Воздух сгущается, образуя шарообразные уплотнения. Они произрастают из меня, формируя идеальные конструкции, хотя семена и почва вовсе не идеальны. Я удобряю их болью, а когда внешняя часть фигур затвердевает - я полирую оболочку, не боясь уже, что она лопнет. Для меня большой проблемой является определение срока их созревания. Я не единожды пробивал хрупкий верхний слой по неосторожности. Скольких усилий мне стоило латание этих дыр - я концентрировался на ране до мигрени, а когда оставался без сил - прикладывал заживляющие листья лопуха.
Со временем на моем теле не осталось места, откуда бы не произрастала очередная микросфера. Своим тщательным уходом за ними я добился того, что теперь они образовывали плотнейший панцирь, отполированный до того состояния, что все чужие взгляды и мысли отбиваются от меня. Несмотря на прочность этих образований, они все же являются самостоятельными живыми существами, которые развиваются и ограждают меня от внешнего мира все больше. В этой ситуации пространство полностью обнулило себя для меня - я живу только временем: ежедневно, в пять утра, когда на макушечной сфере начинает играть рассвет, я принимаюсь за обработку лелеемых мною отростков. И так до момента, когда на ножном образовании не загорается закатное солнце. Обезличив пространство, я перестал передвигаться: только протягиваю руки к раковине, чтобы смочить тряпку и продолжить свое ежеминутное занятие. Ничто не может отвлечь меня от дела всей моей жизни.
И поэтому я был очень удивлен, когда вдруг чья-то рука подняла меня и поместила в аквариум, запихивая в рот листья капусты и приговаривая: "Какое же имя тебе дать? Не Тортилла же. Нельзя так пошло назвать черепаху, которую я нашел на карнизе четвертого этажа".