Три девицы сели рядком и прижались друг дружке носами в жарком шепоте, силясь перекричать джаз-банд. Тот надрывно гонял жаркий воздух в свой неизменный вечер четверга с одиннадцати. Заведение наводнено экспатами, уставшими от танцевальных курортных мотивов. Задыхается солист, задыхаются мухи под потолком, задыхаются посетители в душной тесноте перенаселенного Бали. Туристов почти нет, они предпочитают места повеселее, и местные жители всех мастей своим обычным спасением от скученной скуки разглядывают и обсуждают друг друга.
- Он снова один.
- Как всегда.
Один из столиков занял мужчина неопределенных двадцати-тридцати пяти лет. Нет, двадцать - исключено, ведь он живет на острове лет десять. Но и к тридцати пятилетним его никогда не причислишь - ни единой морщинки, ни тени зрелости на гладкой бледной коже. Ни возраста, ни спутницы... Луиджи - загадочен.
- А чем он занимается? Бизнес?
Никто не знает, чем занимается Луиджи, сероглазый блондин из каких-нибудь северных итальянских провинций. Он разительно не схож со своими смуглолицыми соотечественниками, вьющимися рядом с ним шумливой стайкой. Возможно, предки влили в него холодную кровь. Он не жестикулирует, не повышает голос, когда рассказывает, да и не рассказывает он толком ничего, он молчалив, этот Луиджи.
- Думаю, он босяк. Говорят, но живет в гестике в Керобокане.
- Нет, у него там дом. И довольно большой.
- Ты точно знаешь?
- Его видела моя подруга. Она была его соседкой какое-то время.
- Симпатичная.
- Очень.
- И?
- Не единого намека.
- Уж не голубой ли он?
И все три разом уставились на Луиджи. Тот махнул друзьям и его столик уставили стаканы и локти местных макаронников. Луиджи улыбался каждому, неизменно ровно и безжизненно, выражение его лица, плотно прилаженное, как венецианская маска, не менялось, не имело ни оттенков и переходов от гнева к радости, ни полутонов и контрастов. Луиджи - нордический итальянец. Красное вино со льдом.
- Нет, не может быть, - почти хором сказали две и из них.
Третья покачала головой. Поди их разбери, извращенцев и педерастов. Никогда не угадаешь, кто перед тобой, пока дела не коснется, пока он не примется вдруг целоваться средь бела дня с каким-нибудь юным пляжным торговцем или не сварит суп из твоей кошки....
- А его кто-то видел с женщиной? - наконец подает она свой недоверчивый голос.
Две ее подружки качают головами. Они редко видят Луиджи. Разве только в "Басио"...
- Точно, он там каждую субботу. С друзьями.
- Он много заказывает выпивки?
- Да, у него в руках постоянно что-то есть.
- А вы говорите, босяк. В "Басио" не самые дешевые коктейли. Все у него в порядке. Стал бы он тут прозябать десять лет...
- Ну да.
И все снова смотрят на Луиджи. Он снова пьет и улыбается одними углами рта, без тени веселости, печали или тревоги на своей физиономии разведчика, игрока в покер или паралитика.
- Какой он холодный! - восклицает одна из подруг, поежившись. - Кто-нибудь видел эмоции на лице Луиджи хоть раз?
- Я видела.
- И что это была за эмоция?
- Усталость. Его попросили переводить какую-то склоку в глубокой ночи, и он выглядел утомленно-хмурым.
- Ого? Что за склока?
- Сумасшедший индус кричал что-то на улице, оскорбляя и тревожа соседей. Он снимал дом у итальянцев, те сами прибыли на место происшествия и позвали Луиджи. Ему пришлось переводить жаркие интернациональные дебаты представителям местной власти.
Все зовут Луиджи на помощь в сложных ситуациях с местными. Луиджи говорит на бахаси свободно, чему он, наверно, порой совсем не рад...
- Да, - с готовность подхватила другая, - наверняка! И пьет поэтому. Может, у него в глубине - кровоточащие раны отвергнутых чувств, недоверие и тщательно скрываемая под безразличием трагедия... песнь разбитого сердца...
- Ну, загнула!
- Скорее стеснительность.
- Вы про Луиджи? Не верю ни в любовь, ни в стеснительность. Он просто социопат.
- У него же столько друзей!
- Вот именно. Социопат, говорю вам. А то и извращенец в совокупности. Белый, насквозь промороженный итальянец - это ли не диво?! Уже одно это обстоятельство наводит на мысли... Говорю вам, с ним что-то не то.
И они вновь принялись разглядывать его. Луиджи пил и улыбался, оставаясь ни пьяным, ни веселым. Собранные на затылке белесые волосы, правильные остекленевшие черты. Весьма и весьма не дурен собой, ничего не возразить. Иногда он отвечал на вопросы, но никогда не спрашивал сам. А его соотечественники вокруг гримасничали и галдели в своей обычной манере.
- И что он ни к кому никогда не проявлял интерес?
- Проявлял! Не может быть. Просто прячется по отелям с туристками.
- Или живет с местной.
- Не знаю. Он везде один. В клубах исключительно общается с друзьями, не танцует, не оглядывается по сторонам и никогда никого не клеит.
- До чего же странный!
- Нет! Не поверю, что он голубой!
- Да, вряд ли. И что совсем-совсем никогда никто не видел его с девицей?
Повисла тягостная пауза. Никому не хотелось исключать Луиджи из списка возможностей и предположений когда-нибудь что-то...
- Ладно, он взял у меня как-то телефон, - призналась скептически настроенная подруга, весь вечер изобличающая Луиджи в содомии и отклонениях психики. - Я танцевала в клубе, в том же пресловутом "Басио", кажется, он угостил меня коктейлем, приобнял и спросил номер телефона. Я была сильно навеселе... пьяная короче... Говорю вам, он ищет легкие добычи, закомплексован или что-то вроде того.
Две другие разинули рты. Ах, вот оно что! Луиджи танцует и берет телефоны! Это стоит всячески взвесить и обсудить!
И все разом задохнулись от этой новости: мухи, солист, оркестр и кондиционеры, и слились в единое жаркое целое: