Аннотация: Не надейтесь, что за динамичными действиями последует расстановка всех точек над i.
Пахнет дождём и вином. Дождь летний, а вино красное.
В этом городе минуты, когда тебя никто не достаёт - счастье.
Звонит телефон, это в первом часу-то? Ванда выпрямляется и садится. Интересная певичка, лет двадцати шести с хвостиком. Никогда раньше не замечал, что она держит аппарат рядом с кроватью. По крайней мере, легко дотянуться.
Ванда вешает трубку, но едва мы возвращаемся к нашим делам, телефон звонит снова. Она встаёт и пересаживается на свою сторону кровати. Из темноты блестят отражённым лунным светом собачьи глаза.
Это можно понять - артистам приходится поднапрячься, чтоб сдерживать натиск кино. Даже всемирно известная Сьюзен Бернар снялась в фильме. А в Нью-Йорке, слышал, и вовсе показали ленту, вторгшуюся на вандины поля охоты - звуковую.
Ванда договаривает с телефонным собеседником, наблюдая за пульсацией, и мы снова выпадаем из мира людей.
Вино допито, сигареты выкурены. Певичка заявляет, мол, буду спать, выступление завтра.
Ищу на полу рубашку, она обошлась в четверть стоимости клифта, надеюсь, псина не добралась. На ступеньках поправляю поля шляпы и поднимаю ворот пальто - неожиданно холодно, аж отрезвляет.
Ванда спускается к машине, чтоб потрепал по спинке, и подурачились.
Воздух чист и пахнет зеленью. Мили светящихся дворцов, цирков, замков. Да, моя машина не оцинкованный танк, как у других ребят организации, зато спортивная.
Открываю загородку и ставлю родстер на пятачок парковки. Зубочистка, пристроенная к двери, на месте - открываю. Квартира как всегда похожа одновременно на неоконченную стройку и казарму, готовую принять пять человек "залечь на матрасы".
Утром подтаскиваю бакелитовый телефон в ванную, набираю домашний колумнистки из газеты. Напиток со льдом хорош тем, что пить приходится по чуть-чуть. Виски от этого вроде как более чистый. Хотя Дудикоф говорит, что весь местный виски лажовина против водки - её гонят из спирта. Старик вообще много говорит. Раньше он был самым фартовым доном города, верно, а теперь просто трусливый старикашка. Надеется умереть в своей постели при нотариусе и враче. Или даже каким-нибудь - сенатором. Потому мы с Джеромом и завели себе отдельный бизнес.
- Ты, Джоан? Детка... Олрайт, помню, ты просила не назвать так. Пошутил. Слушай, нужна в следующем "Мисто" колонка о кулачных боях, и намекни, где пройдёт подпольный матч с тотализатором. Пиши как хочешь. Кто дерётся? Собираюсь подписать Ким Чен Дука, а Джером подбивает клинья к "Груму" Горману. Какая ещё битва тигра и дракона? Главное, чтобы вышло не заумно. Нам нужны кошельки всех бездельников города, а не только яйцеголовых. Что? Джером допекает? О-кей, поговорю с персонажем.
Да, этот ломоносый верзила из тех, что начинают психовать, если заметят, что мир вертится не вокруг них одних.
Ловлю себя на том, что уже битых три минуты смотрю в опустевший стакан. Пора продолжить. "Рулеточная мельница" на Фримонт-стрит как раз подойдёт.
Из-под локтя выглядывает клетчатая кепка - соседский мальчишка прибежал за монеткой - открыл ворота парковки. Держи пенни.
За швейцара сегодня стоит Альберто. Сейчас скажет: "Здорово, не подкинешь полгранда?"
- Здорово, Билли-Майк, не стал бы просить, но не подгонишь полкосой?
Бог тебе подкинет. Сижу, из газетки узнаю, как в Италии стартовала "Милие Милле". Не успеваю управиться с едой, как малый вытягивается у стола с полотенцем. Мол, сэр, дон велел вас позвать.
Дудикоф так разжирел, что сидя на стуле в своих огромных роговых очках напоминает поставленную на хвост черепаху. Видимо, его толстая, как нога поварихи, шея давит связки, потому что сипит, как простуженный. Всё будет тип-топ, говорю.
Милтон, помощник и телохранитель босса, выпускает меня из кабинета. У Милтона такие брови, кажутся приподнятыми. Ему это дело помогает, производимое впечатление.
Джером приволок новенького, Андониди кличут. Что ж, пусть лезет на заднюю седлушку. Моя машинка, мазуриками Милтона натёртая до блеска, красуется красными спицами и белыми покрышками.
Слушать, как машина поршнями играет джаз, это самое приятное в работе. Но вот мы подъехали к варьете, где выступает артист художественного свиста, у которого украли! опиум организации.
Не дожидаясь, пока ирландец до немоты запугает персонажа своей маловысокохудожественной речью, беру переговоры на себя. И по правилам профессии жестикулирую перед носом свистуна выкидным ножом. Мол, посмотри со сцены, зал видит высокую квалификацию твоей артистичной физиономии последний раз. А это чистая правда. В открытую дверь кулис видно: зал заполняется. Девушками помоложе, из колледжей, прихватившими на каникулы в Вегас папкину чековую книжку. Есть дамочки постарше, поддатые уже, мотаются на людях, лишь бы не остаться в номере наедине с мыслями о суициде и так далее. И может быть, они на него пришли посмотреть.
И артист, не рискуя капиталом, выкладывает всё. Порошок он на улицу толкнул. Он опиум - хулиганью продал. И называет имя. И имя - знакомое.
Ближе к причинному кварталу людей на тротуарах становится меньше. Исчезают газетные и овощные лотки, а взамен них вырисовываются сидящие на крылечках и у стен домов аборигены, всяческий хлам и тому подобное.
Сегодня антонидевский день: ему таки выпадает честь посидеть за рулём. Сопрут ведь.
- Где Рабуи?
Хлопцы с платками, повязанными, как у сельчанок на стене у Дудикофа, лопочут на своём птичьем наречии. Один отделяется. Даю дорогу Джерому. Посмотрю да посмеюсь.
Бандит сгрёбает сявку одной правой, и легонько впечатывает в рабицу. Кодла гудит, двигается ближе. Тяну за шершавую рукоятку из подмышки козырный кольт. Мол, вот этого не надо. Один из ребят заводит руку за спину. Ласково улыбаюсь мальцу, мол, давай, покажи.
Один шпанёнок как ломанётся в дом. Пока искали нужный коридор среди хлама и тряпок, слышу - выстрел. В проулке картина маслом: около моей красотки валяется пресловутый Рабуи с ржавым револьвером времён Буффало Билла и свертком в другой лапе. Андони-хрендони дымит стволом. Каков?! А вчера мимо горшка промахивался.
Джером нагоняет, всё, мол, на сегодня. Нет, не всё, оттягиваю в сторонку, мол, чего хочу сказать - отлезь от мисс Блескинг.
Улыбка спадает с физиономии, ирландец тащит за угол. Мол, ты соображаешь, ты мол, мал ещё мне указывать. Интересно, думаю, кто ж тебе не мал тогда - Дудикоф или Президент Соединённых Штатов? Говорит, хоть понимаешь, что могу те амбицию по стенке размазать? Понимаю, выдавливаю, а от журналистки отвяжись. А у самого глотка пересохла. Очень, говорит, ты меня разочаровал. И как саданёт под дых. Ушёл, руки в брюки.
Отвожу новенького в пустыню, приобщать к ремеслу. Рабуи закапывать. После опий припрятываю в обычном месте, он нам с Джеромом не помешает, и домой отсыпаться. Правда, телефон будит - журналистка спрашивает, всё ли со мной хорошо, и ещё чего-то говорила, но сразу прощаюсь. Очень события вымотали.
Кто там вздумал стучать с утра пораньше? Малец получает десятку. Выглядываю в окошко. Так и есть - Джером накапал боссу про нашу заначку, и черепаха прислал ребят одетых под копов. По торчащему из окна фальшивого бобика прикладу томми-гана ясно-понятно, что назревает крупный разговор со стрельбой. Расстреливаю по парням обойму кольта. Пока прячутся за машинами, рву с места в карьер. Карьер не карьер, а какой-то каньон, как назло, на пути подвернулся. Гран, или другой - не знаю, не разбираюсь в этом.
Когда пелена на глазах растворяется, замечаю, что лежу я в каких-то шкурах, в пещере. И рядом некто, во сто шуб одет. Вижу, что некто это индейская дама. Проще говоря - краснокожая.
Говорит, мол, великие боги, как же ты воняешь. Думаю, погоди, доберусь до кольта и запасной обоймы, узнаешь почём фунт лиха, и так далее.
Шаманка говорит, мол племя её разуверилось в путях предков, она для психологического эффекта решила применить на мне магию древних, чтоб сплотить воинов. И верно, глаза к темноте привыкают - стенку подпирают три увальня и кольт у них. Старуха смеётся морщинками в уголках глаз: - Тише, омбре из Бегаса, какой из тебя герой, ты уже показал. И отрезает для меня моим ножом ещё вяленого мяса.
Тащусь с краснозадыми в горы. Как придумала насмешница - победить врага в своей голове. Мол, говорит, всё существенное происходит в твоей голове. Непонятно только, зачем для этого лезть на верхотуру. Мне б по-привычней - верните кольт и готов побеждать. Пинаю песчаниковые пригорки, бегу вперед, останавливаюсь, бросаю в долину камни. Когда подходят, снова перегоняю. Наконец, выбился из сил, сижу, жду. Красножопый клоун говорит, мол, духи пробуют достучаться до тебя. Забираемся на плоскую площадку, не доходя футов двести до вершины. Видок что надо. Оборачиваюсь к индсменам, а огромный орёл как вцепится в рожу.
Просыпаюсь, над головой белое, округлое. Купол? В яйце я что ли, хе-хе. Я ж не цыплёнок какой, а отчасти бывший бродвейский суфлёр. Ноги скрюченные и шея побаливают. На передних сиденьях проспал всю ночь. Во рту страшно сухо, тело чешется, просоленная кожа саднит. Стоп, а этот сон, это было на самом деле, все эти индейцы, горы, птицы, или только приснилось? Разберусь после, желудок упорно бурчит, требует жертв.
Машина завелась не с первого раза, тихонько выруливаю с песка на шоссе.
Щёлкаю ручкой приёмника - музыки нет. Здесь шипение, тут собачий приют. Вот новости. Русские поднимают голову от сохи? Пора навестить нашего русского.
Гляжу, в ущелье мои индсмены уконтропупили половину людей Резкого, основного черепахиного киллера.
Милтон, орёт, мол, Резкий, тащи свою резкую задницу сюда. Да только тот уже загребает песок со стрелой в горле. Смехотура. Краснокожий с кольтом стреляет, к нему бегут, а другой их из лука шмоляет. И только третьего индейца невидно: в тыл он зашёл, или как-то по-другому воюет, я в этом не разбираюсь. Проезжаю через этот вестерн.
Дома новый костюм, взамен лохмотьев, иначе в центре не затеряться. И под душ. Чего саднило-то - на груди - орёл. В каморке под лестницей беру маленький, небольшой такой револьвер.
На крыше пекарни напротив дудикофского ресторана среди сохнущих простынь - человек Резкого с охотничьей винтовкой. Стережёт. Прицеливается в мою башку, появившуюся из слухового окна. Прыгаю навстречу, и, в нарушение всех физических и химических законов, уклоняюсь от его пули, но леплю точнёхонько в лоб свою. Некогда думать о своём поведении, несвойственном человеку - босс вышел на балкончик, смотрит вниз на асфальт. Винтовка без оптики, но, целясь, вижу испарину на лбу.
Вот тебе, от неизвестного. Дудикоф до некоторой степени окрашивает стену багрянцем.
Решив, таким образом, частично, русский вопрос, я отправляюсь к Ванде. Поинтересоваться, не желает ли махнуть не глядя Вегас на Фриско. А там певичка и Джером, захворавши, прилегли в постель. Неприятно и тяжело смотреть. Допустил пару выстрелов, три или два.
К окну. На авеню крики, визг тормозов - Милтон с мальчиками нарисовался.
Нет, ребята, я пас. Я к индейцам - пусть вылавливают. Сдёрну в Неаполь, начну новую, счастливую жизнь. И тьфу на вас.
Прыгаю, стартер, жму. Сразу за город и к водопаду. На этот раз ребятки взяли форсированные броневики - нагоняют в гору, сволочи, один тычок бампером, и меня волчком завертит. Ставлю красавицу в узком месте поперёк дороги - пока затормозят, пока разберутся, оттолкнут - добегу. Добежал, прыгаю. Всё.
***
Когда Милтон выбрался из подъехавшей второй полицейской машины и приковылял в лаковых туфлях к обрыву, родстер Билли-Майка беспомощно вертел колёсами и пускал пузыри. Пулемётчик из первой машины водил над потоком мушкой томпсона. Очередь.