Аннотация: Очередной псевдофилософский рассказ на литературный конкурс sur_noname
И целого литра мало
Дворники ужасно скрипели, размазывая грязную жижу по лобовому стеклу. Меня угораздило взять в аренду эту машину на полузаброшенной железнодорожной станции в деревне под Воронежем. Сначала мне, конечно, хотели выдать люлей за странные вопросы, но неожиданно товарищ, лишенный водительских прав пожизненно, отдал мне свое порождение отечественного автопрома за обещание проставить ящик.
Но это все мне уже было все равно, я был близок к завершению своего расследования. Я верил, что был почти у цели. И на этот раз моя дичь не ускользнет от меня.
Сыщик ли я? Да, вроде, нет. Кто я вообще? Всю жизнь я гнался за своим идолом. А в итоге упустил все, и кто я теперь?
- Ты чмошник, вот ты кто, - сказал Василий и хряпнул водки из запотевшего стакана.
Мне стало как-то завидно, и появилось теплое и уютное желание напиться. Может даже одному.
- ЧМО: человек морально опущенный, - процитировал Виталик, пялясь в открытую энциклопедию. - На блатном жаргоне означает человека, которого на зоне...
- Заткнитесь оба, - гаркнул я, и в момент остался наедине со скрипящими дворниками и продолжил думать о своей участи или, наоборот, предназначении. Но слова Василия так впились в ленту моих мыслей, что я никак не мог стряхнуть их и злился все больше и больше. Я - никто, гонюсь за самим...
Черт, идея, что Джеймс Бонд на самом деле существует, не нова, я лишь придал ей форму. Я посвятил свою жизнь тому, чтобы разыскать его, и, несмотря на то, что начало его истории имеет почти столетнюю давность, я был абсолютно уверен, что он жив. Что он не умрет, не дождавшись меня, своего ярого поклонника и почитателя.
Я часто ловил себя на мысли, что все это - порождение моей америкофилии, взращенной комплексом неполноценности, из-за которой я люто страдал всю свою молодость, а потом и зрелость. Любить Америку в России - это великий грех и великое испытание. К сожалению или к счастью, неверное восприятие голливудских фильмов привело меня к Джеймсу Бонду. Хотя да, он англичанин до мозга костей. Но мое воображение сильнее реальности, и он стал для меня воплощением моих грез об Америке.
Дворники застыли. Автомобиль встал на железнодорожном переезде. Все согласно классике жанра: послышался грустный, протяжный гудок. Я, не теряя самообладания, проворно выбрался из машины. Несмотря на неумолимо приближающийся и гудящий локомотив, взял с заднего сидения саквояж и снял пальто с вешалки, болтавшейся на ручке над пассажирской дверью.
Машину смело, когда я дошел до истерично мигающего светофора. Ее с диким скрежетом потащило по рельсам, разрывая в клочья. Я зло смотрел на это. Пока что-то крупное, похоже, кардан, не сорвало и не заклинило под колесами. Посыпались искры, и наконец-то вспыхнул текущий из рваного бака бензин. Грохнул взрыв.
А я уже шел на фоне взлетающего вверх клуба пламени и улыбался. Ключи от машины я повертел на пальце, а потом выкинул в канаву.
- Шо еще за такое? - прохрипел мужик в железнодорожной форме, проходя мимо меня и. не отрываясь, глядя на разорванную горящую машину.
Он миновал меня, поднял еще горячий маховик и оглядел его со всех сторон.
- Пойдет, - пробурчал он и двинулся к эпицентру.
- Во, блин, народ, - сказал Василий. - Ничем его не проймешь.
Он был уже изрядно пьян, чем вызывал у меня и раздражение, и зависть одновременно. Виталик ничего не сказал. Он спал. Ему было страшно.
- Зря я все это, - сказал я как бы Василию.
- Да нет, это ты для себя. Публика тебе и не нужна. А что, хорошо получилось.
Я ненавидел Василия. Он был мерзостью, с которой я чувствовал обязанность бороться. Но вот в такие моменты, когда после миллиона гадостей я получал от него поддержку и одобрение, я пропитывался признательностью к этому грубому мужлану. В эти минуты Виталик уже не казался мне таким близким и родным. Я бы с удовольствием его убил.
Я обнаружил, что настоящий Джеймс Бонд осел после войны в России. Проверил связи, прошерстил переписки. Мой кумир, воспетый в современном кинематографе, вроде как отошел от дел и обосновался здесь, под Воронежем.
Да, мне не верили, и я сам себе не верил. Но факты неумолимо указывали на одну и ту же точку в поселке Каменском - на дом у пруда.
В голове у меня полыхало и гудело. Василий насмехался над моей слабостью. Но именно он, а не Виталик, был моим движителем к заветному желанию увидеть своего кумира. Хотя именно Виталик сказал мне однажды, что я, на самом деле, хочу не просто увидеть, а оказаться им. Мол, я хочу увидеть себя в этом героическом человеке, хочу, чтобы он обнял меня и сказал: "Теперь ты - это я".
Хм. Эти двое. Они помогали мне всегда. Василий, жесткий и саркастичный, наотмашь лупил мне пощечины, а Виталик, стеснительный ботан, вечно умничал, хотя иногда по делу. И это с его подачи я влюбился в Машеньку. Нам было по четырнадцать. Да, это было мое первое чувство. Она была так нежна, невинна и скромна. Румяное личико с широко распахнутыми удивленными глазами. Нежные подростковые округлости. Задорный смех.
Я ухаживал за ней почти год. Едва-едва касался ее пальцев, дышал ей в волосы, случайно склонившись вместе над тетрадью, тыльной стороной ладони проводил невзначай по ее бедру, давая потом волю своей фантазии на следующую пару недель.
В моей памяти всплыл Леха Власов. Я споткнулся и следующим шагом смачно вступил в коровью лепешку. Мне было все равно, что эта гнида глумилась надо мной все эти годы. Он был тиран, маньяк и последний подонок. И я не был его персональной жертвой, но он был моим персональным мучителем. Он был вечно пьян, с разбитыми костяшками пальцев, и запахом ужасного табака.
- Ты ненавидел его, потому что завидовал, - насмешливо сказал Вася, наливая себе солидную дозу.
- Вот тут ты не прав. Ни на секунду я не позавидовал этому подонку. Я даже думаю, что он давно сдох в грязной канаве, получив нож в спину в пьяной драке. Мне всегда больше нравилась чистота.
- Пафос, - протянул Василий.
- Эстетика, - возразил я.
Но Власов был одной из квестовых фигур в моей жизни. Вот уж его я хотел убить по-настоящему. А Джеймс Бонд, мой дорогой Бонд, со своей лицензией на убийство, был моим идеальным решением.
Ну что, надо ли рассказывать, что однажды майским вечером, проходя мимо нашей компании, сидящей после уроков во дворе, Леха Власов сначала повздорил с парой из наших, одному выбил зуб, а потом, в продолжение вечера, схватил за руку Машеньку и затащил ее в подъезд. И как он потом выразился: "Отпендюрил её во все пихательные и дыхательные".
Я схватил какую-то дубину и стал неистово крушить чахлый заборчик, что тащился вдоль дороги. С надрывными криками я бил по трухлявым доскам, разбивая их в прах, ломая ржавые гвозди и запутываясь в проволоке. Дождь усилился.
- Ну чо ты? - спросил, проходя, все тот же мужичок в форме железнодорожного смотрителя.
Я очнулся от воспоминаний и своего глупого, бессильного и трусливого гнева. После того, Машенька так и не вышла из подъезда. Ждала, утирая слезы, пока мы угрюмо разойдемся по домам. А на следующий день Власов двинул мне зуботычину, что было довольно вежливой просьбой с его стороны дать списать химию. Мне казалось, что во мне тогда все выгорело изнутри. Наивный. Было потом дерьма и подерьмистей.
- Где тут у вас водки купить? - спросил я мужичка, решив, что встречу я отложу на завтра, когда буду в более приличном состоянии духа.
Железнодорожник щуро посмотрел на меня и спросил:
- Зачем же ее покупать? Вон, - он неопределенно кивнул куда-то, - есть у меня самогон. Дам тебе бутылку.
Мы прошли метров пятьдесят молча.
- А взамен дашь мне денег.
Я хотел было рассмеяться, но мысленно махнул рукой.
Первая пошла хорошо. На голодный желудок. Конура моего нового знакомого показалась мне теплее, одежда суше, а грязный топчан уютнее. Вторая начала потихоньку глушить чувство жутчайшего диссонанса. Это слово подкинул мне Виталик. Он тихо читал в углу под мерный храп перегоревшего на злобе Василия. Железнодорожник подливал.
- Чо приехал та?
Я кивнул в окно. Там, за сумеречной пеленой дождя, зажглось окошко в добротном домике у озера.
- К Женьке? Он тебя ждет, но говорил, что, мол, пока не можить - у него диссонанс, - мужичок выпил и выдохнул сквозь сжатые зубы.
До меня медленно доходили его слова. Как говорил Виталик, Бонд - это не просто решимость, смелость и холодный расчет. Это еще и роскошь, шампанское, гоночные авто, шикарные женщины. Еще вчера, когда я вышел из поезда, изрядно помятый, Василий меня предупредил, что реальность лопнет по швам, если мы с Бондом встретимся здесь, в глубинке, а не на званом балу у какого-нибудь злодейского шейха.
Да я и сам это прекрасно понимал. Но чертовы факты неумолимо вели меня сюда. В это классическое русское Гадюкино. Где словом "монтекарло" участковый врач называет венерические заболевания.
Самогон кончился. Железнодорожник встал и размашисто махнул мне рукой:
- Пшли!
- Куда? - лениво спросил я.
Мне уже хотелось утра. От мысли, что я постучу в дом и увижу Бонда, мне ужасно хотелось писать. Да, именно, вот так вот по-детски обмочить штаны. Было невыносимо интересно, убегу я или все-таки встречусь с тем, о ком грезил всю сознательную жизнь?
- К Сереге Шейху, у него есть, - мужичок махнул рукой в темноту сеней. - Смокинг. А то диссонанс, мать его.
Я переоделся, мы вышли на ярко освещенную площадь с фонтаном. Перед нами открыли дверцу лимузина и мы, согнувшись в три погибели, залезли в мягкую кожаную утробу.
- Здесь тоже чет есть, - железнодорожник ловко добрался до бара и тряс бутылку "Моэт".
У Сереги Шейха действительно было чё. Вообще было много народу. Деловые мужчины, прекрасно одетые дамы, молодежь отсутствовала и было не очень шумно. Виталик посмотрел на все это и промолвил: "Чинно". А Василий открыл один глаз и промямли сквозь сон: "Мрак какой-то. Педики одни".
А я чувствовал, наконец, что диссонанс рассеивается. Сколько бы "с" ни было в моих мыслях, они начали обретать остроту. Болезненное желание сходить по-маленькому накатывало все чаще и чаще, приходилось сжимать колени.
- Как вы с ними живете? - спросила дама в открытом вечернем платье, глядя в меня, через мои открытые глаза.
- "Голоса в моей голове мне не мешают" - процитировал я кого-то из классиков.
- Тот, брутальный, мне даже нравится, - призналась моя собеседница и в подтверждение колыхнула грудями, в манящую щелочку между которыми завалился крупный брильянт.
Василий ломанулся в бой и даже свел мое лицо в улыбающемся оскале. Но, я осадил его.
- Я живу с ними уже сорок с лишним лет, - пожал я плечами, словно оправдываясь перед дамой.
- Но вы не считаете, что они - это вы?
- Нет, так же как вы - это не я.
- Но вы имеете над ними полную власть, не так ли?
Василий в голос заржал, даже Виталик усмехнулся. Мне стало как-то неудобно за себя.
- Нет, вовсе нет - вздохнул я, - Власти над ними могло бы быть и побольше.
Я стал проникаться к этой даме. С учетом того, что все это время никто не мог бы назвать меня успешным дамским угодником, сейчас мне нужен был этот разговор, в этой обстановке, перед той самой встречей, что я ждал всю жизнь. И крепко зажатый между грудями крупный брильянт только подтверждал это.
- Звучит, как шизофрения, - рассмеялась моя собеседница.
Вместе с ней рассмеялся и Василий, громко заявив: "Да он вообще псих, больной на всю голову." А потом он вдруг погрустнел и сказал: "Козлина, всю жизнь нам с Веталем запорол. Лысый толстожопик".
- Вы очень странный для... - моя собеседница не договорила.
Меня схватил за рукав мой знакомый железнодорожник и потащил через толпу. Я лишь успел залпом допить что-то мутное и очень крепкое из фужера и поставить его на поднос проходящему официанту.
- Короч, это. Женька сказал, нормально все с диссонансой.
У меня замерло сердце. Я вдруг оказался совершенно не готов к встрече, которую ждал всю жизнь. Много маленьких, но гаденьких мыслишек стали подтачивать своими зубками вековой баобаб моей решимости. "А смогу ли я достойно пообщаться на английском?", "О чем мне с ним говорить вообще?", "Как сильно отличается он от голливудского героя?", "А вдруг это вовсе не Пирс Броснан?"
Я запаниковал. Моя заветная мечта вот-вот сбудется. Но мой знакомец вытолкал меня в открытую дверь, и я оказался в обширном и пустом холле. Дом у озера стоял прямо тут. Мне надо было лишь проделать небольшой путь и открыть скрипучую дверь. У меня задрожали колени.
Оказалось, что Василий не спал. Он вскочил столь внезапно, что застал меня врасплох. Виталик лишь успел крикнуть: "У него пистолет!" - и тут же свалился от удара в челюсть.
У Василия был пистолет. А я все это время ничего не замечал, и теперь он целил в дверь моей рукой.
- Какого хрена? - замямлил я, но было уже поздно что-либо выяснять.
Василий зло заржал.
- А ты молодец, хоть и чмошник, - мы шли к двери. - Но, пожалуй, с меня хватит. Сейчас мы пристрелим твоего пидаристического Бонда, ты сдохнешь от ужаса и разочарования, и я смогу вздохнуть спокойно, и, наконец, избавится от этого тюремного заключения в твоей засратой башке.
Мы вошли. В дальнем углу, у окна, спиной к нам стоял высокий человек. Стоял спокойно, задумчиво глядел куда-то вдаль и не спешил поворачиваться. Василий целил ему в затылок.
Пока я находился в своей обычной трусливой прострации, неожиданно для всех на ноги вскочил Виталик и вцепился в руку с пистолетом.
- Убьешь его и убьешь всех нас разом, - зашипел он, скрежеща зубами от натуги. - Ты понимаешь, это мечта. Вся жизнь замкнута на ней.
- Чтобы этим жить, - Василий был обескуражен напором Виталика, - нужно, чтобы мечта была недостижимой в принципе.
- Нет, шанс всегда должен быть. Только глупцы грезят тем, чего действительно никогда не удастся достичь.
- Да, черт бы тебя побрал, это уже не важно. Вон этот ваш сраный Бонд, все мы пришли, он сейчас повернется, наш толстожопик растечется, как жир на сковородке, и мы вместе с ним. Ведь так?
Василий обратился ко мне. У меня все еще дрожали колени. Нашу встречу с Бондом я представлял себе совсем не так. К счастью, он так и не повернулся.
- Нет, ребята, - наконец выговорил я, - я просто сейчас развернусь и мы уйдем. Цель, которая оказалась такой достижимой, будет закрыта стеной моего страха, и концепция мечты будет работать снова. Все будет хорошо. Вась, пожалуйста, убери пистолет.
- Ну вот хрен с два!
Тут Василий с силой пнул Виталика в живот, и не успел тот упасть навзничь, выстрелил ему вдогонку. Два раза. Обе пули попали Виталику в голову, и его не стало. Только практически обезглавленное тело и куча темно-красного месива.
- Хрен с два, дружок, - заорал на меня Василий, впав в совершенное безумие, - я считаю, что лучше сдохнуть нам всем, чем дальше жить в твоей никчемной лысой башке. Ты лошара и лузер. Ты должен был понять это еще в школе и повеситься в ванной. Так бы ты избавил меня от стольких лет мучения, не заглушаемого даже алкоголем. Короче, скажи своему Бонду "до свидания".
Я неимоверным усилием согнул руку в локте, так что дуло уперлось Василию в висок, и нажал спусковой крючок. Вася лишь успел сделать удивленный взгляд.
Теперь я стоял весь в крови, с пистолетом в руке. Из тел еще вяло вытекала кровь. И в этот момент, Бонд решил повернуться ко мне. Сделал два шага, вышел из сумрака дальнего угла и остановился передо мной, широко улыбаясь.
Я оцепенел. Теперь, когда впервые в жизни я остался так одинок, я стоял лицом к лицу с ним. Усмехнувшись и поправив запонки, Леха Власов сказал своим мерзким хриплым голосом:
- Не ожидал? Да, да. Как ни крути, а твой герой - это не ты, это я. Бонд, Джеймс Бонд. - Он достал сигарету и закурил. - Ты думал, боль в том, чтобы достичь мечты или утерять возможность ее осуществить? Нет, вонючка, настоящая боль - это когда твоя мечта сбывается у другого. Так что вот, я не подох в канаве, как ты, наверное, мечтал. Я жил лучше тебя, я имел все, что хотел и всех, кого хотел. На твою злость мне было положить с прибором. Даже жужжание комара ночью доставало меня больше, чем твои жалкие припадки ненависти. Твоя мечта для меня, как два пальца об асфальт. Я пришел сюда за час перед тобой, задушил старичка и оп-па! Я стал тем, кого ты боготворил всю свою говеную жизнь. Знаешь, почему мне было так легко? Да потому, что на все то, что ты вожделел, чего ты добивался, за что ты рвал жопу, на все это мне было просто насрать. А вещь, на которую ты можешь насрать, взять намного проще, поверь. Это понимание пришло ко мне, когда я отпехтерил твою зазнобу. Ну эту малолетку из твоего класса. Ты хоть помнишь все это? Или у тебя от страха мозг провалился в жопу?
Я не шелохнулся. Я был пуст.
- В общем, пистолет у тебя есть, выйди отсюда и застрелись нахрен. Это я тебе делаю большую честь, на самом деле, была идея засунуть тебе твою пушку в задницу.
Леха засмеялся. Не зло, не добро, просто посмеялся своей гениальной шутке. А у меня не было рассудительного Виталика, не было яростного Василия. Я был наедине с самим собой. В голове гулял сквозняк, развевая волосы на кусочках черепов моих извечных спутников, которые теперь превратились в остывающие туши. В голове пульсировала жилка. Я попытался сконцентрироваться на ней. Это был какой-то сигнал. Это была единственная мысль, оставшаяся у меня в голове. Семь минус три равно четыре. Я слушал, и она становилась все отчетливее и яснее. Равно четыре. Да. Так и надо.
Я вытянул руку и выпустил оставшиеся четыре пули во Власова.
- Ты, говно. Я никогда тебе не завидовал. И не завидую и сейчас. Несмотря ни на что, ты сдох пьяным в канаве.
Я упал на колени и, наверное, заплакал. Не знаю. В чувство меня привел запах водки. Рядом на корточках сидел мой знакомый железнодорожник и держал у меня перед носом полный стакан.
- Давай, прими. Давай, да все хорошо уже. Теперь ты наш Джеймс Бонд.
А я ничего и не чувствовал. Ни радости, ни облегчения, только желание выпить. Я поднял глаза и попытался сфокусироваться на изображении. Прямо перед собой я увидел милое личико Машеньки. Уже не той школьницы, а взрослой и прекрасной женщины. Она смотрела на меня и улыбалась. Ее белокурые волосы спадали на плечи, прикрывали воротничок белой сорочки и заканчивались. Я проморгался. Изображение Машеньки стало меньше. Оно было заключено в керамический овал. Я отодвинулся, изображение осталось висеть на надгробном камне. Машенька все еще улыбалась мне, но уже как-то грустно.
Я оттолкнулся и упал назад, отполз, взрыхляя ногами землю. Вопросительно посмотрел на железнодорожника.
- Судьба женщин Бонда не завидна. Ты убил и ее. И эту... - он скосил взгляд.
Я увидел еще одну могилу. А потом еще и еще.
- Ты герой, решительный и безжалостный. Уж не знаю, хотел ты этого или нет? Вот эти, - железнодорожник указал на пригорок, утыканный крестами, - призывники с секретной военной базы. Вон там - рабочие арабского перерабатывающего завода, вон там - шведские нефтяники. Это все твое, спецоперации, погони, перестрелки, не припоминаешь?
Как же так, я снова оказался в западне? Неужели нет выхода, неужели все мои стремления и мечтания напрасны?
- Ну а что ты хотел? Мечта - это идеализация. Реальность того, к чему ты стремишься, может быть так ужасна, что иные будут считать тебя умалишенным психом, раз ты мечтаешь о таком. Вон, Гитлер, думаешь что? Идеализация мечты слепа, как любовь. Про козла знаешь?
Я кивнул.
- Что же делать? Не мечтать вообще? Мечтать о полете в Альфа-Центавра? Что делать?!
Я схватил собеседника за отворот телогрейки и потряс. Тот лишь усмехнулся:
- Тебе надо понять одну простую вещь, товарищ. Надо думать, что мечтаешь об одном, а в глубине души иметь спрятанную мечту, исполнение которой будет приносить тебе удовольствие, под маской стремления за мечтой мнимой.
- Я ни хрена не понял, - признался я.
- Эх ты, смотри, - железнодорожник налил стакан. - Твой Бонд, это глупая придумка, которую ты создал, чтобы к чему-то стремиться, но на деле любой психиатр без труда поймет, что ты мечтаешь о том, чтобы напиться. Но в этом ты никогда не признаешься ни себе, ни другим. Это как-то приземленно. А вот Бонд - это да. Но с этим Бондом у тебя одни проблемы, то хочу, то не хочу, то не тот, то не там. Это твоя неуловимая мнимая мечта, за которой тебе хотелось бы гоняться всю жизнь, чтобы иметь возможность уставать, кручиниться, злиться и таким образом исполнять свое истинное и потаенное желание, о котором не надо никому, даже себе, говорить.
Мой собеседник поднял стакан.
- А теперь, что мне делать теперь?
- Теперь, - железнодорожник обвел взглядом деревенский пейзаж, - да ты нашел себе уже идеальное горе, которое можно запивать горькой всю жизнь, не боясь быть разоблаченным. Ты добился своей мечты, разочаровался в ней и даже убил своего Бонда. Теперь никто не осудит тебя. Давай, в общем, у меня еще есть.