Плотников Владимир Иванович : другие произведения.

Явление Хорька

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Просто абсурдно-идеологический фарс про то, как пьяные лаборанты эту страну угробили...


   Явление Хорька
   Самая фамильярная ahinea
  
  
   Абсурдно-идеологический фарс
  
  
   Из цикла "Д р у с б А и А И Ф"
  
  
  
   От автора. Любые ассоциации с реальными лицами или событиями прошу считать невольным плодом вольной фантазии прочитавшего...
  
  
   Пролог
  
   Турка страдал за фамилию. До букваря - за верное произнесение. После - за написание. И надлежит заметить, не тот это случай, когда фамилию хотят облагозвучить.
  
   С малышества Турка вел смертный бой против Ломоносова. Михайлы Васильевича. Того самого. Бывало, услышит только "Ломо...", и пошел носы крушить, челюсти отворачивать.
  
   Дуля в том, что фамилия туркина на месте "с" запиналась об "г". И хоть разбейся! Потомственный, казалось бы, ЛомоноГов. Но все как сговорились: ЛомоноСов... ЛомоноСов... А чё в нем путного? В Ломоносове? Как деньги получать, - непременно Ломоносовым запишут. Потом доказывай, что это тебе, а не ему. И вообще, кто б ответил: "Чем ломом в нос гуманнее подножки"?
  
   Про отчество Туркино родные уже не заикаются.
  
   Фига в том, что Ломоногов-дед (Ламарк Сибирьянович его звали) был мичуринец. Стихийный. Отпрыска поэтому нарёк... Лучше, однако, шепотом: Напопокрас. Что изначально означало: "НАшим ПОмидорам ПОвышенную КРАСность". Следуя заветам папаши, Напопокрас для чада выбрал боевое: "Армии Трудящихся Ура". АРТУР то бишь.
  
   Кукиш в том, что симбиоз "Артур/Напопокрас" оказался термоядерным. И уже в ясельках Артурка повелел звать себя Туром. Детки поняли. И ровно через секунду Ар-Тур навечно заделался Туркой. А на компот: "Попа Красная"...
  
   В общем, рослось-училось Турке зашибись. Но институт кончил. И распределили его в лабораторию. И двинул он туда с единственной целью: "Либо пан, либо попа", в смысле: "попал"...
  
  
   Шаг первый "Бычковый"
  
   Лаборатория оказалась "дочкой" института... Научно-исследовательского... гуманитарных проблем... и как бы даже толерантности. 13-строчную вывеску Турка не дочитал. Только концовку: "...имени Гейдар-заде".
  
   НИИшным турникетом управлял бдительный старух. Изъяв туркино распределение, старух давай его нюхать: вдумчиво и громко. Потом как сморкнет: "Апчхи-и-и... и ступай, касатик, наверьх". Касатик и потопал.
  
   Уже попав наверьх, Турка долго еще карабкался железной лесенкой. Выкарабкался к зеленому чердачному люку с желтой размалёвкой: "ЛАХОР". Точно в издевку над заоблачностью положения, ЛАХОР оказался чердачным сараем. Стружка, опилки, ящики... Загоны, корытца, тазики... Всяко-разные мисочки с крупой, травой, помётом. Причем, не обязательно голубиным... Плюс незаслуженно долго-жительствующая мебель. Довоенный ржавый громкоговоритель, похожий на квадратное ухо, сплюснутое бульдозером... Амбалистая радио-тумба с дубовым верьхом... Черный телефон-полупудок... И все это под коврами... Пыли, паутины, птичьих приветов. Окно? О, да! Одно, но серьезное. Еще точнее: круглый чердачный иллюминатор.
  
   Первым, кого застукал Ломоногов, был раздумчивый старичок годиков 32-х. Плешивый. Востроносенький. Губастый клюв селезня-мутанта. Крысиные зенки диаметрального разбега. Росточком не выше лево-соседней ёмкости для просушенного кактуса. Старичок упоённо травился "бычками". Ловил он их в синюшной коробке "Прибой" и беленькой: "Дымок". Запеленговав хлопок дверки, старичок очень придирчиво уставился. Может быть, и на вошедшего. Еще точнее: на вползшего. Сказывать он ничего не вякал. Лишь безостановочно чавкал, давился перманентно точащейся слюной, мудро всхлипывал и нервно ёрзал крупнокалиберным задком.
  
   Приняв вызов, Турка заискрил. С богом данных 2,07 метра над уровнем плинтуса, мрачно, исподлобья. Оттуда же вскорости покатились литые, как утюги, фиолетовые слезы. Уж такое у парня качество. Растеряется чуток, и ну слезу катать. А глазоньки не простые. Восемь целковиков одною дыней свекольного настоя.
  
   - Ты цыво, зязя? - цыкнул Турка: в надрывные моменты судьбы он забывал примерно четверть букв... Из той, разумеется, половины азбуки, которою владел.
  
   Старичок 32-х годиков меланхолически лыбился и отпускал колечки дыма. Робко ощупав бесконечно сосредоточенный пах Ломоногова, колечки испуганно шарахались вверх. И там вдребезги разбивались о переломанный нос. Еще точнее: 12-перстный лиловый хобот. Носом своим Артур Напопокрасович гордился. Реже нюхал. При нужде бил, скажем, крутые яйца. На спор и греческие орехи уделывал. Если глядеть сбоку ... ("А прямо на Турку, прямо скажем, лучше не пялиться". Добрые советы папы Напопокраса, N 1)... рубяще-нюхательный агрегат удивительным образом копировал пЕред "ТУ-104".
  
   - Ыззеваисся, та? - Ломоногов тонально перестроился на высокогорный хор маралов. - Сясь вить тюкну. - И улился слезою.
  
   Над голым темечком дедули бугристо взвился "ледоруб". Опережающе рыгнув, лысец сглотнул "бычка" и пропахал шнобелем клеёнку. Ссаненькие порточки набатно грохнулись вниз. Кактус вздрогнул и свергнул на "Дымок" ржавого хорька. Хорёк был зол, уродлив и смердяч. Издали он походил на карликового гризли. Кумачовый, внатяжку, сюртучок игриво поскрипывал на тряских жеребейках грызового жира.
  
   - Кйыса!!! - Кукарекнул Турка, вспархивая на лабораторный стол.
  
   - Кррррак!!! - Все четыре ножки сложили каблучки по центру. От вестибулярной загогулины Туркин разум погас.
  
  
   Шаг второй "Пельменный"
  
   Отдраив люки, Турка увидел над собой... пельменя. Дебелый, в полосатой фуфайке, с лицом безусого моржа. Дефицит волос компенсировался лохматой папахой, гривою морщин и богатырской оптикой в роговой арматуре. Не исключено, что из моржовой кости. Пельмень увлеченно выдергивал из туркина носяры кактусные жальца.
  
   - Мой голубь сизокрылый. - Гнусаво и скомкано доносилось из набитой утробы. - Оё, проснулося. Как звать, с чем жрать?
  
   - Турка я, Ло-мо-но-гов. - Вычёсывая по слогам, ответствовал гостенёк.
  
   - Мамоньки моё! Никак Михайла!? Ах-ах, да нешто тот самый мужичок архангельской? Из тех самых Холмогорьев?! Ох-ох, свет ты наш батечка Михайла Васильич! - бухтел очкарик невнятно, да и как взовьется. - Товарищи трудов моих, к нам пожаловал Ломоносов!!!
  
   - Не -СОВ! - Наливаясь малиновым протуберанцем, возопил Турка. - А -ГОВ!!!
  
   - НО! - засомневался пельмешек и взбрыкнул, как ужаленный мерин.
  
   - ГОВ! - еще громче рявкнул Турка.
  
   - НО! - еще задиристей поддразнил толстячок.
  
   - ГОВ! - Турка взял октавой выше
  
   - НО! - не уступал пельменный вид.
  
   - ГОВ!
  
   - НО.............
  
  
   Шаг третий "Хреновый"
  
   Боковая дверь в лабораторию распещерилась. Дырку законопатила оптовая партия из серии: "По нам рыдает вытрезвитель". И на каждом полосатый забубенного размера ватник.
  
   - Вау! Новенькой! - Всхлипнул, хрустя грифелем, длинный кривоногий блондин. Патлы слева - рыжие, справа - "в яблоках" зелёнки и чернильных клякс. - Ну, давай знакомиться, чувак. Бестётушкин. Толян. По отчеству Базарович. Вау-вау! Чиз....
  
   - А я Бездедушкин. - Запоздало рекомендовался гундос, похожий на безусого моржа. А еще больше - на сугубое падло. Что за горох взялось, да не разжевало. - А это, - падло любовно щипнуло томатные щеки старичка годиков 32-х, - конструктор наш Аркаша. Аркаша малость перегрелся. С ним завсегда так. После девяти. Утра то есть... А вот ежели после двадцати четырех, то он у нас натурально паровой прибор Ползунова. Уатт-Уатт-Уатт, Уатт-Уатт-Уатт! - Очкастый потешник довольно закудахтал.
  
   - Я Аркаша. Жена у меня как бы Райка. Так и кличут Аркашей райкиным. - Обнажая левый глазик, просепетил конструктор и выплюнул "бычок". Окурок угодил в глаз задремавшему хорьку. Грызуил взвизгнул и метнулся к багровой иллюминаторной шторке. Замелькала позолота вышитого Ильича. Бархатные складки пеленали агрессора, как щупальца осьминога.
  
   Это не занавеска, сообразил Турка. Переходящее Красное знамя. Победителя социалистического соревнования. Гордость каждого первого советского коллектива. Потому что каждому второму знамя не доставалось. Никогда!
  
   Турка заворожёно взирал, как отплясывает последний свой гопак дорогой Ильич... Профильный. Типовой. Флажковый. Эх, Владимир Ильич! Ленина Турке сделалось жалко. Искренне. Не то что Ломоносова.
  
   Тучный грызуил вконец запутался, раз-два дёрнулся и утух.
  
   - Сдохнет, небось. - Жизнерадостно предположил Турка.
  
   - Хрен! - Грянул басом нескладный дылда без плеч. Дылда обитал в толстых линзах на йодированном пластыре и чешках 50-го размера.
  
   - Живучий? - Догадливо кивнул Ломоногов, вторично овладевая знакомой половинкой алфавита.
  
   - Хрен я! Я - Хрен, Фригильда Касторовна*. - Дылда ткнул(а) себя в отсутствие грудных холмиков. - Надеюсь, у вас есть достаточно цивильный табак? Только не "Шахтерские"?
  
   - Хрен! - дружелюбно оскалился Ломоногов. - То бись: дазе не надейся.
  
   - И это верно, товарищи. Потому что таким товарищам не хрен на хрен надеяться. - Морщавый пельмень Бездедушкин одобрительно нажёвывал тесто. - Позвольте расшифроваться! Ляксандра Яковлевич, парторг. Общественный идеолог коллегиального прогресса.
  
   Товарищ Хрен сдёрнул(а) запотевшие лупы. Лицо оказалось без признаков глаз. Хрен рьяно надраивал(а) окуляры дворницкой рукавицей.
  
   "Эге! А варежка-то не проста", - усёк Турка, косясь на двустороннюю аппликацию рукавицы. - "Один лысый, второй борода. А рожи-то знакомы. Ну как же, обои лауреаты нобельские. Обои диссиденты. - Уверенно выстраивал он ассоциативный ряд. - И обои на букву Сы, понимаешь. Который писатель, выслан наружу рукавицы: где ладошкин тыл. А которой академик - унутрь кулака. Оё! Вот чего бойся-то"...
  
   - Все призовые знамена скушал. - Любовно слезясь на пульсирующее знамя, вздохнул Бездедушкин. - Все грамоты почетные и похвальные. Все благодарности. Все дипломы. Все знаки "Ударника пятилетки". А видели бы вы, товарищ Ломоногов, как он начал, как пошел! По большому ведь пошёл! Картинную галерею загрыз. С гвоздями! О, вы не знаете, какие там были типажи! Зря гадить не берусь, сами политинформацией наслышаны: Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Ленин В.И. Основоположников переварил, за членов принялся. Политбюро которые... Опять же не подавился. Одно слово: грызучая моль коммунизма. И остался нам теперича вон тот кубок...
  
   - Цё за кубок? - Фиолетовые дыни Турки пылали неподдельным восторгом.
  
   - Поди, разбери! - загоготал рыжий детинушка Бестётушкин. - Текст-то матюгами перехреначен.
  
   Товарищ Хрен истерически подпрыгнул(а) и с ходу обосновал(а) новую версию:
   - С аутогеничной тождественностью очевидствую: это есть кубок призера Пионерской зарницы за 1967 год. -- Цифра 1967 там прорезана достаточно вПУкло.
  
   Толян Базарыч резво сгонял и засвидетельствовал...
  
   - Юбилейный! - Александр Яковлевич выдавил слезы из ноздрей. - В честь 50 лет Октябрю. Да, товарищи, понапрасну гадить не стану: наша революция не всякому хорьку по зубам! - Такими высокими словами эрудированный пельмень завершил коротенький ликбез.
  
   "А кубок-то, поди, из хромированной жести", - подумал Турка.
  
  
  
   Шаг четвертый "Пахучий"
  
   Из дверного провала выпал следующий кадр. Еще точнее, куб. До полутора метров с кепкой. Прессуя Турку брюхом, куб выставил чугунную лепешку:
   - Ну, здорово, бродяга! - и сладостно захрюкал.
  
   Турка сторожко просунул руку навстречь. Заловив ладонь, куб дури попытался ее выломать. Не тут-то было. С тем же успехом он бы мог гнуть наковальню. Меняя подход, бугай треснул костяшками гостя о стол... Еще точнее: по клеёнчатому верстаку. Хрясть!!! По новой... Хрясть! По новой... Всякий раз, удачно припечатав туркину конечность, дурак ликующе хрустел четырнадцатью зубами. И при этом крыл аудиторию удушливым муссоном. Пипл в корчах загибался. На девятой попытке клеёнчатый "дал дуба". "Центр муссонов" сам все чаще искал пятый угол. Турка пошел в контратаку. Хоп! Его колено чокнулось с набухшим омлетом визави. Хрясть - бронзовый кулак выровнял холку.
  
   - Свой, свой муд...ла!!! - влюблённо загулькал пельмешек Бездедушкин.
  
   - Улугбек... уй-уй... Гамилькарович... ой-ой... Пук... - пробубнил разложённый куб, хаотически муссонируя, и выхаркнул два зуба. - Я не обживаюсь.
  
   - Он не обзывается, - перевел(а) товарищ Хрен, фильтруя воздух рукавицей.
  
   - Пук фамилие моё. - Выдохнул Улугбек Гамилькарович, еще туже натягивая кепку.
  
   - Фамилиё евойный - Пук. - Подтвердил Базарыч, хрипло отдуваясь в фуфайку. - Товарищ Пук у нас комиссар хорьковой безопасности.
  
   - Комиссар? Ха-ха-ха! - Едва не усикался Турка, строя хтонические рожи, и вдруг решительно заблеял. - КХБ, КХБ, КХБ...
  
   - Вау, вау, вау! - ржал кляксобородый Толян.
  
   Общий восторг достиг апогея.
  
   - Ах, до чего же славно! Вот что, касатик, а иди-к ты, право, прямиком да к товарищу Дзержинскому. - Сказал Бездедушкин, подводя черту.
  
   "Дзержинскому? Я не ослышался?" - сосредоточенный туркин пах рассеянно поджался.
  
  
  
   Шаг пятый "Реформаторский"
  
   - Цто такое Дзерзинский? - вкрадчиво проквакал Турка.
  
   - Как бы польский как бы романтик. - Конструктор Аркаша обнажил правый зрак и бойко удавил сплющенный "Дымок". Оттуда нервно запрыгали "бычки" разных широт.
  
   - Не музыка? - напряг память кровный враг русского энциклопедиста Ломоносова.
  
   - Не исключу, что поэзия... и даже как бы этой страны. - Внес очередную поправку Аркаша, чадя сбитеньким крепышом марки "Шипка".
  
   - Еще точнее, эмиграция первой волны. - Исторгнул(а) товарищ Хрен, сморкаясь в академический фас рукавичного диптиха.
  
   - Джердзыньский - это наш дворник и как бы завхоз. Он выдает спецовки, фартуки и рукавицы. Гадить понапрасну не стану, но вам, - пельмень Александр Яковлевич на глаз замерил кубатуру Ломоногова, - сугубо по спецзаказу.
  
   - И не вздумайте верить Джердзыньскому, - жарко зашептал Турке Бестётушкин. - Соврет - достаточно недорого как бы возьмет. Он только этим у нас как бы и промышляет. Уж как начнет как бы заливать - лапы подставляй и как бы умывайся! Вау-вау!
  
   - Наш Толик, он же как бы Барбаросса, он же как бы Ржавчик, завзятый западник. - С нотой горлового обожания пророкотал(а) Ф.К. Хрен. - По прошлому году он и был у нас как бы мажордом и, по-нашему говоря: достаточно настоящий, не коммунящий.
  
   - Вау, вау. - Ностальгически подвыл Толян Базарыч.
  
   - Во-во, все имущество с кассой взаимной терпимости за неделю по миру пустил. - Недобро захохотал идеолог А.Я. Бездедушкин, срывая полфунта оптики. - Пришлось засадить его за высокие, в смысле, кровельные, технологи и остаточные ноу-хау. Так и на крыше он все уже гвозди перегнул. Микроскопом. А жесть с шифером оптом толкнул. На бартер. Не слыхали еще такого слова? Ничё, какие ваши годы! Однако, гадить зря не стану, есть и у Толяшки даровитость. По выходным бабкины ромашки впаривает. У посольства. Мастер-класс!
  
   - Что характерно, не деревом берёт - зеленью! И дают ведь! - Вставил, позевывая, райкин Аркаша.
  
   - Западным дипломатам толина расцветка импонирует. - Ласково рыкнул(а) товарищ Хрен.
  
   - Достаточно как бы космополитическая. - Подкинул махорки Аркаша.
  
   - Вау, вау... Чер! Вау, вау, Чер! - Воспламенясь от паюсных слов, Анатолий Бестётушкин гордо затряс ясно-породной, девственной ржавчины чубом.
  
   В этот момент хорек разметал лоскутья изжеванного бархата и плотоядно огляделся. Медвежий носик фыркнул, застыл и хищно принюхался. Легкий сквознячок дразнил упоительною вонью незнакомых штиблет. Зверски прицелясь, грызучая моль коммунизма яростно сиганула на туркин башмак. Обратно тварь летела далёко и надолго. Если точнее: в личную кормушку с экскрементами.
  
   - Ну, теперь, дорогой товарищ, вы, надеюсь, догадались, как кличут нашего питомца? - Лукаво осклабился Александр Яковлевич, дружески помигивая Турке. - Зря гадить опять же не стану, но всю кашу опять же заварил Аркаша. Аркаша у нас заглавный мозговой мотор, инкубатор идей. Может, вы уже и слыхали про него? Джалябес, Аркадий Елпидифорович. Прошу любить и не жаловаться. Без толку. На него и журнал "Коммунист" уже напИсал, как на перспективного реформатора. Не читали? Ну, как же! Знаменитый ЭКОХОР! "Еще опытный, но уже достаточно великий и как бы ленинский почин номер два", это я передовицу цитирую, про то, как нам на хорьках валюту и электроэнергию экономить. Зря гадить не возьмусь, но еще по прошлому лету паслась у нас тут цельная хорьковая колония...
  
   - А таперичи один вот ептот. Епспериментальный. - Шумно разогнулся товарищ Пук, кое-как нашедши себя и зубы.
  
   - Фу, Пук! Не подпускай, не подпускай, фу, фу... - Возроптал коллектив, спаянно затыкая носы и огораживаясь. Сын Гамилькара обиженно попятился.
  
   - Один-то он один, зато имя на десятку: Чер! - Гордо, будто примеряя чепец, выпыхнул(а) товарищ Хрен с дымом "Казбека".
  
   - Зря гадить, апчхи, не стану, но тут особая, апчхи, история! - Зачихнувшись горными дымами, сообщил товарищ идеолог. - По первой поре назвали мы нашего грызуила оченно важнецки: Червонец назвали. Однако вскорости сделалось ясно, что большею своею частью он форменный ВОНец. Что делать, кто виноват? Ну, срочно замутили внеочередное общее собрание учёно-трудового коллектива с привлечением докторантуры головного НИИ глобальной терпимости. После пятидневных прений и баталий с шестьюми, согласно регламенту, сломанных носов, было порешено: заднее, вонючее, упразднить. Переднее, благородное, оставить. Отсюда и пошел весь этот Чер!
  
   - Пойду-ка я к чер..., тьфу, к товарисцу Дзерзинскому, - буркнул Ломоногов, которому от упоминания cломанных носов резко поплохело...
  
  
   Шаг шестой "Промежуточный"
  
   Турка миновал проем, как брешь в руинах. Дальше темнело пространство с конторками. Их равномерно облегали кучки желтых промокашек. И строго по одному карандашу. Пол, естественно, застилали опилки, карболки, труха, стекловата. В левом уголке горбатился битый микроскоп... В правом - зерновой совок, ёмкость типа "чугунок" и шесть рулонов дерюги.
  
   Стену напротив украшало окно из разрисованной мешковины. Вторую, через нее он зашел, подпирало громко храпящее существо. Судя по тембру, мужское. Как бы мужчина издавал жизнь в правом уголке. А для лучшей сохранности укрывался за половинкой кассовой будки. Две ее четвертинки и зальная угловина образовывали кабинетик. Турка заглянул в рубленый овал кассовой амбразуры. По центру, на широкой спине, дыбился абрикосовый жилет. Сбоку метался белый галстук в черную фасольку. Ближе к стенке обозначилась лысина. Она целиком тонула под баклажанной шапочкой в форме Медузы Горгоны. Дебелый корпус был повёрнут задом. Тесня лобешником капитальную стену, человек в берете оголтело дрыхнул. Дольше уже смотреть не хотелось.
  
   Третью стену... У Ломоногова крякнули зубы и ребра!!! Третью стену занимал писанный до ляжек безраздельный вражина и ненавистник... Михайло Васильевич Ломоносов! Первый русский университет...
  
   Перехватив жевалом уже взлетевший кулак, Турка бессильно заплакал и отвернулся...
  
   О! Там прятался еще один - на этот раз зелёный - люк. На нем размашистыми буквами оранжевело: "Завхоз". Короткий пинок - и люка не стало. Перед глазами узилась лестница с крутым загибом в рай. Итак, загадочный товарищ Джердзыньский обитал в жалком подобии чердачного райка.
  
  
  
   Шаг седьмой "Как бы чекистский"
  
   Он угадал. В утлом скворечнике, за дурно поструганными ящиками, кряхтел человечек неопределенных лет. Вихрастый. Кожаная хламида цвета ультра. Плюс настоящая чекистская фуражка. Лавкой товарищу Джердзыньскому служила кадушка. От нее исходило дьявольское амбре. Раз в минуту человечек подпрыгивал и добывал оттуда тухлую капусту. Долгое время капуста висела на ладони и портила атмосферу. Все это безвременье товарищ Джердзынский ревниво месил глазами пространство. Но потом вдруг зверски рыгал и углатывал тухлячок цельно. Чуть реже практиковалась вторая модель жизнедеятельности. Тогда кудрявый гражданин, наоборот, изысканно чавкал весь отпущенный период. До последующей вылазки. При этом он крайне строго и без антрактов молол чушь:
  
   - О, новая ХОрька приползла. Хорька, верно, думат, что наша лаборатория крайне напрягаца анализом Белуджистана и прочей Бенгалии? Напрасно думат. Мы занимамся глобальным изучением хорькА. Мой юный друг, мой очаровательный корнет, всё, всё, всё, что тебя окружат - все это Лаборатория Хорька - ЛАХОР**. Понял, сволочь?! Вы, верно, думаете, чего это он, сиречь я, на ящиках сидю, смердю? А потому что столы крайне не уважам! Терпеть ненавижу, мразь! - бешено рёвнул Джердзыньский, мотанув кулачком, и тотчас унялся. - Вот ты, верно, и не в курсАх, что в могущественной африканской империи Свазиленде столы на пиру ставят в 4 яруса? Ну, как бы нары на сваях. Однозначно, урод! Верхний гость ест, пьет и испражняца на нижних. Потому как ему высший почет и благочестие со всей Свазиленды. Однозначно, понял?! - Здесь его блуждающий глаз уперся в незаурядный обонятельный аппарат Турки. - А еще, мой милый друг, мой обаятельный клеврет, в мире набирает силу носастая солидарность. Все носачи, однозначно... ты, понял, тварь, однозначно... тянутся и поддерживают друг друга, как носороги. - Здесь липкий, пахучий мизинец тронул сизый дирижабль гостя. Турка начинал сатанеть.
  
   - Ведь для пеликана главное не любовь, а поддержка носо-товарища. Особливо, если один пеликан пережрал до обморока и пудовым клювом увалился в болото. Как наши партийные бегемоты. Однозначно! Понял, хорёк? - зырки агрессивного дворника налились бычьей кровью. - Понял, гад?! - И абсолютно ровным тоном. - И вот еще что в нашем деле важно: вы мохЕр или галлахЕр?
  
   - Кого? - Турка начинал свирепеть.
  
   - Галлахеры - это нерусские коммуняки нищенского происхождения. А мохеры - богатые жиды неважно какой национальности. Вот я, к примеру, галлахер. Бывший, бывший. Сидю, понимаешь, пердю. А наш босс в головном НИИ - мохер. Однозначно, контра! Зовут батюшку Антон Маратович Беспьерский, чай, слыхал? Эй, заснул что ля? Дятел, дятел, где твой тётел? О, проснулися! А вы в курсе, гражданин ублюдок, что наш Аркаша не токо конструктор, но и композитор? Что он, падла така, сочинят дивные оперы, мразь? Которых, оперов, уже, однозначно, два: "Белый клык" и "Муму". Он же исполнят головные партии. В особливости, удается Аркашке двойная игра, тьфу, ария Герасима и Муму: "Ыы, гав-гав, му-му, буль-буль-буль"... Однозначно, пес! Между прочим, вы мне должны будете пробутилировать курс за безопасность техники. Пока же я обязан предупредить о главном. - Здесь Джердзыньский чекистски приложил к губам мизинец. - Тсс-сс. По секрету и только однозначно вам из сугубого расположения. Заруби себе на... х... на хоботе, червь: самая тайная, но верховная причина гибели человечества - это унитазные бачки, которые падают на затылок. Однозначно! - Джердзыньский просверлил Турку безумным взором.
  
   Ну, понесло. А предупреждали! Щас такими красками расцветит. Такой статистикой убойной заквасит, что и сам черт поверит: "Унитазный бачок над головой - вещь пострашнее чумы с Хиросимой".
  
   - Скажите, а вы не тот дурашка, что ходит по городу, грызет чеснок и дарит девушкам камыши? - интимно, без перехода запел Джердзыньский.
  
   Ломоногову надоело. Ведёрный кулак накрыл завхозное ухо. Приложив желвак к углу гипсо-алебастрового сейфа, Джердзыньский мелодично сплюнул зубом. Не растерявшись, завхоз выдернул из-за пазухи огнетушку "Агдама". Элегантно сорвал пробку и всосался. Всю симфонию отличала композиционная безупречность. Казалось, что выбитый зуб - лишь тщательно продуманная авторская импровизация.
  
   - А не пора ли нам представиться? - деловито прочеканил балабол, опростав чуть менее ноль-три (0,3 литра). - Прошу любить и жаловать. Потомок императорской юриспруденции и либерально-демократической юстиции. Будущий и обязательный член Государственной думы. Джер... тире... Дзыньский...
  
   "Джер-Дзыньский. Вона как"...
  
   - А звать вас как? - вопросил Ломоногов с тайной надеждой.
  
   - Ил Гржимайлович. - Поклонился Джер-Дзыньский.
  
   - Дальше не надо. - Турка скребнул зубом и попятился к винтовухе.
  
   - Это... Как вас там? Ломоносов, куда? Я ж тебя не обмерил, орясина ты свекловичная...
  
   Турка нехотя вернулся, дал снять мерку.
  
   - И это плечи? Это же два драгуна с кобылой посреди! И это чрёслы! Это Царь-кол о кол! Ну, вот и ладненько! Ступай теперички к завлабу.
  
   - К самому товарищу Гейдар-заде? - воспрянул Турка.
  
   - Эка, куда хватил! Погодь! Будет тебе гей, и зад будет даром... Глядай пониже, бери пожиже. Завлаб наш, ясен пень, еще дрыхнет. До обеда-то ой-ой-ой! Однозначно, муди... мудрило ты наше! Впрочем, ради новичка жопу даже он приподымет. Эй, куда? А заяву? Вот промокашка. Вот карандашка, химическая, наследное по юридической линии. Палочку взял и пись-пись: "ЗАЯВЛЕНИЕ"... Теперички, и гляди, чтобы без ошибок: "И.о. заведушшему Лаборатории Хорька В.Л. Жопеногову"...
  
  
   Шаг восьмой "Душетрепетный"
  
   - Товарищ Зопеногов. - Турка робко бухнул мизинцем по табличке "КАССА". Левая пенопластовая "С", грустно шурша, отвалилась.
  
   Задом повернутый мужской экземпляр ворохнулся и хлюпнул. Баклажанный развод отпустил пару зайчиков.
  
   - Зопа, Зопа, повернись ко мне передом, а к стенке задом. - Ласково попросил Турка.
  
   От неожиданности Жопеногов издал фамильно-оправданный звук. От неожиданности Турка пошатнулся. Две ладони уперлись в раму за спиной. "Сидю, понимаешь, пердю", - отчетливо шелестнул в ушах как-бы-чекистский позывной. Турка в ужасе подбросил картину. Глухо матюгнулся потолок. Отрикошетивший Ломоносов с треском захомутал вражью шею.
  
   - Зопеногов, мать твою! Сто исчё за стучки? - заорал ломовой громила Ломоногов, нещадно борясь с картонным верзилой Ломоносовым.
  
   Мужское существо в фиолетовой беретке пошевелилось. Беспорядочно заводило васильковыми подкрылками носа. И медленно явило визитеру жирный, пористый, непропеченный беляш. Вверху пузырились марлевые навыкате ободки с бегучей клюквенной радужкой.
  
   КрасавЕц! - мысленно подивился Турка.
  
   "Сидю, понимаешь, пердю", - повторно вторгся Ил Гржимайлович Джер-Дзыньский. Сильна!.. Ох, сильна, аура как-бы-чекистская!
  
   Глаза беляша обратились в два лопающихся парашюта. Еще бы, перед ним глыбился оживший М.В. Ломоносов. И не просто, а в гибридном субстрате! Чуть ниже потолка сиял луною академик из "Природоведения". А из его гульфика рдела харя заправского бандюгана с деформированным чихалом!
  
   - ГлавноЕ нАтять. - Важно, но безбожно тасуя слоги, изрек Жопеногов и откачнулся. В ту же секунду Ломоногов одолел и поверг насевшего Ломоносова. Импортная резина 56-го калибра топтала отечественного гения. Свершилось! Картонный академик откинулся. Тать шансонный поднялся. И тать этот буквально млел от сладости победы над знанием.
  
   - В честь васу, васа честь, телепередачу делать пора. Там бы ведусий завсегда зопой к зрителю сидел. - Польстил, как умел, Турка. И всунул промокашку с заявлением.
  
   - Што такоё? - Теменная медуза зацвела багровой радугой. - Какой Зопеногов? Меня Монголойдов фамилие. Это кто вам так велел на меня пИсать? А?
  
   Ломоногов молча плюнул в дверь.
  
   - Мелзавцы! - зашипел начальник и скомкал бумажку. - Мелзавцы. Подонки! Это они меня длазнят: "В зопе ноги". Длянь! Амёбы!
  
   "В жопе ноги? Э, да этот хряк азбуку хуже меня выучил", - развеселился Ломоногов про себя. Что-что, а про себя он косноязычием не увлекался.
  
   - Белите лутьку и пелеписыте. Забоногий я. Што вы пИсыте? Не "з", а... в смысле эта, котолая: ква-ква.
  
   Молча, дабы не злить руководство, Турка вывел букву "Ж". Завлаб обрадованно кивнул. "Жабоногий, значит", - скумекал Турка и продолжил крючкотворчество.
  
   - Дальсы: тиле, тьфу, дЕфис... Забоногий дЕфис Монголойдов. - ("Жабоногий-Монголоидов", - начеркал Турка). - Не телез "и", а телез "е". - ("Жабоногий-МонголоЕдов"). - Плавильно! Ну, вот тепель славно? - захихикал Жабоногий-Монголоедов, участливо наблюдая, как стержень визави дырявит промокашку. - И где з ты, любезный, пёлсты свои посеял?
  
   Турка понял не сразу. Но понял. И смущенно поджал... их... Сперва три оставшихся на правой руке... Затем четыре - на левой. Истомно хрустнула ручка.
  
   - И-эх, шаликовая... - вскорбнул завлаб. - Последняя.
  
   - Где, где? Дык это... - Начал повесть Ломоногов. - Карбитом баловАлся. Два пальца навзничь! У третьим класси, понимаес. А в семмом из самопала поозорничал. Исчо один! Ну, а бОльший перьст... так то мине пацаны оттяпали... кады весь класс в тундру по грибы водил... да в болото навел... и мы всю ночь потом грибочки зарили красненьки, на бозых коровок похозы, а потом исчо бледненьки такие, как зонтики... токо я не ел... я грибы на увазаю... зато всю, понимаес, воду из баклазек тайком выдул... а все остальные, грибочков покусамсы, да из болота нахлебаясь, полегли. Ото они, мерзавцы, презде, чем дуба дать, надо мною покуразылись... перьст мезду пеньками сунули... баклазкой пустой заклинили... потом баклазку выбили... да пинка на троих ка-ак дадут! Я без пальца... а ентих, четверых, утром в морг. Такая вот загогулина, понимаес! С того дня зарок я дал: не воруй. В открытую. Луце тасчи неуверенно, но суверенно: пока рядом никого. Так вот и сидю, понимаес, пердю. - Под финиш былины Турка аж всхлипнул.
  
  
  
   Шаг девятый "Ху-из-ху-ический"
  
   - Свой! Матёлое теловетишше! - Промокнул в охотку зенки и Жабоногий-Монголоедов. - Звать-то как?
  
   - Турка. - Растроганно зевнул Ломоногов. Нигде дотоле не встречали его с такою лаской. - В смысле, Артур Напопокрасович.
  
   - Попа Класная. - Хихикнуло с классовым прищуром начальство. - Шутю, шутю. Наша полода. Из фамильно потелпевших.
  
   Дяденька несильно толкнул кассовое сооружение. Двустворчатый обглодок будки, рыдая, схлопнулся, как папка Гулливера. В береточке уютно развалился на плетёном канапе. Вынул из желтого пластмассового термоса спицы. Словно шпаги замелькали в умелых ручках. Перед Туркой был уж не завлаб. Мирная, уродливая черепашка вязала шерстяного Пятачка. Краешки чучела махрились от неправильных пчёл.
  
   - Сапочку сами, поди, вязали? - угодливо полюбопытствовал Турка. - Ну, береточку свою?
  
   - Это не белет. Это пятнышко лодимое. - Гордо распрямилась запятнанная Тортилла.
  
   Что ли меченый?! Турка украдчиво покрестился... Тремя. Больше и не было. "Сиди - не бзди"! - приструнил дух Ломоносова.
  
   - А по батюшке кем будете? - Сипло полюбопытствовал вслух.
  
   - Василиск Луковить.
  
   - А, Василий Лукич?
  
   - Не Василий. Василиск. Не Лукить. А Луковить, - миролюбиво огневался Василиск Лукович. На "Лукича" Жабоногий-Монголоедов завсегда раздражался. Он Луковичем был.
  
   - Тут дело истолитеское. Дедка мой, знатит, этого того... привЕлзенец был Каменёва и Зиновьёва, в ГулагАх сизывал. А сЫнку, сто лодилсЯ в тлидцать восьмом, Луком налёк. ЛУК - ето абблёватула типа "Левый Уклон Каменёва", то ли плосто "Левый УКлонист"...
  
   В переводе с фикции на дикцию остальное звучало так:
   - ...Ненависть отцову к Советам СЫнка блюл свято. Звал себя, как надо, по ситуации. В кругах диссидентов - Луком в отцовском мЫшлении. Когда же требовалось прогнуться по партийной линии - то ЛУКом, в смысле: "Ленин Учредитель Коминтерна". Правда, в шестьдесят втором, после двадцать второго партсъезда, весь этот конформизм был временно отброшен, но наплывами возвращался. Окончательно наш фамильный уклонизм победил в перестройку. И ваш покорный Лук стал Луком в начальной, папашкиной, закваске...
  
   - А Забоногий как понимать приказете?
  
   - Велоятно, как "Зелтвы большевистской ономастики". - Находчиво сформульнул Василиск Лукович.
  
   - Онанистики! - закрепляюще подправил Турка.
  
   Завлаб наморщил родовой вырост и любовно потрепал брыластый туркин жернов:
   - Свой, свой, не то што эти мелзавцы.
  
   - Р-рассказыте мне, расказыте, кто там есть кто? - сноровисто обнаглевал Артур Напопокрасович.
  
   - Кто есть кто? - Начальник воссиял ультрафиолетом. - Щас ласпишем пульку в лульку. - ("Сейчас распишем пульку в рульку", догадался Турка). - Ху из ху, говолите?
  
   - Как? Они - ху йиз ху..? - Ломоногов даже присел. - Ху йиз ху!!! Вот теперь я усё понял!
  
   - Не всё. Тислится у нас ишшо один. Олег. Его все зовут Фленя.
  
   - То есть Френя?
  
   - Ну, да... Олег Фленя. Наш и мой луководитель. Только Олегофленя всё влемя на коллектив дуется и на лаботу не ходит. Поэтому ты его вляд ли увидишь. Так што наплюй. - Нежданно увлажнившись, и.о. тронул зрение шерстяным поросенком. - Вот и дозыл! Смена вылосла. Возьмемся за луки, длузья!
  
   Обхватив туркин зад, Жабоногий-Монголоедов повлек новобранца в гостиную.
  
  
  
   Шаг десятый "Традиционный"
  
   На момент явления вождей контора грузила Джалябеса. В четыре пары рук конструктора Аркашу согнули буквой "Г" и... И погребли в футляр от контрабаса.
  
   - А чо он конструирует? - укоротясь на аршин, интимно шепнул патрону Турка.
  
   - А вы, батенька, попЫтайте, попЫтайте. Он же тут автол всёго.
  
   - Как попытайте? Он что, исчо не рассекречен?
  
   - О тём вы? Когда? До обеда коллекционилует "бытьки". А посля мы лОзым его в футлял. Эй, шантлапа! - Грозно рявкнул лидер.
  
   Члены ЛАХОРА вытянулись пятистрункой. Включая, Турку. Футляр с отцом хорьковых реформ шмякнулся на пол.
  
   - Лавнение на следину! - Гаркнул Меченый завлаб. - Товалишши, я соблал вас для того, стобы сообшшить плеплиятнейшее известие. Полку моёго плибыло. Плошу отдать тесть надезде нашей делзавы!
  
   - От имени парткома, месткома, домкома, профкома и женсовета слово предоставляется Фригильде Касторовне Хрен. Ура, товарищи! - Истинктивно, то есть моментально, отреагировал Александр Яковлевич Бездедушкин, смущенно переминаясь на лубяных кривульках.
  
   - Правильно, пускай товарищ Хрен высказытся! - затхло потянуло из дальнего угла.
  
   - Фу, фу, Пук, не подпускай, не подпускай. Фу! - Единодушно зафыркал народ.
  
   - Подь в зопу! - скомандовал Василиск Лукович.
  
   - К Джер-Дзыньскому! Только к Джер-Дзыньскому! - взревели лахорцы хором.
  
   - Ступай к Дзелзинскому, сволоть. - Скомандовал глава лаборатории, тыча мизинцем в комиссара хорьковой безопасности.
  
   Безутешно сопливля кепку, товарищ Пук убыл в...
  
   - Молви леть, товалишш Хлен! Налод здёт твоего волшебного слова. - Прочувствованно высек Жабоногий-Монголоедов.
  
   - За что я? - от неожиданности Фригильда Касторовна икнула, выплевывая "беломорину".
  
   - Да, с какого, спрашивается, хрена Хрен у нас первая? - томно усомнились из футляра.
  
   - Пускай хоть натьнёт плилитьный теловек. - Еще растроганней объяснил Лукович, сморкаясь в папаху идеолога Бестётушкина.
  
   - О'кей! Ну, выставляйся что ли, махор из ЛАХОРА? - дружелюбно рыкнул(а) Ф.К. Хрен, буцкая новенького по уху.
  
   Ответив галантным джебом, Артур Напопокрасович вывернул свой байковый жакет. В шесть секунд конструкторский футляр был заставлен "огнетушками" портвейна "777". Рядом прошурупилась баночная вертикаль. Килька, икра баклажанная, паста томатная. Бычки, обжаренные в томате, капуста морская, солянка пикантная... Отдельно, штучным сфинксом, прихерился "Завтрак туриста".
  
   - Ну, ты паря даёшь!.. В натуре чувак!.. Чмо стопроцентное!.. - с уютным идейным единогнусием, загудел ЛАХОР, односторонне кривя пасти. - Наша сволочь, наша!
  
   Первый "777" был употреблен на отливку товарища Хрен...
  
  
  
  
   Эпилог
  
   Пьянка вяло угасала. В часовой агонии отстегивался последний рядовой боец. Им был(а) товарищ Хрен. Над черным музыкальным гробиком конструктора Аркаши покачивались двое: Жабоногий-Монголоедов и Ломоногов. Еле-еле ворочая языком, Меченый завлаб обнимал чуток захмелевшего приёмыша:
  
   - Вот што, лодной. Дай-кось ухо. Секлет есть один постлашнее золота палтии. Вон вишь... - Василиск Лукович с трудом повел фиолетовой медузой. Однако Турка вектор угадал: закрома. Там в чудом уцелевшем кубке социализма мерно похрустывал хорёк. - Ты к вонютьке-то плиглядывайся, не зазымай зазля лапушку. Я на нёго, тсс, тсс, особенную пледпосылку возлагаю. Способнейший, сказу тебе, кадл. Не по дням, по тясам ластет. На смену гнилому малксизьму. Надёза наша... ша... ша... ша... ша... ша...
  
   Под сонный шёпот детский кубок вдруг - "Блямц!!!" - отплюнул жестяного товарища Ленина. Вождя мировой революции. И до кучи не успевших объединиться пролетариев всех стран. Золоченый Ильич кротко скрежетнул и отвалился пятиконечной моделью.
  
   Тягостно набрякло затишье... "Кррак!!!"... Звезадатый прогрыз в стенке кубка наполнила жирная морда оборзевшего Чера. Верховного Хорька будущего ЧЕР-ВОНЕ-чества...
  
   Турка вскинул куцапую ладонь и заискивающе проскулил: "Хайль"...
  
   В распахнутый люк пахнуло сероводородом...
  
  
   * ...Махонькое лирическое отступление. Впоследствии Турку уведомили, что Ф.К. Хрен происходит из многовековой династии звездочётов. Соответственно, все хреновы предки деток нарекали традиционными космическими именами. Мальчиков: Фомальгаут, Канопус, Уран, Ахернар... Девочек: Капелла, Вега, Спика, Проксима... И вдруг случилось непоправимое. Хотя и неизбежное. Когда родилась очередная девочка Хрен, все женские астро-номинации были исчерпаны. И Хрен-папа, Кастор Альдебаранович, ничтоже сумняшеся, взял да феминизировал "братца". Не родного, а того, что с карты звездного неба. То бишь Поллукса из созвездия Близнецов. Поллюксия Касторовна Хрен - таким яснозвучием обласкала мир большенькая из дочурок. Фригильдой младшую назвали уж так - из чистой поэзии...
  
   ** Лахор - крупный город в Пакистане (Пакистан в прежнее время назывался Западная Бенгалия).
  
   4.05.2011
  
  
  
  
  
  
  
  
  

14

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"