Аннотация: Памяти Iskandera, посвящается, бродяга помнит и скорбит...
"...За сим пишу тебе, милая моя Маша, что устроился я хорошо. Приняли меня ласково и радушно, что возместило почти все тяжести и превратности моей дороги.
Живу я на приличной квартире, со всеми важнейшими удобствами, а именно: уборная, умывальник и кухня (что ещё нужно такому неприхотливому человеку как я?) Кроме меня и других жильцов проживают ещё в доме кот Василий (усы, лапы и хвост, общим весом около 5 кг), а также мыши, в неизвестном количестве, за которыми вышеназванный кот не без успеха охотится.
Люди здесь по характеру простые и добродушные и притом не без чувства юмора. Одно досадно - горячительных напитков употребляют сильно не в меру, отчего половину дня лежат в большинстве своём бездвижно, а к ночи, напротив, сильный шум и беспокойство вокруг себя учиняют.
Третьего дня, к примеру, сосед мой, Андрей Андреич, интеллигентнийший человек, без пяти минут доктор, - сверзился по лестнице со второго этажа на первый по той причине, что находился с утра в состоянии крайней неустойчивости. При этом он проломил деревянную перилу и отдавил случившемуся тут некстати коту Василию хвост. Перила и хвост починили быстро, а вот Андрей Андреич по сию пору лежит весь в примочках и тяжко вздыхает, что мол чёрт его дёрнул вчера взять помимо анисовой ещё две бутылки портвейну, что трактирщик, мол, жулик и плут и вообще жизнь повернулась к нему не той стороной. А по мне, - как ни поворачивай, а если ты лестницу под ногами удержать не можешь, то и нечего на втором этаже селиться. Я вот, например, живу на первом этаже и мне никакой пройдоха - трактирщик с портвейном не страшен. Хотя конечно я всегда держу себя в руках и равновесие в себе соблюдаю, ибо помню о тебе, ангел мой, ежечасно.
Кстати, часы мои сгрызли мыши. Остался только кусочек ремешка и секундная стрелка. На ремешок у них, видимо, не хватило уже аппетита, а секундную стрелку, самую тоненькую и острую, они есть не стали, так как очевидно побоялись, что она может застрять у них в горле, наподобие того, как мы боимся поперхнуться рыбной костью. Подумать только, - какая образованная и культурная мышь у нас пошла! А ещё говорят, что в России не хватает просвещения. Болтуны. Так или иначе, но часов у меня больше нет. Но я не расстраиваюсь, ибо сказано: счастливые часов не наблюдают. И это в полной мере относится ко мне - наблюдать мне сейчас в самом деле нечего, но счастлив я безмерно, потому что пишу тебе это письмо и в этот момент ты словно бы рядом, - а это моё самое большое счастье в жизни.
Между прочим, по поводу истории с часами, кот Василий, как ответственный за мышей, получил от меня самый строжайший выговор, но отреагировал на него как-то странно - сказал "мяу" и потёрся усами о мою ногу. Это говорит о том, душа моя, что и в природе нет порядка и совершенства. Увы.
Однако возвращаюсь к моим соседям, с которыми я делю теперь моё жилище.
Напротив Андрея Андреича проживает некая особа по имени Серафима Фёдоровна, дама сухая и чёрствая и, притом, совершенно неопределённого возраста. Отличительной чертой Серафимы Фёдоровны является постоянное присутствие на её лице выражения некоего снисходительного превосходства эдакого умудрённого знаниями человека над остальными - хотя и забавными, - но безнадёжно отставшими людьми.
Излюбленное занятие Серафимы Фёдоровны - подойти с задумчивым видом к очумевшему после прошедшей ночи соседу и совершенно серьёзно спросить, не знает ли тот случайно, на первый или на последний слог ставится обычно ударение в испанских словах. Или поинтересоваться в каком году И.-С. Бах написал свою знаменитую токкату и фугу ре-минор? И если застигнутому таким образом врасплох жильцу не удаётся немедленно спастись бегством, то участь его незавидна. Зажатый в проёме между коридором и кухней, он будет вынужден прослушать небольшую (минут на 20) лекцию относительно Романской языковой группы или творческом наследии великого композитора. (У нас в доме Серафимау Фёдоровну между собой называют сокращённо "Сер-Фер", и по негласно сложившейся традиции, каждый приметивший на горизонте её неповторимый силуэт, спешит предупредить об этом остальных, дабы какой-нибудь бедолага случайно не пал жертвой заграничных ударений).
Из всех крепких напитков Серафима Фёдоровна употребляет только крепкий чай и валерьянку. При этом каждый раз, перед тем как опрокинуть мензурку с целебной микстурой она подымает к потолку глаза и проникновенно произносит: "Господи! Прими за лекарство", словно бы опасаясь, что Господь узрит в валериановых каплях присутствие спирта и, уличив Серафиму Фёдоровну в этом страшном грехе, тотчас низвергнет её в Геенну Огненную. Впрочем, в последнем случае пожалеть следовало бы скорее Геенну Огненную, поскольку Серафима Фёдоровна обладает таким характером, что её прямое попадание куда бы то ни было тотчас превращает это "куда бы то ни было" в "чёрт знает что" и даже хуже.
К счастью, Серафима Фёдоровна выходит из своих апартаментов не слишком уж часто, видимо посвящая большую часть своего времени интеллектуальным и духовным изысканиям.
Среди прочих достопримечательностей моего скромного пристанища имеется также один полоумный турок, бог знает каким ветром занесённый в наши широты. Настоящее его имя неизвестно, но все его почему-то называют Керим-бей, на что он, впрочем, охотно откликается. Сей славный муж - единственный из всех жильцов, кто не подвергается лингвистическим и музыкальным приставаниям Серафимы Фёдоровны, поскольку он сам в этом отношении немного того. Не могу сказать точно, душа моя, где и каким образом он поссорился с головой, но любой разговор или беседу, о чём бы они ни шли, он непременно сводит на одну излюбленную тему: русские неправильно называют древнюю столицу его родины - город Стамбул. "Почему сиз анлыйорсунуз Стамбул? Надо говорить Истамбул, что в древние времена звучало как Исламбо, что означает - Ислам повсюду! Иначе и быть не может, ведь не даром..." и т.д. и т.д. И всё вперемешку с турецкими словами и с таким южным темпераментом, что слушать это хоть сколь - нибудь продолжительное время совершенно невозможно. Особенно учитывая интересность и важность данного вопроса для русского человека. Однажды, Андрей Андреич, не выдержав, сказал, что у него тоже имеется свой взгляд относительно именования турецких городов и что по его глубокому убеждению город Анталья назывался раньше Анталуйя, что в переводе на христианские языки означает - Аллилуйя! Несчастный Керим выслушал всё это, налился краской, отчего из коричневого сделался почти чёрным, раздулся так, что все подумали - вот вот и он взорвётся от ярости, но он только резко повернулся к нам спиной и, заложив руки за спину, решительно зашагал в свою комнату. Несколько дней он не показывался, но потом все же вышел к завтраку, но про свой Истамбул болше не говорил, за что немедленно и поплатился - Серафима Фёдоровна была начеку. Едва Керим-бей вышел из-за стола она взяла несчастного турка под руку и увлекла в коридор, очевидно желая выяснить его мнение относительно философии Канта.
Словом, скучать мне здесь, Маша, как видишь, не приходится. Одно только плохо, что тебя нет со мною, друг мой Машенька. Сие обстоятельство неизменно печалит меня и я жду -не дождусь, когда смогу снова увидеть и обнять тебя. Слава богу, дела мои идут успешно и быстро приближаются к завершению. Надеюсь, что скоро смогу (собрав свои немногочисленные вещи), наконец, поехать к тебе.