Корреспондент. Вы сказали однажды: 'Что касается будущего, то я больше верю в социализм, чем в американизм'. Сейчас Вы думаете так же?
Хайдеггер. Разумеется.
1969 год
'Интеллектуал - человек, которому требуется больше слов, чем нужно, чтобы сказать больше слов, чем требуется' Дуайт Эйзенхауэр
'Мне кажется, что в обществе, безнравственно утопающем в разврате и роскоши, человек даже со средним, но приятным талантом, составит себе карьеру' Дидро
Мелодии Пендерецкого, Прокофьева, Шостаковича.
Внук предка. Самое главное достоинство, которое приписали режиссеру Бортко, это его бережное отношение к тексту.
Аннушка. Я не могу назвать более трепетного толкователя классики.
Внук предка. Мысль подхватили, растиражировали, и теперь некритическая масса убеждена что сериал - чуть ли не покадровая стенография текста или, проще говоря, видео-подстрочник.
Инженер. Ах, если бы! Бывает, что ради 1 процента лжи городят 99 % правды. На ее-то бурунах транзитом незаметно и протискивается искомый процентик, который, точно вирус, со временем мутирует, а на финише извращает всю правду блестящего старта. С бортковской стенографией - та же история, только искажений Булгакова куда больше, чем хотят замечать.
Внук предка. Ну, перечислять всё оставим любителям деталей. Наша задача назвать вирусы явной отсебятины, способные поколебать репутацию Бортко-стенографиста. Если отсебятина очевидна, этим она и заклеймена. Итак, начали...
Чекист. Позволю мне. В глаз бросается вымышленная фигура начальника НКВД. У Булгакова такого субъекта не было и нет. С точки зрения органов, тип неживой и ненатуральный. Кто-то сказал, это просто тип Берии.
Диссидент. Наоборот. Берия - прототип этого типа.
Чекист. Сам вы... Берия был фигура! Тут же гибрид - Бергафт. Кстати, актер Гафт для Берии у Бортко великоват в длину и попросту староват. Теперь самое-самое: Берия назначен наркомом внутренних дел в 1938 году, а экранизация, судя по всему, упитана атмосферой никак не дальше чем 1934 года. Между прочим, до июля того же, 34-го года, было ОГПУ, а не НКВД. Из той же серии - кинохроника, изображающая что-то там типа 'чисток' Наркомата финансов, а потом и процесс, где зачитали приговор Рыкову, Ягоде, Зелинскому и т.д. И это опять говорит за то же: что на экране 1938 год, который никак не стыкуется с климатом происходящего, да еще нелепо привязан к Булгакову.
Диссидент. Почему же, разрешите спросить, гражданин начальник?
Чекист. Как известно, общение писателя с ОГПУ имело место в несколько другой обстановке. Это был 1926 год, когда органы после обыска в его доме забрали, а потом вернули рукописи 'Собачьего сердца' и дневника. Правда, в ту пору о Берии никто и не слыхивал, сам Сталин и близко не имел того веса, что в середине 1930-х. Впрочем, и в 1938 году Берия был 'темная лошадка', а не монстр. Молва с ним, если что и связывала, так это освобождение и пересмотр дел основной массы репрессированных при Ежове (читайте: Елена Прудникова 'Берия. Преступления, которых не было').
Диссидент. Это все мелочи и междусобойчики по уклонению от несмываемой вины. Интеллигенция не простит этих чисток никому и никогда. И, прежде всего, Сталину, его чудовищной эпохе - коммунизму!
Чекист. Для справки: в чистках почти поголовно и принципиально отказывалась от отцов-мужей - 'врагов народа' - интеллигенция, в том числе творческая. Простой человек был честней и верней.
Инженер. Хотел бы указать еще на один мотив, не вяжущийся с экранной 'бериевщиной', столь любой Бортко. По-моему, в 1937-м Михаил Афанасьевич отказался от предложения Юрия Олеши поучаствовать в публичной расправе над тов. Киршоном, одним из своих рьяных гонителей. Иначе говоря, Булгаков ясно показал, что лично он выше политического сведения счетов.
Диссидент. Еще бы, он предпочел самую изысканную месть: устроив продленную казнь и 'обессмертив' толпу своих гонителей в бессмертном романе.
Инженер. Тем самым вы признаете, что политический подтекст, шитый белыми нитками режиссера, совершенно не соответствует ярко сатирической композиции писателя. Бортко, по сути дела, применил прием из арсенала 'органов', что правдами и неправдами 'шили политику'. Ища 'политику' там, где ее нет, Бортко не щадит даже неприкосновенную прозу Булгакова. И это не впервой. В свое время, впихнув синематографическое 'мыло' в добротнейшее 'Собачье сердце', Владимир Бортко безнадежно обуржуазил доктора Борменталя, чем резко снизил и упростил абсолютно чуждую мелодраматизму планку булгаковской прозы. Помните Борменталя и плачущую барышню в синематографе? Но этим отсебятина режиссера не исчерпывается. Не удовлетворяясь ХХ-м веком, Бортко разнес несвойственные политические акценты на другие эпохи. Вот в 1-й серии Понтий Пилат допрашивает Иешуа Га-Ноцри, который в частности говорит:
'- Всякая власть является насилием над людьми... Настанет время, когда не будет власти ни кесаря, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть...
- На свете не было и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия'...
Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой'.
Так пишет Булгаков. Перед нами бунт, крамола высшего чиновника, кричащего верноподданнические слова, которые проигрывают куда более красноречивой ненависти его взгляда. В фильме этой ненависти не заметно. Прокуратор, а точнее претор, всего лишь громогласно апеллирует к потенциальному наушнику, ради этого и распинаясь в лояльности великому императору. Ведь кругом 'доносы и ябеды, из которых к тому же половина написана на тебя самого', - сетует Понтий Пилат. И в фильме усиленно акцентуируется именно это 'перестраховочное' побуждение, в сущности, мудрого правителя, нивелируя тем самым эту мудрость:
'- И настанет царство истины?
- Настанет, игемон. - убежденно ответил Иешуа.
- Оно никогда не настанет! - вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что Иешуа отшатнулся... - Преступник! Преступник! Преступник!'
Итак, официальный наместник Рима в Иудее 2000 лет назад ведет себя так, как это кажется, вернее должно казаться, правдоподобным нам. Нам же это, в свою очередь, может показаться правдоподобным при сопоставлении с рассказами жертв Лубянки и Гулага. Но вот, например, репрессированный в конце 1930-х сын знаменитого Парвуса Евгений Гнедин-Гельфанд вспоминает о своем следователе Гарбузове. И что? Младший лейтенант Гарбузов, оказавшись весьма душевным человеком, не бил арестанта даже под нажимом старших офицеров. Но один раз и он 'был со мной неожиданно груб, по поводу какой-то моей реплики поднял крик, явно рассчитывая, что в соседних помещениях его коллеги услышат, как грозно он со мной разговаривает' (Вадим Кожинов 'Россия. Век ХХ (1901-1939)').
Эрудит. Предварительная десакрализация изуверства допросов предпринята в фильме Э. Рязанова 'О бедном гусаре замолвите слово', где 'пытаемый', Евгений Леонов, выкрикивает всякие резкости типа: 'сатрап' и 'инквизитор', - тюремщику, Виктору Павлову, играя с ним при этом в карты.
Инженер. В сцене допроса Иешуа Пилатом Бортко конкретно реанимировал атмосферу ежовщины. Так сказать, вечный страх перед диктатурой. Но это исторически неточно. У каждого века свои особенности. Чего боялся Пилат? Императора Тиверия, как предтечи генсека Сталина? Ничуть. У его страха были совсем иные источники. Было так. В 15 году император Тиверий утвердил закон, по которому любое непочтительное слово о принцепсе автоматически приравнивалось к оскорблению всего римского народа и каралось смертью. Из этого следует, что те, кто злонамеренно спровоцировал Иешуа публично, хоть и почтительно, сказать, что придет царство более справедливое, чем власть Тиверия, обрекал 'вольнодумца' на смерть. И заочно подставлял правителя Понтия Пилата. По долгу игемон был просто обязан предать закону крамольника, который при свидетелях повторил свое 'оскорбление'. Заметьте, по умолчанию, Иешуа выступал против диктатуры - в пользу демократии, справедливости, истины. Поэтому вся грубость бортковского шва будет очевидна при стыке эпох и показавшихся ему одинаковыми сопоставлений. И только при внимательном сравнении налицо как раз дикий абсурд такого замысла. Вы можете представить, чтобы жертвы 'сталинских репрессий' на допросах пели панегирики самой справедливой власти императора (Сталина) в ущерб власти истины и справедливости для Всех? Да ни за что, ибо эту власть для Всех - Социализмом она называлась - и строили в СССР, во всяком случае, теоретически!
Внук предка. Да, Бортко демонстрирует 'образец' логики. Такое случается, когда слепая ненависть и конъюнктурная жажда застит разум и совесть. Иначе бы он сообразил, что при Советах свой первый кнут секретарь обкома (игемон) схлопотал бы как раз за подобный панегирик генсеку (императору), поставленному выше Общества справедливости! Более того, при социализме такой гимн императору был бы расценен не только как крамола, но и как грубая 'подстава' генсека! Вот вам пример неуклюжей манипуляции, бредовой логики вследствие безграмотного смешения несовместимого.
Инженер. Спасибо. Отсюда вопрос: не кажутся ли вам навязываемые режиссером параллели в поведении людей, разделяемых 2-тысячелетней дистанцией, слишком подозрительными, чтоб считаться правдоподобными? Ведь в данном контексте аналогия между Тиверием и Сталиным, мягко говоря, не тянет. В самом деле, чего бы должен страшиться прокуратор Иудеи, услышав крамолу Иешуа? Неужто, вы станете уверять всерьез, что - некоей туманной идеи о царстве справедливости и истины, тогдашнее представление о которых было не конкретнее наших воззрений о Мировом правительстве?
ВС. ...Общественный гомеостазис как на Западе, так и на Востоке в настоящее время осуществляется, исходя из намерений жестко закрепить концепции давно минувшего периода. Маркс жил в эпоху первой промышленной революции, а мы теперь давно вступили в период второй промышленной революции. Эпохе Адама Смита соответствует еще более ранняя и устаревшая фаза первой промышленной революции.
Непрерывный общественный гомеостазис не может осуществляться исходя из жестких предпосылок о совершенной неизменяемости марксизма, точно так же как он не может быть реализован исходя из столь же жестких предпосылок, основанных на шаблонных идеях свободного предпринимательства и наживы как побудительных силах экономического развития...
Тезис, который я хотел бы здесь выдвинуть, не является ни про-, ни антикоммунистическим. Этот тезис сводится к антидогматизму. Поэтому я выражаю свои идеи здесь в форме, не слишком связанной с оценкой различий в опасностях, которые несут аналогичные, но противоположные формы догматизма. Вывод, который я хотел бы подчеркнуть здесь, состоит в том, что нельзя преодолеть трудности, связанные с установлением подлинного, общественного регулирования, заменой одной жесткой схемы, которая не подвергается постоянной переоценке, другой жесткой схемой, аналогичной по форме и противоположной по содержанию. - Норберт Винер 'Творец и будущее'.
Мачо. Прошу слова. В книге ресторанный флибустьер Арчибальд Арчибальдович, узнав Бегемота и Коровьева, устраивает эффектную мистерию с балыками, после чего красиво покидает 'горящий корабль'. В фильме же довольно вялый, сам похожий на рыбий балык, Арчибальд телефонирует... НКВД. И все! Великолепную бурлескную сцену, которую любой подлинный киносатирик превратил бы в украшение, Владимир Бортко пожертвовал на откуп политконъюнктуре. Да, собственно, и экранный голощекий Арчибальд в интерпретации постановщика вчистую проигрывает булгаковскому прототипу - самому колоритному и детально выписанному чернобородому мачо романа.
Эрудит. Если на то пошло: ярость, с какой Бортко раздувает диссидентский пафос Булгакова, неспособного на 'политический курбет', свидетельствует о том, что с чувством меры, а, значит, вкуса и такта у режиссера не все в порядке.
Чекист. Зато наглости, хоть отбавляй.
Аннушка. Не наглости. Просто великому человеку честолюбия не занимать.
Инженер. Наглость и величие?
ВС. Великим людям чужда наглость. Наглость и самооценка представляют собою резкую противоположность друг другу, и их смешивать не следует. Человек нахален в той мере, в какой он лишен самооценки. Наглость - это способ, при помощи которого можно насильственно поднять свое самосознание, обесценивая достоинство другого. Поэтому она приводит иногда к сознанию своего "я". Речь идет о физиологической наглости, умышленная же наглость может проявляться и выдающимися людьми по отношению к низким личностям, ради поддержания собственного достоинства. - Отто Вейнингер 'Пол и характер'.
Инженер. Вообще, НКВД - не очень булгаковская тема. Его тема больше личная, даже, если это вопрос гения и толпы. Другая забота Булгакова - лютая ненависть, но строго сквозь призму писателя, к тем, кто его травил. Тут список хорош: от Авербаха и Киршона до Мейерхольда. В 1936 году Всеволод Эмильевич негодующе протрубил через 'Журнал и драматургия', что в театр 'пролез Булгаков' (а тот таки туда не пролез) и что Булгаков принадлежит к таким драматургам, 'которые, с моей точки, зрения, ни в какой мере не должны быть допущены на театральную сцену'.
Поп. Кстати, в конце того же 1936 года Булгаков делает набросок к либретто оперы о князе Владимире - Крестителе Руси.
Аннушка. Разве не похвально? Готовность взяться за самые истоки Православия лишь подтверждает неподдельность интереса к христианству у сына православного богослова и преподавателя духовной семинарии.
Чекист. Я тут набросал опись ляпов и несоответствий киноверсии тексту романа. Больше всех - обрезаний, то бишь купюр. Они кидаются в глаз именно по силе той идейной нагрузки, которая в них вложена и, значит, есть большое подозрение: э, а ликвидировано-то не просто так! С вашего разрешения оглашаю:
1-е. В психлечебнице отсутствует презрение Иванушки к интуристам.
2-е. Целиком вычеркнут сеанс гипноза от Стравинского: 'Вам здесь помогут'.
3-е. В грубо сварганенной и не к месту приделанной хронике 'политических процессов' приговор в виде упитанной 'фемиды' зачитывает нарком юстиции Крыленко. Вот тут-то совсем запутаешься, какое же время имел в виду Бортко? То ли конец 1920-х, когда задумывался роман. То ли середина 1930-х, то ли уже 1938-й...
Диссидент. Канун бериевских репрессий - 1936 или 1937-й. Но не ранее 1936 года. Об этом говорит всЁ.
Чекист. Говорят все, а это не одно и то же.
Эрудит. Разные детали романа позволяют допустить серьезный разбег в датировке. Упоминание во время сеанса черной магии троллейбусов, появившихся в Москве только в 1934 году, уточняет, ранее какого времени действие романа датироваться не может.
Инженер. А знаменитое московское метро пустили в 1936 году. Пуск этой новинки был настолько ярким праздником на фоне слабосильных троллейбусов и трамваев, что Булгаков бы непременно внес его в перечень Коровьева, если бы имел в виду события позднее 1936 года. Да и для похождений нечистой силы подземка - просто находка. Но про метро в книге ни слова. Стало быть, не ранее 1934 или 35-го года. Теперь строго хронологически... Если Бортко имеет в виду 1937-38 годы и соблюдает параметры, заданные в книге, то Понырев - профессор, о котором говорит гафтовско-бортковский Берия, это персонаж самого конца Великой Отечественной войны или даже послевоенный. Теперь скажите, во время или после Великой Отечественной войны оставалась бы актуальной тема шайки гипнотизеров? Я понимаю, вымысел вымыслом, но логика логикой. Это Булгаков не знал, что через год после его смерти начнется великая война. Но Бортко-то знает и, тем не менее, через 7 лет после проделок Воланда описывает то, чего не могло быть во время или после войны. Абстрактного времени и сослагательного наклонения не существует.
Мачо. А если Бортко имел в виду середину 1930-х, а речь 'Бергафта' перенес года на два позднее, то он допускает, по мизеру, два грубейших нарушения. Во-первых, перечеркивает 7 лет по Булгакову. Во-вторых, когда б было время повзрослеть на 7-10 лет Поныреву, да еще и докторскую защитить? Если же имеется в виду самое начало 30-х, то хроника путает и смещает события в диапазоне десятилетия.
Аннушка. За датировку действия более ранним 1932-м годом говорит то, что в кабинете 60-летнего профессора Кузьмина висит на стене фотография, изображающая 'полный университетский выпуск 94-го года'.
Эрудит. В том же, 1932-м, году прошел демонстрируемый в хронике первый съезд Союза советских архитекторов. Зато в разгар сеанса черной магии Гелла довольно четко объявляет моду: 'Зима-лето 35-го года'. Это я так, к слову.
Поп. Отсебятина. В романе этой привязки к дате нет. Это я тоже - к слову.
Мачо. А если без слов, но конкретно: сеанс магии предваряла любопытная музыкальная заставка на тему марша 'Здравствуй, страна героев'.
Диссидент. Ах, да! Кажется, из как бы кинокомедии Александрова с Орловой...
Эрудит. 'Цирк'? Конец 30-х...
Мачо. Нет, 'Светлый путь'. И ровным счетом - 1940-й год. Музыка Дунаевского того же, если не ошибаюсь, года. Слова, по некоторым данным, написаны не ранее 1936-го.
Инженер. Вот вам за 5 кино-минут - сразу два грубых исторических ляпа со стороны сценариста и режиссера, занимающегося отсебятиной. Такой вот цирк!
Чекист. В таком случае, все эти политические процессы и несвоевременные марши притянуты за уши и выдают отрывочность в исторических представлениях Бортко. А я закончу свой список.
Пункт 4-й: когда бортковский Коровьев в 'славословии' советским писателям меняет булгаковские 'тысячи подвижников' на 'целую бездну талантов', я вынужден обратиться к статистике, которая четко отражает самое 'ядро' данной 'бездны'. Из 600 делегатов 1 съезда Союза советских писателей (1934 год), сменившего еще более узконациональный РАПП, свыше 190 были москвичами. Из них 92 - русские, 72 - евреи, 5 - поляки и еще 3 венгра, по 2 немца и латыша, грек и итальянец. Огласить весь список?
Глава проекта. Не стоит, пожалуйста.
Диссидент. В демократической стране за эти провокационные наводки против евреев все вы тут уже бы загремели...
Аннушка. Фи, о чем вы, дорогуша? Политкорректность тут и не ночевала.
Инженер. Слава богу, мы в пост-тоталитарном обществе, где еще можно стукнуть душегуба по балде, а педофила по сучливой лапёшке. Ваша безумная политкорректность - абсурд. Это сродни тому, когда перед вами громила с ножом, а вы в раздумье: 'Что же делать? То ли молча принять смерть от убийцы, ибо, если я заору: 'Караул, убивают!', а меня в итоге не успеют убить, то мне грозит срок за оскорбление личности нападавшего, обратись в лигу защиты прав человека? То ли все-таки заорать, и тогда я спасу свою жизнь? А с другой стороны, если из соображений политкорректности я промолчу, то закон будет на моей стороне, хотя меня уже не будет на этом свете. Неразрешимое противоречие! Может, лучше у убийцы спросить совета, как мне поступить, чтоб его не обидеть?'... Вот так и все наше общество не первый уж год ломает голову: политкорректность ли соблюсти, душегубу ль треснуть? А ведь реальный убийца долго не ждет. Так что пусть народ выбирает, да пошустрее: жизнь или политкорректность?
Эрудит. Воспользуюсь своим правом. Мои замечания не столько идейно окрашены, сколько эстетически заточены.
1-е. В сцене допроса у Пилата Бортко почему-то не допускает серебристого облака вокруг фигуры Иешуа, а это, согласитесь, очень важный эзотерический штрих.
2е. Игемон не делает знака предостережения Иешуа. Игемон по Бортко, вообще, чересчур статичен тогда, как у Булгакова каждый жест, кивок, шаг выверен.
3-е. Линия Иешуа практически теряется на фоне московских событий. Но и там, с самого начала, режиссер сознательно убрал слова о 7-м доказательстве существования дьявола - философском тезисе романа.
Инженер. Еще одна грубая подтасовка: 'Через четверть часа после того, как она покинула меня, ко мне в окна постучали'... Герой Булгакова произносит это вслух, остальное - шепотом. Здесь элемент тайны, даже мистики и, наконец, намек на визит влиятельного мужа Марго. Ведь есть же факт, что 'красный генерал' Шиловский, муж реальной Елены Булгаковой, грозил в свое время ее любовнику пистолетом.
Мачо. Не слишком убедительно. Вот моя версия того же события: за окном помраченного художника ждала нечистая сила, после общения с нею он вернулся недели спустя, оборванный, неадекватный. Да и он ли вернулся?
Инженер. Спасибо. Но я о другом. В фильме весь этот авантюрный налет, который и отличает настоящую литературу от голого памфлета, начисто убит подменой: 'Через четверть часа после того, как она ушла, меня арестовали'. Булгаков никогда ничего не говорит просто так. Если сказано, что 'она покинула меня', то именно это и имелось в виду. Покинула - не ушла! И почему арестовали после того, как покинула? И почему так вовремя покинула - перед самым арестом, видимо, не слишком 'удобным' ни ей, ни тем более ее высокопоставленному мужу?
Диссидент. Вы не знаете, что такое репрессивная машина, вы, сталинский вы... не можете знать, что такое - ужас невинной жертвы перед адовым молохом сталинщины!!! И слово 'постучали' в устах мастера - это маленький компромисс, это вынужденный эвфемизм слова 'арестовали', сделанный по робости!
Мачо. Вопрос: чьей робости? Доведенного в дурдоме до отчаяния мастера или автора Михаила Булгакова, либо же кино-соавтора Владимира Бортко?
Диссидент. Обоих, всех!
Инженер. Резон, может быть, и сильный, но он вдребезги разбивается о единственную фразу Маргариты, сказанную с изощренной иронией. Помните, что и как выкрикнула она приятелю Могарыча: '- Алоизий? - спросила Маргарита, подходя ближе к окну. - Его арестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?' Фамилия могла быть любая. Например, Ягода или Ежов, а, на худой конец, и какой-нибудь майор НКВД. Смысл в чем?
Чекист. Тут и ежу понятно. Тот самый Булгаков, которого гражданин Майкоп винит в трусости, втюхивает в дерзкие губы Маргариты отважную крамолу.
Мачо. И крамола, к тому же, звучит не просто задиристо и безрассудно, но, пожалуй, что с лихим вызовом и издевкой по адресу того, кто стоял за окном, кем бы он ни был! Чего не стоило делать автору экранизации, так это затевать отсебятину с затянувшимся обыском мастера. Булгаков здесь ограничился загадочным намеком с широким допуском трактовок.
Глава проекта. Полагаю, примеров довольно.
Внук предка. Что же остается от Бортко и его фильма?
Глава проекта. А что Бортко? Могла ли заурядная вещь, поделка сотворить весь этот 'Геллеспонт'?
Гелла. Объявляется пауза на обед. Меню от Арчибальда Арчибальдовича. Параллельно - виртуальная экскурсия по булгаковской Москве.