о предстоящих разборках столичной комиссии, он равнодушно изрёк
   - Да приди сюда к нам хоть сам Наполеон, хоть сам турка - страху то! Страшно - это когда еды на столе пропасть, а у тебя, как назло, ну нет настоящей охоты. А что? Собакевич икнул в платок. - Ездил я на прошлой неделе в гости к приятелю моему, Плешакову. Всё было славно: стол ломился от всякой еды, и хозяин в настроении, а нет, ну не в коня корм! Такая оказия! Домой возвращался я в самом скверном настроении, так на тебе: на середине пути словно прорвало у меня, и быка я бы съел тогда, ну хоть поворачивай лошадей назад! Насилу я домой добрался. Собравшихся у губернатора, однако, не тронул рассказ Собакевича о еде, но мысль о Наполеоне вдруг всех взволновала
   - А что, господа? Ну, кто из нас видел, что Наполеон сидит в темнице за семью замками? Никто! А его верные слуги? Разве все они замёрзли по дороге, когда Наполеон драпал из Москвы? - начал рассуждать почтмейстер. А вот недавно довелось мне прочесть одно занятное письмо, господа. Один столичный чиновник из жандармерии пишет своему другу, что с острова Елены сбежал самый первый преступник. И что сообщники преступника затопили водой подземелье, чтобы скрыть все следы, где он сидел, прикованный к стене железной цепью. Разве первый преступник, это ни есть, как сам Наполеон, судырь вы мой? Все собравшиеся чиновники уважали почтмейстера за спокойную рассудительность и ровный характер
   - Ты Иван Андрейч из нас только один видел Наполеона, и ты лучше нас знаешь, на что он способен. И что, по-твоему, он замышляет?
   - А то, господа, что его люди сидят сейчас во всех департаментах и ждут только сигнала, чтобы начать сеять смуту по всем городам - продолжал почтмейстер. И по всему видать, судырь вы мой, это время наступило. И приметы за всё это говорят, уж я то знаю толк в приметах.
   ­­ - Приметы! Что приметы? - прервал его полицмейстер. - Я только что от купца Авдеева, господа. Кажется, Ноздрёв на этот раз не солгал: всё подтвердилось, господа. У Авдеева действительно есть племянник и он ещё та штучка! Авдеев мне сказал, что его племянник служит в столице. В каком департаменте, выяснить, к сожалению, не удалось. Но, по всему видать, господа, положение его очень высокое - кавалерию через плечо, кому попало, не повесят! Я со своей стороны уже предпринял ряд мер по наведению порядка: всех слабых до водки полицейских, таких как этот Прыткохвостов, я велел убрать с глаз долой; стоит теперь голубчик на мосту. Стоять на мосту, да гонять нищих от церкви, не велик труд. И у кабаков теперь у меня видные и надёжные люди стоят. И самому приятно, господа, входить в такое заведение: налицо забота властей о простом народе. Гауптвахту я всю разогнал, теперь там у меня всё чисто. Советую и вам, господа, заняться наведением порядка во всех присутственных местах. Не то и самому неприятно смотреть, как больные в городской больнице карабкаются через гору мусора у самого входа - повернулся полицмейстер в сторону инспектора врачебной управы.
   - Оно и на душе спокойней, когда воочию видна картина усердия всех градоначальников. Худо только ждать, а так ничего, господа, я готов ко всему. Уж скорее бы наступила ясность во всём, покоя душе нет, ни днём, ни ночью. Лихо, так лихо! Лишь бы всё к одному концу! Знать бы наперёд, какую сторону примет князь? Захочет ли он выставлять всё напоказ? В зале произошло некоторое оживление: все, начиная от губернатора, правителей канцелярий, советников, асессоров, все повернулись друг к другу. Кто с удивлением, кто с растерянностью, граничащей с паникой. Голоса слились в дружный гул, и кто знает, куда бы всё вышло, но тут среди собравшихся, один молодой человек, заявил, что хорошо знает племянника купца Авдеева. Что племянник купца его хороший приятель и не советник вовсе, а обыкновенный кутила и щёголь. И что кавалерию они вдвоём с приятелем стянули у его деда, героя войны, чтобы пустить пыль в глаза купцу Авдееву и выпросить с того, под это дело, побольше денег. А служит его приятель в Петербурге, поверенным в одной из канцелярий его превосходительства графа Щетинина. Больших подвигов на службе у графа он не совершил по причине частых кутежей и пьянства. На калёном лице Собакевича появилось подобие улыбки
   - Ну, что я говорил? Страху то! Ещё один жулик, того и всего! Полицмейстер растерянно смотрел на присутствующих
   - Чёртов Ноздрёв! Солгал, как всегда! Уж как я не хотел тогда его слушать, как не хотел, а поддался ведь, таки, стервецу! Прямо, ну, чёрт побери, будто кроме Ноздрёва некого было расспросить? Этак мы все, господа, привыкнем попадать в глупое положение, если будем так необдуманно поступать. А может мы сами на себя напрасно страху напустили? У страха то, глаза велики, а выйдет, что всё пустое? Что ж? Горький опыт общения с Ноздрёвым пойдёт нам всем на пользу. Не биться же нам головой о стенку и посыпать её пеплом? Полицмейстер повернулся, было, в сторону почтмейстера. Видимо он хотел упрекнуть того в излишней доверчивости к Ноздрёву, да вовремя вспомнил, что всё было, тогда как раз всё наоборот и это он сам убедил всех послушать Ноздрёва. Гул в зале перешел, в какую то трескотню. Всем собравшимся очень нужно было сбиться на правильную дорогу и для этого у всех хватало разума и напористости, а дороги как назло и не было. Впору было просить им о совете царя израильского. Один почтмейстер не шумел и никого не убеждал. Тихо отойдя в сторону, он задумчиво нюхал свой табак.
   - Ну, вот и славно! Авось беда мимо меня проедет, кажется, всё становится на своё место. Если и что произойдёт, то, как всегда - выдернут из толпы пару Кислоедовых, да Самосвистовых и устроят над ними судилище. А тем и не впервой: в этом месте слетят, а в другом вновь пристроятся! А этот Чичиков, уж я бы и сам готов помочь следствию, лишь бы его куда-нибудь подальше от нашей губернии сослали! Всё из-за него! Хоть бы нашелся, какой добрый молодец и вызвал его на дуэль, но нет, разве в этом городишке найдётся такой отчаянный человек, чтобы сразиться с разбойником? Пока господа думали, да гадали, где здесь, правда, а где выдумки и как им расположить к себе князя, перед воротами гостиницы остановились два незнакомых экипажа. Вышедшие из карет двое господ видимо знали друг друга: коротко обменявшись несколькими фразами, они поднялись на второй этаж гостиницы в заранее приготовленные для них номера. Спустя некоторое время, эти же господа сели в одну карету и поехали на окраину города, где жил отставной генерал Покатилов. Покатилов проводил гостей в комнату, где на столе разбирал бумаги его приятель и затворил за ними дверь.
   - Пошла суета - подумал генерал - Теперь не зевай! Генерал про себя надеялся, что после разговора, и он будет посвящён в ход предстоящего дела. Однако, спустя время, приезжие господа молча вышли из комнаты и покинули его дом. Приятель генерала стоял у окна и задумчиво смотрел на улицу.
   - Ваши господа? - спросил его генерал.
   - Теперь, только терпение и старание и я доберусь до истины - произнёс приятель генерала, не ответив на его вопрос.
   - А этот, ваш Чичиков, не так давно был в опекунском совете и снова заложил немало крепостных крестьян. Придётся вам найти для меня расторопного малого, чтобы он в кратчайший срок объездил всех помещиков губернии, что продали Чичикову в последний раз крестьян и выступили в опекунском совете в качестве поверенных. Налицо сговор; причём, я думаю, здесь всё выстроено грамотно и не один Чичиков запустил свою лапу в государственную казну. В это время повозка Чичикова подъезжала к усадьбе Костанжогло. Хозяина поместья он нашёл на скотном дворе. Костанжогло обменялся с Чичиковым коротким рукопожатием, словно они виделись не далее, как только вчера
   - Вот смотри, Павел Иванович, каких я молодцов прикупил - показал он рукой на загон, где толпились у кормушки со свежескошенной травой, несколько молодых тёлок и довольно крупный бык. Бык, при виде Чичикова, пригнул голову и начал рыть копытом землю.
   - Какая у них длинная шерсть - произнёс Чичиков с уважением.
   - В том и дело, Павел Иванович, что наши лютые морозы им нипочём и после переезда они очень быстро привыкают. Дорого дал, да что ж, дело того стоит.
   - Премного вам обязан за помощь - Чичиков держал в руке деньги - Вот привёз долг, десять тысяч.
   - Ну что вы - Костанжогло махнул рукой - Я же сказал, вернёте, когда в них нужды не будет. Деньги он взял и, не считая, сунул в карман сюртука.
   - Как у вас обстоят дела в хозяйстве - спросил он Чичикова.
   - Слава богу, понемногу начал разбираться во всём - отвечал Чичиков. - Хочу попросить вас, Константин Фёдорович, об одной услуге - Чичиков немного замялся, не зная, с чего начать. Деньги, что он привёз Костанжогло, были только причиной встречи с ним, настоящая цель визита к помещику была в ином. Нужно было уговорить Костанжогло, чтобы он разрешил остаться приказчику в его деревне. Нужные условия проживания и работы, были заранее обговорены Чичиковым с приказчиком, и тот дал согласие остаться в Павлово. Теперь предстояло ему сделать самое трудное. На его удивление, Костанжогло, лишь Чичиков заикнулся о его приказчике, сказал
   - Ну что вы, Павел Иванович! Какая просьба! Ведь я сам хотел вам предложить оставить его у себя. Здесь ему уже тесно, такой расторопный малый, пусть у вас хозяйствует. Я думаю, трудности, они у вас только начинаются. Ведь и я с этого тоже начинал. А в нём я уверен - старательный. Не подведёт! Да и если будут трудности с уборкой хлебов, то пусть едет ко мне. Зимой, если кто из твоих крестьян будет иметь нужду в хлебе, то я готов помочь. У меня работы и зимой идут полным ходом, хороших работников уже недостаёт. Чичиков начал благодарить помещика. Ему вдруг стало совестно, что он всю дорогу к Костанжогло выдумывал разные предлоги и причины, одни хитрее других, после которых бы он уговорил помещика. А дело решилось так просто.
   - Вот он настоящий хозяин! - думал Чичиков. - Не деньги копит, а умножает свои дела. А где дела идут у него, там и деньги рекой к нему плывут. Нет! Этот человек скоро станет вровень с таким человеком, как откупщик Муразов. Его только не держи всякими ограничениями, дай ему настоящую волю и ему станет тесно в этой стране. Восторг перехватил Чичикову дыхание.
   - И я стану таким, вот только накоплю приличный капиталец, чтобы развернуться во всю ширь. Заведу свои фабрики, прикуплю крепостных крестьян, уже не мёртвых, а самого работящего, мастерового люду. Приказчик теперь у меня есть свой, толковый, и дело пойдёт полным ходом. Кругом меня столько разорившихся помещиков, что только не зевай и можно за бесценок прибрать их имения. Вот она тебе и земля, будет её у меня тогда в достатке! Мелькнула, было, мысль, что хорошо бы выгодно жениться. Так, чтобы капитал сразу удвоился, а то и утроился. Но как ещё поведёт себя будущий тесть, этот жидомор и скряга, Потапов? Тут Чичиков даже хлопнул себя по лбу ладонью
   - Куда ты поворотил?! Какая мечта! Домой он летел, словно на крыльях. Жажда деятельности охватила вдруг его целиком, и он то и дело выглядывал из повозки и покрикивал на Селифана, словно за ними гнались разбойники. Приказчик недоумевал, что так подействовало на хозяина: повозка его, не останавливаясь, промчалась мимо дома, и слышно было, как он уже распекал зазевавшихся мужиков у конюшни.
   - Бес барином овладел! - рассуждал Селифан, глядя на запарившихся лошадей. Едва Чичиков появился в воротах конюшни, как рядом с его повозкой остановилась рогожная повозка и из неё, крестясь, вылез человек. Чичиков приблизился к нему и от удивления у него приоткрылся рот: перед ним стоял Хлобуев. Чичиков едва узнал его: черты лица его заострились, он заметно похудел. Но искрились задором его глаза, и он стал будто бы выше. Движения его были резки, словно он помолодел. Перед Чичиковым не стояла прежняя развалина Хлобуев, каким видел он его при покупке его деревни - перед ним стоял крепкий, уверенный в себе муж.
   - Почтеннейший Павел Иванович! Разрешите пожать вашу руку - Хлобуев приблизился к Чичикову и крепко пожал тому руку. - Проезжал мимо и не утерпел: манят родные места, сделал крюк, и вот я перед вами - Хлобуев весело смотрел по сторонам.
   - Мой дом - ваш дом! Всегда рад буду вашему приезду - Чичиков с улыбкой склонил голову немного набок.
   - Я думаю, как же приятно вернуться в родные пенаты после длительной разлуки? - Чичиков с интересом рассматривал бывшего хозяина его деревни. Одет Хлобуев был просто, без какого либо изыска: юфтевые сапоги, покрытые пылью, серые дорожные брюки и сюртук, под цвет брюкам, на голове картуз. Впрочем, примечательно было отличие прежнего Хлобуева и того, что стоял теперь перед Чичиковым: исчезла скованность и неуверенность в себе, голос звучал твёрдо, и вместо сонливости во взгляде появилась живая искра.
   - А вы, я смотрю, основательно взялись за моих мужичков - Хлобуев указал рукой на мельницу, где мужики носили брёвна к берегу. - Что же сказать мне в оправдание: и сам обленился и мужичков к этому приучил! Виноват! Кругом виноват! Если бы вы, почтеннейший Павел Иванович, не купили бы тогда мою деревеньку, то и не знаю, чем бы обернулось моё хозяйствование для этих мужиков. И сам бы пропал, вот уж теперь мне всё ясно, пропал, как пить дать! Хлобуев помрачнел. Чичиков отвечал, что и он сам пока не сумел поймать жар-птицу за хвост, и если бы не помощь Костанжогло, то его заслуги в хозяйствовании были бы ничтожны. Вдвоём они направились к коляске Чичикова. Повозка Хлобуева с двумя послушниками поехала следом за ними. У дома уже собралась немалая толпа мужиков и баб. Едва Чичиков с Хлобуевым выбрались из повозки, как их обступили бабы. Заголосили со слезами, бородатые мужики сняли свои картузы, глаза у них заблестели. Крики, радостные возгласы неслись с разных сторон. Хлобуев был заметно тронут. Чичиков же с удивлением, подумал
   - Вот и не был он для них хорошим хозяином, а будут ли они любить его, Чичикова, такой любовью? И уже другими глазами посмотрел Чичиков на своих мужиков. В доме тоже стояла суета неслыханная: бегали девки в людской и повариха. Поварчонок Кирюшка выглядывал из дверей. Чичиков вынужден был строго напомнить, что уже время обеденное и к ним приехал гость, их прежний хозяин. Тотчас был накрыт стол и Чичиков сам взялся угощать гостя. Послушников усадили в людской за стол, и угощали, чем бог послал. А бог послал им бараний желудок, начиненный гречневой кашей, щей и разных пирогов, каких только могла выдумать Прасковья Петровна и в довершенье всего кувшин с настойкой. Вся дворовая челядь собралась в людской. Всем не терпелось услышать от послушников, в каких краях побывал их барин и правда ли, что на подвижничество его благословил сам архиерей? Послушники дружно прибирали няню с кашей и посмеивались. Чичиков не приставал к гостю с расспросами во время обеда, а только лишь обменялся с ним несколькими фразами. После обеда Чичиков пригласил гостя в гостиную, намекнув тому, что, наверное, неплохо бы гостям вздремнуть после утомительной дороги. Но Хлобуев наотрез отказался от такого предложения. Они прошли на балкон, откуда открывался вид на всю деревню. С грустью смотрел Хлобуев куда-то вдаль.
   - Какая большая наша земля - сказал Хлобуев. - Сколько я вёрст перемерял, сколько рек переплыл с послушниками. В каких я только краях не бывал, а дорога меня всё равно к дому привела! Хлобуев посмотрел на Чичикова - Каким только историям не случилось мне быть свидетелем! Собирал по миру деньги на строительство новой церкви. Бывал я на каторге, и с самыми лютыми разбойниками довелось мне разговаривать. В тайге жил в скиту с раскольниками. Чичиков от удивления замер
   - Кажется, сегодняшний вечер мне не придётся скучать - подумал он. - Мне про вас рассказывал полицмейстер, что вас просил пойти в народ откупщик Муразов.
   - Да. Это так. Да что же мне было делать? Отказаться никак мне нельзя - дело то, богоугодное. Архиерей меня благословил отправиться в мир, а Афанасий Васильевич взял на себя всю заботу о моих домочадцах. Я теперь спокоен за них и не ропщу. Дети мои учатся и всё у них есть, благодаря заботам Афанасия Васильевича. Видимо так стало угодно богу, чтобы я служил церкви. Впрочем, а где бы я ещё стал полезен? Жизнью, своею, я распорядился довольно глупо, хотя утешительно, что у меня много детей. От меня хоть что-то, да останется. И теперь я уже не грущу об их будущем, благодаря заботам Афанасия Васильевича. Видел я, почтеннейший Павел Иванович, как умирали люди страшной погибелью за веру, так после увиденного моя жизнь стала совсем ничтожной. Но успокаивало и в некоторой степени даже льстило моему самолюбию, что жизнь моя ещё не совсем пропащая и многое можно поправить, служа богу и людям. Чичиков не знал, что сказать в ответ.
   - Расскажу я вам, почтеннейший Павел Иванович - продолжал Хлобуев - одну историю, которая не даёт мне покоя и по сей день. Вечер удался славным, и я, с вашего позволения, проведу его с вами.
   - А что за история - спросил Чичиков.
   - Довелось мне, Павел Иванович, бывать в таких краях, где кругом тайга непроходимая, да реки быстрые - начал свой рассказ Хлобуев. - А случилось так, что местный священник, к которому я с послушниками пришёл просить о помощи в сборе денег, рассказал мне, что в тайге известно место ему, где стоит скит раскольников. И предводительствует у раскольников бывший каторжник Ворейка. Настоящая же фамилия раскольника Вареев, а прозвали его так за то, что в детстве часто попадался в барском саду. В своё время этот Ворейка волочил колоду в Читинском остроге за то, что смущал народ к старой вере и призывал не подчиняться властям. Во время беспорядков учинил расправу над исправником, за что и попал в острог. Он и сейчас время от времени появляется здесь и мутит народ. Подбивает мужиков не ходить в церковь, а поклоняться богу живому. Священник сам пробовал увещевать Ворейку, но тот с ним и разговаривать не захотел. Дело усугублялось тем, что прислали солдат, чтобы разогнать скит и Ворейку арестовать. Назревал бунт и священник опасался, что дело может принять плохую сторону и могут возникнуть волнения и в его приходе. Восстановить голодных, да нищих против властей дело нехитрое и церковь поддерживала любое усилие, направленное на разрешение мирным путём конфликта между духовенством и сторонниками старой веры. Священник просил меня посетить скит и поговорить с предводителем раскольников. Уговорить его не сопротивляться властям во избежание кровопролития. Что же делать? Священник обещал мне посильную помощь в сборе денег для строительства церкви, отказываться было неуместно, и я согласился. Священник уверял, что дело это неопасное и раскольники сами по себе люди спокойного нрава и не было такого, чтобы они отказали в приюте путнику. Двое монахов перевезли меня на лодке через бурную реку и после изнурительного пути по тайге мы увидели скит раскольников. Монахи дальше не пошли, а условились со мной, что будут ждать меня в определённом заранее месте. Скит раскольников был обнесён высоким частоколом, свежевспаханная земля, перед частоколом, дымилась под солнцем. Кругом ни души. Дым из скита уходил вверх и терялся за верхушками высоких сосен. Ворота были закрыты наглухо, к тому же, таких внушительных размеров, что на мой стук за частоколом скита никто не отозвался. Но вот колодезный журавель за частоколом кивнул своей головой, дёрнулся и плавно пошёл вниз. Я, было, опять взялся за свою палку, чтобы ещё раз постучать ею в ворота, и на стук, рядом с воротами открылась маленькая дверца и косматая голова повернулась в мою сторону.
   - Помогите путнику с водой и пропитанием, сбился с дороги и заблудился в тайге - промолвил я, особо не надеясь, что меня здесь примут. Дверь частокола приотворилась: два коренастых мужика стояли в проёме ворот, вышел наружу бородатый, что глядел на меня из дверцы частокола
   - Пожалуйте в нашу обитель, мы гостям рады - промолвил он, поглядев по сторонам. Я вошёл за частокол, ворота тотчас были заперты. Скит раскольников чем-то был похож на крепость: над частоколом возвышалась сторожевая вышка, из проёма которой на меня смотрело ещё детское лицо. У самого частокола стояли какие-то деревянные сооружения с лестницами, смысл которых я понял только гораздо позже. Множество деревянных строений, огромных, по размерам больше похожих на глухие амбары, на которых было по несколько узких окон, стояли в беспорядке. Никакого заметного движения не обнаружилось, лишь вдали мелькнули две старческие фигуры. Меня проводили в один из таких амбаров, где обнаружились жилые комнаты. Мужики ушли, остался лишь один из них и как я узнал позже, это и был Ворейка. Комната оказалась довольно мрачной, больше похожей на комнату закоренелого холостяка, не притязавшего на какие либо излишества, которыми богат нынешний свет. На стенах ничего не висело, грубо сколоченная мебель, без покушений на моду, но крепкая, сделанная на века, в углу бадья с водой и разный хозяйственный скарб были прикрыты занавеской. В дверях появилась старуха с прикрытым, наполовину, лицом, и мальчик, на вид восьми лет. На стол были поставлены миски с супом, кувшин с квасом и крупно порезанный хлеб. Мальчик с любопытством смотрел на меня, но старуха тронула его за плечо и они вышли из комнаты. За дорогу я действительно проголодался, поэтому упрашивать меня не пришлось. Предводитель скита поначалу показался мне неразговорчивым и мрачным: сидел у края стола, молча смотрел куда-то в сторону и думал о своём. Я спросил его, далеко ли отсюда до деревни, из которой меня привели сюда монахи. Мужик отвечал, что деревня отсюда самым коротким путём будет в десяти верстах. После трапезы мы разговорились. Опасения мои оказались напрасными: раскольник мирно беседовал со мной, в голосе не слышалось ни тени неприязни или угрозы, напротив, всё больше откровенности было в его словах, и я решил честно признаться, что я пришёл сюда не случайно. Ворейка, как мне показалось, не удивился и рассудительно ответил, что они не признают попов и всё духовенство, а с простым народом не враждуют. Напротив, всегда мирно стараются объяснить мужику, что он поклоняется не богу, а идолу обер-прокурору. Что только их старая вера истинна и бог должен быть у него в душе, а не на иконе. В этом поспорить с Ворейкой я, однако, не рискнул. Я лишь осторожно заметил, что признавать духовенство или не признавать его, это всё-таки, спорный вопрос, а вот какая разница в том, какое применять крестное знамение - двупёрстное или трёхпёрстное? На что раскольник отвечал мне, что писать имя нашего спасителя следует - Исус, а не Иисус и разве нет разницы, спросил он, как служить литургию - на семи или на пяти просфорах? И как ходить вокруг купели при крещении? По солнцу или же против солнца? Дважды или не дважды петь аллилуйя? И кому кланяться мужику? Тому, что в душе его, или же тому, кто глядит на него с иконы? Староверы опасаются, что мужик, поклоняясь Синоду, властям, со временем перестанет верить в истинного бога. Хлобуев замолчал. Над деревней начали сгущаться сумерки. Повеяло прохладой, и Чичиков предложил Хлобуеву пройти в комнаты. Хлобуев прошёл к креслу, Чичиков же, выглянув из комнаты, велел принести им чай.
   - За два дня, проведённых с раскольниками я многое передумал - продолжил Хлобуев. Многое в словах раскольника мне показалось странным, его рассуждения подчас переходили в длительную дискуссию со мной, и убеждать он умел, хотя многому я просто противился.
   - Мы, конечно, понимаем, что наше положение очень сложно, противоречиво - сказал раскольник. - В государстве идёт извращение и скрывание истинного христианства, каким является лишь наша вера, подлог, в угоду верховному духовенству и кучки правителей. Мы послали ходатаев к государю, чтобы поведать ему наше истинное отношение к вере, и какие мы терпим притеснения, но все наши старания оказались напрасными. Одно меня очень встревожило: раскольник поведал мне одну странную историю, которая больше походила на правду. В народе, сказал он, ходят разговоры, что по Руси бродит сатана в человечьем обличье и скупает за деньги души уже умерших крестьян. Будто бы послан он всем в наказание за безверие, за идолопоклонство и обругание святой веры. Будто бы сатана добрался уже и до нашей губернии. Известный всем отец Никодим прогнал супостата из своей кельи и тому есть подтверждение трактирщика. Многие мужики видели, как один какой-то очень странный господин свалился с лестницы, ведущей в келью пастора, и в каком гневе был отец Никодим. Чичиков нервно заёрзал в своём кресле
   - Пастору лучше мне теперь никогда не попадаться на глаза. Иначе он узнает меня и постарается меня выставить перед всем светом в глупом положении. Может ведь и так статься, что проповедник в волнении после нашей встречи забыл моё имя. Хорошо, коли так. Но это слабое утешение.
   - В мистику я не верю, Павел Иванович - продолжал Хлобуев - А в то, что в истоке здесь стоят деньги, это, несомненно. На Руси развелось столько мошенников, столько безумцев, способных ради денег посягнуть и на святое, сказал мне предводитель раскольников, что староверы и не удивляются появлению антихриста. Ложь порождает другую ложь и круговую поруку. В городах появляются всякие тайные организации, противные вере, в которые вступают ещё совсем молодые люди. И всё это от безверия, от поклонения идолу. Мы никому ничего не навязываем, сказал раскольник, мы сами противимся всякому насилию. А нас пытаются заставить жить, так как это угодно властям, разогнать наши общины, заставить нас покинуть скит и жить в городах, где на нас можно будет оказывать всяческое давление. Хлобуев взял чашку с чаем - Я не стал убеждать Ворейку в обратном - сказал он. - Я лишь предупредил его, что в селе стоят солдаты, и присланы они как раз, чтобы разогнать их скит. И что может случиться кровопролитие, если они не подчинятся властям. Надо признаться, я и не думал, что всё обернётся трагедией - вздохнул Хлобуев.
   - По возвращении в деревню - продолжил он - я занялся непосредственно делами церкви. Приход оказал посильную помощь в сборе денег, и я уже простился со священником и начал собираться в дорогу, как тут вошедший пономарь сказал, что в тайге разразилась настоящая битва. Привезли раненого в ногу офицера. Офицер рассказал, что раскольники на его предложение, покинуть скит, заперли наглухо ворота скита. Он приказал солдатам взять скит приступом, но раскольники оказали яростное сопротивление. В ход пошли деревянные сооружения, что стояли вдоль частокола. При помощи их раскольники метали через частокол камни и комья земли. Во время приступа офицер был ранен и ещё двое солдат получили лёгкие ранения. Сейчас подойдёт подкрепление, сказал он, подвезут порох, и после подрыва ворот, скит будет взят приступом. Священник был взволнован. Случилось, чего он больше всего опасался: бунт мог перекинуться и сюда, где у раскольников было много сочувствующих. Священник просил меня не уходить сейчас, а попытаться ещё раз уговорить Ворейку, сдаться солдатам и покинуть всем скит. С прибывшим подкреплением солдат я с послушниками снова брёл по тайге. Несколько солдат сидели у костра, и от них я узнал, что раскольники после приступа ничего не предпринимали, и в скиту стояла тишина. Поэтому я решил поговорить с Ворейкой, но получил решительный отказ от офицера. Офицер приказал солдатам подложить под ворота бочки с порохом. В ответ на приблизившихся к воротам солдат, сверху из скита полетели камни. Солдаты открыли беспорядочную стрельбу по частоколу, но это ни к чему не привело, лишь из скита повалил густой белый дым. Медлить было нельзя, и офицер решил под дымовой завесой снова попытаться подложить пороховой заряд под ворота. Взрыв потряс тайгу, красным сполохом вырвался из пелены дыма. Комья земли, обломки частокола разлетелись далеко окрест. Солдаты устремились в проём. Нескольких раскольников солдатам удалось захватить, и среди них был Ворейка. Одежда дымилась на нем, и лицо его было обожжено пороховым огнём. Двигался он неуверенно, и как мне показалось, ослеп. Солдаты с офицером устремились в глубь мятежного скита. Раскольники заперлись в горящих строениях и пели. В огне слышались безумные крики детей, солдаты ломали двери, но страшный жар поднялся вокруг и солдаты вынуждены были отступить. В суматохе исчез Вареев, и лишь когда загорелся частокол, все увидели предводителя раскольников. Он стоял на пылающей сторожевой вышке и держал в руках почерневший портрет патриарха Никона. Раскольник что-то кричал солдатам, но в треске горящего частокола ничего невозможно было услышать. Всё было кончено в считанные минуты. На месте скита, среди дымящихся развалин, стояли закопченные печные трубы. Стояло безветрие и тайгу далеко окрест затянуло дымом. Запах горелого человеческого мяса долго преследовал нас. Я не помню, как я вернулся обратно в деревню. Священник, видя моё подавленное состояние, просил остаться на время, пока улягутся все страсти, а уж потом отправляться в путь. Я же решил, что он просто напуган происшедшим и надеялся на мою поддержку. Мужики начали роптать, и приехавший капитан-исправник ходил по деревне, следил, чтобы они не собирались толпами, где появлялись и подстрекатели к бунту. Хлобуев замолчал, поставил чай на стол. Чичиков заметил, что у гостя дрожат руки.
   - И что вы намерены делать дальше - спросил Чичиков.
   - Поеду в город, немного отдохну. Надо мне признаться, я очень устал, быть может, больше всего от пережитого. Есть у меня мечта, любезнейший Павел Иванович. Как только требуемая сумма на строительство будет собрана, хочу попросить Афанасия Васильевича, чтобы замолвил он слово за меня перед архиереем. Хочу я сам участвовать в строительстве церкви. Уж на что я буду, способен и как мне позволят проклятый мой ревматизм и поясница, а так я на всё готов. Успокоенья душа моя требует. Хлобуев вздохнул
   - Прежняя моя жизнь уже не манит меня своими соблазнами. А народ здесь очень хороший - вдруг заговорил он о другом. - Жаль, не стал я им надёжной опорой и благодаря моему попустительству, уж многие мужики погрязли в пьянстве и воровстве, но, думаю у вас, любезный Павел Иванович, всё наладится. Вы молодой и напористый и вам всё в руки. Они ещё долго говорили о деревенских мужиках; вспомнил Хлобуев и давно ушедшие времена, когда у его отца было две деревни, и мужик крепко стоял на ногах, и не было у того необходимости тащить всё с барского двора.
   - Сейчас я жалею о том, что не следовал завету родителя, что положение дворянина, прежде всего, обязывает - сказал Хлобуев. - Я же, позабывши про труд, пустился в увеселения, которые впоследствии перешли в постоянство. Ну откуда здесь взяться доброму влиянью на мужика? Пусть вам, Павел Иванович, мои ошибки станут наукой.
   - Вот тебе раз! Блудный сын взялся за ум! Не поздно ли? - подумал Чичиков. Молодой месяц заглянул к ним в окно и Хлобуев в сопровождении Прасковьи Петровны пошёл в отведённую ему комнату. Чичиков же, прихватив чашку чая, уединился на балконе. Ему не спалось.
  
  
   Конец 3 тома.
  
   В книге использованы материалы из Мёртвых душ, Ревизора Н. В. Гоголя, Истории Государства Российского, Православие В. Е. Титова, Евангелия....
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"