Приходит как-то раз молодой Lebensraum-man к Commandante Шмелю и молвит ему почтительное слово свое:
- Скажи же, Commandante Учитель, почему происходит так, что стоит мне лишь подумать о чем-нибудь, как через малое время я уже вижу мысль мою выраженной в древней книге? Как победить мне мою печаль о том, что я всегда упрежден размышлениями тех, кто мудрее меня, пусть они и жили задолго прежде?
Учитель вздохнул, словно задумавшись о судьбах мира, и сказал:
- Ответь мне, Lebensraum-man, как узришь ты в чужой книге мысль, что еще так недавно казалось тебе всецело твоей, а теперь уже на владение ей многие мыслители выстроились словно перед состязанием, о чем думается тебе: о том, что ты не менее мудр, чем мудрейшие, чем тешишь ты самолюбие свое, или ты сетуешь на то, что в мире мыслей уже нет никакого открытия, что может по праву принадлежать лишь имени твоему?
- Последнее, Учитель.
- Верно говорю тебе, что ты уже побеждаешь свою печаль.
- Как могу я побеждать ее, если чувствую лишь досаду, оттого, что всякий раз оказываюсь не первым?
- Видно не пришло еще время тебе тогда осознавать важное. Кто знает, может ты осознаешь его сейчас, когда услышишь следующие слова мои. Знай же, что людей нужно различать и делить на собрания подобных, делая это, причем всегда по необходимости и никогда - бесцельно, ибо делить можно до бесконечности, всю жизнь решая частные задачи и так и никогда не приблизившись к осознанию своей основной. Если отвлекаешься на суетное - то смирись с тем, что уготована тебе для прожития чужая жизнь, совсем не твоя. Печалясь о невозможности таких побед, как рождение смыслов, ты устремляешься к частностям, причем всякий раз к новым. Чтобы не делать этого - помни, что люди делятся, в том числе, и на искательных и победительных. Первые - сначала ищут и потом уже - находят, значит - побеждают и ты - в их числе, вторые - сначала находят, а затем уже - ищут, порой не зная, что теперь делать с обретенным. Кстати, про вторых так сказал не я, а - Пикассо. Я однажды сказал себе то же самое по смыслу, но не так прозвучало оно в стылую тишину северной ночи. Люди в разных сторонах света и в разные времена приходят к одним и тем же выводам совершенно самостоятельно. Глупцы обвиняют друг друга в воровстве собственных идей, так выплескивая в мир свою алчность. Мудрые же знают, что способность приходить к одинаковым смыслам есть проявление феномена их Ограниченной Номенклатуры. Суть его в том, что при всем кажущемся многообразии смыслов, их действительное количество весьма ограничено. Действительные смыслы есть достояние, доступное тем, кто способен принять его в себя и трогательно возделывать полученное с тем, чтобы вырастить собственную породу обретенного смысла, пропустив его через личный опыт и естество. Они разлиты в пространстве и передвигаются там свободно по всему Lebensraum, посещая тех, кто познал часть самое себя в озарении. Многие посмеют убить человека, но только глупые попытаются силой умертвить идею, оттого ничто не препятствует движению смыслов. Они по природе своей - нейтральны и не знают морали, оттого посещают как мудрых так и алчных. Мудрый использует смысл, чтобы узнать еще больше и тем духовно обогатиться, суетный же - пытается извлечь из него наживу. Нажива же родит жабу, а жаба - самое смерть. Учители готических людей сказали им, что "деньги родящи по природе", так побуждая к ростовщичеству, и уже готические люди самостоятельно решили то же разъяснение применить к смыслам. Оттого Готика всегда придумывает себе новый язык, составленный из ничего не значащих слов, способствующих пущему благоустроению жизни, но оказывающуюся, на поверку, бессмысленным бегством в преследовании возможности успеть сменить одну модель мобильного телефона на новую, что выполняет больше полезных для удобства жизни действий. Качество жизни же суть не многочисленность таких удобств, но полнота существования. Есть пейзажи в окружении которых хочется выпить и умереть в эстетическом порыве от радости бытия. Или - громко материться и яростно любить женщину, ощущая необычайно высокую степень реальности происходящей без всякого на то алкоголя.
- Что же мне делать, чтобы победить печаль свою окончательно?
- Живи, молодой Lebensraum-man, со знанием того, что смыслов мало и почти все они известны. Если узнал из себя то, что потом скажет тебе мудрец - не радуйся своему уму и не кручинься от того, что утратил первенство. Успокой духовное естество свое. Ежели преуспеешь в этом делании - кто ведает, может тебя посетит очень важный, пусть и давно забытый смысл, которым ты сможешь обогатить тех многих, кто способен удержать его в себе, не променяв на ворох фальшивых значений. Большие смыслы не приходят к суетным людям, потому что те находятся в постоянном движении и поиске новых названий, смыслы же попросту не видят лиц копошащихся в неразберихе, как не видим мы лиц людей в толпе. Когда тебе нужна помощь, разве останавливаешь ты бегущего человека, спешащего по своим делам? Ты справедливо страшишься того, что обидишь его своей просьбой, а он обидит тебя своим неучастием в твоей судьбе. Великие смыслы приходят к тем, кто находится в известном состоянии покоя. И страдает.
- Учитель, а посетил ли тебя Великий Смысл?
- Меня посетил его Отблеск.
- И что сказал он тебе?
- Он сказал, что не многие знают, что всякое сильное желание сбывается, или наяву, либо во сне. А всякое сбывшееся желание - необратимо. А всякий сон - необязательно нереален.
- Что же в том плохого, что сбывшееся желание непременно необратимо, Учитель?
- Представь, молодой Lebensraum-man, что я также задал Отблеску этот вопрос, но я не знал тогда, что он способен с легкостью проницать мои мысли, ибо я мерил тогда все явления мира по своему разумению, не ведая насколько оно немощно перед тем, что было создано изначально.
- И что ответил он тебе, Учитель?
- Сказал он, чтобы я не желал стать гением, если хочу остаться самим собой.